Сын планеты

Владимир Журавлев Сын планеты

Здесь за окном ночь и дождь. Здесь всегда по ночам дождь. И одиночество.

Я стою у окна в помещении, которое я для себя определил как больничную палату — те же стерильность и безличность. Дверь за спиной с шорохом открывается — а может, откатывается в сторону? Я пока ни разу не смог этого разглядеть. Что-то не в порядке со зрением: когда напрягаюсь, изображение плывет и множится.

Его я определил как эквивалент медсестры — здоровый парень с самоуверенной ухмылкой. Такие медсестры горшки не носят. У таких медсестер горшки сами вылетают. Вместе с больными.

— You must to be in bed, — заявляет он на ужасном мировом языке.

У меня с этим языком взаимная ненависть. Чтоб на нем говорить, надо так выдвинуть — или задвинуть? — челюсть, чтоб лицо приняло лошадиное выражение.

Я и сам знаю, что надо в кровать. Эта кровать — она больше для лечения, а не для сна. Но знаю я и другое — чтоб выздороветь, мне обязательно надо двигаться. Видимо, такова моя природа. В памяти сразу встает картина: бесконечная лента шоссе, дрожащий воздух над асфальтом, синие горы вдали, манящий простор степей, двое мальчишек на обочине… Откуда это? Я пока не знаю. Может, постель меня и лечит, но заодно с какой-то целью начисто отшибает память. Я совсем не помню себя.

— Знаешь, — задумчиво отвечаю я «медсестре», — все же дверь в палату не открывается. Она расширяется.

Улыбка здоровяка становится многообещающей. Ну, это мы проходили. Пожалуй, стоит прилечь ненадолго.

— All right, I go уже, — говорю я примиряюще.

Парень разочарованно уходит. Да, дверь определенно не открывается-закрывается, а расширяется-заращивается. Интересно, за окном все еще дождь?

Я снова у окна. Вернее, того, что я определил как окно. Оно не пропускает дождь, но пропускает запахи, звуки и немного ветра.

Кто я? Не помню. Пока не помню. Где я? С этим немного проще. Таких больниц у нас нет. За рубежом, конечно, гораздо лучше, чем у нас, но не настолько же. Отсюда вывод: я и не за рубежом, а дальше. Гораздо дальше. Накатывает тоска одиночества. Ну и что? Я всегда был одинок. Этого я не забыл.

Анико, она тоже одна. Ее мама, видимо, важная шишка здесь, и занята настолько, что не только не может поиграть с девочкой, но и нанять воспитательницу не имеет времени. Я эту даму иногда вижу — высоченное хрупкое существо, диковинной красоты лицо и отсутствующий взгляд.

У Анико неправильное сложение: плечики всегда высоко подняты, шеи оттого совсем не видно (хотя я и не видя скажу, что наверняка цыплячья), и при этом она еще умудряется сутулиться, приволакивать ноги и кривить талию. Очаровательный подросток.

Мне нечем заняться, и я ее всячески заманиваю к себе. Она немного знает мировой, да только я знаю его значительно хуже. Я ей рассказываю сказки. Так как общего языка нет, в основном пользуюсь пантомимой. Анико нравится, она покатывается со смеху. Мне тоже нравится. Я никогда раньше не пробовал показать лягушку.

— You are no skilful, — заявляет она, отсмеявшись. — It's no beauty?

И показывает сама: скользит-струится-летит по палате, поет-звенит-сияет…

— Fine, — вынужден признать я.

И прилагаю все силы, чтоб не выдать свое изумление. Я не артист, но разбираюсь достаточно, чтоб понять: то, что делает она, гораздо выше нашего мирового уровня. Во много-много раз выше. На этом уровне искусство оказывает уже гипнотическое воздействие.

— You are the witch, — серьезно говорю я ей.

Она отчего-то поражена.

Она, в свою очередь, тоже признает, что я много знаю по сравнению с теми, кто был здесь до меня. Ей интересно, кто я такой.

— Воспитатель в детском саду, — бормочу я на родном языке.

То же я могу сказать и на мировом, но как потом объяснить, что далеко не каждый воспитатель владеет мировым языком и пантомимой? И еще кое-чем весьма экзотичным.

А вот чиновники здесь такие же, как у нас! Неистребимое племя. Может, потому, что их пока что никто не пробовал истреблять. Я недавно побывал у одного из них, здесь же, при больнице. При том, что здесь повсюду отличная система оздоровления воздуха, пришлось долго ждать в душном коридоре, когда начальство освободится неизвестно от чего, чтоб соизволить что-нибудь сказать мне. Брезгливо морщась, начальство делало мне выговор за то, что я нарушаю режим лечения, правила общения с персоналом, которые я непонятно откуда должен был знать. В заключение начальство многозначительно намекнуло, что типы, подобные мне, долго бегают по инстанциям, прежде чем получат индивидуальную карту личности. Я ушел на середине его монолога. Лучше б он объяснил, куда я попал.

Была у меня еще одна встреча с местными властями. Этот, скорее всего, представлял нечто аналогичное нашим правоохранительным органам. Безликий мужчина тщетно пытался выяснить, как я попал туда, куда я попал. Он единственный здесь владел моим родным языком.

— Повторим ваш маршрут снова, — терпеливо говорил он. — Итак, вы ехали. Куда?

Ну как ему объяснить, что: не было у меня на родине работы, а что была, та не могла прокормить; и было отчаяние, безнадежность и потеря всего, что связывало меня с реальным миром; хотя многие на моем месте жили спокойно, ожидая перемен; и сел я тогда в поезд и поехал неизвестно куда, по принципу «хуже не будет»?

— Видите ли, — осторожно намекаю я. — Важно не то, куда я ехал, а откуда. И от чего.

Он не понимает. Он уже знает, откуда я ехал. Тогда говорю все, как было.

— Так вы бродяга, — делает он дикий, но абсолютно логичный вывод.

И мы беседуем дальше. Итак, что было дальше? А дальше — поезд горел. Крушение? Нападение сепаратистов? Откуда мне, вылетевшему через стекло, разбившемуся о землю, окровавленному, полуживому, это знать? Но чиновник мне не верит. Ведь я же там был? Был — и не знаю?

— Затем вы напали на нашего наблюдателя, — напоминает чиновник.

Да, это я помню. Такая сытая широкая рожа, и охрана вокруг. Я еле до него добрался. И опять же, как объяснить, зачем я рвался к нему, зачем нанес удар? Какими словами передать мою ненависть к миру сытых господ, уничтоживших мою жизнь и построивших на ее обломках свою жирующую элиту? Но чиновника на этот раз не интересует «почему». Его очень беспокоит «как». Он напоминает, что я прошел охрану. Хорошую, надо полагать, охрану, раз беспокоится. И ударил главного. В горло. И упал с ним в красный туман.

Чиновник волнуется. Его очень интересует, откуда я узнал о наблюдателе. И как прошел. Главное — как прошел. Ведь я — лишь воспитатель в детском саду? Не коммандос, нет? Не оперативная группа войск? Конечно, нет. Тогда как? Полуживой, изломанный?

— У нас такая странная жизнь! — сказал я ему вдохновенно. — Воспитатель детсада, бывает, должен иметь подготовку получше всякого коммандос. Когда с родителями детей общаешься, например…

Расстался он со мной глубоко усомнившимся в знании моего родного языка. Как мог, я рассказал ему о житье-бытье детсадовского воспитателя, разве что чуточку приукрасил, но ведь это принято в устном творчестве? Теперь он, кажется, считает, что детсад — это филиал школы диверсантов, некий полигон по выживанию.

Представитель правоохранительных органов тоже, естественно, не соизволил объяснить, где это я очутился, где двери заращиваются, девочки гипнотизируют танцами, а кровати лечат и калечат.

— Я вам не информационный центр! — ответил он настолько по-нашему, что мне показалось, будто он деньги отказывается поменять на нашем базарчике.

Объяснила ли Анико, куда я угодил? Конечно же, нет. Я спросил ее, она раскинула руки, поплыла над землей-запела-заискрилась:

— Родина моя, Астора, звездочка зеленоглазая во мгле ночей, в заре рассветов; заря лесов, заря морей, как пенье ветерка над белыми песками, прибой бурунный, южные моря — и песни моря; Астора — родина моя, мой смех и горе…

Затем остановилась, опустила руки и вздохнула:

— Но это не Астора. Это Граница. Место, где живут подобные тебе и даже хуже.

Я и сам видел теперь, что это не Астора. Странно, но я ее понял. Граница. Уже не Земля. Но духом, бесчеловечностью своей и равнодушием — все как у нас. И Граница сразу перестала меня интересовать. Подумаешь, зарубежье. Только очень, очень дальнее. Ну и что? Мне ж за билет не платить.

А вот Астора меня заинтересовала чрезвычайно. Это, похоже, нечто вроде рая. Если, конечно, можно в таких вопросах верить одинокой, страдающей в чужой обстановке девочке.

Что-то все же оборвалось во мне, когда я вылетел из горящего поезда и разбился о землю. То ли благоразумие. То ли малодушие. Или это одно и то же? Когда я в очередной раз попал к чиновникам, прошел через вереницу мелких унижений, я вдруг сказал себе:

— А зачем терпеть-то?

И от души врезал ближайшему из них. Внес посильный вклад в истребление их пиявочного племени. Теперь не рискую спать в чудо-кровати, только под ней. Неизвестно, что теперь они во мне залечат. А в чиновном коридоре, я заметил, объявился пост вооруженной охраны. У чиновного племени обнаружился превосходный инстинкт самосохранения, что неудивительно. Прощай, индивидуальная карта личности, а с ней возможность устроиться на работу, найти жилье и прочее. Ну и не страшно. На родине у меня была аналогичная ситуация, и что? И ничего. Живу.

Рассказал об инциденте Анико. Она глянула своими непонятными черными глазищами:

— Почему бы тебе не отбросить гордость?

Я усмехнулся:

— Гордость — это все, что я имею. Больше ничего у меня нет. Ну и как от нее отказаться?

Боюсь, усмешка получилась горькой. Анико — чуткое существо, под чужим горем сразу съежилась и замолкла. Пришлось зазвать ее играть в догоняшки. Она еле согласилась.

— Будем играть на Холме Прощаний, — предупредила она. — И я покажу тебе Астору.

В догоняшки на холме? Почему бы и нет?

Граница — бесконечный город. В нем добротный, быстрый и полупустой общественный транспорт. Я им не пользуюсь, потому что там надо платить через индивидуальную карту. Вот оттого транспорт и ходит полупустым.

Наверно, город занимает целую планету, только без индивидуальной карты не узнаешь. Но Холм Прощаний — он рядом, можно дойти пешком. Просто большой холм, группа скал на плоской вершине. И широкая тропа от вершины к подножию. Внизу тропа утонула в разливе садов, за которыми угадывалось теплое море. И никаких небоскребов и скоростных шоссе. Рай.

— Астора! — благоговейно пошептала девочка.

Прекрасная Астора? Просто название дачного поселка? Как легко быть раем для невзыскательной девочки!

Мы играли в догоняшки. Чрезвычайно трудное занятие, если учесть, что я мог догнать ее в три шага, а она могла из-за этого смертельно обидеться.

— К тропе не бегай! — предупредила Анико серьезно. — Путь на Астору заколдован. Барьер жжется, и будет больно.

Значит, заколдован. Хорошо, не будем туда бегать. Десять лет — чудный возраст, полный детских фантазий и взрослого скептицизма.

И тут небо над садами вспыхнуло изумрудным огнем.

Доктор Бэра ничего не делал. Он отдыхал. Как любой арт, он, конечно же, нуждался в длительном отдыхе буквально ежедневно — и отдыхал с наслаждением. Сейчас он сидел в оконном проеме, болтал босыми ногами и глазел на людную улицу, преимущественно на девушек.

Неуверенно заморгал экран связи. Серое лицо командира пограничной стражи Асторы было напряженным. Он всегда терялся, когда разговаривал с коренным асторянином.

— Командир пограничников Асторы Санго Риот, — зачем-то представился он.

— А почему ко мне? — с любопытством спросил доктор Бэра.

Командир пограничников, видимо, ожидал какую-то другую реакцию. Босоногий юноша, сидевший на подоконнике, все же был членом Совета Управления Асторы. Так где же его официальность? Или хотя бы серьезность?

— В Совете Управления вы один из тех, кто наблюдает за обороной, — угрюмо пояснил Санго Риот. — Мой вопрос касается сферы ваших интересов.

— Вы — Санго Риот? — вспомнил вдруг юный доктор. — Командир пограничников, да?

Гигант недоуменно кивнул.

— В вашем распоряжении находятся десять орбитальных заградотрядов! — обвинил доктор. — Кажется, еще корпус перехвата вторжений? Еще служба разведки, никто не знает из скольких бойцов? Еще курсанты разведцентра? Еще все ресурсы Границы, которые по материальным показателям давно превосходят аналогичные у Асторы? Еще что? Служба контрразведки, корпус внепланетных наблюдателей? Так существует ли что-то, чего не можете вы все, но могу я один?

— Да, — твердо заявил командир пограничников.

— О! Говорите.

— Холм Прощаний! — выдал Санго Риот и в затруднении надолго замолк.

— Ну-ну? — поощрил доктор Бэра дружелюбно.

— Как известно, это — самый прозрачный узел связи миров. И он самый незащищенный! По статусу это просто холм в пригороде Границы! На нем играют в догоняшки! Хотя стоит врагу шагнуть на него, следующий шаг будет уже в Астору. В самое ее сердце, к побережью Южных морей. Поэтому — разрешите усилить его охрану.

— Всего лишь! — развеселился доктор Бэра. — Разрешить, и только! А завтра, к примеру, прекрасная Ронна-сан отправится на полевые исследования в вашу Границу, поднимется по знакомой с детства тропинке, и что? И уткнется в вашу тупую, да еще и вооруженную, да еще и неподкупную охрану? Или в минные поля? Мы, асторяне, не в тюрьме. Мы желаем жить свободно. Поэтому не раз-ре-ша-ю!!! Считаете нужным охранять — забавляйтесь сколько душе угодно, но чтоб статус Холма Прощаний остался таким же, каким он был последние пять тысяч лет.

— Но Холм нужен мне для работы! — возмутился Санго Риот, забыв про почтительность. — Я должен поддерживать связь с разведчиками в иных мирах? Как соблюдать режим секретности, если во время сеанса связи какая-то компания торчит за спиной и комментирует все мои распоряжения?!

— Пользуйтесь особым, жутко секретным разведывательным языком или отгородитесь ширмой! — посоветовал доктор Бэра и отключился.

Санго Риот только и мог, что злобно глянуть в потухший экран. Он находился на Холме Прощаний, в замаскированном под группу скал секторе разведцентра по другую сторону забора типа «мираж» играла странная пара. Мужчина в потрепанной одежде, не асторянин и даже не пограничник, и девочка-подросток, очаровательно-неуклюжая асторянская красавица. Ее Санго Риот знал. Дочь Роны-сан, врача-инспектора Асторы на Границе. Большое начальство для любого пограничника. Любой асторянин— большое начальство. Профессионального пограничника Санго Риота играющие у забора сверхсекретного центра раздражали до багрового тумана в глазах. Мало ли чего там приказал — или запретил — доктор Бэра! Догоняшки на пограничной полосе — кощунство! Вот превратить бы здесь все в неприступную крепость … Хотя есть нерушимый барьер Асторы. Загадочная система самозащиты сверхцивилизации, действующая по загадочным принципам. Вот он, никуда не делся, дрожит струями теплого воздуха. Последние годы Санго Риот по-всякому пытался преодолеть его — в целях контроля надежности! — но не преуспел. Соответственно и сама Астора оставалась для него непознанной. Охрана того, никто не знает чего.

И Санго Риот решил: приказ о статусе положено выполнять, конечно, но защита границы прежде всего. Холм Прощаний — слишком важное место в сплетении миров, чтобы на нем гулял кто ни попадя. Или играл там в догоняшки!!!

Приближался миг заката — фантастический, безумный праздник всех красок неба, но, увы, длящийся лишь мгновения. Доктор Бэра схватился за инструменты художника. Повторимыми средствами передать неповторимость красоты — это ли не увлекательно?! Видел бы Санго Риот … Он и так уже начинает подвергать сомнению авторитет работодателей. И их разумность. Пускай. У каждого своя задача. У Санго Риота относительно простая: махать кулаками, стрелять, защищать границу Асторы от себе подобных. А у доктора Бэры задачи сложные: как, например, избежать неизбежной ситуации, когда вооруженная защита начинает помыкать безоружными защищаемыми. Ясно ведь, что не послушается Санго Риот, наложит свою могучую серую руку — с бластером — на Холм Прощаний, из лучших побуждений наплевав на свободы асторян. Правда, данная ситуация не опасна: что делать, асторяне знали еще пять тысяч лет назад.

Поэтому доктор Бэра мог азартно запечатлевать неповторимый закат Асторы, сравнимый по красоте разве что с неповторимым рассветом Асторы, выкинув из головы и Санго Риота, и варвара, играющего с Анико-сан на Холме Прощаний в догоняшки

— Today is, perhaps, the last day for us, — предупредил я Анико на языке, который, я надеялся, походил на мировой.

— Why? — искренне изумилась она.

Ну как при моих скудных возможностях объяснить существу чужой культуры подозрительность больничной службы, провожающей нас с Анико похабными взглядами; их тупое недоумение — и возмущение! — нашей странной разновозрастной дружбой; их рвение угодить асторянской благодетельнице, начальнице больничного комплекса и каким-то боком матери Анико? Сначала они взялись за меня по поводу избиения чиновного племени. Взялись — и отпустили. Что сделаешь с человеком, у которого ничего нет? Ну, отберешь свободу. Я вычеркнул из своей жизни тюремную неделю, записал опыт познания жизни в Границе. Тогда они заперли меня в палате для усиленного лечения, заключавшегося преимущественно в отсутствии еды. Ослабевший от голода человек не способен на агрессию по чисто техническим причинам, вот на что был расчет. Лечение продолжалось до момента, когда санитар неосторожно вошел в палату один, посчитав меня достаточно ослабевшим. Вышел один я, а он остался вспоминать свое былое надо мной превосходство. Это при условии, что без сознания что-то вспоминается.

И вот я, голодный и свободный, иду с Анико к Холму Прощаний, и мне становится понятным его название.

— Откуда ты знаешь, что я колдунья? — в упор спрашивает Анико. — Скажи, и я обещаю, что познакомлю тебя с мамой. Все стремятся с ней познакомиться, потому что это очень почетно. Ведь она — арт.

— Арт — это богиня? — бормочу я равнодушно. — И что? Я безбожник.

— Я точно познакомлю тебя с мамой! — решает пораженная Анико.

Я не говорю ей, что мама наверняка уже знает про меня все. Даже то, чего не было. Особенно то, чего не было.

Она встретила нас на Холме Прощаний, одна, без охраны и сопровождения, напряженно-звонкая и горящая гневом. Анико, чуткий тюльпан, сразу сникла.

— Не бойся, — сказал я ей. — Никого не бойся. Я всегда с тобой. Даже если меня нет рядом.

— Барьер Асторы нерушим, — обреченно пробормотала девочка. — Он не пускает чужих. А меня теперь не пустят сюда.

Мама сказала-пропела-проворковала дочери что-то иронично-насмешливое, взяла за руку, и они отправились по тропинке вниз. Верно: со мной разберется и больничная обслуга.

Я заступил ей дорогу. Взгляды скрестились. Мои глаза сказали ей очень, очень много неприятного. А чтоб было понятней, я добавил на родном языке:

— Ну ты и дрянь. Посмеешь обидеть Анико, я твою Астору переверну.

— Анико-сан, — тихо поправила девочка, и они отправились через барьер в свой мир. Запросто, без звездолетов и кабин нуль-переходов, просто по тропинке на ту сторону холма. Что это другой мир, я не сомневался после того, как увидел пляску цветов в закатном небе Асторы. На Границе такого не было и быть не могло. Зачем Границе бесплатная красота?

А женщина вернулась. Одна.

— Ронна-сан, — представилась она сумрачно.

— То есть Ронька, — брякнул я.

Она насторожилась на интонацию, но ничего не последовало, И она легким жестом показала: проходите, будьте, мол, гостем. Очень мило, если учесть, что тропа заколдована и барьер жжется. А плевать! Я пошел вперед и услышал тихое ах, когда нерушимый барьер Асторы пощекотал мне лицо теплым ветром. Пожалуй, техника Асторы лучше хозяев разбиралась, кто здесь свой и кто чужой.

— Куда и зачем мы идем? — спросил я хозяйку мира из принципа на родном языке.

Она внезапно ответила так же:

— Будьте моим гостем, воин.

И добавила виновато:

— Я не дрянь. Я просто очень, очень занята. Я же арт. Спасибо, что развлекли мою красавицу и дали ей радость первой победы. Она хочет, чтоб вы и дальше сопровождали ее по жизненному пути. И я хочу.

— Я не способен быть нянькой в богатой семье, — честно сказал я.

— Я не богатая, я арт, — легко возразила она. — Это … несколько иное. И вы гость, а не нянька. Это тоже … несколько иное.

Она по-прежнему говорила на моем родном языке, и это меня убедило.

Внизу нас ждала Анико. Я взял ее хрупкую, чуткую ладошку, и Астора приняла нас в ночную тишину своих садов.

Астора благословенна, как сон, чудесный и прекрасный. Право, я провел там свои самые лучшие — в смысле беззаботности — дни. Но ничто не вечно, и это правильно. Не вечно, ибо развивается и меняется, то есть попросту живет. Ну вот и наши отношения с Роной-сан развивались… И теперь я стою перед патрульными Границы, а те самодовольно улыбаются. Еще бы — они же сумели меня найти! Им даже кажется, что поймали.

— Follow me! — небрежно приказал старший.

Значит, следовать за ним добровольно? Ну, вообще-то контакты с силами правопорядка подобны движению поезда: если встал на рельсы, то в сторону уже не свернешь. Только вперед или назад, что, в сущности, равнозначно — все равно же останешься на рельсах? Вперед — это на допрос. Оттуда — на тюремный рыбозавод, без всякого суда. На какой суд может рассчитывать существо без идентификационной карты? У таких и срока наказания не бывает, потому как суд не положен. Если ловят, то навсегда.

Но есть и движение назад. Вот у патрульных дубинки-шокеры, вот шнуры-самозатяжки. Это и есть назад. А потом на допрос, то есть все равно вперед. Это при условии, что после дубинок останешься жив, что вовсе не гарантируется.

Можно, конечно, рискнуть и свернуть с рельсов. Это крушение. Это драка с патрулем, в результате обвальная охота на преступника по всей Границе. Граница очень велика, но все же не настолько, чтоб в ней спрятаться. Так что сопротивление … бесперспективно.

Вот так и рождается рабство!

Они были здоровенными ребятами, так что отвесил я им что было сил. Прошлый раз пожалел одного, а он встал и достал меня шокером. То-то ощущения были!

Старший хрипел в шнуре-самозатяжке.

— Бери переговорник, — ласково сказал я. — Вызывай начальство. Пусть оно разберется, виноват ли я в чем.

Был крохотный шанс, что начальство окажется хоть сколько-нибудь человечным. Прошлые разы, впрочем, не везло.

— Дурак! — прохрипел старший. — Какое начальство?! За нападение на патруль … подохнешь в камере! Лично забью!

А ведь и забьет. Такая перспектива меня не обрадовала, и шнур-удавка затянулся на невесть сколько делений сразу.

— Бери переговорник! — посоветовал я младшему патрульному. — Вызывай начальство. Зови босса, понятно? Того, кто решает, а не старшего смены, такого же долдона, как и ты!

Он решил, что я беру заложника, и что-то бешено забормотал в прибор. Мда. Вот теперь здесь скоро окажется антитеррористическая группа. Со штатными снайперами. Ну и зачем мне этого дожидаться? Так что я ушел. Прощай, несытая моя жизнь на Границе. Не жалко. Не много-то я и потерял: грязную работу за кормежку да ночевки под крышей в подсобке магазина на коробках из-под печенья.

Конечно, с идентификационной картой все обстояло бы по-другому. Да только ее выслужить требовалось, а у меня после крушения жизни что-то поломалось внутри — и не могу я больше кланяться. И терпеть чиновное племя не могу тоже. Совсем больной, по любым меркам. Зато на душе легко и светло, как никогда в жизни, и ночевки в подсобке кажутся вполне приемлемой платой за свободу.

А пока требовалось укрыться и хорошенько подумать, как — и где — жить мне дальше. Ну, у меня имелось идеальное укрытие. Прекрасная Астора. Барьер по-прежнему меня признавал. Да только не ждет меня больше Рона-сан, потому что отношения наши развивались и доразвивались …Мда. А вот с Анико все в порядке. Да только она как-то быстро выросла. А потом огляделась вокруг в поисках идеала-рыцаря-на-белом-коне, как это и бывает в определенном возрасте. А вместо него уставилась на меня, ведь я же и болтался все время около нее. Представляю, какой у меня был видок — с позиции сравнивания с гипотетическим героем-на-белом … В общем, не до меня ей сейчас, она сейчас в поисках объекта воздыхания. А мой затертый вид эти самые объекты стопроцентно отпугивает. Ну, хотя бы пойду покупаюсь в море. А подумаю на пляже. Пляжи-то на Асторе бесплатные. Да у них и все бесплатное. Только не дают.

Трава на Холме Прощаний пожухла. Осень. Снова осень. Снова серое небо, бесконечные дожди и угрюмые потоки людей по мокрым улицам. Но даже это мне сейчас не светит, после сегодняшнего. Тоже не жалко.

Нерушимый барьер приветствовал меня упругой стеной теплого ветра. Прекрасная Астора, здравствуй.

Ну… сколько ни купайся, а кушать захочется все равно. А на Асторе не подают. Естественно, пришлось возвращаться в Границу. Естественно, там меня ждали. Одинокий серокожий гигант в будничном комбинезоне пограничников. И в красных глазах его мне почудились отблески человечности. Дело в том, что я знал его. Да и кто его не знал?! Командир отряда коммандос с Гоэмы, извечного врага Асторы, добровольно перешедший на сторону последней. Ныне — начальник всей службы безопасности Границы, могучая рука, поддерживающая надежный шит над хрупкой прекрасной Асторой. Человек из легенд, чьи изображения заполонили всю Границу. По слухам, вполне такая справедливая и честная легенда. Я даже на вгновение поверил, что удача улыбнулась и мне. Вот приехал великий Санго Риот, он нас и рассудит …

— Так это ты и есть знаменитый землянин, любитель асторянских девочек? — усмехаясь, спросил небрежно гигант.

И надежды мои на справедливый суд рухнули в грязь. Оттого-то я, наверно, и взбеленился.

— Так это ты и есть знаменитый предатель, поменявший службу родине на сладкий кусок асторянской подачки?

Ну вот и познакомились. Позже, в госпитале, возвращая своему носу привычную форму, гигант проворчал:

— Не называй меня предателем, хоть я и есть он. Астора — наша праматерь, — и ваша тоже, психопат! — и служить ей есть великая честь и святой долг сердца!

Я не ответил ему, отчасти потому, что тоже приводил в порядок свое лицо. Интересно, почему, когда мужчины спорят, они всегда норовят заехать в нос, хотя тактически грамотнее пнуть по коленке?

Удача все же улыбнулась мне. Санго Риот оказался, несмотря на все занимаемые посты, хорошим человеком. Как бы дико это ни звучало по отношению к высококвалифицированному убийце. Мордобой он воспринял единственно правильным образом — как начало дружбы.

— Про вас с Анико столько наговорили, — буркнул он в виде оправдания.

Что я мог ему ответить? Что все наговоренное, скорее всего, правда, и даже не вся правда?

— Не твое дело.

И он с этим согласился.

— Санго Риот, можешь называть меня так! — торжественно представился он. — Как называть тебя, воин?

Я только пожал плечами. Мое прежнее имя погибло в чаду того поезда, что горел когда-то, в иное время, в ином мире. Тот тихоня и неудачник, он умер, и нынешний безжалостный и агрессивный я на него совсем не похож.

— Я буду звать тебя Иван, — решил Санго Риот. — Ведь это самое распространенное имя твоей родины?

Это было вовсе не так, но какая разница?

— Странный ты человек, Иван, — заметил покровительственно Санго Риот. — Ты можешь проходить через барьер Асторы. Ты — и асторяне. И больше никто. Служба безопасности Границы должна знать, как ты проходишь защитный барьер. Это часть ее обязанностей. Тебя просто вежливо спрашивают, не бьют, не мучают — а ты все чем-то недоволен.

— Просто спрашивают, — согласился я. — Сначала в патрульной машине. Потом в участке. Потом у дежурного по мегаполису. Еще в тюрьме. Еще представители разведки. Задерживают якобы для выяснения личности, хотя прекрасно знают, кто я такой — иначе бы не задерживали именно меня. Наказывают за отсутствие документов, хотя сами же их не выдали. Не дают спать, есть и пить, чтоб охотнее отвечал. И все это только за то, что я иногда ухожу из Границы послушать прибой южных морей или встретить рассвет Асторы. Причем асторяне не возражают, а даже наоборот. Конечно, у вас не пытки, у вас гуманизм.

Санго Риот очевидно принадлежал к серокожим аборигенам Гоэмы, самой ближней и самой воинственной планеты — или места? Гневом он запылал мгновенно — такова самая характерная примета этой расы.

— Спишь на складе! — загрохотал гигант. — Ешь объедки! Но какого гордого корчишь, да? В тюрьме ему плохо, да?!

— Гордость — это все, что у меня осталось, — как заклинание, сказал я и взял в руки что потяжелее.

Санго Риот яростно подышал, посверкал багровыми глазами — и так же мгновенно успокоился. Этого следовало ожидать. У мгновенной вспыльчивости обязательно должен существовать противовес — иначе раса самоуничтожается.

— Как ты проходишь на Астору? — резко спросил он. — Рассказывай, и закончим это дело. Из любой ерунды создавать проблемы …

Я поразмышлял. Рассвет Асторы горел передо мной как наяву, многоцветная радуга дрожала в прозрачных водах заповедного озера, и крутилась в стремительном танце хрупкая танцовщица… Теплый аромат аллеи розовых пальм накатил, и зазвучал голос Анико:

— Я хочу, чтоб во взрослую жизнь отнес меня на руках именно ты …

И ее хрупкие руки невесомо опускаются мне на плечи …

… Бирюза моря и блеск пляжей Белых песков — прямо в глаза; взлетает в небо ловкая прыгунья, дрожит волна под подушкой силового батута, точеная фигурка пронзает прозрачную толщу воды, и вот уже смеющимися огромными глазищами сияет мне девочка-асторянка, хрупкий цветок горных степей … Вот потому и пропускает меня нерушимый барьер Асторы — но как это рассказать?!

— Спроси лучше у Роны-сан, — бормочу я. — Или у доктора Бэры.

— Да они мне не говорят! — вырывается у Санго Риота.

Мда. Как же это он попал на такой высокий пост? И для чего его туда пропихнули, тоже интересно …

— Пойдем! — решаю я. — Покажу, как это делается.

Мы не спеша бредем к Холму Прощаний.

— Нерушимый барьер Асторы, — размышляю я вслух, — что-то же из себя представляет? Что он есть такое? Несомненно это очень сложная система. Может, она учитывает пульс, тонус, состав крови, биотоки, походку, символику движений и поз, наверняка мысли … Должны быть тысячи тысяч позиций учета. У очень сложной системы простые понятия должны сливаться в нераздельные более крупные блоки, а те в нечто единое и цельное. Назовем это симпатией. Барьер пропускает тех, кто ему симпатичен. Но барьер — не человек, и потому он не подвержен субъективному ослеплению одним качеством. И потому он никогда не ошибается. Барьер объективен.

— Так просто? — не верит Санго Риот.

— Так сложно, — поправляю я.

Поток теплого воздуха ударяет в лицо. Здравствуй, прекрасная Астора.

Идущий следом Санго Риот шипит:

— Бесполезно! Он не пропускал меня раньше!

— Может, он учитывает также, с кем ты пришел? — предполагаю я. — Может, это последняя из миллиона позиций, которой недоставало для положительного заключения?

Гигант рычит от боли.

— Тропа заколдована, — назидательно говорю я. — А ты терпи. Вдруг барьер еще должен оценить твое мужество? Но, может, и нет …

И он честно терпит. И идет вперед. А снизу, от подножия холма, на нас пораженно смотрит хозяйка этого мира Рона-сан. Я догадываюсь, что она только что встретила мужчину, которым будет пленена. И я желаю им счастья, как бы по-разному ни понимали его эти два человека. А сам иду обратно. У меня появилась идея, где раздобыть еды.

Ночь. Аллеи светящихся деревьев мерцают розовым светом, отчего серое лицо Санго Риота кажется диковато черным.

— Давно хотела у вас спросить, — говорит Рона-сан. — Тот человек… вы звали его Иван … что с ним?

