Михаил Савеличев. Девочка, с которой всё случалось

Как меня прозвали Почемучкиной

Мама говорила, что в детстве читала книжку, которая называлась «Девочка, с которой ничего не случится». А вот книжку про меня нужно назвать «Девочка, с которой всё случалось». Но такую книжку еще не написали. Я спрашивала Федю. Он долго думал, а потом сказал, что книги с таким названием в его каталоге не значится.

Ну и пусть. Я сама такую книжку напишу. Буду рассказывать Феде все, что видела, и получится книга. Федя говорит — такая книга называется дневник. По-моему, он путает. Дневники в школах, в них ставят оценки. В школу я пока не хожу. И оценок мне не ставят. Но я все равно буду писать книгу.

Федя сказал, что в начале нужно рассказать о себе.

Меня зовут Софья Почемучкина. То есть, зовут по-настоящему Софья. Почемучкиной меня прозвала мама. Когда я была совсем маленькой, постоянно ее спрашивала:

— Почему?

Мама говорила, что это первое слово, которое я сказала. Другие дети говорят «мама», а я — «почему». А когда я научилась ползать, а потом ходить, то задавала этот вопрос всем, кого встречу. Маме говорят:

— Ой, какая у вас хорошая девочка! Как ее зовут?

А я говорю:

— Почему?

Мама говорит:

— Ее зовут Софья.

А я говорю:

— Почему?

Мама мне отвечает:

— Тебя папа так назвал. В честь знаменитой ученой.

А я опять:

— Почему?

И мама начинает снова и снова рассказывать об ученой, в честь которой меня назвали. А я твержу:

— Почему?

Других слов ведь пока не выучила.

И только когда выросла, стала взрослой и мне исполнилось пять лет, мне подарили Федю. На все мои «почему?» у него есть ответ. Почти на все. Поэтому когда он чего-то не знает, я все равно спрашиваю:

— Почему ты не знаешь?

Такая вот я Почемучкина.


Как я ловила космонавтиков


Когда я была еще совсем маленькой, то думала, что в ракете живут маленькие космонавтики.

Ракета — как настоящая. Очень похожая на те, которые летают в космос. На Луну, на другие планеты.

Она стоит на полке рядом со столом, за которым работает мама. И мне казалось, что когда мама там сидит за вычислителем, космонавтики за ней подглядывают. Точно так же, как я. Накроюсь одеялом с головой, сделаю дырочку и смотрю.

Космонавтикам одеялом не надо покрываться. Они могут подглядывать сквозь иллюминаторы. Стекло в иллюминаторах темное, не заглянешь. А изнутри все должно быть видно.

И мне очень хотелось с ними поиграть. Мне и с ракетой хотелось поиграть, но мама строго-настрого запретила ее трогать. Я расплакалась, но это не помогло. Вообще-то, я никогда не плачу. Только если мне очень-очень чего-то хочется. Но мама все равно сказала, что ракета — не игрушка. Она сказала, что это — память об одном человеке. А я ее могу сломать.

Космонавтики должны любить сладкое. Поэтому я тайком оставляла рядом с ракетой кусочки шоколадок, которые приносила мне мама. А сама забиралась в кровать, накрывалась с головой и делала вид, что сплю. Только я не спала, а наблюдала в дырочку. Ждала, когда откроется люк, и оттуда выпрыгнут космонавтики. Они должны быть в таких же крошечных скафандрах. Конечно, на Земле скафандры им не очень нужны. Но они же — космонавтики. Поэтому должны носить их не снимая. Для тренировки.

Федя говорил, что никаких космонавтиков в ракете нет. Я пыталась приспособить Федю ловить космонавтиков, но он отключался еще раньше, чем засыпала я. Такой у него режим, говорила мама. И у меня должен быть режим, говорила она мне, когда замечала, что я не сплю, а смотрю в щелочку. Она думала, я на нее смотрю, а я не говорила, что на космонавтиков.

И я все-таки их увидела! Мама заснула прямо за столом. У нее часто так бывает. А в это время люк ракеты распахнулся, и оттуда по выдвижной лесенке спустились крошечные космонавтики в белых скафандрах. Их было трое. Они подошли к оставленной мною конфете, подхватили ее и потащили к ракете. Тащить было трудно. Конфета выскальзывала у них из рук. Мне захотелось встать и помочь. Но я не хотела их испугать. Им, наверное, надоело питаться из тюбиков. Конфета — другое дело.

Но самое трудное для них оказалось затащить конфету по лесенке. К тому же она начала таять, и они перепачкались в шоколаде. Но все же у них получилось. Конфета скрылась в люке, лесенка поднялась, люк захлопнулся. И только крошечные следы остались на столе. Шоколадные следы.



Как я стала Президентом

Мне очень хотелось в школу. Но Федя сказал, что в школу берут только с шести лет. А с пяти лет в школу не берут. И даже с четырех. Так полагается.

— Почему?

— Такой закон, — сказал Федя.

— Плохой закон, — сказала я. — Нужно придумать другой закон.

И я стала думать. Придумалось мне вот что: сделать такой закон, чтобы в школу ходили с любого возраста. Если кто-то хочет, пусть идет с семи лет. А если кому-то не терпится, как мне, то можно и с пяти. По-моему, хороший закон получится.

Но тут опять Федя вмешался.

— Закон должен быть принят, — сказал он. — Его нужно вынести на голосование. Люди должны его прочитать и согласиться с ним или не согласиться.

Вечером я спросила у мамы:

— А как принимают новые законы?

Про свой закон я промолчала. Я ведь понимала, что если пойду в школу, то придется переехать. У нас, на Земле Санникова, школ нет. Ради одного ребенка вряд ли будут новую школу открывать. А мама и так грустная, я же вижу. И тут еще мне уезжать!

Мама не удивилась. О чем я только ее не спрашивала.

— Вот смотри, — она показала на вычислитель. — Каждый человек у нас в стране имеет право голосовать за любой закон. Законы разрабатывают специальные люди, но могут придумать закон и любая коммуна.

— Даже наша? — спросила я.

— Даже наша, хотя она у нас очень маленькая. Вот смотри, я набираю свой личный номер и попадаю в свод законов, стоящих на голосовании. И теперь могу по любому из законов сделать предложения или проголосовать за его принятие или отклонение. Как депутат нашей коммуны могу предложить какой-то свой закон. Понятно?

Я посмотрела на экран вычислителя и сказала, что понятно. И сделала вид, будто мне не очень интересно. На самом деле я кое-что придумала.

На следующий день мне, конечно же, попало. А ведь Федя предупреждал.

— Ну-ка, иди сюда, — поманила мама. — Это что такое?

— Закон, — говорю. — О том, что в школу можно с любого возраста идти.

— Как же ты его сюда внесла? — удивилась мама. — У тебя ведь и кода доступа нет.

— Я запомнила твой, — шмыгнула носом жалостливо. — А напечатать Федя помог через голосовой набор.

— Ой-ой-ой, — сказала мама. — Хулиганка ты, Софья Почемучкина. Зря я стенки около твоей кровати листами из старого учебника обклеила. И папа с подарком поторопился. Рано тебе с Федей общаться.

Я сильнее зашмыгала. Я же понимаю, что мама не сердится. Она не сердлявая.

— Ладно, — говорит, — иди спи, Президент. А то мне еще извинения писать надо, да код доступа другой получить. А со школой… со школой потерпи немножко.



Как я ходила на океан

Федя всегда говорил:

— Выходить из купола нельзя.

И мама говорила:

— Не выходи из купола, простудишься. И всегда включай на курточке электроподогрев.

Но я не люблю этот подогрев. Будто тебя в одеяло закутали. Колючее. Все тело чешется. И в куполе не люблю сидеть. Потому что плохо видно океан. Внутри тепло и зелень — кусты, деревья, трава.

Но снаружи — интереснее. Федя говорит, там одни камни. Земля Санникова недавно из океана поднялась, растений на ней нет. Но меня не растения интересуют. Однажды я видела белого медведя. Он прошел рядом с куполом. Повернул к нам с Федей голову и принюхался. А потом дальше пошел. К океану.

На входе в купол — дверь. Шлюзом называется. Чтобы выйти, нужно набрать нужные цифры. Но я с цифрами дружу. Я знаю, что нужно нажимать. Я видела, когда мама брала меня в обсерваторию. Поэтому я сделала так, как делала мама, и шлюз открылся.

— Туда нельзя, — сказал Федя.

