Стальные короли

Глава первая

Он не имел ни малейшего понятия, как называется эта деревня, но в данный момент ему было на это наплевать. Он ехал уже долго и был просто изнурен. Еще важнее было то, что точно так же устал его кабо, а любой житель равнин сначала заботится о своем скакуне, а уж потом думает о себе. Он очень хотел ехать дальше, но понимал, что необходимо остановиться и дать отдых животному, да и себе тоже. Для этого деревня вполне годилась.

Всадник был молодым человеком с холодными голубыми глазами и высокими скулами. Волосы цвета меди были небрежно подрезаны на уровне плеч. Он сменил — тяжелую кожаную одежду прерий на легкое одеяние из тонкой цветной материи, потому что весь последний месяц путешествовал по теплым краям.

Кабо топтался изящными копытами по утрамбованной земле, постанывая и фыркая, пока всадник похлопывал его по холке. В воздухе резко пахло водой, и юноша понял, что рядом должна быть река. Он выпрямился в седле и посмотрел вниз под уклон, туда, где дорога упиралась в деревенские ворота. Деревня была окружена бревенчатым частоколом, и он не видел, что находится внутри. Было раннее утро, плотный туман покрывал все вокруг, ограничивая видимость. У открытых ворот кто-то стоял.

— Я знаю, мой быстроногий, — сказал он животному. — Ты бы предпочел находиться на пастбище и бегать там весь день. Но мы должны сделать кое-что очень важное, поэтому придется нам с тобой смириться с этими заросшими болотами еще на некоторое время. Пойдем, отдохнем здесь немножко. — Он слегка сжал ногами бока кабо, и тот иноходью побежал вниз по склону в сторону деревни.

Хорошо, что животное понимало его родной язык. Люди в тех местах, которые он проезжал, говорили на северном диалекте, поэтому поначалу он понимал их, только если они говорили медленно и простыми фразами. Хоть он со временем и привык к их невнятной речи и ее неторопливому ритму, ему самому так говорить не нравилось.

В полях, мимо которых он проезжал, работали крестьяне. Они отрывались от своих мотыг и лопат, чтобы взглянуть на молодого привлекательного верхового воина, который был явно не из этих мест. Он держал в руках копье, на поясе висел меч. В мягкий, высокий сапог всадник спрятал нож, а к седлу был приторочен лук со стрелами. Он ехал настолько легко и грациозно, что казался единым целым со своим кабо.

Человек, сидевший у деревенских ворот, внимательно изучал всадника, пока тот подъезжал ближе. Страж был одет в тунику, штаны и сандалии, а на цепи, обвитой вокруг его шеи, болтался бронзовый медальон. Он не поднялся со скамейки, когда кабо остановился перед ним.

— Странно видеть приезжего в такую рань, — сказал он. — Кто ты?

— Меня зовут Каирн.

— Откуда ты?

Юноша неопределенно ткнул большим пальцем через плечо, указывая на север.

— Оттуда.

— Это большая территория.

Каирн кивнул.

— И я проехал через ее большую часть.

— Непохоже, чтобы с тобой были какие-то навьюченные животные. Ты что-то продаешь?

Вопрос показался странным.

— Нет. Почему ты так решил?

— Правительство не заботится о путешественниках, зато заботится о налогах. Если ты ничего не продаешь, тебе не придется мне платить.

— Это меня устраивает, — сказал Каирн. — А о каком правительстве ты говоришь? Это первый городишко, который я увидел за много дней, и я даже не знаю, в каком королевстве нахожусь.

— Это северо-западная префектура Великой Мецпы.

— А где Малая Мецпа? — спросил Каирн.

— Ее не существует. Здесь, вдоль большой реки, было много земель и княжеств, но за прошедшие века Мецпа поглотила их одно за другим, и теперь нет ничего, кроме Мецпы, отсюда на юг до Дельты и на восток до Великого Моря.

— Похоже, это очень большое государство. А кто представляет в городе королевскую власть?

— Так далеко от больших городов официальная власть довольно слаба. А в нашем городе — кстати, он называется Илистое Дно, власть — это я.

Каирн кое-что знал об этой стране от своего отца, но решил, что лучше прикинуться невежественным мужланом.

— А кто король в Мецпе?

— У нас нет королей. Мецпа — республика.

— Что это значит?

— Есть Ассамблея Великих Мужей. Они выбирают Старейшину из своих, только не спрашивай, как именно. У Старейшины что-то вроде королевской власти, пока Ассамблея не решит его заменить. Последнее, что я о них слышал — они как раз изгнали предыдущего Старейшину и выбирали нового. Но и это могло измениться. Нам много не рассказывают.

— Здесь есть место, где я могу найти кров и пищу для меня и моего кабо?

— А вон, у реки — постоялый двор. Там все больше ночуют речные торговцы, но конюшня у них есть. Но лучше ты сам ухаживай за своим кабо. Не так уж много у нас здесь появляется хороших скакунов.

Каирн пожелал человеку хорошего дня и проехал в ворота. Он надеялся, что на постоялом дворе ему смогут рассказать больше. Страж у ворот был либо совсем тупым, либо ловко прикидывался.

Вдоль улиц городка, очень узких и грязных, располагались строения в один-два этажа, крытые соломой. Щели в стенах из вертикальных бревен были замазаны илом. Теперь он понимал, откуда у городка такое название. Однообразная архитектура оживлялась садами, аллеями и клумбами с изобилием цветов. Он спрашивал дорогу у глазеющих жителей и следовал туда, куда они показывали пальцами, пока не добрался до чего-то, напоминающего холм. Впрочем, он тут же понял, что это земляной вал с абсолютно плоской вершиной, высотой в два всадника.

Еще минута — и он добрался до постоялого двора, низкого, бестолково спланированного, такого же тускло-коричневого, как и весь остальной городишко. Карликовые горбунки бродили в огороженном загоне. С одной его стороны стоял сарай с соломенной крышей, которую подпирали жерди. Каирн спешился и привязал своего кабо к воротному столбу.

Пригнувшись, он прошел в дверь и оказался в комнате с низким потолком, с баром вдоль стены. За стойкой стоял парень, протирающий роговые кубки. Он поднял взгляд на вошедшего.

— Чего желаете, сударь? Поесть или переночевать?

— И то, и другое. Для меня и моего кабо. Мы остановимся здесь на несколько дней. У вас есть, чем накормить кабо?

— Все самое лучшее, сударь. — Мужчина вышел из-за стойки. Пока они шли во двор, он присматривался к Каирну. — Воин с запада, так? Не часто мы вас здесь видим.

— Был ли здесь в последние месяцы кто-нибудь, похожий на меня? Я ищу своих соотечественников, — нарочито небрежно сказал Каирн.

Буфетчик покачал головой.

— Нет, никого в последние два-три года. Вы из страны Гейла, Стального Короля? — Прозвище говорило не о характере короля, а о том, чем он торгует.

— Оттуда, — сказал очень огорченный Каирн. На что намекает его провожатый?

Они немного поговорили о корме для кабо и о комнате, потом Каирн обернулся на плоский и грязный городишко.

— Человек у ворот сказал, что постоялый двор расположен у реки, но я не вижу никакой реки.

Хозяин постоялого двора ухмыльнулся.

— Вы недалеко от нее. Река по другую сторону вот этого. — Он указал на большой земляной вал.

— Это сделано людьми? — спросил Каирн, разглядывая кажущуюся бесконечной земляную стену.

— Так говорят, хотя я не представляю, как человек мог создать такую громадину. Поднимитесь наверх и посмотрите.

Опираясь на копье, как на посох, Каирн начал подниматься по крутому, заросшему травой склону. Очень скоро он оказался на плоской вершине около десяти шагов в ширину, пересек ее и посмотрел вниз. От изумления у него открылся рот и расширились глаза. Люди в этих местах говорили о Реке так, будто других рек просто не существовало, и теперь он понимал, почему. Все реки с запада, слитые воедино, не могли бы сравняться с этой.

Он никогда не думал, что река может быть такой огромной.

Отец рассказывал ему о Великом Море: столько воды, что другого берега не видно, можно плыть на корабле дни и дни и не добраться до края, но Каирн был не в состоянии вообразить это. Он с трудом мог видеть другой берег этой реки. Он мог разглядеть деревья на том берегу, но на таком расстоянии они казались меньше травинок.

Воды было больше, чем он мог себе когда-либо представить, и она находилась в движении. Течение было медленным, но он четко видел его неудержимую силу. У безбрежного коричневого потока был густой, насыщенный плодородный запах, как будто именно в этом место зародилась жизнь.

Он был настолько зачарован самой рекой, что вначале почти не обратил внимания на оживленное движение по ней. По мере того, как потрясение от вида реки ослабевало, он начал замечать, что на ней было много судов, и они были очень разными — бревенчатые плоты, маленькие суденышки, вмещающие только одного человека и суда, названий которых он не знал. Каирн не думал, что они были больше, чем морские суда, что описывал ему отец, но некоторые из них поражали своими размерами.

Недалеко от места, где он стоял, ленивое прибрежное течение омывало шаткий причал. К нему было привязано судно длиной около десяти шагов, с короткой мачтой и уключинами для шести длинных весел. Оно было небольшим, но с крытой палубой и небольшой надстройкой в центре. На палубе бездельничали какие-то люди, а несколько мальчишек багрили с причала рыбу. От пристани вокруг земляного вала к группе обшарпанных построек, похожих на склады, вела илистая дорожка.

Вдоволь насмотревшись, Каирн спустился по глинистому берегу и вернулся к загону. Там он расседлал своего кабо и пустил его в загон. Кабо пошел к стогу и захрустел сеном, не обращая внимания на грязных горбунков, бродивших рядом.

Каирн забрал седло, оружие и дорожные сумки и отнес их на постоялый двор. Хозяин проводил его в маленькую комнату, довольно опрятную. Каирн оставил в ней свои вещи и вернулся в общий зал.

— Рановато для эля или вина, — сказал хозяин, — но у меня есть и то, и другое.

Каирн покачал головой.

— Не надо, я умираю от голода. Что у вас есть?

— Мальчишка еще не вернулся от мясника, но у меня есть рыба.

— Свежая?

— И часу не прошло, как ее поймали, а когда принесли сюда, она еще трепыхалась. Достаточно свежая для вас?

Каирн сел за стол, и через несколько минут служанка принесла плоское блюдо с зажаренной рыбой. Каирн был невысокого мнения о рыбе, как о пище, но решил, что она поддержит его силы, пока не найдется что-либо более подходящее. Остальная еда была обычной для таких заведений — хлеб, фрукты, сыр и полная миска орехов.

К его великому облегчению, все было свежим. Он провел слишком много времени на консервированной пище, а некоторые способы консервирования могли быть опасными для непривычного желудка.

Служанка стояла у стола, пока он ел, и робко изучала его из-под опущенных ресниц. У нее были каштановые волосы и челка до самых бровей. Волосы были заплетены в два десятка тонких косичек, скрепленных на концах цветными ракушками. Она выглядела немного младше, чем он, лет, быть может, шестнадцати. Кожа ее была бледно-коричневого оттенка, а глаза — темно-карими. Все и вся в этой деревне выглядело коричневым, как будто ей придала свой оттенок протекающая рядом река.

— Я могу предложить вам что-то еще, сударь? — спросила девочка.

— Мне надо кое-что узнать. Во-первых, как я должен тебя называть?

— Меня зовут Желтая Птица.

— Красивое имя. — Дома и в других местах, где ему довелось побывать, имена были просто набором звуков. А в этих юго-западных землях людям нравились причудливые имена. Одни были взяты из природы, другие — из мифов, некоторые — непонятно откуда.

— Что вы хотите знать?

— Для начала — что это за громадный земляной вал у реки? — Он вытащил из зубов застрявшую там острую рыбью кость и с неприязнью осмотрел ее.

— Мы называем это дамбой. Она удерживает реку, когда та разливается.

Мысль о том, что эта река может разливаться, делаясь еще более грозной, вызывала тревогу.

— И как высоко она поднимается?

— Иногда вода останавливается в футе от вершины дамбы. Тогда другого берега не видно. Кажется, будто весь мир залит водой.

— Ты хочешь сказать, что весь город находится под водой?

— Ну, конечно, — сказала она.

Несмотря на ее серьезный вид, Каирн был уверен, что она преувеличивает.

— Я видел суда и плоты на реке. Что за люди работают на воде? Что они перевозят или продают?

— Большинство из тех, что вы видели — местные. Они рыбачат и перевозят людей и вещи на другой берег или до ближайших городов. Другие перевозят грузы вдоль по реке. Те суда, что идут на юг, перевозят бревна, зерно, иногда скот. Те, что поднимаются с юга, везут ткани, стекло и вино. Речники — грубый народ, но у нас есть и семейные суда. Эти люди всю свою жизнь проводят на реке.

— Жизнь на реке. Странно. — Ему стало интересно — может, это опять преувеличение?

— Люди говорят, что ваши соотечественники всю жизнь проводят на своих кабо, что даже любовью на них занимаются, а женщины рожают прямо в седле.

Каирн задумался.

— Заниматься так любовью очень сложно, — сказал он. — И, насколько мне известно, невозможно родить ребенка, когда скачешь верхом. Расстояние искажает слухи. Но это правда, что мы очень любим ездить верхом и терпеть не можем ходить пешком.

— Говорят еще, что вы — великие воины.

— Мы лучшие воины на свете, — сказал он абсолютно искренне. Его нисколько не волновало, что многие говорили о себе то же самое. Они просто ошибались.

— Желтая Птица! — позвал хозяин. — Иди помоги на кухне. Привезли мясо. И ты не должна заигрывать с гостями.

Девочка состроила гримаску, потом улыбнулась Каирну.

— Если вы хотите узнать побольше о речниках, так они начнут собираться здесь после обеда. Это их излюбленное место во всем Илистом Дне.

— Значит, я пришел, куда нужно.

Он нуждался в отдыхе, а скоро потребуется двигаться дальше, но пока ему больше всего была нужна информация. Он может сэкономить кучу времени, просто задавая вопросы людям, которые постоянно путешествуют по реке. После того, как он больше месяца назад потерял след отца, он скитался от поселения к поселению, но ничего не мог узнать.

Мать отправила его на поиски в полном отчаянии, после того, как вернулся старший брат, совершенно измученный попытками выполнить свою задачу. Мать хотела, чтобы Каирна сопровождала хорошо подготовленная охрана, но он отказался, считая это непрактичным. Ему нужно было пересечь множество границ, а власти не обратят внимания на одинокого всадника, но могут надолго задержать большую группу вооруженных людей, пока не совершат все дипломатические формальности.

Когда вернулся его брат, полумертвый от усталости и обремененный страшной новостью, мать отозвала Каирна в сторону.

— Ты должен найти отца и привезти его домой, — сказала она. Ее лицо было искажено гневом и мрачными предчувствиями. — Скажи ему, что не дело странствовать вдалеке по чужим землям, когда он нужен своему народу! Очень может быть, что из-за его пренебрежения своим долгом все это обрушилось на нас.

— Но, матушка, — сказал он, — ты лучше меня знаешь, что никто, и меньше всего младший сын не может указывать отцу, что он должен делать.

— Просто скажи ему то, что сообщил твой брат. Поверь мне, он вернется домой бегом. — Она помолчала, кипя от возмущения, потом добавила: — Он никогда не относился к своим обязанностям достаточно серьезно. Он все еще ведет себя, как юный искатель приключений, и думает, что имеет право уехать, когда ему этого хочется, в поисках неведомо чего. А в последние годы он стал еще большим сумасбродом. На этот раз он отправился торговать даже без сопровождения. Найди его и привези домой, даже если для этого тебе придется привязать его к своему седлу!

Потом Каирн поговорил с братом. Анса страшно похудел и осунулся после своей долгой одинокой поездки, но голос его был уверенным, а лишения не отняли чувства юмора.

— Скажи старику, что людям нужен предводитель, а сейчас как раз подходящая возможность, чтобы поквитаться с его любезным молочным братцем. Скажи ему, что Лериса даже опасней, потому что она умнее. Я думаю, отец и сам это знает. И скажи ему, что она научилась возвращать себе молодость. Я думаю, что это может оказаться важным. Я не знаю, что ему известно о жителях Каньона, он никогда много не говорил о них, но они по-настоящему… другие.

Каирн уселся на лежанку.

— И что, все эти истории об их магической силе правдивы?

— Я думаю, часть из них. Я видел там такое, что до сих пор не понимаю. Они могут быть и ценными союзниками, и опасными врагами.

— Мать была очень недовольна, когда узнала об этой женщине из Каньона.

Анса криво усмехнулся.

— Я знаю. Это очень плохо. Ей бы понравилось, если б мы женились на своих женщинах, но ведь сердцу не прикажешь. Во всяком случае, моему. Погоди, пока сам ее увидишь. Наши женщины по сравнению с ней выглядят, как очень средние кабо.

— Лаже не самый лучший кабо прекрасен, — возразил Каирн.

Анса похлопал его по плечу.

— Не понимай все настолько буквально, братишка. Ладно, давай поговорим серьезно. Ты впервые отправляешься один в такое рискованное предприятие.

— Не буду отрицать, это немного пугает. — Из них двоих Анса всегда был немного авантюристом и искателем приключений, упрямым и независимым. Каирн втайне гордился тем, что теперь сможет наравне с братом участвовать в опасных поисках.

— Будь гордым и надменным, — посоветовал Анса. — Унижаться перед чужеземцами бессмысленно. Ты воин короля Гейла, и добейся, чтобы это поняли все. Теперь нас знают во всем мире, и можешь быть уверен, что тебя будут уважать. Но разреши оскорбить себя хотя бы один раз, особенно властям, и ты перестанешь для них существовать. Станешь просто иноземным дикарем. Люди, живущие в городах, думают, что мы варвары, а это очень раздражает. Но больше всего они нас боятся, а это гораздо важнее. Можешь преувеличить важность своего происхождения, относись к их знати, как к равным, но дай им понять, что они ниже тебя.

Каирн улыбнулся.

— Похоже, что тебя пару раз унизили.

— Нелегко быть сыном короля и не иметь возможности похвалиться этим, — согласился Анса. — Но смотри, не выдай секрет. Когда в лапы чужеземным королям попадает принц, первое, о чем они думают, это «заложник»!

— Какой смысл держать нас в заложниках, — возразил Каирн.

— Они-то этого не знают. Иноземцы думают, что наши королевские семьи похожи на их, с наследственным правом. Если спросят о твоем происхождении, говори, что ты сын важного вождя, высшего члена совета отца. Твоя выправка и отличное качество оружия должны их в этом убедить.

— Я вряд ли далеко уеду, — сказал Каирн. — Я могу встретить отца, когда он будет возвращаться. А если даже и попаду за границу, найти его должно быть просто. Отец не похож на обычных людей.

Анса откинулся назад на своей лежанке и начал изучать прокопченные балки над головой.

— Не очень-то на это рассчитывай. Он что-то задумал, раз отправил охрану назад безо всяких объяснений. Если он не хочет, чтобы его нашли, его не найти. Я просто не могу понять, почему его так долго нет, если он знает, что Гассем все усиливает свою власть.

— Эти двое, — сказал Каирн, — Гассем и Лериса. Они и вправду так ужасны, как он говорил?

Анса закрыл глаза.

— Они хуже, чем я мог себе представить. Мать всегда говорила, что отец преувеличивал, когда говорил о них, но теперь я знаю, что все это — правда. Она просто не может вообразить кого-то хуже, чем тот вождь амси, которого отец убил, чтобы завоевать ее.

— Импаба, — добавил Каирн.

— Да, Импаба. Он был плохим, но это ничто, меньше, чем ничто, по сравнению с Гассемом, а Лериса еще ужаснее. Дело не только в том, что они — воплощение зла. Это зло — бесконечно. Трудно объяснить, но ты поймешь, что я имею в виду, когда увидишь их. Правда, я надеюсь, этого не случится.

— А теперь они владеют нашим самым главным секретом, — сказал Каирн, содрогаясь при мысли, что именно ему придется сообщить эту новость.

Анса сжал его руку.

— Хотел бы я поехать вместе с тобой, братишка, но я свалюсь замертво прежде, чем мы проедем сотню миль. Ты справишься. В твоих жилах течет лучшая кровь мира — кровь Гейла и Диены, короля и королевы страны равнин и холмов! Найди его, Каирн! Найди и приведи назад!

Вот так и случилось, что он все ехал и ехал, имея при себе только кабо, оружие, одежду и страшное знание. Первые ночи, которые он проводил в одиночестве, были тревожащими. Всю свою жизнь он провел среди соотечественников. Его народ путешествовал, но всегда группами. Остаться в одиночестве — вот что было предельным ужасом для него. Хуже всего было, когда он покидал земли своего отца. Но он знал — Анса справился, и это придавало ему отваги.

Постепенно он обрел уверенность в себе. Несколько раз он встретил людей, похожих на разбойников. Они изучали молодого всадника со свирепым лицом, увешанного оружием, и решали найти другую жертву. Он обнаружил, как и предсказывал Анса, что надменность и высокомерие почти всегда обеспечивают ему сотрудничество от всех, с кем приходилось сталкиваться. Это было непривычным, но он быстро свыкся с новым поведением.

А теперь он сидел в этом городишке, Илистом Дне, след отца остыл, а перед ним лежала река, такая широкая, что поражала воображение. Но это возбуждало его так, как немногие вещи в его короткой жизни. Он хотел больше узнать о реке.

Завершив завтрак, Каирн вышел во двор, чтобы убедиться, что с кабо все в порядке. Животное стояло над кормом, опустив голову. Похоже, он задремал. Убедившись, что с кабо все хорошо, Каирн пошел прогуляться по городку, но тот выглядел таким же скучным, каким показался с первого взгляда.

Каирн взобрался на дамбу и был вознагражден, увидев, что под лучами утреннего солнца растаяли последние остатки тумана, и можно было увидеть всю реку под ярким солнечным светом. Из кошеля, притороченного к поясу, он достал одну из своих самых ценных вещей — подзорную трубу. Это был инструмент, искусно сделанный из дерева, меди и стекла, с линзами, отшлифованными непревзойденными мастерами Неввы.

Каирн раздвинул подзорную трубу и не спеша начал изучать суда на реке. Больше всего было самых маленьких судов — каноэ из кожи и коры, долбленок и крошечных плотов, на которых умещалось не больше трех человек. Были лодки побольше, вроде той, что он видел привязанной к причалу, на некоторых до дюжины человек на палубе. Были лодки со смешанными командами — мужчины, женщины, дети, и он понял, что это и есть семейные лодки, о которых говорила Желтая Птица.

Один раз он увидел огромный плот из строевого леса, все сто шагов в длину. Каирн попробовал сосчитать, сколько бревен пошло на плот, но быстро сдался, потому что бревна были самого разного размера и не связаны в аккуратные, ровные ряды, как на маленьких плотах.

Но самыми пленительными были огромные суда, с трудом идущие против течения или медленно дрейфующие по течению. Те, что шли против течения, приводились в движение гребцами с обритыми наголо головами. Они гребли длинными веслами, размещенными по пятнадцать, а иногда даже по двадцать, на каждом борту. На судах были паруса, чтобы быстро двигаться вперед при попутном ветре, но сейчас они повисли в неподвижном воздухе.

Те суда, что шли вниз по течению, глубоко сидели в воде, как будто были нагружены под завязку, но на палубах было не больше, чем по дюжине человек. Каирна заинтересовало, куда деваются гребцы, когда суда поворачивают назад.

Каждое из этих судов было от двадцати до пятидесяти шагов в длину, с настоящими домами, стоящими посреди корабля, некоторые даже двухэтажные. Они были раскрашены в яркие цвета и нарядно украшены, на многих — рога животных и оленьи отростки. На крыше одного из домов была привязана огромная птица с большим клювом, вероятно, любимица или талисман команды.

На других кораблях стояли раскрашенные статуи на баке или форштевне. Каирну вдруг невыносимо захотелось узнать, каково это — жить на таком корабле или на такой реке.

Он почувствовал пустоту в желудке, когда представил, что ступает на это деревянное сооружение, а под ним — ничего, кроме воды. И все-таки идея разорвать узы, соединяющие его с землей, и позволить реке унести его куда-то, была захватывающей.

Он провел большую часть дня наверху дамбы, сидя на заросшей травой вершине и наблюдая за рекой и движением на ней то в подзорную трубу, то невооруженным глазом. Почти таким же захватывающим зрелищем, как деятельность людей, была богатая живая природа реки. Каирн привык к обширным стадам на своих родных равнинах, стадам, которые иногда растягивались на мили вокруг и поднимали тучи пыли, которые всадник замечал намного раньше, чем видел самих животных. Жизнь реки была совсем другой, но по-своему очень впечатляла.

Вот пролетела стая птиц и опустилась на воду, чтобы отдохнуть. У птиц было красное оперение и широкие, плоские клювы, они шлепали по воде перепончатыми лапами и иногда ныряли в воду за лакомым кусочком. Они отдыхали и ели с час, если не больше, а потом, как по команде, поднялись в воздух, оглушительно хлопая крыльями. Как память о них, на воде осталось несколько алых перьев. Впрочем, через несколько минут и они исчезли из виду. Возле берега появилось нечто, похожее на чудовищную змею. Существо подняло клиновидную голову и выдуло фонтан брызг из ноздрей, расположенных наверху морды, потом осмотрело все вокруг своими выпуклыми черными глазами. Видимо, ничего интересного оно не увидело, потому что скоро нырнуло назад в воду, его спина, украшенная гребнем плавника, изогнулась дугой и исчезла.

Большая белая птица величиной почти с его кабо, с размахом крыльев не менее десяти шагов, медленно планировала вниз. Шея птицы вытянулась, она щелкнула под водой своим длинным, узким клювом и вытащила большую, извивающуюся рыбину. Птица улетела, царственно взмахивая крыльями, а Каирн подумал, какое же дерево сможет выдержать гнездо такой огромной птицы.

Ближе к вечеру на мелководье около берега появилось небольшое стадо странных созданий. Сначала Каирн обратил внимание только на грузные, влажные, коричневые спины и бугристые головы. Существа вразвалку брели к берегу, и Каирн невольно засмеялся, глядя на их неуклюжие круглые туловища, короткие, толстые лапы и потешные большие головы. Толстыми изогнутыми клыками они рылись в прибрежной растительности, выкапывали корни и жадно пожирали их, сладострастно похрюкивая, подергивая маленькими круглыми ушками и хлопая длиннющими ресницами. На их передних лапах росли длинные острые когти, и Каирн чувствовал, что эти создания могут быть очень опасными, несмотря на свой забавный вид.

Он прошел немного больше мили по вершине дамбы против течения реки, и вскоре оказался за пределами городка, в довольно густом лесу. Внизу, у берега, деревья росли на расстоянии двадцати шагов от дамбы. Каирн догадался, что жители реки вырубали растительность, чтобы корни деревьев не разрушали дамбу. С другой стороны дамбы в реку вдавалась длинная намывная коса, тоже поросшая лесом. Каирн спустился на берег и пошел на косу, сжимая копье на случай, если встретит там недружелюбных обитателей.

Он услышал гам в ветвях над головой и посмотрел наверх. Между ветвей теснились маленькие существа, в которых он узнал древесных людей. Они смотрели вниз и ругались. В отличие от тех, которых ему описывали много путешествовавшие соплеменники, у этих людей были шкуры с длинным, лоснящимся, серым, черным и красным мехом. Длинные хвосты с завитками из белого меха на концах свешивались между ветвями и ритмично подергивались. Их почти безволосые морды с яркими глазами-пуговками и подергивающимися носиками были миниатюрными карикатурами на человеческое лицо. Мелкие животные при его приближении убегали в подлесок.

Цветущие лианы оплетали деревья, а воздух был наполнен жужжанием насекомых. Каирн распознал как минимум три различных растения с листьями, на которые ловились насекомые. Одно пленило его клейкими, сладко пахнущими подушечками, у другого были листья трубочками, наполненными ядовитой жидкостью, которая оглушала насекомых, не давая им возможности сопротивляться. Третье удивляло особенно — своими зубастыми листьями, которые хватали близко подлетающих насекомых. Крылатые ящерицы тоже охотились на них.

Все это было чуждым Каирну. Везде царил насыщенный запах реки, не давая забыть об ее близости. Он снова вышел к берегу и увидел кучу пушистых черных комочков, плавающих по мелководью у берега под наклоненными деревьями. При его приближении они резко взлетели, хлопая кожаными крыльями. Плавающие летучие мыши! Он никогда и не слышал о них. Неужели странности этого места бесконечны?

Каирн почувствовал себя неуютно в этом месте, кишащем жизнью, с его густой растительностью и рекой. Ему не хватало покоя его родных равнин, безлюдности холмов, где деревья росли на разумном расстоянии друг от друга, и животных было совсем немного.

Каирн повернул назад и заспешил к дамбе, а потом в деревню. Он подумал, что к этому времени речники уже собираются в таверне. Лес позади жужжал и щелкал.

Глава вторая

Когда он вошел в общий зал постоялого двора, все лица повернулись к нему. Большинство мужчин, изучающих его, были одеты в туники или жилеты из грубой ткани и штаны до колен. С поясов, усыпанных бронзой или серебром, свисали длинные ножи в нарядных ножнах. На некоторых были сапоги или сандалии, но большинство ходили босыми. Памятуя совет Ансы, Каирн надменно оглядел помещение, а, встретившись взглядом с одним из мужчин, не отвел глаз, пока тот не отвернулся.

Он сел за небольшой столик, и Желтая Птица поспешила к нему. Он приказал подать к обеду эля, и девушка принесла высокую пивную кружку с темным пенящимся напитком. Эль был горьким, но бодрящим, и Каирн успел осушить полкружки, когда девушка принесла плоское блюдо с шипящими мясными ребрышками.

— Наконец-то настоящая еда! — удовлетворенно сказал Каирн, отрывая одно ребрышко и вонзая в него зубы. Он ел до тех пор, пока на блюде не осталось ничего, кроме кучки белых костей. Насытившись, он откинулся на спинку стула и начал чистить ножом фрукт с желтой шкуркой.

Ему хотелось поговорить с кем-нибудь из речников, но он не знал, как завязать разговор. Он боялся, что, начав искать их общества, он уронит в их глазах свое достоинство. Проблема была пустячная, но Каирн не мог понять, как ее решить. Он поманил Желтую Птицу, и она подошла к столу.

— Да, мой господин? — Ее уважение казалось несколько показным, но Каирн не стал ничего поправлять.

— Девушка, я хочу поговорить с кем-нибудь из этих людей насчет путешествия по реке. Как это устроить?

Она пожала плечами.

— Угостите любого из них кружкой эля, и они будут говорить до тех пор, пока кружка не опустеет. Я позабочусь об этом. — Она подошла к столику и склонилась над ним, что-то говоря, в то время как один из сидевших за столом мужчин похлопывал ее пониже спины. Девушка шлепнула его по руке, а мужчина встал и подошел к Каирну.

— Вам охота кой-чему поучиться у реки, сударь?

Речь подошедшего была еще более невнятной, чем у жителей городка. Его каштановые волосы и борода были густыми и кудрявыми. Он сел за стол, повинуясь жесту Каирна. Еще один жест — и Желтая Птица принесла высокую кружку с элем и поставила ее перед речником. Кожа у речника была сильно загорелой и обветренной, руки большие, с обломанными черными ногтями. Одет он был практично, но при этом носил золотой браслет и такую же серьгу в ухе. У него было лицо записного драчуна, все в шрамах, но при этом — кроткие ясные голубые глаза.

— Я ищу своего соотечественника, родича, он очень нужен дома. Ты, случайно, с ним не сталкивался?

Речник покачал головой.

— Вы, жители равнин, редкие гости у нас. Я помню, три года назад через северные префектуры проходила группа торговцев. Они продавали стальные вещи, и я получил от них отличный нож за то, что перевез их и животных через реку. — Он потрогал нож с рукояткой из кости с медными клепками, висевший на поясе.

— Человек, которого я ищу, путешествует в одиночку, и должен был прибыть сюда несколько месяцев назад.

