Сон в летнюю ночь

«Ну, за каким рожном я летел на эту Землю?! Ну, за каким рожном я лез в университет? История театра, баловной эстет — философ… Конкурс — то какой был!.. Тьфу! Сидел бы лучше на своем Лигере-Столбовом. Женщины там есть. Гусаром стать можно. Схимником — и подавно. Что еще? Нет, вот завалю экзамены, плюну на все — и улечу домой. К маме».

Ривалдуй вздохнул и уселся на кровати, муторно уставясь в потолок.

Беда!..

А может, рано улетать?

Шекспира он, конечно, не читал, но ведь сдать — то — можно! Не глупее же он остальных.

Тут вспыхнула лиловая почтовая лампочка, извещавшая о прибытии корреспонденции, запахло канцелярией, и в воздухе, в метре от пола, сложился искрящимися буквами текст молниеносной телеграммы.

Надпись растаяла, и Ривалдуй тихонько охнул. Деканата он боялся пуще смерти. Просто так его не вызывали никогда, но вечно — по делам житейского разгула. Собственно, вначале его это даже радовало — все же личность, себе на уме, гусар в науках и в быту, — а потом частые наскоки начальства стали его раздражать. Он бы, конечно, угомонился, но…

Энергичный он был человек. Не зря его мама в детстве порола. Он вспомнил и прослезился. Потом встал, застегнул рубашку на все магнитопупки, потрогал подбитый сегодня утром левый глаз и, внезапно успокоившись, вышел в коридор. Не иначе, как из — за драки вызывают. А это — пустяки. Дело привычное. Тут уж он знал, что говорить.

— Здрасьть! — сказал он декану и, изобразив умиленье на лице, томно шаркнул ножкой.

Декан любил, чтоб было церемонно.

— А! — вскричал тот, вспрыгивая навстречу Ривалдую, и парик с незабудками съехал ему на ухо. — Рад видеть! — гукнул он и кулачком подпихнул парик на место. — Если я не ошибаюсь… Вы кто такой?

— Ривалдуй — Запсена сын, студент с Лигера — Столбового. Как детишки?

— У меня детишек нет, — сообщил декан уныло. — Вы с какого факультета?

— С историко — театральной экспертизы! — возликовал Ривалдуй. — Театровед!

— Гигант? — осведомился декан.

— Это я гигант, — вдруг предупредительно выступил из — за шкафа пухленький маленький студент в очках. — Пупель Еня. Тоже, знаете, со Столбового.

— Земляк! — воскликнул Ривалдуй.

— Оставьте меня, — ответил Пупель Еня и важно поправил очки в матерчатой оправе. — Я наказан, но прошу меня ни с кем не путать.

— Ах ты, батюшки, беда: совсем забыл!.. — всполошился декан. — Девятый час человек в углу стоит. Не устал? — заботливо поинтересовался он.

— Я же гигант… — вздохнул Пупель Еня. — Гигант полового бессилия… Между прочим, эти ваши наказания меня до гигантизма и довели. Где это видано, чтоб человек неделями из угла не вылезал?! У нас на Столбовом…

— Ты только не сердись, — предупредил декан. — А то я тоже рассержусь. И — всё тогда… Вы понимаете, — обернулся он к Ривалдую, — студент темноты боится. А как же история театра, тьма веков?!. Вот я его в темный угол и ставлю, чтобы привыкал. А он сердится, говорит, что все равно боится. Тут уже сержусь и я. Ну, боишься все?

— Боюсь, — пробасил гигант и заплакал. — Я в космонавты уйду. Ну вас с этим театром.

— В космонавты… — мечтательно повторил Ривалдуй.

— Инн — дэ? Вы тоже — боитесь темноты? — подозрительно спросил декан.

— Нет, — с чувством отозвался Ривалдуй. — Я боюсь завтрашнего экзамена.

— Вот для того — то я вас и позвал, — со значеньем сообщил декан.

«Мать честная!.. — подумал Ривалдуй. — Значит, драка не при чем? Вот и влип…»

— Мы тут насчет мето́ды размышляли… — начал декан. — Как бы все поинтересней, как бы это, значит, так… О хронопрочешизме не слыхали?

— Нет, — сознался Ривалдуй.

— Не беда! Теперь вы все узнаете! — Голос декана начал крепнуть и потрясать. От охватившего его ораторского жара парик обвис и начал тлеть, отчего декан взвился еще сильнее. — Великолепно? Да! Неоспоримо? Да! Вы думаете, это шутки — прибаутки? Нет! Это только начало!

— На меня с потолка летит. Потише, — пожаловался из угла гигант Пупель Еня.

— Знаю, — сухо отозвался декан, но притих.

Глядя на него, Ривалдуй вдруг ощутил смертельную тоску и пакостный зуд в кулаках. Однако он вовремя вспомнил, что мордобой с деканом экзаменов не отменяет, и потому лишь насупился и снова браво шаркнул ножкой. Декану это понравилось. Он чуток отхлебнул из граненого лафитничка и, добро заведя глаза, заворковал:

— Театр — это глыба, кулуары, океан… Да — с! Хиханьки и хахоньки — как исторические откровения. И — наоборот. Маски, роли, гонорары и гастроли. Я сам бывалый гастролер. Тартюф, Отелло, Макинпот, коза — дереза… Сколько граней! Вот вас в одну и запихнут.

— За что? — перепугался Ривалдуй.

— Зачем! — поправил декан. — А все затем, чтоб было легче. Мы тут насчет мето́ды размышляли. Как бы это все поинтересней… О хронопрочешизме не слыхали?

— Нет, — сознался Ривалдуй.

— Тогда — объясняю: вы Шекспира не читайте, а все будет по — другому. Мы вас в «Отеллу» зашлем. Прямо — в самую рукопись. Там вы малость пооботретесь, разговоритесь, а потом — р — раз! — и назад. На экзамен, значит. Тут все и выложите. Как поня́ли, как вжили́сь. Какие проблемы, какие средства́. Идея, композиция и — характеры. Вы — очевидец, соучастник, вам, так сказать, дано. Ясно?

— Не совсем, — поморщился Ривалдуй. — Я ж ни обычаев, ни языка не знаю…

— В Засыльнике всему научитесь, — махнул рукой декан. — Очень толковое место. Наука сегодня в ногу с театром идет. Не забывайте.

— А когда лететь? — осведомился Ривалдуй, почувствовав подвох.

— Да прямо сейчас! Давайте — ка я вас провожу… Вы будете первый, — ободряюще подмигнул декан.

— А я стоять, что ль, буду, да? — высунулся из — за шкафа Пупель Еня.

— А темноты ты все боишься? Строго спросил декан, поправляя парик.

— Боюсь, — сумрачно, но твердо сказал Пупель Еня.

— Тогда — стой. Ведь тьма веков… Театр! Приучайся.

Он вошел в полутемную пустую комнату, и голос из — под потолка наставил:

— Ступайте прямо, ничего не бойтесь, раскройте дверь и — до свиданья.

И тотчас неведомая сила вдруг сжала, скрутила его, неистово впихивая в букву, облекая в междубуквенную плоть, однако же не больно, разве что под мышками защекотало; вслед за этим что — то треснуло, дало ему хорошего пинка под зад, и тогда Ривалдуй, внезапно ощутив под левою ладонью рукоятку шпаги, быстро и уверенно шагнул в дверной проем, в который солнечно заглядывала улица острова Кипр, где обосновался сам Отелло — мавр с супругой Дездемоной.

Улица была широкая и немощеная. От силы двухэтажные, дома смотрелись неказисто и стояли тесно в ряд — сплошной стеной. Проносившиеся мимо кареты и одинокие всадники поднимали ужасающую пыль, что мигом навело Ривалдуя на мысль: «Ну, совсем как у нас на Столбовом!» Это было приятно. Он двинулся вперед, глазея по сторонам.

Справа сразу четверо с остервенением дрались на шпагах; женщины, полоская юбки на ветру, бежали от греха подальше; зеленщики, булочники и прочий люд, одобрительно кивая, таращились на поединок. На площади, в конце улицы, ссутулившись, торчала виселица, а вокруг галдела пестрая толпа, и голопузые детишки с упоением швыряли друг в друга конские лепешки, равнодушно принимая подзатыльники и оплеухи взрослых. Ривалдуй блаженно зажмурился и, расправив плечи, подставил лицо под знойное солнце.

Это была его первая солнечная ванна в самой что ни на есть шекспировской эпохе. И совсем недурно здесь, жить можно…

«Тьма веков, вот ерунда! — подумал он, ухмыльнувшись. — Да какая же тут тьма?! Это праздник, разгул, наслаждение. Ай да Кипр!»

Однако насладиться вволю он не успел.

— Я удавлю ее! Я прикончу эту шлюху! — вдруг раздалось за его спиной.

Краем глаза Ривалдуй заметил, как горожане, разом побросав свои дела, ретиво брызнули во все стороны, и в следующее мгновение он увидал здоровенного чумазого детину, потного и голого по пояс, однако в оранжевых штанах и голубых ботфортах. Детина жутко звенел шпорами, потрясал кудлатой головой с массивной золотой серьгою в левом ухе и, размахивая руками, мчался посреди улицы, как тяжелый бомбардировщик по взлетной полосе. От него шел пар и завивался в кольца. Улица притихла.

— С дороги! — властно скомандовал детина. — Скручу, зарублю, и вообще!..

— Здрасьть! — презрительно ответил Ривалдуй и машинально шаркнул ножкой. — Попробуй — ка — тронь! Я ведь и шпагой могу. Вот ткну — и все тут.

— Уйди, нечестивец! — предупредил трагически чумазый. — Не становись поперек страсти. Я, мавр Отелло, убью свою Дездемону!

— Ну и дурак, — рассудительно заметил Ривалдуй. — Совсем дурак.

— Оскорблять?! — побелел роскошный мавр.

Ривалдуй пригляделся к его кулачищам и мудро решил, что шпага сейчас только помешает. Он отшвырнул ее и занял боксерскую стойку. Отелло было притормозил, удивленно хмыкнул — и тотчас кинулся на Ривалдуя. Первый же удар сшиб его с ног и заставил ненадолго потерять сознание. Будучи от природы человеком добрым и незлобивым, Ривалдуй растолкал Отелло, отряхнул пыль с его дорогих генеральских штанов и помог встать. Потом дружески, как на каком — нибудь соревновании, пожал противнику руку.

— Надо было печень прикрывать — вот так, — отечески посоветовал Ривалдуй.

— Но я убью ее, — уже не столь уверенно сообщил мавр. — Где это видано…

— Не горит, не горит, не горит, — быстро заверил Ривалдуй, зорко оглядываясь по сторонам. — Никуда она не денется. А вот по стаканчику сейчас совсем неплохо пропустить… Для крепости организма… Сами до трактира дойдете или скорую позвать?

— Дойду, — сумрачно кивнул Отелло. Он глубоко вздохнул и принялся выковыривать песок из уха. — Что же это вы на меня напали?

— Не терплю неуважительного отношения, — признался Ривалдуй. — Я человек деликатно воспитанный. Мне еще мама говорила…

— Если мама — ну, тогда… — развел руками мавр. — Что, и вам перепадало в детстве?

— Да уж… — Ривалдуй невольно покраснел. — Я не люблю об этом вспоминать.

Сзади раздались негромкие голоса, взявшиеся было обсуждать удивительное происшествие. Отелло резво обернулся и скорчил страшную рожу, отчего зеваки, начавшие понемногу стягиваться со всех сторон, мигом снова разбежались.

— Презираю свидетелей, — важно разъяснил Отелло. — С ними нужен глаз да глаз!.. А может, во дворец ко мне пойдем? Там тоже…

— Ну нет, не согласен, — возразил Ривалдуй. — Вы, я полагаю, сразу гробить жену свою побежите, а потом уж какой разговор? А у меня к вам много вопросов… Так что давайте лучше — в какой — нибудь кабачок, тихо — мирно посидим, выпьем, поболтаем, а там, глядишь…

Он залихватски подмигнул.

— Она мне изменила, — пожаловался мавр. — Надоел, говорит, ты мне, чумазый…

— Так вот прямо и сказала? Прямо в лоб? — всплеснул руками Ривалдуй. — Да неужели? Возмутительно! Нет слов! О, женщины, где ваша деликатность?!. Я бы тоже рассердился. Скажи она мне только: ты, разэтакий — сякой…

— А что, вас тоже называли? — встрепенулся мавр.

— Конечно, нет! Смешно. Они же понимают, что я и грубое обращение… Несопоставимо!

— И откуда вы такой? — удивился мавр.

— Я с Лигера — Столбового, из Мовыски.

— А, слыхал, слыхал, — соврал Отелло. — Место бойкое. Базар хорош…

— Да, поговаривают… — сдержанно кивнул, весьма собой довольный, Ривалдуй. — Приезжих тянет… Ну, а вообще — то я — студент, — с готовностью похвастал он. — Театроведом буду. Тьма веков, и все такое!.. Путешествую, на мир гляжу. Вот: вас решил проведать… э — м — м… узнать, как что… Чудно ́у вас тут! Я ведь ненадолго…

— Ах, ненадолго, — с облегченьем повторил Отелло и потер избитую печень. — Это интересно… Ну, пойдем тогда, выпьем. Здесь недалеко.

По случаю визита генерала трактир был пуст. Они уселись за мигом прибранный стол, трактирщик угодливо наполнил кружки, Ривалдуй с мавром чокнулись и выпили за справедливость. Не дожидаясь приказания, трактирщик вновь доверху наполнил кружки. Гости, чокнувшись, их также мигом опростали.

— Ну? — уставился на мавра Ривалдуй.

— Ты понимаешь, — горестно вздохнув, приступил к повествованию Отелло, — я же так ее любил! Души, можно сказать, не чаял… Мы с нею еще в Венеции познакомились. Веселый город, врать не стану… Девушка вроде приличная, из хорошей семьи… Короче, все как надо. А потом меня сюда правителем назначили. Я человек военный — куда прикажут… И тут — на́ тебе! С моим лейтенантом спуталась… На что это похоже?! Я — то, главное, заботился о нем, как о сыне родном, выдвигал туда — сюда… У меня ведь нет потомства, — мавр смахнул вдруг набежавшую слезу. — А он…

— Свинью подложил! — радостно докончил Ривалдуй и зыркнул в мавра несколько посоловевшим глазом. — Да уничтожать таких! — твердо добавил он и стукнул по столу. — Беспощадно. Собрать улики, опросить свидетелей, составить акт и — в суд! В момент! Улики — то какие?

— Платочек потеряла, — проворковал Отелло. — Мой!

— И всех делов — то? — удивился Ривалдуй.

— Так ведь платочек же! — заволновался мавр. — Батистовый. С узорами. Ручной работы. У турка вынул. Кровь за него чуть не пролил. Вещь — то какая!

— Все равно, — убежденно и пьяно сказал Ривалдуй. — Одного платочка мало. Я — то думал…

Они снова чокнулись и выпили.

— Ты пойми, — склонился к Ривалдую Отелло, потея и хмелея на глазах. — У меня без спросу платок взяла и отдала Кассио. А жалко, понимаешь?! Сегодня — платочек, завтра — сервант… Я давеча у Эмилии ночь провел, у жены моего поручика Яго. Она мне платок и отдала. Сказала, что у Кассио из кармана вытянула. Откуда у него моя вещь? Я — не давал. Могла дать только Дездемона. А зачем?

— Может, высморкаться было не во что, вот у нее и попросил, — предположил Ривалдуй.

— Сказал! — гоготнул мавр. — Этот попросит! Да он в два пальца завсегда!.. На что ему платок? А еще мне Эмилия по секрету рассказала, что Дездемона все о Кассио вспоминает, да нежно так…

Ривалдуй упокоенно откинулся на спинку стула и хлопнул мавра по плечу.

— Так ведь не любит же она тебя! — с восторгом возвестил он. — Неужто сам не понимаешь?! Брось ты ее! Других, что ли, нет? Эмилия, например. Ночуешь у нее и ночуй! А Дездемонка — тьфу!..

— Не все так просто, — озабоченно пробормотал Отелло. — Если б так, то и душить — зачем?

Тут в дверях кто — то рыкнул, и на пороге объявился тощий горбоносый офицер. Он прислонился спиной к косяку, скрестил руки на груди, изобразив на лице смесь вселенских гнева и печали, и звучно произнес:

— Довольно слов, Отелло! Я мимо проходил — и слышал все… Ты, значит, спишь с моей женой? Понятно, генерал. Тебе, выходит, можно, а мне…

— Цыц, Яго, — ласково сказал Отелло. — Выражайся проще. И присядь — ка.

— Нет, — возмущенно и тоскливо отозвался Яго. — Даже если посулишь златые горы — ни за что! С тобою рядом… Нет! Ты опорочил мое имя!

— Пф — фу!.. А что ж мне говорить тогда о Дездемоне?! Весь наш город…

— Да хоть целый мир — меня это нисколько не волнует! — надменно оборвал его офицер. — Это твое личное дело. Я бы, например, порешил свою жену за эдакие выкрутасы. Так и сказал бы ей: «Ты перед сном, Эмилия, молилась?» И — молотком по голове.

— Травить женщину?! Безжалостно и беспощадно?! — возмутился спьяну Ривалдуй. — При мне? Ты только тронь ее! Ее, можно сказать, мой друг Отелло любит… Кто ты вообще такой? Уйди сейчас же.

— Ты — подлый негодяй, — презрительно заметил Яго, даже не взглянувши на него.

Ривалдуй, слегка шатаясь, встал из — за стола и, мигом сделавшись пунцовым от обиды, ухватился рукой за притолоку — благо потолок был низкий.

— На кулачках или табуретами? — хамовато поинтересовался он.

— Это заговор, — побледнел Яго. — Ну, хорошо, давай на шпагах.

— Сиди уж, Яго, — насмешливо сказал Отелло. — Тебя он изувечит. Главное, печень прикрой. Все должно быть по — ученому… А Дездемону я душить не стану. Возиться еще!.. Задушу свет. Сперва свечой задую, а потом поцелую ее. И все дела… Бог с ней, пускай уходит к Кассио, пускай! А я люблю твою Эмилию, брат Яго. Видит бог — люблю! И она меня, — мечтательно докончил он.

— Да как же так?! Не может быть! — ошарашенно воскликнул Яго и вдруг захохотал. — Нет, правда? Любит? Ну, дай бог вам счастья!

— Х — мм… Так душить мне ее или не душить? — заорал внезапно мавр.

— Кого? — перепугался Яго.

— Ну, ее! — Отелло безнадежно шевельнул пальцами над столом, покуда не свел их в неумелое кольцо. — Ее! Или — другую? Как там… Все забыл!

— Зачем душить? — спросил умильно Ривалдуй. — Выпори — и брось.

— Ты так советуешь? Но я же обещал всем… — неуверенно пробормотал Отелло. — По городу бегал, кричал: «Убью!..» Понимаешь? Что теперь люди подумают? Говорит одно, делает другое… А еще генерал…

— Вот оттого и генерал, — заметил Ривалдуй. — Давай — ка лучше выпьем.

Они опрокинули еще по кружке.

Тут уж и Яго, глядючи на них, не устоял.

— Я Эмилию позову и Дездемону, — предложил вдруг Ривалдуй, исполняясь силы и недюжинной отваги. — Пусть сами подтвердят. Чтоб все было шито — крыто. Я люблю порядок. Сейчас сбегаю.

— Нет, погоди! — ухватил его за рукав Отелло. — Эмилию — зови. А Дездемоне вели складывать чемоданы и катиться к своему Кассио. Я не сержусь, так ей и передай. Да только пусть белья моего не хватает! Оно ведь с узорами, ручной работы. С турков снимал — вещи уникальные. Чай, не для Кассио старался. Пусть — ка сам себе достанет!

Яго неожиданно заерзал на стуле и смущенно повел горбатым своим носом.

— Видишь ли, Отелло, — произнес он, густо покраснев. — Не Кассио твоя Дездемона любит, а меня… Такая вот история… Это еще в Венеции началось… Она тогда по — своему верно поступила. Она же — из богатой семьи, ей и муж был нужен богатый, перспективный, чтоб было ей потом чем козырять. Ну, а что я? Так, бедняк, поручик… Вот она и вышла за тебя. А уж тут, на Кипре…

— Климат здоровый, — вставил мавр.

— Не перебивай! Вечно ты… Эй, трактирщик! — крикнул, щелкая пальцами, Яго. — Бросай все и беги во дворец, зови наших жен. Да скажи, чтоб сейчас же шли, без упрямства! Нам повадки их известны… Ну так вот, — продолжил он, когда трактирщик исчез а порогом. — Ты, стало быть, любил мою Эмилию, а я об этом ничего не знал. Я же любил твою Дездемону, а ты об этом тоже не знал. Эмилия меня боялась, Дездемона — тебя. Потому и молчали. Я рассудил так: Дездемона будет моей, если не будет тебя.

— Мавр тут, мавр там, — блаженно сообщил Отелло. — Шустрый малый.

— Да не все так просто, — развел руками Яго. — Кабы только это… Я ведь опасался: вот скажу тебе правду, а ты, разозлясь, меня и накажешь… И тогда я придумал свалить вину на другого. Достал у Дездемоны твой платок и подкинул Кассио. С ним — то все было обговорено заранее, оттого он и согласился на эту авантюру. Он демонстративно высморкался в платок на глазах у Эмилии, и она его тотчас поттибрила.

— Чистый был платочек, — ласково проворковал Отелло. — Небось, простирнула, прежде чем отдать. Эх, Эмилия, душа моя! Но это — строго между нами.

— Да все давно всё знают! — отмахнулся Яго. — Если уж Эмилия полюбит… Словом, она показала платочек тебе, а ты и озверел — побежал Дездемону душить. Я же тем временем собирался в твоей спальне спрятаться за портьеру и в решающий момент предотвратить катастрофу, выступив тем самым в роли героя.

— Ты герой, и я герой — оба мы орлы с тобой, — игриво замурлыкал мавр. — Орлы! Как птички на возду́сях… Нет нам пищи и отрады…

— Помолчи! — прикрикнул Яго. — Что ты лезешь? Дай дорассказать! Короче, Кассио в то время тоже был со мной — так мы уговорились. Он созвал бы людей и выступил с разоблачением: с Дездемоной любовь он не крутил, а просто одолжил у нее платок, поскольку насморк у него был ужасный. И это, кстати, правда. Все бы поняли тогда, какой ты, Отелло, подлец и душегуб, повесили бы тебя, а я бы женился на Дездемоне. Теперь — то мне ясно, почему Эмилия так охотно согласилась отдать тебе платочек, — ведь это я ее науськал, не забудь. Ей, стало быть, мешала Дездемона, и она свою интригу разводила… Только я имел в виду убрать Эмилию и тебя, а Эмилия — меня и Дездемону. Вот и все.

С минуту, наверное, Отелло переваривал услышанное.

— Демон зла! — завопил он наконец, выпучивая глаза. — Я порешу тебя!

— Не сейчас, ребятки, не сейчас, — быстро нашелся Рива — лдуй. — Лучше побратайтесь.

— А кто с моей женой блудил? — надменно и на пафосе осведомился Яго.

Они потаращились друг на друга, корча рожи, а потом сцепились. Окажись тут вдруг какой — нибудь случайный наблюдатель, он бы счел необходимым подчеркнуть: остервенению их не было предела. Ривалдуй тихонько улюлюкал и подбадривал каждого легкими тумаками.

Поначалу было очень весело, можно сказать, праздник для души. Но вскоре все это ему порядком надоело, ему захотелось покоя и тишины, и тогда он разнял дерущихся, одному провел хук левой, а другому — правой, стукнул лбами и, плюхнувшись за стол, забылся крепким сном. В таком виде их и застали Эмилия с Дездемоной, когда прибежали из дворца.

— А… Ах! Какой кошмар! — сказала, тотчас теряя сознание, Дездемона — маленькая, с толстым, слегка набок, носом и кривыми волосатыми ногами, которые благополучно терялись в складках длинных юбок.

— О, боже!.. — закатила глаза Эмилия — напротив, очень долговязая, вся в кудряшках и совершенно без бюста. — Они же друг друга поубивали!

Но тут очнулся Ривалдуй. Он зорко посмотрел налево, посмотрел направо и все мигом оценил.

