СССР 2061 рассказы-финалисты с конкурса (до редактуры)

Так уж вышло, что вовремя выйти из дому не получилось, и поэтому до школы Женьке пришлось бежать. В два прыжка преодолев ступеньки высокого крыльца, он с размаху толкнул створку двери и влетел в просторный и пустой вестибюль. Массивная створка, дойдя до крайней точки, плавно двинулась назад и гулко бухнула в спину Женьке, который не сбавляя темпа уже устремился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Прыгая через две ступеньки Женька вдруг вспомнил, какой большой ему казалась эта лестница давным-давно — семь лет назад, когда он только пошел в первый класс. Широкая, с гладкими вытертыми ступенями, она служила мостом между царством младшеклассников, занимавшихся на первом этаже и вотчиной старших классов на втором, третьем и частично четвертом. В первый же день Женьку, как и всех первоклассников, провели по всей школе, от спортзала на первом этаже и до актового зала на четвертом, но все-таки верхние этажи еще некоторое время оставались для него terra incognita и на долю лестницы также приходилась часть окутывавшего их флера таинственной многозначительности. Разумеется позднее, когда над Женькой взяли обязательное шефство, он по нескольку раз на дню (а иногда и на одной перемене) взбегал на второй или третий, реже — на четвертый этаж и прежний флер развеялся почти без остатка, напоминая о себе лишь в редких случаях.

Второй этаж встретил его гулом голосов. В коридорах и рекреациях стояли, сидели, куда-то шли или бежали не только семиклассники, которым в этот день надо было быть в школе, но и малыши с первого этажа, пришедшие проведать своих шефов. Это было необязательно (в этот день уроков не было, и у младших классов был выходной), но если между шефом и его подопечными устанавливались хорошие отношения, к нему приходили — поделиться успехами или пожаловаться на трудности, попросить совета, просто поболтать, и конечно же поддержать старшего друга и первыми услышать о результатах собеседования.

Пространство для маневра в коридоре было ограничено и Женька перешел на шаг. До кабинета математики, у которого он договорился встретиться с одноклассниками оставалось совсем немного и можно было не спешить. Вглядываясь в лица окружающих и приветствуя знакомых из параллельных классов, Женька вдруг заметил как навстречу ему спешит третьеклассник Сашка Сушкин — как всегда жизнерадостный и растрепанный. Родители Сашки обладали хорошо развитым чувством юмора и были хорошо осведомлены о сходстве их фамилии с фамилией великого русского поэта. Поскольку отца звали Сергеем, с выбором имени для сына затруднений у них не возникло. Третьеклассник Сушкин, обладая характером легким и незлобивым, никогда не обижался на многочисленные шутки по поводу своего имени и фамилии. Такая своеобразная близость к гениальному тезке несколько льстила ему, хотя за всю свою жизнь он еще не подобрал ни единой рифмы и даже с чтением стихов наизусть у него порой возникали трудности.

Очевидно Сушкин был уверен что свободного места в коридоре достаточно; он стремительно мчался навстречу своему шефу, уже издали пожирая его глазами. Когда он поравнялся с небольшой группой старшеклассников, один из них вдруг резко выставил ногу и Сашка, зацепившись за нее на всем скаку, рухнул как подкошенный. Грохнувшись о паркетный пол, он немного проехался по инерции, затем вскочил и, не оглядываясь на своего обидчика, стал суетливо отряхивать запылившиеся брюки.

— Постой, Александр Сергеевич — сказал ему Женька. — Так ты их не очистишь. Платок есть с собой? Опять нету? Ладно. Отправляйся в туалет, намочи ладонь — только не сильно, и тогда уже стряхивай пыль. Только с водой не переборщи, а то сейчас ты грязный, а будешь еще и мокрый.

Сушкин — он уже опять улыбался — с готовностью кивнул и стремительно развернулся в нужном направлении, но Женька положил руку ему на плечо.

— Подожди минутку — сказал он.

Оставить случившееся как есть было нельзя. Дело было не только в Сушкине или в Женькином самолюбии. Через несколько лет Сашка сам станет шефом, сам будет отвечать за одного или нескольких младшеклассников, и поэтому он уже сейчас должен видеть и знать, как должен поступать старший, когда кто-то обидел его подопечного. Женька немного знал парня, подставившего ногу Сушкину — он недавно появился в их школе. Краем уха Женька слышал, что он с родителями приехал издалека — не то из другой части страны, не то вообще из-за границы. Это отчасти объясняло его выходку, но не оправдывало ее.

— Ты зачем это сделал? — спросил Женька, подойдя поближе к новичку. Стоявшие рядом с ним парни из параллельного «А» с любопытством уставились на них с Сушкиным.

— Тебе не все равно? Иди отсюда, — холодно ответил новичок, глядя сквозь Женьку прозрачными серыми глазами.

— Мне не все равно. Это мой друг — спокойно сказал Женька — Он пока еще не может дать тебе сдачи. Зато я могу.

— Ты одурел? — спросил новичок, начиная раздражаться. — Ты чего такой наглый? Давно по рогам не получал? Чудило, из-за глисты какой-то шум поднимает!

В поисках поддержки новичок оглянулся на своих одноклассников, но вместо сочувствия увидел на их лицах спокойный интерес зрителей. В отличие от него, остальные представители седьмого «А» учились здесь не первый год и хорошо знали, что обижать младшеклассников не принято.

— Завтра, после уроков, за школой. «Глисту» я тебе тоже припомню, — сказал Женька и повел Сушкина в туалет, чистить брюки.

***

Институт шефства был сравнительно молодым — ему было всего около семи лет и он еще считался педагогическим экспериментом. Истоки нововведения терялись в архивах министерства просвещения, там же, наверное, находилось и всестороннее обоснование проекта. Ведомственные документы найти было непросто, прочесть и понять — еще сложнее, но к счастью для всех исследователей вопроса, смелый педагогический эксперимент привлек внимание общества и прессы. В продолжительной и бурной дискуссии высказывались разные мнения и доводы — сторонники нововведения утверждали, что с его помощью удастся повысить уровень ответственности молодежи и подавить развитие инфантилизма, противники же предрекали падение успеваемости шефов ввиду возросшей нагрузки или вырождение начинания в пустую формальность. Не осталась незамеченной и некоторая вторичность идеи — сходство шефов с пионервожатыми также расценивалось неоднозначно. На министерство образования сыпались многочисленные упреки и обвинения в формальном копировании традиций советской школы. Хватало, впрочем, и положительных отзывов и благодарностей — за возрождение тех же традиций. В министерстве решили что вопрос выходит из чисто педагогической плоскости в плоскость политическую и вылили в бушующее море общественной дискуссии несколько бочек масла, заявив об ограниченном введении новшества. Педагогические советы совместно с родительскими комитетами школ решали, стоит ли принимать участие в экспериментальной программе и в случае положительного решения подавали заявку в министерство. Последнее, рассмотрев полученные заявки, определило достойных и эксперимент начался. Учителя из выбранных школ прошли необходимую подготовку, провели необходимые занятия с учениками и печально посмотрели на новые формы отчетности. Через некоторое время в избранных школах начался отбор первых шефов из числа учащихся пятых классов — каждому из них предстояло взять под свою опеку от одного до трех первоклассников и вести их до окончания начальной школы.

