Средство от одиночества

Владимир ВАСИЛЬЕВ

СРЕДСТВО ОТ ОДИНОЧЕСТВА

1

Море было ласковое и спокойное, на светлый прибрежный песок оно посылало мягкие шуршащие волны, полные разноцветных солнечных бликов. Но Вилька прекрасно знал, что далеко не всегда оно такое. Силу и мощь взбешенных водяных гор он познал давно и его любовь к морю смешивалась с почтительным уважением.

Вилька прищурился, не пуская в глаза яркое солнце, и направился к своему любимому месту. Холодный после ночи песок приятно щекотал ноги. Наверху, на обрыве, он замер.

Каждый день он видел эту картину и каждый день замирал от восторга на самом краю, там, где берег круто обрывался. Перед ним раскинулось оно бесконечное и могучее море; высота позволяла видеть далеко и он никак не мог привыкнуть, что это живое аквамариновое чудо принадлежит и ему тоже. Оно было изменчиво и непостоянно, вчера над волнами стлалась призрачная синеватая дымка, а сегодня воздух стал пронзительно прозрачен и горизонт угадывался где-то неимоверно далеко, а за второй косой играли дельфины.

- Пришли! - улыбнулся Вилька. - Вернулись!

Он часто играл с дельфинами, заплывал очень далеко. Плавал он феноменально. И кроме того... Но об этом Вилька предпочитал не вспоминать.

Дельфины были знакомые. Они вообще очень игривый народ и Вильку считали если не совсем своим, то, по крайней мере, большим, чем просто человеком. Иногда он ночевал с ними в море, а утром мать встречала его с отчаянием в глазах. Она молчала, но Вилька угадывал ее боль и еще сильнее замыкался в себе. Боль за него, за Вильку. Но тут он был бессилен.

Зажмурившись, Вилька подумал: "Хорошо бы сигануть прямо отсюда в море!" Но здесь было мелко, а летать Вилька, к сожалению, не умел. Вот дальше на запад, за маяком - пожалуйста. Вилька не раз бесстрашно прыгал с пятидесятиметровой высоты, знал, что дна все равно не достанет. А здесь мелко, от силы по пояс. Настоящая глубина начиналась дальше - за второй косой.

Вилька ушел вправо, где вниз змеилась узкая крутая тропинка. Он спустился уже наполовину, когда заметил внизу одиноко лежащую фигуру. Вилька нахмурился - никто не имел права посягнуть на его территорию. Туристы здесь никогда не появлялись, уходили либо на Евпаторию, либо на Донузлав. Курортники тянулись к обширным песчаным пляжам, а не к скалам и обрывам, и за все лето Вилька тут никого не встретил, оставаясь наедине с морем. Он искал одиночества и менял людское общество на море и дельфинов, а боли не чувствовал лишь потому, что давно привык к ней.

Внизу оказалась девушка. Травянисто-зеленый купальник, разбросанные по плечам волосы. И лежит лицом вниз, уткнувшись в сложенные руки. Рядом, под ивой, виднелась пара вьетнамок и бело-голубая динамовская майка.

"Лежит, - неприязненно подумал Вилька. - Как у себя дома..."

Он уже спустился и бесшумно приблизился на десяток шагов. А потом решил: ведь пришел он не к этой непрошенной девчонке, а к морю. Вот и пойдет к морю.

Все так же бесшумно он сбросил рубашку, совсем рядом с динамовской майкой, неслышно вошел в воду, и, зайдя по колено, скользнул во встречную волну. Земля стала мерно уходить назад.

Минут через десять Вильку засекли дельфины, и спустя еще минуту он оказался окружен темными блестящими телами. Дельфины смешно попискивали и пронзительно свистели, дружелюбно толкая Вильку тупыми твердыми рылами, а Вилька дергал их за плавники и шлепал по теплым гладким бокам. Так они здоровались. С афалинами Вилька подружился позапрошлым летом, когда залечил рваную рану их старому вожаку, которого окрестил "Джоном", и странный союз человека, бежавшего от людей, и аристократов моря оказался очень крепким. Афалины все лето держались вблизи берегов, лишь изредка пропадая на несколько дней. Иногда Вилька встречал и других черноморских дельфинов - белобочек, но они были менее общительны, хотя и не менее дружелюбны.

В возне с дельфинами Вилька постепенно забыл о незнакомке. Потом он таскал бычков на донку у небольшого островка в семи километрах от берега, где давно устроил себе шалаш и запас: все необходимое для коротких визитов - от пачки соли и котелка до комплекта крючков и радиоприемника. Назад он собрался под вечер. Вновь объявились дельфины, охотившиеся где-то неподалеку, и Вилька, уцепившись за Джона, вмиг оказался у берега на второй косе. Ближе афалины обычно не подплывали, и Вилька, махнув им рукой, добрался до суши в одиночку.

