Тайны Чернолесья. Пробуждение.

Эдельвия 329 год от разделения Лиории. Пролог.

 О Чернолесье, средоточье Власти.

  Твои дубравы черные открыты

  Для всех, кто силой наделен и страстью,

  Для тех, кто кровью наделен забытой.

  Тот, кто с рожденья связан Договором,

  Сюда придет твоих дубов коснуться,

  И вновь уйти, чтобы, однако скоро

  Под сень твоих дерев опять вернуться.

  О Чернолесье, долгом невозвратным

  Мы связаны с тобою волей судеб.

  И эту связь не разомкнуть обратно.

  Мы чародеи. Не совсем мы люди.

  Мы чародеи, а еще мы люди -

  И беспристрастно свет хранить не можем.

  Среди людей мы: ненавидим, любим,

  И ошибаемся мы зачастую тоже.

  Оплачивать свои ошибки жизнью

  Предписано законом равновесья.

  Но изменить судьбу, в надежде зыбкой,

  К тебе опять приходим, Чернолесье.

  Отблески от мерцающего над столом светового кристалла дробились гранями на высоких сводах. Полутемный кабинет находился в башне старинного замка и не блистал богатством отделки: каменные стены задрапированы старинными гобеленами с изображением древних битв, там, где не были заставлены высокими шкафами.

  Большинство из них, до самого потолка были забиты толстыми фолиантами, свитками и рукописными грамотами, на которых родные лиорийские буквы соседствовали с непонятными закорючками чужих языков, вычурными рунами мертвых наречий, сложными схемами и чертежами.

  Полки оставшихся двух шкафов занимали разных форм, цветов и размеров пузырьки, колбы и другие емкости непонятного назначения. Огромный письменный стол стоял около стрельчатого башенного окошка. Впрочем, сейчас все равно была ночь, и свет луны терялся в ярком свечении кристалла.

  Казалось, что это кабинет великого чародея или, в крайнем случае, алхимика, но за столом сидела молодая женщина в кожаных охотничьих штанах и свободной белой рубахе. Она сосредоточенно водила по пергаменту тонким пером, иногда прерываясь и сверля невидящим взглядом воздух за окном. Ее лицо не поражало неземной красотой, ее глаза не таили в себе мудрости великих знаний. Это было обычное, открытое миловидное личико, тонкие черты которого портили совершенно неаристократичный загар и выражение какой-то затаенной печали. Темные, бесконтрольно отросшие волосы были небрежно стянуты шнурком на затылке и неровными прядками спускались на шею.

  - Мама, мама, - неприметная дверь между шкафами резко распахнулась, и в комнату влетел мальчик лет десяти. Черные растрепанные вихры, выбивались из-под такого же, как у женщины, шнурка, - Эния сказала, что наша гостья пришла в себя, выпила бульон, и теперь спит.

  - Ну и прекрасно, милый. - Хозяйка кабинета отложила перо и обняла подбежавшего сына. - Завтра мы поговорим с ней и узнаем, какие новости она нам привезла.

  - Миледи графиня, - в комнату заглянула пожилая дама, одетая в черное платье, строгость которого нарушалась только очками на цепочке, висящими на шее. Седые волосы ее были заплетены и убраны в высокую прическу. - Простите, он побежал к вам, как только услышал новости о молодой леди, нашей гостье. Я не смогла его остановить. Юный Хальмий, вы совершенно не слушаете меня!

  - Ничего страшного, мадам Эния, ваш приход не помешал, - улыбнулась женщина, ласково перебирая непослушные пряди сына.

  - Я не Хальмий, мое имя Хальм! Это древнее имя великого героя Севера! Почему вы всегда называете меня не моим именем? - надулся мальчишка.

  - Возможно, потому, что по-лиорийски твое имя звучит именно так, сынок.

  - Мне не нравится! Когда я вырасту, то тоже стану великим воином, вот! - И, с беспокойством глядя на мать, спросил. - Но ведь какие бы вести наша гостья ни принесла, я все равно поеду учиться? Ты не передумаешь?

  - Конечно, мой хороший, если ты так хочешь. Я ведь обещала тебе, - графиня кивнула воспитательнице, отпуская, и та тихо вышла за дверь.

  - Мам, расскажи что-нибудь! - Мальчик присел на низенькую скамеечку у ног женщины и положил голову ей на колени.

  - А хочешь... - в глазах матери вдруг вспыхнули искорки переживаний, будто огоньки давно забытых чувств пробились на поверхность, - я расскажу тебе сказку?

  - Ага, волшебную сказку со страшными приключениями. И чтоб чудовища... и смелый рыцарь. Ну, как ты умеешь.

1.

 Замок был прекрасен. Свет занимающейся зари играл на его белых стенах. Отсюда, с этой стороны ущелья, он казался игрушкой в ладонях гор, но рыцарь не сомневался, что пока жив дракон, эта крепость неприступна. Мужчина с самого начала знал, что путь будет тяжел и опасен, но все равно шел сюда, потому что в этом замке была вся его жизнь.

  Несмотря на предстоящие испытания, рыцарю, а судя по его богатым доспехам и благородной осанке, это был сам принц, было радостно, что его долгий путь, наконец-то окончен, и он видит свою цель в пределах досягаемости. Осталось совсем немного, и он освободит свою семью от гнусного чудовища. Принц достал из-за ворота медальон на тонкой и прочной цепочке и, открыв, посмотрел внутрь него. В медальоне свернулся пушистый золотой локон, который подарила ему на память прекрасная принцесса. Образ его дамы тут же предстал перед ним, как будто он видел ее только вчера.

  'Уже скоро я спасу вас, моя любовь', - подумал рыцарь и, убрав свое сокровище обратно под рубашку, начал опасный путь к замку.

   Очень осторожно, рискуя на каждом шагу свалиться в пропасть, он шел целый день. Несколько раз принц чувствовал, как мелкие камушки и земля скатываются из-под его ног, улетая вниз. Сердце замирало от ужаса, но рыцарь продолжал свой путь. Один раз он чуть не сорвался, чудом вернув потерянное равновесие, и простоял какое-то время, прижавшись к скале всем телом. К ночи он поднялся на противоположную сторону ущелья, к самому подножию драконьей твердыни.

  Герою был необходим отдых, ведь он был измучен дорогой и сегодняшним нелегким восхождением, а завтра предстоял жестокий бой.

  На рассвете замок предстал перед рыцарем во всей своей красе. С моста, на который он ступил, было видно прекрасные белокаменные стены, заросшие плющом и стройные башни с резными бойницами.

  Ждать пришлось недолго - зашуршали тяжелые крылья и на мост перед ним опустился виновник всех его несчастий. Дракон был красив страшной и чуждой красотой. Он источал жар всей своей черной бронированной кожей, на которой преломлялись и играли разноцветными бликами лучи встающего солнца. Когда огромный зверь переступал лапами, то чудовищные когти его крошили каменный мост.

  - Ты зря пришел сюда, человек, - проревел дракон, выпуская струю пламени, но принц был готов к этому и увернулся, - Я никому не позволяю забрать то, что принадлежит мне - ты умрешь!

  - Посмотрим, - процедил сквозь зубы принц, уклоняясь от удара мощного хвоста чудовища. - Это ты ошибся, ящер, похитив то, что мне дороже жизни.

   На пути следующего языка пламени рыцарь выставил свой заговоренный двуручный меч, который силою чар отклонил огонь в сторону. И началась страшная битва.

   Бой был долгим и жестоким. Принцу нужно было всего-то прорубить шкуру дракона, чтоб магия меча попала тому в кровь и убила его. Но дракон был опытен и старался не подставлять под мощные удары меча уязвимые брюхо и изнанку крыльев - там чешуя была мягче и тоньше.

  Мужчина был силен и вынослив, но стал уставать. Огромный двуручник казался тяжелее, чем обычно, кожаная оплетка рукояти местами истерлась еще за долгий путь, и меч уже не так удобно лежал в руках, пот заливал лицо и струился под одежду, щипал глаза. Рыцарь стал медлительнее и один раз не так ловко увернулся от шипастого хвоста, тот чуть задел его на излете, кольчуга не выдержала удара и надорвалась. На рукаве показалась кровь. Принц пошатнулся, но услышав ликующий рык дракона, не позволил слабости взять верх и продолжил бой. Зверь тоже устал, он стал менее поворотлив и ловок. Пламя изрыгалось уже реже, чем вначале битвы, встающее солнце слепило глаза и, в один роковой для дракона миг, меч рыцаря все-таки зацепил тонкую кожу под крылом. Монстр почувствовал, как оно постепенно немеет и отнимается, боль разливалась по жилам и, потеряв осторожность, дракон ринулся на рыцаря, уже ничего не опасаясь, желая просто достать его в предсмертном броске, зацепить мощными когтями или хотя бы придавить своим телом насмерть.

  Принц едва успел отклониться от огромной туши, падающей на него, в попытке убить любой ценой, не удержался на ногах и чуть не слетел с моста, успев ухватиться за него в самый последний момент. Когда он, из последних сил забрался обратно, дракон был мертв. Чародей не солгал - зелье было для ящера смертельным. Не чуя под собой ног, рыцарь рухнул рядом со своим врагом в изнеможении и пролежал так какое-то время, восстанавливая силы. Потом медленно, опираясь на меч, встал и пошел к замку.

  Путь был свободен - волшебные ворота сами открылись, впустив его внутрь. Так же все двери распахивались перед принцем, когда он в нетерпении шел наверх в башню, позабыв о ранах.

  Перед последней дверью он остановился и, когда она открылась, рыцарю навстречу вышла принцесса в хрустальной короне и белом платье. Вне сомнений она была прекрасна!

  - О, мой возлюбленный супруг, - произнесла она, - я счастлива снова видеть вас, но наше счастье не может быть полным потому, что наша малютка-дочь далеко от нас и не может разделить с нами радость встречи. Перед самым моим похищением, мне удалось спасти ее от ужасного чудовища, отправив с няней в селение, но, увы, дальнейшая ее судьба неизвестна... Она, бедняжка, страдает без нашей любви, так давайте же, мой друг, поскорее заберем наше дитя, чтобы я могла прижать ее к своей груди, - так сказала принцесса и упала в объятия рыцаря.

  - И с тех пор они ездят по селениям и ищут свою спасенную от дракона и потерянную дочь, и очень скоро они будут здесь и заберут меня отсюда с собой, потому что это, без сомнения, мои родители. Они...

  - Все ты врешь! - громко сказала Баська, прерывая мой рассказ, который, затаив дыхание, слушали еще две девочки и мальчишка, сидя у очага, и даже забыв перебирать ягоды для варенья, которые мы принесли сегодня из леса.

Эдельвия. Чернолесье. Июнь 298 года от разделения Лиории. Виллем.

Сгущающиеся сумерки окутывали, но еще позволяли разглядеть на дороге, извилисто убегающей от деревеньки, фигуру всадника на коне. Статный, широкоплечий, с осанкой достойной особы королевского рода, в длинном темном плаще, с развевающимися черными волосами, он казался смелым рыцарем, сошедшим со страниц книги. Виллем и сам отлично знал о таком сходстве и довольно ухмылялся, пребывая в прекрасном расположении духа.

  Избалованный вниманием хорошеньких селянок и горожанок, трепетно тающих под цепким взглядом черных глаз, теряющих силы к сопротивлению во властных объятиях сильных рук, он уже не особо и ценил это внимание, увеличивая число разбитых женских сердец. Но вчера он сумел заманить в сети своего темного обаяния поистине ценный экземпляр. Виллем улыбнулся и едва не облизнулся, подобно коту над миской сметаны, окунувшись в сладкие воспоминания вчерашнего дня. Да, девушка была очень хороша - хрупкая, с кожей цвета дорогого фарфора, светлыми кудряшками, причудливо уложенными и переплетенными полевыми цветами, огромными серыми глазами, опушенными длинными черными ресницами, пухлыми губками цвета и вкуса спелой малины. Она больше походила на прекрасную принцессу, чем на обычную селянку, которой была. Казалось бы, завоевать ее сердце будет невероятно трудно, а вышло так легко. Глупышка верила в любовь и сама себя наказала.

