Тени судьбы

Глава 1 В ПЛЕНУ

Через два дня после прихода тьмы в крепость Чаллерайн леди Лорелин уехала на юг с последним караваном. Повозка медленно спускалась с горы, и принцесса молча плакала, в то время как её старая служанка Сариль болтала о всяких пустяках и жаловалась на неудобный экипаж. В этот момент принцесса нуждалась в поддержке и утешении, даже если бы это и не исцелило её сердце, полное отчаяния. Но Сариль, казалось, не обращала внимания на рыдания госпожи, не чувствовала молчаливой боли девушки, которая глядела ослепшими от слез глазами на оставшиеся позади холмы. Она лишь протянула принцессе платок, когда та не смогла найти своего.

Повозка, последняя в ряду сотен других, со скрипом двигалась вперед по уходившей на юг Почтовой дороге. Огибая холмы, повозки направлялись вниз, к заснеженным равнинам. Наконец Лорелин перестала плакать и преклонила колени на одеяле у откидного борта, глядя назад, в сторону крепости, и не говоря ни слова.

Время шло, и мили медленно тянулись под хлопанье полотняной завесы, потрескивание досок, звон упряжи, топот конских копыт, однообразные крики возниц и перекрывавший все эти звуки скрип оси и окованных железом колес, которые катились по обледеневшему снегу.

Ближе к вечеру караван взбирался на пологий холм, склоны которого были засыпаны снегом. Взгляд Лорелин все ещё был прикован к далекой крепости на севере. Наконец повозка достигла вершины холма и начала спускаться, и Чаллерайн полностью скрылся из виду.

- Ох, Сариль, боюсь, я совсем испортила твой платок, - сказала Лорелин, поворачиваясь к своей спутнице и протягивая ей скомканный кусочек полотна.

- Не волнуйтесь, миледи, - ответила Сариль, забирая платок. - Ой! Какой же он мокрый! Этих слез хватило бы на несколько лет.

Она взяла платок двумя пальцами.

- Лучше встряхнем его, а то он превратится на морозе в льдинку, твердую, как камень.

- Брось, пусть он замерзнет, - печально ответила Лорелин. - Лед - не слезы. Не буду больше плакать. Может, Модру и всемогущ, но...

При упоминании врага из Грона Сариль сделала быстрый жест рукой, словно написала в воздухе руну, защищавшую от Зла.

- Думаю, миледи, это имя лучше не называть - я слышала, даже простое упоминание привлекает его темную силу на говорящего, подобно тому как магнит притягивает железо.

- Сариль, - выбранила её Лорелин, - не говори ерунды: что ему может быть нужно от женщин, детей, стариков и больных?

- Не знаю, миледи, - ответила Сариль с сосредоточенным лицом и покосилась через плечо, словно опасаясь, что кто-то мог подкрасться издали, - и все же я видела собственными глазами, как магнит притягивает железо, и знаю, что это правда. Так что нет причин сомневаться, что и другое столь же верно.

- Да нет же, Сариль, - ответила Лорелин, - одно вовсе не предполагает другого.

- Может быть, и нет, миледи, - ответила Сариль немного погодя, - и все же я бы не стала искушать его.

Они больше не говорили об этом, но слова Сариль, казалось, продолжали звучать в сознании Лорелин весь этот день.

На закате они разбили лагерь в двадцати двух милях к югу от горы Чаллерайн. Хотя возницы несколько раз останавливали караван по дороге, чтобы покормить лошадей и дать им отдохнуть, эти привалы не шли ни в какое сравнение с ночлегом в лагере. И теперь, когда караван остановился, Лорелин прошла туда и обратно по всей его длине, составлявшей около двух миль, разговаривая с людьми и стараясь их подбодрить. Ей встретился принц Игон, который был занят тем же.

Когда принцесса наконец вернулась к костру у своей повозки, Сариль уже приготовила жаркое. Раненый Хаддон грелся, сидя поблизости на бревне, и ел, несмотря на увечную руку, с волчьим аппетитом. Лицо его было бледным и изможденным.

- Миледи, - сказал он, пытаясь встать, когда принцесса внезапно появилась из темноты, но Лорелин остановила его.

- А теперь, воитель Хаддон, - сказала принцесса, беря миску с едой и чашку травяного чая и усаживаясь рядом с солдатом, - поговори со мной о моем господине Галене, ведь ты знаешь, как мне хочется услышать о нем.

И до глубокой ночи Хаддон рассказывал о том, как сражалась на севере сотня Галена. Пока он говорил, к костру подошли лорд Игон и капитан Джарриель, сопровождавший его повсюду. Глаза Игона сверкнули в темноте, когда он услышал о попытке найти во тьме армию Модру.

- Мы ехали мимо Серебряных холмов к горам Ригга, - сказал Хаддон, погрузившись в воспоминания, - но ничего не нашли: мрак Модру скрыл все. Мы повернули на север, в сторону Бореальского моря, и, наконец, наши поиски принесли плоды, но плоды горькие, ибо мы обнаружили огромные полчища, которые двигались на юг по опасной местности вдоль границ Ригга. Из темных ущелий и глубоких пещер в тех мрачных скалах они выходили тучами, и число их все время росло. С ними были валги, бежавшие вдоль флангов, и мы не могли подойти близко: эти темные звери почуяли бы нас издалека и предупредили врага раньше, чем мы смогли бы укрыться. Король Аурион называл их псами Модру.

Хаддон умолк на минуту, пока Сариль, которая слушала с расширившимися глазами, наполняла чашу воина.

- Мы послали гонцов в Чаллерайн, - продолжал Хаддон, - чтобы известить короля о нашествии.

- Ни один не доскакал, - мрачно сказал Игон, покачав головой.

- Значит, они были убиты в пути, мой принц, - ответил Хаддон, протягивая вперед руку на перевязи. - Раз валги загрызли Бедера и чуть не сделали того же со мной, то, вероятно, их добычей стали и те, кто был послан с вестью в крепость.

- Принц Игон говорит, что ты рассказывал о гхолах, - сказал капитан Джарриель.

- Да, - ответил воин, задумчиво глядя своими глубоко посаженными глазами, - гхолы там есть, и они ездят на конях Хель. Много раз они нас преследовали, но лорд Гален всегда ускользая от них, даже в снегах. Принц умен и хитер, как лиса. Мы выжидали благоприятного времени для удара, когда поблизости не было бы валгов и небольшой отряд отстал от войска. Тогда мы налетали на них, подобно ударам молота Адона. Мы мчались назад, и кони Хель преследовали нас, но вороной жеребец лорда Галена летел на север, и мы за ним. Мы скакали по утоптанному снегу, стараясь спутать следы своих и вражеских коней. Так мы неслись и вскоре скрывались за холмами и среди скал, наблюдая за гхолами из-под покрова призрачной мглы, насланной самим врагом.

- Ты хочешь сказать, что их зрение не лучше нашего? - Казалось, принц Игон удивлен. - Я думал, все ночное отродье хорошо видит в темноте.

