Темный Город...

Глава 1

Длинная полоса неудач — неприятное явление, оно нагоняет тоску и приводит к депрессии. Банально, да? Но что делать, если это так. Денег мало, заказов совсем нет, зато счетов — сколько угодно! И за Интернет, и за этот миленький офис, за электричество, за воду, за лифт, за мусор и его уборку. За охрану, черт ее побери! Еще за что-то, уж и не помню — за что именно. Мне вдруг почему-то вспомнился старый диснеевский фильм про кролика Роджера. Там вот тоже главный герой сначала сидел без активной работы и выкидывал счета в помойку. Но только он, в конце концов, получил для себя дело, а вот я… ничего нет на горизонте. Может, плохую рекламу дал? Недаром говорят, что нет больше сраму, чем жалеть денег на рекламу. Но дорогая реклама и раскрутка мне сейчас не по карману. Вероятно, скоро придется освободить помещение, а жалко — я уже привык к своему офису. Удобно тут. Высокий этаж опять же, а я люблю высокие этажи. Мебель очень хорошая, хоть и не моя, а прилагаемая к помещению. Удобная мебель — есть шкаф со встроенной откидной кроватью: если что — можно и заночевать. И санузел имеется с душем. Маленькое все, но одному человеку можно и так. А что мне? Ни секретаря, ни помощников нет — сам, один работаю…

Кто-то постучал. Ну, кто там еще? Опять очередной счет принесли? Или уборщица? У нас появилась новая, наверное, ничего получше пока еще не нашла. Молодая, фигуристая с длинными ногами и классной попкой… Эх, не задержится она здесь надолго. Уйдет скоро.

— Да-да! Войдите, открыто!

— Здравствуйте, — то была совсем даже и не уборщица. — Вы Алекс?

Пришел какой-то неизвестный мужик, в хорошо сидящем, скроенном по фигуре костюме неопределенного цвета. Не то серого, не то — бежевого. Лица посетителя я не запомнил. Лицо настолько заурядное и какое-то обыденно-бесцветное, что никто и никаким гипнозом из меня не смог бы вытянуть словесный портрет этого господина. Да и лет он был неопределенных. Ну, может лет тридцать пять — сорок. Или около того. А может — и старше…

— Да, я. Вы заходите, располагайтесь, я вас слушаю.

Я постоянно и неизменно говорю «я». И не столько из-за своего вечного природного эгоизма, хотя до сих пор считаю это положительным качеством и легко могу обосновать, сколько из-за вшитой в мое сознание логики английского. Там все время «I am…», «I am…» и «I» всегда с большой буквы. Прекрасный язык…

— Отлично! — сказал посетитель, — у меня к вам небольшой разговор.

«Начинается, — подумал я, — вот почему-то всегда именно такие вот “небольшие” разговоры приводят обычно к большим последствиям.»

— Колы не желаете? — сказал я вслух. Бесплатные кулеры с колой были одной из приятных особенностей данного офис-центра. — Она охлажденная.

— Спасибо, но нет. Не пью всякую химию. Да и вам не советую. Так это вы — Алекс? И вы беретесь за всякие щекотливые дела?

— Как вам сказать. Считается, что — да.

— А на самом деле? — удивился посетитель.

— На самом деле я нахожу то, что другие найти не могут, — я сделал задумчивое и умное лицо, — и заставляю совершать то, что другие заставить не в силах.

— Процент неудач?

— Как в любом деле. — Я старался говорить доказательно и убедительно. — Бывают и неудачи.

— А можно поточнее?

— Минутку… сейчас глянем… — для вида, я начал что-то вдумчиво листать на компьютере. Пусть видит, что у меня полный учет и порядок, — ага, вот. Ну, за прошлый год у меня было десять более-менее крупных дел. Из них в девяти я добился полного успеха.

— Нормально. А что, бывают и мелкие дела?

— Конечно, и таких большинство. Обычно это дела на один день, или даже меньше. Но они и есть самые трудные.

— Почему?

— Так уж получается. Вот смотрите. Угнали у вас машину. Или геликоптер. Найдут?

— Геликоптер-то точно найдут, — мой посетитель усмехнулся, — может и не сразу, но найдут обязательно.

— Вот. А если у вас карточку вытащили? — продолжал вопрошать я.

— Найдут, но уже пустую, а воров так и не отыщут. Да и искать-то никто не будет — кто ж на карточке реальные деньги держит. Карманные только.

— Справедливо, — согласился я. — Вот так и у меня, только я чаще всего добиваюсь успеха.

— Вы скромностью не обременены, — заметил посетитель.

— Стараюсь, — я изобразил притворное стеснение на лице, — это часть моего бизнеса.

— Отлично! Однако офис у вас…

— Что мой офис? — на сей раз, я вполне искренен.

— Скромненький офис, — мой посетитель обвел взглядом комнату, — ничего эксклюзивного, один стандарт. Вы же еле-еле концы с концами сводите!

— Ну, я бы не стал столь пессимистично… — я изобразил недовольство.

— Я проверил вашу кредитоспособность, — веско заявил посетитель.

— Как? Это закрытая информация! — тут уже ничего изображать мне не потребовалось, я и правда был разозлен. — Если банк допустил утечку, то я подам…

— Не надо, не нервничайте так. — Посетителя, казалось, развеселила моя реакция. Странно! К чему бы? — Вы будете на меня работать, я уже решил. Только с деньгами будьте внимательнее, особо широких трат я позволить вам не смогу. Основной гонорар — только после удачного исполнения дела, а пока — компенсация расходов и затрат. И еще одно условие! Все чеки и счета — мне. Я возмещаю ваши расходы, только тогда, когда буду уверен, что счета не из сексклуба.

— А если мне понадобится посетить этот сексклуб по делу? По работе?

Чем-то этот мужик меня раздражал. Но вот чем? Нормальный вроде бы дядька. И одет хорошо — неброско, но явно эксклюзивно и со вкусом. Рожа вся такая, что и прицепиться не к чему. Прическа аккуратная и недешевая. Но что-то не нравилось мне в этом господине. Ладно, не мое дело, лишь бы заплатил.

— Отлично! Тогда совсем другой расклад. Пишите отчет и посмотрим. Счета будут оплачены.

— А…

— Сумма гонорара? — по-своему понял мою неуверенность посетитель. — Вот.

И мой уже почти клиент протянул заранее заготовленный кусочек картона с написанной от руки суммой. Число меня не только устраивало, оно просто превосходило все самые нескромные ожидания.

— Согласен.

Естественно я принял предложение — безденежье утомило. Даже если я провалю дело, о котором еще и речь-то не зашла, то смогу оплатить все расходы на содержание офиса до конца года — те бумажки со счетами выкину и запрошу новые, с другой датой.

— Отлично. Но вы еще не узнали сути, а уже согласились.

— По условиям стандартного контракта, я могу отказаться пока деньги мне еще не поступили.

— Естественно. Я не о том. Вы не знаете моего дела, а оно весьма непростое, деликатное и связано с определенной опасностью и риском. Дело вот какое. Меня зовут — Серж Стентон. Я — исполнительный директор «Вип Сервис Консалтинг Лимитед». Мы занимаемся… ну, сейчас не столь важно, что именно мы делаем, вам только нужно учитывать, что наш оборот достаточно основателен, у нас большей частью бывают серьезные, весьма солидные клиенты, нередко корпоративные, и мы высоко ценим свою репутацию.

— И вы лично пришли в мой маленький офис? Несмотря на занятость? А можно узнать о характере работы вашей фирмы? В двух словах? Извините уж.

— Извиняю. Главное направление нашей деятельности — оперативное получение данных из надежных источников, что является необходимым условием для эффективной работы любого предпринимателя, не мне вас учить. Еще мы даем информационно-консультационную и юридическую помощь. Услуги нашей компании представляют собой комплекс мероприятий, направленных на получение и предоставление объективной информации о репутации тех или иных субъектов. В какой-то мере мы с вами коллеги.

— Я раньше о вас где-то уже слышал, — признался я, — но как-то вскользь.

— Это не удивительно, что вы о нас знаете. Хотя мы и не пересекаемся, поскольку существуем в разных мирах. Неважно. Я специально выбрал именно вас и пришел к вам лично, знаете почему?

— Нет, но хочу узнать, — я действительно ничего не понимал. — Можно сказать, что горю желанием. Почему вы, с вашим масштабом, не могли взяться за дело сами? Зачем обратились ко мне? Ведь я работаю один.

— Именно поэтому. А еще потому, что мне знакомы отклики о вас. О вашей работе. Я позволил себе собрать небольшое досье… И еще потому, что раньше наши пути никак не перекрещивались, а это тоже весьма существенно.

— Ну… — я был польщен и сразу не нашел, что ответить, — если вы так считаете…

— Отлично! Так вот, по сути. Мне, а вернее — нашей фирме, необходима помощь особого свойства. Причем нам желательно не задействовать нашу же службу безопасности, наши собственные возможности и официальные структуры. Дело деликатное и тонкое, как Восток. Пропал мой секретарь, необходимо ее найти. По некоторым непроверенным сведениям она исчезла в Темном Городе.

— Её?

— Да, это девушка, причем весьма симпатичная, — сказал Стентон. — Но меня сейчас больше беспокоят не ее личные данные, а то обстоятельство, что вместе с ней испарился ее компьютер, в котором содержится очень важная информация. Ее зовут… звали Марина Чанг. Уже месяц, как о ней ничего не слышно.

— А… вы знаете, что обычно ищет любой сыщик?

— Как правило — людей, ценные предметы и информацию. В нашем случае важны первый и последний пункты. Особенно — последний.

— Девушка менее важна для вас? — удивился я.

— Я буду с вами откровенен. Если бы вдруг стало доподлинно известно, что она погибла, а ее компьютер попал под гусеницу танка, я бы к вам вообще не обратился.

— Понятно. Сделаю все, что смогу. Мне нужны наиболее полные сведения по этому делу.

— Отлично. Вот, — и он протянул мне плоскую коробочку со старым-престарым versatile-диском, — тут полное досье. Вы там сориентируетесь. Адрес с паролем запомните на слух — «www.1850iuyRR.aq». Пятая сверху картинка — пейзаж. Повторите.

— Три дабл-ю, тыща восемьсот пятьдесят, ай-ю-вай, две большие ар и домен Антарктиды. Пятый сверху пейзажный пикчер.

— Правильно. Пароль всегда легко найти, но я надеюсь на вашу аккуратность, давайте откройте прямо сейчас… открыли? Отлично! Вы же не станете записывать его на носитель и забывать на столе? Не начнете таскать с собой, и не будете перекидывать его на свой компьютер?

— Не буду. Я внимателен к документации, с которой работаю, а этот компьютер защищен по полной программе, даже к сети я его подключаю только тогда, когда возникает на то надобность. И мой сейф абсолютно надежен.

— Ваш сейф ненадежен. Надежных сейфов не бывает в принципе, тем более — абсолютно надежных. А любая защита компьютера может быть взломана. Рано или поздно… Банальности говорю. Давайте действовать таким образом: изучите материалы, посмотрите — что и как, а потом уничтожьте диск. Он кстати, защищен от копирования. У вас же компьютер снабжен старыми механическими приводами для считывания? Теперь уже редко у кого встретишь такие.

— Интересно, — я был несколько ошарашен таким подходом, — а вдруг я что-то забуду? Или мне понадобится экстренная справка в процессе работы? Здесь сколько терабайт полезной информации?

— Много терабайт. Если возникнут трудности, то обращайтесь в любое время. Мой мобильный номер там тоже есть, и связь будем поддерживать через него. У вас же стоит скремблер? Отлично. Синхронизацию я проведу прямо сейчас — вас так устроит? Ваш рабочий мобильник будьте любезны.

Пока мой посетитель настраивал скремблеры на наших телефонах, я вставил доисторический диск в привод своего компьютера, ввел пароль и стал смотреть материалы. Большей частью там были записи каких-то разговоров, видеозаписи, много текста и очень много фотографий. С такими объемами материала мне работать еще не приходилось. Для себя я сразу решил — что бы там не говорил мне этот тип, а диск я обязательно скопирую к себе на комп. И парольную фотографию тоже. Правда, пароль они могут периодически менять… А, неважно! Я все равно не смогу удержать в голове всю эту кучу данных! Просто физически! Я не Джонни Мнемоник, а защита от копирования — уж точно для меня не проблема!

— Все! Готово. Вот ваш мобильник, — Стентон протянул мне смарт, — а теперь так. Сколько времени понадобится вам для того, чтобы изучить суть дела?

— Ну, дней пять — неделя…

— Два дня! — выпалил Сентон.

— Шутите? — я обалдел. — Это же нереально!

— И не думал шутить. Времени у нас с вами — в обрез, но вы успеете. От этого зависит ваш гонорар.

— Если очень постараться, то успею, конечно, но придется принять кое-что.

— Отлично. — Это явно любимое словечко моего нового клиента. Все у него было «отлично». — Я снабжу вас всем необходимым, а ровно через сорок восемь часов приду, и вы в моем присутствии уничтожите диск.

— Подождите, — только сейчас до меня наконец начало доходить, что удумал Стентон, — вы хотите сказать, что я тут буду сидеть безвылазно двое суток?

— Ну, да. А что такого? Мы же договорились. У вас тут очень удобно. Можно и спать, и извините… справлять естественные надобности, не выходя за эти двери. Еду вам доставят, вернее — уже доставили. Этого холодильника вполне хватит. И еще воду: не пейте вы эту гадость из кулера, умоляю вас! Пока работаете на меня — не пейте, а потом — как хотите. На дверь я вам поставлю сторожа, для вашего и моего спокойствия. Его только я смогу снять. Ну, вроде бы все… да, теперь посмотрите контракт.

С этими словами Стентон передал мне две одинаковые сшивки листочков обычного формата. Быстренько пробежав глазами текст на обоих экземплярах — я привык оперативно работать с большим объемом документов — я поставил внизу свои закорючки, закрепив подписи личной печатью.

— Отлично. Ну, что ж, засим разрешите откланяться. Продукты уже доставлены, возьмете за дверью. Как только вы захлопнете эту дверь, заработает сторож, и раньше чем через двое суток вы не сможете покинуть данное помещение. А это от нашей фирмы, на память! — Стентон положил мне на стол рекламную ручку с цветами и логотипом компании.

— Да, но если не дай бог, с вами что-то случится, тогда как? — мне действительно не нравилось, что меня запирают на два дня. — А если пожар? Или экстренная эвакуация?

— Не беспокойтесь вы так. И про эвакуацию не думайте, я надеюсь, что ее не будет. Через пятьдесят часов сторож дезактивируется. Но я приду раньше. Давайте я вам помогу.

Стентон был так любезен, что сам помог втащить действительно стоявшие за моей дверью пакеты со жратвой и полуторагаллоновую бутыль воды — у меня в офисе нет питьевого крана — после чего отдал мой экземпляр договора, и мы расстались.

По характерному чмокающему звуку я сразу понял — сторож включился. Время пошло.

Глава 2

Никогда не бойтесь делать того, чему вас еще не учили. Помните: «Титаник» строил профессионал, а Ковчег любитель. Правда, профессионал был плохой, а любитель вымышленный, но это уже детали…

Работать в таком темпе и в столь жестких условиях мне еще не доводилось. Согласно условиям контракта, десять процентов от общей суммы гонорара я получал сразу после подписания. Приятной фишкой был пункт об оплате клиентом моих расходов на период ведения дела. Если эти расходы не превысят…, если расходы будут связаны…, если расходы подтверждены… — ряд оговорок. Но тем не менее! Даже эти десять процентов (вечно везде эти десять процентов!) решают мои финансовые проблемы на ближайшее время.

Стоит ли говорить, что такие перспективы подтолкнули меня к активной деятельности. Я принял ряд мозговых стимуляторов и хотел уже проглотить таблетку от сна, но передумал. Что-то плохо я переношу такие таблетки. После истечения их действия у меня всегда развивается тахикардия, и я уже не могу полноценно трудиться. А сейчас это явно не в кассу.

Стентон правильно сделал, что запер меня здесь.

Больше суток я не отходил от компа. Заточенный в своем рабочем помещении, я делал только небольшие перерывы на то, чтобы распечатать еду. Ну, и в сортир еще ходил. Ни сеть, ни телефон не работали. Мобильные смарты тоже непривычно молчали — сторож исправно делал свое дело. Часов за десять до истечения срока ознакомления с досье, я понял — необходим отдых. Хотя бы небольшой. Ни душ, ни холодная вода мне уже не помогали — спать хотелось нереально, а голова почти ничего не соображала. В таком состоянии я бы все равно ничего полезного не запомнил и не обработал. Развернув свой откидной диван, я вынул из компьютера диск, скинул с себя одежду и залез в душ — чуть было не уснул стоя. Потом вытерся и нырнул в спальный мешок. Давно замечено — в спальнике лучше и эффективнее спать абсолютно голым.

Разбудил меня звук удара чего-то небольшого, но тяжелого. Я не сразу сообразил, что это отвалился сторож за дверью. Часы показывали 19:00. Ужас какой! Я проспал! Уже на два часа больше, чем мне отвел Стентон для окончания работы с досье… черт! А где сам Стентон, хотелось бы знать?

Тут же зазвонили все телефоны. Обычный и оба мобильника — мой личный и служебный, со скремблером.

Выскочив из спальника, я, как был — в костюме Адама — схватил сразу оба телефона: линейный и служебный мобильник. Наверное, со стороны я представлял собой живописное зрелище.

— Да!?

— Алекс! Ты куда пропал? — звонил управляющий офисом. Еще третьего дня он прислал мне счет с личным уведомлением, что через десять дней, если не оплачу все счета и проценты по ним, я должен буду выметаться отсюда. — Я тебе уже пятый час звоню!

— Мистер Андерсон, — промямлил я, — я как раз хотел…

— Чего хотел? На твой здешний счет поступила кругленькая сумма. Полгода можешь не думать об оплате. Что, разбогател? Ладно, я всегда знал — ты головастый парень, поэтому и не торопил тебя.

«Ага, — думал я, — чего раньше ты не был таким добрым. Или свои знания обо мне так тщательно скрывал?»

— Тебе там удобно? — продолжал Андерсон, — в новый офис не думаешь переехать? Расширятся не жаждешь?

«Фигасе! Точно что-то случилось. Или в лесу медведь сдох.»

— Спасибо сэр, но мне тут вполне комфортно. Я же люблю уютные помещения.

— Ну, как знаешь. Звони, если что!

«Если что..?» Вторая трубка тоже не молчала:

— Ф-ш-ш-ш-ш-ш-ф-ф-ш-ф-ш-ш-ф-ф-ш-ф-ш-ш-ф-ф-ш-ф-ф-ф-ш-ш-ш-ш…

Я отключил скремблер.

— Да?

— Извините, можно попросить Алекса Крейтона?

Молодой женский голос. Деловой и официальный. Но — приятный и вежливый.

— Да, это — я.

— Добрый день. С вами говорят из юридической конторы Фрэнка Уильямса.

Ого! Не слабо! Юридическая фирма Уильямса — одна из ведущих компаний подобного профиля. Ведет самые разные дела, но исключительно аккуратно и качественно. На высоком профессиональном уровне. В ее штате вымуштрованная команда классных юристов всех специальностей, и не было еще такого случая, чтобы у Фрэнка Уильямса отказали клиенту, способному оплатить их счета, немалые, разумеется. Стать клиентом Фрэнка Уильямса мог, кто угодно, были бы деньги.

— Я весь — внимание.

— В нашей фирме был составлен один документ, — продолжила сотрудница Фрэнка Уильямса, — согласно которому, вы, в случае гибели, исчезновения или утраты дееспособности Сержем Стентоном, становитесь нашим клиентом.

— В каком качестве? — тут до меня дошло: «в случае гибели, исчезновения или утраты дееспособности», — а что со Стентоном?

— Вы не знаете? Вы не могли бы подъехать в наше представительство в вашем городе?

— А это где? — я никогда раньше не был в этой фирме. Не приглашали. Рылом не вышел. — Далеко?

— Эминем-Бич сто двадцать один. Офис восемьсот девятнадцать.

— Когда?

— Как вам будет удобно. Желательно побыстрее.

— Можно сейчас?

— Да. До двадцати одного часа вас примут.

— Спасибо…

С этими словами я повесил трубку, поскольку моя собеседница уже отсоединилась. Все еще туго соображая — всегда плохо себя чувствую, когда меня будят — я взял другой смарт. Мой личный. Он так и не перестал звонить.

— Я!

— Наконец-то! — звонила моя девушка. — Ну, ты — свинья!

Мы вместе уже года два и никак не можем разойтись. Чего-то все тянем и тянем, хотя уже порядком надоели друг другу. Такой всплеск неожиданной заботы обо мне любимом удивил. Обычно Эльза (так ее звали) могла пропадать на несколько дней без всяких объяснений. На мои вопросы потом следовало — «а я тебе не жена! Где хочу — там и хожу, что желаю — то и делаю!» Какие причины влияют на то, что люди расходятся и разводятся? Как ни странно, обычно это не какие-то глобальные несоответствия, а пустяки, хотя, конечно, часто все эти мелочи только верхушка айсберга. Многие мужики попадали в подобные ситуации, не зная, как себя вести в сходных случаях или вообще предотвратить саму возможность таковых. В общем, скажи мне, отчего ты разошелся со своей парой, и я скажу, кто ты… Нет, я все-таки идиот. Ну, зачем мне это надо? А? Это, наверное, такая особо извращенная форма мазохизма.

— Куда пропал!? — продолжала наседать Эльза. — Только и слышу — «телефон абонента выключен, или находится вне пределов зоны связи». Я все приемные отделения обзвонила, в бюро по пропаже людей звонила, всю базу данных неопознанных трупов облазила, а он — жив, здоров и отключил мобильник! Ну, щас ты спал, по голосу понятно, а два дня чего делал? Опять в загул ушел? Что, со шлюхами развлекался? Я тебе все оставшиеся волосы выдеру, будешь совсем лысый ходить! Чего молчишь? И сказать нечего?

— Да я слова-то вставить не могу!

— Я слушаю тебя.

— Я дело получил, — Эльзе нужно сообщать правдивую инфу, но без особых подробностей, — и хотел, чтобы мне не мешали.

— Предупредить мог?

— А что могло произойти за два дня?

— Да все что угодно! Тебе перечислить по пунктам? Ты мог банально умереть или наоборот обрести просветление, вступив в какую-нибудь новомодную секту, мог узнать жуткую тайну и провести несколько суток под пытками, мог влюбиться или отравиться…

— Я тогда не дозвонился до тебя, — соврал я на удачу, — ты не брала трубку.

— А это когда было?

— Вот, дня два назад и было. Не помню точно когда.

— Да? — голос Эльзы утратил прежний напор, и в нем появились нотки неуверенности, — ну, возможно я ненадолго и отключала телефон. Но все равно! Мог и сообщение кинуть! Я вся извелась!

— Чего вдруг? — притворно удивился я, ибо такая склонность к беспокойству никогда не была характерна для моей подруги.

— А ты что, правда, не знаешь ничего? Или прикидываешься? У тебя классно выходит, я почти поверила.

— Скажешь мне, наконец, в чем дело? — я начинал злиться. — У меня все выключено было два дня, и я никуда не выходил! Я ничего не знаю! Над делом работал, и связь только сейчас снова восстановилась.

— Ну, ты — маньяк! Не врешь? Ладно, поверю тебе. Бог покарает меня за мою доверчивость и неоправданную доброту. Слушай: Серж Стентон. Знаешь такого?

— А что с ним? — я насторожился.

— С ним уже всё. Его с проломленным черепом нашли на мусороперерабатывающем заводе. Я уже не помню, на каком именно. Не суть. Главное — в его кармане оказалась копия какого-то договора с тобой. Причем — только та страница, где имена, подписи, реквизиты сторон и прочая лабуда. Полиция сразу взялась за твои поиски. Ничего! В офисе тебя нет, твои телефоны не отвечают, все линии, ведущие к тебе — блокированы. И дома ты не появляешься. Где ты работал-то? Меня уже эти копы затрахали всю! Причем в особо извращенной форме: путем допросов. Скоро и до тебя доберутся. По-моему полиция подозревает, что ты или как-то причастен к убийству, или угрохал этого Стентона самолично. Кстати, а это кто? — спросила Эльза.

Я сначала ничего не понимал. Голова работала еще плохо — сказывались последействия стимуляторов. «В офисе тебя нет». Меня, то есть, нет. А я сидел тут. Сначала — сидел, а потом — лежал. Но — тут. Никуда не уходил, над дверью висел сторож. Ну, конечно же — сторож! Это устройство не только блокирует связь, замки и экранирует всю электронику. Оно, если надо, создает эффект отсутствия человека в помещении. Ни дежурная камера, ни датчики ничего не обнаруживают. В верхней палате парламента уже давно ведутся разговоры о запрете сторожей, но пока договорились только о лицензировании и получении разрешений на их применение.

— У меня сторож на двери висел, — признался я, — установленный ровно на двое суток.

— Ничего себе! Кто ж тебя так?

— Стентон, кто еще? Он должен был выпустить меня часа два назад. Я на него работаю… работал. Он один из боссов Вип Сервис чего-то там.

В этот момент раздался стук в дверь. Стук был требовательный и довольно-таки бесцеремонный. Так стучат только очень уверенные в себе дяди.

— Так. Слушай, по-моему, за мной уже пришли. Если что — я в полиции. Вытащи меня под залог, если упекут. На моем счете должно быть около десяти тысяч. У тебя есть моя карточка.

— А откуда…

Не дослушав Эльзу, я отсоединился.

— Сейчас, сейчас! Открою! Дверь сломаете!

Я только и успел, что поставить грязную кофейную кружку на диск принесенный Сержем Стентоном и кинулся к двери, поскольку действительно испугался за ее целостность. Открыв замок, я увидел своих старых знакомых — лейтенанта Криса Гибсона и сержанта Вудфорда из отделения полиции, в чью юрисдикцию входил офисный центр. Сзади маячил помощник управляющего. В руке у Гибсона был сторож, которым он многозначительно покачивал.

— Добрый день, господа, — я старался говорить легко и непринужденно, — чем могу?..

— Ого! Чем это ты тут занимался, интересно? — вместо приветствия сказал лейтенант. Только сейчас я сообразил, что по-прежнему стою совершенно голый. Его нехорошая улыбочка мне сразу очень не понравилась, — уж не знаю, как для меня, а для тебя день точно недобрый! У тебя есть разрешение на эту игрушку?

— Она не моя, а Стентона. Он поставил еще двое суток назад. Можно я оденусь?

— Ты это брось! На стороже был включен режим невидимости. Для чего это Стентону? У него есть официальная лицензия на использование.

— Почем я знаю? — огрызнулся я, натягивая джинсы. — Вот у него и спросите!

— Спросим, обязательно спросим, — при этих словах помощник управляющего, которого я так и не узнал, как зовут, как-то странно посмотрел на лейтенанта, — но сейчас я тебя спрашиваю! И еще кое-что мне объясни… Да, мистер Ли, спасибо, вы свободны! — помощник управляющего с недовольным видом удалился. «Может — он голубой?» мелькнула у меня нелепая мысль, — входим, сержант.

Глава 3

Лейтенант выглядел энергично и как-то уж очень решительно. Данное обстоятельство наводило на плохие мысли. Я знал Криса Гибсона еще в бытность его простым патрульным. Это потом он пошел вверх, после удачных раскрытий, а последнее повышение — в лейтенанты — он вообще заработал не без моей помощи. История была еще та, и может быть, я как-нибудь расскажу об этом. Если будет время и желание. Так вот, Гибсон не страдал таким глупым пережитком прошлого, как благодарность, поэтому на его дружеское расположение рассчитывать не приходилось. А тот факт, что он пришел сам, да еще и притащил с собой сержанта, вообще не сулил ничего хорошего.

— Знаешь, теперь ты точно влип. И влип основательно. Если конечно не поможет какое-то чудо, и у тебя не окажется стопроцентного алиби. Ответь мне на такой вопрос, и тогда будет видно — помогу я тебе или нет. Где ты был последние сорок восемь часов?

— Так. Слушай, лейтенант, ты знаешь меня уже давно, так неужели ты думаешь, что я, с моей репутацией, полезу в какое-то темное дело? И вообще. По закону, как тебе известно, я имею право говорить только в присутствие моего адвоката. Сейчас я звоню Нику Симирскому, и пока он не приедет, можете не тратить на меня время. Я подожду. И от кофе не откажусь, что-то в горле пересохло.

— Ну, ты — наглец! Я сейчас посажу тебя в камеру — ты там будешь дожидаться Ника. Я тоже по закону имею право тебя задержать на двадцать четыре часа без предъявления обвинения. Сейчас отвезем тебя в участок, и будет тебе там и кофе, и ванна, и какава с чаем. В этом тебе поможет непосредственно сержант Вудфорд. — При этом сержант не проронил ни слова, а его протокольная рожа не выразила никаких эмоций. — Ты понял?

— Чего ж не понять. Понял, конечно. Мое содействие, как понимаю, вам уже не требуется? Но мне думается, что информация, которой я владею, может помочь вам при проведении расследования. Не так просто же вы приперлись сюда вдвоем. Либо мы беседуем по нормальному, либо — сажайте меня в свой обезьянник и без адвоката слова не добьетесь.

И без того красноватая физиономия лейтенанта стала приобретать томатный цвет.

— Так ты препятствуешь ведению расследования? — лейтенант, казалось, обрадовался. — Ты слышал, сержант? Он открыто препятствует работе правоохранительных органов!

— Ничего подобного, лейтенант. Я говорю, что у меня что-то с памятью. Я тут работал, как проклятый, почти двое суток без перерыва, только заснул, как вы вломились. Я еще не отдохнул и от усталости могу что-то забыть, а еще могу что-то неправильно понять. Кстати, если вы посмотрите отпечатки на стороже, то найдете свои и Стентона. Моих там нет. А сейчас я звоню Симирскому.

Проигнорировав недовольную физиономию лейтенанта, я демонстративно взял свой личный мобильник и позвонил Нику. Воспрепятствовать мне никто не мог. Я не был арестован, и пока даже не был официально задержан. А хоть бы и был — два звонка мне полагались по закону! Про себя я молил бога, чтобы Ник не отключил свой смарт или не оставил его где-нибудь. Случаи бывали. Он мне нужен был срочно, а ждать пока он соизволит просмотреть сообщения, я не мог. С лейтенанта не убудет — он и впрямь мог засадить меня за решетку на сутки вместе с какими-нибудь бродягами. Не сказать, что такое для меня впервые, но почему-то больше мне нравился городской воздух, чем атмосфера клоповника в полицейском отделении.

Слава создателю, Ник пребывал в одной точке пространства и времени вместе со своим мобильником. И не отключил его, как он иногда делает. Сначала слышались длинные гудки, потом вялый и какой-то хрипловатый голос Ника произнес:

— Алекс..?

— Да Алекс, Алекс. Слушай, Ник, у меня тут лейтенант Гибсон и сержант Вудфорд. Они приглашают меня с собой в участок для душевной беседы, а я предпочитаю говорить у себя и в твоем присутствии.

— А сейчас-то ты во что вляпался? Как обычно, в своем Темном Городе?

— Да, я честен и невинен аки младенец! Как обычно!

— Ясно, — ответил Ник.

В трубке послышалась какая-то возня, и незнакомый женский голос протянул: «ну, котик, еще долго? А то я сейчас…» Голос был молодой, нетрезвый и с акцентом. Потом стало тихо. Видимо, Ник прикрыл трубку рукой. Через какое-то время разговор продолжился.

— Вот, теперь я тебя слушаю, — снова послышался голос Ника, — сейчас можешь говорить?

— Да, лейтенант и сержант рядом. — Если наш разговор и записывается (а это почти наверняка) Ник должен все понять. — Они очень любезны.

— Ясно. Ты пока держись. Мне нужно минут тридцать, чтобы до тебя доехать.

— Ага. Если что, ты знаешь, где меня найти?

— Найду. Только пока без меня не говори там ничего лишнего, а то знаю я тебя. Ну, пока.

С Ником я был знаком со студенческих времен. Потом он женился на моей бывшей жене и сделался почти родственником. А после его развода (с моей бывшей он протянул всего только шесть месяцев) мы стали настоящими друзьями. Как адвокат, Ник был просто незаменим. Мало того, что он знал уголовное и гражданское право лучше, чем таблицу умножения, он еще и следил за новыми законами, которые наши законодатели принимали каждый год пачками. Знал он и те законы, что уже отменены, поэтому в полиции его, мягко говоря, недолюбливали, но уважали — боялись связываться.

— Позвонил? Всё! — лейтенант был на взводе, и жажда деятельности его прямо-таки распирала изнутри. — Поехали!

— Еще один звонок! — потребовал я. — Имею право!

— Звони, но быстро!

Выбрав и запустив номер Эльзы, я долго слушал протяжные гудки. Однако сегодня был явно не мой день. Странно. Уж Эльза-то всегда отличалась в отношении личных средств связи педантизмом, граничившим с фанатизмом. Я помню один эпизод, когда я случайно поставил громкость вызова на «ноль». Так после, когда через какое-то время выяснилось, что куча звонков и сообщений остались без ответа, Эльза устроила отвратительный скандал. От тех слов, которые мне тогда пришлось выслушать, у меня до сих пор возникал холодок где-то внутри тела.

— Ну? Сделал свой звонок? Так, теперь ты задержан. Пока задержан. — К тому моменту я был уже одет: джинсы и водолазка на голое тело, а кроссовки — на голые ноги. Терпеть не могу надевать вчерашние носки. — Поехали! Сержант, примите у задержанного его смартфон и всё, что имеется при нем. Да, сержант, у вас есть пакет? Упакуйте!

С этими словами лейтенант протянул сторожа сержанту. Тот достал из объемистого портфеля прозрачный пластиковый пакет, аккуратно взял сторожа и упаковал его. Пакет закрыли электронной пломбой — теперь и время и место изъятия улики зафиксировано. Пломба запоминает время фиксации и координаты с точностью до фута. Меня все это сейчас вполне устраивало. Мобильный смарт я положил на свой стол.

— А можно…

— Нет! Нельзя! Ремня нет? Шнурки… нет… металлические предметы… нет. Поехали, поговорим в участке! Руку давай!

Все мои телефоны и диск с информацией так и остались лежать на столе.

Сначала я решил, что меня везут в отделение. Но крупно ошибся. Полицейский джип на первых порах выехал на проспект 12 Июня, потом, миновав несколько перекрестков и постояв в небольшой пробке, свернул на одну из боковых улиц и после недолгих маневров остановился перед невысоким серым зданием, всего в десять этажей. Здесь находился городской полицейский морг. Или — официально — Институт Судебной Медицины.

За время, проведенное на моей теперешней работе, я здесь бывал неоднократно. И обстановка этого унылого места была мне отлично знакома. Годами тут мало что менялось. Появлялось новое оборудование, новые холодильники, более удобные для персонала каталки, лифты и погрузчики, но общая атмосфера оставалась прежней. Даже запах не изменился.

Нас с сержантом оставили в широком и светлом вестибюле, где мы уселись на удобный и мягкий кожаный диван. Рядышком, как братья близнецы — нас сковывали старомодные стальные наручники — мы просидели так десять минут. А точнее — десять минут, тридцать пять секунд. Крупные цифровые часы над входом висели тут всегда. Посетителей и вообще людей почти не было, только один раз прошел какой-то молодой человек лет двадцати двух — двадцати трех. Он на ходу бросил на меня странный и какой-то оценивающий взгляд. Так обычно смотрят на товар в супермаркете. Явно кто-то из персонала — одет парень был в зеленый комбинезон и пластикатовый фартук. Наконец, что-то недовольно бормоча себе под нос, вернулся лейтенант с какими-то небольшими синими листочками. Это оказались пропуска для всех нас. Миновав охрану, и расписавшись в старом бумажном журнале, мы, в сопровождении молчаливого хмыря в зеленом халате, прошли коридор, поднялись на большом грузовом лифте на пятый этаж, опять прошли коридором и остановились перед дверью. Похожие двери всегда ставят в больницах и всяких научных учреждениях. Ничего лишнего, только стекло, металл, блестящий никелированный замок и номер «521». Густо закрашенное еще при изготовлении двери стекло почти не пропускало свет.

Помещение, куда мы все вошли, напоминало камеру хранения крупного транспортного узла — аэропорта, вокзала и чего-то подобного. Или мясохранилище некоего предприятия общественного питания. С обеих сторон высились два огромных холодильника. С пола до потолка этажами поднимались герметичные квадратные дверцы — по двенадцать в каждом этаже. Шесть этажей. Посередине комнаты стояла каталка, аналогичная тем, что бывают в отделениях для тяжелых больных. На потолке загорались синеватые люминесцентные плитки, а окно закрывали плотные жалюзи. По-прежнему не говоря ни слова, наш зеленый сопровождающий, подогнал тележку к правому холодильнику, сверился со своей запиской, что-то включил, и горизонтальная лежанка стала подниматься вверх. Достигнув четвертого «этажа», каталка замерла. Опять было что-то включено, дверцы одного из боксов раскрылись, оттуда выехало нечто и поместилось на каталку, больше похожую сейчас на козлы, которыми пользуются ремонтники и маляры. Сооружение стало медленно складываться. Когда движение прекратилось, служащий морга, жестом иллюзиониста, откинул простыню, и я, наконец, смог разглядеть труп.

Передо мной лежал старик лет ста, или более того. Он был настолько худ, что тазовые кости, кажется, грозились прорвать кожу. Кривые и тощие ноги напоминали бамбуковые палки. Ребра торчали наружу, а впалый живот, казалось, прирос к позвоночнику. Верхнюю губу и подбородок старика покрывала густая и белая недельная щетина. Грубый шов, стянутый крепкими толстыми нитками, начинался от самого низа живота, проходил по левой стороне тела, пересекал туловище под горлом и симметрично спускался по правой стороне до самого таза. Судя по скулам, разрезу глаз и форме носа, старик был китайцем или корейцем, но — вряд ли японцем. По виду он напоминал экспонат какого-то музея.

— …твою мать! — вдруг взревел лейтенант, да так неожиданно, что я аж вздрогнул. — Ты чего достал? Это не тот труп, идиот!

Невозмутимо посмотрев на свои бумажки, работник морга молча пожал плечами и проделал прежние эволюции в обратном направлении. Когда каталка опустела, не складывая ее, наш гид перекатил ее к другому холодильнику и вывез новый труп. Повторилась прежняя сцена.

Как только простыня была откинута, лейтенант удовлетворено крякнул и с довольным видом повернулся ко мне.

— Сержант, включайте диктофон... Работает? Нормально. Сегодня, — он назвал число месяц и год, — в девятнадцать тридцать пять, в помещении номер пятьсот двадцать один Института Судебной Медицины проводится официальное опознание. Алекс Крейтон, вы узнаете эту женщину?..

Глава 4

Камера, куда меня засунули, была и знакома и незнакома одновременно. Я здесь не был уже давно, с того самого светлого момента, когда муниципалы получили кучу денег на обновление, реформирование и перестройку. Никто теперь уже не скажет, куда и сколько средств затрачено, но камеры временного содержания они обновили радикально. Теперь тут все покрыто каким-то мягким сверхпрочным материалом, не то пластиком, не то резиной — ни один даже самый упертый суицидник не сумел бы разбить голову в этом месте. И — чистота. Как в морге. Однако запах остался прежний — смесь дешевой дезинфекции, немытых тел и табачного дыма. Несмотря на категорический запрет на курение, дым от чьих-то сигарет просачивался постоянно. Кто и где курил, я не знал. Но курили много и неизменно — я не припомню ни одного отделения полиции Москвы, где бы не было такого запаха.

Хорошо, что под рукой нет компьютера — сейчас бы такого понаписал, что не отважился бы потом прочитать даже сам.

Моими временными соседями оказались три мужика. Первый — одетый во что-то невообразимое молодой еще человек лет двадцати. Он сидел, поджав под себя ноги, и мерно раскачиваясь вперед-назад, непрерывно повторял:

— …аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба…

И так до бесконечности. Сначала меня эта мантра жутко раздражала. Я сам стал невольно долбить про себя: «…хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба…», но потом опомнился и перестал. А еще потом привык и уже не замечал этого фона.

Вторым сокамерником оказался угрюмый субъект лет сорока пяти — пятидесяти, с маленькими глазками на широкой смуглой физиономии. От него я так и не услышал ни единого звука. Может — он был немым, может — просто молчуном, кто его знает. Его куда-то увели примерно через час после моего появления.

Третий же был прямой противоположностью второму. Разговорчивый дядька, лет тридцати — тридцати пяти, похожий на какого-то до боли знакомого французского актера второй половины прошлого века. Я сначала никак не мог вспомнить, на кого он смахивал. Что-то из детских воспоминаний, что-то из старых смешных комедий. Помнится, мои родители были большими поклонниками старого французского кино. У отца имелась огромная коллекция дисков с фильмами последней половины двадцатого века… а, вспомнил! Жан Рошфор! Вот как звали того актера. Этот «француз», подсел ко мне почти сразу.

— Привет! Тебя как зовут?

— Алекс, — нехотя признался я, — привет.

— Здорово, Алекс. А я — Марк Сайкс. Лучше просто — Марк.

— Добрый вечер, Марк.

— Для кого — как, для кого — как. Для меня что-то не слишком добрый. Да и для тебя, я смотрю, — отметил Марк.

У него была потрясающая способность располагать к себе собеседника. Я даже подумал вначале, что он подсадной стукач.

— А ты как тут оказался? — разговорился я. — По виду такой респектабельный!

— То-то и оно, что респектабельный! Это моя работа — быть респектабельным. Вообще-то я тихий, мирный. Честный salesman, разъездной представитель. Наша фирма — компьютерами торгует. Предлагаем товар по имеющимся образчикам, каталогам, проспектам. На нашем рынке знаешь какая конкуренция? Ты даже представить этого не можешь! Чуть что — прокол какой — все, прощай бизнес! Сомнут и обойдут. Работы — невпроворот. Я от Фриско до Владика мотаюсь. Через Европу, заметь! Скоро в книгу Гиннеса попаду, как коммис года! Чего меня сюда засадили — сам не пойму. Я же абсолютно честный! Честность — это, можно сказать, мои деньги! Я много раз в моей жизни убеждался, что правда меня спасает. Это мой самый лучший метод работы! Какая бы запутанная или секретная история ни была, если я вовремя говорю правду, то всё встаёт на свои места. Главное — уметь этой правдой правильно управлять. А ты-то тут почему?

— Тоже не пойму. Двое суток работал под сторожем. Срочная работа. Вот чтобы никто не мешал, меня один знакомый под сторожа и посадил. У него — лицензия! А как сторож отключился, началось черт знает что, — я решил, что такая смесь вранья и правды будет в самый раз для этого уж очень разговорчивого парня, — копы пришли, наговорили про меня что-то сумасшедшее и засадили сюда. Дело шьют.

— Во-во! Со мной — то же самое. Только меня аэропорту взяли. Как прилетел — будьте — нате! Я еще в Эн Вай, когда в терминал входил, каких-то типов заметил. Не то — копы, не то — безопасники, не поймешь. В штатском, но явно кто-то вроде копов. А уж в Москве, как вышел — сразу повязали и на Петровку. Потом почему-то — сюда перевезли. Ты только не признавайся ни в чем, все отрицай, тогда может и выберешься. И адвоката хорошего найми. У тебя адвокат-то есть? А то я знаю одного толкового малого, отмажет! Но дерет, сука, три шкуры! Эх, уметь бы в Темный Город уходить! Проблем бы не было!

— Ну, я-то умею, а что толку? Да и адвокат у меня уже есть.

— Ты? Можешь в Темный Город уходить? Так какого дьявола ты еще тут паришься?

— А смысл? Ну, уйду я. Меня и там модеры вычислят и найдут. Или админы, если уж дело такое. Я же везде засветился, как обратно-то вернусь? И куда?.. Слушай, а он хоть когда-нибудь отдыхает?

— …аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба…

— А, не обращай внимания, — Марк махнул рукой. — Необуддист, что с него взять. Вообще-то он парень безобидный.

— А сюда как попал? — спросил я Марка.

— Без понятия. Не иначе настучал на него кто-то. Слушай, я вот что не пойму: раз ты можешь уйти, то и ушел бы! Обеспечил себе защиту, а уж потом вернулся и действовал по обстоятельствам.

— Нет, так — только хуже, уж поверь мне. Скажут, уходил — значит, есть чего бояться! А я… мне опасаться нечего, я — чист!

— Ну, смотри, дело твое, — Марк не стал спорить. — А знаешь, откуда пошло само название — «Темный Город»?

— Говорят, что первые посетители увидели там темный городской ландшафт…

— Это — да, но есть и другая версия. Давным-давно, еще в прошлом веке, был такой фильм — «Темный Город». Сама история так себе и исполнение не очень-то, но кто-то из первых посетителей оказался коллекционером и пылким фанатом старых триллеров. А сюжет такой: один тип просыпается в каком-то неведомом отеле и вдруг понимает, что утратил свою память. Начисто! Потом он узнает, что обвинен в целой серии зверских убийств. Стараясь восстановить собственное прошлое, он сталкивается с малосимпатичной компанией неких персонажей, известных как «чужие», которые оказываются, естественно, инопланетянами. Где-то в космосе ими построен Темный Город, названный так потому, что там действительно темно — никогда не светит солнце. Эти самые чужие стараются взять в свои руки управление временем, а еще они каждую ночь меняют облик Темного Города, а также внешний вид самих его жителей. Короче говоря, один раз посмотреть можно, если больше делать нечего. Я видел отрывки в Музее Кино... Слушай, а ты не расскажешь, что с тобой было-то? Заняться нам тут все равно нечем, не мантры же читать.

— Хорошо, но условие: взамен будет твоя история! — сказал я. — По рукам?

Я всегда доверял интуиции. Это мое шестое чувство, дополнительная способность воспринимать окружающий мир в его действительности. И сейчас интуиция мне подсказывала, что Марку можно доверять, и никакой он не подсадной и не стукач.

— По рукам! — обрадовался Марк. — Я же честный salesman, расскажу. Кто начинает? Бросим монетку? Если фейс, то рассказываешь первым ты, а если курица — то я.

Мы бросили монетку в десять центов, каким-то чудом оказавшуюся в кармане Марка. Видимо копы ее просто не заметили. Монета упала вверх портретом Президента.

— Давай, — сказал Марк, — ты первый. Повезло тебе.

— Думаешь — повезло? Ну, ладно. Так вот, берусь я за всё, что связано с компьютерными проблемами и с Сетью. Сетевые трудности, правонарушения, какие-то поиски. Кому что надо. Комплексная реальность — это уже как приложение. Тоже заниматься приходится, поэтому в Темном Городе бываю часто и можно сказать регулярно. У меня официально все есть, какие надо лицензии. Ну, свой бизнес, короче. Маленький, но свой. Офис арендую в офис-центре имени Джорджа Сороса. А тут ценный заказ подвернулся… — короче рассказал я Марку свою историю от момента прихода Стентона и до сцены в морге. Рассказал без узловых деталей — ни имен, ни названий фирм, ни ключевых фактов. — …откидывает он простыню, а лежит там тело молодой красивой девушки. Нашей офисной уборщицы. От самого горла, почти от нижней челюсти, через шею, грудь, живот и до лобка — глубокий и ровный разрез. Разрез не зашитый, края разошлись, и местами оттуда выглядывало что-то светлое. Жуткое зрелище! Уж на что я привычный — всего насмотрелся — но тут мне чуть плохо не стало. А лейтенант и говорит:

«Узнаешь эту женщину?»

Пришел я немного в себя и заявляю:

«Да, — говорю, — узнаю. Наша офисная уборщица. Она и у меня убирала. И мусор уносила…»

«А за что ты ее так? Да еще столь зверски? С особой жестокостью?»

«Да ты что, лейтенант! — я аж взвился. — Она мне нравилась даже, я ей вообще ничего плохого сделать не мог!»

«Знаю, что нравилась — есть свидетельства твоих сексуальных домогательств.»

«Чего? Каких еще домогательств? — спрашиваю. — Да я только разок ей подмигнул…»

«…на работе! Все зафиксировано! — орет лейтенант. — Ты отпираться-то прекрати. Твое преступление уже доказано! И она была твоей любовницей!»

«Что за бред! Я не видел ее уже больше двух дней! И даже пальцем не трогал!»

«Ну, — говорит, — правильно, пальцем может, и не трогал! На теле не выявлено следов твоих рук. Ее убили примерно двое суток назад. И убил ее — ты! При прошлом задержании у тебя была снята генетическая карта. И она у нас есть! Так, слушай сюда — у нее во влагалище обнаружена твоя сперма. Твоя! Ошибка исключена, эксперты не ошибаются.»

Тут я совсем прибалдел после этих слов. А лейтенант решил окончательно меня добить. И говорит:

«Недавно мужичка одного грохнули. Тоже в это же время примерно. Так в его левом внутреннем кармане нашли страницу контракта, тобой подписанную!»

«Страницу договора? — спрашиваю я. — Копию?»

«Почему, — говорит, — копию? Оригинал. Там на бумаге даже сохранились частички твоего эпидермиса. Экспертиза подтвердила. Его тоже ты прикончил?»

«Это — был мой клиент?»

«Почему — твой клиент? Твой, — говорит, — клиент жив и здоров, хотя он и не твой клиент. Но! Страничка, обнаруженная у этого трупа был подписана не только тобой, но и твоим “клиентом”, и он уже опознал свою подпись, хотя и отрицает факт заключения договора с тобой…»

Здесь Марк меня перебил:

— О! Я знаю кто ты! Ты — Алекс Крейтон, а твой клиент — Серж Стентон из «Вип Сервис Консалтинг Лимитед».

Глава 5

— Про тебя же в газетах вчера писали. Даже в бумажных! — обрадовал меня Марк. — Да, парень. Похоже у тебя реальные проблемы.

— Вот и лейтенант выразился в том же духе, — вяло отметил я.

— Ну, давай исходить из постулата, что ты ни в чем не виновен…

— Спасибо! — с хорошей долей сарказма поблагодарил я Марка.

— …иначе просто неинтересно, — невозмутимо продолжал он. — Чего-то твой адвокат не торопится. Ладно, подумаем сами. Итак, допустим, что тебя кто-то подставил.

— Как кролика Роджера?

— Шутим? Хорошо, что еще можем… — Марк вдруг задумался. — Так вот, если тебя подставили, то сделали это те, кто имеет доступ к твоей личности. И к твоему телу. Живому пока. Этот твой клиент из Вип Сервис Консалтинг Лимитед. А ты знаешь, что такое Вип Сервис?

— Ну, это та фирма, где работает Стентон, — сказал я. — Консультационно-информационный центр такой, продающий разную информацию.

— Да, но это только небольшая часть их бизнеса, — сказал Марк. — Я с ними немного сталкивался по работе. Они еще занимаются созданием имиджа клиента — будь то человек или фирма. Кроме того, они продают эскорт-услуги и еще кое-что.

— А, знаю, знаю! Когда бизнесмену или богатому боссу скучно и грустно и спать одному страшно, а едет он куда-то далеко от своего дома, так ему дают в пользование шикарных девок, выполняющих любые пожелания сексуального характера.

— Так, да не так, — возразил мне Марк. — Вернее, не все так просто. Эти девушки часто весьма образованы, знают прикладную психологию, медицину, вполне качественно умеют делать массаж, многие из них владеют рядом языков, имеют профессиональные навыки секретаря и референта…

— Угу. А еще — ученую степень по проституции, — съязвил я.

— Это — само собой… а ты хоть представляешь, какие деньги там крутятся? А информация? А компромат? Нет, тут что-то не то. Для начала вспомни, где последнее время ты мог терять сперму?

— Только со своей девушкой, больше нигде, — сказал я печально и тихо. — Я же ей верен был! Последние года два — точно. И не потому, что так уж влюблен, а просто некогда другую искать. Да и лень, если честно. И потом. Мы всегда презервативами пользовались. Вот последний раз она ко мне в офис приходила…

— Ну, ты прямо ангел без крыльев! — Марк невесело усмехнулся. — А дни вспомнить можешь? Знаешь, я читал какой-то журнал по судебной медицине, и там была статья про некоторые такие экспертизы. Так вот, как я понял, состав спермы немного меняется, в зависимости от самых разных причин. Ты носишь на себе оргсканер? Он у тебя есть?

