Тёмное прошлое (Эдмонд Мур Гамильтон) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Эдмонд Гамильтон Тёмное прошлое

^{© Edmond Hamilton — «The Dark Backward», 1958}

Мне казалось, что в моём сне ясный голос продолжал отчаянно взывать ко мне, снова и снова.

— Постарайся вспомнить, Вэл! Ты должен вспомнить!

Неистовая настойчивость голоса беспокоила меня. Я не хотел его слышать… не хотел вспоминать.

— Вэл, не забывай!

Не забывай о чём? Нет, я не должен думать об этом. Голос, уходи. Уходи и дай мне поспать, убирайся отсюда к чёртовой матери, или…

Я проснулся.

Мгновение я лежал неподвижно, потрясённый и неуверенный в себе. Затем, когда сон и голос выветрились из моего сознания, я оглядел маленькую семейную спальню.

Одежда валялась на полу, по стёклам струился дождь, гонимый ветром, и всё было залито нездоровым серым светом. А Мэри отсутствовала, и какой во всём этом был смысл?

Часы показывали, что у меня есть сорок минут, чтобы добраться до своей работы на островной электростанции. Я оделся, стараясь не смотреть на фотографию Мэри, стоявшую на комоде, но это не помогло. Всё в комнате напоминало о Мэри — она вложила в неё свою нежность и счастье, и куда бы я ни посмотрел, я видел её, стройную и светловолосую, нежно улыбающуюся мне, совсем как при жизни.

Я пошёл на кухню, приготовил яичницу-болтунью и прислушался к шуму дождя и ветра, поднимающего волны прибоя на пляже. Я думал, что никто не доберётся до материка ни сегодня, ни, возможно, в ближайшую неделю. Но живя зимой в прибрежном островном городке Новой Англии, к этому привыкаешь.

Странный сон всё ещё почему-то беспокоил меня. Слабеющий голос отчаянно пытался заставить меня вспомнить что-то, что-то важное. Я подумал, к чёрту воспоминания.

Потом включил радио, чтобы послушать утренние новости, пока пил кофе. Бодрый голос никак не взбодрил меня. Это была первая зима корейской войны.

И сводки заставляли меня вспоминать о войне, о вони и грязи итальянской кампании, обо всех кампаниях до этого, через которые я прошёл. А когда военные новости закончились, отрывистый голос продолжал рассказывать о том, что скоро появится водородная бомба, и о кровавых беспорядках в Европе и Африке, пока я не выключил его.

Они всегда могут придумать для нас неприятности, подумал я, но они не могут придумать никакого решения для такой вещи, как болезнь, которую никто не может вылечить. Тогда я сказал себе, что начинаю зацикливаться. Многие люди упорно пытались найти ответы на подобные вопросы, и когда-нибудь они это сделают. Но это не вернёт Мэри…

Дождь хлестнул по мне мелкой дробью, когда я запер дверь и спустился по дощатому настилу. Мой коттедж был одним из самых новых в городе, он стоял на окраине, и за ним не было ничего, кроме больших песчаных дюн. Дюны тянулись на многие мили, но из-за дождя их было не видно. Я повернулся спиной к ним и к дому и побрёл в город.

Море под тяжёлым небом было серым и сердитым, а белые дома и узкие улочки маленького городка казались пустынными. Я встретил молодого дока Харинга, и он посмотрел на меня сквозь свои залитые дождём очки так, словно был недоволен погодой.

— Настоящий юго-западный ветер, Вэл. Держу пари, это продлится всю неделю.

— Пусть так, — сказал я. — Я всё равно никуда не собирался.

— Старику Бартлетту стало хуже, — сказал он мне. — Надо поддерживать друг друга.

Добравшись до маленькой электростанции, вырабатывавшей электроэнергию для острова Боттс, я обнаружил Джо Климмера, ночного сторожа, дремлющим.

— Худшая погода за всю зиму, — сказал он, зевнул и пошёл домой.

Я проверил газовый двигатель и динамо-машину, закурил сигарету и прислушался к ветру и дождю.

— Вэл, не забывай!

Мне хотелось выбросить из головы и этот сон, и этот голос. Если бы это был голос Мэри, я бы мог понять, но это было не так. Её голос был низким, хрипловатым и нежным, а этот голос был совсем не таким.