- Не знаю, могут ли они видеть в обычной темноте, но лорд Гален говорит, что призрачная мгла ослепляет их глаза так же, как и наши. Хаддон допил чай. - Это я точно знаю, я сам не вижу во тьме дальше чем на две мили, и даже на этом расстоянии все расплывается: движение войска, много гхолов на конях Хель и иногда склон горы - только это я мог разглядеть издалека. Даже более близкие предметы в этой мгле невозможно было рассмотреть в деталях: в нескольких шагах уже не различаешь цвета.

Принц Игон кивнул: он тоже знал, что такое Зимняя ночь.

- Я слышала, эльфы видят дальше всех смертных, - сказала Лорелин. Возможно, их взгляд пронзает даже тьму.

- Не исключено, миледи, - ответил Хаддон, - и все же необыкновенные глаза надо иметь, чтобы видеть в такой мгле.

Необыкновенные глаза. Непрошеный образ возник в уме Лорелин: принцесса внезапно представила, как Такк пристально глядит на неё своими широко раскрытыми сапфировыми глазами, и она подумала о глазах-самоцветах маленького народца.

На рассвете беженцы наскоро позавтракали, в то время как возницы запрягали лошадей. Лорелин помогла лекарю наложить мазь и свежую повязку на раненую руку Хаддона, и врач объявил, что уже можно отказаться от перевязи. С педантизмом, свойственным людям его ремесла, он попросил воина быть осторожным. В ту ночь, когда происходила битва, рану прижгли раскаленным лезвием клинка, чтобы вытянуть яд или, по крайней мере, приостановить его действие до рассвета. Сейчас оставалось долечить ожог и рану: дневной свет и заклятие Адона обезвредили яд валга.

Скоро все было готово, и по сигналу рожков караван снова отправился в путь, продолжая двигаться на юг по Почтовой дороге - от крепости Чаллерайн к долине Сражения, Каменному холму и дальше. Весь день повозки трясло по обледеневшей дороге, и для Лорелин короткие остановки были желанным отдыхом.

Она редко виделась с Игоном: вместе с капитаном Джарриелем он скакал впереди, чтобы первым получать вести от разведчиков из сопровождения каравана.

Но Сариль составляла компанию принцессе, и они коротали вечерние часы за разговором, утром же раскладывали гадальные карты. Однако сегодня игра не оправдывала ожидания Лорелин: чем дольше они играли, тем больше ей становилось не по себе. Хотя набор Солнц нес только добрые предзнаменования, её глаза искали лишь четыре Меча и Темную Королеву, и принцесса вздрагивала всякий раз, когда переворачивалась карта. Наконец она попросила Сариль прекратить игру, больше не находя в ней удовольствия.

К вечеру следующего дня Лорелин, по своему обыкновению, сидела и пристально глядела из-за полотняной завесы назад, на убегавшую вдаль дорогу. Начинались округлые степные холмы - караван приближался к границам долины Сражения. Позади остался немалый путь, и принцессе начало казаться, что они в безопасности.

Внезапно её взгляд уловил движение бегущей лошади, и она услышала звук рога: это был один из разведчиков, скакавший во весь опор, чтобы нагнать караван. Скоро он пронесся мимо, тревожно трубя в рог. Снег вылетал из-под копыт скачущего коня, когда он умчался на юго-запад к головным повозкам, и сердце Лорелин беспокойно забилось при виде этой спешки.

Прошло время, и принцесса снова услышала стук копыт: Игон, капитан Джарриель и разведчик скакали на север, и плащи их развевались на ветру. Они свернули с Почтовой дороги и понеслись к вершине холма, где и остановились. Они долго стояли неподвижно, глядя назад, на север, в сторону Чаллерайна, оставшегося теперь далеко за горизонтом. Лорелин всматривалась в их темные силуэты, выделявшиеся на вечернем небе, и её сердце снова забилось в тревожном предчувствии: было что-то знакомое в этих трех фигурах. И тут она поняла: как они похожи на древние деревянные изваяния Трех Вестников Судьбы Гельвина; и с этим открытием словно темная пелена опустилась ей на грудь, ибо то была страшная повесть.

Наконец Игон и Джарриель повернулись и поскакали вниз по заснеженным склонам, оставив разведчика позади на холме. Кони помчались к медленно двигавшемуся каравану и скоро его нагнали. Джарриель поскакал вперед, Игон же повернул Ржавого к повозке Лорелин. Она широко откинула завесу и спросила, стараясь перекричать грохот колес:

- Что это? Что вы видели на севере?

- Это Черная стена, миледи, - мрачно сказал Игон. - Она постоянно движется на юг. Думаю, вчера, возможно в полдень, тьма захватила крепость Чаллерайн. Скорее всего, сейчас он глубоко погребен во мраке холодной Зимней ночи. А стена движется, и если ничто не изменит её направления, завтра утром она настигнет караван. Сегодня вы и я должны подготовить всех к этому страшному событию, которое может сокрушить их дух и остудить огонь в их сердцах. Надо подумать, что сказать им и что делать дальше.

Игон отогнал Ржавого назад, и огромный чалый конь послушно поскакал туда, куда направил его всадник.

Эта весть наполнила ужасом сердце Лорелин, и она безутешно горевала о тех, кто остался в крепости: Аурионе, Видроне, Гилдоре, маленьком народце (особенно о Такке), обо всех воинах и немного о Галене. Она повернулась к Сариль и увидела, что пожилая служанка плачет и дрожит от ужаса, - она ведь тоже слышала все, что сказал Игон. Лорелин прижала Сариль к себе и утешала, как потерявшегося ребенка. Но Лорелин знала, что её не утешит никто: всякому известно, что особам королевской крови незнакомы страх и боль обычных людей. В ту ночь сон Лорелин был наполнен картинами страха, отчаяния и безысходности. Ей снилось, что она попала в ловушку.

Утром следующего дня все смогли увидеть Черную стену, которая закрыла горизонт и росла по мере приближения. Дети плакали и прижимались к матерям, люди были потрясены видом ползущей на юг тьмы.

Лагерь поспешно свернули, и караван снова пустился в дальний путь, медленно двигаясь по Почтовой дороге, которая поворачивала на запад, к долине Сражения. И Сариль плакала оттого, что теперь дорога бежала не прочь, а в сторону от надвигавшейся стены. Наступая на них с севера подобно огромной черной волне, мрак Зла становился ближе с каждым мгновением.

Солнце медленно поднялось, приближаясь к зениту, но его золотые лучи не сдерживали тьму, более того, страшный черный прилив, казалось, поднимается в небо на милю или даже выше - огромная, мрачная Черная стена. Перед ней клубилось снежное облако, и жутко завывал ветер, вившийся у её подножия.

Испуганные лошади отступали, и из повозок доносились крики детей, плач женщин и стенания стариков.

Лорелин мрачно наблюдала за приближавшейся тьмой, лицо её побледнело, губы сжались в тонкую линию, но взгляд был прям, и она не дрогнула, когда стена опустилась на нее. Позади в повозке Сариль упала на колени, закрыв лицо ладонями, постанывая и раскачиваясь от ужаса и отчаяния, - настоящий комок страха в объятиях тьмы.

