Сын Ра, Любящий своего отца, Птолемей IV

Глава 46. Пуля — дура, штык — молодец!

В результате, войско Ганнибала начало колебаться, не желая идти в атаку, чем, собственно, Я и воспользовался, отправив всю первую линию во фронтальную штыковую атаку при массированной поддержке артиллерийского резерва.

Вся первая линия, это, соответственно, двадцать четыре роты лёгкой пехоты и двенадцать рот линейной пехоты. Как уже ранее было упомянуто, в первой линии, таким образом, находилось семь с половиной тысячи пехотинцев и четыре пушки.

Естественно, довершить разгром противника ударом во фланг я отправил шестнадцать рот тяжёлой кавалерии, что, в свою очередь, две с половиной тысячи всадников.

Всего, таким образом, в атаке предполагалось одновременное участие целой половины моего войска — десяти тысяч человек. И нет, не надо считать меня безумцем — я не от своего великого счастья отправил стрелков атаковать гораздо более подготовленного к ближнему бою врага.

Просто так получилось, что к этому моменту практически закончился дымный порох, ведь из-за ошибки хранения пороха на складе, допущенной из-за неправильной оценки климатических условий Иберии, большая его часть, как раз и хранившаяся на складе, за ночь отсырела на влажном тропическом воздухе и стала непригодной к использованию.

В итоге, солдаты имели только тот порох, что хранили всё время при себе, а он, к сожалению, быстро кончился у первой линии, хотя остался у второй.

Собственно, артиллерийский порох тоже подходил к концу, правда, уже из-за ошибок в расчёте необходимого для похода количества артиллерийского пороха.

Так что да, особого выбора не было — к следующей атаке врага, если бы она вообще случилась, армия бы уже лишилась поддержки основной части артиллерии, что, как вы понимаете, даже звучит не очень.

Именно поэтому, в общем-то, и была запущена столь своевременная, но всё ещё безумная по своей сути штыковая атака линейной пехоты, которая уступала врагу количественно и качественно, когда дело шло о ближнем бое.

И, естественно, это было очень рискованно, но… ставка сыграла! Сыграла, потому что моральный дух врага находился буквально на дне и в тот момент он бы побежал даже после атаки едва вооружённой толпы гражданских.

Тем более, что он находился под массированным огнём артиллерии и был лишён значительной части своего офицерского состава, не говоря уже о том, что он изначально был крайне деморализован новостью о бегстве значительной части его кавалерии, традиционно считающейся основным ударным кулаком карфагенской армии.

Так что в тот момент, когда моя первая линия с оглушительным рёвом «За царя!» хлынула на врага в совершенно безумную штыковую атаку, что для него и выглядело буквально как атака каких-нибудь застрельщиков на многократно превосходящие их численно силы, он дрогнул.

Ошеломлённый уверенностью моих бравых пехотинцев, он, разумеется, дрогнул! Буквально спустя десять минут, а именно столько занял разгром столь же деморализованной тяжёлой кавалерии врага, на его левый фланг молниеносно обрушились кирасиры, несущие врагу лишь быструю и жестокую смерть.

Разумеется, враг не выдержал подобного и обратился в повальное бегство, оголяя свои спины и становясь, таким образом, уже лёгкой добычей для моей кавалерии, остальная часть которой подоспела буквально к самому концу сражения.

К тому моменту, конечно же, Ганнибал уже сбежал со своими наиболее верными товарищами, готовясь к возобновлению боевых действий уже в долине реки Бетис, где и располагались его оставшиеся крупные города.

Оставляя мне на растерзание, таким образом, Новый Карфаген, который ему уже не было смысла лично защищать. По крайней мере, не после столь тяжёлого поражения, в результате которого была уничтожена большая часть его полевой армии.

К слову, как и всегда, основные потери врагу я нанёс уже в ходе преследования убегавших.

Так, в первой фазе сражения, когда враг приближался к моим позициям, верные мне войска убили лишь шесть тысяч четырестачеловек, ну или около того.

Во второй же фазе сражения, когда уже мои войска атаковали врага, они убили лишь две тысячи человек. В итоге — восемь тысяч четыреста человек.

Недурно, конечно, но всё же не семьдесят шесть тысяч пехотинцев и тысяча всадников. Тут, правда, к счастью или к несчастью, точно сказать нельзя, хотя я и опираюсь на собственные же списки убитых, в которых представлена информация о найденных и захороненных армейскими могильщиками трупах вражеских солдат.

Как минимум потому, что соответствующей статистики с вражеской стороны нет, ведь у него никого не осталось на поле боя, чтобы сосчитать убитых. И хотя я могу быть уверен в своих источниках, я, в любом случае, полностью уверенным в этом вопросе, при этом, быть не могу.

Правда, в чём я могу быть уверен — фронтальная штыковая атака линейной пехоты на плотный строй копейщиков очень дорого обошлась. Потери с моей стороны во время второй фазы составили две тысячи восемьсот солдат.

Это, кстати, только невозвратные потери во время боя. Что касается раненых и умерших по санитарным причинам уже после боя — три тысячи двести солдат ранеными и четыреста восемьдесят солдат умерших по санитарным причинам.