Я снова задумался о том, о чём именно я не должен забывать. У меня было много вещей, которые я хотел забыть — и времена, когда я не мог найти работу, и войну, выдернувшую меня с той работы, которую я получил, и хороших друзей, которых я видел изуродованными миномётным огнём, и…

Я встал и проверил всё ещё раз, хотя и знал, что в этом нет необходимости. Весь день я занимал себя тем, что делал то, что не нужно было делать.

Ближе к вечеру мне показалось, что дождь, похоже, немного стихает, и вышел из маленького кирпичного здания, чтобы проверить это. Я ошибся, дождь и ветер были такими же сильными, как и прежде.

Вот тогда-то я и увидел это.

Оно было едва различимо в сгущающейся мгле, вдали, над морем. Оно было похоже на серебристую рыбу, летящую быстро и низко. У него не было крыльев, и по форме оно напоминало каплю.

Серая пелена сгустилась, и оно исчезло.

Я стоял и смотрел, но больше его не видел.

Самолёт? Я чертовски хорошо знал, что этот гладкий силуэт не мог принадлежать ни одному из известных самолётов. Но что же это было?

Я смотрел и смотрел, но больше ничего не увидел. Потом стемнело, и Вернон из второй смены, пришёл меня сменить.

Возвращаясь через город, я всё ещё размышлял о том, что увидел. Мне хотелось продолжать думать об этом — я не хотел возвращаться в тёмный, тихий коттедж. Поэтому я отправился на поиски Боди Уилкса, нашего мэра.

Он запирал свой хозяйственный магазин, и ветер трепал пальто вокруг его ног. Он сказал:

— Какие-нибудь неприятности на станции, Вэл?

— Нет, никаких, — сказал я. — Мне просто интересно, не попал ли какой-нибудь самолёт в шторм? Я видел один, только он не был похож ни на один самолёт из тех, что я когда-либо видел раньше.

Он резко повернулся ко мне. Я знал Боди Уилкса всю свою жизнь, и всё же в его большом, румяном, мясистом лице было в этот момент что-то, что поразило меня. Его глаза. Внезапно мне показалось, что они такие же яркие и большие, как две луны.

— Самолёт? Какой ещё самолёт?

Я рассказал ему, и он, слушая меня, казалось, ловил каждое моё слово. Но потом начал качать головой.

— Никогда не слышал ни о чём подобном, Вэл. Может быть какой-то новый, экспериментальная модель. В какую сторону он направлялся?

— Я думаю, на северо-восток.

Он продолжил качать головой, в то время как ветер швырял капли дождя в дверной проём, где мы стояли.

— Ну, если там кто-то попал в беду, мы ничего не сможем с этим поделать. В такое время нельзя посылать маленькую лодку. Но я вызову по радио береговую охрану на материке.

Казалось, он оправился от минутного испуга и принялся застёгивать пальто. Я простился с ним и пошёл дальше по городу. Но когда порыв дождя заставил меня обернуться, я увидел, что Боди Уилкс всё ещё стоит перед своим магазином и смотрит мне вслед.

Я недоумевал, почему моя история так его расстроила? И что же я всё-таки видел? Летающая каплевидная штука не была самолётом, экспериментальным или каким-то другим. Но что же это тогда было? Дойдя до дома, я всё ещё пребывал в недоумении.

Это был худший момент за весь мой день — возвращение домой в темноте, в тёмный маленький дом, в котором никого не было. Я отпер дверь, вошёл и закрыл её на пружинную щеколду, и уже потянулся к выключателю, как вдруг остановился.

Здесь, в темноте, кто-то был. Я слышал, как вздохнули пружинные подушки, когда кто-то встал с кресла.

Я быстро включил свет. И тут меня ждал второй большой сюрприз.

В моей гостиной были молодой человек и девушка. На них была одежда, какой я никогда раньше не видел — цельные комбинезоны, сделанные не из ткани, а из какого-то материала, сиявшего и переливавшегося, словно сотканного из лунного света.

Когда он посмотрел на меня, на его чернобровом орлином лице появилось настороженное, недоверчивое выражение. Я увидел, как он вытащил из кармана руку, в которой был предмет, похожий на маленькую металлическую призму.

Девушка быстро сказала ему:

— Нет, Джере! Убери!

