СурроСестры «Сигма»

Название: СурроСестры «Сигма»

Серия: Звонок из будущего № 0,5

Автор: Дж. Т. Лоуренс

Переводчик: Arctic_penguin

Редактор и оформитель: Маргарита

Переведено для группы Dark Eternity of Translations | Натали Беннетт, 2023

Любое копирование фрагментов без указания переводчика и ссылки на группу

и использование в коммерческих целях ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд! Все права принадлежат автору.

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Глава 1

Удачливая тошнота

Джони хватается за живот и бежит к монастырской резиденции. Она пытается проглотить горькую желчь, подкатывающую к горлу, но, похоже, добежать не успеет.

Ей ни до чего вокруг. Трава, лепестки, камни: все превращается в размытые пятна цветов. Она ощущает запах ипомеи белой и компоста. Облако в форме кентавра проплывает по небу над ней. Девушка бежит мимо кованой железной беседки, по стенам которой растут душистые цветы цвета слоновой кости. Подошвы «умных» кроссовок несут ее по узкой дорожке из светлого щебня, мелкие камешки разлетаются в стороны. Нет сомнений, что матушка позже отругает ее, но у Джони нет времени сейчас об этом думать. Обувь регистрирует высокую скорость ее передвижения и плохое сцепление с дорогой, и в наушниках слышится звуковое уведомление, которое девушка игнорирует.

Орехово-коричневый кролик с блестящими глазами и нервно подергивающимися усами перебегает ей дорогу, и Джони чуть не спотыкается об него. Она знает, что не должна бежать. Слишком высок риск упасть, особенно учитывая ее вечную неуклюжесть. Здесь бегать нельзя. А падать тем более.

Что-то розовое резко мелькнувшее внизу в кустах привлекает ее внимание, но она не останавливается, чтобы рассмотреть. Девушка отводит глаза от дорожки всего на долю секунды, но этого хватает, чтобы споткнуться и полететь вперед.

«Нет, нет, нет, нет».

Она падает, как в замедленной съемке. Инстинктивно выбрасывает руки вперед и царапает одеяние цвета слоновой кости и ладони о мелкие камушки, скользнув по ним, но сохранив остальные части тела от удара.

Звук скольжения по гравию и шумно вырвавшегося дыхания наполняет ее слух. Остановившись, она встает, кладет ободранные руки на живот и сдается перед ужасным приступом тошноты.

Внутри все переворачивается, и рот заполняет вонючая жидкость. Слишком поздно. Она понимает, что бежать дальше смысла уже нет. Лучше остановиться и воспользоваться бумажным пакетом, который она, конечно же, забыла взять с собой. Вместо него сгодилось бы ведро или урна. Однажды она воспользовалась любимой желтой кофейной чашкой матушки Блейк. Воспоминание об этом до сих пор вызывает у нее стыд, хоть даже после она отмывала ее дочиста с отбеливателем и стальной мочалкой, пока не изранила все руки. Она все еще дико краснеет, когда видит, как Блейк пьет из той чашки, и думает, что лучше бы выкрасть чашку и разбить ее, чтобы не испытывать муки совести каждый день.

Смешно, да и только. Она почти улыбается. Боится какой-то чашки.

Затем ей не до смеха, когда желудок сжимается, и рвота льется из ее рта, как нефть на вышке в удачный день. Джони склоняется над идеально подстриженной изгородью из бирючины и поливает землю своим желудочным соком. Не то чтобы в ее желудке что-то было: в основном вода и несколько имбирных вафель, которые Солан, матриарх СурроСестер, заставила ее съесть этим утром, обещая, что ароматный корень поможет от тошноты. Джони не хотела их есть, не могла заставить себя съесть ни крошки, но с Солан спорить никто не смеет, тем более в общей столовой, где ты у всех на глазах. Джони стояла у своего столика как непокорный малыш, жующий острые крекеры, пока Матриарх побуждала ее продолжать. Другие СурроСестры ободряюще улыбались, несмотря на то, что завидовали ее положению.

К счастью, небольшие кругляши быстро исчезли, даже в пересохшем рту, после этого Джони даровали прогулку по территории монастыря. Свежий воздух и легкие упражнения: такой, по крайней мере, была задумка. Джони снова рвет, в этот раз едкая жидкость льется даже из носа. Стоя согнувшись пополам, она открывает глаза: ее белое одеяние порвано и испачкано из-за падения, а поверх грязи виднеются отпечатки окровавленных рук, как в фильме ужасов. Она заставляет себя выпрямиться и глубоко дышит. Ее ладони жжет, будто она трогала горящие угли.

Почему никто не сказал ей, что будет так тяжело?

«Будет весело», ― говорили они.

Тыльной стороной ладони Джони вытирает губы и нос, тихо приговаривая.

— Это будет приключение. Ты спасаешь будущее! Это самая почетная работа в стране!

Она поднимает свою медную брошь с буквами «СС», упавшую на изумрудную траву, и дрожащими пальцами возвращает на место над своим сердцем. Проглатывает следующую волну желчи, и в этот раз ей это удается. Худшее позади, пока что.

В некотором смысле это все правда, привилегии прекрасны, но, когда тебе плохо в течение долгого времени… ну, никакие деньги и уважение не могут помочь тебе почувствовать себя человеком. Тело опухло, с эмоциями творится черти что, а во рту словно дьявольская пустыня.

Осторожно, Джони возвращается к беседке. Она может воспользоваться там фонтаном, чтобы прополоскать рот и промыть царапины, а затем пойдет к матушке за пластырями с антисептиком и нагоняем. Мысли о прохладной чистой воде несут ее ноги вперед. «Умные» кроссовки загораются зеленым: сейчас они довольны скоростью ее шага.

Мы определенно живем в будущем, ведь даже кроссовки способны следить за твоим здоровьем.

Она снова замечает, как нечто розовое мелькает перед ее взором, и в этот раз останавливается, чтобы посмотреть получше.

О!

Похоже, ее удача вернулась. У основания изгороди, устроившись среди россыпи мексиканских ромашек, лежит большое пасхальное яйцо, вероятно, оставленное после весенней охоты в Воскресенье. Пасху здесь всегда отмечают с размахом. Не христианскую Пасху, а первоначальную языческую Пасху. Празднуют рождение новой жизни и приход весны в северном полушарии. Даже вечно угрюмая матушка Блейк прониклась духом праздника, надела венок из цветов ромашки и бросилась в погоню за шоколадными яйцами, повеселив сестер.

Полое сладкое яйцо размером со страусиное, покрыто сахаром нежно-розового цвета и винтажным ванильным кружевом. Аромат клубничного мороженого едва уловим, но возвращает девушку в памяти ко времени, когда она была ребенком. Джони вспоминает тявкающего черного пуделя и скрипучую кушетку. Как сидела на коленях матери, пока та вязала лоскутное одеяло для местного детского приюта. Тогда они все еще существовали. Большинство из школьных друзей Джони даже не знают теперь такого слова. Девушка вдыхает успокаивающий запах глубоко в легкие. Почему запах может пробудить столько воспоминаний?

Джони держит хрупкое яйцо в своих ободранных, кровоточащих ладонях, как с трудом добытый приз. Драгоценный дар Вселенной, знаменующий, что все будет в порядке. Удачливая тошнота пройдет, она сможет закончить свою работу и вернуться домой. Ее жизнь будет (относительно) нормальной снова.

Кроме того, что теперь считается нормальным? 2021 год упадка, несмотря на то, в чем уверяет ООН. Бесконечная засуха, неодолимая коррупция в корпорациях, супербактерия, суицидальная болезнь. И, конечно же, причина, по которой девушка живет в этой странной закрытой общине: опустошительный кризис бесплодия. Когда ее гиперзаботливые родители сказали ей, что девушке безопаснее будет жить в монастыре, а не дома, она взбунтовалась, обвинила их в том, что они хотят избавиться от нее. Но когда девушка мельком замечает новостные заголовки на «Тайл» матушки Блейк или краем уха слышит, о чем шепчутся девушки по ночам, понимает, что родители были правы, предложив ее кандидатуру в качестве добровольца для СурроСестер.

Даже если бы у нее был аппетит, Джони решает, что пасхальное яйцо слишком красивое, чтобы его есть. Рассмотрев его изысканное убранство, она замечает шов: его можно открыть. Внутри окажется сюрприз. Девушка разрывается между желанием выпить воды и открыть яйцо. Не успев прийти к решению, она поворачивает яйцо. Когда оно открывается, внутри девушка замечает пару проводов, подсоединенных к какой-то батарее и чему-то похожему на силиконовую глину, а затем раздается громкий взрыв, ударяющий Джони в грудь и подбородок, и отбрасывающий ее на спину. Последняя мысль Джони, лежащей на траве со звоном в ушах, что она слишком молода, что ее жизнь была коротка… и что Солан этому не обрадуется. Вот тебе и везение.

Засуха, преступность, суициды и пасхальное яйцо.

Сколько всего может убить.

Она наблюдает за облаком в форме кентавра, натягивающим стрелу, а затем в глазах темнеет.

Глава 2

Обыск

У Кеке есть миссия. Пять минут назад она получила анонимную наводку на громкую историю и хочет прибыть первой на место. Но перед этим ей нужно кое с кем увидеться. Нина, ее мотоцикл, мурлычет между бедер, посылая теплые вибрации по телу. Здания мелькают на периферии зрения, пока девушка ловко маневрирует влево и вправо в хорошо отточенном медленном танце, обгоняет солнечные скутеры, ямы и непредсказуемые общественные такси. Дорога исходит серебристым жаром. Кеке останавливается на красный свет. Рядом с ней останавливается полицейский Хаммер, окно опускается.

Разносчики подбегают к остановившимся машинам, просовывают истекающие конденсатом бутылки «Гидра» в открытые окна, разбрызгивают грязную пену на лобовые стекла и демонстрируют свои дешевые разноцветные товары.

— Куда-то спешишь? ― спрашивает коп, сидящий на пассажирском сидении.

Кекелетсо поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, и видит свое отражение в блестящих черных пуленепробиваемых стеклах. Она видит то, что видит: сильные, облаченные в змеиную кожу ноги, обнимающие байк, угольного цвета кевларовый жилет, спроектированный таким образом, чтобы продемонстрировать ее темнокожую грудь, и яркие лучи солнца, сверкающие на кошачьих ушках ее шлема «Неко». К груди полицейского прикреплена полицейская электрическая дубинка, а на губах играет дерьмовая ухмылка. Кеке знает, что ей лучше ответить ему, или же она рискует быть остановленной на обыск или еще хуже полную проверку правонарушений, что ей совсем не улыбается. У нее нет на это времени.

— Я с тобой говорю, ― предупреждает коп, в этот раз в его словах проскальзывает неоново-зеленый яд.

Кеке знает, что лучше ответить, но переводит взгляд вперед и смотрит на огни светофора — упрямо горит красный — и взводит двигатель.

— Эй! ― говорит коп. — Я с тобой разговариваю!

Светофор загорается зеленым. Разносчики свистят и отскакивают от машин. Кеке поворачивает правую ручку вперед. Ее байк на полном ходу пролетает перекресток, едва разминувшись с проехавшим на красный свет тук-туком. Кеке пробирается сквозь загромождения в следующем квартале, а затем оставляет Хаммер глотать пыль…

«Прощайте, козлы!»

Она снова расслабляется на плавных изгибах своего байка. Шлем «Неко» обдувает ее лицо прохладным очищенным воздухом, и девушка глубоко вдыхает его, с ревом проносясь по шоссе.

Кеке отследила пиксель Кирстен в мегасупермаркете в Ривонии, вот только не понимает, как та там оказалась. Ее лучшая подруга обычно избегает торговые центры из-за супербактерии. Она не понимает, почему идиоты с удовольствием проводят время, вдыхая с другими людьми один воздух в залитых флуоресцентным светом комнатах капитализма.

Потому что, по мнению Кеке, хотят прикупить что-нибудь. У нее нет проблем с тем, чтобы спустить денежки, бродя по светлым полам торговых центров. Как еще бы она нашла эти леггинсы из змеиной кожи?

«Онлайн», ― отвечает Кирстен в ее голове.

«Это другое», ― возражает Кеке, а затем прекращает диалог, потому что есть лишь одна вещь, которая абсурднее споров с лучшей подругой, это спорить с фантомом своей лучшей подруги как раз перед тем, как ты собираешься увидеть ее в реальной жизни.

Кеке заезжает на просторную парковку в западной зоне, близко расположенную к источнику сигнала от пикселя Кирстен, и останавливается в узком стояночном месте с медленно вращающейся голограммой двух колес. Голограмма исчезает, когда датчик регистрирует появление ее байка. Кеке идет к входу и проходит мимо двух покупателей, что нагружены пакетами, включая мужчину в говорящей футболке, которая выкрикивает: «Не пейте воду!» и заставляет Кеке подпрыгнуть.

Она снимает свой шлем и входит в мрачный коридор пешеходной зоны роллердрома с его резиновыми полами. Тут пахнет грязными носками, старым попкорном, пролитой «Синнаколой» и розовой жвачкой. Африканский поп мараби ревет в аудиосистеме, а таз Кеке все еще гудит после поездки на байке, придавая пружинистости ее шагу.

Кеке узнает Кирстен со спины: она узнает эти шикарные красные волосы, где угодно, подкрадывается к ней сзади.

— Что такая красивая девушка как ты делает в таком месте как это?

Кирстен подскакивает и разворачивается кругом, держа огромную камеру в руках.

— Боже, котенок! Поосторожнее с этой штукой! ― Кеке насмешливо поднимает руки, словно защищаясь. — Ты чуть не снесла мне голову!

Кирстен хихикает.

— Кекс! Что ты здесь делаешь?

Они обнимаются, пока прогуливающие школу ученики летают по роллердрому на лазерных коньках, парящих досках, воздушных скейтах и роликовых коньках. Дети смеются, кричат и красуются друг перед другом умениями.

— Я приехала за тобой.

Кеке поднимает выше запасной надувной шлем.

— У меня работа в разгаре, ― возражает Кирстен. — Я делаю снимки роллердрома.

Кеке закатывает глаза.

— Когда ты успела стать такой занудой?

— Чего? ― возмущается Кирстен.

— Ничего. Ты не захочешь пропустить такую историю. Мое паучье чутье подсказывает, что это будет крутая новость. Даже топовая. Хочешь присоединиться?