***

Завершив чистку брюк, Женька с Сушкиным вновь двинулись к кабинету математики. По дороге Женька выяснил, что в последнем домашнем задании Сушкину попалась заковыристая задача про два поезда и ужасно длинный стих про ледовое побоище. С задачей сообща решили разобраться позднее, в более спокойной обстановке. Проверить же стихотворение можно было хоть сейчас — в свое время Женька тоже учил его наизусть и приблизительно помнил, о чем там речь.

— Излагай — скомандовал он.

Улыбка медленно исчезла с лица Сушкина. Он страдальчески сморщился, уставился в потолок и затеребил пуговицу на куртке.

— Это… В субботу, пятого апреля… м-м… пятого апреля… Ага, сырой, рассветною порой, передовые рассмотрели… идущих немцев темный строй. На шапках перья птиц веселых, на шлемах… На шлемах конские хвосты… Ерунда какая-то! Хвосты, перья!.. Зачем на шапках хвосты?!

— На шлемах, — машинально поправил Женька. — Для красоты. И чтобы видно было издалека.

— Глупость какая, лучше бы они веток понатыкали для маскировки.

— Тогда еще маскировку не изобрели. Давай дальше.

— Э-э… А на чем я остановился?

— На хвостах.

— Ага… Хвосты… хвосты.

— Мечты!.. Цветы!.. Не чтец, не декламатор ты! — раздался сзади знакомый голос.

Улыбаясь, Женька обернулся и протянул руку старому приятелю. Алексей Стогов — человек редких увлечений, любитель фантастической и приключенческой литературы, нумизмат и филателист, весело сиял очками, с интересом приглядываясь к Сушкину.

— Не выйдет, Евгений, из вашего экземпляра второго Пушкина. Посмотрите, какой неприязнью к поэзии горит его взор!

— И пусть, — добродушно сказал Женька — Нам же сейчас сочинять ничего не нужно, только выучить. Давай пока без критики и без подсказок.

К тому времени, когда они втроем дошли до кабинета математики, Сушкин с грехом пополам добрался до первого натиска немцев на княжескую дружину и запросил пощады. Взяв с него честное слово, что к сроку он выучит все остальное, Женька усадил его на широкий подоконник и вручил награду за труды — румяное яблоко, принесенное из дома.

— А где Генка? Я думал, он тут — сказал он Алику.

— Был тут. Но у него в седьмом «А» знакомый есть, он как раз сейчас должен быть на третьем этаже. Может Генка его караулит на лестнице, ждет когда он спустится?

— Может быть. Александр Сергеевич, ты пока тут посиди, а мы пойдем поищем нашего сокола, — сказал Женька.

Третьеклассник кивнул, перестал грызть яблоко и настороженно спросил:

— А в спортзал когда?

— А в спортзал — сразу же, как его найдем. Алик, пошли.

Два приятеля двинулись на поиски третьего. По пути Алик сообщил Женьке, что седьмой «А» уже почти прошел собеседование, осталось человек семь — так что пара-тройка часов у них еще есть. Женька поинтересовался подопечными Алика, и тот вздохнув объяснил, что одного сегодня повел в зоопарк отец, работающий сутки через трое, а другой болеет и сидит с бабушкой дома. Затем он слегка оживился и заметил, что сушкинской энергии вкупе с Генкиными близнецами вполне должно хватить для того, чтобы он не чувствовал себя одиноким и всеми покинутым.

— Ранимая творческая натура — сказал Женька, — бедная Лиза.

Алик возразил в том смысле, что бедная Лиза творческой натурой считаться не может и пригрозил оставить всех критиков и завистников без помощи и поддержки на следующем сочинении. Пришлось признавать неправоту — Алик каким-то образом ухитрялся за время, отведенное на классное сочинение не только написать свое, но и помочь одному-двум соседям тезисами и подсказками по части орфографии и пунктуации. Изучением правил, изложенных в учебнике, он себя не обременял и из всего их богатства знал только метод выявления мягкого знака в глагольных окончаниях. Когда у него спрашивали, откуда ему известно как пишется то или иное слово, он пожимал плечами, говорил что просто знает — и очень редко ошибался. В плане пунктуации дела обстояли чуть хуже, но все равно оценки за сочинения у Альки были всегда положительными. Все объяснялось довольно просто — хорошей памятью и начитанностью. В начальной школе Алька запоминал стихи, которые строчка за строчкой читали всем классом, и как-то раз вызвал подозрения у студентки-практикантки, дававшей им небольшое изложение. Прочитав текст вслух, она попросила изложить услышанное как можно более точно. Алька постарался на совесть и вручил удивленной девушке дословную копию прочитанного. Обвинив его в списывании, она немного испугалась — в классе начался галдеж, смысл которого сводился к тому, что Алька запоминает все сходу и на уроках русского, наоборот, списывают у него. К сожалению, удивительная и полезная способность помогать окружающим не распространялась на другие предметы, а в части точных наук Алька и вовсе отставал от основной массы учеников седьмого «Б».

На третий этаж вели две лестницы, в левом и правом крыле, но идти в левое крыло не имело смысла: дверь левого крыла третьего этажа, выходящая на лестничную площадку сегодня была заперта. Шагая по длинному и широкому коридору, Алик и Женька обсуждали последние события, не забывая всматриваться в лица ровесников и малышей, ища даже не столько самого Генку, обладавшего довольно заурядной внешностью, сколько его подопечных близнецов Севку и Савку, всегда неразлучных и тем примечательных. Первыми увидел их Алик.

— Смотри, вон они, — указал он Женьке на дальний угол холла. Близнецы стояли рядом у стены, но друг на друга не смотрели. Перед ними на корточках сидел Генка, и что-то говорил, положив ладони им на плечи и слега встряхивая близнецов, видимо в такт словам.