Санго Риот лишь пожимает огромными плечами.

— Не знаете? — недоумевает Рона-сан. — Но… это ведь он же провел вас через барьер Асторы? Кто прошел через барьер, считается гражданином Асторы. Вы гражданин Асторы благодаря Ивану, и вы никак не позаботились о его судьбе?

— Он был и вашим гостем! — возмущается Санго Риот. — И он был другом вашей дочери! Вы могли сделать для него гораздо больше!

— Что я могла? — тихо возражает женщина. — Предложить кров? Я предлагала. Он отказался. Сказал, что не нахлебник, и ушел. И я хочу знать, куда.

— Отказался, значит, придурок … А при чем тут нахлебник?

— Вы, конечно, гражданин Асторы, но про жизнь здесь ничего не знаете, — по возможности мягко замечает Рона-сан. — Вся сложность в Доме. У каждого асторянина есть Дом. Это очевидно. Но … больше Домов нет. На Асторе нет того, что на Границе называют гостиницами, ресторанами, магазинами … Иван жил у нас. Таков выбор: или вы чей-то гость, или ночуете под кустом. Последнее крайне неудобно, несмотря на исключительно добрый климат Асторы. Скажите, почему он отказался?

— Но хотя бы транспорт у вас есть? — озабоченно спросил Санго Риот. — Мы весьма далеко от Холма Прощаний, и уже ночь.

— Есть, — виновато ответила Рона-сан. — Дома. Они у нас всё.

— Но не у всех, — поморщился пограничник. — Ладно, вернусь как-нибудь. Про Ивана же знаю следующее: он вернулся в Границу, сразу же записался в корпус внепланетных наблюдений. Служил. Недавно — по приказу Асторы, кстати! — корпус был направлен в район Первой и Второй Желтых планет, это где-то на периферии… На подлете транспорт наблюдателей местными военными был случайно обнаружен и сожжен. Хоронить нечего, почести не положены. Точка.

— Корпус наблюдений? — растерянно повторила Рона-сан. — Служил? Зачем?!

— Чтобы поесть? — предположил Санго Риот. — У нас в Границе порядки простые, кто не работает, запросто подохнет с голоду. А в корпусе его хотя бы кормили.

— От вашей помощи он отказался тоже? — спросила Рона-сан.

— Он не просил ничего, зачем тогда мне с чем-то навязываться?

— Понятно…

— Он был странным и не понимал реальной жизни, — заявил Санго Риот. — Но иногда говорил очень метко, видимо, случайно … Как-то он случайно удивился, что меня пустили на столь высокий пост. И я задумался. И сейчас задаю этот вопрос вам. Как? Я ведь не политик. Не дипломат. Не экономист. Я просто хороший воин, даже не полководец. Как?

Санго Риот впервые требовательно смотрел на существо высшего порядка.

— Сейчас нам нужны именно воины, — пробормотала Рона-сан. — Это связано с Желтыми планетами.

Санго Риот церемонно опустился на колено:

— Приказывайте, моя госпожа.

— Пройдемте ко мне, — улыбнулась она. — Доктор Бэра нас ждет. Рабочих офисов, как вы догадываетесь, у нас тоже нет, есть Дома. Я предлагаю вам быть моим гостем. Мой Дом сейчас на побережье, это близко, вы не устанете.

У берега моря они остановились. Вечный прибой пел вечные песни, и каждый их понимал по-своему. Рона-сан услышала в его шуме грусть одинокой асторянской девочки и вздохнула.

Он сух и жарок, мой новый мир. Жгучие камни, бешеное солнце, ветер-суховей. И как здесь люди живут? Как растения. Ночью, у воды. Конечно, это не Астора. Это даже и не Граница, хотя попал я сюда одинаково: дым, огонь, удар, боль — провал. Вот больницы не было, зажило и так. Зато не было и проблем с памятью, что хорошо, также и проблем с документами. В смысле, без документов-то проблем хватало … В этом мире жизнь была устроена просто: если не знаешь языка, не имеешь документов и денег, то ты однозначно раб. Вот тебе миска поганой еды и много работы. Сбежищь — хозяева обидятся и убьют. Я не сбегал. Нужно было оглядеться, подучить язык. В корпусе наблюдателей почему-то не предполагалось хорошего знания языка страны наблюдения. Да там вообще ничего не предполагалось… Ну, пока я оглядывался, меня сдали в армию вместо хозяйского сына и под его именем и данными. Так что теперь я какой-то там Саат Боат, двадцати лет от роду, житель Второй Желтой, абориген долин. И ерунда, что белый и вдвое старше записанного. Никого вокруг это не смущало, с чего бы беспокоиться мне?

И вот ведь странность какая: в рабстве жить оказалось в каком-то смысле проще и … получается, что свободней. Свободней, чем в Границе. И уж тем более свободней, чем на моей несчастной далекой родине. Может, это потому, что здесь распоследний раб может ходить везде, не опасаясь, что его унизят или оскорбят. За своего раба хозяева готовы драться — и дерутся — насмерть со всем миром. И хозяйки тоже. И все их дети, способные держать оружие. Хотя в общем это мирный, незлобливый народ. Ну, если их не трогать …

Я — наблюдатель Границы. Я обязан собрать сведения о наблюдаемой зоне, составить рапорт по заданному вопроснику и отправить по инстанции. Выживание и эвакуация сообразны обстоятельствам — то есть случаются далеко не всегда. Гражданство Границы — очень дорогой кусок добычи, ценой ему жизнь.

Рапорт составить несложно. Войска Второй Желтой усиленно готовятся к войне. Хватают всех годных к службе и небогатых, наряжают в боевые халаты, утертые до дыр и масляного блеска — и в лагеря подготовки. Подготовка в основном состоит из бессмысленных горных маршей — потому что воевать будем в городах и нигде больше. Это до боли напоминает мне родной мир. Разве что теперь на плече вместо учебного автомата болтается увесистое полено, имитирующее местное громобойное оружие. Скоро наша толпа пойдет в бой. Скоро — это через месяц. Военных секретов здесь не практикуют, решения штабов обсуждаются на каждом углу. Мы воюем против Первой Желтой, которая в данный момент является агрессором, захватив приморские столицы планеты. Но это неважно: недавно Первая Желтая с треском вышибала из своих жилых массивов агрессоров Второй Желтой. Причина именно этой войны по меркам моей родины смехотворна. Планеты не поделили недавно открытый астероид с какими-то, может быть, даже ценными свойствами. Но из-за этого они вовсе не собирались воевать. Вот еще! Бизнес есть бизнес, всегда можно как-то договориться. Однако на переговорах офицер одной стороны намеренно слегка наступил на ногу солдату другой стороны, который стоял непочтительно близко. Солдат, истинный сын своей родины, засветил офицеру в глаз, и поехало. Давно уже нет в живых ни того солдата, ни офицера — погибли в драке делегаций. А война длится и длится. Вот и сейчас: столицы захвачены! Ну как их не освободить?! И вломить агрессору в его собственном поганом логове, чтоб неповадно было!

Так что составить доклад не проблема. Но отправить его нечем. Разведчики сыплются на связи? Ну так меня никогда не разоблачат, потому что у меня связи с Границей нет. Обломки транспортов корпуса наблюдателей разбросаны по горам Второй Желтой. Выходит, я застрял здесь навсегда. И что? В Границе я был в таком же положении, и ничего. Люди живут везде.

Ребята моей группы — действительно ребята. Кое-кто — не более пятнадцати лет, совсем дети, хотя по документам такие мужики, что ого-го! Как все местные, они знают и умеют немного — зато хорошо. Они здорово скачут на уродинах, функционально аналогам наших ишаков. Они могут десятки часов азартно, с глупыми шутками рыхлить землю, таскать воду, месить глину. Что-то еще подобное они знают и умеют. И все. Лишним себя они не загружают. Зато из-за примитивности и понятности жизненных задач они невероятно целеустремленны, настойчивы и всегда абсолютно уверены в правильности своих поступков. Я отлупил их всех, чтоб в их правоте нашлось место и для меня. Теперь, сталкиваясь со мной, они шипят нечто вроде «год ир зёгэн!!!» — и уступают. А что еще делать с сопляками, которые хватаются за ножи, если им показалось, что их место в солдатской столовой не соответствует их месту в жизни — это в столовой-то, где все места равны, в смысле равно противны!

Как явно самого старшего и самого умного меня назначили командиром компании. Это пока ничего не значит. Просто, если компанию ставят чистить навоз в личном хозяйстве офицера, работаем мы все наравне, но за плохую работу накажут прежде всего меня, а уж я — виновных. Если, конечно, сил хватит. Верно и другое: если заранее, до работы, надавать кому следует пинков, то за блестящие сараи получу поощрение я и только я. Опять же, если хватит сил защитить полученное. Мне приходится делать и то, и другое. В своей компании я не самый рослый, зато самый старший, то есть специфического опыта хватает. Сараи офицерам мы чистим регулярно, регулярно же получаем поощрения. В отличие от других командиров я делю премию на всех. Ребята меня не понимают, а потому сторонятся, тайно презирают и норовят уйти в другую компанию. Я не против. От меня ушли все местные жилистые ребята, а прибились всякие слабаки, выходцы городских окраин, слабо приспособленные к солдатской жизни. С такими поощрения не дождаться. Командир соседней компании не понимает:

— Зачем они тебе?!

И действительно, зачем они мне? Может, затем, что я им нужен. А следовательно, они нужны мне. Но простому уму как объяснить? Он и слов таких не понимает.

Вечером, когда уходит жара, когда под черным небом и яркими звездами приходит способность думать и вспоминать, один из моих слабаков рыдает. То ли маму вспомнил, то ли девчонку. То ли умирать не хочется, потому что вспомнил девчонку или маму. Ну и что мне до него?

— Ха, не мы первые, — говорю я ему. — Миров множество — а жизнь везде примерно одинакова. Вот в одном из миров городской, между прочим, парень попал в жуткую ситуацию. Вот как было: он рос, как положено, полным балбесом — точно, как вы! — и что умел? Гонять по небу на ракетном ишаке, играть на бренчалке, не знаю, как она там у вас называется …

— Кымм — мэзз… — нестройно подсказывают слабаки и подтягиваются поближе.

— … на кымм-мэззе, — продолжаю я. — И работу себе нашел такую же …

Слабаки мои постепенно подбирают сопли, слушают, штопают боевые халаты … Я так жутко перевираю, извращаю и упрощаю некогда читанную вполне романтическую сентиментальную вещь, что авторы наверняка переворачиваются в гробах.

— А драться почти как он я вас научу! — обещаю я. — И бегать. И стрелять. Но бегать — это главное. Потому что вы молодые, у вас жизнь только начинается, и так интересно, что мне хочется посмотреть, что будет дальше.

Конечно, за месяц мало чему научишься. Трудно так быстро что-нибудь поменять в мышцах. Разве что в головах. Разве что в сердцах. Разве что в душах. И то совсем немножко.

А через месяц нас бросили в бой.

Война в городе — жуткое, кровавое, грязное — но пугающе величественное представление. Мгновенные стычки в коридорах — вот я вас, вот вы меня! Взрывы гранат, пыль и боевые газы в глаза, и грозные фигуры вражеских десантников-смертников, и дикие рукопашные в комнатах, уставленных мебелью. Режущая боль в животе от грязной воды. Снайпера на крышах и в окнах. Кумулятивные снаряды — сквозь бетонные стены! Путаница улиц, бои без тыла и флангов. Мальчики мои, слабаки, маменькины сынки, слушавшие сказки о космических разведчиках — нет их уже. Что мне поощрение, с кем его делить? Да, лучше всех, отбили, удержали, не побежали. Главное — не побежали, хотя уже умели. Не побежали, как все остальные. Может, потому, что слушали сказки о рыцарях неба. Потому, что что-то немного изменилось в сердцах и умах. Вражеский десант смертников — волки против моих котят. Что с того, что лежат и они, как и должно смертникам, глазами в небо? Ведь лежу и я. Прекрасная Астора, душа моя летит к твоим рассветам, туда, где плачет, где смеется черноглазая девчонка, нежный цветок горных степей …

Смотрит на меня военный врач, бормочет:

— Командир компании, спецучет. Герой войны. Годен. В лабораторию!

Понимаю, что дошел-таки я до военных секретов, есть они здесь, никуда не делись. Вот она, лаборатория войны, одна из целей, ради которых был брошен десант наблюдателей на смерть под огонь космической обороны планеты. Пора бы действовать, наблюдать. Но летит уже душа моя, и звучит в ушах чарующий голос Роны-сан:

— Прекрасная Астора приветствует тебя! …

Следующее мое четкое воспоминание — я выбил дверь. Нечаянно. Военврач озабоченно смотрит на меня.

— Ты знаешь, что такое «год ир зёгэн»? — спрашивает он не то, чего ожидал я.

Я уже знаю, что это самое грязное местное ругательство и, конечно же, самое ходовое. У него масса смыслов, все неприличные.

— «Зёгэн» в научном языке обозначает помесь животного и человека, — усмехается военврач. — Это возможно. У нас — возможно. Так вот ты — зёгэн. Только немного сложнее. Помесь человека, животного и машины. Сила и чутье животного. Точность машины. Универсальность человека. Ты — грозное оружие. Но спящее. Собой надо уметь пользоваться. Видел пушастиков домашних? Ты — как они. Пока спишь — мягкий, вялый, слабый. Проснулся — сталь! Но не просыпайся зря! Зачем тебе дверь?

— Я нечаянно.

Военврач тычет в пояс, что на мне:

— Энергия. Берешь много энергии. Без пояса сожжешь себя. Хватит на два раза. С поясом больше, но нужна постоянная подзарядка. Ты грозный воин, но очень дорогой, понимаешь? Ничего ты не понимаешь, сельский болван, год ир … в того самого! Чтоб не трогал дверь!

Но я понимаю, я понятливый. Военврач хмурится, затем заявляет проницательно:

— Слишком умен! Ты не сельский. Ты, наверно, шпион? А, неважно. Теперь ты стал очень преданным нашим. Машина-матка, понятно? Без энергии помрешь. Отключим твою ячейку, и пух! Сгоришь. Не отключим — будешь отличным воином. Десантный легион «Непобедимых». Операции в космосе и на планетах врага. Воюй, как воевал до этого, только лучше! Воюй, зёгэн!

В палате я долго осматриваю себя. Обычное тело. Почти без шрамов. И все же я зёгэн. На понятном мне языке — киборг. Да еще и с толикой животного. Пушастик домашний. Вот он, на картинке в моей палате, теперь понятно, почему ее здесь повесили. Ближайший мне родственник, если вдуматься. По виду — самый настоящий тигр, иссиня-черный, только туловище несколько короче привычных земных пропорций. Что означает, что он больше бегает, чем лазит …

И что теперь? И ничего. Ничего я не потерял, так как ничего не имел. Впереди меня ждет учебная часть спецназа, легион «Непобедимых», операции в космосе. Где-то там же, в космосе, незримо присутствует Санго Риот во главе корпуса перехвата вторжений. Есть здесь какие-то интересы Асторы, иначе к чему наблюдатели? Если здесь пограничник Санго Риот, значит, здесь в каком-то смысле граница самой Асторы. Вот будет забавно, если придется сойтись в бою со знаменитыми пограничниками Санго Риота. Говорят, эти ренегаты и отщепенцы сражаются отчаянно, выслуживая милость своей покровительницы Асторы.

— Во все времена своей многотысячелетней истории Астора придерживалась традиционного нейтралитета, — медленно говорит Санго Риот. — Тогда зачем нам Желтые планеты? Где они, за какими безднами пространства? Они ничтожны со своими конфликтами. Ядерные дикари. Космическая шпана.

Рона-сан улыбается одними глазами. Стены ее Дома растворяются, и огромное небо с мириадами звезд накрывает их.

— Прекрасна Астора, — звучит голос женщины. — Высоко в горах мчит свои воды река, стоит на ее пути силовая плотина; дети приходят любоваться подводным царством горных вод, и дрожит, прогибается незримая ткань сил; живут на планете колонии мудрых Домов, берегут, защищают хозяев; мерцают защитные экраны заградотрядов, хранят от хищных взглядов соседей хрупкую красоту Асторы; летят звездолеты и трудятся машины, собирают информацию разумные травы Информатория; наводят через бесконечность свои мосты-переходы отважные разведчики … А глубоко в космосе, в черной бездне плывут две искусственные планеты, как два полюса того, что является обитаемой вселенной. Это — тайна тайн Асторы, богатство богатств: ее мозг, ее память, ее единый вычислитель, ее хранитель всей информации. Одно из имен этой тайны — Хранилище. Весь мир пронизывают нити Хранилища, и на этих нитях записаны все знания мира. И еще: абсолютно всем на Асторе управляет Хранилище. Оно — единый и единственный мозг всех технических систем Асторы, от робота-газонокосилки до защитных экранов заградотрядов. Без Хранилища рухнет все!

— Желтые планеты — на окраине мира! — бормочет Санго Риот.

— Да, — кивает Рона-сан. — В своей дерзости и агрессивности они достигли Хранилища — но посчитали его астероидом! Пока что они не смогли проникнуть внутрь. Но это пока. Хранилище необходимо защитить. Защитить, а затем увести в глубь космоса. Дальше от людей.

— Хранилище, — бормочет Санго Риот. — Надо же! Какое заурядное имя у вашей великой тайны.

— И опять ты прав в своем сомнении! — улыбается женщина. — Мы зовем его иначе. Это не просто мозг всех интеллект-машин. Это еще и наша родовая память, мудрость наших предков. Матрицы всех живших когда-то людей записаны там. И не просто записаны. Они … действуют. В каком-то смысле это бессмертие. Частичное. Вы, пограничники, в невежестве зовете это информационным полем, либо астралом, даже Брахмой …

— А! так вот что это такое! Сказки южных морей! Это — сказки! Я слышал их в детстве, и уже тогда не верил. Да уж, Великая Тайна!

— А настоящая великая тайна всегда на виду, — серьезно замечает женщина. — Великое спрятать невозможно. По определению.

Санго Риот встал и выпрямился во весь свой гигантский рост.

— Ну а я понимаю так, — угрюмо буркнул он. — Просто Желтые планеты уничтожили нашего общего знакомого, любимую игрушку вашей несравненной дочурки. И сейчас вы бросаете в бой весь корпус перехвата вторжений, чтоб посчитаться за женские обиды. Все очень просто.

Женщина покачала головой:

— Я ничего не могу бросить в бой. Я ничем не распоряжаюсь в вашей Границе. Что я могу? Только попросить своего мужчину … своего мужа и защитника. Я могу отправить в бой только вас.

— Я готов! — твердо сказал Санго Риот.

— Пусть будет так! — прозвенел голос женщины. — Сберегите Хранилище! Идите смело, но опасайтесь за своих бойцов! Там может действовать сила, еще не познанная нами!

— Какая Сила?! — махнул рукой Санго Риот, и глаза его на мгновение из пронзительно-красных превратились в пронзительно-желтые. — Я там все … в прах развею.

И он церемонно опустился на одно колено.

— Ты вправду зёгэн? — в который уже раз интересуется Непобедимый.

Ему кое-что во мне непонятно. Он в спаррингах побивает меня во всем: и на шок-ножах, и в рукопашной, и в огневом контакте. А командиром компании поставили меня. Конечно, Непобедимый быстро прибрал власть себе. Он помыкает молодыми бойцами и покрикивает с презрением на меня. Я пока не возмущаюсь. Ведь скоро в бой. А бой все расставит по местам.

У меня хороший напарник. Я подозреваю, что он и есть настоящий зёгэн, по праву рождения, настолько сильна в нем животная составляющая. Он невероятно силен и проворен, и его ясный взгляд не затуманивают никакие мысли. В самой жестокой заварушке он лишь с легким любопытством рассматривает противников, в то время как его руки умело и добросовестно выбивают из них дух.

В спецназе, к сожалению, между собой дерутся гораздо чаще, чем с врагом. Я вижу в этом прямое влияние спаррингов и прочих кровавых методов обучения искусству убивать. Потому я числюсь на занятиях самым упрямым лодырем.

Мы лежим на глинобитной крыше сарая-казармы нашего горного учебного центра. Над нами — черное небо и мириады звезд. Здесь они бешено яркие. Я молчу и гляжу вверх. С недавних пор меня тянет в небо. С того самого момента, когда я падал из космоса на землю в аварийном модуле-крыльчатке и чувствовал себя в воздухе … безопасно, что ли? Да, это одна из граней того странного чувства родственности с воздушной стихией. Чем выше, тем безопасней, даже если ты без парашюта. Все неприятности поджидают внизу, на земле, не так ли? А пока не упал, ты в воздухе — бог.

— Правда, что ты можешь слышать радиопередачи? — интересуется мой напарник. — Ловко устроился, тебе и приемника не надо, слушай музыкальную волну и балдей. И никакой инструктор не засечет!

Я действительно могу слушать радиодиапазон, и, чем больше тренируюсь, тем лучше получается. Я могу слышать практически все волны. Но отчетливо — только ту, которую слушаю. Иногда, невесть за счет каких чудес пространства, до меня доносятся голоса моей несчастной родины. Там все, как и прежде: в почете воры, бандиты и торговцы, что суть одно и то же, но не я.

Внизу, под нами, очередное отвратительное действо. Мое лихое отделение поймало молодого бойца. Это называется «воспитывать бдительность». Сейчас его собьют шок-ножом, а потом, оглушенного, станут с наслаждением мордовать. Интерес здесь в том, чтобы дождаться вспышки отчаяния, когда молодой озвереет и схватится за оружие. Самый смак для лихого спецназа — бить вооруженного, но заторможенного. Страшновато и не опасно.

Я оказываюсь внизу, даже не думая, зачем. Гулкие барабаны гремят в голове и оглушают. Ревут боевые трубы — ВРАГ!!! Шок-нож! Ногой его, и вдогонку свой! И веером запасные лезвия, и винтом по кругу! Тигр в глубине моей души хрипит и рвется наружу — ВРАГ!!!..

Отделение лежит. Лежит циничный Непобедимый со своими дружками, лежат бывалые тренированные спецназовцы.

— Ну и что из того, что слышу радиоволны? — говорю я напарнику. — Какой от этого прок, если передают всякую дрянь? Я не могу найти передачу по своему вкусу, потому что ее просто нет! Всякую дрянь передают! Только голова болит …

Напарник ничего не говорит. Он озадаченно прикидывает высоту сарая, на который я машинально запрыгнул, возвращаясь на свое место. Мда, отвлекся и выдал себя. Мне еще очень сильно недостает самоконтроля.

— Я выдвинул корпус перехвата вторжений на боевые исходные, — угрюмо доложил Санго Риот. — Я развернул его и против Первой Желтой, и против Второй — сил хватает. Транспорт для астероида-Хранилища находится в постоянной готовности. Ученые моего Центра разработали для захвата астероида силовой невод, он испытан и годится для транспортировки. Курсанты разведцентра отмобилизованы в две штурмовые группы для захвата центров управления ядерным оружием аборигенов. Служба разведки отслеживает все действия противника.

— И что? — с легким недоумением спросил доктор Бэра.

— Я могу начинать боевые действия?

— А вы можете их начать? — внезапно заинтересовался доктор Бэра и даже слез с подоконника. На этот раз его Дом находился на сороковом этаже жилых сотов, упасть вниз от удивления было нежелательно.

— Могу!

— Ну вот! — облегченно вздохнул доктор Бэра. — Сами спросили, сами ответили! Всегда бы вопросы решались так просто, так нет же …

И он отправился на подоконник. Командир пограничников упрямо не выключал экран. Доктор Бэра с жалостью глянул на него.

— Ну почему, чтоб убрать жалкий астероид, необходимо устроить драку? — подумал доктор Бэра. — Вот стоящий вопрос! Задать бы его, да нельзя. Какой смысл спрашивать у газонокосилки, зачем она уничтожает траву? Санго Риот — воин, он по-другому не умеет. Все они на Границе — воины. Драчуны. Хулиганы. Бандиты. Командир пограничников, по крайней мере, хороший воин, следовательно, обойдется наименьшими жертвами.

— Что докладывает ваш корпус внепланетных наблюдений? — вежливо поинтересовался доктор Бэра.

Игру следовало доводить до конца, даже если она надоела.

Санго Риот дрогнул — странное движение в исполнении гиганта! — и доктор Бэра с запозданием припомнил, что корпус наблюдателей, кажется, не совсем удачно десантировался …

— Наблюдатель сообщает, — бесстрастно сообщил пограничник, — что на Второй Желтой действуют лаборатории войны, их координаты уточняются. Продукция лабораторий — боевые машины десанта. Созданные на базе людей. Мы называем их киборгами. На Второй Желтой их называют …

Санго Риот осекся. С юного лица члена Совета Асторы на пограничника глянули древние усталые глаза старика.

— Я догадываюсь, как их называют, — вздохнул он. — Извините, но я вынужден открыть вам Великую Тайну.

— Про Брахму, что ли?

— Что вы! — отмахнулся доктор Бэра. — Это вообще не тайна, это читают детям! Но вот вам действительно Великая Тайна: Астора не боится людей. Любых людей. В любом количестве. В частности, поэтому ваш десятислойный кордон у Холма Прощаний не имеет практической ценности. Кого Астора действительно боится, так это киборгов. Не опасается, не сторонится — именно боится. Панически. Такой путь развития людей — это процветание человечества, в примитивном, разумеется, смысле — и смерть Асторы. Добавлю: отсветы первой войны с киборгами до сих пор озаряют небеса Асторы изумрудным сиянием.

— Не понял, — признался пограничник.

— Что неудивительно — ведь это наша другая Великая Тайна. Вы так желаете приказов? Вот вам мой первый приказ: чтоб ни один киборг не проник на священные земли! Ни один! А наблюдателя, передавшего ценнейшую информацию, наградить! Щедро! И, разумеется, он должен получить статус Пограничника. Ведь в корпус наблюдателей, если я правильно помню, вы вербуете всякое отребье, приманивая сказкой о гражданстве? Или я не прав?

— Вы правы, — признал Санго Риот. — Но … мы не знаем, кто этот наблюдатель. Он использует неизвестный нам передатчик и не использует известные нам коды. Передает открытым текстом. Но это не фальшивка, мы проверили.

— Не фальшивка, — пробормотал доктор Бэра. — Проверили …но кто проверит вас? … Да, вот еще что: ваш силовой невод не поможет. Вы сможете убрать астероид, но не Хранилище. Вообще, какая дикая мысль — ловить неводом Брахму!

— Не понял, — сказал гигант привычную фразу.

— Хранилище управляется изнутри. Есть два пути, чтоб туда попасть. Можно умереть. Матрицы всех людей попадают в Хранилище. Но, правда, не факт, что ваша матрица сможет убедить Хранилище в необходимости покинуть данный сектор космоса. Путь второй — слияние с Брахмой. Но я не понимаю, какой смысл вкладывают ваши верующие в это выражение. И, опять же, послушает ли Хранилище слившуюся с ним душу? Уж очень разные весовые категории, если говорить понятным вам языком. В общем, успехов вам, пограничник!

И доктор Бэра выключил экран.

— Так, значит, ты — зёгэн? — цедит Непобедимый.

Он уже очухался. Он уже отмылся. Он поднялся к нам на крышу казармы и теперь цедит:

— А почему считается, что ты — зёгэн? — размышляет он. — В спаррингах, например, я тебя бью.

Мой напарник жизнерадостно ржет, уставившись на деформированное лицо Непобедимого. Тем самым он подписывает себе смертный приговор, но ничуть этого не боится. Не боятся же быки неизбежной смерти на бойне.

— А это — случайность! — объясняет Непобедимый. — Никто не ожидал от старика такой прыти. Теперь ожидают. Побить всех возможно — но только один раз. Так в чем ты зёгэн? Слышишь радио? Но это ты так говоришь. Может, у тебя есть маленький приемник в кармане? Пояс? У тебя есть пояс. И у меня есть пояс. У всех есть пояс! Но твой — светится. Значит, хороший пояс, с лампочкой. Снайперу удобнее целиться тебе в живот. Так в чем ты зёгэн? В словах. Назвался сам, чтоб все боялись. Но я — не все! Понял?

Он легко спрыгивает вниз. Напарник заинтересованно швыряет ему в спину комочек глины. Прыжок! Непобедимый взлетает обратно — почти как я. Хлесткий удар — и напарник надежно уплыл в аут.

— Вы бы лучше подружились, — бормочу я.

— Нет, не получится, — с сожалением отзывается Непобедимый, присаживаясь рядом. — Он только к тебе привязался, животное… Такие, как он, признают одного хозяина.

И он благожелательно смотрит на бесчувственного силача.

— Зачем ты служишь Второй Желтой? — внезапно спрашивает он.

Он очень непрост, этот Непобедимый. Ну, по крайней мере, он так считает. Он думает, что задал сложный вопрос. Но вопрос простой на самом деле. А вот ответ на него сложный. Нет, даже не так. И ответ простой. Ответ простой, поэтому понять его — сложно. И потому я пытаюсь уклониться от серьезного разговора.

— Думаю, главное значение имеет паек командира отделения, — отвечаю я.

— У Первой Желтой паек лучше.

Это аргумент. Я долго его исследую. О правых и виноватых в этой войне говорить бессмысленно — они веками дерутся. Еще с тех пор, как жили вместе на планете под названием, как я предполагаю, Третья Желтая. И паек у Первой Желтой действительно лучше. И я не абориген, я не связан родней, родиной, детьми, традицией, наконец. Тогда почему?

Непобедимый терпеливо ждет ответа. Он для него почему-то очень важен.

— Где-то там, далеко, — бормочу я, — живет чудесная девочка. Анико очень огорчится, если я когда-нибудь предам, неважно кого. Она съежится и увянет — а я этого не хочу.

Непобедимый морщится и плюет.

— Что-то такое я слышал в церкви, — бросает он как ругательство и уходит.

И вот первый мой рейд в легионе Непобедимых. Цель — Первая Желтая, центр военных технологий, гигантский научно-промышленный комплекс. Ну совершенно никаких военных секретов нет у планет-противниц. Два родственных народа и треплются одинаково. Вчера на Первую Желтую прибыл отряд каких-то жутко профессиональных наемников, и вот наш легион невидимой саранчой валится с ночного неба проверить наемников на прочность. При такой секретности горячий прием нам гарантирован еще на подходе. Но нам везет. На Первой Желтой какой-то религиозный праздник, им воевать некогда. Вторая Желтая тоже его отмечает, но на неделю позже — разные календари, видите ли …

Снова бесконечная высота и чувство слияния с миром — до встречи с асфальтом. Привет, мы уже здесь! Лупит со всех стволов охрана, мечутся тени. Оружие дергается в моих руках, я бью из всего наличного арсенала — и пока не промахиваюсь. Вялый пушастик проснулся — сталь и бархат! Нет со мной сладу! Все вижу, всех бью! Пояс полыхает, перекачивая энергию. Спасай, матка, машина-мать, своего новоприобретенного сына!

Непобедимый оценивает мою эффективность и пристраивается рядом.

— Думал продаться за паек, — откровенно поясняет он. — Но лучше в следующий раз. Шумно, стреляют все, будущие работодатели могут и не понять, чего я хочу.

И мы рвемся вперед втроем: друг-напарник слева, враг-напарник справа.

Непобедимые проиграли. Неведомые наемники Первой Желтой оказались более квалифицированными убийцами, и легион растаял.

Мы втроем пробились слишком далеко, в какие-то лаборатории. Шли по сопротивлению: что защищалось, туда и ломились. Ведь не было б ценного, тогда б не защищали? По ходу громили, что могли.

— Отходим! — хрипит Непобедимый, — К эвакуаторам, год ир зёгэн!

Но я-то вижу, что у нас один путь отхода — вперед. Мы проломились почти сквозь весь комплекс, и теперь эвакуаторы впереди нас. Непобедимый не понимает этого и бьется в коридорах до последнего. Мой напарник бросается ему на помощь. А я зачарованно смотрю сквозь стену. Переход. Нуль-переход, техническое чудо Границы. Плоскость вспыхивает искорками — видно, что-то случилось в глубинах Вселенной… И в это сверкание идут и идут черные воины, тащат ящики и устройства. Хотелось бы знать, откуда у ядерных дикарей нуль-переход? Трофей? Но в таком случае у них не должно быть ни одного кода выхода. За одним исключением. Есть одно место, куда сработает любой нуль-переход без кодов выхода. Холм Прощаний, перекресток миров, где ткань мироздания удивительно тонка и прозрачна. Наш с Анико холм, где мы играли в догоняшки так давно, в прошлой жизни…

Мы дошли до перехода. Непобедимый упал у самой плоскости, прикрывая моего напарника. Ноги его судорожно дергались, он все еще рвался в бой, но душа его, свободная от забот, уже летела к вечным небесам Асторы рядом с незамысловатой сутью моего напарника. И тогда мне пришлось шагнуть за грань возможного. Гулко ударили барабаны, и взревели боевые трубы — ВРАГ!!!