— Я его не видел, но река велика, а за несколько месяцев можно уехать очень далеко. А куда вы направляетесь?

Каирн еще этого не решил. Он задал себе вопрос — куда же, вероятнее всего, мог направиться Гейл — один, в чужой стране, чтобы… что? Шпионить за кем-то?

— Есть большие города вдоль по реке? — спросил Каирн.

— По-настоящему больших — только три, — ответил новый знакомый. — Все на юг отсюда. Красный Утес расположен там, где в большую реку впадает еще одна. Это в десяти днях нетрудного пути к югу. Еще через десять дней будет Огненный Город, они там керамикой занимаются. А там, где река впадает в море, стоит Дельта.

Ни один из этих трех городов не внушал особых надежд.

— Какой из них — столица этой страны?

— Да никакой. Страной правят из Крэга. Это больше похоже на крепость, чем на город. Они там занимаются не торговлей, а политикой.

Это было больше похоже на нужное место.

— А где Крэг находится?

— Нужно несколько дней плыть вверх по Тензе. Это река, на которой стоит Красный Утес. Туда плыть легко. Река широкая, но неглубокая, а течение большую часть года медленное. Она течет по плоской равнине, и там есть несколько банок, зато почти нет камней и коряг.

Каирн абсолютно не понимал, почему особенности местности должны определять характер реки. Он решил, что это просто тайны ремесла речных торговцев. Речник многозначительно посмотрел на свою кружку, и Каирн сделал знак Желтой Птице снова наполнить ее.

— Это в Крэге собирается Ассамблея Великих Мужей?

Речник ополовинил кружку с элем и поставил ее обратно на стол.

— В основном да. У них есть еще места, где они заседают, но Крэг — главное.

— Что, у их Старейшины есть там дворец?

Речник пожал плечами.

— Должен же он где-то жить. Но члены Ассамблеи в основном богатые землевладельцы, так что у них у всех есть шикарные дома в собственных поместьях.

— Ты сказал, большинство из них — землевладельцы. Это значит, не все? Я знаю, что в некоторых странах жрецы тоже богаты, и у них есть власть.

— Здесь, в Мецпе, нет жрецов, обладающих властью. Мы люди здравые. Нет, остальные в основном занимаются делами. Они богатеют, делая стекло, керамику и огненный порошок.

Каирн почувствовал, что в этом что-то есть, но не хотел давить, чтобы его не заподозрили в шпионаже.

— Как странно. Я никогда не слышал о таком государственном устройстве. Скажи-ка мне: сегодня на реке я видел очень много больших кораблей. Некоторые подымались вверх по реке, влекомые большим количеством гребцов. Другие шли вниз по течению с небольшими командами, но зато низко сидели в воде с тяжелым грузом. Что они везут вверх по реке? И как возвращаются обратно гребцы?

— Вы очень наблюдательны для человека, живущего на суше. Это были торговые корабли из Дельты. Гребцы — это и есть груз, рабы, плененные во время войны или выращенные в специальных загонах в Дельте. Они подымают корабли вверх по реке, а там их продают для работы на плантациях или в шахты, добывать минералы. Потом корабли загружают, и они дрейфуют вниз по течению. Команда нужна только для того, чтобы направлять корабль и отталкиваться шестами от отмелей.

— Очень разумно. А что за провинция Дельта?

— Богатая, — лаконично ответил речник. — Чернозем там самый лучший во всей Мецпе: рис, сахар, всякое другое. Город Дельта — самый большой морской порт в стране. Поэтому в нем центр работорговли. Рабовладельцы привозят туда свой товар на продажу. Есть целые плантации, на которых выращивают дешевый корм для рабов в загонах Дельты.

— А ты чем занимаешься на реке? — спросил Каирн.

— Я плотогон, — гордо ответил тот. — Меня зовут Летучая Мышь. Меня так зовут, потому что я хорошо вижу в темноте. Я могу увидеть корягу в густом тумане быстрее всех.

— Что ты здесь делаешь и куда направляешься? — Каирн снова подал сигнал наполнить кружки.

— Мы остановились на несколько дней для погрузки, а направляемся на юг. Все плоты идут в одном направлении — на юг.

— Какой груз? И как далеко на юг?

— В Илистом Дне в основном выращивают красный корень и синий корень; красящие вещества, за которые можно выручить приличные деньги ниже по реке. А вот как далеко, зависит от многих вещей. Мы доставляем грузы на красильные фабрики в Пещерный Хребет — это центр торговли тканями — а там, может, получим другой груз. Может, и нет. Во всяком случае, где-нибудь ниже по реке кто-нибудь предложит выкупить наш плот ради древесины. Если цена подойдет, мы его продадим и попросим подвезти нас вверх по течению на корабле работорговца или на баркасе. Когда вернемся туда, где много лесов, построим новый плот и начнем все сначала.

— С тех пор, как я прибыл в вашу речную страну, я ничего, кроме деревьев, не видел, — сказал Каирн. — Просто удивительно, что есть спрос на древесину.

— На реке полно мест, где леса очень мало, — ответил Летучая Мышь. — Особенно вокруг старых городов. И потом, не все сорта древесины подходят людям для их целей. А большие бревна нельзя перетаскивать по дорогам. Если тебе нужна балка для крыши, а подходящее дерево растет в десяти милях от реки, это все равно, что оно растет на луне. Но встань возле реки, и точно такое же бревно вскоре приплывет к тебе, как часть плота, и все равно будет дешевым, хоть и проплыло тысячу миль.

Каирн пришел в восторг от расчетов человека, так хорошо знающего свое дело. Наконец он решил подойти к сути дела.

— Мне бы очень хотелось съездить в Крэг. Если меня перевезут через реку и дальше я буду путешествовать по суше, сколько времени у меня уйдет, чтобы добраться до места?

— Месяцы. Дороги чуть лучше, чем просто грязные тропинки, пока не доберешься до столицы. В нашей стране полно холмов и горных хребтов, и она вся исполосована ручьями и маленькими речками. Мосты — большая редкость. А ручьи скоро начнут подниматься.

— А по реке путешествие занимает всего несколько дней?

— Ну, конечно, точно сказать трудно, но все равно так путешествовать быстрее.

— Как весь наш народ, я езжу верхом на кабо.

— Я его видел в загоне. Прекрасное животное, но вы не заставите меня сесть на него верхом.

— Если я заплачу за поездку на твоем плоту, возьмешь моего кабо?

Летучая Мышь кивнул.

— Мы иногда перевозим скот. Нам пришлось построить загон и настелить там веток вперемешку с землей, чтобы животное не встало между бревен и не сломало себе ногу. Но это будет за отдельную плату, вы же понимаете. Ну, и ухаживать за своим животным и убирать за ним вы будете сами.

— Это понятно.

Летучая Мышь внимательно изучал его.

— Если вы хотите нанять кого-нибудь, чтобы ухаживать за кабо, за это придется платить отдельно.

— Я сам буду смотреть за ним, — сказал Каирн.

— Я просто подумал — вы ведете себя, как аристократ…

— В моей стране, — объяснил Каирн, — все, что связало с кабо — подходящая работа для высокорожденных. Мы говорим о деле. Как насчет опасностей на реке?

Летучая Мышь ухмыльнулся.

— С чего хотите, чтобы я начал? Река каждый год убивает много народу. Вас может неожиданно подстеречь высокая вода. Еще коряги…

— Ты уже говорил о них. Что это такое?

— Мертвые деревья, утонувшие в иле. Они иногда прячутся у самой поверхности и подстерегают вас. Обычно за них просто цепляешься. Но зацепись за какое-нибудь на быстрой воде, и оно может перевернуть плот. Для кораблей они опаснее, могут просто вырвать днище. Потом можно столкнуться в темноте с другим судном, и кто знает, на что можно наткнуться в густом тумане.

— Сегодня я видел на реке животных, таких огромных, каких я никогда не видел на суше. Они опасны?

— На реке можно увидеть такие вещи, с которыми не хотелось бы иметь дело, — согласился Летучая Мышь. — Большие речные змеи никогда не трогают плоты или корабли, но могут схватить тебя, если ты упадешь в воду. Внизу у Дельты есть клыкастые рыбы, они собираются тысячами, и большую часть времени сходят с ума от голода. Они за пару минут обдерут большого горбунка до костей.

Каирн описал жирных животных, бредущих по мелководью.

— Это речные вумпы. Вообще-то они безвредны, но если вы неожиданно врежетесь в их стаю, они становятся опасными. А их самцы сражаются между собой в брачный период, и тогда их лучше избегать. По ночам они выходят кормиться на берег, так что из-за них в темноте не беспокоишься.

— А как насчет опасных людей?

— Иногда Речной патруль решает, что ты занимаешься контрабандой, тогда могут возникнуть проблемы. А еще есть речные пираты. Они взбираются на судно и убивают всех на борту, а потом забирают и судно, и груз. На некоторых участках реки их полно.

— А этот Речной патруль, — спросил Каирн, — он что, не борется с пиратами?

Летучая Мышь сделал жест, незнакомый Каирну, но очень красноречивый.

— Они в основном держатся нижнего течения реки. Им интереснее собирать плату, чем думать о безопасности речников.

Это показалось Каирну странным. Когда-то равнины кишели преступниками из всех племен, но, когда к власти пришел его отец, его первым решением было избавить от них королевство. Патрули отборных воинов постоянно прочесывали обширные луга, чтобы предотвратить их новое появление. Гейл говорил, что король, который не защищает свой народ от грабителей и разбойников, не заслуживает королевства и должен быть свергнут или казнен своими собственными подданными. Очевидно, Ассамблея Великих Мужей и Старейшина так не думали.

— Так вы путешествуете хорошо вооруженными?

— Если хочешь остаться в живых, не будешь путешествовать по реке безоружным. — Он немного подумал. — Да и в любом другом месте тоже.

— Это мудро, — согласился Каирн.

Они немного поспорили о цене. У Каирна было достаточно денег, но он знал, что лучше этого не показывать. Он поторговался об оплате загона для кабо и сказал, что сам позаботится о корме, который надо взять с собой. Летучая Мышь сказал, что они отправятся в путь дня через три-четыре, много пять. Это устраивало Каирна. Несмотря на безотлагательность его миссии, необходимо было нарастить немного мяса на тощих боках кабо, прежде чем подвергать его суровым условиям чуждой стихии.

Вечер медленно тянулся, эль лился рекой, речники хвастались все громче и начали подначивать друг друга помериться силами и мастерством. Они боролись на руках и бодались головами, а потом вышли наружу, чтобы бороться в иле. При свете факелов Каирн наблюдал за их схватками и видел, что они предпочитали силу мастерству. Его обучали борьбе как искусству, по сравнению с этим здесь все было грубым.

Мужчины часто выходили из себя и дрались кулаками и ногами, иногда пытаясь откусить противнику нос или ухо. Дважды они вытаскивали ножи и наносили раны, кровавые, но неопасные. Каирн заметил, что ножи были бронзовые, с тонкими стальными кромками, насаженными на тонкий металл. Его отец продавал сюда очень много стали. Каирн недоумевал, куда же она девалась, если на этом отрезке реки сталь еще была редкостью. Наверняка люди, которым чуть ли не ежедневно приходилось защищаться от пиратов, обеспечивали себя лучшим оружием, которое они могли добыть. Наконец факелы догорели, и речники начали расходиться по своим плотам и кораблям, а некоторые уснули прямо на земле, упав на нее в оцепенении. Каирн отыскал свой тюфяк и улегся, очень довольный богатым событиями днем. По спине пробегала дрожь при мысли, что придется путешествовать по реке, но он был возбужден предстоящим. Это было что-то, чем не мог похвастаться ни один из его соплеменников. Ему будет что порассказать, когда он вернется домой. Если он вернется.

На следующий день Каирн шел вдоль дамбы, пока не добрался до привязанного плота Летучей Мыши. Параллельно берегу реки располагался маленький остров, и плот был привязан в спокойной воде между берегом и островом. Край плота задевал за маленький расшатанный причал.

Сам плот, сделанный из больших, грубо ободранных бревен, был больше тридцати шагов в длину. Часть его была покрыта грубо обтесанными досками, и на ней сложили груз: две груды чего-то, похожего на высушенных коричневых змей. В течение дня на плоту появилось еще больше этого вещества, что принесли на спинах люди и горбунки. Присмотревшись поближе, Каирн понял, что это волокнистые корни. Те, из которых сочился красный сок, складывались в одну кучу, сочащиеся голубым попадали в другую.

Пытаясь побороть нервозность, Каирн прошел вдоль раскачивающегося причала и ступил на плот. Он удивился ощущению прочности посреди воды. Было похоже, что он ступил на остров. Люди сновали вокруг, так что убегать глупо. Каирн подумал, не окажется ли этот плот на илистом дне реки.

Пока он наблюдал, несколько человек соорудили загон для скота, сходив на берег за молодыми гибкими деревьями, которые и втиснули между бревнами позади навеса. Потом изогнули их в несколько петель, между которыми вплели лианы и тонкие ветки, соорудив легкий, но прочный забор. Накидали в загон толстый слой веток и утрамбовали их, а поверх веток насыпали несколько полных корзин земли. За поразительно короткий срок был готов вполне пригодный загон. Хотя, подумал Каирн, кто знает, что получится, когда туда введешь кабо.

Пока плот покачивался на спокойной воде, Каирн продолжал задавать всем свои вопросы об отце, но безрезультатно. Казалось, тот просто исчез с лица земли.

Утром в день отплытия Каирн завел своего кабо на маленький причал. Животное было счастливо, что его забрали из загона, ему не нравилось соседство горбунков. Кабо потряхивал головой, четыре его позолоченных рога сверкали в раннем солнечном свете. Он упирался, пока Каирн заводил его на причал, непрочная конструкция ему не нравилась. Но кабо был послушным животным и последовал за хозяином без особых протестов.

Он охотно перепрыгнул с причала на плот, явно думая, что это твердая земля. Каирн завел его в загон и запер калитку. Животное зафыркало, негодуя, что один загон просто сменили на другой. Во всяком случае, в этом загоне он был один, и вскоре удовлетворенно начал хрустеть кормом.

Речники подозрительно наблюдали за Каирном, пока он заносил на плот свои вещи. Седло и сумка были довольно обычными, а вот длинный меч и копье со стальным наконечником — очень непривычными. Но самым удивительным был его огромный, выгнутый наоборот лук, сделанный из дерева, рога и сухожилий. Лук был упакован вместе со стрелами, их украшенные яркими перьями концы выглядывали из нарядного футляра. У речников тоже были луки: грубое оружие, сделанное из единого куска плохо гнущегося дерева. С первого взгляда было ясно, что лук Каирна в три раза превосходил луки речников. Кроме того, речники были вооружены ножами, топориками, булавами с каменными шипами и короткими копьями с бронзовыми наконечниками. В палатке, которая была их общим жилищем, лежали щиты из лозы и кожи. Вооружение было грубым, но Каирн предположил, что у речных пиратов вряд ли может быть что-то лучшее.

Все собрались на плоту, отдали швартовы. Когда канаты освободили и сложили на плоту, Каирн ожидал какого-то движения или толчка, но ничего не произошло. Он с интересом наблюдал, как речники взяли длинные шесты и начали отталкиваться от речного дна, упираясь плечами в шесты и перебирая ногами. Сначала не чувствовалось, что громоздкий плот вообще движется, а потом медленно, дюйм за дюймом он начал скользить по спокойной воде между островом и берегом. Когда плот продвинулся достаточно далеко, речники пошли вдоль плота. Было очень странно видеть, как они вроде стояли на одном месте, а плот буквально выплывал из-под их ног. Дойдя до конца плота, они подобрали свои шесты, побежали в начало плота и начали все сначала.

Несколько минут тяжелой работы — и плот выбрался из-под укрытия острова, попав в медленное прибрежное течение. Вскоре шесты перестали достигать дна, и их сложили рядом с крытой частью плота. Теперь речники достали длинные весла, вставили их в грубо сделанные из раздвоенных сучьев уключины. Весла были простыми шестами футов пятнадцати длиной, с широкими планками на концах. На каждом весле встало два-три человека, они начали грести, стараясь привести плот в сильное течение на расстоянии шагов ста от берега. На корме плота в уключину было установлено широкое и короткое весло, служившее рулем. Как только плот достиг нужного места, все весла, кроме рулевого, были вынуты, и взмокшие речники уселись отдохнуть на палубе.

Теперь Каирн видел прямой смысл в том, что все на плоту было необработанным. Плот предназначался для путешествия в одну сторону, и все на нем было одноразовым. Не было ничего похожего на гордость и искусное мастерство, которые он видел на больших и малых речных кораблях. Вскоре речники достали рыбацкие принадлежности, а в ящике с землей и камнями развели костер.

Он пошел в загон посмотреть, как дела у кабо в новом для него месте. Кабо зафыркал и направился прямиком к хозяину, и Каирн потрепал его по холке. Похоже, кабо совершенно не понял, что плывет по огромной реке. Каирн успокоился, но почувствовал себя слегка разочарованным. Он всегда считал, что кабо гораздо умнее.

Он немного походил по плоту, привыкая к новому месту, и быстро разобрался в возможностях плота. Но сама река по-прежнему зачаровывала. Позже утром возле плота всплыло лоснящееся черное животное и некоторое время плыло рядом. Оно выглядело совсем как обычное животное, живущее на суше, но вместо ног у него были широкие ласты. Размером оно превышало даже кабо, но зубов или другого естественного оружия видно не было. С расстояния нескольких футов оно изучало Каирна своими спокойными коричневыми глазами, а Каирн рассматривал его.

— Что это такое? — спросил он рулевого, человека с торчащими зубами и волосами, коротко подстриженными и покрашенными в синий цвет.

— Пресноводный слин. В реке их полно. Они безвредны и не особо съедобные. Правда, из их шкур получается хорошая кожа. Вот те, что живут в соленой воде, раза в два крупнее.

Каирн пришел к заключению, что сплавляться на плоту — самый неторопливый способ путешествовать. Можно рассматривать реку, сколько угодно, но явно не хватает волнений. Он знал, что отцу это спокойствие могло понравиться. Будучи королем и воином, его отец был еще и таинственным человеком, любящим созерцание. Созерцание было не особенно по вкусу Каирну, но он решил воспользоваться подвернувшейся возможностью изучить, как проводят свое время речники.

Часть из них занимались ремеслами — резьбой по дереву или отделкой кож, но большинство просто лежали или сидели во время долгих промежутков времени, не богатых событиями. Не то, чтобы они были совершенно бездеятельными, просто казалось, что они чего-то ожидают, готовые в любой момент вскочить и начать действовать, если потребуется. Их поведение напоминало ему пастухов, способных часами оставаться неподвижными, всегда зная, что делается вокруг, а также сколько у них скота, где он и как себя чувствует.

Он пытался втянуть их в разговор, но эти люди, такие неистовые и шумные на берегу, оставались неразговорчивыми и односложными на реке, как будто жалели энергию на разговоры. Они не относились к нему с пренебрежением, потому что и между собой почти не разговаривали.

Речники проявили интерес, когда Каирн вытащил свою подзорную трубу. Летучая Мышь спросил, можно ли ему посмотреть, и Каирн протянул инструмент. Речник долго изучал его и пробовал смотреть, прежде чем вернул обратно хозяину.

— Отличная вещь, — сказал речник. — Гораздо лучше, чем те, что делают мастера в Мецпе. Где его изготовили?

— Это из Неввы. У них там действительно хорошие стеклодувы. Они продают свои товары в моей стране с тех пор, как Король Гейл пришел к власти.

Речник в изумлении помотал головой.

— Невва? Это название редко упоминается. Я еще никогда не встречал побывавших там, и, мне кажется, это первая вещь оттуда, которую я увидел. А вы там были?

— Нет, но я говорил с теми, кто там побывал. Мы посылали туда воинов помочь в их битвах.

— Да, вы великие путешественники, — отозвался Летучая Мышь.

Каирн заметил, что дамба не была непрерывной. На некоторых участках холмы подступали вплотную к реке, часто принимая форму высоких отвесных утесов с разверстыми пастями пещер. Некоторые из них были обитаемы — он видел дымок от костров в спокойном воздухе. Дамба возобновлялась там, где берег понижался.

Он попытался подсчитать, сколько времени и тяжелого труда потребовалось, чтобы возвести эту дамбу, но ему не хватило воображения. Он предположил, что это можно было осуществить только в богатом, более населенном и хорошо организованном сообществе. На некоторых участках о дамбе не заботились, и были ясно видны следы разрушений, оставленных наводнениями, где вода беспрепятственно проникала через повреждения в земляном валу и приносила с собой мусор, который собирался высоко в ветвях деревьев.

— Гляньте-ка сюда, — сказал Летучая Мышь, указывая на одну из таких брешей в дамбе.

Каирн направил в ту сторону подзорную трубу и задохнулся от изумления. Большой корабль повис на вершинах деревьев, их верхние ветви насквозь пронзили корпус.

— Это сделало наводнение пять лет назад, — объяснил Летучая Мышь. — Река может быстро вас убить, если ей это позволить.

Каирн молча кивнул.

В первую ночь плот привязали на острове. Пока судно медленно проплывало по мелководью около острова, один из членов команды прыгнул в воду и вброд добрался до берега, таща за собой крепкий канат, который и привязал накрепко к стволу дерева. Остальные опустили в воду длинные весла, чтобы помочь ему. Массивный плот замедлил движение. Он скользил все ближе к острову, а когда сел на мель, с него сошли все остальные и привязали канаты к другому дереву. Когда плот был надежно закреплен, они забрали свое оружие и вышли на берег.

— Могу я забрать своего кабо на берег, чтобы дать ему побегать? — спросил Каирн.

Летучая Мышь помотал головой.

— Сначала надо прочесать остров. Иногда на таких островах прячутся пираты.

— Я пойду с вами, — сказал Каирн. Он не думал, что лук или копье могут быть полезны среди густой растительности острова, но у него еще были меч и нож.

— Как хотите, — сказал Летучая Мышь. У речника был короткий бронзовый топор со стальным лезвием. Он поднял щит и отправился вглубь острова.

Они прочесали остров быстро и толково. Начали с верхнего конца острова, где был привязан плот. Здесь остров принимал конусообразную форму, и люди шли плечо к плечу.

Идя к другому концу острова, они расходились шире, но не очень далеко. На острове росли кусты и деревья, верхние ветви были замусорены после наводнений. Земля плавно поднималась, образуя в центре холм.

Пока они неторопливо шли по острову, из-под их ног разбегались мелкие животные. Каирну стало интересно, как же они выживают здесь при высокой воде. Он решил — или они умеют плавать, или же забираются на самые высокие деревья.

На острове не нашлось других людей, и все вернулись к плоту, чтобы приготовить ужин. Пока еще было светло, Каирн вывел кабо из загона и пошел с ним вокруг острова. Похоже, животное было благодарно за развлечение.

Вернувшись назад, Каирн отвел кабо обратно на плот, тот не протестовал. Каирн запер загон и присоединился к речникам у костра, чтобы разделить с ними ужин. Это была очень простая еда, но Каирн едал и худшую.

— Вы обычно ночуете на островах? — спросил он.

Летучая Мышь кивнул.

— Если, конечно, не останавливаемся в городе. На острове проще понять, кто и что рядом с тобой. Никогда не знаешь, кто может затаиться подле на незаселенных берегах, особенно там, где в утесах есть пещеры. Тот груз, который мы везем сейчас, — и он показал на груды корней на плоту, — не особо соблазнительный. Не то, что рабы, или вино, или фабричные товары. Во всяком случае, они в основном идут вверх по течению. Но имеет смысл быть осторожным. Отчаявшиеся люди — а те, кто проиграл в битве с властями или с шайкой соперников, могут сильно отчаяться — готовы напасть на команду и перерезать всем глотки за несколько мешков с провизией.

— Мы сегодня проплыли мимо нескольких городов, — сказал Каирн. — Что, они не могут собраться вместе и вычистить разбойников?

— Следовало бы, — согласился Летучая Мышь, — но правительство не любит, когда люди берут закон в свои руки, даже так далеко от официальных властей.

— Ни за что не стал бы подчиняться правительству, которое так безразлично относится к своим обязанностям, — сказал Каирн. — Очень уж трусливое поведение.

— Это правда, — сказал Летучая Мышь. — Поэтому только на реке и можно встретить настоящих храбрецов.

Следующий день тоже не был богат событиями. Мимо проплывало другое судно, и они обменивались новостями с верховья и снизу, не останавливаясь. Неторопливый темп речного путешествия позволял довольно долго общаться таким образом. Большие весельные корабли не спешили принять участие в этом товариществе, и Каирн спросил, почему.

— Очень уж важные, — пробурчал Летучая Мышь. — Они принадлежат крупным компаниям. Команды думают, что они чересчур хороши для таких, как мы — простых речников.

— Так что, и на реке есть господа и мелкая сошка?

— Им так только кажется, — фыркнул Летучая Мышь.

Еще три дня прошли без приключений. Вечером четвертого дня они привязали плот в спокойной воде южной части илистого берега. Они находились на том отрезке реки, где на много миль не было ни единого острова, и Летучая Мышь выбрал восточный берег, как наиболее предпочтительное место.

— Выбора-то большого нет, — объяснял он, пока они шли к берегу. — Тот берег слишком топкий для привала. И дров сухих нет, и насекомые замучают — их там полно.

Каирн внимательно изучал утесы, вздымавшиеся на несколько сотен метров. Костров не видно, и дыма не чувствуется, но он знал, что враги не будут сообщать всем подряд о своем присутствии.

— Я думаю, что на ночь оставлю кабо на плоту, — решил он. — Ночь в загоне ему не повредит.

Летучая Мышь кивнул.

— Это мудро. И оружие держите наготове.

— Это как всегда.

Перед ужином они более тщательно, чем обычно, обследовали заросший кустарником лесок вокруг. Покончив с ужином, они завернулись в одеяла и забылись тревожным сном, не отнимая рук от оружия.

Каирн сторожил первым. Он поднялся на плот и почистил кабо, тихонько разговаривая с ним. Животное неспокойно пофыркивало и постанывало, вскидывая свою четырехрогую голову в непривычной тревоге. Каирн решил, что кабо расстроился, не погуляв по берегу. Поддавшись неожиданному порыву, он занес седло и мешки в загон, потом отнес туда же лук и стрелы. Все равно они бесполезны в темноте, больше толку будет от копья.

Звезды показали, что его время закончилось, Каирн разбудил сменщика и дождался, пока тот окончательно проснется. Он подумывал пойти спать на плот, но не хотелось показаться напуганным, поэтому он устроился у затухающего костра. Сжимая в руке меч, он провалился в беспокойный сон.

Каирн не знал, что его разбудило. Он тотчас понял, что заснул часа два назад. Его разбудили какие-то изменения в воздухе и в звуках ночи. От тлеющих угольков костра исходил слабый отблеск. Большинство остальных размеренно храпели.

Не поднимая головы, Каирн медленно повернулся, чтобы осмотреть лагерь. Никто не двигался, и часового тоже не видно. Наверное, он отошел на несколько шагов в лес, повинуясь зову природы, но звуков, подтверждающих это, слышно не было. Потом он что-то услышал: слабый шорох сразу из нескольких мест вокруг стоянки. Одновременно он почуял очень знакомый запах — запах свежепролитой крови. Он вскочил на ноги и со свистом выдернул меч из ножен.

— Просыпайтесь! — закричал он. — Бандиты!

Речники повскакивали на ноги, крича и вслепую атакуя.

— Спинами к костру! — кричал Летучая Мышь. — Где часовой?

— Мертв! — прокричал в ответ Каирн, почти неслышный в пронзительных воплях нападавших. Он никак не мог понять, сколько их, потому что они нападали со всех сторон, кроме реки, улюлюкая и прыгая, чтобы усилить смятение. Отовсюду слышались крики и звуки ударов.

Неясная тень надвинулась на Каирна, глаза и зубы блестели в отсветах костра. Он не разглядел оружия нападавшего, но ударил на несколько сантиметров ниже блеска глаз и почувствовал, как острие меча вонзилось в плоть и кости. Падая, человек вскрикнул. Каирн выдернул меч и для верности еще раз пронзил тело.

Пригнувшись к земле, он огляделся, чтобы понять, что происходит. Кто-то бросил в костер ветку, и в свете взметнувшегося пламени стало ясно, что речникам приходится туго. Тощие нечесаные люди, напомнившие Каирну мусорщиков-трупоедов, метали дротики, сверкали ножи. Как раз, когда Каирн глянул, один из них запрыгнул на спину Летучей Мыши, пытаясь связать ему руки, а второй метнул в его живот копье.

Сразу трое напали на Каирна, и ему стало не до наблюдений. Они заколебались при виде его длинного меча, и он воспользовался этим преимуществом, чтобы заколоть одного. Тогда двое других атаковали. Каирн отразил удар неуклюжего топора одного из них и разрубил череп напавшего, а другой в это время ударил копьем. В отчаянной попытке не дать копью пронзить свой живот Каирн дернулся, но острие все же задело его бок. Он рубанул по шее копьеносца и увидел, как его голова отлетела, потом помчался вперед и оказался в единственном относительно спокойном месте лагеря. Во время борьбы Каирн оказался далеко от костра, и теперь в его свете увидел, что все речники повержены. Разбойники кромсали их тела, крича пронзительно, как безумцы.

С рукой, прижатой к ране на боку, Каирн, спотыкаясь, направился к плоту. Услышав, как он пробирается по мелководью, часть разбойников начала кричать и показывать в его сторону. Они побежали в сторону плота как раз тогда, когда Каирн сумел взобраться на него и разрубил взмахом меча крепкий канат. Он рванул вперед, и в бревно перед ним вонзился дротик. Он почти добрался до передней части плота, когда второй дротик вонзился в правое бедро.

Гримасничая от боли, он первым делом перерубил канат, затем со стоном выдернул дротик из бедра. Потом схватил шест, отпустив меч, привязанный к запястью. Бандит с дикими глазами и раскрашенным лицом попытался забраться на плот, но Каирн раскроил ему голову шестом. Потом воткнул шест в речное дно и начал толкать изо всех сил, не обращая внимания на боль в боку и бедре.

Тяжелый плот медленно начал двигаться, все больше и больше бандитов с брызгами плыло к нему. Каирн навалился на шест грудью и продолжал толкать, одновременно снова сжав рукоятку меча и неуклюже нанося удар первому пытавшемуся забраться на плот. Удар получился слабым, меч в цель не попал, только рассек кожу на голове, но разбойник свалился. Каирн ударил следующего, попал чуть ниже скулы, и бандит вскрикнул, когда послышался скрежет острия на зубах.

Оставшиеся бандиты могли бы продолжать атаковать плот, но им хватило. Они стояли по колено в воде, махали кулаками и отчаянно ругались, но ничего более угрожающего не предпринимали. С последним рывком плот сошел с мелководья, и течение понесло его на юг. Каирн дохромал до загона, где в тревоге фыркал и топал ногами кабо. Не обращая на него внимания, Каирн вытащил лук из чехла и прижал нижнюю часть дуги левой ногой. Подавив крик боли, выгнул могучее оружие через раненое бедро, потом зацепил петлю тетивы за верхнюю часть.

Он соступил с натянутого лука и вытащил из колчана стрелу. Цель выбирал тщательно, зная, что у него будет только один выстрел и стрелу обратно не вернуть. Боль пронзила бок, но он продолжал натягивать тетиву, пока оперение стрелы не ткнулось в уголок рта.

— Еще один за Летучую Мышь и его людей, — пробормотал Каирн. Потом отпустил тетиву. Тот, кого он выбрал, выглядел силуэтом на фоне костра, перья на его мягкой шляпе качались, когда он прыгал и выкрикивал ругательства. Стрела пронзила его глотку, вопли резко прекратились, и он упал в костер, испустив фонтан крови, зашипевшей на углях. Остальные тоже внезапно остановились; потом они стали обшаривать берег и ближние кусты, и началась жуткая драка.