— Где-то валяется. Не, не ношу.

— Ну, что ж ты так! Необходимая вещь! А вдруг с тобой случится что? Или отравишься чем-то? Как узнать, чем и когда? Только по записям оргсканера. Нет, это ты зря. Оргсканер всегда на себе нужно носить. Ты — молодой еще, не попадал в сложные ситуации…

— Попадал, — возразил я. — Да и не очень-то я и молодой. Уже.

— Тем более, — произнес Марк. — Сколько тебе?

— Тридцать без малого.

— Ну, а мне — на шесть лет больше. Так что учись у старших, пока еще возможно это делать бесплатно. Да, и вот еще. Для твоего адвоката. Пусть проверят образец на наличие силикона.

— А-а-а… — я начинал понимать, что имеет в виду Марк, — ты думаешь…

— Понял, да? Ты куда использованную резинку выкинул? В мусорную корзину? В офисе? Вот тебе и зацепка.

— Подожди, ты хочешь сказать…

— Ты пораскинь мозгами, — вразумлял меня Марк, — вспомни все свои действия за последние дни, а потом сопоставь факты. Да, и лучше всего будет эти данные адвокату передать. Все что вспомнишь и надумаешь. У меня ощущение, что мы выйдем отсюда в разное время. И, возможно, в разные места. Запомни мои адреса — в Темном Городе, в Сети и в реале. Может, еще и пригодятся. И свои мне дай.

Адресами мы обменялись.

Дальнейшая наша беседа с Марком не носила уж очень конструктивного характера — большей частью обычный треп. Я уж забыл, сколько времени заняла эта болтовня, но — недолго. Вдруг щелкнул замок, и появился полицейский охранник. Такой же красномордый, как и большинство его коллег.

— Крайтон! — заорал он. — На выход, с вещами!

— Крейтон, с вашего позволения, а не Крайтон, — поправил я, — и вещей у меня нет.

— На выход! — надрывался охранник.

— Алекс! — Марк махнул мне рукой. — Ну, удачи тебе!

— Спасибо, Марк! И тебе! Увидимся!

— Тихо всем, — одернул нас охранник, — не разговаривать! На выход, быстро!

— …аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба…

— Молчать, блядь! — охранник совсем озверел.

— …хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба… — продолжал «необуддист».

Далее последовало несколько тупых ударов резиновой дубинкой, и мантра прервалась.

Сначала я подумал, что мы идем на допрос, или Ник, наконец, проявил себя, и меня сейчас выпустят. Но нет. Сразу за дверями ждал какой-то неразговорчивый человек в штатском, который отвел меня к стоявшему во дворе автомобилю. Мы сели и поехали.

— А мы куда? — с надеждой спросил я своего молчаливого сопровождающего.

— …

Получив в ответ безмолвие, я уже ничего не спрашивал, а только смотрел. Мы вывернули на верхнюю эстакаду Садового Кольца и поехали в сторону Калужской площади.

«МВД, ГСБ или ФСИБ?» — думал я.

Но мы свернули в сторону проспекта 12 Июня и поехали на юг.

«Или ГСБ или ФСИБ» сократил я список возможных спецслужб.

Миновав площадь Гагарина и пару перекрестков, мы повернули на улицу Крупской.

«Ага. Значит, все-таки ФСИБ. Ну, что ж. Могло быть и хуже». ФСИБ — Федеральная Служба Информационной Безопасности — была самой вменяемой из спецслужб. В отличие от неадекватного АЭБ (Агентства Экологической Безопасности), карикатурного ККД (Комитета Контроля над Демократией), который все называли в разговорах не иначе, как — «Какаду», страшного своей некомпетентностью ГУПЧ (Главное Управление по Правам Человека) и геронтологического ГСБ (Государственная Служба Безопасности), давно уже ничем не занимающегося, кроме аппаратных игр и сокращения штатов, полиция, армия, АТК (Антитеррористический Комитет) и ФСИБ были реальной властью.

Новое здание ФСИБ построено в самом современном стиле на месте снесенного квартала. С виду — обычное деловое здание. Может — отель, может — офисный центр или какое-то учреждение. Но какое? Вывески в наличии не имеется. Что поделать, здесь это старая традиция — не вешать вывески на двери спецслужб.

Мы въехали в превосходно охраняемый двор, вышли из машины, и мне жестом было предложено следовать за безмолвным сотрудником.

Кабинет, куда мы вошли, был мне незнаком, но человека, сидящего за столом, я прекрасно знал. Пол Жданов, мой старинный приятель. За то время, пока мы не виделись, Пол заметно располнел, начал лысеть и стал похож на голливудского актера средней руки. Его щеки покрылись аккуратно подстриженной щетиной, как будто он не брился несколько дней, а взгляд сделался совсем тяжелым и циничным. Когда-то мы были хорошими друзьями, но его работа не очень-то способствовала приятельским отношениям. Последний раз, когда мы с ним сталкивались, он руководил группой в аналитическом отделе этого ведомства. Но время прошло, и последние годы мы встречались редко, а самые последние — я не видел его вообще, о чем нисколько не жалел. Судя по размерам кабинета, Пол сделал себе неплохую карьеру. О его занятиях я имел самые общие и довольно смутные представления. Сейчас Пол выглядел неважно и казался утомленным и измученным, как будто не спал несколько суток.

— Алекс! — радостным голосом закричал Пол, — заходи, садись. Ну, привет, старый развратник! Сколько лет?

— Чего «сколько лет»? — «не понял» я, — добрый вечер.

— Сколько лет не виделись? — уточнил Пол. — Ну, не дуйся ты, черт тебя побери, все уже позади. Если договоримся, конечно. Давай, располагайся. Рассказывай, куда тебя занесло на этот раз.

Огромный кабинет Пола подавлял посетителя своим интерьером. Собственно, никакого интерьера практически не было. Пустой рабочий стол, кресло за столом и стул для «посетителей». Окна нет совсем, только серые стены. Ни видеообоев, ни светопотолка. Потолок — обычный бетонный, такого же серого, как стены цвета. Тем не менее, что-то в этой серой комнате так давило на сознание, что, казалось, причиняло физическую боль.

— Три года мы не виделись, — раздраженно сказал я. — Слушай, хватит а? Ты, я думаю, в курсе всех моих дел. Я устал, только что из предвариловки, и к тебе не на чай заглянул.

— О, хорошая идея! — он нажал какую-то невидимую кнопку на столе и сказал: — Ингрид, сделай нам два чая… нет, горячего, заварного… один — без сахара — для меня, а второй с двумя ложками. Чай «Ахмад», высшей категории, ручной сборки этого года. Крепость — двадцать и семьдесят пять соответственно. И еще что-нибудь перекусить к чаю… да, подойдет. Спасибо.

— Мой любимый? — к горячему заварному чаю приучил меня именно Пол. До него я пил только айсти, — не забыл?

— На память пока не жалуюсь. Ну? Сейчас принесут… — в дверь постучали. — Ого! Уже? Входите!

Но то был не чай — даже в этом ведомстве так быстро чай не приносят. Вошел давешний мужик и тихо что-то сказал на ухо Полу. Я ничего не смог расслышать, как не старался. «Интересно, почему они не пользуются связью и телекомом? Боятся прослушки? Сами у себя?» Да, есть о чем подумать.

— Чего? — Пол тихим голосом никогда не отличался и к безмолвию не стремился. — Какого черта ему от меня надо? — мужик продолжал что-то шептать на ухо. — Ну, уж нет! Это — его трудности. Пускай ему выдадут пропуск, и я с ним сам поговорю… Сюда, ничего страшного. Пусть прямо ко мне проходит! Так, — Пол посмотрел на меня, — сейчас явится один наш общий знакомый, и мы немного побеседуем. Недолго, я постараюсь от него быстро отделаться. А вот потом уже спокойно поговорим, не торопясь.

— А это кто? — спросил я.

— Сейчас. Ты пойми, что этот чувак в своем праве, — Пол вдруг заговорил тихо и преувеличенно спокойно, — формально я не имею возможности ему отказать. Я даже обязан оказать содействие. Но! Наша Служба обладает приоритетом перед их конторой, поэтому он может оспорить мои действия только по начальству. А начальству все это на фиг не надо. Так что не дергайся, расслабься, и главное: не говори при нем ничего лишнего! Понял? Да, войдите!

В дверь буквально ворвался лейтенант Крис Гибсон.

— Слушайте, полковник, — «ого, Пол уже полковник!», отметил я про себя, — вы не имеете права! Это произвол! Он, — лейтенант ткнул в мою сторону толстым пальцем, — мой задержанный!

— Успокойтесь, лейтенант, вы не хуже меня знаете, что право я имею. А раз я уж перешел вам дорогу, то, значит, имел на то и право, и желание, и необходимость. Если у вас какие-либо претензии — пишите рапорт по начальству. А мне не мешайте. Что-то еще?

— Да! Все знают, что вы с вашим начальником — старые университетские приятели и женаты на сестрах! — вопил Гибсон. — Он никогда ничего против вас не сделает.

— Лейтенант, уверяю вас, что мой босс — профи, и вам это отлично известно. Дело для него — превыше всего, даже личных отношений. Поэтому не отнимайте у нас время. И не беспокойтесь: вы получите самый подробный и полный отчет. Не первый год работаем. Чаю хотите?

Но лейтенант чаю не захотел. Он намеревался еще что-то произнести, но передумал, и его помидорная физиономия исчезла за дверью.

Глава 6

Стоя под упругими струями душа, я старался как-то осмыслить и систематизировать происшедшее за последнее время. Я установил душ на режим объемного массажа. В отличие от офисного, этот побольше и посложнее, но — удобнее! Да и массажная ванна тут есть, не говоря уж о прочих необходимых для жизни устройствах. Ладно, главное — я выбрался. Теперь можно и работать. После отдыха, конечно — порядком измотался за этот неполный день.

Пока ловил лицом мелкие блуждающие струйки, я прокручивал в памяти диалоги последних часов. Самым важным оказался разговор с Полом. И не только разговор.

Когда лейтенант Гибсон ушел, Пол долго и молча смотрел на меня.

— Что? — мне эта его психология уже надоела. — Нравлюсь?

— Не хами. Я, кажется, ничем пока не заслужил такой чести. Пойдем, сходим-ка мы в одно местечко. Прогуляемся, заодно можно поговорить. Глядишь, к этому времени и чай принесут.

— Да, это правильно. А то какая-то зараза в отделении так и не дала мне возможности отлить. А потом уже и некогда было, а когда…

— Успеешь. Или лопаешься уже? Я имел в виду не сортир, а кое-что поинтереснее. Пошли.

Мы встали, вышли в приемную, где какая-то длинноногая девица, в коротенькой, конической по последней моде юбочке, действительно колдовала у чайницы на низком столике. При этом ее юбка так задралась, что во всю длину стали видны высокие, как у топ-модели, ноги. От пяток и до самого основания, до того места, где ноги ногами уже не считаются.

Мы прошли в коридор, по глушащему все шаги ковру дошли до какой-то номерной двери, за которой оказалась сравнительно большая квадратная комната — лифтовый холл в два лифта. Обычный и, судя по дверям, грузовой. На пассажирском мы спустились в подвал. Вернее не в подвал, а на минус какой-то там этаж. В этом странном здании номера имели только надземные этажи. А этажи подземные тут обозначались буквами и совсем даже не по алфавиту. Как мне показалось, лифт еле-еле полз.

— Чего-то медленно он у вас едет, — проворчал я.

— Он может и быстро, — возразил Пол, — но только один раз и вниз. Надеюсь, когда это произойдет, меня в нем не будет.

Выйдя на букве «G», мы опять шли по коридору, но это уже был совершенно другой коридор. Ковра не было, и наши шаги гулко раздавались в тишине. На электричестве здесь явно не экономили. Весь коридор — длиннющий, кстати — был залит ярким белым светом.

— Слушай, а мне это все мерещится, или правда, что коридор тут длиннее, чем наверху?

— Всё правильно. Это здание имеет более широкую подземную часть, — объяснял мне Пол, пока мы шли по этому сияющему коридору. — Вообще-то посторонним доступ сюда закрыт. Но тебе можно, ведь ты со мной. Так, стой! Пришли. Теперь внимание! Пока мы будем здесь, никаких вопросов и никаких замечаний. Вообще не издавай больше никаких звуков, что бы ты ни увидел — держи рот на замке. Это важно! Усёк?

Я молча кивнул.

Пол прижал растопыренную пятерню к идентификатору у двери, где мы остановились, после чего замок бесшумно открылся.

Весь небольшой тамбур — приемной это не назовешь — занимало какое-то устройство. Вероятно, тут установили некий проверяющий прибор, но я могу и ошибаться — еще нигде раньше не видел такого оборудования. Зато вторая дверь открывалась уже вполне обычным способом.

Мы вошли. Если вы — человек с тонкой душевной организацией, или беременная женщина, а может, собрались отобедать, то лучше бросьте читать дальше.

Помещение, куда мы попали, представляла собой что-то среднее между кабинетом супердорогого визажиста, рабочим местом врача-травматолога и комнатой для допросов. По стенам громоздилась некая аппаратура, похожая на медицинскую, справа стоял обычный железный офисный стол с квантовым компьютером последней генерации и принтером, а в середине помещения располагалось металлическое кресло. Или стул. Когда проектировавший это сооружение неведомый дизайнер проводил свои разработки, то он явно не думал об удобстве сидящего. Подлокотников не было. Вместо них торчали два устройства в виде металлических прутов с перпендикулярными отростками. Как рыбьи хребты. Спинкой данного чудного «стула» была прямая и плоская сетка, вся состоящая из колец разного диаметра.

На кресле сидел абсолютно голый человек. Его руки и ноги были крепко-накрепко зафиксированы «рыбьими хребтами», а плечи крепились к дырявой спинке чем-то вроде зажимов.

Вернее — это раньше было человеком. Теперь я видел перед собой нечто невообразимое. Но явно еще живое, поскольку глазные яблоки перемещались, грудь судорожно двигалась, а по телу пробегали судороги.

Часть головы занимал какой-то прибор, плотно охватывающий нижнюю половину лица, затылок и шею. В области груди, живота и паха тоже крепились какие-то устройства. От всего этого оборудования отходили трубки и провода, исчезающие где-то под стулом.

— Ну, и как результаты? — Пол обратился к бледному маленькому человечку, корпящему за компьютером. — Эффект есть?

— Есть, конечно. Но, по-моему, мы выжали из него уже все, — сказал этот тип, — я тут сделать больше ничего уже не смогу.

— Уверен?

— Абсолютно. Если кто-то что-то еще из него вытянет, я готов поставить упаковку пива.

— Превосходно. Тогда отдавай его Хирургу. Звони.

Человечек куда-то нажал и что-то сказал. Буквально через минуту в комнату влетел здоровенный толстый детина, необъемных размеров, с маленькой лысой головой и без шеи. Вместо последней, промежуток между головой и круглыми плечами занимали несколько жировых складок. Одежду этого бугая составляли резиновые тапочки и медицинский халат с застежками на спине. Ниже пояса застежки расходились и виднелись голые волосатые ягодицы и жирные ноги. Как я понял — это и был «хирург». В руках этот человек-бугор держал хирургическую пилу для вскрытия грудной клетки…

Читатели должны благодарить меня, за то, что я пропускаю эту сцену.

Потом Пол повернулся ко мне и кратко изрек:

— Все, уходим.

Он проворно и ловко, как перебравшего друга, подхватил меня под руку, и мы выбрались обратно в светлый коридор. Быстро проскочили мимо нескольких дверей и прошли в какое-то другое помещение. Уже без дактилоскопического контроля.

Помещение оказалось самым обычным туалетом. Я сразу бросился к ближайшей кабинке с унитазом. Меня рвало. Чем может тошнить человека, если он давным-давно не ел? Желудочным соком и еще какой-то гадостью. Когда спазмы прекратились, я использовал унитаз по более привычному для него назначению. Хорошо еще, что меня никогда в сознательном возрасте не подводили сфинктеры, а то что бы я сейчас делал? Та сцена с «хирургом» отныне всю жизнь будет преследовать меня — стоять перед глазами в воспоминаниях и ночных кошмарах.

Когда я привел себя в порядок и вышел из кабинки, то увидел Пола. Он сосредоточенно рассматривал что-то под потолком, над писсуарами. Там неизвестные оригиналы-шутники наклеили портреты почти всех современных активно действующих политиков. Успели даже прилепить распечатку фотопортрета японского премьера, только на днях избранного на этот пост.

— Ты не находишь, что Хираока выглядит тут слишком молодо? Наверное, какой-то старый его снимок.

— Что это было? — хрипло выдавил я из себя.

— Ты о чем? — Пол почему-то изобразил удивление на лице.

— Ты понял о чем. Мы вообще-то где? Что происходит?

— Мы у меня на службе, — спокойно заявил он. — И это часть работы. Ты готов?

— Готов. Объяснишь? А то я ничего не понимаю.

— А что тут понимать? Мы — Служба Информационной Безопасности, так? Наша задача — получать достоверную и точную информацию и не допускать незапланированной ее утечки, так? Так! Читать чужие мысли и чужую память еще никто не умеет. Не научились! Но можно заставить человека выдавить из себя то, что он считает особо важным и что боится сказать даже себе. Даже то, что забыл давно. Есть методы. Одна беда — после подобных методов человек уже теряет все человеческое. И внешне и внутренне. Да и работа эта тяжелая — нормальные люди такого морального напряжения не выдерживают. Или с ума сходят или даже кончают с собой, имелись случаи. Тут бывают полезны только субъекты с измененной психикой и модифицированной личностью. Грубо говоря — психи и маньяки. Те, кому, если быть честным, место или за решеткой или в могиле. — Пол вздохнул и сделал паузу. — Вот мы и привлекаем их на отдельные особо деликатные и, скажем так, не очень приятные для других занятия. Не всех, конечно, а тех, кого нужно. Вот Хирург — совершенно незаменимый для нас сотрудник. Он — гений! Но примерно раз в месяц ему нужно… ну, ты сам видел, что ему нужно. А иначе он теряет над собой всякий контроль и все равно не может делать ничего полезного. Потом, после таких разрядок, у него наступает временная ремиссия, он снова адекватен и работоспособен. Меня беспокоит только постоянное сокращение светлых промежутков. Наступит момент, когда и Хирурга придется убрать. У других — другое. Но все они кончают одинаково. Мы называем их привлеченными сотрудниками. Ты видел Майка — того, что за компом сидел? Так с ним вообще беда, его только под конвоем водить можно. Но — талантище! Лучше него, никто не умеет вытягивать информацию. Я его с такими трудами из тюрьмы выкупил, что лучше и не вспоминать. Но он тоже требует свое, и нам приходится ему в этом помогать. Он — истинный некрофил с некоторыми особенностями и чудачествами. Юридически, они все давно уже мертвы, и отсюда выходить не могут. Они, вроде как, исчезли из мира. Вот например наш знакомый Хирург — «умер» в заключении несколько лет назад. У него пожизненное. Старый закон, запрещающий выдавать тела осужденных, нам иногда очень помогает. А тебя я привел сюда специально, чтобы ты понял, что мы тут не в игрушки играем, и с нами лучше дружить. Так ты — готов? Правда?

— Правда, готов, — ответил я.

Но я был еще не вполне готов. Меня снова начало тошнить, и я опять кинулся к унитазу. На сей раз, рвало уже желчью. Отвратительно, и противно, особенно горький вкус во рту. Я подошел к умывальнику и прополоскал рот.

— Ну, все? Проблевался наконец? Пошли чайку со мной попьешь!

— Боюсь, что не смогу составить достойную компанию, — не без труда выдавил я из себя. — Не так давно мозговые стимуляторы принимал. У меня есть разрешение! Наверное, такая реакция.

— Реакция… как кучеряво ты выражаешься! Сможешь, сможешь! Ладно, идем. Я Ингрид заказал к чаю «Птичье Молоко».

Глава 7

— Ну? Пришел в себя? — спросил Пол, усаживаясь за свой стол. — Я всегда говорил, что чай — великая вещь! Итак, у нас две главные проблемы. Убийство вашей уборщицы… извини, оператора клининга! И твоего клиента.

Мы с Полом снова сидели в его сером кабинете. Он оказался не таким уж и пустым, как показался мне на первый взгляд — спрятанные в столе невидимые кнопки могли вызывать из стен что угодно: и шикарный трехмерный терминал, и дополнительную мебель, и, естественно, секретаршу.

— Гибсон сказал, что убили кого-то другого, — возразил я.

— Ты что, Гибсона не знаешь? По твоей роже вижу, что знаешь. Врет он все. Погиб твой клиент, причем именно так, как и описано в газетах. Нехорошо погиб.

Пол снова что-то нажал, и на стене возникло ложное окно — хорошая имитация, почти не отличимая от настоящего. Только вместо московского пейзажа там виднелся какой-то безрадостный ландшафт, как после атомной бомбардировки.

— А что там описано? Я только из-под сторожа, а тут сразу Гибсон пришел со своим громилой.

— Да брось ты, — Пол махнул рукой. — Я же знаю, что успела позвонить твоя подруга. И рассказала тебе все… Эх, что-то у меня пузо стало расти. Что я только не делал, ничего не помогает.

— Хочешь избавиться от излишнего жира? Разведись.

— Не хами, — буркнул Пол.

— Извини. Забыл, где нахожусь.

— Ладно, проехали. Еще чаю?

Вместо ответа я помотал головой.

— Ну, не хочешь, как хочешь, — Пол снова на что-то надавил и сказал: — Ингрид, ты мне больше сегодня не нужна, можешь быть свободна. — Потом он повернулся ко мне. — Всё, пора домой. Я подвезу, если ты не против.

— Ну, спасибо. Ты — такой большой начальник…

— Да ладно, невелик крюк, — он вновь махнул рукой, — какой я начальник? Умывальников начальник и мочалок командир. Так, пришла хорошая идея, за которую никто не хотел браться, вот и сделали боссом.

— Это потому, что ты стал приглашать на интересную работу садистов-маньяков с комплексом неполноценности? — поинтересовался я.

— Все чистенькими хотят быть, — Пол сразу оживился, видимо я задел за живое, — а я предложил простое и эффективное решение, и идея заработала. Тогда и дали мне полковничью должность и свой отдел. Вернее — это теперь стал мой отдел, а раньше тут какие-то старики сидели, даже секретарша была лет восьмидесяти! В маразме вся.

— А, знаю. Не спросить, не трахнуть.

— Во-во! Ты Ингрид видел? Она во время секса умеет ноги за шею закидывать, о как!

— Ну и что? Знаешь такую поговорку — «красна секретарша не тем, что красавица, а тем, что своему шефу нравится.»

— Ты не понял, — обиделся Пол, — себе за шею! Гимнастка! Ты, как мужчина, меня понимаешь. И к тому же она классная работница. Нет, правда. Никогда не уходит, пока я не отпущу, пять языков знает, как родные. Кроме стандартных — арабский, китайский, испанский. Ну, приплачиваю, конечно. За усердие и служебное рвение. — Пол хохотнул. — Это я ее сюда притащил, она в арабский бордель чуть не угодила, представляешь? Ее туда собственный бойфренд продал. Я его потом… ладно. Так вот, ко мне уже сам директор подъезжал. Просил уступить. Сам-то давным-давно уже импотент, а все туда же: любит еще, старый козел, тонкую девичью структуру!

— Старый козел борозды не испортит, как тут говорят…

— Не козел, а конь. Козел не пашет.

— Ну, раз не пашет, то тем более не испортит. А что ты так откровенен со мной? Вдруг я журналистам все расскажу?

— Шутник! — Пол долго ржал. — Отличный способ самоубийства. Но — крайне болезненный, крайне. Да и не выйдет ничего из этого. СМИ — это средства информации. А мы — информационная безопасность.

За это время мы покинули кабинет Пола, спустились на подземную стоянку (ехали на обычном лифте, где последней кнопкой внизу значился именно паркинг) и уселись в его «Ровер». Пока Пол менял программу и вбивал адрес моего дома, я спросил:

— Так что с моими проблемами? Говоришь Серж Стентон мертв?

— Мертвее не бывает. Гибсон тебя просто на пушку брал.

— Куда брал?

— Неважно. Так вот, твой Гибсон, — сказал Пол, — клинический идиот, впрочем, в полиции все такие. Он ничего другого не умеет, как только врать, орать и лупить по ногам резиновой палкой. Это у них называется «колготки». А клиент твой честно сохранял конфиденциальность. Как я знаю, тебе нужно зайти к юристам и оформить там кое-что. Не тяни с этим. Мы тоже заинтересованы в деле, и ты будешь писать нам… мне, подробные отчеты обо всем. Лучше делай копии — чтобы у нас и у этих виповцев отчеты были одинаковые. Кто пришил эту вашу уборщицу — неизвестно, а тебя подставили, причем довольно-таки грубо и непрофессионально, хотя не без некоторого знания. По нашей просьбе уже сделали экспертизу, и то, что ты ее не поимел, можно считать доказанным. Объект кто-то подобрал очень правильно. Ты же хотел ее оттрахать, причем прямо на работе?

Я замялся.

— Ну, как тебе сказать…

— Хотел, хотел, — не отставал от меня Пол. — Не успел только. А если бы она тебя поманила? Отказался бы?

«Вот ведь сволочь! Я что, уже давно у тебя под тотальным контролем?»

— Нет, конечно, — я не возражал.

— Вот. На то и был чей-то расчет. Записи-то сохранились, где вы глазки друг другу строите. Тебе это поможет, кстати, виновного найти. Теперь это тоже твое дело — ищи непрофессионала, имеющего доступ с видеонаблюдению в вашем здании и к вашей уборщице. Тебе и секретаршу из Випа надо искать с ее инфой, никуда уже не денешься. А мы будем прикрывать тебя, поможем если что…

— А полиция? — я насторожился. — Вдруг Гибсон опять начнет прикапываться ко мне…

— Завтра… вернее, уже сегодня, после семнадцати часов у нашего дорогого Гибсона прибавится много новых забот и срочных дел. Ему будет уже не до тебя. И вот еще. Все свои походы по городу закончи до семнадцати часов, а будет лучше — если ты управишься еще раньше.

— А что будет? — вяло спросил я.

— Увидишь, что. Телеканал местных новостей смотри.

Всю оставшуюся дорогу мы молчали. Подъехали и припарковались с другой стороны моего дома. Пол повернулся в мою сторону:

— Все, приехали, — сказал он, — ровно через неделю жду от тебя первый отчет. Как видишь, я тебя не тороплю. Пока, хорошего отдыха.

Я ничего не ответил — молча вылез из машины и пошел домой. Только сейчас я до конца осознал, что за человек меня вез. Вероятно, согласившись работать еще и на него, я, образно выражаясь, подписал договор с дьяволом, но выхода у меня просто не было. Ну не хотел я сидеть на железном стуле в подвале, не хотел. И не буду, если не наделаю глупостей. Пока, правда, с глупостями у меня неплохо получается.

Теперь я четко видел, что не давало мне нормально трудиться этой осенью и зимой, что помешало тогда закончить последнее дело. Сомнение в правильности выбранного пути прокралось гораздо раньше, чем я осознал это разумом и сумел сформулировать в конкретных словах. Возможно, такое сомнение тайно отравило меня еще до того, как я встретил Стентона, до нашего с ним разговора и до сделки с Полом. Возможно, что-то еще, что-то таившееся в подсознании и сделало возможной саму эту сделку. Получи подобное предложение еще полгода назад, я воспринял бы его как идиотскую шутку в мой адрес, или, поверив в серьезность предлагающего, без церемоний отказался бы. Конечно, за полгода возникло много новых обстоятельств, но все равно…

Заблудившегося в лабиринте узника отчаяние может толкнуть на самый дикий поступок, и согласие писать отчеты для Пола, возможно, и было, в конце концов, продиктовано именно тем, что где-то в глубине души я уже чувствовал себя безнадежно заблудившимся. Я не видел другой дороги, кроме, как в темный тупик в конце коридора. Раньше я только предчувствовал этот исход или, если точнее, чуял. Теперь же удостоверился. Я понял еще одно — до сих пор в чем-то сильно ошибался, но в чем именно, и что мне следует делать теперь, ничего этого я пока не понимал.

Поднявшись к себе, я включил светопотолок и сразу позвал Эльзу. Она не откликнулась — ее не оказалось в квартире. Чего-то странного в том, что моя подружка не ночует у меня дома, я не видел. Но мне было неприятно. Квартира пуста. Никогда еще я не ощущал с такой остротой свое одиночество — духовное или интеллектуальное, как там вы его ни называйте. Эту глухую стеклянную стену не могла пробить даже Эльза. Она все равно не могла дать мне того, в чем я сейчас так остро нуждался, — ни благоразумного дружеского совета, ни того инстинктивного понимания с полуслова, которое обычно устанавливается между людьми, связанными общностью взглядов. Нас ничто не связывало, кроме секса с одной стороны и привычки с другой. Привычки, которой очень далеко до живой любви и дружбы.

Мужчина и женщина могут быть приятелями, собеседниками, знакомыми, любовниками, супругами, наконец, но никак не друзьями, за исключением случаев, когда она лесбиянка или родственница. Хотя это тоже не то, лесбиянка — скорей «друг», который будет таскаться с тобой по выставкам, ходить в походы и перемывать косточки твоим подружкам. Но разве мы этого ждем от дружбы с женщиной? Конечно же нет! Для этого есть друзья-мужчины. Дружба может быть между мальчиком и девочкой, но с возрастом природа берет свое. В таком тандеме искренне дружит только один — женщина, в очень редких случаях — мужчина.

На автоответчике скопилось столько сообщений, что я даже не стал их прослушивать. Не сейчас. Потом. Я отключил связь, взял запасной, «домашний» мобильник и позвонил. Эльза не отзывалась. Ладно, утром. А сейчас — душ и спать.

Наверняка многим знакомо ощущение грязи, желание помыться под душем, не проходящее даже после самой тщательной очистки. Вот и у меня тогда было также. Я вскрыл новый флакон жидкого мыла и извел его весь. Когда мокнуть уже надоело, а мыть стало нечего — отмыл все, что только можно — я высушился, обтерся флешойлом, и вылез из душевой кабинки.

Этой ночью я не смог уснуть сразу — на улице около моего дома работала какая-то техника. Что-то ремонтировали или строили, скрежет и хруст не прекращались до утра. Лишь через некоторое время впал в полузабытье, где явь и отрывочные сновидения переплетались, проникая друг в друга. Затем, под самое утро ко мне пришел настоящий сон, перешедший в кошмар, что со мной раньше бывало не так уж часто.

…Я шел по дороге. Огромная автострада где-то посреди горной пустыни. Холодное небо с мертвящим, лиловым оттенком, ветер и бесконечная дорога, с обеих сторон она сливалась с горизонтом. Я набрел на какое-то дерево. Старое, сухое и перекрученное, казалось оно простояло тут вечность. На нем была привязана веревка с петлей. Петля затянута на шее девушки, которая и висела на этом дереве. Я видел, что она одета в какие-то лохмотья, ее кожа посинела, голова неестественно повернута набок, шея вытянулась, а руки скручены веревками за спиной. Но волосы аккуратно уложены так, будто она только что покинула своего визажиста. Одна прядь волос падала на лицо. Порыв ветра откинул эту прядь в сторону.

Я подошел ближе, и тогда меня прошиб мертвящий озноб — я увидел, что на этом дереве повешена моя Эльза. Острая боль в голове перехватила дыхание, а учащенное сердцебиение не дало мне спокойно вздохнуть. Мне казалось, что я дышу пылью…

Тело Эльзы задергалось на дереве, как наживка на крючке удочки рыболова. Затем веки поднялись, и я увидел её ярко-красные белки глаз — при повешении глазные сосуды лопаются.

— Х-х-х-х-р-р… мне… так плох-х-хо… — прохрипела Эльза. Ее рот еле-еле двигался, но звуки были на удивление четкие. — плохо. Мне что-то плохо…

— Эльза! — диким голосом заорал я, — что… что произошло?..

Но я не услышал своих слов. Я видел себя со стороны: мне жутко, чрезвычайно страшно и нереально больно. Я хотел произнести еще что-то, но слова расползались в воздухе как звук на той старинной магнитофонной кассете, что и выбросить жалко, а хранить уже незачем. А еще холод, принесенный пронзительным, мертвящим ледяным ветром. Ветер носился по беспредельной пустыне, трепал волосы Эльзы и ее изорванную одежду. Ветер качнул труп Эльзы, и она снова медленно захрипела, пытаясь вздохнуть. Мне стало совсем жутко. Скрип дерева, хруст веревки, звук дыхания Эльзы — но все это слышалось откуда-то со стороны.

Я попытался ослабить веревку, но не смог — у меня не было рук. Два обрубка, бывшие моими руками, беспомощно торчали чуть ниже локтей…

Глава 8

Бешено колотилось сердце и до боли хотелось свежего воздуха. Сон оборвался, и я проснулся — проспал почти до двенадцати.

Жуть какая.

Холодная вода смыла остатки сна. Наскоро разогрев завтрак из холодильника, распечатал новый пакет с одеждой, облачился в чистое и хотел уже убегать, как что-то дернуло меня позвонить в ту самую юридическую контору. Да, меня действительно ждали. Я подтвердил, что приду сегодня что-то через два часа. Еще сразу же вывалилась тьма сообщений. Оказалось, что за истекшее время меня разыскивала куча народа. Начиная с инспектора местного участка полиции и кончая моей подружкой. Я не стал раскрывать месседжи, а то отправитель сразу же узнает, что его сообщение получено. Этого я пока не хотел. Вот будет немножко времени, тогда не торопясь, разберусь в своих делах, всем и отвечу.

Я быстренько вызвал свою машину, которая так и осталась ночевать у Соросовского офис-центра, и, пока она ехала, включил свой комп. Ну, конечно! И тут куча сообщений. Нет, уж! Потом. Так, а по новостям что? Я вбил ключевые слова — «убийство» и «Алекс Крейтон».

«Луна. Двое обитателей лунной станции “Алекс-II” были вынуждены пять недель питаться исключительно конфетами. В результате астронавты убийственно поправились на 2,5 килограмма каждый, а астронавт Крейтон даже на целых три. В условиях низкой лунной гравитации…»

«Рим. Алекс Чикано и Фелиция Манчини подали иск в суд по делам семьи. Окружной судья Крейтон заявил, что поскольку на носу праздники, то времени созывать Большое Жюри у него нет. А работать ему совершенно не хочется, и даже в случае, если придется расследовать убийство, он все равно уйдет домой. Жрец Фемиды предложил истцам бросить монетку. Если выпадет “курица” — ребенок останется с матерью, если “фейс” — то с отцом…»

«Алекс-Вилль. Для входа на аргентинские пляжи отныне необходимы не только купальники, лежаки и полотенца, но и справки от врачей. Теперь перед визитом на пляж аргентинцам надо представить справку, что они не страдают целым рядом заболеваний. Чиновники также ловят несчастных граждан в местах отдыха, в отелях, на переправах и открытых бассейнах. Аргентинцы известны своей нелюбовью к медицине — граждане не очень хотят платить деньги медработникам из-за убийственной коррупции, поразившей аргентинских чиновников в белых халатах. По заявлению главы пресслужбы медицинского ведомства Бернара Крейтона, в целях улучшения санитарно-гигиенической обстановки в стране аргентинские власти объявили настоящую охоту на проституток, даже имеющих лицензию на…»

«Нью-Йорк. Известный маг Александр Крейтон заявил, что, бросив обыкновенный теннисный мяч, он сможет принудить его остановиться в воздухе, а вслед за тем, не притрагиваясь к нему, вернуть его с убийственной скоростью…»

Все было очень даже забавно и любопытно, но меня в тот момент абсолютно не интересовало. А, вот оно!

«Москва. Совершено убийство крупного бизнесмена. На своем рабочем месте убит один из заместителей директора фирмы “Вип Сервис Консалтинг Лимитед” Серж Стентон. Эта компания занимается поставками и реализацией интеллектуальных продуктов, а также специализируется на оказании спецуслуг. Предпринимателя убили прямо в рабочем кабинете, а затем тело с проломленным черепом вывезли на Третий мусороперерабатывающий завод им. Серго Орджоникидзе. Официально “Вип Сервис Консалтинг Лимитед” работает до семи часов вечера, но накануне Стентон задержался — была назначена деловая встреча. Видимо, преступники знали о ней. Охрана фирмы ничего подозрительного не заметила, все видеосистемы, системы охраны и сигнализации в полном порядке и ничего представляющего интерес для следствия в записях выявлено не было. После осмотра места преступления оперативные работники обнаружили орудие убийства — бейсбольную биту производства спортивной фирмы “Cool & Wilson”, а также пятно крови со значительным количеством мозгового вещества.

По факту убийства предпринимателя возбуждено криминальное дело. Следственные группы разрабатывают три различные версии: заказное убийство, связанное с бизнесом убитого, преступление на почве личных отношений и просто хулиганская выходка. Не секрет, что “Вип Сервис Консалтинг Лимитед”, одним из руководителей которой был Серж Стентон, в последние годы осваивает новые виды деятельности. Фирма открыла крупный развлекательный клуб, собирались открыть еще один — в центре города. Не исключено, что преступление связано именно с этими аспектами.

Как стало известно нашему корреспонденту, фирма при непосредственном участии Стентона заключила контракт со скандально знаменитым частным детективом Алексом Крейтоном, который всегда балансировал на грани закона и уже неоднократно попадал в зону внимания правоохранительных органов. Крейтон известен тем, что всегда берется за дела, напрямую связанные с пресловутым Темным Городом и его “посетителями”. В полиции и в прокуратуре отказались напрямую отвечать на наши вопросы, ссылаясь на тайну следствия, но намекнули, что на этот раз Крейтон может оказаться напрямую причастен к этому загадочному преступлению».

Вот ведь как написали, чертовы журналюги! И не придерешься и в суд на них не подашь!

Пробежав глазами ньюс-ленту на всякий случай еще раз, я вышел из квартиры, проверил замок и спустился вниз, на стоянку. Машина меня уже ждала. Видок у нее был еще тот. За трое суток на открытой стоянке, она покрылась слоем городской пыли и грязи, поэтому я совсем не удивился, увидев на ветровом стекле наклейку о начислении штрафа за внешний вид. Не иначе, как на каком-нибудь перекрестке какой-то ушлый инспектор позаботился.

Не нравится мне и лишнее внимание к своей персоне. Я вообще не люблю ничего дорогого и вызывающего. Ношу одноразовую одежду, подписка на которую у меня автоматически возобновляется. Живу в скромной квартире на пятидесятом этаже старого дома. Езжу на дешевом ленд-каре пятилетней давности. Ну, мне там конечно кое-что усовершенствовали друзья из автосервиса. Двигатель, экосистему и электронику поменяли. Карта города обновляется ежедневно, да и навигация с автоматикой новая. А вот внешний вид — старый и вполне мне подходит. Таких машин тысячи, и затеряться среди них — не так уж и плохо.

Я ехал назад — к себе в офис. По дороге заскочил на мойку — мне совсем не улыбалось получить второй талон за грязь. Пока машину мыли, я взял в банкомате тысячу кредитов на карманные расходы. Стентон не обманул — мой счет действительно перестал смахивать на последствия вооруженного ограбления.

Сначала я заскочил к нашему управляющему — Грэгу Андерсону. Он обрадовался мне так, будто я сообщил ему о получении наследства после кончины неизвестного родственника.

— О, Алекс! Как я рад, что у тебя все хорошо!

Мы давно уже обходились при личных встречах без формальных знаков вежливости. Это по телефону, по поводу официальных дел он любил обращение «мистер Андерсон» и на «вы». А в непосредственных разговорах «по душам» любил общение непринужденное, чтобы его называли по имени, будто мы с ним старые друзья-приятели.

— Деньги уже поступили, и больше ты нам ничего не должен! — продолжал Грэг. — Я же все время знал, что на тебя можно рассчитывать.

«Ага, знал ты, старая свинья! Как же! А кто меня выгнать обещал через несколько дней, если не заплачу?»

— Спасибо Грэг. Я всегда очень дорожил твоим хорошим отношением, ты же знаешь. Как там? Все как обычно? Никто не вломился, никто ничего не спалил?

— Ты о чем? Всё о’кей! Ты вот что мне скажи. Во всей этой брехне про тебя, есть хоть слово правды?

— Знаешь, я тебе скажу честно, — проникновенным голосом произнес я, — все выложу, как на исповеди.

«Как же! Держи карман шире! Чтобы я тебе, да что-то сообщил? А фигу с маслом не хочешь?»

— Ну? — напрягся Грэг.

— Правда только в одном: меня кто-то нанял, и мне уже выдали аванс, как видишь. Но я понятия не имею, кто мой клиент! Сначала я думал, что Стентон. Потом — что фирма Вип Сервис чего-то там лимитед. Но это все лажа. Они отказываются и никаких денег мне не переводили.

Я врал Грэгу со спокойной душой и чистой совестью, поскольку у самого Грэга не было ни того, ни другого. Я старался рассказывать ему только те факты, что все и так уже знали из прессы.

— Но кто-то же заплатил? — не унимался Грэг, — и за что?

— Ну, я знаю за что. Мне нужно найти секретаршу Стентона и убийц вашего оператора клининга.

— Да, если ты найдешь убийц Мадины, я тебе сам приплачу. Хорошая была девочка и старательная. А какая связь?

— Пока не выяснил. Ее имя Мадина? А то секретаршу Стентона звали Марина. Похоже.

— Угу. Мадина откуда-то из восточных регионов, я даже не узнавал, откуда именно: у нее была хорошая рекомендация. А правда, что ее разрезали вдоль на две половинки?

— Нет. Только вот так, — я показал как, — но тоже ужас.

— Изверги. На себе не показывай, нехорошо это. — По-моему Грэг и вправду был сильно расстроен убийством свой служащей. Спал он с ней, что ли? — Когда найдешь их, скажи сначала мне, а уж потом полиции, добро?

— А вдруг я ошибусь? И почему думаешь, что их было много?

— Она была сильная и умела постоять за себя, одинокой девушке в городе нельзя без этого. А тебе я верю, ты зря не оговоришь никого.

— Спасибо. — Несмотря ни на что, я был тронут. — Откуда вдруг такая в меня вера? Раньше ты…

— То раньше. Что-то еще? Чем могу помочь?

— Можешь. И даже очень. Куда попадают данные внутреннего наблюдения? И кто к ним имеет доступ?

— А откуда… ну, хорошо. Вообще-то сначала к нашему security. Айвен Титов, ты его знаешь. Потом недели две записи хранятся у меня, а после обновляются. Если требуют власти, я обязан предоставить им доступ.

— Уже затребовали? — удивился я.

— А то? Отдал уже все…

— Да ладно тебе! Отдал он все! Скопируй мне инфу за это число и вот за это. — Я написал на клочке бумаги несколько цифр. — Нужна запись внутренних камер моего офиса и коридора около него.

— Да я… — Грэг замялся, и вроде как даже сконфузился, — понимаешь…

— Грэг! Ты же сам предложил! И помощь обещал.

«Вот зараза! Нет, я так просто от тебя не отстану!»

— Хорошо. Но если полиция, или еще кто спросит, я тут ни при чем! Незаконно это, сам знаешь. Я откажусь от всего и заявлю, что не знаю, откуда у тебя эти записи.

— Ладно, все с этим. — Я сбавил тон, и сменил гнев на милость. — Замок не заменили еще? Шучу. Тогда я иду к себе. Спасибо, Грэг.

— Найди этих нелюдей. А «спасибо» еще рано, не за что пока.

Я практически не сомневался, что стоит мне выйти за дверь, как Грэг тут же подробнейшим образом передаст наш разговор в одну из спецслужб, куда он там завербован. А может и не в одну, а сразу в несколько. Черт его знает. Только одного я пока не знал — как он передает инфу своим хозяевам: через Сеть, через Темный Город, или через курьера? Как-то передает. Умолчит, разве что, о своей просьбе — в первую очередь сообщить ему имя убийцы. Или убийц.

Глава 9

С каким-то особым удовольствием сорвав полицейскую печать, я вошел. В моем офисе ничего не изменилось, все предметы оставались на своих местах, как и были. Даже оба мобильника лежали в тех же положениях, что и вчера. Диск тоже никуда не пропал. Наверное, копы приняли его за подставку для кофейной чашки — такие носители уже давно никто не использует. Но что-то стало не так. Что-то неуловимое и незаметное. Что-то на уровне интуиции. Тут явно кто-то проводил обыск, причем работал высочайший профессионал своего дела, и поэтому рассчитывать на записи систем охраны и наблюдения не приходилось. Но я-то тоже не промах. Я никогда не доверял никому, а уж тем более — нашему управляющему с его службой охраны. Грэг был мужик, в общем-то, неплохой, но страшный трус и дурак. А уж за хорошие деньги он ни секунды не сомневаясь и не чувствуя мук совести продал бы кому угодно родную матушку.

Я быстро просмотрел скопившиеся сообщения на мобильнике и в компе. Ничего особенного. Реклама, панические сообщения от Эльзы, что-то от администрации офисного центра, реклама нового секс-клуба, какие-то резюме, приглашения на встречи… а, вот это — интересно:

И за каким таким дьяволом (или «диаволом», как иногда говорят церковники) мне прислали заметку про этих сектантов? И кто? Отправитель неизвестен. Ладно, запомним, а там посмотрим — может и пригодится. Уж не это ли имел в виду Пол?

Закончив свои дела в офисе, я опять кинулся вниз, к нашей стоянке. Почему в таком недурственном месте, как Соросовский Центр, не сделали большого и глубокого подземного паркинга — я так и не понял. Не сделали и все тут. Большая часть машин оставалась на открытой площадке. При современных-то ценах на землю, это казалось просто диким и нелепым.

Задав автопилоту адрес, я нажал «Start» и расслабился. Пока машина везла меня через центр оптимальным, в данной ситуации, путем, я не только прослушал все сообщения на обоих телефонах, но успел даже прочитать поступившие туда записки. Позвонил своему адвокату, но Ник не отвечал. Где же он там шляется интересно, когда нужен мне до зарезу? Пока я вроде бы обхожусь без него. Ладно, там посмотрим.

Центр города уже остался позади. За окном мелькали попутные машины, редкие пешеходы и современные дома. Эминем-Бич сто двадцать один, где-то в самом конце новой набережной у дальнего края старого водохранилища. Вода там давно уже годилась только для технических целей, да и то после основательной очистки. В «сыром» виде ее, по-моему, вообще уже нельзя подавать по трубам. Однако район пользовался популярностью и слыл престижным — многочисленные деловые центры, офисные билдинги и развлекательные заведения не жаловались на отсутствие клиентов. Пока машины стояли в какой-то пробке я успел ответить на большую часть сообщений и на несколько звонков. Вдруг телефон подал сигнал экстренной связи. Ага, Эльза.

— Ну? — спросила она. — Ты сейчас где?

— Подъезжаю к Эминем-Бич, — сообщил я о своем местонахождении, — уже въехал фактически, но в пробке застрял.

— Это я вижу, — Эльза всегда имела пелинг не только от своей машины, но и от моей, что меня иногда сильно доставало, — а за каким тебя туда понесло?

— Там контора Фрэнка Уильямса, и меня просили что-то там уточнить. Это по работе.

— Когда освободишься? Заскочи ко мне.

— А может — наоборот? Ты — ко мне? Я уже соскучился.

— Да? — Эльза сделала небольшую паузу, что-то припоминая, — нет, я тогда не успеваю. Мне сегодня еще в клуб надо, важная встреча.

— Это опять ваш бабский «Пинк Клаб»? Не надоело?

— Не угадал, это тоже по работе. По моей. Нужно интервью взять у одного мужика.

— А больше ничего у него брать не нужно? — я любил доводить свою подругу.

— Слушай, ты, — Эльза, похоже, начинала злиться, — опять начал?

— Ну! Ты даже не спросила, как я выбрался, и что вообще со мной случилось.

— А что толку? Вот встретимся, и расскажешь. Так заскочишь?

— Обязательно, — согласился я, — думаю, что за час я там управлюсь.

— Тогда пока. Если что — звони.

Эльза отключилась. Что-то быстро она успокоилась. Еще недавно паниковала, а сейчас — будто и не произошло ничего. А что, собственно, произошло? Пропал ее парень (я то есть), но потом нашелся. Что-то там ему хотели навесить, но он отмазался или его отмазали. И выпустили. Было бы что-то серьезное — не отпустили бы. Значит — все хорошо, все прекрасно, жизнь продолжается. В этом вся Эльза.

У юристов я пробыл на удивление недолго. Оказалось, что действительно — я теперь должен выполнить работу по договору для фирмы Вип Сервис, о чем мне и сообщили, предложив подписать соответствующий документ. Причем, если раньше моим клиентом числился лично Стентон, как лицо физическое, то теперь — сама фирма, как юридическое лицо. В первый момент, правда, мне было не совсем ясно, для кого я должен писать отчеты, но потом объяснили, что адресовать нужно на специальный почтовый ящик. Адрес прилагался к документу.

Оттуда я поехал к своей подружке. Даже раньше, чем обещал.

Ключ от квартиры у меня был, и я застал Эльзу в обычном для нее домашнем наряде — из одежды на ней имелось только полотенце. На голове. Она, как обычно, ходила голышом, ей так нравилось. Так ей было удобно. Так повелось с тех пор, как она сняла эту спокойную, недорогую квартиру. Она не стеснялась, поскольку знала, что с улицы ее не видно, а рассмотреть ее можно только с крыши дома за парком, откуда регулярно за ней следил в свой телескоп один старый пенсионер. Эльза отлично про это знала, но нисколько не беспокоилась.

Почему это голые женщины никогда не выглядят глупыми? Эту свою привычку — ходить по квартире в костюме Евы до грехопадения, она так и не оставила, говорила, что ей так лучше дышится и кожа должна отдыхать. Чего там должно отдыхать? Но я этого спокойно видеть никогда не мог. И потому у меня никак не получалось отдыхать в ее квартире.

Вот и сейчас — опять то же самое…

…Потом я видел, как она подошла к дивану, и как полотенце упало на пол. Она нырнула под простыню, и я ощутил запах ее кожи. Мои руки сразу потянулись к ней, и я стал гладить ее плечи, грудь, бедра, волосы. Давно я уже не был с женщиной. Дня четыре. А как только мы слились в едином ритме, из нее вырвался громкий прерывистый стон. И не было больше кругом ничего, кроме ее тепла, криков восторга и изгибающегося мне навстречу гибкого упругого тела…

Глава 10

…Я иду по необычным улицам необычного города. Это мой город и мой мир.

Темный Город. Улица снов. Странное место. Я неизменно прихожу сюда — иногда часто, иногда — редко, но всегда возвращаюсь. Я прихожу сюда давно. В разных одеждах и в разных образах, но последнее время я не прячу своего лица. Для чего? От кого? Мне прятаться не нужно и не интересно. Другим — наплевать. А меня интересуют постоянные обитатели Темного Города и его улиц. Прохожие, жители, случайные гости, временные постояльцы и выглядывающие из окон непременные обитатели своих домов. Странное население странного места. Я здесь бываю уже давно, и мне пора бы уже привыкнуть к здешним обитателям, к их привычкам и характерам, но никак не могу. Кто-то старается быть собой, хотя бы здесь и сейчас. Кто-то пытается собой не быть и постоянно играет чью-то роль. Или прячется за какой-то маской. Забавно! Девушки притворяются парнями. Парни — девушками. Геи — натуралами. Парни-натуралы — девушками-лесбиянками. Обычные девушки — парнями-геями. Многие скрываются за маской безразличия. Многие, но не все. Вариантов — множество! Кому-то хочется жить на улицах города не своей, а чужой жизнью. Кому-то нравится играть посторонние роли. Кто-то старается выдать себя за иную личность. Это от чего? От отсутствия разнообразия в жизни? От скуки? От тоски и боли? Хочется забыться и почувствовать себя кем-то иным? Или просто такая игра? Игра в жизнь?