— Воспитывает, — предположил Алик. — Вкручивает вовсю. Не иначе молодежь довела бабулю свою до инфаркта. Или дом спалила, к примеру.

— Геннадий, друг мой, — вкрадчиво произнес он, подойдя поближе. — Позвольте вас ненадолго прервать. Я привел вам еще один объект воспитательной работы. Запущенный случай — на встречу со мной прибыл с опозданием. Разберитесь, прошу вас.

Генка широко улыбнулся.

— Тебя, писатель, самого еще воспитывать надо, — сказал он, поднимаясь. Затем вновь перевел взгляд на близнецов.

— Стыдно! Вы же братья — так или нет?

Близнецы синхронно кивнули.

— Ну вот и делите все пополам. Это, Севка, в первую очередь к тебе относится. А ты, Савка, заруби себе на носу — если человек жадничает, это еще не повод бить его портфелем. Да еще по голове. Все, идите в спортзал. Мы вас догоним.

— А что случилось? — спросил Алик.

— Да опять подрались, — с досадой ответил Генка — Видишь, как получилось — шли они в школу и по пути встретили свою тетю. Тетя у них, между прочим, тот еще фрукт — Севку прямо съесть готова, а Савку недолюбливает почему-то. Ну, угостила она Севку конфетой и дальше пошла. Савка у него конечно половину попросил, а этот пожадничал. Ну и вот…

— Понятно. А чего он с портфелем-то шел? Уроков же нет.

— Модель мне несли. Сами клеили, красили. Теперь будем чинить — уже втроем, а то как бы они снова не передрались… над обломками авиакатастрофы.

— Ага, то есть это был очередной самолет? Хотя бы раз твои орлы кораблик собрали. Или машинку. Или вообще рисованием занялись… музыкой! Забиваешь им голову своей авиацией, суживаешь кругозор! — Алик обличительно ткнул в Генку указательным пальцем.

Генка немедленно вспылил.

— Знаешь что, писатель!.. У тебя свои подшефные есть, лепи из них кого хочешь! А я свои интересы скрывать не собираюсь! И если на то пошло, то летчики стране нужнее, чем всякие там артисты-музыканты!

— Никто тебя не заставляет делать из них музыкантов! Но личность должна развиваться гармонично, а не зацикливаться на модельках!

Женька вздохнул. Алик и Генка придерживались диаметрально противоположных взглядов на работу с подшефными, и этот спор был далеко не первым. Первые споры, проходившие пару лет назад, довольно быстро переходили в драки; тогда Женьке приходилось оттаскивать в сторону разгоряченного адепта гармоничного развития или хватать поклонника авиации поперек туловища, прижимая ему «крылья» к «фюзеляжу»…

***

Авиацией Генка заболел давно, лет шесть или семь назад, хотя сам он утверждал, что интерес к этой области у него появился уже в возрасте одного года. Сам Генка, конечно, не сохранил тех воспоминаний, однако по рассказам его родителей выходило, что их годовалый сын, несомый по летному полю от автобуса до трапа, действительно демонстрировал значительный интерес к огромной дюралевой птице. Родители опасались, что необычная обстановка напугает Генку и он начнет плакать — и Генка действительно громко ревел, но только когда полет закончился, и его уносили прочь от самолета.

В детском саду его любимыми игрушками были пластмассовые лайнеры и истребители, в начальной школе он начал собирать простенькие модели планеров. Недовольный малой дальностью их полета, Генка обратился к отцу и тот рассказал ему, какую форму следует придать крылу и как снабдить планер тягой. Эта консультация имела ряд следствий, как приятных, так и не очень — модели действительно стали летать дальше, но Генкина мама, оставшись без резинок для волос, поставила «конструктора» в угол и сделала выговор «научному консультанту». Выйдя из младшего школьного возраста, и получив доступ к компьютеру, Генка открыл для себя авиасимуляторы. Глубоко презирая любые упрощения, он выбрал наиболее реалистичные программу — и сразу же понял, что даже не знает, как запустить двигатель. Генка закрыл программу и открыл руководство. Открыть программу вновь и приступить к процедуре запуска двигателя он позволил себе только через несколько дней — когда с помощью отца и профильных ресурсов сети более-менее освоил первые главы. Перейдя в пятый класс, он с такой же серьезностью стал относиться к изучению английского — международного языка гражданской авиации. Параллельно с обычным алфавитом, он заодно выучил и фонетический, знание которого вскоре продемонстрировал на уроке, удивив класс и рассмешив учительницу. «Copy that, Genndy.You’re clear to land»[1] — ответила она, и попросила впредь все же придерживаться школьных правил произнесения слов по буквам. Переубеждать учительницу Генка не стал — он знал, где найти более благодарных слушателей. Севка и Савка искренне полагали что самое интересное место на свете — это Генкина комната с моделями, стоящими на полках и подвешенными к потолку, иллюстрированными справочниками и роскошным джойстиком, очень похожим на настоящую ручку управления самолетом.

После того как Генке попались на глаза правила медицинского освидетельствования лиц, поступающих в летные училища, в его комнате появились эспандер и гантели. Вестибулярный аппарат он тренировал изо всех сил раскручиваясь на гимнастическом диске и ежедневно съедал по морковке, иногда сочетая ее с черникой. Единственным, но существенным недостатком этого увлечения стало существенное охлаждение Генки к непрофильным, по его мнению, предметам. Биологию, химию, историю он едва вытягивал на четверки, скатываясь иногда на тройки. По части русского языка и литературы он почти полностью полагался на помощь Алика, который хоть и не одобрял «узколобую специализацию» Генки, но никогда не бросал его в трудную минуту.

***

Когда они пришли в спортзал, жадный до зрелищ Сушкин сразу же потащил Женьку к турнику, укрепленному растяжками в центре зала, но тот сказал что ему еще надо размяться и пробежать несколько кругов. Генка и Алик, оставив свои разногласия, дружно потащили к турнику маты. Выполнив все положенные упражнения Женька проверил растяжки, вытряхнул на ладонь из принесенного с собой флакона несколько щепоток талька, и, легко подпрыгнув, ухватился за чуть пружинящую перекладину. Слегка раскачавшись, он сделал склепку, используя инерцию маха вышел в стойку на руках, и начал крутить солнышко.

