20 лет назад. Даркмар. Северные горы. Черная скала.
Селестра почувствовала, что началось. Влага потекла между ног, а боль начала вонзаться своими когтями ей в район живота и спины. Время шло, схватки становились сильнее и практически не отпускали, что говорило о приближении самой кульминации – рождении ее дочери. Терпя мучительные приступы, она ждала, когда придет Ширва. Эта женщина должна спасти ее дитя, отправив младенца к солнцу, на поверхность, где сама Селестра была от силы раза три. И не потому, что вот уже более пятидесяти лет она была узницей, пребывающей в самой далекой и всеми забытой пещере Черной скалы, а потому, что ей, бывшей королеве Даркмара, совершенно не нужно было выходить к этим жалким людишкам и тем более светлым эльфам, бесившим ее своим снобизмом и ханжеством. Сейчас же люди ей были нужны – они могут помочь ей вырастить дочь. Для этого, правда, должны удачно сойтись очень много разных нитей судьбы, но раз до сих пор ей везло, то, может, туман позволит ей доплести узор этой паутины до конца.
Наверное, не каждый мог бы в текущей жизни Селестры найти хоть какие-то признаки пресловутого везения, но все зависит о того, под каким углом смотреть. Селестра хотела умереть, поэтому для нее удачным являлось все, что могло привести к долгожданному избавлению от постылой жизни взаперти. Она еще помнила те времена, когда на протяжении ста лет являлась бессменной королевой и священной матерью всего народа темных эльфов или дроу, как когда-то назвали их расу древние. Каждый готов был ей служить, никто не смел оспаривать ее решения. Мужчины падали к ее ногам, женщины завидовали и боялись. И, главное, все признавали ее величие и право на власть. Она не искала себе мужа, так как не считала мужчин достойными управлять. У нее был гарем из сотни самых красивых эльфов темного королевства, которые шли туда добровольно. Иногда ей приводили рабов. Поиграть. Подбирали сильных человеческих мужчин, которых она обожала ломать, превращая в щенков, скулящих у ее ног. Светлых эльфов она не любила, эти ледышки не заводили ее горячую кровь, поэтому, попробовав парочку, она оставила попытки насладиться их красивыми, но такими холодными телами.
От своих любовников-дроу она успела родить двух дочерей, сегодня им было бы чуть меньше ста лет, но обе ушли за туман, пораженные мечом злобной твари, которая сейчас сидела на троне Даркмара. Ваеран Ир’Раэль – этот потомок древнего эльфийского рода давно планировал переворот, но Селестра ничего не подозревала. Ее власть зиждилась на тысячелетних матриархальных традициях. Именно ее туманная магия поддерживала баланс, позволяя их королевству выживать в недрах Северных гор. Магия сдерживала тьму, которая каждую секунду ожидала возможности пожрать ее народ, плодя немыслимые эльфийскому разуму тварей. Кто бы в такой ситуации ожидал предательства со стороны своих?
Дроу – агрессивные, мстительные, не склонные к компромиссу, именно поэтому ими можно управлять только с позиции силы. Селестра всегда умела громко щелкнуть кнутом, чтобы в очередной раз примирить воюющие дома, напомнив, чье мнение в Даркмаре единственно верное. Но Ваеран смог ее переиграть, поправ установленный порядок и убрав ее род, род Мор’Шиирас, с престола. Селестру похоронили в этом каменном саркофаге, где она могла сделать не более трех шагов, прежде чем уткнуться в стену, а трупы дочерей сожгли, развеяв пепел в тумане.
Как у него получилось захватить власть и овладеть магией ее рода? Не известно. Селестра точно знала, что туман все еще в ней, но пользоваться им она практически не могла. Женщина оставалась источником жизни для всех дроу, но себя спасти была неспособна. Самозванец не мог обойтись без королевы – он использовал ее, воруя магию. Селестра нужна была Ваерану, а потому проживет еще тысячу лет, сойдя с ума и превратившись в тень.
Смерть может быть избавлением. Но правящие женщины рода Мор’Шиирас не умирали просто так. Туман позаботился о том, чтобы у дроу всегда была на престоле защитница, поэтому королевы закрывали глаза навечно не раньше, чем их дочери инициировались как следующие правительницы Даркмара. Даже реши сейчас Ваеран сжечь или разрубить Селестру на куски, смерть не наступила бы, так как магия тумана удерживала бы жизнь до последнего и в этих кровавых ошметках. Узнать, каково это – такое почти бестелесное существование, королева не хотела. Ей нужна была наследница, которая заберет на себя бремя, мирно отправив мать в посмертие. Был еще один вариант, при котором королева могла закрыть глаза навечно – это прорыв тьмы и гибель всего сущего. И она заплатила бы эту цену, но, к сожалению, это было ей неподвластно: магия не давала ей намеренно разрушить туманный узор.