У перехода осталась груда тел. Бросок в переход! Догнать, уничтожить! Но за плоскостью меня не встретил осенней жухлой травой Холм Прощаний. Хвост колонны черных воинов втягивался в изгиб бесконечного коридора. Туман-дыхание у ног. Миллионы переговаривающихся голосов. И что же это? Или даже — кто?

Существо взглянуло на меня мудрыми глазами доктора Бэры. Вопросительный импульс-общение. Оно не было уверено, что человек сможет его понять — и не погибнуть при этом.

— Можно и без разговоров, — пробурчал я. — И так понятно, что толпа убийц со взрывчаткой в нутре разумного существа недопустима. По определению.

Снова легкий импульс. Существо полагало, что меня убьют, если я попытаюсь освободить его от проникшей внутрь заразы. Правильно, в общем-то, полагало. Где я и где машина-матка? Нет больше ревущего водопада энергии в моем поясе, и против тренированных убийц встанет обычный, очень даже смертный человек. Как же сложно объяснять очевидное … В итоге я пробурчал свое привычное оправдание, к тому же бывшее частью правды:

— Анико обидится, если я предам. Не хотелось бы огорчить такую славную девочку.

И тут черные воины обратили на меня свое внимание…

А в разведцентре на Холме Прощаний суета. Кто-то перехватывает — уже перехватил! — управление гнездом нуль-перехода и теперь ориентирует его в непонятных координатах! Санго Риот с группой смертников замер у плоскости перехода в полной беспомощности. Переход остался в режиме экрана и лишь показывал что-то непонятное, находящееся невесть где, в неведомых координатах. Какие-то коридоры и туман. И колонна бойцов, уходящая за поворот.

А потом Санго Риот увидел, как у плоскости экрана встал знакомый ему человек и произнес клятву пограничников-смертников:

— Здесь я еще стою. И здесь вам не пройти.

В плоскость экрана ударил шок-нож, брошенный со страшной силой. Началось! И тогда командир пограничников понял, что он видит!

— Джан! — заорал Санго Риот, вскидывая в ярости руки. — Джан!..

Его глаза вспыхнули пронзительно-желтым огнем, а в следующий миг вспыхнуло все …

— Джун-гари-гари-джан, джан-гари-гари-джун! — тихо пели рослые бойцы, уходящие в переход.

— Джан?

— Джан — это по-нашему брат, — сказал какой-то серолицый юноша. — Мы здесь все — братья.

— Здесь?

— На Границе, — пояснил юноша. — Тебя выбросило на Границу, брат. Мне выпала честь охранять сон и покой спасителя Хранилища и защитника Асторы. Спи в мире, герой.

— Джан— гора-гира-джан! — тихо пели пограничники, уходя в переход на дежурство в заградотряды…

Доктор Бэра и Санго Риот шли по аллее махровых пальм. Они впервые разговаривали как друзья.

— Как просто оказалось попасть в Хранилище! — рассуждал доктор Бэра. — Взять любой переход. Ориентировать на возврат к исходной. То есть к Хранилищу. Так просто! А мы это уже забыли. Что-то можно ведь забыть за пять тысяч лет? А варвары в невежестве своем решили, что исходная — это Астора.

— Но это не так? — уточнил Санго Риот.

— Не так, конечно! Астора — сон, чудесный и прекрасный. Всего лишь. Разве может сон быть исходной для такого множества миров?!

И он легко засмеялся. Санго Риот угрюмо подумал, что вполне может быть, что доктор Бэра просто так шутит. И что он вообще никогда всерьез не говорит. По крайней мере с ним. Складывалось почему-то именно такое впечатление…

— Учтите эти сведения в своей дальнейшей службе, — отметил доктор Бэра. — Хотя …Хранилище погрузилось в себя, и боюсь, что это навсегда. Больше в него нет переходов. Порвалась великая связь, и мир потускнел …

— Учту! — торжественно пообещал Санго Риот. — И надеюсь на вашу дальнейшую помощь … ну, по части сведений.

— Не надейтесь! — снова засмеялся юноша. — Я покидаю свой пост! Он теперь ваш! Кстати, поздравляю.

— А… а как же я теперь?… А вы?…

— Ну, вам в чем-то поможет Рона-сан. А я… Вы никогда не задумывались, почему в пространстве Асторы мало мужчин? Задумайтесь. И — удачи вам, защитник Асторы! На прощание я отвечу на любой ваш вопрос, таков мой подарок. Вы же всегда хотели меня о чем-нибудь спросить!

Санго Риот обиженно глянул на него.

— У меня действительно много вопросов, — признал он. — Но теперь, после ваших слов… Лучше я разберусь сам. Вы все равно ничего не объясните, только запутаете еще больше. И всегда надо мной смеетесь!

Доктор Бэра тепло улыбнулся:

— Тогда прощайте, мой друг!

И он ушел, оставив пограничника с чудовищным грузом забот…

Рона-сан и Санго Риот. Аллея махровых пальм.

— Я … сочувствую вам, — тихо сказала Рона-сан. — Доктор Бэра покинул нас так внезапно. Теперь на вас огромный груз. Груз решений.

— Он сказал, что вы будете помогать мне, — напомнил Санго Риот.

Женщина печально улыбнулась:

— О да! Я сделаю, что смогу. Но что я могу? Я всего лишь арт. Это очень много … но не в вопросах войны. Хотя кое-что полезное для вас я действительно могу сделать!

Санго Риот внезапно почувствовал холод в груди и слабость в ногах. Нет, конечно же, нет, это был не страх! Но что-то очень похожее…

— О мой бронированный рыцарь! — засмеялась женщина. — А вы, оказывается, умеете предчувствовать? Я вас недооценивала! Да, вы правильно догадались — я тоже вас покидаю! Отныне вы — единовластный и единственный Защитник Асторы! Удачи вам на трудном посту!

— Не бросайте меня, — глухо сказал гигант. — Прошу вас.

— Мир меняется, — серьезно сказала женщина. — И на Асторе тоже все меняется. Жизнь неповторима. Неповторима, понимаете? И движется дальше. Касательно вас это обозначает…

— Я не смогу без вас, — пробормотал Санго Риот.

— А вот ваш друг не унизился до просьб о подачке. Он предпочел корпус наблюдателей за чашку еды.

Санго Риот опустил голову.

— И еще… — нерешительно сказала женщина, — на прощанье: иногда у вас другие глаза. И другой вы. Я думаю, это очень, очень опасно. Ваше иное Я на Второй Желтой…

— Нет ее больше, — буркнул Санго Риот. — В пыль.

Женщина кивнула:

— Это подтверждает мою догадку. Разберитесь с ним. Неподконтрольная тяга к разрушению — вовсе не то качество, которое допустимо проявлять Защитнику Асторы. Обещаете?

— Да, — не поднимая головы, отозвался Санго Риот.

И женщина ушла.

Аллея махровых пальм. Многоцветное небо. Тишина звенящая. Потому что ночь. Но Санго Риоту теперь не до сна!

— Эти варвары, — бормочет он, — лезут на Астору с диким, совершенно необъяснимым упорством! Изо всех щелей. Что им здесь надо? Мы, пограничники, конечно, на посту. Взять, к примеру, те же Желтые Планеты…хотя там и брать нечего, так, пыль всякая по орбите… Но они лезут по-прежнему, теперь вот другие! А это значит — изобретают другие, неожиданные уловки, к которым мы не всегда готовы! Ресурсы Границы не бесконечны! Мы гибнем и гибнем. А количество жадных до Асторы миров не уменьшается! Что делать?

Пограничник поворачивает ко мне яростное лицо:

— Вот ты! Ты же обычный человек? Не силач, не гений единоборств, нет ведь? Как ты смог пройти в Хранилище?! Защитить его? Уничтожить черных бойцов, таких же варваров, как и ты? Как ты смог? Кто ты?!

— Землянин? — предполагаю я.

— Землянин, — успокаивается гигант. — Это объясняет, да! Отсюда идея: я найду землян, подобных тебе, для защиты Границы от варваров, подобных тебе же! Ты будешь моим представителем в вашем мире. Вербовщиком.

Я не задумываюсь ни на секунду:

— Нет. И еще раз нет. Я не вербовщик. И не бандит. Не вор и не торговец.

— Надо же, кто бы мог подумать! А кто ты?

— Бывший воспитатель детского сада.

— Тогда ваши детсады — это что-то чудовищное! — заключает Санго Риот. — Что ж! Получается, все меня бросили?

— На высокий ответственный пост, — вставляю я.

— Угу. А вы куда теперь, бывший воспитатель детского сада?

— Я же наблюдатель, — напоминаю я. — Корпус восстановили, так ведь? Отправят на наблюдение куда-нибудь, у нас простои не оплачиваются.

— Арктур и Голубая Вега, — прикидывает мой начальник. — Дикие, жестокие миры. Тебя так тянет бесславно погибнуть?

— Зато там пограничные полисмены не пристают, — объясняю я. — Я почетный гражданин Асторы, но Границы это не касается. Документов и карты идентификации у меня как не было, так и нет. И места жительства тоже. И денег на жизнь.

— Да дам я тебе все, только попроси!

— Вот именно, — бормочу я. — Наведи лучше порядок в своих ведомствах, чтоб люди могли нормально жить в Границе и без твоей протекции. Время у тебя есть, я на Границе появлюсь не скоро. У меня запланирован длинный интересный отпуск. А вот и он, очень кстати…

В конце аллеи свернулось стальной улиткой чудное существо. Мой новый Дом. При нашем появлении он зажигает габаритные огни, откидывает входной люк и приподнимается над дорожкой.

— Здравствуй, Дом, — говорю я. — Я твой новый хозяин. Надеюсь, мы станем друзьями.

— Да мы уже друзья, — откликается Дом. — Привет, хозяин! Куда направимся?

— Ну, перед нами весь мир, — улыбаюсь я.

— Весь мир? Забавный маршрут… Поехали.

Дом принимает меня в заботливые объятья, и мы убываем, оставив на аллее удивленного Санго Риота. Похоже, до него только сейчас дошло, что Дома — полноценные разумные существа. И умеют разговаривать.

Мы встретились с ним нескоро. С одной стороны, я был очень занят все это время. Весь мир познать не удалось, но и то, что успел … впечатляло. С другой стороны, Санго Риот во власти — не очень приятный тип. В частности, попасть к нему было теперь непросто — бюрократия стояла плотным заслоном. Но потом появилась веская причина для встречи, и я прошел.

— А, явился, бывший воспитатель детского сада! — рассеянно поприветствовал он меня. — Тот, который не вор и не бандит… Хотя, чем ты отличался от них на Второй Желтой, кто бы мне объяснил, э? А, ладно, не до разговоров, извини уж вора и бандита …

— Я слышал, сигнал тревоги был? — поинтересовался я вместо спора.

— Не мог ты слышать сигнала, он по внутренней сети прошел…

— А по какому поводу общая тревога? Просто так, чтоб не расслаблялись, или есть причина?

— Мои соплеменники захватили базу Седьмого заградотряда! — заявил Санго Риот гордо. — И сейчас мы будем их вышибать! Кстати, как ты прошел в разведцентр? И что тут делаешь?!

Его глаза горели восхитительным красным огнем.

— У меня подготовка для ближнего боя, — напомнил я. — Дай оружие и место в группе.

— Как ты прошел в разведцентр?!

Но оружие и место в группе я получил. С ним можно было ладить, с Санго Риотом во гневе, и это подводило к сомнениям в искренности его гнева.

План боя был прост до неприличия. Нас выбрасывают на базу в случайных местах — и вперед, в смертельную игру! Центр управления гнездами нуль-переходов находился под контролем десантников Гоэмы, поэтому выброска имела всякие …варианты. Один из неприятных — попасть под огонь своей же автоматической системы защиты. Самый хороший — попасть в центр управления и все там поломать. Правда, хороший вариант предполагал несомненное наличие и плохого — автоматическая система защиты, собственно, этот самый центр и защищала.

— Я-то пограничник! — заявил мой напарник. — Защищать Астору — мой долг и моя работа. А тебе здесь нечего делать, варвар. Иди отсюда. Здесь тебе не дадут лишнюю тарелку еды, здесь убивают.

Себя он, конечно, полагал бессмертным. Он закрыл мне переход. Накачанная фигура, высокий, естественно, рост, самоуверенная улыбочка на откормленном лице. Даже в смертельно опасной операции он не желал делиться теплым местом с чужаком. Цепной пес Асторы.

— Да, ты пограничник, — покладисто согласился я. — Вот и иди первым. А я — вторым, потому что лучше тебя в ближнем бою. Будешь беречь меня для ближнего боя, прикрывать собой. Вопросы есть?

Вопросы и активные возражения, конечно, были, но тут началась заброска, и мы попали под огонь автоматической системы защиты. Что же она не сработала против десанта Гоэмы?! Прав Санго Риот: идут иные и изобретают новые уловки. Их не остановить.

Мой напарник упал, прикрывая меня. Тактильную взрывчатку вперед — подавитесь! Дверь центра управления — вдребезги! Здравствуйте, я пришел! Оружие дергалось в моих руках, а мир поплыл куда-то, закачался. Как тогда, в крушении поезда, на далеком юге моей несчастной родины. Может, я там и есть? Может, все, что было, есть сон и бред за миг до смерти?

Как и тогда, я сумел подняться с колен. Оставшихся в живых врагов это почему-то испугало.

— Здесь я еще стою…

— Зачастил ты в госпиталь, дружок! — странно усмехаясь, заявил мне Санго Риот. — Надо бы тебя вылечить. Окончательно.

— Неважно, где я — все равно защитник Асторы, — пробормотал я невпопад. — И всегда был им…

Видимо, разум мой все еще бился в коридорах базы заградотряда.

— Конечно, ты защитник, — пряча глаза, согласился Санго Риот. — Ты … выздоравливай. Тобой сейчас доктора займутся. Очень хорошие в своем деле…

Они изучали меня, просвечивая приборами, словно не понимая, какую причиняют боль. Или, наоборот, очень хорошо понимая?

Зёгэн. В этом все дело. Тело прежнее, но лишь внешне. Может, его вообще нельзя лечить? Кто скажет? Погибла Вторая Желтая вместе с Первой, сгорела в пламени гнева Санго Риота, и нет в живых того врача, кто стал для меня Создателем.

Боль же была нескончаемой. Доктора-то могли подменивать друг друга, в отличие от меня. И тогда я заэкранировал все, что мог. Забрал остатки энергии из пояса, вынес дверь-диафрагму, и очень скоро нерушимый барьер Асторы встретил меня теплым ветром. А куда мне еще было идти?

Астора моя, светлая песня, факел прекрасный во мгле мироздания — здравствуй! Ухожу от тебя окрыленный, без сил — к тебе припадаю. Как мне без тебя? Ты — нить моей жизни, пока ты сияешь, не гаснут надежды…

Я поднялся с колен. Над скалами, над темными заповедными лесами пылали небеса Асторы. Изумрудный пожар охватил небосвод, и в нем, не теряясь, поразительно ясные, горели золотые звезды. Миг — вся цветовая симфония неба хлынула вниз, отразилась в зеркальной глади горного озера — и темные скалы заиграли бликами зеленого, синего, желтого цвета …

Воспетая в веках, заря Асторы была прекрасна, но быстротечна. Всего несколько мгновений, и темно-изумрудные небеса пронзительно засияли, просветлели почти до невидимости — и взошло светило.

Я посмотрел вниз и не смог сдержать улыбку. На чистейшем золотом песке запретного пляжа черной улиткой умостился Дом и, деловито выкинув хобот, засасывал из заповедного озера хрустально чистую воду — вместе с рыбешками.

— Дом! — окликнул я его по радиосвязи.

Дом встрепенулся, узнал — и с радостным ревом помчался ко мне. Вблизи он преобразился в строение с резным крылечком и выкинул ковровую дорожку, достаточно длинную, чтобы обувь очистилась от любой грязи. Дом был ненормально чистоплотным.

Дверь Дома несколько изменилась со времени нашей последней встречи, а именно — приобрела несокрушимость.

— Меняешься, — кивнул я на дверь. — Броней зарос. Это вы так стареете, что ли?

— Класс повысили, — откликнулся Дом, как всегда, умолчав, кто именно принимает решения по Домам. — Моему классу многое позволено. Для нас, Домов, это просто — на один день в мастерские, и порядок.

Дом замялся.

— А… э… а в каких же мастерских вас угораздило? — осторожно поинтересовался он.

Дом выглядел огорченным, насколько это можно было заметить, сидя в ванной.

— В каком смысле?

— Хозяин, вы связались со мной, не используя устройств.

— Да уж… а что, это плохо?

В молчании я поел, посмотрел планетные новости по версии народа южных морей.

— На Асторе нет законов, как вы знаете, — наконец заговорил Дом. — Но есть… традиции. Они надежней законов, потому что впитаны каждым … с песней? … с молоком матери? Их знают — и свято соблюдают. Соблюдают все. И дети. И несогласные.

— Ну и?

— На Асторе нет машин, как вы знаете. Мы, Дома, выполняем все их функции — но мы живые полноразумные особи, а иных нет. На Асторе попытка стать киборгом — кощунство. Киборг — это вызов…это оскорбление? Их существование в пространствах Асторы недопустимо.

— Почему?

— Традиции, — виновато вздохнул Дом. — Наша цивилизация уже знает, что такое восстание машинных интеллектов и тварей от машин — год ир зёгэн, если вы понимаете. Машины — угроза самому существованию Асторы.

— Но на Асторе нет наказаний в принципе, — сказал я после долгого молчания.

— Нет, — печально согласился Дом. — В последний раз киборгов просто уничтожили. Это были, кажется, туристы с Гоэмы. Встроенные блоки памяти, ночные глаза и еще кое-что по мелочи. Кстати, война с Гоэмой началась как раз из-за этого.

— Что-то я не припоминаю, чтоб на Асторе была служба безопасности. Или я ошибоюсь?

— Не ошибаетесь. Грязными делами занимаются ваши коллеги-пограничники, что следует из самого их названия.

Я пограничником не был, но что это меняло? Дом вежливо молчал.

— Что ж, — вздохнул я. — Отдых не состоялся. Пойду я отсюда?

— Мы окружены отрядом погранслужбы, — лаконично сообщил Дом.

Я взлетел в боевую стойку, не успев осознать его слов. Дом деликатно загладил вмятину от толчка моих ног. Воистину, идут иные со своими уловками! Как погранцы проникли на Астору?! Дыряв несокрушимый барьер, оказывается…

— На крыльце ваш друг, командир погранслужбы, защитник Асторы Санго Риот, — доложил Дом. — Один и без оружия. Впустить?

— Послушай, Дом, — опомнился я. — А ты-то за кого? Ведь ты же плоть от плоти Асторы!

— Мы, Дома, живем сами по себе, — сухо ответил Дом. — Традиции нам не указ. Мы подчиняемся только нашему родичу Хранилищу.

— А я-то, глупый, считал, что Хранилище — это просто библиотека, — пробормотал я, опускаясь в кресло. — Только очень-очень большая … Родич, ну надо же! Ну, раз так, впускай!

Санго Риот перекрыл весь дверной проем — черный гигант с кровавыми глазами. С кровавыми…

— От кого броней закрылся?! — рявкнул он на Дом. — Воров опасаешься?

— Опасаюсь! — тут же склочно ответствовал Дом. — Ходят тут всякие с излучателями…

— С двадцатью пятью излучателями, — поддакнул я.

— А ты бы помолчал зёгэн! — оскалился на меня Санго Риот. — Не проявляй сущность!

— Присаживайтесь, посланник людей, — предложил Дом и странно пояснил:

— Фактически вы пришли на переговоры ко мне.

— Сначала убери броню, улитка! — буркнул Санго Риот, но в кресло уселся.

Мне было его немного жалко. Он гремел, неистовствовал, чтоб задавить нежелание расправляться со мной. Но что он мог поделать, раб должности? Вражда — это те же рельсы. Раз ступишь на них — и поедешь в указанном направлении, неважно, вперед или назад, все равно на рельсах. От вражды к дружбе дороги нет. Разве что через крушение?

— Эй! — забеспокоился Дом в радиодиапазоне. — Хозяин, без рукоприкладства! А то у вас глаза какие-то нехорошие…

Что ж, глаза можно и прикрыть. Временно.

— Объясняйтесь, — сухо предложил Дом пограничнику.

— Это существо, — подавив гнев, заговорил Санго Риот, — работало нелегально на Второй Желтой. Видимо, там оно и подцепило машинные функции. Я начал подозревать его после боя на базе Седьмого заградотряда. Оно прошло там, где смертным ходу нет. А затем оно экранировало себя от всех видов дистанционного изучения, разнесло защитные системы госпиталя и на угнанном катере разведцентра убыло на Астору. И нерушимый барьер почему-то пропустил его!

— Хозяин, вы действительно все это сделали? — уважительно поинтересовался Дом.

— Я хотел успеть к рассвету Асторы, — признался я.

— Тогда претензии пограничников справедливы, — признал Дом. — Мда. С другой стороны, барьер Асторы никогда не ошибается. Никогда!

— А погранцы с излучателями?

— Никогда, — твердо повторил Дом. — Пограничники имеют право здесь быть. Кто-то же должен выполнять для Асторы грязную работу.

Санго Риот, допущенный к нашему разговору, страшно посинел. Я увидел скоропись шифрованного сигнала, посланного им оцеплению. Багровые точки излучателей медленно стянулись в группу и удалились во тьму. Дом довольно хмыкнул, я тоже.

— Я вынужден проконсультироваться по столь сложному вопросу с компетентными сущностями, — заявил Дом. — Решение Домов будет готово к утру. А сейчас от своего имени я предлагаю вам быть гостем Асторы.

— Я не гость, я гражданин! — возмутился Санго Риот.

— У вас нет своего Дома, — резонно возразил Дом. — А без него ваше звание — не более чем похвала способному ребенку, некий аванс и обещание на будущее. Да, вы несомненный гражданин Асторы! Но не станете же вы ночевать под кустом?!

— Я подожду ответа Домов в разведцентре, — благоразумно решил Санго Риот.

Он гордо удалился под наши с Домом усмешки.

Глубокая ночь. Дом с кем-то беседует по каналу дальней связи, символы фиолетовой лентой мелькают перед мысленным взором. Собеседник Дома обладает всесокрушающим интеллектом и бессовестно взвинчивает темп обмена. Дом изнемогает, но из самолюбия не просит пощады. Я пытаюсь понять диалог, но могучий собеседник управляется слишком быстро и исчезает без традиционных наилучших пожеланий.

— Кто этот хам? — любопытствую я.

— Давай спать, а? — вяло предлагает Дом. — Что-то я устал…

— А я нет, — упорствую я. — Дай координаты твоего партнера, хочу потренироваться в скорости обмена.

— Хранилище само выбирает партнера.

— Так это было Хранилище?!

— Да.

И Дом выключается, заблокировав каналы связи символом «я сплю».

Ему сегодня досталось. Оказаться в кольце недружественных излучателей — тяжелое испытание для бессмертного существа. А он еще и до Хранилища сумел докричаться.

Стих шум в эфире. В долине у моря заснул гигантский Город Фонтанов, и эхо бесчисленных переговоров перестало будоражить пространство. Я долго слушаю тишину в надежде уйти за барьер сна…Нет. Боль от незаживших ран вспыхнула в груди. Из темноты с топотом прибегают служки, что-то кладут на грудь, суетятся. Боль медленно отступает. Дом сквозь сон бормочет служкам что-то нелестное насчет ротозейства и отключается. Засыпаю и я.

Ко мне приходит сон — или я прихожу к нему?

… Над торговым центром подземного города висят легкие облака. Приезжие наивно считают их оптической иллюзией. Жители Города иллюзией их не считают, потому что точно знают, что они настоящие. Но и не обращают на них внимания. А смысл? Все равно в подземном городе не может быть дождя.

Ливень обрушился внезапно, прямо на красочную гигантскую толпу. Толпа поблекла и проворно всосалась в магазины, кафе и зубоврачебную клинику. На спирали лоджий, опоясывающих все тридцать этажей торгового центра, высыпали люди и начали энергично махать руками — и кулаками — в сторону башни управления погодой. Лишь электрики-верхолазы скромно помалкивали — именно они ночью таскали дождевальные установки с товарной станции под купол торгового центра.

Громкая связь прокашлялась и елейным голоском дежурного синоптика сообщила, что дождь устроен по просьбе атмосфериков, не справляющихся с запыленностью воздуха, и что дождевое предупреждение все же было — на последней странице местной газеты, в самом низу и очень мелким шрифтом. И кто виноват, что местную прессу не жалуют вниманием?

А виновница невнимания к местной прессе бодро шагала по лужам и солнечно улыбалась знакомым, то есть всем встречным, потому что ее знали все. Она была ведущей местного телевидения, да такой, что никаких газет не требовалось. Зачем читать газету, если Наташа все нужное расскажет и так, да еще весело, с непередаваемой иронией и изяществом? Наташа была любимицей Города.

Мы встретились в центре площади.

— Учитель? О, учитель, здравствуй! Давно не заглядывал к нам, а у нас столько нового! Механики наконец отладили волновые эскалаторы! Это просто чудо какое-то — возносящая волна! А с грузовыми лифтами у них, конечно, ничего не получается, мэр Города в ярости и грозится сам перейти в испытатели! А в центральном парке декоративная камнеломка заползла на мозаичные полы, биологи в экстазе и не позволяют ее трогать — и инженер автоуборщиков собрался натравить на биологов опять же мэра … А на пляже готовят новый групп-танец … Учитель? Ты вернешься, учитель? Твой Город живет и ждет тебя, помни об этом!

— Вряд ли, моя красавица, — вздыхаю я. — У нас тут война.

— Война? Но она же кончится?

— Похоже, моя война никогда не кончится, — бурчу я. — Не дает им покоя моя свобода…

Она печально опускает глаза.

— Ты уходишь…

— Прощай, арт.

— Арт? Не понимаю.

— Арты понимают все.

Я еще успеваю увидеть ее удивительную светлую улыбку, и Город исчезает…

Потолок Дома открыт. Я лежу и смотрю в ночное небо Асторы, все в звездах — далеких голубых и близких желтых. Кажется, протянешь руку — и на ладонь опустится теплый огонек…

— Что это было? — тихо спрашивает Дом.

— Сказка, — бормочу я неохотно. — Была у меня одна задумка насчет подземного города. Города, в котором мне хотелось бы жить. Я выдумал его полностью… наверно. Он обрел жизнь — но только в моих мечтах. Так что… сказка.

— Мне было б любопытно пожить в твоем городе, — признается Дом. — Но… сказка. Жаль.

— Прогуляемся? — предлагаю я Санго Риоту.

Он угрюмо соглашается. Похоже, аллеи розовых пальм стали вызывать у него неприязнь? С чего бы это…

— Я встречался с Роной-сан, — сообщает он. — Так вот, она заявила, что по оценке Хранилища ты — человек!

— А разве нет?! — изумляюсь я.

— А умение слышать радиоволны?!

— Ерунда! Приемник в кармане. Ведь бывают же маленькие приемники?

— А блокировка диагностеров в госпитале?

— Аппаратура дрянная, сломалась вся сразу, я тут ни при чем.

— Да наша аппаратура, чтоб ты знал…! А сломанные диафрагмы? А чудеса в бою на базе Седьмого заградотряда?!

— Ну… чего не сделаешь со злости?

— А в глаз? — прохрипел он — и успокоился.

— Вот как это понимаю я, — сообщил он почти что буднично. — Есть на Асторе чудесная женщина, Рона-сан. А у нее — любимица дочь. Никто ведь не может слышать Хранилище, верно? Никто, кроме артов. И что мешает артам самим придумывать, о чем там вещает Хранилище? Рона-сан сказала, что ты человек. А ей сказала дочь. А я, дурак, слушаю.

— Пусть так, — мягко соглашаюсь я. — От этого что-то изменится?

— Нет, — с трудом признал Санго Риот. — Я не смогу пойти против воли Роны-сан, потому что… Но знай — я тебе не верю!

— А кому ты веришь?

Разговор потерял цель и стал мне неприятен. Но это игра, а игру положено доводить до конца. Или не положено? Опять рельсы…

— Я верю себе! — загремел Санго Риот. — Я верю своим глазам! Я …

— Каким своим глазам? Желтым или красным?

Санго Риот цепенеет в замешательстве, и я добавляю:

— Желтым глазам и я верю. Но у тебя сейчас — красные. Так не пора ли Совету Асторы уточнить, кто именно из нас киборг?

— Меня пропускает барьер Асторы!

Я с иронией смотрю на него, и он синеет от стыда. Лучше отвернуться, такое зрелище не по моим нервам. Гигант долго мнется, но все же решается объяснить кое-что объяснить.

— Страшна великая Гоэма! — торжественно вещает он. — Не военной техникой, ибо нерушимый барьер Асторы сильнее ее и выше понимания гоэмских инженеров; не числом бойцов — армии Голубой Вего, Арктура и Бугаса гораздо многочисленней; и уж тем более не ядерным оружием — ядерная бочка Желтых планет была куда как мощнее, светлая им память! Великая Гоэма страшна духом своих бойцов. Они — воины! Они исполнены ярости, они не ведают страха! Все мирные планеты дрожат при виде черного десанта Гоэмы, потому что все они — его лакомая и законная добыча! А еще… еще из века в век идут предания о том, что воины Гоэмы, величайшие духом, могут вызывать из неведомого мира энергетических симбиотов. Эти создания могучи сами по себе, а объединенная мощь гоэмского воина и симбиота имеет поистине космические масштабы! Именно так были сметены Желтые планеты… Симбиот, вызванный из иного мира, без слияния с носителем быстро угасает, но слияние грозит опасностью уже гоэмцу — тот рискует потерять контроль над силой и стать безумным демоном разрушения…

— Уголовники, — подвел я итог. — Паразиты на теле мирных планет. А симбиоты ваши — просто дурь, которую вы на себя нагоняете перед боем. Думаю, просто жрете дешевые наркотики. И вся ваша великая Гоэма наверняка паразитирует на каком-нибудь беззащитном обществе.

— Мы давно отделились от Асторы и существуем самостоятельно!

— А, так вот почему именно Гоэма с таким идиотским упрямством атакует рубежи Асторы! Кушать хочется?

Санго Риот застыл.

— Я поклялся, — глухо сказал он, — никогда больше… не вызывать симбиота. Моей совести хватит груза Желтых планет… и твоей ненависти. Там погибли твои друзья? Желтоглазого Санго Риота больше не увидишь. И только поэтому останешься жив. Уж я бы ответил тебе! В прах-х-х-х!

Санго Риот убыл. Его вызвали по тревоге: опять бой в секторе Седьмого заградотряда, опять Гоэма атакует рубежи Асторы. Санго Риот отправился крушить своих земляков. Мне тоже пора на работу, но перед уходом назначена еще одна встреча.

Степное плато, горный заповедник Асторы. Над алым полыханием маков, над изумрудными волнами трав летит вместе с теплым ветром моя любовь, моя душа, моя Астора — глазищи в пол-лица, прозрачные крылья юности дрожат за спиной… Анико-сан, здравствуй!

Плоскость перехода мерцает. Значит, опять что-то случилось в глубинах Вселенной, и чуткая аппаратура нервничает.

За переходом в вечном безмолвии застыли серые стволы. Полынные джунгли Голубой Веги — суровый мир, пропитанный ядовитыми испарениями деревьев. Я невольно проверяю, на месте ли защитный фильтр. Жители побережий считают, что запах полынных джунглей смертелен, но это не так. Просто будет сильно болеть голова — пока не притерпишься. Человека непросто вытравить! И здесь тоже живут люди. Горные охотничьи племена спускаются сюда для охраны своих дальних рубежей. Полынные джунгли — спасительный барьер между двумя смертельно враждующими расами планеты.

Я оглядываю себя в последний раз, проверяю, все ли в порядке. Конечно, все в порядке. Я уже профессионал войны.