Со вздохом Каирн ослабил лук и уселся на соломенную подушку посреди палубы. Ничего не было видно, и он не мог обработать раны, поэтому просто улегся на спину, чтобы переждать ночь, снова ставшую мирной.

Глава третья

Гейл впервые взглянул на Крэг, когда перевалил через холм. Он ехал верхом на кабо, а за ним следом трусил карликовый горбунок, с уродливой спиной, навьюченной тюками. Дорога под ними была особенно красивой. Гейл уже видел замощенные мостовые на юге и далеко на востоке, но там они были вымощены тесаным камнем. Здешняя была покрыта смесью мелких камешков и черноватого раствора. Он хорошо высыхал, и животные не могли поскользнуться на грубой поверхности.

Ему было сорок, но мало кто дал бы ему больше тридцати. У него были длинные волосы цвета отполированной бронзы, кожа более бледного бронзового оттенка, а глаза над выдающимися скулами ошеломляли синевой. Его впечатляющая внешность привлекала внимание везде, потому что люди в этой стране были в основном темными, с волосами и кожей различных оттенков коричневого, некоторые — почти черные. Карие глаза преобладали, хотя то здесь, то там встречались и голубые. Он был одет, как странствующий купец, в мягкие сапоги, мешковатые штаны, тунику с высоким воротом и жилет.

Через спину Гейл перекинул кожаный чехол трех футов длиной, в котором лежало его особое копье, разъятое на три части. Большой лук и стрелы он тоже спрятал среди багажа. Не хотелось показывать, что он воин. Меч на поясе — это то единственное, с чем может путешествовать обычный странник, хотя и украшен богаче, чем обычно, а вытащи он его, местные жители очень удивились бы, увидев, что лезвие сделано полностью из стали.

Он уже довольно долго изучал страну, совершенно не похожую на виденные им раньше. Она была населена так же плотно, как Невва, и с более развитой промышленностью, но города были совсем не так прекрасны. Дым, вьющийся над городами Неввы, был дымом фимиама и костров для приготовления пищи, а в этой стране он поднимался из фабричных труб.

Проезжая по стране, он видел только несколько маленьких ферм, и это было еще необычнее. В других сельскохозяйственных странах маленькие фермы, на которых работали крестьяне или слуги, были обычным явлением. Эту страну поделили на огромные плантации, на каждой выращивалась какая-нибудь одна культура, и работали на них рабы или люди, приговоренные к временному рабству. Даже в южных странах он не видел рабства в таких масштабах.

Он наблюдал за этим явлением с неприязнью, но без ужаса. Он был из страны воинов и считал, что всякий, не желающий сражаться за свою свободу и не готовый скорее погибнуть, чем стать рабом, свободы не заслуживает. Если этот народ не собирается бунтовать против своих господ, может, и к лучшему, что они заняты прибыльным делом. Ни один из его соплеменников не стал бы терпеть гнет рабства ни единого мгновения.

Воспоминания о своем народе расстроили его. За последние годы они из воинственных созерцателей превратились в победительную армию. Их отказ быть рабами не мешал им превращать в рабов других. Он прогнал прочь неподходящее настроение. Эта угроза осталась далеко на востоке. Здесь у него имелись более спешные цели.

Город Крэг был таким же отталкивающим, как и его название. Река Тенза делала большую петлю вокруг массивной каменной стены, возвышавшейся как минимум на двести футов от реки до гребня, а на ней было построено укрепление из цельного камня, его зубцы и башенки торчали, как сломанные зубы. Вздымающаяся вверх скала, отвесная со стороны реки, полого спускалась к югу, как бесконечная наклонная дорога, ведущая к лесу далеко внизу.

Это зрелище было способно подавить человеческий дух, но Гейл ему не поддался. Мало что доставляло ему такое же удовольствие, как путешествие в одиночестве, но это было очень редкое удовольствие. Непросто взять и уехать, если ты — король. Его жена часто говорила ему, что он несерьезно относится к своему королевскому сану, и он не сомневался, что она права.

Первые годы правления короля равнин были захватывающими и бодрящими, но теперь у него было чувство, что его народ прекрасно обойдется без него большую часть времени. Войны в ближайшем будущем не предвиделось, и он решил, что самое время попутешествовать по юго-восточным странам. Он воспользовался предлогом, что королю необходимо знать сопредельные страны, а также очень важно узнать все, что можно, об их абсолютно новом вооружении. Одурачить королеву ему не удалось.

— Чепуха! — заявила она. — Тебе просто нужен предлог, чтобы уехать и снова стать свободным воином. Ты видишь, что наши сыновья — молодые воины без мыслей и забот, и это заставляет тебя страстно желать вернуться в те дни, когда у тебя ничего не было, кроме копья и целого мира, по которому можно странствовать. — Он поморщился от точности этого предположения, но все равно уехал. В том, что ты король, есть одно большое преимущество — никто ничего не может тебе запретить.

Его спутники по торговой экспедиции были ошеломлены, когда он велел им возвращаться домой.

— Королева спустит с нас шкуру! — протестовал предводитель каравана.

— Чепуха, — ответил он. — Самое ужасное, что она сможет сделать — это ругать вас несколько часов подряд. Это не убило меня, не повредит и вам. Теперь ступайте и скажите королеве, что я вернусь, когда узнаю все, что мне нужно. — И он ускакал с единственным вьючным животным и несколькими тюками предметов роскоши из Неввы. Он тщательно выбирал их. Ему не было нужды продавать что-либо, но кое-что из этого поможет ему войти в любой аристократический дом.

Утес, на котором располагалась крепость Крэг, был явно неприступен, поэтому он предположил, что к подножью «рампы» должна вести дорога, по которой можно взобраться на большую скалу вдоль гребня.

Гейл спустился с холма и увидел, что дорога вливается в широкий участок равнины возле реки. Он прошел мимо идеально ухоженных полей, на которых тяжело трудились рабы под присмотром сидящих на лошадях надсмотрщиков. Там, где позволяла местность, поля располагались в виде совершенных прямоугольников. Гейл нашел зрелище раздражающим. Он привык к неправильным формам природы и очень подозрительно относился к людям, влюбленным в ровные линии и прямые углы. Казалось, что им не хватало духовности

Добравшись до основания громадной скалы, он увидел деревню, спрятавшуюся в ее тени. Это был речной порт Крэга, где грузили и разгружали корабли и баржи. Это место выглядело подходящим для отдыха и сбора хоть каких-то сведений перед тем, как войти в саму столицу. По дороге туда его внимание привлекла активная деятельность на ближнем поле.

Поле представляло собой очередной квадрат совершенной формы, окруженный низкой стеной из неотесанного камня. Но на нем определенно ничего не выращивали, и, несмотря на траву, на сенокосный луг оно тоже не походило. Это был учебный плацдарм, и на нем проходили занятия. Гейл натянул поводья и пригляделся, собственно, в основном ради этого он и прибыл в эту страну.

Солдаты, маршировавшие ровными шеренгами, не походили на виденных им в других странах. Они не были вооружены, и щитов Гейл не увидел. Вместо всего этого у каждого через плечо была перекинута огненная трубка с деревянной ручкой. С поясов свисали подсумки со снарядами и воспламеняющими капсюлями. Кроме того, каждый нес флягу с порошком. В вечернем солнце сияла белизной прочная керамика огненных труб. Гейл тоже имел это оружие, но его было слишком мало и, значит, пользоваться им в военных целях — бессмысленно.

Кроме того, он никак не мог определить правильное соотношение огненного порошка и выяснить секрет изготовления по-настоящему стойкой керамики для трубок.

Пока он наблюдал, солдаты упражнялись. Они менялись местами, поворачивались, растягивали и смыкали ряды с механической последовательностью. На них были красные туники и зеленые штаны, а на ногах — сандалии. Офицеры с золотыми ободками на головах, в кричащих униформах и низких ботинках, рявкали команды, и солдаты немедленно повиновались, двигаясь, как один человек.

Гейл оценил дисциплину, но было что-то отталкивающее в этих маневрах. Труд воина превращался таким образом в нечто, близкое рабству.

На поле начались стрелковые упражнения. Солдаты делали вид, что заряжают, уплотняют, поджигают, целятся и стреляют. При этом порошок ни разу не загорелся. Гейл сообразил, что даже здесь порошок ценится очень высоко и не используется просто так. Трудно было оторваться от представления, но он заставил себя развернуться и уехать, чтобы его не заподозрили в шпионаже.

В отличие от других городов в этой стране, этот не был окружен стеной, и никто официально не сторожил ворота.

Он догадался, что городок на берегу реки — просто незначительный придаток Крэга, и оборонять его ни к чему. Любому, кто заслуживает внимания, придется взбираться на гребень скалы, давшей название крепости, и он ни капли не сомневался, что здесь защита очень надежна.

Дорога привела его в городок с парой-тройкой прочных зданий и множеством полуразрушенных хибарок. Мостовые здесь никто не мостил, илистые улочки кишели мелкой живностью. Множество маленьких, жирных, беззубых туну рылось в мусоре, а стайки толстеньких домашних ящериц сновали вокруг, ловя насекомых.

Зажатый между рекой и скалой, город был узким, строения вынужденно оказались многоэтажными, с балконами, завешанными сохнущим бельем. Тут и там попадались маленькие часовни, где перед изображениями местных богов курился фимиам, но больших храмов не было.

Это встречалось повсеместно на юго-востоке. Ни храмов, ни очевидного духовенства. Это вообще не похоже на все, виденное им ранее. Конечно, примитивные народы обходились без храмов, но обладали богатой духовной жизнью и везде имелись проповедники, прокладывающие тропинки между миром духа и человеком. А в цивилизованном мире существовали великие боги и священнослужители, ведущие себя, как посредники, освобождая людей от выполнения религиозных обязанностей и проводящие ритуальные действа в храмах.

Здесь не было ничего не похожего на обе системы. Казалось, вся страна страдала от духовного оскудения. Это причинило Гейлу огорчений больше, чем все остальные странности. Он был уникален: король-воин, говорящий с духами, и привык проводить много времени среди духов своей страны.

А здесь можно создать контакт с миром духа только в глубоком лесу. Как будто здесь души выгнали из их привычного прибежища, и оставили только пустые оболочки.

Люди глазели на него, когда он проезжал мимо, но к этому Гейл уже привык. Он обладал экзотической внешностью для этой страны. Люди стремительно убирались с его пути, и он понимал, что нельзя целиком приписывать это его королевской осанке. Здесь человек на кабо означал одно — аристократ. Люди инстинктивно проявляли уважение к всаднику.

Он продолжал свой путь вдоль отвесной скалы, пока не добрался до речных доков. Здесь люди не очень спешили освободить ему дорогу. По их одежде он узнал речников. Они были более независимые, чем остальной народ, и в этой стране производили впечатление свободных людей. Именно поэтому он решил переночевать в этом районе. Ему хотелось оказаться среди людей, которые не боятся разговаривать и не будут терпеть компанию рабов или раболепствующих слуг.

Он остановился и спешился возле четырехэтажного деревянного строения с привязанной к двери омелой — знаком Иккал для постоялого двора. Устроив животное, он вошел внутрь. Постоялый двор был полон и он уселся на край скамьи у длинного стола. Сняв с плеча чехол с копьем, аккуратно положил его рядом. Копье было его самой большой ценностью, напоминая о бытности его молодым воином на острове далеко-далеко на востоке, посреди океана, о котором большинство людей в этой стране и не слыхивали.

Еду подавали на плоских блюдах, ставили их на стол, и каждый брал сам, сколько хотел. Гейл давно забыл о табу, запрещавшем его народу есть рыбу, и свежепойманная рыба казалась ему очень вкусной, но он брезгливо отодвинул блюдо пресноводных моллюсков со множеством щупальцев, которые казались пойманными в ночных кошмарах.

Речники привыкли встречаться с необычными чужестранцами, поэтому их немногословность легко преодолевалась. Речные сплетни расходились свободно, как текли сами реки, все обменивались новостями и слухами о том, что происходит в соседних странах. Он даже услышал несколько историй о самом себе, сильно искаженных временем и расстоянием. Его королевство было очень далеко отсюда, и только прочность стали, которую он поставлял сюда, мешала уверовать, что оно — миф.

Но при попытках перевести разговор на город-крепость, видневшийся над ними, все замолкали и выглядели стесненно. Или они ничего не знали о городе, или боялись, что их подслушают. Скорее второе. При последнем упоминании о крепости он поймал тайный взгляд, явно ищущий шпионов.

Если Крэг наводил страх даже на этих грубых крикунов, думал он, на что же он похож? Имелся только один способ выяснить это, вот он и проверит завтра утром этот способ.

Очистили последнее блюдо, осушили последнюю кружку, большая часть компании захрапела на соломе, Гейл поднялся со скамьи и вышел наружу. В воздухе сильно пахло рекой, и он пошел на этот запах к ближайшим докам. Они как будто предлагали уединение, и он прошел до самого конца мола.

Стояла безлунная ночь, поэтому он не стал, как обычно, просить прощения у раненой Луны. Звезды ярко светили в тропическом небе, он отметил знакомые созвездия и пересчитал странные звезды, блуждавшие по отдельности.

Он ощущал, как что-то движется в реке. Так же, как у животных на земле, он чуял мерцающие души речных созданий. Разнообразные рыбы и моллюски не знали, что их души были меньше, чем самые тусклые отблески звезд. Огромные речные ящерицы сияли более устойчиво, а большие речные млекопитающие походили на луны, скользящие под безмятежной поверхностью реки.

Он обратился мыслью к земле. Казалось, что страна была необитаемой, вокруг только изобилие животных. Крэг походил на паразита, высасывающего отовсюду жизнь. И это, больше, чем что-либо другое, наполнило Гейла дурными предчувствиями.

На следующее утро Гейл тщательнее обычного наводил на себя лоск.

Он приглаживал щеткой волосы, пока они не улеглись по плечам металлическими волнами. Годы не умалили их блеск. Он достал самую лучшую одежду и надел множество украшений. Он собирался быть вхожим в лучшие дома, но не сумел бы достичь цели, выглядя непрезентабельным.

Он оплатил счет, оседлал кабо и отправился в путь вдоль вздымающегося вверх массивного утеса. Плотно стоящие многоэтажные строения уступили место меньшим зданиям, потом обветшавшим сараям, далеко отстоящим друг от друга, потом открытым полям. Рабы работали на полях лопатами и тяпками. Они вяло смотрели на него и теряли интерес, поняв, что он не собирается сечь их хлыстом.

Гейл снова оказался на замощенной дороге, построенной на земляной набережной, с покрытием из тесаного камня и обычной черной амальгамы. Он догадался, что это должно защищать дорогу во время наводнений. Он проехал немного меньше мили, когда естественная рампа сравнялась с землей.

Дорога сделала петлю и начала подниматься вверх. Выше на каменистом гребне дорога оказалась совершенно прямой, с низкорослыми кустарниками, ограждающими ее от края обрыва. Чем выше он поднимался, тем шире становилась дорога, напоминая обычную вершину холма, но между ним и воротами с башенками по краям не было никаких строений.

На дороге он был не один. Вереницы рабов, несущих грузы на спинах и головах, поднимались вверх и шли вниз с холма. Важные господа ехали верхом на кабо, и дважды он видел очень знатных персон в паланкинах.

Выполняя свое предназначение, ворота надежно охранялись солдатами с огненными трубками наготове. Они стояли на галерее, расположенной над воротами между двумя башнями. В самих воротах было еще больше стражи и чиновник с ручкой, чернилами, пергаментом и огромным хронометром, висящим на искусно сделанной золотой цепи у него на шее. Гейл присоединился к очереди желающих попасть в Крэг. Когда очередь дошла до него, чиновник внимательно посмотрел на него.

— Имя и по какому делу? — потребовал он.

— Алза, поставщик предметов роскоши с дальнего востока.

Чиновник с сомнением посмотрел на него.

— Зачем ты явился сюда, купец?

— Не много людей в любой стране могут позволить себе купить мои товары. Я так понимаю, что самые богатые люди собраны здесь, в Крэге, поэтому я и решил сэкономить немного времени, приехав сюда.

— Они так хороши? Ну, давай взглянем на твои товары.

— Могу дать глянуть, — сказал Гейл, спешиваясь, — достаточно, чтобы вы убедились — ничего угрожающего я не везу. Но показывать их полностью стоит только самому проницательному покупателю.

Абсурдное объяснение удовлетворило чиновника.

— Этого будет достаточно.

Гейл открыл мешок, и чиновник едва не задохнулся от восхищения, увидав блеск драгоценных камней и дорогих металлов.

— А хронометров у вас нет? — почти шепотом спросил он. — Мой уже старый и становится неточным.

Гейл покачал головой.

— Увы, нет. Невванцы изготовляют прекрасные приборы для измерения времени, но они слишком нежные и не выдерживают долгих путешествий.

— Жаль. Ну, что ж, вы можете войти. — Он начал писать на пергаменте. — Алза, купец, прибыл во время шестого утреннего часа… Когда найдете, где поселиться, вы должны сообщить это в полицейский участок четырехугольника. Будете отмечаться там каждое утро до полудня. Если забудете, они сами придут вас разыскивать, а вам это ни к чему.

Гейл снова оседлал кабо. Это место уже превосходило все его самые худшие ожидания. Сразу за воротами было что-то вроде туннеля, образованного каменными строениями с балконами, почти соприкасавшимися над головой. Он вел на маленькую площадь, Гейл пересек ее и выехал на продолжение улицы. Улица круто поднималась вверх, изредка превращаясь в лестницу, по которой кабо поднимался неохотно, но не жалуясь.

В конце подъема улица плавно переходила в ровную площадку, и Гейл оказался в месте, которое, должнобыть, и было четырехугольником, упомянутым хранителем ворот. Он составлял минимум двести шагов в длину и вполовину этого в ширину, идеально прямоугольный и замощенный квадратными камнями. По периметру стояли большие дома и строения, похожие на правительственные учреждения. Не видно было дымовых труб или других признаков промышленной зоны. Четырехугольник завершался массивной крепостью, расположенной выше остального города. С ее башен свисали знамена, лениво полощась на легком ветерке. Стражи в богато украшенных униформах несли службу у ворот, вооруженные мечами и алебардами, сверкающими в солнечном свете. По ним Гейл понял, что это были церемониальные стражи. Настоящие наверняка находились в башнях, вооруженные огненными трубками.

Он озадаченно заметил, что на площади не было ни единого прилавка с торговцами. В других городах подобные места служили многим целям — для проведения церемоний, для отдыха, для торговли. Здесь все было не так.

Несколько вопросов — и он добрался до тупика за несколько улиц от четырехугольника. В конце тупиковой аллеи находился довольно большой постоялый двор с высокими ценами, но он уже понял, что в Крэге нет ничего дешевого. Будучи процветающим купцом, он не стал спорить, но пожелал лично проверить, как устроили его кабо.

Гейл потребовал просторную комнату с балконом и выяснил, что она обойдется еще дороже, но это не имело для него никакого значения. Он уже почувствовал, что в этом городе ему не хватает воздуха, и решил спать на балконе, когда не будет дождя. Устроившись, он отправился с отчетом в полицию. Это оказалось аккуратное строение в уединенном уголке фасадом к длинной стороне площади.

Когда он поднялся по ступенькам, из двери вышли люди, подавленные, даже удрученные. Заинтригованный, Гейл вошел. Он оказался в длинной комнате ожидания, отделанной камнем и темным деревом. Несколько полицейских слонялись по комнате, и выражение их лиц Гейлу не понравилось. Они были одеты в темные туники и штаны, запястья перевязаны черной кожей. У каждого на поясе висели привязанная ремнем дубинка и короткий меч. Плотно сидящие шлемы из грубой кожи обрамляли лица, одинаковые в своей жестокости.

Человек, сидящий за столом, сделал знак, и Гейл подошел.

На этом тоже была черная униформа, но без шлема, и лицо более утонченное. За кушак он засунул необычное оружие — пара огненных трубок не длиннее фута, с ручками из темного дерева, тщательно пропитанного маслом.

— И кто ты, приезжий? — спросил человек.

Гейл назвал свое вымышленное имя, род занятий и место, где остановился.

— Не думаю, что встречал кого-нибудь, похожего на тебя. Где твоя родина?

— Широкие равнины за великой рекой, далеко на север и запад. Но я постоянно путешествую, в Чиву, и Невву, и на далекий океан.

Человек откинулся в кресле, украшенном богатой резьбой.

— Похоже, ты много ездишь. Странно видеть человека, так далеко путешествующего в одиночку, да еще и с таким ценным и соблазнительным товаром.

Гейлу была знакома эта манера подозревать всех.

— Я редко путешествую один, сударь, но мой караван недавно повернул назад, а я твердо вознамерился посетить столицу этой страны и показать свои товары самым богатым и знатным господам. Ваша страна так хорошо охраняется полицейскими, что несколько дней поездки в одиночку не могут устрашить. — Гейл знавал многих торговцев и их манеру выражаться.

Человек кивнул и вытащил из ящика стола заполненный пергамент.

— Вот твое разрешение на торговлю в городе. Пока ты ищешь покупателей только среди высокорожденных, я не буду требовать от тебя платы за разрешение и ограничивать время проживания здесь.

Именно этого Гейл и ожидал. В тиранической стране высшие подвергаются меньшим гонениям, чем остальные. Человек уставился на меч Гейла.

— Ты не можешь ходить вооруженным в городе. Оставь это в своем жилище. Каждый, кто вооружен, может быть арестован.

Гейл разозлился. Он не ходил безоружным с тех пор, как стал воином двадцать пять лет назад. Но не мог придумать, как противостоять, не вызывая подозрений.

— Как скажете, сударь. — Он отцепил меч и обернул его поясом.

— В таком случае можешь идти, — сказал чиновник. Полицейские сердито смотрели ему вслед.

Гейл вернулся в свое жилище, чтобы оставить меч, но закинул за спину разъединенное копье. Оно не походило на оружие, но позволяло чувствовать себя защищенным. Спрашивая дорогу, он вышел на небольшой рынок, где торговали предметами роскоши. Там, между маленьких лавок с прочными ставнями, бродили изысканно одетые люди.

Гейл походил между лавками, подыскивая подходящую. Во многих торговали драгоценностями, но он отверг их. Отверг и лавки с духами, и поставщиков нарядной одежды. Только между лавкой с лекарствами и косметикой и другой, торгующей редкими специями, он нашел то, что требовалось.

За большой витриной, на кровати, покрытой искусно присборенной малиновой тканью, покоилась изящная статуя танцующей богини. Поза ее была замысловатой, но грациозной, безмятежные глаза сделаны из золота, вставленного в красный камень лица и тела. Гейл знал, что такой богине в этой стране не поклонялись. Тот, кто купил эту статую, сделал это ради ее художественной ценности. Он вошел.

Внутри было прохладно и сумрачно, но солнечный свет и зеркала, расставленные под тщательно выбранными углами, освещали выставленные товары. Он увидел миниатюру из Чивы, гобелен восхитительной работы с яркими геометрическими фигурами, рельеф со сценами эротического содержания, расположенными по кругу, вырезанный на отполированной яшме. Другие товары были такими же дорогими предметами искусства.

— Я могу вам помочь? — Гейл обернулся и увидел человека средних лет, пристально изучавшего его. Гейл читал его мысли: незнакомец одет недостаточно богато, чтобы быть покупателем, и недостаточно бедно, чтобы забрести сюда по ошибке.

— Надеюсь на это. Меня зовут Алза, я продаю изделия лучших мастеров тем, кто в этом разбирается. Я только что прибыл в ваш город и ищу место, где могу выставить свои товары. Вы не сдаете лавку?

— Я это делаю, — рассудительно сказал человек, — за процент от продажи, и предусматривается, что редкость и эстетическая ценность товаров соответствует стандартам моего заведения. Вы же понимаете, что мои покупатели из самых высших слоев общества, люди особенно тонкого вкуса.

— Только такие люди и могут позволить себе, да и оценить, то, что я продаю, — сказал Гейл.

— Вы принесли что-нибудь показать?

Гейл вытащил из сумы плоскую деревянную коробку. Он осторожно положил ее на стол под лучи солнца, отпер и поднял крышку. Внутри, в гнездышке из плюша, лежал бронзовый инструмент. Он состоял из двух эксцентрических колец с шарнирной стрелкой, наклоненной поперек обоих. Резьба и мозаика украшала все металлические части. Стрелки, расположенные по периметру обоих колец, были инкрустированы маленькими драгоценными камнями. Купец долго изучал прибор.

— Это искусно, — наконец сказал он. — Это астролябия?

— Да, — согласился Гейл. — Доводилось их видеть?

— Нечасто. Я знаю, что это прибор для навигаторов. Моряки на далеких восточных и южных морях используют их, чтобы найти углы некоторых звезд и определить, где они находятся. Но те, что я видел раньше, были невзрачными, сделанными из обычной бронзы или просто деревянными.

— Как вы думаете, найду я на это покупателей?

— А у вас есть еще?

— Астролябия одна, но все остальное — такого же типа, полезные инструменты, сделанные и украшенные лучшими мастерами и художниками из Неввы и других западных стран. Я не занимаюсь предметами чистого искусства, вазами, или скульптурами, или коврами.

Купец кивнул.

— Да, я знаю коллекционеров, которым это будет очень интересно. Условия у меня таковы: приносите остальные товары, и я размещу их здесь. Я пущу слух, что в моей лавке можно увидеть нечто необыкновенное. Что бы вы ни продали в Крэге — моя комиссия составит десять процентов.

— Это кажется справедливым. Что, ваши коллекционеры регулярно заглядывают к вам?

— Ну, нет. Я не знаю, как это происходит у вас на родине, но здесь высшая знать не ходит по рынкам и лавкам. Они посылают слуг, знающих их вкус. Если слуга решает, что товар достоин того, чтобы хозяин его увидел, продавца вызывают в дом. Конечно, я буду более чем счастлив…

— Нет, — перебил его Гейл. — Я предпочту сам ходить в такие дома и лично хвалить свой товар.

— Как пожелаете, — сказал купец слегка раздраженно. — Но десять процентов комиссии остаются в силе.

— Это понятно. В конце концов, именно вы обеспечиваете место для показа товаров и контакты. Это стоит десяти процентов комиссионных.

— Отлично. Тогда скорее приносите остальные товары. Мне не терпится их увидеть.

Это сработало даже лучше, чем Гейл смел надеяться. Он вернулся на постоялый двор и вытащил из мешков предметы, на его взгляд самые привлекательные для тех людей, которых он искал. Не желая вести через весь город своего горбунка, он нанял двух мальчишек с постоялого двора, чтобы донести товары до лавки.

Когда они все распаковали, купец по имени Птичий Нос с одобрением вздохнул.

— Мы редко видим работу такого качества. К сожалению, знатные люди нашей страны не часто проявляют интерес к художественным изделиям. А те, кому интересно, в основном коллекционеры, а не покровители искусства. Что, должно быть, за страны Чива и Невва, если даже инструменты и прочие полезные вещи украшены так богато! — Он восхищенно рассматривал лампу, сделанную из шлифованного многоцветного хрусталя в резной оправе из золота и серебра.

— Прежде, чем прибыть сюда, я опрашивал многих путешественников и купцов, — сказал Гейл. — Я решил, что если настоящих ценителей в этой стране и немного, даже практичные люди могут заинтересоваться инструментами, которые одновременно являются произведениями искусства.

— Это очень дальновидно, — ответил Птичий Нос. — Те немногие коллекционеры, которых я знаю, в большинстве своем — дамы, а они редко распоряжаются деньгами и должны потакать вкусам своих мужей. А это что такое? — он взял в руки плоский бронзовый прямоугольник. Поперек его длинной оси скользила серебряная планка. Бронза и серебро были густо испещрены линиями и символами.

— Это математический инструмент, — сказал Гейл. — Сдвигая эту центральную часть и подбирая линии и символы, получаешь, — он пожал плечами, — то или другое. Я учился прибавлять и вычитать, и немного делению, но все остальное для меня чересчур сложно.

— Неважно. Он прекрасен. — Купец положил инструмент на стол и повернулся к мальчишке, вращавшему в солнечных лучах систему зеркал. — Давайте осветим это. — Когда отраженный свет его устроил, он повернулся к Гейлу. — С зеркалами всегда сложности. Их нужно постоянно поворачивать, потому что солнце перемещается по небу, но пока это самый лучший способ освещать изящные вещи. Иначе придется выносить товары на улицу.

К тому времени, как они расположили остатки товаров, солнце опустилось слишком низко для зеркал. Довольный проделанной работой, Гейл пожелал купцу хорошего вечера, пока тот запирал лавку. Он шел к постоялому двору по темнеющим улицам, думая, все ли занимаются шпионажем такими окольными путями и шпионят ли другие короли.

Глава четвертая

Каирн проснулся от мучительной жажды. Солнце яростно палило, было душно, но его трясло от озноба. Он понимал, что болен, но не мог припомнить, где заразился. Он попробовал сесть и позвать кого-нибудь из речников, и тут его пронзила ошеломляющая боль. Тогда он начал припоминать.

Стиснув зубы от боли, он медленно, с трудом сел. Ногу ритмично дергало от бедра до пальцев и он в ужасе ахнул, увидев, как опухло бедро. Штанина натянулась, как шкурка на колбасе, и пропиталась чернеющей кровью. Каирн попытался поднять рубашку и осмотреть рану на боку, но окровавленная одежда присохла, и он сдался, решив позже отмочить рубашку.

Каирн попробовал оценить ситуацию. В то время как он был без сознания, плот наткнулся на песчаную отмель и теперь прочно сидел на ней. Взглянув, куда течет река, он понял, что находится у восточного берега. Сколько времени он провел без сознания, как далеко его снесло, он выяснить не смог. Ему отчаянно хотелось опустить голову в воду и пить, пить без конца, но он понимал, что это опасно. Каирн дотащился до бочонка, который речники наполнили из родника. Сначала он выпил полную калебасу воды, потом облился ею. После этого он почувствовал себя немного лучше и выпил еще одну калебасу, остановившись только после того, как в желудке начались колики.

Он дополз до загона и поднялся, опираясь на решетку. Кабо подошел к нему, недавние события никак не отразились на его внешнем виде. Он застонал и ткнулся носом в ладонь Каирна. Кормушка была полна, но в ведре не осталось воды. Каирн ухватился за копье, чтобы опереться на него, и выпустил животное наружу. Держась за узду, он довел кабо до края плота и дал ему напиться из реки. Потом отвел обратно в загон и оседлал. От усилий раны снова закровили, но сейчас кровотечение волновало его меньше всего.

Закончив работу, Каирн вывел кабо на берег. Держась рукой за седло, он позволил животному вытащить его вверх, на край дамбы и с ее гребня осмотрел окрестности. Он находился на плоском займище, густо поросшем лесом. Параллельно дамбе шла узкая, покрытая грязью дорога. Стиснув зубы, понимая, что дальше тянуть невозможно, Каирн взобрался на кабо.

Перекинуть раненую ногу через седло оказалось самым мучительным за всю его юную жизнь, он побледнел и взмок, несмотря на озноб. Пять долгих минут Каирн сидел неподвижно, приходя в себя. Никогда еще он не чувствовал себя так плохо. Прежде, чем направить кабо вниз по другую сторону дамбы, он привязал поводья к запястью. Он знал, что может упасть, и не хотел, чтобы кабо ушел куда-нибудь, если это случится.

Каирн съехал на дорогу и направился на юг, думая о том, что жизнь воина сложнее, чем прогулки при полном параде. Действительность могла оказаться такой же печальной, как жизнь самого убогого крестьянина. К его страданиям добавлялось полное одиночество. Чтобы отвлечься, он начал думать о других сторонах жизни воина. Сколько человек он положил во время битвы у плота и на самом плоту? Ему казалось, что шесть или семь, но битва была такой лихорадочной, что он ни в чем не был уверен.

Ему было интересно, можно ли этим хвастаться, когда он вернется домой. Шесть человек — приличный счет, но это низшие люди, обычные разбойники. Не то, что биться с благородными воинами. С другой стороны, он был очень сильно ранен, возможно, со смертельным исходом, и стыдно признаваться, что ранен низшими. Придется подчеркнуть, что нападавших было очень много, решил он.