— Ну и не ходи, — сказала я. Просто так сказала, потому что знала — он все равно за мной пойдет. Как привязанный. Потому что должен идти.

На тропинке среди камней стоял указатель.

Обсерватория — 1 км.

Океан — 500 м.

Москва — 10 000 км.

В обсерваторию мне не нужно. Я там была. Вон белые купола светятся, будто шарики от пинг-понга разбросаны. Отсюда они маленькими кажутся, а на самом деле — огромные. Еще дальше — такой же огромный купол абэвэгэдэйкиных. Из него длинная дорога прямо в океан тянется. Там корабли стоят. И подводные лодки.

До берега совсем недолго оказалось. Только холодно. Я прибавляла, прибавляла подогрев, но ветер под куртку забирался и кусал. Но я терпела. По сторонам смотрела. Вдруг медведь опять покажется? Нет, я медведя не боялась. Со мной ведь Федя был.

На берегу оказалось много интересного. Но самое интересное — корабли. Вереницы кораблей.

— Северный морской путь, — сказал Федя. Будто я сама не знала. Но у него привычка такая — все объяснять. — Глобальное потепление позволяет использовать этот путь круглый год. Раньше навигация длилась всего лишь несколько месяцев.

Мы стояли и смотрели на корабли. Они плыли далеко от нас, но было понятно — какие они огромные. Много кораблей. Я даже про холод забыла.

Потом я набрала красивых камешков, и мы пошли домой в купол.

Медведя так и не увидели.


Как меня лечили

Мама потрогала мой лоб:

— Ты заболела!

Горло драло, из носа текло. И было очень холодно. Я прижимала к себе Федю, но не могла согреться.

— Где ты простудилась? — спросила мама. Но я ничего не сказала. Ведь пришлось бы сказать, что мы ходили на берег. Без разрешения.

Нет ничего противнее горячего молока с медом. И горчичников. А потом пришел врач и стал кричать:

— Разве так можно! Запустили ребенка! У нее воспаление легких!

А мама сказала:

— Не надо кричать. Надо лечить, — и заплакала.

А врач опять сказал:

— Вызывайте врача из абэвэгэдэйки. У них должны быть нужные антибиотики.

Я хотела спросить что такое антибиотики, но не смогла. Тоже хотелось плакать. Мама и так плакала и гладила меня по щеке. Поэтому я сдержалась. Только сказала, что мне стало очень жарко. А потом — очень холодно.

А потом пришел другой врач с большим чемоданом. В чемодане какой-то прибор с лампочками. И проводки. На концах проводков — шарики, которые врач прикладывал ко мне. Шарики щипались. А врач приговаривал:

— Хорошо… хорошо… хорошо…

А мама стояла рядом с врачом и держала кружку с горячим молоком и медом. Но врач сказал:

— Мед и горчичники — устаревшие народные средства. А мой диагност подтверждает диагноз вашего поселкового врача.

— Неужели у военных нет лекарств? — спросила мама.

— Не волнуйтесь, товарищ, — строго сказал врач. — У военных есть все, но для детей это не подойдет. Я свяжусь с Новосибирскими островами, они пришлют лекарство.

— Погода нелетная, — опять заплакала мама. И я заплакала.

— И на море шторм, — сказал врач. — Но не переживайте. Арктическая боевая войсковая группа не оставит ребенка в беде. Что-нибудь придумаем. Лекарство будет через два часа.

Врач сидел рядом и рассказывал мне сказки. И мама сидела рядом и говорила:

— Она у нас взрослая, сказки ей неинтересны.

— Товарищ, — строго сказал врач, — сказки интересны всем.

А потом в дверь постучали, и вошел человек в черной форме и пилотке. И с чемоданчиком.

— Здравствуй, Петров, — сказал врач.

— Здравствуй, Иванов, — сказал Петров. — Доставил все, что просил. А кто у нас больной?

— Я больная, — сказала я.

А врач Петров открыл чемоданчик, достал шприц и сделал укол. Не больно. Просто приложил к плечу трубку, и мне сразу стало легче.

— Как вы быстро, — сказала мама.

— Скоростная подводная лодка, — сказал Петров. — Шли на максимальной скорости под водой. Наверное, рекорд поставили. Больше не болейте.

Я хотела сказать, что больше не буду болеть, но не успела. Заснула.



Как мы поехали путешествовать

— Ребенку нужны фрукты, — сказал Валя. Валя работает вместе с мамой в обсерватории. Он большой и толстый. И я ни разу не видела, чтобы он ел фрукты. Обычно он ест хлеб с колбасой. Но пока я болела, он приносил мне апельсины. И яблоки. Суб-ли-ми-ро-ван-ные. Вот какое длинное слово. Федя объяснил, что их такими делают специально. Чтобы больше к нам привезти. Яблоко вроде маленькое, сморщенное, но пакет разорвешь, и оно становится большим.

— Ребенку нужно солнце, — сказал Валя, когда я совсем стала здоровой. Но мама меня из дома не выпускала.

— Мы ходим на облучение, — сказала мама. — Вчера ходили. И завтра пойдем.

Облучение — это когда заводят в комнату, раздевают до трусиков, заставляют надевать темные очки и включают специальную лампу. От лампы плохо пахнет, но от нее другая польза. В организме витамины вырабатываются.

— Сублимированные фрукты, облучение, — хмыкнул Валя. — Ребенку нужны настоящие фрукты и настоящее солнце. Отправлю я вас в отпуск. Тем более и повод есть.

— Я не поеду в отпуск, — сказала мама. — У меня программа исследований полетит. Сам знаешь.

— Пойдешь как миленькая, — сказал Валя. — Ребенку нужно не только здоровье. Ребенку нужны новые впечатления. А что он тут на острове видит? Даже белых медведей не видит.

Я хотела сказать, что белого медведя я видела. Но промолчала. Чтобы маму не расстраивать.

— У нее есть Федя, — сказала мама.

— А еще у нее есть папа, — сказал Валя.

— Перестань, — сказала мама.

Но все же Валя маму уговорил. И вечером она сказала:

— Мы едем в отпуск.

— Ура! — закричала я. — И Федю в отпуск возьмем?

Мама посмотрела на Федю.

— Не оставлять же его здесь, — сказала мама. И стала собирать чемодан. А я стала собирать рюкзак.



Как мы сели на дирижабль

Когда мы все собрали, мама надела на Федю ошейник и дала мне поводок.

— Зачем ошейник? — спросила я. Феде ошейник не понравился.

— Мы полетим на дирижабле, — сказала мама. — Он может испугать пассажиров.

— Я никого не буду пугать, — сказал Федя, но мама сказала, что наденет еще и намордник, и нам пришлось согласиться на ошейник.

— Готовы? — спросил Валя. — Тогда поехали. Места для вас я заказал. Полетите с демобилизованными.

— А кто такие — демобилизованные? — спросила я.

Оказалось, что это — солдаты, которые отслужили на нашем острове и теперь возвращаются домой.

— Значит, мы тоже демобилизованные, — сказала я, и Валя рассмеялся.

— Софья зрит в корень! — крикнул он, и мы поехали.

Мы ехали на вездеходе на воздушной подушке. У нас на острове дорог нет. Я не очень люблю на таких вездеходах ездить. Меня укачивает. Но мы ведь ехали в отпуск. Поэтому можно и потерпеть.

— Смотри! Смотри! — опять крикнул Валя. — Наша обсерватория!

А потом он закричал:

— Смотри! Смотри! Причал!

Около причала стояла большая подводная лодка. Я подумала, что это та, на которой приплывал доктор Петров и стала махать рукой. Вдруг он меня увидит?

Но Валя опять закричал:

— Новый стратег швартуется! Первый раз такие вижу!

А потом мы остановились перед воротами. К нам подошел офицер.

— Куда направляетесь, товарищи? — строго спросил он.

— В отпуск! — крикнула я. Но так как двигатель выключили, то получилось очень громко. Не надо было кричать.

— В отпуск — это хорошо, — сказал офицер. — Ваши документы, товарищи.

— Будто в лицо нас не знаете, — обиженно сказал Валя и протянул ему карточку.

— В лицо знаем, товарищ директор САО, а так полагается при спецрежиме.

— А что такое спецрежим? — спросила я. А мама меня ущипнула.

— Это когда у нас стратегический ракетоносец швартуется, — сказал Валя. — Так, товарищ офицер?