Теперь караван поглотила страшная слепящая буря, и понадобились крепкие руки, чтобы сдержать вставших на дыбы лошадей, напуганных воющей кипящей белизной.

Солнечный свет начал быстро гаснуть по мере продвижения тьмы, превращаясь в темную призрачную мглу, переливавшуюся всеми цветами, как жирное пятно на воде.

Затем волна прошла, и вой ветра постепенно затих, налетавший волнами снег начал оседать на землю. Теперь мгла окончательно поглотила караван. Жадная лапа Зимней ночи схватила новую добычу. Мертвая тишина повисла над долиной Сражения, и лишь время от времени её нарушал одинокий плач людей, окончательно потерявших мужество.

В тот день караван прошел двадцать миль, десять при свете солнца и десять во мгле. Люди разбили лагерь и приготовили еду, но ели мало и без всякой охоты. Лорелин заставила себя поесть как следует, однако Сариль едва притронулась к своей порции, и глаза её были красны от слез. Хаддон ел спокойно и сосредоточенно и, казалось, не обращал внимания на призрачную мглу - он ведь провел при ней много дней в сотне Галена. Но лицо его было мрачным: воин знал, что туда, где опускается тьма, приходят и её порождения.

Игон и Джарриель подошли к огню. Капитан Джарриель выглядел озабоченным, и вскоре он открыл свои мысли:

- Миледи, завтра я предлагаю вам поехать в центре каравана, для обеспечения вашей большей безопасности.

- Почему, капитан? - спросила Лорелин.

- Здесь, в конце обоза, ваша повозка легко может стать добычей врага, - ответил Джарриель, отодвигая свой кубок. - В середине каравана вас будет труднее найти, но проще защитить.

- Но тогда, капитан, под ударом окажется кто-нибудь другой, - сказала принцесса. - Я не могу просить другого занять мое место.

- Но вы должны, - всхлипнула Сариль, ломая руки, с расширившимися от ужаса глазами. - Пожалуйста, давайте поедем в центре обоза. Там нам будет безопаснее.

Лорелин с жалостью взглянула на свою служанку.

- Сариль, нет безопасного места там, где есть Зло: ни в авангарде каравана, ни позади, ни в середине. Я приняла такое решение, чтобы быть ближе к своему возлюбленному, лорду Галену, и эта причина все ещё многое значит для меня.

С минуту все молчали, слышны были только потрескивание огня и всхлипывания Сариль. Затем суровый Хаддон заговорил:

- Моя принцесса, леди Сариль права, как и капитан Джарриель, вам нужно переместиться в середину каравана. Хотя спастись от врага из Грона там не легче, чем в любом другом месте обоза, в этом я с вами согласен. Но, я думаю, для этого есть одна немаловажная причина. Вы вчера видели людей, когда ходили вдоль каравана? Я видел, и вот что я заметил: они выглядели мрачными и пали духом, и все же многим становилось легче, когда вы шли мимо них сквозь призрачную мглу. Да, они все ещё испуганы, но уже не так, как раньше. Именно поэтому вам необходимо ехать в центре. Вы - милостивая владычица и надежда своего народа, и вы будете в их сердце, так близко к ним, как только возможно. Вы, конечно, не можете находиться в каждой повозке, но вы можете быть в центре. Тогда все будут знать, что вы среди них, а не где-то далеко. Я поеду в конце каравана вместо вас.

Хаддон умолк, исчерпав запас своего красноречия. Он был воин, а не придворный, и все же ни один придворный не смог бы говорить более убедительно.

Лорелин смотрела на пламя и не вымолвила ни единого слова: слезы стояли у неё в глазах. Наконец она повернулась к капитану Джарриелю и кивнула, уже не доверяя своему голосу, и успокоенный Джарриель вздохнул с облегчением, в то время как Сариль принялась собирать и перекладывать вещи, словно переезжать надо было сию же минуту.

Игон повернулся к Хаддону:

- Да, воитель Хаддон, за твоей грубоватой внешностью скрывается настоящий дипломат. Я подумаю, не включить ли тебя в мою свиту.

Серебряный смех Лорелин зазвенел над костром, и Игон, Хаддон и Джарриель разделили её веселье. Сариль ошеломленно глядела на них, удивляясь, как можно радоваться, находясь в этой ужасной тьме.

Но тут к костру подскакал воин и наклонился, чтобы поговорить с капитаном Джарриелем:

- Капитан, валги рыщут в темноте, они бегут на юг, словно догоняя движущийся край Черной стены. Однако, похоже, некоторые повернули назад.

- Если так, то это не к добру, - ответил Джарриель. Он быстро встал, вскочил в седло своего скакуна, стоявшего рядом, а Игон оседлал Ржавого.

Лорелин и Хаддон сидели ещё долго, почти не разговаривая; слышно было только, как Сариль испуганно бормочет в повозке, глядя из-за завесы на раскинувшуюся вокруг землю, покрытую черной тенью.

Сон Лорелин был прерван шумом просыпавшегося лагеря.

- Ну же, Сариль, - сказала принцесса, тряся служанку за плечо, - пора вставать, мы скоро тронемся в путь.

Сариль застонала в полусне:

- Уже рассвет, миледи?

- Нет, Сариль, - ответила Лорелин, - в этой тьме рассвета не будет - и многим, возможно, уже не суждено его увидеть.

Сариль попыталась было снова забраться под одеяло, но Лорелин не позволила и вместо этого велела ей одеваться, с отчаянием думая, что Сариль, видимо, совсем пала духом.

Скоро они вышли из повозки, чтобы заварить травяной чай на вновь разгоревшемся костре, - без этого завтрак был бы совсем холодным. Бергиль, их возница, запряг лошадей и подошел к костру.

- Миледи, - сказал Бергиль, шаркая ногами по снегу словно для того, чтобы вытереть их перед тем, как войти в какую-то воображаемую дверь, и смущаясь оттого, что он говорит с принцессой, а не с Сариль, как обычно. Когда мы поедем, я перегоню повозку в центр обоза. Это приказ самого капитана Джарриеля, миледи, он сказал, в центр обоза, да.

Лорелин кивнула, и на обветренном лице Бергиля отразилось облегчение ведь не каждый день простому кучеру приходится сталкиваться лицом к лицу с Царственной особой; ну, лакеи - это вообще другое дело, они часто помогают лордам и леди, но их специально этому учили, не то что кучеров.

Бергиль взял свой чай, ломоть хлеба и холодную оленину и присел к огню, чтобы поесть с дамами, вместо того чтобы, как обычно, поболтать с другими возничими у их костра: предстояло перегнать повозку в центр, и у Бергиля просто не было времени. Хаддон пришел от соседней повозки, чтобы присоединиться к ним. Они сидели и ели совершенно безмолвно, вглядываясь в цветные разводы окружавшей их тьмы.

