Стрекоза

Когда я увидела, как он, спотыкаясь, бежит вдоль периметра, то ничего не поняла. Это где? Я не знала это место, а на экране отсутствовали координаты. Лишь высотомер стрекозы показывал тридцать метров, а вместо её номера стоял прочерк. Она висела достаточно далеко, транслируя панораму, частично загороженную заброшенными и полуразрушенными строениями, и, видимо, её привлекло движение, когда беглец показался на дороге. Я наклонилась поближе, пытаясь разглядеть подробности. Он выглядел уставшим и изможденным. Это было видно даже на таком удалении. Заросшие щетиной впалые щеки казались чёрными. Каждый шаг давался ему с трудом, сил не хватало и он бежал на полусогнутых, огибая кусты, растущие в бетоне, и цепляясь за ветки руками.

Стрекоза двинулась на сближение, упреждая цель, и я поняла, что они пересекутся как раз там, где часть плит ограждения завалилась на дорогу, а сверху ржаво клубятся рваные мотки колючки, сплетаясь с засохшими стеблями высокой черной травы.

Стрекозой управлять нельзя — она полностью автономный робот, имеющий свой не ахти какой мозг. Стрекоза предназначена для наблюдения за объектами, проявляющими видимую активность. Проще говоря, она следит за всем, что шевелится, и чем крупнее объект, тем большее внимание стрекоза ему уделяет — так я запрограммировала все двенадцать находящихся сейчас в моём районе стрекоз. Но это была не моя стрекоза.

Расстояние стало меньше, но вряд ли беглец стрекозу заметит. Голова у неё величиной с горошину, и четыре десятисантиметровых прозрачных крылышка — потому и «стрекоза». Зато я теперь могла разглядеть беглеца подробно.

Лет сорока. Сквозь слипшиеся редкие волосы проступает кожа головы. Ввалившиеся глаза, большой тонкой нос, бескровные губы вокруг дыры рта, судорожно дергающийся кадык на покрытом щетиной горле… Он задыхался от бега, но я ничем не могла ему помочь, даже если бы знала, где он, а я не знала.

Стрекоза теперь двигалась чуть сбоку и впереди, словно пятилась назад перед беглецом, и я разглядела справа на его грязной камуфляжной куртке нашивку с буквами «Т.S.H.» и изображением разноцветной птички, напоминающей синицу. Эта была жабья форма и жабья нашивка, но она мне ни о чём не говорила — я не знала, кому принадлежит этот шеврон и что означает «Т.S.H.» Это могло быть всё что угодно, а мне было не до разгадывания ребусов, так как я увидела, от кого беглец бежит!

Стрекоза опускалась всё ниже и ниже, и я заметила, как за спиной беглеца что-то мелькнуло. Кто-то двигался за ним, прячась в кустах и шевеля траву. Беглец оглянулся и ничего не увидел. Он не смотрел себе за спину всё время, как смотрела я, и не мог за тот короткий миг, пока оглядывался, заметить признаки чужого движения. Движение заметила стрекоза! Она вновь стала набирать высоту, и теперь я отчетливо увидела в траве гибкую спину чундры и её загривок, покрытый дикобразьими кривыми иглами. Судя по цвету чешуи на хвосте, это была самка. Она шла за беглецом, огибая выбоины с присущей ей крысиной грацией, и я видела сверху, как беглец запнулся за вывороченную из бетона арматуру и упал, а чундра, среагировав на шум падения, приподнялась на задние лапы, встала вертикально и мотнула оскаленной мордой снизу вверх и её игольчатый воротник сверкнул, словно стальной веер, и опал. Это она подала сигнал — тонкий короткий писк на грани человеческой слышимости — и замерла на мгновение, чутко прислушиваясь, откуда прозвучит отклик.

Чундры охотятся парами! Пока одна тварь гонит добычу, пугая и отвлекая её, другая обходит и нападает откуда-нибудь сбоку, всегда неожиданно, ведь бегущая жертва, охваченная страхом, ничего вокруг себя не видит и не слышит.

Беглец приближался к завалу. Ну, разумеется! Вполне подходящее место для нападения. Сейчас в поле зрения стрекозы войдет пролом, который был виден на подлёте и, наверняка, там затаился самец! Самцы сильнее, крупнее и чаще нападают они.

У завала беглец сбавил ход, а потом и вовсе остановился. Он стоял, согнувшись, уперев ладони в колени и тяжело дышал. У него не было сил выпрямиться и оглядеться. Он лишь немного повернулся, чтобы видеть дорогу сзади и оказался к пролому спиной. Я пыталась разглядеть, есть ли у него какое-нибудь оружие — пистолет, нож? Похоже, что у него ничего не было и его шансы выжить при нападении двух чундр были равны нулю.

Стрекоза, зависшая прямо над завалом, стала смещаться влево, пролетая над спутанной колючкой и показывая мне её крупным планом. Замелькали белесые стебли травы, хаотично набросанные глыбы ломанного и покрытого сухим мхом бетона, в объективе ослепительно сверкнули лучи уходящего за горизонт Сура и сквозь их зарево силуэт согнувшегося беглеца едва угадывался. Потом всё покрыла тень от стены и когда камера автоматически подстроилась под смену освещения, я увидела самца, вернее, его спину и чешуйчатый, с рыжиной, хвост. Толстые иглы были плотно прижаты к загривку, образуя непробиваемый панцирь, лопатки острыми углами выпирали над распростертым телом, готовым к броску.

Я схватилась руками за край стола, словно пытаясь испугать и стряхнуть готовую к нападению чундру, а стрекоза, как и подобает роботу, была беспристрастна.

Самец медлил. Он ждал, когда в поле зрения появится самка. Он должен быть уверен, что она не опоздает к кульминационному моменту и в случае необходимости поможет убить жертву, да и жертва должна увидеть угрозу и полностью переключить внимание на неё.

Меня словно судорогой свело! Я не могла оторвать глаз от картинки, холодея в предчувствии жестокой сцены, которую через мгновенье предстояло увидеть! Я много раз наблюдала, как охотятся чундры и как разделываются с добычей — зрелище не для слабонервных. Но ещё ни разу при мне чундры не нападали на человека!

Стрекоза висела совсем низко и трава мешала чётко видеть беглеца и дорогу за ним, но никто — ни я, ни самец, на сам беглец — не пропустили момента, когда самка поднялась из травы, глядя на человека бездонными глазами, раскинула в стороны передние лапы с растопыренными когтями, распахнула алую пасть, встопорщила нимбом изогнутые иглы и злобно зашипела. Стол от неожиданности дрогнул под моими руками! Мне показалось, вздрогнула и камера там, у стрекозы! Картинка нелепо метнулась, показывая то землю, то небо, словно стрекозу кто-то ударил, и стало непонятно, что же происходит! Звук стрекозы не транслируют, а по хаотичному мельканию я ничего не могла понять. Лишь через пять, а может десять секунд стрекоза снова спозиционировалась и я наконец-то увидела дорогу по другую сторону завала, всё ту же бетонную стену справа, обшарпанную и выщербленную, а слева угадывались развалины какой-то насосной станции — толстые трубы, смятые и завязанные в узлы, словно пластмассовые соломинки. Стрекоза смотрела не в ту сторону! Ей понадобилось ещё пять секунд, чтобы это понять, и она развернулась.

Не знаю, что я ожидала увидеть. У меня не было времени думать, что же я увижу, когда стрекоза повернётся. Но всё равно я не ожидала увидеть то, что увидела. Чунры-самки и беглеца в кадре не было. Но зато в кадре был сеп! Огромный, килограммов под двести. Он стоял, уперев мощные кривые лапы в труп чундры-самца, и оглядывался, с трудом ворочая устрашающей тупой мордой, украшенной четырьмя сабельными клыками. Вокруг ещё не улеглась поднятая схваткой пыль, а позади горел Сур, в красном свете которого сеп казался покрытым кровью. И у меня всё похолодело… Неужели сеп шел за беглецом и это от сепа тот убегал?.. Значит, охота не окончена — она в самом разгаре!

Стрекоза стала медленно подниматься, увеличивая обзор — робот помнил, что на сцене есть ещё несколько представляющих интерес объектов и позиционировался так, чтобы видеть их все. Я их тоже увидела. Сначала чундру-самку, затаившуюся в зарослях травы и медленно отползающую назад, а потом, на противоположном краю экрана, и беглеца. Он сидел на бетонном обломке, свесив руки, упёртые локтями в широко расставленные колени, и смотрел на сепа. А сеп смотрел на него. Их разделяло не более десяти метров. Два прыжка и смертоносные клыки и когти сепа в одну секунду порвут беглеца в клочья, а у него, видимо, уже не осталось сил на сопротивление — он просто сидел. Таймер справа мигал двоеточием, а сеп всё не нападал. Он наклонил голову, потом мотнул ею, потом, переступив через тело чундры-самца и медленно сделав в сторону беглеца пару шагов, упал на бок и лениво стал вылизываться.

Беглеца звали Борис. Это я узнала спустя десять часов.

Чундра или сеп в зоне — это не новость. Под наблюдение стрекоз они попадают не каждый день, но попадают, и на некоторых участках операторы даже знают местных чундр «в лицо» и знают, где у тех логово и какой выводок. С сепами сложнее — их меньше, они одиночки и очень скрытны. А ещё они «воюют» между собой и районы их обитания постоянно сдвигаются. А вот человек в зоне — это повод объявить тревогу.

Красную кнопку я нажала сразу, как только увидела беглеца на мониторе, а теперь отправила запись и доложила по форме: Район неизвестен, квадрат неизвестен, канал не идентифицирован, время 11:43. Обнаружен неопознанный человек. Особенности: одет в форму противника без знаков различия. Непонятно всё и странно. И самое странное и непонятное то, что с ним ручной сеп!

На пост тут же примчался майор Роженцев весь в своих усах и с вопросом:

— Татьяна, в смысле «ручной»?

Я, не успев встать, снова опустилась в кресло и молча ткнула пальцем в монитор с записью. Майор, дыша табачищем, склонился надо мной и уставился в монитор, где беглец и сеп отдыхали в непосредственной близости друг от друга.