Где-то, он не заметил, когда именно, дорога сменила направление и теперь вела в лес. Это было унылое место, наполненное жужжанием и щелканьем насекомых. Пушистые существа сновали по деревьям и выпрыгивали из-под копыт кабо. Он увидел нечто, похожее на древесных людей, но ростом с человека и с длинным хоботом. Оно так быстро проскользнуло в кусты, что Каирн подумал — это могло оказаться плодом его воспаленного сознания.

Он знал, что ему необходимо найти поселение, где можно отдохнуть и подлечить раны. Он боялся за свою ногу. Гангреной еще не пахло, но она неминуема без лечения. Но пока ничего нельзя было сделать, только ехать верхом — и он ехал верхом.

Мир вокруг появлялся и исчезал, как во сне. Вот он едет как сквозь туннель, деревья над головой переплетаются ветвями, образуя крышу, не пропускающую свет, и он прокладывает свой путь по усыпанной листвой дорожке, где тускло мерцают мелькающие насекомые. В следующий момент он едет открытым лугом, где щиплют траву большие звери, и не представляет, когда одно место сменилось другим.

Он проехал через грандиозные развалины. Выкрошенные остатки больших стен и колонн лежали, разбитые и заросшие лианами и кустами. Одна башня достигала высоты в три этажа. С разрушенных стен смотрели вниз нахмуренные лица. Ему было интересно, что за люди возвели эти сооружения, а потом исчезли. Позже он спрашивал себя, а видел ли он на самом деле эти руины. Может, и они мерещились ему в бреду.

Солнце почти село, когда Каирн упал с седла. Ему казалось, что его сносит куда-то, и весь мир вращается вокруг. Потом он свалился на землю, боль пронзила его насквозь со страшной силой, и он вскрикнул.

Он утратил всю стойкость духа, подобающую воину, и уже не стыдился своего крика. Кажется, он больше ничего не мог сделать. Прошла вечность, боль слегка отступила и сконцентрировалась в ноге и в боку. Кабо с любопытством взглянул на него и начал жевать траву.

Каирн решил, что умирает, и это казалось не худшим выходом из положения, если означало конец страданий. Он подумал о кабо. Как тот будет обходиться, привязанный к трупу? Сможет ли разгрызть поводья? Он подтянул привязанное запястье и начал теребить петлю другой рукой. Обе руки онемели. Он пытался ослабить узел, пока хватало сил. Потом сдался и потерял сознание.

Каирн очнулся в тусклом свете и учуял запах дыма. Он лежал на тюфяке из грубой ткани, набитом чем-то благоухающим.

По оранжевому отблеску он понял, что рядом находится очаг, но боялся повернуть голову, чтобы боль не вернулась. Над головой виднелись балки, прокопченные, с неободранной корой. Птица с широкой головой сидела на одной из них и смотрела на него огромными глазами, посажеными с обеих сторон короткого кривого клюва.

Каирн попытался понять, в каком состоянии его раны. В бедре боль была сильной, пульсирующей. Бок болел меньше.

Теперь боль не была такой всеобъемлющей, как раньше, но стоило шевельнуться — и пытка возобновлялась; он не умирал от боли только потому, что лежал неподвижно. В комнате не ощущалось присутствия человека. Он снова уснул.

Его разбудили какие-то перемены. Открылась дверь, наполнив комнату светом. Свет поблек, и он услышал, как кто-то двигается рядом. Он слышал шорох, потом ощутил кожей прохладное дуновение воздуха. Кто-то откинул с него одеяло. Каирн открыл глаза.

— Там, откуда ты родом, живут крепкие люди, — сказала женщина. У нее было круглое лицо с небольшим подбородком и широко посаженные карие глаза. Черные волосы беспорядочно падали на плечи, челка свисала до бровей.

— Это правда, — сказал Каирн, пораженный слабостью собственного голоса.

— Любая из этих ран могла убить тебя. Хватило бы и потери крови. А уж заражения хватило бы с лихвой. И все-таки ты справился с потерей крови, а я своим врачеванием остановила заражение, хотя мне не раз казалось, что я тебя потеряла. Ты веришь в богов, незнакомец?

— У нас есть духи, — сказал Каирн. — Боги — это для чужестранцев.

— Я думаю, боги существуют, потому что один из них наверняка охраняет тебя. Помимо твоих ран и заражения, тебя прикончили бы голод и жара, упади ты со своего животного в любом другом месте. На расстоянии дня пути не живет больше никто.

— Кабо, — сказал Каирн. — Где он?

— Ты, верно, с равнин, — сказала она. — Сначала спросишь о животном, а уж потом о своем здоровье!

— Я или выживу, или умру, — сказал он. — Хоть так, хоть эдак, а пешком идти мне не хочется.

— Он в загоне снаружи, и у него вдоволь еды и питья. А вот ты в ужасном состоянии. Ты сильно бредил, не ел много дней, тебя рвало даже от воды. Если я тебя посажу, попробуешь попить?

Неожиданно он почувствовал страшную жажду.

— Пожалуйста.

Она подхватила его под плечи и усадила, подсунув под спину тяжелые подушки. Боль была терпимой, и он заметил, что, кроме двух гигантских повязок, на нем ничего больше нет.

— Боюсь, твою одежду придется выбросить. Она вся пропиталась кровью, и удивительно, что запах не привлек всех хищников и стервятников в окрестных лесах и холмах. В этих краях живут отвратительные летучие мыши, достаточно большие, чтобы расчленить тебя и растащить по кускам.

Она помогла ему поднести ковш к губам, и восхитительная прохлада воды оросила горло. Внутри все настолько пересохло, что он ощутил, как жидкость начинает впитываться в ткани, едва достигнув желудка.

— Еще, — сказал Каирн, когда ковш опустел.

— Позже. Если ты сейчас выпьешь еще, тебя опять вырвет. Пусть вода задержится внутри, а потом попробуешь поесть, но не торопи события. Будет досадно потерять тебя из-за излишеств после того, как ты столько пережил.

Слегка утолив жажду, он снова лег и осмотрелся. Похоже, он находился в маленьком однокомнатном домике, размером не больше хижины, но чистом и аккуратном. Крестьянские хижины, которые ему встречались раньше, так не выглядели. С потолка свисали связки сухой и свежей травы. Самые разные склянки выстроились на полках вдоль стены. Еще больше склянок и ступка стояли на широком столе среди горшков.

— Кто ты? — спросил он, и чуть погодя. — Прости, я забыл о приличиях. Меня зовут Каирн, я пришел с равнин на северо-востоке, из королевства короля Гейла.

— Я в общем догадалась. Меня зовут Звездное Око.

— Ты целительница? Знахарка? — он сумел слабо махнуть рукой в сторону ее принадлежностей.

— К твоему большому счастью. — Она отклонилась назад, сложив руки. На ней было плотно зашнурованное облегающее платье. Ее стройная полногрудая фигура казалась одновременно выносливой и податливой. Похоже, она проводила больше времени под открытым небом, чем в доме.

— А почему целительница живет так далеко от людей?

Она ответила встречным вопросом.

— А почему житель равнин путешествует в одиночестве в чужой стране? Я знаю, что у вас родовой строй, а член клана редко покидает свое племя.

— Я кое-кого ищу, — сказал он, — человека из моего рода, который отправился в эту страну некоторое время назад и пропал. Я должен его найти.

— Не скоро ты начнешь его снова искать, — сказала она. — Ты сначала должен оправиться от своих ран.

Голова Каирна бессильно упала на подушку.

— Похоже, мне это необходимо.

Она накрыла его одеялом.

— Постарайся поспать, потом я дам тебе еще воды, а может, и поешь. Раны заживают хорошо.

Каирн лег, глядя, как она хлопочет по дому. Двигалась она грациозно и аккуратно, без излишней суетливости. Чуть позже вышла из дома, а он заснул глубоким целительным сном, без лихорадки и бреда.

Проснулся он, умирая от жажды и голода. От очага тянуло стряпней, и в желудке забурчало. Женщина, склонившись, стояла над очагом. Услышав, что Каирн зашевелился, она взглянула на него и улыбнулась.

— Проснулся? Посмотрим, что ты сможешь съесть. — Она снова усадила Каирна и принесла ковш с водой. Он с благодарностью выпил все, на этот раз женщина налила еще. — Пей небольшими глотками. Я дам тебе немного поесть, только запивай. — Она отошла к очагу и налила что-то из горшка в миску.

Каирн рассматривал содержимое, пока миска согревала его трясущиеся пальцы. Пахло непривычно, но еда оказалась аппетитной, тушеное мясо и дикорастущие овощи, залитые крепким бульоном. Странный запах шел от трав, мелко накрошенных в бульон. Он взял ложку, сделанную из рога, и начал есть, уговаривая себя не торопиться. От трав вкус был пряным, но приятным.

— Это не пряности, это лекарства, — сообщила женщина. — Одни от воспаления, другие облегчают боль или дают твоему телу все необходимое.

Миска и ковш опустели, он отставил их в сторону.

— Ты не простая травница. Ты говоришь, как образованный человек.

— Ты тоже говоришь не как дикарь, — парировала она.

— Среди моего народа я считаюсь хорошо образованным.

— И высокородным, — сказала она.

— Некоторым образом. У нас нет знати, простолюдинов и рабов, как у других народов.

— Это не значит, что все одинаковые, — заявила она. Потом поднялась с места. — Мне надо идти. Одна женщина собралась рожать, семья просит помочь.

— Долго тебя не будет? — спросил Каирн. — Ты говорила, что здесь нет никого ближе одного дня пути.

— Не беспокойся, я не покину тебя. Это бродячий люд, актеры и мелкие торговцы. Они стоят лагерем в часе ходьбы отсюда. Если осложнений не будет, к утру я вернусь. Оставлю тебе кувшин с водой вот тут, рядом. Не пей много сразу, но за утро нужно выпить все.

Она подняла большую корзину и перекинула ее на лямке через плечо. Потом взяла у двери посох и вышла. Вверху мелькнули крылья, и Каирн увидел широкоголовую птицу, слетевшую с балки и вылетевшую за дверь в каком-то зловещем молчании. Птица махала крыльями совершенно бесшумно. Потом дверь закрылась, и женщина ушла.

Каирну не пришло в голову поинтересоваться, не опасно ли ей идти сквозь тьму одной. Потом он обругал себя за глупость. Женщина жила здесь в одиночестве, она наверняка привыкла заботиться о себе самостоятельно… И явно не хотела сообщать хоть что-нибудь о себе. Всякий раз, как он задавал подобный вопрос, она тут же спрашивала о чем-нибудь сама. Она была загадкой, и ему хотелось попробовать разгадать ее, прежде чем он покинет это место. На следующий день Каирн почувствовал себя значительно лучше. Острая боль в ранах поутихла, и он смог сесть в постели без посторонней помощи. Решив проверить, вернулись ли силы, он повернулся и сел на край кровати, коснувшись ногами утрамбованного земляного пола.

Осторожно попробовал встать, но ноги дрожали, и раненое бедро пронзила боль.

— Что ты делаешь? Я не говорила, что ты уже готов самостоятельно ходить! Как ты сумеешь подняться, если упадешь? Ложись немедленно!

Эту властную манеру лекарей Каирн узнал бы повсюду и сразу повиновался. Она несколько минут суетилась вокруг него, трогая лоб и приподнимая веки, чтобы посмотреть в глаза.

Потом стала снимать бинты. Рана на боку заживала, ее края уже начали зарастать. Женщина промыла рану и наложила новую повязку.

Раненое бедро выглядело гораздо хуже, то место, откуда он выдернул копье, превратилось в месиво из кожи и плоти. Из разрыва сочилась жидкость, но крови не было, а воспаление осталось только по краям.

— Если бы появились расходящиеся красные и черные полосы, — объяснила она, — это было бы проблемой. Если яд попал в кровь, я мало чем могу помочь. Я боялась, что у тебя начнутся судороги, когда тело становится негнущимся, а челюсти плотно сжаты. Похоже, все обошлось.

— Ты замечательный лекарь, — сказал он.

— Это правда. А ты лучше большинства больных, хотя иногда я думаю — зачем мне это было нужно.

— Почему?

— Потому что ты воин. Об этом не сложно догадаться — ты с равнин, верхом, а половина твоего имущества — оружие. Все, что делают воины — добавляют мне работы. Стоит мне их подлечить — они уходят и добавляют еще больше работы. Я вернула тебя почти с того света, но для тебя эти шрамы — повод похвастаться у лагерного костра. Следовало оказать этому миру услугу и дать тебе умереть, но я так не умею.

Каирн не очень знал, что на это отвечать. Он еще никогда не сталкивался с теми, кто не проявлял должного уважения к воинам.

— Я буду счастлив вознаградить тебя за труды.

Она уставилась на него.

— Ты чего-то не понимаешь. Лучшая награда — дать людям возможность жить в мире. Но мир жесток, и не мне винить тебя за то, что ты живешь по его правилам. Кстати о вознаграждениях… ты явно не нуждаешься в деньгах. И твое вооружение все из стали. Здесь это большая редкость, и держу пари, даже в государстве Гейла, Стального Короля, это не так уж распространено.

— Ты не в меру любопытна, — раздраженно сказал Каирн.

Она пожала плечами.

— Несколько дней назад я была готова сдаться и позволить тебе умереть, поэтому и решила глянуть на твои вещи. Иначе я бы так не поступила.

Он хотел сказать что-нибудь колкое, но сообразил, что его имущество казалось этой женщине большим богатством, к тому же она спасала его жизнь. Один его меч стоил в этой стране целое состояние, а кабо был еще дороже. Она могла просто дать ему умереть.

— Мой отец говорит, что у каждого в жизни есть свое предназначение, и есть вещи, которые может сделать только воин.

— Твой отец философ, — сказала она.

— Я не знаю такого слова. Он Говорящий с Духами. — Это было не совсем ложью.

— Говорящий с Духами, — повторила она. — Хотела бы я встретить одного из них. У нас их нет. Власти не одобряют общение со сверхъестественным.

— Похоже, эти ваши власти пытаются контролировать каждый ваш шаг, — заметил он.

— Чаще всего им это удается.

— Какое им дело, верят люди в духов, в богов или еще во что-то?

— Конкуренция. Они хотят, чтобы люди оставались преданы только им. Даже солдат растят в военных лагерях, а забирают их туда детьми. Так в них не остается преданности семье, и ничто не мешает преклоняться перед Ассамблеей Великих Мужей. — В ее голосе звучала настоящая горечь. — Их рекрутируют по районам, все равно что налоги взимают — столько-то детей мужского пола со ста акров.

— Почему люди это терпят? — спросил Каирн.

— Люди будут терпеть, что угодно, когда привыкнут к этому. Они страшатся перемен и неопределенности больше, чем знакомого им зла.

Через два дня она разрешила Каирну встать с кровати и, пошатываясь, он обошел хижину. Дальше выздоровление пошло быстро. Теперь он редко видел Звездное Око. Целыми днями она собирала лечебные травы.

Каирн не понимал, как ей удавалось лечить людей, живя так далеко от них. Она объясняла, что раз вмесяц отправляется в близлежащие деревни, лечит больных и раненых, продает свои травы и возвращается домой.

— Уж раз ты целитель, — рассказывала она, — люди обращаются к тебе в любое время дня и ночи. Поэтому лучше селиться от них подальше.

Он немного рассказал, зачем он здесь, но умолчал, что ищет своего отца и короля.

— Не хочется этого говорить, но самое вероятное место, где ты можешь найти своего странствующего друга — это Крэг, — сказала она.

— Именно туда я и направлялся, когда напали разбойники. А почему ты не хочешь, чтобы я туда шел?

— Потому что это ужасное место. Это резиденция правительства, там собирается Ассамблея. Там нет ничего, кроме продажности и жесткости.

— А богатство? — спросил он.

— И это тоже. Все великие и богатые люди находятся там большую часть времени. Если он продает предметы роскоши, только туда и стоит ехать.

— А что делает Крэг таким ужасным?

— Великие шпионят друг за другом и устраивают заговоры. Члены Ассамблеи бесконечно интригуют, создают новые альянсы и уничтожают один другого. Полиция следит за каждым. Лучше умереть, чем находиться в этом месте.

— Похоже, ты многое о них знаешь, — заметил Каирн. На это она ничего не ответила.

С этой женщиной все время получалось так. Она могла бесконечно говорить о своем деле. Она знала животных и растения этих лесов лучше, чем он свои равнины. Похоже, даже самое скромное растение для чего-то годилось, и она знала, как его применить. Она говорила о своих «соседях», но не очень подробно. Некоторые оказались полукочевыми и проходили через ее территорию несколько раз за год.

Но стоило спросить ее о прошлом, и она отклоняла вопрос. Почему она оказалась здесь, чем занималась раньше — одни запретные темы. Он мог только догадываться, объединяя свои наблюдения и крупицы информации, нечаянно ею оброненные.

Каирн был уверен, что она из знати. Подобные манеры и такт можно усвоить только при воспитании в богатом доме. Она была образованной. Умела читать и писать, повсюду в хижине лежали листы пергамента, заполненные исследованиями о лекарственных свойствах растений, и излагала она языком настоящего мастера.

Она много знала о дальних странах. Шел ли разговор о равнинах, о Каньоне, Чиве далеко на юге или Невве на западе — она знала все об этих местах, и о других тоже. Крестьяне редко уходили дальше, чем на пять миль от места своего рождения, и любое место за пределами их скудного воображения считали непостижимой тайной.

Как-то он с восхищением высказался об ее тщательном систематичном исследовании и замечательно полезном способе вставлять в текст рисунки. Он не знал алфавита, на котором она писала, но видел готовый текст с прекрасными иллюстрациями.

— У каждого свой талант, — сказала она. — Вы, жители равнин, известные воины, связанные близкими отношениями с духами вашей страны. Невванцы, как я понимаю, энергичны и любят приключения, кроме того, они очень артистичны и умеют наслаждаться дальними странствиями и красивыми вещами. Мой народ, если заглянуть поглубже в историю, изучал материальную природу вещей. Мы рылись в земле в поисках минералов, а потом изучали их свойства и придумывали, как их использовать. Так мы и научились многим нужным вещам и добились превосходства в промышленности, но умы наши склонны к утилитаризму в чистом виде. Мой народ не ценит вещи, от которых не добиться пользы. Души нет ни в чем, только полезные вещи. Они не думают о красоте. А без всего этого вряд ли они умеют ценить самих себя так, как это делают другие народы.

Это опять было абсолютно чуждым. Его народ не был высокообразованным по стандартам великих, цивилизованных наций, но жил богатой духовной жизнью, и искусство его было жестоким, но мощным. Дажежизнь воина больше склонялась к жизни духа, а не силы и умения. Его отец настоял, чтобы сыновья изучали обычаи и знания других народов, и привез для этого наставников из дальних стран.

Будучи ребенком, Каирн сильно негодовал против этих занятий, мечтая быть свободным на широких равнинах, с луком и хорошим кабо, охотясь или патрулируя с великими воинами. Жить описанной Звездным Оком жизнью для него было все равно, что наполовину похоронить себя.

— Почему ты так отличаешься от них? — спросил он.

— Кто сказал, что отличаюсь? — услышал в ответ.

Как-то Каирн заикнулся, что кабо, должно быть, страдает от недостатка движения. Чуть позже в этот же день он очнулся от вызванного травами сна, заслышав знакомый топот копыт. Он поднялся и прильнул к небольшому окну. Звездное Око скакала на кабо через поляну. Она сбросила юбку и осталась только в плотно облегающем фигуру корсаже. Седла не было, ее красивые ноги уверенно сжимали бока кабо. Зрелище оказалось одновременно волнующим и ярким. Каирн оправился достаточно, чтобы взволноваться, увидев ее выставленную напоказ красоту. Умение управляться с животным только подтвердило все его предыдущие догадки. Он не знал ни одной страны, за исключением своей собственной, где умение ездить верхом не являлось привилегией высшей знати. Каирн вновь лег в постель. Когда она вернулась, он не упомянул о том, что видел.

Как она и отметила с самого начала, Каирн обладал необыкновенной выносливостью. Процесс выздоровления шел полным ходом, и он обретал форму с впечатляющей скоростью. Вот он легко обошел вокруг хижины. Потом прогулялся по поляне и немного прошел по лесу. Потом сумел проехаться верхом.

Звездное Око радовалась и одновременно огорчалась его успехам.

— Я уже привыкла лечить тебя, — сказала она, когда начались его верховые прогулки. — Будет жаль, когда ты уедешь.

— Если бы не моя важная миссия, — серьезно заявил Каирн, — я бы остался.

Она улыбнулась.

— Разумеется, нет. Ты можешь немного побыть с интересной женщиной, но никогда не сумеешь долго обходиться без своего животного, а, раз сев верхом, снова окажешься в пути, направляясь в дальние страны.

Каирн вспыхнул, понимая, что она права. Он спешился и отправил кабо в загон, где находились еще несколько странных животных.

В доме Каирн и Звездное Око разделили трапезу, а свет дня гас, и на небе высыпали звезды. Он чувствовал, что должен ей больше, чем обычная благодарность, что она имеет право на объяснения. Он не знал, почему это так. Он был ранен, при смерти, но удача помогла ему воспользоваться услугами, которые Звездное Око оказывала другим. Должно хватить благодарности и обычной платы. Но он знал, что этого недостаточно.

— Человек, которого я ищу, — начал он, запинаясь, — это не просто человек. Во-первых, это мой отец.

— Несомненно, только один человек может предъявлять права на это звание, — сказала она. — Одно это делает его уникальным.

— Ты что, насмехаешься надо мной? — он попытался прочитать что-либо на ее лице.

— Ни в коем случае. Продолжай, пожалуйста. — Если она и веселилась, то хорошо скрывала это.

— Ну, он самая важная персона среди моего народа, и кое-что ужасное случилось в… случилось дома, и теперь мне нужно найти его и рассказать об этом.

— Он, должно быть, действительно значительный человек, раз вы в нем так нуждаетесь, — заметила она.

— Ну, он… в общем, на самом деле он король. Король Гейл. — Почему он все это рассказывает?

— А ты, получается, сын короля Гейла, то есть принц.

— Некоторым образом. Я хочу сказать, я его сын, но у нас нет членов королевской семьи и принцев в том смысле, как вы это понимаете. Я просто воин.

— Понятно. Должна признать, что дело действительно неотложное.

— Не похоже, чтобы ты очень удивилась, — разочарованно произнес он.

— Я высоко ценю твою искренность. Понятно, что это своего рода попытка объяснить, почему тебе так срочно надо уезжать. Но кое о чем я уже сама догадалась. Ты много бредил, когда я принесла тебя сюда.

Его лицо вспыхнуло.

— И что я говорил?

— У тебя была лихорадка, поэтому все звучало бессвязно. И говорил ты на своем диалекте, а я понимаю его с трудом. Но «Гейл» и «отец» всегда относились к одному человеку. Ты бормотал что-то о стальных шахтах. И еще говорил о каких-то ужасных людоедах Гассеме и Лерисе.

— Они не людоеды. Они…

— Я знаю, кто они. Много времени требуется, чтобы вести с дальнего востока достигли наших краев, но однажды это происходит. Репутация Гассема Завоевателя и Лерисы — его королевы, хорошо известна здесь. Ненависть между Гассемом и Гейлом Стальным Королем превратилась в символ взаимной вражды. Ты очень наивен, если всерьез думал, что наш народ до сих пор в неведении.

Каирн слегка упал духом.

— Наверное. Я привык к медленному обмену новостями, с караванами, пересекающими нашу страну.

— Они и сюда добираются. Но гораздо важнее, что у нас есть моряки. Наши корабли торгуют в южных портах, даже в Чиве. Новости быстро передаются по морю.

— Следовало об этом задуматься. Мой отец в юности немного плавал по морю. Но я никогда не видел океана. Меня и Великая Река потрясла.

— Вот что значит путешествовать вдали от дома. Радуйся, что я понимаю важность твоей миссии. Я-то знаю, что не смогла бы удержать тебя здесь, даже если бы захотела.

Каирн не очень понял, что она хотела этим сказать.

— Но мне действительно хочется, чтобы ты остался еще на несколько дней. Я знаю, тебе кажется, что ты совсем здоров, но это не так.

Он разрывался между необходимостью отыскать отца и желанием остаться со Звездным Оком.

— Возможно, еще день-два не будут лишними. Чем крепче я стану, тем быстрее смогу передвигаться.

Убирая со стола, она улыбалась. Прежде, чем выйти наружу и позаботиться о животных, она велела Каирну ложиться. Он послушался, но на этот раз не провалился в тяжелый сон и осознал, что лечение почти завершилось.

Ее не было долго. Она вернулась с влажными волосами, одежда облепила мокрое тело. Ничего ему не сказав, она уселась у очага и долго расчесывала волосы, пока они, сухие и блестящие, не улеглись ей на плечи. Каирн с удовольствием наблюдал за этим простым, чувственным действом. Она отложила щетку и поднялась. В отличие от предыдущих ночей, она не пошла в свою постель, но остановилась рядом с ним. Каирн услышал шелест ткани, и платье упало на пол. Он почуял запах духов, изготовленных ею из цветочных лепестков, смешанный с ароматом ее тела.

— Ты же понимаешь, — сказала она, скользнув в постель рядом с ним, — все это мимолетно. Ты уже сказал, что должен уезжать.

В голове не осталось ни единой мысли. В угасающем свете очага ее тело казалось бледным за исключением темных сосков и черного треугольника между ногами. Каирн заключил ее в объятия, не обращая внимания на слабую боль в ранах, и они погрузились в богатство новых ощущений. Тело ее оказалось невероятно податливым, только соски отвердели. Его язык погрузился ей в рот, а рука скользнула вниз до расщелины между ягодицами, поглаживая их.

Дыхание его участилось. Рука обхватила его отвердевший стебель, нежно лаская. Его рука скользнула ей между ног, и бедра раздвинулись с влажным звуком. Черный пушистый холмик — а дальше нежная, влажная плоть.

Нежно, помня о раненом бедре, Звездное Око перекатилась и легла на него сверху.

— Ты сегодня ездил верхом на кабо, — выдохнула она. — Как насчет еще одной поездки верхом? — И счастливо вскрикнула, когда Каирн проник в нее.

Глава пятая

Далеко за полдень Гейл пошел в лавку Птичьего Носа. Свободное время он потратил на изучение странного, раздражающего города. По его опыту, города были шумными, переполненными людьми местами, где все стремились раздобыть средства к существованию и старались перекричать соперников. Это место было тихим. В других городах любили шумное веселье и помпезные публичные праздники. Ничего похожего в Крэге не было. Напротив, все выглядели подавленными. Люди работали в лихорадочном напряжении и, похоже, редко имели свободное время. Город не был промышленным центром, но люди занимались необходимыми ремеслами. У него сложилось впечатление, что рабы использовались в основном в сельском хозяйстве. Остальные были либо мастеровыми, либо торговцами. Кроме того, он увидел множество солдат, которых муштровали прямо на улицах. Они шагали в ногу из одного места в другое. Большинство несли огненные трубки, так впечатлившие Гейла. Но даже солдаты маршировали под грохот небольшого барабана вместо громких звуков рогов и пронзительных дудок, так любимых солдатами других стран. Все, казалось, что-то скрывали, пряча за неистовой работой великий всепроникающий страх.

Он полюбовался с парапета эффектным зрелищем реки и движением по ней. Корабли и плоты прокладывали свой путь по реке в тени нахмуренной крепости. Гейл понимал, что это только его воображение, но ему казалось, что они крадучись шли вниз по течению, а, благополучно миновав Крэг, с великим облегчением спешили дальше.

Гейл не мог понять, что именно было здесь таким отталкивающим. Он бывал в городах, где жестокость являлась безудержной, где господа публично секли своих проштрафившихся рабов, где в курящихся часовнях приносили кровавые человеческие жертвы. Он видел, как голодные и отчаявшиеся бедняки продавали своих детей. Здесь все было по-другому. Зло не было явным, и все же до сих пор ему не встречался город, от которого так хотелось держаться подальше. Но при его деле чрезвычайной важности собственные иррациональные чувства не имели значения.

В лавке Птичьего Носа нарядно одетый человек обернулся и начал рассматривать вошедшего Гейла. Человек был высок, с бритой головой, точь-в-точь как многие другие в городе, одетые чересчур хорошо, чтобы оказаться простыми мастеровыми, но недостаточно пышно, чтобы считаться знатью.

— Купец Алза, — приближаясь, сказал Птичий Нос, — множество высокопоставленных слуг из богатых домов зашли к нам, чтобы осмотреть ваши уникальные товары. Этот человек, Стюард Дома Дракона, оказал вам честь своим великим терпением. Он давно ожидает вашего прибытия, мне казалось, что вы придете немного раньше.

— Меня задержали другие дела, — не извиняясь, сказал Гейл.

— Моя госпожа, сударыня Утренняя Птичка, — сказал лысый человек, — большой ценитель изящных искусств и мастерства. Сегодня утром я увидел все это и рассказал ей. Госпожа отправила меня назад дожидаться вас. Это говорило глубине ее интереса, ибо лишило ее моих услуг, но никому другому она этого поручить не желает.

— Я высоко ценю эту любезность, — сухо сказал Гейл.

— Моя госпожа отправила меня привести вас…

— Привести? — резко прервал его Гейл.

Птичий Нос делал встревоженные, успокаивающие жесты.

— Хорошо, пригласить вас, если вам больше нравится это слово, сегодня вечером в ее дом, чтобы вы могли все показать все лично. Я бы предложил вам взять одну-две ваших лучших вещи. Если моя госпожа сочтет их достойными ее интереса, она отправит слуг, дабы принести все остальное.

Гейл не особенно обрадовался. Он сомневался, чтобы в этой стране даже самые знатные дамы обладали большой властью или влиянием. Однако надо же с чего-то начинать?

— Я буду счастлив. Она желает принять меня сегодня вечером?

— Предпочтительно вернуться вместе со мной, — сказал стюард.

— Тогда разрешите потратить несколько минут, дабы приготовить товары, и мы можем отправляться.

Птичий Нос помог Гейлу упаковать выбранные вещи и прошипел:

— Госпожа Утренняя Птичка, пожалуй, самая богатая дама страны! Она несколько эксцентрична, но ни под каким видом не ведите себя с ней нагло, да вообще ни с кем из знати. Она крайне щедра, когда вещь ее пленяет, поэтому будьте смиренны и убедительны, и мы сумеем извлечь из этого пользу.

— А каково ее политическое положение? — спросил Гейл.

— Политическое положение? О чем вы толкуете? Она богата! Вот об этом и надо помнить.

Они закончили упаковку, Птичий Нос потрепал Гейла по плечу и улыбнулся.

— Запомните: десять процентов.

— Десять процентов, — согласился Гейл.

Со свертками, перекинутыми через плечо, Гейл вышел на улицу, залитую поздним солнечным светом, вслед за обритым наголо человеком. Не произнеся ни слова, человек начал подниматься вверх по улице, Гейл шел рядом.

— Стюард Дома Дракона звучит впечатляюще. Правильно ли я понял, что это скорее звание, чем имя?

Человек взглянул так, будто Гейл сказал вопиющую глупость.

— Я Стюард, следовательно, меня так зовут. Будучи стюардом Дома Дракона, я и называюсь Стюард Дома Дракона. Это достаточно понятно?

— Вполне, — отозвался Гейл.

Это согласовывалось с тем, что он до сих пор успел увидеть в этом месте. Они добрались почти до уровня верхней цитадели, потом повернули на улицу, застроенную рвущимися ввысь городскими домами. Стюард ввел его в дверь, над которой висела каменная декоративная тарелка с высеченным на ней рычащим, чем-то похожим на рептилию монстром с крыльями, как у летучей мыши. Они проследовали под этим созданием в темный холл, миновали анфиладу небольших комнат. Сквозь открытые двери Гейл видел множество пыльных тюков и укрытую тканью мебель. Нижний этаж явно использовали под склад.