Кирстен хлопает ресницами, глядя на нее, и думает. Взвешивает в уме хороший жирный чек от мафии торгового центра за сегодняшнюю легкую подработку и погоню за предполагаемой историей с Кеке без каких-либо гарантий оплаты, кроме как, вероятно, гарантии записи о новом правонарушении в личном файле.

— Поехали, ― уговаривает Кеке, вперившись в Кирстен взглядом своих фиалковых глаз. — Ты же хочешь.

***

— Что ты делаешь? ― шепчет Кирстен, когда Кеке ведет ее к черному входу в здание клиники, лечащей бесплодие. Они припарковали байк вниз по дороге у бара с псевдосуши.

— Через парадный они нас не пустят, ― замечает Кеке. — Охрана в этой клинике крепче, чем киска у стриптизерши-девственницы.

— Ха, ― произносит Кирстен. — А ты прямо много знаешь о девственницах?

— Меньше, чем о стриптизершах.

— Я так и думала.

— Может быть, ты права, ― говорит Кеке, — но дело в том, что твой ДНК-код внесен в реестр доступа в здание, а я не знаю никого, кто мог бы его взломать.

— Из-за сжатых сроков?

— Нет, потому что его не взломать.

— Но… ты уверена, что мы сможем без труда войти через черный ход.

— Это единственный путь. Сегодня мы сделаем все по старинке.

Они стоят в тени деревьев и наблюдают за тем, как прибывает электрофургон доставки и быстро исчезает в прохладном темном интерьере подземной парковки. Затем тук-тук с холодильной камерой с результатом лабораторных анализов, курьер на «Веспа Эйр» и красивый темно-синий лимузин.

Когда прибывает фургон доставки «Бильхен» ― свежие продукты, суперЕда, суперБыстро! ― Кеке бросает взгляд на охранника, который кричит что-то дружеское, но неразличимое водителю и подходит, чтобы изучить накладную. Кеке хватает Кирстен за руку.

— Сейчас, ― говорит она, и они быстро перебегают на другую сторону грузовика.

Звук работающего двигателя маскирует шум их быстрых шагов по раскаленному асфальту, и они проскальзывают незамеченными в густую тень подвала в здании. Грузовик продолжает движение к служебного входу, пока Кирстен идет следом за Кеке через длинный ряд припаркованных автомобилей: мегароскошные седаны стоят рядом со старыми развалюхами и байками курьеров. Здесь очень много камер.

Они, запыхавшись, добираются до голубого куба станции лифта и несколько раз нажимают кнопку со стрелочкой вверх, чтобы вызвать лифт, но кнопка не зажигается. Кеке предполагает, что кнопка биометрическая, и пинает стену.

— Нам придется подождать, пока кто-нибудь не придет, ― говорит Кирстен, — и скользнуть следом за ними.

Кеке обводит взглядом нижний этаж.

— У нас нет времени. Если одна из этих камер нас заснимет, нас отправят в участок. У нас пара минут, максимум.

Кирстен нервничает, теребит волосы и прокручивает кольцо на пальце.

— Может, нам просто стоит уйти.

Что, по мнению Кеке, она только что сказала: мне не следовало отправляться на охоту за этими подонками с тобой. Я должна была расслабляться на роллердроме с «Синнаколой» в руке и подсчитывать денежки.

Они размышляют и разглядывают лица друг друга. Голубой люминесцентный свет подсвечивает их кожу, превращая глаза в электрические искры.

Кеке не может ее отпустить. Ей нужна помощь Кирстен, если она хочет их разоблачить. Она чувствует, что покалывающее ощущение в животе — признак того, что следует продолжать. Эта история может поднять ее по карьерной лестнице, и она так просто не сдастся.

— Подожди, ― говорит Кеке. — У меня есть идея.

Женщины оставляют голубой куб позади и углубляются дальше по этажу, направляясь к сервисному отсеку. Они достигают стены и видят большие квадратные металлические двери с выгравированными на них символами.

— Инженерные коммуникации, ― говорит Кеке.

Кирстен останавливается и скрещивает руки.

— Нет. Нет. Категорическое нет.

— Почему?

— Я ни за что не полезу по желобу для медицинских отходов. Или по еб*ному мусоропроводу.

— Где твоя жажда приключений?

— Моя жажда приключений исчезает при виде грязных игл и остатков больничной еды.

Кеке смеется, а вот Кирстен ― нет.

— Я не шучу, ― говорит Кирстен.

— Мы не полезем по мусоропроводу, ― говорит Кеке, поворачивая рычаг на другой дверце. Грязная простыня падает на пол.

Кеке показывает Кирстен, чтобы та начинала лезть.

— Ты серьезно?

— Так же серьезно, как и сердечный приступ, ― отвечает Кеке.

Кирстен вздыхает, а затем просовывает свой грязный кроссовок в проем, подтягивается вверх и залезает внутрь. Она останавливается на секунду и оглядывается на Кеке.

— Лучше бы эта история была сенсацией.

Глава 3

Сигма

Кеке c Кирстен ползут по белье-проводу. Больше всего мешает запах, напоминающий Кеке о школе-интернате, посуде из нержавеющей стали в столовой и о стоянии на коленях на коричневом сахаре. Последний отрезок путь немного скользок, и Кирстен приходится подталкивать Кеке вверх, чтобы она смогла выползти из провода. Затем Кеке плетет самодельную веревку из льняных простыней и сбрасывает ее Кирстен, чтобы та смогла выбраться.

Оказавшись в прачечной, они обыскивают грязные карманы лабораторных халатов в поисках забытых идентификационных карт или ключей, но ничего не находят. Они замечают в шкафчиках свежестиранные медицинские фартуки и маски и садятся в спальную капсулу хирурга, чтобы надеть их.

Кеке запирает дверь, затем падает на пол и заглядывает под подвесную кровать.

— Ха! ― с триумфом произносит она и достает пару угольных сатиновых штанов.

— Эти капсулы же не используют на самом деле для сна, да? ― спрашивает Кирстен.

— Я так не думаю.

Кеке тянется еще дальше под постель и достает шнурок с идентификационной картой и картой доступа.

— Бинго! ― радуется Кирстен, Кеке смеется.

Кирстен хмурится.

— Что?

— Бинго, ― повторяет Кеке, усмехаясь. — Ты же понимаешь, что так говорят только в старых фильмах и в старых деревнях?

Кирстен краснеет.

Кеке ощущает волну любви к своей лучшей подруге и хлопает ее по руке.

— Ты восхитительна. Застряла в прошлом, но все равно восхитительна.

Девушка сбрасывает с плеч свою кожаную куртку, и Кирстен бросает взгляд на ее плечо.

— Пора сделать укол?

Кеке опускает взгляд на свою татуировку, реагирующую на уровень инсулина в крови. Старый кружевной узор четко выделяется на ее темной коже.

— Вот дерьмо.

Она была так сосредоточена на том, чтобы проникнуть сюда, что совсем забыла взять с собой инсулин, лежащий в бардачке ее байка.

— Нам нужно спешить.

Девушки идут по коридору клиники в позаимствованных халатах. К счастью, кругом множество людей, и они с легкостью смешиваются с толпой. Восточное крыло, сказал ее информатор. Кеке думает, что ей придется украсть чей-нибудь «Тайл», чтобы найти номер комнаты, но затем они видят огромное стеклянное табло, на котором постоянно обновляется информация о пациентах. Скорее похоже на расписание вылетов в аэропорте, чем на клинику по лечению бесплодия.

— Не могу поверить, насколько огромно это место.

На бледном лице Кирстен читается отчаяние.

— Прости, ― говорит Кеке. — Для тебя это непросто.

Кирстен таскали от одного специалиста к другому, когда она была ребенком. У нее постоянно брали анализы, делали рентген, сканировали и кололи шприцами, так как ее родители искали причину ее синестезии. Неудивительно, что она боялась врачей. И тот факт, что это была клиника лечения бесплодия, только ухудшал положение, учитывая отчаянное желание Кирстен забеременеть.

Кеке никогда не понимала желания иметь детей. В ней просто отсутствовал ген материнства. Идея о размножении вводит ее в ступор, а мысль о том, чтобы иметь маленького человечка, который полностью от тебя зависит, более чем ужасает. У нее даже растения дохнут, что и говорить о пищащем младенце. С маленькими детьми куда сложнее. Они могут выпить средство для уборки, залезть на подоконник или уйти с незнакомцем. Слишком непредсказуемы, а Кеке этого в жизни более, чем хватает. Все же, она сочувствует Кирстен. Она знает, что такое желать чего-то очень сильно.

— Как ее зовут? ― шепотом спрашивает Кирстен.

— Что? ― спрашивает Кеке, но затем возвращается в настоящий момент.

— Имя жертвы?

— Я не знаю.

На табло продолжает сменяться информация. 226 пациентов, и их число растет.

— Ты не знаешь?

— Информатор мне не сказал, а они не станут называть ее имя. Они пытаются не дать этому просочиться в сеть.

Кеке изучает стеклянное табло.

— Ее привезут этим утром, между девятью и десятью. Она будет в реанимации или травматологии, что-то вроде такого. Вряд ли она проходит здесь лечение.

Журналистка не уверена, почему жертва вообще здесь, а не в настоящей больнице с настоящими травматологами.

Они читают названия различных отделений: поликлиника, лаборатории, хирургия, забор материала, пересадка, стационар.

Кеке видит, как Кирстен вздрагивает. Неважно, как сильно она хотела забеременеть, подруга никогда не согласится на ЭКО. Кирстен говорит, что не хочет «ускорять» процесс, но Кеке не понимает, почему та сопротивляется достижениям науки. Если бы не медицина, как считает Кеке, вспоминая о своей пульсирующей под краденой униформой татуировке, она бы уже была мертва.

— Стационар, ― говорит Кирстен.

— Да, похоже на то.

— Одна пациентка прибыла около десяти. Без имени. Лишь этот символ.

Отделение стационара, 9:59, палата 6А Σ.

— Сигма, ― замечает Кеке.

— Что-что?

— Сигма. Это восемнадцатая буква греческого алфавита. Она означает сумму всего.

— Звучит, как название женского сообщества.

— Ты близка к истине.

— Что?

— Эта девушка… она жила в некоем женском сообществе. Только вот за ним скрывается нечто другое.

— Ты несешь чушь. Думаю, нам пора поискать тебе инсулин.

— Ерунда какая-то. Просто запомни шесть-а.

— Это легко, ― говорит Кирстен, обладающая фотографической памятью. — Розовый лимонад.

— И кто теперь несет чушь?

— Шесть-а. Цифра шесть розовая. А — бледно-желтая, немного шипучая. С равномерным распределением пузырьков. Розовый лимонад.

Кеке качает головой. Иногда ей кажется, что ее лучшая подруга живет в иной реальности. Кеке уверена, что будь ее мозговые волны так же запутаны, как у Кирстен, она бы никогда не смогла довести что-либо до конца.

— Молчи, ― говорит Кирстен. — Я знаю, о чем ты думаешь. Я чудо.

Они направляются в восточное крыло, используя чип-карту, чтобы открыть любое препятствие, и находят палату 6А. Кеке встает на цыпочки, чтобы заглянуть в небольшое стеклянное окошко, но ей не удается что-либо разглядеть. Иногда крошечный рост имеет свои недостатки. Кирстен на голову выше, она имеет обзор получше.

— Она одна? ― шепотом спрашивает Кеке, и Кирстен кивает.

Кеке осматривается по сторонам, отпирает дверь, и они обе проскальзывают в комнату.

Глава 4

Бледная, как лист бумаги

Кеке прижимает украденную карту доступа к двери палаты, и замок со щелчком отпирается. Женщины проскальзывают в тускло освещенную комнату и на цыпочках подкрадываются к койке. Под простыней лежит худая спящая девушка. Пациент «Сигма» одета в белую марлевую маску, а на ее руках повязки. Она подключена к капельнице и датчику сердечного ритма, ее медовые волосы, местами испачканные кровью, рассыпались по белой хлопковой наволочке. Кеке использует свой телефон, чтобы беззвучно просканировать медицинскую карту.

У двери слышится шум. Кирстен бросает на Кеке взгляд, словно говорящий: «Ты увидела все, что хотела?», и Кеке беззвучно отвечает: «Почти». Она оглядывается вокруг в поисках того, на чем могут быть отпечатки пациентки, но комната минималистична до предела: тут даже урны нет. Кирстен жестом показывает торопиться. Кеке уже готова бросить поиски, когда ее приложение по диабету издает звуковой сигнал, предупреждая принять инсулин: как сигнал подводной лодки. Пациентка ворочается.

«Сигма» открывает глаза, полные страха, и хватается перевязанными руками за поручни койки. Пытается сесть, но не может.

— Кто вы?

Бл***ть.

Стоит ли Кеке солгать? Сказать, что они пришли спросить, что она будет на обед? Умение лгать — один из многих талантов Кеке.

Пациентка нажимает на кнопку на пульте, и Кеке ожидает, что сработает тревога, но вместо этого над их головой включается свет, являя их во всей красе. Кирстен бледна, как лист бумаги.

— Кто вы? ― снова спрашивает пациентка. Как теплые побелевшие пальцы на холодной стали.

— Мы друзья, ― отвечает Кеке.

— Это не ответ.

Она нажимает другую кнопку на пульте, и кровать сгибается под углом, помогая ей принять сидячее положение. Хлопковая простыня, прикрывающая ее тело, опадает на колени, обнажая перевязанные плечи и грудь, и датчик, прикрепленный к животу.

— Ты беременна, ― замечает Кирстен, не сумев сдержать удивление.

В глазах суррогатной матери появляются слезы. Она поднимает свои перевязанные ладони к лицу, закрывает глаза. Когда ее пальцы касаются марли, она с ужасом отдергивает их, а затем снова принимается исследовать незнакомую ткань. Вскоре она начинает сдирать с лица маску.

— Не надо, ― говорит Кирстен, но уже поздно.

Маска легко срывается, и они видят свежие травмы на лбу и щеках. На них наложены швы, и они блестят от мази.

Кеке чуть ли не вздрагивает от этого зрелища, но пытается сохранить выражение лица нейтральным. Просто от того, что она смотрит на обгоревшее и израненное лицо суррогатной матери, собственное лицо болит. Внутри нее начинает клубиться гнев.

