— Да что там говорить? — воскликнул Кит. — И так понятно, что случилось: Хейвен украла дневник и смоталась.
— А Джайлз? — вслух подумала Мина. — Как насчет него?
— С собой взяла, — безапелляционно заявил Кит. — Мы же не знаем, что она ему наврала. Для нее главное — прихватить помощника и сохранить это в тайне.
— Да откуда ей знать, где искать?
— Ясно же, она обыскивала комнату. — Он ткнул пальцем в открытый сундук, стоявший в изножье его кровати. Немногочисленные предметы его одежды были выброшены и измяты, как будто сундук перерыли, а потом небрежно запихали все обратно. — Чего тут сложного? Вещей-то здесь — кот наплакал.
Они стояли в дверях комнаты, которую Кит с Джанни делили в «Гранд Империал». Кит вернулся с прогулки по рыночной площади и обнаружил выпотрошенным сундук, в котором хранились его немногочисленные вещи. Он взглянул на Джанни, стоящего в дверях, а затем на Вильгельмину рядом с ним, удивляясь, что они не верят тому, что видят своими глазами.
— Дневник был, а теперь его нет. Хейвен была, а теперь ее нет. Совпадение, скажете? Я так не думаю.
— Может, ты и прав, — признала Мина. — Я просто не хочу делать поспешных выводов. Надо подождать и посмотреть.
— Да как угодно! Главное, что дневника нет. И что делать будем?
— А что тут сделаешь?
— Вы говорите о дневнике, — прервал их Джанни. — Это же та зеленая книга, которую вы нам показывали, да? Вы считаете, что там есть ключ к карте. Но мне хотелось бы знать, откуда у вас эта книга?
— Это личный дневник сэра Генри Фейта, — вздохнул Кит. — Он записывал свои мысли, предположения и открытия, касающиеся лей-линий и лей-путешествий. Мы с Хейвен нашли дневник у него в кабинете после того, как они с Козимо пропали. Я пытался его читать, но, честно говоря, мало что понял. Но теперь думаю, что там должно быть что-то насчет карты. Я надеялся, что если у нас будет дневник и карта, мы сможем… — Кит замолчал. Ему в голову пришла неожиданная мысль. Он повернулся к Вильгельмине. — Эй, но карта, надеюсь, у нас?
— Не волнуйся.
— Надо убедиться, — настаивал Кит. — Хейвен — коварная двуличная интриганка, и если она вцепилась когтями в эту карту…
— Кит, уверяю тебя, тут не о чем волноваться. Расслабься.
— Иди проверь.
— Карта под замком.
— Нет. Хочу посмотреть на нее! Прямо сейчас.
— О, черт! — поморщилась Мина, — ладно, лишь бы ты заткнулся.
— Пойдем вместе. Где она у тебя?
— Так я тебе и сказала! Это тогда уже не секрет, — возразила она. — Подождите, я сейчас вернусь.
Вильгельмина вышла, а Кит вернулся к осмотру того, что он считал местом преступления.
— Я уверен, что это Хейвен взяла зеленую книгу, — упорствовал Кит. — Во-первых, она возмущалась, что она у меня.
— Но зачем ей красть дневник? — спросил Джанни. — Почему бы просто не попросить вас?
— Ее светлость сама себе закон, — ответил Кит с горечью. — Она поступает так, как считает нужным, а на всех остальных ей плевать!
— Да, в мире много таких людей, — Джанни сочувственно кивнул.
Вернулась Мина. И карта, и копия были на месте.
— Все в порядке, — успокоила она Кита. — Мне пора открывать кофейню, вы уж тут найдите, чем занять себя. А потом сядем и все спокойно обсудим. Тогда и решим, что с этим делать.
— Хочешь от нас избавиться? — воинственно спросил Кит.
— Типа того. — Мина уже выходила.
— Ага. Чуть что, и я уже не нужен, — пробормотал Кит. — Ладно, Джанни. Пойдем выпьем кофе и подумаем о нашей экспедиции в каменный век и о том, что делать с этим деревом, когда мы туда попадем.
— Да я бы с удовольствием, — монах развел руками. — Только мне надо проведать гончара, пока рынок не закрылся.
Кит и так разозленный дальше некуда, закатил глаза.
— Да что, мне больше всех нужно? Похоже, я единственный, кто хочет вернуться к поискам?
— Весьма сожалею, — вздохнул Джанни. — Но сегодня единственный день, когда гончар бывает на рынке. Мы договорились о встрече.
Кит махнул рукой.
— Тогда увидимся позже.
Монах вышел, а Кит принялся заталкивать вещи обратно в сундук. Затем он спустился вниз, в главный обеденный зал кофейни. На скамейках у задней стены сидели несколько бородатых деловых людей в черных плащах; они тихо обсуждали какие-то свои проблемы, попивая кофе из личных кружек, выделенных специально для них Вильгельминой. Три статные дамы с искусно завитыми волосами и в атласных платьях зеленого и синего цвета сидели за столиком под окном, — там было много света, а значит, прохожие могли их подробно рассмотреть.
Дневного наплыва посетителей не предполагалось, а многочисленная вечерняя публика еще не пожаловала, поэтому в кофейне было относительно тихо, если не считать грохота кастрюль и подносов с кухни; там трудились Этцель с помощниками, восполняя запасы выпечки. Кит не хотел кофе. Вместо этого он решил проведать Касс и посмотреть, как продвигаются ее исследования.
Покинув «Гранд Империал», он направился через рыночную площадь. Здесь мельтешили торговцы и покупатели. Вильгельмина устроила Касс в арендованной комнате над Аптекой. Кит вошел и поздоровался с Анной, солидной вдовой, заправлявшей аптекой после смерти мужа.
— Добрый день! — поздоровался он и указал пальцем на потолок. Аптекарша кивнула, и он отправился наверх.
Касс устроила импровизированную лабораторию на большом столе, переставленном поближе к окну. Она работала, что-то напевая себе под нос. Кит остановился в дверном проеме, с удовольствием наблюдая за ловкими движениями рук Касс и вслушиваясь в немудрящую мелодию.
— Привет! — окликнул он с порога. — Как дела?
— О, привет, Кит, — ответила она, быстро оглянувшись через плечо, и вернулась к работе. — Заходите, сами посмотрите.
Чтобы определить загадочный материал, оживлявший теневые лампы, Кассандре пришлось разобрать устройство Кита.
— Можно многое сказать по остаткам, даже если что-то сгорело, — объяснила она. — Пепел — это своеобразная химическая подпись.
Кит значительно покивал.
— Ну и что же здесь написано? — спросил он, заглядывая через плечо Касс в латунную раковину-раскладушку.
— Пока ничего утешительного. Оборудование слабовато.
Касс расстелила на столе белый носовой платок, на нем хорошо был виден неожиданно простой механизм вышедшей из строя лей-лампы. Внутренности устройства, казалось, почти полностью состояли из одной большой камеры, содержащей активирующее вещество, от камеры отходили каналы меньшего размера к отверстиям в корпусе; там возникал свет, когда лампа попадала в область действия активной лей-линии. Были еще два или три отсека, гораздо меньших размеров (они сильно оплавились), а также остатки механизма, содержащего пружину, какие-то перегородки и каналы и что-то вроде крошечной диафрагмы.
— Вы не могли бы еще раз описать обстоятельства, при которых прибор сгорел, — попросила Касс. С помощью большой изогнутой иглы с расплющенным концом она осторожно выгребла из главного отсека каплю застывшего материала и соскребла обугленные черные остатки в аккуратную небольшую кучку.
— Ну, это случилось там, в каменном веке, — начал Кит. — Я хотел показать Мине и брату Лазарю Костяной Дом, но вместо этого…
— Костяной Дом, — пробормотала Касс, пытаясь представить, на что это может быть похоже. — Итак, палеолит. Расскажите подробнее.
— Ну, значит, середина зимы. Молодежь из племени Речного Города позвали меня с ними в лес; там они строили этот чудной дом, — что-то вроде иглу, но полностью из костей бизонов, носорогов, мамонтов, лосей и все такое. Кости лежали навалом под скалой…
— Зона поражения, — пробормотала Касс. — Некоторые племена загоняли животных на обрыв. Довольно эффективный способ охоты.
Кит кивнул.
— Мы вытаскивали из кучи разные кости, рога, черепа и тому подобное и тащили на поляну в лесу. Тогда я этого не знал, но они строили дом прямо на портале. Старик, я рассказывал, ну, вождь племени, его звали Эн-Ул, дождался, когда закончат строительство, залез в дом и впал в какой-то транс, или в глубокую медитацию, или я не знаю, во что. «Время предвидений», он сказал.
— Да, транс… — Касс вспомнила благоговение, с которым Кит говорил об этом моменте. — Я хочу посмотреть на это место. Вы обещали, помните?
— Конечно, но тут есть одна маленькая деталь, — смущенно сказал Кит. — Когда я привел туда Мину и Джанни, никакого Костяного Дома и в помине не было. На его месте вырос огромный тис, ему тысяча лет, а может и больше. Проблема именно в нем.
— Тис, да? — Касс продолжила ковырять иглой черный пепел.
— Да, огромный такой тис, — сказал Кит. — Интересно, почему бы это?
— Знаете, тисовые деревья в древности ассоциировались с бессмертием и вечностью, об этом говорят все исследователи. — Она взглянула на Кита. — Вы не знали? Многие древние культуры считают тис священным деревом — возможно, потому, что он фантастически долговечен. Люди вообще считали, что тисовые деревья живут вечно, поэтому называли их символами вечной жизни. Вот почему их так часто сажают на кладбищах. — Она слегка пожала плечами. — По-моему, интересное совпадение, вот и все.
— Кассандра, моя дорогая, — сказал Кит, пытаясь подражать старомодному, возвышенному тону своего прадеда, — мы все уже усвоили, что никаких совпадений не бывает.
Касс посмотрела на него с недоумением.
— Так всегда говорили Козимо и сэр Генри, — объяснил он. — Ладно. Вернемся к дереву. Итак, мы стоим в лесу, смотрим на него и думаем, что делать, и тут внезапно наши лампы выходят из строя. Мы просто хотели проверить, есть ли тут силовой портал, и вдруг они с ума посходили, ну, теневые лампы, я имею в виду. Эти глупые штуки стали быстро нагреваться.
— Только нагреваться? — спросила Касс, глядя на детали перед собой. — А еще что-нибудь было?
Кит задумался.
— Огоньки… они мигали, нет, не мигали, скорее пульсировали. И такие яркие, как никогда раньше. Корпуса стали горячими, держать невозможно. Мина свою выронила, а потом и я. Эти штуковины издали такой забавный хлопок, а потом из них дым пошел, белый, фззз! И все.
— Хм. — Касс отложила иглу и взяла пинцет, извлекая кусок обугленного материала и отправляя в стеклянную миску, которую одолжила в кофейне. — И что дальше?
— Да все на этом. Мы вернулись сюда, а потом появились вы, Хейвен и Джайлз. Остальное вы знаете.
Взяв еще два образца, Касс добавила к одному воды, к другому немного уксуса, а потом капнула в миску чего-то бледно-желтого, пахнущего тухлыми яйцами.
— Грубый эксперимент, — проворчала она, — но мы могли бы посмотреть на реакцию. — Если там есть чему реагировать. — Она помешала образцы кончиком стеклянной ручки и сосредоточенно нахмурилась.
— Ну и что? — нетерпеливо спросил Кит.
— Пока ничего. — Она выдвинула фитиль настольной лампы и поднесла одну из чашек к огню. — Иногда небольшое нагревание может ускорить реакцию. — Опять помешала содержимое чашки, наклонила ее над пламенем, подождала и перешла к следующей. Ни один из образцов не показал каких-либо заметных изменений. — Возможно, наши старания напрасны. Но мы хотя бы попробовали. Будь у меня настоящее оборудование и побольше химикатов, может, что и получилось бы. — Она вернулась к своим экспериментам. — Я попробую кое-что еще и посмотрю, вдруг что получится. Если нет, использую образцы, которые дал Густав. Но, честно говоря, я не большой специалист в химии.
— Да ладно. Продолжайте, — сказал Кит. — Пойду, поищу Джанни.
— Как найдете, тащите его сюда.
Кит помчался на поиски итальянца, и после долгих блужданий по рынку в конце концов нашел его на дальнем конце площади, где обычно располагались ремесленники. Монах стоял возле гончарного прилавка. Джанни втолковывал гончару, чего он от него хочет. Они оживленно спорили, но Кит не мог уследить за дискуссией. Он понял только, что стороны пришли к какому-то положительному решению, да и то только потому, что гончар и монах пожали друг другу руки.
— На следующей неделе, если Бог даст, я надеюсь приступить к работе в саду, — объявил монах.
— А что вы тут ему изображали? — спросил Кит, тыча в рисунок.
Джанни вздохнул.
— Вы не поверите, но у них тут этого нет.
— Это цветочные горшки? — спросил Кит, просматривая эскизы. — Вы об этом хотели переговорить с гончаром?
— Да, простые терракотовые горшки. Он мне пытался втолковать, что миски лучше. Но мне нужны именно горшки, чтобы выращивать зелень и овощи.
