Страна восковых фигур

Глава I Трамвай вне расписания

Дождь шел второй день.

Ладно бы осень или весна. Ты сидишь в классе, и тебе все равно, что там за окном. Во время учебы все можно стерпеть. А зимой в минус двадцать и вообще занятия отменяют.

Но за окном лето, и затяжной дождь совершенно не к месту.

Танька Фролова стукнула кулаком по коленке и сползла со стула.

Дождь. Лето. Каникулы.

Она отшвырнула стул, оказавшийся на ее пути, и пошла из комнаты. Делать было решительно нечего. Не книжки же читать…

Если бы светило солнце, можно было бы пошляться по улице, встретить кого-нибудь, на лавочке посидеть, на прохожих поглазеть. А сейчас даже смотреть не на кого – все под зонтами. Прячут носы, боятся промокнуть…

В коридоре ей под ноги попалась Ленкина кукла. Это сейчас она принадлежала младшей сестре, а когда-то была любимой Танькиной игрушкой и носила гордое имя кукла Таня. «Боже мой, какая я была глупая, – любила потом вздыхать Фролова, – давать кукле такое бестолковое имя». Свое имя она, конечно же, не любила.

Кукла было уже порядком потрепанной, с коричневыми тусклыми глазами, в голубом платье с обвисшим бантом на пузе. Губы у нее были подкрашены фломастером, челка торчала коротким ершиком – глупая пятилетняя Ленка была убеждена, что волосы у кукол растут, вот и отстригла ей челку. До сих пор, наверное, ждет, когда прическа у игрушки станет прежней.

«У всех сестры как сестры, у одной меня непонятно что!»

Эта фраза тоже относилась к разряду часто повторяемой. При этом надо было встать в позу – выставить правую ногу вперед, тяжело вздохнуть, всплеснуть руками и проникновенно заглянуть в глаза собеседника. Собеседник при этом начинал активно кивать головой.

Танька секунду постояла над игрушкой, наливаясь злобой, поддела куклу мыском тапочка и заорала:

– Ленка, сколько раз тебе нужно говорить: не разбрасывай своих кукол по квартире! Я из-за тебя чуть не упала!

Сестра тут же появилась из кухни, подхватила любимицу на руки и после короткого размышления выдала:

– Дура ты, Танька!

– Что?

Фролову переполнило бешенство. Она метнулась за сестрой, но Ленка оказалась проворнее. Она проскочила между Танькиных рук и снова оказалась на кухне.

– Чему вас в детском саду учат! – вопила Танька, пытаясь выудить сестру из-под стола.

– Злая, злая, – Ленка отбивалась от сестры куклой, готовая вот-вот разреветься.

– Татьяна! – негромко произнесла мама.

Танька вздохнула и плюхнулась на табуретку.

И кто только придумал ее так назвать? Глупее имени не придумаешь. Ух, как ей оно не нравилось! Если бы ее звали как-нибудь по-другому, Виолеттой или на худой конец Агнетой, она бы училась лучше и наверняка была бы добрее.

Но с таким именем… Не дождетесь!

– Таня, – горестно покачала головой мама, вытирая руки о полотенце. – Перестань задевать сестру. У тебя другого дела нет?

– Есть! – с вызовом произнесла Фролова. – Я в гости иду!

– К кому? – удивилась мама. – С утра ты никуда не собиралась.

– А теперь собираюсь!

Танька пошла переодеваться.

– Купи сыра и коржиков.

Краем глаза Фролова заметила, как мама оставила в прихожей на тумбочке деньги и пакет.

Но брать она ничего не стала. Вредная Ленка и без коржиков обойдется.

От души хлопнув дверью, Танька побежала на улицу.

Бывают же неудачные дни! Все не так, как хочется! В придачу к уже случившимся неприятностям Танька еще и зонт забыла.

– Вот назло всем промокну, заболею и умру, – пробормотала она себе под нос, шагая из-под козырька подъезда.

Дождь был теплый. Он вяло падал с неба, норовя попасть Таньке как раз по макушке. Под таким даже насморка не схватишь.

– Я тебе! – Фролова погрозила неизвестно кому и пошла на улицу.

Лето… Из класса в городе остались только Макс Тихомиров и Ирка Веселкина.

Ни с кем из них разговаривать, а тем более встречаться Таньке не хотелось.

