Судьба Иннокентия

I

Очень много людей считают себя хорошими, воплощением самого идеала. Где-то в глубине души они понимают, что это не так. И я это понимаю. Как бы я ни старался быть хорошим, где-то внутри себя я всегда готов послать куда подальше того, кто ко мне обратился за помощью. В свои 32 года я в своей благодетели, казалось бы, преуспел. Но что-то мне не давало покоя.

Я часто ухожу в себя, концентрируясь на своих фантазиях. Вот поляна, а вокруг неё густой еловый лес. На небе ни облачка, ярко светит солнце, ты ощущаешь себя свободным, как будто в полете. Ты слышишь пение птиц, осматриваешь всю эту зелень, и ты счастлив. Вдруг ты открываешь глаза, и вся эта зеленая поляна с еловым лесом пропадает. После этого ты ощущаешь полнейшее недовольство, потому что ты вернулся в свою квартиру, в которой уже не так уютно, как на той поляне. Понятное дело, что я такое испытываю часто, и ничего с этим не могу поделать. Я холост, у меня не осталось родных, кроме матери, и я вижу смысл жизни в своих фантазиях.

Моя квартира… Она довольно стара, я живу тут очень долго, уже 8 лет. Я ни разу не менял обои, мебель тоже. Диван обернут в сиреневый чехол, как и кресла, натяжные потолки имели малиновый цвет. По всей квартире скрипит паркетный пол. Он меня ничуть не раздражает, у него даже есть польза – скрипящий пол выдает того, кто ходит. С каждой комнатой моей трёшки есть множество воспоминаний. Даже с ванной и туалетом они есть.

Сейчас на дворе ночь, и мне пора спать. Сегодня я сплю на кухне, на своей большой раскладушке. Летом даже дома жарко, поэтому я укрываюсь простынёй. Эта простыня у меня одна на всё – и на диван, и на кровать, даже на раскладушку. Но я ей укрываюсь, а не стелю на место для сна. Не вижу смысла будучи одному расправлять кровать или диван, особенно летом. И вот, я закрываю глаза…

Я снова на поляне, вокруг которой еловый лес. Я иду по этой зеленой траве среди бабочек, которые кружат вокруг меня, и вижу вдали куб. Стоило мне приблизиться к нему – я понял, что это моя кухня, и я там стою со своей бывшей женой. Её звали Лия, она младше меня на 3 года. Со скандалом нам пришлось развестись, а ведь я хотел создать с ней семью.

Мы с ней стояли и обнимались возле стола, который стоял посередине кухни, на нём была ваза, в которой стояло 5 ромашек. Я, идущий по поляне, искренне улыбнулся во весь рот и всплакнул от воспоминаний о тех моментах, которые с ней у меня были. Я подошел ближе и я начал слушать нас.

– Кеша, я люблю тебя! – сказала она с некоторой радостью, крепко обнимая меня, водя руками по моей спине.

– Я тоже тебя очень люблю. – ответил ей я успокаивающим тоном, так же обнимая её и рассматривая кухню, не оборачиваясь назад. – Сегодня я помог старичку донести пакеты с едой до дома, он поблагодарил меня. – начал я ей рассказывать.

Я помню того старичка в белой шляпке и старенькой потёртой джинсовке. Он ходил с тросточкой в одной руке, и с пакетом в другой. Второй пакет старик тогда нёс, повесив на трость. Он был слегка ворчлив, что меня немного бесило, но благодарность я получил. Это было не за спасибо, а из желания помочь. Честно…

– Молодец, Кеш. Ты у меня хороший… – сказала она, посмотрев мне в глаза, а после уткнулась мне в грудь.

Мне не нравилось, что тот дед ворчал, и мне хотелось ему высказать пару ласковых… Но это было бы ужасно. Вскоре я подавил на него злобу и я донес пакеты до его дома. Я получил словесную благодарность и признательность.

