Танцующий бог

Дорога проклятых

Самое лучшее время года на Джафской равнине — начало сезона дождей.

Сначала на небе появляются робкие облачка — первые разведчики приближающегося ненастья. Изнывающие от жары джунгли напрягаются в ожидании. Замолкают птицы, затаивается зверье. Даже деревья, многометровые исполины, чьи корни достигают подземных рек, кажется, с надеждой смотрят в небо.

Постепенно облака собираются в стаи, похожие на овечьи стада, что бродят у подножия горы Артьях. И вот уже сочные, переполненные водой тучи закрывают солнце. Первый ливень — праздник для всего живого. Он не бывает долгим, он успевает лишь смыть пыль с поникших от жары листьев да слегка сбрызнуть рассохшуюся землю. Но за тучами-разведчиками спешит все облачное воинство. Ливни сменяются солнцем, над кронами деревьев играют радуги — пестрые, как шали зажиточных купчих на ярмарке в Джалхе.

После первого дождя джунгли взрываются яркими, словно радуга, цветами. Они везде: на ветвях, на стволах, под ногами. Небесная влага падает на жадную землю и превращается в зеленую поросль молодой травы, в юные клейкие листочки рядом со старыми, побуревшими, продержавшимися на ветвях целый год.

Проходит еще полдюжины дней, и наступает пора для ахиван — первой бури сезона дождей. Но пока ураган не разразился, джунгли Джафской равнины можно принять за небесные сады Усхор. Ожидание ахивана — время любви у всех, кто ходит по земле и летает по небу. Неистовствуют птицы, рассыпаясь в звонких трелях, ночные звери выходят на солнечные поляны, чтобы поиграть со своими подругами.

«Правы поэты — прекрасны долины накануне ахивана, — размышлял Пай, шагая сквозь цветущие джунгли. — Да и дорога, слава Небесным Скрижалям, пока не превратилась в грязную канаву. Все же нужно добраться до монастыря, пока не придет буря. Или не спешить? Найти в джунглях укрытие и переждать дни ненастья, когда ветер ломает старые деревья, а струи дождя хлещут, словно бич надсмотрщика?»

Впрочем, мысли не мешали Проклятому размеренно шагать по лесной дороге. Служители Танцующего Бога выше всех добродетелей ставят терпение и хладнокровие, а самым страшным грехом считают собственную слабость. Поэтому Пай доверился потоку событий, предоставив самой дороге выбирать, где он проведет ближайшую ночь.

И знак не замедлил явиться.

На обочине сидела юная женщина.

— Ой! — всхлипнула молодуха, взглянув на путника, и прикрыла ладонью рот.

Пай усмехнулся. Суеверные люди предпочитают не иметь дела с Проклятыми. Слишком много страшных легенд ходит о Черных жрецах. Да и выглядят служители Небесного Танцора так, что сразу ясно: обычному человеку лучше держаться от них подальше. Стянутые в тугую косу волосы, черный шнур жреца через плечо, ожерелье из человеческих костей. И при этом одежда, как у нищего побродяжки, котомка за плечами да длинный посох — все имущество бездомного жреца. Этого-то суеверные люди боятся больше всего. Не понимают, почему ходит по дорогам и питается подаянием тот, кто имеет право приказывать раджам…

Вот и сейчас Пай почувствовал, что эта женщина у дороги хочет что-то сказать ему, но не может преодолеть страх. К тому же женщина была красива — настолько красива, что ее не портил знак «Грязь» на высоком лбу. Коса ниже пояса, огромные черные глаза, сочные губы… А фигура… Такое тело надо заворачивать в блестящие шелка, а не в бурую мешковину.

Проклятый остановился, опершись на посох. Женщина, увидев это, решилась. Поклонившись в пояс, она забормотала:

— Господин мой Танцующий Пред Алтарем Смерти, Владыка Последнего Часа…

Испугавшись, что нищенка окажется достаточно образованной, чтобы вспомнить все сто восемь эпитетов, положенных при уважительном обращении к Проклятым, Пай прервал ее:

— Говори, женщина! Но сначала ответь: что ты делаешь тут, в джунглях, так далеко от ближайшей деревни?