Они поднялись по лестнице и вошли в просторную комнату с обитыми гобеленами стенами и полом из полированного камня.

В центре комнаты стоял массивный деревянный стол.

— Ждите здесь, — сказал стюард и вышел.

Гейл кипел от негодования. Ему не нравилось, что с ним обращаются так же, как обыкновенно знать и их лакеи обращаются с торговцами, но ведь он сам притворился торговцем, чтобы достичь своей цели, то есть обрек себя на подобную жизнь. Чтобы отвлечься от несомненно долгого ожидания, он начал рассматривать помещение.

Комната освещалась через высокие окна в одном ее конце. Двери деревянные, с большими стеклами. В этой стране производили много стекла и использовали его гораздо шире, чем в других странах. Двери открывались на балкон, выходящий во внутренний двор и сад. Света было достаточно, и он сумел рассмотреть странную меблировку комнаты.

На столе расположилась коллекция статуэток, изображавших людей и животных. Он взял одну и поднес ее к свету. Это была кошка неведомой ему породы, с изумительным мастерством вырезанная из красного коралла. Он поставил ее и взял другую, оказавшуюся обнаженным мужчиной, сделанным в незнакомом ему реалистичном стиле. Мускулистый человек лежал, как если бы только что рухнул на землю. Казалось, что он умирал, сладострастно сдаваясь. Гейл счел статуэтку отталкивающей и поставил ее на место.

На стенах висели картины. Он видел много прекрасных картин в Чиве и Невве, но там картины рисовали прямо на стенах, и они являлись неотъемлемой частью украшения комнаты. Здесь каждая была по отдельности, созданная глянцевыми красками на дереве или туго натянутом холсте. Они были заключены в рамы из резного дерева. Некоторые оказались портретами, потемневшими от вековых копоти и сажи. Очень большая картина изображала празднование или бал с людьми в костюмах невероятно тонкой работы и шокирующе неестественных позах, смысл которых от него ускользал.

Он отвернулся от картин. В углу на пьедестале стояла статуя человека. Его голова доходила Гейлу до груди, но, будучи массивным, он выглядел крупнее. На нем было длинное одеяние, оставлявшее открытыми широкие ступни и толстые, короткие ноги. Человек стоял в чопорной позе, одна нога перед другой, одна прямая рука опущена, другая согнута в локте, рукав обнажал мускулистое предплечье и узловатый кулак. Волосы и борода чересчур курчавы, глаза смотрели вперед, нос крючковатый, похожий на бритву. Несмотря на грубость и неподвижную позу, в нем чувствовалась неукротимая скрытая сила. Пьедестал был испещрен странными, похожими на палочки, письменами. Гейл встречал подобные статуи раньше. Она походила на Стража, колоссальную статую, стоявшую в горном проходе, ведущем из его собственной страны в южную пустыню, а оттуда в стальную шахту, бывшую источником его силы. Других памятников этой давно исчезнувшей цивилизации он не встречал.

В комнате находились и другие интересные предметы.

В центре стола стоял подсвечник из цветной керамики, сделанный в виде скрученных цветущих лиан, краски цветков изумительной яркости. Он узнал работу мастеров из Флории, города северной Неввы, почти совершенно разрушенном в результате нашествия Гассема и его островитян много лет назад. Гейл поразился, как такая тонкая вещь проделала длительное путешествие и осталась неповрежденной.

— Вам нравятся мои вещи? — он обернулся и увидел женщину в платье тонкой работы, каштановые волосы собраны в сложную прическу. Он официально поклонился ей, как научился много лет назад в Невве.

— Я Алза, странствующий торговец предметами изящного искусства, к вашим услугам, моя госпожа.

— Так мне и было сказано. Я наблюдала за вами с галереи. — Она указала сложенным веером на каменный балкон с занавесями, выступавший из стены с другого конца комнаты. — Вы продемонстрировали отличный вкус. Большую часть времени вы посвятили моим лучшим вещам. — Длинные рукава наряда оставляли открытыми ее плечи и верхние полушария грудей чуть ли не до сосков. Все это, а также лицо, было покрыто пудрой поразительного оттенка фуксина. Когда-то она была необыкновенной красавицей. Частично красота сохранилась, но годы и потакание собственным капризам превратили лицо в изможденное и полубезумное. Глаза чересчур широки, так же, как и улыбка, обнажавшая золотые зубы.

— Ну, разумеется, — сказал Гейл. — Произведения искусства — моя жизнь и средство к существованию. Ваша коллекция великолепна для… для…

— Для отвратительного города вроде Крэга, где высочайший стандарт красоты — это дымящаяся, вонючая штука вроде огненной трубки. Вам не следует бояться выражать свои чувства. Я первая соглашусь с тем, что мой народ знаменит отсутствием вкуса.

— Тогда я счастлив, что нашел одно исключение.

Ее улыбка стала еще шире.

— Я не единственное исключение, но, безусловно, я лучшее, с чем вы можете встретиться.

— Возможно, и нет. — Ее улыбка слегка увяла, а Гейл продолжал: — Для этой поездки я выбрал прекрасно сделанные практичные предметы, надеясь, что сумею отыскать здесь тех, кому они понравятся. Но тут, — и он жестом обвел комнату, — я обнаружил истинного ценителя красоты ради самой красоты.

Ее улыбка снова расцвела.

— В этом смысле я действительно уникальна. Но мне весьма нравятся такие вещи, как ваши.

— Возможно, вы позволите показать их вам?

— Безусловно.

Он поставил на стол коробку и открыл ее. На обивке лежала бронзовая вещь в форме ножниц. Одна сторона оканчивалась овальными петлями, другая выглядела, как странной формы крючки. Между петлями имелась стопорная защелка, предназначенная для того, чтобы неподвижно удерживать крючки на расстоянии друг от друга в открытом состоянии. Все поверхности, за исключением крючков и стопора, покрывала композиция из листьев, каждый крошечный листочек покрыт золотом или серебром, с прекрасно выписанными деталями вплоть до стебельков и последней прожилки.

— Это великолепно, — объявила госпожа Утренняя Птичка. — Я могу сказать, что это инструмент, но для чего? Ни один инструмент простого рабочего не заслуживает такого исключительного украшения.

— Он из Чивы, и это инструмент хирурга. Когда нужно сделать большой разрез, крючки цепляют за края раны и удерживают ее в открытом положении, чтобы хирург мог работать внутри. Его также используют во время религиозных жертвоприношений, когда священнослужитель извлекает орган у живой жертвы.

— Человеческие жертвоприношения? — прошептала она.

— О, да. Они считают, что некоторые боги достойны только их. Можно определить, какому богу, по украшениям. Эти листочки посвящены Земному богу Ичотли.

— Абсурдно, — сказала она, — но возбуждает. — Кончики пальцев одной руки слегка прикасались к напудренной груди. — Нам не хватает хотя бы скучных религиозных церемоний, а те немногие, что мне довелось увидеть, проведенные подневольными людьми, были скучны. Хотела бы я увидеть такое жертвоприношение. До чего я дошла — нуждаюсь в возбуждающих сенсациях!

Кажется, он не зря осуждал этих людей.

— Теперь вот это, — продолжал Гейл. — Это совсем другое. — Из другой обитой коробочки он вынул статуэтку длиной в фут, стоящую на шарнирной подставке. Она изображала стройную нагую женщину, стоявшую, выгнувшись, на цыпочках, вытянув руки над головой во всю длину. Между ладонями она держала линзу двух дюймов в диаметре.

— Прелестно, — сказала Утренняя Птичка, проводя рукой по маленькому позолоченному туловищу, задержавшись на округлостях груди и бедер, и скользя рукой дальше по стройным ногам. — Но как это работает?

— Для этого нужно выйти на балкон. Надеюсь, света еще достаточно.

Они вышли наружу и установили статуэтку на каменную балюстраду. Солнце снижалось на западе, но Гейл надеялся, что для демонстрации света хватит. На подставке была крохотная ручка, и он потянул. Вперед выскользнула маленькая прямоугольная тарелочка на вращающемся стержне. Гейл вынул крошечный конусообразный кусочек ладана из поясного кошеля и положил его на тарелочку, затем наклонил линзу под нужным углом, сфокусировав ее на расстоянии дюйма от конуса.

— Теперь смотрите. — Через минуту или две из центра конуса взвился ароматный дымок.

— Как умно, — сказала госпожа Утренняя Птичка. — А это откуда?

— Невва. Маленькая дама — богиня неба, часть культа Бога-Солнца. С помощью этих маленьких идолов верующие устраивают так, что фимиам их божеству воскуряется в нужный час без дополнительных усилий.

— Это очаровательно, — сказала она.

Гейл предполагал, что такой товар будет иметь особую притягательность для этих людей. Красивая маленькая вещица была пустячком, но практичным.

— Я должна увидеть остальные ваши товары.

— Разумеется, моя госпожа. Завтра я принесу…

— Глупости. Мои слуги отправятся в лавку Птичьего Носа и немедленно доставят их.

— Без сомнения, он уже запер лавку, — возразил Гейл.

— Это неважно. Откроет заново.

Та самая детская властность аристократа, так хорошо ему знакомая…

— Вы будете моим гостем.

— Вы балуете меня сверх всяких ожиданий, — сказал Гейл. — Мне придется сходить на постоялый двор…

— Мои слуги доставят ваши вещи, — она снова улыбнулась и взяла его за руку. — Пойдемте со мной. Я покажу вам гостевую комнату. Вы абсолютно уверены, что больше никто не видел вашей выставки?

Он знал, что она имеет в виду.

— Никто из важных персон. Только Птичий Нос и слуги, заходившие сегодня в лавку.

— Превосходно. Я не буду заставлять вас показывать мне сегодня вечером остальное. Мне нужен хороший свет, чтобы оценить. Завтра я устраиваю прием и приглашаю друзей, разделяющих мои вкусы, чтобы показать ваши произведения искусства. Я попрошу вас об услуге. Пожалуйста, позвольте мне назначить первую цену. Заверяю вас, я не буду пытаться скупить все, что у вас есть, за мою цену.

— Разве я могу отказаться от такого предложения? — сказал Гейл.

Он не был уверен, что идея ему по нраву. Это означало, что уже на второй день в этом городе он оказался гостем в именитом доме, но ему не хотелось бы застрять здесь. К счастью, ожидаемый прием давал ему возможность представиться другим аристократам. Он надеялся, что они не окажутся избалованными ничтожествами.

— Должна сказать, — продолжала хозяйка, пока они поднимались по резной лестнице, — что мне на вас приятно смотреть. Я люблю привлекательных людей.

— Вы более чем добры, сударыня. — Гейл опасался этого, но его миссия была слишком важна, чтобы быть чересчур щепетильным.

— О да. Для этой страны вы редкое создание, купец Алза. И я называю вас так в знак уважения. Будьте уверены, я никогда не отнесусь к человеку ваших достоинств так, как следует относиться к обычному торговцу. Вы человек артистических взглядов, безрассудно смелая душа, вы много путешествовали среди других народов. Я не сомневаюсь, что вы рождены знатным, верно? — Фраза звучала и как вопрос, и как утверждение.

— Я бы не хотел придавать большое значение моему происхождению, — сказал Гейл, — но среди моего народа оно достаточно высоко.

— Хорошо сказано. — Она прикоснулась к его плечу сложенным веером. — Да, вы говорите, как купец, но ваша осанка, ваши интонации — все выдает в вас аристократа. Не смущайтесь, Алза, среди нас подобное тоже случается. Младший сын не может быть наследником, он сам должен заработать себе состояние. Я считаю превосходным ваш выбор пути — торговец предметами искусства. Слишком многие выбирают безвестность или раннюю смерть на военном поприще. Мы пришли!

Они подошли к двери, украшенной очередным драконом. Хозяйка открыла ее, и они вошли в просторную комнату с широкой кроватью и превосходной меблировкой. По щелчку ее пальцев из ниоткуда появились слуги и засуетились, взбивая подушки, открывая ставни, чтобы впустить свежий воздух, протирая мебель.

— Устраивайтесь поудобнее. Обед подадут через час, и мы еще поговорим о красивых вещах.

Гейл подумал — возможно, она выглядит такой плотоядной из-за обилия золота во рту.

Чтобы отвлечь ее, Гейл указал на дверь и сказал:

— Я уже много раз видел здесь символ вашего дома. Это местное животное или что-то мифическое?

— Никто не видел настоящих драконов, но на них есть много исторических ссылок. Кто знает? Среди нас драконы воплощают власть и богатство, и определенную непреклонность в выполнении собственных желаний. — Она погладила Гейла по руке, не обращая внимания на слуг, толпящихся в комнате. Одни расправляли занавеси, другие ставили в вазы цветы, остальные расставляли на буфете закуски и изящные бокалы с вином. Никто не смотрел на хозяйку и ее гостя.

— Подходящий символ для правящей элиты, — сказал Гейл.

— Не правда ли? Ну, встретимся за обедом.

Слегка наклонив голову и многозначительно расширив свои слишком большие глаза, она удалилась. Гейл смог выдохнуть. Ситуация становилась щекотливой. Он находился среди людей незнакомых нравов и обычаев и по незнанию мог нанести смертельное оскорбление. И все же Гейл решил не думать об этом, а просто довериться своим инстинктам. Он путешествовал больше, чем кто-либо другой, и был достаточно опытен, чтобы найти свой путь среди незнакомцев.

Через час явились слуги с его вещами. Он попытался заговорить с ними, но получал односложные ответы. Слуги явно чувствовали себя неуютно, разговаривая с господином. Многое стало понятным в здешнем общественном устройстве.

Слуга открыл еще одну дверь. Там находилась ванна с необычными кранами для горячей и холодной воды. Гейл с интересом рассматривал их. Трубы и краны сделаны из твердой керамики, дизайн более утонченный, чем у виденных им ранее примитивных водопроводов. И еще раз эти люди удивили его своим мастерством в изготовлении предметов обихода. Он поблаженствовал в горячей воде. Это никогда не заменит погружения в чистое озеро, но все же более чем приемлемо в четырех стенах.

Он отказался от духов, а вместо них воспользовался превосходным ореховым маслом, к которому давно привык. Его естественный запах напоминал о родном острове, где жизнь была куда проще. Среди его народа, шессинов, сама мысль выдать себя за человека другой нации или класса могла показаться признаком безумия. Быть воином-шессином считалось самой блистательной судьбой. Так зачем стремиться к чему-то другому? Как он мечтал вернуться к этой природной простоте, прекрасно понимая, что это глупо. С тех пор жизнь перестала быть простой. Он был когда-то обычным, ни о чем не думающем мальчиком, для которого остров казался всем миром. Жизнь его племени была сложной и даже зловещей, и он осознал бы это в полной мере, проживи он среди них достаточно долго, чтобы стать старшим воином, а потом состариться. Ссылка избавила его от этой участи, а недолгая судьба воина-островитянина осталась чудесным воспоминанием для коротких минут передышки, и думать об этом времени можно только с нежностью.

Гейл очнулся от мечтательности, вызванной тонким ароматом масла. Было столько всего, требующего его внимания здесь и сейчас, что ворошить события далекого прошлого не стоило. Впервые с той минуты, что он начал этот поход, Гейл не представлял, что делать дальше. Все будет зависеть от выведанного здесь.

Он до сих пор не понимал, что представляли собой эти люди, что они думали о себе, каковы их стремления. Раньше его королевство редко соприкасалось с ними. Они немного торговали, но в основном через средиземноморцев. Когда Гейла короновали, Мецпа никак не отреагировала. Насколько Гейлу было известно, они не поддерживали дипломатических отношений ни с кем. Они приторговывали то здесь, то там, но в основном наглухо закрылись от остального мира; не границы заперли, а просто никем не интересовались.

Гейл точно знал одно: такая военная мощь, как здесь, предназначалась для чего-то большего, нежели держать в повиновении местное население. Он везде видел марширующие войска, вооруженные причудливыми огненными трубками, оружием, стреляющим маленькими, плотными шариками на невидимой скорости. Прицельной точности на расстоянии более двух десятков шагов они не давали, но броня окажется против них бессильной, а от пули, которую не видишь, увернуться невозможно. Для тех, кто привык к точности своих луков, изрыгающие дым трубки покажутся сперва несерьезным оружием, чуть больше, чем простой источник шума. Но плотный огонь, пусть и не меткий… И уметь обращаться с этим оружием — не нужно быть искусным воином… Сила, быстрота реакции и хорошее зрение не имели никакого значения. Все, что требовалось — умение маневрировать в строю и крепость духа, чтобы выстоять перед оружием противника. С огненными трубками любой фермерский сынок после двухнедельной муштры сравняется с опытным воином. А правители Мецпы набирали великое множество людей и вооружали их этими штуками.

Что у них за планы? Он и прибыл сюда, чтобы выяснить это. Власть Гассема все ширилась на запад и юг от королевства Гейла. Неожиданный удар с востока мог уничтожить народ Гейла. Ему необходимо выведать планы Мецпы и проанализировать их военную мощь. Нет военной системы без слабых мест, и он должен найти их слабое место. Доверить это Гейл не мог никому. Не зря он так долго учился у средиземноморцев. Ничем не заменишь личные наблюдения.

Появился слуга, чтобы пригласить Гейла к обеду, и он пошел следом сквозь наводящие тоску залы, завешанные старыми гобеленами, в небольшую комнату с накрытым на двоих столом. В центре стола стоял изящный канделябр в виде многоглавого дракона. По стенам развешаны масляные лампы с горящими внутри круглых абажуров тонкого коричневого стекла фитилями.

Он поклонился вошедшей госпоже Утренней Птичке.

Она успела переодеться в другой наряд. К его удивлению, этот выглядел значительно скромнее. Гейл помог ей сесть, потом уселся сам.

— Мы обедаем вдвоем? — спросил он.

— Мой муж уехал в наше имение на юге, а других, равных нам, сейчас в доме нет.

— Пожалуйста, не подумайте, что я сую нос в чужие дела, — сказал Гейл, — но странно, что люди живут в городе, имея прекрасные загородные дома.

— О, я здесь не потому, что мне этого хочется. Я заложница. — Она улыбнулась в ответ на его взгляд. — На самом деле ничего серьезного. Один из наших законов гласит — если знатный господин уезжает из столицы, его жена, или ребенок, или другой член семьи должны оставаться здесь, как гарантия его правильного поведения. Не так мы далеко ушли от старинных феодальных законов. Оба наши сына — в армии, поэтому моя очередь жить в этом унылой каменной громадине.

— Понятно. Должно быть, это вас утомляет.

— Привыкаешь. Всегда можно чем-то компенсировать. — На этом непонятном высказывании слуги внесли первую перемену. — Если вам что-то не понравится, не волнуйтесь, вы не обидите меня отказом.

— Это весьма космополитично, даже в цивилизованном обществе, — одобрительно сказал Гейл. — Большинство людей очень высокого мнения о своих кулинарных пристрастиях, и считают, что все остальные нуждаются в исправлении. Я давно научился есть все, что мне предлагают.

Он поднял стеклянный кубок, с восхищением разглядывая игру света сквозь розовое вино. Вся посуда была из стекла или цветной керамики. К его облегчению, обеденные приборы были не сложнее обычной ложки. По крайней мере, здесь стыдиться не придется.

— Не могу обещать, что все мои соотечественники такие же терпимые, как я, — сказала она, — но мне всегда казалось, что люди из других стран куда интереснее, когда они являются сами собой, а не притворяются одним из нас. В конце концов, я нахожу своих соотечественников скучными, так зачем искать этой скуки в других?

— Превосходная точка зрения, — сказал Гейл.

Мягкий свет преображал даму, стирая следы возраста и распутства, превращая толстый слой косметики из кричащего в таинственный. Беседа и вино тянули Гейла расслабиться в ее присутствии, но время от времени она улыбалась, и металлический блеск ее золотых зубов возрождал тревогу, напоминая, что эти люди ему абсолютно чужды.

— У вас дома остались жена и дети? — спросила она.

Гейл ждал этого вопроса.

— Да, жена, два сына и дочь, — ответил он.

Трудно было понять, обрадовала ее эта новость или нет. Она довольно откровенно говорила о собственных запутанных семейных отношениях, и пока не выказывала ни малейшего физического влечения к нему. Похоже, что предыдущее кокетство было просто данью привычке

— А сколько лет вашим детям?

Гейл помедлил. Он никак не мог привыкнуть к их системе летоисчисления.

— Дайте подумать… Старший сын успел увидеть двадцать два лета, младший — около девятнадцати. Нашей дочери — шестнадцать. В этом я уверен, потому что она родилась в ту ужасную зиму, когда мы потеряли так много кабо.

Утренняя Птичка скептически посмотрела на него.

— Не может быть, чтобы вы оказались отцом таких взрослых детей!

— Моя госпожа льстит мне.

— О, нет, я говорю истинную правду. Я думала, что вам не более тридцати лет.

— Мой народ не привык отсчитывать дни рождения, но мне должно быть более сорока, сказал Гейл.

— Как, должно быть, прекрасно — долго оставаться молодым, — с тоской произнесла она. — Это касается всего вашего народа?

— Почти, — уклончиво отозвался он. На самом деле это являлось особенностью шессинов, но Гейлу было необходимо, чтобы его принимали за уроженца равнин. Не следовало выходить из созданного образа.

— Вы еще заметите, что для достижения таких же результатов мы вынуждены применять искусственные средства, причем с переменным успехом.

Это был явный вызов, и Гейл поспешил поднять перчатку.

— Я уверен, пройдет еще немало времени, прежде чем вам придется прибегнуть к таким ухищрениям.

Она улыбнулась своей золотозубой улыбкой.

— Приятно слышать подобные речи, даже зная, что они неискренни.

Слуги убрали тарелки и внесли бутылку с тонким и длинным горлышком и два крошечных конусовидных бокала. Несомненно, порядок подачи перемен и напитков был строго регламентирован. Госпожа Утренняя Птичка подняла свой бокал.

— За ваш великий успех. — Гейл не совсем понял, что можно на это ответить, но тоже поднял бокал, два ободка соприкоснулись, издав мелодичный звон. Напиток оказался очень ароматным и настолько пряным, что пить можно было только крохотными глотками.

— Это более чем столетний бренди тройной очистки, — сообщила хозяйка. — Так традиционно завершают приятный вечер.

— Вы делаете мне честь, — сказал Гейл. — Хотел бы я суметь достойно ответить на ваше гостеприимство.

— Вы это уже сделали, развеяв мою скуку. Послушайте, мы много говорили о приятных пустяках. Мне кажется, что вас волнует множество вопросов, но вы чересчур вежливы, чтобы задать их.

Гейл еще раз удивился ее проницательности. Что это — простая учтивость или продуманный способ его успокоить перед тем, как проглотить?

— Я не хотел, чтобы вам стало скучно, боюсь, все мои вопросы окажутся очень нудными. Ваш народ такая загадка для меня, да и для всего мира, но все, интригующее меня, для вас наверняка скучнейшая рутина.

Еще одна зловещая золотая улыбка.

— Пожалуйста, чувствуйте себя свободно. Я прекрасно умею менять тему, если она мне скучна.

— Ну, тогда… Я очень много поездил и видел разные политические системы. В общем, все они делятся на две категории. Примитивные народы предпочитают неопределенную власть совета старейшин, хотя там встречается и нечто, похожее на монархию. В цивилизованных странах — могущественный монарх, правящий из центральной столицы, хотя и он может подпасть под сильное влияние советников, иногда они просто подавляют короля. Изредка встречаются республики, но, как правило, это очень маленькие государства, — и они под башмаком у великих королевств. Хочу сознаться, что систему в Мецпе я так и не понял. Похоже, власть исходит из Крэга, но кто осуществляет контроль и как он или они удерживают власть, ускользает от меня.

— Я думаю, тот, кто посетил много стран, должен понимать, где находится власть и как ею распоряжаться.

— От этого зависят безопасность и процветание, — подтвердил Гейл.

— И вот что я вам поведаю: Ассамблея Великий Мужей выбирается из крупных землевладельцев. Членство в ней преимущественно наследуется, но каждые десять лет производится оценка собственности, и, если по какой-то причине земля или богатство утрачены, Великого Мужа изгоняют. Также, если кто-то стал владельцем крупной собственности — необходимо отметить, что это крайне сложно — он может ходатайствовать о включении в Ассамблею. Тайным голосованием члены Ассамблеи выбирают Старейшину. Думаю, вы можете представить, сколько интриг и соперничества расцветает вокруг этой должности, и внутри Ассамблеи формируется множество групп. Если для избрания не хватает голосов, иногда приходится долго жить без Старейшины.

— И это не приводит к определенной нестабильности?

— В общем-то, нет. Землевладельцы предпочли бы вообще не иметь Старейшину. Тогда они смогут превратиться в маленьких королей на своей земле. А простой народ вряд ли знает о существовании Старейшины. Для них значение имеет местная власть и местный военный командир. Именно эти чиновники влияют непосредственно на их жизнь. Осмелюсь сказать, многие не знают, что в последний год у нас Старейшина был, а долгий период до этого правление осуществлялось общим голосованием Ассамблеи.

Это было что-то новенькое.

— А кто сейчас ваш Старейшина?

Ее взгляд стал уклончивым.

— Ну, как же… Господин Мертвая Луна.

— Зловещее имя.

— Не правда ли? Он как раз из тех, кого я упоминала — добился места в Ассамблее благодаря появлению у него собственности.

— И сколько Великих Мужей в Ассамблее? — спросил Гейл.

— Я думаю, около трехсот. Но основных — двадцать-тридцать по-настоящему крупных землевладельцев.

— И среди такого количества соперников господин Мертвая Луна не только получил место в Ассамблее, но и был выбран Старейшиной? Как ему это удалось?

Она явно забеспокоилась.

— Я на самом деле очень мало знаю о нем. Это все мужские игры, а мужчины в Мецпе не привыкли разговаривать о политике с женщинами.

Было видно, что она лгала. Гейл бывал во многих странах и вращался в высшем обществе, он точно знал, что мужи, обладающие властью, обо всем рассказывают своим женщинам. Это был все равно, что закон природы, по которому предмет, выпущенный из рук, падает на землю.

Но что-то подсказывало ему, что настаивать не следует.

— Я очень сомневаюсь, что мне придется иметь дело с этим человеком, просто всегда интересно знать, как происходят такие вещи.

Кажется, она успокоилась.

— Надеюсь, что смогла быть хоть немного полезной. А сейчас, — и она поднялась со стула, — становится поздно. — Она кивнула в сторону часов с круглым циферблатом, которые Гейл заметил только сейчас. Стрелка касалась цифры, изображенной в принятой в Мецпе письменной системе.

— Почти полночь, — сказала Утренняя Птичка, — и я понимаю, что путешествие вас утомило, вам следует отдохнуть. На завтрашнем приеме вы должны быть в хорошей форме. Я руководствуюсь не только соображениями гостеприимства, вы заметили? Я хочу похвастаться вами, как моей ценной добычей.

Гейл тоже поднялся и поклонился,

— Постараюсь не разочаровать вас, моя госпожа.

— Тогда до завтра. — Она одарила Гейла своей золотозубой улыбкой и выскользнула из комнаты, шелестя юбками.

Следуя за слугой в свою комнату, Гейл обдумывал неожиданный поворот событий. Он был готов поклясться, что в начале вечера дама собиралась соблазнить его. Слишком много лет он прожил на свете, чтобы не понять этого.

Он чувствовал одновременно облегчение и тревогу. Что заставило ее переменить решение? Его вопросы о Мертвой Луне и его зловещем имени? Это определенно напугало даму. Или она приняла решение еще раньше? Встретила она его в наряде, могущем дать сто очков вперед любой невванской проститутке, а к обеду переоделась в гораздо более приличное платье. Это можно объяснить местными обычаями. Но потом она начала расспрашивать о жене и детях — не самая подходящая тема для обольстительницы. Упомянула своего мужа и взрослого сына. В уравнении появилась новая составляющая, и теперь его положение выглядело опаснее, чем раньше. С другой стороны, открываются новые возможности.

Глава шестая

Каирн размышлял, всегда ли жизнь воина складывается именно так: путешествие, битва, удачное спасение, восстановление сил после ранения, любовь и прощание. Было мучительно уходить от Звездного Ока, и он боялся, что это предстоит ему еще не раз. Он подозревал, что женщины, похожие на Звездное Око, редко встречаются на пути воина. Слез при расставании не было, но он видел, что ей очень тяжело.

— Я знаю, что ты должен уходить, — сказала Звездное Око, — и я не буду унижаться, умоляя тебя вернуться.

— Звездное Око, — сказал Каирн, сглатывая слезы, — я не могу выразить, как благодарен…

— О, замолчи! Просто уходи.

Озадаченный, совсем не чувствуя себя героем, Каирн повернул кабо в сторону дороги.

— И еще одно. — Каирн повернул назад. Она стояла в двери хижины. — В Крэге есть человек по имени Мертвая Луна.

— И что?

— Избегай его. — Она вошла внутрь и закрыла дверь.

Каирн тронулся в путь, вспоминая слова отца — за женщиной всегда остается последнее слово. Неясно, что именно значили ее слова, но они определенно были последними. Может, она просто хотела таким образом поставить точку. Вряд ли он будет искать общества человека, которого зовут Мертвая Луна.

Два дня скитаний по узким и продуваемым ветром проселочным дорогам — и Каирн выехал на замощенный, слегка изогнутый тракт. Дорога была в отличном состоянии. Оживленное движение, идут шеренги рабов, скованные странно выглядящими цепями, пропущенными через кольца на их шеях.

Громыхали четырехколесные повозки с грузом, их тянули хныкающие зловонные горбунки. В двухколесные тележки, точно так же нагруженные, были впряжены рабы. Каирн снова почувствовал отвращение, видя, как расточительно относятся к рабам в этой стране. Он не испытывал большой симпатии к рабам, но это казалось чрезмерным.

Иногда встречались загадочные носилки, которые несли на своих плечах подобранные один к одному рабы. В открытых носилках всегда сидели мужчины, и Каирн сделал вывод, что в закрытых перемещаются женщины. Один раз изящная рука, украшенная множеством колец, слегка раздвинула занавески, и огромный, карий, сильно накрашенный черным глаз несколько секунд изучал его. Это было занимательно, но Звездное Око на время вытеснила его интерес к другим женщинам. Кроме того, незнакомка направлялась в противоположную сторону.

Он видел шеренги солдат с огненными трубками, перекинутыми через плечо. Они маршировали в ногу, что благородным людям казалось правильным и мужественным, а всем остальным — смешным. Но в самих солдатах ничего смешного не было. Они выглядели беспощадными и умелыми, и все же было странным видеть солдат без режущего оружия, только с ножами или маленькими топориками.

Каирн заметил, что униформа у солдат была разной. Он прошел мимо одной группы в белых туниках и черных штанах. Другая группа, расположившаяся лагерем у дороги, была одета во все красное. Он догадался, что они принадлежат к разным полкам, но с таким же успехом они просто могли принадлежать разным землевладельцам и носить цвета своих хозяев. Если, конечно, землевладельцам разрешалось иметь собственные армии. Насколько он знал, обычно это разрешалось.

Самым странным казалось исключительное единообразие их снаряжения. Каждый солдат, независимо от цвета униформы, имел одинаковое оружие и принадлежности. Они не подразделялись на легкую и тяжелую пехоту, разведчиков, кавалерию, регулярные и местные вспомогательные войска и все такое прочее. Создавалось впечатление гигантской централизованной организации, которая контролировала все стороны жизни солдат. Мысль показалась пугающей. Даже старый враг его отца, Гассем, не обладал такой властью.

Начало смеркаться, и Каирн съехал с дороги в лес. Он устал находиться в четырех стенах и жаждал снова уснуть под звездным небом, даже если звезды были плохо видны из-за деревьев. Заходить далеко в лес не хотелось, Каирн побаивался заблудиться, но ему необходимо было побыть одному.

Он напоил кабо из ручья, потом привязал его на небольшой поляне, где в изобилии росла трава. Каирн не собирался ничего варить, но все равно развел костерок ради огня, радующего душу, и в надежде, что он поможет отогнать насекомых. Прежде, чем совсем стемнело, он осмотрелся вокруг, чтобы не оказаться рядом с опасными животными. Вообще-то местность выглядела густонаселенной, а большие хищники редко живут рядом с человеком, но осторожность никогда не помешает.