Селестре нужна была дочь, и в своей тюрьме она искала способы ее получить. И не стоило недооценивать эльфийку – она оставалась женщиной, властной и коварной. Бывшая королева была изолирована, но ей все еще требовалась пища и маломальский уход, поэтому к ней приставили рабыню. Ее звали Ширва, это была темная эльфийка, ненавидящая, как и все женщины Даркмара, Ир’Раэля – король отстранил их всех от власти, оставив только роль матерей и постельных грелок. При правлении Мор’Шиирас темные эльфы не были рабами – слугами да, но никогда бесправными. Ваеран же изменил это, приказав отбирать дочерей у бедных или обнищавших семей дроу в рабство.
Девять месяцев назад Селестра в первый и последний раз обратилась к Ширве с просьбой. О свободе королева не просила, так как служанка не могла помочь, да и без магии и поддержки королева не продержалась бы и дня, только ухудшив в итоге свою ситуацию.
Ширва была немая, поэтому не могла ответить, но по ее расширившимся как блюдца глазам, Селестра поняла, что смогла своими словами удивить рабыню:
– Мне нужен мужчина! Найди любого, кто согласится лечь со мной. Ты впустишь его в мою камеру ровно через шесть дней всего на час. Больше от него ничего не потребуется.
Рабыня задумалась, а потом кивнула – открыть камеру она действительно могла. У нее были ключи, так как в ее обязанности входила ежемесячная уборка клетки королевы. Чтобы Селестра не сбежала во время таких манипуляций, да и вообще для дополнительной страховки, ее приковали цепями к полу, сделав их достаточно длинными для минимальной свободы перемещения.
Северные горы. Тронный зал. Наши дни.
Ваеран Ир’Раэль, король Даркмара, восседал на своем троне, наблюдая за страстным танцем изгибающихся перед ним эльфиек. Все-таки хорошая идея была брать в рабыни не только человеческих женщин, но и самих дроу. Темные чудо как хороши в постели, а он привык приказывать, не спрашивая разрешения. С рабынями он мог делать все, что ему захочется, со свободными так получалось не всегда. Буквально утром он наслаждался зрелищем хорошенько выпоротой и истекающей кровью темной эльфийки. Опуская плеть на ее темную кожу, король представлял, как у его ног корчится не это слабое существо, а тело другой женщины, которую он так и не смог сломать и которая вызывала у него черную ярость, злость и отчаяние.
Магия, которую он тянул из Селестры, помогала сохранять его темное королевство, но не давала ему тех преимуществ, что были у его предшественницы. Женщины рода Мор’Шиирас управляли туманом легко, естественно. Бывшая королева вплетала его в свою жизнь, не задумываясь. Туманная магия была для нее словно дыхание, ее нитями женщина была способна обволакивать сознание всех, кто был ей интересен. Поэтому, в отличие от Ваерана, ей не обязательно было делать кого-то рабом, чтобы подчинить.
Селестра! Ваеран вспомнил, как двадцатилетним мальчишкой его привели к ней в этот тронный зал, представив как наследника рода. Он должен был принести клятву верности королеве как будущий глава дома Ир’Раэль, а вместо этого замер, не в силах двинуться или отвести взгляд от этой великолепной женщины. Темно-серая, как и у всех дроу кожа, у Селестры была словно пронизана тысячами серебряных искр, пепельные волосы струились по спине, в алых глазах горела сама жизнь. Молодой мужчина пропал, утонул в почти осязаемой силе этой женщины. Ему хотелось прикоснуться к ней, своему божеству, и зачерпнуть жизненной энергии, в которой Селестра буквально купалась.
Королева поманила его пальчиком с длинным алым ногтем и сказала:
– Силен ли ты, мальчик?
Женщине было уже около ста лет, что позволяло ей так к нему обращаться, однако на вид она была ничуть не старше его. Эльфы жили достаточно долго, чтобы первые пару сотен лет наслаждаться разгаром молодости, переходящей в почти не меняющую их внешность зрелость.
– Силен, моя королева. И готов стать сильнее для вас.
Женщина захохотала и с искренним весельем спросила:
– Я понравилась тебе, да? Что ж, я позволю вкусить тебе мое тело. Один раз.
Она хлопнула в ладоши, подошли рабы, которые подняли и посадили ее в небольшой паланкин. Ваеран последовал за ней в ее огромную спальню, где посередине стояла кровать, способная вместить на своей поверхности весь род Ир’Раэль. Парень подумал, что постельные забавы королевы вполне могли включать и такие изощренные игрища. Селестра скинула с себя легкое платье цвета крови, которое, скорее, оголяло, чем прикрывало ее совершенное тело. Она легла на кровать, рассыпав волосы по ее поверхности. Шелк на шелке – у Ваерана защемило в груди от этого совершенства. Он приблизился к Селестре и дотронулся пальцами до ее бедра. Женщина поймала его за руку, переместив ее на свою грудь. А дальше…
Ваеран до сих пор помнил эту ночь. Даже сейчас перед его глазами стояла картина, как его язык и губы выписывали узоры на бархатной коже этой женщины. Мужчина целовал каждый уголок ее тела, до одури посасывал и покусывал ее совершенные соски, вторгался в ее манящий рот и погружался в нежную влагу ее лона. Мечтая услышать свое имя из ее уст и увидеть ответную страсть, он бесконечно долго двигался внутри Селестры, глядя в ее подернутые туманной дымкой глаза. В какой-то момент темный не смог больше сдерживаться и со стоном, переходящим в рык, взорвался запредельным удовольствием, а затем, тяжело дыша, долго лежал, положив голову на грудь расслабленно распластавшейся под ним женщины.
Он до сих пор искал эльфийку, которая могла бы хоть нам миг вернуть его в то волшебство, но все было пусто и пресно. Чудо настоящей страсти случилось с ним только однажды – в объятиях Селестры. Тысячи раз после, когда Ваеран брал женщин, были просто приятными, временно удовлетворяющими его похоть мгновениями, которые не спасали от голода по одной единственной, кого он хотел видеть рядом с собой. Мужчина помнил, как после последних сладких прикосновений королева капризно скривила свой алый ротик и промолвила:
– Ты неплох, но все же не силен. Можешь править своим родом, я не помешаю. Но в постели моей тебе нечем меня удивить.
Эти слова перевернули всю его жизнь и привели на этот трон. Последующие после встречи с Селестрой десятилетия Ваеран жил с чувством ненависти и униженного достоинства, ища способ захватить власть в Даркмаре. Все эти годы в нем боролись два сильнейших желания: резать эту тварь на куски, глядя, как она мучается, или иметь ее множество раз, до тех пор, пока она не начнет орать его имя в экстазе или от боли – он все не мог определиться.
Заговор он готовил долго, внимательно подбирая себе единомышленников в среде недовольной матриархатом аристократии. Главной проблемой была туманная магия, которой обладала королева и которой она поддерживала стабильность Даркмара. Все темные эльфы обладали частичкой темных чар, но именно королева держала в своих руках нити тумана, пронизывающие сердце каждого дроу. Она была средоточием всего. Такую власть ее роду дали боги много тысячелетий назад, но Ваеран, ведомый жаждой мести, решил эту систему разрушить. Жаль, но совсем вычеркнуть Селестру из этого уравнения не удалось. Он нашел способ питаться ее магией, но для этого королеве нужно было жить. Всех конкурентов он уничтожил – убить ее отпрысков было несложно, а саму Селестру он поместил в самую дальнюю пещеру Черной скалы – гнилое даже по меркам дроу место. О том, что случится с Даркмаром и всем остальным миром, если королева все же иссохнет, потеряв магию, он не думал.
Принесли ли ему облегчение страдания этой женщины? Ваеран не был в этом уверен. В каком-то смысле бывшая королева все еще имела над ним власть, раз за разом одерживая победу. Когда ее тащили в каменную тюрьму, он предложил ей альтернативу – стать его наложницей. Это было бы для нее гораздо приятнее, чем жить в том тесном вонючем мешке, который он ей заготовил: в этом месте из недр земли выходил вулканический газ, затрудняющий дыхание и наполняющий легкие смрадом; каморка, где ее держали, позволяла сделать всего пару шагов, она была больше похожа на клетку, чем камеру. Но даже эти ужасы не заставили Селестру захотеть его как мужчину.