— Вам виднее. — Кит вернул рисунок и сказал: — Мы с Касс хотели спросить, не могли бы вы помочь с ее экспериментами? Она уперлась, сомневается, что может двигаться дальше.
Джанни выдал гончару небольшую предоплату и отправился вместе с Китом в верхнюю комнату над аптекой.
— Никакой реакции ни на один из моих реагентов, — объяснила Касс. — Я проверила то, что осталось от приборов, и то, что дал Густав. Никакой реакции.
— Ничего удивительного. Тут нужны более сложные инструменты и набор химикатов. Только здесь их взять негде. И в ближайшие двести лет они вряд ли появятся. — Джанни пододвинул стул и сел рядом с ней. — Так что придется посмотреть, что можно сделать здесь и сейчас. Только сначала я хотел бы понять, как работают эти маленькие лампочки, какова их функция?
Оба повернулись к Киту.
— Вы ведь видели их в работе?
— Да что я там видел? Мигают, и все. К тому же мигают неправильно, ну перед тем, как сгореть.
— Когда в приборе возникла неисправность, — сама себе сказала Касс.
— Там все просто, — говорил Кит. — Когда лампа оказывается рядом с лей-линией, с активной лей-линией, вот эти маленькие дырочки светятся. Синий свет такой…
— Дело не в этом, — досадливо поморщился монах-физик. — Пожалуйста, опишите, что происходит — с самого начала. Расскажите все, что сможете вспомнить, — даже самые незначительные на ваш взгляд детали могут оказаться важными.
Кит задумчиво кивнул, а затем приступил к обстоятельному рассказу о том, как работает лей-лампа, как ей пользуются, в общем, обо всем, что мог вспомнить, вплоть до цвета огней и запаха, возникающего, когда лампа гаснет. В заключение он сказал:
— Мина, наверное, может больше рассказать. Она эксперт. Кроме того, ее лампа поновее и помощнее, там больше наворотов.
Джанни поблагодарил его, а затем повернулся к коллеге в соседнем кресле.
— Есть идеи, Кассандра?
— Видимо, какие-то редкоземельные элементы, — сказала она. — Я с самого начала о них думала. Может быть, тербий… или гадолиний.
— Да, возможно. — Джанни погладил себя по подбородку. — Гадолиний или один из его изотопов. — Он задумчиво постучал себя по зубам. И тут глаза его загорелись. — О! Я знаю! Это европий!
— Почему европий? — озадаченно спросила Касс. — Я о таком даже не слышала. Впрочем, не удивительно. Это слишком далеко от моей области.
— Обязательно стоит присмотреться к европию, — заявил Джанни. — Но проверить также гадолиний и тербий, а еще неодим.
— Что это за штуки? — с подозрением спросил Кит. — Вы их не выдумали?
— Это редкоземельные элементы, — пояснила Касс. — Вполне реальные, только очень редкие.
— Понятно… — протянул Кит.
— Они родственны семейству лантаноидов — тяжелых элементов, образующихся в результате нуклеосинтеза сверхновых. — Заметив, что глаза Кита начинают тускнеть, она поспешно добавила: — Они образуются в результате термоядерных взрывов звезд.
— Взрывающиеся звезды, — пробормотал Кит. — Ну да, само собой…
— Их можно использовать в самых разных целях, — продолжала Касс. — Палеонтологи пользуются ими для датировки окаменелостей. Они применяются во всех высокотехнологичных устройствах, в лазерах, рентгеновских аппаратах, МРТ-системах, в ядерных батареях…
— Вот слава творения! Даже у взрывающихся звезд есть своя цель, — заявил Джанни. Видимо, он вспомнил, что когда-то был проповедником. — И эта цель может быть использована человечеством.
— Лантаноиды больше других годятся для этих теневых ламп, — говорила Касс, — поскольку многие из них чувствительны ко всем видам электромагнитной энергии — часто возбуждаются и начинают выделять фотоны на более коротких длинах волн. — Увидев озадаченное выражение лица Кита, она добавила: — Они светиться начинают.
— Да, это подходит, — заключил Кит. Он указал на плошку с ничем не примечательными серыми гранулами. — Густав говорил, что Берли принес ему материал, верно? А откуда Берли мог взять эту штуку, если она такая редкая?
— Это мы узнаем, когда определим, с чем имеем дело. — Касс повернулась к Джанни. — Я думаю, из Китая.
— Да, это первое, что приходит в голову, — согласился минах.
— Да почему именно Китай? — чуть не закричал Кит. Он чувствовал себя все более не в своей тарелке среди этих ученых людей.
— Да потому, что большая часть мировых поставок редкоземельных элементов идет из Китая, — объяснила Касс. — Точнее, из Южного Китая. Там богатые месторождения.
Джанни взял стеклянный флакон с небольшим количеством сырья, которое выдал им Густав. — Если бы мы точно определили принадлежность наших элементов, мы построили бы схему эксперимента. Некоторые из этих элементов реагируют с галогенидами — некоторые из них образуют стабильные соединения с халькогенидами.
Дискуссия быстро погрузилась в такие глубины, где Кит совсем не ориентировался. Он решил выйти, подышать воздухом, размять ноги, а технические разговоры предоставить экспертам.
— Вы тут поговорите, а я выйду ненадолго, — сказал он. Выйдя на улицу, он пошел через площадь. Некоторые торговцы уже закрывали свои прилавки и собирались отправляться по домам, но вокруг еще хватало покупателей и продавцов, все что-то продавали, что-то меняли. Завернув за угол, он увидел Энгелберта, тот как раз уходил в переулок с сумкой на плече; он напомнил Киту Санта-Клауса, совершающего обход. Кит окликнул его и даже рукой помахал, но пекарь уже ушел.
Кит лениво рассматривал товары на прилавках и думал о том, каким важным достижением человеческой мысли явилось простое долото. В племени Речного Города даже простая пила была бы чудом техники. Взять пилу, мешок с гвоздями и пару молотков, и смотаться обратно в Речной Город… там его чудотворцем сочтут, волшебником первой категории. А если добавить пачку иголок и ножницы, его вообще королем провозгласят, если не богом.
Мысли о племени повергли Кита в меланхолическое настроение. Он скучал по своим друзьям, своему народу, людям самой примитивной эпохи. А еще ему недоставало того человека, каким он сам там был. Ему не хватало откровенной простоты, врожденного сострадания и безграничной заботы людей племени друг о друге. Он скучал по Дардоку и другим людям, по молодым охотникам, по женщинам и малышам; а больше всего — по вождю Эн-Улу.
Древний таинственным образом мог читать мысли Кита почти так же ясно, как речь. Что ж, заключил Кит, если мысли можно читать сквозь время и пространство, тогда прочти мои, Эн-Ул: я вернусь.
Жар пустыни обрушился на Чарльза Флиндерса-Питри с такой силой, что, казалось, загорелись подошвы его ботинок, или, что еще хуже, палящие лучи раскаленного добела солнца поджигают волосы и опаляют голову. Случись ему войти в доменную печь, и то подумал бы, где жарче. Остановившись лишь для того, чтобы отдышаться и оглядеть окрестности, он отряхнул одежду от пыли. Над далекими холмами плыло марево, возникали и исчезали миражи, и это было единственное движение на многие мили в любом направлении. Прямо перед ним тянулась к разрушенному храму аллея сфинксов с бараньими головами. Пустынно, жарко… Зато он здесь один, значит можно расслабиться. Он достал из сумки на боку кусок льняной ткани и сделал тюрбан. В рюкзаке, таком же, который использовал его отец во время последнего похода в Египет, было все, что, по его мнению, могло понадобиться в этом авантюрном путешествии. Он помнил, что новым лей-путешествием обязан исключительно лорду Берли. Если бы не настойчивость графа много лет назад, он, вероятно, никогда бы не подумал о карте своего деда.
Забросив рюкзак на плечи, он направился в холмы, оставив позади двойной ряд молчаливых статуй. Никаких других ориентиров кроме рассказов отца у него не было. Вообще-то, Бенедикт мог бы записать несколько приемов из арсенала семейного ремесла. Без указаний точно рассчитать прыжок невозможно. Артуру это удавалось легко, а вот Чарльзу потребовалось больше пяти лет и несколько десятков попыток, прежде чем он нашел грубый метод калибровки. Он давал возможность прыгать с точностью плюс-минус год, а то и вообще поколение. Дальнейшая работа могла бы помочь усовершенствовать технику прыжков, но для этого уже нужна была карта. Она и стала причиной его нынешнего визита.
В Египте он был только в самом раннем детстве, но отец и бабушка часто рассказывали разные истории, связанные с ним, так что место казалось почти знакомым, во всяком случае, он здесь кое-как ориентировался. Нил течет там, за холмами, а где-то на берегу реки должна быть деревня или город. За рекой лежит вади, где, если повезет, он рассчитывал найти могилу Анена, друга его деда и верховного жреца XVIII династии. Теперь ее так называли.
В деревне он хотел найти людей себе в помощь. Он понимал, что для археологии разграбление гробницы — серьезное преступление, но как еще добыть карту, не представлял. Разумеется, после того, как он найдет карту, помощники не оставят от гробницы живого места, начнется грабеж. В официальных документах времен фараона Хеопса говорилось о «расхитителях гробниц» — особой заботе богатых; египтологи считали их представителями организованной преступной группы. Конечно, они такими не были. Просто бедные местные крестьяне, для которых любая ценность — а вон их сколько валяется в погребальных камерах, давно забытых и занесенных песком, — представляла возможность хоть немного скрасить свою жизнь. В гробнице верховного жреца, без сомнения, найдется много интересного, если какие-нибудь средневековые наемники не вычистили ее раньше.
Но сначала нужно добраться до реки и найти деревню. А это оказалось не просто. К тому времени, когда Чарльз вошел в холмы, из него вылилось столько пота, что он и не подозревал, что в теле столько жидкости. В сухом воздухе пустыни пот мгновенно высыхал, оставляя после себя лишь пятна на тонкой льняной рубашке. Он доковылял до скалы, дающей хоть какую-то тень, и уселся спиной к камню. Достал бурдюк и позволил себе приличный глоток. Потом закрыл глаза и, стараясь думать о чем-нибудь прохладном и освежающем, стал ждать заката. Идти дальше по такой жаре было решительно невозможно.
Отдыхая, он старался в мельчайших подробностях вспомнить все разговоры в семье, связанные с Египтом. Он знал, что Артур, его дедушка, прожил там несколько лет, выучил язык, подружился с молодым жрецом по имени Анен. Именно Анен присматривал за отцом Чарльза, за Бенедиктом, когда случилась трагедия и Артура убили во время восстания; знал, что Анен похоронил Артура в своей гробнице по местному обычаю, мумифицировав тело. Он помнил, как бабушка Сяньли с Бенедиктом вернулись через некоторое время, чтобы вернуть Карту на Коже ее истинному владельцу.
Этот жуткий предмет, появившийся на свет благодаря простой лингвистической ошибке, занимал важное место в семейных преданиях. Чарльз не помнил времени, когда бы не слышал о легендарной карте своего деда: кожа Артура, вернее, татуировки на ней, хранили наиболее важные точки, в которых дед побывал, и что где-то там, среди бессмысленных на взгляд Чарльза закорючек, скрывалась великая тайна. Отец отказался от путешествий через миры ради интересов семьи. Ну что же, семья выжила и жила, в общем, неплохо. Клятва отца никогда больше не пользоваться лей-линиями для перемещений не мешала ему рассказывать истории о подвигах и приключениях Артура. Еще до пресловутой клятвы Бенедикту довелось вместе с отцом совершить несколько путешествий во времени и пространстве, изучая секреты лей-линий, так сказать, из первых рук. Вот во время одной из таких поездок и случилось восстание, стоившее жизни Артуру; так что юный Бенедикт видел не одного, а целых двух фараонов. Именно он посетил гробницу Верховного жреца и положил карту в саркофаг отца, тем самым положив конец семейному занятию, которое Чарльз намеревался возродить.
Тень от скалы протянулась по песку. Чарльз встал и пошел дальше к берегу Нила. К тому времени, когда он увидел великую реку, до полной темноты оставалось совсем немного. Неожиданно далеко Чарльз заметил маленькое тусклое пятно на берегу — то самое селение, которое он искал. Из-за жары и отдыха ему потребовалось больше времени, чем он предполагал; теперь он сомневался, сможет ли добраться до места назначения до темноты, и справедливо полагал, что странный путешественник, пришедший ночью, вряд может рассчитывать на радушный прием. Однако он был готов и к этому. В рюкзаке у него было немного еды и легкое одеяло — в предрассветные часы в пустыне становится холодно.
Предстоящая ночь нисколько не беспокоила Чарльза. Во время учебы в университете он привык спать, где придется: просто под забором, на церковных лавках, на рыночных прилавках. По сравнению с этим ночевку под звездами можно считать роскошной. Правда, он стал старше, но не настолько же, чтобы не суметь выспаться под бриллиантовыми звездами Млечного Пути.