Каирн обнаружил следы множества небольших зверьков, но они не могли причинить ему вреда. Были видны и другие отпечатки — следы человека. Каирн призадумался, стоит ли ночевать здесь или поискать небольшую деревню.

Кто-то оставил следы ног, обутых в сандалии. Кто бы это ни был, он был вооружен, Каирн видел следы остроконечного оружия, на которое опирался человек. Местные фермеры искали заблудившийся скот? Он так не думал. Ему еще не встречался фермер, носивший с собой столько оружия.

Рядом с одним отпечатком ноги Каирн увидел странный круглый след, озадачивший его, но потом он сообразил, что след оставлен толстым концом огненной трубки. Владелец поставил оружие на землю и, видимо, облокотился на него, оставив след. Неужели солдаты патрулировали эти леса? Но он не видел солдат, вооруженных остроконечным оружием. Это привычка охотников и преступников.

Каирн решил надеяться, что это охотники. Он слишком устал, чтобы идти дальше в темноте. Раны еще болели, и он не успел обрести прежнюю энергию. Кто бы это ни был, их было всего пятеро или шестеро, а он вновь был достаточно уверен в себе, чтобы справиться с этим отребьем.

Каирн перекусил из своего дорожного запаса, потом лег и завернулся в одеяло. Было так здорово снова оказаться на открытом воздухе, хотя очень не хватало рядом Звездного Ока. Он уснул под жужжание насекомых.

Проснулся Каирн с ощущением, что он не один. Он быстро сел и потянулся за оружием. Его не было на месте. Слишком гордый, чтобы вскочить и закричать, он решил подождать, пока гости объявятся сами.

— Приветствуем тебя, житель равнин. — Голос раздался с противоположной стороны, из-за кучки дымящихся углей, бывших его костром.

Каирн видел силуэт сидящего, и больше ничего, но чувствовал, что рядом есть и другие.

— Кто вы? — спросил он. — И почему вы не хотите показать себя, как поступают честные люди? — Вопрос был глупым, но помог сохранить достоинство.

— Мы с подозрением относимся к любому, кто вторгается на нашу территорию, — сказал человек.

— Вторгается? Я не знал, что куда-то вторгаюсь. Я ехал по дороге и не хотел проводить еще одну ночь в поселении, поэтому и остановился здесь.

— В любом случае ты чужеземец. Житель равнин, в этой стране любой, ищущий места, где его не увидят, считается подозрительным. Ты бы пришел в этот лес, зная, что здесь есть люди?

— Я знал, что вы здесь. Я видел следы вокруг всей поляны. Это у тебя огненная трубка? И с тобой еще пять или шесть человек, во всяком случае, если, вы — вместе.

Повисла пауза, и Каирн понял, что произвел впечатление.

— И все это ты прочитал по оставленным нами следам? Ты, должно быть, искусная ищейка.

— Не лучше других моих соотечественников. Мы учимся обращать внимание на такие вещи. Так кто вы? Люди вне закона?

Он услышал сдавленные смешки.

— В определенном смысле.

— Ну, я не представляю для вас угрозы, поэтому верните мне оружие.

— Ты легко можешь до него дотянуться. Я просто не хотел, чтобы ты делал резкие движения до того, как окончательно проснешься. Ну-ка, раздуй огонь. — Последнее относилось к кому-то другому, и к костру подошел человек с охапкой сухих веток. Через несколько мгновений костер ярко вспыхнул, и в его свете Каирн увидел того, кто сидел напротив.

Человек был немного старше, чем он сам, одетый в простое платье очень хорошего качества. Свет костра не позволял разглядеть цвет, но, похоже, он не был ярким. В такой одежде мог ходить охотник. Теперь Каирн видел остальных, одетых примерно так же, хотя и не настолько хорошо. Все выглядели аккуратно и были тщательно выбриты. Это не разбойники. Двое опирались на деревянные луки. Еще двое держали короткие копья.

— Так что привело тебя в наш лес? — спросил старший.

Он сидел, скрестив ноги, перекинув через плечо огненную трубку. Что-то в ней казалось необычным, приглядевшись, Каирн понял, что его трубка темного цвета. Раньше он видел только белые. Эту же нелегко будет разглядеть в глубине леса.

— По какому праву ты допрашиваешь меня? — возмутился Каирн. — Вы что, представляете официальную власть? — В ответ на это все искренне рассмеялись.

— Нет, но эти леса — мои, и я имею право знать, кто здесь ходит.

— Твои леса? А участок дороги возле леса — тоже твой?

Человек улыбнулся.

— Я великодушно разрешил правительству и путешественникам пользоваться дорогой. Согласно старинному закону дороги принадлежат государству.

По мнению Каирна, человек выражался необычно — одновременно и как разбойник, и как уважающий законы гражданин. Несмотря на странный смысл, говорил он правильно и тщательно подбирал слова. Как и Звездное Око, это был образованный человек, несмотря на окружающие его обстоятельства. В этой стране много неожиданных людей. Из следующего вопроса стало ясно, что человек то же самое думает о Каирне.

— Что ты за человек — вооружен и едешь верхом, как обычный житель равнин, а разговариваешь, как принц?

Это звучало тревожно близко к правде.

— Даже дикий кочевник может кое-чему научиться, а хорошими манерами воины обладают в силу происхождения.

— Это уж наверняка, — сказал человек, улыбаясь, как будто у них имелся общий секрет. — Ты заинтриговал меня, чужеземец. Пойдем, будь моим гостем. Скоро рассветет, пора подумать о завтраке.

— Спасибо за предложение, но мне надо отправляться дальше. У меня неотложное дело, которое не терпит проволочек.

— Нет никаких проблем. Проведи со мной немного времени, и я дам тебе проводника, который сэкономит тебе целый день пути по большой дороге.

Каирн отметил, что до сих пор не получил назад свое оружие.

— Что ж, я принимаю твое приглашение.

Человек подозвал кабо Каирна и приторочил к седлу его немногочисленные пожитки. Они тронулись в путь, человек уверенно шел вглубь леса. Каирн вел под уздцы кабо. Тот сердито постанывал, будто хотел сказать, что любой дурак может понять — солнце еще не встало.

— Мы еще не познакомились, — заметил человек.

— Я чужой в вашей стране и, думаю, мне следует назвать себя первым. Я Каирн из страны Гейла, Стального Короля.

— Только имя, никакого титула?

— Мы свободные люди и не нуждаемся в титулах.

— Ну, а мы, несомненно, не являемся свободными людьми и очень любим титулы. Я Драгоценный Камень, Хозяин Черного Леса.

Наверняка он сам придумал это, подумал Каирн. Даже в стране с такими звучными, говорящими именами его имя звучало, как причуда поэта.

Они шли не дольше часа, и солнечные лучи только начинали пробиваться сквозь верхушки деревьев, как вдруг кто-то из них тихо свистнул. Высоко с верхушки дерева послышался ответный свист. Взглянув на светлеющее небо, Каирн разглядел силуэт человека, устроившегося на крохотной наблюдательной площадке среди ветвей.

Миновав дерево с часовым и пройдя еще около ста шагов, они оказались на широкой поляне, и Каирн заморгал, как будто увидел мираж. Посреди поляны возвышалась огромная бревенчатая усадьба, двухэтажная, с крутой высокой крышей. С обеих сторон стояли высокие деревянные блокгаузы, и все это окружали отдельно стоящие постройки.

— Добро пожаловать в Лесной Дом, — сказал хозяин. — Отведи кабо к кому-нибудь из моих людей и заходи.

Помещение изнутри оказалось выше, чем ожидал Каирн. С тяжелых поперечных балок над головой свисали керамические цепи, поддерживающие канделябры. Свечи не горели, потому что яркий свет струился через переднюю дверь, достаточно широкую, чтобы сквозь нее проехала повозка. Еще больше света лилось сквозь стеклянные окна наверху.

За длинным столом женщины сервировали еду. Вероятно, они ожидали возвращения патруля. Драгоценный Камень уселся во главе стола и жестом предложил Каирну занять место рядом. Каирн принялся за еду, стараясь не особенно спешить. Он был не слишком голоден, зато хорошо знал, что у многих народов есть закон — не нападать на человека, разделившего с ними трапезу. Если хозяин и обратил на это внимание, то из вежливости промолчал.

— Это первый по-настоящему большой дом в вашей стране, в который я попал, — сказал Каирн. — Надо признаться, такого я не ожидал.

— Да и не следовало бы, потому что таких здесь немного. Жители Мецпы не любители сельского стиля.

— Ты говоришь о жителях Мецпы так, будто сам к ним не относишься, — заметил Каирн.

— Я к ним и не отношусь. Черный Лес — часть Северного Прибрежья, которое когда-то было независимым королевством. Нет, мы признавали верховную власть Мецпы, но на самом деле это был союз. А потом они направились дальше на север, и их владычество стало настоящим. Нашу королевскую власть отменили, а предатель стал членом Ассамблеи, вроде как подачку кинули в виде нашей автономии, которую никто не принял всерьез.

— Не очень-то ты любишь Мецпу, — сказал Каирн, — и еще меньше боишься говорить об этом вслух.

— Я аристократ, и в своем доме говорю, как хочу. — В первый раз хозяин выказал признаки гнева.

— Если они смогли завоевать твою страну, — напрямик спросил Каирн, — почему они терпят тебя?

— Они меня не трогают, потому что я сумел стать незаметным. Второстепенный аристократ на пути растущей власти должен уметь стать незаметным. — Он откинулся на сиденье, тон смягчился. — Ваше равнинное королевство — такая же растущая власть.

Каирн покачал головой.

— Мой король подчинил себе равнины и холмы, объединил их и научил людей жить в мире. Он не ищет новых территорий.

— Все они так говорят. Нет короля, что завоевал бы одну страну и не захотел еще.

— Король Гейл не похож на других, — настаивал Каирн.

— Слышал я и это. Что-то вроде таинственного святого, да?

Каирн засмеялся.

— Что-то вроде, но объяснить это сложно. Он ведь король не по праву наследования. Он старший над старшими, говорит с духами, но вместе с тем он — величайший воин нашего времени.

— Сильное сочетание. Но это не значит, что ему хватает своей территории.

— Населения у нас мало, места много. В дальних странах нет ничего такого, что может привлечь нас или нашего короля, только разве возможность торговать. Он сделал нас сильными, чтобы мы могли жить в безопасности. У нас тоже есть враги, готовые захватить наши земли. Король Гейл заставил их пересмотреть эти планы.

— А теперь, — он оперся на локти, — меня поражает, что для незаметного аристократа, каким ты себя описал, мечтающего только остаться в тени и не привлекать внимания узурпаторов, ты что-то чересчур интересуешься захватническими амбициями такого далекого от тебя короля.

Услышав это, Драгоценный Камень откинулся назад и захохотал.

— Ну, настоящий дикий кочевник! Значит, титулы тебя не интересуют, а? Так кто ты, Каирн? Старейшина? Изгнанный принц? Обычные воины не рассуждают так здраво. Они восхваляют своего короля или проклинают его, но редко обращают внимание на его отношения с остальным миром, если это не означает войну. Да, я очень интересуюсь королем Гейлом. Я привечал многих путешественников и торговцев в этом грубом месте, пытаясь узнать о нем хоть что-нибудь. Но ты — первый житель его страны, с которым я разговариваю, не считая нескольких воинов, сопровождавших торговые караваны, и все они мыслили крайне узко. Для них Гейл — святой король, а весь остальной мир — просто обременительные иностранцы. А вот ты — человек с кругозором.

Каирн предостерег себя: легко клюнуть на откровенную лесть. Он получил знания куда более глубокие, чем его сородичи, но никто лучше его самого не знал, как скуден его опыт.

— И откуда такой интерес к королю Гейлу? — спросил Каирн.

— Пойми, то, что я сейчас скажу, некоторыми может быть истолковано, как предательство, и, если ты побежишь с доносом в Крэг, я буду все отрицать до последнего вздоха.

Каирн пожал плечами.

— Я не имею никакого отношения к вашей внутренней политике.

— Очень хорошо. Я слышал, что король Гейл создал непревзойденную армию на своих равнинах. Это кавалерия, и вооружены они большими луками, как у тебя, и с помощью этой армии он уничтожил всех врагов еще до того, как завладел своей легендарной стальной шахтой.

— Это правда, — сказал Каирн.

— Тогда во всем мире только его армия в состоянии победить Мецпу! — Это было сказано со всей страстью.

— Может, и в состоянии, но зачем? Почему он должен хотеть воевать со страной, которая ему никогда не вредила и не угрожала?

— С юга и востока Мецпа ограничена морем. Она расширяла свои владения на север, пока это было выгодно. Поколение назад Мецпа пересекла реку и контролирует все старые государства западного побережья — они стали частью Великой Мецпы. Теперь ее манит дальний запад.

— Почему? — потребовал ответа Каирн. — Что, Мецпа жаждет завладеть пастбищами? Мехами?

— Теперь Ассамблею Великих Мужей возглавляет Мертвая Луна, а Мертвая Луна очень хочет заполучить стальную шахту.

Каирн надеялся, что его следующие слова не приподнимут завесу над его собственной почти безнадежной миссией.

— Рассказывай еще.

— Что может быть более логичным? В Мецпе умеют прекрасно обращаться со стеклом, керамикой и с тем металлом, на который удается наложить лапу — золото, бронза и им подобные. Но сталь — до сих пор самая драгоценная вещь в мире, и с ней можно будет вершить великие дела. Для всего мира сталь означает оружие и инструменты. Для Мецпы это — механизмы, чего остальной мир пока не понимает.

— Но местонахождение шахты держится в огромном секрете, — тревожно сказал Каирн.

— Ее найдут, — настойчиво сказал Благородный Камень. — Во всех странах привечают предателей. Но есть и еще кое-что.

— Что именно?

— Я стараюсь следить за происходящим в мире, хотя не обладаю реальной властью. Ассамблее это удается гораздо лучше. Как у всех правителей, у них есть шпионы в любой стране. Они знают, что на дальнем западе появился новый король, безжалостный завоеватель.

— Да. Гассем. Мы уже победили его.

— Временные неудачи, как я слышал, Гассем тоже жаждет заполучить стальную шахту. И еще вопрос, с кем предпочтет сражаться за шахту Мертвая Луна — с Гейлом-мистиком или Гассемом-завоевателем.

— Гассем и вполовину не такой хороший воин, как мой… король! Мертвая Луна — глупец, если думает, что Гейла победить проще, чем Гассема. Наши стрелы укладывали копейщиков Гассема рядами.

— Возможно, ты и прав, но Мертвая Луна относится к людям, верящим в силу, и только силу. Такой человек будет опасаться завоевателя и презирать миролюбивого короля. Я думаю, он предпочтет напасть на Гейла прежде, чем сразиться с Гассемом.

— Моему королю требуется куда больше, чем ваши измышления, чтобы отправиться на войну. Если бы даже он не был миролюбив, было бы глупо ввязаться в войну без оглядки, а он далеко не глуп. Ты слышал, как он бился на западе?

Драгоценный Камень кивнул.

— Говорят, что его верховые лучники прошли сквозь западные армии, как ветер сквозь траву.

— Именно так. Более того, он сумел воспользоваться твердолобой военной логикой врага и их неумением сражаться с верховыми лучниками. Они-то думали, что наша малочисленность означает слабость. Гейл не повторит их ошибку.

— Что ты хочешь сказать?

— Армия Мецпы вооружена огненными трубками. Король Гейл не станет относиться к ним с презрением только потому, что незнаком с таким оружием. С другой стороны, он не станет воевать с армией, пока не поймет, на что она способна.

Его хозяин долго молча рассматривал Каирна.

— Ты хорошо знаешь своего короля. — Это не был вопрос.

— Так же, как и любой другой среди нас.

— А что, по-твоему, он хотел бы узнать о секретах такой армии?

Каирн как следует подумал и стал тщательно подбирать слова.

— Мне кажется, больше всего он бы захотел узнать, как изготовить огненные трубки и огненный порошок.

Драгоценный Камень покачал головой.

— Это ему ничего не даст. Порошок приготовить поразительно легко, с этим справится кто угодно. А вот сами трубки сделаны из сверхпрочной керамики. Глину для них можно найти в одном-единственном карьере, и охраняется он так же тщательно, как стальная шахта твоего короля, а их производство — сложнейший процесс, требующий промышленного оборудования, которого нет ни в одной стране, кроме Мецпы. Это другая причина, по которой… А, неважно.

Каирну жгуче захотелось узнать, что его собеседник собирался сказать, пока не спохватился.

— Жители Мецпы долго экспериментировали с огненным оружием больших размеров, — продолжал Драгоценный Камень, — трубки величиной с деревья, огненные снаряды, могущие пробить стену. Правда, пока не особенно удачно. Эта керамика недостаточно прочна, поэтому для их изготовления требуется непомерное количество бронзы, но, когда их доведут до совершенства, это будет ужасное оружие.

— А что используется для снарядов?

— Каменные ядра в керамической оболочке. Лучше бы металл, но он слишком ценен.

— Это звучит пугающе, но трудно представить, чем такое оружие может быть опасно для нас. У нас нет замков или укрепленных городов.

— Я думаю, пусть лучше об этом судит король Гейл, — предостерег хозяин.

— Так он и поступит, когда я расскажу ему.

— Но ты так и не ответил на мой вопрос. Могут ли мои подсказки оказаться стоящими для твоего короля?

— Если бы мы уже находились в состоянии войны с Мецпой, уверен, они бы не помогли, но этого еще не произошло. Неважно, каковы твои истинные побуждения, но ты подчиняешься Мецпе. Я так понимаю, ты хочешь независимости, и думаю, он проникнется к тебе симпатией, но ты предлагаешь не союз, а интригу. Не в правилах Короля Гейла устраивать заговоры против правителей, с которыми он не воюет.

Хозяин определенно старался сдержаться, чтобы не говорить в гневе.

— Просто передай королю Гейлу то, что я сказал. А уж решать будет он сам.

— Хорошо. Сразу же, как вернусь домой.

— Тебе не надо ехать так далеко. Я знаю, что он в Мецпе. Уж не знаю, что это за сумасшедшая идея, но, говорят, он король необычный.

Каирн был ошеломлен.

— Откуда ты можешь это знать?

— Не один я хочу увидеть конец господства Мецпы. У нас есть своя шпионская сеть и собственные пути передачи информации. Кое-кто из наших был при дворе Гейла с торговой миссией, а потом его видели въезжающим в Мецпу с караваном. Караван ушел без него.

— Чушь, — сказал Каирн. — Это был обычный воин, который решил остаться и поглазеть вокруг.

— Я сам его никогда не видел, но мне его описывали. Он человек очень заметный и его трудно спутать с другим. Насколько я наслышан, ты на него похож.

Каирн поежился.

— Слухи ошибочны. Я выгляжу так же, как и остальные мои соплеменники. Те жители равнин, которых ты встречал, возможно, были амси, это жители юга и они темнее нас.

— Может, ты и прав. Во всяком случае, найдешь своего короля — ведь ты ищешь его, верно? — передай ему то, что я сказал. Возможно, он захочет навестить меня прежде, чем покинет территорию Мецпы.

И тут же с фальшивой улыбкой раскаяния:

— Какой я отвратительный хозяин! Ты, должно быть, умираешь с голоду, а я беспрерывно болтаю и не даю тебе есть. Прости меня, прошу тебя. Мне так редко удается завлечь к себе интересного собеседника. — Он повернулся к одной из женщин. — Облако, принеси нашему гостю горячей еды. Его завтрак остыл.

Остаток времени хозяин разговаривал с Каирном исключительно о его путешествиях. Ни слова больше не вырвалось о властях или политике. Он хотел услышать о последних деяниях Гассема и его островитян, и Каирн не видел ничего плохого, чтобы рассказывать о событиях, известных всем на западе. Утаил он только новость о катастрофе в королевстве, которая и была главным вопросом его миссии.

Прежде чем солнце достигло зенита, Драгоценный Камень проводил его в путь, снабдив свежей провизией и послав с ним проводника, чтобы показать обещанный короткий путь.

— Напоследок скажу, что твоего короля видели на дороге, ведущей в Крэг. Трудно представить, что ему надо куда-то в другое место, поэтому поищи его там. И запомни мои слова.

— Я передам ему, — уклончиво сказал Каирн. — Но не отважусь давать советы.

Драгоценный Камень рассмеялся.

— Ты осторожен, как дипломат, но хотя бы не даешь пустых обещаний. Ну, прощай, удачи тебе. Запомни вот еще что: граждане Мецпы никогда не станут вашими друзьями, как бы учтиво они себя ни вели. Они враги всему свету.

Каирн поблагодарил хозяина и покинул поляну, следуя за проводником. К вечеру он снова был на главной дороге, ведущей в Крэг.

Глава седьмая

Для приема Гейл надел свое лучшее платье. Надеясь встретиться с высшим светом, он взял с собой придворную одежду. Она была проста, потому что его собственная впечатляющая внешность являлась лучшим украшением. Гейл не был тщеславен, но слишком многие обращали на него внимание, так что в этом он не сомневался.

Он надел штаны и рубашку из блестящей черной чиванской ткани, сотканной из шелка гигантских пауков. Ткань никогда не мялась и была легкой, как воздух. Он натянул сапоги народа амси длиной до колен, с мягкими подошвами и еще более мягким верхом, с вышитыми разноцветной нитью цветами. Поверх всего накинул короткий плащ из шелка пауков, густо затканный золотом. Для здешнего климата одежды многовато, но знатные аристократы всегда пренебрегали удобствами, предпочитая внушительный внешний вид.

Поразмыслив, Гейл добавил несколько колец и большой рубин на золотой цепи на шею. Это все были подарки от других монархов, и он никогда не носил их дома. Удовлетворенный своим представительным внешним видом, Гейл стал дожидаться прихода слуги, который известит его, что пора присоединиться к обществу.

В дверь постучали, но это не был слуга. Пришла сама госпожа Утренняя Птичка.

— Наши гости прибыли. Если вы пойдете со мной, я немного расскажу вам о них по дороге.

Гейл поднялся, еще раз поправил наряд и взял даму под руку.

— Вы великолепно выглядите, мой дорогой, — сказала она.

— Вы тоже, моя госпожа, — ответил Гейл.

Ее наряд очень походил на тот, в котором она его впервые встретила, только прибавилось драгоценностей и пудры на выставленной напоказ груди.

— Пришла Свет Утренней Зари. Она потаскушка и обязательно накинется на вас, но вкус у нее отменный. Господин Дом в Долине, наверное, самый богатый. Кстати, это его титул. Он никогда не пользуется именем, и я его даже не знаю. Ужасный сноб. О-о, еще Господин Широкое Поле. Он пока не пришел, но наверняка явится. Он немного эксцентричен, но зато знает буквально все. Смотрите, побольше с ним поговорите. Я специально посадила его напротив вас. — Она продолжала описывать остальных, награждая каждого короткой, как правило, нелестной характеристикой.

Стоило им войти — и все гости обернулись, желая рассмотреть новую диковинку. Зал для приемов был ослепительно ярко освещен, все гости — экстравагантно одеты. С точки зрения Гейла, их макияж, похожий на маски, делал их похожими на привидения. Они не то, чтобы выстроились по ранжиру, но Госпожа Утренняя Птичка знакомила их, явно руководствуясь высотой положения. Господин Дом в Долине, высокий и толстый, одетый в чересчур узкий наряд, протянул Гейлу руку, как будто оказывал ему королевскую милость. Платье госпожи Свет Утренней Зари оставляло обнаженной практически всю грудь. Соски ее были нарумянены ярко-красным, что составляло странный контраст с голубой пудрой, покрывавшей кожу. Она посмотрела на него распутными глазами и улыбнулась, обнажив серебряные зубы.

Гейл за свою жизнь побывал в странных местах, но нигде не встречал такого количества причудливых имен вкупе с неестественной внешностью. Они были абсолютно не похожи на других жителей Мецпы, заставив его задуматься — вся ли знать здесь полностью оторвалась от простого народа, или только эта небольшая декадентская группа?

Он отчаялся запомнить все имена и решил, что достаточно будет говорить «мой господин» и «моя госпожа».

Его уникальные товары расположились в центре длинного банкетного стола. Было задано множество вопросов, но хозяйка решила, что следует дождаться всех приглашенных.

Неожиданно все в комнате замолкли, и Гейл, обернувшись, увидел, что Утренняя Птичка спешит навстречу вошедшему. Она взяла нового гостя за руку и подвела его к Гейлу.

— Купец Алза, позвольте представить Господина Широкое Поле.

Гейл пожал гостю руку. Тот был невысокого роста, одетый в простое серебристо-серое платье с кружевным гофрированным воротником. Кожа очень бледная, ненапудренная. Остроконечная бородка аккуратно подстрижена, усы на концах завиты. Угольно-черные волосы мыском уложены на лбу, глаза такой же пронзительной черноты.

— Трижды добро пожаловать, купец Алза. — Низкий голос поражал несоответствием росту. — Хорошо встретить среди нас такого проницательного человека. К тому же доставившего нам такие прекрасные вещи! — он цепко оглядел стол, черные глаза поблескивали.

— Может быть, мне пора начать объяснения, если наша хозяйка не против?

— Пожалуйста, — сказала она.

— Тогда, с вашего позволения, мы начнем вот отсюда. — И Гейл начал свою хорошо отрепетированную речь. Слушатели пришли в восторг, глаза сверкали по какой-то детской жадностью по мере показа каждой новой игрушки. Гейл очень надеялся, что не напрасно тратит время на лопающихся от денег ничтожеств.

Рассказывая, Гейл отметил, что стоявший рядом с ним Широкое Поле резко отличался от остальных. Стоило ему сказать слово — остальные замолкали. Никто не подходил к нему слишком близко. Вкупе с опозданием, за которое он не извинился, это составляло образ человека куда более высокопоставленного, чем остальные.

Гейл взял в руки самый маленький предмет, изысканно украшенный инструмент из золота и бронзы, с многочисленными зажимами, отверстиями странной формы и косым лезвием, скользящим поперек овального отверстия. Он позволил гостям подержать его в руках, и, восторгаясь мастерством, они пытались угадать его назначение.

— Признаюсь, я заинтригован, — сказал Широкое Поле, возвращая инструмент Гейлу. — Что же это такое?

— Это очень специальный хирургический инструмент из Чивы. Им кастрируют рабов.

— Я просто должна его иметь! — сказала Свет Утренней Зари с искаженным жаждой обладания лицом.

Гейл подумал, не зря ли он привез сюда эту вещь. Ему казалось, они заинтересуются этим из мерзкого любопытства, но эти люди могут использовать его и по прямому назначению.

— Обед готов, — возвестила Утренняя Птичка. — Мы можем спорить, торговаться и изводить вопросами нашего гостя за едой.

Все нашли предложение замечательным, расселись и вскоре блюда одно за другим стали появляться на столе. Гейл изучал остальных, пока они ели. Дом в Долине ел жадно, с истинно аристократическим безразличием к производимому впечатлению. Свет Утренней Зари ела изящнее, не сводя горящего взора с Гейла.

Широкое Поле не проявлял интереса к еде, изредка отщипывая маленькие кусочки и прихлебывая шипучую воду. Символически попробовав очередное блюдо, он обратился к Гейлу.

— Я заметил, что в ваших товарах нет ничего из стали.

Гейл пожал плечами.

— Я никогда не видел произведения искусства, сделанного из стали. В силу ее высокой ценности из стали делают инструменты и оружие. Я никогда ей особенно не интересовался. Она слишком негнущаяся и непрочная, в отличие от золота или бронзы. Кто будет тратить артистизм на металл, который ржавеет?

— Я не задумывался об этом, но в том, что вы говорите, есть резон. Я слышал, что вы много путешествовали? Вы действительно видели Невву собственными глазами? И Чиву, и остальные юго-западные страны?

— Я посетил их все, хотя Чива после захвата островитянами стала плохим местом. Путешествие туда имеет смысл, если вы готовы рисковать. Островитяне дикари, и не понимают ценность того, что завоевали.

— А, островитяне! Я бы хотел услышать о них. Говорят, они непобедимы.

— Так говорят о любых захватчиках, пока они не получат отпор. На самом деле островитян выгнали из Неввы несколько лет назад.

— Согласно новостям, дошедшим до нас, — сказал Широкое Поле, — для этого потребовалась объединенная армия короля Пашира и короля Гейла. Еще говорят, что Гассем повернул назад, чтобы поживиться чем-нибудь на юге, и, конечно, добыча там оказалась очень богатой. Он просто проглатывал южные королевства одно за другим. Как они сражаются, эти островитяне? — Этот человек проявлял очень мало интереса к искусству для истинного ценителя.

— Основная масса армии Гассема набрана в завоеванных им странах. Элита, конечно — воины с Островов, а среди них сверхэлита — его клан, шессины. Они все копейщики, очень искусные и храбрые.

— У него есть какая-то особая тактика, делающая его таким грозным?

Гейл покачал головой.

— Храбрость и фанатизм. Это все, в чем он нуждается и что ценит. С этим и с его старательно выпестованной репутацией противник наполовину разбит до начала сражения. Кроме того, они сражаются, как все западные армии, мечом и копьем, топором и булавой Они почти не пользуются метательными снарядами за исключением дротиков, а верховых воинов у Гассема совсем мало.

— То есть он любит подобраться поближе, так? Что, он считает это более действенным?

— Мне кажется, ему это просто нравится. Он и его королева наслаждаются кровопролитием.

— О, — сказала Свет Утренней Зари, — ужасная королева Лериса! Мы слышали о ней. Она действительно так прекрасна и так жестока, как рассказывают? Вы видели ее?

— Я не интересуюсь такими людьми, — сказал Гейл. — Это воины, обожающие массовую резню. У человека, посвятившего себя торговле произведениями искусства, они вызывают исключительно презрение.

— Но уж наверное, — вмешалась Утренняя Птичка, — сама природа ваших путешествий требует авантюризма и отваги не меньшей, чем у воина.

— Я понимаю так, — сказал Широкое Поле, — что обычный стяжатель не будет с радостью пересекать континент в поисках предметов, которые он любит.

— Вы очень добры ко мне, — запротестовал Гейл.

— Думаю, что нет, — ответил Широкое Поле. — А теперь давайте к делу. Как счастливица, обнаружившая вас, госпожа Утренняя Птичка получает право выбрать две вещи, которые ей по-настоящему понравились. Что касается всего остального, мы устроим аукцион. Как вы на это смотрите?

— В высшей степени справедливое решение, — сказал Гейл, думая, не потеряют ли они к нему интерес сразу же, как все будет распродано.

Широкое Поле взял на себя обязанности аукциониста, а все остальные, хмельные и веселые, начали неистово подымать цену. Свет Утренней Зари, как заметил Гейл, заполучила-таки кастратор.

Это не сулило ничего хорошего некоторым неудачливым рабам. В течение часа все было распродано, и Гейл оказался обладателем весьма тяжелого мешка золота.

— Вы довольны барышами? — спросил Широкое Поле.

— Более чем, хотя мне и жалко расставаться с этими прелестными вещами. Но я заметил, что для себя вы ничего не выбрали, сударь.

— О, я получил самый лучший приз, — заявил Широкое Поле.

— То есть?

Широкое Поле улыбнулся, слегка обнажив хищные зубы.

— Ну, как же, у меня есть вы. — Он щелкнул пальцами, и в комнату вошел отряд стражников, вооруженных короткими огненными трубками с исключительно широкими раструбами. Они быстро окружили ошеломленного Гейла.

— Отвести его в тюрьму под моим дворцом. Не наносите ему вреда, если он не будет сопротивляться, но не давайте никаких шансов. Он воин-шессин, по слухам, они великие бойцы. Если попытается сбежать, прострелите ему ногу и наложите повязку. Я хочу, чтобы он был в состоянии говорить.

— Как прикажете, господин Мертвая Луна, — сказал предводитель стражников.