В сумме же — шесть тысяч четыреста выбывших из строя по результатам боя солдат. Притом, что, как вы помните, врага атаковали десять тысяч солдат. То есть, выбыли по результатам и уже после боя добрых две трети атаковавших. Круто звучит, да?

Ну, а вы что думали — думали, что если просто с уверенностью атаковать, то всё получится и будет чисто счастливый конец для всех и каждого? Нет, ребятки, это так не работает.

Естественно, в главных виновников записали не меня, боявшегося бездействовать, а тех, кто допустил ситуацию, когда большая часть дымного пороха для пехоты отсырела, а артиллерийского пороха меня, чем должно быть.

Тем более, что их так и так необходимо было наказать по всей строгости закона. Трибунал, как говорится, их рассудил и постановил, что каждому по высшей мере наказания.

Ну, а потом Я, естественно, как добрый царь, даровал большей части из наказанных помилование от смертной казни. Какой же я добрый — заставил трибунал выписать каждому из них по смертному приговору, а потом освободил некоторых, бросив их гнить в ссылке на задворках Империи, где-нибудь в шахтах Бактрии. Вот умора, да?

Ну да ладно, пора бы уже и обсудить, что там дальше происходило то. Собственно, а ничего и не происходило на моём фронте — у меня не было пороха для осады Нового Карфагена.

Ну, а приступом взять его я не решился, понимая, что треть моего войска сейчас просто превратилась в мёртвый груз для армии, а лишаться ещё трети при штурме высоких крепостных стен, тоже охраняемых массой копейщиков, что-то не хотелось.

В общем, не экспедиция, а трагедия, мать её за ногу. К счастью, организовать осаду всё же удалось, так как город располагался на полуострове и с юга был «защищён» Средиземным морем.

Ну, а так как никакого флота у карфагенян не было, то мой флот просто занял залив Нового Карфагена, устроив ему морскую блокаду. С севера город защищался лагуной, соединявшейся с морем по небольшому каналу, через который, в свою очередь, был построен западный мост Нового Карфагена.

Западные ворота Нового Карфагена, таким образом, были блокированы отрядом в три тысячисолдат, в то время как Восточные ворота, возле которых происходила битва, и где также располагался основной лагерь моей армии, собственно, основной армией.

Лагуну же, защищавшую город с севера, патрулировала лёгкая кавалерия из основного лагеря, так как к вечеру лагуна мелела и становилась проходимой.

Благодаря последнему обстоятельству, кстати, наёмники и смогли захватить город быстрой и внезапной ночной атакой, во что римляне не верили, так как о таком маленьком факте не знали, в отличие от наёмников, добывших эту информацию на месте.

Ну и да, постояв так с недельку, Новый Карфаген сдался, не понимая вообще смысла в выдерживании осады, когда у него, очевидно, нет никаких шансов защититься от меня, да и нет никакой надобности в этом.

Так как я, разумеется, предложил им весьма льготные условия, которые обычно не ожидаешь от военачальника, разбившего все твои надежды на успешную оборону, особенно, если ты не в курсе о его небольших трудностях. Они же, естественно, их тут же приняли, влившись в мою греческую империю.

По сути же, я присоединил Новый Карфаген на тех условиях, на каких уже существовали все бывшие полисы Эллады. То есть, я распространил на территорию Нового Карфагена фессалийскую правовую систему, даровал городу муниципальный статус и населению полное гражданство, а также все иные преимущества быть полноправной частью Панэллинского союза.

Что я от этого потерял? Ну, ровным счётом ничего, ведь сделать всё перечисленное итак было в моих планах, так или иначе. Так что да, вышло немного неловко.

Впрочем, не то чтобы я был против подобного исхода. Как-никак, теперь я мог направиться на северо-восток, в сторону Гелике, Акра Левке и других крупных греческих и финикийских поселений, оставленных мною ранее без внимания.

Благо, что последние были буквально в шаговой доступности от моего текущего положения. Что касается Ганнибала, то в тот момент я о нём даже и не думал.

Пожалуй, я лишь сожалел, что не смог взять его в плен, потому как прекрасно понимал, что каких-либо шансов на выживание после подобного сражения у него нет.

Теперь, разумеется, он более не имеет какой-либо военной власти над местными племенами, которым Ганнибал и его родственники, будьте уверены, причинили достаточно вреда.

Принимая во внимание это, а также то, что теперь, очевидно, им более чем стоило как-либо ублажить меня, чтобы облегчить любые дальнейшие дипломатические сношения со мной, эти племена имели сразу два отличных мотива прикончить Ганнибала.

Ну, а так как племён подобных десятки и сотни, а его и без того длинный, сложный и опасный маршрут в Кастулон, родину его жены, единственное надёжное убежище для него в Бетике, лежит через их территории, можно предположить, что кто-нибудь из них да преуспеет в этом.

Разумеется, я не желал ему зла. Даже напротив, я желал ему добра, ведь желал воспользоваться его обширными связями с местными племенами, познаниями в хитросплетениях их политики.

Всё это, естественно, очень полезная информация для любого завоевателя, и я, конечно же, тоже не был исключением. Ну, а теперь весь этот бесценный опыт был обречён на жестокую смерть где-нибудь в Бетских горах…