И тут же вспомнил утро. От незнакомки остался только слабый силуэт на песке и цепочка следов, уходящая вверх по тропе. Вилька ухмыльнулся, подобрал свои вещи и побрел домой.

Мать вновь встретила его полным отчаяния взглядом. Вилька втянул голову в плечи и опустил глаза.

- Есть будешь? - тихо спросила мать.

Вилька замотал головой. Мать притянула к себе его вихрастую голову и прижалась щекой к вечно влажным и соленым волосам. Вилька вздрогнул и медленно отстранился. Мать снова посмотрела на него, и в глазах ее было еще больше отчаяния и боли.

Проснулся Вилька еще до рассвета. Матери уже не было и он, наспех перехватив холодной картошки, снова направился к своему месту.

Замерев на несколько минут на обрыве, Вилька окинул взглядом зеркальную гладь, в которой зыбко отражалась небесная голубизна и было непонятно, или это небо такое голубое, или море... Солнце тянуло из-за горизонта рыжие теплые лучи и озорно выглядывало краешком. Вилька полюбовался немного и, осыпая на склонах глину, спустился вниз. Под ивами было пусто. Усмехнувшись, он оставил на обычном месте рубашку и кепку (обуви летом Вилька не носил) и юркнул в холодную с утра воду. Заплывать никуда не хотелось, он стал нырять у первой косы, подолгу оставаясь под водой. Феерический подводный мир завораживал, и он жадно наблюдал за шустрыми полосатыми рыбешками, сновавшими среди камней и водорослей, за крапчатыми глазастыми крабами, важными медлительными медузами и бестолковыми суматошными креветками, обладателями потрясающе длинных фосфоресцирующих усов.

Девушку он заметил неожиданно - она стояла на обрыве, где совсем недавно стоял сам Вилька, и, наверное, так же восторженно смотрела на море, ибо что еще можно делать так долго стоя на обрыве? Вилька сразу исчез под водой, сильно отталкиваясь ногами от песчаного дна, одолел полсотни метров до берега и спрятался за длинными ветвями ивы, сплошной зеленоватой завесой скрывших его ладную фигурку. Девушка осторожно спускалась по тропе, на ней были вьетнамки, вчерашняя длиннющая майка, доходившая ей до середины бедер, и большие темные очки. Вилька уставился на нее с крайним неудовольствием. Раз потревожив его, она осмелилась вновь появиться здесь. Это могло войти в привычку, а свое право на одиночество Вилька не собирался уступать никому. Девушка спустилась на узкую полоску песка перед водой и медленно пошла к ивам.

Вилька почему-то вспомнил смешную песенку:

Девушка Маруся - розовые губки

Носит макси-майку вместо мини-юбки.

К незнакомке это подходило вполне. Вилька собрался выйти из укрытия, но тут девушка заметила его линялую выгоревшую рубаху и испуганно - именно испуганно - огляделась.

Вилька скрипнул зубами и отбросил ветви ивы. Девушка вздрогнула и невольно попятилась. Сделав несколько шагов вперед, Вилька поравнялся со своей рубашкой, сложил руки на груди и упрямо нагнул голову.

"Уходи отсюда!" - хотел сказать он, но тут взгляд его наткнулся на маленькую блестящую вещицу, лежащую на песке у ноги - заколку для волос с зеленой черепашкой у изгиба.

Девушка стояла, опустив глаза. Вилька чертыхнулся про себя и вдруг понял, что уже не скажет ей: "Уходи". Потому что понял другое - она тоже искала одиночества. Как и он. И поэтому приходила сюда.

Стоять друг против друга и молчать было глупо, и Вилька сделал первое, что пришло в голову: поднял черепашку и протянул ей.

- Твое?

Девушка пугливо подняла взгляд на Вилькину ладонь и коротко кивнула.

- Ну, так бери, - зло сказал Вилька, подойдя еще ближе.

Она осторожно протянула руку и взяла свою заколку, так и не отрывая глаз от песка у себя под ногами.

- Зачем ты сюда приходишь? - Вилькин голос звучал жестко, как скрип гвоздя, царапающего стекло.

- Это твое место, да? - тихо спросила девушка и впервые подняла голову. Вилька узнал ее сразу.