Мужчина ответил ей, не сводя с меня глаз.

— Посмотри на его лицо. Он нас не узнаёт. Мы не можем рисковать.

Девушка поближе подошла ко мне. Она не была такой хорошенькой, как Мэри, а была темноволосой и, в целом, привлекательной, и её чёрные глаза, когда она смотрела на меня, блестели от волнения и напряжённости.

Она сказала:

— Вэл, ты меня не узнаёшь? Я Ларил.

Я уставился на неё и на мужчину — на их странную одежду и на предмет, зажатый мужчиной в руке.

— Я никогда вас раньше не видел, — ответил я.

Дождевая вода стекала с моего дождевика и образовывала маленькие лужицы вокруг меня на ковре в гостиной. Я спросил:

— Кстати, а кто вы такие? Как вы сюда попали?

В глазах девушки, назвавшей себя Ларил, теперь читалась боль. Она сказала:

— После того, что мы значили друг для друга, ты всё равно забыл меня.

— Послушайте, — взволнованно начал я. — Какова ваша цель? Я вас не знаю. Ни одна женщина, кроме Мэри, никогда ничего для меня не значила.

Она взмахнула рукой и влепила мне пощёчину. В её глазах стояли слёзы ярости.

— Будь проклята твоя Мэри! — крикнула она. — Ты…

— Ларил, подожди, — вмешался мужчина и схватил её за руку. — Ты не можешь рассказать ему, только не так. Я тебя предупреждал. Будь осторожна.

— Что рассказать? — спросил я.

Всё это попахивало безумием. Я, в мокром плаще, стою в своём собственном доме лицом к лицу с этими двумя, одетыми во что-то, чего я никогда раньше не видел, и они пытаются заставить меня поверить, что я их знаю. Было в них что-то настолько странное, настолько отличное от других, что внезапно меня охватил холодный страх.

— Кто бы вы ни были, убирайтесь отсюда, — сказал я. — Я не знаю, что вы задумали и как сюда попали, но…

Меня прервал стук в дверь. Из-за двери раздался голос Боди Уилкса.

— Вэл! Вэл Адамс!

Мужчина по имени Джере двигался быстро и бесшумно. Он отвёл девушку в сторону и направил на меня маленькую призму, его лицо выражало крайнее напряжение и опасность.

— Не открывай эту дверь! — прошептал он мне. — И говори потише.

Ларил тихо проговорила:

— Это Карвалло… там.

Джере мрачно кивнул.

— Я знаю. Он заподозрил неладное.

— Вы что, с ума сошли? — спросил я, и, несмотря на предупреждение, мой голос оказался громковат. — Это Боди Уилкс, наш мэр. Я знаю его всю свою жизнь.

Боди всё ещё колотил в запертую дверь и кричал.

— Кто это там с тобой, Вэл? Я слышу, как вы разговариваете. Открывай!

Джере посмотрел на девушку напряжённым взглядом и прошептал:

— Нет времени медлить, Ларил.

Она сделала жест, выражающий то ли мольбу, то ли протест.

— Джере, мы не можем…

Я был сыт по горло и ими, и их завуалированными речами, и их непонятными намёками. Что-то в их странности пугало меня всё больше и больше, и внезапно я вспомнил тот чужой корабль-каплю, мельком виденный мною во время шторма.

Я сказал:

— Да пошли вы к чёрту, я впущу Боди, — и повернулся к двери.

Раздалось негромкое жужжание, и что-то тихо взорвалось у меня в голове. Я оцепенел, попытался повернуться обратно, начал падать и увидел, что Джере держит призму, направленную на меня.

Я не упал на пол, потому что Ларил бросилась вперёд и поддержала меня. И я не потерял сознания. Просто моё тело перестало меня слушаться, я не мог пошевелить ни руками, ни ногами, а мысли в голове утратили ясность.

Боди Уилкс перестал колотить в дверь, и я услышал его шаги, когда он сбежал с маленького крыльца.

Девушка, обнимавшая меня, оказалась удивительно сильной. Она посмотрела на меня, и на её смуглом лице отразилось некое сильное, напряжённое чувство.