Тут кухня исчезла, и трава вокруг меня в радиусе двух метров вся высохла. Мне стало не по себе, ведь из этого круга я не мог выйти. Накатила паника. Я сел на землю, смотря вниз, но тут меня что-то толкает сзади по спине. Я обернулся и увидел того самого дедка, которому я тогда помог. Я удивился не на шутку, раскрыв рот.

– Здравствуйте… – сказал я, удивленно посмеиваясь. Мой тупой смех тут очень не к месту…

– Здравствуй, здравствуй, Иннокентий… – сказал он сурово и с хрипотцой. Небось, снова ворчит. Зачем он здесь? Почему? – Я тебе премного душевно благодарен за помощь, но не хочешь ли ты сказать пару слов? – спросил он, прикрыв один свой глаз.

– Э… А что я должен сказать? Я помог, с душой помог… От чистого сердца… – сказал я, не понимая, что он от меня хочет.

– Да, это я знаю… Не хочешь извиниться? – спросил он, стукнув легонько о землю своей тростью.

– Мне, вроде, не за что извиняться. – сказал я ему, осматриваясь вокруг. Небо начало краснеть.

– С каждой твоей ложью небо будет краснее и краснее. Так попроси же прощения, сам знаешь, за что, и тогда ты можешь проснуться! – проговорил дед уже громко, разведя руки в стороны.

Я попытался проснуться, но тут же получил тростью по голове. Удар был крепкий… Боль разошлась по всей голове от него.

– Нельзя просыпаться, пока я тебя не отпущу! – проорал дед свирепо. Запахло гнилью. – Чувствуешь? Это – запах твоей души. Ты сам знаешь, за что я требую извинений.

– Простите за то, что я хотел наорать на вас тогда, на улице… Я… – головная боль остановила мой говор, но я продолжил. – Я виноват. Вы не старый хрен, который только ворчит на всех, вы хороший дедушка… – после этих слов я получил ещё один удар, но по животу. Боль была адская, я не мог вдохнуть…

– Искренне, Кеша, искренне! – проорал он.

– Простите, дедушка! – еле выговорил я, держась за живот и корчась от боли.

– Так-то лучше… Теперь из тебя надо выбить всю гордость. – сказал он, замахиваясь тростью на меня.

– Нет-нет-нет! – проговорил я жалко, держась одной рукой за живот, а другой я выставил ему ладонь, прикрываясь от трости. – Я раскаюсь, дедушка, только не бейте!

– Вот какой ты на самом деле, Кеша. Весь из себя гордый, а на самом деле – трусливый хрен, как ты сам выразился на меня у себя в голове. В меру гордись собой, а в бескорыстии стоит подавлять гордыню к черту! – после этих слов он исчез, а я остался плакать, съежившись на земле. Я ощущал себя виноватым перед ним.

Я проснулся в позе эмбриона, такой же, как во сне. Я всё помнил очень отчетливо. Настроение было плохое, а я всё ещё ощущаю себя виноватым. Со слезами на глазах я лёг на спину и вслух попросил прощения у того деда. Мне стало легче… Я начал смеяться, а со смехом потекли и слёзы. Мне стало настолько легко, что я больше не ощущал душевной тяжести по этому поводу.

Я лежал и плакал… Моя голова разболелась от плача. Вся подушка уже была мокрой от слез. Слегка успокоившись, я встал и осмотрел кухню. Вазы на столе нет, коврик в проходе в кухню лежал криво с загнувшимся кверху углом. Встав с раскладушки, я поправил ковер и отправился умываться.

Я почистил зубы, после чего сделал себе бутерброд с колбасой и плавленым сыром и съел его. Одев свой бордовый пиджак, я взял свою сумку и с плохим настроением и мыслью о том, что я полное ничтожество, отправился на работу. Я спустился на лифте на первый этаж с шестого и, выходя из лифта, увидел молодую девушку, которая выходила из своей квартиры.