***

Можно сказать, что в секцию спортивной гимнастики при местной школе олимпийского резерва он попал случайно. Первоклассник Женька просто бежал по коридору, спеша в класс, когда его остановила незнакомая подтянутая тетенька. «Ну-ка, мальчик» — сказала она, не тратя слов понапрасну — «Покажи мне, как ты умеешь делать мостик». О каком мостике его спрашивают Женька не понял даже тогда, когда тетя, поддерживая руками, опрокинула его навзничь и попросила дотянуться ладонями до пола. Вернув Женьку в вертикальное положение, она достала из сумки узенькую полоску бумаги с напечатанным текстом и велела передать ее родителям. Родители, ознакомившись с приглашением, не стали чинить препятствий. Так Женька начал посещать уже две школы — обычную и спортивную.

***

Солнышко Женька освоил пару месяцев назад. Алик и Генка, которых он держал в курсе всех своих достижений, попросили его показать новый элемент. Демонстрацию было решено провести перед ближайшим уроком физкультуры, для чего всем заинтересованным лицам следовало заблаговременно явиться в спортзал. Заинтересованные лица явились, прихватив по дороге припудренного меловой пылью Сушкина, у которого как раз кончились уроки. Когда все уже были в сборе Женька вдруг вспомнил, что перед тем как крутить солнышко следует обвалять руки в тальке. В спортивной школе для этой цели служили специальные чаши на подставках, но в их спортзале таких чаш не было. Грустно поглядев на товарищей, Женька сказал, что демонстрацию по техническим причинам придется перенести. Семиклассники приуныли, но затем находчивый Генка ухмыльнулся и посмотрел на Сушкина. Через некоторое время Женька уже крутился на турнике. Алик, ехидно улыбаясь, заметил что Женька «взлетел» только благодаря третьекласснику и доставленной им «пыльце», что делает его похожим на Питера Пена, а Сушкина — на фею Динь-Динь.

Физрук Владимир Анатольевич не был свидетелем блестящего разрешения проблемы с тальком и не слышал ироничной реплики Алика. Поэтому зрелище, которым встретил его знакомый спортзал стало для него совершенным сюрпризом: в центре зала на турнике крутился Женька, а вокруг турника бегал восторженный Сушкин с криком «я Динь-Динь!» Рядом на лавке хохотали Алик и Генка. Владимир Анатольевич быстро справился с удивлением, стремительно подскочил к турнику и перехватил Сушкина, который, увлекшись, начал сильно сужать круги и уже проносился в опасной близости от Женькиных ног.

— Дубровский — спокойно обратился он к Женьке — прекращай упражнение.

Восстановив порядок, Владимир Анатольевич прочел друзьям небольшую лекцию о технике безопасности при нахождении в спортзале и выполнении различных упражнений, особо выделив раздел печальных последствий, к которым приводит нарушение правил. В заключение он доброжелательно сообщил им, что сегодняшний урок физкультуры они проведут за уборкой спортзала, а их одноклассников он поведет на улицу, играть в футбол — чтобы не мешали. На участии Сушкина в уборке Владимир Анатольевич не настаивал, но тот все равно остался и добросовестно помогал перетаскивать мячи и маты в кладовую, носить ведра с водой и мыть пол. Окончив уборку, друзья прилегли отдохнуть на ту же скамью, благо та была достаточно длинной. Отдых длился недолго: урок уже подошел к концу и физрук вернулся принимать работу. Пройдя по залу, он подозвал к себе Женьку.

— Дубровский, — вполголоса сказал Владимир Анатольевич. — Так сколько оборотов ты успел накрутить?

***

Близнецы утащили Сушкина играть в «осла». Для победы в этой несложной, но увлекательной игре надо было метко забрасывать мяч в баскетбольную корзину и быстро бегать, поскольку следующий бросок разрешалось производить лишь с места где мяч был пойман или коснулся пола. За каждый промах начислялась штрафная буква, полностью собравший их выбывал, а оставшиеся продолжали до тех пор, пока на площадке не оставался один-единственный победитель.

Женька, Алик и Генка сидели на знакомой скамье и смеясь вспоминали первое «солнышко».

— Прочно все-таки тебе Анатольевич вколотил тогда технику безопасности, — отсмеявшись, сказал Генка — вижу, тальк теперь с собой таскаешь.

— Он, между прочим, нам всем тогда вколачивал, если ты забыл…

Не договорив, Женька повернулся к открывшейся двери. В дверном проеме появилась знакомая худощавая фигура. Большие, чуть навыкате глаза настороженно оглядели спортзал и с недовольством уставились на трех друзей. Альберт Анохин по прозвищу Кукиш шагнул через порог и брюзгливо произнес:

— И тут сидят. Позаниматься спокойно негде. Мелюзгу еще свою притащили…

— Тебе, Анохин, отдельную аудиторию что ли, подать? — сердито спросил Генка — Занимайся, кто тебе мешает?

— Ага, занимайся! Вы ржете как кони, да еще мелочь ваша галдит!

— А тебя, Кукиш, здесь никто не держит, — негромко сказал Генка, покосившись на занятых игрой малышей. — И кто кому здесь сильнее мешает — это еще неизвестно…

Недовольно бурча, Анохин сел на дальний край скамьи, достал задачник, тетрадь и погрузился в вычисления. В точных науках он соображал лучше, чем кто-либо в седьмом «Б». Пожалуй, и в параллельных классах не было никого, кто мог бы с такой же легкостью справляться с задачами повышенной сложности, которые Анохин любил решать в свободное время, забегая вперед программы. Если такую задачу разбирали на уроке и тот, кого вызывали к доске затруднялся с решением, Анохин презрительно цедил «тундра, тьма вселенская» и нетерпеливо тянул руку. Сначала на переменах к нему обращались за помощью, просили объяснить как он решил ту или иную задачу, но получая в ответ недоуменно-высокомерную отсылку к учебнику, где «все написано», спрашивать перестали. Свое неприятное прозвище он получил отказавшись как-то раз дать Алику раритетный электронный калькулятор. Когда Альберт с гордостью достал из портфеля это необычное устройство, вокруг его парты столпился весь класс, забыв на время о неприятных сторонах личности владельца раритета. Надо сказать, что калькулятор, несмотря на приличный возраст отлично справлялся со своей работой и Алик, завороженный сиянием зеленых цифр на небольшом экране, захотел рассмотреть его поближе.

— Дай посмотреть — попросил он Альберта.

— Фиг тебе, сонная тетеря, — ответил тот, подкрепляя слова соответствующим жестом.

— Чего ты мне свой кукиш тычешь? — спросил уязвленный Алька — я же просто посмотреть хотел.

