Стешкины косы

Ирина Калери

Стешкины косы

Глава первая.

Телефонный звонок, донесшийся из глубины квартиры, заставил навострить уши чахнувшую над конспектами Олечку Туманову.

- Ну, что ты прыгаешь?- недовольно спросила у нее однокурсница, ближайшая подруга и соседка по лестничной клетке Галка Воробьева, вырванная из сладкой полудремы над учебником по торговому маркетингу.

- Что, что!..- досадливо отмахнулась Олечка. – Ромкиного звонка жду, неделю уже не объявлялся.

- Разлюбил, небось, - злорадно хмыкнула Галка, всегда готовая, по извечной женской привычке подкузьмить более удачливую в сердечных делах подружку.

- Ага, как же, разлюбил. Не дождетесь,- фыркнула Олечка.- Нет, наверное, не он. Маме кто-то звонит, иначе она меня сразу бы позвала.

Галя пожала плечами и снова углубилась в учебник, однако всласть начитаться ей так и не удалось, потому что минуту спустя по коридору процокали легкие шаги хозяйки дома Вероники Аркадьевны.

- Оленька, мне тут Любаша звонила,- сообщила она, заглядывая в комнату.- Говорит, Ромка завтра приезжает.

- Что ж он, негодник, мне не позвонил?..

- Этого уж я не знаю,- пожала плечами Туманова-старшая.- Завтра у него и спросишь.

Дверь за ней закрылась, и в Олиной спаленке повисло нехорошее молчание. Подружки озадаченно переглянулись.

- Разлюбил, говоришь?..- медленно, роняя слова, как тяжелые камни, проговорила Олечка.

- Ой, да ладно,- испугалась Галка.- Ляпнула, не подумав!.. Ты на меня не сердись. Ну не позвонил в этот раз, делов-то ! У них, у геологов этих, вечно в экспедициях что-то ломается, сама мне рассказывала. Небось, рация из строя вышла, вот они и сидели всю прошлую неделю в тайге без всякой связи с внешним миром. Потом появилась оказия, ну он маме и позвонил.

- Маме!..А что ж не мне?

- Ой, Оль...Мама – это дело святое,- вздохнула Галка.- Вот Мишка у меня, помнишь, без мамочки своей драгоценной шагу ступить не мог.

- Мама, значит, дело святое, а невеста - так, плюнуть да растереть,- гнула Олечка свою линию, не давая Галке съехать окончательно в невыгодные для нее сейчас воспоминания.

В конце-концов, когда у подружки были неприятности с этим самым Мишкой, кто как не Оля с утра до вечера обсуждала с ней сложившуюся ситуацию, строила догадки и предположения и составляла хитроумные планы. А теперь непонятки пришли к ней самой, и Галка просто обязана окунуться в них с головой. Разве настоящая подруга может поступить по-другому?

-Оль, ну не занудствуй. У тебя, может, занято было в тот момент, а ему срочно понадобилось новости о себе сообщить, мол – все в порядке, вылетаю уже. Сама знаешь, как там у них в тайге.

- Но теперь-то он не в тайге?- упорствовала Оля, которой очень бы хотелось принять успокоительные Галкины слова, да словно что-то мешало.

- Ну, и?.. При чем тут?!..

- А при том, что если даже там у них в экспедиции что-то случилось, и он неделю не мог со мной связаться – неделю, Галка!- то теперь-то, из города, пока вылета ждет, чего ж не позвонить и не успокоить? Телефонов вокруг полно и все работают, между прочим!..

- Слушай, ну давай не будем. Откуда ты знаешь, во что они вляпались? Может, он в полиции сейчас сидит, дает показания. Или чего похуже...

- Умеешь ты утешать! - сердито отмахнулась Оленька.

-Оль, давай к экзамену готовиться, а?- жалобно взмолилась Галка.- Завалим же!

- Какой экзамен, если ничего в голову не лезет,- вздохнула Оля.- Давай хоть кофе попьем?

- Это дело,- оживилась подружка.

По дороге на кухню Оля словно по наитию остановилась у телефона, сняла трубку и набрала заветный номер.

- Алло?

-Теть Люба, это я...

- А, Оленька,- потеплел голос будущей свекрови.- Как поживаешь?

- Да ничего, к экзаменам готовимся. Теть Люба, я вот что хотела спросить...Когда Рома вам звонил?

- Да вот с полчаса назад, я вам сразу и перезвонила. Я ж волновалась – неделю сыночка не объявлялся, думала, не случилось ли у них чего, ну, сама знаешь,- голос у тети Любы дрогнул.- Ты уж, Оленька, после свадьбы не пускай его с этими гавриками, чтоб им пусто было. Не нравится мне их компания, ох как не нравится! Ромка ведь наивный, жизни не знает. Денег хочет заработать побольше, а как в историю вляпается, так ничего больше и не понадобится. Меня он не слушает, дело ясное, ну а ты – это же совсем другой коленкор. Как в народе говорили – ночная кукушка дневную всегда перекукует...

Ночная кукушка в тоске переминалась у телефона с ноги на ногу, отлично понимая, что ничего спросить ей так и не светит, и что дневная перекуковала ее начисто. С Любовь Андреевной всегда было так - входя в раж, она уже не слышала надоедливого попискивания окружающих, и, если тема попалась интересная, могла солировать часами.

Ну а интереснее, чем единственный сын, у тети Любы темы отродясь не было.

Глава вторая.

На следующий день, благополучно завалив дурацкий маркетинг, Оля поспешила к любимому человеку. Неизвестность мучила и подстёгивала ее – вперёд, вперед!..

На третий этаж, где Ромка жил со своими родителями, школьными, кстати, друзьями ее матери, она взлетела за несколько секунд, позабыв про медлительный скрипучий лифт.

Надавив кнопку звонка, Оля прислушалась. Из-за двери на лестничную клетку доносился нестройный хор пьяных мужских голосов. Друзей Ромка, что ли, с собой притащил, удивилась она мельком. Ну да, наверное, иначе кому бы так орать «Хаз-булат удалой, бедна сакля твоя...», если ни Ромка, ни его отец отродясь в рот спиртного не брали?

Дверь приоткрылась, и в щелочку выглянула теть Люба, явно чем-то смущенная и расстроенная. На щеках ее цвел странный пятнистый румянец.

- А, Оленька,- проговорила она, силясь растянуть губы в улыбке,- пришла, да?

- Что с вами, Любовь Андревна?- тихо спросила Оля, чувствуя, как сжимается сердце от нехорошего предчувствия.

Коротко всхипнув, вместо ответа женщина мотнула головой себе за спину и немного посторонилась. Оля проскользнула мимо нее в коридор, и пошла вперед, чувствуя себя так, словно входит в клетку с тиграми.

Теперь, вблизи, она конечно узнала пьяные голоса – пели Ромка и Петр Алексеевич, а в них разлаженный, нестройный хор вплеталось высокое, сочное женское сопрано.

Шагнув в гостиную, Ольга остановилась на пороге, изумленная донельзя. Посреди комнаты стоял стол, раздвинутый так, словно за ним собирались пировать с полсотни человек, и уставленный от края до края невиданной снедью. Тут были и грибы, и ягоды, и какие-то соленья, и моченая черемша, и брусника, глаза разбегались. И скатерь на стол была постелена красивая, гобеленовая, дорогая – Оля знала, что теть Люба ею очень дорожит и вытаскивает из своих закромов только ради очень больших праздников.

Во главе стола, растрепанный и совершенно невменяемый, сидел глава семьи, ревел во все горло песню и дирижировал вилкой с насаженным на нее огурцом. По правую руку от него развалился Ромка, какой-то незнакомый, похудевший, заросший щетиной, в дурацком растянутом свитере и болотных сапогах, а рядом с ним... Рядом с ним сидела необыкновенно красивая статная женщина – именно она-то и выводила рулады своим чистым голосом.

Оля успела заметить тяжелую пшеничную косу, тугим узлом скрученную на затылке, да голову, по-хозяйски склоненную на Ромкино плечо.

-О!..Олька!- обрадовался вдруг ее жених, с трудом сфокусировав взгляд на остолбеневшей у порога девушке.- На огонек прибежала? А мы тут гуляем...Свадьба у меня, видишь? Жену из Сибири привез!

Ноги у Оли стали ватными. Происходящее показалось ей дурным сном. Кого, кого ты привез, Ромочка, за полтора месяца до нашей свадьбы, хотела спросить она, но не смогла протолкнуть ни единого слова из внезапно сузившегося, пересохшего горла.

Женщина, отряхнув юбку, встала из-за стола, внезапно оказавшись очень высокого роста и, как исстари делали, поклонилась ошеломленной гостье в пояс.

- Милости прошу к нашему столу,- с улыбкой, вызвавшей ямочки на тугих румяных щеках, пригласила она, и, представляясь, протянула руку.

- Степанида. Можно просто Стеша.

Оля безвольно протянула для пожатия свою узенькую ладошку, буквально утонувшую в великанской руке.

Вблизи она смогла разглядеть соперницу лучше. Странно...и что Ромка мог найти в этой каланче, с неприязнью думала отвергнутая невеста.

Она бы еще поняла, привези он девушку в своем вкусе – тоненькую, стройную, хрупкую, но...эти широкие бедра, эти неженские плечи, эта высокая грудь, эта могучая, крепкая шея, на которую впору накинуть сбрую...нет, тут какая-то ошибка. Ромке никогда не нравились крупные женщины, пусть даже с такими красивыми глазами, высокими скулами и чувственным пухлым ртом. Да и одета она, прямо скажем, была весьма необычно – в какую-то допотопную сорочку с кружевами, открывающую в вырезе грудь размера этак пятого-шестого, и в ситцевую юбку, широкую, длинную с оборкой, из-под которой выглядывали большие босые ступни без малейшего признака маникюра. Нет, ну настоящая деревенщина! Оля и не думала, что такие еще остались.

Одно из двух – или Ромка сошел с ума, или собравшиеся решили зачем-то ее разыграть. Сейчас как завопят все вместе : сюрприз!!- и она окажется в дурацком положении, ну как же, повелась на их дурацкий розыгрыш.

На ее лице отразились попеременно сомнение и внутренняя борьба, и внимательные карие глаза тут же это отметили.

- Ну, а вы?..Ты-то кто такая будешь, красавица?- вкрадчиво спросила Степанида, понижая голос.- Бегаешь за ним, что ли?

- Я? Бегаю?- возмутилась Оленька.

- Это, Стешенька, моя бывшая,- хвастливо подал голос снизу всеми забытый предмет раздора.

- Бы-ывшая,- насмешливо протянула Степанида, отстраняясь.- Ну да, ну да...

- Бывшая?!- не веря своим ушам, потрясенно переспросила Оля.- Рома, а как же наша свадьба? Наша любовь? Мы и документы с тобой в загс уже отнесли...Что здесь вообще происходит, ты можешь мне объяснить?!

- Исссстнная любовь, милая моя...ик!..в документах не нуждается!- внезапно очнувшись от некоего подобия летаргического сна, наставительно пробормотал пьяненький Петр Алексеевич. – И это...хватит тут права качать. Садись давай за стол по-человечески, порадуйся с нами за молодых, выпей водочки...Вон, гляди, закуски сколько! Гостинцев сибирских Стеша понавезла, хе-хе-хе...Ох, невестушка, ох, голубушка, ну ты и мастерица, ну и хозяюшка!..

Ромка, с блаженной ухмылкой выслушивавший панегирики своей толстопятой жене, внезапно привстал, обхватил Степаниду за довольно обширную талию и, крякнув от натуги, усадил к себе на колени. Оля с изумлением осознала, что никто здесь больше не обращает внимания на ее персону, все заняты исключительно собой, и даже несостоявшаяся свекровь просто сидит, закрыв глаза рукой, словно ей стыдно наблюдать за этой идиотской сценой.

Внезапно отставленной невесте показалось, что ей на голову опрокинули ведро помоев. Происходящее перестало казаться сном и превратилось в суровую реальность. Похоже, Ромка и не думает шутить, он в самом деле женился, и все, что между ними когда-то было, просто лапша на уши доверчивой влюбленной дурочке.

Сдавленно всхлипнув, Оля вылетела в коридор, ударилась плечом о косяк и выскочила на лестничную клетку.

Какой кошмар!

Кошмар!

Права оказалась Галка!

Глава третья.

...Не помня себя, она выбежала из оказавшегося вдруг ненавистным дома, пересекла двор, и до тех пор шла куда глаза глядят, пока не свалилась от усталости на какую-то одинокую придорожную скамейку.

Разлюбил, разлюбил, разлюбил, колотился в ушах ехидный Галкин голос. Нужно было срочно что-то делать, иначе она рискует сойти с ума, вновь и вновь растравляя в памяти все подробности сегодняшнего ее унижения. И как Ромка посмел с ней так подло обойтись? За что?!

У Олиной скамейки притормозил старенький раздолбанный опелек, из него выглянул незнакомый мужчина средних лет, осмотрел ее с головы до ног и приглашающе кивнул – залезай, мол.Не бандит, равнодушно определила она, и не банкир, и те и другие ездят на бронированных джипах. Возможно, маньяк, они любят маскироваться под простых работяг... ах, ну и что. Будь, что будет, решила она, садясь в машину.

Мужчина, несмотря на свою приятную располагающую внешность, маньяком не был. Уже хорошо, хотя в тот момент, сказать по-правде, Оле было наплевать, что с ней случится двумя часами позже. Все равно, начни он потрошить ее тело, так больно, как утром, ей уже не будет.

Геннадий привез ее в свой загородный домик – кособокую хозпостройку, где при входе на Олю чуть не упали грабли. Увидев в саду надувной бассейн, она чуть не потеряла сознание от нестерпимого, острого желания немедленно смыть сегодняшние события, едкой копотью впитавшиеся в кожу. Нисколько не стесняясь своего нового знакомого и его соседей, она скинула пропотевшую одежду и, в чем мать родила, нырнула в теплую, подернутую пыльцой, попахивающую теплой резиной воду. Хозяин лачуги расположился неподалеку в плетеном кресле, пил оздоровительный коктейль из кефира с петрушкой и с любопытством поглядывал на свою странную гостью.

Наплескавшись всласть, Оля щедро набулькала себе в пыльный, давно не мытый стакан, предварительно выкинув оттуда дохлых мух, теплого виски. Вкус был отвратительный, но это ее даже порадовало. Меня сейчас стошнит, но это значит, что я еще жива, думала она, насильно вливая в себя остатки этого гадостного клопомора.

Ходить голой перед чужим мужиком, пить его спиртное и устраиваться на ночлег в его постели неожиданно оказалось очень весело. Кровать в домике была всего одна, так что им неминуемо пришлось бы в ней встретиться. Да Оле и хотелось этого. Ей хотелось отдать свое тело на поругание первому встречному усатому дядьке – без сожаления, без симпатии, и без, упаси Господи!- какой-никакой любви.

Не спрашивая, она взяла со столика его мобильный. Нужно позвонить домой, мама, небось, с ума сходит.

- Оля!- заполошно крикнула в трубку Вероника Аркадьевна.- Ты цела? С тобой все в порядке? О Господи...а я уже собиралась обзванивать морги! Где ты? Что за выкрутасы? Приезжай домой, слышишь!

- Не могу,- разлепила Ольга сухие губы.

- Почему? Где ты? Чем занимаешься?

- Собираюсь клин клином вышибать,- ответила Оля, отключаясь.

Мужчина лишь хмыкнул, когда она принялась стаскивать с него трусы. Надо сказать, он вообще был не из говорунов – с расспросами не лез, с советами не приставал, подобрал ее на дороге, как бездомную собачонку, но ни на чем не настаивал, и, не полезь она к нему первая, так к ней бы и не притронулся.

Ночь у них была длинной, нескончаемой, как никогда раньше. Обычно сдержанная, сегодня, под влиянием алкогольных паров, Оля дала выход своим чувствам – сжигающей ее ненависти, горечи и боли.

- Глубже! Резче! Сделай мне больно!- твердила она, царапая ногтями его крепкую, широкую спину.- Укуси меня за грудь, укуси за язык! Мучай меня! Мучай!..

В какой-то момент в голове у нее прояснилось. Мамочки мои, что же я делаю, с ужасом, ощутив тяжесть чужого тела, чужие руки на своей груди, и чужой член, равномерно двигавшийся едва ли не до ее диафрагмы.

Оля хотела крикнуть, что хватит, больше не надо, она его не хочет, он обязан ее отпустить, но сладкая судорога, пронизавшая ее партнера, пронзила и ее тоже. Оля выгнулась и застонала – протяжно, с переливами.

Ну и черт с ним, что все попало ко мне вовнутрь, беспечно подумала она. Авось не забеременею и ничем не заражусь. А заражусь, так сдохну, вот тут-то Ромка и поплачет.

Странно, но мысли о Ромке, не принесли той адской горечи, что терзала ее сегодня долгими-долгими часами. Вышибать клин клином оказалось хорошим средством.

А потом за окном забрезжило утро, и Оля поняла, что пора уходить. Угар развеялся, и теперь ей было бы очень стыдно взглянуть в глаза своему случайному любовнику. Надо будет что-то говорить, объяснять, да и вообще...

Стараясь не шуметь, она потихонечку встала, неслышно оделась и на цыпочках вышла. К счастью, неподалеку от дома располагалась автобусная остановка, к которой как раз подкатил первый автобус, и бабки с сельхозинвентарем шумно принялись в него загружаться. Затесавшись среди старух, Оля скромно села поодаль, доехала до ближайшей железнодорожной станции, а уж оттуда махнула домой, даже не представляя, как будет объясняться с матерью.

Глава четвертая.

В квартире пахло валерьянкой.

Опухшая от слез, Вероника Аркадьевна встретила блудную дочь настолько бурными слезами, что Оля оторопела.

- Мам, ну прости...Прости...- беспомощно забормотала она, немножко внутренне недоумевая: ну да, провела ночь вне дома, но ведь не пять-то лет ей в конце-концов!..

- Петя умер!- трагически объявила мать.

- Какой Пе... Как умер?!- поразилась Оля.- Дядя Петя?

- Дя...дя...Пе...тя...,- прорыдала Вероника Аркадьевна, и, не в силах справиться с потрясением, пронзительно вскрикнула:- Господи!! Да что же это такое?!!

Оля кинулась в кухню, принесла матери воды и помахала на нее газетой.

- Ничего не понимаю. Я же видела его вчера. Довольный был, пьяненький, все невестку хвалил с ее сибирскими разносолами...Ромка ведь на другой женился, мам, кирдык нашей с ним свадьбе,- вспомнила было Оля, но Вероника лишь безучастно качала головой.

- Пьяненький...Ему ж нельзя ни грамма! Тридцать лет спиртного в рот не брал, а вчера как взбесился. Вот сердце и отказало...не вы-ы-ы-ыдержало,- снова заплакала Вероника Аркадьевна. – Любаша звонила сама не своя, просила приехать, одной-то ей никак с этим ужасом не справиться...

- Как одной? У нее ж целый дом народу. Ромка и эта, как ее...

- Рома спал. Его Степанида будить запретила.

- Что?!..

- Вот так-то. И сама спать легла. Мы, говорит, с дороги, уставшие, а покойничку вашему пока ничего не нужно, так что утром увидимся.

- А ты что же, видела ее?..

- Видела. Я ж к Любаше по первому звонку полетела, полночи у нее провела. Ох, Петя, Петенька...

- Мам, как же так? Как же так, мама?- потерянно бормотала Оля.

Вероника Аркадьевна раскрыла объятия, и дочь бросилась к ней на грудь, ища, как в детстве, защиты и утешения.

... На правах давней подруги Вероника все следующие дни помогала Родзянко в организации похорон. Они с Любашей оформляли место на кладбище, заказывали гроб и обзванивали знакомых. От Ромки, внезапно ушедшего в какой-то плаксивый запой, толку не было никакого. Невестка в хлопотах тоже не участвовала – единственным, что она на себя взяла, было ведение хозяйства. Крупная, сноровистая, поворотливая, она теперь казалась полноправной властительницей этого дома, а все остальные были тут хоть и дорогими, но гостями.

Вероника Аркадьевна сцен не закатывала и скользких вопросов никому не задавала, хотя Ромкина скоропалительная женитьба и удивила, и огорчила ее. Приятно было знать, что сын твоих лучших друзей женится на твоей дочери, и их свадьба объединит две семьи в одну, дружную и счастливую. Не получилось... Что ж, у молодых свои причуды. Не так уж сильно, видимо, любил Ромочка свою невесту.

- Ты, Верусь, не обижайся,- сказала как-то Люба.- Но я даже рада, что Ромка на Стеше женился. Хоть и разные они, хоть поначалу она мне жутко не понравилась, сейчас я вижу – хорошую женщину сын в дом привел. Что твоя Оля? Фитюлька, девчонка, ветер в голове. Учиться ей надо, а не о замужестве думать. Некрасиво с ней Ромочка поступил, слов нет, так ведь такой бриллиант попался, что обо всем думать забыл. Ничего. Утешится Олечка, другого найдет. Свет-то клином, небось, на нем одном не сошелся...

- Ты, Люба, помолчи, о чем не знаешь,- обрывала Вероника эти разговоры.- Ты сама вон два дня как без мужика осталась, должна понимать, каково любимого-то потерять !..

- Ну что же ты сравниваешь,- начинала рыдать Любовь Андреевна.

Неслышно входила Степанида, ставила на стол заварочный чайник, две чайные чашки да баклажку с брусничным вареньем.

- Выпейте вот...Здесь травки сибирские заварены. Все ваши неврозы как рукой снимет. Успокаивающее...

Вероника ловила на себе спокойный взгляд чуть выпуклых карих глаз, и инстинктивно, обострившимся подсознанием чувствовала, что внушает этой женщине неприязнь. Что ж, в принципе, ничего удивительного, хотя могла бы эта Степанида немного и потерпеть. Должна понимать, что при любом раскладе Вероника за дочь переживать будет, а не за чужую тетку.

Оля к Родзянко вообще не ходила – так подкосило ее Ромкино предательство. Не могла переступить их порога. Все соболезнования Любовь Андревне через мать передавала.

Вот и Вероника, в знак солидарности с дочерью, вела себя сдержанно по отношению к новой Любашиной родственнице. Вины за Степанидой, по-большому счету, и не было. Ну откуда ж ей было знать, что у этого дурака по десять невест в каждом городе?

Нет, вина за случившееся целиком и полностью лежит на Ромке. Не такая уж эта Стеша секс-бомба, чтобы увлечься ею вот так, безоглядно, и приволочь в Москву неизвестно из каких далей. И ведь ни стыда у человека, ни совести – даже прощения у Ольги не попросил. Не позвонил ни разу!.. Ведет себя так, словно у них и не было ничего.

Глава пятая.

...Идти на похороны, чтобы встретить там изменника с его молодой женой, Оле по понятным причинам ой как не хотелось. Не могла она видеть эту сладкую парочку. С души воротило. С другой стороны – как же не отдать последний долг хорошему человеку? Он ведь в свое время на коленках ее подбрасывал, Оля помнила. И неважно, что он ей там наговорил в пьяном виде в их последнюю встречу. Не в себе человек был, за три часа до кончины-то...

На похороны Оля пришла ненакрашенная, в скромном черном платице, встала сбоку, чтобы не привлекать чужого насмешливого внимания. Все равно станут судачить об отставленной невесте – кто посмеется злорадно, а кто и пожалеет. Неизвестно еще, что хуже...

- А-а-а, решили почтить своим присутствием, Ольга Николаевна?- раздался за ее плечом глумливый голос.

Ромка! Стоит, качается, на губах – бессмысленная ухмылка. Второй раз в жизни Оля видела его пьяным. Какое отвратительное свиное рыло...И вот по этому человеку она плачет почти каждую ночь?..

- Решила,- коротко сказала она, отворачиваясь.

- Ну и правильно. Развлечений-то у вас никаких...Вы ведь, кажется, старичка не очень, чтобы очень?.. Не любили папашку-то моего, я так понимаю?

Да что с ним такое, в отчаянье думала Оля, понемногу отодвигаясь от неприятного соседства. Как подменили человека!.. Уехал любящий, верный, заботливый, а назад притащилось вот это чучело.

Бедный мой, что же с тобой там приключилось, подумала она о том, давнишнем Ромке, с запоздалой тоской и нежностью.

...Стоило церемонии подойти к концу, Ольга отыскала глазами свою мать, стоявшую рядом с поникшей Любовь Андревной, и глазами показала ей – ну все, я ухожу. Вероника отрицательно покачала головой, и щеки у Оли вспыхнули – ну уж нет, в дом к Родзянко ты меня не затащишь, хоть режь, хоть ешь. Она подошла поближе, и тепло, в знак соболезнования и скорби, пожала теть Любе руку выше локтя.

- Оля!

-Мама, я не пойду.

- Оля, это неприлично. – прошептала мать.

Несостоявшаяся свекровь вскинула голову.

- Вот-вот, не ходи, Ольга. Да и тебе, подруга, туда незачем.

- Что?..- опешила Вероника.

- Что-что...Понимать должна. Стеша беременна, а вы все возле нас крутитесь, успокоиться не можете, волнуете ее. Ни стыда у людей, ни совести.

В сердцах она сунула Веронике в ладонь свой использованный носовой платок, который та дала ей за пять минут до этого.

- Вот, возьми! Ничего от вас не надо!

...-Ты что-нибудь понимаешь?- спросила Вероника у дочери, провожая глазами неестественно выпрямленную, непреклонную спину своей многолетней лучшей подруги.

- Что это с ними, а?..

- Колдовство какое-то,- уныло пробормотала Оля.

- Колдовство?..

- А я ведь ухожу, мам.

- Куда это тебе не терпится?

- Переезжаю, в смысле. К Димке Гончарову, ты его, наверное, не помнишь.

- С ума ты сошла?

- Мам, он меня еще после десятого класса замуж звал, и за два года не передумал, не то что некоторые, кому недели хватило...

- Оленька, да ведь ты его не любишь!- ахнула Вероника.

- Ромку вон любила, а что толку?- горько ответила дочь.

- Нельзя с нелюбимым жить, погибнешь! Он тебя уже через три дня раздражать начнет – то чавканьем, то унитаз закапает, а то носки повсюду разбросает. Зачем тебе еще одно разочарование, ребенок ты мой бедный?

- Не могу,мам. Ждала-ждала этой свадьбы, столько планов вместе строили, а теперь у разбитого корыта приходится в одиночестве сидеть. Не выдержу я, мам. А Димка...может, он и ничего.

Вероника услышала в ее голосе столько отчаяния и тоски, что не стала тратить лишних слов на уговоры. Ничего не поделаешь – значит, так надо. Может быть, этому Диме и впрямь удастся вытащить силой своей любви ее дочь из надвигающейся депрессии.

Дай-то Бог!..

Глава шестая.

Разговор с Димой произошел два дня назад – можно сказать, Оля ухватилась за этого парня, как утопающий за соломинку. Хорошо, что еще сохранилась старая, милая, еще школьная записная книжка с его телефоном. Надо же, за последние два года ни один из этих номеров мне так и не понадобился, невесело думала она, перелистывая странички и разбирая имена. Ни один телефон!.. Настолько голова была занята этим предателем Ромкой...

Всего один звонок, несколько радостных возгласов, и вот уже они с Димкой сидят в кафе. Бывший одноклассник, приятно удивленный предложением встретиться, пришел с небольшим, ни к чему не обязывающим букетиком цветов. Оля решила так – если этот персонаж с первого же взгляда не вызовет у нее рвотного рефлекса, она ему скажет все, что задумала.

Дима выглядел хорошо. Из тщедушного очкарика с забавным хохолком на голове он превратился во вполне приличного преуспевающего молодого человека. Очки исчезли – их заменили линзы, хохолок тоже пропал. Теперь у Димы была короткая стрижка с аккуратно подбритыми височками.

- Дим, скажи... Твое предложение еще в силе?- прямо спросила Оля, после первых приветствий и ненужной ей сейчас болтовни об одноклассниках : кто кого видел, туфта это все.

Он деланно расхохотался и ответил вопросом на вопрос, что она ненавидела:

- А что?..

- Я тут подумала, и решила, что надо соглашаться,- решительно, словно прыгая с моста в ледяную воду, брякнула Оля.

- Подожди-подожди...С чего это вдруг столько счастья? Я слышал, у тебя все тип-топ, ты чуть ли не замуж собралась?..

- Передумала.

-Ах, во-он оно что,- задумчиво пробормотал Дима, окидывая ее оценивающим взглядом.- А может, ты беременна и ищешь, на кого бы ребеночка повесить?

Оле стало тошно. Зачем она все это затеяла? Срочно понадобилось нахлебаться новых унижений?

- Нет,- сухо бросила она.- Я не беременна. Спасибо, что поддержал в трудную минуту.

Дима не позволил ей уйти. Сказал, что ляпнул, не подумав, потому что от современных девиц – она сама должна это знать – всего можно ожидать, что он не монах, и пока постоянной девушкой так и не обзавелся, подружек у него хоть пруд пруди. Впрочем, он готов оставить их всех и начать с Олей, если она, со своей стороны не станет день и ночь ныть о своей загубленной большой любви, потому что никому вытирать слезы он не собирается. Жениться, конечно, пока тоже не нужно – все, что им требуется на данный момент, это пожить вместе и попробовать притереться друг к другу.

Пока он говорил, Оля мучительно раздумывала, стоит ли ей вообще что-то затевать с таким занудой. В школе он был другим...Или нет? Честно говоря, она не помнила.

Конечно, будь у нее альтернатива, она предпочла бы с Димой не связываться, отлично понимая, что хорошего тут ждать нечего. Но в том-то и дело, что душа требовала немедленных действий, выбора у нее не было. А может, он окажется лучше, когда она узнает его поближе? Может, вся эта словесная шелуха – не что иное, как бравада и желание прикрыть свое смятение?..

Как бы там ни было, сразу после дяди Петиных похорон, Оля с маленькой сумочкой, куда были сложены самые необходимые вещи, перебралась в однокомнатную Димкину квартиру. Теперь ей было неудобно ездить к маме и в институт, зато и Ромка со своей Стешей оставался как бы в другом измерении.

... С Димкой Оля смогла выдержать всего пять дней, не больше, не меньше. Бывший одноклассник оказался совершенно невыносимым в быту, тошным субъектом с кучей бзиков и комплексов. Первые две ночи Оля наотрез отказывалась с ним спать – даже невинное прикосновение Димы заставляло ее внутренне обмирать от отвращениея. Видя, что не вызывает у нее никакого желания, Дима дулся и психовал, швырял на пол вилки и вообще все, до чего успевал дотянуться.

- Ты чего выпендриваешься? Зачем я тебя сюда брал?!

- Дай мне время, Дима! Я должна хоть немного к тебе привыкнуть, ну как же ты не понимаешь,- просила его Оля, но в ответ слышала лишь визгливые отповеди о хитрых бабах, которые только и ждут, как бы пожить за чужой счет, продинамив доверчивого парня, который попался им на крючок.

На третий вечер Дима поставил вопрос ребром – или ты отдаешься, или мы разбегаемся. Оле очень хотелось уйти прямо сразу, ей было противно прикасаться к нему даже кончиком пальца, но ведь тогда будет считаться, что она никому не отомстила, не смогла переступить через свое дурацкое чистоплюйство... О той, первой своей измене она уже практически не помнила – это было сделано под влиянием алкоголя и стресса, а значит – не считается. Дима – вот ее инструмент мщения неверному жениху!..

После ультиматума, поставленного сожителем, она позволила Диме почти все, о чем он так вожделенно мечтал с девятого класса. Соитие было ужасным, но после него все стало еще хуже. Диму бесила ее холодность, Олю раздражало его желание непременно совокупиться с ней анально, и обоих страшно тяготило растущее недовольство друг другом.

Дима сорвался первый. Вернувшись на следующий день с работы, он обнаружил комнату неубранной, обед – неприготовленным, белье, постиранное сутки назад, так до веревки и не добралось, а Оля, вместо того, чтобы броситься к нему с радостным лепетанием, безучастно лежала лицом к стене.

- Это что такое?!- спросил Дима петушиным фальцетом.

- Я спрашиваю – что! Это! Такое?!- заорал он, когда ответа не последовало.- Ты, чертова ленивая корова! Ничего, нет, ну ничего же дома не сделала!..В постели бревно бревном, так хоть бы хозяйством занималась, блин! Лежит, бляха, мировой скорби предается! Мужик от нее сбежал!..Потому и сбежал, что...

- Замолчи!!!- закричала Оля, срываясь с места.

- Носки мужу постирай!- завопил и Дима, швыряя в нее двумя дурно пахнущими комочками.- Белоручка! Принцесса, блин, недоделанная!..

Связывай этих двоих хоть какое-то подобие настоящего чувства, спустя полчаса они бы уже помирились. Но в том-то и дело, что чувств тут не было и в помине – даже элементарной симпатии, одно лишь отвращение к тому, с кем так неосмотрительно связался.

Ни говоря ни слова, Оля собрала свои вещи.

- Слава Богу, хоть намек до тебя дошел,- мстительно фыркнул Дима, но вряд ли она его услышала.

Скорее, скорее бежать из этой квартиры, забыть все, что связано с Димой, как страшный сон!

Хотя...

Как ни странно, положительное воздействие эта нелепая связь все-таки оказала – рана, нанесенная Ромкой, теперь болела гораздо меньше. У Оли даже появилась слабая надежда, что скоро эта рана зарастет совсем и можно будет жить дальше.

Она вернулаясь домой, погрузилась в обычную рутину «дом-институт-снова дом», занялась спортом, и уже месяца через два стала напоминать себя прежнюю. За ней снова стали ухлестывать знакомые мальчики и, никого особо не приближая, она все же получала удовольствие от их то робких, то нахальных поползновений. Верная Галка взяла на себя роль кульмассового сектора. Она фонтанировала идеями и повсюду таскала за собой Олю, не позволяя той закисать.

... Ну а потом, к тому моменту, когда Олина жизнь наладилась окончательно, в нее снова вторглись Родзянко.

Глава седьмая.

Ни Оля, отставленная за ненадобностью невеста, ни Вероника, горе-теща, знать не знали, что происходит в той семье. Люба им не звонила, Стеша с мужем тоже на глаза не показывались. Нечастые попытки Вероники поговорить по телефону с подругой никакого успеха не возымели.

-Перезвоню,- равнодушно сказала Люба еще в первый раз, шлепнула трубку на рычаг, да так больше и не объявилась.

...В одну из суббот Оля с матерью отправились на базар за покупками, и там, среди ларьков, нос к носу столкнулись с Ромкой . Оля даже сразу и не узнала, кто это – ханыга и ханыга, в свитере с драными локтями, в дурацких вельветовых штанах...

Узнав, ахнула. Что стало с вечно щеголеватым Романом Родзянко? Раньше он и в экспедиции свои отправлялся в униформе чуть ли не от Армани. Как же это может быть? При такой хозяйственной жене он выглядит, как настоящий бомж!..

Оля с всевозрастающим ужасом рассматривала некогда любимое лицо – одутловатое, с трехдневной щетиной, заметно отливающее синевой. Прямо недозрелый баклажан из учебника по биологии. Технический спирт он пьет, что ли?!

- Ромочка!..-всплеснув руками, потрясенно вымолвила Вероника Аркадьевна.

- А-а-а,- без интереса протянул он, окидывая тяжелым взглядм фигуры оцепеневших женщин.

- Чего ж не заходите? Зазнались? Мать болеет, ходит плохо. Гулять не может, сидит у подъезда. Другая подруга помочь пришла бы, да видно, скучно ей с больными-то возиться, ручки замараются. Известное дело – больной здоровому не товарищ!..

- Подожди, Ромашка , да что ты такое говоришь,- начала Вероника Аркадьевна, но парень, не слушая никаких возражений, все бубнил и бубнил об одном и том же.

- Хорошо. Сегодня мы к вам зайдем,- решительно перебила его Туманова-старшая.- Вот сейчас отвезем продукты, и сразу приедем.

- Зачем нам туда идти, мам? Зачем тебе эти люди?- в недоумении спросила Оля, садясь в машину.

- Как зачем?..

- Они же сами общаться не хотели, от дома нам отказали, а теперь обижаются – почему, мол не заходите? Да так, знаете ли, не хочется чё-та!..

- Ох, Оленька...Я Любу лет сорок знаю. В садик вместе ходили, потом в школе десять лет за одной партой. И всегда она хохотушкой была, заводилой, везде первая, боевая, болтушка такая, что и не переговоришь. И лет ей всего чуть за пятьдесят. В Америке такие женщины первенца своего рожают, да на подиуме сверкают, в журналах голыми снимаются, а у нее ноги отказали, крыша поехала, муж умер, сын спивается. И все за последние три месяца. Так кто ж ей поможет, если я отвернусь?..

- Степанида поможет,- неуверенно возразила Оля.- Слушай, мам... А ведь до ее приезда все у Родзянко шло хорошо. Ты связи не улавливаешь?..

- Думаю, Оля, давно об этом думаю - не она ли их со свету сживает? Да ты только вспомни какой Ромочка раньше был, какая Люба!..Петька, здоровяк, балагур, косая сажень в плечах, вообще в первый день ушел...А этому? Думаешь, много ему осталось? За три месяца пропойцей хорошего парня сделала, а ведь он прежде капли в рот не брал!

- Так она что...ведьма?- в два приема спросила Оля. Слово прозвучало как-то дико. Какие там ведьмы в 21-м веке-то?

- Ну, ведьма не ведьма,- пробормотала Вероника, притормаживая у светофора. Ей, микробиологу, человеку науки, материалисту до мозга костей, наверняка это предположение казалось еще более несуразным, чем Оле, выросшей на американском кино про вампиров.- На метле она, может, и не летает, но травки заваривает, разбирается. И в психологии дока. Смотри, как всех Родзянко зомбировала! Совершенно нормальных людей превратила в черт-те что. Самая настоящая ведьма!

За разговорами они и не заметили, как подъехали к девятиэтажке, где обитали Родзянко.

- Страшновато мне, мам,- поежилась Оля, окидывая взглядом бетонную громаду.- Вдруг она и нас с тобой...

- Да ладно, будем надеяться, что в лабораторных мышей нас сегодня не превратят,- процедила Вероника Аркадьевна, внутренне готовясь к приближающемуся сражению.

Глава восьмая.

...На звонок в дверь долго никто не открывал, затем в коридоре неуклюже завозились, и Степанида нехотя приоткрыла щелочку. В отличие от своего мужа, она ничуть не изменилась к худшему – стояла, по-прежнему статная, румяная и золотоволосая, как и раньше.

Единственное отличие – показное дружелюбие безвозвратно исчезло из ее глаз. Теперь они глядели колко и настороженно из-под насупленных бровей.

- Странные обычаи у вас на Москве,- чуть нараспев произнесла она.- Незваными в гости ходите...

- А мы, Стешенька, не к тебе,- ласково ответила Вероника Аркадьевна.- Мы к Любе, к хозяйке, а к ней и без особого приглашения можно.

- Спит хозяйка-то. Велено не беспокоить,- скорбно поджала губы великанша.

- Ничего, ради такого дела и разбудить не грех. Ты уж пропусти нас, милая.

- Болеет, говорю, Любовь Андреевна. Доктора велели не волновать ее, не беспокоить,- похоже, пускать настырную тетку в дом сибирской красавице очень уж не хотелось, вот и стояла она как утес, не шелохнувшись.

- Ты, Степанида, мне лучше не мешай,- сузив глаза, стала наступать Вероника.- Что еще за доктора? Я вот милицию вызову, если не дашь с подругой увидеться!

- Да проходите, крику столько...Было бы из-за чего!- фыркнула Стешка, делая шаг в сторону.- Лезут, лезут...Чего больного человека тревожить, не понимаю!

Квартира была какая-то темная, заставленная коробками, заваленная хламом. Из маленькой комнаты – раньшее ее называли детской – слышалось пьяное Ромкино бормотание.

Любовь Андреевна, выпрямившись, словно аршин проглотила, сидела в кресле, глядя вникуда остановившимися глазами. В комнате царил полумрак, занавески на окнах были задернуты. Пахло сыростью и запустением, как в погребе.

- Люба! Любаша!- тихо, чтобы не напугать больную, позвала Вероника Аркадьевна.

Женщина перевела равнодушный взгляд на ее лицо, и сидела теперь так, по-прежнему не шевелясь и не произнося ни слова.

- Оля, открой занавески!

Оля бросилась к окну, раздвинула пыльные тряпки, распахнула створки и с наслаждением вдохнула глоточек свежего воздуха . У нее уже першило в горле от этой густой, застоявшейся мути, которую приходилось вдыхать. Как же они тут живут-то?..

Когда потоки солнечного света хлынули в комнату, гости охнули.

- Ольга, ты что-то подобное видела?- схватилась за сердце потрясенная Вероника.

Комната непонятным образом превратилась в берлогу. Везде были навалены грязные вонючие тряпки . Завядшие, усохшие цветы скособочились в своих горшках. Кровать представляла собой гнусное месиво из несвежих, в бурых пятнах, простыней. Внизу смердел горшок с нечистотами.

- Кошмар!..Кошмар! Оля, давай хоть порядок здесь наведем, а? Потом доктору позвоним – тут ведь не только ноги, тут и с психикой что-то...

Говоря так, она быстро, деловито сгребала со стола и стульев замызганные Любашины вещи.

- Так, это в стирку, это в стирку, это в мусорник...

Она уже понесла было отобранную кучу белья в кухню, где у Родзянко стояла стиральная машина, но выступившая из полутьмы Степанида решительно преградила ей дорогу.

- Чего это вы тут расхозяйничались?- тихим, рокочущим от ярости голосом прошелестела она.- Надо будет, без вас постираю!..

-Вижу я, как ты стираешь,- рявкнула в ответ донельзя разозленная Вероника Аркадьевна,- развела свинарник, окна закупорены, больному человеку дышать нечем! Грязища кругом! Почему горшок не вылит?! Что здесь творится, я хочу знать?!

Стешка подбоченилась, подперла пудовыми кулаками свои сдобные бока.

- Дома орать будешь, поняла? А ну, вон отсюда потаскуха драная ! Думаешь, не знаю, что вы, гадюки, из-за мужика мово на меня взъелись?! Обидно, мамаша, стало, что фитюльке твоей под зад коленкой наладили, да? Приперлись нежданные, незванные, лезут везде, голос повышают...Я тут с двумя больными бьюся, как рыба об лед, а ты меня строить будешь?!..

- Пусти, ведьма!- крикнула Вероника, отталкивая ее плечом.

- Ве-е-едьма?!!- взревела Стешка.

Все это время она теребила в руках хвост своей длинной косы, и вдруг внезапно, наотмашь, как плетью, стегнула волосами стоявшую перед ней женщину.

- Чтоб тебе!.. Чтоб!..

- Прекрати! Милицию вызову!- взвизгнула Оля, и, оттолкнув мать в сторону, встала перед разъяренной Степанидой, уже размахнувшейся для второго удара.

Веронику спасли тряпки, которые она держала в руках, но ее дочери прикрыться было нечем, и Стешкина коса, оказавшаяся неожиданно тяжелой, как сыромятная плеть, ободрала ей руку до крови.

- Чтоб тебе!..- еще раз выговорила Степанида, остывая, и красные угольки, зажегшиеся в ее глазах, начали угасать.

- Ыыыы...- внезапно раздалось за их спинами.

Забытая всеми, Любовь Андреевна завозилась в своем кресле, тусклые глаза ее ожили и в них заплескалось выражение ужаса.

- Ух...дите! Беги...те...Спсай...тесь,- еле выговорила она непослушными губами.

...Ни Оля, ни Вероника Аркадьевна не помнили, как оказались на лестнице перед наглухо запертой дверью в квартиру Родзянко. В подъезде было светло, сквозь окна сияло полуденное солнце, и все случившееся могло показаться сном, если бы не глубокие, кровоточащие ссадины на правой Олиной руке.

- У нее что, колючая проволока в косу вплетена?- морщась от боли, Оля с недоумением рассматривала лопнувшую кожу, безостановочно сочившуюся алыми капельками.

- Потерпи немного, приедем домой, промоем. Или, может, сразу к врачу?- тревожно спросила Вероника, вглядываясь в ее лицо.

- К врачу, с такой царапиной?- засмеялась Оля.- Ты что, мам? Только людей насмешим.

Они стали спускаться вниз. Говорить ни о чем не хотелось. Обе до сих пор не остыли от стычки с Ромкиной женой. Ух, до чего же неприятная баба!.. Как есть ведьма, думала каждая с отвращением.

Снизу, навстречу женщинам поднимался Ромкин сосед, худющий ботаник Андрей, безответно влюбленный в Олю, но так ни на что и не решившийся даже после Ромкиной нелепой женитьбы. Он вел на поводке своего ротвейлера Бусю. Буся нес в широкой, раззявленной пасти сплющенный и обслюнявленный мячик. Смешной короткий обрубок, заменявший ему хвост, приветливо вихлялся из стороны в сторону. Буся любил людей, и люди платили ему тем же. Многие удивлялись, когда узнавали, что имя Буся – не что иное, как ласковое сокращение от полного имени Берия.

Поравнявшись с Вероникой, пес лишь приветливо всхрапнул, не поворачивая головы, потом уронил мяч и на шедшую следом Олю набросился с каким-то жутким, первобытно грозным рычанием. Возможно, дремавшего в нем охотника пробудил исходящий от нее запах свежей крови.

- Фу, Буся! Фу!!!- отчаянно кричал Андрей, пытаясь оттащить пса за ошейник.

К сожалению, его усилия были напрасны. Пес словно сошел с ума, и рвал Олю с остервенением. Вцепившись ей в руку, он и не думал разжимать зубы, наоборот – он сдавливал их все сильнее, дробя кость в осколки. У ротвейлера вместо зубов – настоящая мясорубка, это собаки-убийцы, и если уж их переклинило, такую собаку легче убить, чем заставить разжать челюсти.

Рычание пса смешивалось с криками ужаса и боли. Шум в подъезде стоял такой, что из квартир повыскакивали все соседи. Больше всего Оля боялась оступиться и упасть под весом напиравшей на нее туши. Что, если тогда осатаневшая собака вцепится в ее горло?.. Ища спасения, она судорожно оглядывалась по сторонам, в какой-то момент подняла глаза, и увидела Стешку, перегнувшуюся через перила, спокойную, с довольной улыбкой на лице наблюдавшую за происходящим. Ее проклятая коса свесилась вниз чуть ли не на полтора метра.

Оля видела прямо перед собой оскаленную собачью морду, капли слюны летели ей в лицо. Боли не было, вернее, боль была так велика, что включились какие-то защитные механизмы, и Оля ее не ощущала. Крики окружающих доносились до нее, как сквозь вату. Не упасть, только не упасть, стучало в голове.

Сквозь толпу соседей протолкался мрачный слесарь с разводным ключом, размахнулся и два раза с силой шмякнул Бусю по голове. Глаза собаки подернулись пленкой, челюсти разжались, и изуродованная Олина рука выскользнула из окровавленной пасти.

- Оля! Оленька!..- захлебываясь слезами, бросилась к ней Вероника Аркадьевна.- Скорую! Умоляю! Кто-нибудь, вызовите скорую!..

По счастью, врачи уже поднимались по лестнице, вызванные загодя кем-то из догадливых соседок.

- Идти можете? Идти можете?- допытывался у Оли молодой врач.

Толпа схлынула. Скорая помощь увезла пострадавших. На лестнице остался хозяин собаки и мертвый Буся с пробитым черепом. Парень гладил его по голове, и плакал, не стесняясь своих слез.

Глава девятая.

В больнице Олю сразу же положили на операционный стол. Нужно было спасать руку, превращенную в месиво из костей, порванных мышц и сухожилий.

...Вероника осталась сидеть в приемной. Время для нее остановилось.

Перед глазами неотступно стояло лицо Степаниды – яростное, с горящими глазами и раздувающимися крыльями носа.

- Все понятно! Все понятно!- повторяла женщина, как заведенная.

Олина операция длилась несколько часов, и все это время Вероника не находила себе места от страха да свою ненаглядную девочку. Спасут ли ей руку? Не спасут?.. Что, если молодой девушке суждено навсегда остаться калекой? Эти мысли сводили ее с ума, и Вероника стонала, как от зубной боли, стараясь от них избавиться.

- Удавлю собственными руками, с-сволочь,- думала она о виновнице происшедшего, ведьме Стешке.

Приходили медсестры, качали головами, совещались, приносили то корвалол, то валерьянку, советовали прилечь, поехать домой. Вероника смотрела сквозь них, как сквозь пустое место. Домой? Ей не надо домой. Ее место здесь, возле дочери.

Страхи Вероники сбылись только наполовину. Хирург уверил ее, что плетью Олина рука не повиснет. Возможно, будут какие-то ограничения, кожа потеряет чувствительность, останутся шрамы, но в общем, руку девушке спасли. Можете проведать ее, мамаша.

- Швов наложили – сотню,- расслабленно говорила Оля, еще не полностью отошедшая от местного наркоза, который, может, был послабее, чем общий, но выветриваться окончательно пока что не спешил.- Ну и историй о собаках наслушалась тоже. Каждому было, что рассказать. Но такого, как у нас, ни с кем не случалось.

Обе подавленно помолчали.

- Оль...Надо что-то делать.

- Что, мамочка? В полицию пойти? Так они нас в сумасшедший дом засадят. Такой криминал вокруг, а тут две тетки придут на третью жаловаться.

- Нет, нам по-другому надо действовать. Слушай, Оля, я все обдумала. Помнишь, у Галки твоей отчим пил по-черному? Так они в деревню к какой-то ворожее ездили, она им отвар дала, и этого отвара ему один раз глотнуть хватило, чтоб на всю жизнь пить бросить.

- Так то пить...Нет, мам, не верю я в этих бабок.

- А я верю. Я уже и с Галкой созвонилась, узнала у нее, куда ехать надо.

- Ох, мам, ну ты даешь!..- неодобрительно покачав головой, Оля все же уселась поудобнее, чтобы лучше слышать.

- Оказывается, в лесах под Псковом живет бабка Леонида, как же ее, Господи... Ах да. Леонида Ильинична.

- Про дедку такого слышала, приходилось,- развеселилась Оля.- Про бабку пока нет. А фамилия у нее какая? Часом, не Брежнева?

- Сказали, Бережнова,- без тени улыбки отозвалась Вероника Аркадьевна.- Принимает она не всех, а только тех, кому в самом деле приспичило. Кого-то лечит, сглаз снимает, пропавших находит. Вот, думаю к ней наведаться.

- Когда?

- Сегодня, Олюшка. Нельзя ждать. Ты же сама Любу видела. Сколько она, по-твоему, еще протянет?

- Как, прямо сегодня? А я?

- А ты здесь побудешь. Куда тебе с покалеченной рукой...

- Ну уж нет, мамуль, я с тобой. И не надо, не спорь, пожалуйста. Ну куда тебе одной по псковским лесам блудить?

- Да я не одна. Галя со мной поедет, дорогу показывать.

- А, ну тем более. Тогда у нас вообще чудесная загородная прогулка выйдет,- обрадовалась Оля, и бледные щеки ее порозовели.

Из больницы пришлось элементарно сбегать. Нехорошо, конечно, да что поделаешь.

Глава десятая.

...Выехали затемно. Чтобы Оля могла прилечь, в машину на заднее сидение набросали подушек и одеял. Галка, как заправский штурман, счидела впереди, рядом с водителем. Вероника выглядела решительной, собранной и сосредоточенной. Видно было, что ей во что бы то ни стало требуется расставить в этой истории все точки над «i».

- Красиво,- сказала Галя.- Помню, когда мы ехали, был ноябрь, поля такие унылые, остья пожухлые торчат, деревья облетели, и так от этого было мрачно на душе, так тоскливо...

- Ты, Галочка, просвети нас немножко, какой там порядок,- перебила ее Вероника.- Людей-то к бабке этой немеряно, поди, приезжает?

- Это да. Это точно,- подтвердила та.- Мы в пять утра приехали, и только к вечеру попали. А другие, кто позже приехал, шли к ней прямо сразу. Случаи там серьезные были.

- И что? Всем помогала?- недоверчиво спросила Оля.

- Ты знаешь, отчим мой, он ведь одно время не просыхал, мама даже разводиться думала. А теперь не нарадуется на него . Не пьет, пять лет уж не пьет, как отрезало!.. А другие, помню, рассказывали, что не один раз к Леониде ездят, то одно им, то другое поправит...

- Привыкание, значит,- хмыкнула Оля.- Как наркотик ваша бабка теперь для них стала.

-Вот-вот. Я поначалу тоже не верила,- хмыкнула Галка, оборачиваясь.- Посмотрим, что ты потом скажешь.

Не доезжая Великих Лук, они свернули в лес и долго колесили по лесным дорогам. Светало. Оля, побаивавшаяся леса, как всякий городской житель, с изумлением оглядывалась по сторонам.

- Как тут можно ориентироваться? Туда деревья, сюда деревья, все одинаковое...

За последним поворотом показалась длинная очередь из машин. Навороченные Джипы мирно соседствовали здесь с задрипанными запорожцами, но лучше всех был BMW с иностранными номерами.

Вероника уже хотела пристроиться в хвост последней машине, да вовремя заметила бегущего навстречу им корявого мужичонку с клочковатой рыжей бородой.

- Во двор въезжайте,- выдохнул он, запыхавшись.- Ждут вас уже.

- Как ждут? Вы нас ни с кем не путаете?- удивилась Вероника, на сто процентов уверенная, что человек ошибается.

- Леонида Ильинична сказали заезжать. Они вас уже с полчаса ждут,- замахал тот руками, и женщина, пожав плечами, подчинилась.

- Ну вот. Начались чудеса,- насмешливо фыркнула Оля, которой все никак не удавалось настроиться на серьезный лад.- Сейчас нам покажут хрустальный череп и наградят по-царски.

- Оля, Оля, не ерничай, вылезай лучше.

- Все, все выходите,- нагнал их корявый мужичонка.

- Ну, мне-то там точно делать нечего,- уперлась Галка.

Мужичок даже руками всплеснул.

- Сказали всех проводить, все и идите!..

Пожав плечами, Олина подружка выбралась из машины и пристроилась в аръергард к остальным.

Обиталище белого мага оказалось обычной деревенской избой со всеми присущими ей запахами – топящейся печки, рассохшихся деревянных полов, пучков сушеной травы под потолком и соленых огурцов, что плавали в рассоле в эмалированном ведре.

Оля тут же вспомнила, что так пахло в деревне у бабушки, где проходило ее беззаботное босоногое детство. На мгновение ее даже охватило странное чувство глубокой, непереносимой тоски – бабушки давно нет, дом ее продан, и где теперь тот сеновал, куда она любила прятаться? Где кладовка с раскрытыми мешками гречки и пшена, куда так здорово было запустить руки, позволяя зерну свободно переливаться сквозь пальцы? Где все это? Наверное, только в ее памяти... А прялка? Что стало со старой бабушкиной прялкой, с ее веретенами, о которые она, маленькая, воспитанная на сказках Пушкина, так боялась уколоться? После смерти бабушки родня передралась за ее дом, и только Вероника побрезговала влезать в общую свару, но все равно оказалась самой плохой – все обиделись, что она сохраняла нейтралитет и никого не поддержала.

Старушка, вышедшая встречать их, выглядела как и положено волшебнице из довоенных советских кинофильмов – аккуратные лапоточки, сарафан, да белый платочек на голове. С лица, темного и морщинистого, как печеное яблоко, глядели неожиданно светлые, молодые, пронзительно-голубые глаза.

- Здравствуйте, бабушка,- вразнобой заговорили вошедшие.

- Здравствуйте, девоньки. Не будем терять времени. Все знаю, все вижу... Вы хоть знаете, с кем связались? Что за напасть на вас свалилась?

Все молчали, не понимая, чего от них хотят. Оле некстати вспомнилась школа, уроки физики или геометрии, в которых она вечно была ни в зуб ногой. Учитель начинает что-то спрашивать, а все молчат и трусливо отводят глаза, внутренне умоляя – только не меня! Только не меня!..

Вот и здесь то же самое. Чего она от них хочет-то?

- Не знаем, бабушка Леонида,- наконец, вымолвила Вероника, кое-как справившись с непонятным смущением.

- Чалдонка это, самой змеиной породы. У ведьмы Афаниды смертный дар приняла, а с ним силу великую. Многое ведает, многое ей подвластно, мне ее не одолеть. Ослабить могу, и то временно.

Оля закатила глаза. Ну, ясно, работает бабка под сказочницу. Денег, правда, не берет, так небось, сами суют, за такое-то реалити-шоу!.. В избушке, у колдуньи побывали, как же не заплатить? Адреналинчику-то сколько!..

- Ну, идемте. Ты, милая, тут подожди,- обратилась бабка Леонида к Веронике,- а вы, красавицы, за мной ступайте. Посмотрим, на что вы годитесь...

- Не иначе, картошку чистить заставит. Или горницу мести, как в сказках бывает, - насмешливо хмыкнула Оля, но Галка, не ответив, лишь метнула на подружку тревожный взгляд.

Чего это она такая напряженная?..

В крохотной светелке, где им предлагалось расположиться, стояли неструганные чурбачки вместо стульев, да горели, оплывая, толстые церковные свечи.

С минуту старушка вглядывалась в Олино лицо, отчего та чувствовала ужасный дискомфорт – казалось, глаза Леониды, как два буравчика, ввинчиваются прямо в мозг и шарят там, и шарят по всем полочкам, отчего все выплывает наружу – даже такое, о чем хотелось бы навсегда забыть.

- Ты, лапушка, никуда не годная,- сказала вдруг ворожея, отступая от Оли на шаг назад.- Ни веры в тебе нет, ни любви. Ничем ты ему не поможешь.

- И ты не лучше, - обратилась она к Галке,- ты зачем подружке своей отворот делала? Зависть, зависть все. Зависть да ревность. Вот и решайте сейчас - кому из вас он больше нужен, той и достанется. А я с матерью твоей поговорю. С ней-то все ясно...

Оля даже не заметила, как бабка Леонида вышла из комнаты. Пораженная до глубины души, она во все глаза глядела на Галку, но та, красная как рак, смотрела то в пол, то в сторону, но уж никак не Оле в глаза.

- Интере-е-есно получается,- начала наконец Оля.- Вот уж не думала, Галь, что ты за моей спиной...Так ты, значит, крутила с ним? С Ромкой-то?..

- Какая теперь разница,- кусая губы, глухо отозвалась та.

- Большая. Бабке Леониде только одна из нас требуется. Давай решать, кто именно.

- Да что тут решать...Тебе же он предложение сделал. Значит, твой. Любишь его?

- Любила когда-то. Сейчас не знаю. Пусто на душе... А ты?

- Ой, Олька...Люблю, как еще люблю-то!- простонала Галя, и по ее щекам ручьями заструились слезы. – Он ведь, Оль, и с тобой, и со мной...одновременно... Ты этого не знала, у вас к свадьбе шло, а со мной он так, чтоб развлечься... Ему такая как ты была нужна, честная, чистая...Мозги пудрить...

- Гадость какая!- шарахнулась от нее Ольга. – Что ж он меня, совсем за дурочку держал? Всю жизнь мне врать собирался?

- Этого я не знаю. Только...Не выдержала бы ты с ним долго. Сбежала бы. Ромка, он...Он ведь очень непростой человек был, знаешь...

- Почему...был?!

- Ну, это я так...Может, теперь хоть изменится.

- Ну и что же в нем непростого?

- Не геологом он был, Оля, враки все.

- Не геологом, а кем, поваром в экспедиции ?! Что ты несешь?

- Да не поваром, черным копателем. С бандитами дела имел...

- Что ты мне тут расписываешь?- рассердилась вдруг Оля, и в притихшей было руке, словно отзываясь на ее вспышку, запульсировала боль.- Не верю, ясно? Ни одному твоему слову не верю! Ромка был...да и есть! Чего уж там! Честный он, открытый, хороший человек. Какие бандиты?! Не верю я тебе, ясно?..

- Что же ты своего Ромочку, белого и пушистого, так не любишь, как я черного полюбила?- с вызовом спросила Галина.

Оля хотела ответить резко, поставить предательницу на место, да вдруг передумала. Чего там, и в самом деле любви давно нет, перегорело все...

Вот и бабка Леонида сразу почувствовала, что нет больше огня в ее сердце. Не любишь и не любила, признайся хоть сама себе, сказал безжалостный внутренний голос.Нравился – это да. Смешил, ухаживал, был способен на красивые глупости, что необычайно льстило ее самолюбию и еще крепче привязывало к этому обаятельному, красивому, щедрому парню...

Так может и правда пришло время отступить в тень? Может быть, надо дать дорогу истинной любви, которую, судя по всему, испытывает к нему Галка? Ее-то любовь ни перед чем не останавливалась, сама себя в грязь обмакнула, и ничего, выдержала...

Оля встала и молча, не проронив ни слова и не поглядев на свою бывшую подругу, вышла из комнаты. Миновала горницу, сени, двор, забралась в машину, свернулась калачиком на своем заднем сидении, накрылась с головой пледом. Рука болела так, что хотелось выть. И какого черта, в самом деле, я сюда потащилась, с внезапной злостью подумала она. Наверное, чтобы разувериться в людях окончательно. Мало мне Ромки с его Степанидой, теперь вот Галка, да и сама я хороша...

Ох, как теперь жить-то со всем этим грузом?

Глава одиннадцатая.

...Оля и не заметила, как уснула. Открыла глаза – за окном уже шел к концу белый день, а Вероника подъезжала к городу.

- Ну что, мам? Что тебе сказали-то?- нетерпеливо спросила Оля.

- Сказать не могу, вот будем дома, напишу на бумажке,- отозвалась Вероника.

- О, Господи, к чему такие сложности?!

- Собака лает, ветер носит, понимаешь, доченька? Не в те уши влетит, и все...

Галку Оля ни о чем не спросила, да и та не проявляла никакого желания разговаривать. Оле было неприятно, что приходится сидеть с ней в одной машине. Скорее бы все это закончилось, что ли...

Вот и все. Одним разом покончено и с дружбой, и с любовью, думала она. С детского сада ведь дружили, а из-за Ромки разошлись. За Олиной спиной делишки обделывала, с парнем ее спала, обряды какие-то затевала...как ей можно верить? Нет, все...

В молчании доехали до дома, молча вышли из машины, молча поднялись на свой этаж. Перед тем, как войти к себе в квартиру, Галя вполголоса спросила у Вероники:

- Значит, как стемнеет?

- Договорились же,- брезгливо отозвалась Вероника, не дав себе труда повернуться в ее сторону.

- Что это ты с ней так?- удивилась Оля, когда Галка захлопнула за собой входную дверь.

- А как с ней быть? А как она с тобой обошлась? Терпеть таких не могу. Двуличная дрянь...С ее подачи все и произошло.

- Что произошло? Откуда ты знаешь?

- Бабка Леонида просветила. Галка, оказывается, всю жизнь тебе завидовала, а как ты замуж собралась, так и вообще, словно с цепи сорвалась. По гадалкам побежала, смерти тебе желала, только бы ее Ромочка неженатым остался. Ну и разбудила лихо. Ох, ненавижу, задушила бы собственными руками, да нельзя. Мне с ней еще на дело идти,- невесело усмехнулась Вероника.

- Так что у вас там за дело, ты обещала написать?

Вероника села за стол, чем-то брякнула, потом расстелила на нем чистую тряпицу. Внутри оказались два секатора для стрижки кустов и пузырек с прозрачной жидкостью.

- А...

- Вслух ничего не произноси,- строго предупредила Вероника, для верности помахав в воздухе указательным пальцем.

Подвинув к себе лист бумаги, она написала : « Нужно Степ. косу остричь. В пузырьке – мертвая вода и инструменты. Водой в глаза и косу долой»

- Зачем?!

«В ней вся сила. Ведьма без силы превращается в обычную бабу».

- Ерунда какая-то. И ты в это веришь?

« Если не поможет, пойду в милицию, в скорую позвоню, надо же что-то делать!»

Больше на эту тему они не заговаривали. Оля, приняв обезболивающее, лицом вниз лежала в своей комнате. Будущее представлялось ей туманным. Лучшей подруги она лишилась, а приближать к себе кого-то другого не хотелось, особенно теперь, когда она так хорошо узнала, на что бывают способны люди.

Закат окрасил комнату в пурпурно-золотые тона, когда Оля, истомленная ничегонеделанием, пришла к матери и протянула ей давешний листок бумаги.

- Почему в сумерках надо?

«Если ночью – ведьма в силу войдет, тогда с ней не справишься. Если днем – не получится ничего. День для таких дел непригоден, так бабка Леонида сказала.» , написала Вероника.

Она откинула плед, вставая с кровати, и Оля увидела, что мать находится в состоянии полной боевой готовности – одетая в джинсы и плотный свитер с высоким воротником. Наверное, чтоб волосами Стешкиными не уколоться, подумала Оля.

- Иду Галку звать,- вздохнула Вероника.

На столе уже лежали два приготовленных свертка. Один из них Вероника сунула себе в карман, второй не тронула. Стоило ей выйти из комнаты, Оля развернула тряпочку и пальцем потрогала секатор. Какие острые лезвия...

Внезапно, повинуясь какому-то необъяснимому импульсу, она схватила этот дурацкий кусторез, подбежала к окну и вышвырнула его в сгущающуюся тьму. На место секатора нужно было срочно что-нибудь положить, и Оля замотала в тряпку обычные хозяйственные ножницы. Она не знала, зачем это делает, сердце ее колотилось где-то в горле, так что к приходу Вероники ей едва-едва удалось принять прежний безмятежный вид.

Вероника явилась одна, без Галки. Вид у нее был тоже не ахти, волосы прилипли к вспотевшему лбу, а глаза, воровато бегавшие по сторонам, не останавливались ни на миг.

- Едем, Оля, одевайся скорее!

- Почему я?!..

- Галину я в квартире той заперла, вот,- Вероника торжествующе позвенела в воздухе ключами.- Успеет еще Ромку заграбастать. Сначала тебе с ним нужно разобраться и все решить, у вас, все-таки, к свадьбе шло... Одевайся, Оля, не тяни.

- Как же ты ее заперла?- давясь нервным смехом, Оля пропихивала голову в узкий ворот единственной своей водолазки с длинными рукавами.

- Да вот, заперла, а до этого еще и шнур у телефона перерезала, чтобы она Степаниде этой не позвонила... или кому еще, с нее станется. Вернемся - выпущу, а пока пусть сидит.

- А я, мам, тоже зря тут без дела не сидела,- повинилась Оля.- Я секатор в окно выбросила. Гангстеры мы с тобой.

- Куда выбросила? Зачем?! Ладно, сейчас внизу посмотрим, а не найдем, одним справимся, нам же не в джунглях просеку прорубать.

Они вышли на лестничную площадку, и Галка, подсматривавшая в глазок, принялась что было сил дергать входную дверь.

- Откройте! Откройте! Как же вы смеете, сволочи!.. Это подло! По-о-одлоо!..

Визг и плач сопровождал их до самого низа, потом Галка переместилась на балкон и принялась осыпать Веронику и Олю площадной бранью сверху . Она даже порывалась перелезть на соседний балкон, да вовремя одумалась – а ну, как сорвется?

Секатора Оля не нашла. Упал, наверное, где-то в стороне, лежит в траве и улыбается, а может, уже кто-нибудь его нашел, народ-то шастает...

Господи, как же по-дурацки все получилось!

...Они подъехали к дому, где жили Родзянко, в тот самый час, когда солнце, щедро позолотившее горизонт, уже готовилось погаснуть.

Наверх поднялись в молчании. Вероника перекрестилась широким, размашистым жестом.

- Ну, помоги, Господи,- сказала она, вдавливая пальцем перламутровую пуговку звонка.

У Оли сильно-сильно застучало сердце, она вплотную подошла к двери и встала так, чтобы удобнее было брызнуть в лицо Степаниде водой из пузырька.

- Кто?- раздался за дверью недовольный Стешкин голос.

- Свои,- откашлявшись, сказала Вероника.

- Опять вы?- удивленно рыкнула ведьма.- Что, мало было в прошлый раз? За добавкой явились?

- Открой, мы попрощаться пришли! Уезжаем,- солгала Вероника, да так убедительно, что Стешка заколебалась.

- Ну и уезжайте, скатертью дорога,- сказала она. – Спят уже все.

- Открой, не то дверь вынесем! Не имеешь права в этой квартире распоряжаться! Где хозяйка? Хотим ее видеть! Не пустишь – в полицию позвоню, силой войдем!

- Испугалась я вашей полиции,- хмыкнула Стешка, приоткрывая дверь и загораживая проход всем телом.- Еще раз, мочалки трепаные, явитесь сюда со своими угрозами, я вас...

Дико вскрикнув, Оля плеснула в ненавистное лицо неизвестной жидкостью, втайне надеясь, что в пузырьке не серная кислота. Стешкина физиономия перекосилась, рот уехал набок, на губах вскипела пена, а из глотки донеслись какие-то отрывистые хриплые и ни на что уже непохожие звуки. Потеряв равновесие, Стешка рухнула на пол как подкошенная, и Оля обмерла, уж никак не ожидая подобного результата.

- Давай!- хищно прошептала Вероника, выхватывая секатор из кармана.

Волосы Стешки были как живые удавы – тугие, скользкие, и портновские Олины ножницы сломались моментально. Это было все равно, как перепиливать бетонные опоры моста маникюрными щипчиками, не иначе.

Веронике тоже приходилось несладко. Твердые, как проволока, пряди не желали поддаваться ее усилиям, коса извивалась, уворачивалась, накручивалась на руки, не давая ничего делать. Каждая перерезанная прядка давалась ей с большим трудом, из каждой сочилась сукровица, словно это были не волосы, а гангренозные пальцы.

- Женщины, вы что?!! С ума посходили?- визжал кто-то с нижнего этажа.- Ой, убивают! Коля, звони в милицию, Коля!..

Еще один рывок, еще одна перерезанная прядь, и секатор в руках Вероники развалился на две части.

- Ну вот,- растерянно выдохнула она.- Как же нам теперь?

Одна коса Степаниды, отрезанная под корень, лежала безжизненной грудой у их ног. Вторая, невредимая, змеилась вдоль тела Степаниды, и Оля, превозмогая отвращение, боязливо ее потрогала. Волосы как волосы, ничего особенного. Видно, силу они все-таки потеряли...

- Помогите! Помо...гите!- раздался из глубины квартиры надтреснутый тусклый голос, и Вероника, не раздумывая, бросилась туда.

В спальне Любы, на испачканной, загаженной простыне лежало иссохшее тело, утопающее в собственных нечистотах. Вероника увидела обтянутый сухой кожей лоб, спутанные волосы, торчащие ключицы, сдернула одеяло и поперхнулась от ужаса и отвращения. Все Любино тело, маленькое и изможденное, покрывали пролежни и язвы, на ней буквально не было живого места.

- Врача, срочно! Скорую! Не теряй времени!- прежним, звучным, повелительным голосом крикнула Люба, и с ее неузнаваемого лица прямо в душу Вероники глянули чистые, абсолютно нормальные глаза – ни следа той нездоровой мути, что она привыкла видеть в них за последнее время, там не осталось.

Телефон у Родзянко не работал, поэтому «Скорую помощь» Веронике пришлось вызывать со своего сотового – хорошо, что он не выпал во время потасовки!..

- Спасибо, что ты меня не бросила,- всхлипнула Люба, вкладывая в руку Веронике свои иссохшие безжизненные пальцы.

- Ну что ты...Что ты...Пойду посмотрю, как там Ромочка,- сдавленным голосом отозвалась та, смахивая свободной рукой набежавшие слезы.

Ромка лежал навзничь. Его крупное, костистое тело, высохшее еще похлеще Любашиного, было страшно тяжелым. Зрачки не реагировали на свет – не то он был в тяжелейшей коме, не то... Вероника содрогнулась. Неужели умер?..

Оля в квартиру Родзянко не пошла. Не смогла себя заставить. Ей все казалось, что разъяренная Стешка вот-вот поднимется, захлопнет дверь, и они с матерью больше никогда оттуда не выйдут.

Степанида и впрямь вскоре зашевелилась. Простонала что-то нечленораздельное. Оперлась на руку, собралась с силами и с трудом села.

- Справились, мерзавки,- всхлипнула она, ощупывая обеими руками оставшийся от косы огрызок.- А...

Дикая радость исказила ее черты, когда женщина поняла, что вторая коса на месте. Разинув рот, она беззвучно захохотала, дав Оле возможность разглядеть и свои острые клыки, и раздвоенный как у гадюки язык.

И вправду, ведьма, подумала она, обмирая от страха и отвращения.

- Старуху спасли, повезло ей,- насмешливо заговорила Стешка, сверля Олю недобрым взглядом.- А с Ромочкой своим можешь попрощаться. Сдохнет. Эх-х-х, не загрыз тебя пёс! Проблем бы не было!..

Внизу послышался топот чьих-то ног, загомонили мужские голоса.

-Сюда, сюда, на площадку третьего этажа,- тараторил взволнованный женский голос.- Поглядите, товарищ лейтенант, что у нас в доме делается! Напали, вам говорю, на соседку нашу, на Стешеньку, такая умница, маме моей корешки сибирские давала, напали и волосы остригли!.. Девка эта, что за мужем ее бегала, все никак успокоиться не может, да и мамаша там полоумная...Что ж это делается, а?..

- Спасибо за сигнал. Разберемся,- пробасил дюжий мент... да нет, уже полицай, останавливаясь в двух шагах от побоища и с любопытством вглядываясь в сидящих на полу женщин.

- Вот,- всхлипнула Стешка, показывая ему свои отрезанную косу и заливаясь горючими слезами неправедно обиженной жертвы.

- Хулиганством попахивает, гражданочка,- сказал блюститель порядка, склоняясь над Олей.- До двух лет. Что ж это вы, а?..

За окном послышалась сирена «Скорой помощи». Оля прислонилась к стене и закрыла глаза. Два так два. Ей уже было все равно.

Глава двенадцатая.

- Ну, что там было-то, Матвеев? Не зря прокатились?

- Фуфло. Две бабы третьей волосы из ревности обкарнали.

- Ну?..

- Потерпевшая даже заявление подавать отказалась. У нее, бедной, как раз муж умер, да мать его совсем плоха, она за ними обоими ухаживала, а тут эта финтифляйка нарисовалась со своей ревностью. Я это...телефончик взял.

- У кого?

- Да у нее, у потерпевшей. В кино приглашу. Нравятся мне такие – крупные, хозяйственные. Сразу видно, сибирячка. Земляки мы с ней. Да и симпатичная...

22.06.2011.