Легко сказать – спи. Этот, который Талсадар, приказал спать, лег на бок, прижал меня спиной к своей груди и уснул. По крайне мере, он молчал, размеренно дыша. Я же лежала, ощущая, как ходит грудь от дыхания этого великана, и смотрела на второго темного, размышляя. Что я тут делаю? Что происходит с моей жизнью? Такое ощущение, что двадцать лет стали рубежом, после которого все пошло кувырком. Почему дядя и тетя так легко меня предали? Ответ на этот вопрос был очень прост – на второй чаше весов были их родные дочери. Горечь затопила от осознания: за все эти годы я так и не стала им родной по-настоящему.
Самый сложный вопрос – что дальше? Послезавтра у меня свадьба с Гриней, я покину свой дом и перееду в чужой и чуждый. Буду ли я счастлива? Смогу ли я смотреть в глаза своим родным после сегодняшней ночи? А они мне? Я еле слышно вздохнула, однако Талсадар, похоже, спал очень чутко, так как рука мужчины напряглась, а сам темный, уткнувшись мне в волосы, шумно втянул носом воздух. Меня опять парализовало от страха. Казалось, напрягись он чуть, и сломает меня как веточку. Серая рука прошлась по моей груди и опустилась на живот. Пальцы пробежались по ткани одежды, сминая ее в кулак, а над ухом прошелестел рваный вздох. Я наблюдала за огромной ладонью, которая настойчиво попыталась найти хоть какие-то прорехи в моей одежде. Зажав подол между ногами и не давая его задрать, я мысленно поблагодарила свой сарафан. Оденься я сегодня в штаны и рубаху, как я обычно делала перед походами в лес, великану было бы проще. Вот права была баба Зуся, которая настаивала на традиционной одежде длиною в пол: она честь девичью лучше всего защищает. Рубаху, вон, задрал, штаны спустил – и готово. А в сарафане не каждый разберётся. Там столько метров ткани, самого закрутит, а то и вообще желание всякое пропадёт, пока поймешь, как и что.
Впрочем, мужчина не настаивал. Еще раз понюхав мою голову, он уместил руку у меня под грудью, один раз, словно случайно, задев ее навершия, и вернулся к своему сну.
Отчего у них такая кожа? Почему серая? У Хирона вон совсем темная. С платиновыми волосами, бровями и ресницами смотрится жутковато, но ему далеко до своего напарника – обнимающий меня дроу пугал до истерики. Я слышала всякое про темных эльфов и ни разу ничего хорошего. Баба Зуся рассказывала, что самые опасные и жестокие среди них – это лорды, так как владеют магией. Сегодня дроу оправдали свое звание злобных и похотливых чудовищ. Хотя не тронули же в итоге… пока. Вот как это понимать? И что это за право первого? Я поерзала, пытаясь улечься поудобнее.
– Будешь шевелиться – приму за приглашение, – рука опять проснувшегося дроу показала мне своим касанием, куда он решил пригласиться. Мужчина засунул пальцы между моих ног, легонько сжав рукой промежность. Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы разжать мои ноги, так как коленями я насмерть защищала юбку сарафана от посягательств. Покрывшись испариной и оцепенев, я тихо сглотнула вязкую слюну и сосредоточилась на том, чтобы больше не сделать ни одного движения. Дроу убрал руку выше, чем вызвал мой вздох облегчения, но напряжение все же осталось. К счастью, через какое-то время сон меня все-таки сморил, позволив хотя бы сознанию убежать от объятий этого монстра.
Проснулась я от громких голосов. Прислушалась, не открывая глаз:
– Я прекрасно выспался. Темный, похоже, ты тоже. И это рядом с такой красоткой, – сказал Хирон, который, кажется, вообще не умел молчать. – Жаль, что мы потратили ночь на сон, при этом никуда не продвинулись. Теперь придется скакать при свете дня, а это не так комфортно. И даже не повеселились. Может, успеешь разложить эльфийку по-быстрому? Я хоть полюбуюсь.
На этих словах я открыла глаза и сразу наткнулась на кровавый взгляд нависшего надо мной темного. Уже рассвело и солнце пробивалось отовсюду: сквозь несколько оконцев и многочисленные щели в досках сарая. Увидев при полном освещении серое лицо с красными глазами, я, вскрикнув от ужаса и отвращения, зажмурила глаза. Боги! При свете это еще страшнее, чем в темноте. Я даже не поняла сразу, кто из двух дроу меня испугал, но Хирон помог – он захохотал и сквозь смех сказал:
– Ты произвел неизгладимое впечатление на эту полукровку.