Эк! Пружинистый ковер серой хвои беззвучно принимает меня. Горький запах джунглей прорывается даже сквозь фильтры, напоминая о детстве: глинистый обрыв реки, жара и заросли полыни, в которых мы строили тайные убежища…

Фиолетовые небеса Голубой Веги пронзительно сияют сквозь узорные кроны полынных деревьев. Чистое небо — это хорошо. На Арктуре, так сказать, предыдущем месте работы, чистые небеса были редкостью. Планета-город, этим все объясняется. Удирать оттуда пришлось так быстро, что не успел сказать друзьям «пока». И причина не в том, что там я опять столкнулся с черными наемниками, скорее наоборот. Орден динго — боевые псы справедливости вообще-то. В исконном своем, доныне сохранившемся виде. Хотя основная масса — уже просто наемники. Наемники уже много веков. Но мне на этот раз повезло. На Арктуре я столкнулся с древней, незамутненной ветвью учения. И поэтому сейчас на мне черный боевой костюм воина ордена динго. Он прост на вид, как и все в ордене. На самом деле костюм — это скафандр с непонятным принципом действия, но подозреваю, что он живой. Костюм защитит меня даже в космосе. И еще — костюм как-то сумел подружиться с поясом зёгэна, что наводит на определенные размышления об их общей природе. В каждом изгибе костюма — оружие. Оно тоже простое на вид, и это тоже иллюзия. И мой вид городского бродяги в чем-то потрепанном, в меховых сапогах — это по жаре-то! — тоже обман. Я — пограничник Асторы, я разведчик, хотя теперь я прежде всего — воин ордена динго, воин справедливости. Но — хватит об этом. Как и любое вероучение, религия ордена — глубоко личное дело, посторонним туда ходу нет, да простит меня Санго Риот.

Тот, привычный мне Санго Риот закончил свою буйную жизнь единственно достойным для него способом — погиб в одном из боев, защищая рубежи Асторы. Но перед смертью он сделал очень рискованный и необычный поступок — вызвал симбиота и уступил ему свое тело! Убийцам пограничника жизнь после этого повернулась весьма неприятной стороной, если, конечно, так можно говорить о пыли, рассеянной по орбите…

Я встречался с ним, желтоглазым Санго Риотом. Мы оба безмолвно решили, что тайна его происхождения должна оставаться тайной. Может, Асторе был нужен в новой жизни именно такой — жесткий, решительный, рациональный — Защитник. И Астора обрела такого Защитника, даже не подозревая об этом. Кроме, может быть, Роны-сан…

Новый Санго Риот взялся за Границу весьма жестко. Для меня он сделал то, что не догадался — или не захотел — сделать Санго Риот прежний. Он зачислил меня в Высшую разведшколу Границы, прежде очень закрытое, очень элитарное учебное заведение. Для этого пришлось изменить правила приема, программу обучения, сменить руководство и практически всех преподавателей. Симбиот это проделал в один день, даже не задумавшись. Зато сейчас школа готовит настоящих разведчиков, способных пролезть в любую дыру, а не прежнюю изнеженную элиту, обретавшуюся при дипмиссиях и свалившую всю грязную работу на корпус наблюдателей. Я — выпускник новой разведшколы. Профессионал. Сейчас я могу позволить себе жить в Границе, а на Голубую Вегу ходить как на обычную работу — вроде как в командировки. Для этого у меня имеется личный нуль-переход. Я могу иметь в Границе все, что полагается высокооплачиваемому профессионалу. Собственно, остальные разведчики все это имеют, и на работу ходят, как банковские служащие — каждое утро, через личный нуль-переход. Да и работают они в комфорте звездных цивилизаций, а не на дикой, в общем-то, Голубой Веге. И я бы мог так же. Мне даже предлагали перед выпуском. Почему отказался? Может, потому, что помню, что такое чашка еды в корпусе наблюдателей. И что такое жизнь на моей несчастной, голодной родине. Может, потому, что считаю, что это и моя жизнь тоже. Или, может, потому, что я — воин ордена динго. Но это — очень личная, неоглашаемая часть моей жизни, и мой наставник, древний Болдуин, пусть так и остается для всех миров сказочной личностью.

… В поселке охотников синие сумерки. Мальчишки бесшумно носятся между костров, воруют запеченные плоды сладкого дерева, дарующие ночную зоркость и спокойное сердце. Посвистывают стрелы — идет игра в войну с карабинерами. Девчонки играют в свое, но поглядывают с интересом. И все вместе они удирают от Буби, молодой жены вождя. Сумерки прячут их. Отчаявшись поймать сорванцов, Буби взывает к авторитетам. Вождь выходит из хижины, озирает темноту и рявкает. В поселке почтительное оцепенение.

— Кто победил? — вопрошает вождь.

Робкие фигурки воплощаются из темноты и докладывают.

— Молодцы! — царственно оценивает вождь. — Разрешаю горный поход. Достойны.

Собираются стрелы, поспешно доедается уворованное. Мыть ноги — и спать. Горный поход не шутка, если не выспишься — поплачешь кровавыми слезами. Вождь страшно занят, но мальчишек поведет сам, и будет играть с ними — за карабинеров.

Счастлив мир, где вожди с мальчишками. Они вырастают в отважных воинов, неспособных обидеть беззащитного или предать. Вождь среди детей — начало и суть воспитания в охотничьих племенах Голубой Веги.

— Что драгоценность? — неспешно говорит мне вождь. — Моя земля. Тропы, которые мы пробили в горах. Мосты, наведенные нашими предками. Дети, идущие нашими тропами по мостам наших предков.

Что драгоценность? Тайный родник в сухом лесу, отрытый руками разведчиков…

Поэтому я — с охотниками. И соответственно против зверских режимов карабинеров в приморских государствах-городах. Они нас норовят убить и земли захватить, а мы не даемся. Вождь — его имя ни на бумаге, ни моим языком не воспроизвести, и я зову его Банту — не удивлен моим участием в судьбе его племен. Может, ему знаком облик воинов ордена динго. В сказках Голубой Веги орден динго считается защитником справедливости. Вождь, правда, отпирается, да так натурально, что я прикидываю, а не есть ли и он тоже любимый сын Болдуина? Хотя любимый сын Болдуина — личность еще более сказочная, чем сам Болдуин.

Вождь, якобы никогда не покидавший своих гор, неплохо разбирается в жизни приморских государств. Он лично учит меня языкам приморья. По его мнению, воин ордена динго нужнее в качестве шпиона где-нибудь поближе к руководителям карательного корпуса карабинеров, а не в составе групп перехвата вторжений, где я пропадаю сейчас. Желтоглазый Санго Риот считает так же. Они с Банту словно сговорились. Поэтому я сейчас учу языка приморья, а с карабинерами дерусь в свободное от учебы время.

Эфемер — город, которого нет. Это его огни горят у бухты, его музыка гремит в теплой ночи; это его кафе, дансинги, клубы, людские водовороты, потоки и толчея; это он поет и танцует всю ночь. Но утром — где же он? Его нет. Вот хмурые размонтеры грузят на платформы модули, вот шумят столетние деревья-свечи в безлюдных парках; вот солидно белеют сквозь зелень садов виллы и дворцы района Белых Рук. А города нет. Он рождается вечером, живет ночь, а под утро разноцветные купола складных зданий увозятся на бесчисленные базы в подземный район Серых Рук. А люди? Богатым — отсыпаться на своих виллах до следующей ночи. Остальным — на работу, в районе Серых Рук. Там много работы, хватит на всех. Даже на изгоев из горных охотников, дико озирающихся на каждый грузовик. И я — среди последних.

Моя цель — карательный корпус карабинеров. Состоит он из сынков состоятельных родителей, изнеженных, субтильных, зачастую наркоманов. Между собой они практически не дерутся, мстят исподтишка и желательно в спину. Скандальные, занудные, наглые юноши заканчивают обязательную для лентяев высшую войсковую школу и комплектуют собой офицерскую часть корпуса карабинеров. Подходить следует к ним, ибо рядовой состав корпуса неинтересен — бандиты предгорий, бывшие охотники и золотоискатели мало что знают.

Я уже знаю, где отдыхают и развлекаются офицеры. В офицерском клубе, естественно. И в тире при нем. Неспособные к драке, эти выродки находят иные способы тонкого мучительства. Они все — отличные стрелки. Мишенями в их тире, поговаривают, служат животные. И частенько — люди. Санго Риот недвусмысленно намекает, что нет мне равных в стрельбе. Для него все просто: я должен как-то затесаться в офицерский клуб, а уж в тире я за счет своей стрельбы быстро стану для этих подонков своим. Потом — поступлю в корпус. Стану офицером — мне же это нетрудно после разведшколы? Ну, а уж потом информация потечет рекой. И Санго Риот вовсе не думает учитывать, сколько же зла я принесу, пробиваясь в офицеры. Ведь богатеньких родителей-покровителей у меня нет, и придется мне в офицеры выслуживаться. То есть очень хорошо служить. Хорошо — с точки зрения руководства карательного корпуса. Ходить в рейды против моих охотничьих племен. Брать пленных. Пытать их. Убивать бастующих, жечь их семьи. В стороне не отсидишься, в корпусе за чужаком будут очень пристально следить. Санго Риот считает, что разведчик не должен думать о цене. Вроде как начальство берет ответственность на себя. Но вот вопрос — перед кем ответственность? Вождь охотников помалкивает, но тоже явно нуждается в информации о противнике и тоже готов взять ответственность на себя. Печально.

И я иду. Но не в офицерский клуб. Ноги сами приводят меня к нужному месту, я его приметил заранее. Каменная белая ограда. Просторный двор с причудливой грудой валунов в центре. Шум, смех, крики. Что-то вроде местной школы, она же детдом, она же тюрьма для детей, она же больница…

Здравствуйте, дети. Извилистым путем шел я сюда. Теперь я знаю, чему вас учить. Знаю, как. И самое главное: знаю, что научить — можно. Вот моя рука. Вместе мы зашагаем к светлому будущему по дороге жизни. Столько, на сколько хватит моих сил. И самой жизни.

Но я не говорю этих поистине прекрасных слов. И дети носятся мимо меня, словно я — просто еще один камень-валун, черный, угрюмый и неподвижный.

Пляжи Голубой Веги — самостоятельный, особый мир. На них живут, назначают любовные свидания звездными ночами, едят и спят, играют в буйные безрассудные игры, танцуют в тысячных хороводах по белым пескам, проводят свои деловые встречи личности из старой знати (новая — чужаки на этой планете и пока не выносят пронзительности местных небес); кстати, на них еще и загорают.

Эти двое юношей были знатоками в деле пляжного загара. Только самые сведущие в мастерстве торчания на пляже знали, что лучший «золотой» загар получается от фиолетового сияния предрассветного неба, когда эфемер уже погасил свои сумасшедшие огни, а солнце еще не поднялось над кряжами Великих гор.

Они лениво раскинули свои атлетические тела на прохладном песке. По канонам мастерства следовало регулярно переворачиваться для равномерного золочения. Они так и делали: медленно катились к воде по «тропе загара». Полсотни оборотов — и воды теплого моря лизнут их тела, встанет солнце, тогда можно будет просто плавать и отдыхать. До полуденной «тропы загара», где кувыркания приобретали экзотические и сложные формы — в основном из-за присутствия многочисленной восхищенной публики. Между поворотами юноши обсуждали дела, за которые режим карабинеров сулил позорную смерть в тире офицерского клуба.

— Ребята требуют начинать войну, босс, — заметил младший. — Я тоже считаю, что наши боевые отряды накопили достаточно сил, чтобы бить карабинеров.

— Дури они накопили достаточно! — отрезал старший. — Уже в спортзалах открыто тренируют бои с карателями! При зрителях! А среди них наверняка есть пауки режима — потому что они есть везде! Вот кто этот сторож из школы, где вы скачете с музейным оружием? Говорят, он почему-то играет с детьми в спортзале. Может, для того, чтобы увидеть наши боевые пятерки? Он не похож на сторожа.

— Он ни на кого не похож! — буркнул младший. — Прихоть природы. Мы проверяли его — он ниоткуда. Бродяга пляжей. Я думаю — на режим он не работает. Он видел наши пятерки при оружии — и все спокойно, никаких шевелений вокруг школы. Из моей пятерки кое-кто имеет братьев в карабинерах — они тоже бы сообщили, будь какая опасность.

— В главном ты прав, — неожиданно согласился старший. — Пора начинать. У ребят слишком много энергии. Как бы не начали драться между собой, тем более что поводов достаточно, старая знать всегда грызлась друг с другом и помнит обиды веками.

— Традиции, — вздохнул младший с пониманием. — В них наша слабость — но и наша сила тоже!

— Да какая в них сила?! Лорды предгорий никогда не встанут в бою рядом с лордами побережий — ну в чем здесь сила? А в войне против карабинеров единство — обязательное условие. Иначе нас перережут поодиночке.

— Начнем войну поодиночке. А там найдется лидер, способный объединить. Война ему поможет.

— Дурак. Сначала — объединить. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы война закончилась за один день. Или хочешь? У тебя родня в карабинерах…

— У всех родня! — огрызнулся младший. — Что поделать, если мы — ветви одного дерева? Но здесь — наша земля! Мы слились с ней душой, стали одним целым — и не позволим даже родне перекраивать этот мир по-своему!

— Золотые слова! — одобрил старший. — Ты бы еще поступал, как говоришь, тебе бы цены не было…

— Я стараюсь изо всех сил, босс! — обиделся младший.

— А Эстер? Эта пляжная красотка забрала уже слишком много власти. Все лорды предгорий с ней. А ты до сих пор ничего с ней не сделал.

— Босс, но ведь объединяться — это хорошо? Она же объединяет…

— Дурак. Ослепленный красотой… У нее половина отрядов. И у нас — половина. При равенстве сил мы никогда не объединимся, только перебьем друг друга во взаимной грызне. Кто-то должен уступить. Но не мы. Понятно? Путь к победе справедливости ведет через резню соратников — это не мной придумано, это так учит история.

— Да, но… у нее отряд — за Эстер глотку любому перегрызут.

— Хорошие ребята, — обронил старший. — Жаль их терять. А придется. С отрядом-то… это просто. У тебя, говоришь, родня в карабинерах? Ее отряд — из предгорий. Я слышал, у них какой-то забавный обычай, молиться ходят в горные храмы, что ли… Если они попадутся в засаду карателей где-нибудь в ущелье…

Они надолго замолчали.

— Я сделаю это, брат, — наконец решился младший. — Сделаю. Если это единственный путь к победе справедливости…

— Решено, — заключил старший. — Кстати, они действительно ходят молиться? Они верующие? Ты ведь тоже с предгорий, должен знать.

— Есть легенды, — неохотно сказал младший. — Когда-то в горах скрывалась … Сила. Сила гор. Еще говорят — Стражи гор. То, что защищает справедливость. Мы ходим в горные храмы петь им гимны. Считается, что Страж придет, если миру будет грозить беда. И… это правда. В это мы верим. Знаешь, когда идет враг — горы кричат от гнева…

— А, слышал в детстве, — кивнул старший. — Кто-то еще верит сказкам, удивительно даже…

— Мы верим. С отрядом Эстер… действительно все просто. Я ведь тоже хожу с ними в горные храмы. Ну… пройдусь в последний раз. Смерти я не боюсь. Зато совесть моя перед Стражем гор будет чиста.

— Чистым хочешь остаться? Ну-ну…

И они опять надолго замолчали.

— Я вот думаю сейчас… Как здорово бы мы жили после победы справедливости? Не судьба.

— Не судьба, — согласился старший. — Только думаешь ты не об этом. А думаешь ты, что я зверь, не лучше карабинеров. А зря. Лично мне ведь эта власть не нужна — только ради победы справедливости! А как докажешь всем?! Но я не хочу остаться зверем в памяти потомков моего рода! Так что — я иду с тобой. Давно хотел посмотреть на эти таинственные моления, да все некогда было… Возьмешь с собой?

— Спасибо, брат, — пробормотал младший. — Смерти я не боюсь, но вместе… не так страшно.

— Только я ваших гимнов не знаю, — деловито сказал старший. — Неудобно в храм невеждой заваливаться. Учи, пока не поздно!

Они уходили с пляжа и во всю глотку орали боевой гимн. И воздух дрожал от мощи их юных голосов.

— Ну и что ты делаешь в школе? — спросил Санго Риот.

Его лицо по ту сторону экрана не выражало гнева, лишь недовольство. Недовольство начальника, уже подписавшего приказ об увольнении неугодного подчиненного. Это я уже проходил — у себя на родине. Можно было б не продолжать разговора — зачем, собственно, если начальством уже все решено? Но — нельзя. Санго Риот все же мне друг… или начальство? Я подумал и решил, что все равно выключить сейчас экран — это уже слишком. Ну, тогда буду отвечать на поставленный вопрос. Тоже неплохой способ уйти от ответа — ведь спрашивал он меня не о школе, конечно.

— В школе я учу детей правильно играть, — честно ответил я. — Понимаешь, им почему-то вдолбили, что игра — это подготовка к взрослой жизни. Опасное заблуждение, между прочим… Оттого их игры такие жестокие и агрессивные. Ну, я по возможности исправляю ошибку. Вот этим я и занимаюсь — помимо выполнения служебных обязанностей, естественно.

— Ты решил стать воспитателем? — уточнил Санго Риот. — Воспитателем в государстве карабинеров?

Он ожидал четкого ответа на ясно поставленный вопрос. А я не мог сказать ему «да». Государству карабинеров не требовались воспитатели, особенно такие, как я, и мое увольнение было очень близким и неизбежным событием. Не мог я сказать и «нет», потому что моя вторая профессия, в понимании Санго Риота, — разведчик. Разведчик Границы. Получивший образование и материальное поощрение, которые следовало бы отрабатывать.

— Ты профессиональный разведчик, — напомнил Санго Риот то, о чем я и сам помнил. — Обучение и зарплату положено отрабатывать, это правило одинаково во всех мирах. Почему ты до сих пор не в офицерском клубе?

Мое лицо невольно выразило все мои мысли об офицерском клубе и личностях, его посещающих. Пронзительные желтые глаза собеседника мгновенно вспыхнули — и погасли. Новый Санго Риот неплохо владел собой.

— Вот, значит, как! — сказал он почти ласково. — А на Желтых планетах ты маскировался вполне профессионально — служил, выслуживался, убивал кого ни попадя, проникал куда положено и выяснял что требуется — и даже больше. И на Арктуре ты был безупречен, твои сменщики считают твою работу образцом для подражания — и никто до сих пор не смог выяснить, куда ты запрятал спасенную императрицу, даже я… Да никто из сменщиков даже в императорскую гвардию не смог пробиться! И лишь на Веге ты хочешь остаться чистеньким. Карабинеры тебе сейчас противны, а легион Непобедимых, гораздо более мерзкие убийцы, кстати — как братья родные? Почему? Я думаю, это потому, что после работы ты всегда можешь шагнуть в нуль-переход прямо в сытую жизнь Границы. Принять хвойную ванну, прогуляться по улицам в офицерской форме при всех наградах — под восхищенными взглядами девочек… Тогда, конечно, тебе уже противно пачкать руки в крови несчастных, кого ты определил в противники. Ведь ты разведчик, элита и гордость войск Границы! Пора, пора восстанавливать корпус наблюдателей, разведчикам же не к лицу разгребать грязь! Но вот о чем я хочу тебя предупредить: у границы есть свой ответ на твое поведение! Достойный ответ, тебе не понравится! И называется он «сын планеты»! Поинтересуйся, что это такое, прежде чем делать следующий шаг!

И он отключился. Чтоб последнее слово осталось за ним? Так мне все равно нечего было возразить. Слов не было, а было стойкое отторжение того, что считается обычной жизнью разведчика. И орден динго сыграл в этом не последнюю роль.

— Дом! — безмолвно воззвал я. — Дом!!! Что делать мне, друг?!

И Дом откликнулся. Из-за бесконечных пространств пришло и объяло меня… не чувство, не голос, конечно, вообще не звук, не мысль даже. Присутствие. Он словно был рядом — могучий, бронированный, невозмутимый, мой ехидный ворчливый Дом. Мы долго молчали вместе, и я набирался сил для решения. Потом он включился и рассказал мне новости и сплетни Асторы. Потом решил, что я достаточно восстановился, и собрался уходить.

— Почему ты стал Домом? — спросил я. — Я ведь тебя знал раньше. Ты — доктор Бэра?

— Я — Дом, — неохотно отозвался он. — Доктор Бэра… он умер. Когда-то приходит время умирать и бессмертным. Потому что кто-то ведь должен нести пламя красоты в своих крепких ладонях? По-моему, это дело как раз для мужчин.

— И поэтому так мало мужчин на Асторе, — пробормотал я. — И поэтому на Асторе такие надежные, верные Дома. Прощай, Дом. Ты был мне верным другом.

— Прощай, — откликнулся Дом. — Неси пламя красоты в своих ладонях.

Я вышел в школьный двор. Солнце Веги палило вовсю, над камнями дрожал горячий воздух. Вокруг меня носились младшие жители этой планеты. Но стоило поднять глаза — и надо мной раскинулось ночное небо Асторы, все в звездах, далеких голубых и близких желтых; протянешь руку — и на ладонь опустится теплый огонек…

— Говорят, тебя выгоняют из школы, Черный? — деловито поинтересовалась моя подружка. — На прощание положено кое-что делать! Сводишь меня в ночной город?

Я был не против. Вообще-то уход с дежурства считался тяжким проступком. Уход вместе с воспитанницей — проступком непрощаемым. Только в последнее дежурство никакие наказания не страшны.

Она моментально собралась: подвела глаза и губки люминофором, нацепила на уши, шею и руки-ноги массу подвесок, затянулась в эласт. впорхнула в туфли-попрыгунчики, застегнула на щиколотках и запястьях браслеты-колокольчики — готова к приключениям! А уж сколько подруг она разбудила, занимая все это!..

Школа по ночам запирается основательно, совсем как тюрьма. Да она, по сути, таковой и была. Но я пока что дежурный сторож и допуск не утратил. Замки щелкнули послушно — выходи! Подружка прищурилась, запоминая коды. Вообще-то ее любой дежурный отпустит — и отпускает — если она хорошенько, очень хорошенько попросит, но знание кодов лишним не бывает…

Моя дама гордо вышагивала впереди, браслеты торжествующе звенели. На молодежном языке это значило, что она задурила нового кавалера. Я тайно ухмылялся. Моя подружка ростом была — мне до подмышки. А уж возрастом вовсе незаметна.

Эфемер сиял огнями. На прозрачных стенах ночных дансингов качались причудливые тени.

— Сюда мы не пойдем, — соображала моя подружка. — Здесь чужие собираются, забьют.

— Даже тебя?

Она не уловила насмешки, ответила озабоченно:

— Меня, может, и нет. Но браслеты снимут, подвески, а мне отдавать надо.

Поэтому сюда мы не пошли, а забрались в центр города. По всему городу валялся мусор под ногами — местная особенность жизни. В эфемере не принято соблюдать чистоту, потому что утром, при съеме модулей, машины вычистят и вымоют все, и дневная элита будет нежиться в сияющей чистоте. Из этого следовало, во-первых, что ночью развлекается самая нищета, для которых чистота не обязательна, а во-вторых, самые посещаемые места оказывались и самыми замусоренными. Мы с подругой забрались в самую настоящую помойку, что несомненно означало высокий рейтинг заведения. Стены модулей здесь горели розовым, в уши била музыка — и всюду толпы народа. Мы пробились ко входу, и тут обнаружилась причина популярности дансинга — бесплатный вход. Что также означало: нет бара, нет внутренней охраны, нет профессиональных лидер-танцоров и всего прочего, чем действительно хороши дансинги эфемера.

— Мы здесь не танцуем, — мило пояснила моя подружка. — Нас тут встречают и увозят — в настоящие дансинги!

Увозят — это ничего бы не значило на Желтых планетах или в Границе. В эфемере же по его квазиживым тротуарам имели право ездить лишь две категории лиц: патрули в мобилях карательных войск и золотая молодежь, готовая платить бешеные штрафы за порчу имущества корпораций эфемера.

— Тебе лучше отойти, — предупредила меня заботливая подружка. — Здесь бывают лорды предгорий, ну и сынки их тоже. Меня-то здесь знают, а тебя рядом со мной могут и убить. Убьют, а от патруля откупятся. Они тренируются здесь, по дракам. Дадут раз — и отлипнешь мертвым. При твоих размерах тебе больше и не потребуется.

Я понимал, что она имела в виду. Стены модулей не были твердыми в обычном понимании. Они поддавались усилию, а затем восстанавливались, получалось нечто вроде замедленной упругости. Но почему-то порядок возвращения был таков, что бьющий предмет слегка защемлялся в стене, «прилипал», а затем отталкивался. Однако требовалось небывалое усилие, чтобы стена защемила человеческое тело. На моей далекой родине в таких случаях говорили — размазать по стене. Примерно та же степень вероятности.

Молодой здоровяк уверенно положил руки на плечи моей подружки, и та охотно засияла улыбками. Встреча близких друзей? Но кое-что меня не устраивало.

— Убери руки, — посоветовал я. — Ты же лорд, то есть неприлично богатый. А она школьница.

Школьница на Голубой Веге, при повсеместной нелюбви к родительским обязанностям, являлась самым бедным и бесправным существом. И мне очень не нравилась вероятная причина дружбы столь разных по достатку людей. Да и дружба ли?

Юноша развернул плечи атлета. Молодой бог. Геракл. И такой же вспыльчивый. Народ скромно убрался из зоны поражения.

— Это кто? — поинтересовался он у подружки.

Та прикинула варианты, решила, что ей здесь делать нечего, мило нам улыбнулась — и отправилась танцевать. Ее неистребимый практицизм меня умилил.

— Я тебя вспомнил, — сообщил я молодому богу. — Ты из тех, кто платит бешеные деньги за аренду школьного спортзала. Вы там тренируетесь, чтобы якобы защищать справедливость.

— Якобы?! — рыкнул атлет и принял боевую стойку.

— На самом деле вы там для того, чтоб задешево покупать симпатичных девочек для развлечений. А тренируетесь, чтоб вам за это морду не набили. Гниды вы богатые…

Про гниду я сказал на родном языке, но он как-то понял. Видимо, неспокойная совесть подсказала перевод. В следующее мгновение он совершил два красивейших переворота назад, свернулся, развернулся веером. Получилось просто здорово, зрители из темноты бурно выразили соответствующий восторг. Молодой бог сорвал заслуженные аплодисменты и заодно разогрел перед боем мышцы. Ну, эта практика не нова: курсанты разведшколы тоже практиковали драки в ночных дансингах Границы. Только они не были защищены богатством, потому и не крутили сальто вместо боя. Так что на третьем прыжке он получил, что ему там причиталось, и влип в стену.

— Нет, ты не Геракл, — решил я. — Так себе… гераклит.

— Кто такой гераклит? — осведомился молодой бог из стены.

Забавляясь необычностью ситуации, я прислонился рядом с ним и, как мог, изложил историю Геракла и его детей. Потом он выпал из стены, и мы вышли к морю, подальше от толп людей.

— Ты все же не прав, — неуступчиво заметил он. — Школьницам самим нравится с нами дружить. Что плохого в том, что мы их катаем на машинах и учим настоящим танцам?

— Ах какие вы добрые! — отозвался я. — Сначала вы допустили создание тюрем-школ, где воспитанников содержат в нищете. И как просто сейчас чувствовать себя щедрыми и добрыми, подманивая несчастных девочек в общем-то просто нормальной жизнью — но она для них как сказка, а вы идете за принцев!

— Мы не виноваты! — возмутился атлет. — Ты откуда свалился в эфемер, что не знаешь простых истин?

— С Арктура, — почему-то сказал я правду. — Из охраны императора. Бывшей, конечно.

— Угу! — недоверчиво глянул юноша. — Может, ты еще и сын Болдуина?

В чем-то он был прав. В императорскую гвардию принимали исключительно двухметровых ребят. Я был единственным исключением.

Мы гуляли по ночному пляжу, и гераклит рассказывал мне, как здорово жили на Веге, когда были только лорды, справедливые, строгие и мудрые, и аборигены, жизнелюбивые, работящие, неунывающие; как наука первых и философия, обряды и быт вторых слились и явили миру уникальную культуру городов-эфемеров, полных песен, танцев и великой любви ко всему живому. А потом явились иные лорды, с планеты-матери, и принялись методично уничтожать самый дух народа. Где сейчас те песни и танцы, где единство нации?! Эфемеры стали бездушными — и безумными. Дети — в школах-тюрьмах, аборигены — в подземных поселках-тюрьмах, старые лорды — в гордом одиночестве на своих пляжах, в своих гротах и подгорных храмах, в бессмысленном культивировании искусства для самого искусства…

— У нас, старых лордов, есть шанс возродить нацию, — заключил гераклит. — Пока жив дух народа — шанс есть. Вырезать режимы карабинеров, вернуть прежние традиции — и эфемеры вновь распустятся цветками любви по побережьям ночных бухт. И мы заживем как прежде.

Наивные, они планировали победить режимы карабинеров лишь мощью своих мышц да ритуальным оружием старых лордов — боевыми браслетами да метательными иглами. Но — они мне понравились. И мы расстались друзьями. Я вернулся на свое последнее дежурство, гераклит же отправился позаботиться о моей подружке, что, по моему мнению, было вовсе ненужным — эта проныра прекрасно заботилась о себе сама.

Санго Риот возник неожиданно: дрогнули крылья птицы-ночи, блеснули пронзительно-желтые глаза-звезды, массивное тело опустилось рядом со мной на ступеньки школьного крыльца. Он вообще-то был моим непосредственным и очень большим начальством, и мне следовало бы встать и доложить о проделанной работе… Только не было никакой проделанной работы. Кончился я как разведчик. Так что мы просто сидели и молчали, без взаимных обвинений, он — в память о бое на базе Седьмого заградотряда, где я принял на себя клятву пограничника-смертника, я — в память о другом бое на той же проклятой базе, где желтоглазый зверь ревел в буйной ярости над телом сраженного Санго…

— Красивый город, — заметил наконец симбиот.

— Не город, — уточнил я. — Эфемер. Система энергонапряженных сложносочлененных модулей. Он — уже живое существо.

— Я чувствую, — согласился симбиот. — Я чувствую, что мы… родичи.

— Надо же… Я-то думал, что это дансинги, кафе, в общем, город отдыха и развлечений, а оказалось — твой шурин…

— Где он спит днем? — поинтересовался симбиот.

— Люди заботятся, — махнул я рукой в сторону района складов. — Там…под землей хранилища.

— Значит, окончательно решил отойти? — спросил он с несвойственной симбиотам грустью.

Я кивнул. Затем счел нужным рассказать о планете-матери расы лордов. Ее агрессивные замашки скоро могли создать проблемы защитникам Асторы.

— У них разве есть установки нуль-переходов? — скептически осведомился Санго Риот.

Ну, его скептицизм был обоснованным. Нуль-переходы — крайне сложные и нестабильные образования, и толком в них не разбирался никто, в том числе и сами создатели. А создателей были считанные единицы. Слишком сложно, слишком энергоемко.

— У них, и это абсолютно точно, нет на Веге звездного порта, — сообщил я. — Хотя лорды посещают планету-мать достаточно регулярно. Говорят, что это безумно дорого. В частности, учатся они именно там.

С маски симбиота мигом сполз электроразряд, только что означавший усмешку.

— Пусть идут! — прошелестел он. — Если они так жаждут встречи с защитниками…!

Остальные шелесты и скрипы, видимо, означали варианты угроз «в прах!» и «по орбите размажу!».

Смена состояния духа у него, как всегда, произошла моментально. Хоп — и любуйтесь формой N1, «симбиот невозмутимый». Словно реле щелкнуло.

— Любопытно, что ты на стороне охотников, — заметил он как ни в чем не бывало. — Ведь они кто? Националисты. Те, кого ты презирал на своей родине. Певцы чадры и шариата.

Про чадру я бы еще поспорил, на жене вождя, молодой и симпатичненькой, обычно болталась всего одна тряпочка, и это точно была не чадра. Но Санго Риот, конечно, не саму чадру имел в виду.

— А если победят охотники, вы всех заставите жить в шалашах? — продолжал изгаляться Санго Риот. — Охотиться на оленей… их точно на всех не хватит. Выступать против медицины, самолетов, нуль-переходов, против литературы — охотники ведь неграмотны! — короче, против самого прогресса! Да, ты гигант!

И что отвечать? Я занял не его позицию, тем самым, не сказав ни слова, я и обвинил его, и оболгал, и подвел — самим фактом принадлежности к иному лагерю. И сейчас симбиот отбивался от воображаемого нападения.

— Ладно, топай отсюда, микроволновка разумная, — предложил я ему достаточно миролюбиво.

Хорошо, что оскорбления не нуждаются в переводе. Качнулись крылья ночи, блеснули звезды, и черная фигура исчезла. А перед крыльцом объявилась моя неверная подружка, неуверенно спрашивающая, чего это я тут (делаю? говорю? существую?).

— Я зёгэн, в этом суть, — пробормотал я. — Мне, чтоб увидеть, достаточно захотеть и вообразить…

— А… — в сомнении соображала подружка. — Так это твоя галлюцинация, увиденная мной? Мне не понравилась твоя галлюцинация! По-моему, она очень опасна — и ты тоже!

— Не думаю, что и ты б понравилась ему! — огрызнулся я насмешливо. — Люминофор на ушах, как он туда попал? Эласт в пятнах, опять винной ягодой швырялись там, куда тебя увезли и откуда ты только что явилась?

— А! — махнула она рукой, и браслеты серебряно вспыхнули в звездном свете. — Это офицер-каратель… дурак! У него такая манера… ну, в общем, уши-то я отмою!