Дело было на пляже в Евпатории с месяц назад. Что он делал в городе, Вилька уже не помнил. Помнил, что к полудню забрел на пляж. В море выдавался скрипучий мостик с окрашенными в вызывающе-красный цвет перилами. Мостик густо облепили отдыхающие и полусумасшедшие рыбаки, надеющиеся что-то поймать в кишащем людьми, матрасами, мячами и размокшей бумагой месиве. Вилька намеревался прыгнуть в воду, но прямо перед ним кто-то из рыбаков уронил спиннинг и попросил ближайшего паренька достать. А тот оказался на редкость сухопутным, ко всеобщей потехе, и ни плавать, ни нырять не умел. Тем не менее он попытался, но погрузиться так и не смог. Окружающие покатывались со смеху, но паренек ни капельки не смущался и азартно повторял попытки. Потом кто-то посоветовал ему взять в руки тяжесть. Невесть откуда взялась кувалда - и он наконец достал спиннинг, зато кувалду утопил. Это вызвало новую бурю хохота. И тогда кто-то с разбегу перелетел через перила, долгую секунду падал с высоты и отвесно скользнул в воду. Это была та самая девушка. Она положила кувалду на балку у самой воды и, не глядя ни на кого, взобралась опять на мостик. Вилька тогда гораздо больше удивился неумению плавать горе-спасателя спиннинга, чем красивому и смелому прыжку девушки. Но другие парни, чтобы не ударить в грязь лицом, стали вертеть такие головоломные сальто, что это быстро превратилось в состязание. Девушка в зеленом купальнике больше не прыгала - ей негласно отвели роль королевы бала. Вилька мог бы заткнуть за пояс любого - но зачем? Он не собирался участвовать в прыжках, куда больше его интересовало дно. Поэтому он лениво, боком, плюхнулся и сразу же погрузился к самому песку. Интересного хватало - как всегда на пляже, дно кишело всевозможным хламом - от потерянных монет и медальонов до бутылок и автопокрышек. В бутылках прятались мальки бычка, Вилька долго потешался, наблюдая за ними. И, видать, забылся, потому что просидел в воде дольше, чем положено нормальному человеку. Сверху донесся всплеск, бычки шарахнулись врассыпную, а давешняя ныряльщица норовила схватить Вильку за волосы и вытащить на поверхность. Тот еще ничего не успел понять и возмущенно отбивался. Девчонка оказалась на редкость упорной и не прекращала попыток "спасти" Вильку, и то, что его приняли за утопленника, Вилька сообразил, только когда она ушла наверх за воздухом. Пришлось поспешно удирать между опор моста и скрываться среди купающихся в сотне метров левее. А когда суматоха достигла пика и на воде появилась лодка спасателей, а потом еще и завыла сирена, Вилька вспомнил, что просидел под водой минут десять и ни разу не всплыл, чтоб сделать вид, будто набирает воздух.

А девушку ту он запомнил накрепко, не подозревая, что встретится с ней еще когда нибудь.

А теперь она стояла перед ним, робко глядя в сторону, и спрашивала:

- Это твое место, да?

- Да, - подтвердил Вилька, - это мое место. Мое, и ничье больше.

Девушка чуть улыбнулась.

- Прости... Но мне здесь нравится. И пришла я к морю. К МОРЮ.

В голосе и словах ее прозвучало что-то задевшее Вилькину привязанность к морским чудесам. И он вскипел, как мальчишка:

- К Морю? Тогда пошли!

И пошел, не оборачиваясь, к воде. Девушка сбросила свою макси-майку и смело пошла следом.

Вилька резво взял курс на остров, и лишь изредка косился на нее. Она не отставала. Как Вилька не ждал - не отставала. Когда впереди замаячил остров, она вздохнула с облегчением, но и тут не отстала.

Вилька неторопливо выбрался на сушу. Девушка уже не плыла - шла по пояс в воде. Потом стала пошатываться, а у самого берега оступилась и упала. Вилька испуганно поднял ее и вынес на песок, раскаленный полуденным солнцем, и подумал, что если для него семь километров пустяк, то для других, видимо, нет.

Девчонка разбито обняла колени и мелко дрожала на ветру. Вилька принес огромное махровое полотенце и набросил ей на плечи. Она закуталась и закрыла глаза.

- Устала? - спросил Вилька, чтобы больше не молчать. Он и так видел, что она не то что устала, а совершенно опустошена.

Девушка кивнула, по-прежнему дрожа, мелко, как работающий холодильник. Вилька нахмурился и положил руку ей на плечо. "Как лед, подумал он. - Так и есть, переохладилась. Эх, Вилька, она же не дельфин и не ты, хотя и любит море. Загнется еще, чего доброго..."

- Ну-ка, пошли, - вслух скомандовал он и увел девушку в шалаш. Она еле передвигала ноги и пришлось поддерживать ее все дорогу. В шалаше, который больше напоминал добротный и уютный домик, Вилька дал ей свой теплый спортивный костюм:

- На, надень. А я пока чай соображу.

Он набрал воды и развел у входа костер. Девушка уже переоделась и, устало улыбаясь, сидела у стены шалаша. Вилька поднял голову и поинтересовался:

- Есть будешь?

На ее месте он бы на стал. Девчонка тоже не стала.

Потом Вилька долго отпаивал ее горячим сладким чаем и видел, как девчонка постепенно отогревается. Примерно через час Вилька поднялся:

- Пойду крабов наловлю...

Девушка посмотрела ему в глаза - первый раз за все время.

- Ты не замерз?

Вилька пожал плечами:

- А почему я должен замерзнуть?

Она виновато улыбнулась:

- Я же замерзла...

- Ну и что? Дельфины тоже не мерзнут. Ну, а ты ведь не дельфин.

- А ты?

Вилька замер. Он не знал, что ответить, и мучительно искал нужные слова.

- Кто ты? Почему ты не мерзнешь в воде, хотя проводишь в воде по двенадцать часов? Почему тебе не нужен воздух, чтобы дышать? Почему ты всегда один?

Вилька медленно обернулся.

- Кто я? Я и сам не знаю, кто я. Я просто слишком люблю море, чтобы любить еще кого-нибудь. И люди не захотели мне этого простить.

Он помолчал и добавил:

- Я пошел за крабами.

Крабов ловить Вилька не стал, просто поплавал вдоль берега, срывая злость на мускулах. Плавал до тех пор, пока не заметил девушку, стоящую на песчаном холме у самой воды. Смотрела она прямо на него. Вилька смутился и без настроения выбрался на сушу. Девушка встретила его улыбкой.

- Где же крабы?

Вилька хмуро отмахнулся:

- Да ну их... Пусть живут.

- А где твои дельфины?

- Не знаю, - пожал Вилька плечами, - наверное, охотятся в море. Только они не мои, - он подозрительно покосился на девушку. - А ты откуда знаешь про дельфинов?

Она мягко взяла его за руку.

- Ты прости меня... я давно за тобой наблюдаю. С тех пор, как пыталась спасти тебя на пляже. Помнишь?

Вилька ощерился:

- А ты что, питаешь слабость к нелюдям? - он вырвал руку и отвернулся. Да, он может обходиться под водой без дыхания по нескольку часов. Да, он не такой, как все. Наверное, он и не человек вовсе. Но какое дело до этого ей?

Но вслух Вилька ничего не сказал.

А девчонка взяла его за плечи и властно сказала:

- Загляни мне в глаза! Видишь? - голос ее вдруг сорвался. И Вилька увидел.

Глаза сияли изумрудно-зеленым светом и зрачок был не круглый, а вертикально-щелевидный, как у кошки.

- Ты этого хотел? Смотри дальше!

Девушка держала в руке нож - обычно Вилька чистил им рыбу.

- Смотри! - И безжалостно полоснула себя по пальцу. Порез сразу окрасился в нежно-голубой цвет и выступившая жидкость тоже была голубой. Думаешь, я принцесса? У меня кровь на медной основе, а не на железной, как у тебя, как у всех! Я больше нелюдь, чем ты, понял?

И тут Вилька испугался - впервые и по-настоящему. А девчонка вдруг уткнулась ему в плечо и заревела, как обиженная первоклассница, и на руку Вильке закапали ее слезинки - самые обычные, как у людей.

Когда она успокоилась хоть немного, Вилька во второй раз отвел девушку к шалашу. Костер еще горел и язычки пламени тихонько плясали в такт со слабым ветром.

- Как тебя зовут?

- Женя... А тебя?

- Вилька.

- Как? - удивилась девушку.

- Вообще-то меня зовут Вилен, - неохотно пояснил Вилька, - тебя ведь редко называют Евгенией, верно? Вот и меня называют проще - Вилька. А в школе еще дразнили Вилкой, Ложкой и Тюленем.

Он помолчал. Первый раз в жизни захотелось высказаться - и он решился.

- Я не знаю, почему стал таким. Врачи говорят, что у меня какой-то необычный капиллярный обмен. И в крови что-то не так. Правда, кровь на вид обыкновенная, красная, - усмехнулся Вилька, и вышло это совсем по-детски, мягко и застенчиво, - короче, под водой мой организм либо вовсе обходится без кислорода, либо добывает его прямо из воды. И вижу я под водой лучше, чем на воздухе. Водяной, словом...

Женя слушала затаив дыхание. Вилька покосился на ее пострадавший палец - обычный порез, только почему-то синий... Надо же, кровь на медной основе...

- Моя мать однажды чуть не утонула, - продолжил он, - ее вытащили, привели в чувство, но воды она все же нахлебалась. Через четыре месяца родился я. И в возрасте двух недель свалился с мостика в море. Вернее, не свалился, а скатился. Под водой пробыл, говорят, минуты три, пока хватились. И не захлебнулся. Так, полежал на дне и все. У матери после этого ресницы седыми стали. И она никому об этом не рассказывала. А я и рос возле воды - нырял, плавал, плескался, - Вилька горько усмехнулся, - и вырос. То ли вилка, то ли ложка, то ли тюлень.

- Дельфин, - тихо поправила Женя.

Вилька промолчал, только зябко передернул плечами, хотя совсем не замерз. Женя подняла голову.

- А я не знаю, кто я и что со мной. Росла как все, играла с детьми, пошла в школу. Пока не задумалась, что у Homo sapiens не бывает кошачьих зрачков и медной крови.