Пациентка ищет на стене зеркало, но тут нет зеркал. Кеке неохотно протягивает ей свой телефон с открытым приложением «Миррор» (прим.: с англ. «Зеркало»), и пациентка разглядывает свое новое отражение, никак не реагируя.

— Кто сделал это со мной?

— Это мы и пытаемся выяснить.

Девушка начинает шмыгать носом, и Кирстен протягивает ей носовой платок из коробки на подоконнике.

— Это моя вина, ― говорит она.

— Неправда, ― говорит Кеке, приблизившись на шаг и украдкой стащив кусок повязки с постели.

— Моя. Этим утром я жаловалась по поводу работы. Жаловалась на удачливую тошноту. Я мечтала, чтобы эта беременность закончилась, чтобы не быть суррогатной матерью.

— Как по мне звучит вполне разумно, ― говорит Кеке. — Быть беременной нелегко. Особенно, когда ты делаешь это для кого-то другого.

Кирстен подходит ближе.

— Ты беспокоишься о ребенке?

— У меня дурное предчувствие, ― плачет суррогатная мать. — Очень дурное.

— Что говорят врачи?

— Что с ребенком все в порядке. Они внимательно наблюдают за нами.

Все девушки одновременно смотрят на аппараты и видят обнадеживающие каракули сердечного монитора плода.

— Но тот взрыв… как ребенок мог выжить после такого?

— Расскажи нам, что произошло.

Сигма колеблется, затем опускает плечи и начинает рассказ.

— Я шла через сад и нашла пасхальное яйцо. Отравленное пасхальное яйцо.

Кирстен хмурится.

— Отравленное?

— Заминированное, ― поясняет Кеке. — В играх в виртуальной реальности и симуляторах мины маскируются под бонусы, и их называют отравленными пасхальными яйцами. Дело тут не в настоящем яде. Очевидно.

— Но это было настоящее пасхальное яйцо, ― говорит пациентка. — Очень красивое.

Кеке прищуривается, размышляя. Кто пытался навредить СурроСестре? Их уважают больше всех в стране.

— У тебя есть враги? ― спрашивает Кирстен, и СурроСестра качает головой.

— Нет. Я имею в виду, несколько моих школьных подруг позавидовали, когда меня взяли в организацию, но у меня никогда не было врагов.

Кеке с Кирстен переглядываются. До этого момента.

— Что вы здесь делаете? ― спрашивает голос за их спиной, и они подпрыгивают.

— Матушка Блейк, ― произносит суррогатная мать, дрожащим от плача голосом. — Я не слышала, как вы вошли.

Крупная, солидная женщина, занимающая руководящую должность среди СурроСестер, входит в комнату. Ее медная булавка отполирована до идеального блеска и агрессивно светит в их сторону.

— Кто вы, черт возьми? Как вы сюда попали? ― спрашивает женщина нарушителей. — Я зову охрану!

— Нет, ― Кирстен пятится назад. — В этом нет необходимости. Мы уходим.

Блейк жмет на что-то на своем «Тайле».

— Слишком поздно! ― громогласно заявляет она. — Они уже в пути.

Она пригвождает их двоих острым взглядом, ее коротко остриженные черные волосы липнут к влажным вискам.

— Вы должны стыдиться. Пришли сюда и расстраиваете СурроСестру.

— Нет, ― говорит «Сигма», ее израненное лицо блестит от слез и мази.

Блейк замечает карманную камеру Кирстен.

— Я знала это. Вы из прессы.

СурроСестра выглядит напуганной. Она поднимает простынь до подбородка.

— Ну, ― говорит Кеке, ― да, но…

— Вы не имеете права публиковать эту историю, ― говорит Блейк. — Не имеете.

— А в чем она заключается? ― спрашивает Кеке.

Прибывает охрана клиники, и Кеке с Кирстен готовятся к тому, что их силой вышвырнут, но вместо этого охранник вежливо стучит в дверь и просовывает голову в палату.

— Проблемы?

На лице Блейк дергаются желваки, когда она сжимает челюсти. Она не отрывает взгляда от Кеке.

— Я пока не знаю.

— Подожду снаружи, ― говорит охранник, и дверь снова закрывается.

— Что происходит? ― спрашивает Кеке. — Зачем кому бы то ни было…

— Это не ваше дело, ― заявляет Блейк.

— Когда на СурроСестру совершают нападение, это становится делом каждого, ― отвечает Кеке. — Как они проникли в монастырь? Я видела чертежи комплекса. В него не попасть.

Блейк не отвечает. Просто смотрит на Кеке, и ее ноздри раздуваются.

— Это сделал кто-то изнутри? ― вслух задается вопросом Кирстен.

— Никогда! ― говорит Блейк. — Такое невозможно.

Кеке наклоняет голову, задумавшись.

— Прежде чем предоставить доступ, они изучают подноготную каждого.

— Кто-то проник внутрь?

— Невозможно, ― отрицает Блейк.

Кеке скрещивает руки.

— Очевидно, что возможно.

Блейк вздыхает и кладет ладони на металлические поручни у изножья койки.

— Послушайте. Мы ведем собственное расследование.

— Серьезно?

— Как только у нас будет больше информации, мы сделаем заявление перед прессой.

Кеке поджимает губы. Я это уже слышала.

— Нашей главной задачей сейчас является обеспечение безопасности сестер, особенно нашей пациентки здесь. Она все еще в состоянии шока. И ее уж точно не стоит подвергать дополнительному стрессу, ― Блейк показывает на монитор сердечного ритма плода. — Если вы не хотите уходить по моей просьбе, сделайте это ради ребенка.

Проклятье. Кеке не может с этим поспорить. Плюс, у нее пересохло во рту, и она ощущает покалывание в теле из-за слишком высокого уровня сахара в крови. Им нужно убираться отсюда, но Кеке не сдастся так просто. Она твердо стоит на своем, скрестив руки.

Блейк вздыхает.

— Если вы уйдете быстро и тихо, я велю охраннику уйти.

— Предоставьте нам доступ в монастырь, ― просит Кеке.

Блейк выглядит искренне шокированной.

— Вы не можете говорить серьезно.

— Позвольте нам помочь с расследованием.

— Кеке супернастойчива, ― говорит Кирстен. — Поверьте мне, вы захотите иметь ее на своей стороне.

— Я считаю, что мы разберемся со всем сами и без вас, ― говорит Блейк, открывая для них дверь. — Последнее, что мне нужно, чтобы киберпапарацци совали свой туда, куда не просят. А теперь проваливайте, пока я не добилась вашего ареста.

Кирстен делает шаг, но Кеке не хочет уходить. Ей нужно опросить СурроСестру. Ее странным образом влечет к девушке, возможно, потому что та выглядит такой беззащитной, лежа на этих накрахмаленных белых простынях. Кеке ощущает желание защитить ее. Сколько ей лет? Семнадцать? Слишком юна, чтобы быть оторванной от семьи вот так: Кеке оборвала связи со своей семьей в пятнадцать, так что она знает, каково это. К тому же девушка слишком молода для беременности, но такова политика СурроСестер. Они принимают добровольцев как можно более младшего возраста, но чтобы не нарушить закон. Рождаемость начинает резко падать, когда исполняется девятнадцать, и они не могут так рисковать, не в стране, где менее одного процента женщин фертильны. Нет, если не хотят получить антиутопию, где нет молодого поколения, чтобы работать и толкать экономику вперед. Кто-то должен работать, чтобы платить за инвалидные кресла и подгузники для взрослых. Фертильных женщин необходимо как можно скорее найти и пристроить к работе: или постельному режиму, или чем еще там занимаются беременные СурроСестры, прежде чем их яйцеклетки выйдут из строя, как у остальных женщин.

И если кто-то выбрал своей целью этих немаловажных женщин, их ждет безрадостное будущее. Это касается каждого в стране. Кеке уверена, что поэтому она ощущает это покалывающее предчувствие. Эта история может стать главным событием года. Они начинают идти к двери, но «Сигма» выглядит такой опустошенной. Кеке ни за что не уйдет, не подарив ей какую-либо надежду. Аура отчаяния вокруг девушки не дает журналистке сдвинуться с места.

«Пох*й. Я займусь этой историей несмотря ни на что. Эта девушка заслуживает справедливости, СурроСестры ― чувствовать себя в безопасности, а я ― эту историю».

— Одобрят СурроСестры или нет, ― говорит Кеке девушке, бросив на Блейк взгляд искоса, — мы обязательно выясним, кто сделал это с тобой.

Глава 5

FLOWERGRRL

Мотоцикл Кеке с ревом подъезжает к буйно заросшей территории Жасмин. Створки ворот плавно открываются для нее, и она паркуется внутри. Шины ее мотоцикла давят крошечные пурпурные цветы, пахнущие перцем. Она опускает ногой подставку и спрыгивает на землю, снимает надувной шлем и убирает его под сидение. Подняв взгляд, она замечает Жасмин, стоящую перед своим домом на колесах и наблюдающую за ней. Кеке хочется сорвать с нее одежду, но она сдерживается. Лучше сначала обсудить дела.

— FlowerGrrl, ― мурлычет Кеке.

— Мне нравится, когда ты так меня называешь.

Растения вокруг них слегка покачиваются от теплого послеобеденного бриза. Здесь нет ни сантиметра бесплодной почвы. Кеке прикасается к лилии лимонного цвета, у которой тычинка похожа по форме на молнию. Электрическая лилия, сказала бы Кирстен, будь она здесь. Кирстен сошла бы с ума от этого места. У нее практически нездоровая одержимость растениями, а ее квартира в Иллово напоминает самые настоящие джунгли. Кеке любуется видом, приближаясь к Жасмин. Ароматы цветов переплетаются, создавая мелодию.

— Ты была занята.

— Ты же меня знаешь, ― отвечает Жасмин. — Не люблю сидеть без дела.

Похотливый серебристый блеск в ее глазах усиливает возбуждение Кеке.

— Пойдем внутрь.

Кеке идет следом за Жасмин в дом на колесах, любуясь талией девушки со спины, что стянут медным корсетом и поблескивающими металлическими деталями в ее прическе-улье. Викторианские иллюстрации запечатлены чернилами на бледной коже. Женщина знает, как сделать стимпанк сексуальным.

Дом усовершенствован. Как будто этим занялись Винсент Ван Гог и Генри Форд, испытав особую любовь к своему творению и украсив его шестеренками и коваными медными пластинами. Кеке иногда поддразнивает Жасмин, спрашивая, не сможет ли ее дом скоро летать. Она представляет, как у него вырастут гигантские пергаментные крылья как у дракона, и он упорхнет за горизонт.

Но у Жасмин нет времени на такие фантазии. Она мастерица стимпанка, флористка, занимающаяся генной инженерией, и глава «Альбы» — биопанк организации хактивистов, занимающейся разоблачением нечестных клиник и корпораций зла. Кеке познакомилась с ней благодаря своим связям в даркнете — сети, объединяющей правдоискателей, которые делятся или обмениваются информацией, дабы бороться со злом.

Кеке знает, что зло предстает не в облике демонов или проклятий. Зло на сто процентов имеет человеческое обличие, и это их работа бороться с ним. «Альба» и другие организации наподобие нее, наряду с индивидуальными борцами, такими, как она, делают все, что в их силах, чтобы искоренить корпоративные пороки и политическую коррупцию. В большинстве случаев, данные, которые они получают, бесплатны. Иногда их обменивают на игровую валюту, биоаппаратуру или секс. Отношения Кеке с Жасмин начались не так, но в тот день, когда они встретились, чтобы обменяться шпионским ПО с черного рынка, их обоих словно поразила молния. Они воспылали друг к другу страстью.

— Ты помнишь день, когда мы встретились? ― спрашивает Кеке.

Жасмин перестает настраивать свой принтер и поднимает взгляд.

— Конечно.

Тогда-то Кеке и замечает ее пальцы и хмурится.

— Ты поранилась?

Жасмин опускает взгляд на свои искра-пластыри.

— О! Нет.

Кеке подходит и целует кончики пальцев Жасмин.

— Я не ранена. Это мое последнее изобретение. Я все еще тестирую его.

Она трижды щелкает пальцами, появляется искра, а затем пламя.

— Вау! Круто.

Жасмин с секунду удерживает пламя, а затем задувает его.

Эти губы.

— Похоже на волшебство, ― замечает Кеке.

— Лучше, чем оно, ― отвечает Жасмин и подмигивает ей. Она поворачивается к принтеру. — Ты принесла отпечатки пальцев девушки?

— Я не смогла их получить. Одна из старших СурроСестер застала нас.

— Проклятье!

— Но не раньше, чем я получила это.

Кеке достает прозрачный пластиковый пакет из кармана своей кожаной куртки. Внутри находится повязка, коричневая от крови.

— О, очень хорошо.

Жасмин тянется на верхнюю полку и достает ДНК-набор. Она надевает биолатексные перчатки с красной корицей и приступает к работе: отщипывает небольшой фрагмент повязки и помещает в высокотехнологичную тестовую пробирку с прозрачной жидкостью, которую затем вставляет в принтер. Появляется голоэкран.

Джони Миэлке, гласит текст, далее приводится генетический профильный код суррогатной матери в виде трехмерного штрих-кода.

— Что тебе нужно? ― спрашивает Жасмин. — Отпечатки?

— Да. И скан радужки, если ты можешь.

— Я могу.

Жасмин вводит код, и экран из голубого становится зеленым.

— Ладно, хорошие новости. Принтер считал ДНК-код и успешно определил dynap-код. «Фандеркэтс» вперед.

— Боже, ты так сексуальна, когда работаешь, ― говорит Кеке.

Жасмин игнорирует ее, твердо удерживая взгляд на принтере, который начинает гудеть. В лотке оказываются три небольших клочка бумаги минутой спустя. Жасмин достает их и помещает в небольшой пластиковый рукав.

— Ты уже пользовалась силиконовыми отпечатками?

— Нет, ― отвечает Кеке.

— Они похожи на наклейки. Снимаешь заднюю сторону и наклеиваешь на свой палец. Я напечатала для тебя три штуки, просто на всякий случай.

Кеке изучает силиконовый рисунок, завиток напоминает ей раскрывающийся бутон.

Далее принтер выпускает еще два крошечных листка.

— А это работает как контактные линзы. Сними заднюю сторону, как с отпечатками, и добавь немного физраствора.