Майор резко выпрямился, шагнул, было, к выходу, остановился, вернулся, склонился снова, посмотрел ещё, снова выпрямился, и, пробормотав что-то неразборчивое, выскочил с поста. Я поняла, что выговора за задержку с докладом не будет. Спустя полчаса по громкой связи раздалось: «Лейтенант Смирнова, явиться к командиру с аппаратурой». Плакал мой обеденный перерыв.

— Что за стрекоза? — вскочил майор при моём появлении, не дав доложить о приходе по форме.

Я пожала плечами.

— Ты мне тут плечами не жми, сколько раз тебе говорить! Отвечай, как положено!

— Не могу знать, товарищ майор!

— Номер? Координаты? На записи ничего нет!..

— Их и не было, — сказала я. — Мой МКР произвольно переключился на этот не идентифицированный канал, потом трансляция прекратилась. Всё, что было — всё на записи. Я сразу объявила тревогу. Станции должны были взять пеленг.

— Взять-то они взяли, только он не оттуда. На записи не наш район! Это серая зона, а там у нас, между прочим, ни одного транслятора нет.

— А как же это сюда попало?

— Вот и я хотел бы знать… — майор Роженцев посмотрел на чемоданчик МКР у меня в руке. — Ладно, где-то через час здесь будет группа из Кольца, поступаешь со своей аппаратурой в их распоряжение. С ними полетишь. Так что, переоденься и на инструктаж. И туфли свои переобуй… И оружие получи… Свободна.

— Есть…

Про туфли-то зачем он сказал?

В вертолёте мне налили из термоса кофе и дали бутерброд с сыром. Открытый мобильный чемоданчик для уменьшения тряски стоял у меня на коленях. Там ничего не было — черный экран. Моя роль пока что сводилась лишь к молчаливому употреблению кофе с бутербродом, да и разговаривать из-за грохота двигателей было невозможно — все молчали.

В группу входило шесть человек. Я никого не знала. Это были не наши спасатели, а вояки из Кольца, потому видеть их раньше в столовой, или в спортзале, или на улицах базы я не могла. Здоровенные, с оружием, в своей армейской экипировке они заняли собой всё и выглядели устрашающе. Я просто сидела, уставившись в монитор, чтобы поминутно не встречаться взглядами с сидящими напротив, и думала, что, наверное, смотреть в иллюминатор было бы веселей, но иллюминатор был за спиной, да и на что там смотреть — всё уныло и однообразно, как и на мониторе.

Через час с небольшим мы прилетели. Вертолет заложил вираж и снизился. Парни стали закрывать на шлемах щитки и поправлять амуницию. Я поправила берет, закрыла чемоданчик и надела перчатки. Двигатели сменили тон, вертолет завис и, дрогнув, коснулся грунта. Люк в борту разломился на две половины и его створки разошлись — одна вверх, другая вниз. Выдвинулся крошечный трап. Командир махнул рукой на выход, все встали и начали выходить. Не доходя до люка, я остановилась, пропуская командира вперед, но он махнул на выход уже мне и вышел последним. Я, держа чемоданчик в руке, спустилась по трапу и огляделась. Пейзаж был похож на тысячи других, которые мне приходилось наблюдать глазами стрекоз, но своими глазами воспринимался всё же иначе. Трава под ногами была жестче, чем казалась на мониторе — это я почувствовала, пройдя всего несколько шагов. Ощущался едва уловимый запах ржавой пыли, и на открытых участках кожи чувствовался холод ветра, поднимаемого винтами. Впереди и слева виднелись поросшие лесом холмы, справа тянулась уходящая к горизонту равнина, всё остальное загораживал вертолет, а внутри крепло ощущение чего-то мертвенного и пустынного — низкое небо, чёрные деревья, тусклый, багровый свет. На мониторе всё не так широко и объёмно.

Стояла ночь, но и днём здесь трава не бывает зеленой. Она выглядит, как земная прошлогодняя, если живая, или становится серой, если увядшая, но и в той и в той есть едва уловимый коричневый оттенок. Здесь всё коричневое и однообразное. Монохромное, словно смотришь через цветное стекло, которое все цвета превращает в оттенки одного. И если стекло коричневое, то и всё вокруг становится коричневым, хотя именно коричневого цвета не так уж и много. Но впечатление именно такое, словно смотришь сквозь коричневое стекло.

Кроны деревьев и кустарников почти черные. Если не пасмурно, что здесь редкость, и они хорошо освещены, то сквозь черноту проглядывает очень темно-зеленый, но при приближении или когда берешь листья в руки, они темно-серо-зеленые, а чёрным переливаются, если не сухие. Засохшие листья — серо-коричневые и всё затянуто тенётами, очень тонкими, легко рвущимися, грязно-серо-зеленоватого цвета.

Небо, если без различимой облачности, можно сказать, что и голубое, но слегка отдает ржавой рыжиной и не понятно, это снизу так подсвечивает или сверху, от Сура, не такого яркого, как Солнце, но всё же больше жёлтого, чем красного. Может, это из-за почвы и пыли от неё, поднимаемой ветром. Почва здесь по большей части коричневатого оттенка — не знаю, из-за чего…

Вояки, один за другим, двинулись влево, в сторону ближайшего холма, образовав редкую цепочку. Я почувствовала прикосновение к плечу и обернулась. Командир мотнул головой: «Иди!» Глаз за щитком не видно. Пройдя метров двадцать, я услышала, как за спиной усилился рокот вертолета, и оглянулась. Вертолет чуть поднялся над травой и тут же двинулся вперёд, набирая скорость и высоту. Когда через несколько секунд я оглянулась снова, он уже развернулся и быстро удалялся, унося с собой шум, а в той стороне, где он стоял, загораживая обзор, километрах в пяти угадывались горы, но живости пейзажу это не прибавило.

Добравшись до деревьев на склоне холма, мы остановились. Командир группы отправил двоих бойцов в дозор — одного вправо по холму, другого выше.

— Осмотрись с вершины, — сказал он.

Боец кивнул и исчез среди деревьев.

— Коля, поставь флажок, возьми координаты. Маяк не оставляй, сделай зарубку вон на том дереве, зафиксируй на планшете.

В камуфляже и с опущенными щитками они все для меня выглядели одинаково.

— Тебя как зовут? Стрекоза? — обратился командир ко мне.

— Нет! Смирнова Татьяна.

— Я Олег, позывной Бур. Это Немец, это Лось, там Жека, наверху Зять, справа Тагир. Запомнила?

Я пожала плечами.

— Вас не различишь…

Олег-Бур хмыкнул.

— У меня рюкзак синий, неуставной, а у них оружие разное и навьючены по-разному… — улыбнулся он и спросил. — У тебя как обувь? Пройдешь десять километров?

Я посмотрела на свои берцы и снова пожала плечами.

— Они у меня тесные немного, чтоб меньше казались, — сказала я.

— Если немного, то ничего, — снова улыбнулся Олег. — Разносятся. Ну-ка, покажи наших подопечных.

Я стала открывать чемоданчик, держа его на весу.

— На землю положи, — сказал Олег. — Сама на коленки, так удобней.

Я чувствовала себя не в своей тарелке и толком не понимала, что происходит. На моей практике лишь раз в зону посылалась оперативная группа, чтобы вывезти застрявших там людей. Это были трое рабочих с коммерческой платформы «Тихая» — у них сломалась машина в двух километрах от границы зоны. Вертолет по показаниям мониторинга направили в нужное место, и быстро и без происшествий спасатели их эвакуировали. Потом и машину их на буксире притащили.

В этот же раз всё было не так. Во-первых, с нами не было медика. Во-вторых, как я поняла, вертолет высадил нас не рядом с беглецом и его сепом, а в каком-то другом месте, удалённом от цели как минимум на десять километров, судя по вопросу про обувь. В-третьих, мои шестеро спутников не были похожи на спасателей, скорее наоборот, и их совсем не спасательский вид, капитанские нашивки Олега и оскаленная пасть медведя на шевронах не очень-то успокаивали. В-четвёртых, они наверняка знают, что это за беглец, а я не знаю. И в-пятых, я чуяла, это всё может плохо кончится.

Зачем меня вообще взяли? Стрекозами управлять с помощью своего чемоданчика я не могу, а, значит, не могу обеспечить для группы получения такой информации, какой они от тех же стрекоз не могут получить сами через центр мониторинга нашей базы. А если, как говорит майор, здесь ни стрекоз, ни трансляторов нет, то я со своим эмкаэром тут вообще ничего не увижу. Или они считают, что эта неизвестная стрекоза сама может на связь выйти?..

Пока я думала и прикидывала, Олег внимательно смотрел запись.

— А если, как вы его называете, беглец от стрекозы скроется, например, зайдет в какое-нибудь здание, она улетит? — спросил Олег.

— Если что-то привлечёт её внимание, то улетит. Иначе сядет или будет кружить поблизости, ожидая возвращения объекта наблюдения.

— Долго?

Я пожала плечами:

— До темноты или до непогоды — сильного ветра или сильного дождя. Только здесь же не бывает ни настоящей темноты, ни непогоды…

Олег проигнорировал мой тон.

— А что может привлечь её внимание и увести?

«Ага, так вот зачем я им нужна! — догадалась я. — Я знаю повадки стрекоз, а они не знают».

— Ну, привлечь её может всё что угодно. Дым на горизонте, сильный шум, что-то типа обрушения или взрыва, целенаправленное движение… Движение, а не шевеление травы или качание веток…

— То есть, её может и перекати-поле отвлечь? — спросил Олег, пристально глядя в экран.

— Что такое перекати-поле? — ехидно поинтересовалась я.

Не было здесь никаких перекати-поле.

Олег чуть заметно ухмыльнулся:

— Не важно.

Я тоже ухмыльнулась — думает, я не знаю, что такое перекати-поле.

— За перекати-поле не полетела бы. Мы же их подстраиваем, учим различать, на что нужно смотреть, а на что можно не отвлекаться.

— Ясно, — снова сказал он. — А если вот она следит за двумя, а они разошлись в разные стороны, она за кем пойдёт?