Я иду.

С одной стороны от меня призрачные и изменчивые здания. С другой — пешеходная полоса. Темно. Здесь всегда темно. Или вечер, или полумрак — кому как нравится, дело не в названии. Неясные серые тени на небе. Зачем тут небо? Я не знаю. Я вообще сейчас ничего не знаю. Вернее — не понимаю ничего. Дома маячат в сумерках, как деревья в редком лесу. Это и есть лес — лес из домов. Из небоскребов. Хочется шагать вперед, в этом мягком и темном воздухе, пока хватит сил, или пока не закончится сама улица, но я знаю, что она не закончится никогда — потому, что она бесконечна. Свет от колдовских фонарей играет со мной в свою обычную игру — разделяет мои тени: одна идет под ногами, вторая, которая вытягивается, стоит лишь отойти от фонаря и третья, та, что истончилась, вытянулась и уже почти умерла.

Вот мне навстречу идет какой-то человек. На его губах играет блуждающая улыбка. Его взгляд рассеян и не имеет точки внимания. Человек здесь счастлив. Завтра он проснётся ранним хмурым утром и, как всегда, почувствует себя мятым и не выспавшимся. Он не выйдет из дома, а вместо того, чтобы пойти на учёбу или на работу снова отправится гулять по Темному Городу. Там он повстречает девушку, которую незамедлительно полюбит, а она вскоре полюбит и его. Гуляя по темным улицам, он опять начнет радоваться жизни, у него еще раз будет хорошее настроение, и его самочувствие будет на пять с плюсом. Он повстречает старых друзей, которые позовут его посидеть за бутылочкой пива. Выйдя от своих друзей, он взглянет на безоблачное, полное звезд темное небо и на луну, которая специально для него замрет в состоянии полнолуния. Прохожие на улице будут опрятные и приветливые, по воздуху будет проноситься его любимая песня, и он наконец-то вдохнёт полной грудью. У него вырастут крылья, и он поднимется в небо, подобно стрижу, взрезая воздух. И взлетев, он увидит ещё миллион таких же счастливых людей как он. Он здесь и он счастлив. По-своему.

Человек проходит мимо, не замечая меня и моего присутствия. Мы расходимся, расстояние между нами все увеличивается, увеличивается, и прохожий теряется вдалеке.

А вот прямо на меня идет еще кто-то. У этого кого-то все плохо и ничего не ладится. Сегодня у него неудачный день. Ему кажется, что нет ни одного человека, которому он был бы нужен, что сам мир против него, что все вокруг рушится и гибнет. Он старается видеть только то, что хочет. Когда идет по Городу, то вообще старается не замечать людей. К ним он относится как к досадным препятствиям, и ему не нужны чужие чувства и эмоции, он хочет отгородиться и закрыться от них. Он писатель, но писатель необычный. Он пишет своей кровью — разрезает свою руку, и оттуда текут чернила. Когда к нему приходит вдохновение и творческие идеи, то крови требуется много, и писатель быстро устает.

Вижу художника. Как и большинство здешних обитателей, он тоже не вполне нормален. Хотя нормальных художников вообще-то не бывает — в этом случае он будет уже не художником, а ремесленником. Может быть — хорошим, высокопрофессиональным ремесленником, но не художником. А этот — художник. И он ненормален. Болен психически. Он хорошо знает о своей болезни и стремится к борьбе с ней. Однако это неравная борьба, и силы несопоставимы.

Грациозно передвигая длинными ногами навстречу мне движется изящная молодая фигурка. Только черный точеный силуэт — ни лица, ни его выражения не видно. Девушка — поэтесса. Она так о себе думает, потому, что пишет очень мрачные и плохие стихи. Чаще всего пишет она про смерть, поскольку сама еще не сталкивалась со смертью и лично с ней не знакома.

Странные люди странного города, ведущие не менее необычное существование…

Какой бы необычной не казалась жизнь в Темном Городе, мало кто покидает его навсегда. Это замечательное место, если попытаться постичь его красоту, которая проглядывает среди волн хаоса. Город прекрасен! Город, где говорят на многих языках и ни на каком конкретно. Мир, размером с город или город размером с мир.

Легенды и мифы о каком-то городе, куда так просто не попадешь, есть везде. И, похоже, были всегда. Иногда это не город, а некий зачарованный мир, долина, незнакомая и неведомая местность, заколдованная страна… Все это потом перекочевало в литературу, в фильмы и постоянно пересказывалось на разные лады. Психологи, в свое время, даже придумали объяснение этому замечательному феномену. Нужно ли говорить, что их объяснение не имело никакого отношения к реальности? В наше время этот мир назвали Темным Городом.

В отличие от литературного Диптауна, Темный Город не связан с Информационной Сетью. Да и вообще с технологией. Темный Город, или его аналог, был всегда, сколько существует разумная жизнь. А может — и до нее, никто толком не знает. Просто раньше, в дотехнологическую эру, люди попадали в комплексную реальность бессистемно. Об этом хорошо и давно известно историкам с этнографами, только никто не понимал, что происходит, и куда отправляется шаман, наевшись поганых грибов.

Когда люди получили доступ в Темный Город, то поначалу они не знали, что он такое. И не понимали. Да и сейчас еще не понимают, если честно. В отличие от Сети, снов и простых галлюцинаций, в Темный Город попадали разными путями. Кто как. Кто через какие-то одни им известные дороги, кто сквозь самосозерцание, кто при помощи препаратов и технических средств… путей много. Не у всех получалось. Бывало и так, что вместо Темного Города человек попадал совсем даже не туда. Или просто начинал видеть глюки, к реальности отношения не имеющие. А Темный Город — он реален, как реален пляж на Мальдивах. Там тоже не все могут очутиться, но сомневаться в существовании этого райского уголка никому не приходится. Вот только размеры Мальдивских островов ограничены, а Темный Город зависит от числа его жителей и гостей. Реальных и бывших.

На первых парах многие футурологи предсказывали, что Темный Город заменит Интернет. Говорили, что сеть устареет и станет ненужной. Но они ошиблись — как Интернет не подменил собой телевидение, радио и обычную почту, так и Темный Город не стал всему заменой. Да и не каждому он доступен, опять же.

Теорий и гипотез о том, что же представляет собой Темный Город, первоначально было высказано предостаточно. Одни потом отпали, другие были опровергнуты, и осталось всего две. Первая считает Темный Город некоей параллельной реальностью с особыми свойствами. Таким образом, по этой теории, переходя в Темный Город, человек переносится в иной мир. Вернее — переносится его сознание, а в этом другом мире появляется аналог нашего, земного «я». По второй версии, Темный Город — такая коллективная галлюцинация, вызванная разными факторами и поддерживаемая общим информационным полем. Этакий психофизический аналог Интернета. И у той, и у другой концепции множество трудностей и слабых мест. Но для практики ничего такого знать не нужно, и большинству жителей, туристов и гостей Темного Города вообще глубоко наплевать, на то, куда они попадают. Есть и ладно. Как алкоголику совершенно неинтересны биохимические процессы в его мозгу, приводящие к опьянению, так и обитателю города не очень важны философские и научные объяснения происходящего. Известно только, что личность, возникающая в Темном Городе после перехода — это слепок с личности из нашей реальности. Но если личность (переходящий субъект) в момент перехода временно изменена, то и возникшая новая личность в Темном Городе тоже будет не очень похожа на свой “нормальный” первоисточник.

Вначале Темный Город пытались по аналогии с киберпространством называть виртуальной или мнимой реальностью. Причем предпринимались шаги с целью доказать призрачность и нереальность Темного Города. Но потом, после ряда исследований, особенно после фундаментальных трудов Густавсона и Крайджа, такие неуклюжие попытки в большинстве своем были оставлены. Закрепился наиболее удачный термин, предложенный Томми Крайджем (Tommy Krige) из университета Джона Гопкинса (Johns Hopkins University), Мериленд, США. В своей классической работе — «Комплексные пространства в приложении к действительности», опубликованной в Nature в самом начале бума, вызванного Темным Городом, Крайдж назвал пространство Темного Города — «комплексной реальностью» и показал, что это — реальность напрямую связанная с человеческим сознанием и информационным полем, пронизывающим техносферу земли. Математический аппарат теории Крайджа настолько сложен, что в мире существуют от силы человек десять, которые могут его понять. Но теория работает, и практические следствия, как и решения дифференциальных уравнений Крайджа, применяются сплошь и рядом. Наиболее красивых результатов в решении первого и второго уравнений Крайджа достиг швед Олаф Густавсон (Olaf Gustavson). Он работает сейчас в Принстоне — городке в штате Нью-Джерси, знаменитым своим университетом и Институтом Высших Исследований, в котором с 1933 по 1955 год трудился Альберт Эйнштейн. Именно эти работы и позволили Густавсону вместе с Крайджем получить в прошлом году Нобелевскую Премию по физике.

Собственно говоря, Темный Город — это просто устоявшийся терминологический ярлык, поскольку первые сознательные посетители, будучи урбанистами, увидели перед собой городской техногенный пейзаж. Это уже потом оказалось, что в Темном Городе есть и леса, и что-то вроде океана, и какие-то подземные норы, и скалы, и сады… Но название закрепилось и стало общеупотребительным. Теперь-то ясно, что ландшафт комплексной реальности определяется психосоматическими и личностными особенностями посещающего эту реальность субъекта. Если аналогов в Темном Городе не существует, то переходящий субъект или вообще не может осуществить переход, или создаст свой сектор комплексной реальности. Но для такого действия необходим чрезвычайно сильный личностный фактор переходящего субъекта.

Как и любой обычный город или место на земле, Темный Город довольно быстро стал ареной всяческих преступлений и противоправных действий. Первоначально, как правоохранительные структуры, так и законодатели не были заинтересованы в происходящем. Повторилась история и Интернетом. Только после ряда громких уголовных дел и судебных процессов, во всех странах с вменяемыми политическими режимами были приняты соответствующие законы. Но трудности и проблемы остались. И в ряде случаев эти задачи не решены до сих пор, остаются вопросы. Можно ли считать убийство в Темном Городе преступлением? Ведь реальный аналог жив? А изнасилование? А какое-нибудь другое отвратительное деяние против личности? Если да, то как найти преступника? И как его задержать? Все эти и масса других проблем постоянно муссировались различными СМИ. Такая неразбериха создала целый рынок специфических услуг. Появилась особая категория сыщиков, слуг закона, стражей порядка и тому подобных обитателей Темного Города, обличенных властью или разрешениями на вторжение в частную жизнь. По аналогии с Интернетом (значительная часть нынешнего «населения» Темного Города — интернетчики) полицейские в городе назывались модераторами или модерами, а обличенные властью представители администрации — администраторами (админами).

Технические средства доступа в Темный Город, очень сложны и громоздки — особые кресла с множеством разнообразного оборудования. Такие устройства стационарны и на их установку тратится немало времени, сил и денег, поскольку отладка и настройка весьма специфичны и напрямую зависят от места установки, времени и еще кучи разных факторов. Стоимость таких средств доступа настолько высока, что вплотную примыкает к цене за межконтинентальные авиалайнеры и суперкомпьютеры. Попытки разработать портативные, или хотя бы мобильные устройства доступа успехом пока не увенчались, несмотря на значительные усилия и затраченные ресурсы.

Но, при всем при том, имеется немало людей, которым техника для перехода не нужна. Совсем. Они и так могут посещать Темный Город, когда им заблагорассудится. Я в их числе.

Глава 11

Эльза меня тогда просто-напросто выставила:

— Давай, просыпайся. Мне уходить пора.

Я и правда уснул. Все-таки усталость и напряжение последнего времени давали о себе знать. Причем усталость не только (и не столько) физическая, сколько моральная. Что-то во мне переменилось. И нельзя сказать, что я узнал нечто для себя новое. Нет. Я что, не знал, что ФСИБ не стесняется в методах работы? Что там человека могут вывернуть наизнанку, но информацию вытянут? Что люди куда-то исчезают бесследно? Что часто находят трупы со следами нечеловеческих пыток на растерзанных телах? Про то, что каждый мой шаг где-то кто-то фиксирует? Знал, все знал. Но прятал эти знания глубоко внутрь, за рутинной работой, за перепихоном в офисе и чьей-нибудь квартире, за повседневной суетой и беготней.

И еще был Темный Город. Этот релакс был мне просто необходим, чтобы не сойти с ума и не сделаться полным и окончательным психом. Многие другие, кто имел возможность туда попадать, использовали периодический уход в Темный Город примерно так же, как и я. Нет, я не спорю — были, есть и будут иные люди, которые делают на Темном Городе и в нем самом свой бизнес. Кто маленький, кто — средний. Может быть, кто-то на этом делает и большие деньги. Это мне пока не известно, зато про небольшой бизнес в Темном Городе я знаю много.

— Ну? Все еще спишь? — не отставала моя подруга.

— Встаю, встаю, — ворчал я, — халатик не одолжишь?

— Обойдешься! Не замерзнешь, сейчас тепло, не январь месяц. У тебя — на все, про все — десять минут! Давай, шевелись.

— А можно, я останусь? — без особой на то надежды спросил я.

— Опять? Вот еще! — возмутилась Эльза. — Не ной, тебе не идет. Мы же договаривались, что только я у тебя могу оставаться, а не ты у меня.

Странно. Обычно девушки любят, когда «их мужчина» живет с ними. А вот моя девушка этого терпеть не могла. Хотя сама жила у меня иногда неделями. Рекорд — полтора месяца. На большее ее не хватало. Но Эльза — девушка нестандартная и необычная. Работала она в одном интернет-издании средней руки. Ее работодатель требовал от нее только факты и статьи об этих фактах, не особенно беспокоясь об их достоверности. Пару раз ее даже привлекали к суду за клевету и диффамацию. Но кончалось ничем — владелец издания платил штраф, и все прекращалось к обоюдному согласию сторон. Все равно: и само издание и «потерпевшие» оставалось в прибыли — скандальные статьи всегда ценились народом.

Эльза любила менять внешность. Переделывала прическу, цвет волос и раскраску лица. Из неизменных примет оставался довольно высокий рост — пять футов и восемь дюймов, длинные ноги, узкие красивые ступни, гибкое упругое тело. В юности она занималась художественной гимнастикой, подавала надежды, но вынуждена была оставить спорт. По официальной версии — из-за травмы колена, а в действительности — по причине какой-то грязной истории с ее тренером.

Так. Вот еще мне подарочек! Машина не заводилась. Что-то сломалось — или движок полетел, или электроника барахлит. Я по своей карточке вызвал техпомощь, а сам поймал такси. Таксист оказался веселым разговорчивым китайцем, без умолку болтавшем всю дорогу. Вообще-то, на мой взгляд, таксист — это такой же анахронизм, как лифтер и консьержка. Но вот, поди ж ты: существуют до сих пор, и, похоже, будут существовать всегда. Электроника не для случайного пользования, да и привыкли люди к живым таксистам. Я бы и сам не поехал в незнакомой машине без водителя.

Ехать было недолго, но головоломно, и время на дорогу ушло бы много.

«Ну, и какого черта? — думал я. — Мне не нужны дополнительные проблемы, поэтому я никогда не понимаю намеков. Вернее — я делаю вид, что не понимаю их. Делаю морду ящиком и молчу. Это эгоизм? Да, я никогда не скрывал, что эгоист. Если я не буду думать в первую очередь о себе, то кто еще, интересно, обо мне позаботится? Поэтому я стараюсь избегать всяких встреч, без которых можно прекрасно обойтись. Это обидно и неприятно звучит, да? Зато — честно. У меня уже и так куча вопросов и неприятностей. Дела, которые не понятно с какого конца раскручивать, хотя совсем недавно сидел без работы и мечтал о любом деле. Подружка, которая затрахала меня до потери пульса, а потом выставила за дверь. А я-то размечтался, что она меня потом покормит. Ага, как же, щаз! Еще этот китаец, который не умолкает ни на минуту, и вообще!»

Я попросил говорливого таксиста тормознуть, расплатился и вышел. Он ничего не сказал — молча снял деньги, но как-то странно посмотрел на меня, когда возвращал карточку.

Пойду пешком.

Я шел по городу в довольно-таки хреновом настроении. Дерьмо! Почему у меня последнее время постоянно спина чешется? Следят что ли? Кто? Я вроде бы не полный лох, и уж слежку-то умею заметить — ведь нет же ничего! Никакого хвоста. Или я не вижу? Для проверки заглянул в витрину магазина старой музыки, а потом зашел туда и от нечего делать купил какой-то диск. На обложке слова: «Джангл-проект — “Гости из будущего”, альбом — “Время в песок”».

Я вышел из магазинчика, продолжая вертеть в руках купленный диск. И ради чего он мне?

Музыка была экспериментальной, в стиле ретро, и поэтому практически неизвестной для публики. Полгода назад я слышал что-то подобное в одном очень незаметном и весьма изысканном клубе Темного Города. Продвижением (верее — возрождением) этой музыкального направления занималась небольшая компания чудаков-энтузиастов. Они были очень счастливы, что записали такой альбом, но в течение года практически не получили ни одного приглашения от концертных агентств — их эксперименты никого не заинтересовали. А им хотелось как-то оправдать материальные затраты, и наступил момент когда они поняли, что окончательно созрели для того, чтобы выступать только в Темном Городе.

От музыкальных мыслей меня отвлек какой-то шум.

Вдалеке, по улице со стороны периферии надвигалась темная масса. Она медленно продвигалась в мою сторону, увеличиваясь по мере приближения. Вскоре стало четко видно, что это толпа недружелюбно настроенных людей, каких именно — догадаться несложно, потому что только партия христианской молодежи перемещалась такими крупными толпами. Агрессивная толпа молодчиков. Улица узкая, деваться некуда, бежать поздно… да и стыдно, признаться. Во главе толпы — массивная фигура — скорее всего начальник, предводитель или вождь. Как хотите, так и называйте. «Только уж больно он большой для вождя, — почему-то подумал я, — обычно все вожди бывают низенького роста». По краям этой неровной колонны шагали люди в униформе. Полиция? Частные охранники? Вероятно, именно последние. Над толпой на длинных палках полоскались на ветру флаги, транспаранты и какие-то плакаты. Впереди служители религии, со своими знаменами. У одного в руках — чаша золотого цвета. Ее форма почему-то откликнулась в памяти антикварным фильмом «Гладиатор» — у римских легионеров на головах там было что-то такое очень похожее.

С другой стороны надвигалась сходная толпа. Прохожих уже не стало, все двери, витрины и окна, выходящие на улицу, стремительно закрывались.

Передо мной резко затормозила машина, а из открывшейся двери высунулось молодое лицо.

— Эй! Чего стоишь? Залезай быстрей! Сейчас тут такое начнется!

Глава 12

Я шлепнулся на сиденье рядом с водителем, захлопнул дверь, и машина тотчас рванулась с места. Я не сразу сообразил, что автомобиль поехал не сам, а им вручную управляет мой спаситель. Вернее — спасительница. За рулем сидела молодая особа несколько африканской внешности.

— Меня зовут Лорен. Я из ФСИБ, от Пола. Чтобы сразу снять все твои вопросы, скажу, что я работаю на этаже «G», в его отделе. А сейчас я по его приказу прикрываю тебя. По его же просьбе напоминаю тебе про дисковую пилу.

Меня всего передернуло. Напоминание мне очень не понравилось, пусть Пол и использовал его вместо пароля, для подтверждения полномочий этой обворожительной девушки. Сначала я хотел спросить, на кой черт меня нужно прикрывать, и с какой радости Пол вдруг воспылал такой заботой обо мне. Но, посмотрев на Лорен, я прикусил язык. Девушка, которая меня буквально вытащила из-под наползающей толпы, была не просто классная, она подавляла своим совершенством. Где-то я видел такую же. Похожую. В каком-то фильме или по телеканалу? А может в глянцевом журнале? Не помню. Если в одежде любой девушки должно быть специально отведено место для бросания нескромных взглядов, то у Лорен таких мест имелось много. На ней были тёмно-оранжевые джинсы до колен, туго обтягивающие прелестную попку и подчеркивающие длину стройных ног, а на животе узлом были завязаны полы белой блузки, открывая широкую полосу золотистой кожи. От африканских предков ей также досталась грациозность, пластичность, изящество и узкие ладони с тонкими длинными пальцами. Огромные, черные, широко расставленные глаза и постоянно улыбающийся рот дополняли общую картину.

— А как вы… как ты меня нашла? — удивился я.

— Странно. Пол говорил, что у тебя хорошая голова. Я же вела тебя все это время. Кстати, за тобой что-то слишком много народу таскается, не замечал? Может и наши, но я их не узнаю.

— Да, я знаю, — соврал я, — но что я могу? Оторваться? Ага, а они еще кого-то пошлют, кого я, может, и не замечу уже. Лучше пусть так. Скрывать мне нечего, сам пока еще не разобрался.

— Плохо. Время идет, а тебе отчет писать.

— Мне нужно в Темный Город. На пару дней.

— Нет проблем, — легко согласилась она, — только об одном давай договоримся, и тебе нужно с этим как-то согласовать все свои действия.

— С чем — «с этим»?

— Вот с этим: не смотри на меня так, — рассердилась она.

— Как — «так»?

— О дьявол! Как на сексуальный объект! У нас с тобой чисто рабочие отношения, приказ — есть приказ. Понял? Привыкай.

— Привыкну… — я кивнул, — вероятно. Но странно, почему-то большинство людей, занимающихся деятельностью, аналогичной моей, обладают тяжелым характером. К чему бы? Есть в этом нечто мистическое.

— Думаешь? — Лорен бросила на меня прищуренный взгляд. — А что вообще такое — тяжелый характер? Что означает это выражение? Всегда хотела узнать, а тут подходящий случай!

— Если коротко, но ёмко, то это характер, тяжело переносимый окружающими: родственниками, знакомыми, вместе работающими людьми. Например — нетерпимость к чужим ошибкам или к чужой безалаберности, или к глупости. Иногда тяжелый характер определяется педантизмом, переходящим в занудство. Вариантов множество, но главное — это то, что рядом с «тяжелым человеком» обычно тяжело находиться.

— Пытаешься свалить свой трудный характер на профессию?

— Ага! — утвердительно воскликнул я. — А что, разве нельзя?

— Ну почему же сразу нельзя? — примирительно согласилась Лорен, — «можно, мальчик, но только один раз». Знаешь такой анекдот?

— Нет, расскажи. — Анекдот я, конечно, знал, но мне захотелось его услышать из уст Лорен.

— Значит так. Мужик ремонтирует крышу небоскреба, а тут прилез какой-то мальчишка и говорит — «дядь, а дядь, можно я с крыши спрыгну?» Дядя и отвечает — «Можно, мальчик, но только один раз». Кстати, если связать характер и профессию, то возможны несколько вариантов объяснения. Во-первых, от правильности и точности действий человека со схожим родом занятия, как правило, зависит очень много: он чувствует себя сапером, и может ошибиться только один раз… Хе-хе, достойная аналогия, да? Поэтому ты так критично и относится к чужим ошибкам, вздору и невнимательности. Во-вторых, от постоянной работы с компьютером — с машиной, с которой особо не пошутишь — возникает жесткость характера. Ведь машина не понимает плохого настроения и юмора, ее нельзя уговорить, а работать с ней можно, только четко выполняя определенные инструкции.

— Ну, мои-то ошибки не столь критичны, как ошибки сапера… — усмехнулся я, — а вот второй пункт попал в самую точку. Я часто ловлю себя на том, что стал вести себя почти как компьютер.

— Хм, не подумай обо мне плохо, но первая мысль, пришедшая мне в голову, была: ты постепенно теряешь интерес к женщинам. Я права?

— Вот, уж нет! Не дождешься! Скажем так. Представь себе компьютер… сетевой сервер, на котором находится несколько порноресурсов. Вот так, примерно.

— Ну, тогда все в порядке, — засмеялась Лорен, — если только ресурсы постоянно обновляются. Но все-таки все вы — одинаковые.

— Кто — «вы»? — спросил я.

— Мужики, кто же еще? Все козлы, — разочарованно сказала она. — Я с двенадцати лет не могу спокойно выходить на улицу. Сразу возникают проблемы. Пришлось изучать борьбу и самые разные формы самозащиты. Кое-чему научилась. Ясно? Так и попала в контору.

— Погоди, — насторожился я, — ведь Пол мне говорил, что весь его отдел собран по тюрьмам и клиникам для всяких разных психов и маньяков.

— Не совсем весь отдел, но в принципе — верно.

— Значит и ты тоже?..

— Может, хватит, а? — Лорен уже казалось не столько рассерженной, сколько начавшей терять терпение. — У нас еще полно работы на сегодня.

Ей было года двадцать два — двадцать три, не больше. Я не мог найти в ней каких-то недостатков — она не выглядела скучной, недовольной или просто расстроенной. Если отвлечься от ее красоты и какой-то дикой, безумной сексуальности (а отвлечься, по понятным причинам, для меня было весьма трудно) Лорен оказалась очень интересным и умным собеседником. Неожиданно, буквально через пару фраз, она разговорила меня так, что мы стали почти друзьями. Эта способность — сразу располагать к себе, бывает либо врожденной, либо достигается долгим и упорным тренингом.

Потом Лорен выдала мне парочку таблеток. Какие-то новые, никогда не видел таких — бесцветные люминесцирующие на солнце капсулы. Для поднятия тонуса и настроения. Другую пару она проглотила сама.

Она лихо нажимала на педали и ворочала рулем, а я с наслаждением наблюдал редкое зрелище. Это было действительно красиво и безумно сексуально! А где-то ближе к середине города нам вдруг стало до чрезвычайности весело. Редко приходится кататься на машине, управляемой вручную, и каждая такая поездка, что ни говори, — экскурсия. Из открытого окна веяло прохладой, после дневного городского пекла было необыкновенно приятно, и мы даже на мгновение забыли обо всех наших проблемах. Вернее — это я забыл. Только посередине улицы неожиданно возникла мысль: эх, если бы движение вдруг переделали на обратную сторону, ну хотя бы на некоторое время! Мы тогда, наверное, уткнулись бы головой прямо здесь, посередине, а потом, стараясь не шевелиться, отдали бы себя на волю уличного потока. Несколькими милями дальше уже начинается свободная земля. Свободная от городской сутолоки и тесноты. Вот бы попасть туда. Эх, как же плохо устроено, что улицы движутся не в ту сторону! Но мне уже не вырваться: я — урбанист и без города не могу.

Мы время от времени останавливались, просматривая дорогу, нет ли наблюдателя или еще кого-нибудь в этом роде. Ну, вот, кто-то опять едет за нами, однако проехал мимо, даже не посмотрел в нашу сторону. Нет, показалось.

По дороге прихватили какого-то старика — попутчика. Лорен сказала, что так будет безопаснее. Почему? Ей виднее. Наш пассажир оказался старым программером. Причем еще осколком той давней эпохи, когда программировали вручную — «писали программы», набивая на клавиатуре команды и код. Старый программер направлялся с работы из центра домой, и Лорен почему-то решила, что подвезет его. По дороге разговорились. Он поверил байке, что мы — ищущие заработок безработные дизайнеры, что в тот момент вполне походило на правду. Старик предложил нам попытать счастья в Малом Городе: попробуйте, мол, там есть несколько новых рекламных фирм, правда небольших. А если и там работа не найдется, тогда уж испытайте удачу в Городе на Неве и еще дальше, в Северном Городе.

И еще он нам рассказал о демонстрации и возникшей сразу же свалке. Ничего нового, примерно то же самое, что и так станет всем скоро известно, или о чем легко можно догадаться. Погромы, разбитые витрины, сожженные машины и избитые прохожие. Несколько человек убито, множество покалечено. Но старик имел честь лично знать вожака той банды — было время, они жили в соседних домах. Звали того типа Эрнст Кройц. По сути дела, он не был настоящим главарем — его недавно исключили из партии за воровство, сексуальные извращения и домогательства к однопартийцам. Однако в политике он разбирался хорошо, а соседи и бывшие соратники его откровенно боялись. Вот и теперь — его банду, скорее всего, не тронут. С политиками и представителями верхних эшелонов власти он был «на ты», без проблем проходил на их тусовки и везде был своим парнем. А если даже кого-то случайно и арестуют, то лишь допросят и отпустят. Но зато много десятков простых пешек и случайных идиотов возьмут для порядка, и кто знает, когда эти случайные идиоты выйдут на волю, и выйдут ли вообще? За разговорами да новостями быстро пролетело время.

Незаметно перешли на бытовые темы, и тут своей болтовней дед окончательно испортил мне хорошее настроение, возникшее после встречи с Лорен. Хотя, о чем собственно говорил старик? О самых повседневных заботах. Мало получает, а эти деньги сразу же уплывают из рук — жизнь стала заметно дороже. Ежедневный завтрак, обед и ужин, вот и вся зарплата. И так изо дня в день, и еще приходится ждать увольнения по возрасту…

— Спасибо, и счастливого вам пути, — дед по старинке протянул нам руку, — я уже почти дома. Скоро вам предстоит длинный путь, а вы, я вижу, еле ноги передвигаете. Не сидите долго за рулем, это опасно.

Потом он застенчиво предложил Лорен несколько кредитов. Подвезли, мол, да еще вручную, а эта услуга дорогого стоит. Мы поблагодарили старика, но отказались. Когда он отошел на значительное расстояние, Лорен мне сказала:

— Ну, все, хватит лирики. Теперь работаем. Нам много чего еще предстоит сделать сегодня…

Глава 13

На другой день я узнал, куда же все-таки запропастился мой адвокат. Как оказалось, он сидел в полиции, в том же отделении, только в соседней камере. Меня потом забрала ФСИБ, а Ник так и застрял. Кто-то из копов обвинил его в пособничестве при убийстве, и беднягу задержали, приняв за моего сообщника. Только вслед за тем, как стали привозить хулиганов, арестованных после уличных погромов, его освободили. Ник потом организовал большой шум, призвал своих коллег из адвокатской фирмы и устроил грандиозный скандал, но дело уже было сделано — чуть меньше суток ему пришлось проторчать в компании всяких малоприятных личностей.

Стараясь не грузить Ника своими реалиями, и не желая объяснять про мое сотрудничество с Полом, я, не мудрствуя лукаво, рассказал, что все обвинения с меня сняты по причине отсутствия состава преступления.

Вообще-то врать я умею хорошо. Приходится уметь, и в этом своем умении я достигаю уже высокого мастерства. Может устроиться работать в рекламное агентство? К сожалению, наш мир не совершенен, а я — далеко не самый идеальный представитель этого мира. Я мало чего умею, кроме вранья — многие в моём возрасте достигли большего. У них есть хоть что-то, на чём они могут держаться, а мне лень что-либо менять. Да, я могу наполнить жизнь каким-нибудь смыслом, но получится только грубая подделка и не более того. То обстоятельство, что я, возможно, буду рад и счастлив, когда с головой полностью уйду в активную деятельность, никак не скрашивает моего теперешнего состояния и никак не может подвигнуть меня к реальным действиям. Мне всегда нужен мощный импульс. Но сейчас я начинаю думать, что всё эти действия напрасны, а работа и подавно. Даже не верится в возможность того, что из моей головы скоро уйдут всякие левые мысли — они там настолько прочно сидят, что пока ничто, и никто не смог их оттуда выгнать.

Все же с чего-то начинать надо. Досье, представленное мне Стентоном, оказалось не вполне полным. Многие моменты там отсутствовали, кое-что нуждалось в дополнении и в разъяснении. Множество данных мне предстояло выискивать самому. Начать с исчезнувшей Марины Чанг я решил главным образом потому, что именно за это мне платили деньги и именно это дело мне и поручили, а убийство Мадины стало уже вторичной, моей личной проблемой.

Заявление, о поиске девушки, написал владелец квартиры, и примерно месяц велось следствие.

Пропавших людей ищут почти всегда. Большинство уголовных дел возбуждается в предусмотренные законом сроки с момента подачи заявлений об исчезновении, и в эти сроки разыскивается не менее семидесяти процентов пропавших. Чаще всего их находят мертвыми. Между тем сплошь и рядом суды отказывают в возбуждении уголовных дел по статье «Убийство», если тело не найдено. Нет тела — нет дела, и нет повода для печальных мыслей. Второй вариант — дело ведут, но абы как, по остаточному принципу. Или вообще только на бумаге, без активных мероприятий. Вот, похоже, именно с такой ситуацией мне и пришлось встретиться.

Я — не юрист, но, будучи чем-то вроде сыщика, мне пришлось влезать в разные юридические проблемы и изучить кое-какие законы. Особенно в этом достойном занятии мне помог Ник Симирский — мой друг и адвокат. Ник питал какую-то неизъяснимую тягу к изучению законов и подзаконных актов, к поиску несоответствий и юридических коллизий. Это его странное увлечение, временами переходившее в настоящую манию, на практике оказалось весьма ценным и продуктивным.

Официальное расследование шло трудно, как я понял, из-за чьей-то редкостной безалаберности. Или из-за сознательного торможения, но это уж вряд ли — такой расклад почему-то казался мне сомнительным и маловероятным. Следственные действия то приостанавливалось, то снова продолжались, а поиски не принесли результатов. Через какое-то время было принято решение возбудить уголовное дело по статье «Убийство» — уже имеющиеся данные показывали, что девушка вполне могла стать чьей-то жертвой. Она имела очень хорошую работу, позитивно характеризовалась соседями, увлекалась эстрадными танцами и считалась перспективным исполнительным работником. Убегать из дому ей, вроде вы, никакого смысла не было. Ничего нового, я и раньше все это знал.

По закону дело обстоит таким образом. Пропал человек. И если в течение суток с момента подачи заявления местонахождение пропавшего не установлено и есть некая вероятность, что человек мог стать жертвой преступления, уголовное дело автоматически и незамедлительно возбуждается по статье «Убийство». Закон не связывает производство следственных действий с наличием исключительных доказательств. Но всегда есть вероятность, что некоторые из «исчезнувших» стали жертвами убийц, поэтому, если подано заявление о розыске, набирает обороты судебно-следственная машина. Главное требование — чтобы совокупность сведений, содержащихся в представленных документах, была достаточной для обоснования необходимости производства того или иного действия. Притом, что источником таких сведений могут быть не только доказательства, но и результаты оперативно-розыскных мероприятий. Если поправший потом найден живым — очень хорошо, его счастье. Изменить статью, или прекратить дело можно всегда. Невелик труд.

Получить официальное разрешение на осмотр квартиры для меня было невозможно по целому ряду причин. Ну, во-первых, там уже никто не проживал, наниматель исчез, а владелец мог дать ключи только полиции. И не просто полицейскому, а только лицу уполномоченному. Во-вторых, полномочия лица, обратившегося с ходатайством об обыске, должны быть подтверждены представленными в суд материалами дела. У меня не было ни материалов, ни полномочий, ни прав такие полномочия получить. А в-третьих, как я выяснил через Пола, скинувшего мне файл с копией дела, официальный обыск в квартире Марины Чанг вообще никто еще не проводил, и квартира до сих пор стояла опечатанная, с заваренной дверью. Судья отказал в производстве обыска. Одним из главных оснований для такого отказа явилось то, что полномочия следователя почему-то не были документально подтверждены материалами самого следствия. Обычно такими материалами является решение о принятии дела к производству, а также постановление о создании следственно-оперативной группы. Похоже, в прокуратуре полный бардак! Из представленных материалов вытекало, что уголовное дело возбуждено одним следователем, экспертизы по нему назначались другим следователем, а постановление о производстве обыска вынесено третьим следователем прокуратуры, которому дело вроде как и не поручено, потому что сведения о поручении дела отсутствовали в представленных материалах. Вместе с тем постановление следователя при отсутствии согласия судьи, не должно иметь силы. Иными словами — правильно отказали, беспорядок в документации, полная неразбериха и некомплект. Однако поверхностный осмотр все же провели, но не копы, а безопасники. Зачем им это понадобилось, я сначала даже не понял.

Как бы там ни было, мне пришлось действовать на свой риск. И на свой страх. Лорен не было — утром она убежала по каким-то неведомым мне делам, и я решил идти один.

Исчезнувшая девушка жила на Малой Калужской улице — почти в центре Города. Малая Калужская — небольшая тихая улочка со старыми домами, словно кричащими видом своих фасадов, как они нуждаются в реставрации и капитальном ремонте. Казалось странным, что никакой активности в данное время суток тут не наблюдается. Только обязательные старушки на лавочке у подъезда мирно беседовали про насилие, про выборы мэра и про какие-то сетевые виртуальные игры.

Движения транспорта почти не наблюдалось, только в сторону Калужской Площади проехал мотоциклист. И, как только я собрался входить в подъезд, мотоциклист вернулся, остановился рядом, спешился и снял шлем. Это была Лорен. Сняв шлем, она выпустила шапку волос, достала из седельной сумки какую-то папку и направилась ко мне. Сказать, что я был удивлен — значит погрешить против истины. Я ее почти ждал. Сегодня Лорен носила маску женщины-вамп: черная футболка без рисунка и блестящие штаны в обтяжку, яркий макияж.

— Ну? Чего уставился? Мы же договорились, что работаем в паре. Без меня никуда.

— Ты ушла, и тебя не было, а надо что-то делать, — оправдывался я.

— Ладно, потом обсудим, — она кивнула на притихших и с интересом разглядывающих нас бабок, — не здесь же.

Входная дверь не запиралась, и мы свободно вошли в темный загаженный подъезд. Поднялись по лестнице на один пролет, и зашли в лифт. С жутким грохотом, словно ругая ремонтников, пропустивших профилактические работы, кабина подняла нас на пятый этаж, где мы вышли на лестничную площадку. Слышался чей-то смех, голоса, пение, пьяные крики. Откуда-то доносился плач ребенка. На лестнице стоял тяжелый запах марихуаны, а вдоль стен теснились пустые бутылки из-под разнообразных спиртных напитков. Прямо на нижней ступеньке лестничного марша, рядом с лифтом, сидел бритый парень лет семнадцати в рваных джинсах заправленных в черные ботинки с высокой шнуровкой. На нем была надета футболка с изображением желтого креста на фоне зеленого листа конопли. Увидев мою спутницу, он присвистнул, взялся за горлышко полупустой бутылки с пивом, которая до этого стояла рядом с его ногой, и начал отрывать задницу от ступеньки. Лорен, стремительно оценив ситуацию, одним отточенным движением достала из заднего кармана штанов пистолет и ткнула дулом парню в ноздрю:

— А ну сидеть! Ты здесь живешь?

— Э-э-э… да… — парень на секунду обалдело замер, а потом медленно осел обратно на свою ступеньку.

— Квартира? Номер? Быстро! — Лорен не убирала свою пушку.

— Вон та, — дрожащей рукой парень указал вниз, в сторону площадки четвертого этажа, — шестнадцатая…

— А как на счет того, чтобы не пить и не гадить на лестнице?

— Так я же это…

— Прощаю на первый раз. А ну, живо, вали отсюда! И чтобы тихо! А то поймаю — яйца вырву!

Парень одарил Лорен идиотской улыбкой и стремительно слинял вниз.

— С этими сектантами иначе никак нельзя, — небрежно сказала Лорен, — экохристианская молодежь, мать их… Видел знак у него на пузе? Они только грубую силу понимают… О, кстати! — она порылась в папке и достала большой плотный конверт и протянула его мне: — Тут материалы, которые передал Пол, посмотри, чтобы не делать лишней работы. А искать надо то, что укрыто от наших глаз, и глаз тех, кто приходил сюда до нас. Ну и главное — предохраняемся, чтоб нас потом копы за задницы не взяли! Одеваем резиночки!

Она ослепительно улыбнулась своей фирменной улыбкой в тридцать два зуба и натянула на руки тончайшие хирургические перчатки, а вторую пару кинула мне. Мы подошли к квартире. Дверь почему-то оказалась не заварена, и никаких печатей тоже не обнаружилось. Лорен достала электронный ключ, отперла замок и пропустила меня вперед. Нашим взорам открылась покинутая квартира не слишком обеспеченного жителя Города — со старомодной, но стильной мебелью, слоем пыли на ней, и небольшой коллекцией аккуратно расставленной женской обуви.

— Тридцать пятый размер, — отметила Лорен, — здесь только ее обувка.

Обычная прихожая, только вот давно никто не приходил сюда. Про то, что здесь место вероятного преступления, ничего не говорило. Когда мы вошли, Лорен тщательно закрыла дверь, снаружи оставив небольшой сторож-сигнализатор, и повернулась ко мне:

— Так, предлагаю сначала осмотреть комнату, затем кухню, прихожую, а уже после всего этого санузел, — она показала рукой на закрытые деревянные двери. — Потом мы покопаемся у нее в компьютере: вдруг там еще осталась полезная информация? Возможно, твои компьютерные навыки нам подскажут, что еще нужно искать. Да, и не забудь еще сделать серию снимков. Давай в комнату, а я пока кухню и ванную проверю.

Почему-то я сразу смирился с ее языком приказов.

Поставив конверт на ручку входной двери, чтобы не забыть потом, я натянул перчатки и начал осмотр. Квартира сразу мне чем-то не нравилась. Может — душным застоявшимся воздухом непроветриваемого помещения? Может — странным несоответствием друг другу разных предметов интерьера? Тогда я не мог понять, почему мне там так не по душе. Хотелось все бросить и уйти. Поборов неприятное чувство, я смело открыл дверь и вошел в единственную комнату квартиры. Я был удивлен. Редко где можно встретить такое любопытное оформление жилой комнаты — вся она оказалась выкрашена в серебристые и стальные тона. Посередине, на широкой квадратной кровати, лежало нечто блестящее. Мой мозг отказывался воспринимать информацию еще пару секунд, лишь потом осенила догадка: прочти вся комната — стены, пол, потолок, мебель — не выкрашена, а отделана металлом. И не так, как рисуют в фильмах про космос, а так, словно расплавленный серебристо-белый металл наносили на стены и потолок ровным тонким слоем. На полу, по всей комнате, валялись предметы женского туалета, трусики, носочки, разные мелкие косметические инструментики, а то, что лежало на кровати, оказалось лишь старинным стеклянным светильником, из которого торчали обрывки проводов. Кругом следы торопливых сборов и поспешного бегства. Я глубоко вздохнул — но стало лишь хуже — затхлый запах давным-давно покинутой квартиры наполнил легкие. Проветрить бы!

Но, работа — прежде всего, черт ее побери! Достав фотоаппарат, я начал свою фотосессию, постоянно думая только о том, что когда-то здесь жила обычная молодая девушка и вдруг исчезла неведомо куда. Мое внимание привлекла женская авторучка, торчавшая в подставке на столе. От своих подруг она отличалась необычным цветом. Если в личных вещах Марина выдерживала стиль — практически все предметы были или серебряные, или белые с серебристым элементом, то нехитрое приспособление для письма выделялось оранжево-желтой окраской и логотипом Вип Сервиса. Такие ручки обычно снабжают плеером, радиоприемником и блоком флеш-памяти. Точно такую же, только без всякой электроники, подарил мне Стентон после подписания контракта. Повинуясь какому-то внутреннему нечестному импульсу, я взял и подменил эту ручку своей, такой же на вид. Даже сейчас я не понимаю, что тогда на меня нашло? Клептоманией, вроде бы, не страдаю, в воровстве замечен никогда не был, но в тот момент я действовал как зомби.

Осмотрев кровать, я увидел, что ее углы украшены металлическими стержнями с кольцами на концах, а на самих кольцах висят обрывки веревок. Концы были размочалены, как будто перетерты. Но порвать полимерный шнур толщиной с палец не мог бы и чемпион мира по разрыву веревок… Чем она занималась на этой кровати, интересно?

Отщелкав кадров двести, я заметил, что на фото кое-что выглядит не совсем так, как должно бы, но на маленьком экране детали разобрать трудно. Ладно, потом посмотрю.

Компьютера нигде не оказалось, а я не обладал достаточным познаниями в криминологии, чтобы понять, куда и как можно вынести домашний настольный компьютер. Ведь его нужно отсоединить и от оптики, и от водопровода, и от электричества. Комп пропал, а я так его и не нашел. Несмотря ни на что, я надеялся на чудо. Обидно — зря сюда приходили. Сзади послышались проклятия Лорен:

— Вот дьявол, срань господня… — Я обернулся. Лорен стояла в дверном проеме, с профессиональным интересом рассматривая комнату. — Ты тут закончил? Это что?

— Садо-мазо, наверное, — сказал я, убирая в карман фотоаппарат, — а компьютера тут явно нет, хотя и был, причем стационарный, не ноутбук. Только монитор остался, и оптолволкно болтается! Разъемы всякие… Старое всё… Куда делся комп? С собой она его забрала что ли? Зачем? Проще было снять файловую систему… Я дальше осмотрю все сам, если хочешь.

— Идем, я тебе кое-что интересное покажу.

— Давай после. А то здесь неудобно как-то!

— Пошляк! — засмеялась Лорен. — Мы же работаем!

Она повела меня на кухню. Кроме стандартной мебели там стоял старый-престарый, но аккуратно вымытый кухонный комбайн, сверкавший своими небогатыми опциями и деталями. «На таком, только руки ломать», подумал я.

— Садись сюда и смотри.

Я уселся на какое-то пластиковое сидение, декорированное под гриб-мухомор, а Лорен, не говоря больше ни слова, включила эту страшную бытовую машину. Прибор немилосердно загудел, а Лорен села рядом со мной, самостоятельно пододвинув стул. Из комбайна, призванного выполнять некую полезную работу, вдруг полетели веселые радужные шарики, какие во все времена любили пускать дети.

— Забавно, да? — Лорен улыбалась своей холодной улыбкой. — Я уже лет десять не пускала мыльные пузыри…

— Да, красиво. А там, — я кивнул в сторону комнаты, — ничего полезного для нас. Компа нет, похоже, его унесла сама Чанг. Осталось только самое обычное барахло, то, что можно купить где угодно и когда угодно. Ни документов, ни денег. Украшений нет. Разбросано все, хотя никакого ограбления не было, такой беспорядок остается только от торопливых сборов.

— Да, похоже. Вероятно, она собиралась в панике и взяла лишь самое ценное. Ты заметил? Она не вымыла посуду после завтрака, значит пришла с работы, быстро собралась и сразу же ушла. Так что? Заканчиваем?

— Подожди, мне еще кухню и ванную надо заснять. Прихожую еще.

— Кухню я уже сфоткала на свой. — Лорен показала маленькую, но мощную фотокамеру, какими пользуются оперативники, — ничего интересного. А санузел и прихожую сними.

Пока я фотографировал прихожую, Лорен внимательно изучала обувь, оставленную Чанг.

— Знаешь, а она, видимо, не испытывала больших проблем с деньгами. Вот эти и эти туфли очень дорогие, из настоящей змеиной кожи, ручная работа, сфоткай их… Почему она их оставила, непонятно? Я бы никогда не бросила такие! А вот эти две пары — для спортивных танцев, явно изготовлены на заказ. Видишь логотипчик? Это — клубная эмблема, сними ее крупным планом.

Настала очередь санузла. Но помещение нас разочаровало — похоже, обитавшая в этой квартирке девушка обладала маниакальной чистоплотностью. Только стандартное оборудование: плавно сопрягающиеся между собой и с потолком светостены, раковина, биде, унитаз и душевая кабинка. Больше ничего — ни полотенец, ни мыла, ни косметических средств. Хирургическая чистота. Пусто. Недовольно хмыкнув, Лорен пожала плечами. Я честно все заснял и вернулся в несвежую прихожую.

— Ладно, идем отсюда, — произнес я, отщелкав пыльный интерьер, — вроде бы всё… Стоп! Подожди, давай возьмем образцы пыли и соскобы с обуви. Вдруг что-то отыщется. Интересно, если так чисто в санузле, то почему пыльно в прихожей?

Только выйдя из подъезда, я вспомнил, что так и не удосужился взглянуть на то, что прислал Пол. Ладно, потом. Запихнув папку и все остальное наше барахло в мотоциклетную сумку, я надел второй шлем и уселся на заднее сидение, уцепившись за какой-то ремешок.

— За меня хватайся, — велела Лрен, — и держись покрепче, а то вылетишь к чертовой матери. Я резко езжу.

Сидящие на лавочке старушки недовольно проводили нас взглядами. Я с наслаждением обнял Лорен за талию двумя руками, она нажала на старт, и мы весело помчались по улицам города. Справа и слева от нас шли потоки машин, быстро мелькали лица людей, среди которых никогда не встретишь ни одного знакомого, навстречу вставали многоликие здания одного из крупнейших городов Европы. Шуршали шины. Мимо проносились автомобили, столбы, киоски, рекламные щиты и болезненные деревья.

Езда на мотоцикле принципиально отличается от езды в машине, и только у себя дома я смог внимательно прочитать переданный Полом материал. Из документов, переправленных с помощью Лорен, мало что можно было почерпнуть полезного. Пропавшая девушка ушла домой с работы в начале шестого, и с тех самых пор ее никто не видел и ничего о ней не слышал. Ушла и исчезла — случай, к сожалению, не такой и редкий в наши дни. Обычный случай, я бы сказал.

Теперь нужно будет осмотреть жилье второй девушки. Остальное — чуть позже.

Глава 14

Вчера я потерял в своих бумагах недавно выданный мне в отделе кадров нашего офисного центра список персонала Зеленого сектора. Список, который собственноручно положил в свой сейф. Куда делся документ? Не знаю. А документ был ценный — что мне пришлось сделать, чтобы получить эту бумажку, надо объяснять длительно и особо. Целый рассказ можно написать. Скажу только, что мне понадобилось сочинять убедительное письмо, визировать его у нашего управляющего и лично относить в кадры.

Я точно помнил, как кадровичка вручала мне распечатку. Она даже попросила расписаться в какой-то бумажонке в подтверждение того, что действительно я получил сей документ на руки. А сейчас — нету документа! Что делать? Естественно в поисках пропажи я перевернул все свои бумаги в офисе, а потом очередь дошла и до бумаг дома. Ничего! Пришлось идти в отдел кадров заново.

Отдел кадров Соросовского Центра помещался в мрачноватом полуподвальном помещении, куда редко кто заглядывал — окон в этих офисах не было. Толстая тетка долго и недобро выслушивала мои покаяния в своем небрежном и безалаберном отношении к документам вообще и к выданным под расписку в частности. Выслушав меня, она с удивлением спросила: «Как же вы умудрились потерять эту выписку, если я только час назад отослала ее по вашему запросу?! И насколько я поняла, она еще не успела до вас дойти?»

Пробормотав что-то малопонятное, я извинился и, пятясь, вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Вернулся к себе и долго думал над сущностью бытия. Где-то через час пришел курьер, вручил мне выписку в запечатанном конверте и попросил расписаться за получение. Странно. Это что было — расщепление сознания? Ложная память? Дежа вю?

Из отдела кадров ничего путного узнать так и не удалось. Мадина Дельмухаметова происходила из Казахстана, как иностранка была рекомендована на работу в Соросовский Центр каким-то Элом Ларе, прежнее место проживания — город Алма-Аты, улица Сейфуллина, дом 12…

Давешний осмотр квартиры, в которой жила погибшая, вообще ничего не дал. Вопреки текущему законодательству, хозяева в рекордные сроки провели ремонт и сдали жилье новому жильцу. Все предметы обстановки были заменены новыми, и у владельцев квартиры возникли серьезные проблемы с властями, из-за уничтожения возможных доказательств и вероятных улик. Но вот это уж точно не моя забота.

А вообще — что-то много дурацкого за последнее время случилось. Случилось со мной лично, что совсем не радует — работа и так не клеилась. Сведения приходилось собирать по крупицам, причем большинство этих крупиц почему-то никуда не укладывались. Иногда я находил что-то интересное и важное, но картинка никак не складывалась, все оставалось горстью песчинок с морского берега.

