Стань моей куклой

Глава 23

Навязчивая мысль заставила поинтересоваться:

— Как ты там оказался?

И сразу «быстрый» ответ. Скоропалительный.

— Мимо проходил и услышал крики. Тебе повезло.

Мне повезло? Это везение? Оказаться на столе с раздвинутыми ногами и отогнутыми трусами и с жирным членом Кабана на ляжке? Но я не выплеснула на волю буйствующие эмоции, закрыла их. Проглотила и не хотела выливать на своего спасителя.

Сейчас я была рада огородиться от произошедшего и оказаться в крепких руках Максима. Можно покататься на сонных волнах. От размеренной долгой ходьбы меня укачивало.

Прикрыла глаза, прикоснулась щекой к его груди и нюхала. Нюхала, как собачка мужской запах, потянула ноздрями тонкий аромат мужской кожи, от чего пальцы закололо нетерпением и желанием прикоснуться. Непривычно, слишком интимно.

Было хорошо и уютно рядом с Максимом. Я надежно спрятана от общественной злобы. Здесь никого. Он и я.

Представила, что во сне и здесь все желания осуществлялись, а потом забывались, едва проснусь. Позволила себя указательным пальцем провести по вороту его грязной от крови футболке, ногтем пощекотала кожу рядом с воротом. Он ничего не сказал на прикосновение, не убрал руку. Что это с ним? Раньше не разрешал к себе прикасаться.

Я не остановилась на достигнутом, не почуяв сопротивления провела линию по толстой вене на его шее, которая билась бешено. Громко. Послушно пульсировала, будто налилась кровью, ускорила поток под моими пальцами.

Я не прекратила любопытничать, потрогала его подбородок и щеку. Жесткая щетина заколола пальцы. Его поцелуи всегда с привкусом боли и раздражения на коже.

А потом остановилась. Надо было прекратить. Благодарность благодарностью, но это уже… странно.

Эти мысли отрезвили, вынудили убрать руки и распахнуть уставшие, тяжелые веки и затравленно оглянуться по прохожим в парке. Есть ли среди них опасность, смотрел ли кто-нибудь на нас, угрожал ли безопасности?

Максим в тот же момент, как перестала его трогать поставил меня ровно на асфальт. Снял белую футболку, испачканную кровью. Я скосила взгляд на ближайшее дерево, где стояли студенты, выпивали из пузатой зеленой бутылки алкоголь и передавали друг другу. Сегодня богачи в пьяном угаре, еще более разнузданные, жадные на извращения. Один возле дерева показал на меня пальцем и что-то прошептал соседу.

Максим быстро одел на меня футболку. Я и забыла, что в одном голубом купальнике, можно сказать в трусах и лифчике, по середине парка, волосы от плеч и ниже мокрые, с них по спине и лопаткам скатывались холодные капли. И едва дул ветер на обнаженную кожу начинало трясти сильнее, чем прежде от адреналина.

Я благодарно кивнула, как пьяная, не верилось во все это, сделала несколько шагов по направлению больничного крыла. Я там буду хоть немного в безопасности, подальше от общежития бедняков. И с облегчением вновь почувствовала заботливые руки Максима, которые оторвали от земли и давали тяжелым ногам отдохнуть. Меня никогда не носили на руках.

Остаток пути я прижималась щекой к его голому плечу и пыталась успокоиться.

Пробуждение было внезапно, словно кто-то громко крикнул на ухо, едва не взорвав барабанную перепонку. Я также резко присела на кровати и только потом открыла веки и кажется вскрикнула. Да, точно. Я закричала сквозь сон, а теперь закрыла рот и помассировала сонное лицо, прогоняя воспоминания. Картины насилия не было перед глазами, скорее остались отголоски ощущений, страхов, и мерзости происходившего.

— Катя, все в порядке? — от звука знакомого голоса руки убрала от лица и оглянулась. Максим зашел в комнату и кинул сверток с одеждой на рабочий стол.

Это не комната, а больничное помещение. Белые стены, высокие потолки, рабочий стол врача, пустующий поздно ночью, и одна кровать.