— Проезжайте, — сказал офицер. И ничего не ответил Вале. Потому что — военная тайна. Так мне Федя объяснил.

А потом мы выехали на ровное поле, и мама сказала:

— Вот и аэродром.

Валя сказал:

— Вот ваш дирижабль.

— Где? Где? — закричала я, а потом увидела.

Он похож на огромное белое облако. Внизу у облака прикреплена кабина с множеством круглых окошек.

— Новая серия, — сказал Валя. — Полетите с комфортом. С реактивными движителями.

— На самолете было бы быстрее, — сказала мама.

— Зато весь Севморпуть как на ладони, — сказал Валя. — Софье понравится. Так, Софья?

— Так, — сказала я. Мне уже сейчас нравилось. И не терпелось забраться в кабину дирижабля.

Валя помог вытащить наши вещи. Мы встали в конец очереди. Мама вежливо спросила:

— Вы крайний?

Солдат в форме ответил:

— Да.

— Тогда мы за вами будем, — сказала мама.

Но солдат сказал:

— Проходите вперед, товарищи. Мы вас пропустим.

Мама не соглашалась, но вокруг нас собрались остальные солдаты и стали наперебой уговаривать пройти и сесть в дирижабль без очереди. Потому что мама с ребенком, то есть со мной. И еще с Федей.

Когда маму все же уговорили, мы подошли к лесенке. Там стояла строгая тетя в синей форме.

— Ваш билет, пожалуйста, — сказала она.

— Корзина, картина, картонка и маленькая собачонка, — сказал Валя.

— Собака привита? — спросила тетя.

— А что такое привита? — спросила я Федю.

— У вас девочка с собакой разговаривает, — сказала тетя.

— Это не собака, — засмеялась мама. И протянула тете какие-то бумаги.

— Добро пожаловать на борт, — отдала нам честь тетя.

И мы поднялись по лесенке. Внутри нас встретила еще одна тетя в форме и проводила к нашим местам. Кресла были такими большими, что я залезла с ногами.

— Если девочка захочет спать, то можно разложить в кровать, — сказала тетя. — Одеяло и подушку я вам принесу.

— Я не захочу спать, — сказала я. — Еще чего! Я буду смотреть в окно!

— В иллюминатор, — поправил Федя. — И это не тетя, а бортпроводник. На самолетах их называют стюардессами, а на дирижаблях — бортпроводниками.

— Устроились? — сказал Валя. — Ну, тогда я пошел. Счастливого полета!

Он помахал нам рукой и уехал.

Скоро мы полетели.



Как мы летели на дирижабле

Я смотрела в окно, которое называлось иллюминатором. Наш остров стал совсем крошечным, а потом все закрыли облака. Мне стало скучно, я пошла гулять.

— Ты куда? — спросила мама.

— Гулять, — сказала я. — Можно?

— Только осторожно, — сказала мама.

И я пошла. Много мест было свободных, садись где хочешь. В других сидели солдаты. Демобилизованные.

— Куда вы летите? — спросила я у них.

— Наша служба закончилась, — сказал солдат. — Теперь мы все летим домой.

— А где ваш дом? — спросила я.

— У меня в Твери, — сказал солдат. — Я теперь поступлю в университет и буду учиться на учителя математики.

— А у меня — в Алма-Ате, — сказал другой солдат. — Я тоже поступлю в университет и буду учиться на агронома. У нас знаешь какая целина?

— Не знаю, — сказала я.

— Приезжай, увидишь, — сказал солдат из Алма-Аты.

Третий солдат ткнул пальцем в иллюминатор:

— Смотрите! Грузовой тримаран!

И все стали смотреть. И меня пустили посмотреть. Облака немного разошлись, стало видно море, и крошечный кораблик, похожий на букву Ж. За ним тянулась тонкая белая линия.

— Я на таком хочу плавать, — сказал солдат. — Буду поступать в Мурманское судоходное училище. Знаешь, какая у него скорость?

— Не знаю, — сказала я. А Феди рядом не было. Поэтому спросить я не могла.

— Большая! — солдат головой покрутил.

А внизу появилось много крошечных кораблей. Они двигались в противоположные стороны. А потом показалась земля.

— Ой, какая девочка! — сказала девушка в форме. — Пойдем к нам! Мы тебя угостим.

Девушки тоже были демобилизованными. Но в иллюминатор они не смотрели. Они смотрели в зеркальца и красились. Мама никогда не красилась. А девушки красились, и мне было интересно на них смотреть.

— Как же я соскучилась по макияжу, — сказала девушка, что привела меня к их столику. — Два года без помады!

Другая засмеялась:

— Ты же сама нам запрещала краситься, товарищ старший сержант!

— По уставу не положено, — сказала старший сержант. — Вот ты, девочка, красишься?

— Нет, — сказала я. — Мама говорит, я и так красивая.

И девушки стали смеяться.



Как я вступила в общество чистых тарелок

Я смотрела как девушки красились, а потом меня нашла мама и отвела на наше место. Там ждал дядя в белой форме, перед ним стоял ящик на колесиках.

— Что будете кушать? — спросил дядя.

— Мороженое, — сказала я.

— Куриный суп и макароны с котлетой, — сказала мама. — Мороженое дают только тем, кто все съест. Правильно, товарищ стюард?

Товарищ стюард сказал:

— Точно так, уважаемые пассажиры. По строгому распоряжению капитана нашего судна десерт полагается только членам общества чистых тарелок.

— А что это за общество такое? — спросила я.

— Как! — всплеснул руками товарищ стюард. — Вы даже не слышали о таком обществе? Его основал Владимир Ильич Ленин специально для девочек и мальчиков Советского Союза. Только тот, кто все съедает со своих тарелок, имеет право вступить в него.

— Мама, и ты была членом общества чистых тарелок? — спросила я.

— Я и сейчас в нем состою, — сказала мама. — Давай, ешь. Спасибо вам, товарищ стюард.

— Когда все съешь, я приду и проверю, а потом напишешь заявление на вступление в общество, — товарищ стюард подмигнул.

Вообще-то, я суп не люблю. Поэтому я даже на тарелку не смотрела. Смотрела в окно, на воду, чтобы не видеть, как много еще супа осталось.

А потом я увидела остров.

— Мама, мы уже прилетели? — спросила я.

— Нет, но уже недолго, — сказала мама. — Это остров Буровой. Искусственный остров. С него бурят дно океана и добывают нефть. Видишь, сколько вышек торчит? И корабли.

Я ела суп, потом макароны с котлетой и разглядывала остров Буровой. Вокруг него было много кораблей. Федя сказал, что они называются супертанкерами. Это огромные корабли, которые развозят нефть по всему миру. Я стала считать, но сбилась. Слишком много супертанкеров. И они ведь не стояли на месте, а двигались.

А потом товарищ стюард принес мороженое и листок бумаги, чтобы я написала заявление о вступлении в общество чистых тарелок. Я написала.

— Надо же, — товарищ стюард покачал головой, — ни одной ошибки, товарищ Софья. С удовольствием принимаю вас в наши ряды, — и написал что-то на бумаге.

Я потом прочитала: «Надо принять».



Как мы прилетели в Арктанию

Я заснула. А проснулась оттого, что мама меня будила.

— Просыпайся, засоня! Мы подлетаем.

И я стала смотреть в иллюминатор. Океана не видно. Видна земля. И город. Точно такой, как по телевизору показывают. И на картинках. И не такой, как наш поселок. Купола в городе гораздо больше, чем у нас. И они не круглые, гладкие, а будто из кусочков составлены. Федя сказал, что так специально сделано. Для крепости.

Мне сначала показалось, что они зеленые, ну, то есть, стекло куполов. А они оказались прозрачными. Вся зелень — внутри. Много зелени. Целый лес. И трава. И еще дороги. По ним люди ходят, машины ездят. Не такие, как у нас, а на колесах.

— Это Арктания, — сказала мама. — Столица Арктики. Здесь даже зоопарк есть.

— Хочу в зоопарк! — сказала я. Я испугалась, что мы в городе мало времени будем.

Но мама сказала:

— Обязательно сходим. Поселимся в гостинице и сразу пойдем. А потом поедем дальше.

— Опять на дирижабле? — спросила я.

— Нет. На поезде. Видишь? — показала мама.

Сначала я не поняла, куда она показывает, а потом увидела, что от города в разные стороны расходятся тонкие нитки. Будто кто-то их привязал и натянул. А по ниткам двигаются длинные гусеницы. Ну, то есть, не живые, конечно. А металлические.