Когда солнце над западными холмами растеклось по горизонту расплавленной бронзой, Чарльз нашел на краю кунжутного поля финиковую пальму и разбил лагерь. Выдрав сухие кусты, чтобы обезопасить себя от змей и скорпионов, он сложил несколько сухих пальмовых ветвей, постелил поверх размотанный тюрбан, сел, прислонившись спиной к стволу пальмы, и отдохнул, выпив воды и прислушиваясь к цикадам, сверчкам и крикам ночных птиц. Жара спадала, Чарльз расслабился. Он открыл рюкзак и достал то, чем собирался поужинать — орехи и сухофрукты, немного галет, вяленой говядины и яблоко. После тяжелого дня простая еда удовлетворила бы самый утонченный вкус, и Чарльз наслаждался каждым кусочком пищи.
Ночь накатила с востока, погасив последние проблески дня, залила низины прохладной синей тенью. Чарльз лег, пристроил рюкзак вместо подушки, начал было считать звезды и заснул. Спал крепко, но проснулся незадолго до восхода солнца от лая собак. Идти в деревню на берегу реки слишком рано тоже не стоило. Он не торопился и даже потратил немного драгоценной воды на умывание. Причесался, почистил одежду и как мог привел себя в порядок. В ожидании восхода съел еще горсть орехов и фруктов.
Собрался и пошел в серебристую дымку безоблачного дня. Уже возле деревни он почувствовал влажный запах великой реки. На окраине селения его с энтузиазмом встретила стая собак, сообщивших хозяевам о приходе чужака. К тому времени, как Чарльз достиг центра поселения, его тявкающая свита предупредила всех в пределах слышимости о присутствии среди них незнакомца. Прекрасно понимая, что его давно заметили, он подошел к деревенскому колодцу, напился и наполнил бурдюк водой, ожидая, пока появится местный староста или старейшина.
Они не заставили себя ждать. Любопытные деревенские жители очень хотели прояснить тайну незнакомца. Седовласый мужчина в выцветшем синем кафтане подошел и остановился, опираясь на палку.
— Салам алейкум, — сказал Чарльз, протягивая руку.
— Алейкум салам, — ответил старейшина, но руки не принял, подняв свою в знак приветствия.
Если арабский язык Чарльза был скудным, то его египетский был просто ничтожным. Тем не менее, благодаря многократному повторению и большому количеству жестов, ему удалось объясниться.
— Мне нужны люди, которые помогут мне, — сказал он старику на своем убогом арабском. — Деньги у меня есть. — Он сделал вид, что пересчитывает на ладони воображаемые монеты. — Готов заплатить.
К сожалению, смысл разыгранной им пантомимы не дошел до старика. Тогда Чарльз попробовал свой школьный французский.
— L’argent, — сказал он. — Je paie.
{Деньги. Я плачу (франц.)}
— Ага, вы платите, — повторил староста, кивая про себя. Он развернулся и, поманив Чарльза, повел его к своему дому неподалеку. За ними последовала большая часть собравшихся жителей деревни. Чарльза угостили чаем из гибискуса, и после долгих переговоров соглашение было достигнуто: староста выделил пять человек с инструментами, трех ослов для доставки необходимой на шесть дней провизии туда, куда укажет Чарльз, то есть на западный берег реки. Половину денег сейчас, остальную половину после возвращения. Деньги только через старосту, он будет в роли кассира для всех, кто поставляет продовольствие, транспорт или рабочую силу. Была согласована окончательная сумма. Чарльз пообещал премию, если экспедиция пройдет без происшествий.
Сделку скрепили чашкой молодого местного вина, и седовласый старейшина спросил, когда Чарльз желает сесть в лодку.
— Как только люди будут готовы и собраны припасы, — ответил он. — Если возможно, хорошо бы прямо сегодня.
Староста покачал головой.
— Завтра. — Он махнул рукой. — Оставайся здесь. Будешь моим гостем.
Чарльз пожалел, что пропадет целый день, но предложение принял с удовольствием, а время использовал на составление простой карты нужного места на западном берегу. Благодаря рассказам Бенедикта он примерно знал, где искать саркофаг, надо только найти вади. Он понимал, что это самая слабая часть его плана, но решил довериться местным, они сами найдут нужное место.
На следующее утро колеса экспедиции начали вращаться, но очень медленно и с гораздо большим количеством остановок, чем Чарльз мог себе представить. Хотя жители деревни казались очень заинтересованными его проектом, их рвение никак не повлияло на скорость подготовки. Более того, казалось, что никаким способом до них невозможно донести необходимую с точки зрения Чарльза поспешность. Темпы сбора необходимого оборудования и продовольствия казались невероятно медленными.
На четвертый день Чарльз отказался от попыток ускорить процесс и просто сел под финиковой пальмой на берегу, жевал сушеные тыквенные семечки и обреченно смотрел, как мимо неторопливо несет воды широкий зеленый Нил. Это оказалось наиболее разумной политикой, поскольку любое вмешательство с его стороны лишь еще больше замедляло ход событий. На шестой день староста навестил Чарльза под пальмой и объявил, что завтра приготовления будут завершены.
— Прекрасно! — воскликнул Чарльз, вскакивая. — Выступаем утром.
— Нет. На следующий день, — ответил староста, качая головой. — Я должен связаться с племянником.
Наконец, спустя восемь дней после его прибытия в деревню, все было готово, экспедиция начала грузиться в лодки. У кромки воды старейшина деревни положил руку на плечо молодого человека и сказал, что назначает его старшиной экспедиции.
— Мой племянник, — коротко пояснил он. — Твой гид.
— Шукран, — ответил Чарльз и спросил юношу, как его зовут.
— Он не понимает по-французски. Только арабский и египетский, — сообщил ему староста. — Зови его Шакир.
— Что ж, Шакир, — сказал Чарльз, — едем.
— Хорошо, sekrey! — Шакир хлопнул в ладоши и поторопил рабочих погрузить остатки провизии в ожидающие лодки.
— Что значит «sekrey»? — спросил Чарльз, оценив рвение молодого человека.
— «Начальник», — ответил старейшина деревни. — Лодка, караван или люди — для всего годится. — Он поклонился. — Салам.
Шакир проследил, как последнюю корзину перенесли на борт и сам поднялся на головную лодку. Он бросил сходни для Чарльза, дождался, когда тот устроится на куче веревок в носовой части, и лодка отчалила. Нил в этом месте был широким, вода глубокая, плоскодонные лодки сильно сносило, так что на противоположном берегу они оказались довольно далеко от того места, куда целился Чарльз. Пришлось тянуть лодки бечевой к месту разгрузки. К выходу приготовились далеко за полдень — как раз время отдыха в самую жаркую часть дня.
Чарльза раздражало безделье, но приходилось терпеть вынужденный отдых. Наконец солнце начало ослаблять свою палящую хватку. Караван двинулся в путь, миновав на закате дальнюю кромку возделанных полей. Ночь под звездами в лагере оказалась гораздо лучше той, которую он провел в пустыне один. На рассвете лагерь свернули и отправились в путь, оставив позади зеленую полосу плодородной земли.
На запад, в пустыню вела только одна дорога. Она шла параллельно скалистым холмам и плато, простиравшимся до самой Сахары. Местами дорога огибала известняковые останцы, выступавшие над равниной. Чарльз вел караван, опираясь на грубую карту, составленную им на основе рассказов отца, а также на книгу из Британской библиотеки, в которой подробно описывались геологические изыскания военных инженеров императора Наполеона.
Чарльз крутил головой, высматривая две вещи: высокую треугольную вершину, которая, если смотреть под определенным углом, напоминала пирамиду; и узкую расщелину, ведущую на дно долины и примыкающую к пирамиде. Он искал вади, проход вглубь холмов.
День, и без того жаркий, становился все жарче по мере удаления от орошаемых полей. Чарльз намочил тюрбан и расстегнул рубашку, это принесло мимолетное облегчение. Через несколько минут он почувствовал себя зверем, питающимся собственными соками; теперь он от души сочувствовал свинье, жарящейся на вертеле, не хватало только яблока во рту, тогда сходство стало бы полным.
В этой проклятой пустоши нет ни единой веточки, не говоря уже о деревьях, способных дать хоть какую-то тень. Везде взор встречал один и тот же монохромный пейзаж — мир, лишенный красок, вся палитра состояла из мертвенно-белого цвета. Даже небо над головой выцвело до ужасного оттенка цвета старой кости.
В горячем неподвижном воздухе было тяжело двигаться. Даже дыхание воспринималось как трудная работа, не приносящая никакого вознаграждения за потраченные усилия. По мнению Чарльза, проще было бы перестать дышать и задохнуться. Но высшая цель заставляла его идти дальше.
Возле очередной скалы они остановились передохнуть и подождать, пока жара хоть немного спадет. Пауза затянулась и естественным образом перешла в ночлег, так как ни сил, ни желания продолжать путь ни у кого не было. Установили шатры, начали готовить еду. Чарльза охватил философский настрой. В конце концов, решил он, спешка в пустыне могла привести только к солнечному удару, а то и еще к чему-нибудь похуже.
Этот настрой он сохранял до утра, точнее до тех пор, когда отправился на поиски пирамидальной скалы, означавшей вход в русло вади. Он бодро шагал по пыльной дороге, не замечая, что сильно обогнал своих сопровождающих. Ему кричали. Он оглянулся и увидел, что караван сильно отстал. Пришлось ждать.
Чарльз достал свою импровизированную карту и начал сравнивать ее с окружающим ландшафтом. Его отвлекла тень, упавшая на бумагу. Он поднял глаза. Рядом стоял молодой Шакир, и всматривался в набросок. Чарльз передал ему бумагу и указал на линию высоких обрывов, уходящих вдаль; затем ткнул в набросок.
Черные глаза Шакира сузились, темная бровь сосредоточенно опустилась. Чарльз показал на бумаге пирамиду; затем — склон холма, за которым располагалось скрытое ущелье, ведущее к искомому месту.
Молодой человек повертел карту в руках, а потом вдруг побежал по тропе. Чарльз кричал ему вслед. Шакир остановился, обыскал глазами холмы, а затем побежал в другую сторону, мимо Чарльза, на юг.
— Хорошо, sekrey! — объявил он, вернувшись через несколько минут. Обливаясь потом, Шакир торжествующе потыкал пальцем в бумагу, вытянул руку и указал на скалы, нависавшие над тропой.
Чарльз кивнул и предложил Шакиру вести караван. Примерно через четверть мили они достигли места, найденного Шакиром. Здесь у подножия очередного холма крылась брешь, больше похожая на складку неряшливой занавеси. Она совсем не походила на то, что искал Чарльз, но за ней открывался широкий проход в вади.
Причудливые камни, выточенные водой и ветром, образовывали узкое ущелье. Оно лежало в тени и уже одним этим привлекло Чарльза. Он вздохнул, вытер пот с лица и вошел в ущелье. С каждым шагом становилось прохладнее, поскольку солнце не заглядывало на дно ущелья. Впереди проход расширялся. Чарльз прислонился к скале, выдохнул и соскользнул по камню на землю. Он спасся от палящего солнца, но важнее была убежденность, что он нашел вади Анена.
Карта на Коже была почти у него в руках. Еще день-другой, и тайна, которую Артур Флиндерс-Питри давным-давно унес с собой в могилу, выплывет наружу. И будет принадлежать Чарльзу, и только Чарльзу.
Если бы Кит мог знать, что теневая лампа и Карта на Коже связаны теснейшим образом, он бы мог считать этот день самым значительным в своей жизни. Но человеческое сознание непостоянно, мысли мелькают и исчезают, а на важные факты люди чаще всего не обращают внимание, так что жизненно важная информация остается незамеченной. А детали важны, очень важны. Вот и Кит, подобно многим, не заметил важнейшей вещи, находившейся прямо у него перед глазами. В результате поиски не продвинулись ни на шаг. А могли бы… Но случилось следующее.
День уходил. Солнце скрылось за городскими постройками, окружавшими площадь. Кит, уставший от бесцельных блужданий, вернулся в комнату наверху, где оставил Джанни и Кассандру обсуждать элементы, возникающие во внутренностях звезд перед взрывом. Он постучал и получил в ответ: «Входите, открыто».
— Это опять я, — объявил он, открывая дверь. Джанни уже ушел, а Касс лежала на кровати, глядя в потолок. — Ой, извините, — сказал он. — Я не знал, что вы спите.
— Да не сплю я. Думаю, — сказала она. — Заходите и чувствуйте себя как дома.
Кит взял стул и развернул его лицом к себе, пока она выбиралась из перины.
— Хорошо, так что вы решили? — спросил он. — Я про редкоземельные элементы. Есть идеи?
— Нет. С тем оборудованием, которым мы располагаем, ничего определенного сказать нельзя. Тратить ту малость, которая у нас есть, нельзя, — сказала Касс. — Если хотим получить точный результат, нужно совсем другое оборудование.
— Вот как? И почему это меня не удивляет?
— К счастью, Джанни знает место, где можно провести хороший анализ.
— Здесь?
— Здесь не получится. Он хочет ехать в Рим. — Увидев недоуменно поднятые брови Кита, она рассмеялась и добавила: — В Ватикан.
— У Папы есть микроскоп?
— Сомневаюсь, что у Папы большой опыт работы с экзотическими материалами — если да, то широкой публике об этом неизвестно. Но в Ватикане ультрасовременная лаборатория, и у Джанни есть подходы к ней в двадцать первом веке. Это важно.
— Надо же! Оказывается, иногда полезно быть монахом.