Все зависит от людей, а люди для меня это, в первую очередь, источники информации. Когда тот или иной человек перестает выдавать информацию — он становится абсолютно неинтересен, за общение с ним я не дам и цента. Некоторые люди по роду своей деятельности, или по складу ума, постоянно, непрерывно предоставляют, или способны предоставить новую информацию. Или точку зрения, или отклик, который я еще не ожидал. И это хорошо. Некоторые — неспособны. И это плохо.

В какой-то из вечеров мне была назначена встреча с одним важным и богатым источником информации — с Брэдом Ольсеном. Знал я его давно и временами встречался по работе. Еще раньше, при какой-то нашей встрече, он попросил называть его на «ты», только по имени и обходиться без формальностей. Занимался он тем, что продавал и покупал самую разную информацию, а по жизни был сибаритом, конформистом и старым педофилом. Каким-то непонятным образом ему удавалось избегать столкновения с властями, и никто пока не привлек его к суду. Человек он был, что называется непростой, и беседа, как я думал, предстояла очень трудная. Все осложнялось еще и тем, что этот тип был мне глубоко антипатичен. Возможно, на такое отношение повлиял его образ жизни, или его бизнес, или характер личности… может быть — что все в комплексе. Но факт остается фактом — я терпеть его не мог, и при общении с ним с трудом подавлял в себе это вредное для работы чувство. Однако Брэд, казалось, ничего не замечал, и относился ко мне всегда спокойно. По идее он должен был пригласить меня к себе в офис. Но вот нет — договорились встретиться у него на квартире. «Люблю, — говорит, — неформальное и свободное общение. Официоза в бизнесе мне и так хватает».

Где-то в половине одиннадцатого вечера я вошел в подъезд высокого нового дома на Дорожной улице. Лорен осталась в машине, и я отправился туда один. Записавшись у охранника, похожего на генерала какой-нибудь мелкой страны с кровавым диктаторским режимом, я был пропущен через детектор и впущен в вестибюль. Уже здесь, в вестибюле, обстановка бессмысленной варварской роскоши породила во мне малоприятные ощущения скованности и неловкости. Скрытые в карнизах германиевые лампы мягко освещали большой холл. Потолок расписан явно вручную. Интересно — нафига нужен такой фриз в вестибюле жилого дома? Сплошная зеркальная стена еще больше усиливала эффект пространства, а под ней, в узком резном мраморном желобе, росли причудливой формы декоративные растения-мутанты. Но после городской духоты прохладная свежесть кондиционированного воздуха казалась необходимой. Камеры наблюдения никто не скрывал — повсюду торчали их объективы. Я мельком взглянул в зеркало, и только тогда понял, что это никакое не зеркало, а видеоэкран во всю стену, отображающий происходящее в вестибюле. Дикость какая! Я пригладил волосы и, еще раз сверившись с адресом в записной книжке, пошел к лифтам.

Бесшумно задвинулись двери прозрачной кабинки, и ее почти невидимый пол плавно нажал на подошвы. Я стоял, сутулясь, держа руки в карманах джинсов, и исподлобья смотрел на вспыхивающие над дверью номера пролетающих мимо этажей. Я уже ругал себя за то, что договорился о встрече с этим типом и явился сюда, в этот дом, где все ударяло в глаза ненужной пышностью. На кой черт мне все это сдалось, в самом деле… мало ли я еще видел малоприятных свидетелей! А впрочем, кто знает, что он мне расскажет! Так, двадцать седьмой… если он вообще что-нибудь видел или знает… двадцать восьмой, следующий, кажется, мой. Одним словом, посмотрим.

Вспыхнуло число «29», и лифт плавно замедлил ход, остановился и раскрылся. Выйдя, я решительно направился к единственной двери, на которой блестел золоченый (или — золотой?) номер — «291». Один этаж — одна квартира. Это там, где квартира не на два-три этажа.

Брэд, одетый по-домашнему — в пестрой распашонке и широких цветастых штанах, встретил меня очень радушно. Это был уже хорошо лысеющий и весьма упитанный дядечка лет пятидесяти. С толстыми сферическим пузом, нездоровым румянцем и глубокими мимическими морщинами на пухлом лице. Его легкомысленная рубашонка разошлась на животе, а оттуда выглядывали курчавые черные волосы. Некоторые — седые.

— О-о-о-о-о! Алекс! Привет! — воскликнул он, будто я был его старинным другом, а не случайным деловым партнером. — Как поживаешь, старина?

— Нормально, вроде. Добрый вечер, Брэд, — скупо поздоровался я.

— Ну и отлично, проходи, а я пока организую какое-нибудь пойло… Что будешь: водку, джин, ром?

— А полегче ничего нет? Не тот день сегодня.

— Полегче? — удивился Брэд. — Ты знаешь, кто-то из знакомых уже высосал сегодня у меня весь вискарь, так что если не очень против коктейлей, то я сейчас организую… айн момент.

Виски? Это называется — «полегче»? Я шлепнулся в низкое кресло и принялся наговаривать свои мысли и впечатления на карманный комп-наладонник. Брэд задерживался, а когда слова и мысли кончились, я с любопытством огляделся вокруг. Огромная гостиная была обставлена с тем нестандартным комфортом, который свидетельствует не столько о богатстве, сколько о вкусах хозяина. Выдержанная в стиле «BDSM» низкая мебель обита черной кожей естественного рисунка. Всюду обилие разных железок. Прямо из середины черного потолка висят три крюка на цепях. На всех стенах видеообои с торчащими по краям усиками сенсоров, а на узких раздвижных полосках — несколько картин среднего качества — инфернальные и эсхатологические пейзажи и сюжеты. Низкий длинный стальной стеллаж был пуст, если не считать пары книжек карманного формата в ярких глянцевитых обложках. Несколько номеров «Сексэстрима». На верхней доске валялась кожура папаи и стоял великолепный телескоп системы Максутова в черном кожаном футляре с заклепками. Разглядывая телескоп, я еще раз выругал себя за то, что не отказался от приглашения.

Вошел хозяин с загруженным подносом в руках. Придвинув ногой к креслу низкий стеклянный столик неправильной формы, он расставил на нем бутылки, шейкер для сбивания коктейлей и сверкающий кулер со льдом.

— Ну, теперь мне кажется, все в порядке, можно начинать. Хотя слабоалкогольные напитки, только для слабых алкоголиков! — заявил он, зашвырнув поднос в угол. — На улице жарко?

— И душно, — поморщился я. — Проклятая погода, я никак не могу привыкнуть, что уже лето.

— Давно работаешь по своему делу? — поинтересовался Брэд, придвигая для себя второе кресло.

— Второй месяц скоро, — ответил я.

— Материалом овладеть успел?

— Вполне… для меня он не особо сложен — так, обычное разбирательство. Нормальная работа.

— Ясно. А мне вот сейчас трудно, — пожаловался хозяин квартиры. — У тебя, ведь, вдобавок ко всему еще и способности к таким вещам. В Темный Город ходишь, как к себе домой. А я не могу.

— У меня же все-таки была хорошая практика, — оправдывался я. — Несколько лет в этом бизнесе.

— А фотографию совсем забросил? — вдруг спросил Брэд.

— Почти, — сказал я. — Времени нет. Абсолютно.

— Да? Вот оно как… Так, а с чего ты хочешь начать?

Я взглянул на бутылки и сделал неопределенный жест:

— Командуй. Ты хозяин, а я в коктейлях совсем не разбираюсь, — покривил я душой, — впрочем, налейте-ка мне пока просто сухого мартини. Потом будем пробовать всякие смеси. Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах, его нужно принимать таким, какой он есть.

— А еще алкоголь вызывает кратковременное расширение сосудов и круга друзей… — вспомнил старую шутку Брэд. Он протянул мне стакан, в котором, позвякивая, плавали кубики льда и одинокая ягодка. — Твой мартини, прошу. Будь я проклят, сейчас можно жить только с кондиционированным воздухом, или из бассейна не вылезать…

— Сенкс, — я усмехнулся. — Из бассейна, говоришь, не вылезать? Я, представь себе, до сих пор обхожусь без него, обычная ванна с душем. Да и живу под самой крышей, у меня даже кондиционера нет! Вчера градусник до тридцати двух дополз. Как видишь, пережил.

Брэд снисходительно хмыкнул, допил свой вермут и с хрустом разгрыз льдинку.

— Слишком тяжело смотришь на жизнь, дорогой Алекс, — благодушно сказал он. — Вот люди за океаном подходят к этому сильно проще. Легче живут! В конце концов, если разобраться, все имеет свою ценность. — Он, скривив физиономию, принялся манипулировать бутылками, с аптекарской точностью отмеривая в шейкер разные компоненты. — Сейчас вот угощу тебя своим собственным изобретением, — подмигнул он и, закрыв сосуд, стал трясти его, перемешивая содержимое. — Ты что-то отыскал? Недавно, да? Ты говорил, что на информацию нашелся покупатель. И сколько?

Я, занятый дегустацией содержимого своего стакана, молча поднял растопыренную пятерню, пошевелив ею в воздухе. Легенда была такая: я нашел компромат на руководителей Вип Сервиса и желаю информацию продать. А вот у Брэда действительно были сведения для меня, и он вроде бы был не против продать их. Или обменяться со мной.

— Пять тысяч? Немного, Алекс, совсем немного. За такую инфу платят куда как больше. Да вот, кстати, достань-ка вон тот журнальчик с полки. Вон, рядом с тобой… Ага, этот. Посмотри там, на шестидесятой странице, что ли… какой-то сукин сын продал свою инфу в Нью-Йорке за полтора миллиона кредитов. Миллионов, Алекс, понимаешь? Серия фотографий, аудиозаписи и видео еще.

Я потянулся к стеллажу, взял журнал и, хмурясь, нашел указанную страницу с упомянутой статьей. Прочитав текст, я несколько секунд рассматривал фотографию во всю страницу. Там пара молодых обнаженных парней — известных исполнителей — предавалась сексу в какой-то невероятной акробатической позе. Потом я перевернул журнал вверх ногами, еще раз посмотрел на фотографию и пожал плечами.

— Это не так уж и ново, — произнес я, бросив журнал на место. — Видал я вещи и позаковыристее и покруче.

— Тоже верно, — согласился Брэд, разливая по стаканам жидкость ярко-синего цвета. — Возьми, а лед сам добавишь, по вкусу… Это верно, есть и позаковыристее. Здесь вообще-то ничего не разберешь, так что и удивляться нечего, а я вот в прошлом году был на одной эротической выставке, этих… как они? Суперсексисты, что ли…

— Сексреалисты.

— Во! Именно. Так там меня, знаешь, до холодного пота прошибло, представляешь? Это меня-то! Твое здоровье, Алекс.

— Мерси, — кивнул я. — Взаимно.

— Знаешь, что там было? Картины, и все вручную исполненные, красками. Фотографии еще. К каждой — сертификат, подтверждающий, что авторская работа исполнена вручную, без применения цифровых технологий. А сами картины… я далеко не ангел, как ты знаешь, но я даже под кайфом никогда такого не видел. Например, так. Стоят молодые люди, парень с девушкой. Идеальные фигуры у обоих. А вместо лиц половые органы в рабочем состоянии. Или вот. Темная такая плоскость, вроде аэродрома, и стоит совершенно голая девочка в пол-оборота. Лет пятнадцати-шестнадцати, не больше. Прорисована очень тщательно, со всеми подробностями, даже отдельные волоски видны. И, как сейчас помню, с одной стороны у нее внутри пусто. Ну, просто стоит на асфальте пустая оболочка, понимаешь? И знаешь, что самое страшное? Над всей этой чертовщиной — темно-красное небо с двумя лунами, а в зените — солнце в состоянии полного затмения. Просто черный диск и корона, а от этой проклятой пустой девки — тени на две стороны. Вправо и влево. Ну, там еще много такого всякого.

— Что-то я уже слышал об этой выставке. Еще была там такая картина: мальчик, ласкающий писающую девочку.…

— А, ну да, столько шуму было. Так вот, ты же знаешь, что я человек не из трусливых, — продолжал Брэд, закуривая сигару, — ты не против? Никак не брошу, а пора бы уж, вредная привычка. Так вот, мне как-то не по себе там стало. Это я понимаю — искусство! До костей продирает! А вот пример уже из другой, так сказать, оперы, но с той же выставки. Просто на стуле сидит голый мужик со всеми подробностями. Жирный такой и пузатый дядька, типа меня, и все, ничего больше. Обычная фотография. Ну, вот ты, Алекс, мне скажи — как это понимать? Я, с собой в главной роли, таких «картин» могу сотню за пять минут изготовить. Я тебе прямо скажу — в искусстве ни черта не смыслю, да и не мое это дело, но ты-то должен знать: это ж твоя первая специальность. Да и сам раньше фотографировал, и рисовал как-никак…

— Откуда обо мне такие сведения?

— Знаю. Вот скажи, эти вот «произведения», как та фотка с голым толстяком — это всерьез или просто так, чтобы деньги из дураков вытягивать?

— Понимаешь, Брэд, полностью объективным в этом вопросе я быть не могу. — Я неопределенно пожал плечами, перекатывая в ладонях стакан. — Я тут не специалист и не арткритик. Мне трудно об этом говорить, потому, что я сам не художник и не фотограф… теперь. Очевидно, есть среди них и шарлатаны… есть и просто люди, подходящие к искусству с совершенно иной позиции. И потом. Они считают себя правыми, для них такое поведение естественно. Вообще, эта выставка была рассчитана на подготовленного зрителя.

— Но ты-то сам? — Брэда почему-то сильно интересовала эта тема. И чего он ко мне пристал? Я что сюда, пьянствовать пришел? Или может вести арт-диспуты? — Что думаешь?

— А что я? — я деланно засмеялся и стал размешивать лед в стакане. — В первом случае все ясно. Для меня в искусстве нет другой дороги, кроме сюрреализма. А вот во втором… Вообще-то лично я не считаю таких авторов талантливыми, но не мне их судить. В лучшем случае они просто хорошие, профессиональные ремесленники. Но, ты знаешь, — я снова пожал плечами и, криво усмехнувшись, сделал глоток, — очевидно, эта точка зрения уже слишком устарела. Что делать, Брэд, по-видимому, я несколько поспешил со своим появлением в мир. Рано родился. Похоже на то, что мы с тобой не понимаем кое-каких современных направлений.

Брэд молчал, подбрасывая на ладони блестящую платиновую зажигалку в форме фаллоса.

— Черт его разберет, — задумчиво сказал он, бросив наконец зажигалку на стол, — но я не считаю, что нужно валить в одну кучу всю публику. Среди нее тоже попадаются разные типы. Одни любят сюрреализм, другие вообще ничего не любят, а только за модой следят. Это новомодное увлечение реализмом, должен сказать, до меня как-то не доходит. Не верю я в него — и все! Какое тут может быть искусство? А? Это, скорее всего, просто погоня за престижем. Покупают, потому что некто важный и влиятельный сказал, что круто и модно. Обеспеченные люди в искусстве обычно хреново разбираются, — люди моего типа, хочу я сказать, — а покупают они то, что покупают все. То, что престижно, и тут без вариантов. Понятно, есть и какие-то другие… У меня вот, как ты знаешь, много всяких разных знакомых, и есть среди них очень обеспеченные люди — по-настоящему богатые даже в заокеанских масштабах. Ну, у них тоже висит все это современное реалистическое дерьмо — но где висит? Там, где тусуется всякий приходящий народ. На виду, понимаешь? Это как вывеска, как афиша, а на самом-то деле они, конечно, прекрасно понимают, что все это ложки говна не стоит. Взять хотя бы аксакала, — он назвал фамилию, — знаешь, небось, лекарственный король? У него еще здоровенные такие рекламы на крышах домов…

— Ну, да, видел, конечно. И что?

— Просто вспомнилось, — усмехнулся Брэд. — Так вот, у старика одна из первейших в мире коллекций Сальватора Дали.

— Сальвадора Дали, — невольно поправил я.

— Ладно, пускай так, ты вообще на мое произношение плюнь, я ведь академиев не кончал. Так вот я и говорю — у старика коллекция — одна из лучших в мире. Все подлинники, я-то был у него в загородном доме, в интимной, так сказать, обстановке, все сертификаты видел. Посторонние там не бывают вообще, так что разыгрывать из себя «передового» ему там ни перед кем не надо. Ну, перед очередной любовницей, разве что. А в городском доме висит все это дерьмо — современный реализм. Старец сам мне жаловался — я, говорит, когда мимо прохожу, глаза зажмуриваю, от одного взгляда тошно становится. А сколько миллионов кредитов он в это дело вбухал? И для чего? Чтобы прослыть прогрессивным, модным и современным, только и всего. Ни для чего больше.

— Ладно, все это, конечно, очень даже интересно, и мартини у тебя хороший, а вот по делу для меня ничего нет? — с надеждой спросил я.

— Ты погоди-ка, что-то наши стаканы опять пустуют… — произнес Брэд, разливая новую порцию своего пойла. — Так вот, по нашему делу. Нету у меня для тебя инфы, извини. Когда я тебе звонил, то думал, что есть, а оказалось — нет. Но, слухай сюда! Я специально тебя к себе позвал — тут ни жучков, ни клопов нет, не пишут нас и не прослушивают. Так вот, есть один такой слушок, старый, но проверенный. Про Проводника. Может, знаешь?

— Знаю, есть такая байка. — Я был разочарован. История о каких-то мифических Проводниках была одной из самых старых легенд о Темном Городе. — Про свободный гейт в Темный Город, да? И о Проводнике, что может без проблем тебя туда перевести. Хоть тебя, хоть кого, только вот никто из моих знакомых никакого проводника в глаза не видел. Сказки все это, легенды.

— Слышал? Ну и ладно. Тогда забирай бесплатно. Запомни только, это никакой не слух и не байка, это правда, я точно знаю.

— Знаешь? — оживился я, — а откуда вдруг такая уверенность?

— Меня в Темный Город самого так провели, вот откуда. Один раз всего и было-то. На всю жизнь запомнил. Я никому не говорил, поскольку не пришлось как-то, да и не привык я зря языком молоть, сам знаешь. А тебе скажу — нормальный ты парень, и я чувствую, влез ты в скверную историю. Так вот — специально найти Проводника невозможно. Он сам тебя найдет, в нужное время, но только тогда, когда будешь один, и когда состояние у тебя будет подходящее. И только ночью в одном единственном клубе. Клуб этот называется — «Cocktail Club». Все, что велит Проводник, нужно сделать, даже если это тебе нелепым и диким покажется. Если откажешься — свой шанс упустишь. И последнее — не проси ничего. Что нужно — тебе и так скажут, что не скажут — сам узнаешь, а что не узнаешь — о том догадаешься… Ну, еще по одной?

Мы поболтали еще немного, и я ушел. Почему-то Брэд так и не заинтересовался моим «товаром», даже разговора не завел, хотя предварительное соглашение было.

Глава 15

После моего задержания (и освобождения) прошло несколько недель.

Который уже день просыпался в семь утра — хорошо конечно, но для меня такое не свойственно. Ну, раз уж проснулся, то всех с добрым утром! Открыв глаза, я видел нечто, похожее на лежащую на боку золотую вазу. Эту картину я наблюдал теперь каждое утро. Лорен всегда спала ко мне спиной и всегда с одной стороны. Ни одеялом, ни чем-то подобным обычно не пользовалась, только иногда она прикрывалась простынкой до пояса, но такое случалось не всегда. И нечасто. Но секс по утрам был у нас с ней запрещен — работа, прежде всего!

А вот перед сном — каждую ночь — мы с Лорен сексом занимались. И как! Пам-парам! Хоть что-то интересное! Отличный секс, с красивой женщиной, лучшее лекарство от стресса и усталости. Это началось вдруг и совершенно неожиданно для меня. Как-то раз она произнесла:

— Знаешь, я думаю нашу совместную работу можно сделать еще более эффективной.

— Как? — удивился я, — что ты имеешь в виду?

— А так. Сам знаешь — как. А то ты плохо соображаешь в моем присутствии, да и здравый смысл у тебя стал страдать. И потом. Мне уже надоел вид твоих глаз.

— А Пол?

— И что — Пол? Он ничего такого нам не запрещал.

Иногда Лорен куда-то исчезала. Я думал, что она уходила в свою контору для отчета. Меня она оставляла одного, строго-настрого запрещая совершать какие-то необдуманные действия. Что такое «необдуманные действия» не сообщалось, в расчете на мою сообразительность.

Пару раз она уходила на всю ночь. Ничего толком не объясняя, но, запрещая мне сообщать об этих отлучках в еженедельных отчетах. Утром она возвращалась веселая, посвежевшая, отдохнувшая и полная сил. Вечера после таких ее ночных отлучек превращались в феерические и ни с чем не сравнимые секс-представления. Она устраивала мне такое, чего я потом никак не мог позабыть, хоть и хотел — воспоминания отвлекали.

С Эльзой у меня все закончилось: как-то вечером она пришла без предупреждения и открыла своим ключом… дальнейшее, я думаю, понятно. Был крупный скандал, с бросанием предметов, шумом и криком. Меня она не слушала и все поняла совсем не так, как это было в реальности. Я до сих пор помню конец ее монолога:

«…ты — последняя сволочь! Счастья у вас не будет, я так сказала, и вы оба прокляты! Мною лично! И плевать я хотела на то, что это грех — в Бога я не верю. Вы расстанетесь через один — два месяца. Как ты мог променять меня на эту шоколадную шлюшку! Подлость и предательство нельзя простить никогда! Будьте вы трижды прокляты!»

Потом Эльза швырнула ключи в мою сторону, забрала свои вещи и ушла.

Все те дни я прибывал в противоестественном, ни на что не похожем состоянии. Впрочем, о чем-то схожем я где-то уже читал: о некоем ученом, привившем себе летальный вирус и терпеливо, до последней минуты наблюдавшем за протеканием гибельных симптомов…

Чего-то я стал писать всякую чушь и ахинею. И зачем мне это нужно? Для кого? Для себя, наверное. Поняв во время своего последнего посещения Темного Города, что я никогда больше не смогу работать по-настоящему, я утерял основные смыслы своей жизни — свободу и свободную работу. Главной моей ценностью была независимость. В работе и в личной жизни. Я работал на клиента, но я же всегда мог и отказаться от непонравившегося мне дела. Вернуть аванс, выплатить неустойку — но отпереться я мог всегда. И еще. Я всегда был спокоен за свою личную жизнь — никто не зависел от меня, и ни от кого не зависел я. Я сохранял полную свободу, и в этом было мое счастье. Теперь же у меня отобрали надежду на то, что я смогу хотя бы для себя устроить махонькое личное счастье, и у меня ничего не уже не осталось — ни реальной свободы, ни спокойной работы, ни личной жизни. Будущее потеряло для меня смысл в том старом понимании и стало каким-то отвлеченным понятием. Но, несмотря на все это, функции и потребности организма продолжали систематически напоминать о себе. Утром я посещал санузел, мылся в душе, приводил себя в порядок. Проголодавшись, я шагал на кухню, что-то разогревал и съедал, не ощущая вкуса, и начинал работать. Потом обедал где-нибудь в городе и продолжал трудиться дальше. Вечером ужинал, а после полуночи уходил спать. Перед сном — трахался с Лорен, а затем читал, или смотрел какой-нибудь канал. Спал я спокойно, почти без снов. Вернее — сны были, но я чаще всего их не помнил. Иногда снились кошмары, необыкновенно яркие и сильные, и в такие ночи я спал плохо — каждый из запомнившихся мне снов оставался глубоко в памяти.

Мы сидели по разные стороны стола: я молчал, а Пол нервно теребил в руках электронную ручку. Пол был недоволен, не считая нужным свое недовольство скрывать.

За прошедший месяц я узнал массу всяких разных фактов. Собрал кучу всевозможной информации, восстановил последние дни жизни Сержа Стентона и обеих девушек буквально по минутам, только самый последний день — день убийства — оставался каким-то неясным пятном на этой картине. Мои отчеты нанимателю (второй экземпляр поступал в ФСИБ) могли соперничать с журналом, предназначенным для публикации всяких женских историй. Только вот мои истории вряд ли кто стал бы читать. Скучно получалось бы и неинтересно. Но самое главное — там не оказалось никаких зацепок. Я раздобыл записи охранных устройств и систем видеонаблюдений. Там тоже не имелось ничего стоящего внимания. Я проверил всех, с кем, так или иначе, контактировали Серж и девушки. У них не было никаких подозрительных знакомых. Общих знакомых у девушек тоже не обнаружилось. У их знакомых тоже вроде бы не существовало общих знакомых. Моя голова пухла от многообразных данных — изображений, сведений и списков.

Отношения были только между Стентоном и его секретарем, причем эти отношения не выходили за рамки служебных. Что странно, ибо парень был явно не промах — своих сексуальных партнеров менял, чуть ли не каждую неделю, и я так и не смог выявить какие-то закономерности, пристрастия или предпочтения с его стороны. Вероятно, их не было вовсе. Ну, конечно, он периодически дарил своей секретарше какие-то мелкие подарки, но в этом нет ничего необычного — нормальная корпоративная этика.

Кроме того. Я провел сложный вариационный анализ полученных данных, который мне абсолютно не помог.

Я хотел найти в жизни девушек хоть что-то общее. Но общее я нашел только одно — первая исчезла совсем, прихватив с собой ценную информацию. Вторая тоже сначала исчезла, но позже нашлась, зверски убитая. И еще они обе жили в съемных квартирах. Всё.

Представляемые мною чеки и счета регулярно и неизменно оплачивались Вип Сервисом. Я заплатил оставшиеся долги, обновил свой компьютер, сменил все телефоны, заказал более быструю информационную линию. Но принципиальных сдвигов в работе пока не наблюдалось.

— Чего-то прогресса у вас с Лорен не видно. Когда я говорил, что не тороплю тебя, означало, что ты работаешь с полной отдачей. Хотя сроков никто не устанавливал, но прошел уже месяц, а где результат?

— Мои отчеты…

Пол витиевато ицестионально выругался.

— Твои отчеты я читаю, как только они приходят. Но ты — не доктор Ватсон, я не Шерлок Холмс и ищем мы не собаку Баскервиллей. Мне нужен результат. А его нет. Ты вообще неплохо устроился, я смотрю! Живешь в свое удовольствие, ни полиция, ни еще кто тебя не прессует, все расходы оплачивают, шикарную бабу каждый день имеешь…

— Видишь ли, трудно сказать, что мы повязаны взаимной любовью, так что наши отношения обусловлены всего лишь факторами деловой целесообразности.

— Вот завернул!

— Да я…

— Молчи уж. Ладно, теперь я устанавливаю сроки. Вынужден, я ведь тоже отчеты пишу. И у меня есть свое начальство. Так вот. Даю тебе еще месяц. Последний срок, поэтому закончи пораньше.

— А если я не нарою ничего интересного? Может еще кого подключить?

— Если не успеешь — ничего страшного не произойдет. Лорен перестанет тебя прикрывать. А ты ее покрывать, — Пол противно захохотал, — и все. Копы опять за тебя возьмутся, как за наиболее доступного и удобного фигуранта. Думаешь, что ты один работаешь по делу? Нет, конечно. В полиции, в прокуратуре дела есть. Они их хоть ведение и передали формально нам, но возобновят, если только мы откажемся от этого дела. Но ты не расслабляйся — официальное следствие — совсем не то, что мне сейчас нужно. Да, и еще одно. Ты ничего не пропускаешь?

— По делу — ничего.

Здесь я не врал. Действительно, в своих отчетах я старался быть наиболее полным. Более того, отчеты в контору имели страницы, отсутствующие в отчетах для Вип Сервиса, и Полу про это прекрасно известно.

— А не по делу? — Пол посмотрел мне в глаза, — можешь что-то пропускать?

— Что-то могу. Я же не пишу тебе, когда и что я ел, сколько спал, сколько, извиняюсь, срал…

— А теперь — будешь писать! Всё!

— Ты что? Если я только одной писаниной буду заниматься, то все равно не успею ни фига! Знаешь, какая работа?

— Знаю. В нашем деле писанина, как ты выразился, это основной труд. Но ты особенно так не пугайся. Я тебе дам вот что, — Пол протянул мне что-то похожее на медицинский инструмент в заводской упаковке, — тут оргсканер со считывателем. Хорошее исполнение, новая версия. Вводится под кожу. Его показания будешь считывать каждый день, и скидывать мне. Все элементарно, этой штукой любой дурак умеет пользоваться. Остальное — как обычно. В письменном виде — стандартные отчеты. Да, Лорен об этой маленькой услуге с моей стороны можешь не говорить. Не надо. А сейчас пошли. — Пол встал, и дал мне знак последовать его примеру, — сходим к нашему доктору, он поможет тебе ввести эту капсулу.

— К доктору? — «испугался» я. — Не к Хирургу?

— Пока к доктору. А будешь крутить, или не приведи Бог, попытаешься меня обмануть, то тогда к Хирургу и попадешь, нет проблем. Боишься?

— Да, — ответил я, — боюсь! Знаешь такой анекдот? Пациент: «Доктор, я постоянно чего-то боюсь, без видимой причины». Доктор: «Сестра! Слабительное! Пейте, и будет вам причина. Следующий!»

— Никогда не слышал! Смешно. Но мой тебе совет — не рассказывай анекдоты дрожащим голосом. Нет нужного эффекта.

…Тихо бреду по развалинам моего города — стены домов обглоданы, на улице холодно, белый снег покрыл почти всё, скрывая от моих глаз все дороги кроме одной. Дракон сжег тут всё и сейчас уже уходит. Развалины — выбитые зубы города сами напоминают гигантские клыки престарелого дракона. Я натыкаюсь на группку людей, спрятавшихся за полуобглоданными стенами какого-то дома. Подхожу ближе. Окрик: «Стой! Свой? Чужой?». Я свой. Подхожу к костру. Люди у костра ведут какой-то разговор. Так как я свой, на меня внимания больше не обращают. Я что-то ищу взглядом. И нахожу. Я искал ее. Она улыбается мне — лицо очень родное, до боли знакомое. Улыбается только мне, я точно знаю. О боже, всё ее лицо с одной стороны разбито до костей, а одежда изодрана в клочья. Она сидит на асфальте, поджав ногу под себя, а вторая нога лежит в двух футах от нее, а всё вокруг запачкано красным. С лица медленно сочится черная жидкость. Я кричу и просыпаюсь.

Я проснулся среди ночи, разбуженный кошмарным сном и собственным криком. Подушка холодная и влажная от впитавшегося пота. Я не знал, что мог значить тот сон, и чем он вызван, но мне он казался просто отвратительным. Балконная дверь распахнута настежь, за ней на небе сияла полная Луна. По краям темных крыш домов переливались отсветы белого лунного света. В комнате стоял горьковатый и терпкий запах парфюма Лорен. Шелковистая кожа матово блестела при слабом свете Луны. Я вытянулся на спине и закрыл глаза, пытаясь заснуть снова. Кофе, несомненно, был не в меру крепкий, не нужно было мне его пить. И ведь прошлой ночью я тоже не сомкнул глаз, читал какой-то новый роман. Как же все-таки пошло и похабно пишут теперь современные писатели. Можно подумать, что нынешним авторам доставляет особое наслаждение барахтаться в дерьме, крови и канализационных стоках. Впрочем, если такова жизнь, то что можно ожидать от ее отражения — литературы? Я улыбнулся, вспомнив старый литературный спор о том, каким словом, «шелковистая» или «бархатистая», можно точнее определить кожу молодой женщины. Еще говорят, что в старые времена у людей не было нешуточных вопросов! А как, в самом деле, правильнее сказать — «бархатистая» или «шелковистая»? Действительно любопытно… Я протянул руку и погладил Лорен — осторожно, чтобы не разбудить. Да, скорее всего — шелковистая, так будет вернее.

Лорен спала. На ее лице, едва освещенном отблеском лунного света, лежало выражение полного покоя. Я смотрел на нее, опираясь на локоть и осторожно шевеля пальцами блестящие завитки черных волос над ее ухом, потом лег, натягивая на плечи одеяло. Лорен сонно вздохнула и дрогнула губами, сунув ладонь себе под подушку. Где-то очень далеко перекликались городские вороны — меня всегда удивляла их дикая привычка каркать в любой час дня и ночи, не признавая ни расписания, ни времени суток.

Лорен опять вздохнула, потерлась щекой о подушку и тоже проснулась. Она гибко потянулась всем телом, а затем посмотрела на меня своими огромными, блестящими в сумерках глазюками. В них что-то изменилось — исчезла та неприязнь и тот лед, что светились в них прежде. Я понимал, что все это чистой воды безумие. Хорошо было рассуждать и осознавать, но вот изменить что-то невозможно. Оставалось забыть про все эти сомнения и продолжать блаженствовать ночами с этой женщиной, а днями выполнять работу для организации, которая уже не казалась мне таким кошмарным местом.

— Алекс… — прошептала она, — ты чего не спишь?..

— Да, так… сейчас усну. И ты спи, ночь еще…

Но ее безупречное тело опять начало меня возбуждать. По её лицу плутала отсутствующая улыбка, и мы слились в долгом, насколько хватило воздуха, поцелуе, а наши языки переплелись, сражаясь в битве страсти…

Когда, наконец, все, что должно закончится, прекратилось, мы долго лежали, не в силах пошевелиться. Я слегка ласкал ее шею и спину, а в моем котелке не находилось ни одной умной мысли. Меня чуть-чуть покачивало на волнах наслаждения, но то было безмятежное, эфирное чувство, наступившее совместно с расслабленностью. Наконец она нехотя шевельнулась, грациозно встала и медленно пошла в ванную.

…В прошлый вечер после похожих упражнений, Лорен не дала мне спокойно уснуть, а стала приставать с вопросами — что, где и как? Вообще-то она так делала всегда и регулярно, но в тот раз что-то уж очень настойчиво и въедливо. Возможно, она тоже получила мощный нагоняй от Пола, но я мало чем смог пополнить ее багаж знаний. Зато решил отыграться сам.

— Что это мы все обо мне, да обо мне. А ты? Я про тебя совсем ничего не знаю. Мы уже давно вместе, а ты для меня загадка.

— Ну, да, прямо-таки, загадка! Вот она я — смотри!

Она прикоснулась ко мне, проводя своими полными губами по всему моему телу, одновременно лаская меня удивительно ловкими изящными пальчиками. Это было ошеломляюще, ничего не скажешь. Я почти забыл на какой-то момент, что за неё точно также потребуют отчет, как за расходы на оборудование, за подкуп охранников, за расход энергии и за посещения Темного Города. А её действия в необходимое время были настолько качественны, что я не мог заметить и тени фальши. В какой-то момент я включил бра, чтобы лучше ее видеть, и совершенно случайно заглянул ей в глаза. Ангельская, кроткая улыбка поднимала уголки её чуть приоткрытых губ, веки широко распахнуты, а тело все ещё плотно обвивалось вокруг меня. Но в эти несколько секунд я увидел в глубине её глаз ужасающую пустоту. Эмоциональный вакуум, абсолютное отсутствие всякого чувства. Она занималась сексом в какой-то нечеловеческой манере. Не было ни любви, ни чувств, ни отзывчивости, ни удовольствия. Была только ужасная, заполняющая нас страсть — даже не зоологическая эмоция, а нечто сродни управлению автомобилем. Вот только к своему автомобилю эта девушка испытывала куда больше чувств, чем сейчас ко мне…

Наконец Лорен упокоилась и вытянулась рядом, а я некоторое время думал о том, что, несмотря на свой жизненный опыт, я по-прежнему остаюсь неисправимым романтиком. Я предпочитал заниматься сексом беспорядочно и экспансивно, и мне не нравилось эффективное гигиеническое обслуживание в духе нашего века. Будь тут одна из моих шальных подружек, мы спокойно бы лежали и обнимались, причем между нами даже возникла бы какая-то общность. Но вот хитрая красавица рядом со мной, её мозг работал как хорошо отлаженный компьютер, а между нами была стена. Глаза ее снова закрыты, но, тем не менее, чувствовалось, что она думает о чем-то постороннем, для нее увлекательном. Я ни за что в жизни не смог бы догадаться, о чем, а мог только заставить себя об этом спросить:

— Я вижу. Вот она — ты. Но я не вижу, что у тебя тут, — я дотронулся пальцем до ее лба, — а у нас с тобой в основном работа мозгов. Расскажи про себя.

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась Лорен, — но ничего такого ты не услышишь, история, сама по себе, скучна и банальна. Я родилась в не совсем обычной семье. Отец — европеец, мать — африканка, и с самого начала на меня смотрели косо. Когда мама приехала из Найроби — столицы Кении, то думаю, что тогда она была самой красивой девушкой в Африке. Ее родной язык был — суахили, но она также бегло говорила на английском, русском и на нескольких африканских языках — камба, кикуйю, еще на каких-то… Своим именем — Лорен — я обязана дорогому папочке, коллекционировавшему фотографии кинозвезд прошлого века. Такое странное хобби никого особенно не удивляло, пока он не назвал свою дочку фамилией какой-то всеми забытой актрисы. Я много перетерпела из-за своего нестандартного имени. Но позже привыкла, а когда научилась отстаивать свою личную неприкосновенность при помощи пяток и кулаков, то и совсем перестала обращать на это внимание. В детстве очень любила читать, днями пропадала за компьютером, в книжных магазинах и даже — в читальных залах библиотек. Я много мечтала о жизни. Смотрела на то, как живут мои родители и большинство людей вокруг нас. Я тогда думала, что сама никогда не буду жить как они. В жизни искала любви, чего-то хорошего и не находила, но до ухода мамы из семьи я еще как-то держалась. Когда отец начал пить, мама ушла от него к другому человеку — ее соотечественнику.

Отчим не хотел меня знать, и я осталась с отцом, который бесповоротно спивался. Дни, когда он пребывал в трезвом уме, были исключением, а из дома все выносилось и пропивалось. Поэтому еще в детстве я стала изучать рукопашную борьбу без оружия, чтобы суметь постоять за себя. Тут мне очень помогла знакомая моей матери — профессиональный тренер по азиатским единоборствам. Она бесплатно взялась меня тренировать, и за каких-то четыре года я достигла неплохих результатов. Потом я окончила школу и устроилась на вполне приличную работу — менеджером в неплохую рекламную фирму. Иногда подрабатывала в качестве модели — мои данные позволяли. Я сняла хорошую квартиру, отца послала ко всем чертям, а у меня началась самостоятельная взрослая жизнь. Я осталась без всякого контроля и могла делать все, что хотела. Свобода! Наконец-то свобода! Сначала я просто обалдела от такой независимости. Но потом эта самая независимость обернулась для меня полным и окончательным рабством.

После того, как мой парень, с которым я была со школы, ушел к нашей общей подруге, я попыталась отравиться дигидроальпренололом. Меня откачали и положили в психиатрическую клинику на обследование. Выйдя из клиники, я стала постепенно губить себя, чему способствовала обстановка на работе. Все мои тогдашние знакомые среди грубости и хамства плавали как рыбы в воде, а мне так не нравилось. Принимала наркотики, вместе со всеми глотала разные сильные препараты. Один раз, наглотавшись таблеток, попала в реанимацию и три дня не могла вернуться в нормальное состояние.

Мой дом превратился в настоящий притон, а жить без какого-нибудь стимулятора я уже не могла, хотя еще как-то умудрялась ходить на работу и на тренировки. Я катилась в пропасть, но хотя все осознавала умом, остановиться было невозможно. В минуты ясного разума, особенно после длительных уходов, меня ужасно мучила злость и жалость к себе. Было мерзко и гадостно. Я хотела изменить себе жизнь, но оказалась в полной зависимости — мне тогда казалось, что проще умереть, чем жить дальше.

Примерно в то же время я впервые попробовала нарджин. Сначала просто из любопытства, а после уже не могла без него. Это произошло на каком-то безумном party. Помню, наши парни приволокли прямо с улицы какую-то малолетку, накачали ее нарджином и дефлорировали прямо в ванной. Утром она уже была похожа на обдолбанную шлюху. У моей подруги была менстра, но в ванной её по очереди отымели в задний проход, а потом уже другие типы отделали её бутылкой из-под пива уже в проход передний. Сразу после той истории она попала в клинику с разрывом влагалища и прямой кишки. Кто-то умудрился заснять все это на видео и вслед за тем выложить в Сеть. От дикой смеси разных препаратов я тогда быстро потеряла контроль над своим телом и за происходящим наблюдала уже со стороны.

Вскоре одну из моих близких подруг арестовали власти и посадили за распространение нарджина и наркотиков запрещенных к продаже, а со мной стало происходить по ночам что-то противоестественное. Не стоит, наверное, говорить об этом подробно, но я увидела другой мир, который временами окружал меня и управлял моей жизнью. Тогда я еще не понимала, что это просто выход в Темный Город, и ничего больше. Я была в ужасе и панике. Находясь в здравомыслящем состоянии, я не могла найти себе места, так как не видела смысла в жизни. Со мной не оказалось никого, кто бы смог просветить меня. Единственное, чем я могла отвлечь себя — сексуальные игры. Я перепробовала все, что изобрело человечество за свою историю. Но настоящих друзей не существовало — ни в одной из компаний не я не находила себе места, потому, что никто ничего другого не хотел, как только залезть ко мне в трусы.

Я тогда часто задавалась вопросом: «почему я не такая, как все?» Я рассуждала как безграмотная дура и думала, что начинаю сходить с ума. Приходя к себе домой, я стала испытывать страх потому что уже не могла спать дома одна. Однажды в четыре утра прибежала к той знакомой, что как-то приглашала меня в церковь. Знакомая меня успокоила, дала транквилизаторы и я уснула. А уже потом, днем, я пошла в церковь, чтобы покаяться, но священник хотел только одного — секса, что меня сначала удивило, а потом напугало, а после разозлило. После того, как я отказала ему, преподобный попытался взять меня силой, но поскольку я освоила единоборства, то перевес был явно на моей стороне. От страшной обиды и разочарования, а главное — из-за действия успокаивающих средств, я не рассчитала удара, и саданула священника ногой в горло. Он упал, захрипел и умер.

Потом я сама сдалась полиции, и меня арестовали, а после снова поместили на обследование в психушку. Там меня нашел Пол и вскоре оттуда вытащил. Я прошла курс лечения, поборола зависимость от нарджина и получила необходимую подготовку и знания. Я благодарна Полу — в настоящее время у меня интересная работа, я хорошо зарабатываю и наконец-то могу делать то, что мне нравится. Я поняла, как нужно держать себя в руках. Как бы ни обстояли дела, клеить на морду умопомрачительный смайл: дескать, все путем. Ну и вообще — не распускаться. Потому что — кому какое дело? А теперь вот думаю: может, это неправильно? Если уж злобный зверь грызет меня изнутри, то нужно орать, реветь, визжать, звать на подмогу, а не скрежетать зубами. Вот, теперь это — всё… Чего молчишь?

— Думаю, — ответил я. — Переварить нужно. Столько информации… Наверное надо спать. Поздно уже.

Позже я узнал, что Лорен рассказала далеко не всё, но это уже потом, а сейчас я просто не мог уснуть. Мне снились кошмары, которые сразу же будили меня. Как же заснуть, вот дьявольщина… определенно я перестарался с этим кофе. Выпить успокоительное? Нет, завтра мне работать, а таблетки все-таки плохо действуют на мозги.

Тогда я решил прибегнуть к проверенному бабушкиному средству. Я вообразил себе каменную стену на пастбище и начал терпеливо считать прыгающих через нее баранов. Когда-то в детстве такое упражнение и в самом деле помогало, но сейчас бараны скакали и скакали, их набралось уже целое стадо по эту сторону изгороди, а сон все никак не хотел возвращаться. Наконец сотый с чем-то баран перескочил изгородь и вдруг уселся, растопырив толстые когтистые лапы. Барашек сладко зевнул, показывая маленькое ребристое нёбо, розовое, как внутренность заокеанской раковины. Барашек оскалился острыми зубами и высунул длинный раздвоенный язык. Уже засыпая, я удивился неожиданному сходству барашка с тем драконом из прошлого сна. Ну да, с тем самым…

Мое сердце сжалось вдруг такой тревогой, таким мгновенным и острым предчувствием беды, что я вздрогнул и очнулся от дремоты.

— Вот черт, — пробормотал я сквозь зубы и резко повернулся на бок. Надо бы заняться своими нервами. Что-то случилось у меня со сном: то рано просыпался, а теперь вот уснуть не могу.

Глава 16

Как говорится — если долго писаешь кипятком, то в первую очередь вынь пальцы из розетки. После очередного периода бурной активности Лорен опять куда-то исчезла, а я, плюнув на все, вышел на улицу один. Всегда, когда надо решать какой-то вопрос, я не могу долго оставаться на одном месте — мне нужно ходить, двигаться, быть в Городе. Среди его домов, улиц, людей, машин, среди его шума. Город никогда не засыпал, темнота уже густела вне пределов световых пятен городских фонарей, а веселящийся народ и не думал расходиться по домам.

Почему я тогда заметил ту вывеску — до сих пор остается для меня полной загадкой. Собственно говоря, и вывески-то никакой не было, только небольшой указатель с невзыскательной надписью «Cocktail Club», уводящий куда-то в темную арку подворотни. Подворотни одного единственного дома еще царской постройки, чудом сохранившегося в этом районе. Все другие дома в округе были сильно моложе, безуспешно притворяясь старыми.

Повинуясь указателю, я свернул под арку. Обещанного стрелкой клуба вначале нигде не обнаружилось, но я не сдавался. Обыскав двор, я, в конце концов, нашел эти же слова неподалеку от входа в какую-то дверь. Нерешительно потоптавшись, я все-таки нырнул в темноту.

Сам клуб располагался в подвале. Никаких детекторов, никакого сканирования. Сонный охранник безучастно окинул взглядом мою личность и молча кивнул в сторону зала. Я заплатил за вход, уселся за один из пустующих столиков и принялся бесцельно рассматривать обстановку. Интерьер заведения был натурален и прост: голые стены, местами покрашенные или декорированные под кирпич. Клуб отличался редкостной старомодностью, очень чисто и уютно и нет впечатления, что сидишь в подвале. Странно — но не имелось никакой техники, кроме экранов кое-где на стенах. Зал выглядел как в старинных фильмах. Я не заметил ни одного человека, ни в шлеме, ни в очках. Все было в живую — видимо всяческие электронные средства были здесь под полным запретом. Играла приятная живая музыка, а за столиками сидели улыбающиеся пары. Мелодия, надсадная и щемящая, наполняла всё здешнее пространство. На маленькой сцене, которую я сразу даже не увидел, находился мужик с потрясающе длинными и абсолютно белыми волосами, в костюме, состоящем только из двух узких полосок кожи с яркими мигающими светодиодами на них. Музыкант самозабвенно играл на настоящем саксофоне — сам играл, своими легкими. Посетителей немного, одиночек почти не было совсем, в основном пары. Некоторые парочки сидели за столиками в разнообразных вольных позах, сладко целовались, не обращая на окружающих никакого внимания. Другие, слившись едва ли не воедино, медленно перетаптывались в танце. Все присутствующие были одеты по-разному, без всякого соблюдения какой-либо конкретной моды или дресс-кода, хотя говорят, что самый строгий дресс-код бывает только на нудистском пляже. Женские наряды выглядели в высшей степени пикантно, и, глядя на них, я порадовался, что сообразил одеться в ту одежду, что удобна и комфортна мне.

Я молча сделал заказ, и две рюмки мартини дополнили мое настроение.

— Вам какой?

Вопрос был адресован не мне, а кому-то рядом, за моей спиной. Я обернулся и бросил беглый взгляд на столик возле себя. За ним сидела девушка с короткими волосами, выкрашенными в ярко-красный цвет. Может у нее не волосы, а парик? Если и парик, то классный — выглядит как настоящие волосы. Ее одежду составляло маленькое черное платье, а на ногах красовались блестящие босоножки на тонком металлическом каблуке и с ремешками, бережно охватывающими её изящную ножку. Глаза у девушки были закрыты, а на лице выражение тихого блаженства. Какое лицо! Какой профиль, черт побери! Сколько поколений человеческого рода должно смениться на этой грешной земле, чтобы возникло такое совершенство! Сколько ей может быть лет? Двадцать? Двадцать три — самое большее. Она открыла темно-карие глаза. Красивая девушка. Нет, с таким профилем и с такими глазами она не может быть обыкновенной — ей место не в жизни, а в сказке. Только вот глаза грустные. Перед ней стояла порция мороженного.

— Так какой вы выбираете? — повторил официант.

Здесь, в этом клубе, официанты осуществляли функции барменов. Или наоборот — бармены выполняли работу официантов. Явно неподготовленная к такому вопросу, девушка на секунду замешкалась, но тут ей на глаза попалась спасительная карточка с названиями коктейлей.

— О, простите, я немного задумалась, — улыбнулась она. — Пожалуйста, приготовьте мне этот, м-м-м-м-м… «Флэшбек»!

— «Флэшбек» это неплохо, — кивнул официант.

— Или нет, постойте! — девушка углядела более соблазнительное название. — Лучше «Cтроуберри-коктейль».

— Хорошо, пусть будет «Cтроуберри», — безропотно согласился официант, открывая ручной шейкер, похожий на маленький блестящий артиллерийский снаряд.

Я залпом допил свою рюмку и снова стал глазеть по сторонам. В дальнем углу, прямо напротив меня, тихо беседовали молодые супруги. Или просто очень близкая пара. Он — в черном классическом костюме, она — в прозрачных джинсах и сетчатой тунике. Взглянув на них, я опять с силой испытал своё одиночество. Пара иногда вставала из-за своего столика, проходила в центр зала и медленно танцевала в очаровывающем неторопливом ритме. Он осторожно держал её одной рукой за бедро, а другой сжимал плечо, слегка дотрагиваясь до ее щеки своей. Сколько нежности и любви чувствовалось в этой танцующей паре! Несовременно, как сказала бы Эльза.

Я еще раз оглянулся. Красноволосая девушка сидела, подавшись немного вперед и облокотившись на столик. По-детски охватив руками высокий стакан, она тянула жидкость через трубочку, следя из-под опущенных ресниц за понижением уровня жидкости. Как-то очень не похоже, чтобы она кого-то ждала здесь. Может, хотела завести новое знакомство?

Кивнув официанту на пустые рюмки, я достал из кармана купленный по дороге журнал «Экспансьон». Несмотря за запрет французского президента Хасана Али-аль-Рахима, журнал все же продолжал издаваться в Голландии. Так, что там новенького? Очередной скандал в Европарламенте, прием, устроенный родителями популярной порнозвезды по случаю ее отбытия за океан, забастовка работников сексклубов в Гамбурга… Светская хроника, реклама, последняя коллекция дома моделей Кардена… «Этот год начался под знаком Черного Скорпиона. Мода обнаруживает несомненную тенденцию вернуться к обыгрыванию природных линий женской фигуры. Взгляните на эти снимки свежих моделей. Каждый образец говорит сам за себя — черный цвет, прямые плечи, изощренная талия и крепкие подтянутые бедра убедительно свидетельствуют, что наступил новый этап…»

Тут каким-то седьмым чувством я ощутил, что моделями от Кардена интересуюсь не я один. Не поднимая головы, я покосился на свою соседку. Девушка тотчас же отвернулась с независимым видом, побалтывая трубочкой. Тихо стучали льдинки в высоком стакане. Я положил свой журнал перед соседкой.

— Прошу, — сказал я, — так вам будет удобнее, уверяю вас. А то вы можете вывихнуть свою очаровательную шейку, заглядывая мне через плечо.

— Если я вам мешаю, то это еще не дает вам никакого повода хамить мне! — Девушка оттолкнула от себя журнал и повернулась в сторону бара. Ее маленькое, хорошей формы ушко слегка порозовело. — Счет дайте, пожалуйста!

Услышав призыв, бармен взглянул в нашу сторону. Я перехватил его взгляд и, сдвинув брови, едва заметно покачал головой. Тот понимающе усмехнулся одними губами и занялся своей сложной никелированной аппаратурой.

— Простите меня, — примирительно сказал я, — я ведь не рассчитывал вас обидеть. Вероятно, я использовал не совсем вежливый оборот речи, но дело в том, что я редкий гость этого места, чувствую себя не в своей тарелке, и здешние традиции мне неведомы.