Кеке знает, как надевать линзы. Частью ее образа являются ярко-синие глаза ― этот цвет ненастоящий. Технологии производства линз невероятно поражают. Недавно она вложила десять тысяч блоксов в стартап в Кейп Республике, занимающийся разработкой маленьких линз, которые могут вырабатывать инсулин, постоянно замеряя уровень сахара в крови. Ей нравится ее татуировка, но она не будет скучать по уколам.

— Я все еще работаю над формулой линз, ― сообщает Жасмин. — Они неидеальны. Узор радужек начинает портиться через час или около того, так что, что бы тебе не нужно было сделать, поторопись.

— Большое спасибо, ― благодарит Кеке, убирая отпечатки и радужки в карман.

— Всегда пожалуйста.

Жасмин хлопает своими огромными ресницами, глядя на нее.

— Услуга за услугу?

— Конечно. Что мне для тебя сделать?

— Маленькая пташка напела мне, что у тебя есть для меня история.

Кеке поначалу пребывает в замешательстве. Она так сосредоточилась на истории с суррогатной сестрой «Сигма», что практически забыла обо всем остальном. Но затем она вспоминает. Она кое-что подслушала в онлайн-чате через новое кибершпионское приложение, которое сейчас тестирует. Пока этим слухам нельзя верить. Один слух — это еще не история.

— Истории пока нет. Не в данный момент. Я даже еще не уверена, есть ли она.

— Расскажи.

— Просто один слух из раздевалки.

— Все как я люблю! Чьей раздевалки?

— Дай мне денек, я разузнаю получше. Не хочу отправить тебя в погоню за призраками.

Жасмин выглядит разочарованной.

— Хорошо.

— Если все так, ты будешь первой и единственной, кому достанется информация, обещаю. Думаю, это как раз по твоей части.

— Ладно. Постараюсь быть терпеливой.

— А пока, ― говорит Кеке, протягивая руку к пуговицам на платье Жасмин, — у меня есть другие способы отблагодарить тебя.

Кеке расстегивает пуговицы медленно, ловко, одной рукой. Кожа цвета слоновой кости на шее Жасмин принимает розоватый оттенок. Она закусывает губу. Кеке поворачивает ее кругом, целует в шею и снимает ее теплый металлический корсет. Она опускает его на пол, оставшись на коленях, поднимает подол платья Жасмин и принимается целовать и покусывать ее бедра сзади. Жасмин делает шаг из корсета и наклоняется над столом, предоставляя Кеке отличный вид на ягодицы. Они бледные и совершенные, и то, где они встречаются наверху, под медно-ржавыми трусиками Жасмин, воспламеняет в Кеке сумасшедшее желание. Кеке снова принимается за бедра Жасмин, целует яростнее, привлекает к делу язык, прокладывает путь вверх по кремовой коже. Не достигнув верхней точки, Кеке останавливается и любуется похожей на персик задницей Жасмин. Кеке ощущает пульсацию внутри, похожую на вибрацию, словно таз превратился в огромный колокол, по которому ударили.

— Боже мой, я хочу тебя.

В голосе Кеке отражается желание к девушке, которая стонет, когда Кеке возобновляет свой путь.

— Не останавливайся, ― просит Жасмин, и Кеке повинуется.

Глава 6

Не зли богов искусственного интеллекта

Кеке оставляет свой байк под тенью старого дуба и проходит пешком последние несколько сотен метров до входа на охраняемую территорию монастыря. Двойные стены гладкие и высокие: по ним невозможно взобраться, даже при помощи крюка. Серебряный микроблеск в белой эмали заставляет поверхность сиять. Кеке ощущает жар, исходящий от стены, пока идет мимо.

Приблизившись к входу, она сбавляет скорость, поправляет непривычную для себя одежду. Она надеется, что ее походка идеальна: уверенная, целеустремленная, а не похожа на шатание. Наряд девушка подобрала верно: она взяла на прокат одеяние СурроСестры из магазинчика костюмов, консультант которого утверждал, что дизайн идентичен оригинальному, вплоть до слегка утяжеленного подола, прорезей под подмышками и перламутровых погонов. Кеке надела светлую соломенную шляпу, непримечательные белые леггинсы и белые кроссовки. Молочного цвета шелковый шарф.

Единственной недостающей частью ансамбля являлась отсутствующая медная булавка с надписью «СС». Кеке пыталась купить такую на «Марксете», но такой нет даже у лучших торговцев черного рынка. Продажа, подделка или даже нелегальное хранение являются уголовным преступлением. И, если не принимать во внимание угрозу получить тюремный срок, большинство из них считает такое аморальным, даже те, кто не гнушается торговать другой запрещенкой. Они рискуют попасть в трудовую исправительную колонию за продажу белого лобстера или «файерпауэр», но не торгуют медными булавками.

Кеке добирается до входа, слегка кивает головой в шляпе и солнечных очках стражнику у ворот и подходит к калитке для пешеходов. Произносит быструю молитву всем богам, которых знает, и прикладывает свой большой палец к сканнеру на панели биометрического доступа. Она на сто процентов уверена в способностях Жасмин в области биохакинга, но все равно нервничает. Что, если ее потовые выделения испортят силиконовый отпечаток? Что, если напечатанные линзы уже начали растворяться? Несмотря на тревогу, она пытается оставаться спокойной на случай, если охранник наблюдает за ней.

Из двух красных огоньков на панели, один становится зеленым. Далее она обращает взгляд вперед, глядя на сканер сетчатки. Второй огонек загорается зеленым, ворота издают дружелюбный сигнал и отворяются. Кеке ощущает прохладу облегчения, ступая на территорию и закрывая за собой ворота.

Ее облегчение быстро сменяется дурным предчувствием, когда она понимает, что обладая достаточным набором техники в арсенале, на территорию монастыря легко попасть. А говорят, что он неприступен.

Это плохо.

Число потенциальных подозреваемых только что увеличилось в геометрической прогрессии.

Пару лет назад, архитектурные планы комплекса просочились в сеть. Поднялась шумиха: общественность обеспокоилась безопасностью СурроСестер, но на планах было видно, что безопасность в монастыре была на уровне, и утечка точно бы отпугнула любого, кто замыслил проникнуть туда. По этому поводу даже вышла политическая сатирическая карикатура, опубликованная в «Эко. Ньюз»: что-то вроде веселой иронии, что комплекс СурроСестер непорочен. Тогда Кеке задумалась, а не была ли утечка спланированной, совершенной изнутри, стратегией, направленной на то, чтобы показать любого потенциальному нарушителю, что проникновение невозможно, чтобы предотвратить любые попытки.

Ну, это сработало. По крайней мере, на время.

Это работало много лет, но теперь СурроСестры оказались под угрозой. Кто вообще может хотеть причинить вред суррогатным матерям? Какой-нибудь религиозный сумасшедший? Отверженная девушка, которую к ним не приняли? Брошенный парень? Джони не казалась такой девушкой, у которой дома может быть ревнивый поклонник. На самом деле, Кеке будет удивлена узнать, что у Джони вообще окажется парень. Она казалась хорошей девочкой с этими блестящими волосами медового цвета и ясными голубыми глазами. Была красивой до нападения. Добродетельной. Дочерью, которой гордятся. Кеке никогда такой не была. По сути, как внутри, так и снаружи, Джони была ее противоположностью, но Кеке все равно ощущала необъяснимую связь с девушкой.

Шарф начинает душить Кеке. Слишком жарко, он завязан туго. Кеке ослабляет его, несмотря на то, что это значит, что теперь больше лица и шеи видно.

Девушка прокладывает путь по асфальтированной дорожке. Она длинная и идет под уклоном вверх, вьется между коротко стриженой травой и ухоженным садом: тут растет пурпурный ковыль и пышные суккуленты. Когда девушка достигает вершины холма, в поле зрения появляется главное здание: красивое строение в стиле постмодерн — огромный, суперстилизованный цветок лотоса. Позади него, насколько хватает глаз, установлены ветряные мельницы. Они снабжают энергией монастырь и прилегающую территорию. Не то, чтобы монастырь нуждался в энергии, Кеке видит огромное количество солнечных деревьев, поблескивающих под утренним солнцем. Девушка ускоряет шаг, не отрывая взгляда от главного здания.

Лепестки «лотоса» поворачиваются вслед за солнцем. Они закрываются в жаркие дни, как этот, чтобы внутри было прохладно и тенисто, а как только температура падает, здание расцветает. «Лепестки» раскрываются наружу и вниз, отражая лунный свет.

Кеке даже не будет пытаться попасть в «лотос». То, за чем она пришла, находится в центре безопасности.

У нее бешено колотится сердце. Ей всегда было любопытно, каково это находиться здесь, но она не верила, что когда-либо увидит это место своими глазами. Тут гораздо тише, чем она представляла. Где все СурроСестры? Возможно, они отдыхают в общежитии или заняты на уроках.

Матриарх СурроСестер, Солан, считает, что молодые женщины должны быть всегда заняты, так что ввела для них напряженное расписание из уроков и занятий. Они могут выбирать их по душе, но Кеке слышала, что они изучают среди прочего программирование, кунг-фу, блокс трейдинг (прим.: блочная торговля, также известная как порядок блокировки, представляет собой заказ или торговлю, представленную для продажи или покупки большого количества ценных бумаг), верховую езду и стрельбу из лука. Конечно, пока не зачинают. Беременным СурроСестрам доступно лучшее из лучшего: как награда за то, что отдали свою матку в аренду ради спасения населения от вымирания. Им позволено долго отдыхать и наслаждаться вкусной пищей, а также лениво прогуливаться в прекрасных садах под внимательным присмотром белых дронов безопасности.

Когда у Кеке нигилистическое настроение, она задается вопросом, почему все так отчаянно стремятся обратить кризис бесплодия. Конечно же, есть причина, по которой люди перестали размножаться? Некоторые утверждают, что природа восстановится, как только человечество будет стерто с лица земли. Это займет сотни лет, но случится. Как кто-то с черным легким, кто перестает курить и вдыхать загрязненный городской воздух. Растения захватят все, животные, которые сейчас находятся под угрозой вымирания, станут размножаться, а земля не взорвется от всего того, что сотворил с ней человек. Мать-природа временами преподает нам урок. Торнадо тут, цунами здесь, но на самом деле нам нужна катастрофа библейских масштабов ― что-то, что уничтожит большую часть населения планеты.

Или чума.

Давно пора случиться эпидемии.

Конечно, есть суицидальная болезнь. Она, кажется, набирает силу. Пока еще никто не понял, почему сейчас в тренде поиск новых способов расстаться с жизнью. Многие это сделали. Бариста, который делал Кеке кофе и даже не обмолвился и словом. Горячая парикмахерша-панк Жасмин. Странный парень, живущий в квартире напротив Котенка, от которого пахло тупостью и вонючими носками. Кирстен называет самоубийц «леммингами», что крайне веселит Кеке. Их объединяет темное чувство юмора.

«Что еще делать, кроме как смеяться, ― пошутила на днях Кирстен, ― когда жизнь преподносит вам лемминга?»

Кто-то выходит из здания Лотоса, так что Кеке опускает голову и продолжает путь. На женщине такая же форма, как и на ней, так что Кеке догадывается, что та является СурроСестрой. Боже, Кеке хотелось бы провести здесь неделю, понаблюдать за внутренним распорядком, за тем, как все работает, и поговорить с суррогатными матерями. Она бы отдала, что угодно, чтобы получить полноценный доступ сюда. Вскоре появляется еще одна женщина в белом, и еще одна. Они выделяются ярким пятном на фоне изумрудного травяного ковра, словно их клонировали на глазах у Кеке (сбой в матрице), но затем девушка понимает, что, скорее всего, у них просто закончился урок.

Дроны безопасности тоже вылетают из здания и кружат над СурроСестрами, как огромные белые осы.

— Эй! ― окликает ее мужской голос за спиной.

Охранник. Кеке замирает.

Проклятье!

— Эй! ― кричит он.

Кеке делает глубокий вдох и поворачивается. Какой максимальный срок дают за проникновение в монастырь СурроСестер?

Десять лет.

«Дыши».

Она поворачивается, чтобы посмотреть на него.

— Вы что-то уронили! ― кричит он, используя свои ладони как рупор, а затем показывает на землю между ними.

Так значит, он за ней наблюдал. Кеке смотрит на тропинку и видит, что уронила белый шарф. Нервы сделали ее небрежной.

«Бл*ть! Успокойся, твою мать, и будь более осторожна».

Она машет охраннику и наклоняется, чтобы поднять шарф, и впервые замечает, что трава неорганическая. Представляет собой супер естественное покрытие, что логично, учитывая засуху, но от этой мысли Кеке почему-то неприятно. Возможно, потому что она так долго не замечала, что трава ненастоящая. А может потому, что теперь она задается вопросом, что еще тут не то, чем кажется.

Дрон безопасности засекает Кеке и спешно направляется к ней. Кеке быстро поправляет шляпу и опускает голову, надеясь затенить лицо. Снова наматывает шарф вокруг подбородка и шеи и спешит по тропинке, бешено дыша. Дрон, в конце концов, теряет интерес и улетает прочь.

Тропинка ведет к женскому общежитию, затем ответвляется к главному саду, спортивным полям и конюшням. Кеке идет по пути к общежитиям, но затем сходит с тропы, чтобы обойти здание сзади. Если только они не изменили планировку, центр безопасности представляет собой небольшую комнату рядом с кухней.

По мере приближения, Кеке все лучше слышит стук кухонных принадлежностей из нержавеющей стали и ощущает отдаленный запах еды из кафетерия. «Столовская блевотина» ― так она это называет. Ее атакует сотня воспоминаний о времени, проведенном в интернате, большинство из которых ужасны. Консервативные воспитательницы неодобряли ни наличие собственного мнения, ни писательский талант, ни хорошие сиськи. Они всегда завидовали ее фигуре.

Наверное, поэтому у Кеке мурашки ползут от матушки Блейк.

Кеке вздрагивает.

Колючие простыни. Тонкие матрасы. Готовые горячие напитки в кипящих котлах, настолько разбавленные, что нельзя сказать чай, кофе это или просто грязная вода. И ужасная еда. М-да, еда. Неудивительно, что большинство девушек набирали по килограмму за семестр, потому как единственным способ избавиться от сильного грызущего голода ― запрятать кипу батончиков «Каракранч» под подушкой.