Звякнул, проезжая мимо, трамвай. Хоть какое-то развлечение!

Номера трамвая заметить Танька не успела – лобовое стекло вагона было подернуто мелкой изморосью.

Какая разница, какой номер? Если это «пятый», то она доедет до рынка и там что-нибудь придумает. Если «шестнадцатый», то вагон провезет ее по извилистому маршруту мимо домов до реки.

Фролова проскакала по лужам мимо остановки и уже подняла руки, чтобы взяться за поручни, как вдруг кто-то тронул ее за рукав.

– Не надо, не садись, – прошептал старческий голос.

– Почему это? – нахмурилась Танька.

Трамвай звякнул, предупреждая о том, что если Фролова не поторопится, вагон уедет без нее. Больше жаждущих ехать неизвестно куда не было.

– Он вне расписания. – Рядом с ней стоял невысокий ссутулившийся дед с потухшими глазами. – Дождись следующего.

– Следующий будет через год, – отмахнулась от странного предостережения Танька и взбежала по ступенькам.

– Да, следующий будет через год, – пробормотал старик, но Фролова его уже не слышала.

Двери закрылись, и, тяжело ухая, трамвай побежал вперед. Он грузно переваливался на стыках, мотая не успевшую зацепиться за что-нибудь Таньку по всему салону.

О том, что у нее нет денег, Фролова вспомнила, когда уперлась взглядом в малоприметную старушку, устроившуюся на высоком сиденье.

– Платим за проезд, – хихикнула старушенция, встряхивая у себя на животе потертую коричневую сумку с деньгами.

– Я из многодетной семьи, – брякнула Танька первое пришедшее в голову.

– А документик? – прищурилась старушка.

– Дома оставила, – отмахнулась от нее Фролова и села, давая понять, что говорить ей с контролером больше не о чем. – И вообще дети могут ездить бесплатно!

– Ну да, ну да. – Бабка снова встряхнула сумку, тяжело звякнув мелочью. – Езжай, деточка, тебе и без денег можно. За такой проезд плату не берут.

Танька фыркнула. Древним бабкам надо дома сидеть, а не в трамвае кондуктором работать. А то несут всякий бред.

Старушка продолжала сверлить Таньку взглядом. Фролова даже обернулась посмотреть, не кажется ли ей все это…

Бабка, мило улыбаясь, смотрела на нее в упор.

– Ты ведь седьмой класс закончила? – неожиданно спросила она.

Танька кивнула и беспокойно заерзала на сиденье. На второй остановке все вышли, и теперь в вагоне они были с бабкой одни.

– От-куда вы знаете? – запнувшись на первом слове, спросила Танька.

– А здесь случайные люди не ездят.

Фролова глянула в окно и, к своему ужасу, не узнала места.

– А какой это номер? – забеспокоилась она. – «Пятый» или «шестнадцатый»?

– Какая разница? – подняла сухонькую лапку старушка и снова захихикала.

Танька поняла, что эта старушенция ее просто бесит, и пошла к выходу.

– Ты еще не приехала, – всполошилась бабка.

– В следующий раз, – сквозь зубы пробормотала Фролова, спускаясь по ступенькам.

Будет она ездить непонятно с кем! Можно подумать, у нее времени хоть отбавляй, чтобы со всякими психами ездить…

– Стой! – Бабка проявила невероятную прыть: слетела с лавки и кинулась за Танькой. – Мы же за тобой приехали! – Цепкие пальцы ухватились за рукав. – У нас на тебя наряд!

– Какой еще наряд? – Силища у старушенции оказалась о-го-го! Вроде божий одуванчик, а хватанула так, что руку свело.

– Вернись на место! – прошипела бабка.

– Вы тут совсем с рельсов сошли? – заволновалась Танька и забарабанила в дверь. – Открывайте! Я свою остановку проехала!

– Нет здесь остановок, – выла бабка, из милой старушенции превращаясь в Бабу Ягу. – У тебя транзит до самого конца!

Фролова почувствовала, как какая-то нечеловеческая сила втаскивает ее обратно в вагон, и впервые за всю эту сумасшедшую поездку испугалась.

– А ну, пусти! – завопила она.