— Новичку тем более следует считаться с правилами поведения в чужом клубе, — заносчиво сказала она.

— Какая строгость! Прежде чем критиковать чужое поведение, нужно проследить за своим собственным, — поддел ее я.

— Потрудитесь не читать мне мораль! — отрезала она. — Я в этом не нуждаюсь. Строгостью и дисциплиной меня и так уже на работе достали.

Я, не торопясь, допил свой мартини.

— Если хотите знать мое откровенное мнение, — проговорил я, — то вы нуждаетесь кое в чем поэнергичнее, чем просто чтение морали. Или вы не согласны? Официант! Мне еще мартини, а девушка просила счет.

— Я уйду тогда, когда мне захочется, — отрезала она. — Официант, еще один «Cтроуберри».

— Ну, ладно, хватит вам валять дурака. Та клубничная шипучка, что вы так самозабвенно пьете, не такая уж невинная вещь, как может сначала представиться. Это газированная смесь спирта, абсента, якобы безвредного красителя и земляничной эссенции. Уже через полчаса все поплывет у вас перед глазами. Два таких коктейля подряд — очень много, даже для меня. Эти коктейли — предательские штуки, говорю вам совершенно серьезно, как эксперт!

— А вам-то какое дело? — снова возмутилась девушка.

Бармен, отмерив в шейкер разноцветные жидкости и добавив туда же кубики льда, закрыл его и принялся трясти с ловкостью жонглера. Воспользовавшись тем, что девушка внимательно разглядывала лежащий перед ней журнал с модами, он взглядом указал мне на нее, одобрительно подмигнув — стоящая, мол, девочка и заслуживает самого пристального внимания. Я пожал плечами с притворно равнодушным видом — мало ли еще таких девочек!

Тройная порция крепкого мартини уже давала о себе знать, и разум начинал заволакивать туман, слегка заглушавший музыку и клубный шум. Это то самое приятное состояние начинающегося опьянения, когда одни мысли и ощущения как бы притухают, гаснут, а другие, наоборот, приобретают необыкновенную легкость яркость и красоту. Полуголый мужик с белыми волосами пропал, его место заняла какая-то поп-группа. Музыканты в немного замедленном темпе играли «Три монетки для Золушки». Я прикрыл глаза, слегка покачиваясь в такт музыке.

— Простите, а что означает слово «эшантийон»? — вдруг спросила моя соседка, продолжая рассматривать заинтересовавшие ее модели.

— А вам-то какое дело? — грубо и неестественно резко повторил я слова девушки.

— Благодарю вас, вы очень любезны.

— Следую вашему примеру, — злорадно выдохнул я. — Мы, мужики, часто идем на поводу у прекрасного пола. Наш извечный недостаток и врожденный порок.

Девушка не удостоила ответом, продолжая рассматривать мой журнал. А я временами искоса поглядывал на нее, безрезультатно пытаясь установить ее социальный статус и общественное положение. Одета в коктейльное платье. Странно, сейчас девушки платья практически не носят, все ходят в штанах. Только проститутки и некоторые оригиналки сохранили верность юбке. Невесты еще. А платье на ней сидело превосходно, но сумочка — новая и безукоризненного качества — явно к этому платью не подходила и совсем не отвечала стилю. Больше всего, пожалуй, меня удивило полное отсутствие косметики на лице девушки — это здесь и сейчас, когда любая девчонка начинает краситься лет с пяти. И никаких украшений. Совсем никаких, если не считать массивный перстень белого металла на правой руке. Перстни такого типа обычно носят лысые, пузатые и немолодые мужчины в знак участия в каком-нибудь замкнутом обществе. Натуральные, покрытые бесцветным лаком ровные крепкие ногти на руках девушки коротко острижены, чего никогда не делает ни одна обожающая себя гламурная лентяйка. Это вполне могло указывать на трудовой образ жизни.

Вдруг неожиданно для самого себя я брякнул:

— А вы изучали французский?

— С чего вы так решили? — девушка холодно взглянула на меня, немножко подняв брови.

— Просто мне так показалось. Я почему-то заметил, что вы верно выговорили слово «эшантийон».

— Ну, да, было дело. Французский я учила, — кивнула девушка и, отвернувшись, поднесла к губам стакан с торчащей из него трубочкой, — всего один год, но что означает слово «echantillon» не имею понятия.

— Оно означает «образец», — спустя минуту уточнил я, — это, во-первых.

— Благодарю вас. А во-вторых?

— А во-вторых, я обязан просить вас о помиловании. Давайте позабудем о тех гадостях, что мы тут наговорили друг другу. Вы не против такой версии развития событий?

— Я не очень злопамятна, — девушка передернула плечами.

— А мне отчего-то так не показалось, — ляпнул я, движением руки подзывая официанта. — С таким лицом, как ваше, зло забывать нельзя. Никогда. Зло нужно помнить, чтобы хорошо и со вкусом отомстить обидчику. Может быть, мы пока потанцуем?

— Извините, но в этом клубе с незнакомыми людьми не танцуют. — Девушка с утрированным недоумением бросила на меня красноречивый взгляд. — Этот клуб делает ставку на вполне сложившиеся пары. Или вы принимаете меня за недорогую шлюшку? — спросила она высокомерно.

— Как вы могли такое вообразить! Боже сохрани! — возразил я шеридановской цитатой. — Я просто… Нет, я действительно этого не знал. В моем кругу к таким вещам относятся как-то иначе, проще, что ли. Простите, пожалуйста, я не хотел вас обидеть. Кстати, мое имя — Алекс, а можно узнать ваше?

— Мое? — девушка на секунду как бы растерялась. — Ну, можно конечно, почему нет? Меня зовут Эллен. С двумя «л».

— Очень рад познакомиться, Эллен, с двумя «л». Я и не думал принимать вас за такую герлу. Что вы! Я как раз смотрел на вас и пытался отгадать, чем вы занимаетесь в реальной жизни и кто вы вообще такая в миру.

— Ну, и как? Угадали? — она улыбнулась, снова прикладываясь к своей трубочке. — Что скажете?

— Нет, не сумел. Я только и смог определить, что вы много работаете на клавиатуре. Это верно?

— Совершенно верно, — Эллен посмотрела на свои руки, — я тружусь в юриспруденции, приходится набивать очень много текстов, а длинные ногти мешают.

— Черт возьми! — изумился я. — Вы юрист?

— Нет, не совсем, — она кратко рассмеялась, — что вы! Я просто не очень четко выразилась, если вы так меня поняли. Я ишачу на одного крутого юриста. Я — его референт. И мне все время надо сидеть за компьютером, приходится возиться с самыми разными делами. Выполняю всевозможные поручения, обрабатываю документацию, набираю ему речи под диктовку: мой босс старомоден, и не доверяет электронике. Вот поэтому так и сказала. Вообще-то я учусь в Юракадемии. Мне приходится подрабатывать, чтобы на что-то жить и оплачивать обучение.

— А, это другое дело, — я позволил себе покровительственные нотки, — учитесь на последнем курсе?

— Ну… почти. Через год диплом.

— А коктейльные карты в вашу учебную программу не входят? — я улыбнулся.

— Названия коктейлей? Как вам ответить… Да, был у нас спецкурс по гламуру и светской жизни, но я его учила не бог весть как. А вы очень проницательны.

— Профессиональное качество.

Эллен кинула на меня вопрошающий взор, но я стойко выдержал ее взгляд и промолчал.

— Вы коп? — не утерпела она, — или сыщик?

— Нет, куда уж мне. Я писатель, — почему-то нагло врал я.

— Ну! Как это интересно! А свою книгу с автографом подарите?

— Нет, не смогу. Видите ли, у меня сейчас нет свободных экземпляров.

Она вдруг удовлетворенно кивнула.

— Это хорошо, что нет, а то, если бы вы что-то мне подарили, то пришлось бы читать. — Эллен немного помолчала. — Знаете, я не очень-то много читаю и не особенно люблю теперешнюю литературу. В общем, я в ней практически ничего не понимаю и поэтому совершенно равнодушна. Я считаю, что если мне что-то не нравится, то имеет место вероятность, что это именно я чего-то не понимаю. Может быть, я просто дура, но вы-то сами, как профессионал, понимаете концептуальную литературу и всех этих модных суперреалистов?

— Видите ли, — улыбнулся я, — мне бы не хотелось сейчас говорить о литературе. Я вообще не люблю о ней говорить, потому что уже давно ничего не пишу.

— Это, наверное, для вас очень неприятно. Такие вопросы, — она немного смутилась, он посмотрела на меня с сочувствием. — Простите, что я затронула тему творчества… больную тему, да? Я не хотела вас огорчить. Знаете, я никогда бы не подумала, что вы — литератор, скорее вас можно принять за мелкого сыщика, какого-нибудь копа или безопасника.

— Или за наемного убийцу?

— Нет, не-е-ет! — засмеялась она, — что-нибудь связанное с наблюдением за людьми и сбором информации.

«Ни фига себе! А девочка-то не так проста, — подумал я, — с ней надо соблюдать осторожность и держать ухо востро!»

Эллен нагнулась над своим стаканом, глядя на меня искоса и исподлобья. Высосав со дна остатки, она пальцами вытащила оттуда обтаявшую льдинку и громко ее разгрызла.

— А здесь вы часто бываете? — спросил я.

— Временами. От случая к случаю. Как придется. А вы?

— Я? — на секунду я поколебался между желаниями соврать или сказать правду. Правда победила. — Нет, не очень. Обычно у меня не так много свободного времени, а то бывал бы чаще. Собственно, сегодня я вообще здесь в первый раз. Хороший клуб.

— Ну да, клуб неплохой, симпатичный, особенно женский сортир, обклеенный порно-комиксами… Здесь вы в первый раз, но остальные приятные места в ночном городе вам хорошо известны, — понимающе кивнула она, — и там вы уже не ищете глазами официанта, прежде чем заказать коктейль.

Я рассмеялся.

— Нет, что вы, мне почти некогда ходить по клубам. Есть один любимый и все. Я консерватор. А вы торопитесь?

— Да, консерватор, тороплюсь, — сказала она. Знаете анекдот про черта и ведро гвоздей?

— Нет, — засмеялся я. К моему удивлению, она совсем не опьянела. — Расскажете?

— Странно, что не знаете, анекдот старый, как мир, но один из самых моих любимых. Так вот. Помер студент и попал, естественно, в Ад. Сотон ему и говорит: «Тебе в какой ад: в обычный или в студенческий?» Ну, студент отвечает — «в студенческом аду я уже побывал, давай лучше в обычный». Попал он туда, а там — все отлично: бабы на любой вкус, выпивка классная, наркота бесплатная, только одна беда — каждый день приходит черт и забивает ему в задницу гвоздь. Промучился так студент с месяц и пошел к Сотону. Просит: «А можно все-таки в студенческий ад?». «Что ж, — отвечает Сотон, — имеешь право! Иди». Перевели студента. А там — совсем классно! Бабы — еще моложе и еще краше, выпивка — хмельнее и слаще, наркота — еще лучше, а самое главное — черт не приходит! День не приходит, неделю, месяц, два… Три! Вот, думает студент, круто! Проходит так полгода, как вдруг является черт и приносит ведро гвоздей: «Все, студент, сессия!». Вот так вот. Мне пора бежать — послезавтра у меня экзамен, нужно готовиться. Ну, пока, Алекс, до встречи!

Глава 17

Я даже ничего не успел ответить, как она упорхнула. Как странно… может быть, я что-нибудь не так делал? Жаль, но увы! Не она первая и не она последняя. Разные люди вокруг меня. Некоторых я уважаю, других ненавижу, третьих презираю, по кому-то сильно скучаю. А с некоторыми желаю видеться как можно реже, но это невозможно. Они — лживые твари, идиоты и кретины, готовые перед кем угодно ползать на коленях, лишь бы получить то, что им сейчас необходимо, а ведь на них противно даже смотреть. Есть люди, которые мне не нужны, и до поры до времени они могут меня игнорировать, а как только что-то у них случается, они сразу же бегут ко мне. Стоит мне о них забыть, как они тут как тут. А самые близкие люди далеко. Здесь всего только два-три человека, а остальные на большом расстоянии от меня. Или давно уже в Темном Городе. Или — недавно, но все равно там. С кем-то я скован на всю жизнь, а кто-то предает, всадив слово как нож в спину.

На самом деле хороших людей мало. Очень. Тех, кому можно доверять и на кого можно положиться, тех, кто действительно всегда готов помочь и за кого я готов пойти куда угодно. Грустно, что их так мало, но они проверены временем и они действительно те, кто мне нужен.

Мне опять сделалось как-то уныло и минорно, поэтому я покинул клуб. Я выбрался на улицу и неторопливо пошел в неопределенном направлении. Безумная мысль, что меня здесь и сейчас найдет проводник, не оправдалась. А тут еще Лорен… Что-то с ней не так, я не понимаю чего-то важного, и может быть главного. Судя по всему, раз уж она из команды Пола, то и она подвержена какой-то преступной мании или некоей форме безумия. Но я ничего не замечал, кроме разных странностей. А у кого их нет, этих странностей? Только у каких-то невероятно скучных и безликих субъектов. Но это уже само по себе форма безумия, и входит в область интересов психиатров.

Надо спокойно подумать. Лорен говорила, что преодолела зависимость от нарджина. Наржин похож на эндорфин — вещество, которое иногда еще называют «гормоном счастья» или «природным наркотиком». Естественный эндорфин приводит человека в состояние эйфории. Любовь, творчество, слава, власть, секс и какое-нибудь другое положительное переживание, связанное со многими категориями человеческого бытия, повышает уровень эндорфина в мозгу. Эндорфин это одно из веществ, которые образуются из вырабатываемого гипофизом вещества — беталипотрофина. Так что в гипофизе эндорфины не образуются, в нем образуются беталипотрофины, из которых в свою очередь в головном мозге формируются эндорфины. Эндорфины обладают способностью уменьшать боль и влиять на эмоциональное состояние, аналогично морфину. Установлено, что они также контролируют деятельность эндокринных желез в организме. Действие нарджина аналогично, но не в пример сильнее и острее. Нарджин (Nаrgin) — наркотик нового поколения. Синтетический препарат — аналог естественных эндорфинов, абсолютно безболезненно включающийся в метаболизм. Поэтому нарджин не вызывает физической зависимости, не токсичен и безвреден для тела. Нарджин вызывает зависимость только психологическую и эмоциональную — как, например, привычка к богатству, власти и роскошному образу жизни. Попробовав нарджин, человек уже не способен отказаться от его употребления.

Известен только один старый способ лечения нарджин-зависимости. Подавление центра удовольствия в головном мозге. После такой операции у пациента пропадают всякие положительные эмоции, и уже ничего не может доставить ему радость.

Но Лорен не теряла способности получать наслаждение! В этом я был абсолютно уверен.

Все-таки непонятно, какое отношение все это имеет к моей теперешней работе? Что полезного для дела я узнал? Ровно ничего. Казалось бы — совсем ничего. Но все же… Самым неприятным было сейчас то, что я даже не мог ясно сформулировать себе ту мысль, что закопошилась во мне еще вчера и почему-то стала сегодня еще более беспокойной, требующей ответа. Какого ответа? На что? Я этого не знал. Я ощущал только то, что вместо прежней, ясной и несокрушимой уверенности в своих суждениях на смысл жизни и на задачи в моей работе, внутри сознания растет необычное чувство допущенной в чем-то грубой ошибки. И еще одно. Я вовсе даже не был уверен, связано ли это с тем, что я продался Полу и его конторе, или нечто возникло попутно, случайно совпав по времени. Что-то переломилось в моем отношении к окружающей действительности, к работе и, может быть, даже еще шире — к жизни вообще…

Незаметно для себя я очутился в прелестном скверике на маленькой живописной площади. Почувствовав вдруг сильную усталость, я сел на невысокую каменную скамейку. Становилось прохладно, жесткие листья тополей шелестели странным безжизненным шорохом. Ничем не огороженный бассейн был полон до краев, вода тихо стекала по краям и казалась положенным на землю огромным толстым зеркалом. Вода в бассейне показалась почему-то чернильно-черной. Приглядевшись внимательно, я понял, что на самом деле вода прозрачная, просто черный сам бассейн, да и ночь уже давно вступила в свои права. Посреди круглого водоема зябко блестела на своем камне необыкновенно реалистичная фигурка купальщицы. Сидящая на корточках обнаженная металлокерамическая девушка, широко расставив красивые ноги и подавшись вперед, смотрела в этот бассейн, словно не в силах оторваться от своего отражения.

Я проглотил маленькую капсулу энергетика. Таблетка лекарства от утомления сразу же растаяла, так и не дойдя до желудка. Опустив голову, я принялся механически считать разноцветные каменные плитки у себя под ногами. Хотя и неправильной формы, они были превосходно пригнаны одна к другой. Это меня почему-то удивило. Прошла шумная группа молодежи, горланя на ходу какие-то дикие лозунги. И снова стало спокойно и безлюдно, лишь за спиной тихо урчали и шелестели автомобили, проносившиеся по улице мимо площади. Забыв о времени, я сидел в понурой позе, бесцельно разглядывая плитки.

Какими диковинными, извилистыми и непримечательными дорожками иногда мчатся мысли. С чего все это началось? Что я услышал такого, что могло бы скинуть с рельсов мои обстоятельные, давно взлелеянные взгляды? Ровно ничего такого особенного.

Что я знал о конторе, где работает Пол? Служба Информационной Безопасности. Да, я знал про всякие слухи, что вечно клубились вокруг этой федеральной службы. Но я не был уверен. А сейчас я кое-что увидел. И за прошедший месяц воспоминания не стали тускнеть. Более того, я почти каждую ночь видел во сне ту жуткую сцену в подвальном этаже. В разных вариантах — иногда на железном стуле сидел я, иногда — Эльза, иногда — Пол, иногда — Лорен…

Что я знал раньше о своем нанимателе, об этой фирме — Вип Сервис? Говорят, женщины там прекрасны до умопомрачения и вытворяют просто чудеса. Я никогда раньше не располагал подробными сведениями об этой компании и не хотел ничего знать до того самого дня, пока не был нанят. Но опять-таки, почему именно до того дня? А что такого случилось со мной потом, вчера, например? Обычные воспоминания, причем довольно забавные для человека, прошедшего через горы всякой грязи. Но потом была еще эта беседа с Полом в его конторе. О, дьявол, как иногда говорит Лорен, сколько еще разнообразных проблем у меня возникнет!

Поднявшись со скамьи, я засунул руки в карманы джинсов и, не поднимая голову, медленно побрел к бассейну, стараясь не наступать на соединения плиток. Больше всего мне сейчас не хватало друга. Настоящего, хорошего друга, с которым можно поговорить, посоветоваться, поспорить. Как-то странно, что я не сумел найти время для друзей, хотя работаю по этому проклятому делу вот уже второй месяц. Впрочем, что такое — второй месяц — когда бывает, что и всей жизни иногда не хватает на то, чтобы с кем-то нормально поговорить? Да если уж на то пошло — разве много у меня настоящих друзей? Хороших друзей не бывает слишком много. Для начала желательно определиться, а что такое дружба. С определенной уверенностью могу сказать, что точного определения никто не даст. Каждый человек в зависимости от его возраста, мировоззрения, темперамента и характера позиционирует дружбу по-своему. И действительно — разве можно сопоставить дружбу двух взрослых девиц и мальчишек дошкольного возраста? Вообще-то все, конечно же, абсолютно уверены в том, что «друг в беде не бросит, лишнего не спросит» и «дружба навеки». Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сколько человек в своей жизни я когда-то именовал своими друзьями? Много. Ну, и где они? Конечно, во всем виноват я сам, никто и не спорит, надо поддерживать отношения, а я пустил все на самотек. Переезды, новые работы, новые знакомства, новые жены, новые любовницы… Мне нет оправданий! Мир тесен, и я периодически встречаю кого-нибудь из своего прошлого, но кроме неловкости ничего не ощущаю. Надеюсь — а вдруг меня не узнают? Но видимо со школы во мне мало что переменилось. «Как дела?» «Хорошо, а у тебя?» «Тоже хорошо». «Я рад, ну пока!» «Пока…» А потом до вечера мучаешься угрызениями совести и пытаешься вспомнить, как же так случилось, что мы стали совсем чужими людьми, у нас же было столько общего.

Может быть, между всем этим есть какая-то внутренняя связь? Между моим обычным неумением сходиться с людьми, заводить себе друзей и тематикой моей нынешней работы? Тот, кто счастлив среди людей, не ищет прибежища в Темном Городе. Или в Сети. Не поэтому ли такой народ всегда остается равнодушным и безучастным к самым отвратительным преступлениям и явлениям человеческой жизни?

Я подошел к самому краю бассейна и посмотрел на металлокерамическую девушку, разглядывающую свое отражение в темном зеркале воды. Вот и она тоже навсегда одинока, вокруг нее прогуливаются тысячи людей, а она одна — всегда наедине со своим собственным отражением. А вдруг в моей работе никогда не было ничего, кроме отражения моей собственной одинокой души? Вполне наглядный пример того, как можно оказаться в одиночестве среди живых людей — не интересуйся ими, и никто не заинтересуется тобой. Как все сложно и незамысловато одновременно…

Усталость закончилась — подействовал препарат. Я покинул маленькую площадь и быстро пошел по какой-то улице. Город сиял огнями вечерней иллюминации. Запоздалые прохожие спешили домой, молодежь искала развлечений. Вообще-то город не спал никогда. В какое бы время я не находился на улице, всегда, даже глубокой ночью или ранним утром, кто-нибудь да встретится на пути. Свернул в переулок, вышел на другую улицу, опять свернул… Я шел долго, совсем не обращая внимания на то, куда я иду, почему и в какие районы попадаю. Я потерял счет времени, пройденным милям и переулкам, поворотам и улицам. Вышел на очередной перекресток, посмотрел на угловой дом, прочитал название улицы, по которой шел. Что за улица? Никогда не слышал о такой. Название ничего мне не говорило — плохо я знаю свой город, поверхностно и схематично. Ориентируюсь по карте автомобиля и все.

Я не знал, где нахожусь. Казалось, что я прошел уже весь город, и одновременно мне мерещилось, что я иду какими-то диковинными петлями. Вообще-то мне давным-давно необходим провожатый — уж очень часто я терял ориентацию в своем собственном мегаполисе. Не сейчас, вообще. Были уже случаи. Интересно, а кто-нибудь умеет ориентироваться в нем? У меня такое смутное ощущение, что все эти улицы-проспекты-эстакады подчинены какой-то безумной математической закономерности, которую я никак не постигну. Я постоянно оказываюсь совсем не там, где предполагал, или это все игры разума? Особенно фантастична развязка Третьего Транспортного Узла. Едешь по хитросплетениям дорожного полотна — сто раз забудешь, куда. Но мне нравятся транспортные узлы огромного города — только там и чувствуешь себя изюминкой в ящике изюма.

Лорен в этом отношении абсолютно бесполезна. Она знала город еще хуже меня и ориентировалась только по карте или через электронику. Хотя машину и мотоцикл водит классно. Это ее умение — управлять транспортом вручную — несколько раз за прошедший месяц спасало нам обоим жизнь.

Пока я разглядывал наименования улиц на перекрестке, кто-то вдруг тихо тронул меня за рукав. Обернувшись, я увидел небольшого роста идеально сложенную девушку в облегающем тело глухом черном костюме. Девушка была в черных очках на пол-лица, с очень короткой стрижкой ёжиком. Позади девушки стояли два молодых человека в таких же одинаковых костюмах, но уже без очков, вооруженные кастетами, с несколькими торчащими из них титановыми ножами. Ножи явно могли убираться внутрь кастетов, но сейчас лезвия пугающе высовывались наружу. Парни внимательно на меня смотрели и чем-то не понравились мне с первого взгляда. «Телохранители», — первое, что пришло мне на ум. У всех троих за спинами висели компактные черные рюкзачки. Девушка заговорила со мной на каком-то незнакомом гортанном языке. Я ничего не понял и сразу сказал ей об этом. Она наигранно рассмеялась:

— Нет проблем. Я знаю много языков.

— Вы — кто?

— Я — Проводник, а это мои друзья, — девушка сняла свои очки, — пошли…

Это была та самая девушка. Девушка из клуба. Эллен с двумя «л», только уже без красной шевелюры.

Глава 18

Через ближайшую подворотню мы вошли в обыкновенный двор-колодец с тремя скамейками, несколькими чахлыми деревьями и многочисленными машинами. Во дворе ничего особо интересного не совершалось. Быстро пробежала полосатая кошка и проворно забралась под одну из машин. Очень грязный, обросший черной щетиной мужик, еле держась на ногах, с великим трудом пытался попасть в двери подъезда. Очевидно, он уже не раз падал, и иногда — в жидкую грязь. Две женщины с собаками на поводках медленно заканчивали очередной круг, опасливо поглядывая то на кошку, то на мужика. Если зайти в первую попавшуюся подворотню в центре города, то такую, или очень похожую картину можно наблюдать в любом дворе поздно вечером. Но с нашим появлением двор быстро обезлюдел, как по приказу. Пьяный мужик наконец-то вошел в свою дверь, а собачницы куда-то увели своих подопечных.

Мои провожатые обступили меня с трех сторон.

— Проверьте его, — кратко приказала девушка.

Один из телохранителей (для удобства я про себя назвал его первым) убрал кастет и вытащил из-за спины что-то похожее на полицейскую дубинку. У самой рукоятки я заметил светящийся дисплей. Телохранитель отточенными движениями быстро провел дубинкой по поверхности моего тела. На дисплее возникла какая-то активность, и дубинка протестующе запищала.

— Обвешан, как рождественская елка. Живого места нет.

— Я так и думала. Алекс, снимайте все с себя. Всю одежду.

— Что? Прямо здесь? — испугался я.

— А где еще? — девушка притворно удивилась. — Нам что, плохо тут? Только быстрее, времени крайне мало.

Оба телохранителя сделали недвусмысленные жесты, а мне не оставалось другого пути, как раздеться. Вы никогда не показывали стриптиз в чужом дворе, да еще в присутствии двух совершенно незнакомых мужиков и одной полузнакомой девицы? Состояние, скажу я вам, предурацкое. Надо отдать должное Эллен, она отвернулась. Эллен она, или не Эллен, но я решил, что пока не узнаю другого имени, называть ее буду именно так. Первый телохранитель опять повторил процедуру с дубинкой, но на сей раз, та пищала уже намного тише и спокойнее.

— Опять есть. Только всего два. Вот тут и тут. — Первый охранник ткнул меня в плечо и в бедро. — Внедрены в эпидермис.

— Удалите, — распорядилась Эллен. Она явно была основной в этой троице.

— Ну, извини друг, — с этими словами второй телохранитель взял какую-то похожую на фонарик вещицу и прижал ее к моему плечу, в том месте, куда указал его напарник. Эта штука сразу загудела, а я ощутил резкую боль.

— Ой, больно же!

— Ничего, не страшно, — усмехнулась Эллен, — потерпишь…

Потом процедура повторилась уже на моем правом бедре.

— Все, теперь он чист, — резюмировал первый охранник.

— Давай, одень вот это, — второй охранник протянул прозрачный пакет с какими-то темными тряпками внутри. — Только поживее, мы все торопимся.

Я распечатал пакет. Там оказался черный костюм, как и у этой троицы, кроме того, белье, пара перчаток, носки, кроссовки и эластичная шапочка. Все одноразовое, но добротное и приятное на ощупь. Упрашивать себя я не стал. Плечо и бедро саднили — там темнели два круглых пятна. «Сумерки, — подумал я, — а днем-то красные будут». Но никакой крови не было — мне содрали только самый верхний слой кожи.

Пока я переодевался, первый телохранитель свернул снятую мной одежду в плотный компактный сверток, туда же вытряс что-то из приборчика, обдиравшего мне кожу, запихнул все это в опустевший пакет из-под новой одежды и туго замотал липкой лентой. После этих манипуляций, он вынул из своего рюкзачка что-то напоминающее смарт и направил его на ближайшую машину. Удовлетворено кивнув, взял образовавшийся сверток с моими шмотками и полез с ним под брюхо автомобиля. Оттуда сразу же пулей вылетела полосатая кошка и скрылась в ночи. Через минуту телохранитель выполз назад, но уже без свертка. Опять что-то сделал с похожим на мобильник прибором. Автомобиль включил фары, заурчал и выехал через подворотню на улицу.

— Превосходно. Теперь у нас есть часа два. Пока успеваем.

Двор был проходным. Через вторую арку мы вышли на соседнюю улицу и сели в машину. На месте водителя расположилась Эллен, я — сзади, а оба телохранителя — по бокам, зафиксировав тем самым меня на заднем сидении. Машина оказалась какая-то незнакомая, и такая старая, что, по-моему, ей было место не на улицах города, а в музее личного транспорта. Двадцатый век, да и только. Возможно, что эта древность не была даже оборудована электроникой, но, во всяком случае, Эллен управляла ею вручную. До Лорен ей конечно далеко, но справлялась она с данной работой удивительно легко и свободно. Как я понял, этот антиквариат использовался именно для того, чтобы нигде не «засветиться».

Ещё час мы колесили по ночному городу, но на этот раз в полном безмолвии. Сначала мы катили по подземным ярусам, где я никогда не мог ориентироваться. Если на верхних надземных ярусах я любил глядеть в окно, то проезжая по этим норам, обычно или спал, или читал, или — смотрел видео. Совершенно одинаковые тоннели, повороты, серые стены… Однако Эллен каким-то непостижимым образом умела находить выход из положения, знала, где, когда и куда необходимо свернуть. Потом мы все-таки выехали на первый верхний ярус. Стало чуть веселее. Я с интересом смотрел в окно — хоть что-то стало видно, кроме пустых бетонных стен, дорожных знаков и осветителей. Все-таки наземный город. Темные улицы, ночной народ — редкие группы прохожих, идущих куда-то в позднее время суток. Освещение здесь почему-то не работало — лето, а на улице никакого позитива. Наконец мы куда-то свернули, похоже во дворик. Машина встала. С минуту ничего не происходило, все молчали, будто привыкая к новому состоянию. Потом Эллен повернула голову в нашу сторону:

— Можно спросить? — я наконец-то подал голос.

— Нужно. Давай. — Как-то незаметно мы перешли на «ты».

— Эта машина…

— Это — Лексус Е-ЭС триста, двухтысячного года выпуска. Прошлый век — коллекционная вещь! В полной сохранности, без всякого обновления и переделок, только новые очистители воздуха стоят. Мне за нее коллекционеры неплохие деньги предлагали. Но тут — только самая примитивная электроника и только ручное управление. Руками — крути, ногами — нажимай. Все, выходим, приехали.

Мы вышли. Двор, где оказалась наша компания, чем-то походил на тот, где я исполнял стриптиз. Только здесь уже не было ни деревьев, ни машин, ни кошек. Здесь вообще ничего не было.

— Ну что же, пойдем. Дальше — только пешком. И не смотри вокруг, смотри на меня. Кстати, какой ты меня видишь?

— Я тебя плохо вижу, один только силуэт. Вокруг слишком темно.

— Но — хоть слышишь? Смотри мне в спину и ни в коем случае не теряй меня из виду. Не отвлекайся, что бы тебе ни показалось, понял?

— Слышу и понял, — мрачно отозвался я, — и долго так?

— Ничего ты не понял. Ребят, проследите.

— Может, ему все же очки одеть? — спросил второй телохранитель, — первый раз все-таки!

— Вот именно поэтому! — туманно пояснила Эллен. — Всё когда-то в первый раз. А с очками в первый раз может и не получиться ничего.

Место, где мы оказались, выглядело для меня абсолютно незнакомым. Вероятно, оно таковым и являлось. И мы пошли. Я потом долго думал, не просунули ли они мне какой-то галлюциногенный препарат, пока мы ехали в этой доисторической машине. Но не похоже — я ничего не принимал, не ел и не пил и дышал тем же воздухом, что и мои сопровождающие.

Небо начинало сереть. Мы свернули в какой-то переулок, а я по-прежнему смотрел в спину своему проводнику. Эллен грациозной походкой вела нашу группку. Эллен была красива и изящна. Ее фигурка была безупречна, а перемещалась она с кошачьей грацией. Не девушка, а орхидея. Высокая грудь, узкая талия, плоский живот, сильные ноги.

Мы шли по ночному городу, иногда навстречу проезжали машины, попадались ночные прохожие. Город не спал — он никогда не спал. На улицах гулял возбужденный народ. Люди праздно отмечали начало летнего зноя. Боковым зрением я видел, что прохожие, которых мы обходили, никак не реагировали на нас, и не провожали взглядами. Мне тогда было плевать на этих людей, которые жили лишь ради себя, жили ради своего вдоволь набитого пуза. Я и сам мало чем отличался от каждого из них — такой же обыватель и циничный конформист, думающий только о своей собственной жизни и не желающий связывать себя какими-то лишними заботами.

Мысли в моей голове путались. Странное новое, незнакомое состояние, то ли как от передозировки энергентиками, или как от недосыпа, или я опять сделал что-то не то, не так и не в то время… А может просто виновато мое очень низкое давление, от которого у меня легкость и ясность в мозгах? Свободно и немного страшно, но я не буду больше сегодня пить никакие таблетки, и поднимать давление тоже не буду. Пусть будет так, как есть. Мне никогда не было так легко. Плевать, что меня иногда шатает — привыкну… Вместо того чтобы переживать что-то новое, мы часто прячемся за старым и привычным. Иногда, но не всегда, появляется желание поменять свои взгляды и что-то изменить в них. Ведь сами мы тоже меняемся. Человек с широким кругозором понимает, что позиция консерватора, который ничего не хочет знать, хуже скафандра и мешает жить. Наш кругозор ограничивает нелюбознательность, нежелание пробовать новое, когда внутри уже нет вопросов, а значит, не возникает и ответов. Люди с такими ограничениями идут по миру с запечатанными глазами и ушами, пропуская самое интересное. Громадные многоэтажки, привычные днем, казались теперь несуразной бутафорией, терялись, уходя в темноту ночи. Жизнь ушла из них куда-то в вакуум, как будто чья-то рука, наперекор всем законам жанра, повинуясь исступленной фантазии неумелого граффитиса, размалевала город в черные, серые, синие и темно-зеленые цвета. Всё: машины и люди, дома, деревья и даже луна — потеряли свои прежние четкие очертания. Будто они только и ждали, пока кто-то снимет защитную пленку, как с только что приобретенной новой вещи. Темная улица казалась бесконечной. Вокруг стояла застывшая тишина, все реже нарушавшаяся знакомыми звуками города. В ноздри уже не врывался знакомый городской запах — перегретых машин, горячих камней и той смеси ароматов, что всегда сопровождает нас на улицах мегаполиса. Хотелось закрыть глаза и утонуть в океане своих чувств, ощущений и мыслей…

Вдруг мы остановились, и Эллен обернулась ко мне. Ее глаза были так близко и так смотрели на меня, что казалось, будто я знал ее всю свою жизнь.

— Слушай, а что это за район? — поинтересовался я. — Странно, но очень похоже на Темный Город.

— А это и есть Темный Город…

Глава 19

Телефон звонил долго и настойчиво. Я ненавижу, когда меня пробуждает телефон. Я вообще не люблю, когда меня будят, но телефон — особенно противно. Телефон — вестник не только (и не столько) радостей, сколько неприятностей, опасностей и бед в этом мире.

Вообще-то я не боюсь современного мира. Зачем? Это — мой мир, и мне тут жить вполне комфортно. А чего-то бояться? Стоит только начать, а потом только и будешь делать, что бояться всего, так и рехнуться недолго. Я как-то, от велика ума, стал перечислять все смертельные опасности, грозящие добропорядочному горожанину, блюдущему (читать без ошибок!) все законы и правила. Так потом самому страшно сделалось. Список не полный, если кто еще чего подскажет — буду весьма благодарен.

1. Болезни современности. Я даже не стану перечислять, их все знают. Они были и раньше, эти болезни, но не в таких же количествах!

2. Нападение преступников. Против лома — нет приема, и если какой-то хулиган неожиданно ударит сзади бейсбольной битой или железной дубиной, то вам уже не поможет ни знание самообороны, ни пистолет, ни телохранитель.

3. Дорожная авария. От нее застрахован только абсолютный домосед, тот, кто никогда не покидает своей городской квартиры.

4. Произвол чиновников и властей. Новости смотрите? Газеты читаете? Ну и вот.

5. Террор. Взорвать могут что угодно, когда угодно и где угодно. От вас уже ничего не зависит.

6. Техногенная авария. Вот отключат вам электричество, будете знать! А если дом разрушится от просадки земли? А наводнение от лопнувшего водопровода? А газ взорвется?

7. Пожар. Ну, тут все и так ясно.

8. Падение самолета. Это редкость, но тоже бывает.

9. Схождение с ума от переизбытка сложной и негативной информации. Такое грозит не каждому, но — многим. Вообще-то я бы отнес этот пункт к первому пункту, но есть тут что-то, что позволяет выделить его отдельно.

10. Ошибка врача. Пришли вы лечить зуб, а вас заразили каким-то неизлечимым вирусом-мутантом. Или наркоз вы не переносите, а вам его дали. Кровь плохую влили. Мало ли еще чего.

Так. О чем это я? А, ну да — телефон. Интересно, кто меня там домогается? От звонков я уже отвык. Последнее время все мои друзья будто бы коллективно передохли. Хотя — на самом-то деле — с ними ничего такого не случилось, я знал точно. Боялись что ли? Или просто старались держаться подальше?

— Да?

— Алекс? Это Марк! Марк Сайкс.

— О, Марк! Привет! — я действительно обрадовался. Марк, путешествующий представитель какой-то крутой компьютерной фирмы, был мне симпатичен, да и помог тогда. — Куда пропал-то? Я тебя так и не смог разыскать.

— Еще бы ты смог! Знаю, что ты меня разыскивал, вот и звоню. Я, в отличие от тебя, больше месяца в предвариловке просидел. Только сейчас вышел.

— Фигасе! За что?

— За то. По ложному обвинению. — Марк вдруг замолчал, выдерживая паузу. — Не бойся, чист я сейчас. Все обвинения с меня сняты, как, я слышал, и с тебя тоже. Мне даже компенсацию обещают выплатить. За неоправданный арест!

— Молодец!

— Ну! На том стоим! Как тут говорят: «У страха глаза велики, а у запора — еще больше». Ты сейчас как?

— Хорошо, — ответил я.

— Если тебе хорошо с утра, значит, ты еще не протрезвел, — проворчал Марк. — А я тебе должен.

— Да? Чего? — я действительно никак не мог вспомнить, что должен мне Марк. Наше знакомство сводилось только к одной долгой и полезной беседе в камере временного содержания. — Ты же у меня никаких денег не занимал. Если не ошибаюсь, конечно.

— Не денег. Я обещал свою историю. А раз обещал — то должен. Мое слово как золото. Надо поговорить.

— Где?

— А где захочешь. Давай — в моем клубе?

— Давай лучше в моем. Silent Club на Поварской, дом десять, нижний уровень, — мне сейчас не хотелось идти в незнакомые места, — там можно поставить звуковой экран и спокойно поболтать.

— Идет! За тридцать минут доедешь? Я там недалеко.

— Нет проблем. Уже еду.

Лорен с интересом слушала мою беседу с Марком. Вероятно всю, я давно уже подозревал, что ее очаровательные ушки снабжены подслушивающей аппаратурой.

— Ты уходишь? Я с тобой.

— Только в машине посиди, ладно? Марк может отказаться говорить в твоем присутствии.

— Нет проблем, — легко согласилась Лорен, улыбнувшись своей бездушной улыбкой, — только не говори ему ничего лишнего, больше слушай.

— Не учи дедушку кашлять, — плоско пошутил я, — поехали.

Через полчаса мы с Марком сидели в Silent Club’е где я некогда бывал частым гостем. Даже сейчас я заметил несколько знакомых физиономий, которые почему-то отвернулись при моем появлении, сделав вид, что не заметили меня. Вот — задницы! Что ж такое происходит-то? Или день сегодня такой невезучий?

— …Да, сегодня пятница, тринадцатое, — рассеянно вещал Марк, — одно из самых зловещих в истории человечества сочетаний числа и дня недели. Число это сделалось символом несчастья благодаря древнему иудейскому учению Каббала. В нем тринадцатая буква алфавита «мем» обозначает «смерть». А почему последний перед выходными день недели считается несчастливым — я даже и не знаю. Думаю потому, что если начинать пить в пятницу вечером, то в неделе получится восемь дней: пять рабочих и три выходных. А что я лично испытываю по этому поводу? Да ничего! А что, разве должен? Для кого-то это несчастный день, для кого-то праздник, для кого-то просто дата… И нет тут никакого смысла и значения.

Я заказал себе мартини, а Марк — аперитив. Мы выпили за встречу. Некоторое время трепались о погоде, о принципе работы звукового экрана, обсуждали меню и коктейльную карту, и то, что если работа выжимает все соки, приходится компенсировать их алкоголем. Потом заказали два черепаховых супа. В конце концов, я не выдержал:

— Слушай, Марк. Вот ты — мужик проницательный и умный, как черт…

— Да ладно… Как говорится: Бог накажет — черт простит…

— Нет, не спорь, я это говорю не для комплимента, а просто для ясности. Так вот, объясни мне, тугодуму. Почему все мои знакомые сразу дружно раззнакомились? И друзья пропали?

— По всем правилам, черепаховый суп надо есть медленно, знаешь об этом? Приятное местечко. Ты тут часто бываешь?

— Нет, ты мне зубы не заговаривай, а ответь на вопрос!

— Ты, правда, не понял? Или прикидываешься? Сейчас я расскажу обещанную историю, а потом может, и отвечу на твой вопрос. Если сам не догадаешься.

Марк сделал небольшую паузу, посмотрел куда-то в потолок, вдруг посерьезнел и начал:

— Это теперь я — легендарный продавец. Знаменитость, в своем кругу. А сначала, после университета, я работал главным бухгалтером в фирме своего отца. Я никогда не хотел вкалывать в бизнесе, а намеревался стать философом. Нет, не смейся! Когда я поступил в Гельский университет, на философский факультет, то отец страшно обозлился. Он хотел, чтобы я продолжил его бизнес, но все-таки позволил мне, субсидируя обучение, продолжать учебу по философии, психологии и математическим наукам, которые интересовали меня более всего. Университет я закончил блестяще, и еще на последних курсах написал монографию — «Трансцендентное мышление и бифуркационный анализ», за которую мне дали докторскую степень. А дальше — что? Идеи мои никому нужны не были, постоянной работы нет, деньги от отца поступать перестали. В политику лезть я не хотел. Идти преподавать? Тоже не по мне. Снова обратился к папаше — устрой, мол пока, а уж дальше я сам как-нибудь. А родитель только и мог, что дать мне должность главбуха в своей фирме.

Сначала я даже втянулся. Получал я в ту пору — как директор банка, но времени на работу уходило ужасно много, и очень скоро мне там сделалось невмоготу. Скучища — сил нет. Хотя о начальнике говорят как о покойнике — либо хорошо, либо ничего, но мне перестал нравиться стиль моего родителя — тогдашнего моего босса. Да и товар, с которым приходилось работать, был какого-то весьма сомнительного качества. Чувствую — зверею на ходу, дурею просто. Появилось у меня мучительное желание взять всю документацию, вынести во двор и поджечь. Или компьютер разрубить топором. При малейшей попытке взглянуть на что-либо из документов, начинала дико болеть голова, и я понял, что срочно нужно что-то делать. Но что? Врачи мне помочь не смогли, и я принялся искать себе какое-нибудь другое подходящее занятие, не связанное с бумажной работой. Смог найти лишь одно — место коммивояжера. Первый раз продал подержанный североамериканский компьютер за тысячу кредитов, и дело пошло. Я тогда бродил из дома в дом, убалтывая будущих покупателей. Я уволился из папашиной конторы, и стал держать свой собственный магазин, пока было еще выгодно. Постепенно сколотил кое-что, приподнялся. Как тут говорят: «с миру по нитке — депрессивному веревка». О моем умении уговаривать и поистине театральных способностях ходили легенды. Потом конъюнктура изменилась, я чуть не разорился, однако вовремя опомнился — продал бизнес. В бизнесе, как в политике — главное всегда держаться на плаву, поэтому хорошие люди там не задерживаются.

Тогда я и решил, что быть боссом не для меня и поступил в RMDF. Там меня быстро оценили — я зарабатывал фирме реальные деньги и находил новых клиентов. Это у меня всегда хорошо получалось, но и товар в ту пору был чертовски хорош. Я работал старшим менеджером Третьего отдела продаж RMDF.

Довольно скоро я получил повышение — более престижную должность в той же компании, и с тех пор вкалываю только на нее. Организую сделки по продаже малогабаритных компов и прочих подобных штук, типа ноутбуков, телефонов и наладонников на гибридных и чисто квантовых процессорах.

Квантовый процессор — очень приятный и дружелюбный зверь, вполне пригодный для того, чтобы стать вашим домашним любимцем. Первые гибридные квантовые процессоры появились давно, и теперь их производством занимаются около семидесяти фирм. Правда, бум на гибридные процессоры уже прошел, да и сам я предпочитаю другое оборудование для себя. Но — чистая прибыль — около тысячи кредитов за штуку — совсем неплохо, я думаю. Ну, цены сейчас пока падают, рынок загрязняют бывшие страны третьего мира, но в следующем году этому придет конец. За год я продаю — не лично, конечно — тысячи штук.

Но я отвлекся. Так вот, показали мне как-то совершенно новый продукт — перспективную разработку. Секретное, тогда еще, изделие. Это был собственно, прямой интерфейс человек — компьютер, с бесконтактным подключением к мозгу. Без всякого безобразия — шлем на квантовом процессоре и все! Почти как обычный шлем виртуальной реальности, только действовал он сразу на сознание и на восприятие реального мира. Революция! Возможности просто поражали. Эта технология позволяла создавать такие воображаемые миры, что клиент не видел разницы с реальностью, но мог при этом по своему желанию задавать любые параметры. Испытания на добровольцах, вроде бы, прошли нормально, продукт сертифицировали и первую партию выбросили на рынок. Назвали продукт — Helmet of Real Opportunities (HRO) — Шлем Реальных Возможностей. Ажиотаж, бешеный спрос, прибыли! Я тогда зарабатывал как африканский диктатор — RMDF была монополистом, а я — ее коммерческим директором по перспективным разработкам. Ты должен помнить, что тогда творилось. Несмотря на высокую цену, HRO расхватывали, как ледяной крем в жару. Производство работало в полную силу и постоянно расширялось. Но производить такие приборы очень сложно, это ведь было ноу-хау. Необходимы весьма квалифицированные специалисты, ими нужно руководить, работы нужно планировать. Нужна сеть по всему миру, нужны агенты по заключению контрактов по доставке и распространению товара. Нужны мастера, которые в течение пяти часов после поломки вылетят в любую точку планеты и исправят любой шлем. Я скажу больше. RMDF запатентовала и выплеснула на рынок многочисленные аксессуары для HRO. Костюмы, прокладки, белье, мази, кремы и прочую дребедень. Мы стали продавать всевозможные программы для HRO, права-то были у нас! В запечатанных непроницаемых пакетах носители с софтом и принадлежностями рассылались клиентам. Там было все — самые разнообразные наслаждения, на всякий вкус и на всякую нужду. Проститутки и владельцы борделей встали на грань разорения. Сексшопы терпели убытки. Телекомпании и индустрию шоу-бизнеса ждал крах.

Но все то великолепие продолжалось недолго. Неожиданно и вдруг разразился жуткий скандал, ты, наверное, слышал. Не мог не слышать. Оказалось, что после длительного употребления этого продукта возникают серьезные побочные явления — кожный зуд, тошнота и рвота, задержка мочи, депрессия дыхания, нарушения сознания, возбуждение, расстройства центральной нервной системы. Это все еще цветочки. Клиентов сильно беспокоили нарушения половой функции, зрительные дисфункции, патологии пищеварения, терморегуляции, водного обмена, сбои в работе сердца, чет знает что! Стали поступать сообщения, что некоторые люди умирали прямо во время активных сеансов. Но самое неприятное, заключалось в том, что возникала чудовищная психологическая зависимость. Человек, несколько раз надевший такой шлем, был уже не способен без него обходиться и жить мог только с ним. Если HRO снять, возникала такая ломка, что нарджин отдыхает. Кто сразу тапки отбрасывает, кто с ума сходит, а кто покрепче и посильнее — руки на себя накладывает.

Как всегда бывает в таких случаях, безотлагательно возбудили серию судебных процессов, продукт наш с производства сняли, технологию совсем засекретили и запретили продажи. Прекратилось производство и причиндалов для HRO. Но не тут-то было! Уж очень прилипчивая штука оказалась. Технология производства самого шлема, хоть и секретная вначале, стала утекать, а в некоторых странах начали почти открыто производить эту гадость. А разные примочки и софт мог производить вообще кто угодно. То там, то тут стали возникать подпольные производства, и самого HRO, и аксессуаров к нему. Власти их отлавливали, но появлялись новые производители — компоненты-то общедоступны. Началась охота за базами данных нашей бывшей клиентуры. Понятно же, что никто из потребителей HRO не спешил сообщать о себе публично.

RMDF понесла тогда серьезные убытки, но не смертельные. Слава Богу, HRO никогда не являлся нашим главным продуктом. Совет директоров объявил, что база данных клиентов HRO уничтожена, но власти посчитали иначе. Началась слежка и бесконечные проверки. Время от времени появлялись сообщения, будто то тут, то там всплывают копии базы данных о наших прежних покупателях. Вероятно, кто-то из сотрудников похитил секретные сведения, но кто — не ясно, улик не было. Совсем. Власти тогда взяли на подозрение всех тех, кто имел допуск, и начали просеивание. Как я потом узнал, круг подозреваемых сократился до десяти с чем-то человек, ну, и, как понимаешь, я оказался в этой компании. Мое руководство мне доверяло, и не сомневалось в моей честности и порядочности, совет директоров был за меня, но для копов они не указ.

Вот так обстояли дела, когда меня взяли в аэропорту.

Как я довольно быстро понял, ничего у них на меня не было. Просто во всей компании подозреваемых я самым образованным оказался, а потому — самым подозрительным. Сначала меня по четыре раза в день на допрос таскали, а потом как отключилось все. Сижу-сижу, и не вызывают! Только адвокат приходит. Не беспокойся, говорит, все у тебя в порядке, никаких улик против тебя нет, а дело мы закроем. Вчистую. За невиновностью. А следователь мой, как исчез — я понять ничего не мог — ведь нельзя же дело тянуть до бесконечности, следователи тоже временем связаны. А через тридцать пять дней меня вдруг отпустили. Отдали все отобранные вещи, даже деньги и початую пачку жвачек вернули. На фирме как героя встретили — пообещали вынужденный прогул оплатить — форс-мажор, все-таки, контрактом предусмотрена стопроцентная оплата. Но я тогда заметил, что все мои друзья, как ты выразился, вдруг раззнакомились, и мне теперь почти никто не звонит, а тем, кому звоню я, стало отчего-то безумно некогда.

Марк закончил свой рассказ. Наши рюмки давно опустели, повторный заказ тоже был выпит, и мы просто вертели в руках опустевшие сосуды. Мой друг немного захмелел, став от этого меланхоличным и грустным.

— Так в чем дело-то? — глупо спросил я.

— А в том, что все теперь знают, что ты работаешь на ФСИБ. А я, раз теперь твой друг, тоже значит, по их мнению, на ФСИБ работаю. Опять же сидели мы вместе. Хоть и недолго.

В клубе становилось все горячее и горячее, люди распалялась. Было хорошо, весело, но как-то буднично. Со сцены печально, но громко играло регги. Решив немного разбавить алкоголь, мы взяли по охлажденному апельсиновому соку и неторопливо тянули ледяную жидкость через узкие трубочки.

— Тепло тут, хорошая атмосфера. Слушай, а что тебя по-настоящему волнует в этой жизни? — спросил Марк.