— Доверься нам, Вэл, — сказала она. — Мы не можем сейчас всего объяснить…

Довериться им? Сквозь туман в моей голове пробилась мысль, что это просто смешно. Два человека появляются из ниоткуда, одетые так, как никто никогда не одевался, и говорят безумные вещи, и стреляют в меня из какого-то оружия, о котором я никогда раньше не слышал, а потом хотят, чтобы я им доверился.

Джере подбежал к двери и прислушался.

— Карвалло ушёл, — сказал он девушке. — Нужно позвать остальных. Этот остров — ловушка, и нам нужно как можно скорее убраться с него.

Он подошёл и обнял меня одной рукой, а Ларил поддержала меня с другой стороны.

Он сказал:

— Выходим через чёрный ход. Нам лучше побыстрее добраться до флиттера.

Я обмяк между ними, чувствуя себя беспомощным и одеревеневшим, как тряпичный человек, набитый опилками. Что бы ни сотворила со мной эта чёртова призма, эффект был стойким.

Они повели меня через дом, зажав между собой. Мои каблуки волочились по полу. Если бы я мог бороться с ними, я бы это сделал, потому что, несмотря на оцепенение, я боялся ещё больше, чем раньше.

Остров Боттс был тихим местом. И я прожил здесь всю свою жизнь, за исключением военных лет. Сначала с моими родителями, а потом, после их смерти, в течение года с Мэри. И вот, внезапно, случилось всё это.

Они провели меня через кухню, наполовину неся, наполовину волоча, и вывели через заднюю дверь. Ветер и дождь хлестнули нас, как кулаком, и в темноте я расслышал, как прибой стонет у берега. В маленьких белых домиках вдоль Ист-роуд, последним из которых был мой коттедж, смутно светились окна.

Ларил зашептала мне на ухо, помогая Джере тащить меня вперёд.

— Мы делаем это всё ради тебя, Вэл. Позже ты ещё обрадуешься…

Они с Джере вытащили меня с моего заднего двора и направились вглубь острова. Я смутно представлял, куда они меня ведут. В глубине острова не было ничего, кроме дюн и ещё раз дюн.

Они подняли меня на небольшой гребень, поросший солянкой, и обвернулись, чтобы посмотреть назад. Им пришлось развернуть меня вместе с собой, чтобы я тоже мог всё увидеть.

Вокруг моего маленького домика вспыхивали и гасли огни — переносные прожекторы, испускавшие длинные яркие лучи сквозь тьму и дождь. Их было четыре.

Джере выругался под нос.

— Карвалло не стал терять даром время.

Если там, позади, был Боди Уилкс, я не мог понять, зачем он пришёл с другими людьми, разыскивать меня, только потому, что я не пустил его в дом. И почему его называли Карвалло?

Четыре огонька позади нас разделились, выстроились в линию и двинулись в нашем направлении.

Джере что-то быстро проговорил, и они с Ларил упали, увлекая меня за собой, на мокрую траву за гребнем холма.

Я понимал, что мне нужно закричать. Я даже попыталась закричать, но мои полупарализованные мышцы совершенно меня не слушались, к тому же рука Джере крепко зажала мне рот.

Ларил прошептала:

— Они не должны нас поймать, Вэл. Скоро ты всё поймёшь.

И затем добавила, прижавшись тёплыми губами к моему уху:

— Я скажу тебе кое-что. Ты любил меня, а не Мэри.

Люди внизу приближались быстро, почти бегом, поводя прожекторами то в одну, то в другую сторону. В их свете я увидел мокрые плащи и лица преследователей. Одним из них был Боди Уилкс, другим — док Харинг, а ещё двумя — Джонни Гилсон, сдававший летом лодки в аренду, и Джоэл Вэр, владелец аптеки.

Я знал их всех с тех пор, как был мальчишкой. Но я никогда не видел их лица такими напряжёнными и обеспокоенными, какими они выглядели сейчас, когда я мельком увидел их, спешащих за нами.

— …могли приземлиться на Восточном или Северном пляже, или в глубине острова, — послышался голос Боди. — Нам лучше разделиться.

Я увидел, как док Харинг побежал назад к дороге, и через мгновение его машина помчалась обратно в город. Остальные трое продолжали двигаться в разные стороны, и моя голова оказалась прижатой к мокрой траве, когда Джере и Ларил уткнулись в землю за гребнем холма.