Женя смотрела куда-то вдаль, сквозь Вильку, словно и не было его рядом.

- Родители не скрывали, что я не их дочь. Как это не банально, но меня им подбросили. В поезде. Попутчики вышли ночью, а ребенок остался. Не бросать же его? Мать с отцом не бросили. Сначала думали, что меня искать будут, в милицию заявили. Но никто не искал. А когда начали интересоваться органы опеки, они удочерили меня официально.

Она сняла и подала Вильке маленькую треугольную пластину на изящной витой цепочке - Вилька думал сначала, что это медальон.

- Вот, смотри. Это все, что не мне было тогда, если не считать вполне обычных земных пеленок.

Вилька вздрогнул. Земных?

На пластине рельефно проступали три значка - + Л U. Серовато-сиреневый металл тускло отблескивал и, казалось, почти ничего не весил. Вилька повертел цепочку в руках - ничего необычного, только металл все тот же.

- Это сплав бериллия и цинка с примесями осмия и платины, - пояснила Женя.

Вилька еще раз взглянул на цепочку в пластиной и вернул хозяйке.

- Нам ведь еще назад плыть, - сказал он задумчиво. - Выдержишь?

Женя кивнула:

- Только чуть позже, ладно? Под вечер.

"Под вечер, так под вечер", - согласился Вилька безмолвно.

Он никак не мог осознать реальность встречи с кем-то близким, ибо слишком привык противопоставлять себя людям, чтобы терпеть кого-нибудь рядом с собой.

- Вилька, а что это за остров? Как он называется?

Тот пожал плечами:

- Не знаю, не задумывался. Наверное, остров Нелюдей...

Женя внимательно посмотрела на него, и Вилька выдержал этот долгий пристальный взгляд.

- А ты злой...

- А ты добрая? - угрюмо отозвался Вилька.

- Не знаю... Но, наверное, не такая злая, как ты. Скорее всего именно поэтому у тебя нет друзей.

- Ты говоришь так, будто у тебя друзья есть.

Женя болезненно поморщилась:

- Увы. У меня друзей тоже нет.

- Так чем же твоя доброта лучше моей злобы? - перебил Вилька и голос его слегка дрогнул. - Чем?

- А чем хуже? Ведь я живу, живу так же, как и ты. Значит, не хуже?

Вилька не смог ответить. Он давно усвоил одну простую истину: если не сопротивляться - тебя съедят. В сыром виде и очень быстро. И он сопротивлялся, даже когда этого делать не стоило. Он жил по закону: "людям - людское, мое - мне", противопоставляя себя остальным. Женя, наоборот, пыталась слиться с людьми, но рано или поздно они отторгали странную девушку с кошачьим взглядом, как отторгает тело чужие ткани.

Они посмотрели друг на друга, и каждый подумал, что ближе существа для него, пожалуй, нет.

На материк вернулись, когда начало темнеть. На этот раз Женя совсем не устала, Вилька тащил ее все дорогу на себе, как она не протестовала. На обрыве, в неглубокой ложбинке, Женя оставляла свой мотоцикл. Она надела шлем и привычным коротким движением взялась за руль.

- Я приеду завтра...

Вилька кивнул. На светлую майку Жени садились комары и ночные бабочки.

Они постояли немного среди стрекота цикад и теплых потоков летнего воздуха, поднимающихся от моря. Потом Женя легко вскочила на мотоцикл, мотор взревел, и стремительная машина прыгнула вперед, вздыбилась на заднее колесо, прокатила так метров десять, опустилась вновь и рванулась в темноту крымской степи.

Вилька еще долго различал пятнышко света впереди и рокот мотора, затихающий в вечерней тиши.

2

На пляже было людно - казалось, брось здесь яблоко, застрянет в толпе, не долетев до песка. Олег хорошо знал Евпаторию, Генка не знал вовсе, поэтому первый радовался, узнавая знакомые места, второй радовался, что наконец увидел Крым. Они двое - Олег Леваднюк и Геннадий Яковлев являлись форпостом своей группы. Лето заканчивалось, осталось чуть больше двух недель и не использовать их было попросту преступлением. Выход нашли молниеносно: велопоход в Крым. Шестеро студентов-однокурсников собрались в Николаеве, где жили Олег с Генкой, в считанные часы снарядились и стартовали. Приключений в пути хватило бы на десяток романов Дюма, шестерка их мужественно преодолевала и на исходе третьего дня впереди показались стены древнего города. Четверо остались ковырять сдохший велосипед, а Олег с Генкой отправились прозондировать местность.