— Ну, в данном случае, пошла бы за человеком. А если это были бы два человека или два сепа, то не знаю, много нюансов.

— А других своих она может позвать?

— Нет, — сказала я. — Иначе бы они все рано или поздно вместе слетелись. Не общаются они друг с другом. Им, собственно, даже запрещено близко друг к другу находится.

— А внутрь здания она может залететь?

— Может. В окно, в дверь, в пролом, но чтобы ей было видно, что там дальше. Если узко или темно, то не полезет.

— Не дружат, значит, друг с другом, в отличие от дронов… — задумчиво проговорил Олег.

— Нет, не дружат, — подтвердила я, закрывая чемоданчик. — Убогие они, простенькие и без вожака только в персональном режиме работают, без взаимодействия. В рой их можно объединить лишь при наличии центрального модуля, а таковой здесь среди них отсутствует за ненадобностью…

Боец, убежавший направо, вернулся и ничего не говоря, остановился метрах в десяти и занял позицию за деревом. Когда Олег на него взглянул, он лишь кивнул.

— Аппарат твой понесет Лось, — сказал Олег. — Через три минуты выдвигаемся. Вон туда сбегай в кусты быстренько, если надо, — он показал в ту сторону, откуда только что вернулся Тагир.

Иногда мы бежали, иногда шли, иногда останавливались и чего-то ждали. В своем беретике и в легком камуфляже, ничем не нагруженная, я в группе, наверняка, выглядела чужеродно. Где-то далеко впереди шел Зять, остальные цепочкой двигались следом. Первым Олег, следом Тагир, потом Лось с моим чемоданчиком, я, Немец и замыкал Жека. Если бы канал со стрекозой активизировался, мы бы услышали сигнал и увидели индикацию. Я так и не знала, где нас высадили и куда мы идём. Я быстро шла или бежала и уже начинала уставать. Парням — в шлемах, с оружием, в амуниции, с заплечными ранцами — марш давался легче. Когда я уже как следует пропотела и пыхтела, наверное, на всю округу, громко дыша открытым ртом, Олег поднял руку и остановился. Парни тут же рассредоточились вокруг меня, смотря каждый в свою сторону. Я тоже опустилась на колени. Олег, сказав что-то короткое по связи, подошел, снял с пояса флягу, отвинтил крышку и протянул мне.

— Много не пей.

Я с благодарностью сделала несколько глотков. Вода кислила. Олег принял флягу, сделал глоток, завинтил крышку и пристегнул обратно на пояс.

— Связи нет?

Я посмотрела на безмолвный чемоданчик у Лося и отрицательно покачала головой.

Канал активировался часа полтора спустя, после второго привала, сделанного, как я понимаю, тоже исключительно ради меня.

Услышав сигнал, Лось, как ему было ранее сказано, тут же остановился и положил чемоданчик на траву. Я подбежала, опустилась на колени, откинула крышку и включила монитор. Олег был уже рядом. Дело шло к рассвету и Сур должен был вот-вот взойти, да и Сурами отраженным светом светила вполне достаточно, чтобы мы на экране увидели, как беглец крадучись идёт вдоль стены похожего на склад, цех или гараж строения. Сепа рядом не было. Беглец обогнул угол и шёл теперь не вдоль глухой стены, а мимо ряда ворот. Всё же, когда-то это был гараж. На уцелевших воротах различались остатки больших светлых цифр и виднелись ещё какие-то более мелкие надписи.

— Да, Девятка, — словно что-то подтверждая, сказал Олег. — Я видел это на снимках. Правильно нас высадили и идём правильно.

Девятка — так у нас называли разбитую и заброшенную жабью базу, теперь находящуюся в серой зоне.

Стрекоза поднялась выше и сразу за боксом с воротами стали видны остатки высокого ограждения из колючки, покосившаяся вышка и левее неё каменистый склон горы и на склоне край еще какого-то сооружения.

— Там сейчас кроме него, — Олег мотнул подбородком в строну монитора с крадущимся беглецом, — больше никого не должно быть.

— А он кто? — спросила я. — Форма на нём не наша.

— Это наш человек, важный, — как-то задумчиво произнес Олег. — Его надо забрать.

Беглец, пройдя вдоль одних запертых и еще четырех разбитых, распахнутых или отсутствующих ворот, дошел до угла, выглянул за него и с минуту, стоя неподвижно, что-то там рассматривал, а потом вернулся к проёму, заваленному обломками стены, перелез через завал и скрылся внутри.

Стрекоза, словно задумавшись, повисела секунд десять, показывая нам черный пролом, а потом спустилась и направилась вслед за беглецом. Когда она влетела в пролом, монитор потемнел, а немного погодя погасла и индикация активности канала связи.

— Всё, — сказала я. — Конец фильма.

Олег выпрямился.

— Скорее всего, он там собрался передохнуть, как думаешь?

Я пожала плечами.

— Что ж, пятнадцать минут привал, потом идём дальше, — сказал Олег уже всем. — Жека, смени Зятя. Немец, давай связь с Кольцом…

Лес закончился и группа вышла к подножию горы. Мы поднимались к Девятке по крутому, усеянному валунами склону, в мертвой зоне. Базу на горе нам видно не было, а значит, и нас не было видно с базы. Оглядываясь назад, я видела внизу казавшуюся почти идеально гладкой местность. Если бы мы шли там, а за подходами наблюдали, то нас бы обязательно заметили, но Бур вёл группу в обход, используя лесную полосу слева, чем удлинил дорогу на несколько километров.

Светало и ночные сумерки, и так-то не слишком густые, становились всё прозрачней. Даже в тени горы и валунов всё просматривалось.

Лезть в гору, лавируя среди камней и стараясь, чтобы из-под ног ничего не осыпалось, было трудно. Марш и так дался мне нелегко, а подъём окончательно выматывал и поэтому я невольно обрадовалась, когда чемоданчик в руке поднимавшегося впереди Лося снова тихонько запикал. Лось ловко пристроил чемоданчик на один из валунов и отступил в сторону, а я как можно быстрее долезла до валуна и, упав на колени, со второй попытки открыла крышку.

На мониторе стрекоза снова показывала заброшенную базу, вернее, какой-то темный узкий проезд, с одной стороны прикрытый почти отвесным и, судя по блеску, гладким скалистым склоном, а с другой деревьями и какими-то строениями. В проезде стоял «велик» — бронеавтомобиль «Веллитар» — с пулеметом на крыше и с включенными фарами, которые стрекозу немного ослепляли.

Сверху, шурша галькой, спустился Олег и тоже склонился над монитором.

Стрекоза облетела велик по кругу, всё время на него глядя, и стала показывать его сзади. В свете фар было видно двух вооруженных жаб в комбиках и шлемах. Они что-то рассматривали на свету и, активно жестикулируя, разговаривали. Вскоре фары погасли, камера подстроилась, и мы увидели ещё двоих — водителя, выбравшегося из машины, и второго, распаковывавшего справа под скалой небольшой контейнер защитной окраски.

— Всего четверо, что ли… — проговорил Олег. — Машина-то семиместная…

Я пожала плечами и сказала:

— А может и не одна машина. Стрекоза-то показывает не всю базу.

— Думаешь, она что-то скрывает?

— Да не умеет она ничего срывать, — возразила я. — Но ею словно кто-то управляет.

— Почему ты так решила?

— А что тут ещё решать? Сама включается, когда хочет, сама что-то транслирует… Не должно так быть. Хорошо бы узнать, наши получают эти трансляции или нет?

— Не получают, — сказал Олег. — Я спрашивал про прошлую трансляцию, когда докладывал. Нет у них ничего, только самый первый сеанс с сепом и тот с какого-то транслятора в вашем же районе. Но там, сама понимаешь, никакой Девятки нет. Туда тоже группу отправили. А Девятку чисто визуально кто-то из наших аналитиков определил и ещё они определили, что всё это было тремя днями раньше, так что, запись вы получили, а не трансляцию.

Пока я переваривала услышанное, стрекоза поднялась выше и стало понятно, в каком конце базы остановились жабы. Других броневиков или жаб вокруг видно не было. Когда два темных силуэта вернулись к автомобилю, обогнули его и направились в сторону въездного КПП, трансляция закончилась и монитор погас.

Я включила полученное от стрекозы на повторный просмотр и сказала:

— Так может там вообще никого нет, а нам тут мультики показывают.

Олег, глядя в монитор, ничего не ответил. Когда запись кончилась, он сел, привалившись спиной к валуну, и спросил:

— А если это их стрекоза?

— Вообще-то, у вояк нет стрекоз, — сказала я. — Ни у вас, ни у них. Это наша разработка и они только тестируются, а для вас бесполезны. Не управляются, есть лишь малюсенькая камера, стрелять не умеют, их любая ваша РЭБ в пять секунд задавит. А у жаб коптер управляемый. Видел же, под скалой снаряжают. Наверняка с тепловизором. Сетки нам надо надеть.

— А стрекозу коптер увидит?

— Скорее всего, нет, — решила я. — Она столько тепла не излучает. Ты стрекозу видел?

Я показала пальцами размер сигаретной пачки.

— Радиосигнал от неё могут засечь, который она транслирует, если у них соответствующая аппаратура есть.

— Хочется верить, что они про нас не знают, — сказал Олег. — Ничего не боятся, фары включают… Ракету бы к ним пригласить, уж очень соблазнительно стоят, да нельзя — перемирие у нас. Они беглеца ищут, а нам нужно найти его раньше.

Он встал и ушел наверх. Я села у валуна, вытянув гудящие ноги, и просто отдыхала, чувствуя, как от ночной прохлады начинаю потихоньку остывать и мерзнуть. Всё болело. Было слышно, как Олег собрал своих бойцов и что-то им тихо, но твердо говорил. К словам я не прислушивалась и не вникала — на меня навалилась усталость. Мне так не хотелось сейчас снова вставать, куда-то идти, карабкаться. Скорее бы уже всё заканчивалось. Я даже немножко задремала.

— Так, — вдруг послышался рядом голос Олега и я открыла глаза. — Сейчас мы найдем тебе место, накроем сеткой и там будешь, не высовываясь и не шевелясь, ждать, пока я за тобой кого-нибудь не пришлю.