Вагон дернулся. Танька вместе с бабкой повалились обратно к подножке. Потом трамвай дернулся еще раз. Фролова кувырком пролетела по ступенькам, над головой у нее кто-то зашипел, словно она попала в гнездо змей. В лицо дохнуло дождем, и она оказалась сидящей в луже.

Обиженно захлопнув двери, трамвай побежал вперед. Танька растерянно смотрела ему вслед.

В заднем стекле показалась маленькая головка. Круглая мордашка, вьющиеся локоны и косо отрезанная челка.

– Это же… – выскочила из лужи Фролова.

То, что она увидела, действительно было похоже на Ленкину куклу. И челка точно так же отрезана…

Танька до того была удивлена случившимся, что чуть не налетела на распахнутую дверь.

– Ой! – Она отскочила в сторону и столкнулась с манекеном. Деревянная подпорка сломалась, и вся сложная конструкция повалилась на землю.

– Ходить не умеешь, что ли?

Около двери, которую Танька только что чуть не протаранила лбом, стояла высокая полная женщина в каком-то странном платье до земли и со сложной многоуровневой прической.

– Что застыла? – Голос у женщины был несколько грубоват, но говорила она спокойно. – Поднимай, что уронила, и неси внутрь.

Если бы Фролова не была оглушена падением из трамвая, она ни за что бы не послушалась женщину. Будет она какие-то манекены таскать? Но встреча с лужей сделала ее более миролюбивой, да и женщина на нее явно не собиралась ругаться. Поэтому Танька без лишних слов подхватила легкую картонку и понесла в дом.

От входа вверх бежали полустертые каменные ступени. Тащить манекен было неудобно, он постоянно задевал ногами, как будто специально подставлял мыски под выступы лестницы.

– Тяжелый, – пропыхтела Танька и оступилась, чуть не выпустив ношу из рук.

– Карлуша, не хулигань, – произнесла женщина, и нести сразу стало легче.

На верхней площадке Фролова прислонила манекен к стене и только потом его рассмотрела. Это было вырезанное из картона в человеческий рост изображение пацана лет восьми-десяти. Этот пацан был невысокий, худой и какой-то болезненно бледный. Узкое красивое лицо, брови надменно хмурятся, узкие губы сжаты в тонкую полоску.

– Бледность у него теперь на всю жизнь, – вздохнула у Таньки за спиной женщина, видимо, проследив за ее взглядом. – Эти изверги посадили его в темную комнату и продержали там шесть месяцев!

– А потом? – Вопрос сам собой сорвался у Таньки с языка, хотя для начала не мешало бы выяснить, кого и за что сажали.

– Одни говорят, что он умер от золотухи, другие – что сбежал. Но больше его никто не видел.

– А кто он?

– О, это долгая история… – Женщина сделала жест, приглашая Таньку пройти в большой зал.

Около входа Фролова остановилась. Прямо на нее смотрел тот же самый мальчишка. Те же тонкие черты лица, тот же нахмуренный лоб. Только в плечах он оказался еще худее, чем был изображен на манекене.

В первую секунду Таньке показалось, что перед ней живой пацан, только очень бледный. Мертвенно-бледный. Его кожа была белой-белой, без единой прожилки. И стоял он неестественно ровно. Ни один нормальный парень долго так не простоит.

– Мама! – Крик вырвался у Таньки откуда-то изнутри. Она бросилась обратно к лестнице, но у нее на пути оказалась женщина. Тогда Танька заметалась на маленьком пятачке, между женщиной и парнем, стараясь не смотреть на… мертвеца!

Парень был мертвым!

Да, самый настоящий труп. Чем еще объяснить восковую белизну?

– Именно этим и объяснить, – словно прочитав мысли, женщина мягко взяла Таньку за руку. – Это восковая фигура. Неужели ты думаешь, я буду набивать трупы соломой и выставлять на всеобщее обозрение, как это делают в зоологическом музее? Фу, как это негуманно. – Женщина подошла к мальчику и погладила его по голове. – Это Карл-Людовик, сын французского короля Людовика XVI. Я надеюсь, ты хорошо изучала историю и знаешь, что Людовика XVI казнили во время Французской революции, а его сына Карла посадили в крепость Тампль, где полгода держали в темной комнате. Он умер от золотухи. Бедный малыш, я его больше всего люблю.

Только сейчас Танька смогла оглядеться. В зале в разных позах замерли другие фигуры. И все они были так же бледны.