Я почувствовал, как начало сходить оцепенение, рассеиваться туман в голове. Но я всё ещё не мог пошевелить ни единым мускулом, и не думал, что смогу оказать хоть какое-либо сопротивление.

Через мгновение я услышал, как Джере прошептал:

— Мы не можем тащить его всю дорогу к флиттеру, один из этих Хранителей обязательно найдёт нас раньше, чем мы доберёмся туда. Я пригоню флиттер сюда, и мы сразу же по-быстрому смоемся отсюда.

Когда я медленно приподнял голову, то увидел, как Джере протягивает Ларил маленькую призму. Затем он быстро исчез в ветреной ночи, растворившись в песчаных дюнах.

На некотором расстоянии вдоль Шор-роуд, протянувшейся между дюнами и морем, мелькали три огонька. Они уже удалялись, но я подумала, что до них всё ещё может долететь мой крик.

— Не надо, Вэл, — сказала Ларил и призма блеснула в её руке. — Не заставляй меня делать это.

Я уставился на её лицо, еле различимое в темноте, и внезапно мне показалось, что я понял, в чём дело. Я окончательно выжил из ума.

Я видел, как такое случалось на войне со многими парнями. Тебе приходится вынести столь многое, а потом силы заканчиваются, и ты начинаешь выдумывать вещи и людей, которых на самом деле нет.

Как и у всех, у меня были свои проблемы. Смерть моих родителей в бессмысленной автокатастрофе, долгие, тяжёлые военные годы, а затем, после года, проведённого с Мэри, болезнь, убившая её. Конечно, у всех нас рано или поздно наступают тяжёлые времена. Мои наступили раньше, и теперь я сломался.

Я сидел на мокрой, холодной траве, под дождём, ночью, с держащей наготове невозможное оружие девушкой, которой не могло быть рядом, и смотрел на огни, которые, как я предполагал, несли Боди, Вэр и Джонни. Это было так нелепо, что я рассмеялся или, скорее, попытался это сделать.

— Вэл, — сказала Ларил. — Я знаю, как ты переживаешь, каким жутким всё это, должно быть, кажется тебе. Но скоро всё будет в порядке.

Мне удалось заговорить, хотя язык заплетался во рту.

— Со мной уже всё в порядке. Всё нормально. За исключением того, что я продолжаю слышать и видеть вас, хотя и знаю, что вас не существует.

Она ответила с неожиданной страстью:

— Ты так думаешь, да? Ты ошибаешься. Это твоя Мэри никогда не существовала.

Я снова рассмеялся, и это, казалось, задело её, потому что она подобралась ко мне поближе и яростно заговорила:

— Это правда! Если бы ты только вспомнил, ты бы знал, что это правда. Постарайся вспомнить. Вспомни проект «Свободная воля».

Проект «Свободная воля».

Это название ничего не значило для меня. Оно было лишено всякого смысла. И всё же, когда я его услышал, что-то произошло.

На мгновение мне показалось, что весь мир, вся Вселенная, рушатся вокруг меня. Это было так, словно меня вырвали из этого мира, и я падал сквозь пустоту, тянущуюся бесконечно, а в моём мозгу, пока я падал, ревели голоса. Я сделал отчаянное усилие, чтобы вернуться к реальности, к тому миру, который я знал… и мне это удалось.

Отвращение от этого сверхъестественного потрясения заставило меня начать дико отбиваться, нанося, впрочем, лишь слабые удары. Я оттолкнул Ларил от себя и увидел, как призматическая штука вылетела из её руки. Потрясённый пережитым, я с трудом поднялся на ноги, пьяно покачнулся и хрипло закричал в ветреную ночь.

— Боди! Боди Уилкс! Я здесь, здесь!

Я увидел, как ближайший из трёх огней внезапно развернулся и направился обратно ко мне. Затем позади меня раздался свист, и, обернувшись, я увидел, как из тьмы вынырнула тёмная масса.

Она опустилась на землю, в ней открылась дверца, и изнутри хлынул мягкий свет, достаточно сильный, чтобы понять, что передо мной оказался тот самый длинный металлический каплевидный корабль, виденный мною над морем несколько часов назад. Из освещённой двери показался Джере и тут же устремился ко мне, низко пригнувшись.