— Знаю я твое посмотреть. Разобьешь или сломаешь. Ты же в кабинете математики как в воду опущенный.

Справедливости ради надо сказать, что обвинения Альберта не были необоснованными. Если во время рассмотрения задач обычной сложности Альке еще удавалось следить за мыслью учительницы, то во время рассмотрения более сложных заданий он полностью терял нить рассуждений и впадал в своеобразный транс, не прекращая, впрочем, добросовестно списывать решение задачи с доски в тетрадку. Друзьям он говорил, что при этом всякий раз надеется разобраться с задачей дома, но из этого редко выходило что-либо путное, поскольку замечательная память Алика на уроках математики работала с перебоями.

Слово, случайно брошенное Аликом в разговоре, прилипло к Альберту и еще больше отдалило его от одноклассников. Последнее, впрочем, не сильно его огорчало: Альберт собирался стать крупным ученым и полагал, что удел выдающегося ума — одиночество. В пользу этого убеждения говорило и отсутствие прикрепленных к нему подшефных, хотя и в параллельных классах попадались «одинокие» ученики. Как правило, это означало наличие какой-то внеклассной нагрузки; в самом деле, если человек после уроков спешит в музыкальную или художественную школу, а потом до вечера играет гаммы или рисует, то времени на младшеклассников у него просто не остается. Женька со своими занятиями в спортшколе тоже чуть было не остался без подшефного, и ему даже пришлось обратиться к педсовету с соответствующей просьбой. На педсовете пришлось объяснять, зачем ему вдобавок к обычной школьной нагрузке и занятиям в спортшколе еще и шефство, и обещать немедленно поставить в известность завуча, если он вдруг почувствует что слишком много на себя взял. Альберт не посещал никаких секций, но зато усиленно занимался дома; взять шефство ему не предлагали, а сам он об этом просить не стал.

— Осёл! Осёл! — звонко разнеслось под сводами спортзала.

Савка показал язык бывшим соперникам и покинул площадку. Почти сразу же он нашел себе новое занятие — прыгая, размахивая руками и крича во все горло отвлекать игроков и таким образом мешать им попасть мячом в корзину. Видимо обстановка в зале стала окончательно нерабочей, поскольку Альберт закрыл задачник, поднялся со скамьи и направился к выходу. Проходя мимо троих друзей он язвительно сказал:

— Какие шефы, такие и подопечные.

— Какие — такие? — спросил Генка, хватая за куртку и усаживая обратно вскочившего было Алика.

Вопрос прозвучал Альберту в спину, однако он приостановился, и бросил через плечо:

— Разгильдяи.

Прозвучавшее обвинение было настолько неожиданным и оскорбительным, что уже все трое одновременно вскочили со скамьи. Альберт окончательно остановился и повернулся лицом к одноклассникам. Женька еще не оправился от удивления и молча смотрел на Анохина, зато Алику было что сказать:

— Чья бы корова мычала! — запальчиво воскликнул он — Тебе вообще живого человека доверить нельзя, у тебя компьютер вместо башки!

Услышав громкий голос Алика, малыши прекратили игру и с беспокойством посмотрели на стоящих в другом конце зала семиклассников.

— Все в порядке, ребята! — крикнул им Генка — Играйте дальше!

— А ты давай потише, — прошипел он Алику — И вообще, пойдемте-ка в раздевалку, там и поговорим. Что скажешь, Анохин?

Альберт презрительно улыбнулся.

— Ну конечно. «Говорить» все вместе будете? Или все-таки по очереди?

— Не переживай. Я сказал — поговорим, значит просто поговорим, — Генка выразительно посмотрел на Алика.

— Дуэли должен предшествовать формальный вызов, — важно подтвердил тот — Что, в учебниках математики об этом не пишут?

— Там про всякую ерунду вообще не пишут. Давайте быстро, мне на третий скоро подниматься.

***

— Ну? Чего хотели? — спросил Альберт, когда все четверо зашли в раздевалку.

— Объяснений, — ответил Генка — Ты нас разгильдяями назвал — вот и расскажи, за что.

— А что, вам непонятно? Ладно. Вы в седьмом классе учитесь, а кем стать хотите, знаете? До сегодняшнего дня задумывались?

— Ну ты спросил, — улыбнулся Генка — Про меня все знают…

— Да не о тебе речь. Тоже, кстати, занятие, — всю жизнь за баранкой сидеть!

— Много ты знаешь о баранках! На самолетах их давно уже нет…

— Не в этом дело. Такая работа в принципе не отличается от работы водителя автобуса.

— Ладно, — процедил Генка, — ты сказал — речь не обо мне. А о ком тогда?

— Да вот об этих двоих, к примеру — Альберт показал подбородком на Женьку и Алика. — Один, наверное, так и будет прыгать по всяким перекладинам, как дрессированная мартышка, а из второго вообще непонятно что выйдет.

Женьку не оскорбило сравнение с мартышкой. Он понимал, что Альберт хотел его задеть, но сравнение с ловкой и быстрой обезьянкой ему даже немного польстило. Алика же, очевидно, настроила на церемонный лад собственная отсылка к дуэльному кодексу. Он задрал подбородок и надменно глядя на Альберта, спросил:

— А кто же выйдет из вас, сударь?

— Я буду ученым. Это давно решено, и я готовлюсь к этому не первый год. Понимаете? У меня нет времени на всякие глупости и на возню с сопливыми первоклассниками. Я знаю, что буду заниматься важной работой и каждый день готовлюсь к этому. А вы играете в бирюльки, носитесь со своей малышней и вообще не задумываетесь о будущем. И вы еще обижаетесь, когда вас называют разгильдяями! Все, я ухожу.

Дверь за Анохиным закрылась. Семиклассники в замешательстве молча смотрели друг на друга.

— Видали образец целеустремленности? — наконец озадаченно спросил Алик. — Мы что, получается, действительно разгильдяи? А, Женька? Вот ты кем будешь? Ты вообще об этом думал когда-нибудь?

— Не знаю, — неуверенно ответил Женька. — До окончания школы еще ведь далеко, только седьмой класс… И потом, тут бы с уроками справиться, на тренировку успеть… Да еще Сушкин стихотворение до конца не выучил…

— Ладно, — сказал Генка. — Хорошо что этот вопрос не одних вас беспокоит, а то еще наломали бы дров… Время поджимает, забираем малышей и двигаем наверх. Сегодня вам помогут определиться.

***

Фрагмент стенограммы заседания совета министров от 17.04.204* года

Министр трудовых резервов: …две довольно важных задачи — ликвидация нехватки кадров в науке и промышленности, а также повышение производительности труда.