— Он может получить доступ в эту лабораторию быстрее и проще, чем где-либо еще, а главное — там не будут задавать лишних вопросов, — кивнула Касс. — Так что нам пора идти.
— Ну и Джанни! — Кит восхищенно покачал головой. — Пипец, какой крутой!
Касс рассмеялась.
— Вы мне нравитесь, Кит.
— Вы мне тоже нравитесь. — К сожалению, больше он не придумал, что сказать. — Итак, хм… не хотите пойти в кофейню и посмотреть, чем остальные заняты?
Касс спустила ноги с кровати и изящно влезла в туфли.
— Это лучше взять с собой, — сказал Кит, потянувшись за стеклянным флаконом с остатками редкоземельного металла на столе. Видимо, на него произвели слишком сильное впечатление стройные ноги молодой леди, потому что до пузырька он не дотянулся, опрокинув вместо этого корпус теневой лампы, в котором еще оставались остатки сгоревшего материала. Черная пыль рассыпалась по носовому платку, который Касс расстелила на рабочем месте.
— Упс! Извините. Надеюсь, большой беды нет, — он начал сметать зернистый пепел обратно в раскрытый корпус лампы. Собрав сколько смог, он стряхнул остатки порошка с белой ткани.
Вот в этот-то момент Кит и мог увидеть нечто необычное. Если бы он не думал о ногах Касс, то, скорее всего, заметил бы, что серое пятно, оставшееся на платке, образовало весьма характерный узор: спиральный завиток с необъяснимо прямой линией, проходящей прямо через центр, и тремя отдельными точками по внешнему краю.
Рисунок пятна был четким и слишком точным, чтобы оказаться результатом простой случайности. Тем не менее, в угасающем дневном свете, узор, точно повторявший рисунок на стене пещеры, и другой, на стене гробницы Анена, и третий на коже Артура Флиндерса-Питри у Колодца Душ, остался незамеченным и неузнанным.
Кит просто встряхнул носовой платок и протянул его Касс, а она сунула его за манжету блузки. Затем, совершенно не подозревая о явленном им секрете, Кит спрятал в карман испорченную теневую лампу и пузырек с редкоземельными элементами, и оба вышли из аптеки. Увы. Открытия величайшей важности не случилось.
Рыночная площадь быстро пустела. На город спускались сумерки, в окнах зажигались свечи и камины. Серебристый дым шел из труб, во множестве торчавших на крышах. Пахло осенью. На полпути к кофейне они встретили Вильгельмину.
— О, а я как раз вами.
— Ты видела Джанни?
— Да, он сказал, что пока не понял, с чем имеет дело.
— Он хочет отвезти образец в Рим для исследований, — сказал ей Кит.
— Ну что же, неплохая идея. — В это время зазвонили церковные колокола. Мина остановилась послушать.
— Что это за церковь? — спросила Касс, глядя на темный фасад внушительной готической церкви, выходящей на площадь.
— Тынская церковь, — ответила Мина. — Вечерня только начинается. Вообще-то я шла на службу. Хотите со мной?
— Я бы с удовольствием, — сказала Касс.
— Ну так идемте. — Вильгельмина решительно направилась через площадь; Касс пошла рядом с ней, и Киту пришлось последовать за ними. — После напряженного дня я люблю ходить на службу. Этцель тоже старается не пропускать. Думаю, он уже там.
— Вы об Этцеле? Я видел его сегодня. — Кит рассказал, как встретил на площади пекаря с сумкой на плече.
— Наверное, отправился помогать людям. Ходит по задворкам, ищет нуждающихся и помогает. Говорит, так у него Seele arbeitet.
{Душа действует (нем.)}
— Что значит «душа действует»? — спросила Касс.
— Вы знаете немецкий?
— Не то, чтобы знаю, но время от времени сталкиваюсь с коллегами-немцами. Приходится.
— Здорово! Ставите химические опыты и читаете по латыни. — Кит слегка приуныл. — А есть что-нибудь такое, чего вы не умеете?
— Готовить. Совсем не умею. — Она улыбнулась Киту.
Тынская церковь встала перед ними из тени, ее двойные башни со шпилями тянулись к небу, каждый шпиль увенчан крестом, сверкающим в последних лучах уходящего дня как звезда. Нижние окна огромного центрального нефа вытянутой готической формы повторяли пламя свечей внутри, а факелы по обе стороны от внушительных черных дверей с железными заклепками рассеивали свет вокруг входа. Кит приоткрыл дверь в этих воротах, и все трое вошли в старую церковь.
На службе оказалось много людей.
— Остались только стоячие места, — пошутил Кит, а затем понял, что люди стоят, потому что скамеек нет — только несколько стульев для пожилых членов общины. Мина бросила на него строгий взгляд.
— Извини, — буркнул он. — Я буду вести себя хорошо.
Они протиснулись через последние ряды. Священники слаженно пели гимн. Служба велась отчасти на латыни, отчасти на немецком языке, и Кит, совсем не разбиравшийся в религиозных обрядах, отметил, что она не только не раздражает его, но даже доставляет удовольствие. Один взгляд на Мину, чье лицо в свете свечей выражало благость, дал Киту понять, что его бывшая подруга полностью погружена в ход литургии и пение. Он вспомнил, что в аббатстве Монсеррат она представлялась монахиней, и решил, что это неспроста.
С Кассандрой же происходило следующее. Псалмы и гимны рождали причудливое эхо в огромном сводчатом помещении, а благовония клубились перед алтарем благоухающими облаками. Касс сначала просто стояла молча, потом задумалась и, наконец, совсем притихла — голова как будто сама собой склонилась и глаза не столько закрылись, сколько зажмурились. Наконец, когда в воздухе прозвучали последние ноты огромного органа, Кит наклонился и прошептал:
— С вами все в порядке?
Касс кивнула, но головы не подняла; ее руки оставались крепко сжатыми на груди. Прихожане начали расходиться, а она не двинулась с места.
Вильгельмина обняла ее за плечи.
— Что случилось, Кассандра?
Она не ответила. Тогда Кит, как всегда немного прямолинейно произнес:
— Уж нам-то можете сказать? Тоска по дому обуяла?
— Нет, — наконец вздохнула Касс. — Ничего подобного. — Она подняла голову, и Кит увидел, что она плакала. — По-моему, я никому не рассказывала, что случилось со мной в Дамаске?
Кит и Мина переглянулись.
— Ну и не обязательно говорить, если не хочешь, — сказала ей Вильгельмина. — Все нормально.
— Со мной приключилось там такое, что у меня просто не осталось выбора. И вот я здесь, — сказала Касс, стирая следы слез со щек. — У меня было видение, и оно меня так напугало, что я побежала в ближайшее убежище, в часовню сестер Феклы.
— А что вы такого увидели? — заинтересованно спросил Кит. Мина бросила на него предостерегающий взгляд, и он быстро добавил: — Ну, то есть если не хотите рассказывать, не надо…
— Нет, нет, все в порядке. Я могу рассказать. — Кассандра глубоко вздохнула. — Мне кажется, я видела конец вселенной. Другими словами не скажешь. — Далее она пересказала подробности того ужасающего видения — ненасытную, всепоглощающую тьму, неизмеримую и бессмысленную ненависть к свету и его многообразным проявлениям, безжалостное уничтожение всех, в ком теплилась искра жизни, опустошительное стремление к забвению — это вырвало ее из сна и бросило в объятия Зететического общества. В конце она сказала: — В часовне я сидела и молилась, пока на улице не стало достаточно светло, а потом вышла и побежала, именно побежала, к дому Общества. А потом стала его членом. — Она подняла глаза и печально посмотрела на них. — Вот с тех пор и бегаю. А сегодня у меня впервые выдалась возможность остановиться и задуматься о том, что произошло. Служба была прекрасной, она вернула мне все это. К сожалению, я ничего в этом не понимаю.
— Неважно. — Мина обняла Касс за плечи. — Происходит много такого, чего никто из нас не понимает, но вот они мы, вместе.
— Один за всех, и все за одного, — бодро добавил Кит. — Мы не допустим, чтобы с вами что-нибудь случилось. — Сказано было смело, но глупо — абсолютно пустое обещание, — и Кит понял это в тот момент, когда слова сорвались с его губ. Козимо был прав: лей-путешествия — весьма опасное дело, сопряженное с огромным личным риском, и ни он, ни кто-либо другой ничего не может здесь поделать.
Касс, казалось, поняла, но все равно услышала в его словах утешение.
— Спасибо, — вздохнула она. — Вы оба очень добрые. — Она смущенно рассмеялась. — Обычно я не такой уж занудный человек, честное слово.
Вместе с последними прихожанами они вышли из церкви и направились к кофейне «Гранд Империал», благо идти было совсем недалеко. Если не считать расходившихся верующих, рыночная площадь почти опустела; последние торговцы увязывали фургоны. Яркие звезды высыпали на небе.
— Как вы себя чувствуете сейчас? — заботливо спросил Кит.
— Немного лучше, — ответила Касс. – Но еще не совсем отошла…
— Наверное, это был кошмар из кошмаров, раз он вас так напугал, — заметил Кит.
— Ну… это было довольно неприятно. — Касс вздрогнула от воспоминаний.
— Наверное, стоило бы поговорить об этом обстоятельно, — предложила Вильгельмина, — я бы послушала. То есть… — Она замолчала, заметив, что Кит застыл, как вкопанный. Обе женщины недоуменно смотрели на него, а он смотрел куда-то вдаль, как будто только что увидел привидение.
— Кит, да что с тобой стряслось? — обеспокоенно спросила Мина. — Ради всего святого, что ты увидел?
— Берли вернулся, — выговорил он низким шепотом. — Мина, я только что видел берлимена.
Мирная долина превратилась в поле смерти, когда над головами людей понеслись огненные стрелы. Они падали, взрывались, собирая обильную кровавую дань. Лошади, скот, люди — все ослепли от ужаса и обратились в бегство. Джайлз крепко сжал руку Хейвен и потянул ее за собой.
В небесах то и дело звучали пронзительные вопли, огненные залпы прочерчивали сумерки и падали на землю смертоносным дождем. Люди метались в слепой панике, топча тех, кто бежал медленнее других.
С самых первых шагов Джайлз знал, что ставка в этом забеге — жизнь. Им приходилось карабкаться по крутому склону холма, и Джайлз старался держаться на краю толпы, чтобы не попасть под ноги бегущим. Хейвен то и дело падала, но всякий раз Джайлз оказывался рядом, что помочь ей подняться.
Вокруг продолжали падать огненные стрелы. Каждый взрыв взметал в воздух тела и части тел. Те, кому удалось избежать гибели от взрывов, все равно умирали, задохнувшись в тяжелом дыму. Земля содрогалась от взрывов, извергая пламя и накаляя воздух.
Джайлз и Хейвен бежали сквозь клубы горького дыма, дышать было больно, и ничего не видно впереди. Они старались дышать реже, и все равно чувствовали жжение в легких. Кашляя, со слезящимися глазами, они старались выбраться из этого ада.
Впереди один из снарядов угодил в склон холма; взрыв уничтожил множество бегущих смертоносным дождем расплавленных обломков. На месте падения образовался кратер. Джайлз слишком поздно заметил дыру и рухнул в нее, потянув за собой Хейвен. В яме тлели куски раскаленного металла среди горячей грязи. В воздухе пахло палеными волосами и обугленным мясом. Джайлз прокатился по горячей шрапнели, прожигая дыры в рубашке и штанах. Он зашипел от боли и принялся лихорадочно стряхивать с себя угли. Хейвен тяжело приземлилась на бок и почувствовала сквозь одежду жар выжженной земли.
Она с трудом встала на колени и попыталась подняться. Из дыма возник убегающий всадник. Заметив дыру, он приготовился прыгнуть. Встающая Хейвен напугала лошадь, она шарахнулась, попытавшись свернуть. Перепуганное животное запуталось в ногах и рухнуло на землю, сбросив всадника. Видимо при падении оно наткнулось на какой-то острый осколок, вскрикнуло пару раз, перебрало ногами и затихло. Воин дико взглянул на несчастное животное и помчался куда-то в дым.
Хейвен снова попыталась встать, но Джайлз дернул ее за руку.
— Остаемся здесь. Здесь безопаснее. — Тело мертвой лошади, словно большой камень в ручье, заставляло толпу огибать препятствие. Лежа на дне ямы, они по крайней мере могли не опасаться быть затоптанными.
Через некоторое время бомбардировка прекратилась, но отчаянное бегство продолжалось. Люди бежали, возникая из дыма и пропадая в надвигающейся ночи. Джайлз и Хейвен иногда выглядывали, чтобы оценить обстановку, но вскоре усталость одолела их, и они заснули.
Джайлза разбудил рассвет. Однако вместе с первыми лучами солнца появились передовые дозоры нападавших: воины на лошадях быстро проскакали по берегу реки и исчезли в тумане над водой. За ними следовал небольшой отряд падальщиков — стариков и женщин; они искали оружие и ценности на трупах. Некоторые тащили по земле кожаные мешки; другие, по двое и по трое, несли плетеные корзины, а третьи тянули маленькие ручные тележки.
В мешки, корзины и тележки бросали в основном доспехи. Мертвым они были уже без надобности. В результате некоторые трупы обирали догола, другие лишались только шапок или поясов. С некоторых не брали вообще ничего, но внимательно осматривали всех.
Падальщики работали эффективно, без излишней спешки переходя от тела к телу среди трупов, разбросанных по широкой долине на обоих берегах реки. Джайлз и Хейвен наблюдали за их мрачной работой, но поиски методично приближалось к их убежищу.
— Боюсь, нам придется двигаться, миледи, — заметил Джайлз. — Лучше бы нас здесь не нашли.
— Согласна, — хрипло ответила Хейвен. — Но куда идти?
— Надо подняться на холм, они туда не скоро доберутся. А мы осмотримся. — Он бросил взгляд на реку. — Мне не хотелось бы уходить далеко от реки.
— Да, ты прав, — ответила Хейвен. — Веди, Джайлз. Я за тобой.
Падальщики были еще далеко, так что путники без проблемы выбрались из ямы и со всей возможной поспешностью поднялись на вершину холма. Однако их заметили. Сзади послышались крики, несколько стариков кричали и тыкали в их сторону руками.
— Нас заметили, — крикнул Джайлз. — Бежим!
Они преодолели несколько ярдов до вершины, перевалили через гребень и помчались вниз, не опасаясь чужих глаз. Внизу они упали в траву, надеясь, что их не будут преследовать. Немного отдышавшись, Джайлз перевернулся на живот и пополз обратно к вершине.
— Джайлз! Не надо. Тебя увидят!
— Я должен посмотреть, что там происходит. Возможно, опасность еще не миновала.
Он поднялся к верхушке холма и теперь всматривался в долину. Крики падальщиков привлекли внимание всадников, и теперь трое из них скакали по следам беглецов.
Джайлз скатился с холма. Хейвен с нетерпением ждали известий.
— Всадники. — Джайлз смахнул пот со лба. — Нас видели. Идут за нами.
— Сколько?
— Трое. Вооружены.
Хейвен закусила губу.
— Джайлз, мы ведь не сможем убежать от них.
— Вместе — нет. Но я их отвлеку, они погонятся за мной, а вы бегите в другую сторону. Возможно, найдете место, где спрятаться.
— А с тобой что будет?
— Постараюсь убежать.
— Далеко не убежишь, — мрачно сказала она.
— Мне много не нужно. Главное, отвлечь их, чтобы вы могли скрыться.
— Тебя поймают.
— Это неважно.
— А для меня важно! — воскликнула Хейвен. Она схватила его за руки и крепко сжала. — Я не брошу тебя на произвол судьбы.
— Тогда наша общая судьба незавидна. Послушайте меня, миледи. Так лучше.
— Да мне наплевать, лучше или хуже, — ответила она и грустно усмехнулась: — Идем. Нет времени спорить.
Джайлз посмотрел на женщину. Что-то в ее поведении изменилось в последнее время. Увы, слишком поздно. Он поднес ее руку к губам.
— Мне очень жаль, миледи. — Вскочил на ноги и побежал по склону холма. — Бог с вами.
— Джайлз! — Она бросилась было за ним, но тут же остановилась. Его уже не догнать. Джайлз бежал очень быстро.
Первый всадник взобрался на холм, огляделся, увидел Джайлза и помчался за ним, криками подбадривая лошадь. Двое других появились мгновением позже и, увидев, что их товарищ преследует человека, помчались следом. Хейвен подождала еще мгновение, убедилась, что ее не заметили и побежала в противоположном направлении со всей возможной быстротой. Высокая трава хлестала по ногам, затрудняя движение.
На бегу она выискивала хоть какое-то убежище. Однако среди безлесных холмов это оказалось не так-то просто. Она рискнула оглянуться: Джайлз и всадники уже скрылись из вида. Она осталась на склоне холма одна, но, как выяснилось, ненадолго.
Из-за гребня холма вылетел очередной всадник. Хейвен бросилась на землю, молясь, чтобы ее не заметили.
Молитву не услышали. Она поняла это по крику всадника, вскочила и бросилась прочь вниз по склону. Вниз бежать было быстрее.
Однако лошадь опередить не удалось. Она услышала за спиной приближающийся стук копыт и, решив, что момент настал, остановилась и повернулась, встав на пути животного. Чтобы сделать это, понадобились все душевные силы и все знания о лошадях, которыми она обладала. В последний момент она ловко увернулась от налетающего всадника, схватила лошадь за уздечку и попыталась удержать.
Рывок был такой силы, что чуть не оторвал ей руку, но она все-таки удержала узду. Голова лошади начала заворачиваться вниз и в сторону. Тело последовало за головой. Ноги спутались. Лошадь упала. Всадника выбросило из седла.
Хейвен, не выпуская поводьев из рук, ухватилась за луку седла, закинула ногу на спину лошади и рывком заставила зверя подняться на ноги. Животное с неохотой повиновалось, поднимая себя и Хейвен. Она сильно ударила лошадь по бокам, и натянула поводья.
Лошадь встала на дыбы, но сбросить всадницу не смогла, и помчалась вниз по склону холма. Ошеломленный всадник увидел, что лошадь увели буквально у него из-под ног. Он встал на колени и пронзительно свистнул.
Лошадь, услышав свист хозяина, затормозила всеми четырьмя ногами и развернулась. Воин снова свистнул, и хорошо обученное животное поскакало обратно. Возле хозяина она опустила голову и, как ни в чем ни бывало, принялась щипать траву, пока Хейвен вытаскивали из седла.
К тому времени, как женщина снова оказалась на земле, подскакали еще трое всадников. Вновь прибывшие, должно быть, видели трюк, который ей удалось проделать, потому что все трое уставились на нее, как на Богиню Охоты, сошедшую на землю.
Один из конных что-то приказал своему товарищу, сидящему на земле, развернул своего коня и направился той же дорогой, какой появился.
Хейвен ожидала, что ее сейчас потащат по траве, но вместо этого ее усадили на коня. Воин, у которого она ненадолго позаимствовала средство передвижения, сел позади нее и поскакал за своими товарищами.
К тому времени, как они достигли берега реки, первая волна армии вторжения только появлялась из утреннего тумана. Во главе двойной шеренгой шли самые невероятные существа, которых Хейвен никак не ожидала встретить.
Огромные, как дома, серые звери двигались с величественной грацией, так не вязавшейся с их пропорциями. Было в них что-то очень милое. Огромные до абсурда, они двигались сквозь речной туман бесшумно, как призраки, — словно обладая каким-то неземным спокойствием и достоинством, соответствующим их размерам.
Хейвен узнала их по альбому, по любимой книжке, над которой она просиживала дождливые дни в библиотеке отца, хотя живые звери имели совершенно иной, можно сказать, возмутительный вид: огромные, как опахала, уши на колоссальном, высоком куполе головы, из которой росли огромные кабаньи клыки, только размером с мощную ветку дерева; отвратительная серая, вся в складках, кожа; гигантские колонны вместо ног, лишенных ступней. Лапы заканчивались плоскими круглыми подушечками, широкими, как фальшборт корабля. Особенно поражали морды зверей — вместо того, чтобы сужаться как у всех прочих животных, они имели нелепо длинный придаток, больше всего похожий на толстую змею, живущую своей, отдельной жизнью. Горбатая спина заканчивалась смехотворным хвостиком, больше похожим на жалкий обрубок, украшенный пучком щетинок.
Хейвен не могла оторвать глаз от невероятных созданий. Чем дольше она смотрела, как они неторопливо движутся медленной, покачивающейся походкой, тем больше их вид завораживал. Через несколько минут отвращение превратилось в восхищение. К тому времени, когда они подошли достаточно близко, чтобы она могла видеть их большие, умные глаза с бахромой темных ресниц, она подумала, что они на редкость милые создания. Пока она изумлялась, она не думала о своей судьбе пленницы.
Надо же, слоны! Кто бы мог подумать?
Говорили, что король Генрих III во время своего правления держал одного в лондонском Тауэре, а кто-то при дворе Елизаветы обмолвился, что видел живого слона в Португалии. Но вот сейчас, когда они величественно шли мимо, Хейвен смотрела на них во все глаза, очарованная этим зрелищем.
Однако реальность вскоре напомнила о себе. Слоны прошли, а за ними вырос целый лес копий и кроваво-красных знамен. Армия двигалась медленно и неумолимо, заливая долину грязным пятном.
Похитители Хейвен наблюдали со склона холма, чтобы не мешать продвижению войск. Они спешились и позволили Хейвен слезть с коня, а когда пустили фляжку по кругу, то предложили и ей.
Хейвен прекрасно могла рассмотреть марширующих воинов, поражаясь их количеству. Большинство составляли пехотинцы, но среди них попадались и конные подразделения, и все это двигалось вперед с суровой неумолимостью машины.
Хотя захватчики во многом напоминали местных, отличий хватало, чтобы выделить их в отдельную расу. В целом мужчины были шире в плечах и груди, но невысоки ростом. Хейвен была выше всех, кого она видела. Но благодаря особой кряжистости они напоминали старые пни или камни оснований домов. Кожа светло-желтая, много рыжих, хотя немало и шатенов. В отличие от черноволосых круглолицых врагов, лица захватчиков были широкими и открытыми; дополняли описание большие круглые глаза и полные губы. Почти все одевались в кожу, либо в тяжелую ткань; а еще поражало количество оружия: мечи, копья, пики с длинными древками, кинжалы и широкие тесаки. У каждого за спиной висел круглый щит, обтянутый кожей, у некоторых на груди — луки и колчаны со стрелами.
Утро подошло к полудню, а они все шли и шли. За последними шеренгами появился обоз: легкие плетеные фургоны с большими деревянными колесами, запряженные мулами. Каждый фургон завален мешками и узлами. За караваном с припасами шли женщины с детьми. «Наверное, жены и дети солдат», — решила Хейвен. Среди женщин попадались и мужчины, они правили повозками, доверху нагруженными мешками и бочками разных видов — возможно, купцы? Хейвен не знала.
Солнце стояло в зените, когда появилась последняя волна: гнали отары овец, коз, гусей и небольшое стадо лохматых коров. В воздухе запахло свежим навозом. Пастухи подгоняли животных, позволяя им иногда пощипать травы или попить из реки, а потом щелкали длинными кнутами.
Голова Хейвен отяжелела. Они не спала и долго просидела на солнце. Она задремала. Во сне она услышала знакомый голос, упрекающий ее: «Кто спит в полдень? Это на вас не похоже, миледи».
Голос разбудил ее. Она быстро оглянулась, но увидела только пасущихся лошадей и всадников, все еще лежащих там, где они сидели все утро. Вокруг больше никого не было. Решив, что ей, должно быть, приснился знакомый голос, она снова закрыла глаза. Но почти сразу ее разбудила новая группа всадников. Новоприбывшие шумно приветствовали товарищей и, как показалось Хейвен, пребывали в прекрасном расположении духа.
Она сразу определила причину веселья: у одного из воинов под глазом наливался синяк, лицо в крови. Похоже, ему досталось в кулачном бою. И, судя по нахмуренному лицу парня, он не очень-то оценил подшучивание товарищей.
Ворча, побитый парень соскользнул с седла и подергал веревку, связывавшую его пленника.
— Джайлз! — воскликнула Хейвен, вскакивая на ноги. Прежде чем кто-либо успел остановить ее, она побежала к нему.
— Моя леди, — устало вздохнул он.
— Ты жив! — Она принялась возиться с узлом, связывавшим его руки. — Ты в порядке? Ранен?
Воин оттолкнул ее в сторону и сам принялся развязывать пленника; затем, свернув веревку, он подтолкнул их обоих обратно на холм и заставил сесть вместе, дав им понять, что так будет спокойнее всем. А потом, не обращая внимания на добычу, отошел к своим товарищам.
— У него синяк под глазом и кровь на лице, — тихо проговорила Хейвен, дождавшись пока парень отойдет. — Твоя работа?
— Моя, — признался Джайлз. — Я думал, они меня на месте убьют. Он все-таки с оружием, а у меня ничего нет. Сейчас-то я вижу, что он ничего плохого не хотел.
— Но ты же не знал, — возразила она. — Я рада, что ты живой. Благодарение небу, что с нами не случилось чего похуже.
— Я думаю, они разведчики, — предположил Джайлз. Он оглянулся на воинов, разлегшихся на земле. — Вы давно здесь?
— С самого утра. — Она рассказала ему о прохождении армии. И о слонах, конечно. — Самые необычные существа, которых я когда-либо видела.
— Знаю, — уныло вздохнул Джайлз, — я тоже их видел. — После короткого колебания он признался: — Хотя я понятия не имел, что это за твари.
За долгий день они успели обсудить ночное происшествие, и кто такие захватчики. Когда последние остатки армии прошли, разведчики поднялись на ноги. Они разобрали бурдюки с водой, один дали пленникам, и снова сели в седла. Джайлзу и Хейвен связали руки, а веревки закрепили на седлах.
Пленники тащились за отрядом вдоль реки. Казалось, разведчики не торопились, и если бы не связанные руки, прогулку можно было бы даже счесть приятной. Но только до тех пор, пока на закате отряд не прибыл в лагерь армии.
После марша армия вторжения разбила лагерь. Люди суетились: возводили навесы, загоняли скот, носили воду из реки, разжигали костры. Вечерний воздух наполнился гомоном, лаем собак, мычанием скота, болтовней детей. Речь захватчиков напоминала свист и шелест, похожий на звук ветра в траве, для наших путешественников она состояла из звуков, слова не угадывались.
Всадники с пленниками прошли мимо шатров вглубь лагеря. Окружающие сразу заметили двух высоких, странно одетых незнакомцев, и по лагерю поползли слухи. Хейвен и Джайлз почувствовали, как по людям прокатилась волна любопытства. Заинтересованные зрители бросали дела и шли с отрядом; их количество возрастало, превращаясь в процессию.
Пленников провели по улице, образованной шатрами уже более сложной конструкции, с высокими стенами и крышами на центральном столбе. На некоторых столбах развевались желтые и красные знамена.
В конце этой импровизированной улицы стоял самый большой шатер, возле входа горели факелы в железных шандалах. Возле шатра всадники спешились, командир подбежал ко входу и дернул за шнур возле тяжелого полотнища, служившего дверью. Раздался легкий звон колокольчика, вышел человек в желтом атласном халате, посмотрел на толпу и нырнул обратно внутрь. Немного погодя из шатра вышел здоровенный воин. Мускулистый, широкоплечий, с телом борца, закованным в доспехи из вываренной кожи, он разительно отличался от своих низкорослых соотечественников. Смотрел он грозно.
Под его зловещим взглядом все замолчали, а когда все стихло, Голиаф откинул дверную полу. Человек в желтом одеянии вывел новое лицо — элегантную фигуру в малиновых с синим одеждах, переливавшихся в свете факелов. Этот человек был почти такого же роста, как его огромный телохранитель, имел такую же светлую кожу, как и все вокруг, но его волосы свисали по сторонам длинными локонами, напоминавшими золотое шитье. На голове начальника сидела шапка без полей с высокой тульей из того же материала, что и его мантия. Разведчик, ожидавший у двери, немедленно распластался на земле, а все остальные низко поклонились.
Тяжелые руки заставили Джайлза и Хейвен пригнуться к земле. Стало понятно, что перед ними очень большой начальник, которому следует оказывать почтение. Они не сопротивлялись и распрямились лишь тогда, когда к ним подошел воин в малиновой мантии. Он долго рассматривал пленников. Завершив осмотр, он медленно поднял руку и громким, ясным голосом обратился к пленникам на языке степей.
Ответа не последовало. Тогда он произнес длинную фразу на другом языке — таком же непонятном для Хейвен и Джайлза. Они продолжали стоять с озадаченными лицами. Знатный воин нахмурился и, казалось, собирался отвернуться, но к нему подскочил человек в желтой мантии и что-то прошептал на ухо.
Вельможа кивнул и ясным, похожим на звон колокольчика голосом произнес: «Pax vobiscum».
Знакомые слова, прозвучавшие в этом месте, оказались настолько неожиданными, что Хейвен не сразу сообразила, что к ним обратились на латыни. «Pax vobiscum», — повторила она.
Вельможа ухмыльнулся и жестом предложив своему помощнику продолжать, вернулся в шатер. Джайлз искоса взглянул на Хейвен.
— Моя леди? — тихо спросил он.
— Это латынь, — ответила она шепотом. — Я немного знаю этот язык от дяди Генри, а потом я же много раз слушала мессу.
Одетый в малиновое дворянин остановился у входа в свой шатер. Его огромный телохранитель сделал знак командиру разведчиков, тот подбежал к пленникам и стал тыкать рукой в сторону шатра. Их приглашали внутрь. Жилище военачальника представляло собой настоящий полотняный дворец, украшенный дорогими шелковыми настенными покрытиями, толстыми коврами на полу, креслами из тисненой кожи и маленькими восьмиугольными столиками из палисандра, инкрустированными слоновой костью. Роскошный интерьер пропитывал тяжелый запах ладана. Свет десятков свечей приглушался дымом благовоний. Трое молодых слуг в белых туниках и просторных белых штанах встречали своего господина и его гостей; один придвинул кресло, а другой стоял с золотой чашей.
Как только дворянин сел в кресло, ему тут же подали чашу. Он отпил из нее, а затем передал слуге в желтом одеянии. Слуга кивнул Джайлзу, давая понять, что тот должен выпить. Джайлз, конечно, попытался сначала передать чашу Хейвен, но желтый покачал головой и погрозил пальцем. Джайлз выпил. Слуга предложил чашу леди Фейт.
Она с благодарностью взяла чашу и сделала большой глоток. Там оказался какой-то сладкий напиток со сливовым привкусом. Вернув чашу слуге, она сказала: «Аква, ораре».
Вельможа удивленно взглянул на нее, но щелкнул пальцами и отдал приказ. Юноша поклонился и исчез за перегородкой. Джайлз взглянул на Хейвен, ожидая объяснений.
— Я попросила чистой воды, — сказала она, а затем добавила: — Надеюсь, что ничего не перепутала.
Юноша вернулся с двумя серебряными чашами с водой, и подал Джайлзу и Хейвен. Они с удовольствием напились под внимательным взглядом хозяина. Хейвен опустила чашу, улыбнулась и сказала: «Meus gratis, dominus»
{Я освободила чашу, господин (лат.)}
. Потом, указав на себя и Джайлза, она добавила: «Sitis moribundus» {Мы умирали от жажды (лат.)}
.
Вельможа хлопнул в ладоши. Он что-то спросил командира разведчиков, тот коротко ответил, поклонился и выскочил из шатра. Слуги в белых одеждах поставили позади гостей простые табуреты, а сами встали по бокам. Военачальник в малиновом вытянул руку и звучно произнес:
— Я — царь Симеон. Добро пожаловать в мой дом.
Хейвен поняла (или думала, что поняла) почти все, кроме слова «царь». Она повторила это слово вслух с вопросительной интонацией.
— Ах! — поморщился вельможа. — Царь — это Рекс.
— Приветствую вас, король Симеон, — почтительно проговорила Хейвен, опустив голову. Итак, они находились перед местным царем. Вельможа выжидающе смотрел на нее.
— Меня зовут леди Фейт, — ответила она, — а это… — Она поколебалась, а затем, взглянув на Джайлза, сказала: — Мой друг и защитник Джайлз Стэндфаст.
Говорила она медленно, обдумывая каждое слово.
— Мы — peregrinatori, путешественники — сказала она.
— Peregrinatori? — удивленно переспросил Симеон. — Без лошадей, шатров и припасов… — Он указал на чаши в их руках. — Даже без воды?
Хейвен выдержала его взгляд и кивнула.
— Все так, великий царь. Мы сбились с пути.
Хан запрокинул голову и рассмеялся.
— Похоже, ты и вправду заблудилась.
— Именно так, милорд, — кивнула Хейвен, не понимая, что его рассмешило. Наверное, она ляпнула что-то не то.
— Разведчик сказал мне, что нашел тебя среди трупов Желтой Орды.
— Да, милорд. — Хейвен попыталась на ходу придумать правдоподобную версию случившегося с ними — Мы были… — Она поколебалась, а затем все-таки решилась: — Captivus.
— Captivus, — повторил король, кивая.
— Нас взяли в плен и заставили бежать вместе с ними. Потом случилось нападение, и мы спрятались.
Симеон задумчиво кивнул.
— Полагаю, все путешественники откуда-то приехали. Где твой дом?
Хейвен не сразу поняла, о чем ее спрашивают.
— Чего он хочет? — прошептал Джайлз.
— Подожди, дай подумать. — После долгой паузы она все же сказала: — Мы из Англии... — начала Хейвен, но спохватилась: — Наша земля зовется Британия.
— В самом деле? — удивился царь. — Я слышал об этой Пританнии, но никогда не видел ни одного путешественника оттуда.
— Это очень далеко, — сказала Хейвен. Она передала сбитому с толку Джайлзу короткий разговор. Затем, повернувшись к царю, спросила: — Господин царь, позвольте мне спросить, откуда вы знаете мою землю?
— В детстве я учился в Константинополе, — ответил Симеон. — В городе было много галлов. Правда ли, что ваша Пританния — земля бесконечной воды?
— Правда, — сказала Хейвен. — Это остров, окруженный морем. Там часто идут дожди.
— Должно быть, вашим овцам и крупному рогатому скоту это на пользу.
— Да, милорд, скот у нас тучный.
— Что он говорит? — забеспокоился Джайлз.
— Говорит, что в Британии овцы должны быть жирные.
Удивленный Джайлз покачал головой.
— Вы бывали в Константинополе? — спросил Симеон.
— Нет, господин хан. Мы не были, — ответила Хейвен. Почувствовав, что требуется нечто большее, она добавила: — Даст Бог, надеемся однажды побывать там.
Не то, чтобы она действительно стремилась в Константинополь, но понадеялась, что такой ответ устроит царя.
Наверное, она угадала, потому что тот воскликнул:
— На все воля Божья! — Затем он хлопнул в ладоши, показывая, что аудиенция подходит к концу. — Думаю, ваше желание скоро исполнится. Даже сейчас мы на пути в Константинополь.
Царь встал, и его слуги тут же достали шелковые туфли вместо очень красивых кожаных полусапожек.
— Поедете с нами, — распорядился Симеон, надевая шелковые туфли. Он посмотрел на гостей пустым взглядом и добавил: — Я сказал.
С этими словами он вышел из комнаты в сопровождении своего молчаливого телохранителя и двух слуг, оставив Джайлза и Хейвен на попечение человека в желтой одежде. Он вывел их из шатра.
— Леди? — спросил Джайлз, когда они подошли к входу. — Что это было?
— Кажется, царь собирается везти нас в Константинополь.
— Он тебя видел? — спросила Мина, украдкой осматривая почти пустую площадь.
— Не оборачивайтесь, — предупредил Кит. — Держите головы наклоненными.
— Кто это был?
— Не знаю. По-моему, самый умный — Тав. В кофейню нельзя. Там они будут искать в первую очередь.
— Верно, — согласилась Вильгельмина. — А как насчет дома Касс?
— Хорошо. Медленно поворачиваемся и идем дальше.
— Надо известить Джанни, пусть идет туда же.
— Давайте я схожу, — вызвалась Касс. — Берлимены же меня не знают.
— Не стоит, — засомневался Кит. — Нам лучше не разлучаться. Можем послать кого-нибудь с запиской. — Он украдкой осмотрелся. — Так будет безопаснее.
Мина и Касс с тревогой наблюдали за его выражением.
— Вы заметили кого-то еще? — спросила Касс.
— Нет. Он один. Но где один, там и все остальные.
— Что он делает? — обеспокоенно спросила Мина. — Он нас заметил?
— Пока нет. Мне кажется, он наблюдает за кофейней. — Кит отвернулся и опустил голову. — Нам пора двигаться, но только не бегите. Мы же не хотим привлечь его внимание. — Кит взглянул на Касс и успокаивающе положил руку ей на плечо. — Все будет хорошо. Идемте. Что бы ни случилось, просто продолжайте двигаться.
Кофейня выходила на ту же сторону площади, что и церковь, поэтому все трое изменили курс, дошли до церкви, а затем неторопливо двинулись вдоль ряда зданий к Аптеке. Стараясь не шуметь, вошли, поднялись наверх в комнату Касс, и закрыли дверь.
— Я зажгу свечу, — предложила Касс.
— Подождите, — остановил ее Кит. — Не стоит показывать, что мы тут, близко.
— Слишком близко, — вздохнула Вильгельмина. — Терпеть не могу этих типов. Наверное, и Берли где-нибудь поблизости.
— Нельзя здесь оставаться, — заявил Кит, подходя к единственному окну; он тихо закрыл ставни и снова отошел. — Нужно выбираться из города — чем скорее, тем лучше.
— Эти люди Берли в самом деле так опасны? — спросила Касс.
— Более чем.
— Кит прав. Надо убираться отсюда, — сказала Мина.
— Но куда нам идти? — Касс перевела взгляд с Мины на бледного Кита.
— Хороший вопрос, — Кит отошел от окна. — Если мы хотим разобраться с лампами, может, стоит наведаться в Рим? Там мы, по крайней мере, сможем воспользоваться контактами Джанни. — Он взглянул на остальных. — Как считаете?
— Меня устраивает, — согласилась Касс. — Только перед этим мне обязательно нужно заглянуть в Зететическое общество — они ждут, пока я доложу о результатах своего похода. — Она кое-что вспомнила. — А еще у них есть все эти книги и рукописи — кто знает? Возможно, они помогут нам понять, что делать с символами на фотографиях.
— Верно, — поддержала ее Мина. — Тебе обязательно стоит отправиться туда.
— Разделяться… — Кит поджал губы и нахмурился. — Ну, не знаю.
— Так нас сложнее будет отследить. — Похоже, Мина уже все решила. — Касс — в Дамаск, я с Джанни — в Рим. Определим, что это за вещество, а когда закончим, встретимся с тобой в Дамаске.
— Согласна, — кивнула Касс.
— Ну вот, и Рим, и Дамаск, — проворчал Кит. — Вы уверены, что сможете найти дорогу обратно?
Касс вопрос не смутил.
— Брендан подробно меня проинструктировал. Вот только… — Она неуверенно пожала плечами. — Боюсь, придется ехать через Лондон — другого пути я не знаю. Но если вы сможете проводить нас туда…
— Без проблем, — махнул рукой Кит. — Уж куда-куда, а в Лондон я доберусь. Именно там все и начиналось.
— Хорошо, — сказала Мина. — Вы двое оставайтесь здесь. Я извещу Джанни. — Уже выходя из комнаты, она вспомнила: — Ах да, нам понадобятся деньги и еще кое-что…
Они остались одни. Кит неуверенно произнес:
— Не беспокойтесь. Раз Мина решила, все будет хорошо.
— Да я и не беспокоюсь особенно. Просто все еще привыкаю к нашим безумным возможностям. — Согласитесь, они немного ошеломляют.
— Да, я хотел бы поговорить с вами об этом. — Он подошел к окну и приложил глаз к щели в ставнях.
— И что там?
— Да ничего. Ребенок стоит, собака сидит.
В дверь тихо постучали. Вернулась Вильгельмина.
— Я послала маленького Ганса в кофейню с запиской для Джанни. Попросила через десять минут после ухода Ганса передать Этцелю, что нам срочно пришлось уехать на несколько дней. И чтобы сам Джанни шел к Ратуше. Мы тоже там будем.
— Рискованно, — усомнился Кит. У него в памяти мгновенно возникли воспоминания о предыдущей встрече с Берли. — По-моему, один из них вполне может следить за площадью. И за воротами тоже.
— Возьмем фургон, — возразила Мина. — Там нас не увидят. Попросим Этцеля отвезти нас за город.
— За Этцелем тоже могут следить. У тебя нет кого-нибудь еще на примете?
Мина задумалась.
— А, знаю. Фургон стоит в конюшне. Попрошу конюха Альберта нас отвезти.
Кит нахмурился, оценивая жизнеспособность этого наспех придуманного плана. — Хорошо, а что насчет Джанни?
— Альберт остановится и подберет Джанни — как будто он просил его подвезти, — ответила Мина. — Это должно сработать.
Через несколько минут они спустились вниз, там стоял Ганс, мальчик подручный аптекарши, с жестяной коробкой в руках. Вильгельмина взяла коробку и сказала пару слов; открыла коробку, достала блестящую монету и дала ему.
— Спасибо, — поблагодарила она мальчика, а затем повернулась к остальным. — О’кей. Сообщение доставлено. Деньги тоже есть. — Она погремела монетами в коробке. — Можем идти.
В задней части лавки Вильгельмина позвала аптекаршу. Они коротко переговорили, обнялись, и Мина повернулась к остальным.
— Если кто-нибудь заявится сюда и начнет вынюхивать, ничего не узнает. Анна об этом позаботится.
Они вышли через заднюю дверь и поспешили по темному переулку, заваленному мусором: пустыми ящиками и коробками, брошенной мебелью, кучами гниющих отходов и битого стекла. Они шли друг за другом, огибая препятствия, и таким образом добрались до площади. Изучили обстановку, убедились, что берлименов поблизости не видно и перешли в другой переулок. Конюшня располагалась в дальнем конце улицы, на краю Староместской площади.
Двери конюшни были заперты, в маленьком дворике было темно и тихо. Дом конюха стоял в глубине двора; единственное окно не светилось, но Вильгельмина подошла к двери, постучала и продолжала стучать, пока ей не ответили.
— Es tu mir leid, Альберт. Sie zu wecken, — сказала она. — Wir brauchen die Wagen—und Sie.
{Извините, Альберт, но нам нужен фургон. И вы к нему впридачу. (нем.)}
— Jetzt? Es ist Nacht!
{Сейчас? Ночь на дворе! (нем.)}
Кит вопросительно посмотрел на Касс, и та шепнула:
— Я не совсем уверена, но думаю, она извиняется за то, что разбудила, и говорит, что ей нужен фургон вместе с ним. — Она выслушала последующие фразы и добавила: — Мина говорит ему, что оплата тройная… и еще что-то. Но остальное я не поняла.
Кончилось тем, что Альберт пошел переодеваться и готовить фургон и лошадей.
— Он все сделает, — сообщила Мина, возвращаясь к Киту и Касс. — И он не из тех, кто задает вопросы.
Вскоре конюх вывел фургон Энгелберта — большой, квадратный, с высокими бортами, запряг двух мощных кобыл, хотя в этом на первый взгляд не было нужды. Вильгельмина объяснила:
— Стражники знают Альберта, и фургон знают. А если мы спрячемся впереди, а сзади набросаем соломы, они решат, что внутри пусто. Если вообще кто-то сунется проверять.
Они забросили в фургон свежей соломы. Кит прикрыл Вильгельмину и Касс, а сам притаился в другом углу. Фургон с грохотом выехал со двора на пустую улицу. Возле Ратхауса их уже ждал Джанни. Они послушали переговоры монаха с конюхом, после паузы поводья щелкнули и фургон покатил дальше.
Кит затаил дыхание, когда они встали возле ворот.
— Сидеть тихо, — предупредила Мина шепотом. Однако после обмена короткими фразами со стражником, они беспрепятственно выехали из города. Через некоторое время Кит рискнул выглянуть, но единственное, что открылось его глазам — городская стена, утесом возвышавшаяся с одной стороны. Дорога была пуста.
— Джанни, — тихо позвал он. — Не оборачивайся. Просто скажи, если увидишь кого-нибудь на дороге.
— Никого нет, друг мой, — последовал ответ. — Думаю, вам можно вылезать.
Все трое выбрались из своих укрытий, стряхивая солому с волос и одежды. Вильгельмина быстро огляделась, слежки не заметила и поблагодарила Альберта за то, что он благополучно вывез их из города, а затем обратилась к Джанни по-английски.
— Надеюсь, мы вас не напугали этой запиской. Так уж получилось. Я потом объясню.
— Все в порядке, — успокоил ее монах. — Мы хорошо знаем друг друга — если вы считаете, что стало опасно и надо спешить, я подчинюсь.
— Это по-королевски, Джанни, — сказала она ему и чмокнула в щеку.
Пассажиры устроились поудобнее, что в раскачивающемся фургоне оказалось не так просто. Спать никто не хотел. Взошла луна, озарив мир тонким водянистым светом. Вокруг лежали тихие поля. Путники немного поговорили, обдумывая стратегию и настороженно поглядывая по сторонам. Но никто из людей Берли не бежал к ним с холма, никто не мчался на лошади, чтобы перехватить их. К тому времени, как Альберт остановил лошадей, они уже были в нескольких милях от города.
Вильгельмина расплатилась с конюхом, предупредив его, чтобы не болтал о ночной поездке, подождала, пока он развернет фургон и тронет лошадей.
— Лей-линия за этим холмом, — сказала она. — Я нашла ее совсем недавно, она самая удобная на пути в Англию. Дорога до Лондона займет у вас не больше суток, если я не напутала с калибровкой.
В лунном свете четверо путников поднялись на холм и начали спускаться к пастбищам. Ночь была тихой и светлой, воздух прохладным, идти было легко. По словам Мины лей-линия находилась в лощине между двумя холмами и тянулась с востока на запад. Старый каменный колодец отмечал один ее конец, а другой располагался примерно в километре от него.
— Здесь? — спросил Кит.
— Здесь, — подтвердила Вильгельмина.
— Такое впечатление, — заметил Джанни, — что земля будто специально имеет здесь такую форму, чтобы вместить линию. — Он отошел на несколько шагов и встал на колени, уперев руки в землю. — А может, здесь не обошлось без людских рук. — Он прошел немного вперед, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Ладно. Мы здесь. И что дальше? — Кит посмотрел вдоль предполагаемой линии. — Показывай дорогу.
— Все просто. Начинай от колодца, отсчитай пятьдесят шагов и прыгай, — проинструктировала Мина. — Окажешься на лесной тропинке где-то на юге польской границы — в зависимости от того, какой год там будет. Но если правильно рассчитать время, значит, будет точно Польша. Затем идешь на юг, там будет равнина с фермами и небольшими домишками. К деревне Подбрды ведет дорога. Лей-линия проходит за деревней на западе — дорога некоторое время следует по ней. Не пропустишь. Лучшее время для прыжка — раннее утро, хотя и вечер тоже сгодится. Прыгать на тридцать третьем шаге. Окажешься как раз на Стейн-Уэй. — Она посмотрела на Кита и Касс. — Вопросы будут?
— А как ты нашла эту польскую линию? — ревниво спросил Кит.
— Да вот так и нашла, — она похлопала его по щеке, — именно там я оказалась, когда ты в первый раз пытался показать мне лей-прыжок. — Она улыбнулась коварной улыбкой. — Не забыл тот маленький инцидент?
— Забудешь тут… — проворчал Кит.
— А вы, куда вы направитесь? — спросила Касс.
— Мы прыгнем с другого конца лей-линии. Окажемся в южных Альпах. Оттуда наймем карету до Италии и доберемся до Рима.
Вильгельмина открыла жестяную коробку и разделила деньги, кладя монеты в протянутые руки.
— Вот, — сказала она, с щелчком закрывая крышку. — Не тратьте все сразу.
Кит позвенел мелочью и убедился, что у него в руке не такая уж мелочь: среди серебряных монет разных размеров попадалось немало золотых.
— Чувствую себя школьником, которому только что выдали деньги на обед…
— Тут хватит на много обедов, — сказала Мина. — На эти деньги можно объехать весь свет и вернуться обратно не с пустыми руками.
— Спасибо, Мина, — поблагодарила Касс, пряча свою долю в карман.
— Пустяки! — Мина спрятала коробку под камнем. — Теперь говори, как нам добраться до Дамаска. — Она повернулась и позвала: — Джанни, ты тоже послушай. Это важно.
Подошел монах, и все трое обсудили полученные указания.
— Хорошо, поняла, — сказала Вильгельмина. — Встретимся в Дамаске.
— Даст Бог, — добавил Джанни.
Вильгельмина заметила беспокойство на лице Касс.
— Не волнуйся. Если возникнут трудности, с тобой будет Кит. — Она приобняла Кассандру. — Все будет нормально. — Затем, повернувшись к Джанни, она сказала: — Нам пора. Отправная точка примерно в миле дальше по линии. — Она помахала Киту и Касс и, взяв Джанни за руку, пошла по расщелине между холмами.
— Увидимся, — сказал Кит им вдогонку. — На обратном пути захвати мешочек волшебной пыльцы пикси.
{Пыльца Пикси, иначе Пыль фей, материал, остающийся на месте активности Пикси. Считается ценным алхимическим ингредиентом.}
— Удачи вам двоим.
— Vaya con Dios! — добавил Джанни.
{Ступайте с Богом! (итал.)}
Кит и Касс смотрели, как в лунном свете две фигуры исчезают в ночи, а затем повернулись друг к другу.
— Надо поискать местечко поудобнее, — сказал Кит. — У нас еще несколько часов впереди.
— Вы как-то узнаете, когда лей-линия активна? — спросила Касс, потирая руки.
— Да, обычно я это чувствую — ну, такое покалывание на коже. Вам холодно? — Он подошел к камню и сел, похлопав ладонью по земле рядом с собой. — Садитесь, будем греть друг друга как в каменном веке.
Касс села рядом с ним. Кит обнял ее и притянул к себе.
— Если хотите, можете поспать. Я посторожу и разбужу вас, когда придет время.
— Я бы не уснула, даже если бы мне заплатили, — сказала она, прижимаясь к Киту. — Расскажите мне о людях каменного века. Я очень хотела бы повидаться с ними, когда… когда все это закончится. Вы обещали взять меня с собой. Помните?
— Ну, еще бы! Мы же заключили торжественную священную сделку.
— Священную торжественную сделку, — поправила она.
Сидя у основания колодца, они разговаривали, пока звезды не начали тускнеть. Когда восточный горизонт наконец окрасился в розовый цвет, Кит решил, что время наступило.
— Это недолго, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Я отсчитаю шаги и отмечу точку, чтобы прыжок вышел поточнее. Мина сказала, что права на ошибку у нас нет.
Касс шла за Китом, считавшим шаги. На указанном месте она положила приметный камень, затем огляделась в поисках других камней. Ей почему-то захотелось сложить маленькую пирамидку.
Вернувшись к колодцу, она спросила:
— Вы что-нибудь ощущаете?
— Голод. Кажется, мы вчера пропустили ужин. Я бы не отказался позавтракать. А вы?
— Теперь, когда вы вспомнили о еде, мне тоже есть захотелось.
— Доберемся до Лондона, найдем что-нибудь. Я знаю одно замечательное местечко… Хотя нет, в это время там еще закрыто.
— В шесть утра?
— Ну, там 1666 год. Возможно, придется подождать три-четыре сотни лет.
Касс нахмурилась.
— Я столько не вытерплю.
— Ладно. Перехватим что-нибудь на улице. А потом доберемся до Кларимонд-хауса. Попросим Вильерса, чтобы повар приготовил полный английский завтрак — яйца, бекон, колбаса, грибы, тосты — и все. — У колодца Кит повернулся и протянул руку. — Лучше держитесь за меня. Однажды маленькая ошибка стоила мне моей девушки; я не хочу потерять еще одну.
Касс приняла протянутую руку.
— Надо ли понимать это так, что теперь вы назначаете меня очередной вашей девушкой?
Улыбаясь, Кит двинулся по лей-линии.
— Именно!
Архелей Берли стоял возле Императорской кофейни и пытался разглядеть через запотевшие стекла, что происходит внутри. Но внутри все было тихо, лишь несколько посетителей задержались над чашками кофе. Служанки в бело-зеленой форме таскали на кухню подносы с чашками, тарелками и кофейниками. Поздним вечером дела в кофейне затихали.
Простая кофейня с вкусной выпечкой. Что может быть безобиднее? Но в том-то и гениальность решения, подумал граф. За безобидным внешним видом кроется настоящий рассадник лжи. Заговоры, уловки, видимость — чего только не усматривал там теперь лорд Берли.
Слоняясь по площади, Берли имел возможность осмотреться. Он будет скучать по Праге. Несмотря на языковые ограничения и скромные манеры местных жителей, он полюбил этот старый город. Но больше ему здесь делать нечего, пора двигаться дальше.
Удастся ли еще вернуться? Возможно, решил он, но маловероятно. Город и так дал ему много; его контакты с местными алхимиками оказались бесценными. Но слишком многое его раздражало здесь, ему не терпелось сконцентрироваться на поисках Карты на Коже. Однако перед отъездом из Праги у него оставалось еще одно дело.
На площади лаяла собака, люди расходились по домам. На башне часы отбили четверть часа. Берли вдохнул прохладный вечерний воздух с запахом древесного дыма. Да, он будет скучать по этому городу. Однако, как только он решит свою задачу, все изменится. Возможно, он вернется и прикупит дворец — например, сделает его одной из своих летних резиденций, а то и вовсе возродит старую империю. А что? Император Архелей I. Эта мысль заставила его улыбнуться.
Он все еще продолжал улыбаться, когда из кофейни вышли трое последних посетителей. Тут же в дверях появился Тав; он поднял руку и постучал по носу указательным пальцем.
Берли направился к дверям, Кон и Мэл, наблюдавшие за происходящим из другого угла площади, бежали к нему.
— Я понял, босс, — сказал Кон.
— Хорошо. Наблюдайте за дверью и за задним входом. Я не хочу, чтобы кто-то опять сбежал.
Берлимен кивнул и растворился в тени.
— Мэл, присматривай за входной дверью. И не пускай никого.
— А если кто-нибудь все-таки зайдет? — спросил Мэл.
— Просто скажи: «Kaffeehaus geschlossen», понял?
{Кофейня закрыта (нем.)}
— Да, начальник.
У дверей Берли поманил Тава и тихо сказал:
— Пойдешь со мной — на случай, если нашего друга придется уговаривать.
Берли вошел в кофейню. Воздух здесь был теплым и тяжелым, наполненным ароматом свежевыпеченного хлеба и кофе. Лорд быстро осмотрелся. Как и предполагалось, зал был пуст… почти пуст. В дальнем углу двое мужчин еще сидели и беседовали за чашками кофе. Граф неодобрительно посмотрел на Тава.
— Извините, босс, я думал, они ушли. — Взглянув на двух бездельников — по виду бизнесменов средней руки, — он сказал: — Хотите, я их выпровожу?
— Поздно. Раньше надо было. Просто присмотри за ними. — Берли подошел к стойке, отделяющей главный зал от кухни. Он быстро обошел стойку и направился в рабочую зону. У печи стоял пекарь, он ворошил угли и складывал их на ночь. Берли молча кивнул Таву. Тот поменял позицию и тоже вошел в кухню.
— Entschuldigen Sie mich, — сказал он тихо. — Ein Wort, bitte.
{Извините меня. Можно вас на пару слов, пожалуйста (нем.)}
Энгелберт повернулся, его приятное круглое лицо покраснело от жара духовки.
— Привет, — ответил он с улыбкой. — Wie kann ich Ihnen helfen?
{Чем могу помочь? (нем.)}
— Sprechen Sie English?
— Nein, — ответил булочник. Он улыбнулся и пожал плечами. — Es tu mir leid.
{Мне жаль. (нем.)}
Берли кивнул. Он не любил старонемецкий и пользовался им только в крайних случаях, вот как сейчас.
— Неважно, — сказал он, мысленно настраиваясь на чужой язык. — У меня только один вопрос.
— Пожалуйста, — сказал пекарь; он закрыл дверцу духовки и повернулся к своему гостю. — Меня зовут Энгелберт. Чем могу помочь?
— Ваша партнерша — Вильгельмина, ведь так ее зовут? Я бы хотел с ней поговорить.
— Сожалею, но ее здесь нет.
— Разве? А мне показалось, я видел ее сегодня вечером. — На самом деле, это Тав думал, что видел ее, но потерял в толпе, идущей из церкви.
— Да, она была здесь. Но ей пришлось уехать, — объяснил Энгелберт.
— Довольно неожиданно, — заметил Берли. — И куда же она отправилась?
— Она вернется через пару дней. Тогда можете с ней поговорить.
— Я не про то. — Берли подошел на шаг ближе. — Мне необходимо знать, куда она направилась.
Пекарь долго смотрел на странного посетителя, а затем твердо сказал:
— Она отправилась по своим делам.
— Это я понял. Но вот куда?
— А с чего бы вам об этом беспокоиться?
— У меня есть для нее некоторые сведения, — солгал Берли. — Поэтому мне хотелось бы найти ее. — Он похлопал по нагрудному карману плаща, как будто там могло лежать что-то ценное. — Это для ее же пользы. Пожалуйста, скажите мне, где она?
— Возможно, если вы сообщите мне то, что хотите передать, я смогу вам помочь, — предложил пекарь.
— Я задал простой вопрос. Почему вы не хотите мне сказать?
— Говорю вам, она уехала по делам. Она иногда так делает. Что еще я могу сказать?
Улыбка Берли померкла, а глаза сузились.
— Так не пойдет, друг мой, — сказал он, и его голос стал злым. — Вам придется сказать больше. — Он подошел еще на шаг и понизил голос. — Ваша напарница вмешалась в мои дела, и я хочу знать, почему. Очень хочу.
Пекарь удивленно поднял бровь.
— Я вас не понимаю.
— Возможно, мой немецкий не так хорош, как следовало бы. — Берли подошел еще ближе. — Хорошо. Попробую объяснить. Фройляйн вмешивается в мои дела. Я хочу знать, почему.
— Мне кажется, вам лучше уйти, — ответил Энгелберт, складывая руки на мощной груди. — Больше мне нечего вам сказать.
— Мы еще не закончили, — зловеще произнес Берли. Он махнул рукой Таву, стоявшему в дверях. — Он не хочет говорить. Помоги ему развязать язык.
— Сделаем, босс. — Двигаясь с неуловимой быстротой, Тав возник перед Этцелем. Выбросив руку вперед, он схватил пекаря за горло. — Послушай, ты, придурок, — сказал он резким шепотом в ухе жертве. — Мой босс задал вопрос. Лучше тебе рассказать все, что тебе известно. А то пожалеешь.
— Он не понимает английского, — заметил Берли, садясь на стул.
— Да он и так понял, — ответил Тав, ослабляя хватку.
Энгелберт отступил на шаг, потирая шею.
— Я вам ничего не скажу, — сказал он. — Уходите сейчас же.
Он еще не успел договорить, а кулак Тава врезался ему в челюсть, заставив отшатнуться.
— Я уже объяснил, — проговорил Берли расслабленным тоном, — вы расскажете мне все, что я хочу знать.
Пекарь, угрюмо глядя на нежелательных гостей, потер челюсть и покачал головой.
— Я вам ничего не скажу.
— Посмотрим. — Берли кивнул Таву. Тот достал из кармана кастет и демонстративно надел на руку.
— Думаешь, если сделаешь мне больно, я тебе скажу что-нибудь? Ошибаешься.
— Последний шанс, — сказал Берли.
Тав ударил кастетом по деревянной столешнице рядом с собой. Треск ломающегося дерева прозвучал так, будто сломалась кость.
— Как вам не совестно, — сказал Энглберт, вызывающе вскинув подбородок. — Я не стану с тобой говорить.
Тав ударил здоровяка в живот. Энгелберт отшатнулся, стукнулся спиной о духовку и рухнул на четвереньки. Берлимен ударил его ногой в живот.
Этцель всхрапнул от боли. Он глотнул воздуха и схватился за живот. Но произнес хотя и напряженным, но уверенным голосом:
— Да, ты можешь сделать мне больно, но я тебе все равно ничего не скажу.
— Мы только начали, — сообщил ему Тав. Следующий удар пришелся булочнику по лицу. Над глазом появилась рана. Кровь хлынула из рассечения и залила ангельское лицо пекаря.
Энгелберт, задыхаясь от боли, помотал головой, чтобы стряхнуть кровь с глаз.
— Вставай, — прорычал Берли. — На ноги!
— Можешь избивать меня, пока я не смогу встать, — сказал Этцель, поднимаясь на ноги. — Только все равно ничего от меня не получишь.
Тав ударил в подбородок. Из нового рассечения кровь полилась на белую рубашку и фартук.
— Говори! — потребовал Тав.
Вызывающе глядя на обидчиков, Этцель заявил:
— Как Вильгельмина доверилась мне, так и я доверяюсь Богу. — Он потрогал челюсть. — Бог — мое прибежище и моя сила.
— Бог? — прорычал Берли. Ярость захлестнула его с головой. — Ты еще смеешь болтать о Боге? Слепой дурак! Бога нет!
Пекарь посмотрел на него с жалостью.
— Ты меня слышал? — рявкнул Берли. — Нет никакого Бога!
Тав снова ударил, попал в челюсть, выбил пару зубов.
Энгелберт застонал и снова упал на колени.
— Ну, и где твой бог? — Берли жестко усмехнулся и остановил Тава, готового к новому удару. — Где твое прибежище?
В зале послушался какой-то звук, похоже, там отодвинули стул. Мгновение спустя перед стойкой появился мужчина с худым лицом, острой бородкой и в зеленой шляпе.
— Что здесь происходит? — требовательно спросил он.
— Не твое дело, — отрезал Берли, даже не оглянувшись. — У нас тут к пекарю вопросы.
— Этцель? — окликнул мужчина. — О чем он говорит? — Только тут спрашивающий заметил Энгелберта на полу, увидел окровавленное лицо булочника и ахнул. — Этцель! Что с тобой?
— Пошел вон! — прорычал Берли, поворачиваясь к мужчине. — Тебе сказали, не лезь не в свое дело!
— Теперь это мое дело, — возразил мужчина, обогнув стойку и заходя в кухню. — Я — господин Арностови, мне принадлежит это здание. — Он быстро подошел к Энгелберту и повернулся к Берли. — А ты — преступник.
— Мне надо знать то, что мне надо знать, — рявкнул Берли, не обращая внимания на домовладельца. — Или мне скажут, и я оставлю вас в покое, или…
— Молчи, Этцель, — сказал домовладелец. — Теперь они будут иметь дело со мной, Якубом Арностови.
— Не суй сюда свой большой нос, жид! — Берли был уже вне себя. Тав поправил кастет и был готов продолжать. — Говори, чертов пекарь, или на этот раз мы проломим тебе череп.
Арностови крикнул в столовую.
— Рупрехт! Тут преступление! Беги за вахтмейстером!
— Jawohl! — пришел ответ. Дверь кофейни хлопнула.
— Вот теперь мы посмотрим, кто кому что скажет, — усмехнулся Арностови. Он покровительственно положил руку Энгелберту на плечо и дал ему большой льняной носовой платок. — Вытри лицо, останови кровь. Как только Рупрехт вернется, отправлю его за доктором. – Повернувшись к Берли он сказал: — У меня найдутся здесь влиятельные друзья. Тебя арестуют.
— Убери их, — приказал Берли.
Тав шагнул вперед. В этот момент хлопнула входная дверь, и из столовой раздался истошный крик:
— Босс! Надо сматываться! — Кричал Мэл. — Они вызвали стражу!
Хотя он говорил по-английски, в его голосе отчетливо звучала паника. Арностови улыбнулся.
— Ну вот, видишь… Ты проведешь ночь в кандалах.
Берли скрежетнул зубами, но все же отступил. Тав последовал за ним. На ходу он схватил полотенце с сервировочного подноса; вытер кровь с кастета и сунул его в карман.
С грозным рыком он швырнул окровавленное полотенце в Этцеля и выскочил за дверь.
У входа Берли допрашивал Мэла.
— Где Бэби?
— В клетке за конюшней, — ответил Мэл.
— Возьми ее и жди нас у ворот. — Берли толкнул своего приспешника. — Иди, живо! — Он посмотрел через площадь на бегущих вооруженных людей и приказал Таву: — Найди Кона и Декса, только сделай так, чтобы на вас не обращали внимания. Идите к воротам и ждите меня за стенами. Я соберу вещи и встречусь с вами там.
— Что происходит, босс?
Уже скрываясь в тени, Берли коротко ответил:
— Мы уходим.
Низко опустив голову, он разминулся с тремя гвардейцами, бегущими к кофейне. Двое солдат были в стальных шлемах и вооружены короткими пиками с крюками на лезвиях. Берли усмехнулся и растворился во тьме пустой городской площади.