Евпаторию они нашли слишком людной и шумной, и поехали искать место за городом. И нашли великолепную стоянку - небольшой пляжик среди скал, рядом ивовые заросли и совсем недалеко - невесть откуда взявшийся кроха-стадион - небольшое поле, поросшее желтоватой травой, пара ворот по бокам и несколько рядов некрашеных скамеек. Олег с Генкой вбили вешку с высокопарной надписью и повернули назад. В Евпатории, среди тысяч курортников, оба с восторгом подумали о своем месте.

Через час уже все шестеро яростно разбивали лагерь. На пустом месте выросли две палатки, велосипеды припарковали у круто поднимающейся стены обрыва и закрыли брезентом. Саня Григорьев колдовал у костра, надев свой белый шутовской колпак с крупной надписью "ШЕФ-КУХАРЬ", Вадик Яхнич и Андрей Князев бродили по колено в воде, то и дело издавал истошные крики: "Полундра, краб!!", а Валек Бугунков извлек из рюкзака и настроил приемник, и свежий ветерок подхватил и разнес замысловатую мелодию "Поп-механики" Сергея Курехина.

Начало было великолепное. Море встретило велобродяг ласково и приветливо, а когда есть море, гитара и старая дружба, чего еще желать в летнем походе вечерами?

После изнурительного трехсоткилометрового марша, длившегося два световых дня, вся гвардия бессовестно дрыхла до следующего полудня. Пока проснулись, пообедали и накупались, солнце начало сползать к горизонту.

Громкий озорной голос застал всех врасплох:

- Эй, туристы! На выход!

Из левой палатки вывалился растрепанный Князев - его вытолкнул наружу здоровяк Григорьев, дав попутно инструкцию: "Ну-ка, разузнай, кто это там".

Князев барахтался некоторое время, выпутываясь из веревок, потом встал. Перед ним стояли две девушки - в одинаковых полосатых футболках, таких же полосатых гетрах, адидасовских трусах и бутсах. Одна держала подмышкой дорогой футбольный мяч.

Из правой палатки сонно поинтересовались:

- Андрюль, что там за шум?

Андрюль немедля сделал дамам реверанс и заорал через плечо:

- Други! Наш лагерь посетили с официальным и, наверное, дружественным (хотя, может, и вражественным) визитом две очаровательные мисс!

Из каждой палатки высунулось по голове - Григорьев и Вадик Яхнич. Их реакция была идентичной:

- О!!

- Здравствуйте, мальчики! - весело поздоровались мисс. - Мы к вам по делу.

- Нам построиться или как? - поинтересовался Шура Григорьев и, не дожидаясь ответа заорал: - Полундра, стройся!

Все шестеро мигом повыскакивали из палаток и образовали неровную шеренгу. Шура скомандовал:

- Смирна-а! На средину!

- Вольно, - вздохнула одна из девушек и, переглянувшись с подругой, вдруг швырнула в шеренгу перчаткой.

Перчатка была вратарская, фирменная. Ребята внимательно осмотрели ее, даже внутрь залезли. Там обнаружился сложенный вчетверо лист плотной бумаги, на нем жирным синим фломастером совсем недавно написали: "ВЫЗОВ".

Туристы нерешительно переглянулись.

- Это... что?

- Там же написано - вызов, - пояснила одна из девушек. - Мы вызываем вас на футбольный матч. Вполне официально.

Леваднюк хмыкнул - здесь собрался костяк сборной института.

- Так... Официальный вызов. Интересно.

- А матч дружественный или вражественный? - серьезно поинтересовался Князев.

- Дружественный, - заверили его. - Абсолютно.

Леваднюк переглянулся со своими.

- Ну, что, славяне? Что мы ответим?

Генка нехотя буркнул:

- А вы в курсе, что в футбол играют ногами?

- Представьте, в курсе.

- А что такое мяч и как им пользоваться?

- А вот это уже не ваша забота.

- Нагло, - констатировал Генка. - Впрочем, посмотрим.

Бугунков картинно развел руки:

- Итак, джентльмены! Наш ответ ясен?

Все еще раз переглянулись.

- Вени! - выбросил вперед кулак с отогнутым большим пальцем Григорьев.

- Види! - вплотную возникли еще два кулака - Бугункова и Князева.

- Вици! - теперь кулаков стало шесть.

- Перчатку просьба вернуть, - вздохнули девушки, - она казенная.

- Джентльмены! - Князев поднял руку. - Мы не можем отпустить дам, не напоив их предварительно чаем.

- Ну уж нет! - запротестовали девушки. - После матча. Мы вас ждем на поле через двадцать минут.

И они ушли.

С минуту все молчали. Потом Леваднюк протянул:

- Если мы проиграем, это будет жуть.

- Мы выиграем! - легкомысленно махнул рукой Григорьев. - Или ты думаешь, что эти крали всерьез что-то умеют?

- Думаю, да.

- А я думаю - нет.

Князев вздохнул:

- А какие девочки! Если их больше - вношу предложение передвинуть лагерь ближе к делу.