— Меня? Много разного, сразу и не скажешь. Чтоб было что поесть, попить, почитать, посмотреть и для души чего-нить этакое. Ну, и чтоб деньги всегда имелись. Не особо много, а так, чтобы не думать о том, как бы ни потратить последний цент. Чтобы поговорить было с кем и о чем. И чтобы меня понимали. Здоровье опять же должно присутствовать. И еще чтобы не дергали по всяким неприятным поводам.

— Обывательский ответ… — резюмировал Марк.

— Ну, да, так и есть. — Меня несколько смутил вопрос Марка, поэтому я и решил подпустить цинизма. — Естественно, ведь я и есть обыватель. Мне нравится быть обывателем.

— Это не ты сказал.

— Не я? А кто? — удивился я.

— Один старый забытый писатель прошлого века. Устами своего персонажа. А здесь действительно очень мило, в самом деле, приятный клуб. — Марк был настроен оптимистично. — Ничего, не кисни, прорвемся, не такие крепости брали! А ты очень уж открыто работаешь, да еще эта твоя красотка… Я видел вас вместе, но не подошел тогда — неудобно было. У нее прямо на лбу написано, что она из безопасности.

— Это, что — так заметно?

— А ты думал! Конечно, заметно. Кстати, а где она?

— Сидит в машине и ждет.

— Ну, и, конечно же, слышит и пишет весь наш разговор? — усмехнулся Марк, — Ладно, проехали, я тебе ничего такого не говорил, а ты мне ничего не обещал. Зря ты ее не позвал. Думаешь, я буду против? Нет, не буду. Красивая девушка и умная к тому же. Мне такие нравятся. Пусть с нами выпьет, пригласи ее.

— Да? — я очень удивился. С чего бы это Марк захотел пригласить Лорен? — Ты уверен?

— Да, пригласи.

— Ну, как знаешь. — Сделав небольшую паузу, я сказал в пустоту: — Лорен, присоединись к нам, если ты не против, конечно.

Глава 20

В ту ночь мне приснилось, что я стоял среди утесов, скал и каменных гор — или как их там правильно называть? Шершавые стены, множество пещер, трещин, провалов и возвышений. Хаотическое нагромождение бесформенных, неровных глыб и огромных камней. Основной цвет — серый. Возможно, весь этот мир был из разнообразных оттенков серого. От белого до черного. Безумный, нереальный мир, насыщенный духом смерти. И даже то существо, на которое я случайно наткнулся и чуть не наступил, тоже было серого цвета.

Как называть то создание я так и не узнал. Сначала я не обратил на него особенного внимания. Просто не заметил, но оно зашевелилось, когда я захотел встать на какой-то скальный выступ. Я встретил такое впервые, но почему-то никак не отреагировал на увиденное. Мне кажется, я непременно должен был напугаться, или хотя бы удивиться, но ничего подобного — все чувства, как в компьютерной игре, попрятались в уголках сознания. Существо лежало как бесформенная аморфная куча мягкой тянущейся замазки. Края прилипли к земле, а середина начала бугром вытягиваться вверх.

Любопытства у меня всегда в избытке. Но сейчас я ничего не ощущал — просто стоял и смотрел, словно встречал такое каждый день и на каждом шагу. Это, как мне теперь кажется, невероятное происшествие, никак более не отложилось в моей памяти. И пока я глядел на эту сущность, она вдруг открыла глаза. Смутно припоминаю, что даже разговаривал с этим существом, но сейчас не могу даже себе представить, о чем я мог с ним говорить и, тем более, как? Ведь, насколько я помню, у того существа никакого рта не было.

Потом, оно поползло и повело меня по бесплодной каменной стране к моему новому дому в этом мире. Оно внезапно исчезло, снова став камнем где-то в стенах моего дома. На самом деле, я только молчаливо воспринял этот дом, как свой собственный, хотя прекрасно понимал, что я никогда здесь не жил и даже никогда раньше не был. Но откуда-то я уже знал этот дом. Знал, что и как там размещено, что и где лежит. Дом — огромная каменная пещера, со множеством помещений различных форм и размеров. Сквозь пару отверстий сверху в дом заглядывало небо. Эту пещеру населяли странные обитатели. Каждый из них представляло собой что-то уникальное в своем роде. Никто из них не знал, отчего он здесь, и в чем смысл его существования. Не имелось и не существует фильмов, рассказов и комиксов про различных, так скажем «не людей», с которыми можно было бы сравнить обитателей моего дома. Складывалось впечатление, что они, каждый из них — единственный в своем роде экземпляр, и между ними нет никакого сходства. Более всего они были удивительны тем, что их объединяло. Объединяло их то, что все они — мои друзья…

Я до сих пор не могу понять, как в этом странном сне я выглядел в этом странном доме, среди этих своих странных друзей. Помню только заключение всей истории. Через какое-то время все просто исчезло. И пещера-дом, и мои друзья и весь этот серый мир. Я вернулся назад, в свой истинный мир, а вернувшись, проснулся.

Рядом с собой я обнаружил пустоту. Полтретьего ночи. Встал, прошел на кухню, налил стакан воды из питьевого крана и жадно выпил — после вчерашнего вечера во рту ощущалась противная сухость и сильная жажда. Потом я заглянул в туалет и облегчился там. Ночь выдалась жаркая душная и липкая, поэтому я залез под душ и включил воду на рандомизированный режим. Лорен в квартире не было. «Опять смоталась» — с раздражением думал я, ловя лицом прыгающие струйки воды. — «Что тут делать — девушка она самостоятельная и постоять за себя всегда сможет».

Я не включал свет. В предрассветных сумерках вышел из санузла, вернулся на кухню, пересек ее и остановился у окна — панорама ночного города всегда действовала на меня успокаивающе. Огни рекламы, тусклые фонари, по проспекту на большой скорости проносятся автомобили. Я посмотрел на панораму ночного города, на разнокалиберные коробки домов, на нечастые уже прямоугольники светящихся окон, на светлеющее небо… Я окинул взглядом открывающийся из моего окна урбанистический пейзаж, рассвет, что неспешно начинал проявляться на востоке и закрыл глаза. На ощупь, как слепой, вернулся к пустой постели. Лег и с некоторым трудом заснул.

Сознание стремительно заполняют какие-то образы, настойчиво требующие выплеснуться наружу. Воздух превратился в отвратительный студень и душит, отказываясь вливаться в легкие. Те же капли, что попадают туда — начинают распирать изнутри, словно прорастая сквозь меня всего своими бледными корнями. Сны надвигаются с неумолимостью гидравлического пресса. Давят со всех сторон. Одновременно хочется забиться в угол себя или наоборот — нестись вперед, разнося все на своем пути, молчать и кричать одновременно. Мозг генерирует что-то непонятное, что еще недавно было музыкой, а сейчас больше похоже не то на бешеный лай, не то не надрывный хохот.

Проснулся я часов в девять вялым и разбитым. Было утро субботы, и то утро для меня стало мрачным и безрадостным. С улицы не слышалось привычного будничного шума: тихо — город еще не пробудился. Вообще-то этот город никогда не спал, но по утрам в выходные дни впадал в недолгое оцепенение. Если раскрыть «Справочник обывателя», то выяснится, что обитатели этого города ложатся спать примерно в два часа ночи. В среднем. Приняв типичную продолжительность ночного сна за восемь часов, мы легко обнаружим, что утренний подъем у них приходится на десять утра. Основная масса горожан работает в Центре. А, учитывая воцарившийся с недавних пор в нашем городе транспортный ад, запаздывание с подъемом неминуемо приводит к опозданию на свое рабочее место. Посему, с утра и до полудня главные улицы города в будние дни представляет собой чрезвычайно оживленное зрелище. Муравьиными потоками движутся по ней служащие и учащиеся. Среди них, конечно, попадаются и энергичные, выспавшиеся индивиды, но большинство — те, кто от недосыпания с трудом таращит глаза, всем своим видом показывая, что нет в жизни счастья.

Но так происходит только в рабочие дни. По выходным — в субботы, воскресенья и в праздники, картина, как легко понять, меняется полностью — по этим дням главные улицы города первую половину дня удивительно тихи и пустынны. По выходным почтенные горожане обычно заняты именно тем, чему самое время в эти часы — люди сладко спят счастливым сном.

На зеркале в прихожей оказалась приклеенная жвачкой бумажка — письмо Лорен:

Я хорошо помню тогдашние свои ощущения. Мне досадно и обидно — но расстроен я только слегка. Мы же, в сущности, всегда оставались чужими друг другу людьми. У каждого своя жизнь, и нам зачастую даже сказать друг другу было нечего. То обстоятельство, что Лорен исчезла окончательно, не особенно меня удивило и в первый момент совсем не обеспокоило. Только позже возникла какая-то пустота и неясное болезненное чувство сомнения. Если про девушку говорят что она интересная, то значит, что трахать ее не только приятно, но и интересно. Лорен была интересной, и мне ее сразу стало не доставать.

Раньше я всегда считал, что классный секс с девушкой вряд ли меня к ней привяжет, но это не значит, что я сразу же выкину ее из головы. Для меня, секс является одной из граней в общении с девушкой — пока мне нравится секс, я буду с ней спать.

Видно время расстаться пришло. Мы никогда не любили друг друга в романтическом понимании слова «любить». Никаких нежных чувств друг к другу не испытывали. Нас связывала только работа и постель. Лорен была озлоблена и агрессивна, так и не сумев примириться с непониманием людей. Люди плевали на нее, а она плевала на них. Мы никогда не любили друг друга любовью настоящей и чистой, а только поддельной и грязной, потому что Лорен была полна желания и страсти. У меня с ней был только классный секс и совместное задание. Ничего больше. Иногда секс получался лучше, иногда — хуже, иногда — умопомрачительно, но все эти упражнения не выходили за рамки чистой физиологии. Не знаю, как она, но я получал мощный заряд эндорфинов и стимул к дальнейшей активной работе. И еще — за то время я к ней успел привыкнуть. Привязаться. И теперь мне ее не хватало, как не хватает отрезанного пальца, привычного места проживания или удобного элемента интерьера.

Я все время пытался проникнуть в суть этого человека, в ее желания, стремления. Мне хотелось составить о ней более правдивое суждение, чем та маска, за которой она скрывалась. Но все-таки я боялся ее. Всегда. Ее необыкновенная сила, поистине бесовская красота и четкий аналитический ум временами подавляли. И еще одно. Как-то вечером, когда Лорен плескалась в душе, я заглянул в ее сумочку. Это только так называется — «сумочка». Ящичек из какого-то сверхпрочного сплава, с полфута длинной, весь покрытый крокодиловой кожей, с запором на дактилоскопическом замке. А вместо лямки — крепкий ремешок из поликарбонатного волокна. Открывался как кейс, только замок такой, что лишь плазменный резак мог его вскрыть. Если кому-то заехать такой «сумочкой» по голове, или ремешком вокруг шеи… Но не это интересно. Все-таки Лорен — работник спецслужбы, а такие игрушки ей по штату положены. Тогда Лорен забыла запереть эту свою сумочку, чего обычно никогда не допускала. А я туда заглянул, и кроме обычных мелочей — косметики, смартфона, наладонника и авторучки, увидел маленькую дисковую пилу, с автономным питанием. Последний раз похожую игрушку я видел во включенном состоянии в руках «хирурга» из отдела «G».

Я, как и большинство людей, желаю комфорта. Я нахожу его в тишине и покое, в удаче, в достижении целей. Но все это продолжается очень небольшой промежуток времени и потом куда-то уходит. Я теперь искренне, без пафоса, ужимок, комплексов и пренебрежения испытываю зависть ко всем тем, кто тратит меньше времени на размышления и самоанализ. Завидую тем, кого раньше пренебрежительно считал обывателями. На самом деле они — целостные и сбалансированные личности, которые значительно раньше меня достигли комфорта, на поиски которого, я, похоже, потрачу всю оставшуюся жизнь. И если я когда-то презирал их, то теперь отчетливо осознаю, что завидую им, а презираю в первую очередь себя. Но и это, слава богу, проходит быстро…

И еще. В ту ночь я почувствовал, что в этом деле видимо, потерплю неудачу. Кто-то хорошо сказал, что поражение начинается тогда, когда ты признаешь его факт возможным. Я вдруг реально увидел возможность своего фиаско, реальную вероятность того, что я ничего и никого не найду, а обещанного гонорара никогда не получу.

Глава 21

Как это часто у меня бывает, перелом наступил неожиданно и вдруг. Вероятно, количество собранных фактов превысило некий критический уровень, а значимая информация начала складываться в некую схему. Наконец-то я стал переставать чувствовать себя дураком — исчезло противное ощущение полного непонимания и невладения материалом.

Утором мне привезли, наконец, конверт с записями службы внутреннего наблюдения нашего офис-центра. Те самые, что обещал Андерсон. Долго же он собирался выполнить мою просьбу! Записи оказались на редкость скучные, но я там все же заметил одного типа, которому делать тут было вроде как нечего. Где же видел я эту личность? Что-то мимолетное, на уровне случайных воспоминаний… Я с большим трудом вспомнил, в каком месте я лицезрел эту рожу — в полицейском морге, в вестибюле. Если бы не моя абсолютная память на лица, никогда бы не запомнил физиономию того парня.

Одна моя хорошая знакомая как-то заметила, что есть три основных типа восприятия жизни. Первый тип — когда человек просто живет и погружен, так сказать, в жизнь с головой. А когда ему вдруг стало нехорошо или очень плохо, он может, например, покончить самоубийством, потому что он видит только жизнь сегодняшнего дня.

Второй тип восприятия — тот, который практикую я. Человек на свою жизнь смотрит немного свысока, но представляет себе основные законы жизни. Он знает, что ничего кардинально нового с ним не произойдет. Поэтому в любой ситуации над ним висит сакраментальная фраза: «Ну что ж… Это жизнь, и ее надо встречать такой, какая она есть… И вообще, как известно все когда-нибудь пройдет».

А третий — когда человек полностью открыт для мира. Когда смотрит на жизнь широко распахнутыми глазами и ко всем с отворенной душой. Такой человек сразу узнает множество интересностей. Но стоит ему начать задумываться о том, что вот тут опасно, а вот здесь могут обмануть или даже убить — то и мир закрывается от этого человека. Последняя фраза не моя, чужая.

Что ж, мне пора уже переходить из второго типа в третий.

Неожиданно позвонил Пол.

— Где Лорен? — судя по отсутствию даже формального приветствия и спокойному, убийственно вежливому голосу, он был зол, как черт.

— Что?! Я думал, что у тебя. Ее нет?

— Нет, — Пол, казалось, задумался, — она пропала.

— Ну, она очень самостоятельная девушка, вообще-то. Такие не пропадают, — ответил я.

— Ты что, не понял? — Пол начинал терять терпение. — Она пропала совсем!

— Вот черт… — до меня, наконец, дошло, — а почему?

— Я тебя хотел о том же спросить. Она никакой записки не оставила?

— Оставила, — я осознал, что Пол и так знает про записку, — но какую-то невразумительную.

— Дай мне, — кратко приказал Пол.

— Она на бумажке написала.

— Все равно перешли, сделаем анализ почерка. А пока суд да дело — приезжай сюда.

— Какой суд? «Сюда» это куда?

— Ко мне в контору, — проворчал Пол, — не тяни только, пропуск тебе заказан…

— Хорошо, — я быстро отсканировал записку Лорен и отправил ее Полу, — лови.

— Получил. Так, а я тебя жду. Бросай все и прямо сейчас приезжай.

Пока я ехал к Полу, оставалось немного времени, чтобы осмыслить и продумать все свое поведение. Вариантов получалось не так много, и практически пригодным я признал только один. Самый простой. Рассказать все как есть, покаяться и честно объяснить причину своих затруднений.

Проезжая через самый центр города, и увязнув в обычной для такого времени пробке, я вдруг увидел Эльзу. Когда-то мою Эльзу. Она стояла возле кафе «Жанна д’Арк», и почти взасос целовалась с каким-то незнакомым мне старым мужиком. Пузатым и лысым.

Вооруженный до зубов охранник долго изучал мою личную карточку, куда-то ее передавал, что-то кому-то говорил, но все-таки пропустил внутрь. В бюро пропусков я пробыл минут две — меня явно уже дожидались. Некий сотрудник, больше похожий на борца в тяжелом весе, провел меня в кабинет Пола и сдал, что называется, с рук на руки.

— Ты что-то узнал? — спросил Пол вместо приветствия, — давай, рассказывай. Есть что ценное?

— Да как тебе сказать…

— Так и сказать. Не тяни только, у меня времени мало.

— У тебя его всегда мало, — буркнул я.

— Работа такая, — Пол, казалось, немного подобрел за то время, пока я ехал к нему, — рассказывай.

— Ну, да, — парировал я, — ты же у нас профи!

На сей раз перед Полом находился круто навороченный терминал с множеством каких-то непонятных мне новомодных штучек и приспособлений. Время от времени мой бывший друг рассеянно вводил туда какие-то команды и что-то делал манипуляторами. Положение экрана не позволяло мне увидеть, что там происходит. Ложное окно отображало сегодня вид на город с высоты небоскреба.

— Знаешь, свои замечания можешь оставить при себе. Мне всегда любопытно общаться с людьми и всегда хотелось быть им интересным. — Пол все-таки был настроен серьезно, не принимая моего напускного полушутливого тона. — К тому же, как можно рассуждать о том, чего ты не знаешь сам? Но мы заболтались. Говори. Только не кратко и сжато, а с подробностями и без всяких упущений. Ты мог на что-то не обратить внимания, а я замечу.

— Как скажешь. Но особо подробно-то не получится, надо было сразу в отчет записать. Лорен написала уже, наверное, а я вот что помню, то и расскажу. Могу что-то и упустить, но постараюсь быть максимально подробным. Знаешь, это ведь очень просто — сваливать все проблемы на характер, обстоятельства и других людей и не видеть, что ты сам бог в созданном тобой мирке…

— Давай без художественных отступлений. Как кто-то очень хорошо однажды заметил — литературой будешь заниматься на пенсии.

— Если доживу, конечно. Так вот, убитая уборщица и пропавшая секретарша снимали какое-то дешевое жилье. Каждая свое, но обе — в пределах Четвертого Кольца и посредством одного и того же агентства. Это то немногое, что мне удалось найти общего между двумя девушками. Мы с Лорен решили выдать себя за парочку приезжих, ищущих недорогую жилплощадь. Я выбрал предложение о сдаче квартиры невдалеке от станции метро «Лужковская набережная» на берегу Яузы. Из объявления вытекало, что там есть смарт-кровать, компьютер, а на кухне стоит холодильник и микроволновка. И все это великолепие захлопывается на двойную железную дверь. За этот счастливый уголок запрашивали в общей сложности пятьсот кредитов в месяц. Самое главное — в соседних квартирах никто не обитает! Звонила Лорен, а я принялся слушать, включив запись и внешний звук. Она набрала номер, и мы услышали приятный женский голос: «Здравствуйте! Вы позвонили в бюро по аренде и продаже жилых помещений».

«Я по объявлению насчет квартиры» — сказала Лорен.

«Поясните подробнее — какой именно квартиры?» — спросил тот же голос.

«Ну, как же! Той самой, что в вашем объявлении. Возле метро “Яузская набережная”».

«А, ну, да, конечно… — замялась неизвестная дама. — Просто у нас очень большое агентство, и сдается много разного жилья. Вы вовремя позвонили, потому что эту жилплощадь мы никому пока не предлагали.»

«Замечательно, а что, в соседних квартирах действительно никто не обитает?»

«Да, там пока пусто. Если вы ее снимете, то сможете делать все, что угодно — никто вас не побеспокоит.»

«Великолепно! Меня устраивает, — согласилась Лорен, — а когда можно взглянуть?»

«Да когда хотите, в любое время! Но сначала вы должны прийти к нам в офис и заплатить восемьсот кредитов за информацию. Потом вы пойдете к хозяевам, посмотрите жилье, и, наконец, вместе с ними явитесь к нам для заключения договора. Да, за оформление договора вы заплатите нам еще двести кредитов, а потом получите ключи.»

Сообщив свои данные, мы отправились заключать договор. Фирма со странным для агентства недвижимости названием — «Тихая обитель» располагалась на сто втором этаже дома пятьдесят два по Брайт стрит. Попасть туда оказалось не так-то просто. На лазерный замок закрывались даже входные ворота во двор. Пройдя через них, мы оказались возле будки охранника, который долго и с подозрением изучал наши паспорта. Лорен использовала фальшивки, выданные ей в твоей конторе на имена супругов Бляйштифт. Я значился Юргеном, а она — Салли. Далее следовал второй пост с дактилоскопом и таким же бдительным охранником. Поднявшись на лифте, мы попали в маленькое помещение с минимумом обстановки и девушкой лет двадцати пяти в латексных шортах и полупрозрачной блузке. Я сразу и с интересом воззрился на нее, получив от «Салли» демонстративный удар локтем в бок — мы изображали добропорядочных супругов. Девушка с самого порога огорошила нас новостью:

«Это — вы? Совсем чуть-чуть опоздали! Хозяева только что позвонили и сказали, что уже сдали ту квартиру. Но не волнуйтесь, сейчас поднимем базу данных, и подберем вам другой вариант. У нас их масса. Может, вы хотите снять многоквартирный комплекс?»

«Нет, куда нам комплекс! А где-нибудь еще дешевенькие квартирки есть?»

«Если не в Центре, но в пределах Четвертого Кольца, то приблизительно за две тысячи кредитов, а если подальше, то тысячи полторы. А в Центе будет сильно дороже, но — удобнее! Вот, к примеру, прямо у Площади Трех Вокзалов есть замечательная квартирка. Интернет, все удобства, недавно сделали ремонт, полная звукоизоляция. Съездите, посмотрите, не понравится — подберем что-то еще.»

«Договорились», — согласился я, а Лорен молча кивнула.

Дама протянула две бумажки: на одной крупными буквами был напечатан текст договора аренды квартиры, на другой малюсеньким шрифтом говорилось об «оказании информационных услуг».

«Да тут и читать-то особенно нечего, — поторопила нас эта дама. — У нас с вами все отношения закончатся практически сегодня. Посмотрите квартиру, подпишите договор с хозяевами, только обязательно поставьте у нас печать. Вот тут. Без печати договор получится недействителен».

Сотрудница офиса выписала нам приходный ордер на тысячу кредитов, предложив сразу же оплатить и информацию о квартире, и постановку печати на договор. В дверях между тем уже появился следующий клиент.

«Квартира находится в доме номер пять по Краснопрудной улице, а позвонить хозяевам можно вот по этому телефону, — она протянула мне прямоугольник белого картона с пропечатанным телефоном и именем хозяев, — они живут рядом и около семи вечера могут встретиться с вами. Спросите Ольгу или Геннадия — очень симпатичная молодая пара».

Мы расплатились и уехали домой. Приняли душ — стояла жуткая жара — и сразу же начали названивать по указанному телефону. Я с линейного, а Лорен — со своего мобильного. На другом конце провода никто не снимал трубку, наверное, часа три. Не удалось дозвониться до Ольги с Геннадием и весь следующий день. Телефон казался мертвым. Поэтому второй звонок в «Тихую Обитель» показался нам вполне естественным. Снова звонила Лорен.

«Извините, но по телефону, который вы нам дали, никто не отвечает ни днем, ни ночью! — возмутилась она, — дозвониться совершенно нереально!»

«А вы вообще-то кто? — спросил тот же самый женский голос, — и почему вы звоните сюда?»

Лорен назвалась и напомнила о подробностях нашего визита, сказав, что мы готовы зайти опять.

«Вы что, договор совсем не читали? Что за нах ваще? У вас глаза-то есть? — стала возмущаться тетка на том конце провода. — Приходить к нам больше уже не надо, мы все сделали. Инфу мы сообщаем только по телефону после того, как клиент назовет номер своего договора, да и то лишь в строго определенное время. То, что там не чирикает никто, не страшно. Такое часто бывает! Может быть, они временно куда-то слиняли! А если этот вариант не в кассу, то мы будем подбирать вам уже другие. Звоните нам с двенадцати до тринадцати, с пятнадцати до шестнадцати и после восемнадцати. Чао, всех благ…»

Вся эта метаморфоза — из вежливой, обходительной офисной дамы в грубую уличную бабу и ее резкий ответ — удивили нас до глубины души. Прозвониться в указанные часы оказалось еще сложнее, чем связаться с хозяевами квартиры: номер был занят вглухую. На другом конце либо совсем не вешали трубку, либо общались с потоком других граждан жаждущих дешевого жилья. Других способов связи с «Тихой обителью» у нас не было. Дозвонившись, наконец, я получил целый список квартир в самых разнообразных зонах Города, но уже по вполне правильны ценам. Так одноквартирная в Центре обошлась бы в две с половиной тысячи кредитов, а на проспекте 12 Июня — в три тысячи с залогом в такую же сумму. За квартиру с частичными удобствами у той же «Лужковской набережной» с меня попросили аж четыре с половиной тысячи. Как мы и думали, дешевое жилье оказалось лишь приманкой, сказкой для доверчивых лохов.

Детальное изучение договора привело нас к однозначному выводу, что фирма, как это ни странно, добросовестно осуществила все свои обязательства: за восемьсот кредитов она обещала лишь сведения о сдаваемом жилье, без всякого указания цены. Информацию и впрямь предоставили, ну а то, что квартиры за такие суммы никто не сдает, — пустяки, мелочь, не имеющая юридической значимости. Единственное, в чем можно упрекнуть изворотливых риэлтеров, так это в том, что они содрали с нас за оформление арендного договора, который с нами так никто и не заключал. Мы решили притвориться, что попытаемся вернуть себе деньги, а заодно и узнать что-нибудь полезное.

Второй прием в «Тихой Обители» для нас оказался куда менее гостеприимным. Объявив, что таких нет в списке, охранник не впустил нас даже в ворота. Я предложил Лорен подождать на улице ту самую даму, что заключала с нами договор, но она не появлялась. Интересно, что ждали мы там не одни. Рядом стояла явно расстроенная молодая лесбийская пара, которую тоже не хотели пропускать внутрь. Разговор завязался сам собой. Разумеется, Николь и Мари тоже стали жертвами той же самой фирмы. Девушки приехали в наш город и попытались отыскать себе жилье через газету, но когда выяснилось, что они уже женаты, то попали в точно такую же ситуацию, что и мы…

Глава 22

— Ладно, это уже не к нам, — прервал мой рассказ Пол. Судя по отсутствию ругательств в мой адрес, он был почти доволен. Только вот чем? Я не заметил ничего полезного в сказанном, — а что ты еще нарыл?

— Есть и еще. Оказалось, что Марина Чанг — секретарша Стентона — недавно получила от своего шефа новый комп. А, как ты помнишь, никакого компа у нее не нашли. Ни служебного, ни домашнего. Ни дома, ни на работе. По-моему это любопытный случай: исчезновение всех компьютеров вместе с сотрудником…

— Ну, прям! — Пол рассмеялся. — Это далеко не единственный случай за последнее время. Да и раньше такое встречалось часто. Вот всего-то четыре месяца назад у одного важного чиновника были украдены носители информации с секретными файлами. Из проведенного расследования вытекало, что этот госслужащий оставил свой компьютер без наблюдения, безобразно нарушив все какие можно служебные инструкции. К расследованию были притянуты наша Служба и, к сожалению, Государственная Служба Безопасности, однако до сих пор ни носители обнаружить, ни информацию отследить, ни вора поймать нам так и не удалось. В другом эпизоде — секретный файл из-за обычной небрежности был переправлен через спутник без необходимого кодирования. Наш шеф тогда даже созвал специальное совещание по этому поводу. Помнится, он тогда сказал, что за утечку секретной информации многие люди в разное время поплатились должностью, свободой и даже жизнью. Припомнил случай, когда какой-то офицер довольно высокого звания, был отправлен живьем в печь после того, как потерял компьютер, в котором хранилась особо секретная информация. Вот так-то. А меня пока мой кабинет и моя жизнь устраивают. И люди, с которыми работаю, мне тоже нужны и полезны. И мне нравится то, что я сейчас делаю, поэтому очень не хотелось бы со всем этим расставаться.

— А ты-то тут причем?

— При том. Знаешь анекдот? Приходит мужик в гости к своему другу, вместе с ним в квартиру забегает огромный пес. Пока они пьют чай, собака бегает по квартире, жует занавески, сбрасывает все на пол и гадит на пороге. Когда гость, наконец, собирается идти домой, собака в завершение процесса, делает лужу на ковре. Хозяин с надеждой в голосе: «Ну, я надеюсь, ты заберешь свою собаку!?» Гость: «Да? А я думал, что она твоя…»

— Это ты к чему? — у меня было не то настроение, не для анекдотов.

— А к тому, что происходящие в этой фирме нам не нравится. Сфера их деятельности как-то не очень согласуется с корпоративным уставом. Мы считали, что ими должна заниматься другая служба, а те, в свою очередь полагали, что занимается еще кто-то. И вообще, уж очень независимо и нахально эти парни себя ведут.

«Кто бы говорил», — подумал я, а вслух сказал:

— Ясно. А что все-таки случилось с Лорен?

— Пропала, говорил уже! И мне не известно, где она сейчас! Хорошо хоть ее компьютер никуда не улетучился. А дело надо заканчивать, и побыстрее, я дам тебе еще один кончик. Ма-а-а-а-аленький такой, недавно появился. — Пол немного помолчал, разглядывая свои ногти. Паузы он держать умел, как хороший актер, несмотря на отсутствие времени и хроническую занятость. — Как мне показалось сначала, это не могло тебе помочь, поэтому раньше и не говорил. Чтобы ты не отвлекался. Сейчас передумал. Сам раскрутишь, и свои факты встроишь. Так вот. Служебный компьютер секретарши Вип Сервиса был найден несколько дней назад в каком-то магазине подержанных вещей — его принесли для продажи случайные люди, это установлено. Комп оказался взломанным. Сейчас мы проверяем, какая информация находилась там раньше, однако уже понятно, что хранившиеся данные имели особую степень секретности. Ребята мне доложили, что, несмотря на категорические требования службы информационной безопасности, на компьютере не была поставлена должная защита.

— Ясно, — на всякий случай повторил я, хотя мне пока ничего не было ясно, — а чего ради на этом компе…

— Нас с тобой интересует последний день Чанг, перед самым исчезновением, — продолжал Пол, — именно тогда украли этот комп и тогда же его взломали. Никаких усилий это не потребовало, там был обычный восьмизначный пароль.

— А что еще вам удалось?

— Ну, выяснили про нее все, что можно. Чего раньше не знали. Нормальная была девушка, красивая, выносливая, работоспособная. Главное для начальника что? Чтобы работа была сделана в срок. Рабочий день секретаря, как понимаешь, ненормированный. Кстати — начальник высоко ценил свою секретаршу. Неизвестно, были ли между ними интимные отношения, во всяком случае, данных у меня нет. Хотя — должны были быть, как же без этого? Но если интим и был, его тщательно скрывали. Впрочем, даже от простого присутствия в соседнем кабинете ее начальнику делалось приятно — сотрудники рассказали. Да и сам начальник этого не скрывал. В общем, сошлись характерами. Обязанности ее были очень разнообразны — приходилось много общаться с самыми различными людьми, искать нужные материалы, собирать сведения о сотрудниках. А как же! О себе ведь человек не всегда правду скажет: людям свойственно стремиться казаться лучше, чем они есть. Иногда бывает трудно докопаться до истины, но ей все удавалось. После работы ее самая большая страсть — эстрадные танцы. Странно, да? Занималась ими уже четыре года, увлечена была всерьез: любой разговор рано или поздно сводила именно к танцам и занятиям в студии. Времени они у нее отнимали уйму, а иногда вызывали и неудовольствие начальства. Особенно тогда, когда возникало столкновение интересов — тренировки-то почти каждый день и по нескольку часов. Нагрузка совсем не любительская, почти профессиональная. Чтобы достичь результатов, надо вкалывать от души и ежедневно. На это уходили и все ее выходные. Вообще — она была не из тех людей, которые считают, что в жизни все надо попробовать…

— Я нашел последнюю запись для дневника Чанг. — Почему-то решил признаться я. — О последнем ее дне.

— Что?! И молчишь?! Но откуда?..

— Мне попалась ее флешка, в авторучке. По-моему о ней просто все забыли или не заметили.

— Что там? — Пол сразу подобрался, как гончая перед броском. — Почему молчал до сих пор?

— Забыл! А потом не было вопроса. Да и зря ты радуешься — ничего полезного. Там всего один файл — вот, посмотри. — Я отдал Полу носитель информации, вделанный в обычную женскую авторучку, которую прихватил тогда в квартире Марины Чанг. Пол тут же воткнул ее в свой компьютер и вывел знакомый до оскомины текст, который я перечитывал уже раз десять. Все искал там какие-нибудь зацепки. Без толку — хроника обычного дня. Интересно только, с какого перепугу надо было сохранять этот файл отдельно?

«08.45. Я многолика, я многоголоса. Прихожу на работу за пятнадцать минут до появления босса для того, чтобы привести себя в порядок, проверить состояние рабочих мест, составить или уточнить план на предстоящий день. Станиславский, увидь он меня, сразу завопил бы: “Верю!”

09.00. Подобрала в соответствии со вчерашним шефским планом нужные документы и дела.

09.30. Пришел босс. Опоздал на полчаса. Велел уточнить даты и время проведения всех мероприятий. Уточнила записи в своем календаре-органайзере. Никогда первая не здоровайся с начальником! А то он заподозрит неладное.

09.37. Распланировала день и выбрала клиентов из базы — у меня уже есть своя база клиентов. Босс сказал, что пришел транспорт и их всех надо как можно скорее оформить. Вот еще! Подождут.

10.00. Наврала боссу, что всю субботу буду на тренировках, поэтому о сверхурочных надо забыть. Скривился, но ничего не сказал. Ну, если быть предельно откровенными, то, мне кажется, что каждый из нас врет, или лучше сказать — говорит неправду — достаточно часто. Вранье в обиходе в умеренных дозах считаю нормальным, да и в обиходе это скорее не враньё, а так, приукрашивание событий. По-моему вранье — это просто боязнь говорить правду. Смотря кому говорится та правда и в какой ситуации. Ведь человек не может врать просто так, на все есть причина. Что касается лично меня, то вру я часто, но всегда по уважительной причине.

10.30. Получила корреспонденцию, ознакомилась с содержанием и зарегистрировала нужную почту. Ненужную стерла. Разложила поступившую корреспонденцию в зависимости от срочности исполнения. Прислали бесплатный билет на выставку боди-арта — удача поворачивается ко мне лицом.

10.40. Отложила документы, требующие первоочередного решения босса. По остальным документам подготовила варианты возможных ответов — опытный секретарь никогда не положит на стол руководителю всю корреспонденцию, предварительно не проработав ее.

11.00. Доложила боссу о полученной почте. Он, похоже, меня вообще не расслышал.

11.10. Воюю со своим старым полусломанным компьютером. Он не сдается. Достал уже! Правильный канал не включается даже с третьей попытки — телевиденье не работает. Постоянные глюки.

11.30. Пошла уточнить соответствие записей в своем ежедневнике и ежедневнике босса. По идее — последовательность мероприятий должна быть одинаковой. Ага, прям! Сделала соответствующие пометки в своих записях.

11.40. Я отлично знаю, как вести себя в непредвиденных ситуациях. Требую у босса новый комп. Я заслужила! За короткое время я так организовала свою работу, что кроме меня, никто ничего не может разобрать. Меня теперь даже уволить не могут!

12.00. Пришел наш компьютерный умелец. Старый комп заменён на новый. Я выиграла это маленькое сражение. Кутузов, тоже сначала сдал Москву, а потом что произошло?

12.10. Сварю себе кофе. Мой босс обладает чувством юмора — знает множество похабных анекдотов и рационально подходит к сложным задачам — умеет спихнуть свою работу на других. Я, оказывается, должна придумать за него разные варианты отказов для корпоративных клиентов.

12.15. Мне велели принять и записать голосовые звонки, по поводу вакансии менеджера по кадрам. Вручную! Ну, что за подлость, а?

13.00. Уф! Устала записывать. Работаю с посетителями и веду телефонные переговоры.

13.30. Я начинаю ненавидеть всех на свете секретарей и вопрос — “Кто вам нужен?”. Это я у вас хочу спросить, кто мне нужен!

13.40. Документы, документы, документы, документы, документы… Я уже затрахалась с ними.

14.20. Доложила боссу об исполненных документах. Босс, оказывается, поссорился с очередной своей бабой. Наорал на меня. Ну откуда такие люди? Как в одном человеке может поместиться столько недостатков? И как при этом можно делать вид, что все хорошо?

14.30. Продолжение работы с посетителями и на телефоне. Вечно все ломятся к боссу без приглашения, всем только на минутку и всем только спросить. А вот фиг вам! Не пущу без записи, это ж мне потом расхлебывать, а не вам!

15.00. Отобрала из своей базы пять телефонных номеров отделов закупок различных фирм. Приступим.

15.10. Предвкушаю, что этого количества кандидатов будет маловато. По-моему не подходит никто. Собрала и подготовила для подписи исполненные документы.

15.15. Очередная неприятность — один из директоров хочет поговорить со мной об ужине назавтра. Это такая вежливая форма предложения перепихнуться с ним. Козел! Я начинаю верить в приметы — одна уже сбылась — всякие начинания в понедельник ни к чему хорошему не приводят. Опять хочу кофе. Сварю.

15.20. Снова телефонные переговоры. Теперь я обзваниваю всяких ублюдков. Вручную! Все, кому не позвоню, на совещаниях и встречах. Часто трубка отвечает короткими гудками. Никогда не думала, что могу так сильно злиться.

15.40. Наконец-то, хоть один нормальный человек на том конце провода. Да-да, мне нужен генеральный директор… Как это — зачем?.. Кандидатов хочу ему предложить!

15.43. Победа! Меня соединяют с гендиректором. Набираю воздуха в грудь. Ну, директор, готовься!

15.45. Какой-то писклявый у него голос, у этого директора.

15.46. В чём дело? Нас с компьютером опять разъединили — что-то переделывают в сети.

15.55. Достучалась! Раздраженный голос какого-то мужика ответил, что это не отдел закупок, а геронтологическая клиника.

16.00. Что-то надо сделать. Надо что-то сделать. Что же делать? А, вспомнила! Обработать и отправить исходящие документы адресатам.

16.10. Я знала, что мне повезет — завтра у начальника санитарного отдела день рождения — прекрасная возможность поздравить. На листочке написала напоминание.

16.20. Так и не пообедала сегодня! Пробила оставшиеся телефонные номера. Оказались — одно кафе, два борделя, один финтес-центр и четыре чьи-то квартиры.

16.25. Хоть кто-то на работе занимается делом — ждет моего звонка. Меня соединяют с очередным генеральным! Как только я услышала в трубке бас, тут же перешла в наступление. Я что, зря характеристики кандидатов зубрила?

16.30. Босс ушел. Что-то на ходу буркнул — видимо так попрощался. Утверждал, что едет домой. Не верю! Женщины тоже иногда думают.

16.43. Наметила мероприятия на следующий день. Мне нужно всерьез заняться самокопанием, просеять свои мысли. Мои мысли. Мне недавно казалось что у меня их нет вообще. Нет, они есть, и мне надо в них разобраться. Я сейчас совсем перестала понимать, кто я и что я из себя представляю. Нужно удостовериться в том, что я ничего не стою и уже после убедить себя в обратном. Чувствую, что это будет очень и очень сложно.

16.51. Навела на рабочем месте порядок. Ох, и хлама скопилось! Все в помойку!

17.00. Так, хватит — пора домой. Мне ж сегодня вечером еще и на тренировку идти.

17.03. Все отключила, закрыла и заперла. Ушла.»

— Да… — Пол явно разочаровался после чтения этого документа. — Слушай, а кто такой Станиславский?

— Судя по фамилии, поляк какой-то. По-моему, писатель-фантаст. Есть даже такое выражение — «система Станиславского» — это когда человек пока говорит, сам верит в то, что врет.

— Знакомая фамилия, что-то такое вертится… выясню. Ты тут ничего не стирал, не изменял? Вижу, что нет. Но мне вот почему-то кажется, что убийца, или убийцы, все-таки искали именно эту запись! Вероятно, тут содержится что-то важное, или они думали, что содержится. Недаром же она хранила этот файл отдельно.

Глава 23

— Важное? — удивился я. — По-моему обычная дневниковая страничка.

— А вот я так не думаю, — возразил Пол, — тут есть что-то такое… — он щелкнул пальцами, — возможно, именно то, что нам может помочь.

— И где это «что-то»? То, что покойный знал множество похабных анекдотов?

— Может и это, не знаю пока. Интуиция, больше ничего. В любом случае — сейчас это единственная зацепка. Ты отрабатывал текст?

— Конечно, — согласился я, — а то ты не знаешь?

— Нет, не знаю. Только с твоих слов, — сказал Пол, — ведь Лорен исчезла, так и не отправив мне подробный отчет, ты свой еще не успел составить, а все жучки, которыми тебя снабдили, оказались совсем в другом месте. Почему, кстати?

— Потому! — как можно естественнее возмутился я, — не люблю, знаешь ли, когда меня за болвана держат! Или за полного идиота.

— Хорошо, твоя взяла. Я раскрою карты, но сначала — расскажешь ты. Начни с того момента, когда после похода в «Cocktail Club’а» ты поперся бродить по городу. Кстати, чего тебя вдруг укусило?

— Развлечься хотел, — про Проводника я решил молчать. Это был мой единственный козырь в рукаве, и расставаться с ним я пока не собирался. — Лорен куда-то уходила, а мне срочно приспичило девочку. В клубе сорвалось, вот я и пошел бродить.

— Ну, ты даешь, парень! Тебе что, Лорен не хватало? Ладно, давай, рассказывай! Нашел хоть?

— Нет, не нашел. Только жучки твои с себя снял и прицепил к какой-то машине. Походил по улицам, ничего стоящего не отыскал и с горя отправился спать.

— Один? — изумился Пол.

— Один. А утром я начал отрабатывать эту запись на флешке…

— Вот тут — давай опять все детали, я слушаю.

— Ну, я все напишу в отчете, — не возражал я, — и материалы передам, но рассказывать-то особо нечего. Значит так…

Я рассказывал минут двадцать, не больше. Но мне показалось, что прошло часа два. Все это время Пол молча слушал, а его эластичная секретарша приготовила и принесла нам чай. Мне — мой любимый, а Полу — какую-то термоядерную смесь. Отхлебнув свое пойло, он вдруг сказал:

— Тебя использовали лишь для отвода глаз. С самого начала. Всем твоим друзьям и знакомым быстренько дали понять, что ты работаешь на нашу контору. Слухи распространяются мгновенно, а мы тихо наблюдали за потоком событий.

— Лорен?.. — спросил я.

— А что Лорен? — Пол посмотрел на мня. — Помогала тебе…

— …следила за мной и стучала тебе о каждом моем шаге.

— А то ты не знал? Это тебе было дано понять с самого начала и предусматривалось нашим соглашением. Дело не в том. За тобой стали следить почти сразу какие-то неизвестные нам люди. Причем следили так аккуратно, что мы установили только одного фигуранта…

— Это Марк Сайкс?

— Нет, почему? Он тут как раз случайно. Тебя чрезвычайно профессионально вели какие-то организации. Одну мы установили…

— Какую?

— Неважно. Она для нас не опасна и не заморачивайся. Беда в другом — за тобой следит еще кто-то, причем тут мы не смогли установить наблюдателя.

— Чего ж вы так оплошали! — съехидничал я.

— Не язви. Мы все-таки не всесильны.

— А я-то думал — всесильны! Я всегда считал, что вы везде на шаг впереди.

— Однако есть и исключения, — заметил Пол, — а иначе на фиг бы ты мне был нужен? Любопытно, что пока ты ко мне сегодня ехал, то слежки за тобой не было.

— Значит — знали. Прослушка?

— Видимо да, — неохотно признал Пол. Он подошел к ложному окну и задумчиво уставился в несуществующее пространство, — но мы ничего не нашли. Скремблер в порядке… Ладно, пока работай. Своим нанимателям о нашей встрече…

— Это — понятно!

— Молодец, хороший мальчик. Скоро они начнут тебя прессовать — время идет, деньги тратятся, а результата-то нет!

— Меня, наверное, лейтенант Гибсон скоро опять за жопу возьмет.

— Может взять, — согласился Пол. — А ты не раскисай, хочешь, конфетку дам?

— Не надо. Лучше продолжай меня прикрывать.

— А ты работай давай! Хватит спать! Ладно, «на сладкое» покажу тебе одну запись.

— Ну, не стоит, наверное… — Я испугался, что сейчас увижу очередную сцену с этажа «G».

— Не бойся, это про твоего Гибсона. Немного развлечешься…

Пол быстро ввел какую-то команду и вся левая, ничем не занятая стена его кабинета засветилась. На экране возникло какое-то казенное помещение и несколько человек в нем, видимо кабинет некоего среднего начальника. Таймер внизу показывал время записи — как раз через пару часов после того погрома, когда я впервые увидел Лорен. Кое-кто из присутствующих мне был хорошо знаком: лейтенант Гибсон, сержант Вудфорд и полковник Ромберг — начальник районного управления полиции. Остальных я знал плохо, некоторые были мне незнакомы. Судя по тому, что под портретом Президента сидел именно полковник, запись была сделана в его кабинете. Совещание происходило перед огромной сенсорной картой Города. Карта была испещрена разноцветными кружочками и ползающими стрелками, словно настоящий военно-оперативный план. Ораторствовал лейтенант Гибсон, как великий полководец, он вопил, особо не стесняясь полковника, бесцеремонно ругал патрульных за то, что те не доложились ему еще утром, и за то, что за два часа не успели представить донесения о розыске подозреваемых в распечатанном виде. По всей вероятности, он уже предчувствовавший тяжесть новых звездочек на своих погонах.

«…вашу мать! — орал лейтенант. — Сюда пошлите восемь человек, а туда хватит и пяти!»

«Прошу меня извинить, господин лейтенант, но я…»

Младший инспектор даже заикнуться не смог о каких-либо там извинениях, чтобы потом перейти к важным донесениям.

«Погоди! Ты что, разве вы не слышишь — я отдаю приказ?» — злился Гибсон.

Совещание почему-то проводилось таким образом, как будто начальник тут вообще не присутствовал. Полковник не вмешивался — молчал, и, похоже, совсем не принимал участия в совещании, только сидел и слушал. Но скоро собрание прервали — появился незнакомый мне патрульный сержант, и поспешно доложил, что какой-то штатский настоятельно просит принять его по очень важному делу.

«Подожди! — зарычал лейтенант, продолжая тыкать в карту голографической указкой. — Ты что, не видишь? Идет совещание! Выйди и закрой дверь с той стороны!»

«Но, сэр, я прошу прощения, по моему скромному мнению его необходимо срочно выслушать, — настаивал сержант, — это врач и ему есть что собщить нам…»

«Какого дьявола ему здесь надо?»

«Не горячитесь, лейтенант, — наконец подал голос полковник, оказавшийся чрезвычайно заинтересованным, — время пока терпит. Лучше выслушайте этого врача, а потом уж мы продолжим.»

Тут сразу стало понятно, кто хозяин кабинета и кто на самом деле ведет совещание.

«Ладно, уговорили. — Лейтенант наконец положил свою указку. — Позови этого дохтура, послушаем, что он тут нам расскажет».

Порог переступил начинающий лысеть, но еще молодой жгучий брюнет лет тридцати с сумкой для компьютера в левой руке. Он нерешительно остановился и посмотрел вокруг.

«Я, господа, искал вас в дежурной части, — сконфужено начал он, — но мне сказали, что вы все здесь».

«Присаживайтесь доктор, — полковник молча указал рукой на свободный стул, — мы вас внимательно слушаем».

Вошедший сразу же уселся, уступая любезному приглашению полицейского начальника.

«Я врач общей практики, — приступил он к объяснению. — Меня зовут Пит Дарави, вот моя карточка. Я живу на улице Роз, а работаю в Северо-Восточном округе, на Широкой улице — там мой участок. Сегодня утром, примерно час тому назад — я как раз готовился ехать на вызов — в моей приемной неожиданно появились два человека и попросили о срочной помощи. Оба были сильно утомлены, покрыты городской грязью, а по их одежде можно было судить, что они ночевали не раздеваясь. У одного на нижней части левой голени, примерно на полфута ниже колена, была сквозная рана, уже начавшая гноиться. Рана, вообще-то, неопасная, но довольно неприятная. Я обработал рану, сделал укол комплексного антибиотика, но спросил пациента, когда и как он так нехорошо повредил ногу. Тот ответил, что позавчера ночью, возвращаясь от своей девушки, забыл у нее дома ключи и поэтому стал перелезать через ограждение своего двора и пропорол ногу о пику железного забора. Я смотрел по новостям о погроме и о том, что некоторые из нападавших получили ранения после столкновения с полицией. Это явно не тот случай, но все же… Вы, верно, знаете, как человек склонен отождествлять свое воображение с действительностью. Ну и вот… Это показалось мне крайне подозрительным. Не думаю, что я фантазирую, но тут что-то явно по вашей части».

«Мы весьма вам признательны, дорогой доктор, весьма благодарны, — полковник уже начинал терять терпение, — но что именно вас так насторожило? Что показалось странным?»

«Дело в том, что я практикую уже пять лет, но даже студенту первокурснику стало бы ясно, что подобная рана не может стать результатом повреждения такого рода — там явный огнестрел. Причем пуля, возможно, рикошетом задела большую берцовую кость и прошла навылет. Скорее всего, выстрел был произведен из штатного оружия со значительного расстояния, поскольку газового ожога не наблюдалось…»

После этих слов психологическая атмосфера заметно переменилась. Это было видно даже на записи. Все присутствующие с живейшим интересом слушали заявление врача, а лейтенант сидел, разинув рот. Врач, казалось, был очень сконфужен, и я не думаю, что смущение было притворным. Так может произойти со всяким честным человеком, если он попадает в качестве свидетеля в нашу полицию. Интересно — сколько раз он втайне оказывал помощь людям, раненным в уличных потасовках и разборках подростковых банд? Сколько раз его допрашивали и он «не узнавал» своих пациентов? А вот сегодня его роль совсем иная — теперь ему надо говорить, а не молчать.

«Прошу вас, доктор, — вежливо поторопил врача подполковник, — продолжайте. То, что вы нам сейчас рассказываете, чрезвычайно важно!»

«Другие обстоятельства еще более усилили мои подозрения, — осмелев, продолжал врач. — Пациент и его спутник предъявили свои карточки, но сразу же выяснилось, что на них нет страховки — в страховой базе данных отсутствовали всякие сведения об этих людях.»

«Вы хотите сказать, что документы были не настоящие, — оживился Гибсон, — поддельные?»

«Вообще-то, не мне решать, но все это как-то подозрительно, вы не находите? Потом раненый вытащил из кармана пачку бумажных купюр и предложил мне, как плату за помощь. Я, разумеется, не захотел брать эти деньги — экстренную помощь я обязан оказывать бесплатно, но мне настойчиво навязывали плату, да к тому же для данного случая сумму необычно крупную — три тысячи кредитов! Чрезвычайно подозрительно, ведь верно? Наличные, да еще мелкими купюрами! Да и сами пациенты имели весьма потрепанный и несвежий вид, а тут еще и эта пачка денег в кармане. Неприятные люди. Затем они спросили, где можно срочно достать геликоптер. С больной ногой трудно, видите ли, идти пешком, а раненый хромал очень сильно. Словом, вот так… Я не люблю поднимать шум зря. Но, в конце концов — оказать содействие властям — это мой гражданский долг, а так, как я вполне лоялен, то, полагаю, это мой долг вдвойне…»

К этому времени начальник управления уже вышел из-за стола и был на ногах. Теперь уже распоряжался полковник:

«Срочно послать бригаду по этому адресу! Возьмите экспертов! Немедленно дать мне список всех пилотов геликоптеров города! И профессионалов и любителей! И приезжих пилотов тоже! Обойти всех, у кого геликоптер есть в частном владении! Послать людей в главную авиадиспетчерскую региона!»

«Вы посоветовали им что-нибудь? — обратился к врачу лейтенант Гибсон. — Помогли чем-то еще?»