— А вы?

— А мы пойдем на базу. Надо точно узнать, сколько их и решить, что делать. Если их четверо, то мы их положим, потом заберём беглеца, тебя и отправимся домой.

— Там может быть сеп, — сказала я.

— Это я помню, — кивнул Олег. — С ним вообще ничего не понятно. А сепа коптер увидит?

— Да, сеп теплокровный.

— Может он их сожрёт, — усмехнулся Олег.

Я пожала плечами:

— Может и сожрёт.

Я сидела в какой-то яме на склоне среди камней. Олег сказал не лежать, а сидеть, так я, мол, буду компактней и меньше светиться. Надо мной была натянута теплоизоляционная плёнка. Чемоданчик с монитором безмолвно стоял рядом, и лежали рюкзаки, и фляга с водой. Приблизительно через час с горы, со стороны базы, раздался взрыв, потом почти сразу же ещё один, потом минуты три доносилась стрельба и стало опять тихо. Я напряженно прислушивалась, но больше ничего не услышала.

Ещё три часа я просидела в яме, обхватив колени, попивая воду и изнывая от ожидания. За мной никто не приходил, а мне было приказано не высовываться. Я не высовывалась. Я ждала. Вдруг монитор пискнул и я вздрогнула от неожиданности. На наружной панели светился зеленый огонек. Я быстро раскрыла чемоданчик и увидела на экране пустой каменистый склон. Уже было светло. Стрекоза еле двигалась по кругу вокруг какой-то точки, но на экране никого не было — только камни. Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что стрекоза, скорее всего, показывает тот склон, где находится моё убежище, но плёнка-хамелеон меня маскирует. Я дотянулась до края плёнки, отстегнула его от растяжки и откинула, увидев над собой пасмурное голубовато-коричневое небо. Повернувшись к монитору, я посреди экрана с высоты несколько десятков метров увидела себя, сидящей в яме и смотрящей в монитор.

Но ведь стрекоза не могла меня найти! У неё нет такого «зрения» и датчиков, чтобы определить, где я, но она меня нашла! Я не знала, что не так с этой стрекозой.

«Её кто-то из наших привел!» — обрадовалась я, встав и осматриваясь по сторонам. Но никого из ребят на склоне не было. Но зато был сеп, стоявший метрах в ста выше по склону. Вернее, он уже не стоял — я его заметила лишь из-за движения, когда он развернулся и тут же скрылся за камнями. Но это был сеп — я заметила. Я ощупала взглядом то место, где только что мелькнул силуэт, но там всё было неподвижно.

Когда я нырнула назад в яму и опять наклонилась к чемоданчику, монитор уже не светился.

И что делать? Жабы, сеп, стрекоза, беглец, наши… Я не знала ни о чём и ни о ком — где они, что они — и мне уже очень хотелось выбраться из этой ямы и очень хотелось при этом остаться живой. Ждать ещё? Или идти вниз с горы, назад? Только я не знаю, куда… Или идти вверх, на базу? А если сеп, или жабы, или беглец меня убьют? Надо найти кого-нибудь из нашей группы… Сепа я боялась больше всего.

Подъем на базу дался мне тяжело. В одной руке я несла чемоданчик, в другой флягу с водой — на ней не было чехла — а сетку накинула на себя, как плащ-палатку. Рюкзаки остались в яме и я даже не попыталась заглянуть хоть в один из них. Не сообразила. Ни стрекозу, ни сепа я не видела. Карабкаясь по склону, я наконец-то выбралась на остатки ведущей на базу дороги. В конце подъёма виднелась вышка и заросшая чем-то ползучим глухая бетонная стена КПП. Подниматься по дороге было гораздо легче. На КПП, кроме заросшей стены, всё было развалено. База за ним тоже выглядела апокалиптически заброшенной. Зная, что жабий велик стоял где-то слева от КПП, я инстинктивно повернула направо. Мне хотелось найти тот гараж или бокс, где вчера укрылся беглец. Я шла по пустынным проездам базы. В швах между плит всюду росли трава и кусты, под подошвами шуршали листья и хрустел мусор, хоть я и старалась ступать как можно тише. Руки были заняты флягой и чемоданчиком и мне очень хотелось бросить всё и достать из кобуры пистолет, чтобы не чувствовать себя такой незащищенной, но я понимала, что в случае нападения пистолет мне ничем не поможет, а воду и МКР бросать нельзя.

Впереди показалась насыпь, похожая на железнодорожную и пересекающая мой путь. Насыпь тянулась вправо и влево довольно далеко, и мне не хотелось обходить её и подниматься наверх, а проезд уходил под насыпь, в подземный переход со ступенями по бокам. Я спустилась в переход. Он был совсем не длинный и я, идя по нему, могла одновременно видеть ступени, по которым спустилась, и ступени, которые впереди ввели вверх, и света в переходе вполне хватало.

Когда я почти миновала туннель и поднималась по заваленным мусором ступеням, то услышала сзади, в туннеле, шум — фук-фук-фук — эхом запальное дыхание с хрипом, и когти по бетону — клац-клац-клац. Я оглянулась, но ничего не увидела, так как уже высоко поднялась и пришлось наклониться очень низко и даже назад шаг сделать, чтобы открылся темный туннельный зев и, на том конце, светлая слепящая дыра. Но того, кто там был, я не разглядела — лишь большое черное пятно и фук-фук-фук, клац-клац-клац. По извивающимся движениям я решила, что это чундра! Господи! Опять?! Она не рычала, не лаяла и казалось, еще мгновенье, и она выпрыгнет из темноты и вцепиться в меня, и тогда я, развернувшись, бросила чемоданчик и флягу, и рванула наверх, да так резко, что пришлось несколько раз отталкиваться от ступеней руками — на карачках рванула, так испугалась!

Наверху открылась площадка, заставленная брошенными контейнерами и ещё черте чем. По бетону несло листья и трепало какие-то рваные пластиковые лохмотья, слева темнели деревья, а прямо перед переходом зияли большие выбитые окна то ли склада, то ли магазина. Всё вокруг покрывала стекольная крошка, а внутри угадывалось нагромождение мятых и опрокинутых стеллажей вперемешку с коробками, тележками и мусором.

Нужно было где-то укрыться! Где-то, куда она не сможет проникнуть. Но соваться в хаос щитов, металлических рам, мятых упаковок не было смысла — там не убежать! Я бежала по тротуару, по стеклу вдоль витрины и высматривала двери, ворота, в которые можно проскользнуть и захлопнуть их за собой, ведь эта тварь не умеет открывать замки и задвижки.

В глубине помещения я увидела окно грузового желоба, наполовину закрытое ролставней, но как раз достаточно, чтобы протиснуться по желобу!

На бегу оглянувшись, краем глаза уловила у перехода стремительное движение — что-то темно-коричневое мелькнуло за парапетом, большое и страшное, и оно было уже совсем близко и двигалось очень быстро!

Я с разбега нырнула в окно, оборвав с шеи сетку и больно ударившись левым боком и ободрав предплечье об острую кромку ролставни. Желоб шел вверх и потому инерция прыжка быстро погасла и я даже не оказалась внутри — ноги остались снаружи и я с ужасом дергала ими и всем телом, пытаясь влезть в окно. Руки скользили по гладкому металлу желоба и я никак не могла ни за что ухватиться и втянуть себе внутрь.

Снаружи под лапами твари зазвенели осколки стекла — она была уже здесь! Я, наконец, смогла перевернуться на спину, упереться ногой в стену у окна и протолкнуть себе глубже! Внизу, в окне виднелся гладкий бетон, блики света на нём и расплывчатая темная тень — она было всего в нескольких шагах. Ещё мгновение и она впрыгнет в окно!

Ударами ноги я пыталась сдвинуть ролставни вниз, но они не поддавались! Металл сотрясался, всё кругом грохотало, сверху сыпался мелкий мусор, попадая на лицо и в глаза, и, полуослеплённая, я уловила движение в окне и ударила ногой туда, в морду, может быть даже прямо в пасть! Я не видела, но почувствовала удар и почувствовала, что её отбросило, а я по инерции всё с той же отчаянной силой ударила в полосы ставни и ставня просела! Она не закрылась полностью, но у меня уже не хватило воли бить ещё и я снова перевернулась на живот и, упираясь локтями и коленями в боковые стены желоба, с грохотом поползла прочь от окна. Было видно, что дальше метрах в трёх желоб кончается!

«Мамочка моя! Мамочка моя! Мамочка моя!» — бездумно твердила я, слыша, как она позади пытается протиснуться в окно и её когтистые лапы с визгом скребут желоб…

Доползя до конца, я перевалилась через край и упала вниз с высоты метров двух на покрытый мусором и разным хламом пол, больно ударившись всем телом. Дух из меня вышибло и я, не в силах вдохнуть, пыталась подняться на четвереньки и встать. Про пистолет я даже и не вспомнила. Мне нужно было подняться и бежать куда-то дальше, ведь я слышала, как в окне чундра рвётся, пытаясь протиснуться в створ между ставнями. Подняться с пола у меня никак не получалось и тут я услышала какой-то рык, потом удар, визг чундры, резкий скрежет металла и звон стекла. Я замерла, слыша, как там за стеной что-то тяжелое размётывает всё вокруг себя, потом ненадолго стало тихо, а потом раздались неторопливые шаги по хрустящим осколкам. Шаги сначала будто бы стали отдалятся, а потом переместились влево. Я повернула голову с ту сторону и увидела за желобом проём в стене — целые ворота, а в проёме стоял сеп и смотрел на меня, а на морде и на клыках его были видны блестящие красно-зеленоватые пятна крови. Над сепом в проеме висела стрекоза — я даже услышала, как стрекочут её почти невидимые крылья.

Забыв про боль и невозможность вздохнуть после падения, я, наконец, смогла сесть и у меня невольно вырвалось:

— Б…ь, что здесь происходит?

Сеп трусцой бежал впереди. Я за ним еле поспевала, стараясь глубоко не дышать из-за боли в боку и из-за исходящего от сепа сильного специфического запаха. Ещё та вонища. Он явно знал, куда идти. И ладно бы, это был лес или какая-то другая природная местность, но сеп меня вёл по запутанным подземным и наземным переходам, то и дело сворачивая то направо, то налево, и обходя завалы и обрушения.

Левый бок болел страшно. Может быть, при падении с желоба я сломала ребро или несколько рёбер — я не знала. Не ломала я раньше ничего и потому по своим ощущениям судить не могла.

Стрекоза по переходам летела за нами где-то позади меня — иногда я её слышала, если она была совсем близко.

При выходе из здания на открытку нас атаковал дрон, но я об этом узнала позже. Сеп, идущий впереди, вышел из-под перекрытия на свет и остановился, осматриваясь. Я шла сзади, и тут раздался взрыв. Меня отбросило и ударило об стену, и я отключилась.

Очнулась на полу в помещении с частично обрушенным потолком, лежа спиной и головой на откосе кучи песка. Надо мной стоял беглец, а над ним, сквозь ржавые и мятые прутья арматуры виднелось ржавое и мятое небо. Голова у меня была тяжелой и в ней звенело.

— Ты меня слышишь? — спросил беглец по-русски.

Я утвердительно моргнула и потом прошептала:

— Слышу.

— Ты вроде целая. Тебя оглушило или контузило. Дрон сбросил.

Я, преодолевая головокружение и тошноту, попыталась сесть. Он мне помог.

— Где болит?

— Везде.

— Это хорошо, что нигде конкретно, — сказал беглец.

На зубах скрипел песок. Я сплюнула, пошевелила ногами, руками, отерла лицо, ощупала себя — пистолета в кобуре не было.

— Пистолет у меня, — сказал беглец, увидев, как я ощупываю пустую кобуру.

У одной из стен стоял ржавый стеллаж. Беглец шагнул к нему, что-то там взял и повернулся ко мне:

— Это тоже твоё? — у него в руке затрепыхала крыльями стрекоза.

Я, было, протянула руку, чтобы взять, но отдернула.

— Нет, не моё. Я думала, это ваше.

Он опустил стрекозу на пол. Она, трепеща крыльями, стала медленно переползать с места на место.

— А ты знаешь, что это вообще такое?

— Знаю. Стрекоза. Робот-наблюдатель.

— Этой стрекозе крыло при взрыве повредило, — сказал беглец. — Я её рядом с тобой нашёл.

— Там ещё сеп был, — сказала я.

— Вот как… — беглец будто бы задумался. — Тебя как зовут?

— Татьяна. А вас?.. А попить есть?

Меня сильно мутило.

Он, взяв со стеллажа, подал мне флягу. Точно такая, как у Олега.

— Борис. Зови меня Борис.

Я отвинтила крышку и стала пить. Кислая вода.

— И давай на ты, — сказал Борис, когда я напилась.

Положив флягу на песок, я подползла на коленях к стрекозе, дрожащими пальцами осторожно взяла её за крыло, посадила себе на ладонь и зажала ей крылья. Она не трепыхалась, лишь перебрала несколько раз лапками, покрепче цепляясь за кожу печатки. Если правильно зажимать им крылья, то они не трепыхаются. Конец одного из крыльев был смят и потерял форму. Летать с таким крылом она не могла.

— Так ты кто, Татьяна? — спросил Борис, внимательно глядя на мои манипуляции со стрекозой. — Что здесь делаешь?

— Нас за вами… за тобой сюда послали…

Борис кивнул:

— Я знаю.

— Откуда? — удивилась я.

— Мне про это Бур сказал, пока ещё живой был.

— Бур? Олег, что ли? Капитан наш?

— Олег, значит, его звали?

— Он погиб? А остальные? Их шестеро было против четверых.

— Всех накрыли, — сказал Борис. — Они в ловушку угодили. А жаберов двенадцать было на двух броневиках. Сейчас меньше. Я вот удивлён, как ты мимо них прошла и вообще, ты на десантника не похожа.

Я пожала плечами:

— Я и не десантник. Я оператор с «Вивейры». Меня из-за стрекозы с ними послали. А сюда просто зашла через центральный КПП и повернула направо.

— А ты зачем вообще на базу полезла? Бур говорил, что Стрекоза внизу. Это же про тебя?

— Наверное. Просто, не запомнил моего имени, вот Стрекозой и назвал. А мне куда было? Своих я не дождалась, за мной пришли сеп со стрекозой и идти куда-то, кроме как на базу, было некуда. Не в яме же там сидеть до скончания века? А на базе я хотела кого-нибудь найти… Олега или вас.

— Ну вот, нашла… — сказал Борис.

Я поднялась на ноги, вышла на свет, падающий из дыры наверху, и стала внимательно осматривать стрекозу. Смятая часть крыла как панель теперь явно не работала. И как крыло не работало тоже. Если его как-то выправить, то, возможно, стрекоза сможет летать, пусть и не безупречно. Но как выправить, я не знала. Прижать на чём-то гладком чем-то гладким?

Я подошла с стеллажу, тщательно убрала и сдула с полки мусор и пыль и пересадила на полку стрекозу. Она чуточку поползала туда-сюда и замерла. Я стала обшаривать себя — что у меня есть? Пистолета нет, ладно. В нагрудном кармане пластиковая карточка, носовой платок, маленькая авторучка, ключи в кармане штанов, несколько купюр, в подсумке блокнот, календарик, маникюрный мининабор — пилочка, щипчики, пушер, пинцет, ножнички — бесцветный лак для ногтей, пудреница с зеркальцем, ватные тампоны, влажные салфетки, тени, два макияжных карандаша, зажигалка, пачка сигарет с ментолом, золотые сережки-гвоздики. Я вытащила из упаковки несколько влажных салфеток и с наслаждением обтерла ими лицо. Потом я отломила от пудреницы крышку и, постелив на стеллаж чистую салфетку, положила на неё крышку с зеркальцем. Потом взяла стрекозу и перевернула лапками вверх. Она затрепетала крыльями, пытаясь высвободится и занять привычное положение — положить её «на спину», не отключив, было нереально, а отключить я её не могла. Посадив стрекозу на салфетку рядом с крышкой, я осторожно завела смятое крыло на зеркальце и легко придавила пальцем. Стрекоза вела себя спокойно, словно понимая, что трепыхаться не нужно. Разумеется, она ничего не понимала и, скорее всего, была повреждена, потому и вела себя так странно — не свойственно стрекозам. Пушером я стала осторожно расправлять смятую часть крыла. Руки слегка дрожали, и я боялась что-нибудь повредить. Под давлением крыло расправлялось, но как только пушер переставал давить, крыло снова принимало измятую форму. Его нужно было чем-то закрепись в распрямлённом состоянии. Может лаком? Нет, лак не удержит. Сигаретный фильтр! Тонко-тонко растеребить и наложить на смятую часть крыла и, расплавив нагретым пушером, разгладить. Пушер греть на зажигалке, да… И прожечь им дырку… А может обрезать два крыла одинаково с обеих сторон? Я не знала. Обрезать всегда успеется. Честно говоря, я даже не задумалась, зачем взялась «лечить» стрекозу. В общем-то, она была не нужна. Мы их часто теряем и просто печатаем новых. Борис стоял неподалеку и смотрел, что я делаю.

— Получается?

— Вряд ли я её отремонтирую, — сказала я. — Поможете с зажигалкой? Мне вот эту штуку нужно греть.

Я провозилась минут двадцать и когда отпустила стрекозу, она немного поползала по стеллажу, периодически трепеща крыльями и, наконец, взлетела. Я внимательно за ней наблюдала, но ничего необычного не заметила. Она неторопливо покружила и потом вылетела наружу через пролом в потолке. Я собрала косметичку и сунула в подсумок. От пудреницы взяла только крышку с зеркальцем.

— Вроде получилось, — улыбнулась я Борису. Меня переполняла гордость.

— Ну и куда отправилась твоя стрекоза? — спросил Борис, глядя на дыру в потолке.

— Она не моя, — сказала я. — Я думала, она ваша. Она всё время с вами. Благодаря ей мы вас нашли и из-за неё меня сюда послали. И сеп ваш, кажется, тоже с ней связан.

— Я ничего про это не знаю, — покачал головой Борис.

— Вот и я ничего про это не знаю, — сказала я. — И куда она сейчас полетела, тоже не знаю. И что делать, не знаю.

— Делать, делать… — пробормотал Борис, усаживаясь на корточки и прислонившись спиной к стене. — Что делать, как раз понятно — выбираться отсюда. А вот как выбираться… Выход с базы только один — там, где ты входила, через КПП. С других сторон горы. До темноты у нас часа четыре есть — можем поспать. А пока расскажи мне, Татьяна, по порядочку всё про себя и про стрекозу эту…

Как я поняла, Борис в Девятке ориентировался хорошо — видимо, раньше он здесь уже бывал, а то и когда-то служил, если помнить, что форма на нём не наша. Спрашивать я не стала — всё равно не скажет — но для себя решила, что он, скорее всего, наш разведчик или диверсант, внедренный к жабам и то ли выполнил свою миссию, то ли его раскрыли и теперь ему нужно выбраться к своим.

Я ему всё рассказала, начиная с того момента, когда мы его обнаружили. Вопросов он не задавал, видимо, понимая, что кроме рассказанного я всё равно ничего не знаю.

— А я вчера сюда заявился, честно говоря, не знаю зачем, — сказал Борис. — С отчаянья, наверное. Нужно было дальше идти. Хотя, внизу они бы меня сразу нашли, а на базе есть, где спрятаться. А под утро меня разбудили взрывы и стрельба. Я понял, что жаберы уже здесь. Но и обрадовался — раз стрельба, то и наши уже здесь. Только нашим не повезло. Они на одну группу напали, а вторая их с тылу взяла.

— Про вторую они не знали, — сказала я. — Стрекоза нам только четверых на одном велике показала.

— Это я понял, — кивнул Борис. — Судя по твоему рассказу, верить этой стрекозе нельзя. Зря Бур её наводке поверил.

— А они нас тут не найдут? — спросила я.

— Не думаю, что они меня искать будут. Поостерегутся. Знают, что я теперь вооружен, а их мало, — сказал Борис.

— И чем это вы вооружены? Моим пистолетом?

Борис молча мотнул головой куда-то в угол позади меня. Я оглянулась и только теперь заметила стоящий там синий рюкзак. Бура рюкзак, неуставной. Я сразу его узнала. А рядом, прислоненный к стене, стоял его автомат.

Борис, откинувшись в сторону, достал из кармана мой пистолет и протянул мне.

— Держи. Патрон в стволе, пистолет на предохранителе. Теперь мы оба вооружены.

Я сунула пистолет в кобуру, не проверяя.

— Скорее всего, они устроили несколько ловушек и ждут, а мне деваться некуда, — продолжил Борис. — Транспорт нужен. Тут выход один — через КПП, а пешком от них не уйти. И у них есть дрон.

— А меня они почему после взрыва не взяли? — спросила я. Этот вопрос меня сильно волновал. Меня они не взяли, а Борису удалось. Как?

— Они про тебя, скорее всего, ничего не знают, — усмехнулся Борис.

— Как это? — удивилась я. — А взрыв?

— Так это они на сепа свою птичку спустили. А ты ещё под крышей была, когда они сепа увидели, а он, наверное, из-под крыши вышел и стоял. Отличная цель.

— Да, остановился, — подтвердила я. — Нас со стрекозой ждал, пока догоним.

— Вот видишь. Только сепа простым сбросом не вот-то убьешь. По нему из пулемета или из базуки бить надо, а откуда у дрона пулемет или базука. Там граната или мина. Так что, не в курсе они про тебя, потому и с КПП ты прошла незамеченной. Не ждали они никого больше, как Бура и его парней положили.

— А вы знаете здесь такой переход под дорогой или под насыпью? Маленький туннель… — спросила я.

— Знаю. А что там?

— Там мой чемоданчик для общения со стрекозой. Я его там бросила, когда на меня чундра напала.

— Что ж ты раньше не сказала? — воскликнул Борис. — Я думал, что он в схроне за базой…

В переходе темнота была гораздо гуще, чем под открытым небом, но я быстро нашла и свой чемоданчик и флягу с водой. Я тут же протянула флягу Борису, хотя мне самой очень хотелось пить.

— Пей, я после тебя.

С рюкзаком за плечами и с автоматом в руках он уже не выглядел таким сиротливо-уязвимым, каким был, когда убегал от чундры. Правда, и устрашающим, как десантники Бура, он тоже не выглядел — для этого не хватало шлема, роста, массивности, ширины плеч.

Я сделала из фляги несколько долгожданных больших глотков и передала её Борису.

— Очень уж есть хочется, — сказала я.

— Сейчас перекусим. Нам теперь всё равно до следующей ночи на базе куковать. Сейчас выбираться уже поздно, не успеем до рассвета. Где, ты говоришь, сеп тебя от чундры отбил?

Мы выбрались из перехода, осмотрелись и направились к магазину. Руку мне снова оттягивал чемоданчик. Майор Роженцев будет доволен, что подотчетное имущество не пропало.

В магазине перед окном с желобом я ожидала увидеть растерзанный разлагающийся труп чундры и лужи засохшей крови, но ничего такого не было. Были голова, хвост и остатки клокастой шкуры какого-то небольшого животного, величиной, наверное, со среднюю земную собаку.

— Не знаю, как эта тварь называется, но это не чундра, — сказал Борис, ткнув останки ногой.

Я пожала плечами:

— Вижу, что не чундра. Я тоже не помню, как оно правильно называется. Мы их барсуками зовём.

Мне стало стыдно, что я со страху приняла этого барсука за чундру. Наверняка, он и не думал на меня нападать, а просто из любопытства увязался следом в надежде чем-нибудь поживиться. Вот и долюбопытничался — поживились им самим.

Мы через ворота пробрались в склад, где я встретилась с сепом после падения, и спустились в подвал.

— Здесь и расположимся, — сказал Борис, поставив автомат к стене и снимая рюкзак.

Перекусив пайком из рюкзака, я подтянула к себе и включила ТДС. Найдя самую первую запись с Борисом, где он убегал от чундры, я повернула чемоданчик монитором к нему:

— Вот, так мы вас обнаружили. Сеп вас защитил.

— Он подобное несколько раз проделывал, — сказал Борис, внимательно посмотрев ролик. — И с тобой вчера тоже. Особо и не поймешь, то ли он так защищает, то ли как приманку для охоты использует.

Я не знала, что на это сказать. Статистика нападения сепов на человека была не нулевой, но со временем число нападений стало снижаться. Это отнесли к тому факту, что сепы уходили из районов, где появлялись люди, да и люди хорошо узнали, что такое сеп и при первой же возможности их старались уничтожить. А уж в зоне боевых действий, где все весьма серьёзно вооружены, и подавно. Но чтобы сепы не то, что не нападали, а защищали людей или хоть как-то «привыкали» к близости человека или приручались, о таком я не слышала. Потому, хоть как-то рационально объяснить поведение «нашего» сепа я не могла. То, что стрекоза всегда с ним рядом объяснялось просто — он почему-то стал для неё приоритетным объектом наблюдения, а вот почему он, неоднократно имея такую возможность, не напал на Бориса или на меня — никак не объяснялось. И уж не знаю, как Борису, а мне было очень дискомфортно от осознания того, что где-то рядом бродит сеп, которому ничего не стоит в любой момент откусить тебе голову.

В итоге, мы так ни к чему и не пришли.

Мы просмотрели и две другие имеющиеся «стрекозьи» записи, где Борис появился в Девятке и где там же появились четверо жаберов.

— То есть, как-то вызвать стрекозу или связаться с ней ты не можешь?

— С этой не могу.

— Так может, это не такая стрекоза, с какими ты привыкла иметь дело. Другая разновидность, марка, версия или что там у них.

— Может быть, — пожала я плечами. — Но внешне точно такая, как обычно. Я же её в руках держала.

Остаток ночи и почти весь следующий день мы по очереди спали и охраняли друг друга. Под вечер, когда уже готовились отправиться на захват автомобиля и прорыв через КПП и обсуждали, как это будем делать, чемоданчик активизировался.

На мониторе была видна небольшая площадка, усыпанная камнями, один край которой обрывался в неглубокое ущелье, а с трех других сторон площадку окружали почти отвесные горные склоны. Стрекоза, пролетев над краем обрыва, стала снижаться вдоль стены и мы увидели уступ или карниз, уходящий вправо, в расселину, спускавшеюся до самого дна.

— Что она показывает? — спросила я.

— Пока не знаю, — ответил Борис. — Ясно лишь, что с площадки по карнизу и по расселине можно спуститься в это ущелье.

Стрекоза ненадолго остановилась и теперь стала подниматься. Снова миновав край обрыва, она продолжила подъем, показывая площадку всё с большей высоты, и вскоре за обрамляющими площадку скалами стала видна территория базы. Стрекоза двинулась вперёд.

— Ага, — возбуждённо среагировал Борис. — Туда, видимо, можно подняться из базы вот по тому разлому, видишь? Она нам выход показывает!

Далее стрекоза, постепенно снижаясь, полетела над территорий базы в сторону КПП.

— А вот и жаберы!

Мы увидели велик, наполовину скрытый навесом.

— Заправка там раньше была, — прокомментировал Борис.

— Смотри, что на капоте лежит, — ткнула я пальцем в монитор.

— И что это? — спросил Борис, склонившись поближе.

— Коптер это, — сказала я. — Разобранный. Двух винтов нет, аккумулятор снят. Долбанули они его где-то, наверное. Нет у них коптера!

— А ведь точно! — воскликнул Борис. — Глазастая ты. Я бы не разглядел…

— Так это моя работа…

Планы изменились.

— Всё, Татьяна, выдвигаемся! — Борис упаковывал рюкзак. — Я знаю, где этот разлом и знаю, куда это ущелье выводит. Это наш шанс. А через КПП мы не уйдём, они профи, не выпустят. Коптера у них нет, а без него засечь они нас не смогут. Пока они будут КПП держать, мы сделаем ноги, а когда хватятся, будет уже поздно. Да и не полезут они на нашу территорию.

Через час переходов по базе, ползаний по канавам и просачиваний сквозь разрывы колючей проволоки мы оказались у едва заметного разлома, который словно тонкий надрез рассекал скалы. Далее он немного расширялся и по нему, где карабкаясь, где круто поднимаясь, мы лезли всё дальше и всё выше. Больше всего мешал мой чемоданчик. Он не был приспособлен для ношения на спине или груди — у него отсутствовали какие-либо лямки или наплечный ремень. В рюкзак его сунуть тоже было нельзя — в любой момент наша сумасшедшая стрекоза могла выйти на связь. Из-за гладкости корпуса и округлости углов обвязать его имеющимся в рюкзаке паракордом тоже не представлялось возможным. Была только ручка, к которой Борис сделал петлю. Так я его и волокла, набросив петлю на плечо. Не очень-то удобно, но так он хоть рук не занимал, когда нужно было за что-нибудь как следует зацепиться.

С рассветом мы очутились высоко среди скал на небольшой относительно ровной площадке, которую уже видели «глазами» стрекозы. С площадки открывался вид на ущелье, на дно которого нам скоро предстояло спуститься.

— Всё, — выдохнул Борис, снимая рюкзак. — Можем здесь часика два-три отдохнуть.

Борис спал. Я тоже находилась в таком состоянии полусна-полуяви, когда не знаешь, что из проносящегося в голове имеет отношение к реальности, а что уже за её гранью. Словом, я вот-вот уже должна была уснуть, но услышала сигнал активизации МКР. В этот раз с первых секунд было ясно, что на мониторе запись — стрекоза показывала, как Бур и его бойцы проникли в Девятку.

Полноценно обойти КПП они не могли. Как я поняла из сказанного Борисом, попасть наверх не через КПП можно было только вертолётом. Но они всё равно постарались войти хоть немного «в обход». Сам КПП и периметр сильно разрушены. Разрушены когда-то давно, во время боевых действий. Группа Бура до КПП поднималась справа от дороги, перед КПП дорогу пересекла, а в зону проникла, поднявшись по склону уже от КПП слева. Как раз там недалеко и стоял велик жаберов, то есть, они расположились так, чтобы перекрыть с фланга проезд от КПП на базу. Получилось, что Бур тоже зашел жаберам во фланг. Кто кого перефлангует.

Я на записи не могла точно определить, кто из десантников кто, лишь Олег выделялся своим синим рюкзаком, а на остальных рюкзаков не было — они тогда остались со мной в яме на склоне.

Двух человек Бур оставил прикрывать тыл и возможность отхода, с остальными осторожно двинулся вперёд. Они подобрались к вражескому велику очень близко. Я даже подумала, они собираются его захватить, но тут увидела выстрел из гранатомета и взрыв. Броневик загорелся. Чуть погодя полыхнул второй взрыв, но я не поняла, кто стрелял и откуда. Скорее всего, это уже жаберы ударили по нашим.

Стрекоза показывала происходящее с такой высоты, что деталей было не разобрать. Похоже, она вообще мало интересовалась происходящим вокруг велика и оттягивалась назад, туда, где в прикрытии оставались двое наших и вскоре я поняла, почему — туда шёл сеп и стрекоза следила за ним.

А сеп обошел по внешнему периметру развалины КПП и, прикрытый заросшей вьюном стеной, крадучись приближался сзади к залегшим в обводной канаве парням. Он явно не намеревался их спасать, поскольку никаких чундр вокруг не было. Вокруг вообще никого не было, лишь Зять со снайперской винтовкой и Немец с рацией на спине. В сторону сепа они не смотрели. Всё их внимание было поглощено взрывами и происходящим впереди, в глубине базы.

Расправился с ними сеп очень быстро. Сначала с Зятем, потом с Немцем. Выстрелы Немца из автомата, которые я определила по выхлопам — звука ведь нет — не причинили сепу никакого вреда. Может, они даже не попали в цель, а если и попали, то когтям и клыкам сепа не помешали.

Ошеломленная увиденным, я сидела перед погасшим монитором и никак не могла понять, что же произошло. Почему сеп не трогает Бориса и меня и почему он убил парней? Связано это со стрекозой и если связано, то как?

Не знаю, сколько я так просидела, обхватив колени руками. Стараясь отключить эмоции, я снова и снова крутила в голове все те факты, которые мне были известны, но они никак не выстраивались в единую и логически непротиворечивую картину без одного фантастического допущения, на которое я никак не могла отважиться, ведь я знаю, что такое стрекозы. А по всем моим раскладам получалось, что в данном конкретном случае всё дело именно в стрекозе! Она тут главная.

Хорошо, решилась я, допустим это стрекоза. Допустим, гаджет без мозгов не знаю почему, да хоть из-за вспышки на Суре, вдруг кем-то там себя осознал и решил об этом заявить. Допустим. Только майору Роженцеву об этом не нужно говорить. Даже в качестве безумной версии или анекдота.

Что же станет делать такая облученная на всю голову стрекоза? Допустим, она выберет себе этакого подопечного, покровительствуя которому сможет считать себя чём-то очень важным и ценным. Пока не знаю, почему и как, но на роль такого подопечного она выбрала Бориса.

Подопечного надо защищать, а оружия у стрекозы нет. И тут прекрасно подходит сеп! Чем не оружие? Ещё какое оружие, просто им надо уметь управлять. Как стрекоза это делает, я не знаю. Радиоизлучение? Завораживающий блеск крыльев? Красивые глаза?..

Ещё такому взыскательному насекомому обязательно понадобится канал коммуникации со всем миром. На эту роль вполне подошёл мой чемоданчик со мной в придачу. Вот только опять, как? Без ретранслятора, без модуля шифрования и идентификации…

А вот десантники и жаберы ей опасны. И те и те. Она их, скорее всего, даже не различает, но они могут убить Бориса, или сепа, или меня. Они имеют такую возможность и имеют такие намерения. Сепа на них науськивать опасно, ведь они вооружены и их много и они вполне способны его навсегда утихомирить. Доберись они до Бориса, то сепа, как очередную угрозу, быстро ликвидировали бы, вот она и не дала такому случиться… Ни добраться не дала, ни ликвидировать.

Всё это было так безумно, но зато хоть как-то укладывалось в логику фактов. Или не укладывалось? У меня в голове была полная каша. А Борису обо всём этом говорить? Ведь это стрекоза его на эту площадку заманила… Как Бура на жаберов…

В итоге я решила ролик с гибелью группы Бура Борису не показывать — неизвестно, как он отреагирует на то, что сеп — это стрекозинное жало. Ещё попытается это жало удалить и в итоге удалят нас. А пока, что бы там ни было, стрекоза защищает от сепа, сеп защищает от чундр, а чемоданчик защищает от стрекозы. Вот такая куча-мала, вот такое перекати-поле…

И всё равно я никак не могла уснуть! Никого никуда заманить она не могла! Нет у неё для этого мозгов! Но выглядит всё так, будто заманила. Гадина тупая! Она же не охотник, не поисковик даже. Сама ничего не делает. Сидит или кружит, пока что-то её ни привлечёт…

Тут я услышала тихий стрёкот стрекозьих крыльев и открыла глаза. Стрекоза почти неподвижно висела передо мной метрах в десяти — маленькая точка. Не сводя с неё взгляда, я вытащила из кобуры пистолет, сняла с предохранителя, и — патрон в стволе — не целясь, выстрелила. Естественно, не попала. Стрекоза даже не шелохнулась. У них нет инстинкта самосохранения и страха тоже нет.

— Ты чего!.. — услышала я возглас проснувшегося Бориса и выстрелила ещё раз.

Из разлома послышался шум осыпающихся камней и тут же из-за скалы показался сеп. Краем глаза я видела, что Борис тоже его заметил.

Я снова выстрелила. Сеп глухо зарычал и сделал шаг вперед.

— Татьяна… — испугано воскликнул Борис.

Не пряча слёзы, я опустила пистолет и сунула его в кобуру. Сеп больше не двигался.

— Я могу и в него, — сказала я.

— Его из пистолета не убьёшь. Даже не ранишь.

— А из автомата? — я кивнула на лежащий рядом автомат.

— Я бы не рисковал, — сказал Борис и, посмотрев на стрекозу, заметил: — А у них, похоже, какая-то связь.

— Какая у них может быть связь? — зло спросила я.

— Не знаю. Как ты думаешь, почему он нас еще не сожрал?

— Ну да, — усмехнулась я. — Стрекоза ему не разрешает.

— А что ему не разрешает? Твои духи что ли?

— Я не пользуюсь духами…

— Вот именно.

Я обхватила голову руками, опрокинулась на спину и повернулась лицом вниз, чтобы ничего не видеть. Мне стало стыдно. Я неправильно себя повела. Так и представила эту дурацкую и банальную сцену, достойную какого-нибудь дешевого рассказа, где я выхватываю из кобуры пистолет и высаживаю обойму по стрекозе в бессильном гневе за то, что она погубила моих товарищей по оружию. Я, прости господи, вся в слезах и соплях, палю по неуязвимой стрекозе, а она презрительно-холодно смотрит на мои корчи своими бесстрастными фасеточными глазами… Камера у неё милипиздренная одна единственная и никаких глаз и уж точно бесстрастная, как перед ней ни танцуй и из чего по ней ни пали! Но она должна была отступить. Не из страха и не из-за инстинкта самосохранения, конечно же, а руководствуясь своим алгоритмом. Должна была просто увеличить поле обзора, чтобы в него попадали все. И сеп… Ему-то откуда знать, что от моих выстрелов ей угрожает опасность? По нему что, постоянно стреляют или он пули видит? Она, значит, не дает ему напасть на меня, а он не дает мне напасть на неё. Очень романтично, прямо Ромео и Джульетта. В ней мозгов, как в пылесосе, и в нём с грецкий орех и у них любовь…

Борис долго лежал на краю обрыва, свесив голову, и что-то рассматривал внизу.

— Иди сюда, ложись рядом, — позвал он.

Я сняла берет и примостилась рядом, тоже свесив голову.

— Вон, смотри, уступ, видишь?

— Узкий, — сказала я.

— Нормальный, другого всё равно нет. До него спустишься на паракорде, там встанешь, лицом к стенке. Я спущу тебе рюкзак. Потом спущусь сам. Автомат останется здесь.

— Почему?

— На нём веревка будет держаться, больше не на чем. По уступу пойдём вон туда до расселины, видишь. Это метров десять-двенадцать. Сможешь без страховки? Высоты не боишься?

Высоты я, кажется, не боялась. На тренировках, по крайней мере.

— Что молчишь?

— Высоты не боюсь, — сказала я. — Но всё равно страшно. А сеп?

— Ну, если он не умеет летать, то у нас есть шанс от него избавиться, — усмехнулся Борис, поднимаясь на ноги. — Да и вы с ним, кажется, не ладите.

Завязав конец веревки петлей, Борис захлестнул ею автомат. На другом конце был страховочный карабин и Борис пристегнул его к моему ремню.

— Стопор спускай потихоньку, и сразу опять зажимай. Спускайся по чуть-чуть, сантиметров по тридцать-сорок. На карнизе сначала найди место, где уверенно сможешь стоять, только потом отстегнёшься и подашь голос. Пока ты не отстёгнута, а я наверху, я, если что не так, смогу поднять тебя обратно. Сама ты не поднимешься, паракорд тонкий, не удержишься. И вниз не смотри, поняла?

— Поняла.

— Может, бросить твой чемодан?

Я отрицательно мотнула головой:

— Нет, нельзя. Я справлюсь.

Когда мы были уже внизу, на уступе, стоя лицом к скале, оказалось, что Борис не сможет поднять или толкать перед собой стоящий между нами рюкзак, который я пока придерживала рукой.

— Нет, не потяну, — хрипло сказал Борис, прижимаясь щекой к скале. — Мне его, не наклонившись, не поднять, а наклониться я не могу — упаду. Так что, бросай, Татьяна.

Рюкзак пришлось бросить. Я разжала пальцы и он, отделившись от стены, медленно полетел вниз. Смотреть туда я не стала. Ноги или от страха или от долгого напряжения мелко дрожали и это было очень опасно.