— Я иду в монастырь Ай-Ваи. Мне… Я… Я хочу помолиться и отдать монахам сына. Говорят, жрецы Танцующего Бога могут изменить предназначение ребенка.

Пай кивнул.

Действительно, предназначение, или Варна, достается каждому ребенку от родителей. Как не может у коровы родиться боевой скакун, так не может в семье крестьянина вырасти ученый книгочтей или отважный воин. Это — Закон. Но Проклятые для того и бродят по свету, чтобы нарушать законы. Проклятыми не рождаются. Ими становятся, дойдя до последней грани отчаяния и решившись отбросить все запреты, управляющие жизнью людей. Кем бы ни были родители того, кто однажды приходит к алтарю Смерти, после посвящения новый Проклятый становится равным жрецам других богов. А во многом даже могущественнее…

— С чего ты взяла, что монахи захотят тебе помочь?

— Я видела сон…

Женщина замялась, помолчала мгновение и вдруг начала говорить быстро-быстро, словно боясь, что Проклятый уйдет, не дослушав ее:

— Я видела прекрасного юношу, одетого, как те, что прислуживают в храмах. На нем была одежда из дорогой ткани и цветочная гирлянда на шее. И еще стальные браслеты на запястьях и чуть ниже плеч — очень широкие, украшенные сложными узорами. Голова у него была выбрита, только на самой макушке — прядь волос, заплетенных в косу… Но я знала во сне, что это мой сын, мой мальчик…

Пай удивленно поднял брови:

— Какого цвета была кайма его накидки?

— Красная.

— А Знак?

— У него не было знака.

— Видела ли ты когда-нибудь Ночных Волков?

— А кто это? — на этот раз удивилась женщина.

Пай не ответил. Покачал головой — или эта нищенка слишком много знает, или ее сон — провидческий. Ночные Волки — одна из тайн храма Ай-Ваи. Вряд ли каждая баба в округе болтает о священных воинах. Днем они притворяются обычными послушниками. Никаких боевых браслетов, белая одежда вместо черной с красным…

— И где же твой сын? — спросил Пай.

Женщина кивнула в сторону кустов. Лишь теперь Пай заметил стоящую там тележку. Подойдя, он заглянул в нее. На куче тряпья спал, свернувшись калачиком, мальчик лет пяти.

— Пай устал, — сказала женщина. — Мы шли с рассвета…

— Пай? Его зовут Пай? — Проклятый поразился совпадению. — Да, видимо, это все же — знак. Но чего ты хочешь от меня, женщина? Чтобы я свидетельствовал за твоего сына перед настоятелем монастыря?

— Нет, — покачала головой молодуха. — Я хочу идти вместе с тобой, Господин мой Танцующий Пред Алтарем Смерти. Я хочу просить помощи в пути. И защиты…

— Защиты — от чего или кого?

— Утром со стороны монастыря прошли торговцы благовониям…

— Да, я встретил их.

— Они сказали, что на дороге засели разбойники.

— Странно… Разбойники — и так близко от Ай-Ваи?

— Может, засуха прогнала их из приграничья?

Пай снова кивнул. Похоже на правду. Что ж, если это знак, то вполне явственный. Дорога не ошибается.

— Хорошо, женщина, идем. Бери свою тележку. Устанешь — помогу везти.

Все-таки женщины — удивительные существа. Проклятый поразился, как быстро его спутница забыла о своем страхе перед Жрецом Смерти. Сначала робко, а потом все больше увлекаясь, она рассказывала о себе. Зовут ее Баолииль — Серебряное Сияние. Он была замужем за мусорщиком из городка Ол, но муж умер, а и его родственники выгнали вдову из хижины. Они с сыном стали скитаться по дорогам, зарабатывая чисткой сточных канав и мытьем полов в домах, где кто-то недавно умер. Хорошо еще, что в каждой деревне есть грязная работа, на которую, боясь навлечь на себя проклятие, не решится даже самый бедный крестьянин. Страх перед проклятием охранял молодую женщину и от мужской похоти.