Бывшие собеседники Гейла улыбались и хихикали, когда его выводили из комнаты. Ну, что ж, подумал он, во всяком случае, своей основной цели я достиг — вошел в контакт с самыми высшими кругами…

Подвал оказался не таким ужасным, как ожидал Гейл. В каменных стенах имелась только одна дверь из толстых бревен и маленькое зарешеченное окошко, но меблировка напоминала комнату на скромном постоялом дворе. Он подозревал, что для непокорных узников условия должны быть намного хуже.

Он чувствовал тревогу и отвращение, но более всего ему было стыдно. Какое несчастье он навлек на свой народ безрассудными и необдуманными действиями? Он всегда подчеркивал, что не должен быть для них незаменимым, что однажды ему тоже придется умереть. Но если они узнают, что его держат здесь в плену, они без сомнения начнут грандиозную военную экспедицию против Мецпы и будут полностью уничтожены ураганным огнем из трубок.

Лучше он покончит с собой, чем допустит такое. Но, быть может, до этого не дойдет? Мертвая Луна знал, кто он на самом деле. Может, Гейл сумеет заключить с ним сделку? Может, сумеет заплатить выкуп сталью?

Кто же его узнал? Какой-нибудь торговец, видевший его на ярмарке? Следовало принять меры предосторожности, с запозданием понял Гейл. Постричь волосы, например, и покрасить их в темный цвет. Теперь слишком поздно.

Он встал с обитого кожей стула, услышав, что кто-то открывает засовы с той стороны двери. Вошел Мертвая Луна в сопровождении двух гигантов-стражников, вооруженных толстыми огненными трубками. Гейл знал, что такое оружие заряжено горстью мягких свинцовых шариков и на близком расстоянии означает неминуемую смерть.

— Надеюсь, тебя удобно разместили? — спросил Мертвая Луна.

— Я знаю, что могло быть гораздо хуже.

— И будет, если ты не проявишь желание сотрудничать. Я уверен, ты знаешь причину моего недовольства тобой. Дело не в твоем присутствии здесь, дело в том, как ты сюда прибыл — под чужой личиной вместо открытого появления. — Слова и интонации были снисходительными, но Гейл не обманулся. В глазах этого человека был безумный блеск, подобный блеск Гейл уже встречал у людей великой жестокости и сумасшедших амбиций.

— Прежде, чем назвать себя, я хотел побольше узнать об этом городе, — уклончиво сказал Гейл.

— Хорошее объяснение для шпионской деятельности, — отозвался Мертвая Луна. — Но было глупо так поступить, не изменив предварительно внешность. Ваш народ далеко от нас, но я достаточно предусмотрителен и хорошо информирован. У меня, как и у всех правителей, есть собственные шпионы. Кроме того, внешность шессинов достаточно примечательна, чтобы ошибиться, даже если ты видел их только на рисунках и слышал описание.

Гейл понял, что перед ним человек, прячущий свое безумие под маской скучной повседневной деятельности.

— Я недооценил ваше проворство, — признал Гейл.

— Ты единственный в своем роде, и при этом уникально ценный пленник.

— Теперь ошибаетесь вы. Я не представляю для вас никакой ценности.

— Ну, не прикидывайся, — рявкнул Мертвая Луна, не сумев скрыть злость. И продолжил уже спокойнее: — Ты пойми, еще не все потеряно. Обычно шпионы умирают здесь медленной смертью. Но ты не обычный шпион, я не ошибся? Конечно, нет, и как же мне с тобой поступить? — Он помолчал, без сомнения, желая, чтобы до Гейла дошли возможные последствия. — С другой стороны, не так уж я и возмущен твоим появлением здесь.

— Счастлив слышать, — отозвался Гейл.

— Конечно, я бы предпочел дипломатическую миссию, но, раз уж ты здесь, можно осуществить нечто еще более тайное.

Гейла это озадачило, но он решил услышать побольше.

— Продолжайте, пожалуйста.

Мертвая Луна мерил шагами комнату, разговаривая как бы сам с собою.

— Да, я думаю, ты по-настоящему сумеешь мне помочь; если захочешь сотрудничать. В конце концов, твой хозяин и я очень похожи.

— Хозяин? — вырвалось у Гейла прежде, чем он успел прикусить язык или хотя бы подумать.

— Ну, хозяйка, — с раздражением сказал Мертвая Луна. — Ведь шпионы подчиняются королеве Лерисе?

Гейла охватила волна облегчения.

Этот человек думал, что он один из шпионов Лерисы!

Конечно, ему не могло придти в голову, что в его страну явится король инкогнито, а вот шпион Гассема — в порядке вещей. Определенно он не знал, то Лериса никогда не нанимала шпионов из шессинов, а только из жителей континента.

— Было глупо думать, что я сумею вас обмануть, — сказал Гейл, боясь поверить в свою удачу. А ведь он мог выдать себя в любую секунду с момента ареста.

— Ты злоупотребил доверчивостью. Не говоря уже о внешности, ты осмелился сказать Утренней Птичке, что тебе сорок или даже больше! Любой глупец увидит, что тебе и тридцати нет. Я очень ясно вижу твое прошлое. Король Гассем и его королева — сколько лет они живут на континенте? Около пятнадцати?

— Около того.

— Вполне достаточно времени, чтобы выбрать умного юношу и сделать из него шпиона — обучить языкам, отправить в хорошую школу и лучшие дома, чтобы придать ему блеск. Надо признать, ты хорошо учился. Тебя даже можно принять за аристократа.

— На островах нет более высокого рода, чем род воина, — сказал Гейл, вживаясь в свою новую роль.

— Вы, дикари, довольно высокомерны, не так ли? — Он повернулся к стражам. — Оставьте нас.

— Мой господин, он…

— Вон! — рявкнул Мертвая Луна. — Мы с ним поняли друг друга. — Когда стражники вышли из комнаты и отошли достаточно далеко, он вновь повернулся к Гейлу. — Тебя действительно зовут Алза?

— Да. Я не видел причины менять имя.

— Так скажи мне, Алза, какую информацию ты должен был искать для королевы?

— Я думаю, ту же, что и вы ждете от своих шпионов. Все, что может быть полезным при оценке иностранного правителя и его страны. В основном самые обычные вещи — как велика страна, чем торгует, сколько в ней больших городов, каковы дороги, климат…

— Да, да, все это мне понятно. Как ты и сказал, того же самого я жду от своих шпионов. Но ведь их больше волнует армия и правительство, так?

— Да. И я не солгу, сказав, что пока не нашел почти ничего, достойного их внимания. Ваша армия не похожа ни на что, виденное мною раньше, а ваше правительство так и осталось для меня тайной! Когда моя королева посылала меня сюда, мы не имели ни малейшего понятия, кто вами правит — король, священнослужитель или совет старейшин. Мы никогда не встречались с подобным государством ранее.

Мертвая Луна уселся на кровать, скрестил ноги и сплел на коленях пальцы.

— Все различия в правительствах — только на самом верху. Ты получил инструкции отыскать продажных министров, чиновников, которых твои король и королева смогут использовать в своих целях, верно?

Гейл пожал плечами.

— Все короли пользуются такими людьми.

— Это правда. Ты пробыл здесь слишком недолго, чтобы отыскать их, но их вообще не существует. В своем роде тебе не повезло. У меня имеются весьма впечатляющие способы избавляться от них.

— Возможно, все ваши министры — верные люди? — предположил Гейл.

Мертвая Луна безумно улыбнулся.

— Не будь наивным. Скажи, Алза, король Гассем замышляет против меня войну?

Гейл честно посмотрел на него.

— Заверяю вас, намерения моего короля по отношению к вам только мирные и братские.

Мертвая Луна хлопнул себя по колену и расхохотался.

— Тебе следует служить в дипломатическом корпусе, а не шпионить. Давай не будем играть в детские игры. Твой король нападет на меня, как только его границы соприкоснутся с моими, потому что он думает — я слабее. Именно так поступают все завоеватели, и я не жду ничего другого. Но война между нами бессмысленна. Намного выгоднее окажется союз.

— Что вы имеете в виду? — Гейлу пришло в голову, что, по удивительной прихоти судьбы, он сможет узнать все, за чем сюда прибыл, непосредственно от Мертвой Луны — если, конечно, останется в живых.

— Последнее, что я слышал о Гассеме — он очень уверенно чувствует себя на юге. Там есть еще несколько мелких государств, которые он собирается прибрать к рукам, а потом он окажется у меня на пороге. Если начнется война, произойдут две вещи: я, со своей новой армией, уничтожу его войска. Я не хвастаюсь; мастерство и мужество воина не имеют ничего общего с моими приемами ведения войны. Второе, что произойдет — Гассем оставит обширный северный фланг абсолютно без прикрытия. Его атакует король Гейл и уничтожит Гассема.

— Не рассчитывайте, что мой король поверит в свое поражение. До сих пор его армии одерживали полную победу.

— Чепуха. Невва и король Гейл объединились, чтобы изгнать его с севера. Сытые упадочные страны на юге — вот что было для него легкой добычей. Я — не буду. — Мертвая Луна встал и снова начал мерить шагами комнату. — Но в этом нет никакой необходимости. Куда более толковым будет объединить силы против короля Гейла.

Гейл сделал вид, что обдумывает это.

— Гейл и мой король были врагами с детства, — сказал он.

Мертвая Луна отмахнулся от этих слов наманикюренной рукой.

— Наследственная вражда твоего короля меня не интересует. У Гассема расширяющаяся империя. Мецпа — тоже расширяющая империя. Я хочу раздвинуть границы на запад, направо. Меня просто оскорбляет, что обширная и богатая страна населена кучкой дикарей под управлением примитивного короля. Твой Гассем тоже дикарь, но он дальновиден и тщеславен. Мне кажется, он во многом похож на меня. Гейл — это какой-то шаман, он много говорит о мифической чепухе, а непредсказуемые туземцы его просто обожают. Он не способен удержать страну, которую я могу замечательно использовать.

Мертвая Луна вновь зашагал по комнате, увлеченный собственными рассуждениями. Гейл догадался, что этот человек в отчаянии от политической закрытости Мецпы. Куда счастливее он будет, выступая перед огромными толпами, вовлекая их в имперское безумие.

— Запад богат! Там большие реки и плодородные земли, которые никто не возделывает. Там можно отыскать минералы, превратить людей в рабов и заставить их работать на земле. Там достаточно места, чтобы увеличить обе наши империи. О, я знаю, твой король не особенно заинтересован в возможном благосостоянии этих земель! Он предпочитает завоевывать тех, кто уже накопил добычу, которой он так страстно желает. Но мы здесь, в Мецпе, создаем богатство; мы приумножаем богатство! Впрочем, это неважно. Ясно одно — Гассем не сможет меня завоевать. Но вместе мы сможем уничтожить Гейла.

И ни слова, заметил Гейл, о стальной шахте.

— Но вы же понимаете, мой господин, что я не имею право решать за своего короля.

— Ты и не должен. Я просто хочу, чтобы ты постоянно оставался здесь. Ты поселишься здесь, во дворце, я познакомлю тебя с жизнью Мецпы и мощью Мецпы. Таким образом ты сумеешь написать достоверное сообщение для своей королевы и, быть может, убедить своего короля в безрассудстве любых действий, направленных против меня. Это приемлемо?

— Я напишу обо всем, что увижу, — сказал Гейл, — и передам все, что вы мне рассказали.

Мертвая Луна ухмыльнулся.

— Хорошо сказано. Ты отлично знаешь свое дело, шпион. А теперь пошли со мной. Для наших почетных гостей есть комнаты куда лучше.

Гейл последовал за ним из камеры, и они пошли по длинному коридору с множеством других камер в комнату стражи, где на них уставился человек, похожий на головореза.

— Принеси его вещи, — отрывисто сказал Мертвая Луна.

Они поднялись на два лестничных пролета, пересекли обеденный зал и оказались в гостевом крыле. Комната, в которую они вошли, была почти без мебели, но очень просторная, с большим балконом, похожим на каплю, нависшую с верхушки скалы над рекой.

— Думаю, здесь тебе будет удобно. Никакой упаднической роскоши госпожи Утренней Птички и ее дегенеративных друзей, но ведь вы, шессины, предпочитаете более грубую жизнь, верно?

— Это более чем удовлетворительно, мой господин, особенно после ваших подвалов.

Вошли стражники с вещами Гейла. Один из них нес его копье, на этот раз собранное. Мертвая Луна взял его в руки.

— Сразу можно отличить копье шессинов. Я читал их описание во множестве сообщений. Мои агенты обнаружили его в твоей комнате в первый же день. Не следовало брать его с собой.

— Воин-шессин никогда не ходит без своего копья, — возразил Гейл.

— Твоя сентиментальная привязанность к этому символу могла с легкостью уничтожить тебя как шпиона. Тебе не приходило это в голову?

Гейл улыбнулся.

— Но ведь я торговец предметами искусства, а разве оно не прекрасно и не уникально?

Мертвая Луна метнул копье, и Гейл поймал его.

— Вообще-то да. Ты мог бы и вывернуться с таким объяснением, если бы попал не ко мне. Можешь хранить свое оружие здесь, но не выноси его из дома. У меня очень строгие законы о ношении оружия в черте города.

Пожилой молчаливый слуга принес на подносе вино и бокалы, и Мертвая Луна отправил его накрывать стол на балконе. Когда тот ушел, хозяин жестом пригласил Гейла присоединиться к нему. Они пригубили вино. Меньше всего Гейл боялся быть отравленным.

— Довольно о политике, — сказал Мертвая Луна. — Удовлетвори мое любопытство. Правда ли, что королева Лериса необыкновенно красива? Такие слухи обычно сильно преувеличены.

— Она самая прекрасная женщина в мире, — Гейл сказал чистую правду. — Ее невозможно описать, ибо нет таких слов. Вам надо увидеть ее.

— Я на это надеюсь. Говорят, в ней нет ни капли скромности даже по меркам тех дам, которых ты видел на приеме Утренней Птички, что она нагая выходит к толпам людей.

— На островах другие стандарты скромности. Моя королева считает, что ее красота — достаточное одеяние, кроме того, наших короля и королеву нельзя судить по меркам обычных людей.

— Понятно. — Мертвая Луна произнес это с сомнением. — И именно она управляет внутренними делами покоренных земель, а король этим почти не занимается?

Гейл понимал, что Мертвая Луна проверяет его. Верен шпион королю или королеве? Есть много вариантов, но Гейл был прирожденным конспиратором и решил сыграть против Гассема.

— Королева решает многие вопросы, ее это устраивает. Наш король — воин, и проводит много времени, занимаясь армией. — Гейл решил, что это звучит не в поддержку короля, но и не откровенным предательством. Все чересчур очевидное будет для Мертвой Луны подозрительным.

— Можно сказать, королева более талантлива?

— Все островитяне просто боготворят ее, — сказал Гейл, — а покоренные народы боятся. Впрочем, короля тоже.

— Возможно, следует обращаться прямо к ней, как к управляющей внутренними делами, поприветствовав короля Гассема, как дружественного монарха?

Гейл рассудительно кивнул головой.

— Это, конечно, не мое дело, но я думаю, это мудро.

— Отлично. Позаботившись о благоприятных условиях, я думаю, следует предложить встречу где-нибудь на нейтральной территории. На расстоянии, через посредников, можно кое-чего достичь, но, чтобы союзники пришли к истинному пониманию, необходимо встретиться лицом к лицу. Как удачно, что ваши король с королевой поняли, насколько действенно объединенное правление, и Гассем может отправить свою королеву с такой миссией, дав ей право принимать решения от своего имени.

Еще один рассудительный кивок головой.

— Королева Лериса уже поступала так раньше. Обычно она выбирает остров на реке, по которой проходит граница между нашим и другим государством.

— У нас пока нет общей границы, но ведь можно прийти к какому-то соглашению? Королева Лериса путешествует с большой помпой?

— Обычно ее сопровождает эскорт младших воинов-шессинов. Они производят большее впечатление, чем вся пышность южных королей.

— Надо полагать. Я тоже буду скромным. Если бы ты только знал, как мне надоел напыщенный вид союзных монархов.

— Я заметил, что в Мецпе придают мало значения показухе.

— Истинная правда. Мы ценим деловитость и результаты. Потому твои правители произвели на меня впечатление — они деловиты.

— Они такие. И получают результаты. Многие троны лежат у ног моего короля. У него есть скамейка для ног, сделанная из их корон.

— Пугающий король, право слово. И между ним и королем Гейлом — давнишняя вражда? Я хочу сказать, это больше, чем обычное соперничество между королями. Всем известно, что Гейл — тоже островитянин.

— Вы же сказали, что их наследственная вражда вас не интересует, — заметил Гейл.

— Это так, но мне хочется лучше узнать своего брата-правителя. — Его нисколько не смутило, что он оказался пойман на противоречии.

— Много я вам рассказать не смогу. Гейл и мой король родом из одной деревни, говорят, они вместе росли. Гассем презирал Гейла, называя его глупцом и трусом еще в детстве. Гейла за что-то выслали, но об этом никто не говорит, и не очень мудро просто называть имя этого человека там, где его могут услышать мои король и королева.

— Ну, что ж, им придется услышать это имя от меня, невзирая на их чувства по этому поводу.

— Если вы предложите союз против Гейла, я уверен, они не будут протестовать.

Мертвая Луна резко встал.

— Очень хорошо. У меня есть другие дела. Устраивайся поудобнее. В течение нескольких дней мы будем часто совещаться. Если захочешь выйти из дворца, пойдешь с сопровождением. Теперь ты почетный гость и неофициальный посланник. Поэтому сопровождение тебе необходимо. Понятно?

— Абсолютно.

— Тогда хорошего дня. — Мертвая Луна резко повернулся и вышел.

Гейл вздохнул и налил себе еще бокал вина. В его жизни было всего несколько случаев, когда судьба совершала так много неожиданных поворотов за такой короткий период, хотя подобное случалось с ним чаще, чем с другими людьми. Он был человеком судьбы, а у судьбы много странных шуток.

От полного отчаяния он перешел к положению лучшему, чем мог бы надеяться.

Теперь он сможет узнать много секретов Мертвой Луны, одновременно отравляя отношения между ним и Гассемом. Это было не просто полезно, это могло стать еще и забавным.

Потом он увидел стражника, наблюдавшего за ним с верхнего балкона, и напомнил себе, что он все еще пленник.

Глава восьмая

Крэг выглядел устрашающе. Город высился за рекой, окутанный утренним туманом, и был уродливее и зловещее, чем все, что Каирн видел раньше. В нем было что-то неестественное, как будто его воздвигло здесь какое-то чуждое и злобное существо. Он подумал, что город похож на существо, сосущее кровь. Каирн понимал, что это просто воображение, но это место производило впечатление неотвратимости. Его осенило, что этого-то и добивались. Ему не приходилось слышать, чтобы человек создал что-то исключительно с целью устрашения, но все, слышанное им ранее о Мецпе, допускало, что здесь так поступить могли.

Он направил кабо вниз по илистому берегу к мосту, соединяющему берега. Большую часть дороги он проехал по обочине, потому что твердое покрытие дороги ранило копыта кабо. Путники на дороге выглядели такими же подавленными, как и он, от близости этой крепости. Они говорили, понизив голос, или вообще молчали. Вьючные животные тянули повозки, груженные продуктами и другими необходимыми вещами, по направлению к форту, а идущие в обратную сторону были почти ненагруженными или вообще пустыми, что усиливало впечатление от Крэга, как от паразита, иссушающего регион и ничего не дающего взамен.

Мост через реку, сделанный из тесаного камня, был оригинальной конструкции. Его поддерживали арки с центральным пролетом из тяжелого бруса, который можно поднимать, пропуская большие речные корабли. Каирн остановился у центрального пролета, восхищаясь его конструкцией, подвижным дорожным полотном, так искусно сбалансированным противовесами, что достаточно легкого усилия, чтобы поднять и опустить его. Эту работу выполняли полдюжины рабов.

Он пересек реку и оказался в беспорядочном городке, прижатом к основанию большого скального обнажения. Тут же Каирн почувствовал себя лучше. Какой бы ни была природа правящей элиты вверху на скале, жители нижнего городка — те же шумные независимые речники, которых он так хорошо успел узнать. Несколько минут в городке — и Каирн увидел пьяниц, выкинутых из таверны, проституток, демонстрировавших свои прелести, и две серьезные потасовки. Жизнь здесь грубовата, но Каирн решительно предпочитал ее единообразию, так любимому большинством жителей Мецпы.

Ощущение опасности вернулось сразу, как только он покинул речной поселок. Когда Каирн увидел солдат, марширующих на учебном плацу, настроение слегка поднялось. Все, что они делали, абсолютно не походило на привычное поведение воинов, механический порядок был зловещим, и Каирн хорошо знал, на что способны огненные трубки. Мецпа нашла способ превратить шумное, но безобидное оружие в убедительное орудие войны, несмотря на медленный темп огня и низкую точность.

Долгий подъем по эстакаде, ведущей к низким и широким отвратительным воротам, устрашал до крайности. Абсурдно, но Каирну казалось, что крепость наблюдает за ним, и чувствовал свою уязвимость на широкой каменной дороге. Ему пришло в голову, что появление верхового вооруженного воина с равнин очень подозрительно. Он решил, что в таком городе только очень простой чужеземец не будет замечен.

Чиновник у ворот разрешил Каирну войти без особых сложностей, и заверил его, что ни один человек с внешностью его отца в город в последнее время не въезжал. Такой же ответ он получил и в полиции, куда был отправлен чиновником. Это его озадачило, кроме того, он очень негодовал из-за требования находиться в городе безоружным. Спорить он, конечно, не стал. Меньше всего ему нужны были проблемы с властями.

Подыскивая себе пристанище, Каирн недоумевал, что же могло случиться с Гейлом. Если он не здесь, то где? Учитывая все задержки в пути, Каирн никак не мог прибыть сюда раньше отца. Он решил немного подождать в Крэге, вдруг отец все же появится. А вдруг Гейл погиб? Нет, Каирн отказывался даже думать об этом.

Найдя жилье и устроив кабо, Каирн решил познакомиться с городом поближе. Тот был неприятно деловит, и Каирну это казалось отталкивающим. Он привык к тишине диких мест, бывал и в шумных городах. Густо населенный город, в котором стояла тишина, выглядел неестественно.

Изредка он встречал людей, странно непохожих на всех остальных, одетых богато и необычно. Видимо, скучная похожесть была только для простонародья. Многие из этих ярко наряженных людей смотрели на него дольше, чем принято.

Не часто им выпадает шанс увидеть чужестранца, подумал Каирн.

Почти каждый в Крэге был одет в платье согласно положению и занятию: владельцы лавок — в длинные темные халаты; рабочие — в короткие куртки и узкие штаны; рабы — в тускло-коричневые туники. Домашние слуги носили ливреи, солдаты и полицейские — униформы.

В городе имелись обычные рынки и шумные мастерские, но никаких часовен или мест поклонения. Город был безупречно чистым, но совершенно не доброжелательным. Ничто, подумал Каирн, кроме его безнадежной миссии, не заставило бы его провести в этом месте больше одного дня.

Изучение города привело его на узкую улицу со ступеньками, ведущими вниз, на тропу, врезанную в скалу прямо у гребня.

Дорожка грубо врезалась в скалу, и с нее открывался изумительный вид на реку внизу и землю вдали. Каирн пристально вгляделся на покрытые лесом холмы и захотел оказаться там.

Он шел по узкому уступу, который вился вокруг скалы сразу под внутренней крепостью. Возможно, подумал он, его сделали, чтобы поддерживать леса наверху во время строительства. Он шел и рассматривал многоэтажную крепость, нависавшую сверху.

Каирн заметил, что над обнажением скалы не было укрепленной стены. Очевидно, горожане не боялись нападения с этой стороны и считали отвесную стену достаточной защитой. Гребень скалы патрулировался часовыми, и на некоторых балконах стояли стражники. На других развлекались причудливо одетые группы людей. Эти цветные пятна не делали картину менее мрачной.

Высоко над собой Каирн увидел двух человек, вышедших на балкон. Один был невысокий мужчина с бородой, одетый в серое. Второй тотчас бросился Каирну в глаза, и он едва не вскрикнул, но взял себя в руки и прислонился к шершавому камню скалы, прячась в глубокой послеполуденной тени.

Каирн несколько минут наблюдал за маленькими отдаленными фигурами, стараясь убедить себя, что ошибся. Он знал каждый жест этого человека лучше, чем себя самого. Это его отец, король Гейл, ведущий с кем-то секретный разговор.

Дыхание Каирна участилось, на лбу выступил пот. Здесь что-то совершенно не так! Страж у ворот и полицейский утверждали, что не видели такого человека! Может, он прибыл сюда тайно, или его присутствие специально держится в секрете? Ведет ли он переговоры с дружественным монархом, или он пленник здесь? Неожиданно задача Каирна очень осложнилась.

Он начал рассматривать стену, надеясь забраться на балкон. Если он сообразит, как это сделать, можно вернуться сюда в темноте.

Это возможно, если допустить, что отец живет в комнате с балконом, но гарантий никаких нет. В любом случае, другого плана у него не было. Он, разумеется, не может ломиться в ворота крепости и требовать отвести его к королю Гейлу.

Изучение стены не помогло отыскать путь наверх. Стена выглядела гладкой, выступали только балконы. Он подумал было перелезать с балкона на балкон с помощью веревки, но плохо представлял себе, как он пойдет покупать веревку. Это обязательно навлечет на него подозрения.

Каирн поспешил назад на свой постоялый двор, торопливо поужинал и попробовал составить план. На колышке в стене висели его лук и стрелы, и он вспомнил уступ, на котором стоял, и дверь на балкон. Если попробовать послать записку с помощью стрелы? Возможность захватывающая, но он не был уверен, что правильно рассчитает расстояние и угол, и комната с балконом не обязательно принадлежит Гейлу. Была еще опасность, что его стрела пронзит кого-нибудь постороннего, но не это главное. Если выстрел вообще возможен, скорее всего он попадет в потолок.

Каирн вытащил письменные принадлежности из седельных сумок, увлажнил чернильный блок и попробовал составить письмо. Все равно возникли осложнения. Он умел писать невванским шрифтом, используя родной язык.

И то, и другое было здесь иностранным, но все же это столица, и здешние писцы, наверное, обучены многим алфавитам и языкам. А доставленное таким образом любое послание, если попадет в чужие руки, может испортить игру, которую ведет его отец.

Чем больше Каирн об этом думал, тем глупее казался ему план. Он скомкал толком не начатое письмо, потом сжег его в пламени свечи, чтобы не оставлять следов. Со вздохом разочарования упал он на узкую кровать, сцепил на затылке пальцы и уставился в потолок, где крохотный паук плел сложную паутину.

Долгие годы он раздражался, когда им руководили: родители, старший брат, воины и старейшины его народа. Ему хотелось быть самостоятельным, искателем приключений, отвечающим только перед самим собой.

Теперь он понимал, что заблуждался; как здорово было бы спросить сейчас совета у старшего, мудрого, более опытного…

Сейчас до него дошло, что он наделал множество ошибок. Не следовало приезжать сюда так открыто, да еще выспрашивать у всех и каждого о человеке с внешностью отца. Можно было догадаться, что отец собирался сделать что-то в тайне, а, может, попал в плен. Теперь Каирн привлек к себе внимание, возможно, подверг опасности отца. Интересно, как долго нужно жить, чтобы стать достаточно опытным в таких вещах?

Каирн был уверен, что все прошло бы гораздо лучше, не будь этот город таким странным. Он готовился попасть в город, похожий на те, где бывал раньше, или даже в один из тех огромных, величественных, но хаотичных городов, о которых слышал от других путешественников. Но здесь все было по-другому. Полиция, к примеру. Города часто охраняются солдатами; они стерегут городские стены, иногда патрулируют улицы, чтобы не допустить беспорядков и мятежей. Но полиция? Вооружены они чересчур легко, чтобы быть воинами, и их слишком мало, чтобы составить надежную боевую силу, и при этом по одному-двое находятся на каждой улице. Теперь, когда он подумал об этом, то понял, что встречал людей в зловещей черной униформе везде, где успел побывать в городе. Даже в общем зале, где он ужинал, сидел в углу полицейский с жестоким лицом. Все это очень странно. С полным желудком и в полном смятении духа он уснул.

Кто-то ухватил его за плечо и потряс. Каирн попытался проснуться, но все еще был во власти сна и плохо соображал. Его подхватили — под руки и поставили на ноги.

— Что? Что такое? — что-то щелкнуло у него на запястьях, и Каирн увидел два легких кольца из твердой керамики, соединенных короткой цепью, сковавших его руки. Перед ним стоял тот самый, из общего зала, а остальные собирали его вещи.

— Чужестранец, ты арестован, — объявил человек с жестоким лицом. Он был приземистым и мускулистым, а короткую дубинку держал так, как будто очень хотел пустить ее в ход.

— За что? Я ничего не сделал!

— За шпионаж для врагов Мецпы. Тебя видели, когда ты занимался этим сегодня, так что не трудись отрицать.

— Это неправда! Я…

Почти лениво человек махнул дубинкой и ударил Каирна в челюсть. Сокрушительная боль пронзила голову.

— Остынь, парень. Есть люди, которые хотят тебя выслушать. Наше дело — доставить тебя в место, где они с комфортом смогут допрашивать тебя. Они с комфортом, не ты. Поэтому не беспокой нас своей историей. Виновен или нет, жив или мертв — нам как-то все равно. — И он повернулся к остальным. — Отведите его в участок. Господин Мертвая Луна побеседует с ним утром.

Во всяком случае, подумал Каирн, пока его выволакивали из комнаты, теперь я знаю, для чего им полиция.

Заперев его в участке, полицейские потеряли к нему всякий интерес, и Каирн смог доспать, что было ему совершенно необходимо. Еще когда его тащили сюда, он понял, что они выжидали не меньше трех часов для того, чтобы он очень глубоко заснул, а потом ворвались в комнату и схватили его. Этой же тактикой пользуются воины во время ночных рейдов. Жертву пошатывает, она плохо соображает и полностью деморализована, потому что ее резко выдернули из глубокого сна. Челюсть болела, но он был рад, что ее не сломали, а коренные зубы лишь слегка расшатались. Поскольку изменить свое положение он не мог, то решил, что лучше просто уснуть.

Небо еще темнело за решеткой окна, когда вошли полицейские и приказали ему встать и следовать за ними. Не имея возможности выбора, Каирн подчинился. Прогулка по прохладному, раннему, еще темному городу оказалась недолгой.

Она закончилась у массивных ворот большой башни, где его передали с рук на руки стражникам в униформе, а полицейские получили расписку о доставке арестованного. Каирн часто видел, что так поступают купцы, но никогда — воины. Хотя, напомнил он себе, это же не настоящие воины.

Стражники привели его в подвал, в пустую и сырую камеру, на стенах которой висели керамические цепи и ошейники. В комнате побольше рядом с камерой было множество плетей, цепей, рамок и колес, явно предназначенных для изощренных пыток. Рядом с жаровней, в которой горел несильный огонь, лежали бронзовые инструменты. Зрелище, рассчитанное на устрашение, и он испугался.

Все внутри Каирна сжалось от отчаяния. Не только из-за предстоящих пыток. Бессмысленно стараться выдержать их. Эти люди не отнесутся с уважением к мужеству воина. Самая ужасная перспектива — умереть под отвратительными пытками от рук людей, которым совершенно все равно, мужественно ли он их вынесет. Это означает смерть, лишенную достоинства. Никто не узнает, как он погиб. Он будет одним из многих, кто покинул дом и не вернулся назад. Его забудут — вот самая горькая мысль.

Каирну никогда не приходило в голову, что смерть может настичь его не в бою. Трудно перенести мысль о пытках. Сама по себе смерть — не самое ужасное, хотя он предпочел бы погибнуть позже и достойнее. Но остаться жить беспомощным инвалидом — что может быть страшнее!