Когда они заканчивали завтракать, из мрака появились Игон и Джарриель верхом на конях.

- Миледи Лорелин, - спросил Игон, - вы готовы двинуться в путь?

- Да, лорд Игон. - Лорелин встала и улыбнулась Хаддону, делая ему знак, чтобы он не вставал. - В конце поедет другой.

Игон повернулся к Джарриелю:

- Пусть будет так. Труби сигнал к отъезду.

Джарриель поднял рог к губам, и раздался зов, который разнесся вдоль вереницы повозок и по всей степи. Аруу! (Готовьтесь!) И в ответ послышались крики: "Аан!" (Готовы!) "Леи! Аан!" Они доносились и спереди, и сзади, и с севера.

Джарриель ждал ответа с юга, из долины Сражения, с темных холмов слева от обоза, но его так и не последовало. Он снова протрубил зов, и снова ответили все, кроме южной стражи.

- Принц, что-то не так, - сказал Игону помрачневший Джарриель. - Южная стража не отвечает. Возможно...

- Ш-ш-ш! - прошептал Игон, подняв руку, и в наступившей тишине они услышали топот лошадиных копыт.

- Труби сбор! - закричал Игон, выхватывая из ножен сверкающий меч.

Джарриель поднес рог к губам. "Аан! Хаан!" - призывный звук расколол воздух, в котором все громче был слышен топот коней. "Аан! Хаан! Аан! Хаан!"

И тут, вырываясь из маслянистых теней, окутавших мрачные холмы, появился враг: гхолы на конях Хель, гремящих копытами по земле, обрушились на стоявший обоз с дикой яростью - жестокие оперенные копья, пронзающие тела людей, разящие кривые сабли, врезающиеся в невинную плоть; смерть проносилась на раздвоенных копытах, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков, ни больных и раненых. Секущие лезвия и пронзающие острия залили потоком крови застигнутый врасплох караван. Одни, ошеломленные, стояли недвижимо - и гибли, как скот на бойне. Другие бросались бежать и на бегу падали - так погибла Сариль, пытавшаяся укрыться в повозке.

Один из коней Хель задел на скаку Лорелин, и её отбросило к стене повозки и затем на землю, лицом в снег. Она напрасно пыталась подняться, опершись на руки, и в то же время вдохнуть: ничего не получалось, воздух был словно выжат из её легких.

Капитан Джарриель, убитый, пал наземь подле нее, грудь его пронзила стрела с зазубренным наконечником. Лорелин попыталась дотянуться до него, но не смогла - руки и ноги не слушались её, она не могла дышать, и темные точки кружились перед глазами. Взгляд Лорелин помутился, но, наконец, ей все же удалось с усилием втянуть в себя глоток воздуха, легкие прерывисто заработали, а по лицу заструились слезы. Она услышала свой стон, но не смогла остановиться.

Плача от невыносимой боли, она поднялась на четвереньки и увидела Хаддона, бившегося с конным гхолом; воин держал в одной руке меч, а в другой - горящий факел. Черные глаза адского создания глядели с мертвенно-бледного лица, когда его кривая сабля рассекла горло Хаддона, и убитый воин рухнул рядом с телом погибшего Бергиля.

Запряженные лошади рвались и дико ржали от страха, чувствуя запах коней Хель. Некоторые обезумели и понеслись по равнине и холмам, и повозки переворачивались, погребая под собой лошадей.

Посреди всего этого хаоса воины напоминали туго сплетенный узел. Несколько гхолов набросились на принца Игона. Меч молодого лорда разил неустанно, и противники падали один за другим под копыта Ржавого.

Лорелин видела, как рухнул в снег с распоротым горлом конь Хель. Но мертвенно-бледный всадник освободился, вскочил и послал в молодого воина оперенную стрелу.

И тут Игон увидел принцессу, стоявшую на четвереньках там, где её сбили на землю. "Лорелин!" - закричал он и пришпорил Ржавого, прорубаясь к ней сквозь ряды врага. Но гхол верхом на коне преградил ему путь, и черты Игона исказила ярость. Меч и кривая сабля скрестились, высекая искры. Клинок гхола со звоном разбился вдребезги, и, когда тот поднял руку, чтобы укрыться от удара, меч Игона рассек его запястье и бледную шею: отрубленные рука и голова разлетелись в разные стороны, белое, похожее на труп тело гхола рухнуло в снег.

И снова Игон погнал коня к Лорелин, выкрикивая её имя, и снова гхолы преградили дорогу, на этот раз атакуя целой группой. Трое, затем четверо обрушились на принца и теснили его, но клинок Игона врезался в противника, движимый яростью и силой отчаяния. Игон воскликнул: "За леди! За леди Лорелин!" - и ещё один гхол пал замертво с расколотым надвое черепом.

Всадник-гхол столкнулся с Ржавым, и огромный рыжий конь пошатнулся, но устоял и повернулся, давая Игону возможность сразиться с врагом. Меч Игона описал широкую дугу: взмах был так силен, что послышалось гудение. Острая сталь рассекла доспехи и сухожилия и глубоко застряла в кости. Игон вырвал клинок, но, как только он это сделал, сабля гхола обрушилась сверху и разрубила его шлем; алая кровь залила лицо юноши, и тот пал наземь, недвижимый.

Лорелин увидела, как падает Игон, и, шатаясь, встала на ноги. "Игон! Игон!" Слова вылетали из её сжавшегося от ужаса горла, но принц не шевелился, его кровь стекала красными ручейками в снег. Крича от ярости, она подхватила кинжал убитого Джарриеля и бросилась на врага, с хриплым яростным воплем она вонзила клинок по рукоятку в спину пешего гхола. Словно не заметив страшной раны от глубоко вошедшего в грудную клетку кинжала, гхол обернулся и отбросил принцессу в сторону древком копья.

Удар пришелся по руке Лорелин. Она упала на землю и больше уже не смогла встать, только сидела и бессильно плакала, пока гхолы добивали уцелевших воинов.

Теперь все воины были перебиты, и враг перешел к более легкой добыче, снег покраснел от крови. Гхолы бродили меж повозок, их мертвые черные глаза выискивали живых; где они проходили, там никому не было пощады: ни женщине, ни старику, ни ребенку. Оборвавших упряжь лошадей гхолы догоняли, ловили и убивали, а повозки поджигали. И Лорелин сидела в снегу и плакала, ожидая, что они придут и перережут ей горло.

И ещё одно существо ждало, охваченное яростью и отчаянием: это был Ржавый! Огромный жеребец стоял над мертвым телом Игона, отбиваясь от гхолов зубами и копытами, - боевой конь охранял своего господина, ибо был этому обучен.

Лорелин увидела лошадь и обрадовалась - гхолы отступили от Ржавого довольно далеко. Но один поднял копье, собираясь метнуть его в коня. "Прячься, Ржавый! Прячься!" - закричала Лорелин с болью в голосе. Чалый обернулся и посмотрел на принцессу. "Прячься!" - снова крикнула она.