  Виллем скривился в усмешке, и его, до этого казавшееся прекрасным лицо, стало отвратительным и даже пугающим. Девушка хранила себя для избранного, а упала в объятия обольстительного чародея. Виллему стоило только рассказать ей красивую историю, наобещать любовь до гроба и скорое свое возвращение, зачаровать ее простенький амулет на память. 'Каждая женщина продажна, дело только за ценой', - довольный собой подвел итог размышлениям всадник, и, пришпорив коня, продолжил свой путь.

  'Да, кажется здесь', - подумал Виллем. Он был именно на этой опушке Чернолесья в день своей инициации. Вот на краю обрыва камень судьбы, на первый взгляд обычный серый булыжник, но даже два года спустя чародей хорошо помнил, как при прикосновении камень стал нижней ступенькой лестницы, уходящей в небеса. Он помнил, как сжалось в благоговейном трепете сердце, при виде спускающейся по ступенькам навстречу ему прекрасной женщины в белой, словно сотканной из облаков и солнечного света накидке с капюшоном. Помнил, как Светлая Дева коснулась полупрозрачным тонкими пальцами его склоненной головы. Как теплая волна силы, таившейся глубоко внутри юноши, будто бы вырвалась наружу с неистовством застоявшегося в стойле породистого жеребца. А еще он помнил слова наставника: 'Неплохой выйдет из тебя чародей, правда без задатков великой силы, но неплохой'. Для юного чародея, пребывающего в эйфории от встречи с видением, готового творить, едва почувствовавшего вырвавшуюся силу, рисующего в воображении картину его будущих свершений, слова эти звучали как приговор.

  - Я посредственность, никчемность, - бормотал юноша, рассматривая врученный ему зеленый камешек с затейливым узором.

  Виллем отмахнулся от навалившихся воспоминаний, словно от назойливой мухи. Еще ничего не потеряно. Эти годы он упорно изучал древние фолианты, практиковал сложные заклинания, не жалея отнятых за использованную силу недель и месяцев молодости. Но все вернется обратно. Все сделано верно, он сумеет... он станет великим чародеем на зависть недоброжелателям, этим выскочкам. Он еще докажет всем, чего он стоит на самом деле. Со злобой и отчаянием в сердце, он коснулся древнего камня, не обратив внимания, как тревожно, будто предостерегая, зашумели вековые дубы Чернолесья, как пронзительно закричала в глубине леса ночная птица, а звезды в небе заволокло черной пеленой.

  Лестница поднялась в небо. Как и в прошлый раз, в мерцающей дымке, он увидел Светлую Деву в белоснежном одеянии. Но спускаться к чародею она не спешила, и на лице ее он не заметил улыбки, напротив, показалось, что недовольные складки пересекли лоб богини.

  - Ты был упорным, чародей, ты умен и терпелив, - слова Светлой Девы не доносились до него, а словно звучали в голове, - но деяния твои идут от сердца твоего, а оно ожесточилось, наполнилось завистью и злобой. Научись прощать, научись любить, открой себя для добродетели и возвращайся вновь в Чернолесье...

  Видение исчезло, Виллем ощутил обиду, которая страшной болью пронзила все его тело. Собрав последние силы, со злостью и отчаянием, он погрозил кулаком в небо:

  - Ты такая же баба, как все! Подлая, мерзкая баба!

  В небе над Чернолесьем снова засияли звезды. Дубы печально шелестели вслед закутавшемуся в плащ ссутулившемуся чародею. Ему казалось, что все вокруг, даже деревья, птицы и камни смеются над его слабостью. А внутри Виллема уже кипела, пока что не находя выхода, отчаянно рвалась наружу новая сила, родившаяся в отчаянии и боли, насквозь пропитанная обидой, злобой и завистью...

  Забившись в дальний угол придорожного трактира, спрятавшись от всех, Виллем топил свое горе в дешевом вине. Он потерял счет времени, разочаровался в идеалах и дерзких стремлениях юности, бессильно сжимая кулаки, проклинал всех и вся. И не добродетель наполняла его, а тихая бессильная злость червем пожирала и без того уже ожесточившееся сердце. А еще это странное ощущение, поток силы, рвущийся наружу. Эта сила была совсем не той, к которой он привык раньше, она не согревала, а жгла изнутри, причиняя боль, но в то же время, опьяняя разум сильнее вина, даря какое-то странное наслаждение от осознания ее невероятных масштабов.

   Сквозь пьяную поволоку Виллем не сразу разглядел присевшую напротив него молодую женщину. А разглядев, отмахнулся, приняв неожиданную гостью за игру воображения. Она в ответ улыбнулась снисходительно и закинула ногу на ногу. Обворожительна, ничего не скажешь! Гибкая, как и полагается, со всеми женскими прелестями, в костюме для верховой езды, отороченном соболиным мехом. Смоляные волосы до плеч, густые брови, словно нарисованные углем на бледном лице, мутно-зеленые как омут глаза, ярко-красные губы, навевающие не совсем пристойные мысли. Не спрашивая разрешения, красотка улыбнулась, подтянула к себе бутыль вина и, опустошив из горла до самого дна, как ни в чем не бывало, встала и протянула руку Виллему:

2.

Наверное, я задремала. Видимо бессонная ночь не прошла бесследно - когда открыла глаза, то солнце стояло уже довольно высоко и уже припекало. Испугавшись, что уже прошло много времени, я рывком вскочила, запутавшись в плаще. Одевшись в высохшую на ветерке одежку, стала собирать все то, что выпало когда я разворачивала плащ. На траве оказался еще один сверток с хлебом и куском мяса, довольно большой, надо сказать, фляга с водой, охотничий нож в чехле и огниво. Не трогая пока этих запасов, я наскоро перекусила тем хлебом, что взяла сама, надела еще сырые ботинки, освободив лукошко, и затолкала в него все, что осталось. Ну, кроме чехла с ножом, который пристроила за пояс. Плащ свернула и положила сверху, не очень удобно, но можно продолжать путь.

  Дальше откладывать было нельзя. Я обратила свой взгляд на деревья, что стояли впереди. Надо идти, обелен-трава сама не найдется, тем более, что Священных Дубов я как-то не наблюдала на обозреваемом пространстве. Глубоко вздохнув, я шагнула в лес за полосу деревьев. Ничего опять не произошло, как и тогда, когда я взобралась на высокий берег. Все так же пели птицы на ветвях, ветер шуршал листвой, гуляя высоко в кронах деревьев, скрипя старыми стволами. Все как в обычном лесу. Я вдруг почувствовала себя дома, лес словно приветствовал и радовался моему присутствию. Страх растворился в лучах солнца, которые пробивались сквозь кроны. Меня тянуло дальше в глубину чащи. Трава, будто сама, стелилась под ноги. Ягод кругом было много, но я пока решила не собирать их. 'Соберу на обратном пути, а то потом таскайся с ними'. Я шла и шла сквозь лес, как будто меня кто-то тянул дальше и дальше, я искала место, где растут Священные Дубы, мне было легко и весело, и я совершенно не могла понять, а что же собственно меня так пугало вчера. Я ни о чем не думала, просто наслаждалась теплом и прогулкой. Почему 'Чернолесье'? Удивительно светлый и чистый лес. Птицы перелетали с дерева на дерево, белки скакали по ветвям, ягодные полянки встречались очень часто, я даже немного полакомилась спелой земляникой. Было удивительно хорошо, покой снизошел на мою душу.

  Я прошла довольно-таки далеко, когда лес стал другим: лиственные деревья сменились елями, а те, в свою очередь, наконец-то, дубами. Это еще не были Священные Дубы Богини, но меня все так же тянуло дальше, и я бездумно шла, вот уже, наверное, пару часов вглубь чащи. Лес становился все темнее, но мне по-прежнему было легко и ничуть не страшно.

  Постепенно я начала уставать, да и беспокойство поселилось у меня в душе - судя по солнцу, уже перевалило хорошо за полдень, а я еще не достигла ни одной из своих целей: ни ягод не набрала, ни обелен-травы не нашла, а еще дорогу назад искать. Хотя кое-где уже мой взгляд стал отмечать выделяющиеся крупными листьями, серебристой корой и массивными стволами Священные Дубы. У нас в селе рос один такой на площади перед Управой. Около него всегда собирались мужики обсудить сельские дела, а также под ним, проезжие менестрели свершали все нужные обряды. Они записывали всех родившихся недавно младенцев, заключали браки перед лицом Богини, решали споры между селянами, которые не мог разрешить староста, ну и прочие мелочи и не только, в которые я особенно не вдавалась. Так что Священный дуб я не могла не узнать. Хуже дело обстояло с обелен-травой. Она не росла на нашей стороне реки. Даже под Священным Дубом не росла. Я ее видела только один раз - наша знахарка как-то показала нам, детям, эту травку, свежепривезенную отсюда, из Чернолесья, заезжим чародеем.

  Чем дальше я заходила в Чернолесье, тем деревья становились все величественнее и старше. Почувствовав, что совсем утомилась, я решила отдохнуть, присев под одним из дубов-великанов. Расстелила под деревом плащ, чтоб не сидеть совсем уж на оголенных корнях старого дерева и обратила внимание на характерные узкие резные листья травы, светлые, почти белые по краям, с темно-зеленой серединкой, которая росла практически везде под деревьями. Ну конечно, обелен-трава уже давно была вокруг меня, просто я ее не видела. Такая вот невзрачная - пока не присмотришься, не заметишь. Я обрадовалась, сорвала несколько стебельков, а потом подумала, что раз уж я тут, в Чернолесье, и ее тут полно, возможно, наша знахарка будет рада, если я принесу целое лукошко вместо ягод. Я занялась сбором. Стебли у травы были тоненькими, но процесс меня увлек, я представляла, как обрадую старушку, и как Баська будет посрамлена, а Сенька завидовать моему приключению. 'Ну ничего, в следующий раз пойдем вдвоем сюда', - думала я, представляя, как мы бегаем в Чернолесье и собираем лекарственные листья травы в размерах сенокоса. А что? Ничего тут страшного нет, совершенно непонятно, почему люди сюда не ходят. Ведь все так просто.

  Занималась я этим полезным делом довольно-таки долго и с увлечением. Каждый раз проверяя, не наполнилось ли лукошко хотя бы наполовину - я испытывала разочарование, травка была очень уж хлипкой, и собирать ее оказалось вовсе нелегко. Ползая под деревьями, я не заметила, как в лесу потемнело. Вдруг стало мрачно и душно. Ветер, который шумел в верхушках дубов, стих. До меня дошло, что погода поменялась, только когда дождь стал довольно-таки сильным и кроны могучих исполинов уже не могли от него защитить. Опомнившись, я хотела было подобрать вещи, которые вытряхнула из корзинки, но, увы - я не смогла найти тот дуб: следуя за обелен-травой, я закружилась среди деревьев. Плащ и запасы продуктов, собранные предусмотрительным Сенькой, были потеряны. Вместе с ними потерялся и мешочек с принадлежностями для разведения огня. Все это было очень обидно - в один момент, благодаря собственной беспечности, я лишилась и тепла, и пищи, когда они стали необходимы. Остался лишь охотничий нож и фляга с водой, которую я машинально повесила на шею, вытряхивая пожитки из лукошка.

  Сжавшись в комочек под самым большим деревом, которое переплетением мощных ветвей закрывало меня от воды, падающей с небес, я предавалась мрачным мыслям. Одежда моя опять промокла, пока я лихорадочно бегала в поисках своей потерянной поклажи. Голод все настойчивее напоминал о себе, так что потеря Сенькиного "трехдневного" пайка вызывала самую настоящую досаду. Где-то рядом, под деревьями валялся и мок под дождем плащ, столь мне сейчас необходимый - после предгрозового затишья поднялся ветер, и мне в сырой рубашке становилось зябко. Но все это были сущие мелочи по сравнению с тем, что я теперь уже не представляла себе в какую сторону идти назад. Солнце и так уже было совсем невысоко, да еще и скрыто тучами, так что свет стал серым и тусклым, а скоро ведь совсем стемнеет. И как тогда искать дорогу домой? Мало того, что ребята меня уже потеряли и мы не сможем скрыть от взрослых мое приключение, так Сенька же взаправду пойдет меня искать и тоже заблудится. И вообще, предстоящая ночь в Священном Лесу меня как-то не сильно вдохновляла. Как будто специально, для придания мне решимости и желания что-то срочно предпринять, где-то вдалеке завыл волк. Ему ответил другой, и эти звуки вернули меня в действительность из моих невеселых размышлений.