— А теперь двигаемся вправо, — услышала я голос Бориса. — Сначала одну руку, потом другую. Старайся нащупать что-то, за что можно держаться. Потом ноги потихоньку передвигай. Там дальше выступ пошире, будет легче. И не смотри вниз и не вздумай даже пытаться на карачки опуститься. Только стоя, медленно по шажочку. Пошли.

И я пошла. Когда, спустя вечность, я оказалась в расселине и почувствовала, что могу прижаться к скале спиной и расслабиться, то испытала огромное облегчение, а когда до расселины добрался Борис и, переведя дух, забрал у меня чемоданчик, то я была счастлива. Какое-то время мы стояли в узкой расселине, тесно прижатые друг к другу, и отдыхали. Теперь я видела, куда упал рюкзак. Он лежал на уступе под площадкой, который был ниже нас, но выше дна ущелья. Я молча указала на рюкзак пальцем, еще не в силах говорить. Борис посмотрел в указанном направлении и кивнул:

— Оттуда мы его не достанем, — сказал он. — Значит, ни воды, ни еды у нас теперь нет. А пройти нам надо почти двести километров.

Счастье моё быстро улетучилось.

К ночи мы вышли из ущелья и добрались до первых деревьев и кустов, росших у подножия горы, на которой располагалась Девятка. Ни стрекозы, ни сепа после спуска с площадки я не видела, но вечером, когда мы доедали вынутые Борисом из кармана два энергетических батончика, чемоданчик ожил.

Торопливо дожёвывая последний кусочек, я откинула крышку и ткнула клавишу активации. На экране, как и вокруг, были сумерки. Сур уже спрятался за горизонт, а Сурами ещё не взошла. Видно было не очень-то, и я не сразу заметила сепа. Он, черный на темном фоне, неторопливо бежал по траве среди редких кустов, низко опустив морду, словно нюхая чей-то след. По следу он и шел. Впереди местность поднималась — там был какой-то холм или вал — и на фоне более светлого неба вдруг показался силуэт человека. Сеп остановился, поднял голову, понюхал воздух и рысью двинулся вперед, догоняя свою жертву, а стрекоза обогнала его и полетела к силуэту. Человек перевалил гребень возвышенности и стал спускаться. То, что он был жертвой — не вызывало никаких сомнений. Сеп не та зверушка, которая позволяет кому-то съедобному беззаботно прогуливаться в его персональном ареале.

Стрекоза поднялась выше, чтобы в зону обзора попадали сразу оба объекта и тут я по походке и силуэту узнала Бориса. Значит, это не трансляция. Это опять была запись.

— Так это я!.. — наконец узнал себя и Борис.

Сеп поднялся на обваловку рва — теперь было видно, что это вал, а за ним ров — и увидев, что Борис, спустившись, повернул влево, тоже повернул налево и пошел по гребню, не прячась.

— Вот там мы и встретились, — сказал Борис. — Сначала я его почуял, потом услышал, а потом увидел. Он стаял на валу метрах в тридцати и смотрел на меня сверху вниз, а я понял, что бежать бесполезно. Дерева или скалы, куда взобраться, вокруг не было. Даже палки никакой подходящей не было, только камни.

— А ты до этого с сепами не имел дела?

— Нет. Я их только на картинках видел или на видео. Ну, и слышал про них истории всякие из разряда «говорят». Вот, видишь, камень взял…

— Смелый ты, — восхитилась я.

— Да не смелый. Я бы побежал, честно говоря, но очень мне страшно было повернуться к нему спиной. Мне и сейчас страшно, ведь я до сих понятия не имею, почему он так себя ведёт. Когда ты в стрекозу стрелять начала, я думал, что он нас сожрёт.

Мы смотрели, как сеп полубоком, то и дело съезжая на осыпающемся склоне, спустился с вала и снова остановился.

— Он словно показать хотел, что не будет нападать. Видишь, переступил вправо-влево несколько раз, а потом, видишь, лёг.

Стрекоза подлетела ближе, Борис потихоньку пятился, сеп просто смотрел.

— Я вот так вот боком, не спуская с него глаз, медленно отходил подальше. Подумал, может это мой взгляд так на него действует, что он не нападает.

Было видно, что когда Борис отдалился от сепа достаточно далеко, тот медленно поднялся, сделал вперед три или четыре шага и снова лег.

— Так происходило несколько раз. Увидишь ещё. Он не делал резких движений, не скалился, не рычал. Я отходил, он подходил. Я попытался идти быстрее, главное было не побежать.

Какое-то время мы молча смотрели, как они так шли — Борис, полуобернувшись назад, а следом сеп, держа дистанцию. Впереди показался валун.

— На этот камень мне страшно захотелось залезть, хоть я и понимал, что это не спасёт. Поэтому, когда я дошел до камня, то просто прислонился к нему и обессиленно сполз. Мне вдруг стало всё равно, что будет дальше. Видимо, а добоялся до предела.

И я увидела, как медленно идущий следом сеп метрах в десяти от валуна остановился и снова лёг.

— Причём, он будто бы старался на меня не смотреть, глядя всё время куда-то чуточку мимо меня. Может, он на стрекозу смотрел?

Я пожала плечами.

— А я не знал, что там стрекоза. Не знал, что нас трое.

— С того самого момента она всё время с вами. Она и сейчас где-то тут, только я не знаю, где конкретно. Смотрит на нас. Сидит где-нибудь на ветке и смотрит…

Потом два дня мы просто шли. Я уже ни на что не смотрела. Была где-то рядом стрекоза или нет, я не знаю — в МКР сдохла батарея. Даже если стрекоза и включалась, чемоданчик на это больше не реагировал. Борис сначала нёс его, несколько раз предлагая бросить, но я не соглашалась. Тогда он отказался нести и дальше я несла сама, хотя сил не было. Правда, он взял у меня пистолет. Еды и воды у нас тоже не было, а пить хотелось ужасно. Я бездумно тащилась по бездорожью за Борисом и, кажется, уже не соображала, где я и куда иду. Очень болели ступни ног. Хотелось разуться и идти босиком, но я знала, что босиком тут не пройдешь и километра — шипы, жёсткая трава, острые камни. Сначала я держала во рту золотые сережки-гвоздики, перекатывала из языком и посасывала, чтобы выделялась слюна, но на второй день это уже не помогало. Мне стал слышаться шум и плеск воды, а временами казалось, что я даже вижу впереди озеро или водопад на склоне далеких гор, но я знала, что нет здесь ни озёр, ни водопадов. Поэтому, когда на второй день ближе к полудню стрекоза вдруг показалась и снизилась передо мной, максимально сократив дистанцию, я сначала не придала этому значения. Мало ли что может привидеться. Лишь когда она в третий или в четвертый раз повторила свой маневр, я остановилась, глядя на неё, и подумала:

«Что она делает? Она же, приближаясь ко мне, перестает видеть Бориса, а это противоречит программе.»

Я уже бредила. Борис шел, не оглядываясь. Наверное, он даже не услышал, что я остановилась. Я оглянулась назад. Там стоял сеп и смотрел на меня. А может, там и не было никакого сепа. Где бы он прятался в этой степи…

Стрекоза, еще мгновение повисев передо мной, резко порхнула влево, потом замедлилась, сделала небольшой круг и снова вернулась, остановилась, и снова повторила круг влево. Когда она стала это делать в третий раз, я прохрипела:

— Она нас куда-то зовёт…

Борис, ушедший метров на двадцать вперед, остановился и повернулся:

— Что?

— Она нас куда-то зовёт… — повторила я, указывая на стрекозу.

— Куда?

— Откуда я знаю…

— Она может куда-то звать?

— Нет. Но она зовёт.

И я повернула налево и пошла за стрекозой.

Через два часа стрекоза привела нас к ржавой туше сгоревшего и заваленного на бок бронетранспортера. Я знала этот бронетранспортер, я видела его пару раз на мониторах во время дежурств. От него до базы было километров девяносто и стало понятно, что если нас не обнаружат с базы, то сами мы не дойдем.

— Нужно обыскать бэтэр, — проговорил Борис. — В нем должна быть вода, иначе зачем она нас сюда привела…

И он полез внутрь через распахнутые задние створки. Я села, прислонилась спиной к корпусу и вытянула безумно болящие ноги. Было слышно, как Борис внутри что-то двигает и гремит железками. Я впала в полуобморочное состояние и ничего, кроме жажды и усталости не чувствовала. Когда я открыла глаза в следующий раз, Борис стоял передо мной.

— Там ничего нет, — сказал он.

— Надо в радиаторе посмотреть, — сказала я. — Что они в радиатор заливают?..

В результате нам удалось слить из системы охлаждения больше трех литров воды. Не знаю, какой у неё был цвет, запах и вкус, но я её с жадностью пила. Когда я сделала пять или шесть глотков, Борис забрал у меня лоток, который мы приспособили для сбора воды:

— Хватит!

Потом он сам отпил несколько глотков и сказал:

— Неизвестно, что в эту воду намешано и как давно она протухла. Её бы фильтрануть и скипятить. Зажигалка же у нас есть? Я знаю одну местную траву, которая, если постараться, то горит…

Взять воду с собой мы не могли. Был лишь «лоток» — неглубокая металлическая крышка сантиметров 30 на 50 размером. Нести в такой воду невозможно.

— Нужно оставаться здесь, — сказала я, когда мы укладывались спать. — Я за два месяца дежурств видела этот транспортёр два раза, а это значит, суда залетают наши стрекозы. Если мы останемся здесь, через два-три дня нас кто-то увидит. Три дня с водой мы продержимся.

— А нашу стрекозу на базе видят? — спросил Борис.

— Если бы видели, то нас бы уже забрали.

— Не могла же она соображать, что в бэтэре есть вода? — бормотал Борис, пристраивая голову на камень. — Или могла?

— Нет, конечно! Они понятия не имеют, что люди должны что-то пить и есть. Человек для неё всего лишь приоритетный объект наблюдения, за которым она по возможности должна следовать в пределах отведенного ей района. Но она нас сюда позвала.

— Интересно, где она сейчас?

Я пожала плечами…