Стражники защелкнули у него на шее кольцо и покинули камеру. Он огляделся в поисках других пленников, но никого не было. Длина цепи позволяла сесть, прижавшись спиной к стене, и, бесполезно дернувшись несколько раз, Каирн так и поступил. Руки были по-прежнему скованы, и Каирн попробовал сломать оковы. Керамика казалась хрупкой, но была невероятно прочной.

Он подумал, нельзя ли покончить с собой. Можно попробовать задушить себя кольцом на шее. Это отвратительно, но лучше, чем смерть под пытками.

Потом Каирн вспомнил, зачем он здесь, и обругал себя за эгоистичное желание умереть быстро. Что значат его страдания по сравнению с важностью сообщения, которое он обязан доставить отцу?

С другой стороны, если раньше встретиться с отцом было трудно, теперь это просто невозможно. Как он сможет перекинуться с Гейлом хоть словом? Потом Каирн сообразил, что Гейл находится где-то в этом строении. Поняв, что одним препятствием уже меньше, он почувствовал себя немного лучше и решил, что все равно сумеет выбраться отсюда. Просто надо, наконец, начать пользоваться мозгами и теми знаниями, которые он получил по настоянию отца. Одно только полностью ясно — мастерство воина не поможет тому, кто закован в цепи.

Около полудня Каирн услышал, как наверху лестницы, ведущей в камеру для пыток, открывается дверь. Он ничего не ел со вчерашнего вечера и надеялся, что его покормят. Все мысли о голоде испарились, как только Каирн увидел невысокого бородатого человека, который стоял вчера на балконе с Гейлом.

Человека сопровождали слуги и стражники. Один из слуг нес складной стул. Он поставил его посреди камеры, маленький человек вошел и сел. Каирн заметил, что человек сидит так, чтобы пленник, приди ему в голову мысль напасть, не дотянулся до него. Человек охватил изящными руками широко расставленные колени, наклонился вперед и начал изучать своего пленника. Глаза его напоминали холодные черные камни, а лицо с равным успехом могло оказаться маской, так мало оно выражало.

— Юноша, — начал он голосом таким же ледяным, как и глаза, — прежде, чем мы начнем, я хочу, чтобы ты точно уяснил себе свое положение. Я знаю, ты чужестранец, но немного знаешь наш язык. Ты понимаешь меня?

— Да, — сказал Каирн, гордясь своим недрогнувшим голосом. Потом сообразил, что ничего по-настоящему плохого еще не произошло.

— Превосходно. Меня зовут Мертвая Луна, и я — правитель этой страны, Мецпы, и всей империи. Я невероятно могуществен, а ты — мой пленник. Забудь о побеге, это невозможно. Ты не должен мне лгать, я сразу пойму, что ты лжешь, а мои офицеры очень искусно умеют причинять боль и расчленять человека на части, но при этом не убивают. Это ты понял?

— Да, — ответил Каирн.

— Очень хорошо. Дабы избежать многословия твоих ответов, я скажу то, что мне о тебе уже известно. Не трудись отрицать, это уже доказано. — Он протянул руку, и слуга вложил в нее кожаную папку. Человек разложил открытую папку на коленях, и другой слуга подошел с лампой, ибо света, струящегося из маленького окошка, не хватало.

— Ты прибыл через главные ворота Крэга вчера, верхом на прекрасном кабо, и назвался Каирном. Ты сказал, что ищешь человека, которого подробно описал: высокий, могучего телосложения, длинные волосы своеобразного бронзового оттенка, цвет лица того же оттенка, но бледнее, широкие скулы, глаза синие, сверкающие. Очень впечатляющая внешность, надо сказать; позже ты мне скажешь, зачем ты его разыскиваешь.

— Далее, после регистрации в полиции, опять справившись об этом странном человеке, ты начал рыскать по городу и провел подозрительно много времени, изучая стены и бойницы, а в один момент исчез почти на час. Пока ты этим занимался, твой багаж обыскали. Ты вооружен, как житель северо-западных равнин, все оружие превосходного качества, меч и наконечник копья сделаны полностью из стали. Скажи мне, откуда у одинокого бродяги такое оружие?

— Я обычный воин, — сказал Каирн. — В последние годы сталь стала обычной вещью в королевстве короля Гейла. Теперь редко можно увидеть старое оружие из камня и бронзы.

— Ну, допустим. Очень скоро я узнаю, говоришь ли ты правду.

— Я говорю правду, и я не шпион!

— Не стоит считать меня глупцом только потому, что глуп ты. Ты приехал сюда один, непонятно зачем. Ты ничего не продаешь и не ищешь работу. Все, чем ты занимался — изучал наши укрепления. Ты не просто шпион, юноша, но еще и очень неумелый. Искусный шпион обязательно обеспечит себе подходящее прикрытие для посещения Крэга. Никто не приезжает сюда осматривать достопримечательности.

Каирн лихорадочно думал. Совершенно очевидно, что этот человек не заметил его на уступе скалы под дворцом и не знает, что Каирн видел его с Гейлом. Более того, он делает вид, что никогда не встречал Гейла. Что это может значить?

— У меня только один вопрос, — продолжал Мертвая Луна, — на кого из дружественных мне монархов ты шпионишь? Ты похож на жителя равнин, но это ничего не значит. Шпион будет работать на любого. Я сомневаюсь, что ты шпионишь для короля Гассема. Говорят, что шпионская организация, созданная его королевой, очень искусна, и трудно представить себе, чтобы эта дама наняла такого неуклюжего любителя, как ты. Южные государства, еще не завоеванные Гассемом, слишком обеспокоены на его счет и вряд ли замышляют что-то против меня. Конечно, есть еще Каньон, но это место слишком таинственно, и я не уверен, существует ли оно вообще. — Он наклонился вперед, глаза окончательно заледенели.

— Значит, остается король Гейл. Все остальные слишком далеко, чтобы беспокоить себя разведкой. У Гейла много причин интересоваться моими укреплениями. У меня есть основания ожидать, что он скоро вторгнется в мою страну.

— Какая чушь! Король Гейл… — Каирн не заметил движения руки, почувствовав только удар по челюсти, боль показалась сильнее во сто крат из-за предыдущего удара дубинкой. Под веками вспыхнул ослепительный огонь, и Каирн потерял способность говорить, хотя все слышал.

— Ты будешь говорить только по моему приказу, и мой тебе совет — не противоречь. Итак, мы установили не подлежащие сомнению факты: ты шпион, посланный сюда для разведки укреплений Крэга моим будущим противником Королем Гейлом. Это не подлежит отрицанию, противоречить и переспрашивать тоже ни к чему. Над этим надо работать дальше.

Каирн посмотрел в холодные безумные глаза и понял, что протестовать бесполезно. В своей маниакальной убежденности этот человек непоколебим. Во всяком случае, слова здесь не помогут. Единственная надежда — попробовать подтасовать факты, в которые он уже поверил, и, может быть, это что-то даст.

— Ты будешь сотрудничать?

Каирн молча кивнул, не доверяя челюсти и языку.

— Хорошо. Твое решение мудро. Ты будешь отвечать на мои вопросы, полностью и без утайки. Я не буду тебя пытать, пока не замечу, что ты лжешь. Ты в состоянии говорить?

Каирн слегка подвигал челюстью и неуверенно сказал:

— Да.

— Когда король Гейл отправил тебя сюда? — Голос звучал сухо и невыразительно, как у купца, принимающего сообщение от полевого агента, и знающего, что время дорого.

— В прошлый засушливый сезон, после того, как распустили совет армии. — Мозг лихорадочно работал, пытаясь сочинить правдоподобную историю.

— Сказал он, почему выбрал именно тебя?

— Я ездил больше, чем другие воины моих лет. Я умею читать и писать.

— Необычные достижения для дикаря, — мимоходом заметил Мертвая Луна.

— Теперь это не такая редкость. Король открыл школу, где обучаются сыновья старейшин вместе с его детьми.

— Так ты сын старейшины?

— Мой отец — староста деревни, а они могут отправлять своих сыновей в новую школу.

— А из какого ты племени? Я так понимаю, что во владениях короля Гейла много племен.

— Я из людей Холма Матва, — Как он радовался теперь, что внешне напоминал народ своей матери. Старший брат Анса больше походил на отца-шессина.

— И какие сведения ты должен собрать согласно указаниям короля?

— Все, что может оказаться ему полезным.

— Полезным в случае нападения? — требовательно спросил Мертвая Луна?

— В любом случае, — отпарировал Каирн. — Он ни слова не сказал про войну!

Мертвая Луна долго рассматривал Каирна.

— Да, это разумно. Короли не доверяют свои политические решения мальчишкам. А какую именно информацию ты должен добывать?

— Расстояния, реки, которые приходится пересекать, расположение мостов, городов, население, скот.

— Все это он мог узнать, занимаясь торговлей, — сказал Мертвая Луна, в первый раз проявляя нетерпение. — Что еще?

Каирн поколебался, потом сглотнул, якобы в первый раз поняв, какими обличающими были эти задания.

— Ну… он хотел знать об укреплениях, и сколько внимания уделяется в стране большим корпусам кавалерии. И еще он очень интересовался вашими огненными трубками, и как ваши солдаты их используют.

Мертвая Луна улыбнулся и кивнул, как если бы его подозрения подтвердились.

— Именно так. И какие выводы ты сделал насчет огненных трубок и солдат?

— Мой король не интересуется моим мнением, я должен просто наблюдать и сообщать ему, что я увижу.

— Мудрый король. Многие люди путают бесполезные выводы с полезными сведениями. — Каирн решил, что этот человек влюблен в собственный голос, особенно награждая кого-то жемчужинами собственной мудрости. — Но ты же наверное пришел к каким-то выводам? Мне интересно, какой видит мою армию воин с равнин? Говори откровенно и не бойся оскорбить меня. Это для моего образования, а не как часть допроса о твоей противозаконной шпионской деятельности.

— Понимаете, сударь, я видел это оружие в действии. Если откровенно — оно производит грозный шум и изрыгает пламя, но это и все. Конечно, можно нанести ужасную рану, но прицельность у него невелика. Трудно ранить человека за тридцать шагов, а вот из луков мы, жители равнин, попадаем в мелкую дичь и за сто. За время, нужное, чтобы перезарядить огненную трубку, мы можем выпустить десяток стрел.

Мертвая Луна кивнул.

— Продолжай.

— Я видел, как тренируются ваши войска, и не понимаю, каким образом передвижение и маневрирование в шеренгах поможет усилить действенность этого вашего оружия. Мне кажется, армия, вооруженная только огненными трубками, будет разбита верховыми лучниками.

И снова Мертвая Луна улыбнулся и кивнул.

— Я не буду утомлять тебя лекцией о верном способе использования моей новой образцовой армии, особенно против кавалерии. Твое мнение — именно то, чего следовало ожидать от верхового воина, который ценит исключительно мужество, подвижность и меткость стрельбы. Я не расстроюсь, если твой король думает так же, как и ты. Так, теперь к серьезному вопросу: сколько еще людей прибыло сюда с тобой?

— Никого. Я один.

Мертвая Луна кивнул стражнику, и тот закрепил что-то вокруг плеча Каирна. Это было похоже на воротник, но с выступами и винтами. Один из винтов затянули, и в кость, как раз туда, где бицепсы и трицепсы не закрывали ее, вонзился штифт. Мучительная боль пронзила Каирна. Он сжал поврежденные челюсти, чтобы не закричать, а тело моментально покрылось потом.

— Ты можешь спокойно кричать. Тебя не услышит никто, кроме обитателей камер, и нас не впечатляет твой стоицизм воина.

— Я сам себя услышу, — прохрипел Каирн.

— Честное слово, эти воины, как дети, но у тебя есть стиль, и мне это нравится. Помочь это тебе не поможет, но я ценю стиль. Ну, еще раз — сколько вас?

— Я приехал один, клянусь!

Мертвая Луна кивнул, и винт затянули еще сильней. Он в третий раз повторил вопрос и получил тот же ответ.

— Очень хорошо, я верю тебе. — Голос был таким же бесстрастным, как и раньше. — Вообще-то я поверил тебе с первого раза.

— А почему тогда… — Каирн едва мог говорить сквозь стиснутые челюсти. Слезы струились по лицу, и он не мог остановить их. Ему было очень стыдно.

— Потому что очень важно, чтобы ты с первого раза понял, насколько серьезно твое положение. Тиски на плечевой кости — так называется кость у тебя в плече, кстати, очень больно, правда? Эффект достигается давлением на кость и ее оболочку там, где нет никакого прикрытия, кроме кожи. Хоть это и было больно, давление, примененное к тебе, безопасно и оставит только шрам.

Он наклонился вперед и заговорил очень серьезно:

— Ты обязан понять, что это очень скромная пытка по сравнению с другими. Дальше все будет намного хуже, больнее и может нанести непоправимый ущерб. Это понятно?

— Да, — выдавил Каирн.

Мертвая Луна улыбнулся.

— Хорошо. Ты умный юноша, и мне кажется, твой король сделал правильный выбор, правда, опыта у тебя маловато. Если бы он больше практиковался в шпионаже, сначала он послал бы тебя не с такой опасной миссией и под опекой более опытных людей. Но мы не можем это изменить, правда?

Из всех ужасающих сторон положения, в которое попал Каирн, самым худшим была безусловная рациональность этого человека. Ему никогда не приходило в голову, что человек может быть настолько безумным — и при этом полностью контролировать себя. Несмотря на уныние, охватившее его, одним Каирн мог гордиться — он не сказал Мертвой Луне правду.

Каирн поник в своих цепях, надеясь произвести впечатление полнейшего поражения и упадка сил. Собственно, это было очень близко к правде.

— Скажите, что вы хотите знать, — пробормотал он.

— Теперь ты понимаешь? Это превосходно. Значит, можно начинать серьезный разговор.

Это все тянулось и тянулось. По большей части вопросы Мертвой Луны были неинтересными: дорога в королевство, как он переправлял сообщения Королю Гейлу, знал ли он других шпионов, посланных в Мецпу.

Каирн отвечал, делая вид, что старается удовлетворить Мертвую Луну, то есть пытаясь лучшим образом подтвердить его подозрения. Теперь он был абсолютно уверен, что этот человек собирается напасть на королевство его отца, возможно, и на другие. Безумие стало обретать формы.

Мертвой Луне хотелось верить, что все вокруг плетут заговоры против него и хотят совершить то, что на самом деле он собирался сделать сам.

Наконец Мертвая Луна поднялся со стула.

— Ну, что ж, допрос оказался очень продуктивным. Ты произвел на меня благоприятное впечатление, юноша. Если будешь продолжать сотрудничать, ты останешься в живых после этого испытания. А, еще одно, последнее. — И он повернулся лицом к лестнице.

Голова Каирна пошла кругом. Арест, ужас, боль, отчаяние, потом надежда. Мертвая Луна решил, что он полностью успокоился, и собирался нанести последний, решительный удар. Каирн собрался с силами. Что это будет?

— Ты явился сюда в поисках этого человека, — сказал Мертвая Луна. — Зачем?

Каирн старался, чтобы лицо выражало только слабость и поражение. Все зависит от того, как поступит Гейл, узнав сына. Знакомая фигура шагнула в пятно света. Лицо Гейла было неподвижным и безжалостным. Оно не выражало ничего, кроме отвращения.

И тогда Каирн понял. Гейл видел его вчера на уступе скалы! Если отец сумеет быстро перехватить инициативу, они оба будут спасены.

— Я скажу вам, зачем он меня ищет, — сказал Гейл, не обращая внимания на призывающие к молчанию знаки Мертвой Луны. — Он прибыл сюда, чтобы убить меня! Гейл знает, что я шпион королевы Лерисы. Должно быть, ему сообщили, что я отправился в Мецпу, и он надеется устранить угрозу в моем лице.

— Я бы предпочел услышать это от него, — процедил Мертвая Луна сквозь стиснутые зубы. Он повернулся к Каирну. — Ты скрыл это от меня.

— Вы не спрашивали меня, сударь. Я боялся сообщать что-либо самостоятельно.

Он впервые услышал, как смеется Мертвая Луна, и был потрясен. Раздавались сдавленные, фыркающие звуки, как если бы человек редко смеялся.

— О, это был замечательный день! Вы двое по-настоящему развеселили меня! Скажи, мальчик, так это и было?

Каирн кивнул.

— Да. Король сказал, что здесь может оказаться шпион или посланник шессинов, пытающийся что-нибудь разнюхать, и обнаружить его, скорее всего, можно в столице.

— Король назвал его имя?

Каирн не имел ни малейшего представления, каким именем воспользовался его отец. Он покачал головой.

— Нет. Я думаю, он и сам не знал. Просто он сказал, что любой шессин здесь — это не к добру. Я должен был убить любого, кого встречу здесь, если сумею сделать это осторожно. — Мертвая Луна смотрел недоверчиво, но Гейл отвлек его, с осуждением фыркнув.

— Послать неопытного мальчишку убить воина-шессина! Гейл действительно повредился головой, как и сказал Гассем. И что вы собираетесь сделать с этим юным глупцом, сударь?

— О, пока пусть побудет здесь. Кто знает, какой еще полезной информацией он обладает. Никто не выбросит книгу только потому, что уже прочел ее.

Они вышли из камеры, беседуя вполголоса.

Каирн привалился к стенке, страдая от боли, но с легкостью в душе. Он был почти уверен, что им удалось одурачить Мертвую Луну. Если бы отец не заметил его вчера, если бы выдал свои чувства, увидев сына в таком положении — о, он не осмеливался даже думать об этом! Каирн был в восторге от того, как быстро отец сумел восстановить душевное равновесие и сочинить историю, удовлетворившую Мертвую Луну и объяснившую появление здесь их обоих.

Что теперь? Он лениво погремел керамическими цепями. Теперь, конечно, следующий ход за Гейлом. С этой мыслью он устроился поудобнее и провалился в тревожный сон.

Проснулся Каирн от шороха. Все окружающее, цепи, сковавшие его — все выглядело так абсурдно, что сначала он не понял, где находится. Потом быстро прокрутил в голове последние дни и вспомнил. Медленно, стараясь не шуметь, он сел. Через маленький прямоугольник окна было не видно, что происходит на улице, но он чувствовал, что сейчас далеко за полночь. Угли, тлеющие в жаровне, и одинокая свеча с трудом позволяли разглядеть ту, дальнюю камеру. Там дремал единственный стражник. Звук, разбудивший Каирна, не нарушил сна стражника. Звук раздался снова, громче. На этот раз стражник встал. Каирн увидел чью-то тень внизу лестницы. Стражник начал поворачиваться.

— Стражник, — позвал Каирн приглушенным голосом.

Тот повернулся к нему, и большая тень замаячила за его спиной. Приглушенный удар — и стражник с долгим вздохом осел. Гейл поковырялся у двери камеры, она распахнулась со щелчком, и Каирн оказался в объятиях отца.

— Сын мой! Как ты попал сюда, юный глупец? — он отпустил Каирна, вытащил связку ключей странной формы и начал возиться с его оковами.

— Отец, у меня известие…

— Позже, сначала надо выбраться отсюда. От твоего сообщения не будет проку, пока мы не окажемся на свободе. — Последние оковы спали. — Ты можешь двигать конечностями? — Каирн стоял и пытался шевелить затекшими руками и ногами.

— Я цел.

— Это хорошо, потому что придется ими поработать, пока мы не окажемся в безопасности.

— Как ни странно, — сказал Каирн, когда они выходили из камеры, — больше всего у меня болит голова.

— Странно. Ею ты работал меньше всего.

— Что случилось со стражниками?

— То, что обычно случается с вражескими часовыми, когда они чересчур беспечны… — Они поднялись по ступеням и вошли в комнату стражи. Два стражника неподвижно лежали на полу. Гейл указал на какую-то кучу в углу, и Каирн подавил возглас ликования, увидев свои вещи.

— Бери только оружие и то, что поможет тебе взбираться по стенам. Ты не сможешь нести седло и мешки. Оставь также копье.

С сожалением, но понимая, что это необходимо, Каирн повиновался. Он всегда сможет достать другое седло и копье. Лук и стрелы висели на спине неуклюжим, но легким грузом.

Он прицепил на пояс меч и нож, засунул кое-какие мелочи в поясной кошель, и был готов идти.

Передвигаясь молча, как охотники диких земель, они перешли в главную часть крепости, сочетание замка и дворца, с узкими залами и относительно просторными комнатами. Пересекая залы, Каирн заметил поверженных стражников, которых отец встретил по пути в подвалы.

Потом они попали в комнату, освещенную множеством свечей. Гейл взял несколько предметов, среди них — сверток трех футов длины, который закинул за спину. Каирн заметил открытый балкон. Это, должно быть, тот самый, на котором он увидел отца и Мертвую Луну. Каирн пошел к балкону, но отец схватил его за плечо.

— Не раньше, чем я задую свечи, — сказал он вполголоса. — Не надо, чтобы нас разглядели стражники наверху. Мы пойдем в эту сторону.

Желудок Каирна перевернулся, когда он понял, что имеется в виду. Одновременно сердце его возликовало. Вот этим можно будет хвастаться по возвращении домой. Конечно, если он останется в живых.

Гейл прошелся по комнате, задувая свечи. Потом он взял Каирна за руку и вывел на балкон. Заговорил он шепотом.

— Не заметь я тебя вчера вечером, я бы и не знал, что здесь есть уступ. Я изо всех сил старался не показать Мертвой Луне, как расстроился, но этот человек редко обращает на что-нибудь внимание, когда говорит.

— Это я понял, — шепнул в ответ Каирн.

— Как бы там ни было, пришлось дожидаться темноты, чтобы разорвать одежду и сделать эту веревку. — Каирн мельком увидел, что отец улыбнулся — Будем надеяться, она достаточно длинная. — Гейл нагнулся, поднял моток веревки и перекинул ее через край балкона. Оба посмотрели вверх на стражников. Кажется, те ничего не заметили, но ручаться было нельзя.

— Я пойду первым, — сказал Гейл.

— Нет, лучше я…

— Если твое оружие упадет, пока ты спускаешься, я смогу поймать…

— Отец, не смеши меня. Никто никого не будет ловить на этом уступе.

— Почему мои сыновья никогда не повинуются мне?

— Потому что мы — твои сыновья. Я иду первым. Держи руку на веревке. Когда натяжение ослабнет — я на уступе, и ты можешь спускаться. — Или я упал, подумал он. С сердцем, бьющимся у горла, Каирн перелез через перила балкона, схватился за узловатую веревку и начал спуск.

Он тут же понял, что суровое испытание отняло у него больше сил, чем ему казалось. Ослабла рука, побывавшая в тисках, и все время разжималась. Каирн подумал, что провисающая веревка не дает ногам крепко держаться во время спуска. Даже зубы он стиснуть не мог, потому что болела челюсть. Он поклялся себе, что, если упадет, кричать не будет. Побег отца зависел от молчания Каирна. Самое главное — король Гейл должен вернуться домой.

Как раз, когда он понял, что руки больше не выдержат, кончики пальцев на ногах коснулись уступа, правда, самого края. Ему нужно перебраться поглубже, чтобы было, куда встать. Моля руки продержаться еще чуть-чуть, он начал раскачиваться, как маятник, пока не почувствовал надежную опору под ногами. Задержав дыхание, Каирн качнулся еще раз и отпустил веревку. Он надежно стоял на уступе — в полуобморочном состоянии, с шумом в ушах, но целый и невредимый.

Каирн посмотрел вверх и увидел Гейла, быстро спускающегося вниз, перебирающего руками, и выглядело это так легко. Каирн ухватился за веревку, чтобы направить отца на уступ и понял, что он не должен бы его видеть. Небо быстро светлело. Времени больше, чем он думал. Гейл встал на уступ и похлопал сына по плечу.

— Когда веревка ослабла, я не знал, здесь ли ты или я потерял тебя.

— Ты спустился легко, — сказал Каирн.

— Мне не пришлось пережить твоих испытаний. Ладно, хватит болтать, надо найти наших кабо. Я думаю, конюшня находится у ворот замка. Они не держат животных в крепости.

Они поспешили по уступу, пока Каирн не наткнулся на лестницу, ведущую в аллею наверху. Им пришлось возвращаться назад в крепость, хотя Каирн жаждал оказаться как можно дальше отсюда. Улицы были пустынны, и они не встретили патрулей. Скоро они разглядели громоздкие очертания ворот крепости, стараясь прятаться в тени, пока пересекали площадь.

— Где-то здесь, — прошептал Гейл. — Я чувствую запах и чувствую кабо.

Каирн знал — это таинственная способность отца чувствовать души всего живого. Он мог поразить копьем предателя самой черной ночью, просто почувствовав его. Каирн ничего не видел, тени были глубоки, а небо над головой — просто темной синевой, но Гейл безошибочно вел его к воротам конюшни. Они вошли внутрь и обнаружили прислужника, спящего рядом с тусклым фонарем.

Гейл подхватил фонарь.

— Это хороший фонарь, — сказал он. — В нем горит масло, а если повернуть вот этот рычажок, появляется фитиль и пламя можно увеличить. — Как он и обещал, пламя стало ярче.

Прислужник продолжал храпеть.

— Такое могли изобрести только в Мецпе, — прокомментировал Каирн, пока они шли вдоль загонов. Здесь находились по меньшей мере пятьдесят кабо, они мягко пофыркивали, почувствовав людей.

— Найди своего, — сказал Гейл. — И мы возьмем еще несколько на смену.

Они нашли пару уздечек и веревку и приготовились оседлать животных, выбрав сначала нескольких самых крепких на вид. Каирн узнал своего кабо по отчетливому рисунку на рогах. Похоже, тот был рад видеть хозяина и поскорее убраться отсюда. Они быстро все приготовили. Уже уходя, связали прислужника и сунули ему в рот кляп.

— Если нам повезет, — сказал Гейл, — стража у ворот примет нас за аристократов, собравшихся с утра пораньше на охоту.

— Разве здесь охотятся? — спросил Каирн. — Я что-то ничего похожего не видел.

Гейл пожал плечами.

— Это лучшее, на что мы можем надеяться. Пошли.

Сдерживая животных, чтобы производить как можно меньше шума, они выехали на маленькую площадь и повернули на первую же улочку, ведущую в нужном направлении. Спина Каирна напряглась в ожидании тревоги из крепости, но пока им везло.

— Что мы будем делать, когда доберемся до городских ворот? — спросил Каирн.

— Когда доберемся, тогда и будем решать, — ответил Гейл.

Маленькие копыта кабо мягко стучали по мостовой, когда они подъехали к воротам. К их огромной радости, ворота уже были открыты, впуская повозки и рабов, везущих продовольствие голодному городу. К ним подошел чиновник.

— Уезжаете? Ваши документы, пожалуйста.

Гейл показал на Каирна.

— У него.

Чиновник повернулся к Каирну, и Гейл резко ударил его пониже уха. Чиновник рухнул, беглецы подстегнули своих животных, расшвыривая рабов и стражников. Они прорвались сквозь ворота и припустили вниз по длинному съезду. Сзади раздавались громкие крики, жужжали пролетавшие мимо пули. Гейл и Каирн смеялись от охватившего их возбуждения, а люди улепетывали с их дороги или резко пригибались, увертываясь от пуль.

— Мост! — закричал Каирн. — Мы должны проехать по нему раньше, чем кто-нибудь отдаст команду стражам на мосту поднять средний пролет!

Они увеличили скорость, через несколько минут достигли конца спуска и вывернули на дорогу, опоясывающую основание скалы и ведущую в городок, еще только просыпавшийся ранним утром. Там пришлось перейти на рысь, чтобы проехать по узким улочкам, не вызывая тревоги.

Они остановились на краю города, там, где дорога вела к мосту. Гейл вытащил сверток, висевший за спиной, и быстро соединил все три части копья. Они слышали впереди крики и видели, как кто-то указывал на крепость. Отец и сын глянули туда и увидели огромный развернутый красный флаг. Тут же раздалось металлическое клацанье.

— Смотри! — закричал Каирн, указывая на мост. Центральный пролет медленно поднимался.

— Придется перепрыгнуть через него. Сменные кабо должны с этим справиться, но, если увидишь, что они падают, просто отпусти веревку. Нет смысла всем вместе рухнуть в реку. — Гейл испустил дикий военный клич шессинов и поскакал вперед. Каирн мчался следом, а за ним сменные кабо.

Сразу двое ринулись им навстречу, желая задержать, но Гейл начал размахивать копьем, выписывая в воздухе большую восьмерку, острый наконечник сверкал на солнце. Оба храбреца упали, истекая кровью. Кто-то впереди поднял огненную трубку. Раздался выстрел, сверкнула вспышка, но дробь разлетелась чересчур широко. Два опытных лучника, подумал Каирн, уже пронзили бы их насквозь. Вот они уже на мосту и стремглав несутся к поднимающемуся пролету. Стук копыт изменился, пока они скакали по наклонившемуся деревянному пролету, потом Каирн увидел взлетающие в воздух копыта отцовского кабо, оторвавшегося от края пролета. Вот и сам он здесь, и его кабо легко взлетает в воздух, полностью доверяя своему наезднику, и Каирн приземляется на каменной части моста. Он оглянулся назад и увидел, что сменные кабо повторяют их прыжок, легко взлетая в воздух без груза на спине, хотя длина веревки, соединявшей их, сковывала движения. Грациозно мелькая рогами и копытами, они перелетели через брешь, и Каирн позволил себе, наконец, перевести дыхание, когда последнее животное приземлилось в двух дюймах от кромки каменной части моста.

Смеясь и улюлюкая, беглецы поспешили прочь, миновав парочку раскрывших от изумления рты путников. Отъехав достаточно далеко, чтобы их не видели из крепости, оба съехали с дороги и поскакали по земле, щадя копыта животных. Через полчаса они остановились дать животным передохнуть и пересесть на свежих кабо.

— Пока мы можем менять кабо, — сказал Гейл, — преследователи нас догнать не смогут. Я видел верховых из Мецпы, они никудышные наездники. — Он воткнул копье в землю, и Каирн спросил, указывая на него:

— Ты прибыл туда вот с этим и еще говорил мне, что я веду себя глупо?

Гейл сочувственно улыбнулся.

— Да, как выяснилось, я тоже наделал ошибок. К счастью, если Мертвая Луна приходит к какому-то выводу, он отказывается менять его, несмотря ни на что. Он решил, что я — шпион Лерисы, и переубедить его не мог никто. — Гейл погладил мягкий нос своего кабо и горько продолжал: — Но того, зачем я туда пришел, я так и не получил. Я до сих пор не знаю, как они делают огненные трубки и порошок для них, или как они используют эти неуклюжие и неприцельные штуки в бою.

— Тут севернее есть мятежный дворянин, мечтающий поговорить с тобой об этом. Он заявляет, что все это ему известно, и твердит, что он — часть группы аристократов, мечтающих увидеть конец правления Крэга.

Гейл просиял.

— Ты поработал лучше, чем я! Ну, что ж, веди меня к этому источнику информации и возможному союзнику.

— Союзнику? — спросил Каирн.

— Да. Мертвая Луна был уверен, что поймал шпиона шессинов, и собирался использовать меня, как посланника к Гассему. Он хотел объединиться с Гассемом, чтобы сокрушить меня и поделить равнины между ними двумя. Видимо, вскоре мне потребуются все союзники, которых я смогу заполучить.

Сердце Каирна упало.

— Боюсь, я должен сообщить тебе еще худшую новость.

Лицо Гейла помрачнело.

— Что на этот раз? Что за сообщение ты принес мне? Семья? С матерью все в порядке?

— Совсем не об этом, — заверил его Каирн. — Но в своем роде еще хуже. Анса вернулся после своих странствий на юге, обнаружил там нечто ужасное и чуть не угробил себя, спеша домой, чтобы поделиться своей новостью. А ты пропал. Мать велела мне вернуть тебя домой.

Гейл вскочил верхом на свежего кабо.

— Без подробностей! Что случилось?

Каирн тоже вскочил верхом. Смягчить новость не получится.

— Отец, шпионы Лерисы обнаружили, где находится стальная шахта, и Гассем тут же снарядил экспедицию, чтобы захватить ее. В общем, Гассем захватил твою стальную шахту!