Хорошие воспоминания тоже были. Немного, но кое-что ей запомнилось. Как она ходила в город осенними днями, держась за руки с другой воспитанницей. Долгие дни, проведенные за чтением под раскидистым платаном. То, как она вместе ходила в душ с другими девушками, якобы для того, чтобы увеличить время в душе, но Кеке больше нравился сам процесс. Теплые струи воды, большие мягкие губки и пена, и все эти прекрасные молодые обнаженные тела вокруг. Иногда они целовались. Девушки называли это «тренировкой». Они «тренировались», чтобы быть готовыми, когда придет момент целовать мальчиков. Но для Кеке все было по-настоящему. Ее постоянно грыз голод, но не из-за еды, она была рождена с другим видом аппетита. Она забывала себя в тех горячих, влажных поцелуях. Языки, пальцы и скользкая кожа. Некоторые девушки задавались вопросами, не являются ли они лесбиянками или би, испытывая от этого удовольствие. Кеке никогда не ощущала проблем с самоопределением, она всегда знала, что является амбисекстром задолго до того, как это стало модным.

Кеке прогоняет тревожные мысли из головы.

«Да что со мной сегодня?»

Она совсем не в форме. Словно странности этого монастыря и того, что здесь происходит, просачивается в ее мозг. Ей нужно избавиться от задумчивости и сосредоточиться на текущей задаче. Девушка скользит в тень здания, стоящего позади кухни, и движется к двери на другой стороне. Конечно же, та заперта, чего и следовало ожидать. Кеке идет назад вдоль периметра и пытается открыть дверь кухни, которая не заперта. Журналистка проникает внутрь и осторожно прикрывает за собой дверь. Две женщины, одетые в поварскую одежду и с сетками на головах, возятся над блюдом, что стоит под разогревающей лампой, а третья, насквозь пропотевшая, сваливает кучу соевых сосисок на гигантскую сковороду. Шипение искусственного мяса скрывает шум шагов Кеке, пока та, наклонившись, крадется вдоль стены и проскальзывает в столовую. Оттуда она направляется в центр безопасности: по короткому коридору и налево, пока не замечает дверь, которую ищет. Она слегка приоткрыта, и девушке удается заглянуть внутрь и выяснить, что там никого нет. Центром безопасности управляет искусственный интеллект, так что нет необходимости в дюжине людей, просматривающих записи с камер наблюдения. Любая необычная активность отправит тревожное предупреждение напрямую в охранную фирму, и сразу же будет объявлен локдаун.

«Не поднимай тревогу», ― думает Кеке. Она слышит, как колотится ее сердце. Не серди богов искусственного интеллекта.

Пока она осматривает комнату и оборудование, ощущает запах поджаривающейся сои и чувствует позыв к рвоте. Чем быстрее она отсюда уйдет, тем лучше. Девушка извлекает свой «Xdrive» из-под язычка левой кроссовки, находит разъем в гудящем аппарате в центре комнаты и вставляет ее. Как мужчина в женщину. Разве не забавно, как все всегда сводится к сексу? Или, по крайней мере, так происходит у нее.

Она быстро вводит список команд, зазубренных наизусть, и информация начинает копироваться. Она точно не знает, что ищет, так что копирует данные за целый год. Все видео, документы и переписки, датированные 2021 годом, улетают на ее флешку. Она все еще слышит биение своего сердца. Почему она так нервничает? Возможно, из-за сочетания перспективы попасть в Крим-колонию, если ее поймают, воспоминаний об интернате и переживаний за Джони.

Данные скопированы на семьдесят восемь процентов, когда она слышит, как к ней приближаются голоса.

«Проклятье».

Она ищет место, где можно спрятаться, но комната настолько пуста, что тут негде скрыться. Девушка не может вытащить флешку, не прервав процесс копирования. Девушка ныряет под стол и прижимает колени к груди, стараясь сделаться как можно меньше. Если они просто пройдут мимо, никто ее не увидит, но, если решат подойти к устройству с этой стороны, сразу же обнаружат Кеке. Голоса становятся громче.

«Дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо».

Отвратительный запах кухни сменяется запахом пота Кеке.

Десять лет в колонии.

Десять лет изоляции в заведении, которое в одиннадцать тысяч раз хуже, чем чертов интернат.

Десять лет придется шить маски от супербактерии, добывать нефть или изготавливать соевые сосиски. О чем Кеке только думала? Никакая история такого не стоит.

Переговаривающиеся женщины останавливаются у порога. Кеке сглатывает ком в горле, плотно зажмуривает глаза и ждет, когда ее найдут.

Глава 7

Пять минут до свободы

Женщины, все еще разговаривая, отходят от двери и позволя Кеке свободно вздохнуть.

«П*здец, еле спаслась».

Если бы только она могла унять бешеный стук сердца в ушах. Кеке вскакивает на ноги и извлекает флешку, снова прячет ее в кроссовок. Она проверяет коридор и, видя, что он пуст, пользуется моментом. Обратно к столовской блевотине, обратно к тропинке, которая выведет ее с территории к драгоценной Нине, самому сексуальному мотоциклу во всем южном полушарии. Ей удается незаметно покинуть кухню. Повара накрывают столы к обеду, так что Кеке даже не приходится красться, она просто бежит.

Прежде чем шагнуть в приятную прохладу, она быстро проверяет свой наряд, поправляет платье и шарф, надевает солнечные очки и шляпу. Пытается придать лицу расслабленное выражение, несмотря на то, что крайне взволнованна.

«Всего пять минут до свободы», ― думает она, начиная свой путь к главному входу, когда ее останавливает просвистевшая белая стрела, которая едва не попадает ей в грудь и вонзается в стену рядом.

«Какого…»

Кеке пригибается к земле и бежит, но нападающий пускает еще одну стрелу, и та пролетает так близко к щеке, что девушку оглушает ее свист. Кеке останавливается и поднимает руки.

— Не стреляйте!

К ней приближается СурроСестра. Кончик стрелы нацелен Кеке прямо в грудь, тетива натянута так туго, что практически звенит от напряжения.

— Ты сошла с ума? — сердито спрашивает Кеке. — Ты могла убить меня.

Во взгляде СурроСестры сквозит легкое безумие. Ее губы кривятся в улыбке.

— Я никогда не промахиваюсь с расстояния меньше десяти метров, — сообщает она.

Журналистка начинает думать, что та психопатка. Другие серийные убийцы тоже хвалятся перед жертвами своей меткостью?

— Поздравляю, — отвечает Кеке. — Твои родители должно быть гордятся.

Женщина смеется и опускает оружие. Кеке смотрит на ее развевающийся белый наряд, на сильные руки и видит перед собой кого-то среднего между греческой богиней и супергероем.

— Ты выбрала очень плохое время, чтобы проникнуть в монастырь, — говорит суррогатная сестра.

— Откуда ты знаешь, что я сюда проникла? — спрашивает Кеке. — Почему я не могу быть новой сестрой? На самом деле, разве это не безответственно с твоей стороны стрелять из лука в того, кто может быть новым пополнением в ваших рядах?

— Ты не из наших, — говорит женщина, бросая многозначительный взгляд на грудь Кеке, на которой отсутствует медная брошь «СС». — Это видно издалека. В обычных обстоятельствах, я бы еще могла тебе поверить, но…

— Но это не обычные обстоятельства, — замечает Кеке. — После вчерашнего взрыва.

— Да.

— Я понимаю, что вы приняли дополнительные меры, — говорит Кеке. — Но я здесь не затем, чтобы причинить кому-то вред. Наоборот…

СурроСестра наклоняет голову, словно пытается понять, говорит ли она правду.

— Я здесь, чтобы помочь. Я говорила с Джони. После нападения.

— Не может быть.

— Это правда.

— Карта Сигмы засекречена. Никто не знает, кто она. Даже доктора не знают ее настоящее имя.

— Ну, не хочу хвалиться, но…

Глаза женщины, полные подозрения, мечутся туда-сюда, а затем останавливаются на голубых линзах Кеке, которые, вероятно, уже начали бледнеть.

— Как ты попала в ее палату в больнице? — требует ответа она. — Как ты попала сюда?

— У меня свои методы.

— Пошли со мной.

— Как-то не охота.

— Я отведу тебя к матушке Блейк. Она решит, что с тобой делать.

— Нет. Я по-быстрому уйду, а ты скажешь Всемогущим силам, что не смогла меня остановить. Если вообще решишься что-либо рассказывать.

Женщина фыркает. У нее привлекательное лицо, но ее личность портит всю прелесть.

— Даже если я отпущу тебя, тебе не позволят покинуть главные ворота. Я запустила тихую тревогу. Мы на локдауне.

Кеке оглядывается вокруг. На обширной территории теперь ни одной СурроСестры-клона.

Лучница сжимает челюсти.

— Ты пойдешь со мной, или я пущу тебе стрелу между лопаток, если попытаешся бежать, поняла?

Кеке всматривается во вредное лицо сестры, выискивая признаки блефа. И не видит их. Все же, ей придется рискнуть, потому как она не может позволить себе быть арестованной. Девушка начинает идти в направлении входа, но с каждым шагом ее все больше охватывает страх.

Журналистка слышит, как снова натягивается тетива, стрела летит в сторону деревьев, и она практически ощущает боль от острого наконечника, вонзающегося в ее спину, словно это уже произошло в параллельной реальности, которая всего на секунду опережает эту. СурроСестра конечно же не выстрелит. Кеке продолжает идти, дышит, пытаясь унять панику, сковавшую внутренности. Только она ощущает проблеск надежды, что ей удастся покинуть территорию монастыря, как девушка слышит звон и чувствует огненную боль в спине. Кеке падает лицом вперед в мягкую фальшивую траву.

Глава 8

Электрические стрелы

Когда Кеке приходит в себя, понимает, что лежит на белой подвесной кровати в месте, похожем на медицинскую часть. Она моргает из-за яркого света сверху, пытаясь понять, что произошло, где она, и почему верхняя часть ее спины болит так, словно девушку сбил грузовик.

Проклятье.

В поле зрения появляется силуэт. Он прикладывает прохладную, сухую руку к ее лбу и с силой хлопает по щеке.

— Ну вот, — произносит незнакомый голос. — Я же говорила тебе, с ней все будет в порядке.

Она слышит шум разговора, но не может различить, о чем они говорят.

— Что вы со мной сделали? — хрипит Кеке, но никто не отвечает.

— Она пыталась сбежать, — говорит СурроСестра, которая в нее стреляла.

— Ты поступила верно, — говорит знакомый голос.

Перед глазами появляется лицо ― это матушка Блейк. Затем Кеке замечает СурроСестру-психопатку.

— Не могу, бл*ть, поверить, что ты стреляла в меня, — говорит Кеке.

— Следи за языком, — отчитывает ее Блейк.

— С тобой все будет хорошо, — сообщает медсестра.

— В меня только что стреляла психопатка с луком и стрелами, и ты считаешь, что со мной все будет хорошо?

— Они просто тренируются, — отвечает Блейк. — Электрические стрелы. Они не могут нанести серьезного вреда. Мы не пользуемся настоящими стрелами на территории монастыря. Это слишком опасно.

— Как по мне, и эти опасны.

Кеке со стоном садится, и кровать покачивается от ее движений.

— Не больше вреда, чем от тазера.

Сурросестра будто бы испытывает сожаление. Кеке не уверена, потому ли, что она в нее стреляла, или потому, что стрела не смогла нанести больше увечий.

Кеке выкарабкивается из постели и тянется рукой к противоположной лопатке, проверяя себя на предмет ранений. Ее спина пульсирует от боли.

— Всего лишь синяк, — сообщает медсестра.

Не самая сострадательная медсестра из тех, которых знает Кеке.

Она дает ей два небольших бумажных стаканчика: один с белыми таблетками, а другой с водой.

— Что это? — спрашивает Кеке.

— Парацетамол.

Три пары глаз наблюдают за Кеке, пока та забрасывает таблетки в рот и запивает их водой.

Ее охватывает паника.

— Вы вызвали копов?

Блейк поджимает губы.

— Мы пока не решили.

Кеке бросает на нее благодарный взгляд.

— Это не значит, что я считают, что ты не заслуживаешь ареста, — сообщает Блейк. — Я всего лишь хочу дать тебе шанс очистить свое имя.

— Я слушаю, — говорит Кеке.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала.

Сейчас не время дерзить, если она не хочет попасть в Крим-колонию.

— Я сделаю, что угодно, — отвечает Кеке, и она говорит на полном серьезе. Почти.

Глава 9

Сон Шрёдингера

Бетти приходит на работу, мокрая от пота. У нее не было выбора, кроме как бежать на работу в «Пропаг8» теперь, когда водители такси пытаются убить ее. Она купила электрокар, но они постоянно пытаются заминировать его. Каждый раз, как девушка кладет палец на кнопку зажигания, закрывает глаза и ждет взрыва. Каждый раз, как машина заводится без проблем, она думает, что это лишь вопрос времени. Что ей удалось выиграть еще один день. Они следят за ней, дожидаются идеального момента, чтобы оборвать ее жизнь.

Бетти не может унять тревогу и болезненные спазмы, пока дожидается, что сейчас взлетит на воздух до самых небес. Не то чтобы она верила в небеса. Она вообще ни во что не верит, кроме голосов в своей голове.

Так что она не может водить машину, но и продать ее тоже не может, потому как тогда ей придется встретиться с кем-то и предоставить им банковские реквизиты. Даже если бы она доверяла банкам (а она не доверяет), ей не хочется давать эти данные незнакомцу. Ей придется съездить в заброшенный торговый центр в Форвейз и оставить машину там, стерев все отпечатки. Никакой ДНК. Потому как в наши дни, если ты даешь кому-то в руки свой код, то отдаешь им все, что имеешь.

Опасность повсюду. Она не может поехать на работу и не может поймать попутку, так что ей приходится бежать. То же самое касается продуктовых магазинов. Неудивительно, что она так сильно похудела. Иногда, когда женщина смотрится в зеркало, ее шокирует вид тощего скелета, глядящий на нее из отражения. Вероятно, она бы вообще не покупала продукты, если бы не ее бигль. Собака уже не в первый раз спасает ей жизнь.

Бетти использует свой ключ, чтобы попасть в офис, закрывает за собой дверь и опускает все жалюзи. Достает пару горячих салфеток, чтобы стереть пленку пота, которую ощущает по всему телу. Протирает лицо и под подмышками и уже собирается сесть, когда в комнате раздается мужской голос.