Ржавый прыгнул вперед как раз в тот момент, когда в него полетело копье. Оно едва не попало ему в холку, когда он пронесся мимо Лорелин, в сторону близлежащих холмов, подчиняясь боевому приказу - прятаться.

Всадники-гхолы бросились за ним, но огромный рыжий жеребец скакал далеко впереди, увеличивая разрыв. "Да, Ржавый! Беги! - кричала Лорелин. Беги!" Слова неслись вслед коню, и тот летел, точно на крыльях. Лорелин видела, как он скрылся во тьме, покрывавшей холмы. "Беги", - шептала она ему вслед, но он уже исчез из виду.

Мертвенно-белый гхол с оперенным копьем подошел к Лорелин, красная линия рта изгибалась в ярости, пустые черные глаза бездушно пялились на добычу. Лорелин подняла на него взгляд, не в силах встать, поддерживая сломанную руку. Ее глаза сверкали ненавистью, и она кивнула в ту сторону, куда убежал Ржавый. "Вот один из нас, который вам не достанется, ночное отродье!" - презрительно сплюнула она, торжествующе глядя на гхола.

Гхол поднял копье, держа древко обеими руками, готовясь вонзить его ей в грудь. Зубы Лорелин заскрежетали, и она подняла на него полные гнева глаза. Копье подалось назад перед последним ударом.

- Слат! - раздался приказ у неё за спиной, и шипящий голос был ужасен: Лорелин показалось, будто гадюки проползли по её спине. Гхол опустил копье, и принцесса, повернув голову, увидела человека верхом на коне Хель. Это был наудрон - из того народа, что кочует по северным пустошам, охотясь на тюленей, китов и рогатого зверя тундры. И все же, когда Лорелин отвела взгляд от его медно-желтой кожи и заглянула в темные глаза, ей ответил пугающий взгляд самого Зла.

- Где тот, другой, юноша? - Шипение, подобное змеиному, наполнило воздух.

- Гхан. - Голос гхола был мрачен и начисто лишен интонации.

- Я сказал доставить обоих, живыми! - раздался свистящий голос. - Вы нашли только принцессу. - Злые глаза взглянули на Лорелин, и она почувствовала, как по телу побежали мурашки, ей захотелось убежать и спрятаться от этого существа - Где этот щенок Игон?

Дух Лорелин был почти сломлен: Игон лежал в снегу не более чем в двадцати футах от нее. Но она старалась не выдать свое смятение.

- Набба тек! - прозвучал приказ, и гхолы, спешившись, стали медленно бродить среди убитых, тыча остриями копий в их одежду и плоть, поворачивая их лицом вверх, обращая к небу их мертвые глаза, отверстые рты.

Лорелин смотрела на это с ужасом. "Оставьте их в покое, несчастные!" кричала она. Голос её срывался, она могла уже только шептать: "Оставьте их в покое". Копья кололи снова и снова, когда гхолы осматривали лица воинов и добивали ещё живых. Лорелин повернулась к наудрону и закричала: "Он мертв! Игон мертв!" Неудержимые рыдания сотрясли её тело.

- Мертв?! Я приказал взять его живым! Весь отряд будет наказан за неповиновение. - Само Зло уставилось на гхолов, все ещё бродивших среди мертвецов.

- Слат! - приказал змеиный голос. - Гарджа уш!

Гхолы оторвались от своей мрачной работы, двое подошли, схватили Лорелин и поставили её на ноги, хрустнула кость в сломанной руке. Перед глазами все закружилось, и принцессе показалось, что она проваливается в темный тоннель.

Лорелин почувствовала, как её схватили ледяными руками и насильно напоили какой-то жгучей жидкостью. Кашляя и отплевываясь, она попыталась оттолкнуть кожаную флягу; ужасная боль пронзила руку, окончательно приведя её в сознание. Гхолы держали её. Правая рука Лорелин была обмотана от плеча до запястья тяжелыми бинтами. Снова её попытались напоить, жидкость обожгла гортань и желудок и заструилась по членам. Она оттолкнула флягу и отвернулась. И снова гхолы силой вливали в неё огненный напиток, грубо обхватив её голову и повернув лицо кверху, пока Лорелин не захлебнулась, разбрызгав вокруг ужасную жидкость.

"Уш!" Лорелин снова подняли на ноги, и она стояла, ослабев и покачиваясь. "Рул дург!" И холодные руки людей-трупов срывали одежду с Лорелин, пока она не осталась совсем раздетой перед наудроном. Он сидел верхом на коне Хель, поблескивая злыми глазами. Лорелин чувствовала страх и отвращение, немела от холода, но, тем не менее, попыталась дерзко выпрямиться. К её ногам швырнули лоскутную одежду рюкков и подбитые овчиной сапоги. Гхолы заставили её надеть это рубище. Хотя оно было отвратительно, велико ей и кишело паразитами, в нем все же было теплее. Одеваясь, она лишь вздохнула сквозь сомкнутые зубы, когда правый рукав куртки разрезали и силой натянули, а затем грубо подвернули и привязали к раненой руке.

Голос наудрона шипел и сплевывал приказания на грубом слукском языке слишком быстро, чтобы Лорелин могла вычленить отдельные слова в гортанном слюнявом потоке речи. Затем злые глаза уставились на нее. Привели коня Хель, и Лорелин посадили верхом на отвратительное животное, от тошнотворного запаха которого её едва не стошнило.

- Теперь тебя отвезут в мою крепость, - прошипел голос. - Ты мне ещё пригодишься.

- Никогда я не буду тебе служить. Слишком уж высоко ты себя ставишь.

- Я тебе припомню твои слова, принцесса, когда настанет пора и трон Митгара станет моим.

- В крепости Чаллерайн найдутся те, кто разрушит твои планы, отродье! - Голос Лорелин оборвался.

- Ах да, Чаллерайн. Уже сейчас эта горстка лачуг горит, и сгорит дотла, прежде чем завершится этот Темный День.

Кровь застыла в жилах Лорелин от этих слов, но она ничем не выдала свой страх и не сказала ни единого слова.

- Мы теряем время, - прошипел наудрон, затем выкрикнул приказ воинству гхолов: "Урб шла! Дрек!" - и снова обратился к Лорелин: - Мы ещё поговорим, принцесса.

И под взглядом Лорелин черты лица наудрона дернулись и расслабились, злобный взгляд исчез, сменившись бездумным, отсутствующим, неживым.

Один из гхолов взял под уздцы коня наудрона, другой - коня Лорелин, и по сигналу колонна гхолов двинулась вперед, направляясь на восток.

За ними среди разбитых горящих повозок лежали убитые: дети, женщины, старики, воины, распростертые на пропитанном кровью снегу, глядевшие невидящими глазами вслед колонне гхолов, которая исчезала во тьме.

Тридцать тяжких миль ехали гхолы сквозь Зимнюю ночь, сквозь ледяную мглу, покрывшую северные холмы долины Сражения, неровный шаг коня отзывался болью в правой руке Лорелин. Временами она почти теряла сознание, но дорога влекла её все дальше. Ее изможденное лицо было искажено страданием, сидеть прямо уже не было сил. Она ещё как-то держалась, возможно благодаря огненному питью, которое ей насильно влили в рот, иначе бы она давно уже упала. А страшные мили тянулись без конца. Наконец колонна остановилась и разбила лагерь. Лорелин стащили с коня, и, поскольку она не могла стоять, она села на снегу и тупо уставилась на гхолов, снимавших с коня неподвижного наудрона.

Снова её заставили выпить огненную жидкость, затем покормили. Она молча ела черствый ржаной хлеб и жидкую похлебку, но не прикасалась к незнакомому мясу. Она с отвращением наблюдала, как Темный народ жадно пожирает пищу - все, кроме бессмысленно глядевшего наудрона, жевавшего и пускавшего слюни с отсутствующим видом, в то время как гхол кормил его с ложки жидкой кашей.

Она думала с отчаянием: "Гален, о, Гален, где же ты?"

Лорелин грубо разбудили и снова напоили жгучим питьем. Ее измученное тело сжималось от боли: ныла рука, горели суставы, судорожно напрягались мышцы. На этот раз она спокойно отпила из фляги - это хоть немного притупляло боль.

Снова гхолы собрались в путь, не дав Лорелин уединиться, чтобы справить нужду. Она чувствовала себя униженной под взглядом мертвых черных глаз.

Они ехали дальше сквозь тьму, торопясь на восток, пока ещё по северной части долины Сражения. В этот раз они покрыли тридцать пять миль, прежде чем разбить лагерь.

Лорелин едва могла пошевелиться, когда они, наконец, остановились: ноющая боль в руке усилилась, вконец измотав её, все тело невыносимо болело от бесконечной тряски.

Она тупо взяла еду и начала бездумно жевать. Вдруг леденящий холод охватил её сердце, и, сама не зная как, Лорелин поняла, что Зло снова смотрит на нее. Она оглянулась и увидела, что это действительно так: лицо наудрона снова излучало что-то зловещее.

- Чаллерайн сожжен дотла, - проговорил голос. - Первая и вторая стены разрушены Вельмом и моей армией. Аурион Красноокий с горсткой воинов отступает - они в ловушке, как кролики перед змеей.

Страх, смешанный с яростью, сжал грудь Лорелин.

- Почему ты это говоришь? - спросила она. - Неужели ты думаешь, что меня можно испугать одними словами?

Но наудрон не ответил, его глаза снова были пусты.

Мучимая острой болью, пульсировавшей в руке, Лорелин думала о том, сколько ещё сможет выдержать. И все же она ничем не выдала свои страдания, когда колонна снова двинулась на восток. В уме её вертелись мысли о побеге, хотя пока не удавалось придумать, как это осуществить.

Они проехали три лиги, затем четыре, двигаясь сквозь призрачную мглу к восточным пределам долины Сражения, к северу от леса Вейн. Они проехали уже двенадцать миль, когда какое-то движение взволновало колонну. Лорелин вытянула шею и далеко впереди увидела... эльфов. Эльфов на лошадях! Сердце её забилось с надеждой. Спасение! Но нет, они скакали в другую сторону, к границе леса на юге, а за ними по пятам бежало множество ирмов, и их грубые крики разносились над снежной равниной. "Подождите!" - крикнула Лорелин, но её голос поглотил вой, который издали гхолы при виде отступавших эльфов, преследуемых рюкками и хлоками.

Когда эльфы исчезли в зимнем лесу, сердце Лорелин наполнилось отчаянием и по её лицу заструились слезы. В душе она сердилась на себя. "Не давай им повода радоваться", - подумала она и выпрямилась в седле, стараясь стереть с лица следы слез, пока их не заметили гхолы. В это время сотни орущих хлоков и рюкков бросились прямо в лес.

Колонна гхолов продолжала путь на восток, слегка отклоняясь на север, чтобы не столкнуться с полчищами ирмов, заполонившими лес Вейн. В пути Лорелин увидела другую группу гхолов на конях Хель, которая наблюдала за исчезавшим между деревьями воинством.

Два отряда встретились и слились, переговариваясь мрачными, невыразительными голосами - почти безжизненными, если не считать несколько раз прорвавшегося воя, который леденил душу. Некоторые гхолы приблизились, чтобы посмотреть на Лорелин, и уставились на неё мертвыми черными глазами, она ответила им дерзким взглядом.

В этом новом отряде было около сотни воинов, и здесь Лорелин увидела одного человека: он был черен, словно родился в земле Чабба к югу от моря Авагон. И глаза его были безжизненны, и слюна текла по подбородку, как у наудрона. И, как наудрона, чаббийца вел гхол. У этого человека словно не осталось ни ума, ни воли.

И все же под её взглядом черное лицо изменилось, будто само Зло посмотрело на нее.

- Третья стена Чаллерайна пала, - прошипел чаббиец, - и с последними двумя будет то же.

Рука Лорелин прикрыла рот, сдерживая судорожный вздох отчаяния: это был тот же змеиный голос, который исходил из уст наудрона! Но тут угольно-черное лицо обмякло, глаза опустели, Зло ушло. Лорелин повернулась к наудрону и увидела тот же отсутствующий взгляд. И она вздрогнула, поняв, кто говорил с нею.

Отряд, который вез Лорелин, двигался дальше на восток. По дороге принцесса оглянулась на другой отряд гхолов, оставшийся у опушки леса. Ее внимание в последний раз привлек человек из Чаббы, выделявшийся своей черной кожей на фоне тестоподобной бледности гхолов, как слизняк среди личинок. Дрожа, она отвернулась и более уже не оглядывалась.

Они проехали ещё четыре лиги, прежде чем миновали долину Сражения, и затем разбили лагерь на открытой местности. Правая рука Лорелин невыносимо болела. Поднося жидкую похлебку ко рту левой рукой, она то и дело вздрагивала от боли, и в голове проносились слова: "Пала третья стена Чаллерайна, и то же случится с последними двумя".

Их путь лежал на восток, и в день они проезжали около тридцати миль, но кони Хель не уставали: не такие резвые, как настоящие хорошие лошади, они были куда более выносливы. Колонна останавливалась не тогда, когда уставали кони или когда становилась невыносимой боль Лорелин. Все зависело от наудрона, который возглавлял отряд, хотя Лорелин так и не смогла понять, как люди-трупы узнавали, что их бездумный вождь нуждается в отдыхе. Но принцессе было, в общем-то, все равно - она уставала сверх всякой меры к тому моменту, когда разбивали лагерь.

На следующий Темный День, пятый со времени пленения Лорелин, колонна гхолов пересекла равнину и разбила лагерь вблизи северо-восточной окраины леса Вейн.

Едва Лорелин успела провалиться в тяжелый сон, как была разбужена пинком гхола. Со стороны костра на неё глядело Зло. "Крепость пала, прошипел голос. - Храбрый Аурион Красноокий бежал. И хотя сейчас у меня нет глаз, чтобы видеть, думаю, никто не сможет спастись".