— Так чего же ты боишься, Баолииль? — усмехнулся Пай. — Вряд ли у тебя есть то, что заинтересует разбойников…

— Не знаю, — задумчиво произнесла женщина. — Но мне страшно. Вообще-то я вовсе не трусиха, но сейчас мне страшно. А я привыкла доверять своим предчувствиям, они не раз меня выручали…

Пай хмыкнул. Если это так, то монастырь получит не бесполезного пока мальчишку, а женщину, способную стать провидицей. И если это так, то следует ждать неприятностей.

«А талант у бедняжки есть», — подумал Пай, когда на дорогу перед ними вышел десяток оборванцев, вооруженных дубинами и кистенями. Лишь у одного из них — крупного мужика в атласных шароварах и когда-то узорной кирасе — на обшарпанной перевязи висел меч. Еще с полдюжины разбойников Проклятый ощутил в кустах — опаснее всего был тот, который зашел сзади. Пай чувствовал острую угрозу, исходящую из-за дерева, мимо которого они только что прошли.

«Арбалетчик? — прикинул путник. — Плохо… Вряд ли у парня крепкие нервы».

Но первым начал не стрелок. Вожак шайки не посчитал одинокого Проклятого достойным противником. Он вообще не обратил на Пая внимания, рассматривая его спутницу.

— О! Какая красавица! — воскликнул мечник. — Вы только посмотрите, парни!

Парни дружно загоготали.

— Пойдешь с нами, женщина, — приказал вожак. — Оставь щенка своему мужику, и пусть катятся оба куда хотят! Я сегодня добрый — женюсь!

Баолииль покорно кивнула:

— Пай, иди к дяде Паю! Прости, Танцующий Пред Алтарем, я обманула тебя. Вот для этого ты был нужен. Ты отведешь малыша в монастырь?

Проклятый осклабился:

— Нет, глупая ты женщина, ты сама отведешь сына к настоятелю. А этот…

Пай прищурился и четко произнес:

— Разве ты, Грязь, не знаешь, что мужчинам твоей Варны запрещено брать в руки меч? Ты навлек на себя проклятие, Грязь.

Вожак дернулся, откинув волосы со лба:

— Смотри! Ты… Гад… Я выжег знак, я сменил Варну, мне плевать на ваши проклятия! Я не хочу всю жизнь чистить ваши отхожие места!

— На твоем лбу по-прежнему написан знак, — презрительно хохотнул Пай. — Ты был Грязью и останешься ею.

Вожак не хотел убивать. Но снести оскорбление, кинутое тощим монахом, он не мог. Иначе он не останется вожаком…

Мечник бросился к Проклятому…

А для того время остановилось. Он видел, как медленно плывет в пространстве мужик в атласных штанах. Как подались вперед остальные разбойники. Краем глаза заметил, что испуганный Пай-маленький схватил камень и прижался спиной к материнским коленям… Почувствовал, как медленно-медленно поднимается за спиной арбалет…

Того, что произошло в следующий миг, никто не увидел. Слишком быстро двигался Проклятый, чтобы обычный человеческий глаз мог что-то различить.

А через мгновение вожак оседал на траву на том месте, где только что стоял Пай. Из шеи разбойника торчал арбалетный болт, на месте правого глаза — кровавая яма. А Проклятый оказался на три шага ближе к остальным бандитам, так чтобы все видели кровь на конце посоха…

— Так Варну не меняют, мужики, — спокойно произнес Пай. — Предназначение — внутри, а не снаружи. Меч никого не сделает воином. Вы поняли?

Оборванцы испуганно попятили от Проклятого. Пай услышал, как трещат в лесу ветки — те разбойники, что были в засаде, бросились прочь…

— Пойдем, Баолииль, пойдем, малыш, нам еще нужно найти место для ночлега! — позвал Проклятый.