Значит, испугалась я Талсадара. Единственным желанием сейчас было уйти из этого сарая и больше никогда не видеть этих двух лордов. Боясь открыть глаза и все еще лежа на спине, я пропищала:
– Я выполнила условие – провела с вами ночь. К дяде нет претензий?
– Ух ты, мстящая голос подала и что-то требует! Ты, милая, вляпалась, но я тебе ничего объяснять не намерен. Пусть Талсадар это сделает, – зевая и потягиваясь протянул Хирон.
– Объясню. Потом, – вступил в диалог темный, а я все же заставила себя сесть и открыть глаза.
– Неужели мы так страшны? Ты не смотри, что мы темные, души у нас… еще темнее, – веселился Хирон, забавляясь моим напряжением. – Мы на обратном пути заедем, навестим тебя, – не унимался он.
Я даже про страх свой забыла, спеша откреститься от их возможного визита.
– Нет-нет, не надо. Я замуж выхожу завтра!
Я встала на ноги вслед за дроу, которые принялись поправлять на себе одежду и готовились к выходу. Адекватно воспринимать этих гигантов с положения сидя было невозможно: я чувствовала себя такой маленькой и незначительной, что начинала кружиться голова, а к горлу подступал ком. После моего объявления о предстоящем замужестве Талсадар на мгновение задержал на мне взгляд, а Хирон хохотнул и отвернулся, что-то мурлыча себе под нос.
Первым из сарая вышел блондин, затем я, следом великан. Я была счастлива, что все закончилось, пока не подняла голову и не увидела, что происходит на улице. За забором стояло полдеревни, они все глазели на меня и темных. Я слышала перешептывания – на слух я никогда не жаловалась, наоборот, эльфийская кровь наградила меня отменными органами чувств. В шепотках я различила следующие фразы: «Нашла остроухая остроухих», «А если она понесет, Грине нужно будет воспитывать детей темных?», «А они ничего такие. И не прибили, даже синяков не видно», «Как оно, интересно, с такими черненькими и крепкими?» Дроу тоже слышали все эти реплики – Хирон ухмылялся, а Талсадар взял меня за локоть и повел в дом. Дядя с тетей завтракали, а сестер видно не было. Думаю, их куда-нибудь отправили, чтобы случайно опять не спровоцировать дроу.
– Полукровка, а ты знаешь, кто твои родители? – вдруг снизошел до беседы Хирон. Талсадар, услышав вопрос, голову не повернул, но даже под капюшоном, которым было прикрыто его лицо, я почувствовала пристальное внимание.
– Нет, не знаю, – лаконично ответила я.
– Сиротка, значит. Никого нет на всем белом свете, – глумился блондин.
Я уже успела понять, что если не реагировать на реплики этого провокатора, то он быстро умолкает и перестает меня дергать, поэтому молчала. Время шло к вечеру, после побоища прошло несколько часов. Наученные опытом и оценив возможный риск, дроу решили вернуться на главный тракт. От намерения сократить путь отказались, поэтому копыта наших коней вновь начали месить пыль широкой и относительно ровной дороги, ведущей на юг. Глядя на закат, я размышляла, проведем ли мы ночь в дороге или будем искать место для ночлега. Дроу явно не выглядели уставшими, поэтому я тоже старалась держаться. В какой-то момент ко мне повернулся Талсадар и сказал:
– Тебе придется потерпеть – мы остановимся на постоялом дворе ближайшего городка, но до него еще много часов. Ночью нам проще скрыть свою личину, не вызывая лишнего внимания, поэтому продолжим свой путь даже в темноте.
Это была самая длинная речь этого дроу за все время, что мы находились рядом. Я пожала плечами равнодушно, как мне показалось, а внутри позволила себе стон и пару-тройку нецензурных слов, посылающих этих чудовищ в дальнюю дорогу. После резни, устроенной в лесу, угроза Хирона сломать мне ногу при побеге уже не казалась пустой, впрочем, я и раньше не сомневалась, что он легко способен ее осуществить. Насколько я поняла, дроу из принципа держат меня пока при себе, не терпя ослушания. Я поставила себе цель – дотянуть до Вильни, где смогу распрощаться с навязчивыми спутниками.
После захода солнца наш путь освещала только луна. Лошади двигались рысью, а я себя давно уже ощущала детской погремушкой, которую бесконечно трясут перед лицом орущего младенца. Каждый удар копыта моей Карамельки о землю отдавался в моем теле болезненной дрожью. Пару часов назад я попросилась в кустики, и дроу без возражений остановились, ожидая меня. И все же без издевательских намеков и реплик блондина не обошлось. Когда я слезла с Карамельки и с громким стоном от боли в конечностях упала на колени прямо на дорогу, Хирон, оскалившись и напустив в голос похоти, попросил не провоцировать его аппетит. Дроу плотоядно заметил, что моя поза и стоны, которые я произвожу, вызывают в нем только одно желание. Не стала спрашивать, какое у него там желание, а сосредоточилась на своем, игнорируя насмешки блондина. Поднявшись и сделав несколько робких шагов, я вдруг взлетела над землей. Талсадар, спешившись с коня и пробормотав: «Мы так до утра проторчим здесь», приподнял меня одной рукой за талию, засунул подмышку и отнес в нужном направлении. Спрашивается, вот зачем я им такая, почему не бросят меня тут? Я же явно их задерживаю.
Ближе к рассвету мы достигли городка с оригинальным названием «Вольный» – так было написано на дорожном указателе перед поворотом в его сторону. Наша тройка направилась туда. Я переживала, что особенности внешности моих спутников вызовут проблемы на въезде. Центральные ворота охранялись: мы увидели сторожевой пост, рядом с которым стояло двое мужчин в форме, маящихся от скуки, зевающих и поглядывающих на нас. В такую рань мы оказались единственными путниками, желающими навестить Вольный. Увидев стражу, Хирон пробормотал:
– Всегда раздражает необходимость объяснять что-то этому быдлу. Так хочется башку открутить и спокойно ехать, куда душа пожелает.
Я подготовилась к встрече с людьми: на всякий случай натянула на голову шапку, чтобы скрыть свои уши и быть максимально похожей на человеческую особь – хоть кто-то же должен быть в нашей тройке заурядным и не нервировать людей.
– Стой! – услышали мы, приблизившись. – Кто такие, с какой целью в город? – спросил один из стражников, который задрал голову и пытался рассмотреть наши лица.
Решив, что в данной ситуации мне все карты в руки, я звонко и громко ответила:
– Мы направляемся в столицу, а к вам заглянули, чтобы поесть и отдохнуть, да прикупить кое-чего в дорогу.
Дроу на удивление молчали, доверив мне переговоры. Ну или просто выжидали, дав мне возможность выступить первой.
– А, так ты девка? Издали на пацана похожа.
– Да, из Вершков я, дочь старосты – слыхали про Дрокса? Тыквами торгует.
– Нет, у нас тут тыквы – товар не ходовой. А это кто с тобой? Чего они лица спрятали?
– Так братья мои. Изуродованы они с детства, вот и не пугают лишний раз людей, – сказал я и кожей почувствовала исходящие от дроу волны недовольства. – Вы не смотрите, они хорошие. Просто черная гниль через нашу деревню пробежала и таких вот красавцев испортила. Ни одна девка в Вершках теперь замуж за них не хочет. Решили вот в Вильне хоть работу какую достойную найти и богатством потом жен себе привлечь.
Уж и не знаю, откуда у меня столько фантазии взялось, видать, книги, сделали свое дело. Я как-то читала одну историю про красавицу и чудовище. Так вот, там бедная деревенская девушка не побоялась изуродованного гнилью парня и стала в итоге принцессой.
– Да, бабы за золото хоть за темными эльфами в подземелье пойдут, – согласился один из стражников. Видать, обидела его какая-то красавица, видно было, что переживает он некий негативный опыт – все признаки страдания и чрезмерного возлияния на лице.
Как я удержалась от смешка, сама не знаю, но наш с мужчинами диалог вверг меня в какое-то приподнятое настроение, граничащее с куражом. Не оценивая последствия своих слов, я произнесла:
– Ну что, пропустите меня с моими убогими?
– Три монеты и проезжайте! А ты, красотка, коли не найдешь жениха, приезжай в Вольный. Меня Данила зовут, Данила Прист. Спросишь на въезде, если не я буду дежурить. Меня тут многие знают.
– Спасибо, Данила, учту.
Я повернулась к темным, протягивая руку и требуя монеты. Талсадар вытащил кругляши из кармана и сам кинул их охране. Видимо, надеялся, что те будут собирать деньги с земли, но фокус не удался: парни ловко поймали монетки, кивнув и пропуская нас. Я заметила, как сквозь перчатки Талсадара начали проступать когти, прорезая черную кожу на пальцах, и прошептала: