Спаси меня от монстров

На улице стоял конец ноября – страшная холодина, хоть сегодня и пошел снег. Ведь все знают, что когда идёт снег, то становится теплее… Большие тяжёлые хлопья мирно падали на серый, уже изрядно припорошенный асфальт.

Вдоль улицы, где стояла кирпичная многоэтажка, огороженная черным кованым забором, стояли придорожные фонари. В их теплом оранжевом свете белая пелена снежинок казалась чем-то волшебным, навевала ощущение свежести и приближающегося Нового года.

Серафима Ивановна, жившая на четвертом этаже этой самой многоэтажки, взглянула в кухонное окно: «Батюшки! Белым бело! Лена, иди скорее смотреть».

Лена – девочка шести лет от роду. Она тоже находилась на кухне, сидела за столом в белых колготках и сиреневом сарафане, мусоля ложкой в тарелке манную кашу. Она была худенькой, с двумя белыми косичками и чуть вздёрнутым носом, походившим на аккуратную пуговку.

Не отворачиваясь от каши, девочка буркнула: «Не хочу. Мне неинтересно», – и демонстративно сунула ложку в рот.

Серафима Ивановна на это только развела руками и покачала головой. Старушка отошла от окна, поплотнее задернув штору, прошла мимо холодильника к мойке и стала намывать старую чашку в горошек, уже успевшую со временем потрескаться.

«Динь-дон… Динь-дон…» – донесся из гостиной бой больших напольных часов. Был вечер. Часы пробили девять раз.

Лена сосредоточенно считала удары, пока на всю квартиру разливалось мелодичное «динь-дон». Она думала о том, что предстояло ей ночью. Сегодня она не должна отвлекаться на всякие глупости вроде пошедшего снега.

Прошло ещё полчаса прежде, чем Лена наконец расправилась с кашей и поставила тарелку в мойку. Серафима Ивановна не замедлила помыть ее, затем вытерла руки о старое полотенце, висевшее на ручке духового шкафа, и обратилась к Лене, вставшей напротив часов:

– Ленок, я сегодня к Владику уйду. Его родители уезжают на ночь, нужно посидеть. Я вернусь в семь утра. Лена, ты слушаешь?

Девочка молча кивнула. Владик был ее двоюродным братом со стороны мамы. Ему, в отличие от Лены было всего два года, и он не мог ночью спать один.

Бабушка вышла из кухни в гостиную, и тоже посмотрела на часы, гадая что такого в этом бытовом предмете могло настолько привлечь внимание внучки.

– Ты иди мойся, чисть зубы и в десять надо лечь спать…

– Почему мама опять не пришла? – словно не слушая, перебила Лена.

– Мы уже это обсуждали.

– В последнее время она постоянно пропадает… – задумчиво протянула девочка, не отрывая взгляда от часов.

Серафима Ивановна ничего не ответила. Она развернулась и пошла куда-то за пределы гостиной, ворча по-старчески, словно не желала обсуждать тему, затронутую внучкой.

Лена сходила в ванную, надела жёлтую пижаму с мишками, почистила зубы и в десять легла в кровать, как и говорила ей бабушка.

Серафима Ивановна накрыла внучку пуховым одеялом, поцеловала, пожелала спокойной ночи, затем вышла из комнаты, на ходу повязывая шарф.

Лена слушала шаги. Она слышала, как бабушка возится возле входа, как скрипит входная дверь, и как брякают ключи в замочной скважине.

Девочка закрыла глаза, готовя себя к тому, что будет дальше… Ещё полчаса она лежала, ворочаясь с боку на бок, а потом уснула.

Разбудил Лену пронзительны писк: «пи-пи-пи… пи-пи-пи…» – папины часы, которые Лена носила на левой руке. Папа ругался, когда она брала его вещи. Но теперь это не имело значения. Папа уже никогда не отругает ее и не повздорит с мамой, что Лена должна играть в свои игрушки, а не в вещи взрослых.

Девочка открыла глаза и села, подогнув ноги под себя. Было очень темно и холодно, ей показалось, что кожу начало пощипывать от мороза.

«Елена…» – вокруг девочки поднялся ветер и зашелестели листья. Да, не было сомнений, она снова была в том самом лесу!

Лена подскочила с места как ошпаренная. Наощупь в темноте она стала искать сухие ветки. Провозившись минут пятнадцать, – хвороста в лесу было вдоволь – девочка сложила ветки перед собой, достала из кармана жёлтой пижамы старую зажигалку и подожгла.

Ветки затрещали, отдаваясь языкам пламени, освещая ночной еловый лес, совершенно обычный на первый взгляд.

Лена села возле костра и обняла колени. Она выдыхала холодный воздух, и видела, как изо рта идёт пар, устремляясь ввысь.

Еловый лес зашумел. В поднявшемся ветре послышался шепот, которого так боялась маленькая Лена.

«Елена…» Чьи-то тени мелькали перед ее глазами и прятались за спиной девочки. Несколько минут Лена просто неподвижно сидела, боясь пошевелиться, как вдруг увидела неподалеку маленькое деревце с растущим одним единственным небольшим оранжевым плодом.

Лена встала: «Я должна!» – сказала она сама себе и побежала вперёд к деревцу.

В пять быстрых шажков она оказалась на месте схватилась за тонкий ствол и зажмурилась.

– Лена…

Стало тепло. Девочка почувствовала приятный запах цитруса. Лена любила мандарины! Ее первое воспоминание о цитрусовых: неделя в преддверии Нового года, мама с папой наряжают ёлку, Лена ещё совсем маленькая, но она тоже берет в руку новогодний шарик с белыми оленями. По телевизору идет какой-то фильм. «Лукашин моя фамилия!» – говорит смешной дядя из телевизора. Мама смеётся, смотря, как Лена маленькими ручками вешает шарик на ёлку. Мама и папа одновременно целуют ее в обе щеки. Затем мама отклоняется вправо и берет из плетёной корзинки небольшой оранжевый фрукт. Тонкая струйка сока брызжет, когда мама чистит мандарин. И такой же запах цитрусовых повисает в воздухе. «Возьми мандаринку, Лена!» – мама счищает шкурку и протягивает ей спелую сочную дольку.