«Нет, я только рану обработал. Да, относительно геликоптера. У меня есть служебный, и я им часто пользуюсь, когда экстренный вызов и мне надо немедленно отправляться к больному, но я, сами понимаете, не хотел предоставлять его этим типам. Потом кто-то из них сказал, что лучше всего выйти на улицу и вызвать такси».

Экран погас.

— Вот так работает наша полиция, — заключил Пол. — Все, дальше уже не так интересно.

— Ну, вы даете! Записать совещание начальника управления! Вот это я понимаю! Поможешь, если они меня опять задержат? — спросил я с некоторой надеждой.

— Сам выкрутишься… — устало ответил Пол. — Да, а эта твоя «Тихая Обитель», где вы пытались что-то найти — одна из дочерних компаний Вип Сервиса. Вот тебе и еще одна связь. И еще одно, постоянно забываю спросить. Что-то ты выглядишь последнее время, как дерьмо. Болеешь что ли?

— Нет, я здоров, только сплю плохо, — пожаловался я. — Снится постоянно какая-то дрянь. Иногда такое присниться, что потом весь день прибитый хожу.

— Так сходи к Стиву! Он же у нас мозговерт, и уж от такой-то ерунды, как нарушение сна, точно вылечит. Запиши свои кошмары и покажи ему: он только благодарен будет. Я сам у него лечился.

— Сказал тоже — к Стиву! У меня на него никаких денег не хватит!

— Бесплатно, — Пол махнул рукой, — старых друзей он обещал даром лечить. Хочешь, я ему позвоню?

— А позвони! — обрадовался я, — если он мне что-то умное посоветует, то с меня бутылка!

— Ты лучше работай и не заставляй меня прибегать к сильнодействующим средствам, — проворчал Пол, — а бутылку я сам тебе потом поставлю. Когда дело закончишь. Сколько времени уже потеряли по твоей милости.

Глава 24

…Нас было четверо приятелей, даже друзей — студентов Художественной Академии. Мы вместе изучили классику, диджитал-графику и дизайн, вместе готовились к экзаменам, ходили на студенческие вечеринки и назначали свидания девушкам. Иногда — одним и тем же. Сокурсники в шутку называли нас «Великолепной четверкой». Пол Жданов, Ник Симирский, Стив Дэвидсон и я. Первым откололся Пол — самый младший в нашей четверке — оставшиеся были старше почти на год. Он, благодаря папе-прокурору и маме-судье, перевелся со второго кура с потерей года в Юракадемию, и наши пути-дорожки разошлись. После учебы он закрутил роман со ФСИБ, вследствие чего никто из нас не решался на контакт с ним без крайней на то необходимости. Потом отвалил Стив. Где-то после третьего курса, он вдруг воспылал страстной любовью к медицине, написал заявление с просьбой об отчислении и с нуля поступил на медфак, пойдя по пути родного дядюшки — известного на весь мир психиатра. Непрерывной чередой последовали отличный диплом, ординатура и докторантура, и как-то постепенно и незаметно для нас Стив вдруг сделался немалым авторитетом в области врачевания духовных недугов, порожденных реалиями нашего бездуховного века. Однажды и вдруг он потерял дядю — тот погиб в дорожной катастрофе — и унаследовал его элитарную клинику. Однако чистым управленцем Стив так и не стал — для административных дел нанял директора, а за собой оставил контрольный пакет акций и лечебную часть.

Оставались мы с Ником. Ник потом устроился умнее всех — он получил диплом дизайнера и только после этого пошел на второе высшее — поступил на платный юрфак. Ник стал крутым и дорогим адвокатом, хотя (редкий случай!) его предки и другие родичи ничем юридическим не страдали: оба родителя считались неплохими художниками. У меня сначала даже мелькало подозрение, что тут не обошлось без какой-то протекции со стороны Пола, но я тогда сильно ошибался. Пол и Ник хоть оба и сделались юристами, но разного профиля — они всегда оказывались по противоположные стороны баррикад.

Формально мы все еще продолжали поддерживать вполне корректные приятельские отношения. Иногда встречались, а при случае помогали друг другу. Только вот случаи эти выдавались все реже и реже — каждый из нас обрастал своими собственными знакомыми, и наши круги общения обычно не перекрывались, а профессиональные интересы лежали в разных областях человеческой деятельности.

Из всех нас, первоначально выбранной специальности остался верен только я один, да и то не до конца. Еще на последнем курсе я устроился на неплохую должность в приличную дизайнерскую студию, и никаких проблем с трудоустройством не возникало. Сначала в качестве хобби увлекся компьютерами, программированием и кое-чего достиг на этом поприще. Денег тоже хватало, а когда я обнаружил у себя ряд полезных способностей, то в дополнение к материальному достатку жизнь стала интересна и насыщена. Я женился, и, как мне тогда казалось, впереди все было светло и безоблачно. Однако наш босс оказался не очень хорошим бизнесменом, фирма обанкротилась, а я остался без места. Но не без работы — ушел на вольные хлеба. Периодические программерские, дизайнерские заказы и поиски в Темном Городе сильно выручали, так что такое положение меня вполне устраивало. Меня, но не мою жену, которую никак не устраивал муж-неудачник. Вот тут-то она и переметнулась к «другу дома» — Нику.

Когда я открыл свою контору, то довольно быстро возникли вполне ощутимые проблемы с властями, и пришлось срочно получать гослицензию на свой бизнес. Помог Ник. К этому времени он уже вдоволь наигрался в семейную жизнь, роль честного мужа ему обрыдла, и он инициировал бракоразводный процесс с моей бывшей женой.

Клиника Стива располагалась в невысоком стеклянном здании на территории лесного массива Лосиного Острова. Клиника не носила какого-то специализированного медицинского названия, типа «Институт глазной хирургии имени академика Федорова» или, скажем, «Психиатрическая больница имени Алексеева». Нет. Просто и со вкусом — Клиника Джона Дэвидсона (John Davison Clinic) и всё. Мало кто знал, что этот самый Джон Дэвидсон, был ни кем иным, как ныне покойным родным дядей моего старого друга — Стива Дэвидсона.

Обратиться к врачу меня заставило не столько самочувствие — задолбали ночные кошмары — сколько робкая надежда узнать хоть что-нибудь о некоторых обитателях медицинского мира, которые попали в поле моего зрения. Стив, даже став начальником, до сих пор лично проводил прием наиболее интересных ему пациентов, преподавал на медфаке университета, постоянно публиковал какие-то научные труды и, несмотря на относительную молодость, числился в своем мире крупной величиной. Его имя и рожа периодически мелькали в репортажах о всяких светских раутах и крутых party. Чтобы попасть к этому небожителю, мне сначала пришлось пройти полный медосмотр. Как только я очутился в лапах врачей, меня сразу же отправили на конвейер — сестры забирали кровь и другие жидкости из моего бренного тела, томографы просвечивали со всех сторон, и, наконец, коллопроктолог — женщина неопределенного возраста и веса — произвела полный осмотр моей прямой кишки. Я вообще не люблю медосмотры, но когда эта баба загнала мне в задницу некую хреновину размером с хорошую полицейскую дубинку, чтобы получше разглядеть какие-то крипты, которые она там нарыла, я почувствовал себя несколько тягостно. Воистину проктологи — люди потерянные для порноиндустрии.

Но теперь все эти прелести были уже позади, и Стив назначил мне время приема. Войдя в здание, я назвал регистраторше свое полное имя, и она направила меня в административный корпус, в комнату, больше смахивавшую на приемную спикера парламента или секретариат министра какой-нибудь вредной для экологии промышленности. В правой и в левой стене приемной имелись совершенно одинаковые двери. Как и везде в этом здании, ручек у дверей не имелось. Секретарь Стива — аккуратненькая симметричная девушка-блондинка с маленьким носиком, в приталенном белом халатике, заканчивающемся чуть ниже пояса — велела мне подождать. Симпатичная! А какие у нее трусики! Явно ноги кормят не только волка, но и секретарш. Из косметики — только накрашенные веки, брови и ресницы, которые выгодно подчеркивали печальные ярко-синие глаза. На приятном курносом лице выделялись веснушки. Гладко зачесанные назад волосы стянуты на затылке, а их пышные соломенные концы свободным хвостом спадали на спину.

Вторым объектом в приемной, цепляющим взгляд, была крупная картина в массивной золоченой раме. На полотне неизвестный мне мастер живописал Христа, обучающего своих учеников превращать обыкновенную воду в вино. Задумчиво-проницательное лицо Спасителя светилось нечеловеческой добротой, покоем и безмятежностью, тогда как лица учеников, казалось, выражали все мыслимые пороки человечества. Несмотря на усилия, я так и не смог припомнить библейский сюжет полностью подходящий картине.

Окно во всю стену показывало успокаивающий лесной пейзаж, цвет стен стремился к салатовому и вгонял в серую тоску, картина заставляла думать о вечном, а длинные ноги и белоснежные трусики секретарши наводили на фривольные мысли. Чего, собственно я ждал от встречи с врачом, я и сам толком не знал. Я вообще не столько ждал, сколько надеялся.

Правая дверь раскрылась, и в приемную вошел сам Стив. Он был в зеленом врачебном халате, подтянут, аккуратен и свеж, весь излучал благополучие и уверенность в завтрашнем дне. В грудном кармане халата, как знак принадлежности к врачебной касте, торчал новенький лазерный гемометр. Начав ближе к тридцати годам лысеть, Стив, игнорируя достижения своих коллег, лысину не лечил, а просто зачесывал свои рыжие волосы назад, отчего его некогда мальчишеское лицо приобрело какой-то бюрократический оттенок. При росте в шесть футов и два дюйма выглядел он внушительно и импозантно.

Жестом позвав следовать за ним, мой друг пригласил меня в свой кабинет, на удивление компактный уютный и удобный. Зеленоватые стены, старомодная мебель, тяжелые шторы в болотных тонах наполовину закрывали огромное окно. Красного дерева письменный стол с большим трехмерным монитором был завален документами. У стола — вертящееся рабочее кресло. Рядом — маленький столик, уставленный какими-то странными скульптурками и небольшими предметами, идентифицировать которые мне не удалось. Прямо напротив окна — массивное кожаное кресло цвета красного вина, явно крепко-накрепко приделанное к полу, и такая же кушетка. Третья стена представляла собой стеллаж с антикварными книгами в золотом тиснении. Я-то ожидал увидеть что-то вроде переговорного зала или офиса для заседаний совета директоров.

Сначала мы вспомнили некоторых общих знакомых, пересказали друг другу свежие сплетни, немного поговорили о погоде, а потом уж перешли к моей частной проблеме. Стив с интересом прочитал сделанные мною записи снов, но как-то кисло посмотрел результаты анализов и исследований.

— Знаешь, я не совсем понимаю, зачем ты вообще ко мне пришел. Психически ты, в моем разумении, практически здоров. Соматически — тоже. Есть у тебя несколько невротических симптомов, а у кого их сейчас нет? Энергетиками не злоупотребляешь? А стимуляторами?

— При моей работе без этого трудно обойтись, но я пью их только в случае крайней необходимости, — проворчал я.

— Вот видишь. Что я еще могу сказать? Ты же, небось, из-за терминала не вылезаешь? И в Темный Город шастаешь по десять раз на дню?

«Интересно, а как он связан с Полом? И связан ли вообще? Друзья, все-таки. Может — не только друзья, но еще и деловые партнеры?»

— Ну, не совсем так, но близко к этому. Мой бизнес, понимаешь, требует.

— Прекращай с этим, завязывай. Это я тебе как врач говорю. А то к нам попадешь. Или куда-нибудь еще, но обязательно к моим коллегам. У тебя сейчас как со временем? Не задерживаю? А то у меня тут небольшой перерыв образовался.

— Я зарезервировал полдня для похода к тебе.

— Вот и превосходно. Пойдем, сходим в отделение. Прогуляемся. Покажу кое-что, тебе будет очень полезно взглянуть, заодно и поговорим. Только вот это надень.

— Опять? — невольно вырвалось у меня, пока я облачался в точно такой же, как у Стива халат.

Приходилось ли вам попадать в круговорот событий, которые, по вашему мнению, уже с вами происходили? Идешь по какому-то месту и… бах… понимаешь, что когда-то уже здесь бывал, хотя прекрасно знаешь, что находишься тут впервые. Или так называемый сон в руку. Это все признаки богатой фантазии или реалити-шоу? А может это отголоски прошлой жизни? Как знать. Хоть такие случаи происходят со мной и редко, но мне бы не хотелось, как в старых американских фильмах, застрять в лабиринте времени. Существует легенда, что во время сна душа человека бродит по так называемому астральному миру, а в нем границ времени не существует. Кое-какие приключения этой души мозг улавливает в виде сна, а когда душа попадает в область будущего, это запоминается как реальное событие и получается дежа вю. Но это — легенда, и сон далеко не всегда результат приключений души, у сна несколько иные функции и задачи.

— Что значит «опять»? — не понял Стив. — Ты у меня впервые, если не изменяет память.

— Ладно, проехали. Слушай, а почему возникает дежа вю?

— У-у-у-у, парень! — засмеялся Стив. — Если бы точно знать!

— А все-таки? — не отставал я.

— Видишь ли, такие эффекты, как «жамэ вю» и «дежа вю» принадлежат к симптомам, связанным с трансформированием сознания. Эти слова переводятся с французского, как «никогда не видел» и «уже видел».

— Ага, — усмехнулся я.

— Ну, конечно, ты же у нас французским владеешь, извини. Забыл уж — редко видимся. Так вот, в первом случае, попадая в хорошо известное место, например во двор своего дома, больной ничего не узнает и думает, что никогда тут не был. Во втором случае, наоборот: в совершенно новом месте ему кажется, что он тут когда-то уже был и то, что он переживает сейчас, уже с ним происходило. Точно так же больной из-за нарушения сознания может не заметить, как проезжает свою станцию, или может, находясь в так называемом сумеречном состоянии, уехать в удаленные места, даже в другую страну. Практически во всех учебниках психиатрии приводился такой пример. Некий коммерсант в сумеречном состоянии сознания прибыл на парусном корабле из Англии в Индию. Плавание длилась больше месяца. Причем этот больной в течение всего времени все делал, так как обычно, не привлекая внимания попутчиков, и пришел в себя, оказавшись уже на твердой земле. О своем путешествии он ничего не знал и был, мягко говоря, крайне удивлен случившимся.

— Но почему это вообще происходит? Меня интересует именно дежа вю.

— Только гипотезы. Мне больше всего нравится такая. Тебе, как компьютерщику, будет понятно. Как ты знаешь, у человека есть два вида памяти — кратковременная и долговременная. Если хочешь — оперативная и постоянная. Кратковременная задействована практически всегда и необходима для хранения промежуточных результатов. Например, для необработанной информации поступающей от рецепторов чувств до того момента, пока эта информация не будет обработана и интерпретирована мозгом. Мы воспринимаем информацию, находящуюся в кратковременной памяти, как отчет о текущем моменте. Долговременная же память, необходима для длительного хранения в мозгу обработанной и уже интерпретированной информации. Данные, сохранённые в долговременной памяти, воспринимаются человеком, как информация о событии уже случившемся. Иными словами — как информация о прошлом. Эффект дежа вю возникает, тогда когда необработанная информация с рецепторов кэшируется — записывается в долговременную память и тут же считывается для дальнейшей обработки и анализа. Но, поскольку человек воспринимает данные из долговременной памяти, как информацию о прошлом, то получается, что событие случившиеся в данный момент, воспринимается, как уже случившееся или случавшееся в прошлом. Примерно так.

Тем временем мы вышли из кабинета главного врача, покинули административный корпус и пошли по территории больницы. Постепенно мы углубились в лес. Мы шагали по чистой дорожке, выложенной белыми каменными плитками. Кроны деревьев, причудливо склонившиеся над нами, можно было принять за свод миниатюрного храма. Дорога была недолгой, и я не сразу заметил, как что-то изменилось вокруг нас. Если до этого мы шли по обычному ельнику, ничем не отличающемуся от любого подмосковного, то теперь все чаще стали попадаться деревья-великаны. Мы оказались как бы в готическом соборе, не хватало только музыки. Но под выстроенными в ряд елями царил глубокий покой, не слышалось ни одного птичьего голоса. Неожиданно деревья расступились, и я увидел другой корпус. Побольше.

— …Еще есть старая гипотеза Петровского, — продолжал тем временем Стив, — согласно которой информация в мозге может, как бы заблудиться и то, что ты воспринял органами чувств приходит с некоторым опозданием. В итоге повтор информации, воспринятой ранее и заблудившейся по дуге, порождает эффект повторения ситуации.

— Интересно. Я вот где-то слышал, что психотерапевты считают частое повторение дежа вю признаком того, что у человека начинает съезжать крыша.

— Частое повторение — да. Есть люди, у которых вообще постоянное дежа вю, и вот это уже точно достаточно серьезное психическое расстройство.

— А что ты обычно говоришь больным, когда спрашивают про диагноз?

— Я, как правило, им описываю их заболевание общими словами и говорю, что они страдают некоторым психическим расстройством.

— Не уточняешь?

— Не уточняю, но стараюсь более доходчиво объяснить, в чём заключается их страдание. Далее, как правило, больной интересуются у меня подробностями. Но у тебя-то, надеюсь, такое случается редко?

— У меня так бывает только изредка, — ответил я, — но, если честно, почти всегда, когда у меня происходит дежа вю, я ощущаю непонятную тревогу. Да, еще такая особенность: я, хоть и не могу знать, что произойдет дальше, но почему-то могу сказать, что должно произойти что-то важное. Сумбурно излагаю, извини, но как уж умею. Мое дежа вю, более или менее оставляющее отпечаток, всегда предшествует какому-либо событию. И неважно, хорошее это событие или нет, но тревога все равно присутствует… У меня так бывает редко, но почему-то сразу же такое невнятное ощущение, как будто все это я уже видел когда-то во сне.

— Вот! Есть еще и такое мнение, что источником этого эффекта служит зона мозга, вырабатывающая мнимые воспоминания во время фаз быстрого сна, собственно она и служит источником сновидений.

Мы миновали охрану, поднялись на пару этажей и пошли по длинному и тоскливому больничному коридору.

— Само по себе ощущение дежа вю, это переход в измененное состояние, при ассоциативном восстановлении воспоминаний, — продолжал тем временем Стив. — Мои коллеги с радостью диагностировали бы у тебя синдром Кассовского, и сразу приступили бы к лечению, уж чего-чего, а диагнозы ставить мы умеем. Но я-то тебя знаю, поэтому ничего прописывать не стану.

Наших шагов почти не слышно, голоса звучали тихо и приглушенно. Стерильная чистота и пустота. Только светящийся потолок и прозрачные стены… Никаких теней, никаких предметов, только коридор и двери без ручек.

— Ну, спасибо, отец родной! Утешил.

— Не паясничай, не в цирке! Просто сейчас еще нет подходящих медикаментов для твоего случая. А остальные препараты я рекомендовать не буду. Не тот вариант. Так, внимание! Мы пришли.

Стив продемонстрировал мне несколько палат, где «отдыхали» его пациенты. Эти люди оставили очень тяжелое впечатление. Особенно меня поразил больной в состоянии восковой гибкости, когда его тело принимало самые вычурные позы, искусственно приданные ему Стивом. Каким бы неудобным не было то положение, больной пребывал в нем сколь угодно долго, не совершая никаких самостоятельных движений. Я не сразу осознал, что мой друг уже давно что-то мне поясняет, при этом его глаза остановились, а взгляд приобрел какой-то стеклянный вид:

— …состояния, когда тело, можно сказать, не имеет психики, могут затягиваться и длиться неопределенное время, — продолжал Стив, — принимая персистирующее или рецидивирующее течение. И тогда это может выглядеть как кататонические или другие подобные психиатрические расстройства либо как неврологические нарушения: летаргия, кома, синдром Клейне-Левина…

— Чего? А можно то же самое, только как-нибудь попонятнее? Простым языком?

— Извини, я забыл, что ты не мой студент. Вот этот больной постоянно уходил в Темный Город, можно сказать, жил там. Результат перед тобой. Те трое тоже. А вот — программист-сетевик. Отличный специалист, кстати, но сейчас он совершенно не реагирует на внешние воздействия. — В изможденном, неподвижном человеке я вдруг с ужасом узнал того самого старика, которого мы подвозили в день нашей встречи с Лорен. — Всё это варианты твоего будущего. Смени работу.

— А какие-нибудь другие средства существуют? — осведомился я. — Но не те, что лечат, а те, что помогают?

— Да как тебе сказать… — мой друг не принял шутливого тона. — Постараюсь объяснить популярно и доступно. Дело в том, что все врачи знают, что и для чего они делают. Ортопед, когда лечит коленку, понимает, что там протерся хрящ, поэтому колено скрипит или болит. Гастроэнтеролог знает, что не хватает какого-то фермента в кишечнике, поэтому нарушается микрофлора, пища плохо переваривается и начинает гнить, вызывая расстройство. Или что на стенке кишки язва, воспаление или какая-нибудь дисфункция. Кардиолог может найти причину недостаточности и болей в сердце. Назначить правильное лечение — подавить лишний водитель ритма, заменить клапан или сосуд. Офтальмолог заметит хрусталик или роговицу, пришьет сетчатку. Кому что. А вот психиатр… он же зачастую понятия не имеет, почему вдруг мозг начинает работать неправильно, не так, как у большинства людей, и отчего свойства личности катастрофически перерождаются. До сих пор непонятно, вследствие чего возникает это перерождение, поэтому психиатр лечит тем методом, который удался когда-то кому-то из авторитетов, и привел к неким позитивным результатам. Или тем способом, что данный гипотетический психиатр придумал и открыл сам. Знаешь, в прошлом веке, были такие огромные компьютеры на вакуумных радиолампах? Эти монстры часто ломались или начинали плохо работать. Так вот, иногда, при плохой работе, помогал хороший удар ногой по крышке корпуса. Но помогал такой удар не всегда — неисправный блок мог и окончательно сломаться. Лечение душевных заболеваний еще недавно, во второй половине двадцатого века, было почти таким же. Да и сейчас, буду с тобой откровенен, мы не слишком далеко продвинулись. Например — шизофрения. Раньше глушили электрошоком. Или шоком инсулиновым. Потом магнезию кололи вместе с каким-нибудь аминазином. До сих пор любят разнообразные антидепрессанты. Их множество. Тоже, надо сказать, не самый хороший вариант, но они блокируют центральные дофаминергические рецепторы и в отличие от старых препаратов не вызывают апатии и вялости, а наоборот, оказывает активирующее действие…

— Но в чем причина? — перебил я Стива. — Что дает сбой программы? И откуда появляется тот или иной психоз? Где тот источник, что порождает ту же шизофрению?

— Если б я точно это знал, то давно бы Нобельпрайс по медицине получил, — усмехнулся Стив. — Причина окончательно неизвестна, если уж говорить совсем честно. Есть несколько теорий по шизофрении, каждая школа считает, что именно их версия справедлива. Кто думает, что виновата недостаточная выработка в мозгу рилина, кто винит во всём генотип и наследственность, кто эндокринно-обменные нарушения… А на практике вся эта неразбериха приводит к тому, что до сих пор, кроме всего прочего, популярна психотерапия. Считается, что во время психотерапевтических сеансов включаются незадействованные внутренние резервы, и сам организм начинает бороться со своим заболеванием…

Вернулись мы уже в другой кабинет — слева от входа в приемную. Второй кабинет Стива представлял собой просторное скучное помещение, где стоял Т-образный стол. На главное место — в середину перекладины буквы «Т» — уселся сам Стив. За его спиной, за стеклянной стеной-окном на слабом ветру шевелился лес. К моему удивлению, я не увидел никаких бумаг на столе, всё было строго и минимально достаточно: терминал, дисплей, кресла. Видеопокрытие на стенах не работало. Мой друг махнул рукой в сторону одного из ближайших кресел. Я сел.

— Что ж у вас за наука такая, что ничего не ясно? — Лекция Стива меня не воодушевила. Я был разочарован и расстроен. — Сейчас не Средние века, а вы же не алхимики, чтобы так…

— Нормальная у нас наука, — прервал меня Стив. — Вообще-то любое психическое заболевание сводится к органическим поражениям и нарушениям в мозге. В основе всегда чистая органика, но, в отличие от остальной медицины, психиатрия наука неточная. До сих пор. Интуитивная, я бы сказал наука.

С этими словами он откуда-то из-под стола вытащил кучу листков с разнообразными схемами, где было что-то начерчено, какие-то графики и что-то напоминающее аналитические таблицы… При виде всего этого добра сразу подумалось: «Я часом адрес не перепутал? Может, мой приятель никакой не психиатр, а все-таки бизнесмен?» Потом он долго еще что-то мне рассказывал, завалил разными терминами: комплаентность, биопсихосоциальная модель, конгруэнтность, гендер… Короче, я быстро потерял нить и, мягко говоря, уходил в аут.

— … каждое новое назначение, — заключил свою лекцию Стив, — это практически всегда «ломка» головы, в прямом смысле этого слова. Поэтому сделаем так: никакого этиологического лечения я тебе прописывать не буду, а дам общеукрепляющий комплекс и ряд рекомендаций, а через некоторое время посмотрим. Все равно ведь ты откажешься от курса психотерапии?

— Еще бы, — подтвердил я, — ты же знаешь, что это для меня такое.

— Знаю, конечно. Так просто спросил, для порядка.

— А у тебя-то как жизнь? — поинтересовался я, чтобы сменить тему. — А то все обо мне, да обо мне. Что дома?

— Ты о чем? У меня же никогда не было дома в обывательском понимании, и тебе-то уж прекрасно все это известно. Сейчас вот я монографию пишу о истероидных и неврозоподобных расстройствах. Многие мои больные несут мощный психоэмоциональный заряд, который и вынужден брать на себя лечащий доктор, то есть я. Это как бы моя профвредность, мой крест и моя планида. Невротики и истерики несут поток негатива, неудовлетворённость жизнью, нытьё и раздражительность. По-моему, это самый тяжёлый вариант, и мало кто из моих коллег по доброй воле любит лечить таких пациентов. Обычно эти больные — источники существования разных психологов и психоаналитиков. Врачам, работающим с неврозами в так называемой малой психиатрии памятники при жизни надо ставить, по моему скромному мнению. Здесь вообще тяжело работать.

— Ну, извини, — я начал вставать с кресла. — Я, пожалуй, пойду, до встречи.

— Подожди, — Стив сделал рукой останавливающий жест, — когда я был последний раз на нашей научно-практической конференции в Лондоне, одна женщина, коллега из Бостона, рассказала мне такую историю. Как-то утром она проснулась от странного звука, напоминавшего стук. Встав с постели, она заметила бабочку, порхавшую у стекла со стороны комнаты, а снаружи — синицу, долбившую стекло в попытках склевать насекомое. Бабочка не видела стекла, но стремилась улететь от птицы. Синица тоже не видела стекла, но рассчитывала поймать бабочку. Тем не менее, из-за тонкого стекла, разделявшего их, бабочка все это время была в такой же безопасности, как если бы находилась за милю от этой птицы.

— Это ты к чему? — не понял я.

— А вот к чему, — Стив наклонился в мою сторону. — Беспокойство и неприятные сны не будут тревожить твою душу, если уметь управлять своими эмоциями. Вообще, тебе нужно изменить образ жизни и характер деятельности. Научись ставить невидимое стекло между собой и внешним миром. Тут необходим тренинг. Помнишь, я раньше тебе уже говорил, что слушать чужие истории иногда бывает очень полезно для пациента?

— Сам же тогда и объяснил, что далеко не всегда помогает, а только иногда. По особым показаниям. Этот метод, как я понял, вроде бы…

— Разрешить тебе? — оборвал меня Стив. — Тебе-то как раз и будет полезно.

— Мне? Зачем? Тоже психотерапия? Ты уверен, что мне это так уж необходимо?

— Может помочь. Только вот заполни этот бланк, о неразглашении сведений и об отказе от использования информации, полученной во время сеансов. Сейчас уже скоро начинается прием, посиди, послушай. У меня хорошая система, и звук при необходимости может транслироваться сюда с измененным тембром и рисунком голоса, дабы потом никто не смог узнать говорящего.

— Спасибо, конечно, — отозвался я, — но как-нибудь в другой раз, если можно.

— Смотри, как знаешь. Мое дело предложить, ты же ко мне за помощью обратился.

— Слушай, а личную просьбу можно? — я вопросительно уставился на своего друга.

— Ха! Можно подумать, что до этого у тебя была просьба общественная! Ладно, давай твою просьбу.

— Кто такие… — я назвал имена тех врачей, что попали в поле моего зрения.

— Никогда не слышал, — рассеянно ответил Стив, — а что, разве должен? Это кто?

— Практически твои коллеги, и, по-моему, один бывший твой студент. Не припоминаешь?

— Никогда не слышал! Или — слышал, но забыл. Но что точно, это не мои коллеги, всех своих я знаю поименно, — мой друг засмеялся. — Я, вообще-то, потерей памяти пока не страдаю. А зачем тебе? По работе или так, из личного интереса?

— Сейчас у меня на руках одно дело…

— Стоп! Я знаю про твое дело, слыхал уже, да и все наши в курсе. Есть такое понятие — профессиональная этика. Прости, старик, но ни один doctor, ни один мой коллега тебе не поможет напрямую, даже и не пытайся. Только если как-то обходными путями, но это уж без меня. Извини.

— Да? Ну, ладно, — ни на что другое, в общем-то, я и не рассчитывал. — Большое тебе спасибо, я тогда пойду.

— Давай. — Стив встал, прекращая тем самым нашу беседу. — Без обид?

— Без обид, — согласился я, — я же все прекрасно понимаю. Да, а твои коллеги — сколько они берут за консультацию? В среднем?

— Разные цены, — охотно откликнулся Стив, — зависит от репутации, квалификации, уровня специалиста. Я, например, обычно беру тысячу кредитов за прием.

— Ого!

— А ты что думал? Вообще — врач должен получать за свою работу деньги, и деньги ощутимые. В наше время, пока доктору не заплатишь, он к тебе даже не подойдёт, хоть ты помирай. Или выжмет всё, что еще можно выжать. «Жить захочешь — заплатишь!» Более того, скажу честно, раньше всегда была взаимовыручка и поддержка между врачами. Всегда бесплатно помогали друг другу, близким родственникам и друзьям коллег. Это было доброй традицией. Сейчас же, если узнают, что ты сам doctor, то с тебя ещё и сдерут три шкуры. Так везде и повсеместно.

— А совесть? — вопрошал я.

— Что совесть? Чистая совесть свидетельствует о начале старческого слабоумия.

— Я тебе что-нибудь должен?

— Ты — нет, и с тобой пока все в порядке. Я подчеркиваю — пока! Но, если ты не сменишь работу и стиль своего существования, то скоро возникнут серьезные расстройства. Это тебе любой мой коллега подтвердит. Ну, удачи!

Хотя напоследок Стив и передал мне через свою секретаршу брошюрку с «общеукрепляющим комплексом», расстались мы довольно прохладно. Только сейчас я понял, что, по сути, ничего не знаю про Стива. Ни про его работу, ни про его жизнь.

Глава 25

Для чего вообще нужны друзья?

Вопрос не так глуп и банален, как может показаться. На него отвечало столько народу, что и представить-то сложно. Почти все классики, и просто те, кто любит занять свое и чужое время пустой болтовней или, например, графоманией.

Вот мое мнение, никоим образом не претендующее на истину и законченную мысль. Моя версия. Друзья нужны:

— для снятия стресса и для того, чтобы было кому пожаловаться без всякой на то цели;

— чтобы было, у кого спросить дельный совет даже тогда, когда ты и сам прекрасно знаешь, как и почему будешь поступать по-своему;

— чтобы обратиться за помощью, когда больше обратиться некуда;

— чтобы было, кому разделить с тобой радость, горе или просто хорошие новости;

— чтобы было, кому можно доверять и кому можно рассказать все, и не жалеть об этом впоследствии;

— чтобы было, кому помочь. Просто так. Что-нибудь подарить на день варенья. Просто так, без всяких мыслей о будущем;

— чтобы было с кем встретиться без какой-то определенной цели. Чтобы где-то побродить или просто посидеть и посплетничать. Поговорить, посмотреть друг другу в глаза и вместе помолчать ни о чем;

— чтобы просто знать, что где-то еще осталась душа, которой не совсем безразлично твое существование в этом мире…

Друзья нужны, потому, что только в городе можно прочувствовать на собственной шкуре, что такое одиночество среди толпы. У меня что-то не склеивалось, и мне как раз нужен был дельный совет умного человека со стороны, а я оказался практически в полном вакууме. В пустоте. Пожалуй, я вполне самодостаточен хотя бы потому, что никому не нужен, если честно. А единственный друг, с которым я сейчас мог поговорить, это был Марк. Ник Симирский отпадал — он знал меня и Пола слишком давно и хорошо, чтобы в данной ситуации предоставить непредвзятую консультацию.

Набрав номер Марка, я долго слушал редкие гудки. Он что, спит что ли? Только посмотрев на часы, я понял — правда, спит. Время-то уже третий час ночи!

Зато утром, около десяти, меня разбудил звонок Марка:

— Привет! Как дела?

— Да вот. Звонил тебе.

— А, понятно, я тебя разбудил. Извини приятель, но я все-таки привык спать по ночам, в отличие от некоторых. — Затем Марк сменил тон с шутливого на более серьезный. — Что-то случилось? Нужна помощь?

— Да нет, не то чтобы очень. Я просто хотел посидеть с другом за кружкой пива, пожевать сушеных кальмаров и поговорить о жизни. Тоскливо что-то.

— Ага… приступ серой городской тоски? Бывает, бывает… Давай поедем куда-нибудь подальше, на природу?

— Не, с этим я уже не согласен, — возразил я, — лучше в городе.

— Что так? Природа матерь нас уже не приемлет?

— Видимо да, — согласился я после небольшой паузы, — я последнее время стал законченным урбанистом и технофилом. Люблю яркие цвета, машины, небоскребы. Люблю технические цвета, особенно серебряный и холодный синий. Я всегда их очень любил. Люблю все синтетическое, люблю запах новой техники, но зато терпеть не могу резкие натуральные запахи. Неважно, какие именно. Я ничего плохого сказать не хочу, просто такова жизнь. Я уже давно урбанист, без города не могу, а на природе дурею… Ладно, поехали в Ботанический Сад? Это почти город.

— Хорошо… через два часа, устроит?

— Давай. Только я буду один. Без подружки, — предупредил я Марка.

— Жалко! А я хотел ее со своей подружкой познакомить, они быстро бы нашли общий язык. Вот ведь нынче проблема: как выдернуть друга из нескончаемой гонки современного мира!

Я мучительно пытался понять, что именно имеет в виду Марк. Похоже, за ним кто-то мотается, наверное, тоже следят. Ладно, делать уже нечего. Я вышел на улицу, проверился. Ну, естественно, они меня ждали. Пара топтунов, явно из какой-то госструктуры — частные сыщики более изобретательны. Тащить за собой к Сайксу этих ублюдков очень не хотелось. Прибегнув к старому как мир, но безотказному способу, оторвался от хвоста, взял свою машину, вбил адрес входа в Ботсад и немного расслабился. После ремонта мой старый верный ленд-кар «Daimler» стал как новый: я обновил ряд узлов, сменил электронику и обивку салона, а главное — установил новую систему защиты от слежки и прослушивания. Пока кар вез меня в сторону парка, я от нечего делать вызвал последнюю сводку новостей — ввел свое имя и какие-то походящие по теме ключевые слова. Вначале просто порадовался тому, что про меня уже давно ничего не пишут. Но некоторые заметки с неполным соответствием ключевым словам зацепили взгляд.

«Санкт-Петербург. Вчера зверски избит учащийся Государственной Академии Информатики Алекс Найли. Он получил широкую известность тем, что написал письмо Президенту с жалобой на засилье государственных клерикальных организаций и их функционеров в светских учебных заведениях, а также своим выступлением в прессе о современных религиозных культах, практикующих ритуальное насилие над личностью.

Неизвестные сбили его с ног и стали избивать. По словам студента, на него налетело пять человек. “Когда подбегали ко мне, я услышал только одно: ‘Это он!’ Били ногами по всем частям тела”, — поведал потерпевший. Прежде чем исчезнуть, кто-то из нападавших крикнул: “Запомни сука — не затихнешь — дойдет до убийства!” Стоит отметить, что ни кредитки, ни смартфон, ни другие ценные вещи хулиганов не интересовали.

После происшествия Алекс позвонил своему брату и вместе с ним они поехали в Обуховскую Горбольницу. Там врачи провели обследование и на скорой отправили пострадавшего в стоматологическую клинику, где ему зашили верхнюю губу и вставили выбитый зуб, закрепив скобками. К счастью, обошлось без сотрясения мозга, но помимо повреждений лица, на теле молодого человека зафиксированы множественные ссадины и кровоподтеки, сломано два ребра.

Алекс также обратился в районное отделение полиции, где по факту происшествия составили протокол. Правда, сказали сразу, что делают это больше для статистики, чем для проведения расследования — уголовное дела возбуждено не будет.

Сам Алекс связывает этот инцидент со своей деятельностью по организации выступлений студентов против введения религиозных учебных дисциплин. Он не только написал письмо Президенту, но и организовал флешмоб в знак протеста, а также был активным участником этого флешмоба…»

«Берлин. Юристы корпорации “Крейтон Кар” подали иск на немецкую компанию “Double Six”, которая занимается производством косметики для религиозных меньшинств. Представители автомобильной корпорации взывают к Фемиде отнюдь не из морально-этических, а уж тем более не из религиозных чувств. Как нам сообщил пресс-секретарь компании “Крейтон Кар” — Алекс Мюллер, сайт косметической компании содержит в своем названии слово “Gesellschaft” название одного из брендов “Крейтон Кар”. Как пояснили в корпорации, подобного рода ссылки могут повредить доброму имени “Крейтон Кар” в глазах возможных покупателей…»

«Москва. Несанкционированный пикет в защиту прав религиозных меньшинств у Храма Сатаны в Москве завершился кровавым погромом. Как передает службе новостей корреспондент “Новой Независимой Газеты” Алекс Латынин, в ходе стычек пять человек погибло, и множество серьезно пострадало. Большинство участников акции задержаны, за исключением организаторов пикета. Затем состоялась пресс-конференция, посвященная противостоянию религиозных меньшинств и официальных конфессий. Один из активистов — Билл Крейтон — сообщил журналистам, что его сподвижники, попытавшиеся провести публичную акцию, были атакованы властями и арестованы. “Количество и тяжесть преступлений на религиозной почве заметно снизится, если законы общества станут более открытыми и снисходительными к другим формам религиозного поведения”, — считает Билл.

По словам корреспондента “Новой Независимой Газеты”, первые стычки с представителями агрессивно настроенной христианской молодежи произошли еще утром у входа на территорию Храма Сатаны, где представители религиозных меньшинств собирались совершить публичный обряд. Когда сотрудники полиции не пустили собравшихся к месту проведения акции, возникли массовые беспорядки, приведшие к человеческим жертвам.

Лидеры многих религиозных меньшинств пожаловались службе новостей на то, что, несмотря на Закон о свободе совести и Конституцию, новым религиозным организациям не позволено строить для себя места поклонения. Как утверждают лидеры некоторых религиозных организаций, относящих себя к меньшинствам, власти, идя на поводу у официальных конфессий, сознательно тормозят и блокируют все планы по строительству новых культовых сооружений. Возникает много трудностей с тем, чтобы восстановить храмы, конфискованные государством во время известных всем событий…»

Мы с Марком сидели на скамейке, декорированной под упавший ствол, жевали фисташки, запивая их пивом. Встретившись у входа в Ботсад, мы поехали к Северному входу в Лосиный Остров. Я оставил машину, и минут сорок мы бродили по парку пока не нашли, как нам казалось, вполне спокойное место.

— Знаешь, что такое «живое пиво»? — спросил Марк, шевеля почти опустевшей пивной бутылкой.

Пиво практически закончилось, и мы старались растянуть на подольше последние капли божественного напитка.

— Нет. И что?

— Это пиво, которое живет в организме своей жизнью: ходит, бродит, само решает, где и когда ему выйти. Ты чего такой мрачный сегодня? Как твои проблемы?

— Да, происходят тут всякие глупости…

— Глупости — это то, чем вынужден заниматься парень с девушкой, прежде чем он добьется от нее главного. В чем дело?

— Не выспался, — пояснил я, — поздно лег.

— А во сколько обычно встаешь?

— Ну, я начинаю просыпаться где-то в девять утра, — признался я.

— А я начинаю просыпаться где-то в шесть, только вот минут через пять уже заканчиваю просыпаться и продолжаю спать до десяти.

— А работа? — удивленно спросил я. — Ты же незаменим!

— Вроде как в отпуске, — Марк был явно польщен. — Для компенсации вынужденного прогула справки собирал, всякие документы оформлял: волокита и бюрократия, поэтому и проторчал тут так долго. Все, завтра уже улетаю. — Марк немного помолчал, разглядывая крошечного черного жука, ползающего между нами по скамейке. — Рассказывай.

— Понимаешь, я составил списки всех людей, с которыми так или иначе контактировали объекты моего расследования. Куча народу, знаешь ли! Провел посписочный анализ…

— Ага, то есть ты закинул крепкую сеть и выловил все, что туда попало. В том числе мусор и всякую дрянь, но надеешься найти там еще и рыбу.

Маленький жук никак не мог выбрать путь: ползти к Марку, ко мне или мимо нас.

— Ну, да, так и есть. Но, видишь ли, Марк, я нарыл кучу фактов, которые, по-моему, как-то связаны между собой. Все эфемерно, на уровне интуиции, данных не хватает! Причем данных о некоторых мне малоизвестных или наоборот — хорошо известных для меня личностях.

— Ты о ком? — спросил Марк.

Наконец жук решил пройти между нами и уполз в сторону земли. Верное решение.

— Да, вот например… попали в мою сеть несколько перспективных фигурантов, но у меня на них ни одной зацепки, одни догадки. Никаких идей не будет?

— Какие тут могут быть идеи… Хотя подожди. Знаешь, есть у меня один знакомый, он многим мне обязан и в помощи не откажет. Он теневой руководитель частного агентства по сбору информации. Но надо заплатить, ничего даром он не делает.

— Берет много?

В этом парке обитает немало рыжих белок и у посетителей бытует традиция их подкармливать. Однако белки побаиваются — все время цепляются за ствол дерева, а угощение берут осторожно. Но как сделать так, чтобы белка спокойно села на руку и взяла орехи? Я заметил, что люди, протягивая белке разные вкусности, отчаянно ее боятся, и этот страх передается самой белке. Поэтому я уверил себя, что пришел к белке в гости и как настоящий гость принес ей подарок. Белка тут хозяйка, она в своем праве и боятся ей нечего. Результат не замедлил сказаться. Убедившись в том, что ее никто не опасается, смелая белка устроилась у меня на руке, приняла угощение передними лапками и ловко запихнула себе за щеку.

— Для меня, или моего друга — тысяча кредитов. Но! Ты получишь быстро и качественно самую конфиденциальную информацию о ком угодно и о чем угодно… А белки у нас покрупнее. И серые, а не красные.

— Если так, то я должен знать это агентство, — сказал я вслед убежавшей с подарком белке. Наверное, ее вспугнул мой голос.

— «Системный Анализ», — сообщил Марк.

— А! Ну, знаю, конечно! Это же мои, можно сказать, коллеги! Я даже пересекался с ними несколько раз.

— Вот и отлично. Спроси там Джорджа Роджерса и иди прямо к нему, скажешь, что от меня. Джордж — мужик нормальный, болтать не будет, и никто ничего не узнает. Сделают быстро, качественно, без очереди. А от безопасников тебе скрывать нечего — они же разрешили тебе привлекать посторонних людей для решения отдельных задач? Ну, вот и привлеки, сейчас как раз тот случай. И не вешай носа! Знаешь, как быстро, эффективно и дешево поднять себе самооценку?

— Как?

— Очень просто. Снять на ночь недорогую блондинку и до утра обыгрывать ее в шахматы.

Глава 26

Человечек, похожий на дешевого сутенера, явился ко мне во вторник, в одиннадцать утра.

— Я из агентства, — кратко отрекомендовался он. — Позвольте ваше удостоверение личности…

— Вот, сморите, — я протянул ему свою карточку.

Убедившись, что имеет дело действительно со мной, а не с кем-нибудь посторонним, человечек раскатисто высморкался, раскрыл потертый кейс и, порывшись в его недрах, вручил плотный запечатанный конверт. После этого он получил свои деньги, попросил расписаться и ушел. По-моему где-то я уже видел нечто подобное. Это что? Опять дежа вю? Мне Стив даже объяснил, как и из-за чего происходит дежа вю, и я тогда почти все понял, но воспроизвести смогу вряд ли. Это в принципе что-то вроде сбоя в программе сознания. Не хочу! Скажите, как это лечится?

Я встал, подошел к окну, и какое-то время созерцал городской пейзаж.

Потом вернулся в кресло, откупорил банку пива и стал медленно потягивать его через трубочку, не сводя глаз с лежащего передо мной конверта. Противно, что пришлось прибегать к чужим услугам, но теперь, когда Лорен исчезла, я уже не мог все делать один.

Наконец я взял конверт, аккуратно разрезал плотную упаковку, и вытряхнул оттуда несколько документов.

Далее следовали еще несколько подробных справок, но они меня уже не интересовали. Я по прежнему опыту знал, что эти ребята хорошо работают — они слишком ценят свою репутацию, чтобы морочить головы своим клиентам, поэтому верить этим бумажкам можно. К тому же все вполне совпадало с моими личными впечатлениями. Что ж, в данном случае картина была в основных чертах понятна.

Я еще раз перечитал результаты проверки интересующих меня личностей, пропустил, на сей раз, подробное перечисление их заслуг, но очень внимательно прочитал список знакомств. Затем просмотрел другие бумаги, бывшие в конверте, отсканировал все документы в свой компьютер, зашифровал скан-копии, а оригиналы запер в офисный сейф.

— Вот так, — пробормотал я, когда замок сейфа мягко защелкнулся.

Теперь все в порядке, круг замкнулся. Я никак не мог заподозрить этого человека. Только в старых кинокомедиях злодеи имеют такие злобные физиономии, что их вполне можно арестовывать за один только внешний вид. Надо принимать какое-то решение, надо что-то делать. Поступать целесообразно иногда очень не хочется. Даже тогда, когда от этого зависит твоя собственная судьба. Часто прёт совершить очень неразумный, даже безрассудный поступок. Ну, да, жалеешь потом, но сделать-то ничего уже не сможешь. Я сел за комп и быстро набросал письмо:

Закончив писать, я отправил послание таким хитрым путем, что никто не смог бы определить отправителя. Затем стер в своем компьютере все следы этого письма и его отправки, встал из-за стола, подошел к окну, побродил по комнате, пальцем нарисовал чертика на пыльной крышке планшетного сканера и свалился на раздвинутый диван, сцепив кисти рук за головой.

Все это, конечно, очень хорошо и даже замечательно, но нужно что-то решать и что-то предпринимать. Уставившись неподвижным взглядом в потолок, я долго лежал не шевелясь, равнодушно перебирая в памяти обрывки воспоминаний. Характерный, всегда почему-то отдающий табаком и мылом, запах полицейского управления… Загорелые ноги какой-то доступной девушки с искусственного пляжа на Красном Море, и присохшие к ее коже прозрачные песчинки… Стремительное мелькание реклам за окном вагона монорельсовой дороги… Изъеденная столетиями поверхность серого камня верхней галереи Тауэра… Карлов мост в Праге… Неправдоподобные закаты над Баренцевым морем… Я очень жалел, что потерялись мои сетевые дневники, которые я всегда аккуратно вел. Закрывались сайты, забывались пароли, исчезали тексты, и многое изгладилось из памяти, остались только фрагменты.

Когда одеревенели закинутые за голову руки, я повернулся на бок, закрыл глаза и заснул.

Я открыл глаза в просторном, ярко освещенном помещении. Блестящие стены, одна слепящая лампа. Металлический стол. На столе — приспособления для рук, в котором пальцы зажимаются так, чтобы переламывать их по очереди и сразу в нескольких местах. Я знаю, что это устройство подготовлено для меня. Где-то в глубине себя я ощущаю, что со мной когда-то уже делали нечто подобное, может быть не с руками, а с чем-то иным. От самого ожидания боли все в животе сжимается, начинает тошнить и кружиться голова. Я знаю, что не смогу вытерпеть такую боль, которую способны организовать мне эти люди. Человек подле меня криво улыбается, берет мою руку и начинает прикреплять ее к пыточному механизму. Затем вторую. Я больше не могу, этого уже слишком много, это уже было, и еще одну пытку я не выдержу. Я все подпишу, что вам нужно, хорошо, я признаю все! Где-то там, в голове, внутренний голос шепчет «дурак, дурак, это же твой смертный приговор не надо, не надо»… Смертный? Пускай лучше так, только бы побыстрее все закончилось.

Я что-то подписываю, и меня уводят назад в камеру. Рядом со мной человек пять. Или больше. Они такие же, как я. Кто-то из них читает мне стихи — красивые, еще ненаписанные, похожие на Пастернака. Очень глубокие, и очень сильные. Заставляют плакать. Один человек рассказывает, что сделали с его братом. Они отрезали ему гениталии, вырвали ногти, зубы, но оставили нервы, чтобы пропускать электричество, бормашиной сверлили кости. Но кто-то чего-то не так просчитал, брат скончался от болевого шока. Но это редкость — вообще-то ребята знают свое дело.

В моей руке оказывается оружие. Совершенно случайно. У меня и еще у одного. Охранник вырублен, возможно, даже убит. Мы можем сбежать: неужели у этого ада есть дверь наружу? Темные коридоры, крики… нет, не туда, боль, выстрел, темные коридоры… страшно! Человек рядом со мной падает замертво, а я, кажется, подвернул ногу. Очень больно, хотя это мелочь — теперь-то я уж знаю. Двум смертям не бывать. Если люди узнают об этом, сразу все изменится, и они должны узнать. Обязательно. Дверь, улица. Нас шестеро, у двоих оружие. У остальных вроде ничего. Мы бежим. В переулок, дальше. Три часа утра, только начинается рассвет. Вокруг нет никого. Вроде бы оторвались. Нет! Видим одного из них — это тот самый, кто стоял тогда, рядом, в комнате со столом и яркой лампой. Он идет в нашу сторону. Но такого он явно не ждал: мы обступаем его со всех сторон. Выстрел в руку. За боль. Еще один. Его рука — кровавое месиво. За подлость. По коленным чашечкам. Я стреляю снова. По другой руке. Eго ладони — бесформенное, кровавое месиво. Он кричит. Падает на колени. Я стреляю между ног. За чужие смерти по его вине. Наступаю ногой ему на горло. Наконец — в голову. Странно, он уже после выстрела умудряется что-то сказать. Он шепчет — «Теперь ты — как я».

Расправа была справедливой. Те, кто рядом со мной — ликуют, а я весь в крови. Я роняю пистолет. Сам падаю на колени. Я такой же, как и он! Я начинаю молиться, выкрикивать неизвестную молитву, хотя никогда ни в кого не верил. Ни в Бога, ни в Дьявола. Начинаю кататься по земле, биться кулаками, вымаливая у кого-то прощение. Поздно. Люди — те, что бежали со мной — удивленно смотрят и молчат. Я — палач. Я такой же. Я — месть. Я такой же. Я убил человека. Он испытывал ту же боль. Я пытал человека. Я виноват. Я такой же, я такой же, я такой же… Я такой же, как он.

Глава 27

Я проснулся на следующее утро в состоянии тихой истерики. Ощущение полной разбитости после этого кошмара прошло лишь к полудню, и только потом я почувствовал прежнюю ясность и логичность мыслей.

Около пяти часов неторопливо умылся, выпил для поднятия тонуса легкого энергентика и отправился обедать. Погода стояла на редкость славная — прохладная и хмурая. После недавней тропической жары видеть серенькое небо особенно приятно.