– Так это что же, музей восковых фигур? – начала потихонечку приходить в себя Фролова. – А я и не знала, что у нас в городе есть такой музей.

– Что ты, он здесь давно. – Женщина махнула рукой и ласково улыбнулась. – Сегодня дождь, посетителей нет. Хочешь, я проведу тебе персональную экскурсию?

Что за вопрос? Конечно, Танька хотела. Она опустила руку в карман, где звякала мелочь – рубль в общей сложности. Экскурсия в музее наверняка стоила дороже.

– Это бесплатно, – еще шире заулыбалась женщина. – Как я могу брать деньги с такой милой девочки. – Она взяла Фролову за подбородок и заглянула ей в глаза. – Ты мне понравилась, и я хочу сделать тебе подарок.

Танька насторожилась. Подарок, конечно, хорошо. Но обычно за все подарки приходится платить.

– Меня зовут Мари, – величественно произнесла женщина, проходя по комнате. – И все это принадлежит мне! – Она провела рукой над головой, давая понять, что не только эта комната, но и весь дом от подвала до чердака – ее. – Ты слышала что-нибудь о Музее Тюссо в Лондоне?

Танька почувствовала себя стоящей у доски, когда учитель задает вопрос и ты вроде что-то об этом слышал, но ничего конкретно сказать не можешь. На всякий случай Танька кивнула, надеясь, что женщина не будет уточнять глубину ее знаний.

– Это крупнейший музей восковых фигур, – в голосе женщины зазвучала гордость. – И первыми его героями стали люди, казненные во время Французской революции.

– Как это? – Танькино желание посмотреть Музей стало медленно испаряться.

– Очень просто. – Женщина не переставала добродушно улыбаться. – Людям отрубали головы, мадам Тюссо делала с них посмертные восковые маски, долепливала все остальное и выставляла на всеобщее обозрение. Кстати… – Танька уже твердо решила сматываться, но тут женщина мягко взяла ее за руку. – До того как заняться этим делом, мадам была воспитателем детей короля, того самого, что потом казнили, Луи XVI и его жены Марии-Антуанетты. Ей тоже отрубили голову.

– Какой ужас! – вырвалось у Фроловой. Что-то больно много покойников получалось.

– Еще бы! – поддержала ее женщина. – Сначала воспитывать, а потом делать с них посмертные маски.

Тут Танька вспомнила фигуру мальчика. Как его там… Карлуша.

– Да, да, – снова прочитала ее мысли женщина. – Карл… Бедный мальчик. Но не будем о грустном! Посмотри на мою коллекцию! – Мари широкими шагами прошла по комнате. – У меня тоже есть кое-что интересное. Это семья последнего российского царя. Николай II с женой Александрой Федоровной и детьми. Младшему, Алексею, 14 лет. – Танька мельком глянула на застывшие как на фотографии наряженные в странные одежды фигуры. – Это друг венценосного семейства Распутин, его сначала пытались отравить, потом застрелить и в результате утопили. – Бородатый мужик не по-доброму косился на одинокую посетительницу. – Ну, здесь не так интересно. – Женщина увлекала Таньку в глубь большой комнаты. – Эти лица будут тебе более знакомы. Мэрилин Монро. Любовь Орлова. Чарли Чаплин.

Мари произнесла еще несколько имен, и Фролова перестала ее слушать. Она уже стояла в самом дальнем углу этого странного музея. Со всех сторон ее обступали восковые фигуры. Они смотрели на нее остановившимися глазами. Неподвижность лиц, мертвенная белизна щек. Танька переводила взгляд с одного лица на другое, и ей казалось, что остановившиеся глаза вот-вот оживут, а искусно подкрашенные губы растянутся в улыбке. Стоял бы здесь какой-нибудь Шварценеггер или Павел Майков… Ну, хоть один популярный сейчас актер, а главное – живой, не так было бы неуютно. Но вокруг нее были фигуры уже умерших людей. И чем дальше, тем больше Фроловой становилось не по себе.

Танька попятилась. Ее взгляд зацепился за что-то странное. Она обошла стороной нежно улыбающуюся Любовь Орлову.

В углу около батареи сидела кукла. Рядом с гигантскими фигурами она казалась совсем крошечной. Но Танька-то знала, что кукла не такая уж и маленькая. Ее головка как раз помещается в ладони, а ростом она с локоть. Вздернутый носик, пухлые губки. И челка, которую отстригли в надежде, что она отрастет заново.