Министр тяжелого машиностроения: Звучит очень хорошо. Но было бы еще лучше, если бы вы наконец дали нам необходимое количество специалистов. Или хотя бы сказали, когда дадите.

Министр электронной промышленности: На наших предприятиях тоже людей не хватает…

Министр здравоохранения: А это ваша недоработка. Промышленность можно автоматизировать и дальше, вы говорили что соответствующий потенциал есть. А вот полностью автоматизировать процесс лечения пока что невозможно. Вы знаете, какова сейчас средняя нагрузка участкового терапевта?..

Министр электронной промышленности: Я знаю, что мои предприятия работают круглосуточно, а в научно-исследовательских институтах люди нередко задерживаются после окончания рабочего дня! Нагрузка на них тоже не маленькая!

Председатель: Товарищи, товарищи! Давайте не будем никого обвинять. Всем тяжело, всем не хватает людей. Как же все-таки будем решать проблему?

Министр трудовых резервов: Мы в сотрудничестве с профильными ведомствами подготовили проект, который позволит обеспечить основные отрасли народного хозяйства не просто квалифицированными специалистами, но энтузиастами, сознательно выбравшими свои профессии. Реализация всех запланированных мероприятий также позволит повысить уровень производительности.

Председатель: Расскажите подробнее.

Министр трудовых резервов: Ни для кого не секрет, что от прежнего режима нам досталась масса специалистов, ныне невостребованных. Часть этих людей удалось переучить, остальные продолжают оставаться безработными. Это всем известно. Денег на переподготовку было потрачено немало и в целом расходы окупаются. Казалось бы, программу можно сворачивать, но нет! Спрос на профессиональную переподготовку по-прежнему есть, причем исходит он от людей получивших образование уже в наше время! Посмотрите на диаграмму, там указано процентное соотношение. А вот здесь вы видите другие цифры — это процент выпускников высших и средне-специальных учебных заведений, работающих не по специальности. То есть, человек получает образование, некоторое время работает по своему направлению, затем понимает что эта профессия — не его, и увольняется…

Министр металлургии: Так не надо отпускать! Пускай как раньше — контракт подписывает, и все!

Министр тяжелого машиностроения: Верно. У нас в отрасли все условия созданы — зарплаты более чем достойные, жильем обеспечиваем. Школы, больницы — все есть. За перевыполнение плана на предприятиях такие премии выплачиваем, что вам, товарищи, и не снилось. Здесь таких денег не заработать. Так пусть, в самом деле, и работники берут на себя обязательства.

Министр металлургии: …А то мы вокруг них пляшем, а они: «хотим — работаем, не хотим — не работаем».

Председатель: Подождите, товарищи. Дайте докладчику высказаться.

Министр трудовых резервов: …Мы также провели ряд опросов, результаты которых вы видите перед собой. Среди тех, кто работает по специальности и не собирается менять род занятий, нередко встречаются люди, которым данная работа в общем неинтересна. Свой профессиональный выбор они сделали с подачи родителей или исходя из меркантильных интересов. Попадаются также те, кто выбирал вуз не по предлагаемым направлениям подготовки, а по принципу наибольшей доступности. Во всех смыслах — от «где меньше конкурс» до «что ближе к дому». Естественно, от таких специалистов великих свершений ждать не стоит. В лучшем случае в большинстве своем это будут добросовестные середнячки, в худшем — люди, работающие не по специальности или безработные.

Как вам всем известно, товарищи, людей у нас не хватает. Мы не можем позволить себе роскошь нецелевого расходования человеческого капитала. Да и не только человеческого — переподготовка специалистов тоже отнимает время и стоит денег. Поэтому, завершив анализ результатов опросов, мы приступили к выработке контрмер. Как я уже говорил, к участию в этой работе мы пригласили все заинтересованные ведомства. Результатом стал проект системы профессионального отбора, который, в случае одобрения, мы будем реализовывать в тесном сотрудничестве с министерством просвещения.

Министр электронной промышленности: Но в школах уже есть что-то такое. Учебно-производственные комбинаты проводят свои тесты, распределяют детей по группам и обучают...

Министр трудовых резервов: Нет. Тесты проводят один раз — в первый день занятий. Даже самые лучшие из существующих методик, а используются все-таки не самые лучшие, не позволят за один раз определить профессиональные склонности с высокой надежностью.

Министр юстиции: А почему используются не лучшие тесты?

Министр трудовых резервов: К сожалению, лучшие тесты рассчитаны исключительно на взрослых — это сложные методики, на заполнение всех опросных пунктов уходит несколько часов. Кроме того, достоверность единовременного тестирования нас все-таки не устраивает. В общих чертах — мы предлагаем комплексный, пролонгированный подход: начинать сбор сведений о профессиональных склонностях буквально с первого класса, в старших классах проводить собеседования и предлагать школьнику несколько наиболее подходящих лично ему профессий на выбор. Или одну, если склонности выражены очень ярко. Если человек соглашается — подключается представитель соответствующей отрасли и проводит занятия по введению в специальность. Затем человек поступает в сознательно выбранный техникум или вуз и возвращается в отрасль уже в качестве мотивированного специалиста.

Министр юстиции: А если человек не соглашается? Если вообще к вам придут родители и скажут, что они против того, чтобы за их ребенком следили и собирали какие-то сведения?

Министр трудовых резервов: Если школьника не устроит ни одна из предложенных профессий, никто, разумеется, не станет заставлять его поступать в то или иное учебное заведение. Но льгот при поступлении он также не получит. Что же до возможной негативной реакции родителей, то такое, безусловно, возможно, как возможны и отказы от участия в программе профотбора. Однако наши специалисты считают, что процент «отказников» будет незначительным — надо просто объяснить людям, что государство хочет помочь им в выборе профессии. Разумеется, какое-либо принуждение здесь просто невозможно — нам не нужны работники из-под палки. Нам нужны люди, которые хотят работать, которым интересно работать.

Председатель: Каковы сроки реализации вашего проекта, когда вы нам дадите этих замечательных людей?

Министр трудовых резервов: Работу в школах мы планируем начать в следующем году, соответственно первые результаты появятся через девять лет — если говорить о выпускниках вузов. Те, кто выберет средне-специальное образование, разумеется, приступят к работе раньше — через шесть-семь лет.

Министр тяжелого машиностроения: Все равно, срок очень большой. Неужели нельзя быстрее?