Разглядев Максима, я запоздало завернулась простыней по грудь. При лунном свете в комнате его лицо казалось бледным, а глаза — две черные дыры засасывали и не отпускали. Я поежилась от неприятной ассоциации, передернула плечами, сбрасывая сонное наваждение.

Максим поднялся с дивана, ленивой походкой преодолел расстояние до кровати и присел рядом с моим бедром. Он не очень часто улыбался и если честно, казался порой роботом, тщательно скрывал эмоции, боясь, что кто-то вытащит наружу и раздавит. А ему потом страдать. Единственный раз видела его улыбку — на поляне после демонстративного поцелуя перед богачами.

И сейчас Максим сосредоточенным взглядом изучал. Скользящим движением провел большим и указательным пальцем по моей руке от плеча до кисти. Аккуратно забинтованную ладонь, поврежденную осколками бутылки, не тронул, но сжал мое запястье, словно сдавил обручем.

— Как себя чувствуешь? — повторил холодный вопрос.

— Нормально, — буркнула под нос.

Его бедро слишком по-хозяйски прикасалась к моей ноге, закрытой белой простыней, и руки действовали слишком нагло. И взгляд. Темный взгляд меня разбирал на маленькие части своими линзами. Все это слишком, слишком близко, слишком нагло. Его прикосновения слишком откровенны, слишком «хозяйские». Очень много «слишком» между нами. Он приучил к своему взгляду, как зверушку, а сейчас приучал к своим рукам.

Ощущение, что после Саши нахожусь под стеклянным куполом, огороженная со всех сторон. В безопасности. Но кто-то начинает бить со всей доступной силой по стеклам. С разных сторон бьет и бьет, меня пугает эти «слишком» сильные удары, они грозятся насильно пробить мои искусственно созданные стены от ранений.

Запястье я мягко высвободила. Отодвинулась подальше и прижалась макушкой к ледяной стене. Максим внимательно следил за моими действиями, на секунду его губы чуть приоткрылись, готовые произнести слова, но промолчал, сжав их в одну линию.

— Мы играем? Да? Нет? — грубо спросил, словно хотел быстрее отделаться. Тень набежала на лицо, кажется зрачки стали еще темнее.

— Я благодарна за спасение, но нет.

Нельзя испытывать слишком много благодарности, нельзя. Этому правилу научил Саша. Даже в самых красивых глазах, как у Максима, где-то на дне прозрачных стекол спряталась невидимая тьма. Она иногда вылезала наружу. Один раз спасет, как сегодня, а совсем не давно равнодушно прошел в том магазине нижнего белья, отдал меня лапать каким-то мразям. Нет. Я не злюсь, но сам факт говорит о многом. Не доверять! Не доверять мужчинам! Они обманут.

После моего ответа Максим вдруг резко дернулся. Грубо взял за щеки, вынуждая опять разъединить губы. Погладил нижнюю губу, а в приоткрытый рот толкнул кончик пальца и дотронулся до языка. Погладил насильственно.

Я взбрыкнула, дернула головой в сторону, убирая его палец изо рта.

Но не дал. Вздернул мой подбородок, вынуждая смотреть в черные стекляшки. Сегодня темные-темные под цвет ночи. Еще более страшные, чем обычно. Не линзы, приходит мысль. Как и прежде засовывает вновь палец в рот. Самый кончик подушечки. Медленно погружает мне в рот и вынимает. Это опять слишком нагло и по-хозяйски. Бесконечное число раз я пыталась выдернуть лицо и вытолкнуть его чертов палец. Как будто не понятно о чем его мысли. Палец идеально имитировал процесс погружения члена в рот.

— Красивая… — задумчиво протянул и вынул палец, смоченный моей слюной и провел по моим губам. — Идеальная кукла.

Меня бесило. Меня бесило, когда называл красивой. Это не похвала, а оскорбление. Он намеренно говорил о внешней красоте, об оболочке, о вещи, с которой не церемонился. Я ответила «нет» на предложение об игре, но ответ не важен. Внутри я для него пуста. Пустышка… Катя — пустышка.

Неожиданно поняла, что к щеке прикасалась не теплая ладонь, а ткань. Перевела взгляд на его руки. Ну точно — митенки, кожаные перчатки без пальцев, используемые байкерами.

— У тебя есть мотоцикл! — выдохнула ему в палец, едва убранный из моего рта. — У бедняка есть мотоцикл! Почему бедняк хочет поиграть в игру «богатеньких»? Откуда у тебя доступ к камерам общежития? Откуда следишь за мной? И почему ты такой наглый!?

Последний вопрос не требовал ответа, а скорее был оскорблением.

А Максим раздосадованно закатил глаза к потолку. Раздраженно выдохнул скопившийся воздух в легких. Освободил мои щеки, которые тут же стали пульсировать от жесткого зажима, и даже встал с кровати. Я успокоилась, обрадованная, что сейчас оставит в покое, но рано почувствовала облегчение. Он поднялся лишь для того, чтобы поудобнее взять за плечи, оторвать меня от стены и завалить на лопатки. Сам залез на кровать и навалился всем телом сверху, бедра вжал в мои, чтобы заблокировать нижнюю часть тела.

Сколько же у него сил, с виду и не скажешь, что сильный. Наклонился с горящим взглядом.

— Представь себе, я не сплю на поляне в парке. У меня есть комната, где проживаю. Да, у меня есть дом за пределами университета. Да. У меня есть личные счета, но уж, извини, говорить сумму имеющихся средств не буду. Я даже жене их не покажу. И да, у меня есть мотоцикл. Тебя это каким-то образом трахает? Суть от этого меняется?

— Ты обманщик! — от этой мысли зубы свело. Заскрипели, от того с какой силы сжала челюсть. Как Саша. Все они, как Саша. — Представь себе, суть меняется! — насильно изобразила ядовитую улыбку, а рот набит горечью от очередной лжи. — Ты не на моей стороне, а развлекаешься, богатенький ублюдок.

Я все время пыталась выползти из — под него, но не получалось, поэтому я лишь морально устала и чувствовала безысходность. Обреченность и разочарование. А он ничего не делал, только бедрами вдавливал и наблюдал за беспочвенными попытками вырваться. Как на таракана под подошвой обуви.

От неравной борьбы устало рухнула лопатками на подушку, больше не дергалась и ждала участи за оскорбление.

Дышала глубоко и часто, пыталась восстановить спокойствие и утихомирить гнев, мне стало жарко, тело покрылось испариной. Очень неудобно на одной кровати с ним. Под ним. Под его телом, напряженным и замершим в одной позе. И только сейчас осознала, что футболка задралась до пупка, а между ногами упирался член, скрытый только его шортами. Его возбудило мое сопротивление, метания, паника добычи? Вся эта странная обстановка между нами. Это напряжение. Опасность между нами можно почувствовать, потрогать. Он словно в прыжке готовился к удару, только не знал, как действовать дальше… либо драться, либо… Ухватил за бедро, опустил вес тела с ладоней на локти по обе стороны от моего лица и подушки. Жарко зашептал, обдав горячим дыханием, от которого закололо губы:

— Я тебя, суку, пущу по кругу… — он едва сдерживался, даже голос вибрировал от напряжения. Не знаю, чем настолько сильно разозлила. Его глаза горели ненавистью.

— Тебя будут драть во все доступные щели. Как думаешь, два члена во рту поместится? Поместится, не сомневайся. По два, а то и больше в каждую щель. Раздерут в кровь. После такого быстро пройдешь все этапы за раз. И уже непременно либо сойдешь с ума, либо станешь полноценной куклой.

Волоски на всем теле встали дыбом, колючий лед проскользил по коже. Словно тупым ножом содрали кожу. Я временно онемела и рассматривала горящее ненавистью лицо: полные губы, явно поломанная перегородка носа и черные воронки глаз. Морщины возле губ и лба перекосили лицо, сделали уродливым и страшным.

Протянув ладонь к его колючей щетиной, хотела пощупать его «ненависть». Они кричала в нем, рвалась наружу.