Эдельвия. Приречье, потом поместье Орта. Июнь 298 года от разделения Лиории. Виллем.

 Ему снилась зима, мягкие хлопья кружились в белоснежном вальсе, укрывая землю пушистым покрывалом. Вечерело. Перед главным зданием школы чародеев в Вейсте, зажгли фонари. Веселилась молодежь. Юные чародеи лепили снежные крепости, играли в снежки как самые обычные парни и девушки, смеялись. С красными от мороза щеками и носами, с покрытыми инеем ресницами, искрящимися глазами - все они казались абсолютно счастливыми. Особенно она... Виллем улыбался, наблюдая за весельем из окна своей маленькой ученической комнаты. При местной погоде снег был явлением редким, чаще зима выдавалась серой и теплой с частыми моросящими дождями. Конечно, юноше хотелось так же, как сверстники, выбежать на улицу, окунуться вместе со всеми в холодное искрящееся чудо, раскраснеться от мороза. Возможно, полушутя, в игре, обнять ее - самую красивую девушку в школе. Вздохнув, он вернулся к учебникам. Ну почему одним все дается так легко, а другим нужно приложить усилия, чтоб получить даже самую малость? Одни, например, потомки какой-нибудь древней чародейской династии, как его сокурсник Эддий, уже от рождения наделенные великой силой, могут пропускать занятия, не утруждать себя чтением фолиантов. С такими носятся наставники и возлагают на них надежды. А Эддий же пальцем не пошевелит, чтоб хоть как-то взяться за ум. Еще бы! Ведь у него-то на инициации все сложилось так, как надо.

  Виллем ухмыльнулся: 'Ну, ничего, еще посмотрим, кто из нас окажется сильнее', - и снова углубился в чтение. Белые хлопья все также кружились за окном в дивном вальсе, слышался веселый смех молодых чародеев, а юноша в маленькой ученической комнате старался запомнить сложные заклинания, отгоняя от себя мысли о том, что возможно сейчас, полуиграя, полушутя, Эддий прижимает к себе красавицу Ежелию...

  Открыв глаза, Виллем не сразу понял, где находится. Сначала ему показалось, что сон продолжается, он в своей комнате в школе чародеев. Но нет, это был уже не сон. За окном еще не начало светать, комната для постояльцев была освещена всего лишь одной свечой, стоявшей на столике в углу, напротив кровати. В кресле, освещенная мягким светом свечи, сидела его новая знакомая из трактира. Поджав ноги, обернув голое тело простыней, она курила. Виллем встал с кровати и неторопливо подошел к окну, не особо заботясь о том, чтобы хоть как-то прикрыть свою наготу. Однако даму этот факт ничуть не смутил, она вообще не обратила на чародея никакого внимания, продолжая курить и разглядывать причудливо мерцающее пламя свечи.

  - Агния, зачем ты пришла за мной, - не поворачиваясь к ней, в задумчивости глядя в окно, спросил Виллем.

  Красотка оторвалась от изучения свечи и с интересом стала рассматривать недавнего любовника со спины: крепкий, статный - хорош.

  - Тебе не понравилось? - улыбнулась она.

  - Понравилось, но я не об этом. Зачем ты пришла за мной? - Он все так и не оборачивался на собеседницу, хотя и чувствовал на себе ее пристальный взгляд.

  - Меня послал за тобой мой Господин.

  - Кто он?

  - Ты знаешь кто. Великая сила тьмы ждет своего часа, - потушила сигарету, оставив соскользнувшую простыню на кресле, как кошка, бесшумно подошла сзади. Обхватила чародея за плечи, прижавшись всем телом. Прошептала на ухо, - Виллемий, они - твои наставники и ваша обожаемая Дева - глупцы. По их меркам ты ничего не стоишь, но дело не в этом. Ты выбрал не свой путь, ты великий чародей. Только сила твоя как и у нас... темная. Хочешь пойти по этому пути, Виллемий? Мы дадим тебе все, чего тебе не дали они: силу, способность менять, способность творить, возможность достичь невероятных высот и самое главное - не платить за это своей жизнью. Ты нам поможешь, выпустишь на свободу моего Господина и его армию? Этот мир изменится до неузнаваемости, в нем будет все так, как должно было быть всегда.

  Виллем повернулся к ней лицом, крепко обнял и, заглянув в мутно-зеленые глаза, сказал:

  - Я готов. Когда инициация?

  - Сейчас. Я сделаю это сейчас... - улыбнуласьАгния и жадно впилась в его губы, увлекая за собой на ложе.

  А дальше чародей словно провалился в пустоту. Он не видел и не чувствовал ничего, кроме кромешной темноты, звенящей в ушах тишины, и только бурлящий поток силы, как страшное пламя, сжигал его изнутри, причиняя одновременно боль и вызывая опьянение рассудка. Он кричал, но не слышал себя, он пытался шевелиться, но все конечности будто парализовало. И этот страшный огонь сжигал в нем все, свойственное человеку - страх, боль, сострадание, любовь, оставляя лишь равнодушие, подобное кромешной темноте и звенящей тишине. Сломав, вывернув наизнанку, уничтожив в нем все человеческое, сила наконец вырвалась наружу, и он почувствовал ее - невероятную, великую, темную.

  - Виллемий, вставай, - Агния уже оделась в свой дорожный костюм, причесалась, убрав роскошные волосы в аккуратный пучок и, присев на край кровати, поглаживала чародея по голове. - Пора двигаться в путь. Теперь твоя сила проявила себя, и мы не можем долго оставаться на одном месте незамеченными. Ваши чародеи не так уж слабы, чтоб не заметить всплеск. Отправимся на юг к горам. Там, за перевалом, поместье барона Желькса Орта. Он не в ладах с нынешней властью и чародеев недолюбливает, но без чар, сам понимаешь, никуда и ты необычный, ему понравишься.

  Агния улыбалась и была по-прежнему невероятно красива в своем холодном великолепии, но Виллем больше не видел этого. Перед ним была просто женщина, которая помогла обрести силу, поведет к власти, поможет осуществить его дерзкие планы. Не то чтобы он не видел больше красок мира, не чувствовал запахов и вкусов, но ему было все равно, ничто не трогало его душу.

  Поели в трактире наскоро. Виллем не почувствовал вкуса ароматной хрустящей булки и не получил ни капли удовольствия от куска хорошо прожаренного мяса. Но все это мелочи по сравнению с тем, какую радость приносило ему теперь ощущение великой силы, которой он обладал. На дворе уже стояли готовые к поездке кони - черный скакун Виллема и изящная гнедая кобылка Агнии. Всадники вскочили в седла и понеслись по дороге в сторону юга, оставляя за собой клубы дорожной пыли.

3.

Было тепло и радостно. Я блаженствовала в этом тепле, глаз открывать не хотелось. Потрескивал огонь, кто-то тихонько перебирал струны лютни. Я вспоминала сон, который мне приснился. Прямо как сказка, из тех, какие я любила придумывать и рассказывать ребятам за работой, надо будет сегодня рассказать Сеньке... Сенька! Воспоминания возвращались, а с ними и чувство реальности. Я лежу не на своем тюфячке в трактире, а явно на улице, скорее всего в том самом лесу... лютня! 'Светлая Дева, так это мне не приснилось!' Не только безумная прогулка в лес, но и разговор с Богиней, и тот воин, что вышел к алтарю, и пробежавшая по телу волна восторга, до сих пор наполнявшего собою мои вены, как будто по ним текла не кровь, а чистая сила. Я открыла глаза и попыталась подняться со своего ложа из еловых веток, но голова закружилась, и сразу встать не получилось.

  На маленькой полянке горел костер, разгоняя ночную тьму. Человек, сидевший у огня и задумчиво пощипывающий струны, отложил лютню в сторону, обратив внимание на меня:

  - Как ты себя чувствуешь?

  - Не знаю... как-то странно... и нога вроде не болит, но голова кружится, - я пристально рассматривала его. За это время он успел побриться и собрать растрепанные темные волосы сзади в хвост, так что перестал казаться таким дикарем, как у алтаря. Он понимающе усмехнулся, а я смутилась и опустила взгляд.

  - Называй меня Касс. Нога - это мелочи, я немного подлечил ее, так что утром сможешь ходить. На, выпей, - он протянул мне кружку с каким-то горячим питьем. - Не бойся, это отвар из трав, который поможет восстановить твои силы. Ты голодна?

  Мысль о еде вызвала у меня чувство отвращения, и я отрицательно помотала головой:

  - Нет, спасибо, не хочется. Я Леся, - представилась я. - Так ты еще и целитель?

  - Нет. Для того чтобы снять отек, остановить кровь и влить немного жизненных сил, не нужно быть целителем. Это может любой чародей. Гораздо хуже с твоим приятелем, - он кивнул на лежащее неподалеку от меня тело. - Мальчик потерял много крови, прежде чем я нашел его. Остановить-то кровотечение получилось, но, пожалуй, это все, что я могу сделать для него сейчас.

  'Сенька! Богиня, ну так я и думала, что если он отправится меня искать, то что-нибудь случится!' Я рванулась встать, запуталась в одеяле, пролив горячий отвар, и упала бы снова, если бы сильная рука не поддержала меня под локоть.

  - Осторожнее, неизвестно еще, как ты сама на ногах держаться будешь, - Касс забрал у меня кружку, и я похромала туда, где лежал мой друг, завернутый в плащ. Его лицо было бледно, черты заострились, синие тени появились вокруг глаз.

  - Что с ним случилось? - слезы подступили, как всегда, внезапно, но я сглотнула подступивший к горлу комок, и опустилась рядом на колени, сжав в ладонях его холодные пальцы.

  - Волк, - холодно пояснил воин. - Не знаю, что уж они не поделили, но когда я их нашел, мальчик уже потерял много крови, а подранок был мертв. Вряд ли твой друг справился бы со здоровым волком, но этот был стар и искалечен. Хотя плечо прокусить все же успел. Я нашел там под деревьями разодранный сверток с едой и какой-то плащ, наверное, волк был голоден, так как не мог нормально охотиться, а тут набрел на чьи-то потерянные припасы и потрошил узел, когда мальчик вышел на него.

  - Его имя Есений, - сказала я, глотая слезы. - Это я виновата. Вчера я потеряла свои вещи в лесу, увлеклась поиском обелен-травы и заблудилась, не смогла найти ни плащ, ни свой узел. Только алтарь Богини. И не вернулась вовремя, вот он и пошел искать меня сюда. Почему все, что бы я ни делала, получается не так, как надо? - я уже откровенно плакала.

  - Не плачь. Он сильный, думаю, что все обойдется. Только смелый человек и действительно хороший друг мог пойти сюда за тобой, одолеть волка всего-то охотничьим ножом. Тут не каждый взрослый справится, - мужчина ободряюще сжал мое плечо. - А вот что дальше... лучше пока его не трогать. Не приведи небо, откроется рана, и опять потечет кровь. Так что в ближайший день пойти куда-то вряд ли получится, ну разве что ты попробуешь себя в целительстве.

  - Я?! - я была так удивлена подобным предложением, что даже плакать перестала. - Я никогда не... я не умею... я же ничего не понимаю во врачевании! - лепетала я в панике.