Министр просвещения: Мы сейчас разрабатываем программы ускоренного обучения по наиболее востребованным направлениям для учреждений среднего профессионального образования. Пока еще говорить о результатах рано, но возможно, нам удастся значительно сократить время подготовки.

Министр трудовых резервов: И я хотел бы обратить внимание присутствующих на то, что названные мною сроки — минимальны. «Проектной», так сказать, мощности мы достигнем значительно позже — через тринадцать-шестнадцать лет. Тогда получат профессии те, кто в следующем году только пойдет в школу. В этой связи, кстати, я хочу обратиться к министру массовых коммуникаций с просьбой подготовить средства массовой информации — чтобы не было через год дешевых сенсаций в духе «громкий провал амбициозного проекта! где тысячи обещанных специалистов?»

Министр массовых коммуникаций: Понимаю ваши опасения, но подготовительную работу все-таки следует вести нам вместе. Потребуются разъяснения, придется отвечать на вопросы, участвовать в обсуждениях. Я же не могу скомандовать: «никаких негативных отзывов!»

Министр трудовых резервов: Хорошо, давайте встретимся и обсудим это. Товарищи, копии проекта в вашем распоряжении. Прошу вас ознакомиться и сообщить свои замечания.

Министр тяжелого машиностроения: У меня уже есть замечание — срок очень большой. Ну хоть конкретно сказали, когда — и на том пока спасибо.

Министр электронной промышленности: Идея интересная, конечно. Увлеченный своим делом профессионал дорогого стоит.

Министр металлургии: Да, поскорее бы получить таких специалистов и посмотреть на рост производительности труда.

Председатель: Товарищи, мне кажется, вы упускаете главное. Окончательная ликвидация нехватки кадров и повышение производительности безусловно, важны, но этот проект может дать нам гораздо больше.

Министр тяжелого машиностроения: Чего же больше?

Председатель: Люди станут счастливее.

***

Первые пятилетки двадцать первого века стали для страны временем больших и новых трудностей. Коммунизм был делом далекого будущего, а капитализм был днем вчерашним. Чтобы начать строительство будущего, нужны были люди, ресурсы и деньги. Люди были нужнее всего, но их едва хватало для того чтобы обеспечивать потребности существующих предприятий и организаций. Эти трудности, впрочем, были ожидаемыми — новая, масштабная индустриализация не входила в планы прежнего правительства и никакой подготовительной работы, разумеется не было. Именно поэтому новое правительство после национализации основных отраслей развернуло кампанию по привлечению необходимых рабочих и специалистов. Частично нехватку рук удалось восполнить за счет внутренних резервов, частично — за счет трудовых мигрантов из ближнего и дальнего зарубежья. Последние обходились казне дороже «своих», поскольку помимо зарплат им обеспечивали жилье и компенсировали дорожные расходы. На эти траты приходилось идти, как и на многие другие — стране были нужны новые предприятия, дороги и электростанции. Экономить на них было нельзя, как нельзя было экономить на зарплатах рабочих и инженеров. Обычные люди, еще вчера жившие при капитализме, знали цену деньгам и хорошей работы от них стоило требовать только в тогда, когда эта работа хорошо оплачивалась. Расходы удалось сократить за счет обновленного аппарата государственного управления. Работа народного депутата и чиновника перестала быть источником власти и денег и превратилась в трудное и неприбыльное дело — во всяком случае, для членов правящей партии. Вакантные должности пришлось занимать коммунистам, делом доказывая, что для них общественное благо важнее личного. Там, где коммунистов не хватало — брали беспартийных управленцев, укрепляя их сознательность повышенными окладами. Нередко получалось, что за одну и ту же работу беспартийному платили в два-три раза больше и на это были свои причины. В партии знали, что далеко не все разделяют их идеологию, и признавали право человека работать не только ради светлого будущего, но и ради личного, сиюминутного блага. Высокие оклады для беспартийных управленцев также позволили провести чистку рядов — любой член партии мог в любое время претендовать на повышение размера оплаты своего труда. Правда, для этого нужно было навсегда отказаться от партбилета и перспектив роста — «потолком» для беспартийного была должность председателя городского исполкома. Затраты на оборону также удалось сократить, после того как министр обороны заверил правительство, что перевооружение армии и флота можно отложить до выполнения задач первых пятилеток.

К началу сороковых годов дефицит кадров удалось значительно сократить за счет автоматизации многих производственных процессов, ранее требовавших участия человека. Избытка рабочей силы, однако, по-прежнему не наблюдалось — новые, небывалые задачи требовали от страны максимального напряжения сил. Надо было наращивать темпы производства, развивать лунную базу, думать о марсианской экспедиции, а призрак катастрофической нехватки квалифицированных кадров бродил вокруг столов в залах правительственных заседаний и надо было принять все меры, чтобы не дать ему вновь вернуться к жизни. Для этого следовало как можно более рационально распоряжаться ограниченными людскими ресурсами и система профессионального отбора должна была способствовать этому. Данные опросов показывали, что далеко не каждый старшеклассник хорошо представляет себе, кем он хочет быть. В общем, это было нормально — не у каждого подростка есть перед глазами достойный и увлекательный пример, а заниматься его поисками и вообще сильно задумываться о будущем людям в таком возрасте, как правило, не свойственно. Система профотбора должна была компенсировать легкомыслие юности и предложить школьнику наиболее подходящее направление подготовки. Будущие инженеры, рабочие и ученые только приступали к изучению букваря, когда на каждого из них заводилось досье, в котором со временем появлялись сведения о успеваемости, любимых играх, мультфильмах, книгах, ресурсах сети, секциях и кружках. Сведения о подшефных (при их наличии) также заносились в соответствующую графу, представляя особую важность для тех, кто собирался избрать профессию педагога или врача. Собранные сведения обрабатывались машинами, выдававшими профессиональные рекомендации как правило, трижды: в седьмом, девятом и одиннадцатом классах. Окончательное решение, разумеется, принималось людьми — в определенные дни в школах собирались советы, в которых помимо учителей присутствовали психологи, представители исполнительной власти и, в некоторых случаях, представители заинтересованных предприятий. С каждым школьником проводилось небольшое — до получаса, собеседование, результаты которого также заносились в систему и оказывали влияние на формирование следующей рекомендации. Первое собеседование проводилось с учащимися седьмых классов и считалось предварительным. По результатам второго, в девятом классе, школьников распределяли по группам введения в специальность. Итоги третьего, финального собеседования в одиннадцатом классе были основанием для предоставления льгот при поступлении в рекомендованное учебное заведение.