— Бетти.

Она вскакивает на ноги еще до того, как ее брюки касаются кресла.

— Да?

Бетти все еще не привыкла к бестелесным голосам своих коллег, которые вот так вот раздаются в ее офисе. У нее складывается ощущение, что они следят за каждым ее движением. Словно сидят в комнате управления, как боги, наблюдающие за каждым ее шагом. Словно она кошка во сне Шрёдингера.

Она жива или мертва? Бетти щиплет себя за руку и радуется боли. Жива. Бетти не знает, сколько это еще будет оставаться верным, но сегодня, в эту минуту, она жива. Это не продлится долго, так что она и жива, и мертва одновременно.

Она попросила их воздержаться от использования «Войс Бим» в ее офисе из-за ее состояния, но иногда они забывают. Или, быть может, им просто все равно, что у нее уже итак достаточно голосов в голове и без объявлений, что «В георгиновую комнату подадут чай и пирог с цукини в 11:00» и «Пожалуйста, не забудьте запереть свои столы, когда будете уходить», будто ей нужно напоминание. В чем Бетти хороша, так это в запирании.

— Бетти, — снова произносит голос.

— Да!

Она оглядывается в комнате, ожидая увидеть сотни глаз на потолке, смотрящие на нее сверху. Представляет издаваемый ими звук и содрогается.

— Это Мандла. Пожалуйста, подойди в мой офис.

— А, о, — шепчет Бетти. — Это плохо.

Она бросает взгляд на свой снейквоч. Да, она снова опоздала на работу. Конечно же, опоздала! Ее менеджер тоже бы опаздывал на работу каждый день, если бы ему приходилось бежать марафон, просто чтобы явиться на работу. Когда Бетти рассказала Мандле о своей проблеме, он проявил понимание. Он знал о ее диагнозе, что ей нужно делать все по-своему. Мужчина хотел (по большей части) закрывать глаза на ее странности. Но теперь он вызывал женщину в свой офис, и она сомневалась, что для того, чтобы повысить.

Бетти постучала в стеклянную дверь его кабинета, и отпрыгнула в сторону, когда та заскользила в сторону. Ее менеджер со слабой улыбкой поднял взгляд. Он жестом показал ей проходить внутрь, дверь бесшумно закрылась за ее спиной.

— Бетти, ― он дружелюбен, но тверд. — Присаживайся.

Она осталась стоять.

— Вы меня увольняете.

Мандла перестал улыбаться.

— Мне жаль.

— Я понимаю. Я опоздала на два часа.

Он вздыхает, и его лицо мрачнеет.

— Дело не только в опоздании. Я хочу дать тебе время отдохнуть. Лишь думаю, что…

Бетти пялится на него. Часть нее хочет избавить его от неприятной ситуации, сказать ему, что все в порядке, что она рада, что ей больше не придется столько бегать или иметь дело с бесчувственными коллегами, или снова пить ужасный офисный кофе без кофеина. Другая ее часть хочет заставить его помучаться. Она отдала много лет этой работе. Она ответственна за большую часть прорывных достижений, которые они осуществили, и что она получает взамен? Ухмыляющийся идиот говорит ей, что ей нужна помощь. Потому как это он и скажет, так?

— Я лишь думаю, что тебе нужно сосредоточиться на своем здоровье. Возможно, тебе стоит получить дополнительное лечение для твоего… состояния.

— Да что вы знаете о моем состоянии?

— Я знаю, что когда повстречал тебя, ты была самой яркой, гениальной биокультивисткой, которую только встречал. Ты запустила здесь программы, которые на много световых лет опередили возможности хранилищ семян по всему миру.

Бетти уставилась на него.

— Но это не имеет значения, да?

Он бьет ладонью по столу, и Бетти подскакивает.

— Конечно же, имеет! — заявляет Мандла, и, похоже, искренне. На его лице сожаление. Он вздыхает и откидывается на спинку кресла. — Конечно же, имеет.

Бетти смотрит на него, в то время как голоса в ее голове шепчут. Она игнорирует их.

— Вы ошибаетесь, — говорит она и покидает его офис.

Глава 10

Вафельный ключ

— Пошли, девочка, — говорит Бетти биглю, которого тянет за собой на красном поводке.

Собака никуда не спешит, она наслаждается неожиданной прогулкой, компанией своего человека, тысячью различными запахами, исходящими от тротуара. Бигль поднимает взгляд на Бетти, дышит через рот, счастливая, и женщина немного смягчается. Не вина собаки, что она спешит. Обычно Бетти не взяла бы ее с собой на миссию, так как собака замедляет ее, но бигль начал выть и скулить, когда она собиралась покинуть квартиру, что наполнило Бетти чувством вины. Затем она ощутила присутствие какого-то зла, некоего вторжения, и вдруг ее дом стал ощущаться другим, словно кто-то заходил, пока она спала, и заменил всю ее мебель копиями. Ее любимое кресло с подголовником выглядело таким же, как и прежде, на его подлокотнике даже было такое же пятно от кофе, и следы от когтей собаки на грязных деревянных ножках, но Бетти знала, что это дубликат. Она внимательно рассмотрела его, даже опустилась на свои костлявые колени, чтобы понюхать его, что бигль посчитал игрой и присоединился, и даже запах был прежним. Как они смогли его подделать? Этих ребят… этих ребят нельзя недооценивать. Эти люди весьма хороши в своем деле.

Затем она обращает внимание на картину на стене, пейзаж местного художника, купленный много лет назад на «Роузбэнк Фли Маркит». Он тоже выглядит иначе. Стремительно летящие облака мрачнее, и с оттенком неба что-то не так.

Это лишь вопрос времени, когда они доберутся до нее. Может быть, ей стоит сдаться. Может быть, ей лучше самой расстаться с жизнью. Это лучше, чем сидеть и быть живой мишенью.

Да.

Так она и поступит, но сначала нужно предупредить других. Конверты дрожат в ее руках.

После того как она собрала коробку с вещами на работе и выбросила ее в мусоросжигатель, спрятала последние штрих-коды, включая ее, в скрытом дне камеры хранения. Нет места безопаснее, чем камера хранения в банке семян. Теперь она сделала три копии ключей, которые могут открыть эту ячейку, и три одинаковых письма в трех отдельных конвертах, все для одного и того же человека. Одно доставят почтой, второе для передачи в руки, а третье на всякий случай, если первые два каким-либо образом перехватят. Она сжимает в руках конверты. От ее пота бумага морщится. Бигль замечает вдалеке несколько голубей и лает, натягивая поводок. Бетти идет рядом с собакой, а птицы с угольными перьями бросаются врассыпную с их пути.

Она знает, что то, что она делает, опасно, но другие должны знать.

Глава 11

События развиваются слишком быстро

Когда Кеке приходит домой, у нее возникает желание принять душ и смыть с себя странное ощущение, возникшее в монастыре СурроСестер после того, как она заключила сделку с Блейк, но сначала она хочет сделать кое-что другое. Она сбрасывает обувь, срывает с себя самозваный наряд, садится в нижнем белье за ноутбук и вставляет флешку в устройство. Копирует каждый файл, вытаскивает устройство и делает глубокий вдох. Она все еще не верит, что они ее отпустили.

«А чего ты ожидала? ― спрашивает голос в голове, вероятно, принадлежащий Кирстен. ― Что они будут держать тебя там, в своем суррогатном подземелье?»

К счастью для Кеке, они смогли прийти к пониманию. Конечно, они не знали, что она скопировала все их данные и спрятала их в кроссовок. Тогда бы ни о каком соглашении не могло бы идти и речи.

Когда Кеке пытается открыть файл, он запрашивает пароль. Она бы попыталась отгадать, но это один из тех хитрых паролей, которые меняются каждую минуту, и если у тебя нет доступа к базе паролей, ты не сможешь подобрать код. Кеке стучит пальцами по столу, размышляя.

Она вставляет в уши наушники и заходит на новый сайт знакомств по ДНК, который недавно посещала, чтобы проверить сообщения. Ничего интересного. Конечно, ее интересует информация о месте работы в профиле, а не их аватарки или банальные биографии. Ей все равно у кого светлые волосы, а у кого ― розовые, ей интересно лишь знать, где они работают, и похоже ли они на потенциальный полезный контакт. Она пролистывает вниз сообщения, в поисках конкретного профиля, который посчитала интересным прошлой ночью.

Кеке закатывает глаза, читая сообщения от случайных знакомых: «Привет, красотка», «Святые небеса, а ты горячая штучка» и «Покажи сиськи!». Эти люди по идее являются для нее идеальной парой, подобранной по ДНК, так что видеть всяких придурков на своей стене ее расстраивает.

— Да, — говорит она сама себе, когда находит парня, которого искала.

В этот раз она не смотрит на его аватар. На нем стоит черно-белая фотография Хеди Ламарр уже в зрелых годах. Может быть, он далеко не красавчик, или, вероятно, одержим Ламарр, в любом случае, Кеке это не касается. Он сейчас онлайн, и Кеке нужно включить обаяние, если она хочет получить от него помощи.

KK: Так ты фанат Хеди Ламарр?

Он отвечает не сразу. Кеке кусает ногти.

ММ: А разве можно им не быть?

КК: Хаха! Ок. Большой фанат. Я это уважаю.

Еще одна длинная пауза, Кеке ждет, когда он закончит набирать сообщение.

ММ: Хочу быть с тобой честен…

КК: Уже? Не думаешь, что слишком рано?

ММ: Возможно.

КК: И насчет чего ты хочешь быть честен? Я заинтригована и внимательно слушаю.

ММ: Я видел фото в твоем профиле. Должен сразу сказать тебе, что я не из твоей лиги. Не хочу тратить твое время.

Кеке испытывает соблазн написать: «О, милый, никто не попадает в мою лигу», но передумывает. Он пока незнаком с ее чувством юмора и может посчитать, что Кеке ― тщеславная сука, что будет лишь наполовину неправдой.

КК: Пока не знаю. Изображение в твоем профиле кажется мне довольно горячим.

ММ: Я техногик. Обожаю пончики. И я все еще живу с матерью.

КК: Проклятье! А ты был серьезен, говоря о честности. А ты знаешь, что одно из преимуществ онлайн-флирта — это то, что ты можешь ввести людей в заблуждение, прежде чем встретиться с ними в реале?

ММ: Я не хочу вводить тебя в заблуждение.

КК: Тогда я тоже тебе кое-что о себе расскажу.

ММ: Ты не обязана.

КК: Я этого хочу. Но ты должен поклясться, что никому не расскажешь.

ММ: Кому я расскажу? Своей матери?

КК: Я проникла в монастырь СурроСестер этим утром.

ММ: Не. Может. Быть.

КК: Это правда. И я украла их данные.

ММ: Я люблю данные.

КК: Но я не могу получить к ним доступ. Я не эксперт, но мне кажется это один из постоянно меняющихся паролей.

ММ: О, жаль. Очень-очень жаль. Столько данных, а доступа нет.

Кеке громко смеется. Это нервный смех, который сам вырывается из горла. Она делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, а затем продолжает печатать.

КК: Так что… Я нечасто это говорю, но…

ММ: *внимательно слушает*

КК: Мне нужен мужчина.

ММ: *прочищает горло*

КК: Но не просто мужчина. Мне нужен тот, кто обладает репутацией лучшего хакера в Джози.

ММ: Эм-м. [Вообще-то, в целой Африке]

КК: Я хочу сказать, мне нужны ловкие пальцы лучшего хакера во всей Африке.

ММ: Я могу помочь тебе с этим.

КК: Правда? Правда-правда??

ММ: Определенно. Я буду рад приложить свои руки к твоему делу.

КК: О-о-о. Звучит заманчиво.

ММ: Ты можешь переслать? Я хочу взглянуть.

КК: Они заблокированы. Переслать нельзя. Не могу отправить их.

ММ: Если ты предоставишь мне доступ к своему компьютеру, я смогу сделать это сам. Но это личное. Я пойму, что слишком тороплю события. Мы едва знаем друг друга…

КК: Я пришлю тебе приглашение.

Кеке копирует адрес его странички и отправляет ему приглашение получить доступ к ее лэптопу. Раздается тихий звук «пинг», и его аватар появляется у нее в верхней панели.

ММ: Итак, я вошел.

КК: О, детка! Как приятно.

ММ: Ха-ха. Прекрати. Я пытаюсь сосредоточиться.

КК: И я о том же.

ММ: Ты неисправима. И под этим я имею в виду ТЫ ЛУЧШАЯ.

КК: Ты их видишь?

ММ: Святая Хеди Ламарр!

КК: Что? Проблема? Только не говори. Я случайно подцепила самоуничтожающийся вирус, который сожрет весь мой диск?

ММ: Нет. Это…

КК: Да?

ММ: Эм-м… у тебя включена камера, и ты… Эм-м… Я закрою глаза, пока ты не выключишь ее.

Кеке опускает взгляд на свой наряд. Она одета лишь в бирюзовый с черным атласный бра и соответствующие трусики. Девочки выглядят весьма аппетитно, если не сказать больше.

КК: Или я просто могу оставить камеру включенной. Можешь смотреть, сколько хочешь.

ММ:…события развиваются слишком быстро.

КК: Ты милашка.

ММ: Не могу сосредоточиться. Ты такая…

Кеке переводит взгляд на фронтальную камеру, дожидаясь продолжения предложения, но он молчит. Ей придется помочь ему.

КК: Чертовски красивая?

ММ: Да. Чертовски красивая.

КК: Разблокируй файлы, и я покажу тебе, насколько красива.

ММ: Ты не обязана это делать.

КК: Я этого хочу.

ММ: Я хочу сказать, что просто разблокирую тебе файлы. Мне не нужно никакое…

КК: Я ЭТОГО ХОЧУ.

ММ: Меня зовут Марко, кстати.

КК: Друзья зовут меня Кеке.

ММ: И как это произносится? КИКИ?

КК: Нет, больше похоже на Кеке. Сокращенное от Кекелетсо.

Кеке наблюдает за экраном, на котором начинают открываться различные файлы.

ММ: Ну вот. Теперь у тебя есть доступ к файлам. Тут… вау. Тысячи файлов.

КК: Как быстро!