Кукла подняла длинные искусственные ресницы. Губы ее дрогнули, готовые вот-вот раскрыться в улыбке.

Танька бросилась обратно, но ее неожиданно ослепила яркая вспышка. Девочка завизжала. Сквозь собственный крик она расслышала легкий смех женщины.

– Что ты? – все так же ласково пел голос. – Это всего лишь фотоаппарат.

Когда Танька проморгалась и вытерла навернувшиеся на глаза слезы, то смогла рассмотреть приветливое лицо хозяйки.

– А вот и подарок, – нежно пропела Мари, размахивая перед ее носом какой-то картонкой. – У тебя будет своя восковая фигура!

Танька испуганно замотала головой. Этого только не хватало!

– Не бойся, – догадалась женщина о ее испуге. – Тебя пока никто не собирается убивать! Я сделала фотографию. – Она снова сунула под нос своей единственной посетительницы картонку. – Этого мне вполне достаточно.

На полароидном снимке была видна перекошенная от страха Танькина физиономия. Вспышка ударила ей прямо в лицо, от этого оно приобрело веселенький белесый цвет.

– Я думаю, вы с Карлушей подружитесь, – продолжала щебетать женщина. – А то мальчику грустно одному среди больших дядь и теть.

– Я с мелюзгой не вожусь, – огрызнулась Танька, примериваясь, как бы улизнуть отсюда.

– Да, Карл для тебя маловат, ему всего восемь, – согласилась женщина. – Я тебя познакомлю с кем-нибудь из великих княжон, дочерей Николая II. А кавалером тебе будет Павел II. Когда он умер от оспы, ему было как раз пятнадцать лет. Такой возраст тебе подойдет?

– Я не дружу с покойниками! – выкрикнула Фролова, поворачиваясь к выходу.

– А с кем же тебе теперь дружить? – удивленно спросила женщина.

Но Танька решила, что для нее на сегодня экскурсий достаточно. Она скатилась с лестницы, с трудом открыла тяжелую входную дверь и шагнула под дождь.

Дверь самостоятельно захлопываться не собиралась, и Фролова, натужно пыхтя, стала закрывать ее. На глаза ей попалась вывеска.

«Спешите! Впервые! Лондонский Музей мадам Тюссо открывает свой филиал».

– Почему Лондонский? – От удивления Танька забыла, куда собиралась бежать. – Она же во Франции жила!

– В Лондоне тоже любили убивать своих правителей.

Голос раздался у Таньки за спиной, а значит, со стороны улицы. Мари не могла пройти мимо Фроловой незамеченной. Ей бы пришлось открывать и закрывать тяжелую дверь.

Волна ужаса захлестнула Таньку. Девочка помчалась прочь от этого страшного дома.

И встретилась с трамваем.

Он вынырнул из-за угла совершенно бесшумно. Ни грохота, ни трезвона Танька не слышала. Вагон просто надвинулся на нее огромной темной массой, и она перестала что-либо видеть и чувствовать.

Когда темнота рассеялась, она увидела, что лежит в вагоне на полу. Трамвай вздыхал и переваливался на стыках путей. Спиной она ощущала, как скребутся старые проржавевшие детали друг о друга.

Вокруг Таньки лежали и стояли давно забытые ею вещи. Вот старые санки, из которых она когда-то выломала все прутья. Вот плюшевый мишка, на котором она экспериментировала с уколами, таблетками и перевязками. Даже пыталась кормить его и ставила клизму. Кажется, потом мишка куда-то делся. Может, обиделся и ушел?

– Она проснулась! – раздался тоненький голосок, и к Танькиным глазам подъехала грузовая машина с одним колесом. Двигалась она медленно, тяжелый кузов волочился по полу, пустая передняя ось оставляла бороздку. – Теперь ты за все ответишь!

Грузовичок попытался наехать на Таньку, но запутался в ее куртке и замер. Фролова щелчком пальцев перевернула машинку и села.