— Вчера ты была с лордом, сегодня с карабинером, ты что, совсем их не различаешь?

— Оба зануды! — призналась девочка и вдруг хихикнула:

— Представляешь, один все уговаривал сходить с ним на гимнопения в подгорный храм! Будто мне это интересно!.. Так и второй — вот умора! — уговаривал сходить туда же, в засаду на первого! На гимнопевцев, в смысле!

— Ты отказалась?

— Да я бы сходила, — призналась девочка. — Войну я еще не смотрела. Только я обещала тебе вернуться к утру, а у них засада вот-вот! Даже на спецмобиле не успела бы, хотя он предлагал… Э, а ты чего это, а?

А я преображался. Грубое нарушение законов разведки — преображение при посторонних. Но я больше не разведчик. А у ордена динго даже и законов на такой случай не сохранилось — так давно случилось последнее преображение Стража гор. Литания на языке невообразимо древнего и далекого мира звенела в ночи, и на мраморе крыльца поднималась, расправлялась жуткая с любой точки зрения фигура. Черный провал под капюшоном вместо головы, сияние энергопояса и злобный блеск оружия — именно это, скорее всего, виделось моей подружке. Резко усилилась видимость — удобная особенность гермошлемов воинов динго. Бусы тактильной взрывчатки — на грудь. Шок-ножи — в обоймы. Метательные иглы — в плечевые тяги. То, что отдаленно напоминает пистолеты — в набедренные секции. И еще с десяток весьма специфических устройств — по всему телу. Ну, а полевые конструкции — основное оружие воинов динго — обычным зрением и вовсе неразличимы. Еще я стал повыше ростом — это активизировались стабилизаторы хода. Устройства сами по себе не придавали ногам дополнительной силы, но помогали эффективно использовать имеющуюся — и надежно защищали ступни. А это немаловажно, когда попадаешь стопой в бронежилет карабинера.

— Ты чего это? — повторила девочка весьма агрессивно.

— Пойдешь со мной.

Бывают ситуации, когда личность надо упрашивать. Чаще случается, что надо убеждать. Еще чаще — когда лучше отступиться. Но иногда, крайне редко, лучше всего взять за руку и тащить. Вот как сейчас. Во имя светлого будущего этого мира…

Девочка коротко заверещала. Я закинул ее на плечи, а это не самое удобное место для сидения, если учесть, что над правым плечом торчала рукоятка энергобича, над левым эфес меча и захват снайперской винтовки.

Земля дрогнула и стремительно понеслась за спину. Когда очень нужно, воины ордена динго могут перемещаться достаточно быстро.

— Так где, ты говоришь, будет засада?

Мы стояли на дороге, ведущей к горным храмам. Девочка отвечать не торопилась. В школе очень быстро приучаются не болтать того, за что впоследствии могут оторвать голову. В буквальном смысле.

— А говорили, что вас нет, — осторожно заметила она. — Стражи гор — это же было очень давно, да еще и в сказках?

В общем-то она была права. Орден динго давно покинул этот мир. Вместе с гибелью последнего Стража… Именно поэтому она должна была увидеть то, что обычно сокрыто от глаз посторонних. Чтоб не умирала надежда на возрождение…

— А я чужой здесь, — коротко пояснил я. — Но это ничего не меняет, не так ли? Я все равно Страж гор.

— Ну да, ну да… Ты еще скажи, что сын Болдуина…

Далеко впереди рявкнуло, да так, что со склонов покатились камни. Поздно! Поздно!

Мы все же нашли их — тени, светлые тени на черных обгорелых камнях. Каратели не стали утруждаться стрельбой и просто сожгли отряд объемно-зажигательной бомбой. Что же вы так, гераклиты, наивное племя, знатоки старинных ритуалов боя!..Дальнее эхо скорбно гремело по ущельям. И сквозь него доносились еще какие-то неясные звуки. Храм! Кто-то мог остаться в храме!

— Жди меня здесь! — сказал я девочке строго. — Жди и смотри. Вот это — война.

Она не дождалась, встретила меня на полпути и стала помогать тащить оставшегося в живых. Помощи с нее — ногу придержать, но все же важен сам факт…

Мы затащили его на седловину горы.

— Привет, юный бог! — сказал я юноше. — Ну и как самочувствие?

— Ребра, — сообщил он искаженным от боли голосом. — Мне поломали все ребра…

— Заживет, — буркнул я равнодушно. — Вы, кажется, знакомы? Ну вот и пообщайтесь пока.

У меня самого времени на общение не было — как и желания. Где-то внизу не спеша двигался к городу отряд карателей. Скоро они заметят, что оставшиеся позабавиться с пленным гераклитом не догнали их. И начнутся вопросы по переговорникам. А мне это надо? Пусть мое появление будет для них сюрпризом. Тогда у меня останется шанс вернуться из предгорий, а у карателей — нет.

Потом был трудный и медленный путь к эфемеру. Энергопояс по ходу встречи с карателями угас, и юношу попросту пришлось тащить на подручных средствах.

— Ты уходил, чтоб догнать карателей, — прошептал юноша утвердительно. — Среди них и мой брат. Он… там кто-нибудь остался жив?

Я промолчал. Сталь обнажают для боя. То, что там было, просто станет еще одним из моих снов-кошмаров: каменистый склон, лента дороги внизу, бешеные глаза карабинеров в опасной близости, дрожь пулемета в руках…

Мы оставили его перед городом. Тащиться по городу с раненым лордом — безумие. Да и зачем? Юноша был достаточно богат, чтоб лучшие медики эфемера примчались прямо сюда. Да и надоело его тащить по горкам.

— Значит, вы все же есть, — задумчиво пробормотал заговорщик. — Мы, конечно, верили, но воинов справедливости не видели так давно…

— Нас нет! — сказал я внушительно. — Нас настолько нет, что не стоит даже и говорить, кто и как доставил вас к городу.

— Я ничего и не видела, — сразу откликнулась моя сообразительная подружка.

Парень тоже подумал. Наконец и до него сквозь боль дошло, что один воин — не та сила, которой можно выступать явно. На прощанье он сказал:

— Стражи гор — сказка, кто же спорит… но, например, бывшего гвардейца из охраны императора хотелось бы видеть в наших рядах, а не в корпусе карабинеров. Так уж устроен наш мир — либо мы, либо наш противник. В гражданской войне нейтральных сил не бывает, вы должны это понимать. Запомните, мы встречаемся на пляжах Белых Песков. Нашу компанию узнать легко, ведь у нас сама Эстер, первая красавица побережья!

— Дело вкуса, — возразил я. — Вот видишь эту кнопку? Для меня первая красавица — она.

Моя дама стерла с ушей остатки люминофора, подала мне грязную ладошку, и мы удалились под недоуменные взгляды избитого бога.

Белые пески пляжей Веги — не единственная достопримечательность приморья. Приморские обрывы из известняка скрывают в себе множество пещер. Каждая из них — чья-то собственность. В городе-призраке, где нет почти ничего постоянного, материальное и земное ценятся очень высоко. Владение самым захудалым гротом — свидетельство немалого богатства. Хозяйка же этого подземного зала, вероятно, вытирала об деньги ноги после прогулок.

В многоцветном зале шлифованного камня гремело знаменитое многоголосие пляжей Белых Песков. Обремененные обилием свободного времени местные лорды из обычного хорового пения создали впечатляющий, сложнейший вид искусства. Сотни голосов гремели симфонической мощью. И над ревущими водопадами звуков повелевающей радугой звенел, царил женский голос. Она стояла в центре цветка-толпы, раскинув руки, красуясь безупречностью и чувственностью тела. Переливы необычайно глубокого голоса прихотливо украшали основную, тоже не из простых, мелодию. Она понравилась мне, дерзкое юное создание, очаровательное дитя фиолетовых небес Веги.

— Ну как, впечатляет? — самодовольно хмыкнул юный бог, мой опекун и проводник в мир богатых.

— Вот это голос! — искренне ответил я. — Переорать такую толпу!

Выздоровевший юный бог разочарованно махнул на меня рукой.

— Она же ведет их! — все же не выдержал и взялся объяснять он. — Это очень трудно — управлять сотнями певцов только властью своего голоса. Говорят, это свойство из класса гипнотических. И крайне редко встречается. А выраженное с такой силой — не встречалось ранее никогда. Ну, ты так не сможешь. И я не смогу. И никто здесь, кроме нее.

Он бы еще по плечу меня снисходительно похлопал, как ребенка!

Рука гераклита поднялась, видимо, чтоб похлопать снисходительно по плечу — и наткнулась на жесткий блок. А это, я скажу, не очень приятно… по ощущениям. Но вроде кость у него осталась цела.

— Ты чего?! — взвыл он от боли. — Я же твой друг!

— А я воин, — пояснил я неохотно. — Мне… неприятно подпускать к себе чужую руку. Любую руку. Сожалею, но… любое высокое умение уродует человека.

Гераклит побаюкал ушибленную конечность — и внезапно задумался. Видимо, начал соображать, в чем же изуродовали лордов их высокие умения. Мне понравилась его сообразительность.

После гимнопений в гроте, видимо, остались только свои. Пришла пора заговоров и жутких тайн.

— Рекомендую, вот новичок в твой новый отряд, — представил меня мой покровитель и друг.

В его словах отдаленным эхом прогремела неявная угроза: уже всем известно, что она осталась одна, без поддержки отряда, в окружении властных, честолюбивых лордов, изуродованных высоким умением боя. Она ответила ему таким уверенным взглядом, что гераклит смутился.

— Эстер, — представилась она сама, потому что представлять ее пока что было некому. — Командир боевого отряда.

— Эстер, новичок, — подумав, сообщил и я.

Она недоверчиво усмехнулась. На Веге одинаково принято называть близнецов, а так повторяющиеся имена не встречались. У лордов была достаточно развитая, музыкально тренированная фантазия, чтоб даваить своим отпрыскам уникальные имена.

— А похожи! — заявил кто-то насмешливо за спиной.

Дитя сытой, праздной элиты, она, конечно, выросла гораздо выше меня, и уж тем более никак не вязался с ее изысканной красотой мой прозаический облик — и потрепанный костюм.

— Стрелять умеешь?

— Да, я же служил в охране императора, — не совсем к месту сообщил я.

Здесь всем было известно, что в императорскую гвардию выбирали исключительно гигантов.

— Будешь моим телохранителем, — решила она. — И постарайся, чтоб твою сестру не пристрелили, как императора… брат.

На мгновение наши взгляды встретились. За высоченной стеной превосходства лордов пряталась детская беззащитность. Я был единственным бойцом ее отряда — если еще соглашусь. Больше ей некого было назначать телохранителем. И я извлек клинок — тонкий звон распрямившейся стали растаял во внезапно наступившей тишине. Наши глаза встретились — и она приняла безмолвно мою присягу.

— Надо же, какая хорошая подделка под меч Стражей гор! — заметил тот же насмешливый голос.

— Да уж, сказочный богатырь был бы кстати, — вынуждена была признаться она. — Может, здесь и сын Болдуина найдется? Поднимись с колен, воин. Сопровождаешь меня сегодня на совещание командиров.

Я убрал клинок, и она задумчиво проводила его взглядом. А я посмотрел на шутника — и хорошенько его запомнил.

Ее попытались убить в эту же ночь. И в несколько последующих. Гераклиты, так я их стал называть, были утонченными эстетами, но это не помешало им устроить междоусобную резню — да и когда это мешало? Я решил бить их всех, пока они не придут естественным путем к мысли о мире. Ну, те, кто останется в живых.

Ее и сейчас вели: мы шли после ночного карнавала вдоль спящего моря, а с дальних скал за ней следил хищный зрачок ночного прицела. Я остановился и положил руку на плечо. О, они уже знали, что это такое! Прицел погас, тени метнулись в разные стороны, одна в грот, другая — горной кошкой по утесу.

— Опять?! — охнула Эстер.

Энергобич хлестнул раз и другой. Сделано.

— Кто в этот раз? — прошептала девушка.

Я промолчал. Энергобич — примитивное оружие. Им не разглядывают, не опознают — им режут пополам.

— Ты хоть понимаешь, что они все — мои друзья?! — потерянно сказала Эстер. — Мы с детства росли вместе!

Друзья в толкотне за власть простодушно норовили ее пристрелить, но что с того? Зато они ах какие танцоры, ох какие певцы, ух какие пловцы, А уж умницы такие, что и междометий не подберешь.

— Откуда ты свалился к нам? — горько сказала она. — Тебе хорошо, ты бездушный, и убийства — суть твоей жизни… а я? Как мне с этим жить дальше?!

Откуда я? Я смотрел в небо. Высоко над нами горели звезды. Здесь они были такими яркими, что скалы в их свете отбрасывали тень. Откуда же я? С Желтых планет, где воздух сух, где звенят над полями голоса беспечных аборигенов, готовых равно рыхлить землю и махать кинжалами? Но я — не они, да и нет их больше, Желтых планет. Но я и не Пограничник. Нет во мне того рвения, что помогает добиться теплой конуры и вкусной еды пограничника Асторы, и маяк нуль-перехода давно спрятан за ненужностью в кустарнике Белых Змей у пограничной реки… Уж конечно, я не асторянин, об этом даже предполагать несерьезно. Но кто тогда? Неужто сын той далекой, холодной моей родины, которой я и не нужен? Да и где та родина, за какими далями? Хороводом закружились видения: горящий поезд, кровавый туман, и лучистые глаза Анико — «отнеси меня во взрослую жизнь»… падающий Санго Риот и крик его «брат, помоги!»… и воины мои, мои мальчишки, да будут им пухом руины городов; и где-то совсем далеко мудрые, печальные глаза Болдуина и тихое его покаяние — «сын мой, страшную ношу даю я тебе — бессмертие»…

— Кто я? — спросил я в багровый туман. — Где я? Зачем? Куда иду я в одиночестве?

Я ждал ответа. Так должно было случиться: до какого-то момента меня несло, я бился за жизнь и за честь, и бой был смыслом жизни. Но вот меня вынесло на берег — пришло время вопросов и ответов. Отец мой, ответь!

Но я ничего не слышал. Мой мудрый учитель был далеко, за далями бесконечных пространств…или, может, в глубинах моей памяти… Я всматривался и вслушивался в напряжении всех чувств. Туман… только туман…

…Пришло ощущение теплого камня под щекой. Я перевернулся. Над головой, качаясь, плыл и звенел звездный хоровод, и высокая тоненькая девушка трясла мой пояс и разъяренно шипела на Эстер:

— Не стой скалой, год ир зёгэн! Не видишь, у него кончается энергия!

В огромных глазах девушки блестели злые слезы. Не плачь, моя ветреная подружка из школы… Правду говорят: дети вырастают незаметно…

В сердце эфемера, самой древней, коренной части города-призрака, царил полдень. Здесь, среди белокаменных особняков, жара почти не ощущалась. Могучие деревья укрывали аллеи и дорожки трепещущей тенью. В каменных ложах журчала прозрачная вода горных ручьев: проделав весь путь в подземных водоводах, она оставалась по-прежнему ледяной и чистой — и заметно охлаждала воздух.

По каменным плитам, испытавшим на себе поступь десятков поколений лордов, не спеша прогуливались двое. Они беседовали, и нежный голос девушки поражал редких встречных богатейшими переливами тембра. И только ее спутнику было не до восхищения.

— Я позвала тебя, Второй, ради информации, — сообщила ему Эстер.

Юный гераклит понимающе склонился перед ней — под прозрачным сиреневым костюмом прокатились волнами могучие мышцы. Он владел сложным искусством танца мышц, когда тело играет при каждой смене положения, и Эстер на мгновение даже залюбовалась им — но не более.

— Ты примкнул ко мне одним из первых и не прогадал, — заметила девушка. — Сейчас ты мой заместитель в ордене Гераклитов, и я во всем полагаюсь на твою верность.

— Да, — скромно согласился юноша. — Только отметь: я примкнул не одним из первых, а первым.

— Вовсе нет. Первым был тот, кого вы считали моим телохранителем.

— Ах да! Верный бойцовый пес! Но это я привел его!

— Да. Я помню. Расскажи о нем все, что знаешь. Ведь это ты привел его.

Гераклит нервозно глянул на юную красавицу. В последнее время Заря Побережий стала носить непрозрачную одежду, переняв гнусную привычку своего охранника. Но и под плотными рукавами на предплечьях девушки угадывались очертания того, что издревле называлось обручнями — стальные наручные доспехи, усеянные трехгранными шипами. Удар наотмашь такой рукой не оставлял на лице живого места. К сожалению, Эстер быстро переняла и другую привычку верного пса — бить при малейшем неповиновении и со всей дури.

— Почему я? — осторожно сказал гераклит. — Больше всего он общался именно с тобой. Кстати, где он?

— Мой юный друг! — раздраженно заметила Эстер. — Мне не нужны вопросы на вопрос, мне нужен твой ответ! Если, конечно, ты верен мне по-прежнему.

— Э… я не отвечаю вопросом на вопрос, я просто уточняю наши позиции в разговоре: будешь ли ты сдержанна, если мой ответ тебя случайно — и независимо от меня! — не удовлетворит?

— Мой юный друг… мы сделали невозможное, объединив все отряды и создав боевой орден гераклитов, обладающий достаточной мощью для войны против режима метрополии. Но нам предстоит большее — война. Так что я не собираюсь… одним махом, по крайней мере… избавляться от ближайших соратников. Итак?

— Я полагаю, он извне, — обреченно, ожидая насмешки, сказал гераклит, забыв даже покрасоваться волной мышц. — Я полагаю, он из Стражей гор. Воин справедливости. Они, конечно, сказка, но… я видел его в истинном облике!

Юноша вспомнил, как карабинеры кидали его по кругу ударами сапог, как на волне ветра ворвалась в круг жуткая черная фигура, как мучители умерли страшной смертью — и содрогнулся.

Главное было сказано, а дальше слова полились так стремительно, что гераклит не успевал договаривать их. Эстер слушала, задумчиво опустив голову и поигрывая рукавом одежды. Наконец она взглянула на него, и юноша очарованно умолк. Она была невозможно красива!

— Оставим мертвых земле, — вздохнула она. — Пусть будет пухом камень гор для моих ребят, которых ты предал. Ведь это ты их предал? У меня тоже есть родня в карателях, так что я знаю!

Серебро боевых браслетов сверкнуло перед его глазами — и опустилось.

— Мы все в крови, и я не выделяю тебя, — жестко сказала Эстер. — Междоусобица позади, мы достигли единства страшной ценой — и оставим это в прошлом!

Юный силач помялся и признал:

— Я примкнул к тебе, веря в Стража. А больше — страшась его.

— А я пришла к себе, следуя за ним! — невольно вырвалось у Эстер. — Но вот сейчас его нет с нами, и я не знаю, как жить дальше. Не знаю и боюсь.

— Ну и зачем нам твой телохранитель? — недоуменно спросил юноша. — Он, конечно,… может быть… из Стражей, но сейчас-то у нас есть орден, и есть глава ордена — Эстер, Заря Побережий! Мы победим!

Девушка опомнилась и сдержала очередное признание. Да, она глава ордена. Пусть так все и считают.

— Куда он ушел? — резковато спросила она. — И почему?

Гераклит недоуменно пожал тяжелыми плечами.

— Я давно с ним не встречался, — признал он. — В последний раз мы с ним обсуждали особенности боя в горах с применением оружия массового поражения. Ты же знаешь, у меня брат в карателях, а они собирались что-то подобное сделать с горными племенами, что-то там опять не поделили, только всерьез на этот раз… Ну, вот это и обсуждали.

— И?

— И все! — пожал плечами гераклит. — Решили, что каратели не решатся заразить истоки рек. Нам тогда в приморье достанется больше, чем охотникам. Они-то могут в ущельях и пещерах скрыться, в отличие от нас.

— Действительно, бессмыслица…Разумнее выжечь полынные джунгли фронтовым оружием и добить охотников в обычном бою… Тогда другое: говорят, ты путаешься с девочками из низов?

— И что? — насторожился он. — Среди них встречаются неплохие подружки.

— Ну не знаю… но мне нужна одна их них. Она была дружна со Стражем. Даже слишком дружна.

— Ах эта! — заулыбался гераклит. — Хотел бы я знать, с кем она не была дружна? Хотя… неплохая подружка. Ее можно найти у моря, в компании у Розовой скалы. Она зовет себя Анни-ко. Древнее имя, между прочим…

— Ну надо же, какое открытие! — язвительно ответила Эстер. — Оказывается, они себя даже как-то называют!

В угольно-черной ночи мерцало пламя костра, и скала отсвечивала розовым сиянием. Неясные фигуры угадывались у огня. Они пели под какой-то противно дребезжащий инструмент:

Песня уязвила Эстер жуткой примитивностью. В ней не было обязательной родной полифонии, не было искусства переливов тембра, не было… да ничего в ней не было. Не было ничего, несущего вечное пламя красоты. Был унылый мотив, была чужеродная созвучность слов — и все. Монотонность песни делала смысл с непривычки почти непонятным, словно пелось на чужом языке. На чужом языке…

— Анни-ко! — позвала-приказала Эстер, и ее тренированный голос подавил и песню, и аккомпанемент, и шорохи моря.

Темная фигурка, спотыкаясь, двинулась к ней. Девушка в обтягивающем дешевом эласте, короткие волосы копной, была явно в наркотическом мире. Огромные, в пол-лица глаза смотрели холодно.

— Мне нужен…

— Явилась! — хрипловато констатировала девушка. — Что, пес потерялся? Так кормить надо было. Не знаешь, что другим, не-лордам, тоже есть требуется? Теперь знай. И убирайся — здесь наше место. У тебя же есть многоцветные гроты? Ну вот туда и убирайся.

Не стоило говорить с Силой таким тоном! Боевые браслеты сверкнули в звездном свете. Эстер не боялась — она в одиночку способна была справиться со всей компанией беспризорников. Девушка отступила, подняла руку, и широкий пояс соскользнул в ее ладонь. Эстер остановилась в последний момент. Потому что вовремя осознала, что девушка вовсе не пьяна. Где-то она уже видела такие будто спотыкающиеся шаги. Да это же боевая раскачка!

Резкий звук трепещущей от ненависти стали прозвучал в ночи. В руке у девушки качнулся и замер, готовый к бою, удивительный клинок, так похожий на воспетый в легендах меч Стражей. Гибкая сталь! Совсем недавно Эстер видела это оружие совсем в других руках. Меч пока был в ножнах, но Анни-ко бестрепетно изучала фигуру противницы, готовая отхватить любую конечность.

— Похоже, мы дети одного учителя, — обронила Эстер. — Мир.

Она шагнула в зону поражения и опустилась на каменную плиту. Анни-ко посомневалась, но все же сочла за лучшее застегнуть пояс на талии и опуститься напротив.

— Откуда песня? — миролюбиво поинтересовалась Эстер.

— Сами сочиняем.

— Кто научил так?

— Сказала же — сами! Что, не нравится?

— Нет, — призналась Эстер.

— Ну и ладно. Мы поем для себя. И о себе.

— И что такое ТЭЦ, знаете?

— Технико-энергетическая цивилизация, — пробормотала Анни-ко. — То, в чем мы живем. Полное дерьмо…

— Вообще-то она именно вас должна устраивать, — заметила Эстер. — Вы обуты, одеты, накормлены — вас даже работать заставляют, чтоб не свихнулись со скуки. И чего вам еще нужно?

— Настоящей жизни, — тоскливо сказала девушка.

— Так берите.

— У нас нет сил. Мы все вялые почему-то…

— Вы — может быть, да. Но только не ты! — усмехнулась Эстер. — Ты вот даже слишком энергичная, на мой взгляд. Страж обучает? Я, собственно, из-за него пришла. Я его ищу.

— Вряд ли я захочу помочь тебе, — сразу предупредила Анни-ко.

— Почему?

— Ты не понимаешь, что значит «кончается энергия», — бросила Анни-ко. — Ты же по рождению лорд! Живешь в праздности, в свободное от ничегонеделанья время играешь в войну с режимом, чтоб не свихнуться от скуки. Ты же никогда не задумывалась, на какие средства живет твой телохранитель? А ведь он вынужден был защищать тебя в одиночку, без сна и выходных. У него не было времени даже на отдых, не то что на подработку! Ты ему хоть что-то платила?

— Орден гераклитов — добровольное объединение! — холодно заметила Эстер. — У нас сражаются за идею, не за деньги. Наемникам у нас делать нечего. Таким режим карабинеров в самый раз будет, не мы.

— Ну и наняла бы телохранителя из лордов! Богатому что б и не поработать за идею! Чтоб со скуки не свихнуться.

— Так он был просто голоден? — протянула Эстер. — Просто голодный обморок… И что же он ничего не попросил у меня?

— Ну не настолько же ты тупая! — крикнула девушка яростно. — Ты понимала! Но тебе нужно было, чтобы он попросил! Чтобы поклонился! Вот за это я тебя ненавижу. И вот что я тебе еще скажу — и не надейся, что сможешь это забыть! Ему было плохо, очень плохо, и он пришел ко мне. Ко мне, но не к тебе! Хотя мы обе его ученицы! Ясно?!

— Ясно.

Эстер поднялась и шагнула в темноту.

— Эй! Заря Побережий! Не трясись, он вернется. Он никогда не бросает своих учеников. К сожалению.

— Где он сейчас? — через силу выговорила Эстер. — У тебя?

— В горах, где же еще?

— В горах? Но…зачем?!

— Ты не знаешь?! — недоверчиво спросила девушка. — Там же каратели хотят устроить бойню!

— И при чем тут Страж?

Девушка дернула плечом и повернулась, чтобы уходить. С Эстер ей явно больше не хотелось продолжать разговор.

— Может, потому что он — Страж, — пробормотала она скорее для себя. — Может, потому, что в горных племенах тоже есть его ученики…

— Когда он вернется, передай, что мы его ждем! — громко сказала Эстер.

— Вряд ли он сможет вернуться, — дрогнувшим голосом ответила девушка. — В полынных джунглях будет настоящий ад! Но если он выживет, то вернется к нам, нищим и вялым детям эфемера! Так почему-то получилось, что ему больше некуда возвращаться. Не к лордам ведь в услужение, просить подачку!

— Мы не лорды, мы гераклиты, — возразила Эстер.

Ночь ответила ей молчанием.

— Ну и как там в горах? — поинтересовалась Анни-ко.

— В горах сейчас хорошо! — вздохнул я. — Ручьи по-прежнему прозрачны и полноводны, зелень пышна, лани пугливы, и вечно цветущий митраль дарит девочкам свои венки.

Я сказал ей правду — но не всю. В горах действительно было хорошо, и каменные ладони скал надежно укрыли детей охотничьих племен. Но она ведь не про сами горы спрашивала. А в полынных джунглях был бой…

— А в полынных джунглях?

Огромные, недетски серьезные глаза — от них нелегко скрыть боль.

— Что тебе до охотников? У эфемеров свой путь.

Мне был важен ее ответ. Но еще важнее — ей самой.

— Ну… ты много про них рассказывал. Они мне как родные. Они… плохо, если с ними что-нибудь случилось. Что там было?

А в джунглях был бой. Охотники свои земли не отдают никому, но в этот раз против них встала Сила. Падали тысячелетние деревья, и падали в огне взрывов воины. Фронтовое оружие — не шутка. Это не карабинеры с пулеметами. В этот раз карателей и видно не было. Только «небесные призраки» и ракеты.

— Уводи людей в горы, вождь.

— Отступление — смерть! Ты ведь понимаешь меня, воин? Шаг за шагом мы потеряем свои земли. Полынные джунгли — наша граница, нам и защищать ее. Лучше погибнуть в бою, чем отдать то, что отстояли наши предки.

— Здесь не будет боя. Ты знаешь, что такое химическое оружие?

Вождь знал, и потому молчаливые бойцы ушли скорбными колоннами вверх по склонам. Их повела высокая суровая женщина, боевой комбез увешан запасными кассетами для ручного пулемета. В ней трудно было узнать жизнерадостную молоденькую жену вождя.

— Я остаюсь, — сказал вождь. — Здесь моя земля — куда мне уходить? Моя гвардия остается тоже. Пусть покажут, какие они Неукротимые да Бессмертные. Мы наведаемся в гости к карателям, которые прячутся от нас за расстояниями — и взорвем там все!

— В прах! — поддержал я его. — По орбите размажем.

— Я надеюсь, Страж гор останется верен клятве совести? — спросил вождь.

Я понял недосказанное. Без поддержки воина динго у отряда диверсантов не было шанса даже приблизиться к карателям. Но и с моим участием акция была самоубийственной. В изначальном смысле этого слова…

Узкая крепкая ладошка девочки успокаивающе скользнула по моей щеке.

— Я боюсь, когда ты теряешь сознание, — предупредила она. — Не уходи.

— Теперь не уйду, — вздохнул я. — Я хотел уйти, на Астору, отдышаться после боя — так не дали. Не так это просто, как раньше.

— Почему?

— Сын Планеты, в этом суть.

— Не понимаю, — сказала девочка беспомощно.

— Ну, это просто. Представь, что ты дружишь с одним парнем, даже живешь у него — но на танцульки бегаешь с другим.

— Да сколько раз уже! — развеселилась девочка. — Бывает очень интересно — хотя их, конечно, это бесит!

— Здесь то же самое.

— Да? Ну… тогда твоя Астора — очень ревнивая дама! Или не вся Астора? Это твоя несравненная Анико-сан, верно?

— Я унес ее во взрослую жизнь, — напомнил я.

— Да догадалась я уже, что прячется за этими невинными словами! — ухмыльнулась моя подружка. — Как это романтично, ах! Отнеси меня во взрослую жизнь… Слушай, а что, если я тоже так хочу?

Она развлекалась от души. Пока я не рассказал ей о ритуале подробно. Она сразу осеклась и надолго замолчала.

— Ты был ей вместо отца? — спросила наконец она.

— Больше, чем отец, — поправил я.

Такова особенность ритуалов Асторы — даже объясненные, они вовсе не становятся более понятными. К ним надо приходить всей своей жизнью. Анни-ко сейчас стояла в самом начале пути. Я ей посочувствовал.

Море шумело, переливалось в предрассветных сумерках.

— Почему-то, когда мне плохо, я всегда иду к морю, — сказала девочка. — Здесь мир кажется великим. А жизнь — таинственной и прекрасной.

Я хорошо представлял жизнь Анни-ко. Это верно — прекрасной она вовсе не бывала. А была она страшной, жестокой и безжалостной. Просто чудо, что в угаре эфемера смог вырасти такой удивительный цветок.

— Отнеси меня во взрослую жизнь, — внезапно сказала она.

Она старательно отводила глаза.

Тонкие руки обхватили мою шею. Как незаметно — и быстро — взрослеют дети…

Он встретил нас за поворотом тропы. Невысокий мужчина, худое вытянутое лицо, внимательный взгляд и спокойные манеры сильного мира сего. Анни-ко соскользнула с моих рук и подбежала к нему.

— Эстергёз Кампьело, — представился он, и властный голос с трудом выразил слабое подобие дружелюбности. — Генерал семи звезд, военно-воздушные силы Веги. В мирное время являюсь наместником этой области, в военное — неограниченным диктатором. Ну, а для вас я просто муж вашей несравненной дочки.

Анни-ко требовательно потянула меня к нему.

— Я ушла во взрослую жизнь, но ты не вздумай меня бросить! — предупредила она. — Астора от тебя отказалась, так что у тебя теперь тоже никого, кроме меня, нет!

— В свою очередь, — любезно сказал наместник, — выражаю и свое личное желание видеть вас гостем в нашем доме. Анни-ко рассказывала о вас столько … интересного. И давайте не откладывать знакомства. Мы с Анни-ко направляемся сейчас домой. Как вам идея присоединиться?

— Никак, — спокойно ответил я. — Мы не сможем дружить. Очень уж различается наше положение.

— В каком смысле?

— В любом. Даже сейчас: вы ездите, а я хожу пешком.

На Веге наличие личного транспорта означало очень, очень многое. В частности — непреодолимую пропасть между мирами, в которых мы существовали. К чести наместника, он принял это сразу. Хотя от язвительного замечания не смог удержаться.

— А так ли уж нужен вам транспорт? — бросил он, уже уходя. — В джунглях за вами не смогли угнаться на броневиках, к примеру…

Вот и пришел в свой черед сезон дождей. Дожди на Веге — символ очищения. Они приносят в приморье прохладу, тишину и спокойствие. А мне — долгие неспешные размышления.

Мне нравится гулять в дождь. Костюму воина динго влага нипочем, в нем и нырять можно, если потребуется. Обычно я гуляю в Древнем городе, чьи каменные мостовые помнят сотни поколений лордов, где деревья, посаженные в честь первенцев на Веге, до сих пор омывают свои гигантские кроны теплой водой, где все дышит древностью и покоем — от разноцветных плит водоводов до вросших в землю мраморных оград особняков.