ММ: Я этим славлюсь. В хакинге, то есть, а не в…

Кеке наносит блеск на губы и поправляет экран так, чтобы Марко мог лучше видеть. Она проводит рукой по декольте, а затем расстегивает бюстгальтер.

ММ: О.

КК: О? Может, нам стоит переключиться на видеосвязь? Перейти к двустороннему обмену?

ММ: Я слишком застенчив.

Кеке снимает бюстгальтер и бросает его на стол.

КК: А я нет. Так что я просто покажу тебе небольшое шоу, ты не против?

ММ: ГЛАЗАМ СВОИМ НЕ ВЕРЮ. Мне нужно проверить, если ли у меня еще пульс.

КК: Ты милашка. Серьезно. Я чувствую, мы поладим.

***

Отблагодарив Марко за услугу, Кеке выходит с сайта знакомств, выключает камеру и приступает к работе. Она пытается игнорировать возбуждение, пока ест соевую лапшу быстрого приготовления и пялится в экран. Просматривает каждый день, каждую комнату, наблюдает за каждой СурроСестрой. Как им сошло с рук круглосуточное подглядывание за ними? Что стало с законом о частной жизни? Затем она думает о Солан. Кеке уверена, что СурроСестрам пришлось отказаться от права на неприкосновенность личной жизни, как и от прав на свою матку.

Кеке пролистывает тысячи видео. У нее складывается ощущение, что она смотрит реалити-шоу. Что они ищут? От всего этого у Кеке ползут мурашки.

Но ей нужно забыть о своих чувствах в отношении девушек, хотя бы пока, и сконцентрироваться на том, чтобы найти того, кто подложил отравленное пасхальное яйцо. Она делает автосортировку видеофайлов в хронологическом порядке, а затем сосредотачивает усилия на тех клипах, что датированы временем за тридцать шесть часов до атаки. Даже после сужения критериев поиска, остается больше двух тысяч видео.

СурроСестры спят.

Идет урок лепки.

Две сестры пьют чай.

Группа сестер вяжет одежду для младенцев.

О, Боже мой. Как они остаются в здравом рассудке?

Если бы Кеке оказалась там, она бы начала биться головой об одну из этих безупречных стен. Она чувствует, как ее мозг атрофируется, просто наблюдая за ними.

Два с половиной часа спустя, Кеке находит видео, на котором Джони идет по саду.

Наконец-то!

Кеке морщится, когда СурроСестру жестоко рвет. Взгляд Кеке быстро устремляется к наполовину съеденной миске лапши, и она отодвигает ее в сторону.

Джони находит розовое сладкое яйцо, и Кеке наблюдает за тем, что происходит дальше сквозь неплотно сомкнутые пальцы. Джони подбирает яйцо, любуется им, кажется задумавшейся, а затем происходит вспышка, и экран становится белым.

У Кеке уходит еще одиннадцать часов на то, чтобы найти нужное видео. К этому времени, ее слюни практически капают на тачпэд, а ее мозг настолько мертв, что она не удивится, если из ее глаз польется кровь. Спина будто охвачена огнем, но это не имеет значения. Ничто не имеет значения, кроме клипа, который она проигрывает снова и снова.

Она звонит Кирстен, которая сразу же берет трубку.

— Ты них*я не поверишь.

— И тебе привет, — язвит Кирстен.

— Я хочу сказать тебе два слова.

— Не могу дождаться, когда услышу их.

— Работа. Изнутри.

— Что? Я понятия не имею, о чем ты.

— Нападение на Сигму. Они это сделали.

— Кто это они?

— Кто-то из СурроСестер.

— Это не имеет никакого смысла, — отвечает Кирстен.

— Я знаю. Но я нашла доказательство.

— Я слушаю.

— У меня есть видео, на котором то яйцо подкидывают на тропинку.

— Невозможно. Откуда?

— Ты недооцениваешь мои безумные навыки сыщика, — говорит Кеке.

— Все равно. Невозможно. Только если ты не… проникла туда. Но это же невозможно. Все знают, что это невозможно. Боже правый, Кеке, ты туда проникла? Ты хоть знаешь, что минимальное наказание за это…

— Это того стоило.

— Ты, похоже, очень хочешь получить эту еб*ную историю.

— Конечно, я хочу получить эту еб*ную историю! Она станет сенсацией года!

Кирстен раздраженно фыркает.

— Тебе не следовало так поступать, Кеке. Это слишком опасно! — разозлилась Кирстен.

— Я знаю, но…

— Но ничего! Ты же слышала те слухи… о том, что происходит в Крим-колониях. Я не вынесу мысли, что тебя запрут в…

— Послушай…

— Не желаю ничего слышать! Вломиться в клинику это одно, а…

— Я лишь хочу сказать, что…

— Что?!

— Мы можем поговорить об этом за бокальчиком?

— Буду там через двадцать минут.

Глава 12

Матерь божья

— Все равно не складывается. Зачем кому-то в «СурроТрайб» желать причинить вред одной из своих?

Кеке с остекленевшим после безумного длинного дня и третьей стопки виски взглядом пожимает плечами.

— Потому что люди уроды?

— Но они все считаются безупречными. Они изучают претендентов и принимают в свои ряды всего где-то один процент. СурроСестры должны превосходить других морально, интеллектуально и физически, так?

— Ну, так утверждает их пиар-компания, — замечает Кеке.

— А мы все знаем, что пиар-компании не всегда говорят правду.

— «Фейк Ньюз Централ».

— Именно. На прошлой неделе Бодум-Сентори попал в новости за распространение фальшивого видео. Они буквально слепили 4D-HD ролик, в котором Банановый босс раздает еду в Техасе.

— Дай отгадаю, Банановый босс никогда не был в Техасе.

— Верно. Они просто переделали видео какого-то другого бедолаги. Заменили его голову на голову Босса.

Кеке щелкает языком.

— У некоторых нет стыда.

— А чего ждать, — спрашивает Кирстен, — от человека с прозвищем Банановый босс?

Кеке усмехается.

— И то верно.

Они вдвоем вздыхают.

— Как теперь во что-либо верить?

— В том-то и дело, — говорит Кеке. — Я знаю, ты считаешь меня слишком амбициозной…

— Слишком безрассудной, — поправляет Кирстен. — Большая разница.

— Неважно, но я делаю это не только ради карьеры, знаешь ли. Я раскапываю правду, потому что это важно. Потому что это то, кто я есть. Потому как, если у нас не будет правды, то, что тогда у нас останется?

— Ладно, — отвечает Кирстен, наливая новый бокал. — Ладно. Я поняла. Я перестану отчитывать тебя, пока что.

Кеке возводит глаза к небу и беззвучно преувеличенно произносит: «Спасибо».

— Так ты утверждаешь, что какая-то СурроСестра заточила зуб на Джони, или же за этим стоит вся организация? Они пытались избавиться от нее по какой-то причине? Потому что, знаешь ли, все они вызывают у меня странное чувство.

Держа бокал в руке, Кеке показывает пальцем на Кирстен.

— Я знаю, ясно? Они похожи на сектанток. Мне было не по себе там.

— Мне кажется, все дело в этой безупречности. Словно они одержимы идеей невинности.

— Думаю, того требует бизнес.

— Вероятно, все к этому и сводится.

— Мне это тоже не нравится, но я вижу, зачем они так поступают.

— Знаю.

Кирстен скрещивает руки и переводит взгляд на потолок.

— Если бы кто-то девять месяцев носил моего нерожденного ребенка, я бы хотела удостовериться, что она не наркоманка со склонностью к грязному сексу с незнакомцами.

— Именно. И что у нее хорошие гены.

— Боже, да.

— Если СурроСестра передает ребенку свои гены, то ты захочешь ту, что с хорошими.

— С лучшими.

Кеке громко вздыхает и отпивает от своего напитка. Моргает, словно желая прояснить взгляд уставших глаз.

— Все это хреновая ловушка, скажу я тебе.

— Что все?

— Весь этот бред с продолжением рода. С самого начала ты становишься рабом этого ребенка.

— Это слишком мелодраматично, не находишь?

— Я серьезно. Ты будешь все время одержима мыслью, что должна дать своему ребенку все самое лучшее. Не похоже на счастливую жизнь.

— А ты знаешь, что такое счастливая жизнь, о, Мудрейшая?

— Нет, но я знаю, чего хочу. Кем хочу быть… и это уж точно не включает маленьких спиногрызов, висящих на моих ногах и требующих, чтобы я купила им то, что нельзя. Вот поэтому ты не увидишь меня сюсюкающейся с младенцем в ближайшее время.

Кеке забрасывает ноги на ближайший стул.

— Без обид.

— Я не обижаюсь.

— Я слишком эгоистичная и не смогу стать СурроСестрой.

— Только представь весь этот грязный секс с незнакомцами, от которого тебе придется отказаться.

Кеке смеется.

— Именно.

Кирстен смотрит на мертвое растение на подоконнике.

— Ладно. Так значит, у тебя есть видео, на котором белый дрон доставляет бомбу?

— Не просто белый дрон. Сурродрон.

— Без разницы. Это мало что доказывает, разве не так?

— Доказывает. Объясню тебе почему. Другим дронам не позволено залетать в воздушное пространство монастыря. Их уничтожат автодетекторы. Спроси любого папарацци, пытавшегося заснять сестер.

— Ясно.

— И никто не может проникнуть в комплекс Монастыря.

— Но ты же проникла.

— Да, но мне помогал биохакер. У меня были еб*ные силиконовые отпечатки пальцев и радужки, настолько современные, что их практически еще не изобрели. Послушай, это маловероятно, ясно? Вот что я пытаюсь сказать.

— А я хочу сказать, что у тебя нихера нет.

Кеке хмурится и играется со своим бокалом.

Стук-стук-стук-стук-стук.

Кирстен права.

— От всей их секты мне тоже не по себе, — говорит Кирстен, — но где-то глубоко внутри я понимаю, что это не они. Мне кажется, у них нет мотива. Кроме того, есть более легкие… более тихие способы убить кого-либо.

— Тогда… что? Кто-то хакнул дрона извне?

Кирстен кивает.

— Это же очень даже возможно, так?

— Они должны иметь доступ к весьма продвинутым технологиям, чтобы такое провернуть.

— Так кто имеет доступ к технологии удаленного взлома и управления дроном со взрывчаткой и желает причинить зло такому невинному человеку, как Джони?

— Не думаю, что это личное, — говорит Кеке.

— Бомба, взорвавшаяся у тебя перед лицом, недостаточно личное?

— Я хочу сказать, что любая из СурроСестер могла поднять то яйцо. Его же не подкинули ей в комнату.

— Ладно. Так значит, мы имеем дело с хакером, ненавидящим людей и изготавливающим бомбы, и который недолюбливает всех СурроСестер. Никакие колокольчики не звенят?

Кеке чешет лоб. У нее болит голова. Ей нужно пить больше воды.

— Мне кажется, я чувствую запах горелого, — шутит Кирстен, и Кеке бросается в нее своим бокалом. Кирстен ловит его.

Журналистка чувствует, что ответ близок, но сложно мыслить ясно, когда в мире творится такой хаос. В последнее время, по долгу службы она постоянно обнаруживает, что сложно прийти даже к простым выводам, потому что между точкой А и точкой Б возникает множество препятствий. Но затем ее осеняет.

— Подожди, — просит Кеке. — Мне пришла идея.

Она берет свой лэптоп и ищет группы хейтеров или угрозы, адресованные «СурроТрайб».

— Ну, это слишком легко, — говорит она, разворачивая лэптоп экраном к Кирстен. — Мы могли бы догадаться.

Кирстен с круглыми глазами читает заголовок первых десяти поисковых результатов, забыв, как дышать.

— Матерь божья.

— И не говори.

Глава 13

Суррошлюхи

— Нам нужны доказательства, — говорит Кеке.

— Это будет сложно.

— Не так уж и сложно, — возражает Кеке. — Я кое-кого знаю.

— Меня это не удивляет.

— Дрон, подложивший пасхальное яйцо… у него есть виртуальный черный ящик, так?

— Понятия не имею, — отвечает Кирстен. — Я держусь подальше от таких вещей.

Кеке закатывает глаза.

— Технозавр.

— И горжусь этим!

— Чем тут гордиться, — Кеке пожимает плечами.

— Я лишь отношусь к технологиям с подозрением, которого они заслуживают. Вот и все.

— Технологии будут развиваться все быстрее и быстрее, — говорит Кеке, — и ты не поспеешь за ними.

— Мне все равно.

— Они раздавят тебя на своем пути! Ты станешь удобрением.

— Ты снова драматизируешь, — смеется Кирстен. — С тобой не соскучишься, подруга.

Кеке печатает на тачпаде короткое сообщение Марко. Он отвечает практически сразу же.

ММ: Еще раз привет, красавица.

КК: Даже красивее Хеди Ламарр?

ММ: Ты нравишься мне больше.

КК: Сложно конкурировать с первой женщиной, изображавшей оргазм на экране.

ММ: Чуть раньше ты неплохо справилась с этой задачей.

КК: Я не изображала.

ММ: Ты лучшее, что со мной случалось.

Кеке не может сдержать улыбку.

КК: Мы знаем друг друга всего пару часов.

ММ: Нематериально.

КК: Мне нужна твоя помощь с другим делом.

ММ: Для вас, что угодно, м'леди.

КК: Если я пришлю тебе серийный номер частного дрона, ты сможешь хакнуть черный ящик и сказать мне, кто перехватил управление им?

ММ: Я постараюсь.

КК: Спасибо! Отправляю.

ММ: Отправь через «Roger».

КК: Ты дашь мне знать, что хочешь в качестве оплаты? С нетерпением жду выплаты своего долга.

ММ: Это мой долг. Вместо цветов, которые я хотел тебе сегодня отправить.

КК: О, спасибо! В любой день недели я предпочту взлом дрона цветам.

ММ: В таком случае, становится ясно, что нам суждено быть вместе.

Шестнадцать минут спустя, Марко отправляет Кеке серверный адрес того, кто перехватил управление дроном СурроСестер. Марк Аврелий явно ненастоящее имя, но оно ведет их в верном направлении, так как его беспорядочный облачный след напрямую связан с организацией, которую Кеке с Кирстен подозревают в атаке: небольшую ненавистническую группу, маскирующуюся под христианских фундаменталистов и называющих себя Воскресителями.

Кеке резко втягивает воздух. У нее есть свой опыт встречи с Воскресителями (ужасающий опыт), когда они взорвали офис «Эко. Ньюз». Кеке, работавшая допоздна, всего на несколько минут разминулась со взрывом.

Печально известная своей проваленной миссией по запрету Сети, группа с тех пор принялась за террор по отношению ко всем, кто «неуважительно относится к Иисусу». Газета «Эко» опубликовала колонку дерзкого, журналиста-сатирика, в которой он по очереди критиковал каждую главную религию, из чего можно было экстраполировать, что он находил каждого мало-мальски верующего недалеким. Строчка о том, что восставший из мертвых Иисус станет зомби-хиппи, которого все хотят обнять, в особенности разъярила группировку, и на следующий день — пуф! — здание взлетело на воздух. Господь поражает дерзких обозревателей.

— Получила подтверждение, — сообщает Кеке. — Это именно те, кого мы подозревали.

Кирстен бледнеет.

— Что? Ты уверена? Как ты так быстро узнала?

— Член группировки оставил множество своих грязных цифровых отпечатков. Плюс, Хакер Бой Гений знает, как проникать в ящики дронов.

— Твой новый лучший друг?

— Друг с привилегиями, ― Кеке ощущает прилив тепла внизу живота. — Он все больше мне нравится.

— Забавно, — говорит Кирстен, возвращая Кеке в настоящее и вырывая ее из эротических мечтаний.

— Забавно?

— Разве не забавно, что религиозные фундаменталисты не могут держать в чистоте и святости свои личности онлайн. Они считают, что правила к ним не относятся. Считают, что им сойдет с рук что угодно, потому что Бог на их стороне.

— Социопаты, — замечает Кеке. — Или психопаты. Никогда не знала, в чем разница.

— Мне стоило догадаться, что это их работа, когда мы впервые услышали о СурроСестре Сигма, — говорит Кирстен. — Они опубликовали кое-что на «FreeSpeech.za» пару недель назад. Написали, что лечение бесплодия — это против природы, что это работа дьявола, и назвали сестер «СурроШлюхами». Я думаю, они специально не замечают, что большинство СурроСестер девственницы. То есть для зачатия нужно лишь одно непорочное зачатие, так?

— Так.

— И они переплетают свою идеологию безумия с архаичными библейскими притчами.

— Ты их читала?

— Так далеко я не зашла. От количества восклицательных знаков у меня заболели глаза.

Кеке усмехается.

— Но прежде они не причиняли никому вреда, — говорит Кирстен. — Ведь их идеология против этого.

— «Не убий», ты об этом? — спрашивает Кирстен.

— Только если твой Бог не велит тебе это сделать. Тогда все нормально. Бомбы, огнестрельное оружие и ножи внезапно стали орудиями Господа.

— Они обезумели.

— Ну, что бы ни происходило у них в мозгах, ты была права.

— Насчет чего?

— На счет того, что это станет главной новостью. Главной! И, быть может, мы даже спасем СурроСестер.

Кеке не улыбается. Ее беспокоит сделка с матушкой Блейк, а мысль, что Воскресители конкретно нацелились на СурроСестер, более чем ужасает.

Глава 14

Бар виртуальной реальности

Кеке нужно спустить пар, так что она на пути в горячий (и сомнительный) бар виртуальной реальности. Она чуть не сошла с ума, колеблясь каждые пять минут, стоит ли ей писать статью, разоблачающую Воскресителей, как группу, ответственную за нападения на СурроСестер. С одной стороны, люди имеют право знать. Плюс, она должна быть полностью честна с собой, ей хочется сделать это ради славы. Она рисковала, пытаясь расследовать эту тайну, и будет жаль оставить эту информацию при себе. С другой стороны, она заключила сделку с Блейк и поклялась молчать. Таковым было условие ее освобождения из Монастыря, и она уверена, что, если нарушит это обещание, на нее обрушится целый шквал дерьма. Но почему они хотят сохранить это в тайне? Конечно же, нужно привлечь к делу копов. Это правда, что зачастую толку от них нет, но…

Кеке громко вздыхает, и водитель такси бросает взгляд на ее отражение в смартзеркале заднего вида. Она чувствует, что он хочет спросить, все ли с ней в порядке, но молчит. Вероятно, не желает слышать еще одну грустную историю сегодня. Вероятно, наслушался их предостаточно до конца своей жизни. Работа таксиста, уверена Кеке, включает нечто большее. Водитель-психотерапевт. Как у бармена, парикмахера или проститутки. Есть работа, которую выполняют твои руки, а есть реальный труд: общение с теми, кто жаждет человеческого участия. Кеке ощущает легкую дрожь. Слава Сети, что она журналист.

Они подъезжают к входу, и Кеке стучит своей карточкой по внутренней стороне двери, чтобы заплатить и разблокировать ее.

— Спасибо, — говорит она, вылезая из машины, водитель кивает.

Девушка ощущает его взгляд на своем теле: стройном, сильном, одетом в модный наряд, который настолько облегает ее изгибы, что кажется вытатуированным.

Она не интроверт, но порой общение с людьми истощает. Это одна из причин, по которым она решила посетить бар виртуальной реальности. Когда на горизонте маячит такой крупный материал, ей нужно подпитать силы. Она даже надела туфли на шпильке, которые купила пять месяцев назад, но так ни разу не надевала. Ей нравится ездить на Нине, ее мотоцикле, гораздо больше, чем носить дизайнерские туфли, но сегодня вечером она планирует напиться, так что выпивка и шпильки победили. Кеке лишь надеется, что не сломает лодыжку.

Вышибала — мускулистая блондинка с короткой стрижкой — пропускает ее без колебаний, а кассир машет ей, чтобы она проходила. Нет нужды платить за вход в клуб, когда ты выглядишь как Кеке. В некоторых местах ей даже не приходится платить за выпивку. Чем привлекательнее их клиентура, тем популярнее заведение. Обе стороны в выигрыше.

Кеке прежде не бывала в подобном клубе, так что на секунду останавливается, чтобы полюбоваться местом. Два этажа, пять баров и куча танцполов. Капсулы виртуальной реальности, как предполагает Кеке, располагаются позади светящихся дверей, виднеющихся повсюду. Похоже на аркаду для взрослых. Кеке заказывает пиво в ближайшем к ней баре, у бармена, носящего желтые линзы, имитирующие глаза тигра, и выпивает предлагаемый им в качестве комплимента теневой шот. Дымящаяся голубая жидкость обжигает горло и жжет желудок. Кеке берет свою бутылку пива, истекающую конденсатом, подмигивает бармену и направляется к капсуле.

Двери свободных кабинок светятся мигающими неоновыми огнями. Как только Кеке заходит внутрь, двери, скользя, закрываются за ней, запираются, и огни гаснут.

— Добро пожаловать в бар виртуальной реальности, — мурлычет роботизированный женский голос из аудиосистемы. — Ваша фантазия — наша работа.

Кеке колеблется. Большую часть комнаты занимают металлические штуковины: сверкающая сталь, белые панели, сенсорные датчики. Выглядит как нечто из фильма про научную фантастику. Выйдет ли она отсюда живой? Искусственный интеллект регистрирует ее сомнение.

— Когда вы будете готовы, можете раздеться и надеть костюм «Силкскин».

Журналистка расстегивает и снимает одежду, но оставляет шпильки, затем подходит к костюму дымчатого цвета и проводит по нему пальцами. Его текстура напоминает Кеке силиконовые отпечатки, которые изготовила для нее Жасмин, что напоминает ей о СурроСестрах, а уже они о предстоящей ей статье. Кеке качает головой, словно желая прояснить ее, чтобы напомнить себе, зачем она пришла сюда. Подискутировать сама с собой она может и завтра.

Кеке делает пару глотков пива, а затем надевает костюм виртуальной реальности и ложится в капсулу. Машина показывает ей при помощи издающих звуковые сигналы стрелок, куда положить руки и ноги. Как только ее тело расположено правильно, верхняя часть механизма — включая стеклянный круглый шлем — опускается и запирается, полностью изолируя Кеке внутри, что одновременно и пугает, и кажется волнительным. Это как находиться в облегающем скафандре астронавта внутри сферы. Все ее тело находится под сильным давлением, это и неприятно, и приятно одновременно.

— Вам удобно? — спрашивает голос.

— Да, — отвечает Кеке, дыша в этом стеклянном пузыре.

— Ваше артериальное давление повысилось. Это нормально для вашего первого погружения.

— Ладно, — отвечает Кеке.

— Мы посмотрим кое-что успокаивающее, пока вы не почувствуете, что готовы начинать.

Стекло шлема превращается в экран, начинает играть веселая классическая мелодия, и начинается видео с олимпиады морских свинок. Кеке наблюдает, как пушистые комочки соревнуются в шоппинг-гонке, толкая перед собой миниатюрные розовые тележки, а затем в конкурсе по поеданию овощей.

— Так-то лучше, — говорит голос.

Кеке и чувствует себя лучше. Именно в этот момент она решает, что не только напишет и опубликует статью о Воскресителях, и плевать на последствия, но еще и вернется сюда, чтобы снова посмотреть видео про морских свинок.

— Вы готовы начинать?

— Да, — отвечает Кеке.

— Пожалуйста, выберите ваше погружение.

Перед глазами появляется шесть вариантов. Экшен, приключение, комедия, эротика, ужас и романтика.

Кеке дергает рукой, чтобы выбрать из меню, и удивлена, когда ее рука свободно движется, несмотря на давящее ощущение по всему телу. Она пытается пошевелить ногами, и те тоже свободно в движении. Это невероятно странное ощущение. Кеке пару раз подпрыгивает звездочкой и не может поверить, как легко это удается. Это словно как испытывать нулевую гравитацию и экстрагравитацию одновременно, и, вероятно, единственный случай, когда ей удалось прыгать звездочкой на шпильках. Она делает пару прыжков на виртуальном полу, а затем выбирает «Эротика».

После встречи с Марко онлайн (Вчера? Позавчера? Она совсем потеряла счет времени), ей хочется секса больше обычного. Добавьте стресс последних двадцати четырех часов, и оргазм станет именно тем, что доктор прописал. Меню видоизменяется и исчезает, когда появляется новое. Оно хочет, чтобы она указала свои пристрастия.

Менаж, грязные разговорчики, V–Card, миллиардер, БДСМ, табу, ванильный секс, реальная жизнь.

Кеке испытывает соблазн выбрать «Табу», но в последнюю секунду передумывает. Она выбирает «реальную жизнь».

— Эротическое погружение «Реальная жизнь» будет означать, что вы вступите в игру с другим игроком. Вы хотите продолжить?

— Да, — говорит Кеке.

— Вы можете увидеть лица друг друга и познакомиться. Вы этого хотите?

— Нет, — отвечает Кеке.

— Пожалуйста, выберите вашу личность.

Кеке дают выбрать между шестью различными телосложениями, прическами и лицами. Она подумывает прикинуться высокой, стройной блондинкой, просто для веселья пребывания в другой роли, но передумывает. Нет ничего лучше, чем находиться в своем теле. Или, по крайней мере, в том, что приблизительно похоже на нее, глядя на свой аватар. Ее тревожит, что виртуальная реальность стала настолько реалистичной.

Когда ее спрашивают, какой ник она хочет взять, Кеке не приходится долго думать. Она называет имя, которое у нее на уме.

— Сигма, — отвечает девушка и добавляет татуировку с этим символом на свое бедро.

Далее, она выбирает наряд и антураж (черный латексный наряд кошки и сигарный салон). Белый квадрат, в котором она стоит, превращается в классический бар с приглушенным светом, среди кожаных кушеток играет пианино. Кеке ощущает запах табачного дыма и кожи. Она глубоко вдыхает его, садясь на кушетку.

— Кто-нибудь скоро к вам присоединится, — мурлычет голос. — Мы ищем идеальное совпадение.

Кеке уже готовится откинуться на спинку и устроиться поудобнее, когда замечает кое-что уголком глаза. Мужчину у барной стойки. Он медленно поворачивается к ней лицом. На нем надето такое темное худи, что он практически сливается с фоном. Он носит прическу ирокез, а на глазах легкие тени. Он так чертовски сексуален, что она забывает, что смотрит на аватар. Мужчина неспешно направляется к ней с незамутненной страстью в глазах, посылая электрический заряд по телу Кеке. Ее заводит мысль, что они оба здесь по одной причине. Нет нужды во флирте, попытках впечатлить друг друга, трате времени на разговоры. Идеальное свидание для секса. Неудивительно, что это место практически печатает деньги.

Он подходит к ней и берет за руку, поднимая с кушетки. Его прикосновения поначалу кажутся такими странными, словно он находится в капсуле вместе с ней, и их разделяет лишь «Силкскин». Очень странное ощущение, так как девушка ожидает, что костюм притупит ощущения от его прикосновений, но происходит наоборот. Словно материал костюма — из чего бы он ни был сделан — усиливает ощущения. Он проводит пальцем вверх и вниз по ее руке, и ее пронзает молния.

«Боже правый. Если так ощущаются прикосновения его пальцев…»

Настала ее очередь приниматься за исследования. Она расстегивает его худи и прижимает ладонь к его груди, ощущая сильное и размеренное сердцебиение. Начинает расстегивать рубашку, но на полпути испытывает желание разорвать ее, так и поступает. Затем Кеке заглядывает ему в глаза, полыхающие золотом от желания. Придерживая ее одной рукой за поясницу, мужчина наклоняется, чтобы поцеловать ее. Кеке думает, что он ее поцелует, задумавшись о том, как странно это будет ощущаться, но вместо этого мужчина наклоняется еще ниже к ее шее, лижет и кусает. Трусики Кеке промокают насквозь.

«Бл***ть!»

Это так странно и так возбуждает одновременено. Девушка гадает, кто он, хочет встретиться с ним в реальной жизни, в его капсуле виртуальной реальности и обменяться номерами и/или флюидами тела, потому что, гребаный ад, это ох*енно.

В его руке что-то есть: пузырек с таблетками с логотипом «Фармакс». Большим пальцем он открывает крышку и вытряхивает в другую руку две таблетки.

Наркотики не действуют в виртуальной реальности, ведь так?

«Перестань думать. Просто наслаждайся. Ты в безопасности. Просто наслаждайся».

Он кладет одну таблетку на язык, а другую предлагает ей. Она поднимает взгляд и слизывает таблетку с его ладони.