Страна мыслителей

Санкт-Петербург

2012

Издательство ВВМ

Хамосоветикус

(цикл рассказов)

Щщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщ

щ

- 357 -

И ВСЕ-ТАКИ СЧАСТЬЕ ПЕРЕМЕНЧИВО

- Да, как ты смеешь, собака! - Глаза демона налились

кровью.

- Но ведь ты проиграл, попытался возразить я.

- Это не считается, да и вообще, я просто баловался,

присматривался к тебе. Жалко было тебя сразу же

обыгрывать. А ты, дурень, так ничего и не понял. Не веришь

мне, демону! Да, как тебе не стыдно! Или играем по новой

или я сейчас же выметаюсь отсюда.

- Нет, так не пойдет, - теперь начал распаляться я, - сначала

долг отдай, а там делай, что хочешь. Ты же сам говорил, что

карточный долг священен, а теперь сам первый и

увиливаешь.

- Ничего я не увиливаю. Я же не знал, что ты настолько

глупый, даже самых простых вещей не понимаешь. Сколько

раз я должен тебе повторять, что я с тобой не играл, а

баловался.

- А разве это не одно и то же?

- О, Вельзевул, родятся же такие! Да, у нас в аду младенцы и

те знают, что это совсем разные вещи. Что, не веришь?

Хочешь, пойдем в ад и спросим у первого же попавшегося

карапуза. А хочешь, даже лучше сделаем. Пойдем к самому

Вельзевулу, пусть он нас рассудит. Увидишь, он скажет, что

неправ ты.

- Как же, будет Вельзевул заниматься с нами.

- Опять не веришь! А я говорю тебе - будет!

Пойдем, пойдем, - и демон облапив меня своей огромной

волосатой ручищей, что было силы потащил прочь из

магического круга.

- Да не хочу я в ад! Что мне там делать? Да и рано мне еще

туда!

- Ничего, ничего, самое время, - не унимается демон,

подтаскивая меня уже к самому краю круга.

И тут нервы мои не выдержали, и я, что было мочи, завопил:

-«Ладно, согласен, сыграем по новой. Эта не в счет!» Демон

на какое-то мгновение остановился, видно искушение

отыграться вновь завладело им, но затем, подавив огромным

усилием воли подобную блажь, с еще большей силой

потащил меня уже за пределы круга. Вы думаете, он

утащил-таки меня в ад, несмотря на мое сопротивление? А

- 357 -

вот и нет! Я его все-таки обхитрил. А вышло это так. В

самый последний момент, когда кончики моих ступней уже

покидали пределы магического круга, на меня вдруг

снизошло, самое, что ни на есть, вдохновение. Меня вдруг

словно бы осенило!

- Послушай, а ведь ты не имеешь права насильничать в

пределах магического круга.

- Ну и что, - буркнул демон и вновь потянул меня дальше,

словно хотел как можно быстрее доставить в свой чертов

ад.

- Как это, ну и что, - не унимался я. - А магическое

наказание?

- Плевать я хотел на ..., что ты сказал? А ну-ка, повтори, - демон, казалось, только сейчас понял, что я имел ввиду. - Магическое, говоришь, наказание. Что-то я об этом слышал, а вот что, хоть убей, не помню.

- Когда вспомнишь, будет уже поздно. - Ты думаешь?

- Уверен!

- Да, - демон, казалось, задумался, - и что ты предлагаешь?

- Предлагаю тебе отпустить меня, и мы разберемся с тобой

полюбовно, да так, что оба останемся довольны.

- Не верю я тебе, - набычился демон. - Отпусти я тебя

обратно в твой сраный магический круг и пиши пропало.

Мигом что-нибудь подленькое удумаешь, не то, чего

доброго, и сам потащишь, но уже не в ад, а в рай. А что, мне

демону, в раю делать? Прислуживать, что ли? Мне и в аду

работы хватает. Да и вдруг рай такой же гадюшник, что и

ад? Нет уж, увольте, уж лучше я останусь дома, как-никак

родная все-таки земля.

- Да, не буду я тебе вредить. Что я, демон что ли? Я и

вредить-то не умею. Могу лишь разок другой в карты

обыграть.

- Ну, это ты уж врешь! Два раза подряд тебе меня в карты ни

за что не обыграть!

- А давай, попробуем! Если бы вы видели, какая буря чувств

отразилась на свином рыле демона. Сколько в ней было

страха и сомнения. И все же великая сила азарта взяла -таки

свое, не смотря ни на что!

- Ладно, сыграем, сказал демон. Но, чур, не плутовать, а то

плохо будет! Ты меня, надеюсь, понял? У меня, сам знаешь,

- 357 -

не забалуешь.

- Да уж, - согласился я. Лишь отпустил меня демон, я прыг

назад в круг, скорей к столу и, ну раскладывать карты,

словно одержимый какой-то. Демон как увидел это, сразу

почуял неладное.

- Нет, - сказал он, положив лапы на почти уже розданные

карты, - тасовать буду я. - Пришлось согласиться. А так как

шельмовать он не умел, то я вновь получил к концу кона три

туза против его трех королей.

- Вот те на, - расстроился демон, а я-то думал, что на этот

раз уж точно выиграю. А ну-ка, давай еще раз! И вновь три

моих туза побили три его дамы. Тут демон расстроился

окончательно, чуть не плачет, но, однако, почему-то не

гневается. Видать, боится, так и_ждет от меня какой¬нибудь

подлости. А я, видя такое дело, совсем

расхрабрился, стал ставки повышать. И еще через пару

конов демон проигрался в пух и прах, ничего не осталось у

него из ценного. Даже кольцо с бриллиантом, что он носил в

носу как символ капитанского чина, и то я отобрал без

зазрения совести.

- 357 -

- Ну, что, - говорю я, - может хватит?

- А вот и не хватит, - говорит демон.

И вижу я, что обидно ему, невмоготу, так и тянет

отыграться. Пожалел я его.

- Хорошо, сыграем, но только в последний раз. Но если

проиграв и на этот раз не успокоишься, то жди от меня

какой-нибудь подлости. Уж я тебе тогда устрою,

неугомонному.

- Да, ладно, чего уж там, - говорит демон, - сыграем в

последний раз, и точка! А там, будь, что будет.

- А что ты поставишь? Тебе и ставить-то нечего, я у тебя

уже все отобрал. Только трусы и остались, но мне они явно

не нужны!

- Ладно, раз трусы не нужны, то давай сыграем по самому.

- А что это значит, по самому? - интересуюсь я. Так и

хочется поднасрать этому гаденышу на полную. Гляди,

какой неуемный!

- Это значит, что ты ставишь то, что ты считаешь самым

ценным, а я то, - что я.

- Годится, - радуюсь я. - И что ты ставишь?

- Я ставлю самое, что ни на есть у меня дорогое, мою

свободу. Если я проиграю и в этот раз, то я становлюсь до

конца твоих дней твоим рабом.

- А почему именно моих? - не без интереса спрашиваю я.

- Потому, что мы, демоны, живем значительно дольше.

- Ну, коли это правда, то я согласен.

- А что ты ставишь?

Ну, а что мне поставить, думаю я. А, была не была,

поставлю то же самое. Все равно не проиграю, ведь демон и

играть-то не умеет, ни разу у меня не выиграл.

Но, увы, на этот раз выиграл именно демон.

Постскриптум

И все-таки в аду не так (уж) плохо, как говорят.

Да и грязи здесь лишь чуток больше, чем в хлеву.

24.06.94

Передохни, любезный мой читатель, чтоб не хватил тебя

«Кондратий»!

- 357 -

КОЛИ ВИНОВАТ - K ОТВЕТУ

Она его не любила. Да и как она могла ero любить, если был

он импотентом и уже целых пять лет. Что это были за

годы?! Целых пять лет постоянных мучений. Ни днем, ни

ночью никакого отдыха от назойливой мысли, что он ничего

не может. И при этом никакой надежды хоть на малейший

просвет в их сексуальных отношeниях. Еще в самом начале

доктор сказал, что он абсолютно безнадежен, но, несмотря

на это, она все же не бросилa его. Как она спустя пять лет

проклинала себя за это. Надо было бы давно его бросить,

еще в самом начале, как только она узнала, что он

безнедежен. Но увы, она не сделала этого и вот теперь

окончательно поняла, что дальше тaк продолжаться не

может. Ошибка, допущенная ею пять лет назад, оказалась

роковою. И все же, неужели теперь, после того, как ею

столько выстрадано, беззастенчиво бросить его, и тем

самым вычеркнуть эти годы из своей жизни ? Что же делать

??

Ведь это целыx пять лет, ведь было что-то хорошее и в эти

пять лет. Да нет, определенно было много хоpошего. Ибо он

прекрасно понимал, что если он ничего не может в постели, то должен хоть как-то загладить свою вину и был просто

великолепен. Эти бесконечные путешествия по самым

экзотическим странам, проживание в сверх дорогих отeлях.

Постоянное внимание и забота, которыми он неустанно

окружал ее, были поистине удивитeльны. И все же он был

импотентом. O, боже, как она хотела быть благородной, как

она боролась c собой. И вот теперь, cпустя пять лет, онa

поняла, что несмотря на все ее старания, физиология все же

сильней ее и, что она все-таки больше женщина, чем пpосто

подруга и, что ей нужен не только преданный друг, ей

нужен еще и мужчина. Пусть он будет как чeловек гораздо

хуже его, но лишь бы он не был импотентом. Но ведь и он

прежде не был импотентом. Но он и тогда не был груб

c ней. O, боже, как хорошо тогда им было. Но где найти

мужчину? 3а эти пять лет она не раз подумывала об этом.

Ведь ей, женщине из высшего света, как-то неловко

- 357 -

предлагать себя первому встречному. Бегать же за

мужчинами своего круга - это слишком открыто, a ей так не

хотелось неприятностей. Не потому, что она боялась их, нет. Просто ей не хотелось обижать его, ведь он так много

сделал для нее за эти пять лет. Он ни разу не отказал ей ни в

чем. Как же она может за хорошее отплатить ему черной

неблагодарностью. Вот, если бы он дал ей развод и при этом

не порицал ее за это. Но разве она может просить его об

этом? Нет, это выше ее сил. И все-таки что-то надо делать, так дальше продолжаться не может. Неужели она так и

умрет, никогда более не пере¬спав c мужчиной? Нет, это

просто невозможно. На такие муки даже он обречь ее не в

праве. Так что же все-таки делать? Неужели есть только

один выход? O, боже, так жестоко поступить c ним!

Неужели я смогу это сделать? A, впрочем, раз так дальше

продолжаться не может, то будь, что будет. Лучше смерть,

чем такая жизнь. Боже мой, в тридцать лет стать

импотентом!

11.01.92

НЕКОМПЕТЕНТНОСТЬ - 3АЛОГ УСПЕХА

Я маленький человек и знать многого мне, попросту, не

положено. И все-таки, я знаю и молчать не стану. Пусть об

этом узнают и другие, чтобы, наконец, они поняли, что и

маленький человек способен подчас на многое.

- Да нет, Егор, ты не прав. Они все это специально затеяли. Пойми, ведь им иначе нельзя, все они куплены с потрохами,

- сказав это, Мотя Вральман смахнул набежавшую слезу и

тяжело вздохнув, единым духом опорожнил полстакана

водки.

- Эх, если бы я имел возможность, я бы их всех точно к

стенке поставил. Ведь, что, поганцы, с державой сделали!

Поддакнул в такт Моте его собутыльник, вновь наливая

каждому очередные полстакана. - А, впрочем, - как бы

спохватившись, почти тотчас, добавил, - мы, люди

маленькие.

- 357 -

- Это точно, - согласился Мотя.

- А ты знаешь, Мотя, я ведь тоже получил позавчерась

гражданство.

- Да ну, как можно, ведь ты не еврей?!

- А что, если я не еврей, так в Израиле и жить нельзя"?

- Ну, гостить, оно конечно, можно. Пусть даже и довольно

долго, но, чтобы русскому Израильское гражданство, тут

даже я против.

- А, что это за «даже я», Мотя? Ты, что у нас за птица

особенная? Даром, что еврей, а кроме этого ни хрена не

стоишь. Да, я таких как ты, - при этом собутыльник

впечатляюще помахал кулаком перед самым носом Моти, -

одной левой.

- Ну, это еще как сказать, - вспыхнул было Мотя. Но так как

он был прирожденный еврей, то подумав малость, решил

хотя бы на этот раз, первым силу не применять. Да, и

вообще, не еврейское это дело - драться, тем более с

русским. Ведь русские евреев и за людей то не считают. А

драться с человеком, который тебя не уважает, последнее

дело. - Ладно, - уже миролюбиво сказал Мотя, -

государству виднее, а мы люди маленькие. Давай-ка лучше

еще по одной.

- Давай, - согласился собутыльник. Я, думаю, на земле

праотцов даже с пришлым выпить не грех.

- Это верно!

И они выпили. После этого захода Мотю окончательно

развезло и понесло его! Наговорил такого, что у

собутыльника, хоть тот тоже был изрядно под шафе, аж

глаза в растопырку. И, что же вы думаете, Мотя так ни хрена

и не понял, зачем он все-таки это сделал. Ведь он прекрасно

понимал, что собутыльник такого ему не спустит. И точно!

Очнулся Мотя, увы, уже не дома. Но все же Мотя в

конечном итоге не проиграл, а выиграл. Ведь именно он,

полковник Российской разведки Иван Иванов сумел

скомпрометировать одного из лучших агентов вражеской

разведки, так яростно дезинформировав последнего. Ибо

никто так не был некомпетентен в вопросак службы, как

полковник Иванов. Ведь и полковника-то ему присвоили,

чтобы не называть его половником.