Ларил поднялась на ноги и, что-то крича ему, побежала к тому месту, куда упала призма. Я попытался добраться до этой штуки раньше неё, но Джере оказался между нами, и его кулак сбил меня с ног.

— Ларил! — закричал он.

Пытаясь подняться, я увидел, как Боди Уилкс переваливается через гребень холма, а одной руке у него сверкает прожектор. А в другой он держит ещё одну призму.

Он вытянул руку, направив её на Джере, а не на меня. Но тут прямо за моей спиной раздался звук, напоминающий трещотку гремучей змеи, и фигура Боди, одетого в дождевик, согнулась и рухнула на землю.

— Ты достала его, Ларил, быстро уходим отсюда! — воскликнул Джере. — Остальные тоже идут!

Он бросился на меня, а когда я, пытаясь защититься, замахал своими налитыми свинцом руками, он, не обращая на них внимания, ударил меня в челюсть. Следующее, что я помню, это то, как они с Ларил втаскивают меня в каплевидный корабль, а затем раздался свистящий шум, и мне показалось, что я лежу на полу быстро поднимающегося лифта.

Через мгновение я перевернулся на спину и с трудом сел. Я находился внутри простой металлической кабины. Джере сидел впереди, держа в руках странный Т-образный рычаг и вглядываясь в изогнутое прозрачное окно. Ларил была с ним, но наблюдала за мной, держа наготове призму. Когда она посмотрела на меня, на её лице отразилась щемящая жалость.

— Они свяжутся с материком, но у нас всё ещё есть шанс проскользнуть, — сказал Джере, не поворачивая головы.

Свист перешёл в визг.

Я посмотрел на Ларил и сказал:

— Вы убили Боди Уилкса.

— Нет, Вэл, — ответила она. — Он просто оглушён. И он не Боди Уилкс, ваш мэр. Всё не так, как ты думаешь.

Джере произнёс, по-прежнему не поворачиваясь:

— Не говори ему, Ларил, ты же знаешь, что это опасно.

— Он увидит всё через несколько мгновений! — сказала она. — Тогда шок будет ещё сильнее. Я должна сказать ему сейчас.

Она сказала мне:

— Посмотри вниз через окно, Вэл.

Я повернул голову и посмотрел вниз. И на море внизу я увидел скопление огней.

Мы летели с такой скоростью, что я увидел их лишь на мгновение. Но я заметил скопление огромных барж, плывущих по морю, и из них в небо торчали большие сопла.

— Устройства для управления погодой, — пояснила Ларил. — Они стоят здесь на якоре, чтобы вызывать локальный шторм, изолирующий ваш остров.

Огни и едва различимые очертания сопел промелькнули мимо нас и пропали.

— Как ты думаешь, какой сейчас год, Вэл? — спросила она.

Я уставился на неё.

— Сейчас 1951 год.

Она покачала головой, и теперь на её смуглом лице и в тёмных глазах были жалость, более глубокая, чем когда-либо, и страх.

— Сейчас 2188 год, Вэл. Прошло более двухсот лет с того времени, в котором, как ты думаешь, ты живёшь.

Это была какая-то бессмыслица, но у меня снова возникло то сверхъестественное ощущение, что всё рушится вокруг меня, что вся Вселенная — это просто нарисованная картина, рвущаяся в клочья, и что я падаю сквозь неё в пропасть.

Ларил поспешно продолжила:

— Это правда, Вэл. Мир, в котором, как ты думал, ты жил, существовал давным-давно. С тех пор многое изменилось. Мы победили войну и национализм. Мы завоевали планеты. Старые парламентские правительства ушли в прошлое, и у нас есть взаимосвязанные Руководящие Советы, управляющие миром в соответствии с тщательно продуманным планом. И когда любой разумный человек бросает вызов Советам, его не наказывают старыми грубыми способами — тюремным заключением. Он получает наглядный урок.

Я лишь уставился на неё и тупо произнёс:

— Наглядный урок?

— Коррекция, так они это называют, — с горечью проговорила Ларил. — Его заставляют какое-то время пожить в старом анархическом 20-м веке, заставляя его думать, что он живёт в 1951 году.

— Нет, — сказал я, не веря ей, но чувствуя, что каждое её слово разбивает мою Вселенную на мелкие осколки. — О, нет!