Первые результаты, внедрения системы, были, как и ожидалось, скромными, поскольку они базировались на данных, собранных в течение одного года, вместо запланированных семи. Во время, к которому относится наш рассказ, первое собеседование должны были проходить школьники, которых вели с первого класса. От них самих, от их выбора зависело очень многое, но от бремени этого знания их старательно оберегали.

***

— Смотри, твоя фамилия, — Генка показал на табло, висящее в холле второго этажа.

— Да, надо подниматься. Александр Сергеевич, побудь с Геной и Аликом. Я скоро спущусь и расскажу, что там было, наверху, — сказал Женька.

— Удачи, спортсмен, — сказал Алик, улыбаясь.

— Удачи, — повторил Генка.

Женька обменялся с друзьями рукопожатием и зашагал к лестнице на третий этаж. На площадке его догнал запыхавшийся Генка.

— Постой. Что там у тебя с этим новеньким из седьмого «А»?

— Да ничего. Завтра после уроков выясняем отношения, он Сушкину подножку подставил.

— Что ж ты молчал?

— О чем тут говорить? Это наше с ним дело.

— Нет, извини. Это будет ваше дело, если ты ему физиономию начистишь. Ну а если он тебе по тыкве настучит, то это уже будет и наше дело. Тогда и я с ним драться буду, на следующий день, конечно. А если и мне не повезет — тогда Алик, он уже рвется в бой. Потом снова ты — и так до победы.

— Думаю, этого не потребуется. Он же не чемпион мира по боксу, в конце концов.

— Я тоже так думаю, но наш план должен быть безупречным. Ладно, шагай, — будущий авиатор хлопнул Женьку по плечу и пошел обратно.

Улыбаясь, Женька зашагал наверх.

***

— О, Анохин спускается, — Алик ткнул локтем Генку.

Генка как раз заканчивал складывать бумажный самолетик для Сушкина и близнецов по какой-то своей хитрой методике. Неторопливо разгладив последние складки, он протянул бумажную конструкцию третьекласснику и сказал:

— Запускайте с лестницы, по очереди. Сильно не бросайте, тогда полетит прямо и далеко. Алик, пойдем, спросим у этого светила науки, какое направление им решили усилить. Интересно же все-таки.

Анохин, так и не взглянув на одноклассников прошел мимо и стал спускаться по лестнице. Алик и Генка обнаружили его уже в вестибюле.

— Анохин, подожди, — окликнул его Генка, но тот, словно не слыша, продолжал идти к входной двери.

— Вот еще принц заморский, — выдохнул Алик, пускаясь вдогонку. — Ему там наверное такого наговорили, что он теперь и знать нас не хочет.

Догнав Анохина, рассвирепевший Алик схватил его за плечо, развернул к себе — и отшатнулся. По лицу лучшего математика их класса катились слезы. Анохин часто моргал, вытирал глаза тыльной стороной ладони, но слезы продолжали бежать, прокладывая новые дорожки по щекам к подбородку.

Злость Алика моментально испарилась, он оторопело смотрел на Анохина и молчал.

— Ты чего, Анохин? Что случилось? — спросил подоспевший Генка.

Анохин стряхнул руку Алика, который машинально продолжал держать его за плечо, задрал подбородок, видимо собираясь сказать что-то неприятное, но губы его задрожали, он молча отвернулся и двинулся к выходу.

— Не трогай его, — сказал Генка Алику и двинулся следом за Анохиным.

— Что тебе сказали на собеседовании? Какую профессию предложили? — спросил он. — Ты чего так расстроился, ну?

— Экономист! — крикнул вдруг Анохин на весь вестибюль. — Финансист, плановик! Всё! Довольны теперь? Ну и отцепитесь!

Он быстро дошел до двери, резко распахнул ее и вышел на улицу. Теперь уже Генка в замешательстве смотрел ему вслед.

— Это же что-то с деньгами связанное, да? — неуверенно спросил он Алика.

Алик задумчиво посмотрел на дверь, закрывшуюся за Анохиным и перевел взгляд на Генку.

— Ну в общем да. Но по-моему они вообще все считают, не только деньги, но и материалы всякие — кому сколько надо, кому чего дать. Нужная, в общем, профессия, раз предложили.

— Но он-то ученым быть хотел!

Алик пожал плечами.

— Систему не дураки придумали.

— Мда, — промычал Генка и вдруг сорвался с места, распахнул дверь и вновь устремился за Анохиным. Алик немного постоял, удивленно глядя на удалявшегося Генку, пожал плечами и побежал следом.

— Ты что, вот так сразу сдался? — резко бросил Генка в понурую спину. — Раз предложили — значит все? А что ты нам про науку говорил, про подготовку свою?..

— Мало ли чего я говорил, — тускло ответил Анохин. — Теперь это уже неважно. Результаты зафиксированы, ничего уже не сделаешь.

— Чудак ты… Альберт! Это же только первое собеседование! Еще два впереди! До следующего — целых два года, а за это время человек знаешь как поменяться может!

Альберт недоверчиво посмотрел на Генку.

— Тебе легко говорить. У тебя, считай профессия в кармане.

— Да ничего подобного! В летные училища знаешь какой строгий отбор? И по здоровью, и по всему. Но если меня в летчики не возьмут, пойду в диспетчеры — буду самолетами управлять хотя бы с земли. Не возьмут в диспетчеры — пойду в техники! Если и это не выйдет — буду летную полосу от снега чистить! Лампочки менять в посадочных огнях! Так или иначе, я в авиацию попаду, кто бы мне чего не говорил. И ты не сдавайся!

— Ага, не сдавайся. Мне сказали, время ученых-одиночек давно прошло, надо уметь работать в коллективе. И еще, что не только с цифрами надо уметь работать, но и быть всесторонне развитым человеком... А экономист, говорят, из тебя получится хороший, будешь делать нужную работу, большую пользу приносить.

— Польза — это конечно важно, — серьезно сказал Генка. — И если ты уже готов забыть про науку, я тебя уговаривать не стану. Но вообще-то мы могли бы тебе помочь. Алик, считай, готовый специалист по гармоничному развитию. Он тебя так разовьет — сам не рад будешь! Женька тебе физподготовку подтянет, ну и я может, на что сгожусь.

— Правда? — с надеждой спросил Альберт.

— Конечно! А про всяких финансистов ты забудь! Эту работу вообще должны делать машины. Где это видано — предлагать такую профессию живому человеку?!

[1] «Вас поняла, Геннадий. Посадку разрешаю» (англ.)