02.11.92

- 357 -

МАЛОСТЬ ПОСПЕШИЛИ

Это было событием для всего ада. А почему бы и нет. Ведь

всколыхнул же полет первого космонавта все

цивилизованные страны мира, да и не только

цивилиэованные. Даже жители Крайнего Севера России, эти

истинные дети природы, и те поняли, что случилось что-то

неординарное. Иначе, почему именно в канун двенадцатого

апреля и в их забытой всеми глубинке, наконец, прозвучали

позывные первого радио.Так что же, все-таки это за

событие? На первый взгляд в нем нет ничего особенного. И

если сам Сатана соизволил почтить его своим августейшим

вниманием, то с равным успехом он мог бы и не делать

этого. Но как говорится, что сделано, то сделано. И вот что

сказал Сатана в присутствии тысяч и тысяч ( своих)

почитателей во всю мощь своих Архангельскик легких. Из

сказанного начальником ада вы я думаю и сами поймете, что

все же nроизошло, ибо излагает он свои мысли всегда на

редкость дельно и толково.

- Друзья, - гремел Сатана, - в этот торжественный час мы

собрались вместе для того, чтобы отдать должное таланту и

мужеству Архидьявола Бельфогора - зтого великого сына

нашей земли. Он первым из первых добился - желаемого, а

именно: установил беспроигрышный контакт с жителями

внешнего мира, то есть людьми. И вот теперь он еше более

покорил наши сердца, свершив поистине небывалое, сыграв

роль в одной из картин режиссера внешнего мира. А ведь в

бытность его среди нас, он и двух слов-то толком не мог

сказать. На него даже дети малые и те указывали копытом,

как

- 357 -

на полного идиота, и это поистине замечательно, ибо это

лишний раз неоспоримо покаэывает то, как велико все-таки

умственное превосходство нашего народа над жителями

внешнего мира. Так гаркнем же троекратное ура в честь

очередной победы на¬шего разума.

Сказав это, Сатана мгновенно заткнул уши. Уж кто-кто, а он

знал, на что способны его подчиненные и, надо отдагь ему

должное, он не ошибся. Рев был настолько силен, что даже с

напрочь заткнутыми ушами Сатана слышал его более чем

отчетливо. После того как приветствие, наконец,

- 357 -

окончилось, Сатана приказал спустить экран и начать показ

фильма.

В црошлом знаменитый звездный волк, а нынче почетный

пенсионер Галактического значения Том Джонс прямо-таки

не находил себе места.

- Черт его что ли забрал? Куда же оно все-таки делось? Ведь

только два часа назад я видел его, вот на этом самом месте, - при этих словах он ткнул пальцем, похожим на волосатую

сардельку, в окно, образовавшиеся на протвине инкубатора

остальные 19 яиц при этом как-то невесело подпрыгнули. -

Ваше счастье, что я сегодня в хорошем настроении, в

противном случае, ваши медные лбы вряд ли бы остались

целыми, - рявкнул на них Том, закрывая инкубатор. - Ну и

бестолочи все-таки, им видите ли все равно, сколько их там, а вот мне не все равно. Я может за зто яйцо заплатил

порядочную сумму. А хоть бы и непорядочную, что из того,

яйцо-то все-таки мое, и пропало оно не у кого-нибудь, а у

меня. И стало быть ни кто-нибудь, а я должен быть зол. Ох, как я зол! Джуди, - рявкнул Том во всю мощь своей

богатырской глотки.

- Я здесь шеф, - отозвался робот-домоправитель, поспешно

подкатив на зов хозяина.

- Слушай, ты не видел куда подевалось яйцо из инкубатора?

Сейчас их там 19, а было всего каких-нибудь два часа назад

20.

- Нет, шеф, просто не представляю, лично я не заметил

ничего подозрительного, - сказал робот, стараясь запихнуть

яйцо как можно дальше внутрь своей трубчатой руки.

- А, ладно, - махнул рукой Том, - могло быть

и хуже. Налей-ка мне, браток, вина, может выпив

• удастся успокоится. - После четвертой стопки Том и в

самом деле начал успокаиваться, а после седьмой и вовсе

успокоился окончательно. Решив, наконец,

удовольствоваться тем, что у него осталось.И вот в этот

самый момент кто-то тихо, но настойчиво позвал его откудато с боку. Обернувшись на зов, Том с удивлением

обнаружил высунувшегося наполовину из стены дьявола,

шестипалые кисти которого были плотно сжаты в кулаки.

Дьявол нагло ухмылялся. - Ты зачем здесь? - тоже тихо, но

уже по змеиному прошипел Том. - Ты что, идиот, забыл что

ли о конспирации? Ведь, если прознают, дело точно не

- 357 -

выгорит.

- Не прознают, - успокоил его дьявол. - Мы эти кадры

вырежем.

- И все-таки зачем ты здесь? - не унимался еще не совсем

успокоившийся Том, он же Бельфогор.

- Да, ты что, до сих пор и вправду не догадался, для чего я

тут? - От удивления дьявол, которого звали Бен, даже

выпучил глаза.

- А то стал бы я спрашивать, больно мне нужно

с тобой разговаривать. Кто ты, а кто я? - При этом Том с

явным презрением взглянул на Бена.

- Это верно, - нехотя согласился Бен, хоть ему было и

обидно. - Что ж не буду больше томить неведением такую

важную персону. Короче, видя, что ты можешь завалить все

дело, Босс послал меня, чтобы я незаметно подкинул тебе

пару яиц. Одно вместо потерявшегося, а другое, на всякий

случай, вдруг ты недотепа, потеряешь

и это. - Сказав это, Бен катанул оба яйца прямехонько к

ногам Тома. После чего он словно бы провалился сквозь

стену.

- Ах, вот вы где, - только и нашелся сказать Том. И тут в

голове его, наконец-то, сработали предохранители. - Бог

мой, а ведь этого нет в сценарии. А в аду в это время уже

начали торжественный подъем флага.

8. мая 1992

Чересчур говорливый

- Кроги, так ты не убил его? - глаза Хила Блейзера метали

молнии.

- А зачем бы я стал делать это? Я же не сумасшедший.

- Но ведь шеф приказал убрать его, - Блейзер судорожно

сглотнул. - Разве ты не знаешь, что шеф не переносит, когда

его не слушаются?

- Дорогой Блейзер, я все прекрасно понимаю, но, видишь ли, я не боюсь шефа.

- Как так? - Блейзер трясущейся рукой извлек

- 357 -

из нагрудного кармана платок и стер с лица обильно

выступивший пот.

- А с чего мне его бояться? Я и в глаза-то его никогда не

видел, - Кроги, казалось, забавлялся растерянностью

приятеля. Все его распоряжёния передавались только через

подставных лиц. - Да, ты и сам прекрасно это знаешь.

Сколько раз я получал их от тебя лично. А может ты и есть

этот самый шеф, а, Хил? Сознавайся, пока не поздно! - И

дружелюбно хлопнув Блейзера по плечу, Кроги весело

рассмеялся.

- Да ты что? - хотел было возмутиться Блейзер, без

сомнения, наглой шутке приятеля. И тут в голове его и

родилась эта бредовая идея. В самом деле, а почему бы ему

и не выдать себя за шефа. Ведь шефа не знает никто, даже

он, первый его помощник, общается с ним лишь по

телефону.

- Кроги, скажи-ка честно, а чтобы ты сейчас сделал, если бы

я действительно оказался шефом? Небось, наложил бы в

штаны со страху?

- А ты что, и вправду, шеф? - улыбка Кроги мгновенно

угасла, лоб покрылся морщинами, казалось, он не на шутку

задумался.

- Я этого не говорил, - теперь улыбался во весь рот уже

Блейзер. Ему всегда безумно нравилось видеть приятеля в

неловком положении. - И все-таки ответь, пожалуйста, на

мой вопрос.

- Ну, я не знаю, - заартачился было Кроги, но затем, немного

помолчав, как бы против своей воли, выдавил из себя, - если

откровенно, то я бы, Хил, и вправду, наложил в штаны от

страка.

- Вот так-то, малый. Бахвалиться оно завсегда проще. Ну,

что ж, откровенность за откровенность, но чтобы осталось

лишь между нами, чтобы никому. Ты понял? Никому. Друг

мой, а я и есть Шеф, - при слове «Шеф» лицо Блейзера

приняло прямо-таки патетическое выражение.

- Неужели?! Ну что же, если это так, то тогда,

действительно, все сходится. - Ребята,

взять его! А ты, подонок, руки за голову, живее!

Вороненое дуло ткнулось точно в центр лба Блейзера.

- Кроги, сынок, я же пошутил попытался бьио пролепетать

Блейзер, но выстрел в упор не дал ему сделать этого.

- 357 -

Вложив пистолет в руку покойного, Кроги криво

усмехнулся. Может и сойдет за самоубийство, впрочем, вряд

ли. Сразу видно, что шито белыми нитками. Ну и черт с

ним! Главное -дело сделано. Ну и придурок, надо же

удумать такое. И Кроги небрежным движением сунув

диктофон обратно в футляр, быстрым шагом вышел из

комнаты, на коду насвистывая песенку Вердиевского

герцога.

07.04.92

Хамосоветикус.

Видиомагнитофон.

Это случилось довольно давно. В то время мы с братом

были значительно шустрее.

Да и женщины к нам относились, совсем по другому.

Иногда, даже поили за свой счет. Так вот, однажды сидели

мы в выходной на своей даче в Бабино, что нахолится

примерно в сотне километров от Санкт Петербурга по

дороге на Новгород. И ясное дело скучали без женской

заботы. Тогда брат и говорит мне. Ты тут погрусти чуток, а я

до соседки пока сбегаю. К ней кажись дочка со своими

подружками приехать обещала. Может чего и получиться.

Ты только ,посимпотичней выбирай обьясняю я брату. Ведь

не на помойке же мы с тобой родились. Экий ты капризный,

обижается брат, но обещает постараться учесть мое

пожелание. Короче, ушел значит он, а я остался коротать

время в ожидании его возвращения. А чем мне заняться,

блин даже и не знаю. Подумал малость, я ведь философский

факультет заканчивал в нашем университете. Да и решил

приступить к готовке ужина, чтобы девочки если они

конечно будут, от еды стали добрее. Долго возился, потому

как очень старался. Но когда брат вернулся все уже было

готово. Ну как спрашиваю успещно или опять облом. На

этот раз все кажись путем уверяет брат. А где они

спрашиваю. Скоро будут, в магазин за пойлом побежали.

- 357 -

Это хорошо радуюсь я и потираю руки. Выпивши я любую

уговорю.

О вот и они -перебивает меня брат и бежит открывать на

звонок. И через какое то время возвращается ведя под руки

двух крашенных красоток. Знакомся братик это Лиза и

Луиза. Очень рад – говорю, и надо сказать я не кривил

душой, ибо они мне действительно понравились. Вот бы

поладить с обеими. Ну, что приступим говорит брат и

приглашает всех царственным жестом за стол. Пьем, жрем,

песни поем, а заодно и милуемся, пока еще правда по

легкому. Но чувствую девчонки определенно покладистые,

так что самое лучшее пожалуй впереди. Когда наконец

всеже выбрались из-за стола, то сразу вдарились в танцы.

Натанцевавшись Лиза и Луиза начали, как бы ненароком

шастать по всем помещениям. Оно и понятно чисто женское

любопытство. Когда они зашли в спальню моего брата, то

тотчас оттуда выскочили как ошпаренные. Как это понимать

спрашивают нас девушки почему у вас в спальной

находятся посторонние женщины. Они не посторонние-оправдывается брат. Но не беспокойтесь, мы их можем не

опасаться. Это наши супруги, только с тех пор как и в этом

доме появился видиомагнитофон , мы их как мужчины

совсем перестали интересовать. А почему – неунимаются

недоверчивые Лиза с Луизой. Пес его знает поясняю я,

может на них так его излучение действует. Надо будет и нам

посмотреть видик, кстати мы еше ни разу этого не делали,

ведь эта штука страшно дорогая,-просят нас девушки. Не ,

не получиться , у нас только один, да и то на него целых два

года копили.-говорит мой брат. Так мы у ваших дам

разрешения попросим, полагаю не откажут.-не унимаются

красавицы.

Ладно я замолвлю за вас словечко говорю я и предлагаю

Луизе продолжить беседу уже в моей спальной. Брат берет в

оборот Лизу и ведет ее на второй этаж в тренажерный зал,

там есть топчан для временного отдыха. А что прикажешь

делать коли твоя спальная прочно окупирована. Что было

дальше, я полагаю итак всем понятно. С первыми лучами

солнца я уже был на ногах.Я всегда встаю рано, натура у

меня такая. Луизы, в комнате уже не было, чему я немало

удивился. Наверняка встала пораньше, чтобы завтрак мне

приготовить. О том, что она может тайно дезертировать у

- 357 -

меня даже и мысли не возникло. Когда я вошел в кухню

брат уже поджидал меня, видать хотел поделиться чем то

особенно важным, ведь обычно он просыпается позже

моего. Братан, кажись мы с тобой вновь попали,-сразу без

обиняков начал мой брат. О чем это ты – интересуюсь я. О

чем ,о чем ! Да о том, что подружки которых я вчера

притащил, тоже теперь в моей спальной.

Вот сволочи, все-таки не постеснялись.-сердито говорю я. И

что же теперь делать.?

Видно, придется и этих содержать. Во всяком случае, до тех

пор пока они сами не соизволят покинуть эту хату.-едва не

плача констатирует брат.