С удовольствием вдыхая уже пахнущий дождем не по-московски свежий летний воздух, я пешком проделал свой обычный путь — в сторону Тверской и до Манежной площади. Эта центральная часть города всегда привлекала меня своим неуловимым очарованием. Трудно даже определить, что именно придавало ей такой неожиданный оттенок: то ли солидная и сдержанная архитектура; то ли выставленные прямо на тротуар круглые пластиковые столики, укрытые от солнца парусиновыми тентами и густой зеленью искусственных деревьев; то ли, наконец, замыкающая перспективу Спасская башня…

Я практически не торопился — обедать шел скорее по обязанности, есть мне совсем не хотелось. Мне нужно было поразмыслить и подумать не торопясь. Без спешки. Держа руки в карманах, я медленно брел по тротуару, отличаясь от окружающих ленивой походкой, растрепанными волосами и небрежностью в одежде: черная «спортивная» рубашка без пуговиц завязанная на животе узлом и расстегнутая джинсовая куртка. Внешний вид резко выделяли меня из толпы городских служащих, по обыкновению аккуратно причесанных, с безукоризненными галстуками и белоснежными рубашками.

Витрины кожаных изделий магазина «БДСМ» почему-то неизменно вызывали воспоминания о старом и толстом извращенце Брэде Ольсене. Я выругался сквозь зубы, привычно, беззлобно и равнодушно. У окон полуподвального бара «Яма» несли свою обычную вахту жадные до бесплатного секса ребятишки, с восторгом заглядывая в освещенную холодным светом преисподнюю, откуда доносился тяжкий гул модной музыки, свист и редкие взвизги. Я остановился, чтобы проверить смартфон — ненавижу это делать на ходу. Меня миновала высокая, хорошо сложенная брюнетка. Гордо подняв голову и покачивая затянутыми в сетчатые полупрозрачные штаны бедрами, она спустилась по лесенке внутрь бара.

Что-то изменилось у меня в сознании. Я по-прежнему люблю говорить и говорю много. Но последнее время мне все больше хочется молчать. Я знаю, что любая идея, выраженная через слова, становится своей противоположностью. Добро — злом. Правда — ложью. Мудрость — глупостью. Передать словами можно только информацию, но не мудрость.

Поглядывая по сторонам, иногда задерживаясь перед витринами, я добрел до гибельного для неорганизованных пешеходов места — перекрестка Тверской с Газетным переулком — и, выждав момент, ухитрился в две перебежки достичь противоположного тротуара.

От такой прогулки по свежему воздуху у меня возник аппетит. Я взглянул на уличные часы и решил, что еще успею купить и почитать за обедом последние журналы. В книжном, как всегда, я застрял надолго, а когда, наконец, вышел, держа под мышкой пачку журналов и бесплатных газет, на асфальт уже высыпали темные крапины крупных дождевых капель. Я едва успел пройти двадцать шагов и поравняться с витриной зоомагазина, как дождь, собиравшийся с самого утра, вдруг разразился настоящей грозой. Совсем потемнело. Асфальт превратился в рябое от брызг зеркало, побежали застигнутые врасплох пешеходы, прикрывая головы пакетами, кейсами и сумками. Едва успел засунуть свои покупки в кейс.

Я встал к самой витрине, где можно спокойно переждать ливень под навесом козырька. За толстым витринным стеклом медленно ползали игуаны — неуклюжие, как динозавры. С сухих ветвей свисали изумрудные древесные змеи, словно драгоценные игрушки с бессмысленно блестящими глазами, а по грунту ползали юркие и уже смертельно опасные детеныши черной мамбы. В стороне, растопырив толстые лапы, сидела фантастически красивая черепаха, которая лениво зевала, показывая розовую пасть и острые края роговых челюстей. Маленький прекрасный мирок рядом с шумным суматошным миром города — его жителям ничего не угрожало, но и сами они не могли покинуть эту стеклянную клетку. Улыбаясь, я долго смотрел на неуклюжую на суше и ловкую в воде черепаху, потом раскрыл свой кейс, достал и развернул номер «Городских Скандалов». Чего там новенького? Случаи скоропостижного обогащения, неожиданные построения храмов, внезапная беременность звезды шоу-бизнеса, скандальные фотографии, неприличные выходки всем известных лиц…

Монотонный шелест дождя стал вдруг усиливаться. Я поднял голову: через улицу, прижимая к груди кожаный рюкзачок, перебегала маленькая, тоненькая, восточного типа девушка в белом свитере и черных облегающих джинсиках чуть ниже колен. Вскочив под карниз зоомагазина, где кроме меня от дождя спасалось еще несколько человек, она вздохнула, переводя дух, и растерянно посмотрела на свои ноги в легких летних кроссовках, которые, очевидно, уже успели набрать воды. Очень молодое, порозовевшее от бега лицо девушки привлекло мое внимание какой-то особой, нечасто встречающейся чистотой линий и общей гармонией черт, случайно или намеренно подчеркнутых прической в виде короткого ежика. В угольно-черных, торчащих иголочками волосах девушки, запутались дождевые капли. Стряхнув их рукой в узкой дырчатой перчатке без пальчиков, она расстегнула рюкзачок, достала носовой платок, и тут ее взгляд упал на витрину с рептилиями. Я увидел, как широко открылись ее блестящие черные миндалевидные глаза. Тихонько ахнув, девушка шагнула к витрине и замерла, опустив расстегнутый рюкзачок. Я скосил взгляд — внутри виднелись обычные книги, с торчащими вместо закладок пестрыми оболочками презервативов, и толстая общая тетрадь в голографическом переплете и с картинкой Микки Мауса на корешке. «Старшеклассница», — решил я, и внутренне ухмыльнулся — теперь у нее восторгов будет на весь день.

Гроза прервалась резко и почти сразу — будто отключили душ. Неожиданно выглянуло жаркое солнце, мокрый асфальт заблестел, и стало теплее. «Сейчас начнет парить, как в турецкой бане», — подумал я недовольно, выкинув промокшую газету в ближайшую урну. На углу что-то заставило меня оглянуться — девушка, почти прижавшись к витрине своим маленьким носиком, стучала пальчиком по стеклу, пытаясь привлечь внимание какого-то из обитателей витринного террариума. Ее экзальтированное лицо в профиль казалось еще более симпатичным.

Ага, вот оно! То самое кафе «Жанна д’Арк», возле которого я недавно застукал Эльзу «на месте преступления». В этом миленьком кафе я заказал себе средний бокал пива и бифштекс с кетчупом и жареной картошкой. Сев за свободный столик, я вытер салфетками мокрый кейс и вытащил из него один из купленных журналов. Так что тут у нас? «Parade», ладно… Я начал листать его с конца. Заказ принесли быстро, я автоматически ел и пил, не отрываясь от журнала и все больше коверкая себе настроение.

С одной стороны люди вроде как нашли средство от рака на легких стадиях и научились лечить облысение. Запихнули видеоплеер в солнцезащитные очки, сделали компьютеры мягкими и гибкими, разогнав их хрен знает до какой скорости. И еще появилось много чего полезного приятного и удобного.

А с другой… Массовый голод в Африке, рост пустынь и острый дефицит воды, бесконечные торнадо и ураганы в Америке, разгул природных катаклизмов в Азии, то жара, то наводнения в Европе. Девять миллиардов человек, и большинство из них проживает в городах, а города тонут в сточных водах и нечистотах. Уровень моря поднимается, морской промысел гибнет, ибо уже некого ловить, умирают последние коралловые рифы. По всему Земному Шару возникают эпидемии новых болезней. Только за последние годы спрос на жратву, питьевую воду и сырье для строек и обогрева привел к истощению естественных ресурсов. Не хватает энергии, и не исключено, что покорить термояд в ближайшее десятилетие так и не удастся. Вообще-то, я весьма скептически отношусь к идее управляемого термоядерного синтеза. Вот водородная бомба получилась ничего себе, вполне работоспособной. А заветная мечта о дармовой энергии сожрала уже многие миллиарды кредитов, а что толку? Воз, как говориться, и ныне там. Сходное финансирование с таким же эффектом получала только средневековая алхимия, у неё и цели были похожие — философский камень и халявное золото.

А ведь все, что нужно для улучшения жизни планеты, пока еще есть, и известно уже давно — надо только вложить деньги по назначению, но мешают продажные политики и всякие разжиревшие мерзавцы. Вот гадство — ничего другого не скажешь. Уже несколько лет, как, по уверению властей, закончился экологический кризис, а никакого реального улучшения что-то не наблюдается… Зато изобретены десятки новейших наркотиков, и великое множество разнообразных стимуляторов. Поневоле начнешь почитать всяких экстремистов! Впрочем, деньги-то есть, и вот куда они идут: «В последних числах мая, на базе аэрокосмической компании “Спейс-Драко”, в пустыне Такла-Макан были с успехом проведены испытания нового двухступенчатого туристического шаттла “Мистер Пфайфер”, снабженного улучшенным вариантом двигателя типа “Реалтон”. Пилотируемый известным испытателем — отставным полковником ВКС Майклом Романовым, лайнер достиг проектного потолка и запланированной скорости. На испытаниях присутствовали представители бизнес-элиты и министерства аэрокосмической промышленности. Серийное производство лайнера намечено начать уже в конце текущего года».

На что это? Нафига нужен этот массовый космотуризм? Что можно смотреть в космосе? Любоваться на гибнущую Землю?

Сдвинув прессу на край стола, я нехотя доел остывший уже бифштекс и круто задумался, катая пальцами бумажные шарики из мокрых салфеток. Дела в этом Мире шли день ото дня все хуже и хуже. Куда ни посмотришь, всюду омерзительно. А здесь это «либеральное» и «демократически избранное» правительство, утопающее в интригах и собственных кознях, неспособное решить ни одной сколько-нибудь значимой и реально полезной задачи… Политики играют в свои большие игры, остальные смотрят на них, ржут и тычут пальцем. Мы играем в игры поменьше и тычем пальцем друг на друга. Зарабатываем деньги. Просираем их. Вкладываем в обучение, в развлечение. Выбрасываем на ветер или расходуем с сомнительной пользой для себя или кого-то другого. И все это пульсирует вокруг нас и с каждым днем все больше и все быстрее, скоро потоки информации можно будет почувствовать прямо в воздухе.

Я передернул плечами и за уголок вытащил из своего кейса очередной глянцевый журнал. С яркой обложки, искоса и чуть потупившись, смотрела знаменитая порнозвезда с наивными глазами школьницы и неправдоподобно красивым бюстом, со стыдливо зарисованными сосками на нем.

«Вот, — подумал я, — секс, как раз то, что надо, дабы вышибить из читателя все мысли о глобальной политике, экологической безопасности и ценах на жизнь!»

Ярко-красные волосы звезды, тщательно растрепанные по последней моде, были точь-в-точь как парик у Эллен, когда она появилась в том самом коктейльном клубе, а восхитительная золотистая кожа шелковисто блестела, как у Лорен… Очень похоже. Я подавил вздох, взял из бокала трубочку и стал крутить в руках.

Кажется, я становлюсь брюзгой. Или уже стал?

— Может, желаете что-нибудь покрепче? — с надеждой спросил подошедший официант, убирая опустевшую тарелку.

— Нет, спасибо, сейчас не хочу, — не сразу ответил я, оторвавшись от обложки журнала. — Пожалуй еще один средний бокал пива — и всё! Сколько там с меня?

Что-то я так ничего нового не придумал. А что тут придумаешь — я уже выдохся, и мне надоело биться лбом об стенку. Можно, конечно, предоставить все времени, продолжая ворошить палкой, не зная, что и не зная где, а потом смотреть — что будет? Но так и прибить могут. Раз — и всё! И навязался же этот Вип Сервис на мою голову — изволь теперь решать эту дурацкую классическую задачу четырех тел. Кто там у нас? Три врача и секретарша. Плохи мои дела. Давление на меня будет только усиливаться — со стороны безопасников, копов, нанимателей, еще кого-то неизвестного… Понятно, что эти ребята только обрадуются, как же не воспользоваться такой роскошной оказией — будет на кого свалить все свои проблемы. А может не надо ничего решать? Хорошо бы вдруг испариться, чтобы дать делу полную свободу хода без всякого давления — меня не будет в доступном пространстве, и давить будет не на кого.

Мысль, не нашедшая выхода, не исчезает, а прячется внутри, гниет, как заноза, чтобы однажды разорваться черным нарывом и вырваться, принимая уже какие-то радикальные формы…

А что если?.. Вдруг получится, и я буду как та белка в парке?

Глава 28

Захваченный неожиданно пришедшей мыслью, я посмотрел по сторонам. Не дожидаясь вечера, голые по пояс мальчики и девочки в нарисованных майках и обтянутых юбчонках с разрезом до талии уже подстерегали потенциальных клиентов, а между столиками шлялись личности неопределенного пола, вполголоса предлагая нелегальную порнопродукцию и запрещенные законом эксклюзивные неземные наслаждения. Когда мимо окон кафе проходил патруль федералов, проститутки и торговцы порнухой с неестественной быстротой, ненадолго исчезали, словно растворялись в атмосфере. Видимо, все тут присутствующие точно представляют себе свое жизненное кредо, свое отношение к происходящему, свои цели и задачи. Видимо, каждый тут уверен в своем месте в данном мире и в сотне маленьких мирков.

Помню, как-то полгода назад я здесь уже был. Целый день просидел в веселой компании каких-то сутенеров и своих друзей — адалт-программистов. Кончилось то веселье для меня безотрадно: сутенеры свистнули у нас все кредитки и мобильники, подбили мне один глаз и, если бы не программеры, ловко отбившиеся пивными бутылками, меня наверняка оставили бы под столом с пером в левом боку. Сейчас я сидел здесь же, но трезвый и грустный, потягивал через трубочку янтарную жидкость, и в сотый раз взвешивал все «за» и «против» своей новой идеи.

Принесли еще пиво. Меня вдруг охватила дикая, но давно уже забытая тоска по природе — не по тому «лону природы», о котором обычно мечтают все горожане, а по настоящей природе, вдали от скоростных железных дорог и автострад. Все-таки не совсем я отвык от дикой местности, что-то осталось во мне от того прежнего бродяги.

Эх, плюнуть бы на все, забраться в самую глушь и пробродить там несколько месяцев, как когда-то бродил по Полярному Уралу. Да, было бы здорово, во всех отношениях…

— Тебе одиноко? Скучаешь? — хрипловатым голосом спросила плотоядного вида крашеная блондинка вдруг материализовавшаяся перед моим столиком. Девушка была эффектна. Явно с африканскими и одновременно азиатскими кровями, с хорошо наложенным макияжем и в красиво нарисованной майке. — Могу составить компанию и развлечь, я сегодня не очень занята.

— Развлечь меня было бы неплохо, но сомневаюсь, что тебе это легко удастся, — не выпуская из зубов трубочки, ответил я. Не люблю я крашеных и разрисованных проституток. Да и некрашеных тоже уважаю как-то не очень. — Сама от скуки усохнешь.

— Ты так думаешь? — девушка сощурила глаза. — С настоящим мужиком я никогда не соскучусь, будь спок!

— Еще бы, — кивнул я в ответ, — с таким мужиком никто не соскучится, не вопрос. Но дело в том, что я-то уже совсем не настоящий.

— Что-то не похоже! — блондинка оценивающе оглядела меня. — Рановато для тебя.

— Зато есть что рассказать и о чем вспомнить, — подмигнул я ей.

— П…ёж! — уверенным тоном профессионального эксперта сказала девушка. — О таких вещах и таким голосом мужики вслух никогда не говорят. Так и скажи, что у тебя сейчас нету двухсот кредитов.

Я достал из заднего кармана джинсов две бумажки по сто кредитов и бросил на стол.

— Вот. Забирай свои двести и отваливай. Будем считать, что твоя сегодняшняя программа выполнена на все сто.

Блондинка молниеносным движением спрятала деньги и только после этого изумилась.

— Слушай, перец, а ты это серьезно? А что, вот эти бумажки, они и вправду настоящие?

— Не знаю, радость моя, я их не печатал, — пожал я плечами. — Еще вопросы? В таком случае, до лучших времен.

— Пока, парень! Мильён спасибо! — девушка широко улыбнулась напоследок и отвалила от столика, одергивая на ходу свою чрезмерно узкую кожаную юбку. Похоже, под юбочкой ничего уже не было.

— Поди с-с-сюда, малышка, е-е-есть тема, — заплетающимся языком воззвал из-за соседнего столика какой-то жирный пьяный мужик.

— Да иди ты в жопу, — непринужденно бросила блондинка, проходя мимо.

Вот молодец девушка! Так и надо! Но на кой черт я отдал этой проститутке двести кредитов за просто так? Вероятно, я уже не воспринимал ее как женщину.

И тут, наконец, я решился.

Бокал опустел. Я посидел еще несколько минут, слушая приятную музыку, потом засунул в ближайшую помойку газеты с журналами и вышел на улицу.

Спасской башне пробило семь. Я шел, размахивая опустевшим кейсом, с удовольствием прислушиваясь к сонному шепоту тополей и размеренному шелесту асфальта под ногами. Выглянувшее недавно солнце периодически пряталось за набольшими облаками, стало прохладно, умытая дождем листва тихо шуршала на ветру. Я даже поежился в своей легкой одежде — так пробирал этот чудесный ветерок. В очищенном западным ветром небе, пламенея в лучах вечернего солнца, бежали на восток последние обрывки туч. Над городом нагло высилась двухсотэтажная бетонная шестигранная призма Соросовского Центра, — прозванная в народе — «Карандаш». Высилась непоколебимо, как форпост другого Города, города зеркальных витрин и вылощенных улиц, господствующего над грязью, идиотизмом и извратом, над подпольными притонами «желтой» зоны и беспросветным пьянством окраин.

Теперь, когда решение было принято, я уже верил в его правильность, в то, что все устроится к лучшему. В этот вечер, в шуме умытого летним ливнем города, я чувствовал себя бодрее и моложе на десяток лет. Черт возьми, как все же хороша была бы эта планета с ее грозовыми ливнями, с ее тихими зорями и медленным движением облаков над дремлющей в полуденном зное землей, как она была бы прекрасна, эта древняя колыбель человечества, если бы сами люди ее не загадили.

Остановившись на углу, я зашел в будку таксофона, вставил безымянную хакерскую карточку и набрал номер, который нигде и никогда не был записан — я помнил его наизусть. Отследить мой звонок было невозможно — никто бы не смог определить куда я звоню.

Глава 29

Сегодня пейзаж из ложного окна Пола отражал истинную реальность — обычный городской вид. Такой ландшафт наблюдался бы, если б окно действительно находилось тут. Видимо изображение транслировалось в реальном времени. Я положил на стол толстую папку и небольшой носитель.

— Значит так Пол, — торжественно начал я, — сейчас все сделано, и мою работу можно считать законченной. Вот здесь — я указал пальцем на флешку, — те данные, что я нарыл, а в папке лежат копии документов и доказательств, что мне удалось собрать. На фирму я отчет пока не посылал, ты — первый. Но если я отсюда не уйду на своих ногах, они получат точно такие же документы сегодня вечером. Оригиналы, как ты понимаешь, в другом месте.

— Какой ты предусмотрительный! — Пол откровенно веселился. Моя страховка нисколько его не беспокоила. — А если на словах?

— Хочешь, чтобы я все рассказал? — спросил я. — Будет долго.

— Сейчас у меня редкий момент, — почему-то грустно заявил Пол, — есть немного свободного времени. Чаю хочешь? Ингрид приготовит твой любимый.

— Нет, спасибо, — поспешно отказался я. — На словах-то я тебе все расскажу, но получится сумбурно и путано, рассказчик из меня хреновый, сам знаешь.

— Да? Не замечал. Ладно, давай.

— Как хочешь, — согласился я. — Расскажу, как умею, а после, когда закончу, ты поправишь, где я ошибся и объяснишь мне кое-что. Идет? Мне тут кое-что так и осталось непонятным.

— Идет. Давай, не тяни уж!

— Ну, — начал я свой рассказ, — Вип Сервис, как ты знаешь, занимался много чем. Они собирали информацию на заказ, создавали имидж клиента, «шлифовали» биографию, если клиент имел проблемы в прошлом. Не самым последним в их бизнесе были эскорт-услуги. Везде, где только можно, вербовались кандидатки для этих самых услуг. Для этого, кроме всего прочего, активно использовались риэлтерские конторы типа «Тихой Обители», которые сразу же давали информацию об одиноких девушках приехавших в наш город и ищущих себе жилье. Такие девушки сразу же попадали в сферу деятельности Вип Сервиса. Девушек бесплатно обучали, привлекая возможностью дармового получения престижной специальности и диплома о хорошем высшем образовании. Потом они начинали работать. Но работали недолго — слишком уж много узнавали, очень разное видели и чрезвычайно многое слышали. Поэтому их нужно было часто менять и после куда-то устраивать. А вот той дурацкой подпольной секте с сатанинскими замашками постоянно требовались девушки для этих их ритуалов с человеческими жертвоприношениями, отсюда и возникла общность интересов Сержа Стентона и Эла Ларэ.

Отдел Сержа Стентона отвечал, как за вербовку новых девушек, так и за увольнение и дальнейшее трудоустройство старых. Предполагалось, что отслужившие своё «разъездные секретари» подписывают договор, обязывающий их хранить разные тайны, получают крупные суммы за молчание и трудоустраиваются в другие регионы и страны. Я не совсем понимаю, насколько тут честна была политика фирмы. Возможно, что девушек предполагалось «трудоустраивать» в бордели малодемократичных режимов. Черт его знает! Тут я могу только гадать — в данном случае никаких данных, а тем более доказательств у меня нет, но на выплаты за молчание им официально выписывались значительные суммы. Стентон брал деньги себе, а договора и расписки в получении просто подделывал.

Секретарь Сержа Стентона — Марина Чанг — сначала ничего такого не подозревала. Ее обязанности были ясны, задачи четко определены, и до всяких незаконных дел ее не допускали. Подвела жадность начальника. Когда у Чанг испортился компьютер, и она попросила новый, ее босс новый взял себе, а ей отдал свой — вполне хороший, но пользованный. Стентон, конечно же, переписал оттуда всю информацию, но стер недостаточно качественно. А его секретарша, девушка любопытная, умная и умелая, все восстановила и прочитала. И пришла в такой ужас, что бросила всё, оставила свои дела, плюнула на прежнюю жизнь и сбежала в Темный Город, где сейчас и прибывает.

Через месяц ее комп нашел Стентон — он же его и взломал — понял, что секретарша все о нем знает, догадался, где ее можно искать и запаниковал. Ко мне он обратился просто потому, что больше было не к кому. Ведь расскажи он эту историю своей службе охраны или полиции, то его самого размазали бы по стенке, невзирая на должность. Во-первых, он грубо нарушил режим секретности. Во-вторых, совершил массу как должностных, так и уголовных преступлений — все-таки продажа девушек для каких-то обрядов фирмой не предусматривалась, да и воровство у своих никогда и никем не поощрялось. Это были персональные достижения лично Сержа Стентона. А в-третьих, он показал свою полную некомпетентность, как руководитель. Именно поэтому он и скрыл от всех, что комп его секретаря никуда не пропадал, и потом объявил о похищении очень важной информации. Почему не забеспокоился раньше, а ждал тридцать с чем-то дней — не знаю.

Меня Серж явно не принимал особо всерьез — выяснил, что я на мели и в моем согласии не сомневался. Хотел что-то от меня получить, а потом, вероятно, рассчитывал ликвидировать вместо гонорара. А те деньги, что он все-таки заплатил, видимо попали ко мне из-за того, что он не успел опротестовать чек. Он-то думал как: выпишет в моем присутствии чек, на моих глазах отправит его в банк, а после, пока я буду работать под сторожем, опротестует его. А может, и не думал — все-таки та сумма, что он перевел на мой счет, крупной являлась только для меня, а для него — так, сущий пустяк.

Как только Серж Стентон посадил меня под сторожа, то сразу же вызвал к себе Эла Ларе. Он был у Стентона кем-то вроде тайного исполнителя грязных дел. Эл вообще очень интересный тип. С матерью он не поддерживал никаких отношений. От своего отца унаследовал вполне приличное состояние, но к концу обучения не владел ничем, кроме квартиры — его банковский счет практически опустел. Как мне удалось выяснить, на медицинский факультет он едва потупил, и то только на платное отделение. Я не могу это доказать, но почти уверен, что большая часть папашиных средств ушла у Эла на взятки преподавателям — уж очень скверно он учился — одногруппники запомнили его как жуткого нахала, прогульщика и лоботряса. В результате даже его деньги не помогли — допуска к лечебной практике он не получил и ему пришлось устроиться на работу в полицейский морг, где я его и видел мельком.

Самого Стентона убил все тот же Эл Ларэ. Почему? Ну, возможно, что просто вспылил — тип он был, мягко говоря, неуравновешенный и нрав имел буйный. Есть такое психическое заболевание — когда человека достаточно слегка задеть или просто над ним пошутить, чтобы тот впал в бешенство, а своего «обидчика» избил или даже убил. Не помнишь, как болезнь называется? Я знал, но забыл, это какой-то там синдром.

— Синдром Заппа?

— Кажется — да. Так вот, у этого Ларэ был именно такой диагноз. Когда у человека наблюдается подобное состояние, то, как принято говорить, все окружающее он начинает воспринимать «в ином свете». Эл часто переоценивал свои возможности и способности, например, предлагал свои методы лечения шизофрении или впадал в религиозный фанатизм. Обычно повышенное и радостное настроение у него сочеталось с непоколебимой верой в себя, а все переживания были окрашены исключительно в радужные тона. Правда, веселое и доброжелательное расположение духа из-за незначительных внешних воздействий у него может смениться сильным раздражением и даже гневом, а иногда — буйством, агрессией и злобой с разрушительной и безудержной яростью. Видимо в порыве бешенства он схватил бейсбольную биту, которую возил с собой, и разбил Стентону голову. Затем Эл взял со стола последний лист договора со мной, засунул его в карман Стентона, а уж потом вывез тело на мусорный завод.

После убийства Стентона, фирма Вип Сервис заинтересовалась происходящим сама. Поскольку я уже был нанят их покойным служащим (договор со мной нашла охрана), то они решили просто переоформить договор с лично Стентона, на фирму в целом, а для порядка провели всё через юридическую контору Фрэнка Уильямса. Тут явно что-то не очень чисто — на фирме узнали о смерти одного из ведущих менеджеров до того, как это преступление стало официальным фактом. В этот-то промежуток времени и был составлен тот документ, что делал меня клиентом Фрэнка Уильямса в случае гибели Сержа Стентона.

Стентон, видимо, успел сказать Ларэ, что последняя запись в дневнике его секретарши так и не появилась. И заподозрив, что там может оказаться нечто важное, он велел Элу найти носитель с этой записью. Вот за ней-то уже потом и охотился Эл, следил за мной и несколько раз обыскивал места моего пребывания. Просто чудо, что он и меня не пристукнул — так просто, для полной ясности.

Уборщица нашего офиса — Мадина — в этой истории оказалась тоже не случайно. Это Эл велел ей устроиться к нам на работу — я видел его рекомендации для отдела кадров, что, кстати, стало первым грубым проколом Эла. Мадина была приезжей, и без рекомендации ее никто бы не взял. Он вообще полностью подчинил ее своей воле — девушка влюбилась в него без памяти, делала все, что он ей приказывал. Эл с ней не только занимался сексом, но и использовал ее для воровства информации из Соросовского Центра — девочка прекрасно владела техникой и могла безбоязненно копировать любые записи. Все офисы нашего сектора были для нее открыты, а записи службы охраны тоже находились под ее контролем — управляющий сектора сделался ее любовником. У меня нет доказательств, но думаю, что именно Эл велел ей обработать Грэга. Ей было не сложно, а, зная Грэга, в успехе можно было не сомневаться. После того, как Грэг засыпал, она копировала нужные записи службы наблюдения. Она, по-моему, приходила-то к Грэгу только тогда, когда Элу требовался тот или иной материал.

Что еще подвело Эла — так это его плохая учеба. Если бы он так злостно не прогуливал судебную медицину, то подставил бы меня более тщательно. Только он сам знает, что он там наплел Мадине, чтобы она принесла ему выброшенный мною в мусор использованный презерватив, но изъяла мою резинку именно она, больше некому. Эл все сделал почти правильно — сначала он занялся с ней сексом, чтобы вскрытие подтвердило, что перед смертью убитая испытывала оргазм. Эл, был, видимо, в презервативе, чтобы не оставить своей спермы. Потом убил свою подружку и поместил ей во влагалище содержимое моего презерватива. А после вывез труп туда, где его и нашла полиция.

Почему понадобилось ее убивать — мне не совсем понятно, могу только предполагать. Возможно, девушка уже надоела Элу, но знала слишком много. Может быть — что-то заподозрила и сказала об этом вслух, но в любом случае — он убил ее лично, а не отдал своим товарищам по секте. Те убивали другим способом, и трупы потом выглядели иначе. А Эл, как установила экспертиза, сначала задушил Мадину подушкой, а уж потом, хирургической циркулярной пилой сделал пропил по средней линии через все тело убитой. Для чего это ему понадобилось — не располагаю информацией, но думаю, чтобы отвлечь внимание следствия.

Параллельно ситуацию отслеживали полицейские, собственная служба безопасности Вип Сервиса, детективы, которых наняли эти религиозные меньшинства и еще, в добавок, за мной следили вы.

Всё! Но я так и не понял три вещи. Чего ради Стентону запихнули в карман копию странички договора со мной, почему Эл, работая в Институте Судебной медицины, не мог повлиять на результаты экспертиз, и зачем Стентон ждал пять недель, прежде чем обратиться ко мне за помощью.

— Надо же, как много я, оказывается, не знал! — оживился Пол. — Да, все практически верно, за рядом уточнений. Стентона действительно убил Эл Ларэ, но вывез его труп не Эл, а два младших охранника, в тот момент стороживших офис Стентона. Парням очень не хотелось, чтобы убийство босса произошло во время их дежурства. Но на мусорном заводе они нарвались на местную охрану, была стрельба, одному из виповских охранников прострелили ногу ниже колена. Кое-как они удрали, где-то отсиживались пару дней, а когда рана загноилась, отправились к ближайшему врачу общей практики. Руководство фирмы, конечно, обо всем узнало, но предпочло не выносить сор из избы, а когда полиция все же арестовала этих голубчиков, начальство передало им сообщение, что болтать лишнее не в их интересах. Кстати у руководства этой фирмы был такой метод — вместе с заявлением о поступлении на работу, сразу подавалось заявление об увольнении по собственному желанию. Только без числа. Если возникали проблемы, вписывали число и — пинком под зад! И девушек набирали так же. Часть кандидаток Стентон проверял лично — сам понимаешь, каким образом. Это у него называлось — пробное тестирование.

Что касается слежки за тобой, то все почти правильно, только мы-то как раз вначале не следили. Нам вполне хватало оборудования и Лорен, она же — агент Вивера — одна из лучших моих сотрудниц. Кроме того, некоторые наши агенты помогали в тех местах, где ты оказывался волею судьбы. Когда все более-менее стало ясно, Лорен вернулась в отдел, а тебе оставила душещипательное письмо, чтобы не очень раскисал и был в форме. Правда, в отдел она вернулась не сразу — устроила себе небольшой отпуск, чем и озадачила меня в первый момент. Но, я ей простил эту маленькую вольность — она действительно классный сотрудник. Вот с этого момента мы начали немного присматривать за тобой, для твоего же блага.

Относительно других твоих вопросов, могу только ответить, что кое-что так и остается малопонятным, пока об этом не расскажет сам Эл Ларэ. Да, а где он сейчас, ты случайно не в курсе?

— Нет, не в курсе… а он разве куда-то исчез? Ну, вы разберетесь.

— Разберемся, конечно. Такого дурака разыскать — дело нехитрое. А еще за тобой следили Проводники, ты им нужен для каких-то неизвестных нам целей. Про организацию Проводников мы знаем давно, только данных пока маловато. Знаем только, что они могут ходить сами и проводить людей непосредственно в Темный Город какими-то неизвестными путями. Причем человек проходит целиком — во плоти и крови. Как такое удается практически — нам пока непонятно, но с твоей помощью мы рассчитываем ликвидировать этот досадный пробел. Мотивация, а главное — задачи Проводников нам не вполне ясны, и именно поэтому мой отдел с самого начала вслепую использовал тебя, чтобы зафиксировать контакт с Проводником, когда он произойдет.

— А почему вы решили, что я вообще нужен Проводникам?

— Очень просто. Они следили за тобой постоянно. — Пол казался особенно усталым, видимо у него сегодня был не самый легкий день, а разговор со мной окончательно его доконал. — Следили уже давно, еще до этой идиотской истории со Стентоном.

— Ну и?.. Вы зафиксировали контакт?

— Конечно, сразу же. Имя твоего проводника для нас не тайна. Это некая Эллен. Когда у тебя назначена с ней встреча? Завтра? Послезавтра? Сегодня? Колись давай, я знаю что вы встречаетесь на днях. Только вот точная дата мне пока не известна. Ты мне сейчас все скажешь, поскольку врать, сам понимаешь, не в твоих интересах.

— А если все-таки совру?

— И что это тебе даст? Никакого смысла не вижу. Дело твое до сих пор лежит у нас, и если оттуда изъять всего-то на всего одну экспертизу, один акт, то ты вполне проходишь по убийству Мадины. Мы даже можем не арестовывать тебя — достаточно «утечки» в газету и с тобой покончат ее родственники. Знаешь, что они с тобой сделают?

— Да уж. Можешь не говорить.

— Так когда? — Пол ждал.

— Хорошо… Завтра, — сказал я, глядя прямо в глаза Полу, — завтра вечером.

— Похоже, не врешь. Все-таки кое-чему научился.

— Научишься с вами… можно только еще один последний вопрос?

— Последний? — Пол усмехнулся. — Можно.

— Я давно хотел спросить, что у Лорен? Почему она работает в твоем отделе? У тебя же там одни психи, маньяки и их охранники.

— Ну, не только психи, но Лорен… да, у нее серьезные проблемы. Очень серьезные. Что только мы не делали, чем только не лечили. Не помогает ничего. Она — самый настоящий каннибал.

— Кто она?!

— Каннибал. Ты видел, какая она спортивная? А ее великолепные ноги? Она сильна, как дьявол. Время от времени она ловит какого-нибудь молодого мужика, как тисками зажимает его голову между своих красивых колен, отпиливает крышку черепа, берет ложку и съедает еще живой мозг. Она так спасается от своей нарджин-зависимости, вроде бы есть такой неофициальный способ. Без этого она долго жить не может, и ничто, никакое другое лечение ей больше не помогает.

— Ловит она обязательно мужика? — меня всего передернуло.

— Да, именно. Вот так оно вот… — Пол сделал паузу и задумчиво посмотрел на меня, — я вообще удивляюсь, как ты с ней спал. Я бы не смог. Теперь — всё, иди домой, а завтра вечером нам нужно будет очень плотно поработать.

И Пол меня опустил. Предварительно с меня были сняты все жучки, поставленные недавно и те, что стояли давно, те ультрановые маячки, что еще не могла отслеживать устаревшая аппаратура Проводников. Пол не хотел рисковать — проводники тоже не стояли на месте.

Как Пол правильно заметил, я действительно уже кое-чему научился. И много чему. Я научился врать так, что ни один детектор не мог определить мою ложь. Выкручиваться из ситуаций, когда моя ложь близка к раскрытию, тоже умею отлично. Сказались годы тренировок, недавние события и мое богатое воображение. Я мог врать, глядя в глаза, и никто бы не усомнился в моих словах — мои лицо и глаза никогда меня не выдадут. Но это плохо. Правда всегда лучше, какой бы она не была, потому что она настоящая. Только вот не в данном конкретном случае: cо своим проводником я действительно встречался в ближайшее время, но не завтра вечером, а сегодня. И еще. Пол не знал, что ни я, ни Эллен, не собираемся возвращаться назад.

Глава 30

Темный Город. Кругом пятнами лежит чернота. Чернота везде — на скамейках, на стенах домов, на пустых крышах. Чернота и сейчас падает с неба большими хлопьями. Как сажа. Как черный снег. Откуда-то струится приятная и тихая музыка. А я, вместе с моим очаровательным проводником, иду среди изменчивых дрожащих теней по темной улице. Улице Снов. Иногда навстречу нам попадаются люди: одиночные прохожие, пары, редко — небольшие группы. Люди сидят на отдельных скамейках. Многие улыбаются. Спокойно и мирно разговаривают между собой. Мы идем вперед долго-долго, и чернота, будто снег, хрустит у нас под ногами. И что придумала моя спутница на этот раз? Улица не кончается. Как я уже откуда-то знаю — эта улица бесконечна. Потому что так захотелось нам.

Темный Город, пожалуй, самое неоднозначное место. Город огромных небоскребов и подземных рукотворных пещер. Город красоты и мрака. Он многолик. Он был, есть и будет одновременно непорочной девой и распутным плейбоем… Пожалуй, эти же черты дремлют и в каждом подлинном жителе Города. И все они одновременно любят и ненавидят его. Но, несмотря на всю ненависть — ни один из жителей не сможет оставить его навсегда — зов Города слишком силен. Мы — его жители, будем с ним вечно, хотя бы мысленно — наша кровь слишком сильно отравлена его духом…

Здесь я свободен и недоступен для тех, кого я не хочу видеть и не желаю встречать на своем пути. Потому, что Темный Город — это теперь мой город и навсегда мой мир. И именно он останется, когда все остальные города исчезнут с карт и из воспоминаний. Он будет, как был. Он не может умереть: ибо бессмертно то, что не жило никогда. Город-призрак. Существующий, но не живущий. И обреченный на вечный мрак — с рождения и до бесконечности…

Мне надоели безжалостный рационализм и беспощадная логика моего прежнего мира. Все перевернулось, все сменилось в моей системе ценностей — я стою на пороге нового периода своего существования. Этапа, который запрещаться пускать на самотек. Если не сейчас, значит уже никогда. У меня полная переоценка — что казалось золотом, вдруг стало дешевкой, а те сокровища, что лежали у моих ног — я раньше просто не замечал, и как будто в один миг кто-то раскрыл мне глаза. Да, я прозрел. Я понял, в конце концов, что я собственник своей жизни, я и никто другой. Что смогу сделать рывок вперед и выскользнуть из той вязкой грязи, которая обволакивает и затягивает. Жаль только, что так не случилось чуть-чуть раньше. Но лучше так, лучше сейчас, чем никогда вообще.

Мы садимся на свободную скамейку и отдыхаем. Чернота на скамейке рядом с нами тает и исчезает. Спорхнул с ветки маленький зеленый дракончик, прыгает туда-сюда перед нами, как воробей. Жаль, но у меня ничего нет, ничего от старого мира. Покормить бы его. Дракончик только и успел сделать с десяток прыжков, как слетелось несколько его собратьев. Как голуби. Ну, ничего, все равно у меня сейчас пусто…

Эллен поворачивает ко мне голову и спрашивает:

— Ну и как? В тебе есть энтузиазм маньяка и сила гения? Ты маньяк или гений?

— Нет, — я отзываюсь не думая: мои мысли сейчас свободны и легки, как серебристые облака, — я не маньяк. И до гения мне очень далеко, как до Луны. Я простой, но очень увлекающийся человек.

— Скажи, а о чем ты сейчас думаешь?

— Да так, разные странные мысли.

— Поделишься? — спрашивает она.

— Если хочешь… — я делаю небольшую паузу и смотрю на темное небо, — знаешь, я иногда поражаюсь поведению людей. Они задумывают желания, томно и зачарованно глядя на звёзды предаваясь своим мечтам о чем-то несбыточном. А когда желания реализовываются, они проклинают всё на свете и хотят возвратиться назад.

— Они боятся. А когда люди боятся, они пытаются показаться умнее и сильнее, чем есть на самом деле, опасаясь просить о помощи у других. Они скрывают свои настоящие чувства, опасаясь, что их кто-то может уничтожить. Люди не должны видеть, что ты из-за них переживаешь… за них — да, но не из-за них… мне кажется, от это еще больнее.

— Да? Выходит, что их истинные чувства не так сильны, если их можно легко уничтожить?

— Нет, просто люди очень осторожны. Они везде хотят видеть подвох, поэтому очень опасливы. Открытость и откровенность, чистоту и простодушие они презирают и игнорируют. Для них давно уже перестали существовать нормальные земные идеалы. Они считают, что достижимый для них мир недостоин даже их взгляда. Люди строят воздушные замки, ставят себе несбыточные цели, боясь обернутся к доступному, опасаясь смотреть вокруг, на то, что рядом…

Она замолкает. Мы встаем со скамейки и идем дальше. Она смотрит куда-то вперед:

— Как думаешь, это когда-нибудь изменится? Может, потом будет как-то по-другому? — спрашивает она.

— Не знаю, — я, правда, ничего сейчас не знаю, мысли путаются и скачут, — а ты?

— А что я? Я видела несовершенство мира и откровенна с людьми, хотя люди и не всегда это понимают. Я старалась быть честной и говорила то, о чём меня спрашивают. Если правильно поставить вопрос, то в ответе будут только мои мысли, ни капли фальши или лжи. Это создает проблемы, но от многих и избавляет. Только в ответе «не знаю» ты видишь скрытый смысл, которого там никогда не было…

— Наш мир несовершенен… — повторяю я чью-то избитую фразу, — крайне несовершенен, но почему люди создают себе проблемы? Почему не хотят жить реальной жизнью, а строят несбыточные мечты?

— Ты прав, конечно, тот мир не совершенен, но это мы — люди — делаем его таким изо дня в день! Сами! От страха! Люди боятся. Они боятся своего мира, они боятся своей действительности, они боятся потерять то, что уже у них еще есть. Они боятся перемен. Люди недоверчивы. Да и как можно кому-то доверять, когда тебя обманывают каждый день, направо и налево? Когда тебя смертельно обижают родные и близкие? Когда тебя предают друзья? Когда тебя могут убить просто так, из спортивного интереса? Или из-за твоего смарта, или из-за пяти кредитов в твоем кармане? А ты осуждаешь несчастных людей, которые воспитаны на недоверии, помогающем им выживать. — Она ненадолго умолкает, и некоторое время мы идем молча. — Раньше я опасалась глядеть незнакомым людям в глаза, боялась увидеть там слишком много. А теперь я не могу не смотреть в них — ведь только посмотрев в глаза можно увидеть людей без масок. Да, я могу тебе объяснить, почему люди носят маски и строят себе воздушные замки: им есть из-за чего бояться.

— И что же делать?

— Уйти навсегда. Уйти из того мира, из той реальности. На свободу. — Девушка усмехается и идет дальше, чуть-чуть пританцовывая длинными ногами в такт музыке. — Пойдем?

— Пойдем! Я с тобой!

— Сегодня время диких скоростей, ты так не думаешь?

— Это важно? — я не понимаю, о чем она говорит.

— Да, сейчас это важно. Жизнь — игра… В любом проявлении в идеале. Жизнь — постановка по правилам незнакомого режиссера, а мы играем в нее и приняли как условие игры, что мы ею наслаждаемся. А я играю роль Проводника. Иногда непонятно, на каком основании люди решают, что чего-то могут от меня ждать, что я когда-либо оправдаю их ожидания. Я не знаю, к чему я иду. Я не знаю, чего я хочу в более или менее крупном масштабе. Я не знаю, как я отношусь к происходящему в данный момент на территории страны, города, да и всего мира.

— А Темный Город…

Она смеется.

— Темный Город — это только начало. Мы на дороге, которая проходит через тысячи вселенных. Там будет всё: от гигантских стрекоз до скакунов обгоняющих ветер и сумасшедших машин. От танцующих фей до космолетов и киборгов, можешь мне доверять — я не раз видела все эти миры. Идем дальше?

Я ничего не понимаю, но, конечно же, я соглашаюсь, и мы идем дальше. Что имелось у меня раньше? Жизнь в суррогатных электронных мирах, в книгах, в фильмах, в Сети, в снах. Жизнь, далеко и надолго запрятанная от посторонних глаз, потому, что я давным-давно понял — открывать кому-то собственную душу — самый простой способ получить сокрушающий удар. И тогда, каждое утро, я надевал на себя маску. Одну из нескольких неплохо изготовленных и тщательно подогнанных моих масок. Мы на все в жизни смотрим немного свысока и сквозь ту или иную маску. Нарочно повторяю слово «маска», потому что именно оно заставило меня задуматься. А живем ли мы целиком? Или какая-то часть нас, таких умников, уже отделила себя от жизни? Если жизнь стала лишь картинкой, которая пишется на наших глазах…

— А там правда будет свобода? — спрашиваю я, — а то мне уже надоели чужие глаза и чужие маски.

— Да! И это будет самая сумасшедшая свобода, и воздух будет филигранно напевать от скорости и хохота, а пламя и звёзды дисгармонии вселенных объединятся нестерпимым потоком на пределе зрения, когда мы перегоним солнечный ветер. Ты — готов?

— Я готов, — отвечаю я, и пусть ее слова мне непонятны и кажутся безумным бредом. Мне надоел разум и логика моего мира.

— Да? А хватит ли у тебя сумасшествия забыть всё, что удерживает тебя в твоем мире и растоптать все иллюзии?

— Да! Мне хватит. Я уже провал все связи и сжег все мосты.

— Если сжег, то знай, что прошедшего сквозь скачку миров сдержать больше не сможет ничто. Говорят, у кошки девять жизней, — продолжает Эллен, — у тебя и у меня конечно, меньше, но точно не одна. Есть жизнь обычная и привычная — первая жизнь, когда я Старом Мире. Живу в обществе и завишу от него. Вторая жизнь — здесь, Темном Городе. Когда я тут, то это уже моя собственная жизнь, в которой я сама за себя в ответе. Порой, в этом мире ко мне приходят те, от кого я была уже далека. Друзья вот. Недавно в Старом Мире меня сильно задел один человек, а в Темном Городе мы разговаривали, как друзья. Душевно, как раньше, когда дружили. И вот вернувшись, мое отношение к нему невольно изменилось. Потом мы немного напряженно, но все же стали общаться. И так бывало не один раз. Эти две жизни, они взаимосвязаны, но как два антипода. Хотя раньше в Темном Городе я проводила пять-шесть часов, но они так ярки, так насыщенны эти часы! Но есть еще и третья жизнь — внутри себя. Она как перемычка, концами в тех двух жизнях. Она самая богатая, самая важная, самая ценная. Есть такое выражение: «мой внутренний мир». И это потрясающий мир. Да, я люблю Темный Город, я люблю Старый Мир и люблю находиться внутри себя. И она прекрасна, эта жизнь — ярка и неповторима. В ней также есть все чувства — увлечения, получение удовольствия, запах, вкус, страхи и все остальное прочее. Пойдем!

— Пол так дело не оставит, — замечаю я, — он не любит проигрывать. Нас будут искать.

— И что? — отвечает Эллен, — пусть ищут, я подготовилась. Его служба далеко не всесильна, что бы он там не говорил. А теперь они так запутались, что им проще всего спустить дело на тормозах. И потом, Пол осознал, что мы не представляем опасности для государства. Мы просто-напросто даем возможность уйти из того мира тем, кто этого хочет, а главное — тем, кто еще может быть нам полезен. Тобой мы заинтересовались давно, это Пол верно заметил. Уж очень свободно и беспрепятственно ты можешь переходить в Темный Город — это редкий дар, сам знаешь. Но ты не до конца понимал своих возможностей, из тебя бы мог выйти не только отличный проводник, но и еще много кто…

— …если бы не мой характер, — вставляю я свою реплику. — Не думаю, что справлюсь. Особенно теперь.

— Да ладно, смотри проще на все. Так вот, мы взяли тебя на заметку, и потихоньку начали приглядывать за тобой, причем сразу по нескольким каналам. А тут такой случай — ты получил дело об исчезновении Марины. Все бы нечего, если бы Пол не подложил тебе эту шлюху с людоедскими привычками. Она страшно нам мешала, и ее пришлось устранить…

— Лорен мертва? — мой голос, кажется, предательски дрогнул.

— Нет, почему обязательно мертва? Жива и здорова. Если к ней вообще применимо слово «здорова». Устранение мы понимаем не всегда так, как наш общий друг. Просто ей убедительно внушили, что пора оставить тебя в покое. Вот она и оставила.

— Но все равно! Это же безопасники! Я видел, на что они способны, как они добывают нужную им информацию, во что они могут превратить человека. Они же ведут вас и следят за вами…

— …потому, что мы позволяем им это делать! С тебя тогда даже не сняли последний маячок, чтобы Пол заметил переход. Ты когда догадался кто я? В баре?

— Нет, конечно, — признался я. — Только когда предпоследний раз был у Пола. Тяжелая получилась игра.

— Эта игра понадобилась, чтобы швырнуть безопасникам кость, дабы они поверили, что обыграли нас и опережают на один шаг. Ну, и чтобы быть в курсе всех их дел против нас. Попутно, с твоей помощью, избавились от одного негодяя, рядом с которым Джек-Потрошитель — ученик воскресной школы. Игра, конечно, опасная, на грани, но такова уж жизнь, ничего не поделаешь. Самое трудное было изменять внешность так, чтобы никто меня не узнавал. Девушкам это проще, тем более что я никогда не отличалась чем-то уникальным.

— Ну да!

— Да, да… Особых примет у меня нет. Чтобы внедриться в их контору пришлось провести сложную многоходовую операцию. Среднестатистический рост, черты лица тоже. А все остальное дело техники: современные методы еще не то позволяют. Коллекция париков, — Эллен провела рукой по ёжику коротеньких волос, — контактные линзы, макияж, вставные челюсти. Когда я вставляла себе зубы, то менялся не только прикус, но и овал лица и даже голос. Иллюзию длинных ног давали высокие каблуки и фасон одежды… Пол, конечно, профи, но я с детства усвоила, что под лампой темнее всего. И потом. Та личность и та биография, что работала секретарем у Пола — и есть моя настоящая, и я действительно учусь на последнем курсе Юракадемии. Пол мог проверять меня хоть каждый день, но он ни в чем не подозревал «свою секретаршу Ингрид» — Эллен засмеялась.

— Зато тебе приходилось с ним…

— С Полом? И что? Он, кстати, классный любовник, очень техничный, изобретательный и изощренный. Но его совершенно не интересовала моя душа, только тело. А вот меня наоборот — интересовали его мысли и данные, что он хранил у себя в голове. К тому же, каждый раз, когда мы заканчивали, он делался разговорчивым и весьма податливым. Я была в курсе всех его дел, даже тех, что не проходили через секретариат.

— А Эллен?

— Эллен — это мой никнейм для особых случаев. Сам знаешь для каких. Я так привыкла к Эллен, что стала ощущать нечто вроде раздвоения личности. Испугалась даже.

— Но сейчас-то ты в порядке? — спрашиваю я своего Проводника.

— Сейчас, да, я в порядке, — отвечает Эллен. — Теперь у меня только одна личность. Вот эта. Пойдем! Пойдем, я покажу тебе твой Город! Там есть улицы, где дома вырастают из плюща, а на стеклянных заборах развешаны колдовские фонарики. Там есть улицы, где можно ходить только босыми ногами, потому что дорога устлана волшебными картинами из холодного пламени, которое приносит беспокойной душе тепло. Там есть улицы из металла и вечности, и там бесшумно работают самые точные и быстрые компьютеры. Там есть огромные библиотеки, со всеми книгами на всех языках. Там парки с поющими фонтанами, струи которых как волосы развеваются на ветру. Там подземные галереи из сумрака и оживленных теней, а посреди старинного лабиринта горит живой огонь. Там протекает широкая властная река и через неё перекинуты мосты из хрусталя, а сама река спадает с высокого обрыва величественным водопадом прямо в бесконечное море. А представляешь, какие там жители? Там тебя ждут твои друзья и все те, кто тебе был дорог. Они там счастливы и безмятежны, а будущее их больше не страшит. Они ждут только тебя. Хочешь побродить с друзьями, в одиночку или со мной? Я знаю много интересных мест… Пойдем!

____________________