Вагон был набит ее старыми поломанными игрушками. Ближе всех на диванчике сидела кукла с отрезанной челкой – та, что когда-то была ее любимой игрушкой, и звали ее Таней. В те далекие времена это имя Фроловой еще нравилось, и она всех так называла. У нее был зеленый плюшевый бегемотик Танюша. Грузовичок звали Татьяна. Даже комнатный цветок носил имя Танечка. Вскоре это имя Фроловой перестало нравиться. Грузовичок был безжалостно разломан, а цветок совершенно случайно выпал из окна. Когда кукле Тане сестра отстригла челку, Фролова сильно расстроилась. А потом решила, что это даже хорошо – у куклы с таким именем красивой прически быть не может.

И вот сейчас эта кукла Таня сидела перед Фроловой и глупо хлопала ресницами.

– Тебя тут только не хватало, – попыталась отмахнуться от нее Танька. – А ну, убирайся отсюда! И вообще! Куда мы едем? Мне домой пора!

Холодные ярко-карие глаза еще пару раз закрылись пластмассовыми веками, и вдруг лицо куклы ожило. Маленькие пухлые губки открылись, демонстрируя пустой провал рта.

В Таньке вновь шевельнулись нехорошие предчувствия. Она обвела взглядом недружелюбно смотрящие на нее игрушки.

– Э, чего это вы? – попятилась она ближе к выходу. – Что вы тут делаете?

– Тебя везем!

– Везем!

– Везем! – раздалось из кучи игрушек.

– Куда?

Танька подбежала к окну. Позвякивая и погромыхивая, трамвайчик ехал через какое-то поле. Сквозь дождевые капли на стекле виднелись редкие деревья. И до горизонта больше ничего не было.

Перепрыгнув через вставший у нее на пути грузовичок, Танька бросилась к машинисту. Она еще не добралась до перегородки, как хриплый голос запел:

Ноги помимо Танькиной воли сделали последние два шага.

За перегородкой в кресле удобно расположился зеленый бегемотик по имени Танюша. Передние лапы он положил на приборную доску. Из-под форменной фуражки со значком, на котором были скрещены два молоточка, торчали уши и страшно довольные глаза.

– Лево руля! – взвизгнул бегемотик.

Вагончик дернуло вправо, и из распоротого брюшка бегемотика повалилась вата. Увидев это, Танька вспомнила, какая участь постигла бывшую любимицу Танюшу, и вернулась в салон.

– Выпустите меня отсюда, – жалобно попросила она, теряя последние остатки храбрости. – Я больше не буду.

– Не будешь, – дружно подхватил хор игрушек. – Потому что ты теперь сама станешь игрушкой!

Вагон снова дернулся. Со стороны машиниста раздался оглушительный крик: «Тормози!» Танька ухватилась за поручни, но ее сбило с ног шквалом навалившихся игрушек. От сильного удара двери распахнулись, и Фролова выпала на улицу.

Позвякивая и помигивая огоньками, трамвай понесся дальше. В последнем окне показалась голова куклы Тани.

– Так я с вами и поехала, – пробормотала Танька, вставая с земли. – Нашли дурочку! – Она погрозила кулаком вслед исчезнувшим красным огонькам. – Вы меня так просто не достанете! Чтобы какие-то старые куклы испортили мне жизнь!

К Фроловой вернулась отошедшая было на минутку храбрость.

Теперь-то ее точно никто и ничто не напугает.

Танька резко развернулась на пятках и потопала по трамвайным путям обратно в город. Первые несколько минут шла она быстро и уверенно. Но вокруг ничего не менялось, рельсы все бежали и бежали через пустое поле с чахлыми кустиками.

– И долго мне так идти? – возмущенно топнула ногой Танька, на секунду почувствовав себя Алисой в Стране чудес. Сейчас по всем законам сказки из воздуха должен соткаться Чеширский Кот, который предложит отправиться направо, к Оболванившемуся Шляпнику, или налево, к Мартовскому Зайцу.

Но на брошенный в воздух вопрос никто не ответил. Только неприятный ветерок подул, да горизонт подернулся туманом.

Танька остановилась.

– Я, наверное, не туда иду, – решила она, поворачивая в обратную сторону.

Но идти обратно оказалось тяжело. На Таньку медленно наплывал туман. В серой пелене не видно было даже ног. Поэтому неудивительно, что Танька не заметила идущего ей навстречу человека. С лету она врезалась в него, и тот плашмя упал на землю.

– Под ноги надо смотреть! – заранее свалила всю вину на неизвестного Танька. – Куда вы хоть идете? – смягчилась она. Неизвестный пока не подавал признаков жизни. – Эй, вы что, померли?

Туман стал совершенно непроглядным, так что упавшего Таньке пришлось искать на ощупь. Она нашарила странно одеревеневшую руку, гладкое неподвижное лицо. И уже догадавшись, кто это может быть, взвизгнув, отпрянула назад.

– Ну что ты, это же Карлуша, – пропел у нее над головой мягкий голос Мари. И из тумана медленно поднялась восковая фигура мальчика. – Не бойся его.

С криками Танька бросилась в туман, споткнулась и полетела в темноту.

Первым к ней вернулся слух. Кто-то прямо над ухом противно лязгал, словно ножницами отрезал что-то хрусткое. Фролова шмыгнула носом и открыла глаза.

Над ней склонилась кукла Таня. Глаза у нее были полны внимания и сосредоточенности.

Хррум.

Танька чуть повернула голову и ахнула. Кукла обеими руками держала огромные портняжные ножницы. И этими ножницами резала Фроловой волосы.

– Ты что делаешь? – ахнула Танька, отшвыривая ножницы подальше от себя.

– Не шевелись, – угрюмо пробормотала кукла, еле шевеля губами. – А то я не смогу доделать свое дело.

– Иди ты со своим делом знаешь куда? – орала Танька, стараясь рассмотреть понесенные убытки – полголовы у нее было беспощадно выстрижено.

– Волосы надо отрезать, – упрямо твердила кукла, возвращаясь с ножницами. – Так всегда делают перед казнью.

– Перед чем? – Фролова перестала дергаться и уставилась на Таню. – Ты что это тут несешь?

– Когда рубят голову, волосы всегда стригут, – жестко произнесла кукла и для подтверждения своих слов щелкнула ножницами.

Танька в панике обернулась.

Хррясь!

Тяжелое лезвие пронеслось по деревянным желобкам и ухнуло вниз.

Гильотина!

– Что это вы выдумали? – От испуга Танька икнула. – Отстаньте от меня!

Она бросилась прочь, но что-то еще привлекло ее внимание в этой странной комнате.

Около двери с одной стороны замерла восковая фигура Карла-Людовика. А с другой стоял кто-то знакомый. Танька стороной обошла постоянно падающего Карлушу и приблизилась ко второй фигуре.

Это была девчонка лет тринадцати. В кроссовках, джинсах, испачканных на коленях, в вытянутой майке и серой куртке с надписью Nike. Капюшон куртки был надвинут на глаза. Из-под капюшона торчал короткий курносый нос, виднелись покусанные губы.

Отлично понимая, что ничего хорошего она сейчас не увидит, Танька медленно подняла руку и откинула с головы фигуры капюшон. На секунду Фроловой показалось, что к ней поднесли зеркало. Она посмотрела в свои серые глаза, машинально поправила растрепавшиеся короткие русые волосы. Когда отражение перед ней не шевельнулось, наваждение с зеркалом улетучилось.

– Мама! – завопила Танька, шарахаясь прочь от своего двойника.

– Понравилось? – В дверях появилась Мари. – Это моя лучшая работа. Помнишь фотографию? Я очень старалась.

– Но у вас в Музее выставлены только мертвецы! – прошептала Фролова. До нее только сейчас дошел весь ужас ее положения. Она заметалась по залу, тщетно пытаясь вспомнить, где выход. – А я живая! Слышите, живая! – Танька остановилась около Мари. – Немедленно уничтожьте эту куклу! – потребовала она, стискивая кулаки. – Сожгите ее!

– Ну и что, что живая, – пожала полными плечами женщина. – Это же временно. Сейчас живая, через пять минут – нет. Раз есть копия, оригинал не нужен.

Хррясь!

Опустилось лезвие гильотины.

Хррям.

Щелкнули ножницы.

– Все как в той сказке, – лицо Мари уже не выглядело добрым и приветливым. – Любимая дочка не помогла Дедушке Морозу, и тот ее заморозил. Твой приговор: за грубость, злость и жестокость я приговариваю тебя к смерти. Поверь, люди умирали и за меньшие прегрешения.

Хррр.

Лезвие гильотины поползло вверх.

– Мама! – заорала Танька.

Хррясь!

Лезвие полетело вниз.