Я размышляю — если этот процесс еще можно называть размышлениями. Я брожу по умытым потоками воды аллеям, стою под кронами гигантских деревьев, где сухо даже в сезон дождей, спускаюсь и поднимаюсь по бесчисленным каменным ступеням лестниц, вросших за давностью лет в тело холма, на котором стоит Древний город — и постепенно проявляется мысль-утверждение о том, что меня занимает. Еще километры прогулок — и следующая мысль всплывает, проясняется, ложится на свое место в памяти, чтобы когда-нибудь излиться мгновенным решением-действием. Главное — не мешать процессу.

— Не помешаю?

Из прозрачных вечерних сумерек выступила стройная фигура, окруженная мерцающим потоком. Эстер. Она вообще-то была крепкой, сильной девицей, но сейчас, в наряде, напоминающем расстегнутую мужскую рубашку, выглядела беззащитной и хрупкой. При взгляде на ее обнаженные ноги меня пробрала холодная дрожь. По такой грязи, под дождем и ветром?! Вместе с тем умом я понимал, что жемчужный невесомый колокол, ниспадающий от обруча на голове до земли, вполне способен и защитить, и обогреть. Под этой воздушно-легкой защитой и орхидеи могут цвести на снегу. Ее изящные ступни были заключены в нечто вроде сапожек из почти невидимых нитей, того же качества, что и плащ.

Под моим долгим взглядом Эстер начала стремительно краснеть, ни прозрачная рубашка, ни прозрачный плащ вовсе этого не скрывали.

Детская беззащитность — грозное, хорошо выверенное оружие женщин. Постоянная практика на мужчинах значительно увеличивает его поражающие способности. Попадая в руки таких, как Эстер, оно действует ошеломляюще. Беззащитность и хрупкость в сочетании со способностью убить голыми руками — такое не всякий разум вынесет.

Я вздохнул и протянул ей руку. Теплая ладошка девушки доверчиво скользнула сквозь мерцающий плащ в мою ладонь, и мы отправились гулять по ночным паркам, я — опустив голову в раздумьях, она — опустив голову, чтоб не так явно возвышаться надо мной. Да, великим талантом надо обладать, чтобы с фактурой гладиатора выглядеть милой крошкой.

— Мы сделали все, что ты сказал, — робко произнесла та, которая железной рукой объединила самолюбивых лордов (перебив упрямцев).

— Печально, — оценил я.

Она одарила меня изумленным взглядом редкостной красоты.

— Это значит, что дети выросли, — пояснил я. — Орден гераклитов вступает во взрослую жизнь.

— И почему мне это не нравится? — пробормотала Эстер.

— Ну, можно и детьми остаться! — тут же предложил я вариант. — Вас будут воспитывать, баловать — и лупить при непослушании.

— Это мне не нравится еще больше! Пусть лучше будем считать, что мы выросли. Но, если уж мы выросли…

— Конечно, выросли! — заверил я с энтузиазмом.

— Тогда каковы наши дальнейшие действия? В качестве взрослых?

— Да живите! — рассмеялся я, вспомнив кое-что.

Эстер не поняла причин буйного веселья. Тогда я рассказал, что произошло, когда повзрослел Санго Риот, и каким обескураженным он был после бесед на аллее розовых пальм.

— Опять сказки об Асторе! — пробормотала девушка слегка раздраженно. — Не смешно.

— Этот пост теперь твой! — прямо сказал я. — Храни мир, пограничница Веги, и прими тяжкую ношу решений.

— А я надеялась, что ты останешься с нами! — обвинила она.

— В час боя… в самый страшный час — я буду с тобой, — пообещал я тихо.

Вряд ли она это услышала. А если услышала — вряд ли ее это успокоило. Я ушел, оставив ее в непростых раздумьях: лишить меня жизни за отступничество или же возвеличить до святого — предварительно вознеся на небо путем лишения жизни? Эстер могла благополучно решить задачу и без моего присутствия. Меня же ждали мои личные проблемы, которые никто, кроме меня, решить не мог. Проблемы эти, в образе тоненькой девушки, сидящей на камнях у моря, бесцеремонно преграждали мне путь в будущее.

— Так, ну и почему ты к нам не приходишь? — спросила проблема склочным голосом Анни-ко.

Я стоял перед ней понурившись, и оттого моя ветреная подружка распалилась не на шутку.

— Ты! — сказала она с восхитительным отвращением. — Я верила тебе, как дура! Ах какой ты бедный и одинокий! Никому не нужен на родине! Чужой на Границе! Брошенный на Веге! Я не забыла твои сказки, и не надейся! Я все помню! Ну и чего тебе еще надо, прямо сейчас, когда мой муж предложил тебе любое содействие — и даже не в долг?! Мой муж — честный и справедливый человек, хоть ты и говорил, что так не бывает, но я точно знаю, что он такой и есть! Он все решит — тебе осталось только прийти! И он действительно хочет тебе помочь, за то, что ты мой друг! Ну, выдумай быстренько, отчего и сейчас-то нос воротишь?

Я рассеянно молчал. Она не дождалась ответа и, конечно же, продолжила нападки:

— Слабак! А мой супруг сказал, что на Веге каждый живет так, как заслуживает сам, и я ему верю! Он ведь стал наместником, начав с рядового пилота. Я стала его женой, придя сам знаешь откуда — с диких пляжей! Твоя обожаемая Эстер — тринадцатая дочка безвестного лорда, а стала вождем, Зарей Побережий! Продолжить? А ты лишь вздыхаешь и разводишь руками! Приходи к нам и будь! Хочешь — командиром отряда коммандос, защитой мира и покоя эфемеров. Хочешь — управляющим домов заботы о детстве, тем более что это и есть твоя настоящая профессия. Будь, кем хочешь: торговцем, поэтом, инженером, ученым — только будь, а не ной!

А я вообще-то никогда и не ныл. И не разводил руками. Но она-то имела в виду нечто другое?

— Я так хотела тебе помочь! — голос девушки дрогнул. — Я надеялась, ты найдешь здесь свое место. Жаль…ты оказался слабым, а я-то, как дура, считала тебя образцом… ну что ты молчишь?! Скажи хоть что-нибудь!

— Он ничего тебе не может сказать, потому что любит тебя и не хочет обидеть, — раздался спокойный мужской голос.

На обрыве складывала прозрачные крылья диковинная птица, упавшая с небес. «Небесный призрак», секретный чудо-самолет военно-воздушных сил Веги.

Превращение завершилось, упругие структуры существа опали, сложились, сияние погасло, и по тропе к нам уверенно спустился Эстергёз Кампьело. Кончики несложившихся крыльев развевались плащом за спиной.

— Ты умная девочка, — сказал он жене.

Та правильно перевела его — полная дура! — и, естественно, обиделась.

— Умная, однако не понимаешь, — продолжил он с непонятной усмешкой. — Он не слабак, даже наоборот, и очень наоборот! Но с режимом карабинеров он сотрудничать не будет никогда.

— Что, старые лорды лучше?! — взвилась Анни-ко, тут же забыв обиду на мужа. — Да они….!

— Думаю, он и с ними не хочет сотрудничать, — улыбнулся мужчина.

— Ну, если он хочет жить, как горные племена, тогда сам дурак!

Похоже, это не первый их разговор обо мне.

— Я как раз собираюсь выяснить, как он хочет жить — и хочет ли вообще, — заметил мужчина. — Как наместник и главнокомандующий вооруженными силами в этом регионе. Понятно? Ага, кому-то непонятно… Объясняю: гражданским лицам присутствовать при разговоре необязательно.

Он жилистой рукой отвесил Анни-ко легкого шлепка, и та моментально убралась подальше. Похоже, из нее получилась чудесная жена.

Мы неторопливо пошли вверх.

— Я подтверждаю приглашение моей жены, — дружелюбно сказал он. — В сущности, это мое приглашение. Присоединяйтесь к режиму, и вашим необыкновенным дарованиям найдется достойное применение.

— Я не предаю своих.

— У вас нет своих, мы это выяснили в первую очередь, — улыбнулся мужчина. — Вы ведь расстались со службой на лордов? И правильно поступили. И вы не шпионите на охотничьи племена, это легко доказывается тем, что там, где вы сейчас обитаете, нет никаких секретов. Какие секреты могут быть на помойке, верно? Остается ваше участие в последней операции в полынных джунглях — против нас. Мне кажется, там были личные мотивы. Ведь это были личные мотивы? А личные мотивы я уважаю. И забудем про это.

— Ваш режим бесчеловечен.

— Все режимы бесчеловечны! — отмахнулся наместник. — Зато у нас нет сословных различий. У нас любой может дойти до вершин власти, даже противники это признают. У нас рабочие гарантированно защищены от нищеты, а технологии эфемера дают им эмоциональную наполненность жизни. Пусть не лучшим образом, но мы заботимся о детях. Во всяком случае, лучше, чем, например, на Арктуре! Да вы сами это видели в бытность вашу…кем вы там были в школе?

— И ваши каратели так замечательно поддерживают порядок…

Наместник зло дернул щекой:

— Не режим их породил! Они все — дети этого мира! Если лорды придут к власти, им тоже придется решать, куда деть своих садистов. Ленивые, слабые, ущербные были всегда, и будут всегда. Они все — дети этого мира, их некуда деть! Ну не перестрелять же их!

— Примерно так вы и решаете проблему с охотничьими племенами.

— О, это особый случай! — оживился наместник. — Дело в том, что эфемер не может жить без гор. В частности, там располагаются жизненно важные расположения руд. Опустим это, вам ведь неинтересна экономика, вам подавай духовность и человечность! Так вот о человечности: эфемер сейчас кормит и снабжает работой все приморье. Технологии энергонапряженных структур очень экономичны, они избавили население Веги от голода. Но — эфемера уже не хватает. Нужны иные города, чтобы принять обездоленных бродяг из предгорий, тех же охотников — изгоев, естественно, но их очень, очень много! Только вот некие малочисленные племена не идут ни на какие контакты в вопросах освоения недр. Они дошли до того, что перебили безоружных строителей дорог. Ваши горные охотники по горло в крови невинных людей. Сейчас они не пускают в горы никого. Идет война, и нам просто не оставлено другого решения, как воевать.

— Это их земля.

— Это наша земля! — возразил мужчина твердо. — Мы все пришли в этот мир извне. И, вы должны были это заметить, эфемер никогда не отказывался от жителей гор. Мы и сейчас принимаем всех, хотя район Серых Рук переполнен. И мы готовы принять вас. Несмотря на прошлое.

— Память о прошлом непросто откинуть, — заметил я. — Вождь охотников был моим другом.

— Он погиб?

— Сгорел. Попал под напалм.

— Мне это тоже нелегко, — хмуро признался мужчина. — Я потерял эскадрилью «небесных призраков», а они все были моими учениками и отличными людьми — хотя последнее для вас и неважно. И все же я повторяю приглашение: присоединяйтесь к нам, лучшего не найти. Любое правительство жестоко, любое общество полно уродства и несправедливости. Режим карабинеров — не худший вариант, уж поверьте мне и моему образованию, полученному в лучших учебных заведениях материнской планеты. Или вы воспринимаете всерьез программу гераклитов?!

Я покачал головой. Нет, всерьез я их не воспринимал.

— Я могу дать вам время для размышлений и принятия решения, — предложил наместник понимающе.

Я снова покачал головой.

— То есть… у вас уже готово решение?

— Да, — вздохнул я. — Хотя оно мне и самому не нравится. Я был и остаюсь Защитником Асторы. И этому я буду верен всегда.

— А! — хмыкнул наместник. — Сказки об Асторе! Нет, я верю, я в очень многое верю! В частности, техника нуль-переходов существует на материнской планете, и нечто подобное Домам тоже, правда, без всякого налета мистицизма… да и Хранилище, если вдуматься, имеет аналоги в обитаемых мирах… но согласитесь — это внешнее, необязательное. Главное в ваших сказках — райская чистота человечества. А вот это — действительно сказки. Вы собираетесь защищать эту выдумку?

— Это не выдумка, — вздохнул я. — Совсем недавно я наблюдал эту… райскую чистоту человечества прямо здесь. Вы и Анни-ко.

Мужчина помрачнел.

— Я люблю ее, — проворчал он. — Это не пример.

— Вы и я. Вы и ваши ученики…

— Достаточно. Я понял вас. Это есть, согласен. Но это не Астора. И это не пример!

— А что же это? — полюбопытствовал я.

— Болезнь! — с тоской ответил он. Сейчас он уже не походил на наместника. — Это — редкая драгоценность в мире грубых, грязных камней. Никогда человечеству не стать таким! Так что ваша Астора — всего лишь сон! Пусть удивительный и прекрасный — но сон…

— Вы погибнете, — заключил он с грустью. — Или сойдете с ума. Воевать против всего мира невозможно. Уж я-то знаю, что говорю, поверьте хотя бы моему образованию…. У меня, по крайней мере, есть любимая жена, дом и мирные заботы по управлению эфемером. Но даже меня частое общение со смертью… разрушает.

— Как же вы защищаетесь?

— Когда мне плохо, я ухожу в небо, — просто сказал он.

Он медленно поднялся на холм и поднял голову. Что увидел он там, за пеленой дождя?

Призрачная птица развернула крылья и рванулась к тучам. Прощай, мой мимолетный друг.

Я остался наконец наедине со своими мыслями.

Эстер и ее молодой телохранитель без сил опустились на теплую скалу. Под ними осталась покоренная тропа — сотни метров вертикального лаза в сплошном камне. А до тропы были долгие переходы через горы. Очередной отряд гераклитов проводил горные учения, сейчас они без сил валялись на траве где-то далеко внизу, за прозрачной воздушной бездной. Эстер почему-то считала необходимым участвовать в каждом походе, и телохранителю приходилось тяжко — чудовищные мышцы пляжного бойца в горах больше мешали, чем помогали.

— Знаешь, я вот что хотел спросить… — задыхаясь, начал юноша.

— Знаю! — обидно усмехнулась Эстер. — Зачем нам горные учения, если воевать будем в эфемере? Не ты один, все спрашивают, когда немножко устают.

— Я готов уставать! — взвился гераклит. — Если это для пользы дела!

— А это для пользы дела, не сомневайся. Я хочу посмотреть, как будет держаться каждый гераклит на грани возможного, когда уже ни сил, ни дыхания — вот как сейчас. Так я хотя бы приблизительно проверяю вашу готовность к настоящим боям. Понятно? Тогда вставай, нам еще спускаться и идти через долину, а затем обратно, и чтоб успеть до темноты, а то в отряде забеспокоятся.

Телохранитель угрюмо полез за ней.

— Она просто хочет посмотреть! — бормотал он. — Две недели по горам! Посмотреть, это ж надо придумать…

Долина внизу неожиданно оказалась ухоженным садом.

— Здесь кто-то живет? — бесстрастно поинтересовался телохранитель, хотя лучше было б начинать трястись от страха, если это — сокрытые долины горного народа, место обитания их семей.

— Живет, — подтвердила Эстер. — Но не охотники, можешь не трястись. Вон, видишь на скале человека? Это хозяин, мы к нему с визитом.

— Дурак какой-то, сидит открыто, снять его можно в момент! — процедил гераклит.

Эстер вздохнула:

— Видно, ты хорошо выучил военные учебники? Ну вот теперь знай: они ничего не стоят. Настоящий бой ведут не по уставу карательного корпуса карабинеров — ты ведь по нему учился?

— Ну и что? — обиделся гераклит. — Профессиональный труд, у меня же родня в карабинерах, лучший учебник порекомендовали!

— Вон там сидит человек, который сам по себе устав! — отрезала Эстер. — Ты прав в том, что гостей лучше бы поджидать в засаде — вдруг они не совсем гости? Так вот это и есть перед тобой лучшая засада — сидеть на виду. Как только ты начнешь действовать, он сразу это заметит. И примет меры. очень убедительные меры. Понятно?

— А как же! — буркнул гераклит. — Лучшая засада — это сидеть на виду. Чего ж тут непонятного…

— Учитель прав, оказывается! — проворчала Эстер. — Ну не дано всем видеть истину — хотя факты открыты! Вот это и есть настоящее неравенство, а вовсе не социальное положение…

— Это ты о ком?

— Да о нем же! Вон он сидит на скале!

— О садовнике?!

Юноша выразил презрение, как только мог — и голосом, и позой, и тем, что глубже. Эстер вздохнула и по-матерински погладила силача по голове:

— Какие вы у меня еще молодые все! Взрослейте скорей, время не ждет! Он, конечно, садовник! Но он же еще — глава ордена гераклитов. Мог бы его и узнать уже, даже и с такого расстояния. Я надеюсь, он утвердит тебя на должность командира отряда. И ты надейся — а то живым из гор не уйдешь. Его местонахождение не всякому положено знать.

Невзрачный человек в черном, запачканном землей костюме, сидевший на камне, холодно разглядывал опешившего силача.

Проверка очередного претендента на командирский пост прошла быстро, потому что заключалась она в чисто визуальном изучении. Ну, парень в общем мне понравился.

— Покажи хоть, что нового у тебя наросло, — предложила девушка по привычке приказным тоном.

— Незачем. Ты же не интересуешься культурой гор. Лучше я накормлю тебя ягодой, прямо с гряды. Так вкуснее.

Я с удовольствием понаблюдал, как Заря Побережий недоуменно пыталась приладиться у гряды, не роняя собственного достоинства, не теряя изящества и не прикасаясь к земле. Получалось у нее плохо, мешал вид грязных пальцев, которыми еще предстояло как-то пихать немытую ягоду в рот. Она с тоской оглянулась на телохранителя, который плюхался в бассейне, и попыталась улизнуть. Не получилось.

— Ешь! — строго сказал я.

Она покосилась на ягоды и отодвинулась.

— Ты наконец нашел свое место? — для начала поинтересовалась она.

Все ясно, предстояло очередное выяснение отношений, не нужное мне, но необходимое ей. Потому что в конце славного пути гераклитов — если предположить, что она доживет до конца — перед ней тоже встанет вопрос, как жить дальше. Ну ладно, поиграем в диалог.

— Да, нашел, — ответил я кратко.

— Но ты же боец, непревзойденный мастер в своем деле! И что, теперь будешь до конца жизни копаться в земле?

— А что? — удивился я. — Может, я и мастер, только моим ремеслом нельзя заниматься долго. Оно, знаешь ли, уродует. Не зря среди офицеров-карателей так много психопатов. Человек не может оставаться нормальным, когда кругом смерть вместо жизни.

— Может быть… но — садовником? Да еще в горах, в отрыве от людей, от цивилизации, наконец! Есть же работа внизу, в том же эфемере.

— Есть, — согласился я. — Работа есть, а места для меня нет.

— Как нет?! — возмутилась девушка. — Тебе предлагал наместник, тебе предлагали мы!

— А эти места слишком дорого стоят. Столько я не могу заплатить.

Под моим насмешливым взглядом Эстер мило покраснела, надеюсь, искренне, а не в виде уловки красивой девочки.

— Может, ты и прав, — с трудом признала она. — Да, в нашем кругу даром ничто не дается. Но и нигде не дается! Разве горные охотники пустили тебя в свои владения без условий?

— Их цена меня устраивает.

— Вот как! — обиделась Эстер. — Что же это за цена такая — если это не коммерческая тайна?

— Защищать эту землю, — просто сказал я. — За право жить свободно это вовсе не большая плата. Да и плата ли это?

— Да уж… биться против всего корпуса карабинеров…

Эстер настолько потеряла контроль над собой, что стала обрывать и есть ягоды, не задумываясь о чистоте рук.

— Допустим, в горы война может и не прийти, — нашла она наконец приемлемое объяснение. — Получается, тебя устраивает безвестное прозябание в горах. Без общения, без друзей, без благ цивилизации, наконец…

— Ну не такое уж безвестное! — улыбнулся я. — Ты же ко мне приходишь. Но в целом — да, устраивает.

Больше я ничего не мог ей сказать. Чтобы объяснить, потребовалось бы рассказать и о том далеком дне, когда поезд вез меня прочь от родины, где я никому не был нужен, и обо всей дальнейшей жизни — а как об этом рассказать? Большинства понятий у нее и в языке не существовало.

— Это мой мир, — заключил я твердо. — Я здесь живу.

Резкий крик раздался вверху. Из небесной синевы камнем упала сказочная птица, прозрачные крылья вспыхнули на солнце радугой и сложились. Эстер тенью скользнула за куст. Из бассейна, разметав воду, вырвался телохранитель и буквально материализовался в своей амуниции, затем кубарем укатился под тот же куст — то ли прикрывать Эстер, то ли прятаться самому.

— И хотелось бы пожить садовником, так разве дадут? — с тоской сказал я.

Что бы там ни утверждала Эстер, мое местонахождение не являлось тайной. Просто обо мне знали очень немногие. Ну кого интересует жизнь простого садовника? Первое лицо государства в число посвященных ранее не входил. Сообщить обо мне ему могла только его супруга, только отвечая на прямой вопрос и только по действительно серьезной причине. Вывод: что-то в мире случилось. И пожить спокойно мне не дадут.

— Кто это? — прошипела из-под куста Эстер. — И что это?!

Она явно никогда ранее не сталкивалась с «небесным призраком». Ну, хоть что-то на Веге сумели сохранить в тайне, невзирая на всепроникающую родню.

— Вылазь, познакомлю, — вздохнул я. — Эстергёз Кампьело, наместник эфемера и твой злейший враг собственной персоной.

— А каким это ветром его сюда занесло? — осведомилась девушка угрюмо.

Этого я не знал, но подозревал, что ветер должен был быть просто чудовищным и что надул он неприятности не только для наместника.

Наместник стоял, укутанный в прозрачную мантию «небесного призрака», как истинный король, надменный и суровый.

— Без глупостей, я не один, — предупредил он.

Тотчас же за его спиной с грохотом приземлились два «призрака». Телохранители наместника позорно отстали от шефа, потому теперь старались выглядеть злобно и устрашающе. Телохранитель Эстер решительно заслонил начальницу, и обе группы вытаращились друг на друга, как бродячие коты перед дракой за лучшую помойку. Меня никто в расчет не принимал: наместник знал, что я никогда не приму его сторону, а Эстер по молодости заподозрила предательство и больше на меня не рассчитывала.

Боевые браслеты Эстер потихоньку переместились в ударную позицию. Наместник поглядел на них и угрюмо сообщил:

— Нам с тобой, детка, больше не за что драться. Планета только что продана третьим лицам, скоро прибудут полицейские войска наводить нужный новым владельцам порядок.

— Почему продана?

Эстер уже настроилась на смертный бой, и до нее еще не дошел полностью смысл сказанного.

— Потому что кое-кто мешал эфемеру развиваться! — рявкнул наместник. — Устраивали беспорядки, стычки с карабинерами, подбивали рабочих на неповиновение — кому, как не тебе, это знать?! Вот материнская планета и решила, что лучше продать убыточную провинцию и избавиться от головной боли. Что и сделали.

Наместник бросил на меня злой взгляд.

— Горные охотники мне тоже нужны! — предупредил он. — Если б не их животное упрямство, мы бы ушли от кризиса! Вляпались все вместе, вместе и надо выбираться!

— Прибудут, — пообещал я. — Они не любят, когда над их горами шныряет кто-то, не относящийся к птицам.

Еще один «небесный призрак» завис над скалой, изящно приземлился, сложился, и к нам направилась высокая смуглая женщина. Потертый боевой комбез, увешанный оружием, похоже, был для нее более привычен, чем платье.

— Чего ты еще хочешь от охотничьих племен, кроме войны? — холодно осведомилась Буби.

Наместник набычился. Он-то хотел именно войны, и ничего больше — да не та сложилась ситуация.

— Планета только что продана… — начал объяснять он снова.

— Это знаем! — перебила Буби. — Страж сообщил. Дальше!

Наместник недоуменно глянул на меня — я же не пользовался передатчиком. Эстер недоуменно уставилась на меня — по той же причине. Наконец и Буби недоуменно уставилась на меня — мол, что произошло-то, чего я не знаю? К счастью, им некогда было разбираться еще и со мной.

— Покупатель неизвестен, — сообщил наместник. — Я думаю, это какой-то высокотехнологичный мир, потому что ни система правления лордов, ни принцип эфемеров их не устраивают. Администрация карабинеров уже уволена, и мы все остались не у дел.

— Почему не у дел? — возразила Эстер. — В крайнем случае, можно вернуться на материнскую планету. Учились-то все мы именно там…

— А кому мы там нужны? — удивился наместник. — Я не справился с работой и уволен, как и все мои офицеры. Вы же знаете, у нас подняться легко — а упасть еще легче. И потом не поднимешься, потому что упавших затаптывают.

— Не вижу, чем смена власти может грозить охотникам, — заметила Буби.

— Вас просто не станет! — уверил ее наместник. — Технологические миры предпочитают искусственные ландшафты. Остальному там не место.

— Наши джунгли — тоже искусственные ландшафты! — возмутилась Буби. — Чему вас там учили на материнской планете?! Вы думаете, мы действительно живем охотой? Наши леса и горы — наиболее рационально организованная система поддержания жизни в сложных рельефах! Здесь все посажено нашими руками!

— Делать нечего материнской планете, кроме как изучать охотничьи племена на какой-то там Веге… — пробурчал наместник. — Ладно, вы меня удивили. Дикий лес как высшая форма организации промышленного природопользования — это как-то… сложно. Но не важно! А важно то, что вы вряд ли сумеете убедить новых хозяев в необходимости своего существования. Они предпочитают миры наподобие Арктура — вы, конечно, понимаете, о чем я говорю?

Буби мрачно кивнула. Арктур, планета-город, действительно был ей известен, хотя она никогда не покидала своих джунглей.

— Нам остается лишь сражаться за этот мир! — непреклонно сказал наместник. — Уходить нам некуда. Если ваши силы остаются в стороне — мы сейчас расстанемся без лишних слов и обвинений. Если нет — войска карабинеров примут любую поддержку от кого угодно, забыв про разногласия… до победы.

Женщины помолчали, словно и впрямь раздумывали.

— Об этом стоит поговорить, — обронила наконец Эстер. — Лордам тоже некуда уходить. Поместья-то наши здесь…

Буби слишком хорошо помнила недавнюю войну, потери охотников — но она не зря заменила вождя. Ради выживания племен она была готова переступить через свои чувства.

Договаривающиеся стороны уселись на бортик бассейна и стали яростно торговаться. А я отправился собирать ягоду вместе с телохранителями, и скоро к нам присоединились два здоровенных горных охотника — личный эскорт Буби, отставший от начальницы, ибо охотников много, а «призрак» всего один, и тот дареный.

Но вот вершители судеб добрались и до меня.

— Подведем итоги, — сказал наместник устало. — Горные охотники как единственно способные управлять системой «лес-горы» получают в пользование занятые по факту земли. с условной границей по оконечностям охранных посадок полынных джунглей. За эфемером остаются уже проложенные к горам дороги и право ведения в горах добычи руд полностью закрытым способом. Лорды-гераклиты замещают мою администрацию и пытаются на деле доказать, что их принципы правления эффективней, в условиях открытого мирного соревнования с движением карабинеров. Я лично готов идти заместителем к Заре Побережий. У нас подняться легко.

— Роскошный подарок! — отметила Эстер. — Вы отдали почти все.

— Удержите сначала! — напомнил наместник, теперь уже бывший. — Военное взаимодействие обсудим сегодня на совете трех? Принято. Ну, и раз уж мы отныне союзники, я сразу требую объяснения! Откуда у охотников «призрак»? Я должен знать, где у меня идет утечка секретных технологий!

— Я подарил, — подал я голос от гряды. — Это тот, который мне подарила Анни-ко.

Наместник придавил меня чугунным взглядом.

— По законам карабинеров надо бы тебя расстрелять, — буркнул он. — Но подготовленные пилоты сейчас нужны живыми, а ты пилот, хотя и без лицензии. Считай себя приписанным к первой эскадрилье!

— Значит, и Анни-ко здесь бывает! — обиделась Эстер. — Интересное затворничество!

Ее грызла ревность, но — долг превыше всего.

— Страж — мой телохранитель, — заявила она. — И я его пока что не освобождала от присяги! Так что он будет служить в отряде гераклитов, тем, кем он и служил всегда!

Буби улыбнулась. Ситуация ее начала забавлять.

— Но Страж был направлен в эфемер горными племенами! — сообщила она гордо. — И мы довольны его службой! Земля этой долины — лишь малая, материальная составляющая нашей благодарности великому воину! Но я не зову его в отряд горных охотников — у него своя работа. Он — Страж. Он тот, кто защитит горы и примет колонны наших близких, если мы проиграем. Мы-то готовы погибнуть, но наши дети должны жить.

И втроем они свирепо уставились на меня. Но я уже принял решение.

— А с чего вы решили, что я хочу и, главное, буду воевать? — осведомился я. — Я тут подумал, что технологичный мир меня вполне устраивает. В бытность мою на Арктуре…

— В императорской гвардии! — язвительно вставила Эстер.

— …меня очень впечатлили сады Вечной резиденции императоров, — продолжил я невозмутимо. — Думаю, этот мой сад вполне вписывается в их стиль. Да и удобства цивилизации, опять же…

Они, конечно, разом накинулись на меня. Я успешно огрызался. Телохранители у грядки со снежной ягодой наслаждались спектаклем.

— Мои войны закончились! — сказал я наконец так, что они кое-что поняли и замолчали. — Это мой мир — так дайте мне покой в этом мире! Я просто хочу жить, понятно? Воюйте за власть сами, мне она не нужна, а нужно мне вот это небо над головой, вот эти вечные скалы и мой тихий сад, в котором играют дети! Убирайтесь!

— Ладно, живи в мире, отшельник, — после молчания пробормотал наместник. — Раз так… у нас нет больше к тебе претензий. Но есть вопрос. Моя разведка на материнской планете случайно засекла тех, кто прибудет сюда от покупателей наводить новый порядок. Они все одинаково и забавно одеты: плотные черные костюмы и меховые сапоги в любую жару. Широкие воротники на куртках, бусы на груди вроде узора… короче, они одеты, как ты. Это что-нибудь может значить?

Буби отчаянно глянула на меня. Она-то все поняла сразу. В отличие от жителей эфемера ее народ сохранил сказания о Стражах гор в полном объеме.

— Это значит, что вам не выиграть, — сказал я. Губы не очень хорошо слушались меня, но они поняли. — Не выиграть — и даже не выжить… Орден воинов динго издревле стоит на страже справедливости. Он — Сила! И сила эта искалечила многих своих носителей. Так обычно и бывает. Произошел раскол. Сыны Болдуина сохранили чистоту традиций, но иные — они просто наемники. Наемники — но обладающие Силой. У них есть своя традиция — не оставлять живых свидетелей. Так что…

— Стражи гор — это ведь сказки? — недоуменно спросил наместник.

— А если не сказки, то они все же смертные? — вставила Эстер. — В смысле, любого можно убить.

— Это ваши бойцы — смертные! — рявкнул я. — Год ир зёгэн, если вы понимаете, что это такое! А не понимаете, так быстро поймете! При первой же — и последней для вас — встрече!

Упругая сила выкинула меня на гребень горы. Дальним зрением я исследовал горизонт. Рядом, хлопнув крыльями, опустились «призраки». Один из телохранителей принес в своих когтях Эстер.

— Если вы думаете, что орден прибудет завтра, значит, он прибыл вчера, — сообщал я прописную истину. — И молитесь всем богам Южных морей, чтоб ваша разведка ошиблась!

— Все равно не понимаю, в чем опасность, — проворчал наместник. — Может, объяснишь?

— У них принцип усмирения прост, — сказал я, не надеясь, что меня поймут. — Прост, но эффективен: вырежут миллион, и оставшиеся станут работать за двоих.

— Они плохо знают наш народ!

— Тогда они вырежут не миллион, а сто миллионов, а оставшиеся…

Над энергоконденсатом эфемера поднимался призрачный дым вторжения.

В гробовом молчании они наблюдали, как я активировал костюм. С непривычки это … впечатляло.

— Они здесь, — сообщил я. — Теперь это мое дело. Я вызову помощь. Сыны Болдуина пока что имеют силу встать против зла, порожденного ими же. Но теперь уже я вас прошу: ввяжитесь в бой! Не дайте им уйти! Вам надо только продержаться — и не погибнуть всем, ибо для кого тогда спасать планету…

— Это уж слишком! — усмехнулся наместник. — Скажи лучше, как их надежнее бить. Раз уж вы так похожи…

Они все еще не понимали, с чем — и с кем — столкнулись.

— Не стоять в отдалении, — посоветовал я. — У них очень хорошее снайперское оружие. Не сближаться. Они специально обучены и вооружены для ближнего боя, вот как я. Не прятаться в укреплениях, потому что у них на вооружении фронтовые нуль-переходы, тут же забросятся внутрь и начнут резню…Ну и, конечно же, не создавать фронтов, против мобильных войск это просто бессмысленно…

— Но как-то их можно бить? — поинтересовалась Эстер.