Тишина продлилась уже много времени, и я, наконец, смогла глухо спросить.

— За… за что? За что ты меня ненавидишь? Что я тебе сделала?

Вдруг морщины его разгладились. Максим отпрянул от моей ладони, будто получил пощечину или удар. Пальцами перестал сдавливать мои плечи. Освободил, позволил повести руками, чтобы прогнать «колючее» ощущение от онемевшей кожи.

А он не ответил на мой вопрос, странно, как пьяный неуверенно слез с кровати, спрятал руки в карманы шорт. Затерялся временно в темноте, уже не так сильно был виден. А я поджала колени к груди, простыню накинула до груди и разглядывала его. Он такой странный, то спасает, то грозит расправой и унижением. Дикий. Даже прикосновений моих боится, словно дикий волк.

Максим некоторое время смотрел в пол между нами и ждал или думал. Мы больше не пересекались взглядами, словно боялись. Я почувствовала только сейчас его ненависть. Не играют в игры унижения с тем, кто нравится. Куклы — это вещь, служат хозяину для удовлетворения его потребностей, ее можно использовать как куклу для сексуального удовлетворения, можно использовать как прислугу, можно как вещь для битья. Вещь, которая будет терпеть сквозь зубы побои, ломку рук и ног. И такое есть. Многие заказывают себе куклу мужского пола просто для того, чтобы избивать, выбывать из робота, похожего на человека, всё дерьмо и всю свою гниль и чувствовать себя Господином мира.

И Максим разговаривал со мной, как с вещичкой, проверял здоровая или нет. Возбуждал механически, просовывая пальцы в рот. Так не действует с девушками, так действуют с теми, кто не может отказать и обязан реагировать на пальцы во рту облизыванием.

Немного обдумав ситуацию, Максим молча развернулся спиной, в темноте виднелась белая чистая майка, в замен кровавой, той что на мне. Помедлил отвернутый к двери, будто обдумывал, не решался.

— Не думай, — вдруг поведал двери, а не мне. Дверь важнее, более живая, чем я. — У меня нет ненависти. Ты не права, я равнодушен к тебе. Это просто задача.

Сжал ручку и приготовился открыть дверь.

— Либо я тебя доведу до стадии куклы, либо все будут драть. Как пожелаешь.

Какая стадия куклы!?

Ушел и громко хлопнул дверью, отчего вибрация прошлась по стенам и по мне. Меня затрясло, как под мощным разрядом тока, в голове пульсировали слова — «стадия кукол». Какая еще стадия кукол!?

Спрыгнула с кровати и рванула в нетерпении к рабочему столу врача-психиатра, куда Максим принес мне вещи, включая нижнее белье, а сверху на них сигналил синий маячок на телефоне.

Что за стадия кукол? Что за стадия!? Меня беспрерывно знобило. И в самый тревожный момент, когда голова гудела от множества вопросов, словно сотни гвоздей вбили в череп и терзали, вспомнился Мистер Х. Сумасшедший мистер Х, который велел уходить из университета. Теперь слова не казались бредом сумасшедшего. Они не пугали, а единственные оказались доброжелательными.

Надевала цветастый, свободный сарафан через голову и молилась, чтобы Максим или врач не вернулись в помещение, пока не уйду.

Украла со стола белую карточку врача-психиатра и взяла телефон, в котором записала код, сказанный Максимом, от учительского кабинета, а потом выбежала в пустующий темный коридор. Тихо-тихо, как мышка крадучись, передвигалась мимо кабинетов врачей, а заодно убирала Мистера Х из черного списка. Зашла в нашу переписку и вновь прочитала сообщения:

Я здесь не минуты лишней больше не продержусь. Выберусь отсюда! Мама с папой вытащат. Пусть попробует хоть кто-то задержать, в суд подам! Ничто здесь более не задержит. Плевать на потраченные годы и вложенные старания для поступления в Международный университет. Напрямую отправлюсь к директору и буду требовать, чтобы дали связаться с родителями. Они заберут из этого зверинца.

Но поздно ночью вряд ли ректор на месте, поэтому решила пробраться тайком.