— Это правда, Вэл, для современной психологической науки это очень просто. Они заглушают все твои реальные воспоминания о твоей реальной жизни. Затем, на основе подготовленных энцефалографических записей, они вводят в мозг набор ложных воспоминаний. И ты просыпаешься на Острове Коррекции, ты и другие, проходящие Коррекцию. У тебя ложные, чёткие воспоминания о них, а у них ложные воспоминания о тебе, и вы изолированы там штормом. Вам кажется, что вы живёте в 1951 году, вы получаете фальшивые радионовости и газеты, и у вас есть все душевные страдания, имевшиеся у людей в те старые времена, все ненужные горести от войны, болезней и неправильного управления. Хранители, такие как Карвалло, следят за поддержанием иллюзии, и вы никогда не заподозрите их, потому что у вас тоже есть ложные воспоминания о них.

— Но, — ошеломлённо произнёс я, — кроме Боди Уилкса, там были док Харинг, Джонни Гилсон и Джоэл Вэр…

— Помощники Хранителя Карвалло, — сказала Ларил. — Должно быть, так и есть, они никогда не позволяют другим заключённым на острове узнать правду — по крайней мере, до окончания Коррекции. Затем они возвращают тебе настоящие воспоминания, и ты излечиваешься от бунтарского мышления благодаря ужасному опыту «жизни» в 1951 году.

Я прошептал:

— Вы говорите мне, что всей моей жизни — даже Мэри — никогда не существовало. Это ложь. Это грязная ложь.

— Постарайся вспомнить, Вэл, — воскликнула она. — Ты был одним из нас — одним из группы молодых учёных, ненавидевших то, что нам навязывают нашу работу. Ты помог нам создать тайное движение сопротивления, названное нами проект «Свободная воля». Именно тебя они поймали и отправили на Остров Коррекции.

Она помолчала и добавила:

— Перед тем, как они отправили туда тебя, я добралась до тебя и постаралась заставить тебя вспомнить свою настоящую жизнь — чтобы создать ментальный блок для их процесса.

И я подумал, что именно она была тем голосом из моего сна.

Ларил же всё говорила:

— И когда это не сработало, мы с моим братом Джере прилетели, чтобы вытащить тебя оттуда!

— И мы потерпели неудачу, — сказал Джере глухим, невыразительным голосом. — Посмотрите туда.

Я машинально выглянул наружу. И увидел, как четыре сверкающих летательных аппарата, похожих на капли, мчались неподалёку, приближаясь к нам.

Металлический голос зазвучал с панели в кабине.

— Приказано задержать. Следуете за нами.

Джере тяжело вздохнул:

— Следую.

Я взглянул вперёд, потому что там был свет. И тут я увидел побережье материка. Там не было шторма, и я мог его ясно разглядеть.

И это было не то мрачное побережье Новой Англии с фермами и разбросанными тут и там городками, что я знал, казалось, всю жизнь. Это не было похоже ни на что из виденного мною раньше.

И к северу, и к югу, насколько хватало глаз, тянулись огромные симметрично расположенные освещённые пилоны, сверкающие башни города, уходящего в бесконечность. Над ними мелькали каплевидные флиттеры, похожие на наш и нашего мрачного эскорта, а на улицах горели огни и двигались машины.

— Это неправда, — затряс я головой. — Я не помню этого. Нет, я не могу…

Я падал, погружаясь в нереальность, и вся ткань Вселенной рвалась на части, а мой разум требовал чего-то осязаемого, за что можно уцепиться, чего-то реального…

Ларил, наблюдая за мной со слезами на щеках, воскликнула:

— Джере, ты был прав. Он этого не вынесет. Прости меня, Вэл…

Призма в её руке громко зажужжала, и я погрузился в умиротворяющую тьму.

Я вышел из той тьмы в лабораториях психомеханики, снова став самим собой. Опытные специалисты пробудили во мне воспоминания, ими же ранее и отключённые, и я вспомнил свою жизнь, настоящую жизнь Вэла Адамса в 2188 году.

Детство, отрочество, школу и университет, семью и друзей — я вспомнил всё. И я вспомнил проект «Свободная воля» и негодование, побудившее нас, молодых учёных, организовать этот небольшой протест против Советов. Ложные воспоминания о жизни Вэла Адамса в 1951 году — они всё ещё были у меня, но теперь я знал, что это фантомы, которых никогда не существовало.