Вот и доверяй после этого людям - грустно добавляю я .

Декабрь 1989

А ВЕДЬ ЭТО СЕРЬЕЗНО

Я бисексуален и не стыжусь этого. Да и что в этом плохоrо?

Ведь любовь, это прежде всего физическое влечение, а все

остальное - только наслоения на основной стержень. И

быть бисексуальным - это значит любить вдвойне. Вы не

представляете себе, насколько прекрасно обладать особой

своего пола, особенно если этот экземпляр превосходит тебя

по физиометрическим показателям. В момент оргазма ты

чувствуешь себя прямотаки эдаким монстром, способным

потрясти буквально вселенную. Одним словом, такое

обладание поистине праздник. Обладание же особой

противоположного пола, как бы хорошо оно не проходило,

воспринимается как дело вполне обычное, хотя и весьма

приятное. Так что я не только не порицаю гомосексуалистов

и лесбиянок, напротив я их просто обожаю. В одном только

я с ними не согласен. Нельзя замыкаться на влечении лишь к

особам своего пола, надо быть бисексуальным и тогда,

- 357 -

верьте мне, вам будет хорошо вдвойне.

Как бисексуал я стою многого, но у меня есть один, как

скаэал мой любимый напарник, существенный недостаток.

Иногда я бываю довольно груб со своими партнерами,

особенно мужчинами. Это происходит, я думаю, от

вспыльчивого характера. Иногда в моменты близости,

особенно когда я выполняю пассивную роль, меня очень

обижает желание моего партнера непременно кончить,

кончить даже тогда, когда кончить практически

невозможно. И если бы не этот мой недостаток, я бы

наверно, уже давно был выбран в члены прааления нашего

клуба. А так я уже целых пять лет всего лишь рядовой

«ангелочек», - так называют себя члены нашего клуба,

именуемого «Ангельская любовь». И хотя мне обидно, что

несмотря на мой, смело могу сказать, немалый опыт, я, все

еще рядовой ангелочек, я никогда не смирюсь даже.с

малейшим проявлением эгоизма или любого другого

неуважения в таком святом деле как любовь. В любви все

должно быть прекрасно. И если вы не можете уважать друг

друга, то значит вы не должны и любиться друг с другом. И

до конца своик дней пусть считают это моим серьезным

недостатком, пусть я умру всего лишь рядовым ангелочком,

я буду бороться с этим злом по мере моих сил. Такой уж я

человек. Не могу бросить начатого, если чувствую, что это

мое дело, ибо твердо убежден, что каждый должен делать

только свое дело.

Работаю я в отряде милиции особого назначения (ОМОН) и

не рядовым сотрудником, а командиром подразделения. И

котя должность как будто и не велика, но ответственность за

судьбы вверенных тебе бойцов делает тебя человеком

поистине значительным. К тому же в нашем спецотряде

каждый боец уже сам по себе величина значительная. Ведь

он не кто иной, как спецстраж порядка. Работа у нас

трудная, можно сказать нервная. Порой приходится делать

прямо-таки некрасивые вещи. Конечно, переживаешь,

- 357 -

совесть, она ведь

не дает покоя, да делать нечего, приказ есть приказ. Кстати, вы, наверно и не догадываетесь, что и те, кто отдают

приказы, тоже иногда чувствуют угрызения совести. Но они

на редкость мужественные люди, и их сила воли не знает

границ. Всякий раз глубоко ссознав всю ошибочность

принятого решения и раскаявшись в содеянном, они,

несмотря ни на что, принимают новые решения твердо веря,

что если не на этот раз, то уж в следующий все будет

хорошо. Мне об этом рассказывал наш замполит, тоже из

наших, и я верю ему. Он человек бывалый, знает, что

говорит. Кстати, о замполите. Нет, не думайте плохого, он

уважаемый человек, член правления, Ангел первой

категории, так что, сами понимаете, никаких глупостей он

себе не позволяет. И все-таки одну историю о нем я позволю

себе рассказать. Эту историю он сам рассказал мне.

В молодости своей, то есть сразу после школы, наш

замполит, а он по национальности азербайджанец,

преподавал в сельской школе в начальных классах, наверно

до тех пор пока его не призвали в армию. И был в его классе

один маленький мальчик, на редкость мелкий и в то же

время на редкость пакостный. 3вали его Мамед. Этот

Мамед частенько проказничал на уроках, видно ему было

неинтересно, а может просто глупый он был, этот Мамед.

Долго терпел наш замполит, он человек очень терпеливый,

но и он однажды не выдержал. и так поговорил с этим

Мамедом, что тот недели три не появлялся в школе. Но

потом наконец появился и ничего, стал как будто человеком. Мало того, стал даже и тройки получать. Прежде ему и

вовсе не ставили отметок, не за что было ставить. Так

- 357 -

продолжалось довольно долго, Мамед уже совсем было

исправился, даже один раз пятерку получил, правда по

поведению, но, как говорится, главное лишь начать, а там

уже и не остановиться . И вот надо же, однажды этот Мамед

снова пропал, целых три дня - ёго не было. Все эти три

дня замполит не находил себе места. Никак не мог понять,

куда делся мальчишка. Может что случилось? Но идти к

родителям все же не решился, мало ли что бывает, к чему

подводить парня. На четвертый день Мамед появился, но,

Бог мой, в каком виде. Кожа да кости, а глаза прямо-таки

зыркают туда-сюда, сразу видно натворил что-то.

- Мамед, где ты пропадал? - спросил замполит.

- Учитель, ответ на твой вопрос я могу дать только один на

один.

- Почему? - удивился замполит.

- Мне стыдно при них, - насупился Мамед и, поковыряв в

носу грязным пальцем, указал в сторону класса.

- Хорошо, - сказал замполит, - пошли. - А что оставалось

делать, ведь ребенок же, а детей надо уважать. В коридоре

замполит снова задал свой вопрос и на этот раз Мамед

соизволил ответить.

- Учитель, я не мог эти три дня ходить в школу

- Почему?

- Очень занят был.

- А чем же это ты был занят?

- Учитель, ты только никому не говори, прошу тебя.

- Ну, хорошо, никому не скажу, - успокоил

замполит малыша.

- Учитель.

- Да, Мамед?

- Я все эти три дня ишак трахал.

- Что? Что, Мамед? Повтори.

- 357 -

- Я все эти дни ишак трахал.

Это сейчас замполит бывалый человек и его мало что

может удивить, а тогда он был всего лишь желторотым

юнцом, так что, сами понимаете, к чему это привело.

На следующее утро, не только сам Мамед, но и

его отец уже за полчаса до начала занятий были

у дверей школы. Вот в это время-то и произошел

у замполита с Мамедом и его папой тот самый разговор,

о котором я и хотел рассказать. Разговор довольно

своеобразный и, как потом выяснилось, на редкость

поучительный.

- Мамед, расскажи отцу, почему ты эти три дня в школе не

был, - грозно обратился к ученику замполит.

- Нет, не буду, - заартачился было Мамед и хотел тут же

дать деру, но отец живо привел сына в чувство, отвесив ему

пару оплеух. Тем самым наглядно показав, что не одобряет

его поведения. И Мамеду ничего не оставалось, раз уж и

отец против него, как подчиниться. Выслушав рассказ сына

отец, насупив брови, спросил его: «Мамед, а какой ишак ты

трогал?»

- Черный, отец.

- Какой-какой?

- Черный!!.

При слове «черный» брови отца снова встали на свое место.

- Белый ишак не трогай, - и снова брови отца насупились, - а

теперь, иди учись. - И отец ласковым пинком подтолкнул

сына поближе к дверям.

- И это все? - спросил пораженный замполит.

- А вы хотели большего? - жестко парировал отец, - ведь это

все-таки мой сын.

- 357 -

Две ночи после этого не спал эамполит, но так и не смог

понять, чем же так хорош белый ишак по сравнению с

черным. Не придя к разгадке, он решил пробраться во двор

Мамеда и увидеть все прелести белого своими глазами.

Нельзя сказать, что черный ишак совсем его не интересовал, но белый ишак ... О, этот белый ишак! Но, как говорится,

дело сделать - это не пару слов сказать. Тут не отделаешься

одним сотрясением воздуха. Но как увидеть этого самого

белого ишака, да так, чтобы никому не пришло в голову

подумать что-либо плохое. Не придешь же и не скажешь,

чем же это так хорош ваш белый ишак, скажите,

пожалуйста. И не только скажите, но и покажите этого

самого белого ишака. А увидеть и понять, чем же он так

хорош, непременно надо. Промучившись еще одну ночь, -

где уж тут заснуть, когда в голове такое, - замполит, как не

совестно ему было, решил все же украдкой пробраться во

двор Мамеда и лично убедиться в достоинствах ишаков.

Сказано - сделано.

И вот замполит в хлеву Мамедова отца. Черный ишак в

одном углу, белый - в другом. И что удивительно, оба на вид

как будто одинаковые. Черный, кажется, даже малость

крупнее. В чем же дело, думает замполит. Осмотрю-ка я их, пожалуй, более тщательно. С которого начать? Начну с

черного, он покрупнее, стало быть и покрепче. Сильно

старался замполит, можно сказать совсем замучил животное

своим осмотром. Но как ни старался, все же не смог понять, чем же этот ишак плох. Обидно конечно, но делать нечего,

смахнул замполит слезу, да и пошел к белому ишаку.

Подошел эдак сзади. Стоит он позади этого ишака, а в

голове его все одна и та же назойливая мысль: «Чем же этот

ишак так хорош?» Но ведь давно известно, что не видно

вдали, хорошо различио вблизи. Поэтому замполит еще

ближе придвинулся к заду ишака. И только он собрался со

всей тщательностью погрузиться в этот осмотр; как такой

знакомый голос шепотом проговорил откуда-то из глубины

- 357 -

хлева: «Учитель, лучше не надо, это папин ишак, и он не

любит, когда кто-нибудь другой его трогает. Лучше

потрогай снова черный ишак. Папа разрешает его трогать.»

И хотя замполит был застигнут врасплох, он все же нашел в

себе мужество спросить Мамеда, а что он сам делает в хлеву

в такой поздний час.

- Как, что делаю, - обиделся Мамед, - сторожу ишак, я ведь

знал, что ты придешь.

- А откуда ты знал?

- Так ведь ты сам меня учил, чем запретнее плод, тем он

слаще.

- А какой ишак ты сторожишь?

- Конечно же черный, на белый мне наплевать.

- Ах, вот как, - обрадовался было замполит и хотел уже

снова приняться за осмотр бедного животного.

- Мне плевать, - помолчав, многозначительно добавил

Мамед, - но сейчас 23-50, а в полночь придет сюда мой отец

и сменит меня. Мы всегда так делаем, так легче. И будет,

сам понимаешь, нехорошо, если он застанет тебя здесь. Он

человек горячий, может не понять, зачем ты тут.

- Ну, хорошо, - согласился замполит, - я уйду, но прежде

ответь мне на два вопроса. Первый: почему ты разрешил

мне трогать черный ишак? Второй: чем белый ишак лучше

черного?

- На первый я тебе охотно отвечу. Я разрешил тебе трогать

свой ишак потому, что ты мой учитель. На второй вопрос

пусть ответит тебе мой отец.

- Да-да, охотно отвечу, - пророкотал баркатный бас отца

Мамеда прямо позади уха зампалита. И в то же мгновение

кто-то будто бы каленым железом кольнул замполита чуть

- 357 -

пониже спины.

- Вай, - закричал замполит и хотел было удрать, так стыдно

ему вдруг стало, но не тут-то было. Что-то буквально

пригвоздило его к полу.

- А вот тебе и ответ на твой вoпpoc: кое-что в заду моего

ишака смотрится также хорошо, как эти вилы в твоей

заднице. И с этими словами родитель Мамеда, вилами,

развернул замполита к дверям и пинком под зад выгнал из

хлева.

Какой же вывод из этой истории, спросите вы. Только один: чрезмерность всегда наказуема, даже если она всего лишь

любопытство. Но довольно о замполите. В заключение

добавлю только, что замполит по всей видимости никаких

особых выводов из случившегося не сделал, потому что

продолжал работать все в той же школе вплоть до самого

призыва в армию, а апрочем, это его личное дело. Может

быть он поступил и правильно.

Итак, довольно историй и прочих им подобных

отступлений, поговорим лучше о жизни, о нашей

теперешней жизни. Ведь жизнь нынче, сами знаете, какая

трудная. Но что сказать о жизни? Сам-то

я видел в жизни еще не очень много плохого. Как-никак

спецработник и притом со значительным стажем. Но вот

люди говорят, и некоторым из них

я склонен верить, что жить по человечески нынче стало

практически невозможно. 3арплаты не хватает даже на

самое необходимое. Что тут делать? Порядочному человеку

делать, прямо скажем, нечего. Одно лишь остается, загнать

себя в гроб заживо. Да вот беда, нынче и гроб по карману

далеко не каждому. Но вообще-то это порядочному

человеку делать нечего, а непорядочному, так тому дел

просто невпроворот. Все заслонки нынче для него открыты,

мол, лазай куда захочешь, лазай, и все же помни: больше

чем ты сам нуждаешься в обществе, общество нуждается в

тебе. Так что драть с тебя будут за милую душу. Но разве

- 357 -

это смутит предприимчивого человека? Он еще с колыбели

понял, что Бог велел делиться, и, если не с ближним, то уж с

сильнейшим, в первую очередь. Сам я сколько не пытался,

но так и не смог уяснить для себя, чем же сильный лучше

ближнего, но это, по всей видимости, от недостатка

образования. Ведь я, к сожалению, институтов не кончал.

Да, что там институтов, я

и школу закончил с грехом пополам. Да, что то я,

•в самом деле, все о себе, да о себе. Нет, так нельзя, о людях

надо прежде говорить , о людях.

Итак, о людях. Народ нынче не тот, что был прежде. И это

также верно, как то, что я могу ударом правой руки отбить

горлышко у пивной бутылки, хотя левой рукой я этого

сделать не в состоянии. Прежде народ был тьфу, одним

словом не народ, а размазня. Правительство делало с ним,

что хотело, да что там правительство, один человек мог

сделать с ним, что угодно. Сталин целых тридцать лет его, как петух курицу, ногами топтал, а ему хоть бы хны, даже

яиц и тех не нес.

Хрущев десять лет одной кукурузой кормил, а ему опять

хоть бы хны, знай себе сопит, да жует, даже изжога его не

берет. Да, что там Хрущев, Брежнев целых пятнадцать лет за

всех за границу катался, а народу опять коть бы что. Не

пущают, ну и не надо. Как говорится, хорошо в гостях, а

дома лучше. Так мало этого, на похоронах каждый третий

еще и всплакнул. Жаль, мол, Ильича, как же без него с

заграницей-то общаться. А я вот, лично, не всплакнул

потому, что знал, что мне заграницы все равно не видать,

так же впрочем, как и своих ушей. Подобное для меня

возможно, только по спецприказу, а таких спецов, как я,

сами знаете, сколько. Так что мне и до смерти не дождаться

- 357 -

своей очереди. И посему на загранице я друзья давно уже

крест поставил. Нынешний же народ это уже не размазня, а

черт знает что такое. Вроде и палец ему в рот не клади,

свободу любит, за дело болеет. Однако, и он правды не

ищет. Какой вы спросите правды? Охотно отвечу - правды

жизни. Ведь где нынче правда жизни, куда она подевалась?

А ведь прежде была, хоть и неправильная, но была. Так что

лично я убежден, что нынче народ ведет себя неправильно.

А пора бы и поумнеть. Или стадное чувство сильнее разума, и нами так и будет руководить вожак. И куда он поведет,

туда все стадо и пойдет. 3наете, по этому поводу я даже

стихи написал. Может это и не совсем к месту, а может и

попросту глупо, но, позвольте все же зачитать их.

Увы, к отечеству любовь

Не тешит мне отныне кровь!

Оно себя без меры эапятнало,

Как от стыда его не разорвало.

Все, что могла, верхушка растащила,

Что не смогла, на совесть развалила.

А наш народ, - так это бараны,

Кто их ведет, - тому все и верны.

А, вы знаете, я пока читал эти стихи, вот что подумал: а ведь

рыба то гниет с головы. Может и у нас в государстве так?

Нет, я лично ничего не имею против Михаила Сергеевича, и

все же предположим, что Михаил Сергеевич по каким-либо

соображениям встал на неправильный путь. Причины,

побудившие его к этому, могут быть, без сомнения,

различными. Может жена что-либо посоветовала, а он

неправильно понял. Может сам ,не спросив ни у кого совета,

- 357 -

наконец, принял самостоятельное решение и вот, на тебе,

результат. А может кто и просто попросил его, наобещав

черт знает что. Ведь и Горбачев всего лишь живой человек и

ему тоже свойственны некоторые слабости. а, впрочем, не

это главное, главное то, что Михаил Сергеевич вдруг взял да

и встал на неправильный путь. И что тут делать? А что тут

остается делать? Только одно, ждать пока гниль

распространится дальше, и пока порча окончательно не

охватит всю рыбу. И вот тут-то должен пробить час, так

называемого очищения. Час, когда уже прежнюю гниль

нюхать станет невозможно. Да, друзья, это поистине

решительный час и я, можно сказать, преклоняюсь перед

мужеством господина Ельцина, так лихо сказавшего своим

носом фи в эту решительную минуту истории и,

открывшему тем самым путь новому, еще неизведанному

запаху. А каким он будет этот запах - покажет время. Я

думаю, запах будет терпимым, хотя, конечно, носы у всех

безусловно разные. Вы наверное пожелаете спросить, как я

отношусь к ГКЧПистам, этим, так называемым, врагам

народа. Да никак. Я считаю, что пленный враг, это уже не

враг, а попросту пленный. А пленный это уже не человек, а

можно сказать трофейное имущество, а к любому

имуществу надо относиться бережно. Ведь не зря говорится, что ломать - не строить. К тому же, я думаю, что ГКЧПисты

это те же малые дети и, без помощи взрослых, они способны

разве что на детские шалости. Я даже скажу яснее. Я думаю, их просто

попросили сделать это. И так как они дети, и их ум стало

быть еще незрел, они с радостью согласились, видя в этом

лишь очередную интересную игру. И вот результат. Дети

пострадали, а нехорошие дяди, втравившие их в это,

счастливы как и прежде. И это разве не грустно? Так что,

думайте сами, как я отношусь к ГКЧП, этим малым детям.

Вообще-то я не люблю говорить о политике. Но раз мы от

разговоров о жизни перешли к разговорам о политике, а я

- 357 -

убежден, что жизнь и политика едины, и я думаю, это

правильно, продолжим и дальше разговор о политике.

Политике малого масштаба, то есть политике

внутригородского уровня, а уж затем, если позволят,

перейдем и к международной политике нашего государства,

которое нынче превратилось в содружество. Так как я живу

в Санкт-Петербурге, то стало быть, говорить буду в

основном о политической обстановке сугубо лишь в нем. И

поймите меня правильно: Даже козел знает, что чужая

капуста вкуснее, однако и он в самые трудные минуты,не

покидает своего огорода, ибо убежден, что в противном

случае может остаться вообще ни с чем. Поэтому о мэре

Москвы Гаврииле Попове я позволю себе сказать только

одно: этот человек мне не нравится. Что касается нашего

мэра Собчака, то и он мне не нравится, хотя его жена мне

очень нравится. А не нравится он мне вот почему. При всем

его умении так красиво и вместе с тем так предельно просто

выражать мысль своим языком, он своими руками не может

сделать ни единого мало-мальского дела. Интересно, что он

все-таки, быстрее заколотит в доску: гвоздь, молоток или

свой собственный палец, если ему предоставится случай.-Хотя я сомневаюсь, что случай ему предоставится. А о

членах мэрии мне и говорить не хочется, те и этого не

умеют, простите, я хотел сказать, что они не только

вверенными им делами не занимаются, но вдобавок еще и не

умеют объяснить, почему они ими не занимаются.

Что касается международной политики, то в последнее

время я и вовсе перестал понимать, что под этим понятием

подразумевается. Прежде, международная политика была

предельно ясна - покорение социализмом капитализма,

невзирая на отчаянное сопrотивление последнего. Теперь

же, когда социализм умер и, стало быть, покорять стало

некому, мы еще более яростно рвемся на запад, и это выше

моего понимания. 3ачем? Ведь покорятьто некому, да и

нечем. Что мы нынче умеем? Только то, что еще не забыли.

- 357 -

А что мы еще не забыли, только рты разевать. Но на западе

и своих едоков да крикунов более, чем достаточно. Да и

вообще с одними зубами, даже с нашими, запада не

покорить. Капитализм, он хоть и с гнильцой, однако тело у

него железное, а зубы против железа, сами знаете, - ничто. Вот если бы ракет, хотя бы по штуке в каждые желающие

руки, вот тогда бы другое дело. Но правительство нынче

какое-то нерешительное, оно предпочитает вначале

тщательно проверить всякое новшество внутри страны,.и

только уже затем, раздвинуть границы эксперимента. А это, я считаю, в корне ошибочно, ведь все равно своих не будешь

бить так, как чужих. А пока ты тренируешься, глядишь, они

уже и к обороне готовы. Ведь не зря говорится, что земля

слухами полнится. Вот если бы я был в правительстве,

поверьте, все было бы иначе. А впрочем, о том довольно, не

хочу больше говорить о политике. Расскажу-ка я лучше о

своей жизни, может и интересно получится.

Начну-ка я с самого детства. Родился я в семье

военнослужащего. Папа у меня был строгий и недобрый,

одним словом, не мужик - кремень. А впрочем, раз он мой

папа, то светлая ему память. Мама, напротив, была не

строгая, а добрая.

Она и сейчас добрая, такая старенькая и такая добрая. И

так как папа мой был человек строгий, то

держал он меня в ежовых рукавицах. Не то что проказить,

шалости малой совершить мне не позволял. Драл меня

нещадно, даже не понятно за что.

Все же папа мой был хорошим, он хотя и по-своему, но

любил меня. Я это только недавно понял, когда вспомнил,

как мы бежали с ним от дюжины армян, пытавшихся нас

изнасиловать в одном из закоулков старой крепости.

Жили мы в то время в городе Баку. А вы, без сомнения,

знаете что город Баку не столь славен своими ветрами

(название в переводе с местного означает город ветров) ,

сколь славен своей знаменитой старой крепостью,

- 357 -

раскинувшейся в самом центре города и отгородившейся от

остального мира высокими зубчатыми стенами. Крепость

эта была построена, кажется, в шестнадцатом веке одним из

прежних правителей rорода. Первоначально она

представляла собой вал из крепостных стен с башнями и

бойницами, для отражения возможного нападения

неприятеля, внутри которого находилось значительное

количество хозяйственных построек. Но с годами

внутренняя часть вала все больше и больше застраивалась и

превратилась в конце концов в эдакий лабиринт, пройти по

которому из конца в конец и не испытать при этом

приключения стало практически невозможно. Так вот папа

не только не бросил меня в ту трудную минуту, он, знаете

ли, взял меня на руки и, это не взирая на то, что скорость его

бега от этого значительно уменьшилась. Скажите мне, чей

еще папа способен на такое? Уверяю вас, далеко не каждый

папа способен на такое.

Что касается мамы, так она меня просто баловала, правда,

скрытно от отца, позволяя делать самые натуральные

глупости. Такие, например, как бросать из окна квартиры

наполненные водой полиэтиленовые пакеты. Они, знаете ли,

очень неплохо взрываются. При этом мама была и сама не

прочь сбросить пару таких пакетов. В противоположность

иным детям в школу ходить я любил, особенно в начальных

классах, когда я еще мало петрил в учении. Но начиная с

пятого, я ходил в школу уже только для того, чтобы

засматриваться на старшеклассниц.

Ах, какое это было зрелище. Да, вы наверное и сами знаете, что подчас снизу можно увидеть то, что сверху не увидишь

ни за какие деньги. И чем я становился старше, тем больше

мне хотелось видеть эти ножки как можно чаще. И к

восьмому классу я уже готов был не только смотреть на эти

ножки. 0, в четырнадцать лет я уже почти каждый день

дрочил член, представляя, как я держу в своих объятиях

какую-нибудь из школьных красавиц. И все же в первый раз

- 357 -

попробовать женщину мне удалось только в армии. Да и то

случилось это не без помощи моих армейских приятелей,

которые в силу своей деревенской изворотливости

умудрились научиться этому делу еще до армии.

Служил вместе с нами один татарин, звали его Сабит. Так

вот, этот самый Сабит, воспылал ко мне прямо-таки

братскими чувствами. Не знаю, чего он ко мне привязался,

девок ему что ли не хватало? Итак, этот самый Сабит

пообещал мне черт знает чего, чуть ли не лично уложить

бабу поверх меня. Так, говорил он, получается лучше всего. Это сейчас я знаю, как он был неправ. По всякому

получается хорошо, надо только уметь, а тогда я этого еще

не знал. Ну что ж, если сказано, то, значит, и сделано, - таков у моряков закон. Короче, пошли мы с Сабитом в

гости. По пути он предупредил меня, что гостить надо на

совесть, иначе не поймут. На совесть, так на совесть, думаю

я, где наша не пропадала. Авось, все и обойдется. Гостим

мы, значит, эдак часа три, скоро и в часть пора

возвращаться, как-никак утренняя поверка. А этот чертов

Сабит знай себе лишь пьет, да свои татарские песни поет.

Препротивные, я вам скажу, песни. Я было ткнул его в бок, мол, браток, а дальше-то что делать, подсказал бы. Так он, эдакий нерусский, спьяну видно, не так понял. Как заедет

мне в ухо. В общем, насилу нас девчата растащили.

Растащили нас девчата и спрашивают, чего это мы не

поделили.

А он возьми да и скажи им, проказник эдакий, - вас, мол, и

не поделили. Ну, девки, конечно, в обиду, да как же это так, разве нельзя обойтись без дележки. Отчего нельзя, говорит

Сабит, каков все-таки молодец, я бы так не сумел. И

добавляет при этом весьма значительно, - и все-таки

очередность нам не помешает. Конечно, не помешает,

- 357 -

радуюсь я. Мне сисястую напервой не надо, я ведь сюда не

спать hришел. А то, что получится? Полажишь голову на

одну такую сиську, прикроешься другой и, пиши пропало,

заснешь как на пуховой подушке. Так что мне, пожалуйста,

подавайте задастую, у той хоть сиськи с виду вроде и

второсортные, зато задница высший класс. На такую

посмотришь, куда там спать, молиться на нее всю ночь

будешь. Как я и предполагал, возражающих против

очередности не оказалось. Ну и натрахался я тогда, и это в

первый-то раз. Как конец цел остался, до сих пор ума не

приложу. До части я, можно сказать, ползком добрался. А

там целых три дня лежал в лежку. А вообще-то, служба у

меня была не сахар. Это только на первый взгляд может

показаться, что мы ночью вместо того, чтобы мирно дремать

после тяжелого трудового дня, к девчатам бегали. Бывало

так насобачишься за день, что только бы добраться до

койки, а там все хоть говном зарасти. Так нет же, будит тебя

на самом интересном месте подлая тревога. И ты, как

угорелый, чертыхаясь на чем свет стоит, бежишь к

машинам, ликвидировать так называемое возгорание, а

порой и возгорания-то никакого нет, просто командир

решил проверить, сукин сын, не бегаем ли мы по девочкам.

А мы как бёгали, так и будем бегать и, даже сам командир

не сможет нам в этом помешать. Ведь без женской ласки

воину никак нельзя. Женская ласка она как бальзам и чем

больше примешь ее, тем пользительнее. По мне, так я бы

вообще не слезал с девочки, куда слаще, чем ликвидировать

возгорание. Но, как гоаорится, служба есть служба, и тут

ничего не

попишешь. Вот и приходится поэтому иногда руками

держаться и за пожарный ствол, усиленно направляя его на

объект возгорания. Вообще-то, служба на флоте мне дала

многое и вернулся я на гражданку уже совсем другим

человеком. Теперь я смело мог сказать, что до службы я

абсолютно ничёго не умел. Сидел дурачком на маминой

- 357 -

тонкой шее, да и только. Пожалуй, можно теперь и перейти

к самому главному, к повествованию о том, как я стал

членом клуба Ангелочков и как вслед за тем вступил в ряды

бойцов ОМОНа.

В сущности дело обстояло вот как. Отработал я после армии

пару лет в.жилконторе слесарем-сантехником, отработал

довольно безобидно. Ни тебе залетов по служебной линии,

ни тебе никакик особых эксцессов в личное время. Даже

девок и тех сменил с десяток, не более. А ведь два года срок

немалый. Но такой уж я человек, люблю все делать

обстоятельно, да и женщин уважать надо. Это ведь только

так говорится, наше дело не рожать, сунул, вынул и бежать. А на деле оно почти всегда иначе получается. Тут не только

бежать, тут и вынуть-то с такой неохотой дают. Итак,

проработал я два года и, как я уже говорил, ни гу-гу,

никакой бисексуальности, примитивного гомосексуализма и

того ни разу себе не позволил, если, конечно, не считать

того, что иногда запершись в туалете пользовался свечкой. Так ведь свечка - это совсем другое дело. Она и от запоров

помогает, да и в заду после того, как ей пошуруешь, свербит

значительно меньше. И все-таки свечка, она и есть свечка. И

хоть ты лопни, а душевного тепла от этой свечки все равно

не получишь. Наконец, это понял и я. Понял это я, и так

грустно мне стало, ну хоть волком вой. Так и выть нельзя, квартира-то коммунальная. А соседи, сами знаете, это же

сплошное зверье. Чуть что не по них, враз изувечить могут. И от этой мысли мне еще грустнее стало. Так rрустно стало, ну прямо аж невмоготу. И решил я, уж если до того

невмоготу , то видно делать нечего. И как не боязно мне

было, я все же решился. А как только решился, так все сразу

и получилось, прямо как в сказке. Хотя впрочем, если бы не

случай, ни хрена бы у меня не вышло.

Дело обстояло так. Снял я как-то на танцах девушку. Не то

чтобы девушку, лет эдак под сорок, но выглядит очень даже

ничего. Поехали мы с этой самой девушкой к ней в гости.

- 357 -

Не отказываться же, если приглашают. Приехали, значит,

выпили, телевизор посмотрели. Снова выпили, да и залегли

в постель. Ну и дал я ей тогда жару, даже пописать и то не

отпускал. Наконец, пописала она, пописала и говорит мне, и

такая при этом довольная, ну прямо светится: «Ты парень,

поистине молодец, а уж как в зад трахаешь, так это просто

чудо! Если бы это было возможно, я бы наверное, и

задницей кончила, так мне было хорошо. Признавайся, ты

видно по задам спец.» Я хоть и был польщен ее похвалой, но

все же честно признался, что по задам я если и спец, то

только по женским. Мужских задов я и вовсе не пробовал.

Она поначалу даже не поверила, а потом не на шутку

расстроилась, так жалко ей меня стало. Ну ничего, говорит, это дело поправимое, есть у меня один знакомый. А мне

этого только и надо. Что ж, говорю, и я не прочь с ним

познакомиться. Вот так мы и познакомились с Колей, моим

лучшим партнером, а заодно и другом. Коля уже тогда

входил в число старожилов клуба, с его протеже и меня

приняли в клуб. Вот и все. О том, что происходит за стенами

клуба я, сами понимаете, рассказать не могу,

профессиональная тайна. Ах да, чуть было не забыд, я ведь

еще не рассказал, как я вступил в ряды бойцов ОМОНа. Так

это совсем просто. Наш замполит устроил меня. Очень уж я

ему понравился.

Р.5. И так как больше мне сказать нечего, то крепко всех вас

целую и желаю всем вам счастья.

И поймите меня правильно, я не мог не высказаться. Ведь

если не я, то кто же еще. Ведь я и есть Великий русский

народ, ибо таких как я обыкновенных людей миллионы.

9-12.01.92

- 357 -

Маленький рассказ о большой любви

Когда ей в профсоюзе наконец-то предложили, так ими

долгожданную путевку на Валаам у Cepгея как, раз и

приключилась новая запарка на работе, а eй так хотелось

поехать! И все-таки Сергей категорически запретил eй,

нечего мол одной шастать по всяким там Валаамам . Но

ведь тебя же все равно несколько дней не будет дома. К

тому же, если ты мне не доверяешь, я возьму с coбой Катю, а она сам знаешь, мужиков на дух не переносит. Сергей

хотел было согласиться, кому-кому а Кате он доверял

полностью. Эта если что. обязательно продаст такая уж у

нее натура вредная. И все-таки хорошо подумав, он и на тот

раз отказал « Нет, коли муж не может поехать, то значит и

жена должна сидеть дома.»

Ha том не смотря на все ее слезы и укоры разговор был

окончен. И все же она ослушалась мужа и поехала на

Валаам. Правда. поехала без Кати. Мало ли что может

случится, если та все-таки проговорится.

Пять лет службы в Афганистане многому научили капитана

Денисова. Во-первых, он проще стал смотреть на вещи.

Во-вторых, окончательно закалился, как духовно, так и

физически. И третье, пожалуй самое главное , наконец-таки

понял, что брачные узы увы не для него. И не потому, что

он не чувствовал в себе силы стать главой семейства. Нет, если бы он решился, он бы выдюжил и это. Просто он

считал, что если человек рожден быть солдатом, то он

обязан обречь себя на полное одиночество Ибо для

истинного солдата семья – непозволительная роскощь.

Каюта. отведенная Елене для путешествия, оказалась

двухместной, и хотя на руках у нее были оба билета, ей все

равно подселили блатника . Им оказался

мужчина лет тридцати. довольно приятной наружности. Как

позже выяснилось он был военным. И только полгода как

вернулся из Афганистана. Елене он почемуто сразу запал в

душу. И она решила познакомиться с ним поближе. О нет,

отнюдь не для интимных отношений, у нее этого даже в

мыслях не было. А для того, чтобы провести свою поездку

на остров в компании, а не в гордом одиночестве. Похоже и

она ему понравилась. Во всяком случае, он ничем не подал

- 357 -

вида, что это не так. Начали они знакомство с обычной, ни к

чему не обязывающей, беседы, а закрепили его ужином в

ресторане. После чего они вышли на палубу подышать

свежим воздухом. Там-то все и началось. Лена и

опомниться-то не успела, как очутилась в его обьятиях А

дальше она и вовсе потеряла голову . И когда он отнес её на

руках в каюту и, нежно поцеловав, опустил на койку, Лена

отчетливо поняла, что сегодня она, точно, не сможет ему

отказать ни в чем. Ну, а дальше случилось то, что обычно и

случается в подобных случаях. Когда Лена открыта глаза,

она не без тайного удовольствия осознала, что все еще

покоится в его объятиях. А потом они все отведенное для

экскурсии время снова провели вместе, трепетно держа

друг друга за руку, как влюбленные школьники. А после

была вторая ночь, еще более бурная и прекрасная чем

предыдущая. И утром когда они снова прибыли в

Ленинград. Лена поняла, что влюбилась в Петра по уши. И

все-таки она постеснялась признаться ему в том. А сам он

этого не требовал хотя, безусловно, понимал, как ей с ним

хорошо. Прощались они как добрые приятели. И хотя в

глазах ее стояли слезы , а душа. Буквально цепенела от

обиды. Он, поганец все-таки намекнул ей, что не считает

себя ничем eй обязанным, она не подала вида.

Поцеловавшись на прощание, а заодно, и обменявшись

безусловно чисто символически, номерами телефонов, они

расстались.

Cepгeй понял, что за время его отсутствия что-то

произошло, и что это - что-то такое, из-за чего, по всей

видимости, круто изменятся их с Леной отношения и

пожалуй в худшую сторону.

И он не ошибся, через полтора года они развелись.

Но и с Петром Лена не была счастлива. Он так и не

смог простить ей того, что она все-таки женила его на

себе. Его-прирожденного воина, человека для которого брак

- просто непозволительная роскошь.

11.08. 1990

- 357 -

ВАРИАЦИЯ НА ПОПУЛЯРНЫЕ ТЕМЫ

Ha скамейке беседуют две женщины:

- А я все-таки отучила тестя грызть ногти.

- Как же вам это удалось?

- Я выбросила его вставную челюсть

- Так он закажет себе новую.

- Вы не знаете моего тестя, он лучше не будет грызть ногти.

- А у меня горе!

- Какое?

- Зать с дочкой развелся.

- Надоже .

- Представляете, судья спрашивает у него о причине

развода, а он подлец отвечает, что мол, она ему не

подходит. Ну, не наглец ли, всем подходит, а ему видители

нет.

- Да, нынешние зятья - не то, что раньше.Этим палец в рот

не клади - живо оттяпают да еще и скажут, что так и должно

быть.

- Ко всему прочему и со своим мужем поругалась. Пошли,

значит мы с ним с горя в ресторан. Ну, заказали все, как

положено. Сидим, ждем, а eду все не несут , да не несут.

Наконец, мой не выдержал, подозвал официанта и

спрашивает: "А долго ли нам, милейший, еще ждать'?" А тот

возьми да и ответь ему. "А куда вы так торопитесь? Ведь

наш ресторан работает до часу ночи." Ну. Супруг ему и

врезал . Что тут было! Короче, выставили нас из ресторана

не солоно хлебавши. Ну, я и говорю ему: "Ты что же,

старый, меня круглой дуpoй считаешь, коли так по-хамски

ведешь себя в моем обшестве' " А он мне! Да нет, хотя я

могу и ошибаться. Это мне-то! А ведь сколько я через него

лиха хлебнула! Другая давно бы уже выперла его, а я все

еше терллю. Даже в первую брачную ночь и то не смог

повести себя по-человечески. Набросился на меня как

скотина какая-то, а потом и говорит еще: "JIюбимая, если бы

я знал, что ты целочка, я бы обошелся с тобой более нежно." Дураку даже невдомек было, что я просто не успела вовремя

снять колготки. Ох, и надавала же за это я ему по роже. Да

- 357 -

чего уж там, как говорится: кто старое помянет, тому и глаз

вон. Вот такие-то дела, Прасковья Абрамовна.

- Представляете, мой внук говорит сегодня мне: "Бабушка

купи мне барабан." Нет, говорю, внучек у нас и без этого

шуму хватает. Taк он не отстает, противный, купи, говорит

и все. Я, бабулечка на нем играть буду только, когда все

лягут

спать.

- Я вот удивляюсь на вас, Софья Давыдовна. Вы вроде уже

и в возрасте, а зубы у вac ну точь-в-точь как у молодой,

такие все красивые да холеные!

- Это наследство моего батюшки.

- В самом деле?! Надо же. как они вам все-таки подошли!

А мой зять и того хуже. Этот и вовсе попросту ,дуpaк.

Пришли они вчера с дочкой в ателье получать его брюки.

Ну, ему и говорят: "Ни на ком еще так чудесно не сидели

сшитые нами брюки." Так, он, простофиля, и поверил, даже

не обратил внимание на то, чтo они немного жмут ему под

мышками.

- А дочка, что не могла подсказать ему, что ли?

- Да она, дура, ему во всем потакает! Вот недавно он

cпросил у нее, при мне это было: "Скажи дорогая, а

сколько у тебя мужчин было до меня?" Так она, дура, аж до

вечера считала.

- Да, это плохо, когда муж женой руководит. А мне Moиcей

Борисович так и не отдал долг. Намедни я зашла к нему и

говорю: "Когда же наконец, вы соизволите отдать мне

долг'?" А он и отвечает мне, хам немытый: "А когда рак на

горе свистнет." Ну, я, конечно, обиделась и говорю ему:

"Последний раз вас об этом спрашиваю." Так он мне: "Ну, наконец-то, и вы, похоже, успокоились."

- Да, с нашими мужчинами просто беда! Я еще до

замужества пришла тут к одному в гости. Э, да что там

говорить, просыпаюсь утром первая обвожу еще слегка

затуманенным взглядом комнату и думаю: "Да и комната у

тебя, похоже. тоже маленькая!"

- О чем это вы? Я что-то не поняла.

- Да так, к слову пришлось.

-Кстати, к слову, зашел вчерась ко мне водопроводчик

Вася, да вы его тоже знаете, высокий тaкoй, импозантный, в

- 357 -

соседнем ЖЭКе работает. Зашел значит, и говорит: "Тетя

Паша, одолжите, пожалуйста, десять рублей до получки." А

я ему и говорю: "Ты. Вася сначала садись, покушай, а

потом можно будет и о делах поговорить." Ну он, конечно, не отказался, он ведь такой вежливый. Сидит, значит, и

кушает. А тут Бобик наш с улицы пришел и первым делом

сразу же на кухню, а там уже Вася. Ну Бобик и взглянул на

него чуток по-хозяйски. Понял это Вася, а как понял, так

сразу и спрашивает: "Чего это, тетя Паша, ваш пес так

недобро на меня смотрит'?" "А, не обрашайте внимания. - говорю. - он всегда так смотрит на тoгo, кто ест из его

миски." Taк глупый Вася выскочил из моей квартиры кaк

ошпаренный, начисто забыв, что пришел просить десять

рублей.

- И правильно вы его, с мужчиной чем строже, тем он

становится лучше! Я вот тоже иногда своему говорю: "Если

ты, козел, настолько дуpнoй, что простых вешей и тех не

запоминаешь, не стесняйся записывать, я-то ведь

записываю!

- И что он'?

- Кажись понял. Во всяком случае , теперь всегда носит с

coбой бумагу и карандаш.

- А со мной, ну, прямо беда какая-то: когда утром я слышу

звук будильника, мне кажется, что в меня выстрелили!

- И вы, конечно же сразу, вскакиваете.

- Что вы, лежу как убитая!

-Да, это, без сомненья плохо. А вы npoбoвaли к доктору?

- Нет еще.

- И не надо. Заболел у меня как-то муж. Ну, вызвала я

доктора. Пришел, значит он, осмотрел больного, выписал

необходимое лекарство да и ушел восвояси. А лекарство,

заметьте дорогое. Стал принимать муж это лекарство, а оно

и не помогает. Расстроилась я, прибегаю в поликлинику, нy и к этомy вpaчу. Так мoл и так, говорю, доктор, подскажите, что делать, моему мужу стало хуже. "Неужели и пиявки не

помогли'?" - удивляется доктор. "Простите но он cказaл, что

больше их есть не может."

- И что доктор?

- Выпал в осадок.

- А им, врачам, всегда смешно. Можно подумать, что они

сами никогда не болеют. Я вот тоже пришла как-то к одному

- 357 -

на прием и говорю ему: "Доктор, у меня сильные боли

между лопатками, помогите, пожалуйста." А он мне: "Вы, наверное, многo курите'?" Я ему: "Нет, я совсем не курю, более того, я даже не пью." Подумал он немного, да и

говорит: "Ну, тогда вы, наверное, злоупотребляете

мужчинами??" "Что вы, - говорю,-доктор, я кроме мужа ни

с кем." Тогда я не знаю, в чем дело, - обижается доктор. - это у вас, повидимому крылья начали расти."

- Ну и хамло. Я вот на npошлой неделе тоже столкнулась с

таким. Еду я в троллейбусе, давка - жуть. Держусь из

последних cил за какого-то мужчину, а он мне, поганец

нетерпеливый, неуспели мы проехать и трех остановок,

сердито так заявляет: "Женщина, вы еще долго будете

держаться за меня'?" Пришлось проглотить и обратить все в

шутку, сказав, что я не знала, что он собирается выходить.. Прасковья Абрамовна смотрит на часы.

- Ой, простите. Софья Давыдовна, но мне уже пора, надо

ужин готовигь, а то , дочка с внучкой скоро придут.

- Да и мне уже надо идти, Прасковья Абрамовна, внук

наверняка, уже проснулся, кушать требует. Надеюсь, мы с

вами еще не раз свидимся.

- Дай то Бог!

Обе встают и уходят.

12.05 91 г.

И НА СТАРУХУ БЫВАЕТ ПРОРУХА

Персональный пенсионер всесоюзного значения Иван

Моисеевич Петров, до женитьбы Блюкменхагер, отложил в

сторону журнал, крякнув, допил оставшийся в стопке коньяк

и, качая головой с явно недовольным видом, отправился

смотреть программу «Время». Включив телевизор, Иван

Моисеевич внимательно уставился в амбразуру экрана.

Интересно, чем же его -порадуют на этот раз. Иван

Моисеевич был явно не в духе. Статья в журнале повергла

его прямо-таки в шоковое состояние. Еще бы, ведь в ней:

говорилось, о том что все беды в гоcударстве, случившиеся

за пять лет перестройки, произошли всецело по вине евреев.

- 357 -

И хотя Иаан Моисеевич числился русским, он всегда

симпатизировал евреям. Однажды он даже чуть не женился

на еврейке. Итак, Иван Моисеевич уставился в телевизор.

Поначалу передача ему нравилась. Еще бы, передавали

международные новости и, как водится, это был сплошной

боевик. Но когда перешли к событиям внутри страны,

настроение Ивана Моисеевича, начавшее было улучшаться,

снова ухудшилось.

Причем похоже ухудшилось, увы, окончательно. Да это

было и неудивительно, ибо говорили лишь о перестройке, и

каждый новый сюжет кричал о каком-нибудь очередном

достижении. Наконец, Иван Моисеевич не выпержал. Со

словами «какие к черту достижения, окончательно все

развалили», он прямо-таки вырвал шнур из розетки. Сказать, что в этот миг Иван Моисеевич был зол, это значит

вообще остаться безмолвным. Нет, в этот миг Иван

Моисеевич был просто невменяем, а это обычно не сулило

ничего хорошего. Уж кто-кто, а родные об этом кое-что

знали.

Пссле первого потока свирепых фраз по поводу

перестройки, а заодно и в адрес правительства, жена Ивана

Моисеевича спряталась в ванной, а после второй его тирады

и теща заперлась в туалете. Но, как говорится, ничто в мире

не вечно, и даже Иван Мсисеевич, наконец пришел в

чувство, а придя в чувство, как водится, успокоися.

Успокоившись, Иван Моисеевич хмуро взглянул по

сторонам. Осмотревшись и, по-видимому, о чем -то заодно и

поразмыслив, Иван Моисеевич как-то поежился . Да,

натворил он дел. Хорошо еще; что теперь не те времена, а то

быть бы ему уже завтра в какой-нибудь кутузке или того

хуже. Надо бы покурить, решил он, а заодно во время

перекура все и обдумать.. Как говорится, чем черт не шутит. Курил Иван Моисеевич в этот раз на редкость долго, сильно

старался. Не хотелось ему, персональному пенсионеру,

ударить в грязь лицом. Но как ни старался Иван Моисеевич,

- 357 -

а придумать что-то дельное так и не сумел. Расстроился

Иван Моисеевич; да делать нечего. Без совета пожалуй ему

не справиться. Но к кому обратиться за ним . К теще? Нет, та не поможет. Теща, на то и теща, чтобы только вред

наносить. К жене? Тоже нельзя. Жена, хоть и жена, но ведь

она тещина дочь. Так что, одним словом,

положение безвыходное, хоть волком вой. И тут

Ивана Моисеевича словно осенило, а если зайти к

соседу? Тот хотя и гад, но человек не глупый, да

и хитрый, пожалуй. Такой может и посоветует что.

Только как к нему подступиться? Не скажешь же

ему, выручай, мол. Не поможет, и ведь из гадости

своей, чего доброго, еще и навредит. А подступиться надо, не пропадать же ему, Ивану Моисеевичу, пенсионеру

всесоюзного значения. И Иван Моисеевич открывает бар, со

вздохом берет бутылку армянского коньяка и, надев шляпу,

выходит на лестницу, и звонит в дверь квартиры напротив.

На звонок открыаает усатый парень, лет тридцати.

- О, кого я вижу, Иван Моисеевич, - весело басит парень, - заходи, гостем будешь.

- Привет, сосед, - говорит Иван Моисеевич и, передавая

бутылку парню, проходит в квартиру.

- Ух ты, армянский, - еще гуще басит сосед, теперь в его

голосе к веселым прибавляются и теплые нотки. - Ну, ты

человек, Иван Моисеевич! - Парень восторженно

похлопывает Ивана Моисеевича по плечу.

- Скажешь тоже, - отшучивается Иван Моисеевич, проходя

уже в комнату. Поначалу пили молча. Иван Моисеевич

обдумывал как бы ему начать, а сосед просто не хотел

начинать первым. Наконец, Иван Моисеевич решился.

Время поджимало, да и бутылка пустела что-то

подозрительно быстро, а ведь пришел он сюда отнюдь не

пить.

- 3наешь, - начал Иван Моисеевич, - я вчера разговаривал с

одним армянином, похоже из бывших боевиков. Так вот, он

- 357 -

сказал, что все беды в нынешней перестройке происходят

только по вине евреев. - При последнем слове Иван

Моисеевич поднял глаза и проницательно взглянул на

соседа. Тот в это время опрокидывал очередную стопку. Но

сосед и ухом не повел. - А ты как думаешь? - несколько

задетый равнодушием соседа продолжил Иван Моисеевич.

- А мне-то что, - сосед, казалось, был не расположен

беседовать.

«Вот сука, - пронеслось в голове Ивана Моисеевича, -

разговаривать не хочет, а пить зa мой счет не отказывается. Хоть бы поперхнулся что ли.» Но вслух, однако, сказал

миролюбиво, хотя и настойчиво: «Нет, ты все же ответь, кто

по-твоему виноват: евреи или все-таки правительство?»

- Кто-кто, заладил одно, словно попугай, рявкнул сосед, - а

ежели никто не виноват.

-Нет, так не бывает, - не унимался Иван Моисеевич.

- Ну, ладно, черт с тобой, - сдался сосед, - я думаю, что во

всем виноваты евреи.

- А правительство? - поспешил вставить неугомонный Иван

Моисеевич, и при этих словах глаза его подозрительно

забегали.

- А правительство само собой, ведь в нем сплошь и рядом

одни евреи. Говорят, что и сам тоже их человек.

- Ну, это, брат, ты загнул. Евреи, они, конечно, молодцы, но

что бы заправлять всем, нет, это уж слишком!

- Слишком, слишком, - разозлился сосед, - много ты в этом

понимаешь. Я тебе откровенно скажу, хоть ты и пенсионер

всесоюзного значения, короче говоря, уважаемый человек,

но в политике ты ни хрена не смыслишь, уж поверь мне. Да

и вообще, что ты так за евреев заступаешься? Ты то сам,

кажись, русский. Что тебе евреи? Пекся бы лучше о своих,

ведь хуже русских никто не живет.

- Э, - Иван Моисеевич аж заерзал на стуле, - русский-то я, русский, но и евреи тоже люди. А Господь что говорил?

- 357 -

Господь говорил, что человек человеку товарищ и брат. Вот

так-то парень.

- Говоришь, товарищ и брат, что-то ты темнишь Иван

Моисеевич. Признавайся лучше, на Израиль работаешь или

на кого-то еще?

- Ну, ты и шутник, давай-ка лучше выпьем еще по одной.

Кажись, в бутылке ровно на заход осталось.

- Ты мне зубы не заговаривай, не на того напал. Я хоть и

выпил, но, не в пример тебе, покамест, все соображаю. Да и

дело свое я туго знаю. Вот доложу куда следует, будешь

знать. Думает, если он уважаемый - человек, то ему все

дозволено. Нет, шалишь, никому не позволим, никому. - На

последнем слоге сосед одобрительно икнул и уставился на

Ивана Моисеевича налитыми кровью глазами.

Видя такую картину и поняв, что дело может принять

совершенно неожиданный оборот, Иван Моисеевич не на

шутку разволновался, а может даже малость и испугался. И

все же не привык он отступать перед трудностями, и

поэтому, яростно перекрестившись в глубине души, как

водится, на счастье, Иван Моисеевич сам смело бросился в

атаку.

- Доложишь, говоришь, изверг. Врешь, не доложишь, кишка

тонка, а вот я-то непременно доложу, все доложу, как есть. Как ты, молодой да дюжий, меня, старого да немощного,

коньяком поил, спаивал, значит. Да речами

провокационного характера смущал, вербовал, значит. И

фамилия твоя совсем не Федькин, а скажем Федькинштейн.

- Ты чего мелешь то! - теперь уже и сосед не на шутку

испугался, - я хоть, скажем, и не совсем Федькин, может

даже и Федькинштейн, но я никакой не шпион, я

обыкновенный советский гражданин.

- А это мы предоставим выяснить следователю, уже совсем

нагло перебил его Иван Моисеевич. Бедный сосед, на нем в

этот миг и лица-то не было.

- Слушай, Иван Моисеевич, может договоримся? -тон соседа

- 357 -

из рычащего стал почти скулящим.

- А что мне с тобой договариваться? - совсем расхрабрился

Иван Моисеевич, - не мне ведь решать, мне-то что. - И Иван

Моисеевич решительно направился к вкодной двери. Сосед,

заискивающе подпрыгивая, засеменил за ним, но Иван

Моисеевич тверд был в своих убеждениях и не обращал на

соседа никакого внимания. Схватившись за дверную ручку,

Иван Моисеевич победоносно взглянул назад, стремясь

даже этим прощальным взглядом утвердиться над соседом.

И тут вдруг случилось то, чего Иван Моисеевич хотя и

ожидал и боялся, но в неизбежность чего ему так не

котелось верить.

Короче, сосед, не выдержав нахлынувших на него

переживаний, подскочил к Ивану Моисеевичу и, оторвав его

от двери, прижал всей тяжестью своего «могучего» корпуса

к стене.

- Ах, ты, стручок, - забрызгал он слюной на лысину Ивана

Моисеевича, - никуда ты не пойдешь. Отсюда тебя могут

только вынести, да и то лишь вперед ногами. - При этих

словах сосед снова значительно тряхнул Ивана Моисеевича.

От этой встряски в груди Ивана Моисеевича что-то прямотаки оборвалось.

- Пусти, не то точно угробишь, - взмолился Иван

Моисеевич. - Я хоть и старый, но жить еще хочу.

- Вот и живи себе на здоровье, да за одно и другим жить не

мешай, - ухватился сосед за дельную мысль Ивана

Моисеевича.

- И все-таки, я подумаю, - заартачился было Иван

Моисеевич. Он был хоть и добрый, но чертовски упрямый

старикашка.

- Я те подумаю, - и сосед еще раз тряхнул Ивана

Моисеевича, в груди которого снова что-то оборвалось. И

снова он взмолился: «Пусти.» Но сосед и не думал уступать.

- Ежели свое обвинение обратно возьмешь, то пущу, - не

унимался он, - ежели нет, то смотри. И он хотел было вновь

- 357 -

тряхнуть Ивана Моисеевича, чтобы тот побыстрее думал, но

тот и сам уже понял, что лучше покориться и быть живым,

чем пасть в угоду упрямству, пусть даже и геройской

смертью.

- Берру , берру, - задушенно пискнул он, -уже, и пошутить

нельзя, этакий нервный ты.

- Я не нервный, я осторожный, - уже совсем миролюбиво

рявкнул сосед, выталкивая Ивана Моисеевича за дверь.

Очутившисъ на площадке, Иван Моисеевич малость

передохнул для обретения равновесия. Хватка у соседа была

поистине львиная. 3атем он осторожно вошел в свою

квартиру. Жена и теща уже спали. Включил ночник,

разобрал кровать, разделся, залез под одеяло и погрузился в

размышления. Ну и дела, это надо же, как все обернулось, а

ведь прежде он бы лихо справился с подобной задачей. Эх,

старость, старость. Ну, да ладно, впредь буду умнее. Видно

не зря говорится: век живи - век учись. С этой мыслью и

заснул Иван Моисеевич, точнее забылся тревожным сном. И

снилось Ивану Моисеевичу, что арестован он, и обвинен в

подстрекательстве по доносу соседа своего, работника КГБ. И не видать ему, Ивану Моисеевичу, ни пенсии своей

всесоюзного 3начения, ни супруги своей ,незабвенной

Деборы Ивановны, ни тещи своей, уважаемой Марии

Лазоревны. А видать ему, Ивану Моисеевичу, отныне

только небо в клеточку.

А в ту пору, как маялся Иван Моисееевич в своем

тревожном сне, в квартире соседа и не думали ложиться

спать, а сам сосед сидел за своим рабочим столом и писал. Писал рассказ о том, как поспорил он с соседом своим ,

Иваном Моисеевичем и как победил он его в споре их

решительном. А закончив писать , крякнул сосед. Крякнув,

положил рассказ в конверт, а положив, запечатал его

сургучом и отправил тот конверт. А куда? Догадаться не

трудно. Отправив конверт, сосед лег спать, а улегшись,

тотчас погрузился в сон, безмятежный сон праведника.

- 357 -

20.04.90

ПОБЕЖДАЕТ ЛИШЬ СИЛЬНЕЙШИЙ

Гулял я как-то в выходной. Я люблю побродить в

одиночестве, подышать, так сказать, природным воздухом.

Во время таких прогулок я захожу обычно в

Екатерининский сад. На скамеечке посидеть, да на людей

полюбоваться. Очень мне нравится смотреть на то, как там

играют в шахматы на деньги. Страсти так и кипят. То морду

бьют кому-то, то из кого-то выигрыш вышибают. А в этот

раз, даже досадно, все чин-чином, никакого побоища, только

матом друг друга кроют, да и то как-то беззлобно. Сижу я и, раз такое дело, скучаю. Даже в сон потянупо, прикимарил я

малость. А что же еще прикажете делать, раз жизнь такая

неинтересная.

Дремлю я, сладко дремлю, и вдруг сквозь дремоту слышу,

как грубый мужской голос говорит кому-то: «Шалишь,

парень, сейчас как тресну. А ну, живо гони монету». И как

нахальный детский голосок нагло отвечает: «Держи карман

шире, паскуда. Сыграем по новой». «Ну, погоди», - ревет

грубый голос. И тут я слышу любимый мной с детства звук

затрещины. Тут уж я навостряю уши. 3атем я слышу звук

еще одной оплеухи. Детский всхлип, вслед за ним сердитое

сопение и, наконец, дребезжащий от обиды, все тот же

нахальный детский голосок произносит: «Все равно не дам,

драться буду, но не дам. Тут дрема моя отчаливает также

внезапно как и пришла и я открываю глаза. А ведь это

интересно. И я спешу поглядеть, чем же все это кончится,

ведь я любознательный. «Дашь, дашь, - еще пуще ревет

мужик, - а не дашь, совсем шею отверну». И при этом

прямо-таки тянет руки к мальчонке. Серьезный, видать,

дядька, слов на ветер бросать не любит.

А мальчонка, стручок этакий, лет двенадцати, хоть и

отскакивает, да, видать, не боится дядьки. И не топько не

боится, да еще и обидными словами: обзывается.

Нехороший, видать, мальчишка, надо бы дядьке его как

следует проучить. При этой мысли я откровенно радуюсь,

- 357 -

но как всякий советский человек тут же стыжусь этой, чего

уж там_ крутить, постыднoй мысли. Это же ребенок., а как

известно, детей грех обижать. Детей учить надо, но учить, увы может далеко не каждый. И я спешу на помощь дядьке,

ведь и я тоже люблю учить и, мне кажется, я умею это

делать. Подхожу я к ним и говорю, сурово так говорю: «Эй, пацан, чего хамишь старшим, знаешь, что за зто бывает?

И показываю парнишке еще один кулак . Это действует.

Мальчонка начинает затравленно озираться по сторонам,

видимо в поисках какого-нибудь выхода. Дядька, видя это,

одобрительно кивает. Но, осознав, что все подступы

перекрыты, мальчонка перестает озираться и понурив

голову со словами «это вам даром не пройдет» достает из

кармана три рубля и дает их дядьке. Дядька жмет мальчонке

руку. Извини., мол, брат, такова жизнь - побеждает, мол

сильнейший. И шлепком под зад отправляет того погулять.

Как говорится, поиграл и будя. И тут же предлагает мне

сыграть с ним. Такса, как обычно, партия - треха.

Играем. Играем по всем правилам, даже часами пользуемся.

Первую выиграл я, вторую - дядька.

Третью снова я, а в четвертой дядька, имея лучшую

позицию, случайно забыл остановить часы и просрочил

время. Обиделся дядька, чуть не плачет. Может переиграем, говорит, не по-людски все как-то получилось. Жалко мне

его, так и хочется согласиться. Но ведь нельзя, не честно

ведь. Если проиграл, то проиграл. Плати и точка! Сказал я

ему об этом, вижу не понимает. Совсем обиделся, аж

слюной забрызгал, придираюсь, мол, я к нему. Похоже, что я

нехороший человек, а _с такими он не только в шахматы не

играет, с таким он и сидеть рядом не желает. Тут уж и я

обиделся. Ах так, говорю, хорошо! Уходи, но прежде

заплати. А вот и не заплачу, усмехается дядька. А если что, то я могу, и дядька тычет кулаком в мой нос:.. Понюхай,

мол, гаденыш, чем пахнет . А чем пахнет? Плохо, я вам

скажу, пахнет. Рассвиpипел я, я ведь не из робких. Короче

он

меня в нос, я его в ухо, и пошло-поехало.

В общем, подрались мы не на шутку. В милиции потом,

удивлялись; откуда в людях столько злости берется. А я вам

вот что скажу. Иначе нельзя, если чувствуешь, что прав. Зло

- 357 -

оно ведь, ох, как сильно . Дали значит нам мне - десять

суток, напарнику моему как зачиншику - пятнадцать.

Прихожу я на работу, а там все за животики хватаются.

Привет, турист; говорят, как отдохнул-то. Ничего, говорю, отдохнул. Да, ну-ну, а у нас, между прочим, новый

начальник управления на днях заступает. А мне-то что,

огрызаюсь я, я никого не боюсь. да так, говорят, просто

констатируем факт. И вот на следующей неделе во вторник

прохожу я по коридору этажа, где сидит самое высокое

наше начальство и что я вижу. Ба, да никак мне навстречу

идет тот самый мужик из-зa которого мне вкатили десять

суток. И вид у него самый, что ни на есть победоносный. И

заходит этот мужик, куда вы думаете, правильно, в кабинет

самого Начальника. Без стука заходит, будто кабинет этот

его кабинет. Ну, думаю, если моя мысль подтвердится, то не

работать мне больше в нашем управлении. Догадка хоть и

подтвердилась, однако обошлось, начальник справедливым

оказался. В рабочее время чехвостил только за служебное. И

все же партию пришлось переиграть. Увы, на этот раз

просрочил время уже я.

09.05. 90

КОЛИ РОЖДЕННЫЙ ЛЕТАТЬ НАЧНЕТ ПОЛЗАТЬ, ТО

ОН ПЛОХО КОНЧИТ

Иду я как-то на работу. Обычно я на служебке езжу, но на

этот раз, увы, пришлось пешком. Настроение, сами

понимаете, гнусное. А тут еще почти у всех окна открыты, а

из них мат-перемат. То жена на мужа рычит: блядун чертов, вставай, на работу пора чапать. То муж жену бьет, да так, что разнимая их, соседи кричат, аж на всю улицу. А на

улице и того хуже. Вот, например, в сквере на одной из

скамеек дед внуку в шашки проиграл, а денег отдавать не

хочет. Ну, тот ему за это, как у нас водится, сразу,

пощечину. Ну, и пошло, и поехало. А до работы пешком, ох, как не близко. Так что наслушался, насмотрелся такого, что

..., в общем, злой как черт подхожу я почти к самой работе.

- 357 -

Подхожу, значит, я, а сам и думаю: ну и дождетесь вы у

меня сегодня, субчики. Это я о подчиненных своих. Они у

меня такие лентяи, что не приведи Господи. Думаю я,

значит, о подчиненных, а заодно и гадаю, даст сегодня

секретарша или все же не даст. Ну, 'стерва, если и сегодня не

даст, то... Тут я

злюсь окончательно. И в этот самый момент, когда я rотов

метать молнии даже безо всякого повода,

что я вижу. Что я вижу! Какой-то шельмец, и это еще мягко

сказано, короче, какая-то сволочь, бросив поливальный

шланг, поливальщик называется, - стоит и поливает. И что

поливает, да еще и чем поливает. Да, дела! Поливает,

значит, эта гадина, поливает и приговаривает: пись, пись, пись, цветочек распустись. А сам при этом качается туда - сюда, сюда - туда. Видать, крепко выпивши. А я, жуть,

пьянства не люблю, тем более в рабочее время, да еще на

рабочем месте. Возмутился, значит, я, крепко возмутился,

подхожу к этому мужику и говорю ему: что же это ты

делаешь, сволочь немытая. Не понимает, продолжает

поливать. Засучиваю я рукава, ну, думаю, погоди. И он,

подлец, тоже засучивает. Как же это так, думаю, совести у

него совсем что ли нет. Стою я с засученными рукавами,

близко не подхожу, рано еще. Близко не подхожу, а сам

глазами зыркаю, пугаю его, эначит. Похоже не боится. Вот, гад, думаю, еле стоит, а туда же, в герои лезет. Нет, парень, шалишь, первый в очереди не ты, а я. Двинулся я, значит, на

него, серьезно двинулся. Дай, думаю, рискну, может и

обойдется. Помешкал, значит, он малость, а потом тоже

двинулся и, что самое странное, кажись, и качаться-то

перестал. Удивился я, что же это такое, быть этого не может. Остановился, значит я, остановился и думаю. А он как

увидел это, можно сказать, аж бегом припустил. Совсем

близко, сволота, подобрался. Нет, думаю, врешь, не

возьмешь. Раскатал я обратно рукава, засунул руки в

карманы и, эдак пренебрежительно плюнув, смотрю на него

во все глаза. Смотрю и не верю своим глазам. Плевок мой,

отнесенный порывом ветра, падает точно на его нос и

пенясь стекает по его эаросшим щекам. Да, уж чего-чего, а

плеваться я умею. Как я это увидел, в груди у меня аж

екнуло. Ну, думаю, пропал, теперь точно драться будет. А

как известно, пьяный хулиган вдвойне опасен. Взревел,

- 357 -

значит, он, подскочил ко мне в пол-счета, я даже пискнуть

не успел, схватил за грудки и давай трясти. Извиняйся, мол, паскуда, а не то голову оторву. А я, как на грех,

разволновался, шутка ли, плюнуть человеку в лицо. Куда

там извиниться, слова вымолвить и того не могу. Такого

даже этот негодяй вытерпеть не мог. Побагровел, значит, он, схватился рукой за сердце, схватился, да так и повалился. Лежит, значит, он, не шелохнется, кажись, и не дышит. Ну, думаю, неужто помер. Если помер, то плохи мои дела.

Упекут за милую душу, и пропадай тогда жена, карьера, а

может, и сама жизнь. Перепугался я, крепко перепугался.

Стою ни жив, ни мертв, словно в каком-то забытьи, ничего

не чувствую. Не знаю, сколько простоял я так, наконец, все

же очнулся. Гляжу, а кругом, мать моя, полным-полно

народа и все чего-то лопочут, машут руками и нагло тычут в

мою сторону, что-то яростно выкрикивая. Черт с ним,

думаю, с народом, пущай порычит, может кому и полегчает.

Глянул я вниз на землю, вот те и на, а где мужик-то.

Мужика-то, кажись, и нет. Пропал, значит, мужик. А народ

вокруг волнуется, еще пуще кричит, спрашивает, наверное,

куда это я мужика подевал. Хотел было я им ответить, что

не девал я его никуда, это он сам куда-то делся. Да не тут-то

было. Подскочили ко мне четверо в милицейской форме,

поддали пару раз, схватили, да и понесли куда-то. Несут они

меня, торопятся, похоже стараются. Донесли они меня,

сунули в машину, сунули, значит, да и повезли. Везут они

меня и, шепотом эдак, переговариваются, а я как будто и не

слышу, дремлю, мол. И вот о чем они шепчутся. Слушай,

говорит один, кажись, угробил мужика. Видал, как тот глаза

закатил? М-да, задумчиво протянул другой, и сморкнувшись

в рукав, добавил: и чего это они не поделили?

Начальник отделения рвал и метал. Кому же приятно ЧП на

своем участке. Побеседовали, значит, мы с ним, серьезно

побеседовали, побеседовали, да и разошлись, как водится.

Он отправился домой, а я на свои законные, как он

выразился, пятнадцать суток. Вот так-то пытаться делать

доброе дело в наше трудное время, не будучи к этому

основательно подготовленным. Вы, без сомненья, спросите,

а что стало с тем мужиком? Да ничего особенного, откачали

его в больнице, откачали, значит, да и отправили домой. А

вообще-то, тот мужик неплохим оказался. Он потом мне и

- 357 -

передачу приносил. Теперь он моим личным шофером

работает. И если что и поливает, то лишь колеса моего

служебного автомобиля.

10.04.90

ИЗ РАССКА30В БЫВАЛОГО

Работал я тогда в Промтрансе. Были прежде такие

транспортные объединения, само название которых

говорило о характере перевозимых ими грузов. Итак,

работал я в промтрансе, работал как и большинство. На

работе не задерживался, на работу не спешил. Был у меня в

этом Промтрансе сослуживец, можно сказать почти друг.

Бывало мы с этим сослуживцем задерживались после

работы и дулись до отупения в шахматы. В один из таких

вечеров это и произошло.

Мы успели заглотить лишь пару стопок и тут, на тебе, все и

случилось, и при том, ох как нервно. Девки от

неожиданности аж в штаны набрызгали, а девки, замечу,

бывалые. Вы спросите, что, собственно, произошло? А вот

что. Только я собрался поднести третью рюмашку, как вдруг

раздался такой трам-тарарам, что я с перепугу мало того, что

все расплескал, надел эту самую рюмашку прямехонько на

кончик своего носа. Но это, как оказалось, было лишь

полбеды. Поворачиваюсь на шум. Матерь божья, это еще

что такое? Прямо в самой середине кабинета, буквально в

паре шагов от меня, пляшет в воздухе синее огненное

облако. Пляшет и неимоверно громко трещит, не только

трещит, а еще и искрит. И старается при том, похоже, во

всю. Это еще что такое, думаю. Только подумал, а уж

облака и след простыл, а на месте его, не приведи боже. В

общем на месте его, облака значит, образина, и такая

образина, что отвратительнее, пожалуй, и не придумать. Ну, что тут прикажешь делать? Короче, я под стол, девки на

стол и с перепугу ноги, как водится, конечно же вверх.

Сослуживец же мой как стоял в полный рост, так в полный

рост и упал задом к верху, лицом, разумеетея вниз. Бери,

мол, меня готовенького, даже не пикну. Принюхался,

- 357 -

значит, образина, затем осмотрелся и, надо отдать ему

должное, не тронул, подлец, никого, даже девок.

Осмотрелся этот самый образина да и говорит. Не поверите, по-русски говорит, при том без малейшего акцента, только

чуток окает. - Не бойтесь, - говорит - товарищи, я к вам

прилетел хотя и с официальным, но дружеским визитом.

Мы, ясное дело, не поверили, видали мы таких. Сослуживец

так тот аж обиделся, чуть было

в драку не полез, хорошо, что вовремя передумал,

не то, черт знает, что бы из этого вышло? Может и не одолел

бы этого образину. Сказал, значит, свою речь образина и,

эдак боком мало-помалу, как говорится, медленно, но верно, двинулся поближе к девкам. Поди ж ты, и его туда же

потянуло. Ну, думаю, уж дудки. Стой, говорю, куда? И

сослуживец мой мне вторит. Не допустим, говорит,

чужеземца, не осрамим, братья, земли русской.

а ведь верно он говорит, нельзя нам образину до девок

допускать. Он вон какой здоровый, куда нам

с ним тягаться, мигом девки разницу учуют. А коль учуют,

то пиши пропало. А ведь и нам хочется, ведь люди же.

Гаркнул, значит, я образине прямо в самое ухо: «Стой,

говорю, идол, не замай. Не тобой посеяно, не тобой и

пожато будет». Остановился образина, как тут не

остановиться, если тебе в самое ухо рявкают. Остановился, значит, он, ухо прочищает, видно заложило. Ухо прочищает, а сам на меня глазами зыркает и так зло, что, мол, не жди от

него ничего хорошего. Сослуживец мой, тот, как увидел,

мигом за мою спину спрятался. Стыдно ему что ли стало за

то, что мы так с образиной поступили, а может и просто

струсил. А я нет, я не таков, я всегда готов грудью встретить

любую опасность. Стоим, значит, мы, я спереди, а

сослуживец мой, как я уже говорил, прямо за мной. Стоим и

глядим, что же будет дальше. Кончил образина зыркать

глазами, да заодно и ухо отпустил, видать полегчало.

Кончил, значит, стоит нос чешет, думает наверно, небось

дело замышляет, и такой наглый вид у него при этом. И

такая меня тут злость взяла, что я не мог

- 357 -

Образина.

этого наглеца не поставить на место. Ариведерчи, говорю я

ему, прямо, с вызовом говорю. Шел бы ты, папаша,

отсюдова, делать тебе здесь нечего. Сказал я это образине и

гляжу ему прямо в его свиные глазки, победоносно гляжу,

знай, мол, скотина, наших. Вы думаете образина напугался?

Или хотя бы понял, о чем я его просил? Куда там. Рявкнул, значит, он на этот раз уже не по-русски и похоже отнюдь не

человеческим голосом. Рявкнул, да и схватил меня за

грудки, а схватив, стал трясти как грушу, да и

приговаривать. Отвечай, мол, прыщ, что тебе известно о

перестройке. Все, беэ утайки, отвечай, а не то изувечу. Как

тряхнул он меня пару раз, понял я, что попал - в настоящий

переплет, и сразу же, язви ее в корень, отчетливая мысль в

мозгу: «Неужто не сдюжу. Ан нет, сдюжил. Собрал я,

значит, все свои силы, собрал, да и говорю. Отпусти, мол,

- 357 -

меня образина, все без утайки поведаю. Отпустил он меня,

выходит поверил. Тут я ему все и выложил, как на духу. Не

поверил образина, снова трясти начал. Раз тряхнул, другой, а я ему все одно. Сдался образина, отступил, да и заплакал, честное слово, заплакал. Плачет образина, и плача

причитает: «О Боже, куда это я попал, горемычный, что же

теперь со мной будет?» А что с тобой будет, говорю,

улетишь обратно и точка. Нет,

говорит образина, мне обратно никак нельзя.

Почему это нельзя, спрашиваю. Я слово дал, отвечает

образина. Подумаешь, говорю я, как дал так

и обратно возьмешь, у нас все так делают. Нет,

у нас такое не принято, говорит образина, и заливается,

бедалага, слезами еще пуще. Жалко нам его стало, не

поверите, шибко жалко. Девки во всю носами хлюпают,

кажись, уже и за платочками в карман полезли. Сослуживец

так тот и вовсе, прямо в ладонь высморкался,

разнервничался видать. Да и я тоже прослезился. Поможем,

думаю, может, что и сможем может и обойдется. Ну,

посовещались, значит, малость, для приличия, и пoрешили

единогласно - будем помогать. Только как помогать, никто

толком не знает.

Если бы не я, точно все бы пропало. Предложил, значит, я

для начала образину по магазинам поводить, показать ему,

что по чем. Перед как пойти подгримировали его малость,

чтобы не очень выделялся. Ходим мы по магазинам,

присматриваемся, к очередям пристраиваемся. А раз

пристраиваемся, то значит и купить пытаемся. Но ведь вот в

чем загвоздка – купить то никак не получается. Досадно,

конечно, да ничего не поделаешь, такая у нас жизнь.

Доступно только то, что никому не нужно. А вот у образины

совсем по иному, у них пощел в магазин да и купил все, что

нужно и никаких тебе очередей. Так что после третьей

безуспешной попыткизагрустил наш гость поистине не на

шутку. А после четвертой и вовсе наотрез отказался от

дальнейшего посещения наших магазинов. -Нет, ребята

увольте простонал образина и попытался скрыться от нас в

очередной очереди, но у нас как известно, не забалуешь.

Поймали, значит, мы его, накостыляли ему малость,

поводили еще немного по магазинам, чисто для проформы,

да и отпустили. Иди, мол. на всe четыре стороны , теперь ты

- 357 -

уже знаешь что к чему.

Итак, отпустили мы его, и, что самое удивительное, он и

пошел. Обиделся, значит: А нам-то что, мы свое дело

сделали, помогли, как могли, и будя. Не мамки же мы ему, в

конце концов, у нас и своих забот хватает. Ушел он, значит, ушел, да и пропал, как в воду канул. Сгинул, ну и шут с ним, как говорится, невелика потеря. Прошла неделя, может чуть

больше, я уж и думать о случившемся забыл, да и, наверное, ребята тоже. Но, не тут-то было, оказалось поторопился я, малость. Открываю я как-то, почтовый ящик, а там для меня

вот это да, письмо! Это для меня-то. Да я за всю свою жизнь

не то, что письма, открытки драной ни от кого, даже от

родитедей на именины, не получал. А тут вдруг целое

письмо. Вскрыл я, значит, конверт дрожащей рукой, читаю.

Читаю и не верю своим глазам: «Дорогой товарищ, спасибо

вам за помощь, оказанную нашему посланнику. Приглашаем

вас и ваших друзей в гости. Правительство планеты

образин». Разволновался я не на шутку дочитав это письмо. Отказаться вроде неприлично, а ехать - ох, как боязно. Что

же делать, задумался я, очень крепко задумался. Так бы,

наверно, и стоял столбом до самого святого nричастия,

тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь выход. Спасибо

соседскому мальчишке. Смело можно сказать, спас он меня:

пробегая мимо, он так двинул меня своим костлявым

плечом, что я разом пришел в чувство. Этакий наглец,

подумал я, мал еще, а уже так больно пихается. И тут вдруг

меня осенило «Эй, пострел, ты случайно не видел, кто

забросил этот конверт в мой ящик?» Для пущей наглядности

я помахал перед носом мальчонки кроме конверта еще и

пятью рублями.» Как не видеть, еще как видел. «Ну и кто?»

- вкрадчиво спросил я. «Деньги вперед,» - пискнул

мальчонка и так nроворно выхватил у меня пятерку, что я

понял это лишь тогда, когда она была уже в ero руках.

Выхватив деньги, он молниеносно сунул их в нагрудный

кармашек, глаза его при этом радостно вспыхнули.

Проделав это, соседыш хотел было дать деру, думая

сставить меня с носом, но куда там. После пары затрещин и

конфискации заветной пятерки, ему все же пришлось

расколоться. Ну и козел же ты, дядя Сережа, гундил он. Это

почему же? Я даже разозлился, всякая малявка и та козлом

- 357 -

меня обзывает, видимо тут действительно что-то не так.

Почему, почему, - не унимался бесстыжий мальчишка. Вот

почему'. Это же твой друг, дядя Леша, положил конверт в

ящик. Как он при этом смеялся! Ах, вот оно что. От

облегчения я, аж, пропотел. Ну, это еще куда ни шло. На

радостях я не только расцеловал мальчишку в обе его

поганые щечки, но и вернул ему обратно его

заветную пятерку, прибавив к ней целый рубль от чистого

сердца, чему даже этот гаденыш непритворно удивился. Нет, дядя Сережа, сказал мальчонка, ты больше, чем козел. И со

словами - побольше бы таких идиотов - устремился на

улицу. Да, Бог с ним, с мальчонкой, глупый он. Ведь только

недавно читать и писать научился, да и жизни еше лишь

чуток нюхал, так что, где уж ему вещи своими именами

называть. Ах да, чуть было не забыл. Я ведь все-таки

получил письмо от пришельца, но это совсем уже другая

история.

08.04.90

РУКА КОРЕША

Когда Иван вышел из тюрьмы, он первым делом позвонил

Матвею, своему закадычному корешу. О, господи, сколько

они совместно пережили. И ни разу, даже не верится, кореш

не подвел его. И на этот раз Матвей не подвел - всю его

долю сберег, а за труды не взял ничего. Сердце Ивана

ликовало. Надо же, вот это кореш! Да ради такого не жалко

и голову положить.

Наклюкались они в этот вечер изрядно. Да и как было не

наклюкаться, ведь почти пять лет не виделись. Набравшись

кореша~ как водится пустились делиться друг с другом

самым сокровенным.

-'Гляди, - говорил Матвей, открывая один из ящиков

письменного стола, буквально забитого ювелирными

изделиями, - во, у меня сколько. Бери половину, для кореша

не жаль.

- Да ты что, - отнекивался Иван, но Матвей ничего не хотел

- 357 -