- Проще уж переманить их сюда, - буркнул Генка. - Пошли кеды напяливать, марадоны...

Через двадцать минут они ступили на поле. Девчонки ждали - их было восемь, все в одинаковых полосатых футболках.

- Ой! - зажмурился Князев. - Я в ужасе. Как с ними играть? Они же меня гипнотизируют!

- Андрюль! Возьми себя в дрожащие руки! - прошептал Шура. - Это они специально проводят психическую атаку, хотят сразить нас наповал.

Девушки были все как на подбор - стройные, длинноногие и симпатичные, словно не футбольная команда, а участницы конкурса красоты. Одна из тех, что приходили в лагерь, вышла вперед.

- Я капитан. Обсудим условия. Предлагаю два тайма по 30 минут.

- Согласны, - поспешно заверил Леваднюк.

Девушка кивнула.

- Вас шестеро?

- Можете играть ввосьмером. Мы даем вам фору, - милостиво поклонился Валек.

- Зря, - пожала плечами девушка, - мы не из тех, кому дают фору. Лучше по-честному - шесть на шесть.

- Нет, мы настаиваем. Шесть на восемь.

- Как хотите... Хотя, на вашем месте...

- Вопрос исчерпан! - авторитетно перебил Леваднюк. - Что еще?

Девчонки переглянулись.

- Самое главное: на что играем?

Шура облизнулся:

- На пирожки!

Генка мрачно изрек:

- Лучше уж на торты.

- Идет? - согласились девушки.

- Значит, с побежденных три торта!

- И сдача на милость победителя, - добавил Князев вкрадчиво.

- Согласны! - упрямо тряхнула копной волос капитан.

Договор скрепили рукопожатием, хотя Князев все норовил поцеловаться. Бугунков недовольно проворчал на ухо Вадику Яхничу:

- Тоже мне, игра - на торты...

- Ну, не на пиво же с ними играть? - отозвался тот.

Валек фыркнул - он предпочел бы пиво.

- А как вас зовут? - все не снимался Князев.

- А мы еще не проиграли! - задорно ответили девушки.

- Но ведь от судьбы не уйдешь, - веселился Андрей.

- Пока мы - команда "Джоконда".

- Ясно, - подытожил Леваднюк. - "Джоконде" - физкульт...

- Уря-а! - рявкнула команда, громче всех Шура, видимо вдохновленный тремя тортами.

- А вы кто? Что за команда? - хитро блеснула глазами капитан "Джоконды". Генка, исподлобья наблюдавший за всем этим, сымпровизировал:

- Суперклуб "Туши свет юнайтед"...

Девчонки немедленно выкрикнули высокими сильными голосами:

- Суперклубу "Туши свет юнайтед" - футбол-привет!

- Ну-с, начнем, - сказал Шура и стянул футболку.

"Туши свет" начали игру самоуверенно и это сразу же вылезло боком: Яхнич на фланге потерял мяч, его подобрала одна из девушек, легко и изящно обвела сначала Князева, потом Леваднюка, отпасовала в центр и здесь его спокойно вколотила в сетку капитан. Девчонки хлопнули друг другу в ладоши и деловито убежали к своим воротам.

Парни виновато переглянулись. Но поделать в первом тайме ничего не смогли. Девушки играли ничуть не хуже их, тонкие и своевременные передачи и филигранные розыгрыши кромсали оборону "Туши свет" в жалкие клочья. Через двадцать минут счет был уже девять-ноль. Туристы растерялись. И тут разозлился Генка - всерьез, что с ним бывало крайне редко.

- Мужики! Вы что? Кому проигрываем? Бабам? А ну, побыстрее и пожестче!

И мужики зашевелились. Забегали быстрее, стали азартно бороться за каждый мяч по всему полю и девчонки перестали за ними успевать. Скоро гол забил Леваднюк и это всех подбодрило. Потом Шура Григорьев с углового ударил головой, и мяч по красивой пологой дуге скользнул в "девятку". Шура с воплем: "Аргентина!" помчался к центру, а девчонки глядели на него с неприкрытой завистью.

К перерыву они отыграли четыре мяча. Дело явно пошло на лад, не зря весь институт боялся этой шестерки.

В перерыве Генка сделал короткое внушение, угадав недостатки "Джоконды" - слабые удары и низковатую скорость. На этом решили и отыгрываться.

Во втором тайме они держали девушек подальше от своих ворот и часто проводили стремительные контратаки, вспарывая оборону соперниц.

Это был изнурительный матч.

За две минуты до конца Князев сравнял счет - 11:11. И девчонки, до этого державшиеся просто стоически, дрогнули. Генка выцарапал мяч у капитана и вышел один на один с вратарем. И ему заплели сзади ноги.

Девчонка виновато опустила глаза. Генка молча поставил мяч против ворот и отошел. В глазах его читался приговор.

И он пушечным "прямым подъемом" вколотил мяч в девятку.