— Вот на таком и поедем, — сказала мама. — Вмиг домчимся.

А потом мы прилетели. На аэродроме было много дирижаблей. Разного размера. Наш самый маленький. А мне он казался огромным! Федя сказал, что это потому, что наш дирижабль обслуживает местные линии. А есть такие, которые летают в другие страны. И грузы перевозят.

Оказалось, что из нашего дирижабля даже выходить не надо. Садишься в лифт и спускаешься. А там — аэропорт. И много людей. Я столько людей сразу не видела. Поэтому одной рукой за маму схватилась, а другой за Федю. Чтобы не потеряться.

Людей было так много, что они сидели не в креслах, а на полу. Или им так нравилось. Потому что они играли на гитарах и пели. Мама сказала, что это — комсомольский призыв. То есть те, кто специально приехал осваивать Арктику.



Как мы ехали в зоопарк

Гостиница — это большой дом. Гораздо больше, чем наш. И в нем все делают за тебя. Ничего самому не надо делать. Только получить магнитный ключ.

— Добро пожаловать, — сказала нам девушка в гостинице. — По любому вопросу обращайтесь ко мне.

— Спасибо, — сказала мама.

Но ничего не спросила. А у меня целая куча вопросов. И я спросила:

— Где зоопарк?

— Здесь близко, — сказала девушка. — На первом маршруте монорельса до конечной станции. Купол шесть бэ. И оденьтесь потеплее, зоопарк находится на открытом воздухе.

— А почему на открытом воздухе? — спросила я.

— Иначе животным будет жарко, — сказала девушка.

— А какие там животные? — спросила я.

— Сама увидишь, — мама взяла меня за руку, и мы пошли в нашу квартиру, которая почему-то называлась номером. Наверное, из-за номера на двери.

Там оказалась ванная. Такая большая, что в ней можно плавать. Я попробовала, но только воду разлила. Плавать я пока не умею. Федя сказал, что этому легко научиться. Я обязательно научусь. Я хотела помыть и Федю, но мама сказала, что не надо. Он и так чистый. А вода может его повредить.

Потом мы пошли в зоопарк. Монорельс — это такая проволока, протянутая по всему городу. И по ней бегают вагончики. Проволока высоко над землей и над деревьями. И никому не мешает. Поэтому люди ходят по земле пешком. А если нужно далеко или быстро, то садятся на монорельс. Так мне мама объяснила.

Федя сказал, что вагон скользит не по самой проволоке, а над ней, за счет сверхпроводимости. Высокотемпературной сверхпроводимости, вот.

Пока мы ехали в вагончике, я смотрела сверху на город. Так много людей я никогда не видела! Я всем махала рукой. А потом вагончик остановился.

— Конечная станция. Зоопарк, — сказал водитель вагончика. — Спасибо, что воспользовались услугами нашего монорельса.

— Спасибо! — крикнула я, а мама сказала, что кричать не надо, потому что водитель — робот, а не человек. А я сказала, что спасибо надо говорить всем, даже роботам.



Как я смотрела мамонтов

На входе продавали билеты. Мама купила билет себе.

— И мне билет! — закричала я. Я подумала, что мама решила меня не брать в зоопарк.

— Для маленьких вход бесплатный, — сказала тетя, которая продавала билеты.

— Я не маленькая, — сказала я. Но мама взяла меня за руку, и мы пошли туда, где всем давали теплые куртки. Федя сказал, что куртки специальные — они издают неслышный сигнал, чтобы опасные животные близко к нам не подходили.

— Где здесь мамонты? Где здесь мамонты? — спрашивала мама у всех. Но мне было интересно и на других животных посмотреть. Которых я живыми не видела. Только в кино.

Там были козы. Были коровы. Лошади были. И еще олени. Их можно было покормить самому. Рядом с ними было мало людей. Наверное, все хотели посмотреть мамонтов. А мне и здесь интересно.

— Можешь сесть на него, — сказал человек, который кормил оленей.

— Что вы говорите, товарищ! — крикнула мама. — Разве так можно?

— Можно, — сказал человек, подхватил меня под руки и посадил на оленя. Тот повернул голову и посмотрел на меня.

— Издалека приехали? — сказал человек.

— Земля Санникова, — сказала мама.

— Понятно, — сказал человек. — Ребенок домашних животных еще не видел.

И он взял меня за руку и провел по всем домашним животным. Даже птиц показал, которые по загончику ходили и клевали.

А потом мы пошли к мамонтам. Для этого пришлось выйти из купола. Дверей там не было, только сильный горячий воздух из земли бил. Тепловая завеса, назвал ее Федя. Это специально, чтобы в куполе температуру не нарушать.

Там было большое поле, покрытое травой, и по нему ходили мамонты. И носороги. И все они покрыты длинной шерстью. Чтобы не замерзнуть. Они оказались вблизи такими огромными, что я прижалась покрепче к маме.

— Не бойся, милая, — мама засмеялась. — Они нас не тронут.

А я и не боялась, что тронут. А вот наступить могут. Вон они какие огромные! Рядом с ними даже мама выглядит крошечной.

Федя рассказал, что мамонты и носороги давным-давно вымерли. Но ученые нашли их живые клетки и вырастили заново. И пустили здесь пастись. А раньше здесь только олени паслись.

— А коровы? — спросила я.

А мама опять засмеялась и сказала, что нам пора. Завтра у нас поезд рано-рано утром. Поэтому надо выспаться.


Как мы сели на поезд

Я очень хотела спать, но мама сказала:

— У нас поезд. Вставай, засоня!

Пришлось вставать. За окном темно. Даже искусственное солнце еще не зажгли. Федя говорил, что давным-давно никаких таких солнц не было. Потому что люди еще не умели управлять такой энергией. Термоядерной. И в этих местах была полярная ночь. И полярный день. Как сейчас. И если бы купол по ночам не делали темным, было бы светло. Как у нас на острове.

— Счастливого пути, — сказала нам девушка, которой мама отдала ключ от номера. — Приезжайте еще.

— Приедем! — сказала мама.

И опять мы поехали на монорельсовой дороге. Только в другую сторону. Не туда, где зоопарк. А туда, куда мы прилетели на дирижабле. Потому что это — транспортный узел. Не такой, который на веревке завязывают. А такой, куда дороги приходят. И уходят. Так Федя объяснил.

Когда мы туда приехали, мне уже совсем не хотелось спать. Но люди, которые там были, спали. Не все, конечно. Мама подошла к кассе и напечатала куда нам нужно. И получила билеты.

Мы пошли на поезд. Федя сказал, что раньше поезда ездили по земле, где клали специальные железные полосы. Они так и назывались — железная дорога. Их и сейчас много используют. Но мы по ней не поедем. То есть по железной дороге. Мы поедем по струнной дороге. Поезд по ней мчится гораздо быстрее. Потому что на магнитной подушке.

Пришлось подняться по длинной лестнице. Дорога оказалась похожей на струны на гитаре. Только струн больше. И они толще. На каждой струне по поезду. Много-много вагонов.

Мы подошли к нашему вагону. Там стояла тетя в форме и проверяла билеты. А рядом с ней стоял дядя в форме абэвэгэдэйкина. И держал на поводке собаку. И еще автомат у него был.

— С собакой в купе нельзя, — сказала тетя. — Вам нужно разместить ее в специальном отделении.

— Это не собака, — сказала мама. — Посмотрите, на нее даже овчарка не реагирует.

— Овчарка дрессированная, — сказала тетя. — Она только на опасные вещи реагирует. А ваша собака не опасна. Но ей все равно в купе нельзя.

— Это не собака, — объяснила я. — Это Федя. Он всегда со мной.

А потом мама объяснила. И нас впустили всех вместе.



Как мы ехали в поезде

Я думала, что внутри как в дирижабле. Но там было по-другому. Был коридор и двери. Двери раздвигались и за ними были комнаты. С кроватями. Одна над другой. А еще была комната с умывальником. И маленький столик. На столике стоял чайник и лежали разноцветные коробки.

— Вот и наше купе, — сказала мама. — Спать будешь внизу. Чтобы не упасть.

— Я хочу спать наверху, — сказала я. — Оттуда лучше видно.

Мама засмеялась.

— Когда спишь, в окно не смотришь. А днем можешь там сидеть. Только осторожнее.

Пока я думала, как мне залезть наверх, мама откинула небольшую лесенку.