— Пустяк, — сказал он спешно, щуря один глаз, чтоб все вокруг не прыгало и не двоилась, — это я их примирял. Позвольте… Здрасьть! — добавил он умильно и деликатно шаркнул ножкой под столом. — Сейчас я их очну.

Он встал со стула, растолкал Яго и Отелло, каждому вылил на голову ко кружке вина, помассировал уши и через минуту привел в совершеннейшее чувство. Они уже не падали и даже могли говорить.

— Вот: лобзайтесь и живите счастливо, — приветливо сказал Ривалдуй.

Побитые, забыв о сваре, распростерли послушно объятия, и дамы их сердца немедля, с долгим визгом, ринулись им навстречу. Лобзались долго, молча и целеустремленно. Ривалдуй тихой сапой опростал еще кружку и нежно прослезился.

— Ну, я пошел, — сказал он как бы между прочим. — Более не буду вам мешать.

— Э, нет уж! Нет! — протестующе помотал рукой за спиной Эмилии счастливый мавр. — Ты не увиливай — сиди! Вместе с нами…

Наконец поцелуи кончились, и все, тяжко дыша, уставились на Ривалдуя.

— Вы исключительно хороший человек, — томно проворковала Дездемона. — Это я к чему? Вот переженимся мы сейчас, медовый настанет месяц… А Кипром кто же будет править? Да неужто — Кассио?! Какой пассаж!..

— Кассио — дурак, — возразил Отелло. — Вечно с ним истории. И пить не умеет, и драться слабоват. А что такое, собственно? — вдруг всполошился он.

— Ах, я поняла! Я все — все поняла! — захлопала Эмилия в ладоши. — Дездемона хочет, чтобы правителем были вы! Это же прелестно!

— Ничего себе… Ну, хорошо, на месяц — и не больше, — трудно соображая, важно засопел Отелло. — Потом опять буду я. Мавр тут, мавр там…

— Да я не справлюсь, что вы! — засмущался Ривалдуй. — Хватит ли способностей и… бдительности? Я ж никакой литературы не читал…

— А никто не читал, — строптиво отозвался мавр. — Кому это надо? И видишь — ничего, справляемся. Ну, жалко тебе, что ли?!

— И вправду, — загорелась Дездемона, — вы ведь не хотите, чтоб у нас пропал медовый месяц? Ну, мы вас очень просим! А потом мы вам тоже невесту найдем и такую свадьбу сыграем!.. Неужели вы откажете?

— Слово женщины — закон, — уныло возвестил Отелло. — Так всегда…

— Ну ладно, — скрепя сердце согласился Ривалдуй. — Я попробую.

— Вот это другой разговор. Да здравствует временно исполняющий обязанности правителя острова Кипр! — провозгласил громогласно Яго. — Пошли во дворец. В канцелярии все заверим.

Они все еще раз дружно чокнулись и, пошатываясь, выкарабкались из трактира. В бездонном небе сияло ослепительное солнце, кругом галдела пестрая толпа, кареты и одинокие всадники поднимали клубы пыли. «Ну, совсем как у нас на Столбовом!» — восторженно подумал Ривалдуй.

Против обыкновения, Ривалдуй в то утро пробудился неприлично рано. Напившись с вечера в стельку, он смутно теперь припоминал, что же было накануне, что он, по неведенью, такое начудил в сюжете пьесы и о чем, собственно, станет докладывать сегодня на экзамене. Единственным утешением оставалась мысль: «Я — самый первый. А первый блин всегда комом». Но, несмотря на это оправданье, скверные предчувствия не покидали его.

— Нет, ну вас с вашим театром! — в сердцах решил он. — Уйду я лучше в космонавты.

Он тяжело слез с постели, и тут почтовая лампочка возвестила о прибытии утренней корреспонденции. Как ни странно, никаких устрашающих надписей в воздухе на сей раз не возникло. Вместо этого на письменный стол вывалилась увесистая папка из картона, туго перевязанная веревочками крест — накрест, а к ней — листок бумаги с текстом.

Ривалдуй машинально взял в руки послание и, сонно щурясь, принялся читать.

Ничего не соображая, Ривалдуй разорвал веревочки и распахнул папку. На титульном листе было размашисто выведено: