Посвящается Леону
Александр фон Гумбольдт был величайшим путешественником и ученым-натуралистом конца 18 — середины 19 веков. Маршруты экспедиций увели его далеко за пределы Европы — в Центральную Азию, Южную и Северную Америку. Он умер в 1865 году, не оставив после себя прямых потомков.
Герой этого романа Карл Фридрих фон Гумбольдт не имеет к нему отношения и является плодом воображения автора.
Западная Африка, октябрь 1893 года Удивить Рихарда Беллхайма было нелегко: он слишком много видел и испытал на своем веку. Но сейчас его словно заворожили.
Над городом взошло солнце, и его золотистый свет залил колонны и крышу храма. Легкий восточный ветерок уносил покрывало ночных облаков, и глинобитные жилые постройки одна за другой выступали из дымки, словно призраки. Хищная птица кружила высоко в небе, и ее протяжные крики затихали где-то в горных ущельях.
Этнограф на секунду прикрыл глаза.
Столовые горы Бандиагара – место, овеянное легендами. По преданию, здесь некогда обитал народ, обладавший невероятными знаниями о звездах и планетах. Народ, который загадочно появился в этих краях и так же таинственно исчез. Бесчисленные сказания о нем передавались из уст в уста, и некоторые из них были настолько странными, что едва ли могли оказаться правдой.
Но это еще предстояло выяснить, а Рихард Беллхайм был не из тех, кто легко сдается. В кругу коллег его считали самым известным исследователем Африки, и не без причины. Он не раз пускался в опаснейшие путешествия и проникал в тайны коренных обитателей Черного континента гораздо глубже, чем кто-либо до него.
На некотором расстоянии впереди виднелись каменистые выступы, высотой метров по сто каждый. Те, кто побывал здесь до него, всегда отзывались о них со сдержанным почтением. Эти скалы даже на рассвете казались мрачными и неприступными. Но этнограф забрался слишком далеко, чтобы повернуть назад. Если бы страх и благоразумие были его советчиками, он никогда бы не покинул Берлин. Другое дело – время от времени возвращаться туда, в свою университетскую аудиторию, чтобы поведать удивленным слушателям о том, какие чудеса таит в себе Африка.
Он остановился и осмотрелся.
Густая тень инжирных и гранатовых деревьев делала путешествие по заброшенному городу довольно приятным. Стрекотали цикады, время от времени мимо пролетали бабочки.
Помедлив всего мгновение, этнограф продолжил путь. Теперь он шел мимо оград и заброшенных садов, поднимаясь вверх по ступеням, ведущим к главному входу в храм. На самом верху ему пришлось задержаться. Тяжелая каменная дверь оказалась запертой. Окон в здании не было, и оставалось только гадать, что ждет его внутри.
Впрочем, ему понадобилось не так уж много времени, чтобы обнаружить устройство, с помощью которого открывались храмовые врата. Собравшись с силами, Беллхайм налег на рычаг. Раздался громкий скрежет, тяжелый каменный диск тронулся с места и заскользил в сторону, в воздух взвилась многовековая пыль. Легкие путешественника наполнились промозглым спертым воздухом. Пахло пылью, сухим камнем и землей. В этом запахе ему даже почувствовался легкий цветочный аромат, но это, вероятно, было просто игрой воображения. В таких местах нередко случаются подобные обманы чувств.
Этнограф поднял воротник и отвернул закатанные рукава рубахи, после чего шагнул через порог храма.
Внутри царил полумрак. Свет скупо проникал сюда через отверстие в куполе, забранное каким-то прозрачным материалом – слюдой или горным хрусталем. В бледном полусвете плясали мириады пылинок. Понадобилось немало времени, чтобы его глаза привыкли к странному освещению.
Храм был заброшен давным-давно. Целую вечность сюда не ступала нога человека. На покрытом слоем пыли полу был бы заметен любой, даже самый легкий след. В центре, – там, куда падал луч света, – Беллхайм заметил странное округлое возвышение, достигавшее полутора метра в ширину и около полуметра в высоту. Оно также было покрыто песком и пылью, но в некоторых местах сквозь этот покров проступали едва заметные зеленоватые проблески. Издали очертания возвышения напоминали верхнюю часть огромного шара, погруженного в песок и как бы слегка светящегося изнутри.
Исследователь осторожно приблизился – и звуки его шагов эхом отразились от стен. Откуда это явственное ощущение, что за ним наблюдает добрая дюжина глаз? И что за призрачный шепот слышится в воздухе?
Беллхайм продолжал продвигаться вперед, пока не оказался у самого возвышения. Теперь он мог рассмотреть его в деталях. Действительно – под слоем песка поблескивает некое зеленое вещество. Присев, он смахнул рукавом пыль и песчинки. Открывшаяся под ними поверхность оказалась гладкой и блестящей.
Что же это такое, во имя всего святого?
В пол храма был намертво вмурован громадный зеленый монолит из неизвестного материала, обрамленный черным обсидианом и украшенный золотым кольцом с вытянутыми лучами. При взгляде на этот камень первым делом возникало ощущение, что его поверхность как бы оплавлена, а сам монолит напоминает стекло особой выработки. Однако это совершенно определенно не стекло. Может быть, изумруд? Или какой-то другой зеленый драгоценный камень?..
Беллхайм внезапно затаил дыхание. А что если это – то самое «Стеклянное проклятие»? Ему было знакомо одно из древнейших сказаний народа догонов о «Стеклянном проклятии», но никогда раньше он не придавал ему особого значения. И вот он стоит в древнем храме, а перед ним – эта странная вещь, словно явившаяся из легенды! Миф и реальность сплелись воедино!
Если верить догонским преданиям, «Стеклянное проклятие» – это гигантский изумруд, прибывший на Землю из глубин Вселенной. И если это в самом деле он, то подобная находка стала бы сенсацией, сравнимой с открытием Генрихом Шлиманом остатков Трои и обнаружением сокровищ царя Приама. Подобное открытие принесло бы ему всемирную славу, а его значение для науки просто неоценимо. И тогда ему, Рихарду Беллхайму, больше не пришлось бы клянчить деньги на новые экспедиции и время от времени потуже затягивать пояс. Не то чтобы он был беден, но этот камень сделал бы его по-настоящему богатым – настолько богатым, что он даже не решался предположить размеры своего будущего состояния.
Этнограф попытался остановить лихорадочную скачку мыслей. Кристалл слишком велик для транспортировки и, кажется, намертво вмурован в фундамент храма. Может быть, ему удастся отколоть хотя бы часть от него?
Он вынул из наплечной сумки небольшой геологический молоток и осторожно ударил по гладкой поверхности камня. В ответ раздался металлический звук. Похоже, этот материал необычайно прочен. Он ударил еще раз, гораздо сильнее. И снова без какого-либо результата.
Путешественник уже готов был прекратить эти попытки, когда до него донесся странный шум – словно ветер колышет ветви деревьев или где-то далеко шумит морской прибой. Но поблизости не было ни деревьев, ни моря. И воздух под куполом храма оставался совершенно неподвижным.
Беллхайм выпрямился.
Что-то происходило.
Понадобилось довольно много времени, прежде чем он понял, в чем дело.
Пол!
В сумеречном свете зеленоватые песчинки, устилавшие пол храма, зашевелились. Они сталкивались, сновали из стороны в сторону, слипались, словно были живыми существами. При этом слышался легкий шорох, и вскоре Беллхайм почувствовал странный запах, который с изумлением узнал.
Пахло так, как пахнет в физической лаборатории после мощного электрического разряда.
Он поднял несколько крохотных крупинок и поднес их поближе к свету. Песчинки гудели и приплясывали у него на ладони. Он вглядывался в них до тех пор, пока у него не закружилась голова. Поразительно красивые, словно микроскопические изумруды! Настолько прекрасные, что ему захотелось взять их с собой.
Внезапно один из кристалликов впился в кожу ладони. Боль была, как от укуса насекомого, но быстро прошла. Только на ладони осталось красное пятнышко. Исследователь вскрикнул и принялся отряхивать руки, чтобы избавиться от зеленых песчинок, и вдруг почувствовал, что его ноги словно обдало кипятком. Он опустил глаза и с ужасом увидел, что кристаллики один за другим проникают сквозь кожу его сапог. Их становилось все больше и больше, и вскоре его обувь была изрешечена в тысяче мест.
Охваченный паникой, задыхаясь и судорожно размахивая руками, он бросился к выходу. Однако сумел сделать всего несколько шагов и остановился. Ноги словно приросли к полу. Песок бурлил, словно Беллхайм угодил в гигантский муравейник. И неизвестно, что было хуже: жжение и зуд, которые поднимались вверх по его ногам к бедрам, или осознание того, что эти крошечные зеленые кристаллы – живые.
С отчаянным криком он рванулся к храмовым вратам, но было слишком поздно. Песок всячески препятствовал ему. В конце концов этнограф споткнулся, упал ничком, и волны песка сомкнулись над ним…