Они выиграли - но какой ценой! Хотелось упасть и не двигаться. "Джоконда" выглядела очень огорченной. Но честно подошла в полном составе.

- Мы сдаемся... - напряженно улыбнулась капитан. - А зовут меня Катя.

- Я же говорил, от судьбы не уйдешь! - самодовольно напыжился Князев.

Через час девушки разбили лагерь рядом с когортой Леваднюка. Вернее, разбивали ребята, а "Джоконда" им помогала. Все уже успели перезнакомиться. Девушки тоже приехали ив Киева. Из института физкультуры. И так же, как и парни, использовали последние дни лета.

Кто-то умчался на велосипедах в город, за тортами и не только, остальные купались и загорали на узком пляжике. Предстояла еще целая вечность - почти две недели отдыха.

3

Две недели в стихийно возникшем под Евпаторией молодежном лагере стали лучшими днями в Женькиной жизни. Даже Вилька присмирел здесь и стал не таким колючим. Множество знакомств, бесконечные футбольные и волейбольные матчи, как правило - упорные и кровопролитные, танцы под магнитофон вечерами, головоломные трюки двух ребят-велобрейкеров, трио струнников (гитара, двенадцатиструнка и банджо) из Харькова с феноменальным репертуаром и парень-йог из Москвы.

Их собралось человек пятьдесят, почти все - студенты. Женя отдалась этой жизни вся. Вилька сперва робел, но вскоре попривык и тоже перестал отличаться от пестрой разноголосой компании. Здесь все были равны - все, любой, кем бы он ни являлся. Каждый умел что-то, чего не умели другие. Женька вновь почувствовала себя человеком, забыв о свинцово-тяжелом слове "нелюдь" и месяцах одиночества.

Вилька и вовсе выглядел ошарашенным. Он столкнулся с этим впервые.

Но всему в мире приходит конец. Нагрянул сентябрь, приблизилась пора учебы, и студенты со вздохами и проклятиями стали растекаться по институтам. Лагерь начал пустеть.

Женя и Вилька ни разу за это время не вспоминали тот разговор на острове. А когда лето закончилось, они боялись взглянуть друг другу в глаза, понимая, что вновь остаются одни, хоть теперь их и стало двое.

А лагерь сворачивался на глазах. Женя с Вилькой сидели у воды местным уезжать не надо. Здесь и нашел их "директор" - Олег Леваднюк.

- Ага! Аборигены. Вас-то я и ищу. Живо, свои координаты, - потребовал он, вытаскивая подаренный Катей-капитаном китайский блокнот.

- Что? - не понял Вилька.

- Адрес, адрес давай, дорогуша.

- Зачем? - удивился тот.

- Как это - зачем? - опешил Олег. - Вместе жили? Вместе в футбол гоняли? А кто нам в плавании первое место ушатал? Москвичей на место поставил? Может, я?

- Я, - прошептал Вилька. Он покусал губи и тихо сказал: - Олег... я хотел сказать... Вы не знаете, что я...

- Что не знаем? Что тебе акваланг нужен, как черепахе буденовка? Или я не заметил Жениных глаз? А этот хитрый медальон из совершенно дикого сплава? Или, думаешь, я не видел, как она порезала на кухне руку и полчаса тебя искала, чтобы перевязать, хотя вокруг сновала уйма народу? Или вы думаете, что кто-то считает, будто Женина медь чем-то хуже моего железа?

Вилька был сражен. Женя испуганно смотрела на Олега.

- Помнишь, Женя, наш разговор на берегу?

- Помню, - прошептала девушка и глаза ее засверкали.

- А ты, Вилька? Забыл, как учил меня и других своему подводному стилю? И ты считаешь, что я не захочу пожать тебе руку? Чудак-человек! Зачем мне его адрес! Меня, если хочешь знать, вся киевская делегация уполномочила засвидетельствовать вам, так сказать, наше почтение.

Олег немного разозлился. А Вилька только глазами захлопал.

- Ну, ну, - хлопнул его по плечу "директор", - будь мужчиной. И желательно самим собой.

Женя пошевелила губами и тихо спросила:

- И мне тоже быть?

Олег кивнул.

Вилька угрюмо сказал:

- Это что, средство от одиночества?

Олег засмеялся:

- Эх ты, простота! Какое еще средство? - он улыбнулся. Женя ответила улыбкой, а Вилька так и остался серьезным. - Это же не насморк. Да и нет от одиночества никакого средства. Вернее, есть, но у каждого оно свое. Единственное.

Олег замолчал. Потом встрепенулся.

- Да что я вам морали читаю, в самом-то деле...

- Все! - решительно отрезал Вилька неожиданно для остальных. - Все! На следующий год еду поступать в ваш институт. Правильно, Женя?

- Правильно! - отозвалась симпатичная девушка в макси-майке.

- Все, Олежка! Пиши мой адрес!