Помутившийся взгляд Лорелин встретился с темным взглядом наудрона. "Иди к Хель!" - бросила она на старом высоком риамонском наречии и снова попыталась заснуть, но злой смех все ещё звучал в её сознании. Лорелин закрыла глаза, а из головы никак не выходили слова: "Крепость пала... Красноокий бежал... Никто не спасется..."

Следующий переход увлек их за пределы леса к невысоким скалистым вершинам Сигнальных гор. И едва только был разбит лагерь, в пустых глазах наудрона внезапно загорелся огонь Зла. Голос повелительно прошипел: "Туггон оог. Лауауг глог рактпу!" После этих отвратительных слов на языке слуков половина отряда повернула на юго-запад мимо Сигнальных гор, остальные же продолжили движение на восток, увозя с собой Лорелин. Голос зашипел принцессе:

- Мы скоро встретимся.

Лорелин не ответила.

Три дня спустя Лорелин, проснувшись, обнаружила, что сквозь тьму падает снег; путь они продолжили в густой круговерти из белых хлопьев. Два предыдущих дня они провели на равнине к юго-востоку от Сигнальных гор и к северу от Диких холмов. Каждый такой день был наполнен для Лорелин тупой болью, сознание её временами словно отключалось, и мысли были то до странности ясными, то соскальзывали куда-то за пределы восприятия. И все же она старалась ничем не выдать свою слабость, и ни звука боли не слетело с её плотно сжатых губ.

Снова путь увел их на юг, и они прошли почти десять миль, прежде чем достигли реки с отвесными берегами. Они поехали вдоль обрыва, пока не нашли пологий спуск и замерзший брод. Кружась, падал густой снег, раздвоенные копыта звенели на льду. У дальнего берега снегопад был уже не столь сильным, но Лорелин знала, что их следы заносит, так что найти их никто не сможет. Возможно, это смутное чувство, что кто-то постарается догнать их, было всего лишь детской грезой и наличие следов не имело значения.

Когда они пересекли брод, колонна повернула на север, и Лорелин заметила странное возбуждение в рядах гхолов. Но что за этим скрывалось, она не знала.

Отряд продолжил путь, и снегопад постепенно прекратился. Они вступили под темные деревья, и у Лорелин неизвестно почему появилось странное предчувствие. В этом лесу и разбили лагерь.

Когда Лорелин медленно погружалась в мучительный сон, на ум пришла непрошеная мысль: "Последний день июля, Новый год, день рождения Меррили. Где вы сейчас, сэр Такк?"

Путь продолжался, и гхолы все ещё вели себя как-то странно: спорили невыразительными голосами, крутили головами в разные стороны, осматривая густой лес, в котором было ещё темнее, чем под покровом тьмы. Казалось, гхолы радовались, попав в это обиталище смутного ужаса.

Несколько миль они проехали в тени деревьев и, наконец, выбрались на большую поляну. Еще миль через десять (а может, и больше) снова начался густой лес. У самого его края они сделали привал, и здесь мертвецы-гхолы все ещё продолжали переговариваться, словно обсуждая, куда ехать дальше.

Когда разожгли костер, без всякого предупреждения раздался страшный шипящий голос:

- Почему вы здесь? Почему не повернули на север?

Черные мертвые глаза повернулись к наудрону, и Лорелин почувствовала, как страх пробежал по рядам гхолов, хотя и не поняла почему.

- А, понимаю, - говорил свистящий шепот, - вы хотите, чтобы Мрачный лес стал вашим, как прежде.

"Мрачный лес! Конечно! Вот где мы! - подумала Лорелин. - А он собирался свернуть к перевалу Грувен". И тут её сердце забилось, и она едва не закричала в отчаянии: "О, Адон! Они везут меня в Грон, к самому Модру!" Боль пронзила её руку.

Мысли её прервал голос наудрона:

- Разве я не говорил, что прежде всего - мои планы? Кто из вас завел нас сюда вместо перевала?

Черные глаза быстро повернулись к одному гхолу, стоявшему на снегу, и тот сказал глухим голосом:

- Глу гитом!

- Ты говоришь, что хочешь остаться? - прошипел наудрон. - Тогда оставайся!

И Лорелин впервые увидела, как наудрон двигается самостоятельно: он протянул к гхолу руку, сжал его кисть, будто выжимая тряпку, и тот замертво упал лицом в снег.

Рука наудрона вяло повисла, и глаза зло блеснули:

- Так будет со всяким, кто не повинуется моей воле. Наббу гла от.

Колонна двигалась на северо-восток и миль через пять выехала из леса на открытое пространство. Еще на протяжении двадцати миль дорога шла в гору; хотя во мгле ничего не было видно, Лорелин, которая выросла в Даэле, окруженном горами Риммен, знала, что где-то впереди будут высокие пики.

Они подъехали к крутому утесу, и гхолы пришпорили коней, словно желая как можно скорее миновать это место. Еще семь миль они торопливо ехали вдоль стены, и от тряски все тело Лорелин невыносимо болело. Она тяжко дышала сквозь сжатые зубы, стараясь не заплакать.

Перевал Грувен тянулся миль на тридцать пять, и колонна гхолов ехала на север по узкому ущелью. Огромные стены из обледеневшего камня вырисовывались во мгле по обеим сторонам, их края поблескивали от инея. Холод Зимней ночи был страшен, и серо-стальной камень казался в её свете черным. Смерзшийся снег лежал в затененных лощинах, и по высоким скалам разносилось эхо от топота копыт.

Когда они наконец остановились, чтобы разбить лагерь, Лорелин уже промерзла до костей и никак не могла унять дрожь. Снова гхол поднес кожаную флягу и разбил ей губы, пока она пила: левая рука онемела и не могла удержать бутылку. И все же она смогла согреться благодаря страшному огненному питью, костру, который они разожгли из привезенных с собой дров, и горячей похлебке.

Они проехали весь перевал - место, где горы Ригга встречались с кряжами Гримволла и Гронфанга. Колонна спустилась на ледяные пустыни Грона - древней державы Модру, и Лорелин преисполнилась отчаяния, ибо это была страшная земля.

На следующий день они ехали от перевала через каменистую долину Грувен, спускавшуюся к равнинам Грона. Казалось, эта земля полностью лишена растительности: здесь не было ни деревьев, ни травы, ни кустарников, ни мха, даже скальных лишайников. Вокруг были только снег, лед, камень да острый край темноты там, куда не достигало тенистое мерцание.

Они разбили лагерь через три лиги после въезда в долину на пустынных равнинах Грона. Рука Лорелин ужасно болела, но не это занимало её мысли, а то, что она теперь была в Гроне: горечь пронзала её сердце острым жалом.

Два дня они ехали сквозь Зимнюю ночь на север по бесплодной голой земле, не видя ни единого признака жизни. Лорелин знала, что слева поднимаются горы Ригга, а справа - Гронфанг. Но во тьме их нельзя было разглядеть, хотя при солнце они были бы видны издалека. Солнца, однако, не было, только холодное тенистое мерцание, и Лорелин хотелось плакать.

Дров для костра не было, а сухой мох давал очень мало тепла, и Лорелин ела холодную похлебку.

К концу третьего дня пути по равнине гхолы разбили лагерь у южных границ Гваспа, огромного болота на окраинах Грона. По слухам, эта трясина летом невероятно глубока и зыбуча, но сейчас она была закована в лед и выглядела абсолютно безжизненной. Рассказывали, что в давние времена здесь нашла свою погибель целая армия Агрона, но её неясная судьба была всего лишь одной из страшных легенд Гваспа, и без того бесконечно ужасного места.

Весь следующий день они ехали вдоль восточной оконечности Гваспа, пересекая замерзшие ручейки и ключи, питавшие огромное болото, а однажды переехали скованную льдом реку, которая брала начало в невидимом Гронфанге. Когда они наконец достигли северных пределов огромного болота, то снова разбили лагерь.

За едой Лорелин смотрела в пустые глаза наудрона. Последний раз он говорил восемь дней тому назад, когда убил гхола, двенадцать дней назад в последний раз обратился к ней, тринадцать дней прошло с тех пор, как она в последний раз ответила, послав его к Хель, шестнадцать - с тех пор, как её взяли в плен; уже семнадцать дней она не слышала голос друга, уже двадцать один не была счастлива: в последний раз это было на празднике в честь её девятнадцатилетия. Когда Лорелин наконец заснула, слезы тихо текли по её щекам.

Они пересекли ещё одну замерзшую реку и направились на север. Примерно через шесть часов они проехали мимо высоких черных скал, сквозь Когтистую пустошь, и выбрались на возвышенность.

Они двигались через пустошь около восемнадцати миль до новой стоянки.

Лорелин снова разбудили пинком, и колонна опять тронулась на север. Теперь они двигались быстрее, очевидно, цель была близка. Боль пронзала руку Лорелин с каждым шагом коня. Они ехали часами, и в её затуманенном болью мозгу уже не осталось связных мыслей. Но она сидела в седле прямо, как железный прут, закаленный теперь в самом аду Хель. Мили уходили под копытами коней, в этот день их стало больше почти на тридцать пять, а всего со времени её пленения, случившегося восемнадцать дней назад, они миновали около шестисот двадцати миль.

Помутившийся взгляд её различил возвышавшиеся впереди черные горы, где между скалами были зажаты башни темной крепости. Массивные каменные валы подпирали высокие стены, и надо всем вздымалась центральная башня. Лорелин помотала головой, приходя в себя, и её охватил ужас: она приближалась к твердыне Модру, ужасной Железной Башне.

Колонна проскакала по железному подъемному мосту, перекинутому над скалистым ущельем, мимо огромного тролля в чешуйчатой броне, который охранял ворота. Раздался противный звук рога, рюкки бросились к воротам и, гремя цепями, подняли тяжелую решетку.

Отряд гхолов въехал в каменный двор, и рюкки выбежали навстречу, крича и толкаясь, отпихивая друг друга в борьбе за место, с которого легче было разглядеть и подразнить пленницу.

Гхолы проехали к центральной Железной Башне и остановились перед большой дверью с железными гвоздями. Лорелин стащили с коня и провели вверх по лестнице к входу. Ухмыляющийся рюкк отворил дверь, и нетвердо державшуюся на ногах принцессу поволокли внутрь. Только один гхол вошел следом, и огромная дверь, лязгнув, тяжело закрылась.

Перед принцессой был освещенный факелами зал. Раб-рюкк торопливо пробежал по коридору к Лорелин и гхолу и сделал им знак следовать за ним, невнятно мыча: у него не было языка.

Он повел Лорелин через холодный черный гранитный зал к другой массивной двери, охранявшейся двумя хлоками, которые расступились при приближении гхола. Безъязыкий рюкк боязливо поднял дверной молоток и опустил его на железную пластину - звук словно поглотили озера мрака, собравшиеся в углах каменного прохода. Затем медленно и осторожно рюкк отворил тяжелую дверь и отступил, чтобы Лорелин прошла вперед. Гхол грубо втолкнул её в комнату, и дверь с грохотом захлопнулась.

Она вошла, шатаясь, в огромное помещение, которое было освещено мерцающими факелами и камином, где горели дрова из черного дерева. По стенам плясали зыбкие тени, свет и тепло, и без того слабые, поглощала ледяная тишина. Тяжелые гобелены и массивная мебель загромождали комнату. Но Лорелин словно не замечала всего этого. Ее взгляд притягивал огромный сгусток тьмы, находившийся на троне на черном возвышении. И казалось, что тени струятся внутрь, чтобы собраться над троном и слиться там в фигуру в черном плаще. А потом фигура поднялась и сошла с возвышения, встав перед принцессой и скрестив руки на груди. Она казалась человеком, ибо была человеческого роста, и все же бесформенный ореол зла окружал это существо. Лицо его было скрыто под ужасным шлемом с железным клювом, который походил на морду чудовища из легенды. Сквозь забрало пристально глядели злые глаза, те же, которые она видела на лицах наудрона и чаббийца. Но эта зловещая фигура была не управляемой на расстоянии марионеткой, она казалась квинтэссенцией Зла.

И тут змеиный голос зашептал ей:

- Приветствую тебя в моей Железной Башне, принцесса Лорелин. Мы говорили много раз, но лишь теперь встретились лицом к лицу.

Зло разлилось по комнате, и Лорелин зашаталась. Всесокрушающее отчаяние охватило её дух, и сердце вознеслось к вершинам страдания.

Хозяин Башни шагнул вперед, и девушка замерла от страха и отвращения, но не дрогнула. Он взял её за руку и провел в комнату. Ей хотелось кричать от ужаса: одно его прикосновение заставило обезуметь, словно его сущность проникла в неё и запятнала, тронув отвратительным распадом.

- Ах, дорогая моя, что же ты отстраняешься от меня? - прошипел голос.

- Если ты чувствуешь, что я вырываю у тебя руку, - ответила она чистым голосом, - то потому, что прикасаться к тебе омерзительно, равно как и смотреть на тебя.

- Я? - Глаза его запылали под ужасной железной маской. - Я? Говоришь, я отвратителен на ощупь и для глаз?

Грубо волоча её за собой, он быстрыми шагами подошел к пластине, закрытой черным бархатом, и отбросил ткань.

- Смотри же, прекрасная принцесса, что такое настоящая мерзость!

У Лорелин перехватило дыхание при виде своего отражения в зеркале: на неё смотрело грязное, костлявое, жалкое создание со сломанной рукой в измазанной повязке, одетое в отвратительные лохмотья рюкков, оно омерзительно пахло конями Хель и человеческими нечистотами, и под глубоко запавшими глазами на грязном лице были темные круги, спутанные космы кишели паразитами и патлами свисали с головы.

Это изможденное существо долго смотрело на себя в высокое зеркало, затем повернулось и плюнуло в лицо Модру.