Они отвели меня в офис, и я сел за стол напротив худощавого, немолодого и перегруженного работой человека, олицетворявшего в моём незначительном случае величие Советов.

— Такого преждевременного прерывания Коррекции ещё никогда не случалось, — обеспокоенно заметил он. — Это делает ситуацию несколько неловкой. Психологически невозможно провести Коррекцию вам или вашим двум друзьям теперь, когда они увидели остров и Хранителей.

Он отложил просматриваемые бумаги, и взглянул на меня, говоря тем отстранённым, но в то же время искренне озабоченным тоном, являющимся отличительной чертой правительственного чиновника.

— Повлияла ли на ваши взгляды та небольшая Коррекция, которую вы претерпели, Адамс?

— В некотором смысле, — ответил я. — Но не в том, что вы имели в виду. Я по-прежнему протестую против неоправданного распределения учёных Советами. Научные исследования должны быть свободными.

Он покачал головой.

— Свобода — прекрасное слово. Животное, прячущееся в лесу, свободно. Но мы давным-давно вышли из лесов. И каждый наш шаг вперёд означал, что мы отказываемся от части этой свободы ради общего блага.

Он помолчал, затем продолжил:

— Вы жили, совсем недолго, в те дни, два столетия назад, когда не было Руководящих Советов, когда нации могли свободно уничтожать друг друга, когда учёные занимались созданием оружия вместо того, чтобы бороться с настоящими врагами человечества. Война, болезни, искалеченные жизни — какое-то время вы были одним из тех, кто жил в таком мире, и теперь вам следовало бы понимать всё лучше.

Я подумал о никогда не существовавшем Вэле Адамсе, и о его душевной боли, и покачал головой, а потом сказал:

— Да, у них, у этих людей, была тяжёлая жизнь. И всё же из своей боли они построили наш мир. Я продолжаю задаваться вопросом, что же они построили.

Он, выглядя немного недовольным, начал аккуратно складывать изучаемые бумаги.

— Я боялся, что так и будет, — вздохнул он. — Ваше исправление прервано вашими друзьями, действовавшими из лучших побуждений, и мы не виноваты, что вы пришли в себя со спутанными воспоминаниями и противоречивыми эмоциями.

Он аккуратно написал что-то на каждом из трёх листов и сказал, не поднимая глаз:

— Я разрешу вам троим вернуться обратно к вашей обычной работе, но на этот раз в колонии Ганимед. Это пока не самое удобное для жизни место, и будем надеяться, что тамошний менее организованный порядок вещей больше подойдёт для вашего темперамента.

Когда я поднялся, он добавил:

— В старые мрачные времена, кажется, считаемые вами достойными восхищения, вас бы отправили в тюрьму. Тогда в качестве наказания даже убивали людей. Подумайте на досуге об этом.

Моё скромное дело было улажено, и я вышел. Ларил и её брат ждали меня в коридоре, и я удивился, как я смог о них забыть.

— Ганимед, — сказал я, и Джере кивнул.

— Я знаю. Что ж, теперь всё будет по-другому. И мы продолжим проект «Свободная воля».

— Да, — согласился я.

Он ушёл, а Ларил подошла ко мне, её глаза с тревогой всматривались в моё лицо.

— Ты снова стал собой, Вэл?

Я обнял её, и она тут же расслабилась. Прежняя любовь к ней вспыхнула во мне, и я поцеловал её, долго и крепко.

— Всё такой же, — тихо сказал я ей. — Всё такой же.

Но даже произнося эти слова, я задавался вопросом. Действительно ли я стал таким же? Она была той Ларил, что я любил, смуглой, страстной и сильной, и я всё ещё помнил и любил её. Но теперь в моей памяти был кто-то другой, кого раньше не было. Улыбающаяся девушка с золотистыми волосами и счастливыми глазами, никогда не существовавшая для остального мира, но всё ещё существовавшая для меня.

Я сказал себе, что уголок моего сознания, продолжающий кричать «Мэри, Мэри!», не будет вечно тосковать по призраку.

Но один старый поэт сказал, что кто много жизней пережил, тот умер много раз…[1]

И я задумался.