До нее первой начало что-то доходить. Все же она видела в действии одного воина динго — и наконец догадалась умножить мою огневую мощь на какое-то число. Полученный результат ее поразил.

— Бить всех можно, — неуверенно сказал я. — Им можно противопоставить десанты «призраков». Наверно. Ударить — и уйти. Если, конечно, будет кому уходить. Еще они гибнут сами. Ренегаты широко применяют искусственные усилители реакции, а это разрушает организм. Они мало живут, когда воюют. Еще они не любят бои в горах, нуль-переходы почему-то работают в горах неточно, а выброситься в скальный массив вредно для здоровья… Но горы — это крайний, самый крайний случай. Если мы спрячемся в горах, они сожгут эфемер и уйдут в неизвестность, когда заметят прибывшую помощь.

— Я отдам всех «призраков»! — твердо сказал наместник.

— Никто из нас не умеет летать, — напомнила Эстер нерешительно.

— Научитесь! И охотники — тоже! В бою учатся быстро! «Призраков» хватит на всех, есть у меня запасец на случай войны, неподконтрольный материнской планете. Но если они прыгают так, как наш эксперт по ордену динго, то «призраки» их не остановят!

— «Призраки» — нет, — согласился я. — Остановить можем только мы. К бою, дети Болдуина, и да пребудет с нами справедливость — и воинская удача!

Четыре «призрака» сорвались с горы и невидимыми, неслышимыми тенями скользнули в фиолетовую бездну неба.

День первый. Отряд стоял в готовности: несложенные крылья шелестели за спинами, боезапас грозно сверкал на солнце. Гераклиты и офицеры-каратели держались обособленными группами, а где-то впереди и далеко внизу среди чудес эфемера скользили охотники.

— Они проводят полицейскую акцию, — сказал я. — Значит, в первую очередь захватили штаб карабинеров и резиденцию наместника. Туда — наш первый удар. Потому предупреждаю неразумных: освободив штаб, в кабинетах не засиживаться, военную связь не проверять! Ударить — и уйти, пока ноги не оторвали! Наместника это тоже касается! Возвращаться рассредоточено, чтоб не определили вектор и не перехватили нуль-переходом. Следующий удар — по энергостанциям эфемера. Кстати об энергии: бич воинов динго способен подрывать энергозаряды. Всем оставить энергооружие — иначе кишки по стенам размажет! Все ясно? Вперед!

Энергооружие никто не выложил. Тяжело расставаться с любимыми игрушками, тяжело поверить незнакомцу. Легче с жизнью расстаться.

Прозрачные птицы упали на крышу резиденции, вломились с разгону в верхние окна, замелькали в саду — началось! Черная фигура в окне — удар! — пополам! — внутрь! Черные за поворотом в коридоре — гранату! Удар! Граната — расстрелять на подлете! Черные близко — последний аргумент! Меч Стража гор взвизгнул, распрямился и засверкал мясорубкой. Удар в грудь, скафандр взревел от боли, но выдержал! Удар! — все! Тридцать секунд.

По коридору подбежала Эстер с телохранителем. С новым телохранителем. Перехватила мой взгляд, скривилась:

— Пополам. Еще на подлете.

— Слушаю здание, — сообщал я. — Черных больше нет. Уходим.

— А мне понравилась резиденция, — задумчиво сказала Эстер. — По договору она ведь уже моя? Что-то не хочется ее оставлять. Черные вообще-то слабее, чем ты расписал. Думаю, резиденцию мы сможем удержать, особенно если вызвать резерв…

Пятьдесят секунд!

— Уходим! — рявкнул я так, как когда-то своим ребятам на Второй Желтой.

Эстер осеклась и бросилась следом за мной на крышу. Разбег — прыжок — удар развернувшихся крыльев! Защити меня, небо, унеси от врага, ветер!

Прозрачные птицы пропали в ослепительном сиянии небес.

Мы стояли в точке встречи, и голос наместника насмешливо рокотал в переговорнике:

— Милая союзница! Штаб в наших руках, и это оказалось настолько легко, что мои планы несколько изменились. В условиях войны глупо оставлять штаб с его системами связи врагу, не так ли? Мы остаемся здесь! Думаю, мы сумеем себя защитить, особенно если вызвать резерв! Привет нашему паникеру и фантазеру, так называемому Стражу гор!

— Что, узнал численность полицейских войск? — вклинился я в разговор. — Тысяча двухсот не боится?! Ты сопливый ребенок, наместник, смерть твоих офицеров будет на тебе! Если осталось хоть чуть-чуть разума — уводи людей! Наше время подлета — пять минут! Попробуем расчистить вам отход в горы…

— Страж, у нас погоня, — прорвался голос Буби. — Теряем бойцов, оторваться не можем. Помоги с воздуха! Дай нам хоть несколько минут!

Эстер пересчитала бойцов, кивнула, мы разделились на две группы, и призрачные птицы бросились со скалы в небо. Как быстро это стало привычным!

Мы вытащили немногих. «Призраки» наместника с воем вырывались из окон горящего штаба, огненные бичи хлестали им вслед, и они падали и падали…

— Всем живым! — хрипел наместник в переговорнике. — Уходим в небо! В небо!..

Горы приняли уцелевших. Наместник пересчитал бойцов и мучительно скривился. Плакать, похоже, он не умел.

— Мы не успеем научиться новому способу боя, — пробормотал он. — Нас перебьют раньше.

— Это тебе не мирных людей в джунглях жечь! — сказали ему горящие глаза Буби.

Вслух она ничего не произнесла, может, потому, что не хватило сил. Охотников крепко прижали при отходе, никто не был готов к фокусам, которые преподнесли фронтовые нуль-переходы черных воинов.

— Утром у нас была эскадра, — подвел горький итог наместник. — Половину мы уже потеряли. Пол-эскадры, и то при условии, что охотники все перейдут на крылья.

— Перейдут! — пообещала Буби. — «Призраки» — это единственное, что спасло нас. Никто не откажется, хотя все боятся высоты.

Костры догорали. Эстер сидела рядом, и я услышал, как она прошептала:

— Карабинеры погибли почти все. Тем проще будет прийти новой власти. Так, Страж?

Это, конечно, было не так. Кончалась ночь, и приближался день, который не каждому было дано пережить…

День второй. Отряд стоял в готовности. Охотники мрачно поглядывали вниз, за край утеса. Один тренировочный полет перед боевым вылетом не прибавил им уверенности, скорее наоборот.

— Черные воины заняли энергостанции эфемера, — сказал я. — Наш удар — по охране станций! Бьем и сразу уходим. Оборудование не трогать — от него зависит жизнь в городе! И — энергооружие всем на землю!

Никто не двинулся с места. Все самовольщики остались вчера на месте боя, изуродованные до неузнаваемости.

— Вперед!

Призрачные птицы кинулись с утеса в небо…

Полчаса спустя отряд вернулся.

— Вдребезги! — сообщила Эстер, скидывая боезапас. Наместник радостно скалился — обошлось почти без потерь! Охотники тряслись от запоздалого страха. Драться они почему-то не боялись, но вот прыгать в пропасть с хрупкими крыльями за спиной…

Отдохнули. Отмылись, поели. Снарядили боезапас. Выстроились на утесе.

— Черные воины заняли склады вооружений. Следующий удар — туда!

Призрачные птицы кинулись в небо…

На пятом вылете черные вычислили точку встреч. Охотники, неопытные в воздухе, возвращались группой, по прямой, по ним несложно было установить координаты. Нуль-переход открылся ночью, и началась дикая рукопашная…

Утро встретили немногие. Эстер лежала на камнях, рядом валялись черные, у каждого размозжено лицо ударом боевого браслета. Музейный панцирь гераклитов, над которым посмеивались карабинеры, спас ей жизнь. Заряды игольных пистолетов не смогли пробить древнюю сталь. Бронежилеты карабинеров пробивали, а панцирь — нет. Остался жив наместник. Фанат неба, он даже спал, не снимая снаряжения, при первых звуках боя ушел в небо и продержался до конца невидимой летучей смертью. Остался кое-кто из охотников, сумевших укрыться среди камней. Утром спустилась с соседней скалы Буби со снайперской винтовкой в руках. Ее убийственный огонь позволил мне добраться до нуль-перехода и запустить туда связку бусин-гранат. Было б здорово, если б удалось разнести центр управления нуль-переходами, но — маловероятно.

Утром вернулись верующие гераклиты, ходившие на ночные моления в подгорный храм. Кое-кто все же остался жив.

Похоронили убитых, сменили точку встречи. Отдохнули. Снарядили боезапас. Наместник тоскливо пересчитал бойцов. Одна эскадрилья. А было — десять.

Наместник взялся за переговорник.

— Последний резерв, — усмехнулся он. — Берег, чтоб было кому впоследствии умерить притязания нашей милой союзницы. Но сейчас не до политики.

Эстер была с ним полностью согласна и тоже взялась за переговорник. И у нее имелся резерв на «впоследствии».

Вскоре небольшая группа «призраков» упала в лагерь. Бойцы все, как на подбор, худые, жилистые, с обветренными лицами, в бронеобтекателях с драконами на груди.

Личная охрана наместника, «драконы Веги». Среди них ростом и сложением выделялась единственная в отряде девушка. Без удивления я подошел к ней и вернул меч Стражей.

— Приветствую тебя в рядах защитников Веги.

Анни-ко усмехнулась и отдала какой-то замысловатый салют. Гибкая сталь защелкнулась на талии — меч вернулся к хозяйке.

Много позже подошел отряд гераклитов, и гигант-командир церемонно опустился перед Эстер на колено.

— Приветствую тебя в рядах защитников Веги, Первый, — сказала ему Эстер.

Новичков-гераклитов разобрали по группах, наспех обучили, и грозная стая призрачных птиц понеслась к эфемеру…

День седьмой. Выжили самые умелые, злобные, удачливые. Очень быстро все признали, что лучшая одежда — бронеобтекатели отряда «драконов». Теперь все выглядели одинаково: бронеобтекатель, боезапас для ближнего боя, плащ-«призрак» за спиной. Бойцы разбились на пятерки, действовавшие самостоятельно. Командир не требовался, потому что приказ был один — бить черных! А в скоротечном бою вообще не до приказов.

Эстер и наместник сидели на скале, свесив ноги в пропасть. Искоса поглядывали на меня, видимо, перемывали мне косточки.

— Что уставились, как на черного?

— А похож! — ухмыльнулся наместник. — Рука иногда так и тянется — пальнуть разок!

Война быстро смыла с наместника наработанные начальственнее маски, и сейчас он был самим собой — деревенским парнем, с простыми деревенскими шуточками и житейской хитростью.

— А сам? — поинтересовался я. — Чем ты сейчас отличаешься от черных? Они в броне — и ты тоже. Они мастера точечного боя, и ты мастер… и деретесь вы за одно и то же — за власть на Веге. Скоро друг друга будете путать.

— Но мы здесь живем, — возразила Эстер осторожно. — Мы бьемся за наш мир, а они?

— Золотые слова! — оценил я. — Вот и не забывайте про это отличие, когда станете вести бой в эфемере. Мы бьемся за наш мир, а не против него, нам нельзя устилать улицы трупами тех, кого вызвались защищать.

— Да они там танцуют на пляжах, когда мы за них бьемся насмерть! — прорвало наместника. — Пусть хоть раз попробуют на себе…!

— У каждого свои игры! — отрезал я. — У жителей эфемера танцульки, у вас войнушка.

— А вот если б мы сожгли энергостанции эфемера, — мечтательно заметил наметник, — их нуль-переходы подохли бы. А без нуль-переходов мы возьмем их голыми руками.

— И убьем эфемер, — возразил я. — Санго Риот за своего родича нам крылья пообрывает! Еще бредовые идеи есть? Почему бы не накрыть планету вакуумными зарядами — тоже ведь решение!

— Иногда хочется! — честно призналась Эстер. — Как гляну на них сверху! Веселятся, нахлебники, за счет нашей крови! Про энергостанции брат правильно предложил — надо жечь! Нам твой Санго Риот не указ!

— Властью, данной мне, — твердо сказал я, — здесь и сейчас приказываю: структуры эфемера оставить в сохранности, жителей в конфликт не втягивать, за их спинами не прятаться, под удар не подставлять!

Они с интересом уставились на меня, похожие в своих реакциях, как брат и сестра.

— Какой властью? — полюбопытствовал наместник. — Болдуина, что ли? Что-то он запаздывает со своей помощью, далеко живет, наверно?

— Болдуин здесь, — пробормотал я, не надеясь, что они поймут. — Что для него пространства? Его путь — внутри себя. Черными тропами надо пройти, чтоб встать против своих детей. Черные — тоже его ученики.

— Пусть поспешит! — язвительно посоветовал наместник. — А мы пока будем жечь эфемер, и начнем с энергостанций! Потому что иначе погибнем сами! И что сделает твоя власть?

— Власть моя в правде. Не потеряй крылья, дракон.

Я ушел готовиться к вылету. Наместник ухмылялся мне в спину, но Эстер задумалась. Ничего она не поняла, но уловила что-то чуткой артистической душой.

Они сожгли энергостанции, когда моя пятерка обрушилась на блок-пост черных в предгорьях. Судороги боли смяли наши крылья. Анни-ко с криком упала на землю, я едва успел подставить руки. «Призраки», лишенные невидимой подпитки эфемера, умирали, конвульсивно заворачивались в тугие бутоны… закукливались? Горным бойцам из нашей пятерки не повезло, их расстреляли на месте падения сразу, затем навалились на нас. Анни-ко, закусив губу, схватилась за меч Стражей. Взвизгнуло активированное лезвие — и закрутилась мясорубка! Она сумела лезвием отбить удары бичей, дорвалась до ближнего боя, а тут и мой костюм восстановился, пояс зёгэна засиял… Мы порубили их и ушли в горы, оставив за спиной жуткую картину из крови и смерти.

К вечеру пешком возвратились боевые пятерки, потрепанные, обескураженные. И без крыльев за спиной. Наместник встал передо мной, у него тряслись побелевшие губы.

— Я не знал, что «призраки» питаются от эфемера! — хрипел он мне в лицо. — Не знал! А ты почему не предупредил?!

— Я тем более не знал, это ведь твои «призраки»! — холодно возразил я. — Потерять крылья — я ведь иное имел в виду.

Наместник жег меня ненавидящим взглядом. Ему был нужен виновный!

— Зато ты знал, что убьешь эфемер, — добавил я. — И оставишь больных в лечебницах умирать без помощи, и детей в школах без тепла и еды, и рабочих в подземельях без света…а ведь их миллионы. Ты потерял крылья, дракон.

Эстер не вмешивалась в наши разборки, сидела в стороне от всех за камнями. У нее было свое горе: погиб ее Первый, заместитель, соратник по ордену гераклитов и просто ее лучший друг детства, ее верный щит и опора. Он разбился, потеряв крылья.

Наместник ушел переживать свое горе в одиночестве. Пошел и я — к Анни-ко. Ее трясло. Она сидела в глубине пещеры и с ужасом глядела на свой меч, а в глазах метались картины боя, кровь, отрубленные руки… Неверными движениями она отправляла в рот какие-то комочки.

Тихо подошла Буби.

— Она убьет себя наркотиками за неделю, — пробормотала Буби.

Она была права. Но мы оба понимали, что без наркотиков ужас убьет Анни-ко за сутки. В отличие от наместника и Эстер, для нее война не была игрой.

Я качал ее на руках и баюкал, пока она не погрузилась в тяжелый сон.

День десятый.

— Вместе с крыльями мы потеряли фактор внезапности, — наконец признал наместник. — Остается воевать традиционными способами, а против них черные подготовлены. Тут нам и конец. Но у нас есть Страж. Ведь ты же один из них, только за нас, так? Вот и рассказывай, как нам можно победить — или хотя бы уцелеть.

Он так ничего и не понял! И все еще пытался командовать. Что ж, непонятливые бьются мордой об стенку.

Отряд кружком сидел вокруг меня на теплых камнях. Синела на склонах ягода, посаженная предками нынешних охотников. По хребту вилась неприметная тропа-рокада. В бездне неба над ней лениво кружила дозорная птица. Мирная, благостная тишина. Бойцы поглядывали на птицу тоскливыми взглядами.

— Боевой орден воинов динго, — неспешно заговорил я. — возник из отрядов самообороны людей, опьяненных свободой. Это были первопроходцы. Оторвавшись от материнской планеты, они вкусили воли и изменились настолько, что предпочли принуждению бой и смерть. Таким образом, воины динго по духу родственны всем нам.

— А по крови? — полюбопытствовал кто-то дотошный.

— Впервые это произошло в ином мире, за бесконечностью пространства, примерно семнадцать тысяч лет назад. Но память о тех событиях все же сохранилась, в форме легенд и песен о Стражах гор. Те народы, чья память хранит подобное, являются, таким образом, прямыми наследниками тех первых воинов.

Бойцы загомонили. Наместник недоверчиво хмыкнул, Эстер тоже. Они оба учились в университетах на материнской планете и помнили, что писаная история их мира начинается десять тысяч лет назад, а до того обезьянье существование и войны друг с другом каменными топорами.

— Орден неоднократно бывал разгромлен, но возрождался вновь, — продолжил я, — ибо тяга к свободе неистребима. И с каждой битвой множились военные знания и арсеналы. Дело в том, что по традиции наставников ордена хранила тайна — никто не знал, кто они. Наставники спасались от уничтожения и передавали искусство последующим поколениям бойцов. Со временем орден возвысился, и единственной серьезной угрозой считался сам себе. Ну, так оно и получилось. Общение со смертью уродует души людей, делает их жестокими и нечувствительными к страданиям тех, кого они призваны защищать, а великое воинское умение взращивает великую гордыню и презрение к тем, кто избрал мирный путь. Воины ордена динго стали диктовать народам, как им жить, стали распоряжаться их судьбами. Так закатилось солнце свободы над первым из восставших миров. Так же погибает и эфемер — те, кого мы призваны защищать.

— Ты не болтай! — сказал наместник недовольно. — Ты говори, как бить черных!

Он так ничего и не понял. И остальные тоже.

— Неужели вы думаете, что я буду готовить к бою свору, уподобившуюся черным бойцам? — удивился я. — Что я передам знания тем, кто недрогнувшей рукой обрек на страдания тех, кого призван защищать?

Именно так они и думали. И очень разозлились, когда поняли, что я с ними не согласен.

— Возьмите его, ребята! — приказал наместник. — И заткните рот, по законам военного времени.

«Ребята» двинулись на меня с удивительным единодушием, не различая, кто гераклит, а кто «дракон», и даже горные охотники ломились заодно со всеми. Осмелели! Решили, что я — просто воин ордена динго. Просто один из многих.

За моей спиной неслышно, неуловимо быстро, как змея перед броском, возникла и закачалась фигурка Анни-ко. Она была без меча Стражей, и это было самым важным. Труды мои, значит, не пропали даром!

Я отлупил их всех, не жалея носов и зубов. Анни-ко отбила Эстер ее чудные стройные ноги, набросилась сверху и лупила на манер бешеной кошки. Но не увлекалась — когда я закончил, она прекратила драку тоже. Наместник вообще в драке участвовать не смог. Он лежал, вжавшись между камнями, а пули над его головой методично крошили гранит, не давая вздохнуть, не то что подняться.

— Буби, не трать боезапас! — крикнул я.

Буби спустилась со скалы, на плече снайперская винтовка, ослепительная улыбка до ушей. На какое-то время она снова стала молоденькой, жизнерадостной любимой женой вождя, проказливой не хуже своих детей.

Наместник поднялся из-за камней, впрочем, лишь для того, чтоб получить удар «тигриной лапой» и улечься обратно.

— Полный порядок! — отметила Буби. — Прямо как дети: такие хорошие, пока спят! Ну, или просто лежат…

Они с Анни-ко пожали друг другу руки. Я положил свою ладонь сверху. Почему-то к Буби Анни-ко сразу прониклась доверчивым уважением, как к матери, что ли… Но Буби и была матерью, самой профессиональной в племенах — звание «любимая жена вождя» прежде всего означало должность главного воспитателя детей, после Банту, естественно…

Вот что меня всегда поражало: дурак дураком, а как получит по уху, так сразу все понимает! Вот и наместник понял, и даже признал свою неправоту официально. А уж рядовые бойцы… Так что вечером мы все мирно сидели у костра.

— Извините, учитель, — почтительно сказал боец, тот самый, который дотошный. — А как же вы? Вас не заразил яд Силы?

— Хороший вопрос! — признал я. — И очень простой ответ: мне не позволил мой наставник. Понятно, что существуют законы общества, и по ним мы все такие сволочи, и это в общем и целом недалеко от истины… Но есть также и наставники, и их авторитет, власть, а также методы воспитания тоже кое-что значат… так что нет, не заразил меня никакой яд.

Дотошный потрогал синяк под глазом и признал, что да, методы воспитания много значат…

— Что может одиночка против всего мира! — угрюмо бросил наместник.

Его наши разговоры невольно задевали: он-то как раз и был одиночкой, облеченным властью. И малодушие свое он наверняка именно так и оправдывал — что, мол, может одиночка против всего мира! А тут появляюсь я и говорю нечто крамольное…

— Одиночка может изменить мир вокруг себя, — серьезно сказал я. — И это очень, очень много! Для тех людей, кто вас окружает.

Чего он от меня не ожидал, так это вот такой незначительности амбиций. Ну как же, Страж гор, защитник вселенской справедливости! Что я ему, сказочный герой? Откуда я силы возьму на Вселенную?! Хотя бы один отряд душегубов вразумить, и то великое дело…

— Но я-то как раз не одиночка, — добавил я. — Разве у меня хранится меч Стражей?

Анни-ко холодно встретила обращенные на нее взгляды, а наместнику ответила так твердо, что он смешался и опустил глаза.

— Считай, что мы все поняли, учитель, — подала голос Эстер. — Только черных как-то надо бить. Есть у них слабые стороны?

Все насторожились — отвечу или нет? Ясно же, что ответом я и себя раскрою. То есть Эстер просила, чтобы я ей рассказал, как меня возможно убить.

— Есть и у них слабые стороны, — вздохнул я. — Они — почти киборги. Боевые машины.

Бойцы заерзали — нашел, мол, слабую сторону!

— Киборг — это сила, — пояснил я. — Но только когда есть энергия. Много энергии. С уничтожением энергостанций и гибелью эфемера можно не опасаться их бичей, и их локации, и полей защиты — короче, всего, что энергоемко. То есть почти всего, чем они страшны. Что же у них осталось? Конечно, индивидуальное мастерство ближнего боя. Оружие автономного типа. Тактильная взрывчатка, естественно… В общем, этого хватит, чтоб перебить вас в первом же бою. Но они еще и устали. Дело в том, что скафандры черных тянут энергию из носителя, если нет поступления извне. Они, конечно, могут их снять, но… киборги! Не мыслят себя без скафандров. Это для них гораздо хуже, чем голым и без оружия. Я думаю, сейчас черные больше лежат, чем двигаются. Бросятся они только в бой. Но! Десять минут боя — и человек сгорел. Сможем мы продержаться десять минут?

Бойцы воспряли духом. Десять минут! Это… реально!

— А если все же скинут одежду? — недоверчиво пробормотал наместник. — Они по-прежнему сильнее любого из нас. Стыд ведь им не помешает?

— Не помешает, — согласился я. — Но снять скафандр — это порвать связь с механизмом. Порвать связь легко, восстанавливать трудно. И долго. А они боятся потерять свое надчеловеческое могущество. Сила уродует…

Вот тут он меня хорошо понял — сам испытал что-то похожее, когда потерял крылья. А Эстер задумчиво прищурилась — соображала, а было ли такое, чтоб я снимал свой скафандр? И что из этого следует…

В ночь перед решающим боем следовало бы хорошенько выспаться, перед тем плотно покушав. Любой боец понимал, что так следует поступить. Но никто не спал. Десять минут — и войне конец! Даже «драконов» наместника, профессиональных вояк, бил легкий мандраж.

Эстер в глубине пещеры любезничала с наместником. Ей тоже было не по себе, она даже взялась рассказывать наместнику о тонкостях хорового пения истинных лордов. А там и до самого пения дошло. Над отдыхающими бойцами поплыл, забился ритмами чарующий грудной голос Зари Побережий. Чарующий — в прямом смысле. Наместник, попавший в зону безусловного поражения, не сводил с девушки зачарованного взгляда. Потом стал подпевать. Бойцы дико на него оглядывались — поющий наместник! Он бы еще плясать начал!

А мы с Анни-ко сидели у входа, поглядывали за подходами, и между делом я учил ее одной песенке из моего детства, из щемящих сердце. Переводить ее было — редкое наслаждение, потому что ни одной реалии не находилось соответствия в языках Голубой Веги. Но я, конечно, перевел! И лишь одно меня смущало в переводе: одинокую березку наших тоскливых пространств я заменил платиновой красоткой, деревцем терпко ароматным, капризной содержанкой богатых ухоженных садиков за мраморными оградами особняков старых лордов — и это решительно не подходило.

Но возмутились бойцы. Наш вой им, видите ли, спать мешает! Хоть бы один спал!

— Есть необходимость учить сейчас, — твердо заявил я. — Ибо это песня таких же, как мы, уходящих на защиту родины.

Все живо заинтересовались. Выслушали перевод, выслушали подстрочный перевод, выслушали комментарии к подстрочному переводу — и уловили именно то несоответствие, что и меня смущало. Ну не к месту там была платиновая красотка! Пришлось долго рассказывать о березке, и что она значит для широкой русской души…

— Бесстыжая скромная красота! — озадаченно определили «драконы» и успокоились.

Но утром, снаряжая боезапас, они с усмешкой говорили:

— За березку!

И это вовсе не казалось шуткой.

Остатки отряда грозным строем вытянулись передо мной. И наместник, и Эстер стояли вместе со всеми, никак себя не выделяя.

— Властью, данной мне, здесь и сейчас приказываю: бить черных, щадя население, так как бьемся за них!

— За березку! — откликнулся серьезно строй.

— И потому же, — продолжил я, — горным охотникам необходимо покинуть отряд. Кто-то должен остаться живым — кто-то, способный защитить наше будущее — детей. Чтоб было за кого биться.

В тяжелом молчании уходили горные охотники — но никто из них не возразил. И вообще никто не возразил. Видно, труды мои были все-таки не напрасны.

А Буби осталась. Она бледно улыбнулась мне:

— Ну какая из меня любимая жена вождя? Если вождь погиб…

Искорка затаенной тоски мелькнула в ее глазах. Он был немолодым, ее вождь — только она его действительно любила. Потому это была ее война.

Стройная, как тростинка, серьезная девочка увела бойцов в горы. Так было принято в горных племенах: если погибал вождь, бойцами командовала воспитательница детей. Наверно, эта девочка была настоящей воспитательницей — бойцы ей подчинились беспрекословно.

— За березку! — прокатилось над горами, и колонна отправилась в свой последний бой.

Он оказался изнуряющим, этот бой, и действительно последним для большинства из нас. Где-то в эфемере, на дальних подступах к казарме черных, попала в засаду и погибла Буби вместе со своей пятеркой. Кто будет теперь светить озорными улыбками детишкам племени?… В тяжелой рукопашной сбили наместника, «драконы» выносили его, прикрывая собой, и, естественно, погибли. Остался жив понравившийся мне дотошный мыслитель. Так они и брели вместе, наместник и последний «дракон», и непонятно было, кто кого поддерживает. Эстер уцелела чудом, хотя не раз попадала в свалку. Древняя броня оказалась очень непростой, если сумела сохранить жизнь славной дочери Веги. А вот Анни-ко единственная пошла в бой не в броне, а в своем данс-костюме из эласта, вся в подвесках, браслетах — и на каблуках. Ее хранила только гибкая сталь — и хранила безукоризненно. Все схватки она провела чисто и прошла со мной до конца без единой царапины. Сейчас она брела в трансе, шатаясь по дороге, натыкаясь на камни и вызывая усмешки гераклитов. Зря они усмехались. Пока они выбивались из сил, возвращаясь в горы, она в трансе восстанавливала форму. Ну, а я в последней схватке остался с Анни-ко против всех черных и, видимо, слишком много зачерпнул из запретных сил, пытаясь уберечь ее, себя и всех остальных от мгновенной смерти. Понятно, что после боя организм взбунтовался, и внезапно отказали ноги. Гераклиты тащили меня, сами еле передвигаясь. Жалкое зрелище являли остатки нашего победоносного отряда, и брать нас можно было буквально при помощи столового ножа и вилки, было б кому. Но мы перебили всех, лично проверил. А в горы сейчас ползли, ведомые инстинктом, а не разумом. Возвращались туда, откуда ушли в последний бой — как голуби возвращаются на голубятню.

Черные неуловимо быстро выступили из теней и зафиксировали всех на прицел. Конец. Мгновение потянулось и зазвенело, как струна. Все боялись вздохнуть, чтоб не спровоцировать начало бойни.

А черные смотрели на Анни-ко. В момент фиксации она единственная качнулась с линии огня и теперь стояла ничья, совсем не похожая на бойца, хрупкая девчонка в эласте, талия перехвачена блестящим поясом, на запястьях бликующие браслеты — и дерзкий взгляд из-под челки.

Анни-ко задрала нос. Повела недовольно плечом. Глянула на черных вызывающе — и пошла чеканными шажками, каблучки-колокольчики хрустально зазвучали в мертвой тишине. Глянула снова, недовольно топнула ногой. Браслеты, качаясь, плели сложную сеть защиты — но это же не оружие, это безобидное серебро?

Черные смотрели на нее во все глаза, словно не понимая, что на поясе у нее меч Стражей, не замечая, что танец ее — причудливая разновидность боевого, когда явные, обозначенные движения сопровождаются вязью незаметных перемещений контроля и прицела. Анни-ко все время держала их в поле боя браслетов — но ведь и они понимали, что это лишь серебро?

Танцем оказались зачарованы все, кроме Эстер. Заря Побережий, используя наместника вместо щита, хладнокровно начала огневой контакт, кинулся прикрывать ее телохранитель — завертелось! Черные ответили достойно! Лишь Анни-ко стояла неподвижно, и напротив нее — черный воин. Шел бой, а они стояли и смотрели друг на друга. Но вот он перетек в движение. И тогда она отрубила ему руки. Браслетами. Безобидное серебро оказалось со смертельным секретом. Он еще стоял, когда пуля Эстер завершила дело.

— Зачем она начала стрелять? — выкрикнула Анни-ко. — Я же держала их, учитель! У меня получилось!

А я мечтал лишь о том, чтоб она не поняла того, что увидел я: черный воин двинулся прикрыть ее от пуль. Он хотел ее защитить.

Наместник в бесполезной надежде пытался поднять своего последнего «дракона», закрывшего грудью командира. Кажется, он плакал.

— Что ж ты не стрелял, Страж?! — зло закричал он. — За девчонку прятался?!

— Черными тропами надо пройти, чтобы поднять оружие на своих детей, — пробормотал я, но он как-то услышал — и осекся.

Только сейчас все разглядели, что против нас бились совсем молодые воины, действительно дети. Возвращались, наверно, из тренировочного похода. Они даже не имели боевых костюмов.

— Что же вы наделали! — пробормотал я, не совсем понимая, что говорю вслух. — Проклятая жизнь! Дети мои, кому вы нужны в этом мире?

Все постарались незаметно уйти, только Анни-ко пустилась рядом, беззвучно читая «Славу павшим воинам».

Время шло, и продолжалась жизнь. Надо было вставать, что-то делать.

— Пойдем, учитель? — предложила Анни-ко. — Есть еще горы, и дети, и ваш сад ждет вас.

— Пойдем, — согласился я.

Наместник бежал мне навстречу.

— Страж, я обрел крылья! — вопил он, и нотки безумия прорезались сквозь радость.

За его спиной призрачно трепетали, оживали системы самолета-птицы.

Наместник круто ушел в небо, перевернулся немыслимой спиралью и захохотал. Сумасшедший. Нет, он просто еще не понял, что это значит — для всех нас, но особенно для меня. А значило это в первую очередь, что на планету вступила поистине гигантская Сила, Если даже «призрак» сумел насытиться крохами мощи с ее стола. И сила эта была сродни эфемеру.

Я поднял голову. Над горами трепетал призрачный, не видимый прочим дым вторжения. Никому не дает покоя моя свобода…

Где-то далеко, в фиолетовых далях неба, тихо начали петь серебряные трубы…

Наместник угрюмо брел в гору. Этот проклятый непонятный Страж, его же фактически волокли в горы хоронить! После боя с малолетними черными он как-то сразу ожил и теперь шел впереди всех, да так шел, что за ним не поспевали. Единственное, что он сказал, так это наместнику:

— Слазь с неба, убьешься.

Эстер он уделил всего один мимолетный взгляд, но шла она теперь бледная и, похоже, мысленно прощалась с жизнью. Страж почему-то не переносил, когда убивают детей. В горячке войны об этом подзабыли, зато теперь вспомнили и мысленно уже копали для Зари Побережий скромную могилу.

Топать пешком было обидно. Крылья ведь ожили! А отчего они ожили? Наместник впал в черную задумчивость. Напрашивалось только одно объяснение: кто-то, затратив прорву энергии, перебросил на Вегу новую энергостанцию. «Призрак» запитался утечками с нее и ожил. А могут неведомые хозяева перекрыть утечки? Технически — вполне. Этого не делалось ранее, потому что не было нужды. Особняки лордов тоже ведь на дармовых утечках работали, зачем было пакостить самим себе? Но новые хозяева могут считать иначе. И тогда — падение, позорная смерть аварийщика. Интересно, что такого скрывает в себе Вега, что кто-то не пожалел средств на черных наемников, а когда черных перебили — в десятки раз больше на переброску энергостанции? А ее ведь явно не одну перебросили, а с достойным сопровождением в виде войск. Ну и кому оказалась нужна дикая, в сущности, планета? Во время своего правления наместник неустанно благодарил богов Южных морей за то, что Вега находилась в страшном отдалении от обитаемой вселенной. Богатые лорды, конечно, могли себе позволить поездки на материнскую планету — но не часто. Обычно ради учебы в университетах. Ясно, что чиновники метрополии при всем желании не могли досаждать частым контролем, и Вега давно жила сама по себе, что всех устраивало. До недавнего времени было так. Но что-то изменилось в мире, и планы наместника на собственное царство рухнули. Сначала, неизвестно из каких древних времен, черные воины. Тут же в придачу к ним Страж из сказок. Он, конечно, не Страж, а просто мистификатор, но — черных-то не стало! А теперь еще и таинственная энергостанция. А ведь она же что-то питает, и весьма мощное что-то! И думать даже страшно, что это оружие. А ничего другого в голову не приходит. Следовательно — оружие. И Страж явно что-то подозревает — или знает точно. Не зря же так целенаправленно бежит в горы. Вот что там, в горах, поджидает их в качестве сюрприза? Просто группа заблудившихся черных? Тогда всем конец. На еще один бой просто не хватит стволов.

Наместник содрогнулся и огляделся. А ведь они пришли в горный сад, свободное владение Стража. Только сада больше не было. Чьи-то жестокие руки — и ноги, и оружие! — основательно прошлись по нему. Ничего не уцелело. Ничего.

Наместник с неодобрением следил, как Страж потерянно бродит по долине. Разве можно так убиваться по обычным растениям? Здоровый мужчина… ну, пусть не такой уж и здоровый…но ведь руки по плечи в крови, да еще в десять слоев, и стоит на коленях перед поломанным кустиком, губы побелели, пальцы дрожат, а в глазах слезы!

— Мы из-за этого так спешили? — осведомилась Эстер.

Мужчина обернулся, невидяще глянул сквозь нее, как-то странно скривился и опять уткнулся в свои грядки.

— Серебряные трубы! — озадаченно пробормотала Анни-ко. — Слышите? Где-то в вышине…

Наместник покрутил головой — какие еще там трубы? Нет же ничего.

Что-то надо было делать. Страж впал в транс, сидел на своем дозорном камне, покачивался и иногда бормотал нечто угрожающее вроде «ну, ладно!», так что от него указаний было не дождаться.

Жилая пещера была разгромлена, на охранной полосе кто-то подорвался — так тебе и надо, неважно кому! Наместник побродил по пещере, организовал остальных. Поглядывая с тревогой на Стража — как бы не сделал себе чего-нибудь! — сообразили костер, еду и минимальные удобства. Решили отдыхать, прежде всего отдыхать. Все буквально умирали от усталости. Отдохнуть, отоспаться, отойти от боевого безумия. И лишь затем идти на разведку в эфемер. И лишь после разведки решать, как жить дальше. Это были хорошие, продуманные, взвешенные планы. Из тех, что никогда не сбываются.

Ночка выдалась безумной. Сначала, далеко в горах, загремел бешеный бой — и повторялся еще несколько раз, постепенно отдаляясь. Было ясно, что горные охотники с кем-то схватились насмерть — и вынуждены отступать. Это в родных-то горах. Кто был их неведомый могучий противник? Некому было узнать. И переговорники по-прежнему молчали. И Страж покачивался на своем камне, не то мычал, не то стонал, в общем, на окружающее не реагировал. Потом Анни-ко охнула:

— Он же меня хотел защитить! Я же его…

И большего от нее не удалось добиться. Она впала в какое-то беспокойное состояние, не находила себе места, а под утро вообще исчезла, и охранная полоса, заново установленная, даже не потревожилась. Никому нельзя доверять в этом мире, даже противопехотным минам! И уже неудивительно было, что так же беспрепятственно она и вернулась.

Так случилось в эту ночь, то ли из-за холода, то ли… но Эстер оказалась рядом с наместником.

— Пожалуй, причина наших разногласий исчезла, — констатировала девушка. — На власть в эфемере покусился кто-то действительно могучий, не чета нам. Нам в этой свалке свое не отстоять.

Наместник был согласен с ее выводами. Вместе они перебрали все значимые силы метрополии, способные отправить на Вегу энергостанцию и войска. Способные и заинтересованные. Таковых оказалось… немного. Собственно, сама материнская планета на это и была способна. Вывод устрашал. Мощь материнской планеты они представляли, и преувеличить ее было невозможно.

— Ну зачем им нужна наша Вега? — тоскливо вопросил наместник. — На всей планете единственный город и кучка племен в джунглях, цена всему — меньше затрат на переброску энергостанции! Грузовое сообщение невозможно, по крайней мере, регулярное — да и нечего отсюда возить, при таких затратах на транспортировку! Не понимаю…

— Не дает им покоя наша свобода! — угрюмо сказала Эстер. — Вот и вся причина. А затраты… что им затраты! У них мощи столько, что девать некуда. Э… это что?!

Эстер вздрогнула и вцепилась в наместника, таращась куда-то в ночь. На камне перед Стражем в лунном сиянии кружилась-текла-сияла-пела незнакомая девушка, черные волосы вразлет по плечам, глазищи в пол-лица. …Какая-то сила властно закрутила волю наместника, и он застыл, очарованный видением, неизвестно на сколько времени. В себя он пришел от боли. Пальцы Эстер с такой судорожной силой сдавили плечо наместника, что наваждение отступило.

А долговязая красавица, раскинув длинное платье, сидела рядом со Стражем и что-то страстно говорила: взлетали в стремительных жестах тонкие изящные руки, губы беззвучно шевелились — и ни одного слова не пробивалось сквозь мертвую тишину. Страж покачивался, сжав виски руками. Танцовщица вскочила, сердито дернула плечом и резко отвернулась. Взгляд ее отстраненно скользнул по наместнику, по Эстер, по притихшим бойцам — искра узнавания блеснула в глубине огромных глаз. Неуловимо качнулись тени. На камне остался только Страж, уронивший голову на колени.

— Я не знаю, что это такое, но оно мне не нравится! — дрожащим голосом заявила Эстер. — Ходят по нашей планете неизвестно кто, неизвестно как… ой!

На камне рядом со Стражем несокрушимым изваянием застыл серокожий гигант, только желтые глаза вспыхивали из-под прикрытых век. В свободно лежащей руке синевато поблескивало какое-то оружие. Поэтому первым движением наместника было закрыть Эстер собой. Вторым же — отодвинуться от нее подальше, потому что кстати вспомнилось, как хладнокровно она может стрелять из-за живого щита, не интересуясь планами последнего.

Гигант равнодушно глянул на них и отвел взгляд. Они сидели рядом, два воина, не обменявшись ни словом.

— Галлюцинации его галлюцинаций! — припомнил наместник. — Вот про что рассказывала Анни-ко, оказывается… что-то мне все это не нравится…

— А если пальнуть?

— Без приказа Стража не вздумай! — предостерег наместник. — Это, скорее всего, просто изображение…ну, очень хорошее изображение…но все равно ему ничего не грозит. Мы — иное дело. Я не знаю, как отреагирует Страж на стрельбу по его друзьям — и не хочу узнавать! За расстрел детей он тебя пощадил… думаю, в память о прошлом. Но больше дикостей он тебе не позволит. Я бы точно не позволил.

Эстер убрала с плеча наместника голову закаменела. Наместник невесело усмехнулся:

— Ты ведь начала стрелять из ревности, так? Как же, какая-то сопливая девчонка взяла гипнозом настоящих бойцов, Заре Побережий такого никогда не достичь! Женские слабости есть даже у таких необыкновенных девушек, как ты, я понимаю это… и прощаю.

— Если это комплимент, то очень сомнительный, — выдавила из себя Эстер.

— Это не комплимент, это гораздо большее, — серьезно сказал наместник.

— Да?! А Анни-ко?

— Ну… мы вместе жили, — признал мужчина. — Но оказалось, что я ее и не знал. Я ее сейчас просто боюсь, если честно. Сверхъестественные умения откуда-то, еще этот меч Стражей… это не для меня. Я человек простой, мне нужна понятная женская красота, а не… даже и не знаю, что это.

После долгого томительного молчания наместник почувствовал, как голова Эстер снова опустилась на его плечо.

Серокожий гигант исчез, вместо него возникло странное создание, похожее на огромную стальную улитку, затем и оно исчезло. Около Стража всю ночь менялись, струились и мерцали призрачные фигуры. Уцелевшие бойцы махнули на все рукой и спали беспробудным сном, Анни-ко где-то затерялась в ближних скалах, а Заря Побережий и наместник больше не замечали ничего вокруг.

Звонкое, чистое утро наконец пришло в горы, и ночные наваждения отступили.

— Ну ладно! — вдруг ясным голосом произнес Страж, словно подвел итог каким-то долгим размышлениям. Непонятная угроза слышалась в его «ну, ладно!», да некому было это прочувствовать. Отряда грозных птиц больше не существовало. Немногие оставшиеся в живых спали, даже не выставив охранения. Только наместник и Заря Побережий бодрствовали — но в стороне от лагеря. И занимались они чисто личными делами.

Наместник поднял голову на шум. Страж уходил из лагеря.

— Убегаешь? — сказал ему в спину наместник. — Ну, хоть спасибо за сказки о Болдуине. Они нас здорово поддержали в трудный момент. Это и была твоя обещанная помощь?

— Сколько можно валить все беды на отца?! — с непонятной горечью ответил Страж. — Выросли уже, самим пора разбираться! Он-то свое давно отвоевал — и оплатил каждую минуту вашего покоя кровью своей и своих детей. Но — вы все же получили помощь. Разве что не заметили ее…

Страж вышел из лагеря, и ни одна проклятая мина не запротестовала. Хромающей походкой, устало сутулясь, он отправился вниз по ущелью. Туда, откуда они с таким трудом вернулись.

Наместник недоуменно глянул на Эстер. Девушка задумчиво следила за уходящим. Наконец она приняла какое-то решение и легко поднялась, словно и не на камнях спала. Затрепетали, оживая, системы «призрака».

— Проводим.

А вот это было по-настоящему опасным. Энергию могли отрезать в любой момент, и тогда… Но когда это «дракон» уступал в храбрости женщине?!

Горный ветер подхватил двух прозрачных птиц и забросил в бездонное сияние небес.

Они укрылись на скале. Наместник опустил забрало ясновидения и разглядывал фигурку, целеустремленно шагавшую вниз по ущелью. Только один раз Страж остановился, и то ненадолго. Постоял на том месте, где они приняли последний бой с малолетними черными, словно что-то разглядывая на камне — и отправился дальше.

— Подберемся ближе?

Они подобрались ближе. Страж стоял в изломе ущелья, и перед его лицом плыли легкие облака. Он что-то говорил, и наместник торопливо включил акустический прицел.

— Вот я перед тобой стою, — сказал Страж и надолго замолчал.

— Молится? — предположил наместник, но Эстер отрицательно покачала головой.

Заря Побережий явно что-то понимала в происходящем, но не спешила поделиться знаниями, а только впала в странное волнение.

— Я — непутевый сын, — признался вдруг Страж. — Не завел семью, не скопил на старость. И не сделал ничего для тебя. Странная у меня дорога получилась. Ну, может, так и неправильно жить — а по-другому не получается. Как я могу отказаться от детей, даже если дети от меня отвернулись? Они — мои дети, кто их еще защитит?!

Мир внезапно изменился. Ожила давно умершая рация, дрогнул «призрак», получив щедрую порцию энергии… Приближалась Сила. Это заметил и Страж.

— Что, идете? — угрюмо сказал он. — Нигде нет от вас покоя! Я узнаю вас всех…терра-мадре… что, не можете вынести, когда кто-то свободен? Что ж… это мой мир. Я здесь еще стою. Идите, кто бы вы там ни были. Есть и у меня Сила… Отец!!! Для себя прошу, не для кого-то! Дай мне сил!

Замерший наместник недоверчиво наблюдал, как воин качнулся — и начал преображаться. Это было что-то новое! Синими сполохами высвечивались внутренние молнии проверочных систем, выдвигались и вновь прятались наплечные турели с хищными рыльцами пулеметов, вибрировали и звенели защитные поля, происходило еще что-то, чего наместник не понимал, но ощущал как темную угрозу.

— Ну, ладно! — угрожающе бормотал воин, включая все новые и новые системы уничтожения.

И наместнику, и Эстер стало ясно, что до сих пор Страж использовал лишь малую часть своей действительной мощи.

— Ах ты, гниль морская! — пробормотал наместник. — Экономил силу, когда гибли мои «драконы»?!

— Уймись! — отрезала Эстер. — Его сила — на один раз! Он же сжигает себя! Десять минут, понимаешь? Год ир зёгэн, если до тебя когда-нибудь дойдет, что это такое!

Лучевой удар разнес камень, на котором стоял — только что стоял — воин. Враги пришли. Что-то рявкнуло в ответ, внизу вспыхнуло, и обрушилась скала. Началось! Страж, вопреки здравому смыслу, не стал прятаться, менять позиции, как следовало бы одиночке. Целенаправленно он зашагал вниз, принимая удары на дрожащую ткань защитных полей и злобно огрызаясь на выпады невидимого врага. В его мерном стремлении вперед было что-то жуткое. Словно сама смерть шла. Иногда его сбивало ударом, но черная фигура неумолимо поднималась и продолжала идти.

Наместник вдруг понял, что Страж идет в рукопашную. Чтоб вцепиться в горло. Поняла это и Эстер.

— Они же его задавят, — пробормотала она. — Затопчут массой.

Видимо, Страж отбивался эффективно, потому что снайперов с противной стороны поубавилось. А может, они тоже поняли, к чему стремится Страж, и не возражали?

Серебристые фигуры в бронекостюмах, в сферических шлемах с опущенными забралами ясновидения стали выходить в ущелье — и было их очень, очень много!

— Материнская планета! — севшим голосом сказал наместник. — Правительственная гвардия, самые преданные войска, верные псы империи! Значит, все же они. Не дает им покоя наша свобода!

— Ну что, наместник, — отрешенно сказала вдруг девушка. — Пришло время выбора? А ведь гераклиты своих в беде не бросают! К плечу плечо, в жизни и смерти!

Старинные боевые браслеты скользнули на запястья. Страж, наверно, порадовался бы в этот миг, что его труды не пропали даром — только он был занят, а рядом стоял наместник.

— Куда?! — прошипел он. — Ты представляешь, на кого рвешься со своими железками? Это же — Сила!

Девушка отчаянно глянула на уходящего Стража. Наместник крепко держал ее за руки. Не для того он ее нашел, чтоб вот так глупо потерять!

— Прости, любимый! — шепнула она и ударила его ногой в ухо.

Мгновение спустя она уже спешила вслед Стражу.

— В жизни и смерти! — бормотала она. — Гераклиты, к плечу плечо!

В лагере тоненькая, напряженная Анни-ко стояла перед немногими бойцами и страстно говорила:

— Как вы могли отпустить Стража?! Его же там одного задавят!

— Разве не видишь — люди за пределом сил? — устало оправдывался бывший офицер-каратель. — Мы же спали все, даже охранения не выставляли!

— Властью, данной мне, здесь и сейчас приказываю: принять бой! — твердо сказала Анни-ко. — За наши горы и море, за джунгли и эфемер. За нашу свободу.

— Мы просто погибнем и ничего не добьемся, — возражал офицер. — Посмотри, сколько нас осталось! Бойцы измотаны. Разведку не проводили, и никто не знает, что там, внизу. И резервы не вызваны. И охотники ушли. И боезапас кончается. И, кстати, «призраками» пользоваться опасно, и… и как там говорят эти дурачки-гераклиты?

— В жизни и смерти — к плечу плечо, — буркнул ближайший гераклит.

— Ну, вот ты все и сказал, — тоскливо заключил бывший офицер. — Хотя … умирать не хочется, самоубийцы у нас еще в первый день отсеялись… В общем, подъем, ребята. К бою.

Стая смертоносных птиц беззвучно понеслась вниз по ущелью — и было их очень мало.

Высоко в горах девочка-подросток отводила остатки отряда горных охотников после ночного боя. После гибели вождя и его жены именно ей предстояло защищать сердце горной страны, вцепившись в скалы намертво. Если погибнут бойцы — спасти народ, увести в подземные убежища. Если погибнет народ — спасти детей, спрятав их в многомиллионных толпах жителей эфемера. Если не останется никого — спасти память о людях, вкусивших свободы…

Она колебалась лишь мгновение — ровно столько, сколько нужно, чтобы выбрать и назвать преемницу. Затем отчаянная прозрачная птица упала в бездну неба и стремительно понеслась вниз…

— Проклятые браслеты! — шипел наместник, потирая ухо.

Он уже никак не мог перехватить Эстер, но зачем-то шел следом за ней. А вот это было уже по-настоящему опасно. Он и сам не понимал, какая сила вывела его из-за спасительных камней на открытое место, под прицелы гвардейцев. Он осознавал, что ему хватит одного выстрела — но почему-то шел. Задержался он только возле одинокого камня посреди ущелья — там, где они недавно приняли бой с малолетними черными. Чья-то твердая рука лучевым пистолетом выжгла в камне несколько черных строк. Он узнал почерк Анни-ко. Так вот, значит, куда она уходила ночью!

Лихорадочно он вчитался в странные, без модуляционных значков, письмена — полуграмотная бродяжка, она всегда так и писала, заявляя, что порывы души значками не выразить.

Наместник совершенно неожиданно ожесточился. Казалось бы, что ему до чувств этой странной, мрачноватой девочки? Он даже допускал, что она могла увлечься кем-нибудь достойным, Стражем, например, все же тайна женщин необъяснимо притягивает… Но вот так: одна мгновенная встреча, взгляд — и такой неистовый пожар чувств?! И к кому? К какому-то подростку?! К смазливой физиономии?!

Желание кого-нибудь задавить голыми руками стало непреодолимым.

— Ну, ладно! — многообещающе сказал наместник — и зашагал вслед за Эстер.

Он не видел, как стая призрачных птиц упала с неба, как Анни-ко и какая-то незнакомая девчонка из охотниц лихорадочно развернули огневую систему, как набежали, готовя оружие для ближнего боя, последние бойцы последнего отряда — потому что бой взорвался и поглотил всех. На месте Стража черный тигр бешено ревел, дорвавшись до крови. Ни Эстер, ни тем более наместник не успели прорваться к нему. Они наткнулись на сплошную стену щитов. Беспомощность была до слез обидной и унизительной. Гвардейцы молча, деловито теснили их к скале. У врага хватало мощи, чтобы взять двух бойцов в плен.

Стена сияющих щитов прижала их к камням. Командир группы — виден был лишь тонкогубый рот под забралом — холодно, но вежливо произнес:

— Господин, госпожа, прекратите сопротивление. Вам предъявлено обвинение в сепаратизме. Суд будет проходить на материнской планете.

Им предлагали возможность уцелеть. Подумаешь, сепаратизм! С кем не бывает! Суд на такие грешки смотрел обычно снисходительно. Если нанять хороших защитников и подкупить кое-кого, как это обычно и делалось… Все же они были высокородными лордами, своими — а своих не убивают.

— А остальных — в распыл, — закончил офицер.

Обездвиженный, наместник мог лишь бессильно наблюдать, как сплошная стена энергетических щитов столкнулась с редкой цепочкой набегающих бойцов… измотанные боями, за пределом сил — что они могли противопоставить?! Бешено заговорила огневая система в руках девчонки-охотницы. Это было серьезное оружие! Гвардейцы начали падать — но завизжали, наполняясь энергией, защитные поля…где-то под грудой тел скрылся Страж, и уже Анни-ко, прикусив губу, вскинула свой непростой меч…

Ближний бой скоротечен. Миг — и сквозь изломанные фигуры гвардейцев размытой тенью вырвался Страж, взревел, беснуясь, иссиня-черный тигр, захлопали тактильные гранаты, расчищая путь. Миг — захрипела Эстер, выворачиваясь из хватки щитов. Миг…

— Сейчас, — пообещал наместник — и ударил развернутым крылом «призрака», ломая стену щитов, ломая и опрокидывая тела…

Они сумели прорваться друг к другу! Они встали плечо к плечу! Теперь можно было воевать!..

Их задавили массой. Упала Анни-ко, упала Эстер, захлебнулась в разрыве гранаты огневая система «ветер смерти», и девчонка-охотница скорчилась на камнях. Жуткая фигура неистово металась, оберегая павших, и на груди у нее медленно разгоралось красное сияние… но набежал новый строй — и Страж исчез под грудой тел…

И в этот миг в мир вступила великая Сила. Гвардейцев, как нечто несущественное, просто снесло ударной волной. Ошеломленный наместник увидел гигантское кузнечикообразное существо, застывшее над телом Стража — только пронзительные желтые глаза ненавидяще оглядывали новый мир. Кто-то из гвардейцев поднял оружие — монстр даже не уделил ему внимания, а гвардейца не стало.

Заревел, сгорая под ненавидящим взглядом, воздух.

— Конец, — отрешенно подумал наместник. — Сейчас он сожжет планету.

— Отец! — всхлипнула Анни-ко, пытаясь подняться.

Непонятно было, какого отца звала она, дитя приюта.

— В прах!!! — ревел, сгорая сам воздух.

Силовые щиты гвардейцев таяли. Ощетинившись оружием, бойцы стремительно откатывались от чудовища — и гибли один за другим.

Начали дрожать скалы.

— Отец!!! — закричала Анни-ко отчаянно.

И все стихло. Перед чудовищем стоял старик, такой ветхий и древний, что ни возраст, ни нация уже не угадывались.

— Не смей губить людей, — донеслись еле слышные слова. — Ты призван их защищать.

Наместник едва понял его: старик говорил на старом полузабытом наречии материнской планеты, и к тому же слабо и невнятно. Да сколько же ему лет?!

— Их не за что щадить! — упрямо заявило чудовище. — Раса самовлюбленных идиотов! Ограничили рождаемость, детей бросают в приютах, чтоб те не мешали танцевать да орать песни! Такие недостойны жизни!

— Люди все разные, — заметил старец очевидное.

— Да?! Они допустили гибель Стража!

— Страж защищал этот мир. Умерь гнев, защитник Асторы. Иначе Страж встанет — и будешь отвечать перед ним…за все совершенное в гневе!

Чудное существо явно стушевалось. Что-то имелось на его совести не очень благовидное, за что отвечать перед Стражем не хотелось.

— Страж умирает, — проворчало существо, все же согласно опуская голову.

Последующее тут же показало, насколько он ошибался. Кто-то из гвардейцев посчитал бой незаконченным. Было, видимо, у них в резерве что-то очень серьезное. Удар слепящего огня отбросил защитника Асторы к скале. В ответ грохнуло так, что заложило уши, а среди гвардейцев расцвел букет сиреневых молний. Серьезное оружие сгорело, не успев по-настоящему показать себя — вместе с оператором. Страж, покачиваясь, поднялся на ноги, и на его груди медленно угасло малиновое сияние. В этом бою он отдал все.

Чудовище поднялось и многообещающе уставилось на гвардейцев. Но его опередил старик. Обернувшись к гвардейцам, он еле слышно предупредил:

— Бойтесь гнева детей Болдуина!

Его услышали и поняли. Более того — ему безоговорочно поверили. Видимо, на материнской планете не забыли древних легенд.

— Позвольте нам уйти, — сказал командир гвардейцев. — С легендами мы воевать не уполномочены. Моей компетентности здесь недостаточно, пусть решает материнская планета.

Защитник Асторы шевельнулся. Командир понял его правильно и криво усмехнулся тонкогубым ртом:

— Согласен, решать будете вы, а не материнская планета. Но я обязан доложить о случившемся — чтоб хватило материала для принятия правильного решения.

Сильно поредевшая цепочка гвардейцев ушла в зеркальные блики нуль-перехода. Отступавший последним командир обернулся, отдал честь и положил на камни оружие. Так закончился последний бой.

Чудо, но Эстер осталась живой. Анни-ко, естественно, тоже. В последнее время эту девочку, похоже, пули не брали. Она даже поднялась самостоятельно — и помогла встать охотнице. Монстр на перипетии боя просто не обратил внимания, скорее всего, считал себя неуничтожимым. Как и старик, об которого смерть обломала свою косу. Может, был еще жив и Страж — но с ним никогда не было полной ясности. То, что он лежал, уставившись застывшим взглядом в фиолетовые небеса, ничего не значило. Жизнь показала, что он из такого состояния вполне мог подняться в бой против всего мира — и миру не поздоровится.

Пять человек остались живы из нескольких сотен. Наместник мучительно скривился. Перед глазами, как наяву, шли и шли веселые «драконы», дети его, его ученики, любимцы неба; церемонно опускались на колено наивно-серьезные юные гераклиты; молчаливые охотники вскидывали вверх оружие…

Хотелось выть и рычать. Страшен и неоплатен оказался долг перед павшими. Они отвоевали свободу — и как теперь распорядиться ею, чтоб голоса погибших не взывали к нему с укором? А ведь есть еще и живые…Узкая ладонь тепло опустилась на его руку:

— Я… скорблю вместе с тобой, наместник.

Именно так — наместник. Одной фразой Эстер вернула ему обещание уступить власть после победы. Она признала его главенство. Ну, а раз он по-прежнему наместник, то никто не выполнит за него его труды. Мужчина тяжело встал.

— Кого мне благодарить за спасение нашего мира? — обратился он к старику.

Старец слабо кивнул в сторону:

— Его. Защитник Асторы. Санго Риот звать.

Наместник проследил за жестом — и растерялся. Серокожий гигант в камуфляже бережно поддерживал Стража, помогая тому сесть. Так! Чудеса, значит? Неестественные превращения, значит?! А, все равно, с этим разбираться позже.

— Я понимаю, кто действительно спас Вегу! — резковато возразил наместник. — Я должен принести свою благодарность именно вам, обратившись соответственно месту, занимаемому вами во вселенной!

— Ты знаешь меня, — старик мимолетно улыбнулся. — Просто верить себе не хочешь. И не поверишь мне. Должен понять… сам.

— Отец, у него кончились силы! — хмуро сообщил серокожий гигант.

Страж медленно поднимался. Взгляд его скользил по окружающим, но что он видел?

— Упрямый…! — буркнул Санго Риот. — У них говорят — биться до последней капли крови. Как-то я это не понимаю… Отец, я отправлю его домой? Если ему суждено умереть — пусть это случится на родной земле. Мне кажется, он все же любил свою родину, хотя это я понимаю еще меньше…

А перед Стражем клубился багровый туман. Мужчина сделал шаг, выпрямился, поднял голову — и пошел. И больше беды этого мира не касались его; он видел, но не замечал, как Санго Риот вскинул оружие в прощальном салюте, как Заря Побережий сняла боевые браслеты и прижалась к наместнику; как Анни-ко трясет девчонку-охотницу за плечи и гневно кричит:

— Не смей уходить!

Он даже не видел, как девчонка смотрит вслед ему, а в глазах ее светится смертная тоска — дочери охотничьих племен верны своим избранным в жизни и смерти… Багровый туман поглотил его, и открылся бесконечный путь, полный тайн — но его ждала земля родины, бестолковый, несчастный, слепой мир…

Санго Риот опустил оружие, поколебался — и опустился сам.

— Хорошо Болдуину! — пожаловался он. — Он старый, легкий, его между мирами ветром носит. А я вот Стража отправил — и ноги подкашиваются… Отдохну-ка я, пожалуй, а то сил нет себе путь открыть… Так что пользуйтесь моментом, задавайте вопросы! А то ведь больше не встретимся.

— А… а где Болдуин? — опомнилась Эстер.

Старик исчез, не привлекая внимания.

Гигант ухмыльнулся:

— Следующий вопрос?

Если вы защитник Асторы, — хмуро сказал наместник, — хотя Астора, вроде бы, сон… в общем, я не смогу защитить мир от притязаний материнской планеты. И никто у нас не сможет. Вот я и подумал…

— Слушай, ты сказки в детстве, что ли, не слушал? — возмутился Санго Риот. — Сказано же: в самый трудный час, Стражи гор, воины справедливости, дети Болдуина — ну и все такое прочее…

— Что-то не дождались мы воинов справедливости! Весь отряд полег — а какие люди были!..

Гигант нехорошо прищурил глаза.

— А здесь кто, по-твоему был? Нет, не понимаю я Ивана — зачем он с вами возился, с червями неблагодарными? Эти его дурацкие принципы, не бросать своих учеников, сражаться за справедливость… Вот бы и поглядел сейчас, кого не бросал и защищал до последней капли крови! Они даже не заметили, что рядом с ними — и фактически вместо них! — все время бился Страж гор! Уроды…

— Мы заметили, Санго, — вдруг сказала Анико. — Наместник просто слегка трусит — из-за ответственности. Это пройдет.

— Угу, — хмыкнул гигант. — В общем, по вопросам защиты — к ней. Обратите внимание, у кого меч Стражей. Или снова сказок не читали? Ну, а на крайний случай — есть еще дети Болдуина. А их гнев страшен! Надеюсь, на материнской планете поняли…

Санго Риот легко поднялся.

— Ну вот и все. Прощайте навсегда.

— Один личный вопрос, — колеблясь, сказал наместник. — Страж… в чем его Сила?

Санго Риот внимательно глянул на него.

— Ты ведь не об огневых возможностях, я правильно понял? — спросил он. — Что ж, ответ прост — я не знаю! По мне, так это не сила, а дурость. Он считает, что мир можно сделать…хорошим. И плевать ему при этом на социологию, на экономику, на здравый смысл — и на всех, кто возражает. И вот ведь что странно — у него получается! Ну, пусть ему помогает Хранилище… пусть он даже киборг, эка невидаль, били и не таких… не знаю. Я вот подгоню корпус вторжений, и получится мощь — куда там до нее любому Стражу! Но все равно не смогу сделать так, чтоб какая-то кучка сопливых гераклитов и не менее сопливых карабинеров насмерть встала за свою свободу. Тем более что вам всем лично от этой свободы ничего не обломится! Вы же все и так — высокородные лорды! Всего лишь свобода… нет, не понимаю. Чем-то он заражает людей вокруг себя, болезнь, что ли, какая?…

Гигант пожал плечами и шагнул в зеркальную гладь нуль-перехода.

— Что ж, — вздохнул наместник. — Нас тоже ждет наш мир.

Мужчина обернулся к девочке-охотнице:

— Эфемер всегда открыт для детей охотничьих племен.

— Нас ждут горы, — ответила за нее Анни-ко.

Эстер и наместник молча наблюдали, как две юных воительницы уходят от них по тропе в ущелье.

— Между прочим! — вдруг бросила им в спину Эстер. — От одной из вас зависело, на какую родину вернуться Стражу! Потому что для мужчины главнее всего то место, где его любят и ждут! Одна из вас забыла сказать ему главные слова — уж поверьте мне, как арту!

Девочки остановились и застыли. Но уже ничего, совсем ничего нельзя было изменить! Потому что жизнь продолжалась, и начиналась новая история…

…Поезд горел. В дыму работали какие-то люди в защитных костюмах, слышались команды, доносился рев двигателя… петля времени? Возврат в ту же точку? Или все, что произошло, не происходило никогда, а пронеслось в бредовом воображении?

По телу разливалась боль в отбитых мышцах. Здоровенный мордастый боец легко перевернул меня на носилки. От него по-родному несло перегаром.

— Какой сейчас год? — выдавил я.

— А ты как считаешь? — внезапно заинтересовался боец, и глаза его сразу сделались настороженно-колючими.

Я ответил, имея в виду тот далекий день, когда взрыв викинул меня из вагона.

— Промахнулся на десяток лет! — хохотнул боец. — Мозги отбило? Это бывает! Значит, всем направо, а тебе — налево. В психушку, брат!

Я кивнул и спокойно закрыл глаза. Значит, этот жизненный этап пройден. Начался новый этап.