— Забирайся, а я пока вещи разложу. Нам долго ехать.

— Сколько часов? — спросила я.

— Не часов, — опять засмеялась мама. — Мы будем ехать три дня. С севера на юг. По Широтной магистрали.

— А что мы будем кушать? — Я даже испугалась. Столько дней ехать! Я никогда так долго никуда не ездила.

— Чай можно и здесь попить, — мама показала на коробки. — А потом что-нибудь придумаем. В ресторан сходим.

— Ресторан? — В ресторане я тоже никогда не была.

— Да. Красиво оденемся и пойдем. Только сейчас еще рано туда идти.

Мама стала раскладывать вещи, а я стала смотреть в окно.

А потом в дверь постучали. Мама открыла, и человек в форме сказал:

— Скоро отправляемся, товарищи. Если в купе есть провожающие, то им пора выходить.

— У нас только отъезжающие, — сказала мама. — Провожать нас некому.

— Сожалею, товарищи. По любым вопросам обращайтесь ко мне, я ваш бортпроводник, — человек в форме отдал честь.

Поезд поехал. Я даже не сразу поняла, что это мы поехали. Мне показалось, что поехал соседний поезд. И только когда внизу замелькали дома, я закричала:

— Ура! Поехали!

Мама тоже присела у окна и сказала:

— Когда я была маленькой, то ездила по старым железным дорогам. И всегда любила слушать стук колес. А тут никаких звуков. И скорость как у самолета.

Поезд выехал из-под купола. И смотреть стало не на что. Все коричневое и зеленоватое. И плоское.


Как мы пошли в вагон-ресторан

— Пойдем в ресторан, — сказала мама. — Надо покушать горячего.

Федю оставили в купе и пошли. Люди стояли у окон и смотрели. Я тоже заглянула и увидела еще город. Много куполов. Из них торчали длинные трубы. Такие длинные, что уходили в небо.

— Горный комбинат, — сказал мне дядя, который увидел как я смотрю. — Видишь трубы какие высокие? Чтобы не загрязнять воздух их вывели высоко-высоко.

Я хотела спросить, но мама ушла вперед. И я побежала за ней, так как не хотела заблудиться. Но где здесь заблудиться? Один коридор, даже не заметно как из одного вагона в другой переходишь. Только цвет меняется. Наверное, чтобы все помнили — в каком вагоне они едут.

В ресторане купе не было. Были столики. Как в том ресторане, в который мы ходили в Арктании. Или в столовой на острове. Все столики были заняты. Но тут нам замахали:

— Товарищи, идите ко мне, здесь есть места.

Махал нам дядя. Столик, за которым он сидел, был у самого окна. Окна были не как в купе. От потолка до пола. Поэтому казалось, будто мы по воздуху едем. Без всякого поезда.

— Здорово, да? — подмигнул дядя. — Меня зовут Иван. А вас как звать-величать?

Мама сказала, и мы пожали друг другу руки. Я тоже пожала, ведь я почти взрослая.

Я думала, что к нам подойдет официант, но здесь не было официантов. Мама нажала кнопки заказа, в центре стола открылось отверстие. Мама поставила передо мной суп. Самый нелюбимый. Куриный.

— Чем занимаетесь? — спросил дядя маму.

Мама рассказала, чем она на острове занимается. Я неохотно ела суп и смотрела в окно. Но тут Иван хлопнул в ладоши:

— Да что вы говорите?! Такой специалист, как вы, мне позарез нужен! Представляете, у меня целый завод, а рабочих рук не хватает! То есть, все автоматизировано, роботизировано, как положено, но с управленческими кадрами — беда!

Мама сказала:

— Пригласите молодых специалистов. Их в Арктании целый вокзал сидит, ждет направления на стройки.

— А зачем, по вашему, я сюда приезжал? — сказал Иван. — Именно для этого. Ходил на вокзал и уговаривал ехать к нам, в Молдавию. У нас тепло, фрукты круглый год. Море! Нет, не хотят! Представляете?! Арктику им подавай. Трескучий мороз и мороженую оленину. Романтика, я не спорю. А у нас что? Пошив рубашек, костюмов и прочий текстиль. Но ведь в Арктике и без рубашки холодно?

— Проблема с рабочими кадрами стоит остро, — сказала мама.

— Не хочу больше супа, — сказала я.

— Значит, в Молдавию? — обрадовался Иван. — Софья, хочешь купаться в море и есть виноград?

— Хочу, — сказала я.

— Ну, нет, — мама засмеялась. — Как-нибудь в другой раз.


Как я увидела железную руку

После обеда мама сказала:

— Я буду спать. А ты забирайся на верхнюю полку и смотри в окно.

Я лежала и смотрела. Но ничего интересного не было. Иногда проезжал встречный поезд. Но так быстро, что не разглядишь. И рукой не помашешь. Федя сказал, что тундра скоро кончится. И будет тайга. Это лес такой. Огромный и густой.

Мне надоело лежать и смотреть. Я слезла по лесенке и вышла из купе. У окна стоял дядя и смотрел. Ему, наверное, было интересно.

— Здравствуйте, — сказала я. И рядом встала.

— Здравствуйте, — сказал дядя. И помахал мне рукой. Будто мы не рядом стояли.

Я сильно удивилась. Рука у него оказалась железной.

— Вы — робот? — спросила я. Федя рассказывал про роботов. И мне стало интересно.

— Нет, — сказал дядя. — Я — человек.

— У вас рука железная, — сказала я. — Можно ее потрогать?

— Сколько угодно, — дядя улыбнулся. — Это кибернетический протез. Вообще-то, мне советовали носить перчатку, чтобы не пугать маленьких детей, но я забыл об этом.

Железная рука оказалась теплой.

— Здорово, — сказала я. — А зачем вы свою руку поменяли на железную?

— Пришлось, — дядя вздохнул. — Аварийная ситуация в космосе. В скафандр попал микрометеорит. Такой крошечный камешек, а может и не камешек, а обломок старого спутника. Их много на орбите вращается. Так вот, микрометеорит пробил руку. Система аварийной герметизации меня спасла. А руку — нет.

— Вы — космонавт? — крикнула я. — Вот здорово! Я тоже хочу быть космонавтом!

— Ну, в космос я теперь не летаю, — сказал космонавт. — С железной рукой в космос не берут. А чтобы стать космонавтом, надо хорошо учиться. Сейчас все мечтают полететь в космос.

— А на Луне вы были? — спросила я.

— На Луне был, — сказал космонавт. — И даже к Марсу летал.

— Ух ты! И как на Марсе?

— Мы там не высаживались, — сказал космонавт. — Жалко, конечно, но программой полета этого не предусматривалось. Следующая экспедиция сядет на его поверхность.

Я хотела рассказать космонавту про то, что у нас есть дома ракета, в которой живут крошечные космонавтики, но не стала. Подумаешь!


Как я потерялась

— Сейчас будет большой город, — сказала мама.

— Такой же, как Арктания? — спросила я.

— Гораздо больше, — засмеялась мама. — Новосибирск. Я там училась. Очень большой город. Столица Сибири.

И я стала смотреть в окно. Мы пересекли широкую реку, Обь называется. Куполов здесь не было. Были дома. Большие и очень большие. И дороги. Многоэтажные. Одна из дорог поднялась так высоко, что сравнялась с поездом. По ней ехал красный автобус. В нем сидели люди и махали нам. Я тоже помахала.

Потом поезд поехал так медленно, что машины нас обгоняли.

— Стоянка в Новосибирске тридцать минут, — сказала мама. — Можно погулять. Только не потеряйся. Хорошо?

— Хорошо, — сказала я и тут же потерялась. Потому что никогда не видела столько людей. Даже в Арктании. Оказывается, там было очень мало людей. А здесь их столько, что надо постоянно уворачиваться.

На нас ехал дяденька на тележке, которая висела в воздухе, а он управлял ею рычажками. Я засмотрелась, дяденька мне подмигнул. И в этот момент я и потерялась. Отпустила мамину руку. И осталась одна.

Но не испугалась. Чего здесь пугаться?

— Девочка, ты не потерялась? — Тетя подошла ко мне. — Может, тебе помочь?

— Нет, не потерялась, — сказала я. — Мне надо вон туда.

Я решила на лифте подняться на самый верх, откуда и вокзал видно, и город. Там люди гуляют и смотрят. В общем, я нисколечко не испугалась.

Сверху все видно. В одну сторону посмотришь — Новосибирск. В другую сторону посмотришь — вокзал. И купола в городе все-таки были. Только не для жилья, в них деревья росли. Федя сказал, что это специальные круглогодичные парки. Там всегда тепло, даже когда на улице холодно. Поэтому и деревья тоже специальные — всегда зеленые, тропические. Вот бы нам на остров такой парк!

А потом ко мне подошел человек в форме и приложил руку к фуражке и сказал:

— Вас зовут Софья?

— Софья, — сказала я.

— Сержант милиции Степан Заботин, — сказал он. — Товарищ Софья, вы знаете, что вас ищет мама? Разрешите вас проводить к ней?


Как мы отстали от поезда

Дядя Степа взял меня за руку и повел вниз. Мама увидела меня и закричала:

— Вот ты где! Ты куда пропала?!

— Я не пропала, — сказала я. — Я город смотрела.

— Первый раз в Новосибирске? — спросил дядя Степа.

— Дочка — в первый, — сказала мама. — А мы вот от поезда отстали. Что нам теперь делать, товарищ милиционер?

— Не беспокойтесь, товарищи, — сказал дядя Степа. — Я сообщу на поезд, чтобы ваши вещи с ближайшей станции доставили в Новосибирск. А вам придется здесь подождать. Заодно и город посмотрите, — и дядя Степа мне подмигнул.

Я подмигнула в ответ. Мама, конечно, расстроилась. Но только слегка. Я же видела. И хорошо, что Федя со мной. Один в поезде он бы загрустил.

— Пойдемте в комнату матери и ребенка, — сказал дядя Степа, — я вас пока там устрою, а затем отвезу в гостиницу.

— Раз уж здесь оказались, — сказала мама, — то надо показать Почемучкиной Академгородок.

— Обязательно покажите, — сказал дядя Степа. — И ВАСХНИЛ покажите. А вы куда направлялись?

Мама рассказала, куда мы направлялись.

— Я вам советую продолжить путешествие на экраноплане, — сказал дядя Степа. — Подниметесь вверх по Оби до Ханты-Мансийска, а затем по каналам вниз, на юг до Казалинска. Это новый маршрут, очень популярный у туристов.

— Хочу на корабле! Хочу на корабле! — Я захлопала в ладоши.

— Ты, наверное, поэтому и от поезда отстала, — сказала мама. Но я же видела, что она не сердилась. Почти не сердилась.

Потом мы отдыхали в комнате матери и ребенка. Я рисовала, а мама сидела в кресле и разговаривала с другими тетями. Там было много детей. А потом пришла еще одна тетя и стала с нами играть. А потом мама позвала меня, и мы пошли в гостиницу.

— Тебе понравилось играть? — спросила мама.

Я сказала, что понравилось.

— Пора тебя в детский сад отдавать, — сказала мама. — Одичала ты у меня на острове.

— Я в школу хочу, — сказала я. — А что такое одичала?

Но мама ничего не ответила. А Федя объяснил потом, что это означает. Только я не поняла — почему мама так сказала?


Как мы приехали в Академгородок

Утром в дверь постучали. Мама умывалась и ничего не слышала. Я открыла дверь. На пороге стоял человек и улыбался. Он спросил:

— Кто заказывал такси на Дубровку?

— Мы в Академгородок заказывали, — сказала я и хотела закрыть дверь, но дядя вошел. В руках он держал цветы.

— Тебя зовут Софья? — спросил он.

Тут вышла мама, взвизгнула и подскочила к гостю. Гость подхватил маму и закружил. Мы с Федей переглянулись, Федя мотнул хвостом. Мы с ним ничего не понимали.

— Твоя? — кивнул дядя на меня.

— Чья же еще, — сказала мама. — Софья Почемучкина.

— А почему вы обнимались? — спросила я.

— Потому что мы — однокашники, — сказал дядя. — Меня зовут Пётр.

— Пётр Первый, — сказала мама.

— Пётр Первый был царём и давно умер, — сказала я.

— Типун тебе на язык, Софья Почемучкина, — сказал Пётр. — Я не царь. Я — физик. Первый — это мое прозвище.

— Потому что ты всегда был первым, — сказала мама. — Красивые цветы!

У Петра был автомобиль. Он стоял рядом с гостиницей и заряжался. То есть из него торчал шнур, и он был подключен к розетке. Как чайник

— Разрядился, пока я к вам спешил, — сказал Петр. — Древняя конструкция, конечно. Раритет. Сейчас ведь все с индукторами. Но, ничего, поедем. Я вам Академгородок покажу.

Мы сели в машину и поехали.

Я думала, что Академгордок — это где живут одни академики. Важные такие. Ученые. А там оказалось полным-полно молодых людей. И ни одного академика.

— А где академики? — спросила я.

— Я — академик, — сказал Петр.

Академгордок оказался весь в лесу. По нему даже ездить нельзя, только ходить по тропинкам. Идешь, идешь по лесу, и вдруг — бах! — здание.

— Экология, — сказал Петр. — Сколько ты здесь не была?

— Как университет закончила, — сказала мама. — Ничего не узнаю.

А еще тут было полным полно роботов. Больших, очень больших и маленьких. Маленькие убирали улицы. А большие и очень большие строили дома. И просто по тропинкам ходили.

— Институт роботехники забавляется, — сказал Петр. — Проверяет на нас — как сможет человек приспособиться к высокороботизированной среде.

Один из роботов стоял и продавал мороженое. В груди у него была дверца. Опускаешь монетку в прорезь, он открывает дверцу и достает эскимо. Или стаканчик. Денег у меня не оказалось, поэтому робот дал мне мороженое просто так.

— Попрошайка, — вздохнула мама.

А я и не просила. Я просто перед ним стояла и смотрела. Честно-честно!


Как мы запускали солнце

— Я вам такое покажу, — сказал Петр. И палец к губам приложил. — Только пока никому не рассказывайте.

Мы сидели в столовой и кушали. Столовая почему-то называлась «Под интегралом». Я головой вертела, но интеграла так и не увидела. Сначала мы взяли подносы и встали в очередь. Потом брали тарелки. Я хотела взять сладкие ватрушки, но мама поставила мне суп. И кашу. Но я все равно взяла ватрушки. А когда мы подошли к кассе, которая тоже оказалась роботом, то робот сказал:

— За девочку платить не надо. Дети до шестнадцати лет к кормлению допускаются бесплатно.

— А можно я еще ватрушку возьму? — спросила я. И взяла.

— Попрошайкина, — сказала мама. — И что же ты нам покажешь, Петр? «Токамак»? Или «Глобус»?

— Прошедшая эпоха, — сказал Петр. — Сколько мы с этими «Токамаками» возились, помнишь? В общем, кушайте быстрее и поедем. Такое пропустить нельзя.

Суп я не доела. Зато ватрушки все скушала. Мы сели в электромобиль и поехали. Дорога поднималась вверх и вела над лесом. Внизу ходили по тропинкам люди. А мы ехали к высокому зданию. То есть, я подумала, что это здание. Но до него мы не доехали. Остановились на площадке, где было много людей, машин и роботов. И все смотрели куда-то вверх.

— Как дела? — спросил Петр.

— Все идет в штатном режиме, Петр Семенович, — сказали ему хором люди в белых комбинезонах. На груди у них были нашиты солнышки с улыбками.

— У нас есть спецодежда для научных сотрудников младшего возраста? — спросил Петр. — Принесите, пожалуйста.

Я думала, что принесут комбинезон только маме, но и мне такой дали. И еще темные очки. И даже Феде очки одели.

А мама забеспокоилась:

— Феде не повредит?

— Магнитный импульс экранируется, — сказал Петр. — У нас тут много аппаратуры. Ничего с вашим Эфдэ не случится.

Я хотела поправить, что Федя не Эфдэ, но тут все зашумели.

И стало так светло, что даже в очках хотелось зажмуриться. Но я не зажмурилась. Я смотрела. И увидела высоко над острым шпилем здания еще одно солнце. Оно было яркое и теплое.

И все стали хлопать в ладоши и толкать друг друга в плечи. И говорить:

— Вот мы и зажгли наше солнышко!

Меня кто-то подхватил подмышки и подбросил вверх. Я не испугалась. Новое солнышко светило в лицо. Было очень тепло.


Как мы сели на корабль

Петр сказал:

— Мы такие солнышки везде в Арктике зажжем. То, что там сейчас светит, — устаревшие модели, слабый энерговыход, короткое время работы. Вот это — совсем другой коленкор. Будет у вас там так тепло, что ананасы начнут цвести.

Я рассматривала корабль. На нем мы сейчас поплывем. Петр привез меня и маму на причал. Это не море, это река. Обь. Широкая, но другой берег все равно виден. И волны не такие, как в море. И вода не холодная.

— Об экологии подумай, — сказала мама Петру. — Вся Арктика от ваших солнц растает. Мамонты опять вымрут.

— Что-нибудь придумаем, — сказал Петр. — Среднюю Азию преобразуем, так неужели Север пустынным оставим? Советские люди должны жить везде. И жить в комфорте!

Корабль дал гудок.

— Нам пора, — сказала мама и взяла меня за руку. — Спасибо, Петр.

— Смотри в оба, Почемучкина, — сказал мне Петр. — Вы еще такое увидите!

Потом он долго нам махал, а корабль плыл по реке. А река становилась все шире и шире.

— Это море? — спросила я.

— Ювенальное море, — сказала мама. — Искусственное море, специально сделанное для гидроэлектростанций.

— Здесь все искусственное, — засмеялась я. — Солнце, море, роботы.

— Зато люди самые настоящие, — сказал дядя, который проходил мимо нас. — Настоящие ученые, настоящие труженики. Вырастешь, тоже постарайся быть такой.

— А вы кто? — спросила я, а мама дернула меня за руку.

Дядя приложил ладонь к фуражке и ответил:

— Я — капитан этого славного судна. Федос Петрович Бывалый. Бывалый — это фамилия такая.

Я засмеялась. Разве такие фамилии бывают? Но Федос Петрович не обиделся, а даже пригласил нас подняться на мостик. Я не могла понять — где мостик? Оказалось, так называется место, откуда управляют кораблем.

— Корабль хоть и небольшой, но очень быстрый, — сказал капитан. — Как только выйдем на фарватер, то сразу взлетим.

— Разве корабли летают? — удивилась я. Но Федос Петрович рассказал, что это особый корабль. Он может плавать, может летать. Только невысоко над водой. Зато очень быстро. Поэтому мы и глазом моргнуть не успеем, как окажемся в другом месте.

Я моргнула, но вокруг все еще было море. Наверное, мы пока не вышли в этот самый фарватер.


Как мы плыли по каналу

Корабль летел. Быстрее, чем дирижабль. Из корпуса выдвинулись крылья.

— Как на самолете, — сказала мама. — Смотри, чтобы тебя не продуло!

— Не продует, — сказала я. Место, где гуляли пассажиры, называется палубой. Мы там сидели и смотрели. С боков корабля поднялись прозрачные стекла, поэтому ветра не было. А берег несся так быстро, что дух захватывало.

Федя сказал, что корабль, а точнее — экраноплан, набрал крейсерскую скорость. Мимо нас не только берег проскакивал и стоящие на берегу города. Проскакивали другие корабли. Много кораблей. Все они были грузовыми. Но были и такие, как наш. Первый раз я испугалась, что мы столкнемся с другим экранопланом. Он несся нам навстречу и ревел. Но Федос Петрович объяснил, что столкновений быть не может. Всеми кораблями управляет большая вычислительная машина. Она следит чтобы никто не столкнулся.

— Скоро войдем в канал, — сказала мама. Она следила по экрану за нашим кораблем. — Видишь, тут начинается система каналов, по которым вода из сибирских рек идет в пустыни и степи. Раньше там не было воды, все оказалось мертвым. Даже море высохло. Но теперь все по-другому.

— А разве море может высохнуть? — спросила я.

— Может, — сказала мама. — А вот и канал. Канал имени Ленина.

Я ничего не заметила. Такая же река, как и раньше. А потом берега стали сближаться. А наш корабль замедлил полет. А затем и вовсе сел на воду. И крылья убрал. И прозрачные стекла. Мы стали как обычные корабли.

— Видишь, какой берег? — показала мама.

Берег был выложен шестиугольниками. Они блестели на солнце.

— Это специальное покрытие, — сказала мама. — Чтобы вода не уходила в почву, чтобы течение сохранялось. А еще оно получает энергию прямо от солнца.

Мы стояли на палубе и смотрели. И махали руками проплывающим кораблям. Мы ведь теперь не летели. Мы плыли. Как и остальные корабли.

По берегам росли деревья. На них висели яблоки. Мне захотелось попасть на берег и сорвать яблоко.

— Скоро будет стоянка, — сказал матрос. — Там и покушаете фрукты.


Как мы были на базаре

— Это — базар, — сказала мама. — Здесь продают фрукты, овощи.

Повсюду стояли полосатые разноцветные палатки. В палатках стояли столы. На столах лежали кучи фруктов, орехов и овощей.

— Сейчас что-нибудь купим в дорогу, — сказала мама. — Стоянка два часа, время у нас есть. Всегда мечтала побывать на восточном базаре!

И мы пошли мимо прилавков. За ними стояли люди.

— Подходи! Пробуй! Кушай! Покупай! — кричали они.

Пахло очень вкусно. У меня слюнки потекли.

— Что ты хочешь? — спросила мама.

— Все, — сказала я. У меня глаза разбегались.

— Вай, какая хорошая девочка! — закричал один продавец. — Иди сюда, девочка, иди!

Я подошла, и он дал мне большое красное яблоко. Мама протянула ему карточку.

— Зачем деньги? — удивился продавец. — Так кушайте!

Мама тоже получила от него яблоко. И мы пошли дальше. Я почти не знала как называются то, что лежало на прилавках. Федя подсказывал. Дыни, арбузы, грецкие орехи, яблоки, груши, финики, ананасы, персики. И нам все давали попробовать. И денег не брали. Только руками махали. Одна женщина со множеством косичек сказала:

— Мамаша, что же у вас ребенок такой бледненький? Совсем ее фруктами не кормите?

— Мы на севере живем, — сказала мама.

— Вай-вай-вай, — сказала женщина. — Зачем на севере? Приезжайте к нам жить! У нас тепло! У нас витамины! В нашем колхозе всем работа найдется!

— Спасибо, — сказала мама.

— Мы приедем, — сказала я. Очень мне понравились ее косички.

Женщина дала маме дыню. Хотела дать еще арбуз, яблок, орехов, но нам и класть было некуда. Мама опять попыталась заплатить. Но женщина замахала руками.

Я объелась. Я перепробовала все, чем угощали. Когда мы вернулись на причал, знакомый матрос сказал:

— Тут всегда так. Не знают куда урожай девать. То есть знают, конечно. Но если берешь понемногу, то денег не берут. Кушай на здоровье. Вот что значит вода! Без каналов тут пустыня была. А теперь — цветущий сад.

— А как строится канал? — спросила я. — Лопатами копают?

Матрос засмеялся.

— Скоро увидишь, — сказал он.

И я скоро увидела.


Как строится арык

Мне надоел этот мальчик. Он был гораздо меньше меня. И постоянно задавал один и тот же вопрос:

— Папа, а как строится арык?

А папа ему отвечал:

— Арык строится так. Берут лопаты, заступы. Отмечают место, где пройдет арык.

— Как отмечают место? — спрашивал мальчик.

— Ну, протягивают веревочки от колышка к колышку. Колышки — это таки заостренные палочки, которые втыкают в землю.

Наш корабль плыл по каналу. Здесь он не мог разогнаться так, чтобы лететь над водой. Как сказал капитан, тут слишком узко. Я хотела пойти в каюту, потому что наизусть знала как строится арык, но тут папа мальчика сказал:

— Вон, смотри, там прокладывают новый канал.

— Где? Где? — закричал мальчик.

— Да вон же, — показал его папа. — Видишь там облако?

— Ой, пожар! — вновь закричал мальчик. Папа рассмеялся.

— Нет, не пожар. Это пыль. Специальная машина прокладывает канал.

Я тоже стала смотреть. Пыль поднималась до неба. А по земле ползла огромная машина, похожая на черепаху. Впереди у нее вращались огромные колеса с ковшами. По бокам двигались лапы. Лапы были и сзади. Они перебирали и укладывали что-то блестящее.

— Смотри, — сказал папа мальчику. — Впереди у копальщика роторные ковши. Они извлекают почву, делают глубокий ров. Почва внутри самой машины превращается в плотную пленку, которую укладывают в ров, чтобы вода не уходила в землю. Спереди машина похожа на крота, а сзади — как паук. Видишь, как ловко она перебирает лапами? Внутри целый завод.

— Какая она большая! — закричал мальчик.

— Нет, эта машина еще не большая, — сказал его папа. — Она прокладывает маленький канал, почти как арык. Для колхоза. Видишь, там домики? Арык дойдет до домиков, будет у них своя речка. А такой канал, по которому мы плывем, прокладывают гораздо более крупные машины.

Я слушала и смотрела. Мне тоже стало интересно. И захотелось посмотреть на машину, которая делала канал, по которому плыли мы. А мимо нас плыли другие корабли. Даже не верилось, что этот канал делала машина. А машину делали люди.

А потом мальчик опять спросил своего папу:

— Папа, расскажи — как делают арык?

И я пошла в каюту.


Как мы ехали на Байконур

Корабль поплыл дальше. А мы остались. Мама сказала:

— Сейчас за нами приедут.

Вокруг была степь. И очень жарко. Мама надела мне на голову панаму. Федя поводил боками, охлаждался.

— Смотри! — вдруг крикнула мама и показала вдаль.

Там вспыхнул яркий огонек, а в небо поднялся столб дыма.

— Ракета взлетает, — сказала мама. — Здесь космодром. Байконур. Мы туда поедем.

— Мы полетим в космос! — я от радости захлопала в ладоши. — Мы полетим в космос!

Но мама сказала, что никуда мы не полетим. Чтобы лететь в космос, нужно очень долго готовиться. И много знать. И много уметь. И всегда чистить по утрам зубы и умываться. И съедать всю кашу.

— Я все это буду делать, — пообещала я. — Честно-честно!

А потом подъехала большая машина. Такая белая, что больно глазам смотреть. Из нее выскочил человек и закричал:

— Кто тут Ковалевские? Кто тут Ковалевские?

— Тут мы! — закричала я в ответ.

— Садитесь в машину, меня Федя зовут, — сказал Федя.

— Его тоже Федя зовут, — сказала я и показала на Федю.

— Только я не собака, — сказал Федя.

— А где Юра? — спросила мама. — Он обещал нас встретить.

— Не смог, — сказал Федя. — Предстартовая подготовка. Садитесь, я вас мигом домчу. И ты, тезка, запрыгивай.

И мы поехали дальше. Дорога была прямая. Федя сидел за рулем. Мама сидела рядом с ним. А мы с моим Федей — сзади.

— Там в холодильнике есть мороженое и лимонад, — сказа Федя. — Бери что хочешь.

Я открыла дверцу. Глаза разбегались — так много было мороженого и лимонада. А еще конфет.

— Это все мне? — спросила я.

— Объешься, — сказала мама. — И вообще — у тебя горло. Холодное в жару есть опасно. Можно простудиться.

— Это Юра постарался, — Федя засмеялся. — Пусть кушает.

Я поделилась со всеми. Маме дала фруктовое мороженое. Федя взял эскимо. А я взяла шоколадное. Оно в самом большом стаканчике было.

— Когда назначен старт? — спросила мама.

— Сегодня заседание государственной комиссии. Там и определят точно. Они готовы хоть сегодня лететь, — сказал Федя. — Но вы успеете.

Мама вздохнула.


Как я увидела космонавтов

Ракету я узнала. Она была точно такая же, как у нас дома. Только настоящая, а не игрушечная. И еще она была окружена решетками, а внизу было много машин. Мама надвинула мне на лоб кепку, которую дал Федя вместо панамы. На ней была надпись «Байконур». А еще он мне дал значок, на котором была нарисована ракета.

— Нравится? — спросил Федя. — Ближе нельзя подходить. Стартовая зона. Но отсюда тоже хорошо видно.

Я привстала на цыпочки, чтобы рассмотреть еще лучше. Федя засмеялся и посадил меня на шею.

— Командир завидовать будет, — сказал он маме. — Он все мечтает дочку на шее покатать. Его тоже в детстве так катали.

— Пусть завидует, — сказала мама. На ней были черные очки. Кепку она не стала надевать, которую Федя дал. Повязала косынку.

— А что там делают машины? — спросила я.

— Идет заправка ракеты, — сказал Федя. — Скоро старт. Видишь, какая ракета огромная. Ей надо много топлива, чтобы взлететь. Очень много топлива.

— А по-моему, она очень маленькая, — сказала я. — Как у нас дома.

Конечно, я так не думала. Я всего лишь хотела пошутить. И Федя опять рассмеялся. Про таких мама говорит, что у них смешок во рту застрял. Федя всегда смеялся.

— Вы так не переживайте, — сказал Федя маме. — Все будет хорошо.

— Я хотела успеть до начала процедур, — сказала мама. — То есть, я думала, что успею. Но потом… — мама замолчала, а я ничего не поняла. Она была почему-то очень грустная, хотя старалась не показывать этого. Но я же вижу — ей грустно.

Федя спустил меня на землю.

— Теперь поедем, я вас покормлю, а там и время подойдет. Сможете увидеться.

— С кем увидеться? — спросила я.

Но мама ничего не сказала.

Там было много зданий. Они казались плоскими. Мы зашли в одно и там не было жары. Было прохладно. Федя повел нас в столовую. А потом отвел в комнату, где был диван и кресла. И еще большой телевизор. Во всю стену. Телевизор работал, но звука не было. Зато были космонавты. Точно такие, каких я ловила, когда думала, что они живут в той ракете.

— А что мы будем делать? — спросила я у мамы.

— Будем ждать, — сказала мама и зачем-то меня обняла. Будто я хныкала. Или капризничала. А я ничего не делала. Честно-честно.


Как я поймала космонавтика


А потом я заснула. И спала долго-долго. И проснулась от стука в дверь. Мама все сидела и смотрела. Только телевизор не работал. Она держала платок. Я подумала, что она простудилась, но она прикладывала его к глазам. Я поняла, что она плакала. И мне стало ее так жалко-жалко, что я сама всхлипнула.

— Ты чего, Почемучкина? — мама услышала, что я плачу. — Подожди, не реви. Я дверь открою.

Она открыла дверь. И в комнату шагнул космонавт. Я сразу поняла, что это космонавт. Он был в белом скафандре, а на голове у него был шлем. Весь прозрачный. Не такой, какой в кино показывают.

— Здравствуй, — сказал космонавт и протянул руки.

Но мама стояла и не двигалась. Я подумала, что она испугалась. Хотя чего тут бояться? А Федя хвостом замотал.

— Здравствуй, — сказала мама.

Космонавт шагнул и посмотрел на меня. Я встала и не знала, что делать. Лицо у него было очень доброе. Поэтому я нисколечки не испугалась, когда он подхватил меня и подкинул к самому потолку. Только чуть-чуть испугалась, что ударюсь. Подбросил он меня высоко. А потом еще раз.

— Софья! Софья! Премудрость божья! — кричал он и подбрасывал. — Как я по тебе соскучился!

— Я не премудрость, — сказала я. — Я — Почемучкина. Меня так мама зовет.

— И Федька с вами, — сказал космонавт. — Еще функционируешь, старый кибер?

Федя вился около ног космонавта. Я никогда его таким не видела.

— Тебе разрешили прийти? — спросила мама. Она так и стояла у открытой двери.

— Как видишь, — сказал космонавт. — Только скафандр пришлось надеть. Для герметизации. Я сейчас стерилен аки младенец, — и космонавт подмигнул мне.

Поставил меня на пол.

— Жаль, конечно. Хотел бы вас расцеловать.

— У тебя было много времени, — сказала мама. И я поняла, что она сердится. Не сильно. Но сердится. — Мог бы вырваться к нам.

— А ты бы меня на порог пустила? — спросил космонавт.

— Я бы пустила, — закричала я. Мама всегда говорила, чтобы я не вмешивалась в разговор взрослых. А у них был такой разговор. Я поняла. — А как вас зовут? А куда вы полетите?

Космонавт присел на корточки. И сказал серьезно-серьезно:

— Я твой папа, Софья, Премудрость божья. Я был очень занят, поэтому давно тебя не видел. Прости меня за это. Завтра я улетаю. Вторая пилотируемая экспедиция с посадкой на Марсе, понимаешь?

— Понимаю, — кивнула я.

— А когда я вернусь, мы больше никогда не будем разлучаться. Я тебе обещаю. Хорошо?

— Хорошо, — сказала я и обняла папу.

Все-таки я поймала космонавтика.

Загрузка...