Совок-10

Глава 1

Когда я зашел в камеру, в которой содержался мой подследственный Шалаев, там уже были все, кому положено быть в таких случаях. Недавно назначенный из замов новый начальник УВД города Дубянский со своим ответственным и двумя майорами в милицейской форме. Оказавшимися начИВС и его заместителем по оперработе. Плюс трое прокурорских. Городской прокурор старший советник юстиции Красавин, вместе со своим надзирающим за богоугодными изолирующими заведениями замом. И их дежурный следователь.

Над снятым с решки и лежащим на полу удавленником тихо хлопотал судмедэксперт. Эксперт-криминалист, стоя на принесённой в хату табуретке, ковырялся у оконной решетки, фиксируя на фотоаппарат «Зенит» подрезанный по всем правилам узел удавки.

Весь прочий правоохранительный бомонд среднего калибра толпился в продоле, стоя и перешептываясь перед раскрытой железной дверью с кормушкой и волчком. Камера, она хоть и была на десяток мест, но простора там было немного. Его хватало в аккурат только на присутствующее в ней начальство. Закрыть бы их сейчас там лет на семь и не подходить все эти годы к двери! И можно не сомневаться, эти суки как-то, но выживут! Если по-честному, то они и больший срок давным-давно заработали, ну да кто ж позволит за ними эту дверь замкнуть? Экспертов опять же жалко…

На правах главного виновного в суициде своего подследственного, я беспрепятственно вошел в его смертельную обитель. К моему вящему удовлетворению, внимания на меня никто не обратил. Я решил по такому случаю пока не отсвечивать и прикинулся ветошью, встав неподалёку от работающего трупореза.

Обоссаные штаны с Николая Тихоновича Шалаева, как и положено в таких случаях, были вместе с трусами приспущены до колен, а в жопе у него, как одинокая ромашка из асфальта, сиротливо торчал градусник. Ртутный обыкновенный. Если судмедэксперт его еще не извлёк из усопшего ануса, то, стало быть, и я припоздал не намного. Оно уже, само по себе, хорошо…

Судя по отрывистым и несогласованным репликам, мелькавшим между разноцветными большезвёздными мундирами, консенсус относительно оценки произошедшего, промеж ведомствами достигнут еще не был. Прокурорские давали всем понять, что они-то точно здесь не при делах и всех виновных, не уберëгших жулика, обязательно выведут на чистую воду. Из них только дежурный следак был занят делом. Он время от времени сосредоточенно озирался и что-то черкал на закреплённом на папке бланке. Надо полагать, трудился он над протоколом осмотра.

— Когда обнаружили, в курсе? — тихо задал я вопрос криминальному медику.

Лучше бы я этого не делал. Не стеснявшиеся до того общаться в полный голос начальники, все вдруг умолкли и обернулись в мою сторону.

— Вы кто такой? — строго ожег меня взглядом тёмносуконный старший советник юстиции Красавин, — Почему его сюда пропустили? — второй вопрос он уже адресовал в сторону открытой на всю цепь двери.

— Следователь это! Милицейский! — услужливо донеслось в обратную сторону от входа в хату, — Он дело ведёт, по которому задержанный Шалаев проходит. То есть, проходил…

— Следователь Октябрьского РОВД лейтенант Корнеев! — представился я, чтобы не будить лиха на ровном месте. Понимая, что тихим оно уже для меня не будет. — Главный технолог ликёро-водочного завода Шалаев Николай Тихонович, действительно является фигурантом в находящемся в моём производстве уголовном деле. Был задержан мной в порядке статьи сто двадцать второй уголовно-процессуального кодекса!

Представившись сам и представив покойного, я скромно потупился, ожидая от окружающих чего угодно, но только не горячего чая и радушия. Краем глаза я с интересом подсекал, как судмедэксперт сравнивает два градусника. Один из которых он только что выдернул из задницы висельника Шалаева и второй, обычный комнатный. Сейчас он по своей методике произведёт нехитрый математический расчет и скажет прокурорскому следаку, сколько примерно времени назад испустил свой последний вздох мой клиент.

— Так, значит, это ты, Корнеев, довёл этого, — советник юстиции небрежно кивнул на лежавшего на полу и по-прежнему голожопого Шалаева, — Этого бедолагу до самоубийства ты довëл?

На то он и прокурор, чтобы по поводу и без повода гнобить мента, над которым надзирает. Поэтому его неприветливые слова меня не шибко задели. А вот недобрый взгляд начальника горУВД, которому что-то подобострастно нашептывал придвинувшийся к нему начальник ИВС, меня покоробил. Что-то меня начинало беспокоить. И это «что-то», как раз заключалось в этой неестественной интимности перешептываний. Не по чину начальнику «маленькой тюрьмы» так по-родственному приникать губами к высочайшему уху хозяина УВД города. Мне всё больше и больше переставало нравиться происходящее. Особенно после того, как выслушав ивээсника, полковник Дубянский затеялся таким же манером перешептываться с городским прокурором. Общались они таким образом минуты три-четыре. Даже не потрудившись выйти из камеры. Хорошо, хоть группу от холодеющего трупа в коридор не выгнали. А с другой стороны, кого им здесь стесняться⁈

— Говорят, ты лейтенант, оказывал на своего подследственного не только моральное, но и физическое давление⁈ — нашептавшись с прокурором и вместо того, чтобы защищать своего подчинённого, взялся меня топить старший коллега в полковничьих погонах, — Как это понимать⁈ Ты про статью о доведении до самоубийства помнишь? — всё больше распалялся товарищ в полковничьих погонах.

Если бы этот принципиальный начальник всё то же самое высказал мне один на один или в узком и только милицейском кругу, я бы понял его. И не осудил бы. Начальник должен говорить подчинённым правильные слова и держать личный состав в узде. Дабы те не заходили за красные линии. В том смысле, что не заходили бы слишком далеко. Но в данном конкретном случае, меня со всеми моими ментовскими потрохами, прямо сейчас цинично сдавали на колбасу в чужое ведомство. Моё, вроде бы «родное» милицейское руководство отдавало меня на съедение алчущей ментовской крови прокуратуре. Сходу и без затей. А это, вы извините, но совсем не по правилам. Одно дело, когда прокуратура что-то сама нарыла, а ментовское начальство не смогло тебя защитить. Или не захотело. И совсем другое, как сейчас. В данный момент всё происходит до неприличия по-другому. Похоже, что я не просто жертвенный барашек в традиционных межведомственных распрях. Чует моя задница, что кем-то из здесь присутствующих я определён на роль болвана в старом еврейском преферансе. И сейчас я в режиме реального времени наблюдаю игру в поддавки. В которой я и есть разменная пешка-шашка. Торчащая досадной занозой в чьей-то пятке и не более того.

Может быть даже, показательно выставив меня, как вселенского злодея и почти убийцу несчастного Шалаева, они сейчас делают неплохой и грамотный отвод? Наводя тень на плетень и разыгрывая спектакль? На тему безвинно привлеченного мною к уголовной ответственности и ни в чем неповинного гражданина Шалаева. Да, скорее всего, Красавин и Дубянский затеяли игру по коренной дискредитации проведённого мной расследования. Так у них будет больше шансов скомкать и до основания развалить всё уголовное дело по масштабным хищениям спирта и производству левой водки. Мелких стрелочников, конечно же, приищут и показательно посадят. Но резонансного дела, как такового, уже не будет. И всё расследование опустят до рядового хищения. А что это значит? А это значит, что у присутствующих товарищей с полудюжиной больших звёзд на погонах и в петлицах на каждого, у самих рыла в пуху. Если бы всё было не так, они бы меня не шинковали здесь ломтями, прямо над трупом. Да еще в присутствии челяди. Такие игрища по-другому исполняются. По всему выходит, что подгорает у главных городских ребят и им сейчас не до экивоков, и не до реверансов.

Ай да, начальники-горожане! Вот же ухари! Э, нет, дорогие мои товарищи! Тут уж, как говорится, мясистый хер вам на воротник! Вы ушлые, да только и я не пальцем деланный юный писюлёк, которым вам сейчас кажусь. Таких, как вы, совковых колхозников в сатиновых семейных трусах, мне и целого пучка для моего диетического полдника маловато будет. Хотите административно-чиновного футбола в одни ворота? Будет вам футбол, суки вы рваные! В одни только ваши ворота не обещаю, но своей тощей лейтенантской задницы для безнаказанного лупцевания, я вам точно, не подставлю.

— Что же вы замолчали, Корнеев? — тяжелым прокурорским взглядом попытался придавить меня городской законник, — Я вижу, что вам нечего сказать в своё оправдание? Эээ, простите, не запомнил, кто вы у нас? — оборотился он к дежурному следаку от прокуратуры, — Как вас по имени-отчеству, товарищ?

— Иван Семёнович! — вытянулся над бездыханным телом Шалаева дежурный следак, — Абросимов Иван Семёнович, товарищ старший советник юстиции!

— Выносите постановление о возбуждении уголовного дела, Иван Семёнович! — величественно распорядился городской прокурор Красавин, — И с избранием меры пресечения в отношении этого гражданина тянуть не рекомендую! — он небрежно кивнул теперь уже в мою сторону, — У вас есть полчаса, пока я здесь. Санкцию я вам дам!

От такого процессуального беспредела, наверное, изменилось не только моё лицо. Но надзирающий за законом городской прокурор не смутился, а, наоборот, воспрял и голос его отвердел еще больше.

— Я правильно понимаю, товарищи, что сокамерники этого… — ответственный руководитель запнулся и ткнул пальцем в остывающего Николая Тихоновича, — Что сокамерники потерпевшего готовы дать показания относительно незаконных действий милицейского следователя?

Предводитель городской милиции с готовностью обернулся и требовательно посмотрел на начальника ИВС. Тот, помедлив секунду, решительно боднул головой тяжелую камерную атмосферу. А вот его заместитель поморщился, будто у него внезапно заболели сразу все зубы. Его я хорошо понимал. Ему теперь ради моего уничтожения предстояло спалить всю свою агентуру, которую он подводил под Шалаева для его внутрикамерной разработки.

И тут у меня в голове сверкнуло, а все разрозненные пазлы сложились в единую картинку! Череду минувших событий я себе представил со всей ясностью. В лицах и красках. Ну, раз так, товарищи-руководители, то тогда и вы держите свои сумки обеими руками! Сейчас я вам в них от всей своей широкой комсомольской души толстых херов нагружу! Полными охапками и вязанками! С горкой нагружу! Готовьте валидол, твари!

— Вы не торопитесь, многоуважаемый Иван Семёнович Абросимов, незаконные постановления выносить! — присев на край ближайшей к себе шконки, твёрдым голосом предостерёг я прокурорского следака, — Товарищ старший советник погорячился с незаконными указаниями и сейчас он на преступление вас толкает! Мой вам совет, коллега, воздержитесь от умышленного беззакония. Иначе и профессии лишитесь, и сами неминуемо на лесоповал отправитесь! А оно вам надо? Да и ради чего, собственно⁈

У прокурора Красавина сначала полезли на лоб глаза, но он быстро с ними справился. И, ничего не понимающим взглядом уставился на моего главного городского начальника. Дубянский, видимо, тоже ничего похожего от меня не ожидал и потому выглядел слегка охеревшим. Но и он в этом состоянии пребывал недолго.

— Ты, лейтенант, как тебя там? Корнеев? — набычившись в мою сторону малиновой рожей, начал стремительно и неудержимо закипать полковник, — Ты, что себе позволяешь? Ты, что, ты совсем идиот? С тебя же сейчас шнурки и ремень снимут, и в соседнюю камеру отведут! А вечером ты уже в СИЗО сидеть будешь! И совсем не факт, что ты, лейтенант, в «красную» камеру будешь помещен! При таком-то твоём поведении, запросто можешь среди урок оказаться!

Даже так⁈ Уже дошло до того, что эти уроды готовы меня в «черную» хату закинуть? Вот это замес! Что же, дорогие товарищи вы творите? Девяностые еще не наступили, а вы уже в полный рост беспределите? Хотя, чего это я? Ради самосохранения и не на такое люди идут. Только вот люди ли они? Но, в любом случае, я это вам крепко запомню! И припомню…

— Он прямо сейчас в СИЗО поедет! — наконец-то бабьим визгом прорвало отчаянно воспалившегося прокурора, — Я даю санкцию на арест этого мерзавца! Как тебя там, ты слышишь меня, Абросимов?

Бедолага Абросимов преданно смотрел на своего прямого начальника и исступлённо, как пойманный архиреем на рукоблудии семинарист, отбивал ему поклоны. При этом он еще умудрялся тайком, хоть и изредка, бросать в мою сторону неприязненные взгляды. Очевидно, видя во мне причину всех своих жизненных бед. Что ж, понять его было можно. Но себя мне было намного жальче. И оттого в данный момент никому, кроме себя, сочувствовать я не хотел, и не собирался.

Но, как следак следака, я хорошо его понимал. Мужика толкали на грубое попрание действующего законодательства. Влобовую толкали. Не имея на руках обвиняющей меня в сто седьмой статье УК прижизненной жалобы Шалаева, Абросимов пока что не мог меня обоснованно прищучить. И без обличающих меня хоть каких-нибудь показаний, пусть даже самых захудалых, но свидетелей, дело возбудить он тоже пока не имел права. Да что там, у него не было даже судебно-медицинской экспертизы, подтверждающий сам факт суицида гражданина Шалаева. Но зато был рядом начальник, от которого полностью зависела его судьба и вся дальнейшая карьера. При таком раскладе, все нужное для моего ареста можно слепить и подогнать в течение этого дня.

Терять мне было уже нечего, да и в соседнюю камеру мне тоже не хотелось. Особенно в «черную». Поэтому мне снова пришлось идти ва-банк.

Если бы не обострившаяся ситуация и если бы я не воспринимал свою новую реальность как какую-то щекочущую нервы игру, я бы, наверное, поостерёгся танцевать краковяк на минном поле. Однако, привычный уже кураж подхватил моё сознание и я, как истинный идейный комсомолец, гордо вскинул подбородок.

— Отставить, дружище Абросимов! — хлёстко дал команду я несчастному и находящемуся в жутчайшей растерянности следаку, — Не слушай никого и поступай строго по закону! Тогда тебя самого не привлекут к уголовной ответственности и ты останешься при своей должности! Помни, Абросимов, если ты сейчас возбудишь на меня дело, а тем более, арестуешь меня, то даю тебе слово, что я непременно добьюсь, чтобы тебя самого осудили к лишению свободы! Заявляю тебе, Абросимов, это официально и при свидетелях! Его, — я указал пальцем на труп, — Ты знай, Абросимов, его убили! Никакого здесь самоубийства не было! Точно тебе говорю, что убили! И экспертиза это обязательно подтвердит! — пёр я, как танк по городским клумбам, выдавая свои предположения за единственно верную христианскую истину.

— Молчать! — голос начальника городского УВД взлетел к потолку узилища и там заметался подобием эха, — Ты, что себе позволяешь, щенок?!! — гремел полковник Дубянский, — Уничтожу!

Услышав истошный вопль полковника, от приоткрытой двери шарахнулись все, кто там стоял. Я даже услышал, как несколько пар ног, убегая, торопливо затопали вдаль по каменному полу продола. Почти все находящиеся в камере, испуганно вжали головы в плечи.

Надо было чем-то остудить товарища полковника, чтобы он еще чего-нибудь в своей запальчивости, да еще прилюдно мне не накричал. Я ничего лучшего не придумал, как изобразить смертельную обиду, замешав её на юношески-комсомольском максимализме. Для этого я даже оторвал задницу от жесткой шконки и встал в героическую позу фадеевского молодогвардейца.

— Я, товарищ полковник, позволяю себе действовать в строгом соответствии с УПК РСФСР! — торжественно продекламировал я, уподобившись диктору Центрального телевидения, — И заметьте, обоснованно позволяю! А уничтожать меня я вам настоятельно не советую! Поскольку второй экземпляр материалов уголовного дела, в том числе и тех, которые подтверждают причастность к хищениям гражданина Шалаева, находятся в областном Управлении КГБ! И, насколько мне известно, оттуда они вскоре будут направлены в Москву!

— Врёт паскудник! — бестактно оборвал мой пафосный монолог старший советник юстиции, обращаясь к главному городскому менту, — Его, сопляка, и на порог в Комитет не пустят! Скоро вы там? — окрикнул он замерших, как в театре, экспертов, — Чего уши развесили? Работайте!

— Не вру! — совершенно уже обретя спокойствие, продолжил я подрывать авторитет руководящих правоохранителей, — Не далее, как вчера меня к себе в Управление приглашал полковник Мартынов. Посоветоваться и проконсультироваться относительно перспектив данного уголовного дела, — я снова уселся на арестантские нары, дабы не стоять перед старшими товарищами.

Блефовал я бессовестно и безо всякого стеснения. Переиначивая реальную действительность под нужную мне колодку. Полкан Мартынов, подозреваю, в данную минуту сильно обыкался в своей охранке на Пионерской. Если бы он только знал, с какой безудержной беспринципностью я сейчас жонглирую его именем, он бы бегом прибежал в ИВС, чтобы до смерти забить меня ногами. И Дубянский с Красавиным ему бы помогли в этом. С превеликим удовольствием помогли бы!

— А при чем здесь Мартынов? — по инерции и в запальчивости воскликнул полковник Дубянский.

— При том, что Владимир Александрович в настоящее время исполняет обязанности начальника нашего УКГБ, замещая находящегося в отпуске генерала Бессонова! — с удовольствием отчеканил я. — Три с половиной часа мы с ним вчера беседовали! И должен вам сказать, дорогие товарищи, полковник госбезопасности Мартынов полностью согласился с моими доводами! Нужно подключать Москву! Так, что, дружище Абросимов, не слушай никого и поступай строго в соответствии с действующим законодательством!

На дежурного следака было жалко смотреть. А эксперты снова застыли, словно зрители в партере театра.