Разбойники проводили уходящих недоуменными взглядами. Чуткий слух позволил Паю услышать, как один из банды, когда они скрылись за поворотом дороги, прохрипел:

— Говорил я, что рядом с монастырем не надо шалить! Тут не то, что в других местах. Тут не монахи, а Слуги Смерти… Лучше сматываться отсюда…

До самого заката женщина испуганно молчала, зато осмелевший Пай-маленький приставал к Проклятому:

— Дядя, а ты меня научишь так драться? Дядя, а когда я вырасту, у меня будет такая палка, как у тебя? Дядя, а того толстого дядю кто убил: ты или не ты?

Пай отвечал — не столько для малыша, сколько для его матери:

— Дядя сам убил себя. Он решил, что может изменить свое предназначение, убивая других. Любой закон не абсолютен, но для того, чтобы не подчиниться ему, нужно научиться отдавать, а не брать…

Ночевали они в пещере под корнями дерева. В просторной и сухой нише хватило места и для тележки, и для людей.

Едва успели устроить стоянку, на джунгли навалилась ночь. Уже в темноте женщина сварила кашу из зерен сорэссо и накормила сына. Взрослым достались только сухие лепешки и немного сыра…

Пай-маленький, умаявшись за день, после еды быстро уснул. А Баолииль и Проклятый долго сидели у костерка. Одуряющее пахло цветами, где-то мяукали лесные коты… Джунгли были наполнены шорохами и треском веток. Это зверье, не таясь, праздновало приход небесной воды.

Потом начался дождь — такой тихий и ласковый, что ночные птицы не прекратили своих песен. Спутники забрались в пещеру и устроились на ворохе сухих листьев. Пай заранее знал, что это будет их ночь. Баолииль стосковалась по мужской ласке, а кто он такой, чтобы отказывать женщине?

В Ай-Ваи они были на следующий день к вечеру. Буря словно ждала, когда они смогут укрыться под надежной крышей — когда Баолииль вкатила тележку в ворота, поднялся ветер, а пока они шли по двору, небо заволокло тучами, загрохотал гром, засверкали молнии.

— Ты снова приходишь вместе с грозой, — рассмеялся старик-настоятель, когда Пай вошел в его покои и отряхнул с волос дождевые капли.

— Да, бури меня любят, — кивнул Проклятый.

— Кого ты привел на этот раз?

Пай рассказал о дорожной встрече.

— И что теперь? — спросил старик.

— Сегодня я буду танцевать в храме. Время подходящее…

— Что ты понимаешь во времени? — нахмурился настоятель. — Но на этот раз ты прав.

Пай кивнул.

Ночью он танцевал перед статуей Проклятого бога. Кружился в волнах душистого дыма, сочащегося из курильниц. Скользил между своими тенями и пятнами света, что падали от факелов. Замирал перед статуей, и тогда казалось, что в храме не один, а два танцора. Оба худые, жилистые, напряженные, по смуглой коже, блестящей от пота и ароматных масел, скользят багровые блики…

Но никто не мог увидеть этой схожести. На танец Проклятого в храме смотреть запрещено. Даже воины и монахи, живущие в Ай-Ваи, даже настоятель не смеет войти в зал, пока там кружится Танцор. Можно лишь слышать, как посреди ночи просыпаются подземные барабаны. Ничья рука не касается их, но когда танец набирает силу, они начинают вторить ударам босых пяток в мрамор пола. Рокот нарастает, и вот он уже громче раскатов грома, он заглушает вой ветра, сама земля под храмом начинает гудеть, словно огромный колокол…

Полуоглохший, предельно уставший, Пай вывалился из дверей храма и подставил пылающее лицо под струи дождя.

Здесь, на ступенях, и нашли его монахи. Отнесли в безжизненное тело в келью, растерли жесткой тканью. Стоило Проклятому зашевелиться, его напоили горячим отваром из трав и кореньев. А когда пасмурное небо посерело, в келью пришел настоятель.

— Что теперь? — спросил он после положенных приветствий.

— Через два дня я ухожу, — ответил Пай. — Через два дня ветер стихнет…

— Твоя женщина… Я отправил ее к прорицательницам. Они приняли ее. Говорят, что у нее сильный дар. И что она все спрашивала о тебе…

— Пути Проклятых темны для Видящих, — ответил Пай словами из священной книги.

— Я не об этом, — покачал головой старик. — Она считает тебя своим мужчиной — для того, чтобы понять это, не нужно быть Видящим. Ты знаешь, что прорицательницы вправе выбирать себе в мужья любого, кого пожелают, и прогонять его, когда наскучит…

— Поэтому-то я и ухожу, — ответил Пай. — Сейчас Баолииль считает, что любит меня, и что лучше меня мужчин нет. А она просто еще не видела мужчин…

— А ты?

— А что я? Я — Проклятый, — рассмеялся Пай.

И снова процитировал слова древней книги:

— Путь их — в отказе от возможного, в неповторимости мига и недостижимости цели… Я уже был счастлив с Баолииль…

Когда Пай уходил из монастыря, буря сменилась мелкой моросью. Баолииль смотрела вслед Танцору с монастырской стены. Ее волосы были мокры от дождя, по лицу текли капли то ли воды, то ли слез.

— Идем, девочка, — сказала женщине одна из старших прорицательниц. — Тебя зовет настоятель.

Баолииль покорно кивнула и отерла лицо влажной накидкой.

Они спустились во двор и вошли в храм. Баолииль вздрогнула, увидев статую Танцующего Бога, но нашла в себе силы, чтобы поклониться так, как это положено в храмах.

— Подойди ко мне, — приказал настоятель, незаметно появившийся из одной из боковых дверей. — Дай посмотреть на твое лицо. Да, так я и думал…

Женщина непонимающе взглянула на старика.

— Принесите зеркало, — приказал настоятель.

Старшая прорицательница подала Баолииль пластину полированного металла. Взглянув на свое отражение, женщина ахнула: на лбу не было знака «Грязь». Ни синих черт, ни пятнышка, ни рубца — словно у дикарки с юга, где не знают ни о Варнах, ни о предназначении.

Прошли годы прежде, чем дорога снова привела Пая-Проклятого в монастырь Ай-Ваи. Уже наступили сумерки, когда он приблизился к стенам обители Танцующего бога. Неподалеку от ворот наперерез ему метнулась неясная тень. И вот уже дорогу загораживает Ночной Волк — юноша в черной с красным одежде. Руки мальчишки украшены боевыми браслетами, единственная прядь на бритой голове заплетена в косу.

Поклонившись бродяге, молодой воин вдруг совсем не по уставу ойкнул:

— Дядя Пай? Это вы? Вы узнаете меня?

— Пай-сменивший-Варну, — улыбнулся Проклятый. — Нет, конечно, не узнаю. Как узнать, когда ты так вырос? Ты был ребенком…

— А я вас узнал! — казалось, будь у парня, как у настоящего волка, хвост, он восторженно вилял бы им, поднимая дорожную пыль.

— Как… Баолииль… твоя мама? — спросил Проклятый, с трудом преодолевая неизвестно откуда взявшуюся робость.

— Мама? Мама счастлива. Она теперь старшая прорицательница. Семь лет назад она выбрала в мужья моего наставника Вэльто, и теперь у меня есть брат и две сестренки.

Пай-Проклятый замолчал. Ночной Волк тоже смолк, не смея прерывать размышления Танцующего. В конце концов жрец произнес:

— Ты в дозоре, так? Я знаю, вам дают с собой еду на три дня на случай, если придется кого-то преследовать. Отдай ее мне.

Воин молча кивнул и протянул бродяге небольшой узелок.

— Никому не говори о нашей встрече, — сказал Проклятый. — Только настоятелю, но так, чтобы никто не слышал. Ты понял?

Юноша снова кивнул.

А Проклятый повернулся спиной к монастырю и зашагал по той же дороге, по которой пришел. Через пару мгновений неясный силуэт растаял в навалившейся на джунгли тьме.