  - Но ты же вечером прошла инициацию, стала ученицей, и, насколько я понимаю, власть над силой тебе тоже дана. Конечно, силой надо уметь пользоваться, не зная заклинаний и того, как их применять, много не наколдуешь, но власть - это немного другое... - он на секунду задумался. - Тут тоже надо многое знать и уметь, но иногда достаточно простого желания, разумеется, если оно идет от души, чтобы получить желаемый результат. Хотя... экспериментировать с чарами, не умея ничего - опасно, но у нас тут острая необходимость. Попробуй, я помогу. Просто я отдал уже все, что мог, я всего лишь бард, а у тебя может получиться.

  Как во сне, я накрыла Сенькино плечо ладонью, закрыла глаза, слушая Касса и, про себя, повторяя то, что он говорил:

  - Представь себе, как стягиваются края раны, как срастаются порванные мышцы. Ускорь этот процесс. Мысленно, заставь силу течь по венам, заставь ее работать. Чувствуешь? У тебя получается! Теперь возьми его за руки, - я взяла, как мне показалось, или просто очень хотелось, чтоб это было так, чуть потеплевшие ладони Сеньки в свои руки. - И попробуй представить, как часть твоей силы переливается по вашим рукам к пациенту, просто пожелай, - я желала. Больше всего на свете в этот момент мне хотелось отдать часть своих жизненных сил моему другу, чтоб щеки порозовели, дыхание выровнялось и забытье перешло в спокойный сон. - Нет, нет, много не надо, а то сама упадешь, ты и так столько всего пережила за этот день. Все, достаточно. Он спит. Сейчас я гляну на рану, перевяжу, а ты давай-ка отдохни, - Сенькины ладони выскользнули из моих пальцев, когда Касс поднял меня на руки и перенес на то место, где я лежала, когда проснулась. Сил у меня и, правда, уже не осталось ни на что, веки потяжелели:

Эдельвия. Поместье Орта. Июнь 298 года от разделения Лиории. Виллем.

Весна стояла теплая, ласково грело лучами солнце, дворцовый парк опьянял ароматами цветущих деревьев. На зеленых коврах лужаек пестрели всеми цветами радуги тюльпаны, гордо поднимали золотые головки нарциссы, радовали глаз фиолетовые крокусы. Девушка сидела на резной скамеечке под белоснежной яблоней и с интересом читала книгу.

  Виллем наблюдал за ней издали, не решаясь подойти. Ему казалось, что еще шаг и красота исчезнет - вспорхнет, подобно яркой бабочке, и улетит. Девушка была прекрасна - от кончиков темно-каштовых волос, распущенных по худеньким плечам, до маленьких ножек в изящных расшитых камнями туфельках.

  Виллем любовался ее длинными тонкими пальчиками, которыми она перелистывала страницы книги. Ведь это так просто - подойти ближе, поздороваться, завести беседу. А потом сидеть с ней рядом на скамеечке на берегу пруда, смотреть в ее синие глаза, слушать ее мелодичный смех, чувствовать тонкий сладковатый аромат ее кожи. Но он не мог заставить себя сделать хотя бы один шаг. Его тело каменело, а в горле словно застывал ком, стоило Виллему только подумать о том, чтобы познакомиться с красавицей ближе. Ежелия, а это была именно она, тем временем закрыла книгу, и, встав со скамейки, направилась по дорожке, утопающей в цветах, в сторону школы. И юноше, смотревшему ей вслед, показалось, что это не девушка, а лесная нимфа, так прекрасна она была в своем темно-зеленом бархатном платье на фоне цветущего великолепия весны.

  С сожалением осознав, что это опять был всего лишь сон, Виллем открыл глаза и осмотрелся. Рядом лежала обнаженная Агния и внимательно смотрела на него мутно-зелеными глазами:

  - И что же Вам снилось, лорд Виллем? Наверное, одна из подружек, раз лицо у Вас было такое довольное?

  - Не твое дело, - огрызнулся чародей и, резко встав с кровати, стал одеваться. - И вообще, что ты делаешь в моей спальне, да еще и на одной кровати со мной, в таком виде?

  - С каких пор тебя это смущает, мой дорогой? - засмеялась Агния.

  - Со вчерашнего вечера, когда ты после ужина посетила барона Орта в его спальне.

  - Неужели ты ревнуешь, Виллем? - игриво пропела Агния и грациозно по-кошачьи выгнулась на кровати.

  - Конечно нет, но мне бы не хотелось, чтобы барон выставил нас обоих за дверь сейчас, когда нам так важно это убежище, - отрезал заигрывания красотки чародей. - Оденься, и отправляйся к Орту, пока старик не заметил твоего отсутствия, - он бросил Агнии ее шелковое домашнее платье.

  Девушка надула губки, но все-таки встала с кровати, накинула на голое тело платье и скрутила волосы в аккуратный пучок.

  - Иногда мне жаль, что после инициации ты стал абсолютно ко всему равнодушен. Ты был хорошим любовником, Виллем, - сказала Агния от порога и вышла, хлопнув дверью.

  Чародей остался один и умылся холодной водой из специально принесенного для этого кувшина. К завтраку еще не звали, и, воспользовавшись этим, Виллем осмотрел книжный шкаф. Перелистал несколько книг, в основном биографии представителей рода Орт, подошел к окну и отодвинул тяжелую портьеру. Его взору предстало лазоревое полотно моря, плескавшееся едва ли не у заднего крыльца дома. Волны набегали на пляж, покрытый мелкой галькой, разбивались о камни, оставляя на берегу белую пену. Мужчина распахнул окно, и в комнату ворвался свежий воздух, наполненный солью, ароматами хвои и цветов. Еще чуть, и, казалось бы, забытые чувства вновь наполнят его, опьяняя. Но это был не сон, в реальности же Виллемом теперь правило равнодушие. В дверь постучали, горничная пригласила господина чародея спуститься к завтраку.

  После завтрака, барон, извинившись перед гостями, отправился на ежедневный осмотр своей оранжереи. Агния и Виллем, воспользовавшись моментом, вышли прогуляться по берегу моря. В лучших традициях галантности Виллем услужливо поддерживал свою прекрасную спутницу под локоть, она жеманно смеялась во время беседы, придерживая от ветра широкополую черную шляпу с вуалью, и называла собеседника не иначе как 'лорд Виллемий'. Свежий морской воздух опьянял и бодрил одновременно, море искрилось под лучами солнца, прогулка обещала быть приятной. Но едва пара удалилась на достаточное расстояние от поместья, иллюзия изысканной вежливости рассеялась как дым. Чародей был резок:

  - Нравится играть роль любовницы-дуры? За завтраком щебетала без умолку, сейчас изображаешь из себя непонятно кого.

  - Вот именно, лорд-чародей, играть роль. И мне совсем нелегко это дается, что бы Вы обо мне сейчас не думали! - Агния сверкнула глазами. - Не вижу смысла сейчас раскрывать все карты, либо устранять барона, пока нам нужно убежище и время! Дурак Вы, Виллемий, если не понимаете этого!

  Ее бледное лицо напряглось, губы слегка задрожали, взгляд прожигал собеседника насквозь. В длинном черном бархатном платье она еще больше походила на рассерженную, выгнувшую спину, кошку. От такого напора Виллем мигом сник и почувствовал себя настоящим глупцом, ведь обидеть Агнию он совсем не хотел.

  - Ладно, прости, я погорячился, наверное... - чародей виновато опустил глаза, нервно начал теребить золотую запонку на рукаве белоснежной рубашки. Агния тут же смягчилась, огонь в зеленых глазах погас, она игриво улыбнулась:

  - Неужели ревнуешь?

  - Нет, - серьезно посмотрел на красавицу Виллем, - просто не могу видеть, как сильная умная женщина так унижает себя, прости...

  - Ты не прав, Виллем, то, что женщина порой прикидывается глупышкой, вовсе не означает унижения, ведь очень часто это всего лишь хитрость, с помощью которой она достигает цели. Если хочешь знать, эта наша женская тактика в войне с мужским полом, - объяснила она чародею, снисходительно улыбаясь. - Ведь что у меня есть, Виллем, только подумай. Да, я не человек, я дух - посланница моего Темного Господина. Да, через это тело он может творить определенные вещи в этом мире, как например твою инициацию. Но сама по себе я ничего не могу - я ни чародей, ни предсказатель, ни целитель, я просто женщина, не обладающая никакими способностями, кроме собственного обаяния.

4.

Я проснулась оттого, что солнце светило мне в глаза. Оно было еще невысоко, но его рассветные лучи проникали на нашу стоянку и тепло трогали мою щеку. Когда я пошевелилась, что-то упало с моего одеяла. Резко присев на своей лежанке, я увидела какую-то маленькую вещицу, лежавшую на траве, рядом со мной. Подняла. Цветок на шнурке, искусно вырезанный из дерева, уютно лег мне в ладонь. От него явно веяло силой. С улыбкой я оглянулась, осматривая наш лагерь в поисках Касса. Наверняка он резал по дереву ночью, во время разговора с Сенькиным отцом, и решил подарить мне результат своих трудов на память. У костра сидел дядька Феодий и задумчиво смотрел на огонь, рядом спал Сенька. Барда не было видно. Кузнец обернулся на шорох и улыбнулся мне:

  - Доброе утро, соня. Выспалась?

  - Угу, - сладко потянулась я, - когда отправляемся?

  - Да вот сейчас соберемся и пойдем, Сенька уже просыпался, когда бард уходил, тот ему перевязку делал, а потом заснул снова, больно рано было идти.

  - Касс ушел?! - я ужасно расстроилась. Я не ожидала, что больше его не увижу. - Давно? И даже не попрощался?!

  - Ушел, как засветало, пожалел тебя будить. Он и так задержался с вами. Торопился на какую-то встречу.

  - Мог бы, и разбудить, - разочарование мое было глубоко. 'Как он мог вот так уехать, даже не попрощавшись, не сказав, увижу ли я его снова...' - я не могла понять. И тут мой взгляд упал на плащ, которым я укрывалась ночью, все еще лежащий на моей импровизированной кровати. - Он плащ забыл! Он вернется за ним, да?

  - Не знаю, вряд ли, малышка, лето же, он и без плаща не замерзнет. Ну, будь умницей, вставай, умывайся.

  Когда я привела себя в порядок и вернулась в лагерь, кузнец уже разбудил сына. Сенька радовался присутствию отца, сообразив, что наказывать его никто не будет и взахлеб рассказывал о своих приключениях в лесу. Чувствовал он себя уже совсем хорошо, и даже смог сам встать и подойти к бревну, на котором ночью сидели у костра мужчины.

  Отец и сын разговаривали, а я, присев рядом, уныло ковыряла завтрак. Только теперь, с уходом воина, я поняла, что мое приключение окончательно закончилось. Я была растеряна и не представляла, как мне быть дальше. Касс сказал, что придет какой-то учитель... 'Когда он придет? Куда? Как он найдет меня? Как узнает? Каким он будет? Понравится ли мне? Заберет ли меня из селения, или будет приходить иногда учить? Отпустит ли меня Баськина тетка? Кто вообще отвечает за меня, кому я нужна?' - вопросы, вопросы... и ни одного ответа... Я жутко завидовала Сеньке, который беззаботно рассказывал отцу об этих двух днях, как наверняка всегда делился своими проблемами, крупными или мелкими, без боязни, зная, что его поймут, поддержат, и дадут разумный совет. А я хранила тайну, с которой не знала, как быть, и о которой никому не могла поведать. Никто не мог посоветовать мне, что делать дальше и как себя вести. Никто бы просто не поверил мне. Все, чем я располагала, это парой советов человека, понимающего мои проблемы, но он ушел, пообещав, что придет добрый дядя и возьмет на себя ответственность за мою жизнь. Я всей душой потянулась к первому, кто проявил участие ко мне, кому, как мне казалось, была небезразлична моя судьба, кому я могла бы довериться, а он просто выполнил свой долг и ушел, не попрощавшись. Обида во мне разрасталась все больше и больше. И не столько на барда, сколько на судьбу, так распорядившуюся моей жизнью и, сделавшую меня никому не нужной со смертью матери.

  - Леся! - я опять ушла в свои переживания так глубоко, что не слышала, как мне что-то говорили. И, судя по всему, окликают меня уже не в первый раз. Я подняла голову от своей еще полной плошки и посмотрела на Сенькиного отца.

  - Леся, пора идти, я уже лагерь почти свернул, а ты еще завтрак по тарелке размазываешь. Ну, что с тобой, все уже позади, девочка, мы идем домой, - сочувственный бас кузнеца был последней каплей, и я разревелась, как дурочка.

  - Лесенька, не надо плакать, я понимаю, что тебе досталось переживаний за эти два дня, но все уже хорошо, - он приобнял меня за плечи и сел рядом, бормоча всякую утешительную ничего не значащую ерунду. Как и большинство мужчин, он не знал, что делать со слезами, вызванными непонятной ему причиной, и растерянно гладил меня по спине ладонью, пытаясь утешить. А мне, видимо, надо было выплакать свою обиду и одиночество, и какое-то время мы просидели так, пока я не успокоилась. И, как всегда, мне было очень стыдно за эти глупые слезы и за жалость к себе.

  Перебрались через речку мы быстро и без происшествий. Феодий нес сына, а я плелась сзади, нагруженная плащом и прочими мелочами, которые оставил воин в лагере. Только теперь я поняла, что где-то потеряла свое лукошко с обелен-травой, скорее всего оно отлетело в овраг у алтаря, когда я споткнулась о камень и повредила ногу. С тех пор я в первый раз о нем вспомнила, но возвращаться и искать было поздно.

  Мы как то очень быстро дошли до селения, я пошла в трактир, а кузнец понес сына домой. Обычно Сенька жил с нами при трактире и помогал Баськиной тетке по хозяйству, когда не был занят с отцом в кузне. Сенькина мать и ныне покойный муж тетки были братом и сестрой, а молодая жена кузнеца Сеньку не сильно жаловала. Не желая мешать отцовской новой семье, мальчишка перебрался к нам, заключив с теткой сделку. Он вообще был весьма самостоятелен. Но сейчас, пока мой друг был еще не совсем здоров, отец не захотел оставить его.

  Первая, на кого я наткнулась в трактире, была наша кухарка, шедшая с дровами для печи.

  - Лесенька, - запричитала Ксавия, роняя из рук свою ношу, - нашлась, девочка ты наша, - голосила кухарка, притискивая меня к своей объемной груди. И вдруг внезапно отстранившись, схватила меня за руку и потащила в общие комнаты, крича на весь дом:

Эдельвия. Чернолесье. Июнь 312года с разделения Лиории. Кассий.

Тени колебались и метались по комнате в мерцающем свете свечи, приобретая странные и загадочные очертания. Касс сидел у стола, грея руки о кружку горячего отвара из трав, и внимательно слушал рассказ крепкого седого старика, который в процессе повествования, собирал нехитрый ужин.

  - Вот такие вот дела, Кассий. И передай приору, что-то тревожно мне. Там, на юге Чернолесья вроде бы все и тихо стало теперь, но все же... все же... то ли предчувствие, то ли просто ощущение чужого вмешательства в ткань Равновесия. И Великий Шаман троляриев явно обеспокоен. Не зря, ох не зря он нашел меня, когда я был там. Их никогда толком не понять, но те строки, что он передал, отдай приору. Жаль, что мы не можем так же свободно общаться, как в древности. Я не бард-предсказатель, я стихийник, потому не могу ни сам предвидеть, ни верно толковать то, что узнал. Ты ничего не чувствуешь?

  - Вид, - тон Кассия стал утомленным, как будто он уже по двадцатому кругу объяснял одно и то же, - все, что я чувствовал и видел, я уже не по разу рассказывал и тебе, и кругу чародеев, и приору лично. И тебе это отлично известно. Потому оставим это. Силену я передам и письмо и все, что ты рассказал на словах. Долго ты там бродил, жду тебя уже неделю сверху той, о которой уговаривались. Хотя то и к лучшему вышло.

  - Да, что там с девочкой? Ты не заберешь ее в школу сам? - Видий поставил миски с кашей, приправленной мясом, на стол и присел на лавку. - Она действительно так уж сильна?

  - Да, ей дана власть над силой, она сможет стать могущественной чародейкой, если ее правильно обучить. Но я считаю, что отправлять ее в школу рано. Она открытая, светлая и бесхитростная какая-то. Очень старательная и ответственная. Пытается все делать правильно, и есть в ней что-то такое... не знаю, как передать словами. Ты меня знаешь, Вид, так вот, я все время ловил себя на том, что хочу улыбнуться ей, - воин задумчиво отставил кружку. Я считаю, что ты сам должен заняться ее обучением в ближайшие несколько лет. Рассказать, объяснить, помочь справиться с силой. А потом уже в школе доведут этот процесс до конца. Но у нее уже будет какая-то база знаний и представлений о чародействе. Ты сумеешь огранить бриллиант таланта, ты хороший учитель, а в столице потом просто отшлифуют и вставят в оправу. Сейчас она больше потеряет, чем приобретет, если ее сразу отправить в город.

  - Заставила, значит, тебя улыбаться... - в удивлении приподнял седые брови старик. - Что ж, посмотрим на вашу талантливую ученицу.

  - Твою, Видий, твою, а не 'вашу'.

  - А вот это я решу завтра, когда ее увижу. Стоит ли девочка таких хлопот, - Видий кивнул на стол. - Давай ужинать, что ли. Поздно уже.

  - Тебе это тоже пойдет на пользу, - Касс придвинул к себе миску с кашей и взялся за ложку, - а то сидишь в своем Чернолесье, как одинокий волк безвылазно. С тех пор как уехал Ирий, совсем одичал.

  - Не надо, Касс, знаешь же, что привыкаю я к ученикам, как к родным. А Ирий... он был как сын мне. Нелепая, глупая гибель. Снова... не хочу, - обрезал нить разговора отшельник, и тоже принялся за еду.

  Какое-то время, мужчины молча ужинали. Тишина не угнетала их и не вызывала чувства неловкости. Раздавался только стук деревянной посуды да шум качающихся и скрипящих от ветра деревьев за открытым окном. Доев, старик отодвинул миску, встал и наполнил еще раз кружки отваром из трав.

  - Может, все же сходишь к алтарю... - он убрал со стола опустевшую посуду и опять присел рядом с другом. - Столько времени прошло...

  - Нет, Вид, мы уже говорили об этом не раз. Я оплатил ту ошибку сполна, я ничем больше не обязан силе, а она мне. Та мелочь, что я использую, не в счет. Вряд ли она как то влияет на Равновесие, - Касс выпил отвар и поднялся с лавки. - Пойду.

  - Ты упертый баран, Кассий. Но решать тебе, - старик тоже встал, - Куда тебя несет на ночь? Остался бы до утра.

  - Мне все равно когда идти, днем или ночью. Отдохнул, пока ждал тебя. Я и так уже задержался, а лишняя неделя в моей жизни может иметь значение. Не для силы, так для политики. Спасибо за ужин, - он уже взялся за ручку двери, но обернулся и добавил, - Поспеши забрать девочку. Я ее предупредил, но все же... она уже два дня там один на один со своими новоприобретенными способностями, как бы чего не натворила по незнанию. До встречи. Не провожай.

  - Сам знаю. Не маленький, - проворчал старик и все же вышел за гостем. Касс уже бесшумно растворился в ночной темноте леса. - Легкой дороги тебе, Страж, и удачного возвращения.

5.

 Как всегда рано утром мы все собрались на кухне. Там нас ждало приятное событие - пришел кузнец Феодий и сказал, что Сенька уже встает и свободно ходит по дому. Возможно, что сегодня или завтра знахарка разрешит ему выходить на улицу, и он нас навестит. Я была очень рада, что для него все закончилось благополучно. Вчера отсутствие известий меня тревожило, но сбегать к нему я просто не смогла. Получив от меня, да и вообще от всех нас, пожелания для Сеньки в скорейшем выздоровлении, кузнец удалился по своим делам, а мы позавтракали и пошли к тетке в общую комнату трактира за распоряжениями на день.

  Хозяйка где-то задержалась, и нам пришлось ее ждать. Скучая, мы разбрелись по комнате. Девчонки о чем-то шушукались между собой, а я бесцельно разглядывала обстановку. Мой взгляд случайно зацепился за какой-то ворох тряпичных лоскутков, валявшийся на конторке, за которой Анисия вела свои дела. Сердце мое замерло в нехорошем предчувствии, и я подошла ближе, проверить свою догадку, надеясь, что я ошибаюсь.

  - Зачем!? - грудь мою сдавило отчаяние, когда я подняла со стола обрезки моей вчерашней работы. - Как ты могла!? Она была такая... красивая... - мне было до слез жаль той волшебной картинки. Я просто села на лавку и заплакала навзрыд, прижимая к груди то, что осталось от вчерашней вышивки. И дело даже было не в том, что она моя, я не понимала, как можно уничтожить красоту...

  Именно в этот момент в комнату вошла тетка. Картина, которую она застала, была несколько пугающей. Девчонки, сбившись в кучку, стояли растерянные и молчали. Баська была красная как помидор, а я, обычно старавшаяся никому не показывать слез, сидела на скамье и плакала навзрыд, комкая в руках лоскутки того, чем вчера так гордилась.

  - Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?! - тетушкин голос слышался, как сквозь вату, но мне было все равно, что она говорит или делает. Девчонки что-то лепетали ей в ответ, только я не слушала.

  Я расправила эти лоскуточки уничтоженной вышивки у себя на коленках и попыталась заставить ткань стать целой, снова срастись нитями в единую картину, но все мои попытки разбивались вдребезги о невозможность каждой ниточки найти свой конец. Где-то там, снаружи моего мира, на котором я сконцентрировала внимание, раздавались голоса, о чем-то спорили и ругались, но я не слушала их. Снова и снова, упрямо пытаясь починить порванное и порезанное, найти способ отремонтировать, с помощью власти над силой менять реальность. Ничего не получалось. Ужасно устав, как будто из меня выкачали все силы, я пришла в отчаяние и бросила бесплодные попытки.

  Баськин голос, доказывающий что-то тетке, донесся до меня сквозь пелену безысходности. Я вдруг вспомнила, как она всегда старалась задеть меня побольнее, как всегда всем стремилась показать, что она тут самая главная из нас, самая умная и самая красивая. Как не любила, когда ее хоть в чем-то кто-то превосходил. Я подняла заплаканные глаза на спорящих между собой девочек и наткнулась взглядом на роскошную косу моей соперницы, мотающуюся из стороны в сторону в такт энергичным кивкам ее владелицы. И из отчаяния появилась злость. Всего несколько дней назад я смотрела на эту же косу, мечтая о том, чтоб она позеленела. И мне так захотелось сейчас исполнить эту свою мечту. 'Пусть Баська тоже лишится чего-то дорогого ей!' Я не знала как, но откуда-то изнутри меня потянулась тонкая нить, которую я вплела в свое свое горячее желание увидеть, как русые завитки волос темнеют, приобретая ядовитый зеленый цвет... например, крапивы... да... да, именно крапивы, такой же кусачей и злобной как и сама Баська. Все чувства во мне были вытеснены этим желанием...я почти видела...

  Опомнилась я от истошного девчоночьего визга. Обе Баськины подружки пронзительно визжа, медленно отступали к двери, не сводя глаз... с ее головы. Анисия же, наоборот, всплеснув руками, бросилась к племяннице и схватила ее за плечи, прижав к себе и бормоча в ужасе что-то невнятное:

  - Басенька, ты только не волнуйся, милая, мы все поправим... наверняка можно что-то сделать...

  Увидев, во что превратились Баськины волосы наяву, а не в моих грезах, я тоже была готова завизжать. Она же сама, еще ни о чем не догадываясь, смотрела с недоумением на переполох и суматоху. Потом, заподозрив что-то неладное, недоуменно попыталась вырваться из теткиных объятий, чтобы подойти к зеркалу, которое висело у входа для посетителей. Наконец ей это удалось и она уставилась на свое отражение в совершеннейшем остолбенении, открывая и закрывая рот, не произнося ни звука и подняв руки вверх, как бы желая схватиться за голову, но не решаясь сделать это. А посмотреть было на что! Как всегда, в любом деле, я перестаралась. Вместо того, чтоб придать Баськиным волосам зеленый оттенок, я преобразовала их во что-то жуткое. Зеленая, травянистая масса, росла из головы, вместо русых кос. Коса почти расплелась и струилась тонкими, жгучими стеблями крапивы по спине девочки, кое-где даже выпустив листья и усики. Мы втроем замерли в шоке, визг оборвался, девчонки уже тихо подвывали у двери. Я ЭТОГО не хотела! Я вообще осознанно не собиралась ничего делать с Баськиными волосами. Хотела - да, но если бы подумала, то не стала. Раскаяние затопило меня волной стыда. 'Светлая Дева, не от этого ли предостерегал Касс в лесу?'

  - Чего верещите, дуры!? - первой в себя пришла тетка. - Быстро за знахаркой! - Она сделала пару шагов к невменяемым Баськиным подружкам и надавала им пощечин, чтоб прекратить истерику, когда ее слова не возымели эффекта. Девчонки замолчали, но продолжали мелко трястись у стенки.

  - Леся! Что стоишь? Не видишь что ли, что от них толку мало? Сходи ты, - распорядилась она, посмотрев на меня и поняв, что я вроде визжать и выть не собираюсь. Сама же подошла к племяннице и, обняв, прижала к себе. Тут Баська отмерла и зарыдала в голос. Я же попыталась вернуть все как было, но сил уже не было ни на что, я даже с лавки встать не смогла.

Эдельвия. Вейст. Лето 312г от разделения Лиории. Кассий.

 - Отец, не женись на ней! - Касс порывисто вбежал в личные княжеские покои.

  - Кассий, - князь недоуменно приподнял бровь, развернувшись в своем кресле, - что это значит?

  - Не женись на этой... Коэнрийской девчонке, она принесет тебе несчастье и смерть! - юноша присел на скамеечку стоящую у ног отца и схватил его руку в свои. - Отец, это предчувствие мучает меня давно, я не говорил тебе, думал, что это глупости. Я попросил Учителя, и он помог мне провести обряд. Теперь я точно знаю - это предвидение, ты не должен на ней жениться!

  Князь Густавий задумчиво потер лоб свободной рукой и опустил ее сыну на голову, ласково потрепав волосы.

  - Видишь ли, мой мальчик, - задумчиво сказал он, - Дело в то, что жениться на ней как раз и есть мой долг. Властители - люди, которые отвечают за других, которые управляют и руководят. За эту власть над судьбами страны мы должны иногда жертвовать своими желаниями и радостями. У вас, Чародеев, есть свой долг и обязанность, у нас, Правителей, свой, и никто не может изменить этому долгу. Я очень любил твою мать. Но тот же долг развел наши пути, ты знаешь. Теперь моя обязанность связать свою судьбу с наследницей Коэнрия, что бы мне ни сулили судьба и предчувствия. И долг юной принцессы связать свою судьбу с таким вот старым солдатом, как я. Как бы ей ни хотелось другого выбора. Надеюсь, что девочка понимает это. Или поймет со временем. А что там кому прядет судьба... - князь сжал руку сына в своей, и тот поднял голову, заглянув в глаза отца, - поживем-увидим, - и не было тоски во взгляде властителя Эдельвии, как всегда, он светился уверенностью и спокойствием.

  Касс отогнал воспоминания двенадцатилетней давности, которые его охватывали каждый раз перед этой дверью с тех пор, как опять стали говорить о союзе с Коэнрием, и постучал в кабинет князя. Как всегда, не дожидаясь ответа, он зашел, стремясь поскорее увидеть того, кто был внутри. Столько лет они знакомы, и он уже не зеленый мальчишка, но до сих пор его охватывал трепет при виде статной фигуры отца, сидящей в кресле вполоборота к двери.

  - Приветствую тебя, мой Князь, - Касс прошел на середину кабинета и опустился на одно колено, склонив голову. Отец встал с кресла и, шагнув навстречу, поднял и, на мгновение, прижал к себе.

  - Здравствуй, сын, - князь опустился обратно в кресло, кивнув менестрелю на стул рядом, но Касс предпочел присесть на скамеечку у ног отца, которую помнил с юношества. Поправил на поясе малый меч и осмотрелся. Не смотря на то, что с тех пор как он был тут в последний раз, прошло больше года, ничего не изменилось ни в комнате, ни в облике отца. Все тот стол, те же тяжелые портьеры на окне, так же тикают часы на камине, чародейские кристаллы освещают кабинет, оставляя по углам смутные тени. И тот же спокойный, чуть ироничный взгляд карих глаз седого человека напротив, так похожих на его собственные.

  - Не расстаешься с оружием даже в княжеских покоях, мальчик? - как всегда князя забавляло трепетное отношение сына к своим мечам.

  - Разумеется. Ты же помнишь, как я не люблю оставлять хотя бы один из них. Всегда быть при оружии учил дед.

  - Да, конечно, но это смешно. Твой дед был старый параноик. Что тебе может грозить дома, в моих комнатах? - Густавий, так же как и сын рассматривал собеседника после долгой разлуки. Глаза его смеялись. Он отдыхал перед серьезным разговором за ничего не значащей беседой.

  - Мечи часть меня, отец, ты же знаешь. В знак уважения к тебе, я оставляю один из них у входа...

  - И ходишь по дворцу, гремя железом и пугая моих придворных угрюмым видом, - рассмеялся князь, обрывая фразу Касса. - Ладно. Рассказывай, как там на севере?

  - Вот, - Кассий достал ворох свитков и бросил на стол, - Это передал мой человек от нашего посла в Коэнрие. А это, - еще несколько свитков упало сверху, - передал для тебя приор Силений. Хранитель прислал ему вести. Мне дозволено рассказать...

  Они проговорили около двух часов, обсуждая международную политику и свежие новости с севера. Под конец Князь спросил:

  - Касс, ты видел ее?

  - Отец, это смешно, тебе сорок шесть лет, ты говоришь про долг, но тебя заботит, как выглядит девчонка, которая даже мне, почти в дочери годится. Женись на ней, раз должен и покончим с этим конфликтом. Но не пускай ее дальше постели - я говорю от Круга. Чародеи поддерживают правящую династию, это не мои слова. Ты знаешь, была бы моя воля, я бы ее и во дворец не пустил!

  - Мальчишка! - князь резко встал из кресла и стал раздраженно ходить по кабинету. - Моя жизнь и судьба, не твоя забота! И не вашего Круга. Я спрашиваю - ты видел ее? Я не одуревший от любви к молоденькой девочке старый пень, я хочу знать. Какая она? О чем думает? Чем живет? Достойна ли быть княгиней Эдельвии? - и, резко остановившись напротив пытающегося встать Кассия, взмахом руки повелел ему оставаться на месте, - Что говорит твое предвиденье? Она родит мне наследника?

  Касс, проиграв поединок взглядов, опустил голову и нехотя ответил:

  - Предвиденье остается тем же, что и двенадцать лет назад. Это другая девушка, но она принцесса Коэнрия. Брак с коэнрийской принцессой сулит тебе несчастье и гибель. Тебе, но не династии. Да, она родит тебе наследника.

  - Хорошо, - мрачный взгляд князя посветлел, и на губах появилась улыбка. - Это главное. Марсия умерла родами вместе с младенцем. Элевия родила девочку, но обеих унесла эпидемия. Я до сих пор скорблю о моей дочери, ей было бы уже двенадцать лет. Ты не можешь быть моим преемником как бастард и как чародей. Я уже отчаялся, сын. Пусть хоть эта жена родит мне наследника, а вы с Тиберием позаботитесь о том, чтоб он был достойным продолжателем династии, если вдруг меня не станет. А еще она принесет долгожданный мир и согласие между нашими странами. Я уже почти люблю ее, Касс. Расскажи мне о ней. Ты видел ее?

Руазий. Поместье Кегнестель. 270 - 286 гг от разделения Лиории. Жардиния.

В ненастную ноябрьскую ночь, когда за окном то и дело раздавались раскаты грома и сверкали молнии, а дождь лил, словно из ведра, у баронессы фон Кегнестель начались схватки. Роженица была двадцати лет отроду, неопытна, поскольку это были ее первые роды. Во всех залах, комнатах и переходах огромного особняка горели свечи, прислуга в суматохе сбивалась с ног, юная баронесса охала и время от времени истошно кричала, повитуха причитала, призывая на помощь Светлую Богиню, а барон фон Кегнестель нервно ходил по длинному коридору, заложив руки за спину, в ожидании рождения наследника. К двум часам ночи в семье фон Кегнестель появилась крошечная девочка. Баронесса была так измучена тяжелыми родами, что едва прижав к груди младенца, уснула. Барон с легким разочарованием взглянул на дочку и удалился в свои покои. А крошку передали кормилице, молодой статной башангке, которая двумя днями раньше тоже родила девочку. Постепенно огни в особняке погасли, все разбрелись по своим комнатам, и поместье семьи фон Кегнестель погрузилось в сладкий сон.

  Не спала только кормилица. Едва взяв девочку на руки, она почувствовала насколько слаба и болезненна новорожденная, но промолчала. Женщина прикладывала малышку к груди, надеясь, что молоко придаст ребенку сил, но безуспешно. Девочка слабела на глазах, ее дыхание затруднилось, и вскоре кормилица с ужасом поняла, что душа новорожденной отлетела к Светлой Богине. Башангка сама похолодела от страха, когда представила, что ее ждет утром. Злые языки непременно напомнят ей о ее иноземном происхождении, возможно даже обвинят в убийстве малютки. Конечно, баронесса всегда была добра к ней, но и она, как мать, наверняка не простит, что не уберегла ее долгожданного первенца.

  Кормилица заметалась по комнате с ребенком на руках, как загнанный в клетку зверь, не зная, что делать и как быть. Внезапно остановилась и посмотрела на стоящую в углу комнаты люльку, в которой сладким сном спала ее собственная дочка - розовощекий и пышущий здоровьем младенец. Как в тумане, башангка перепеленала двух малышек, невольно навсегда поменяв судьбу собственной дочери. Утром подмены не заметили - ночью родители как следует не рассмотрели дочку, девочки обе были темноглазы, а в остальном все новорожденные очень похожи между собой. Баронесса была очень опечалена смертью ребенка кормилицы, и, при этом, про себя благодарила Светлую Деву за то, что такая ужасная участь не постигла ее собственную малышку. Все замечали как по-матерински ласкова кормилица с маленькой баронессой, и печально качали головами, полагая, что башангка таким образом отдает малютке свою нерастраченную материнскую любовь. Никто и не подозревал, какую тайну хранит эта молчаливая темноволосая женщина и какой страшный грех она взяла на свою душу.

  Годы летели, юная баронесса взрослела, но совершенно не радовала своих родителей, была избалована и непослушна. К кормилице она относилась более тепло, чем к собственной матери, однако и та порой не могла совладать с несносным характером девочки. Когда Жардинии исполнилось тринадцать, а баронесса фон Кегнестель после нескольких неудачных попыток наконец-то подарила мужу наследника, непослушную старшую дочь под присмотром кормилицы отправили в загородное семейное именье, принадлежавшее матери барона Кегнестель. Ходили слухи, что девочка не родная дочь барона, что баронесса, по-видимому, зачала малышку в грехе с каким-нибудь иноземным любовником, иначе как объяснить такую яркую, но абсолютно чуждую роду фон Кенгнестель внешность юной леди. К счастью кормилицы, слухов о подмене ребенка не было и в помине, сплетникам в свете более нравилось смаковать истории о неверных женах и мужьях. Старая и подслеповатая вдова фон Кегнестель, в отличие от родителей девочки, внучку полюбила всей душой, и та ответила ей тем же. Вечерами Жардиния играла в каминном зале на клавесине, иногда пела, и голос ее звенел как хрустальные колокольчики. Вдова слушала внучку с умилением, устроившись в кресле-качалке поближе к огню, а кормилица обычно рукодельничала, расположившись за столом вблизи окна. Бабушка учила юную баронессу правильно одеваться, правильно говорить и держаться в обществе, наняла для нее учителей, которые обучали девочку танцам, пению, рисованию, стихосложению. Кормилица же рассказывала Жардинии удивительные истории про дальние страны и города, а в особенности про Башанг, его людей, образ жизни, обычаи и традиции, сильно отличающиеся от того, что привычно было видеть в Руазии. Как цветок, получивший долгожданную воду, так и юная баронесса благодаря вниманию и любви этих двух одиноких женщин, росла и расцветала на глазах. Когда в день своего шестнадцатилетия она вышла к гостям в подаренном бабушкой пурпурном платье из парчи, рубиновом колье, удачно оттеняющем оливкового цвета кожу, с высоко подколотыми темно-каштановыми волосами, украшенными живой алой розой, присутствующие ахнули, кто от дерзости наряда юной леди, кто от яркой внешности повзрослевшей баронессы. Жардиния расцвела, подобно прекрасному цветку, из взбалмошной угловатой девочки выросла умная грациозная девушка. Одно было плохо - юная баронесса, хотя и становилась с годами спокойней и рассудительней, по-прежнему тепло относилась к бабушке и кормилице, но по отношению ко всем остальным была надменна и высокомерна. Старая мадам фон Кегнестель, ослепленная любовью к внучке, старалась не замечать ее эгоистичности и гордыни, а кормилица лишний раз боялась сделать девочке замечание, чтобы не разрушить их доверительные отношения.

  В один из теплых сентябрьских дней Жардиния вышла на прогулку в рощу, расположенную недалеко от их имения. Юная леди шла по тропинке не спеша, любовалась разноцветными листьями на деревьях и напевала незатейливую детскую песенку. Неожиданно ее окликнули. Обернувшись, баронесса увидела старца в сером балахоне с капюшоном. Длинные седые волосы, борода, мудрый взгляд черных глаз внушали девушке доверие. Приняв незнакомца за служителя Светлой Богини, девушка почтительно поклонилась ему:

Эдельвия. Поместье Орта. Осень 298г от разделения Лиории. Виллем.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Агния и Виллем поселились у гостеприимного барона Орта. Жизнь вошла в привычное русло, утром завтракали втроем под веселый щебет Агнии, потом барон отправлялся в оранжерею, возился в саду c любимыми цветами, иногда уезжал до соседнего поместья по делам, Агния и Виллем тем временем уходили дальше по морскому берегу, где чародей мог свободно практиковаться в использовании силы. С каждым разом получалось все лучше и лучше, он научился брать жизненную энергию не только у деревьев и растений, но и у животных, водившихся в округе. Что происходило с бедными зверушками после таких вот занятий, чародей даже не видел, так как расстояние, с которого он мог взять энергию, тоже увеличивалось с каждым разом. Агния сожалела лишь об одном - что для использования существа в таких вот целях, оно обязательно должно было быть ущербным - либо подверженным болезни, либо раненым. Над здоровыми и сильными чародей не имел власти. Но, думалось девушке, когда настанет момент использования жизненной энергии людей, все станет гораздо проще, ведь чистых душой и телом намного меньше, чем людей порочных, а значит и границ у Виллема практически не будет.

  Обедали обычно Агния с Виллемом вдвоем, так как барон уезжал по делам. Иногда у поместья появлялись торговцы с городскими товарами, в основном тканями и милыми женскими безделушками, которые девушка скупала в огромных количествах, пользуясь щедростью Орта, влюбленного в красавицу без памяти. После ужина брюнетка навещала Жельксия в его спальне, а когда барон засыпал с блаженной улыбкой, на цыпочках пробиралась в спальню чародея и погружалась в сладкий сон в его крепких объятиях. И все трое чувствовали себя вполне довольными жизнью, пока в один дождливый вечер в дверь не постучали, и на пороге поместья не появился высокий худой старик с длинными спутавшимися седыми волосами и такой же длинной седой бородой.

  Истрепанный балахон старца был мокрым от дождя, цепкий взгляд черных глаз излучал что-то необъяснимо страшное, от чего у вышедшего навстречу гостю добродушного барона, побежали по коже мурашки.

  - Господин барон, я бы хотел увидеться с леди Агнией, которая, насколько мне стало известно, гостит у Вас в настоящее время. Я ее бывший наставник - приест Еугений из Руазия, - сухо сказал старец и, не дожидаясь приглашения, прошел к большому камину в гостиной, оставляя мокрые следы на роскошном башангском ковре. Барон засуетился, махнул горничной рукой, чтоб та приготовила комнату и одежду для нежданного гостя.

  - Сейчас, господин приест, мои слуги приготовят вам комнату и сухую одежду, и леди Агнию позовут.

  Девушка же уже сбегала по мраморной лестнице, цокая каблучками, на ходу поправляя шнуровку на домашнем платье. Вид у нее был испуганный и удивленный, однако, стараясь не показать своего смятения, она заулыбалась и, поклонившись, поцеловала милостиво протяную худую старческую руку.

  - Приест Еугений, чем обязана я Вашему визиту?

  - Дочь моя, меня привели к тебе серьезные обстоятельства, но о них нам лучше будет поговорить наедине после ужина, любезно предложенного господином бароном.

  - Да, конечно, я понимаю,- Агния кивнула.

  Ужинали молча, девушка была мрачнее тучи, старец прожигал присутствующих недобрым взглядом, и все старались поглощать пищу, не поднимая глаз от тарелок.

  Виллем ощущал нечто похожее на надвигающуюся грозу, когда еще не слышишь грома, и молнии не освещают небо, но сам воздух наполнен предчувствием. Добряк Орт наконец-то, не выдержав тишины, постарался завести разговор:

  - Агния, а ты не рассказывала, что была ученицей приеста.

  - Да, действительно, Агния, и я тоже не знал об этом. Ты же говорила, что не наделена даром силы кажется, - поддержал барона Виллем.

  Брюнетка печально посмотрела на него и снова опустила глаза. За нее ответил старик:

  - Агния и не была моей ученицей, я скорее не наставник ей, а отец, взявший на воспитание осиротевшую девушку. Впрочем, эта долгая история и, быть может, она сама расскажет ее вам, господа, как-нибудь в другой раз. А сейчас, я должен извиниться, но мне нужно подняться в комнату и поговорить с дочерью с глазу на глаз. Так как дело важное и отлагательств не терпит. Пойдем, дитя.

  Приест Еугений поднялся из-за стола и направился к лестнице, ведущей наверх, Агния, опустив голову и потупив взор, проследовала за ним. Виллем и Жельксий, не сговариваясь, переглянулись и также покинули столовую. Выйдя на террасу и опершись на резные перила, закурили длинные сигары. Дождь как раз закончился, воздух был наполнен свежестью, но мужчин это не волновало, как-то тревожно им было обоим за ставшую такой близкой зеленоглазую красавицу.

  - Агния, я не узнаю тебя! Что ты творишь? Живешь тут в свое удовольствие, а как же наш темный Господин и его войско, которые томятся в ожидании и жаждут выйти на эту бренную землю? - приест Еугений быстрыми шагами ходил по комнате от окна к двери и обратно.

  - Не понимаю, к чему эта излишняя театральность, Еугений? Эти пылкие напыщенные речи, этот дурацкий образ старца в балахоне? - Агния сидела на пуфе у туалетного столика и невозмутимо разглядывала себя в круглое зеркало в тяжелой золоченой раме, лишь краем глаза улавливая отражение приеста за своей спиной. - Все мы люди и имеем право иногда расслабляться и получать удовольствие. И кроме того, я здесь не только прохлаждаюсь, как ты успел заметить я обучаю темного чародея, наш козырь в битве, которая предстоит.

  Еугений раздраженно остановился посреди комнаты, поймал взгляд девушки в отражении зеркала:

  - Мы не люди, Агния, пора бы уже уяснить для себя этот факт! И нет у нас никаких прав, лишь долг перед темным Господином за данный шанс изменить то, что нам так хотелось когда-то изменить!

6.

 К реке мы спустились, как только скрылась окраина села и любопытные взгляды сельчан перестали буравить нам спины. Никто за нами не увязался, так как старика-отшельника побаивались и уважали. 'И что дальше?' - подумалось мне. Мы стояли перед Чернавой-рекой, моста по-прежнему не наблюдалось. Мне было очень интересно, как старик будет перебираться. Как простые смертные вброд, или все-таки как-нибудь по-чародейски.

  - Ну что, краса-девица, небось ждешь каких-нибудь волшебных фокусов? - хитро прищурился, глядя на меня отшельник.

  Я внимательно посмотрела в его смеющиеся глаза под седыми бровями, подумала, и покачала головой:

  - Да, похоже, что придется снимать ботинки, подворачивать штаны, и, как всегда, по-старинке, вброд...

  - Умная девочка, - покачал головой старый чародей. - Именно в этом и состоит первый урок - не тратить силу по пустякам. Если ты можешь что-то сделать сама, без чародейства, то зачем ее использовать?

  - Эх, - вздохнула я, - подозреваю, что очень скоро в моей жизни будет очень много чар. Только вот пока я не разобралась - почему-то мне кажется, что от чародейства в бытовых мелочах толку мало...

  - Опять верно. Сообразительная ученица мне попалась, - старик явно веселился. И пусть ему! Лишь бы не серчал, а то добрый-то с виду, добрый, а как рассердится... кто их, чародеев, знает... - Применять чары для мелких бытовых дел - нет смысла. Затрат силы больше, чем помощи. Так что придется нам, голуба моя, вброд идти, не как великим чародеям, а как простым смертным людям.

  Старик подоткнул подол своей хламиды за пояс штанов и снял сапоги. Мне пришлось последовать его примеру и тоже снять ботинки.

  Все-таки мне показалось, что отшельник схитрил и использовал-таки чародейское искусство, или просто знал, где брод мельче, потому что в прошлый раз я вымокла почти вся, а сегодня перешла через реку, практически не замочив штанов. Мы вышли на другой берег и старый чародей повел меня куда-то вглубь Чернолесья.

  Домик отшельника был маленьким и приземистым. Одноэтажная избушка на лесной полянке. Входная дверь открывалась в прихожую, в которой не было ни одного окошка - совсем маленькая, из нее можно было пройти через низенькую дверку в погреб, или сразу в кухню, главной достопримечательностью которой была печка. Она занимала не меньше трети помещения и царила на кухоньке полновластно. Это была самая большая комната в доме. Из кухни можно было попасть в небольшую комнатку, являющуюся, как я увидела потом, чем-то вроде кабинета чародея. Она была полностью завешана какими-то сухими травами, полки на стенах были заставлены склянками, пузырьками со снадобьями и книгами, у маленького окошка стоял стол, тоже заваленный книгами, бумагами и непонятными инструментами. Тут же умещалась узкая кровать, на которой старик спал. Еще одна дверь из кухни была всегда закрыта, и меня долго мучило любопытство - что же там, за ней все-таки находится? Спросить я стеснялась, но в один прекрасный день, когда к Видию - так звали моего учителя - приехал чародей из столицы, узнала, что ничего там тайного и необычного не было - просто еще одна маленькая и узкая комната с кроватью для гостей.

  Первым делом мы обустроили мне 'личные покои', как назвал старик небольшой закуток за печкой, где освободил мне сундучок под вещи и поставил лавку, на которой, предполагалось мое спальное место. Разложив все по местам, я в нерешительности присела на него, глядя на занавеску в веселенький цветочек, которой выделенное мне пространство, отгораживалось от всей территории кухни. Я надеялась, что когда-нибудь этот дом станет немножко и моим тоже, но пока... пока я сидела и не знала, что делать дальше. Отшельник куда-то вышел, оставив меня осваиваться. Вот я и... осваивалась как умела. Хлопнула входная дверь, и голос Видия позвал меня:

  - Леся, ты уже устроилась?

  - Да, - только и смогла выдавить из себя я.

  - Тогда вылезай на свет, поговорим.

  Я, смущаясь, вышла из-за занавески, старый чародей кивнул мне на лавку у окна, которая стояла перед столом. Мы сели, и он начал расспрашивать меня обо всей моей жизни. Как-то незаметно смущение ушло, и я рассказала ему о себе все. О том, какие разговоры ходили о моей матери, о дружбе с Сенькой и вражде с Баськой, о трактире и тетке Анисии. Особенно подробным получился рассказ о последних днях. Я рассказала о своем походе в Чернолесье, Светлой Деве и встрече с Кассием. Ну и, разумеется, обо всех глупостях, которые совершила за эти два дня после возвращения. Старик слушал очень внимательно, а когда я замолкала - задавал вопросы, после которых у меня снова открывался дар красноречия. Я закончила происшествием с Баськиными волосами, подробно описав свои ощущения и мысли в тот момент.

  - Что ж, девочка, сила твоя велика, - вздохнул чародей, - и нужно учиться пользоваться ею, а не властью над ней. И еще контролировать свои эмоции и желания. А то в другой раз разнесешь полкняжества, а потом скажешь: 'Я не хотела'.

  Я изумленно взглянула на отшельника.

  - Да-да, не смотри на меня так, - правильно истолковал мой взгляд он. - Так как вышло с твоей подругой. Ты перестала себя контролировать и сотворила, сама не знаешь что. А потом не знала, что с этим делать. Да еще и сил своих жизненных забрала, которые к тебе уже не вернутся.

  - Как это?

  - Если чародею не хватает его силы - резерва, которым он пользуется, когда создает заклинание, то оно сорвется и не получится, либо он, если опять же, сумет, возьмет силу из своего жизненного запаса взаймы. Но это не приветствуется. Нельзя по пустякам расходовать свою жизнь. Даже если она потом к тебе вернется, что тоже не обязательно, - старик помолчал, а потом продолжил. - Расходовать светлую нить своей жизни можно только в крайнем случае, когда другого выхода нет. Когда ты спасаешь кого-нибудь, или спасаешься сам. Когда знаешь что прав, что Равновесие не пострадает, а наоборот, ты восстановишь его своими действиями. Тогда ты можешь потерять несколько лет, израсходовав их на чародейство, зачерпнув из общего источника, в котором находятся жизни всех существ нашего мира. Потом, после, ты пойдешь к алтарю Богини, и там уже она решит - правомочно ли было твое действие, во благо ли оно использовано для живых существ, и каковы были твои намерения, если во благо. Не пострадало ли Равновесие от этого. Если все условия были соблюдены, никто не пострадал, и намерения были чисты и далеки от эгоизма, тогда часы, дни, годы твоей жизни, которые ты преобразовала в силу, тебе вернутся. Если нет... - молчание старого чародея было красноречивым.

Руазий. Истен. 298г после разделения Лиории. Жардиния.

 - Ваше Величество, послы ожидают Вас в тронном зале, - поклонившись, сообщил королеве ее личный секретарь.

  Королева Руазия Жардиния урожденная фон Кегнестель, устало кивнула и встала из-за рабочего стола, заваленного бумагами. Секретарь скрылся за дверью.

  Дама прошла по комнате, остановилась у большого зеркала в углу, рассматривая собственное отражение. Усталым взглядом карих глаз на нее смотрела красивая ухоженная женщина лет двадцати семи с аккуратно уложенными темно-каштановыми волосами, в простом по крою темно-синем бархатном платье, удачно подчеркивающем идеальную фигуру, жемчужном ожерелье, придававшем образу элегантность и утонченность. Со вздохом рассмотрев в зеркале появившиеся под глазами темные круги, королева махнула рукой. С тех пор как ее муж - король Руазия Риолий IX тяжело заболел, ей пришлось взвалить на свои хрупкие плечи все государственные дела, не спать ночами, разбирая важные бумаги, общаться с послами других государств. Не то чтобы ее не радовал сам факт правления страной, напротив, она считала, что справляется с этим намного лучшего слабовольного мужа, но накопившаяся за последний год усталость и бессонные ночи все же брали свое.

  Не так представляла она роль королевы Руазия, когда впервые услышала об этом девочкой в осенней роще. Сила и власть тогда ассоциировались у юной баронессы с яркой насыщенной жизнью, со всеобщим поклонением и обожанием. Ей казалось, что королевы всю свою жизнь только и делают, что отдают приказы и блистают на приемах. А на самом деле всю свою молодость она посвящает безвольному старому мужу, двум бестолковым сыновьям, и, конечно, интригам, так как выжить в змеином гнезде можно лишь в одном случае - если ты сама королевская кобра.

  Чародейка из нее вышла посредственная, сил хватает лишь на поддержание собственной красоты и молодости, и еще кое-какие мелкие затеи. И это с каждым разом отнимает все больше и больше времени и терпения. За размышлениями королева не заметила, как в кабинет вошел ее первый советник Лорд-Чародей Еугений. Старец совсем не изменился за эти годы, а сменив балахон приеста на светский костюм из черного бархата с щегольским белым кружевным воротничком и убрав длинные седые волосы в хвост, он даже стал казаться моложе. Королева вздохнула, ее внешность за прошедшие четырнадцать лет претерпела куда более сильные изменения.

  - Рада видеть тебя, Еугений, не ожидала твоего возвращения так скоро.

  - Зная возникшие у нас трудности, я поспешил вернуться из Эдельвии как можно быстрее, чтобы не оставлять Вас одну надолго, моя королева, - Еугений улыбнулся, хотя лицо его по-прежнему выглядело напряженным. - Моя приемная дочь Агния Вальмельшер, на которую я возлагаю большие надежды в нашем общем деле, прибыла со мной.

  - Приятное известие, - кивнула головой королева, - я с удовольствием познакомлюсь с ней после встречи с послами. А сейчас пойдем со мной в тронный зал, возможно мне понадобится твоя поддержка.

  - Конечно, моя королева, - слегка кивнул головой Еугений и открыл даме дверь.

  -Как же я устала, Еугений... - вздохнула женщина.

  Приест положил руки ей на плечи и улыбнулся:

  - Все будет хорошо, Жардиния, - теплая волна наполнила тело королевы, придав ей сил.

  - Спасибо тебе, - благодарно улыбнулась она в ответ.

Руазий. Истен. Осень 298г от разделения Лиории. Агния.

 - Агния, дорогая, ты готова? - приест, как обычно без стука, вошел в комнату, застав почти обнаженную девушку за выбором подходящего платья.

  Ничуть не смутившись, он прошел в дальний угол комнаты, расположился в кресле, с интересом наблюдая за процессом примерки.

  - И когда ты научишься стучаться, Еугений? - засмеялась Агния, прикладывая к себе и рассматривая очередной наряд.

  - Не вижу в этом необходимости, отцу позволительно нарушать покой дочери, - с усмешкой отпарировал старец.

  С недовольством отложив платье, Агния устало вздохнула:

  - Кто только выбирал эти вещи? Это же просто ужасно! Я не могу подобрать ничего достойного для встречи с королевой.

  - Моя дорогая, платья выбирал лично я, а ты ничего не смыслишь в руазийской моде, - покачал головой Еугений.

  - Да? - рассердилась девушка. - То есть в Руазии модно одеваться как распутные женщины? Мне казалось строгость, элегантность и скромность всегда были в моде как в Эдельвии, так и в Руазии. Думаю, в Коэнрии дамы меня тоже поддержали бы. Но разве можно назвать подобные декольте и разрезы, дурацкие искуственные цветы и чересчур яркие дешевые ткани - образцом элегантности? - Агния отшвырнула шестое по счету платье в угол комнаты.

  - Прости, дочка, но именно роль довольно-таки простой по происхождению, раскованной во всех смыслах дамы тебе придется сыграть на этот раз, - терпеливо объяснил старец.

  Агния присела на краешек кровати, с интересом посмотрев на приеста:

  - Так, так, рассказывай наконец-то, что ты там еще задумал, хитрый ты лис.

  - Я расскажу тебе об этом подробно позже, поскольку во дворце даже у стен есть уши. Одно лишь важно - ты, юная девица, не обремененная высокими принципами, необразованная. Выросшая в деревенской глуши и лишь недавно увидевшая свет, мечтаешь, однако, в будущем об удачном замужестве. С задачей соблазнения одного человека я, думаю, ты вполне справишься, - Еугений загадочно подмигнул девушке.

  Агния засмеялась:

  - Что ж, попробуем. Тогда я выберу это, - и вытащила из кучи платьев желтое ситцевое в цветочек, с пышной двойной юбкой, рукавами-фонариками, глубоким декольте и атласным зеленым поясом-бантом на талии.

  - Ты у меня умница, - одобрил выбор приест.

  После встречи с послами, королева отдыхала в беседке в глубине дворцового парка, наслаждаясь ароматом цветов и целебным травяным чаем. Сгущались сумерки, сыновей уже приводили к ней, она всегда целовала и благословляла их перед сном. А сейчас Жардиния ожидала знакомства с приемной дочерью своего советника Еугения. Ей было интересно как выглядит девушка, выросшая, по словам приеста, в глуши, вдали от высшего света, но при этом в совершенстве освоившая науку обольщения мужчин.

  Неужели она и в самом деле так хороша, что сумеет соблазнить старшего сына ее мужа - принца Стасия. Человека не падкого на женский пол, очень правильного и придерживающегося строгих норм поведения. Она-то сама давно пыталась спровоцировать скандал на почве отношений с приемным сыном, в надежде, что Риолий изгонит принца из королевства, лишив наследства и права на трон. Но принц Стасий, несмотря на юный возраст, был умен и старательно не замечал двусмысленных намеков мачехи.

  В составлении приворотных зелий королева тоже преуспела слабо, и, если бы советник Еугений не остановил ее вовремя, пожалуй, вообще бы ненароком отравила девятнадцатилетнего принца своими снадобьями. Еще и сестра-близнец принцесса Стасия вечно путалась под ногами, вовремя давала брату мудрые советы и помогала избежать неловких моментов. Замуж выдать непослушную девицу тоже никак не удавалось, так как Риолий души в дочери не чаял, и не видел для нее достойной партии в плане брака.

  - Кх-кх, - привлек внимание задумавшейся королевы приест. - Ваше величество, позвольте представить Вам мою приемную дочь леди Агнию Вальмельшер.

  Девушка в цветастом ситцевом платье, с неестественно блестящими черными короткими кудрями и таким же неестественно пунцовым румянцем, сделала почтительный реверанс.

  - Какая безвкусица, - подумала королева, но сладко улыбнулась и милостиво протянула руку для поцелуя.

  - Подойди, дитя, к своей королеве.

  Дитя, выглядевшее ничуть не младше самой королевы, сделала пару шагов и, склонившись, коснулась унизанной перстнями тонкой кисти. Еугений старательно сдерживал улыбку, наблюдая за искусной игрой Агнии. Темный Господин не напрасно ценил эту черноволосую красавицу, она всегда играла превосходно, но в роли очаровательной деревенской простушки Агния вызывала неподдельное умиление.

  - Твой отец сказал, что тебя зовут Агния, не так ли? - продолжила Жардиния.

  - Да, Ваше Величество - скромно потупив взор, пролепетала девушка.

  - Не бойся, дитя, - старец подбодрил слегка растерявшуюся при виде коронованной особы, дочь, - королева Жардиния любит всех своих подданных, не нужно бояться отвечать на ее вопросы.

  Неподражаемая Агния на миг подняла глаза на королеву и снова уставилась в пол, в волнении теребя атласный бант.

  - Хорошо, девочка, можешь идти, мы еще поговорим с тобой позже, - с улыбкой отпустила королева, казалось бы, совсем растерявшуюся девушку.

  Сделав реверанс, Агния быстро покинула беседку, скрывшись за деревьями. Еугений с серьезным видом присел на резную скамью напротив Жардинии, взял со столика чашечку, наполнив ее душистым чаем.

  - Я иначе представляла твою дочь, Еугений. Думала, ты шутишь, что девочка выросла в глуши, - недовольно сказала королева. - Сколько ей лет? Она выглядит совсем юной.