Огромный диск паруса, уже наполненный гулявшим в мировом пространстве ветром, натянул оснастку. Через три минуты начнутся гонки, однако Джон Мертон чувствовал себя сейчас свободнее, спокойнее, чем когда-либо за весь истекший год. Что бы ни случилось после того, как Командор даст стартовый сигнал, приведет его «Диана» к победе или к поражению, исполнилась его заветная мечта. Отдав жизнь конструированию кораблей для других, сейчас он сам поведет свой корабль.
— До старта осталось две минуты, — возвестило радио. — Прошу подтвердить готовность.
Один за другим отозвались все капитаны. Мертон узнавал их по голосу: одни звучали напряженно, другие спокойно — голоса его друзей и соперников. Во всех четырех обитаемых мирах не наберется и двадцати человек, умеющих управлять солнечной яхтой, и все они были здесь, на старте или на борту сопровождающих кораблей, двигаясь по орбите, находившейся на расстоянии тридцати пяти тысяч километров от экватора.
— Номер седьмой, «Диана», к старту готов.
— Ответили все, от первого до седьмого, — Голос, доносившийся с судейского катера, звучал беспристрастно. — Осталась одна минута.
Мертон едва расслышал, эти слова: в последний раз проводил он проверку натяжения оснастки. Стрелки всех динамометров неподвижны; громадный парус туго натянут, его зеркальная поверхность дивно сверкает и переливается на солнце.
Парившему в невесомости у перископа Мертону казалось, что парус застилает все небо. Ничего удивительного: он раскинулся на 4,6 миллионов квадратных метров, соединяясь с капсулой тросами протяженностью около 160 километров. Огромное полотно, сшитое из всех парусов всех клипперов, перевозивших чай по китайским морям, скользя подобно облакам, не могло бы сравниться с единственным парусом, который подставила Солнцу «Диана». Однако прочностью он лишь немногим превосходил мыльный пузырь: эти пять квадратных километров алюминированного пластика имели в толщину всего лишь несколько миллионных сантиметра.
— Осталось десять секунд. Включить все системы телезаписи.
Вещь столь огромная и в то же время столь хрупкая не умещалась в мозгу. Еще труднее было представить, как это хрупкое зеркало лишь благодаря давлению падающего на него солнечного света способно отбуксировать их за пределы земного притяжения.
— … Пять, четыре, три, два, один, отдать концы!
Семь лезвий перерезали семь тонких тросов, соединявших яхты с кораблем — базой, где их собрали и снарядили в плавание.
До этого мгновения все они вместе кружили над Землей, твердо держа строй, а сейчас яхты бросятся врассыпную, словно гонимые ветром семена одуванчиков. Победа достанется тому, кто первым пройдет мимо Луны.
Казалось, будто на борту «Дианы» ничего не изменилось. Но Мертон знал, что это не так, и, хотя тело не ощущало движения, пульт управления показывал, что сейчас он движется с ускорением примерно в одну тысячную силы тяжести. Для ракеты такая цифра была бы смехотворной, но на солнечной яхте это было достигнуто впервые. Конструкция у «Дианы» надежная, ее гигантский парус подтверждал его расчеты. При таком ускорении достаточно двух витков вокруг Земли, чтобы развить вторую космическую скорость — после этого он может взять курс на Луну, используя всю мощь оставленного позади Солнца.
Всю мощь Солнца. Он криво усмехнулся, вспомнив свои попытки объяснить приходившей на лекции публике там, на Земле, что такое солнечное плавание. В те далекие дни это был единственный способ, каким он мог раздобыть средства. Хоть он и был Главным конструктором Космодинамической корпорации, имевшим на своем счету целую серию удачных космических кораблей, его фирма, надо сказать, не особенно приходила в восторг от его хобби.
— Протяните руки к солнцу, — говорил он. — Что вы чувствуете? Тепло, конечно. Но кроме того, существует еще и давление, хотя его нельзя почувствовать — настолько оно ничтожно. На всей ладони оно равно всего лишь одной миллионной доле грамма.
Но в космосе даже столь малое давление может иметь значение: ведь оно действует постоянно, час за часом, день за днем. И в отличие от ракетного топлива предоставляется оно бесплатно и в неограниченном количестве. Если мы захотим, мы можем воспользоваться этим, можем создать паруса, способные улавливать солнечное свечение.
Тут он, бывало, вытаскивал несколько квадратных метров предназначенного для парусов материала и бросал его в зал. Серебристая пленка извивалась, подобно клубам дыма, потом, несомая потоками теплого воздуха, медленно поднималась к потолку.
— Видите, какая она легкая? — продолжал он. — 2,6 квадратных километров такой пленки весит всего тонну, испытывая до трех килограммов светового давления. В результате она придет в движение, и, присоединив к ней тросы, мы можем заставить ее тянуть нас за собой.
Ускорение, разумеется, будет ничтожно — около одной тысячной силы тяжести. Это как будто не много, но давайте посмотрим, что это значит.
Это значит, что в первую секунду мы пройдем половину сантиметра. Я полагаю, пребывающая в полном здравии улитка может достигнуть большего. Но через минуту пройденный нами путь составит уже 18 метров, и мы будем двигаться со скоростью чуть больше 1,6 километров в час. Не так уж плохо для аппарата, приводимого в движение солнечным светом! Через час мы будем находиться в 64 километрах от старта, двигаясь со скоростью 128 километров в час. Припомните, пожалуйста, что в космосе нет трения. Стоит привести предмет в движение, и он будет двигаться вечно. Вы изумитесь, когда я скажу вам, сколько будет проходить наш парусник в конце первого дня пути, начав с ускорения в одну тысячную силы тяжести. Около 3000 километров в час! Если его вывести на орбиту — а это, разумеется, непременное условие — через пару дней он может достичь второй космической скорости. И все это без единой капли горючего!
Что ж, он убедил их. В конце концов он убедил даже Космодинамическую корпорацию. И в последние двадцать лет появился новый вид спорта. Его называли спортом миллиардеров, и по справедливости, но он уже начал окупать себя благодаря рекламе и телерепортажам. В нынешних гонках речь шла о престиже четырех континентов и двух миров, и они собрали самую многочисленную зрительскую аудиторию.
Старт «Диана» взяла хорошо — пора посмотреть, как идут дела у соперников. Только двигаться нужно с огромной осторожностью. Хотя между капсулой управления и тонкой оснасткой были установлены амортизаторы, он твердо решил не рисковать. Мертон занял позицию у перископа.
Вот они все, подобно странным серебристым цветам, распустившимся на темных полях космоса. Ближайшая к нему «Санта Мария», выступавшая за Южную Америку, шла всего в 80 километрах от него. Она напоминала детский воздушный змей, только с ребром больше километра в длину. Чуть подальше — «Лебедев» от университета Астрограда, похожий на мальтийский крест; по-видимому, для усиления маневренности его расположенные крестом паруса можно было ставить под разными углами. В отличие от него выступавший за Федерацию Австралазии «Вумера» представлял собой простой парашют 6,4 километров в окружности. «Арахна», представлявшая «Дженерал Спейскрафт», — в полном соответствии со своим названием — походила на паутину; этот же принцип был положен и в основу ее конструкции: из центра выдвигались, разбегаясь по спирали, челноки автоматического действия. Подобную же конструкцию, только несколько меньшего размера имела выступавшая за корпорацию «Еврокосмос» «Паутинка». «Солнечный луч» от Республики Марс представлял собой плоское кольцо с отверстием в центре диаметром в километр, медленно вращающееся вокруг своей оси: центробежные силы придавали ему остойчивость. Идея была старая, но пока никому не удавалось осуществить ее. Мертон был твердо уверен, что при поворотах это причинит представителям колоний немало тревог.
Но до этого еще шесть часов хода; за это время яхты пройдут первую четверть своего медленного и величественного двадцатичетырехчасового пути по орбите. Здесь, в начале пробега, все они движутся прямо от Солнца, так сказать, обгоняя солнечный ветер. Нужно выжать все возможное из этого первого отрезка дистанции, прежде чем яхты окажутся на противоположной стороне Земли, когда они пойдут навстречу Солнцу.
Пора провести первую проверку, сказал себе Мертон — пока плавание не представляло никаких трудностей. С помощью перископа он тщательно осмотрел парус, уделив особое внимание местам крепления снасти. Если бы тросы, узкие полоски непосеребренной пленки, не были покрыты флюоресцентной краской, разглядеть их было бы невозможно. Сейчас эти протянувшиеся на сотни метров к гигантскому парусу светящиеся цветные ленты были натянуты, как стрела. Каждая присоединялась к собственному электробрашпилю величиной чуть больше катушки спиннинга. Эти крошечные брашпили беспрерывно вращались, подавая и выбирая тросы соответственно показаниям автопилота, устанавливавшего угол наклона паруса в зависимости от положения Солнца.
Игра солнечных бликов на этом громадном, гибком парусе захватывала своей красотой. Медленные, величественные волны прокатывались по нему, посылая в небо мириады солнечных зайчиков, терявшихся у края паруса. В этих медленных колебаниях столь громадной и непрочной конструкции нет ничего неожиданного; обычно они абсолютно безвредны, но Мертон внимательно наблюдал за ними. Иногда они вызывают имеющее катастрофические последствия волнение, именуемое «рябью», которое может разнести парус в клочья.
Мертон застегнул эластичные пристяжные ремни вокруг пояса и ног, затем приложил ко лбу электроды возбудителя сна. Установил регулятор выдержки времени на три часа и расслабился.
Очень медленно, гипнотически отдавались в лобных долях его мозга удары электронного пульса. Цветные, светящиеся ленты спиралью взвились под его веками, убегая в бесконечность. Потом — провал…
Теперь Земля почти исчезла, превратившись в тоненький, блестящий серпик, неумолимо надвигавшийся на Солнце. Внутри этого светящегося серпика тускло обозначилась ночная сторона планеты с местами проглядывавшим меж облаков фосфорическим заревом больших городов. Темный диск уже заслонил огромную часть Млечного Пути; еще несколько минут, и он начнет наползать на Солнце.
Смеркалось. Когда «Диана» скользнула в тень Земли, пурпурный цвет сумерек — отсвет множества закатов в тысячах километров отсюда — окрасил ее парус. Солнце скрылось за невидимым горизонтом. За считаные минуты наступила ночь.
Мертон оглянулся на орбиту, по которой он прошел уже четверть пути вокруг Земли. Он увидел, как одна за другой погасли сверкающие звезды яхт, когда они, как и он, погружались в короткую ночь. Пройдет час, прежде чем Солнце выглянет из-за громадного черного щита. В это время они будут совершенно беспомощны, продолжая двигаться по инерции, лишенные всякой энергии.
Он включил наружный прожектор и принялся осматривать потемневший теперь парус. Тысячи акров пленки уже подернулись морщинами и обвисли, тросы ослабли — необходимо выбрать их, иначе запутаются. Но всего этого он ждал, все шло по намеченному плану.
В 64 километрах у него за кормой «Санта Мария» и «Арахна» были не так удачливы. Об их беде Мертон узнал, когда вдруг заговорило радио аварийной сети.
— Номер второй, номер шестой, говорит Контрольный пункт. По вашим траекториям неизбежно столкновение. Ваши орбиты пересекутся через шестьдесят пять минут! Не нужна ли вам помощь?
Последовала долгая пауза, пока оба капитана переваривали дурную весть. Интересно, кто виноват, подумал Мертон; возможно, одна яхта пыталась затенить другую и не успела завершить маневр — обе очутились в темноте. А теперь ни одна ничего не могла сделать. Медленно, но неуклонно они сближались, не в состоянии изменить курс на малейшую долю градуса.
И все же — шестьдесят пять минут! Это значит, они только-только выйдут вновь на солнечную сторону, вынырнув из тени Земли. Если их паруса смогут набрать достаточно силы, чтобы избежать столкновения, у них еще есть один слабый шанс. Должно быть, сейчас на борту «Арахны» и «Санта Марии» идут бешеные подсчеты.
Первой отозвалась «Арахна», ответив то, что и ожидал услышать Мертон.
— Номер шестой вызывает Контрольный пункт. Благодарим, но в помощи не нуждаемся. Справимся сами.
Так ли, подумал Мертон. Но по крайней мере зрелище будет интересное.
«Арахна» и «Санта Мария» шли под полными парусами в отчаянной попытке сохранить дистанцию. Теперь, когда между ними оставалось меньше четырех километров, почувствовав первые легкие прикосновения солнечных лучей, над ними мучительно медленно распускались сверкающие облака пленки. Почти все телеэкраны Земли передадут эту затяжную драму, но даже и сейчас, в этот последний миг было невозможно предсказать ее исход.
Оба капитана — упрямые люди. Каждый из них мог обрубить парус и сойти с дистанции, уступив возможность другому, но ни один из них этого не сделает. Слишком велик престиж, слишком много миллионов и слишком много репутаций поставлено здесь на карту. И вот бесшумно и мягко, словно снежинки в зимнюю ночь, «Санта Мария» и «Арахна» столкнулись.
Почти незаметно вполз квадратный змей в кольцо паутины; медленно, точно во сне, переплелись и запутались длинные ленты тросов. Даже занятый собственной оснасткой Мертон едва мог оторвать глаза от безмолвной, давно предугаданной катастрофы.
Больше десяти минут кружили, вздымаясь клубами, эти сверкающие облака, превращавшиеся в сплошную, неразделимую массу. Потом капсулы с экипажами отделились, и понеслись каждая своим путем на расстоянии нескольких сотен метров. Под вспышки ракет к ним поспешили спасательные корабли.
Значит, нас остается пятеро, подумал Мертон. Ему стало жаль капитанов, приложивших столько старания, чтобы устранить друг друга всего через несколько часов после старта. Но они молоды, они еще успеют взять свое.
Через несколько минут число их сократилось до четырех. Мертон с самого начала сомневался в возможностях медленно вращающегося «Солнечного луча». Теперь он убедился, что сомнения его подтвердились.
Марсианский корабль не сумел повернуть на другой галс; вращение придало ему чрезмерную остойчивость. Вместо того, чтобы встать ребром к Солнцу, огромное кольцо его паруса развернулось к нему всей своей шириной. Теперь с почти предельным ускорением его относило назад.
Пожалуй, это самая досадная вещь, какая может произойти с капитаном — даже хуже столкновения, потому что тут некого винить, кроме себя. Но медленно исчезавшему вдали невезучему экипажу колоний неоткуда ждать особого сочувствия. Перед началом гонок они сделали массу наглых заявлений, так что то, что произошло с ними, не что иное как поэтическая справедливость.
Тем не менее рано сбрасывать «Солнечный луч» со счетов. Ведь нужно пройти 800.000 километров, он еще может подтянуться. А случись еще несколько аварий, быть может, ему одному придется завершать гонки. Так уже бывало.
Следующая авария произошла, когда яхты пересекали вертикаль от Земли до Солнца, вступая на ту часть дистанции, где они двигались за счет солнечной энергии. С борта «Дианы» Мертон увидел, как напрягся огромный парус, развернувшись к Солнцу, которое гнало его вперед. Она стала набирать скорость, начав с ускорения в миллионные доли силы тяжести, хотя максимальных размеров оно достигнет лишь много часов спустя.
Но «Паутинке» не достигнуть его никогда. Возвращение энергии всегда критический момент, и «Паутинка» не выдержала.
Эту тревожную новость Мертон узнал из радиокомментария Блера — он приглушил, но не выключил радио: «Алло, на «Паутинке» рябь!» Мертон поспешил к перископу, но поначалу не мог углядеть на огромном диске ее паруса никаких неполадок. Разглядеть было трудно, потому что тот был повернут к нему почти ребром, имея вид узкого эллипса; однако, наконец, он увидел, что взад и вперед по нему пробегали медленные, непреодолимые волны. Если экипаж не сумеет погасить этих колебаний, своевременно, но очень осторожно натянув тросы, парус разорвет в клочья.
Экипаж сделал все, что мог, и через двадцать минут казалось, что колебания побеждены. Потом пленка треснула где-то неподалеку от центра паруса. Под давлением света его медленно тянуло в стороны, подобно тому, как над пламенем вьется клубами дым. Через четверть часа не осталось ничего, кроме тоненьких радиальных реек, на которых держалась громадная паутина. И вновь под вспышки ракет корабль-спасатель бросился подбирать капсулу «Паутинки» вместе с ее расстроенным экипажем.
— Тут у нас наверху становится довольно одиноко, правда? — произнес непринужденный голос по внутреннему вещанию.
— Но не вам, Дмитрий, — парировал Мертон. — У вас там, в хвосте еще большая компания. Вот мне впереди действительно одиноко.
Это не было пустое бахвальство. К этому времени «Диана» опережала ближайшего соперника на 480 километров, и в последующие часы разрыв должен был возрастать еще быстрее.
На борту «Лебедева» Дмитрий Марков добродушно рассмеялся. Он совсем не похож на человека, который смирился с поражением, подумал Мертон.
— Вспомните сказку про зайца и черепаху, — ответил русский. На следующих 400.000 километров многое может случиться.
Но случилось гораздо раньше: когда они, завершая первый виток, вновь пересекли линию старта, только на много тысяч километров выше благодаря той дополнительной энергии, что они получили от солнечных лучей. Тщательно проверив положение остальных яхт, Мертон заложил данные в компьютер. Полученный им относительно «Вумера» ответ был настолько нелеп, что он тотчас же произвел повторную проверку.
Сомнений не оставалось: австралазийцы с фантастической скоростью настигали его. Ни одна солнечная яхта не могла развить такого ускорения, если только не.
Быстрый взгляд в перископ — и разгадка получена. Сведенная к минимальному весу оснастка «Вумеры» не выдержала. Его нагонял лишь один ее парус, сохранявший пока свою форму, летевший, словно подхваченный ветром платок. Через два часа он проплыл мимо «Дианы» на расстоянии меньше 35 километров. Но задолго до этого экипаж Австралазии пополнил все возраставшее число тех, кто оседал на борту корабля Командора.
Так что теперь это была дуэль только между «Дианой» и «Лебедевым»: хотя марсиане еще не отказались от борьбы, они отстали на 1600 километров и больше не представляли серьезной угрозы. Если уж на то пошло, трудно вообразить, что мог бы сделать «Лебедев», чтобы перехватить первенство у «Дианы». Но на протяжении всего второго витка — снова затмение, снова долгий и медленный путь против Солнца — Мертон чувствовал все возраставшее беспокойство.
Он знал русских космонавтов и конструкторов. Вот уже двадцать пять лет пытались они выиграть эти гонки. В конце концов это было бы только справедливо: кто как не Петр Николаевич Лебедев впервые открыл давление света в самом начале двадцатого столетия? Но это им ни разу не удавалось.
И они не прекратят попыток. Дмитрий явно что-то задумал — это будет что-то грандиозное.
За 1600 километров от участвующих в гонках яхт, на судейском корабле, Командор ван Стрэттен с яростью и досадой смотрел на поступившую радиограмму. Она проделала свыше 200 миллионов километров — от цепи солнечных обсерваторий, кружащих над раскаленной поверхностью Солнца, — и принесла самую страшную весть, какую только можно придумать.
Командор — его титул был, разумеется, сугубо почетного свойства — предчувствовал это. Никогда раньше гонки не проводились в такой поздний сезон; срок неоднократно откладывался, пошли на риск и вот теперь, кажется, проиграть могут все.
В глубинах Солнца накапливались огромные силы. В любой момент мог произойти чудовищный взрыв — их называют «вспышками Солнца», — освободив энергию мощностью в миллион водородных бомб, от поверхности Солнца оторвется невидимый огненный шар, во много раз превосходящий по своим размерам Землю, и вылетит в космос, двигаясь со скоростью миллионов километров в час.
Возможно, это облако заряженных электричеством газов совсем не заденет Земли. Если ж нет, то оно достигнет ее через сутки. Космические корабли с их толстой броней и мощным противомагнитным экраном могли бы его выдержать. Но легонькие солнечные яхты с тонкими, как бумага, стенками, были беззащитны перед такой опасностью. Придется снять экипажи и прекратить гонки.
Завершая второй облет вокруг Земли, Мертон все еще ничего не знал об этом. Если все пойдет хорошо, и для него, и для русских это будет последний виток. Используя энергию солнечных лучей, они поднялись по спирали на тысячи километров. На этом отрезке они должны окончательно распроститься с Землей и начать долгий путь к Луне. Теперь гонка была только между ними. Экипаж «Солнечного луча», наконец, сошел с дистанции, обессилев в героической борьбе со своим вращающимся парусом, которую он вел на протяжении больше 200 тысяч километров.
И тут, завершая второй виток вокруг Земли, на пятидесятом часу гонок, Марков преподнес свой маленький сюрприз.
— Алло, Джон, — сообщил он небрежно по внутреннему вещанию.
— Я хочу, чтобы ты посмотрел. Тебя наверняка заинтересует.
Мертон приник к перископу и дал предельное увеличение. Глазам предстало невиданное зрелище: на фоне звезд совсем крошечный, но совершенно четкий по очертаниям сверкал мальтийский крест «Лебедева». И в тот самый миг, когда он смотрел на него, его крестовина медленно отделилась от центрального квадрата и вместе с рангоутом и оснасткой уплыла в космическое пространство.
Сейчас, приближаясь ко второй космической скорости, когда ему больше не нужно терпеливо пахать космическое пространство вокруг Земли, наращивая скорость с каждым витком, Марков сбросил весь ненужный вес. С этого момента «Лебедев» становился почти неуправляем, но это уже не имело значения. Все хитрости навигации оставались позади. Как если бы в старину яхтсмены выбрасывали за борт руль и тяжелый киль, зная, что конец гонок будет проходить по прямой, по ветру и спокойному морю.
— Поздравляю, Дмитрий, — сказал по радио Мертон. — Хитро придумано. Да не совсем. Теперь ты уже не можешь меня достать.
— Я еще не закончил, — ответил русский. — У нас есть одна старинная зимняя сказка. Про то, как за санями гнались волки, и, чтобы спастись, вознице пришлось выбросить всех седоков, одного за другим. Чувствуешь аналогию?
Мертон чувствовал, даже слишком ясно. На последней прямой Дмитрию больше не нужен второй пилот. «Лебедев» и впрямь собирался дать бой.
— Это не очень обрадует Алексея, — сказал Мертон. — А кроме того, это нарушение правил.
— Алексей не рад, но капитан здесь я. Ему придется поболтаться тут еще минут десять, пока его не подберет Командор. А в правилах ничего не сказано о численности экипажа, об этом ты должен бы знать.
Мертон не ответил. Слишком был поглощен бешеными подсчетами на основе всего, что он знал о «Лебедеве». Когда подсчеты подходили к концу, он знал, что исход гонок все еще оставался не ясен. «Лебедев» догонит его в то самое время, когда он собирался пройти около Луны.
Но исход гонок был предрешен за 148 миллионов километров от них.
Автоматические приборы третьей солнечной обсерватории, расположенной гораздо ближе к Солнцу, чем проходит орбита Меркурия, запечатлели всю историю вспышки. 260 миллионов квадратных километров солнечной поверхности внезапно взорвались таким иссиня-белым неистовством, что по сравнению с ними остальная часть диска потускнела, обратившись в бледное мерцание. Из этого клокочущего ада, извиваясь, словно живое существо, в созданных ею же самой магнитных полях, вырвалась наэлектризованная плазма. Впереди нее со скоростью света предупредительным сигналом мчался поток ультрафиолетовых и рентгеновских лучей, которые через восемь минут достигнут Земли. Они были относительно безвредны. Зато отнюдь не безвредны были не спеша двигавшиеся вослед ему со скоростью 6,4 миллиона километров в час заряженные атомы — ровно через сутки они захлестнут «Лебедева» и «Диану» и сопровождающую их маленькую флотилию облаком смертоносной радиации.
Командор оттягивал решение до самого последнего мгновения. Даже когда приборы показали, что поток плазмы пересек орбиту Венеры, оставался шанс, что он может не захватить Землю. Но когда поток находился от нее на расстоянии менее четырех часов и был зарегистрирован сетью радиолокационных станций на Луне, Командор знал, что надежды нет никакой. На ближайшие пять-шесть лет солнечное плавание отменяется, покуда Солнце вновь не станет спокойным.
Огромный вздох разочарования пролетел по всей Солнечной системе. «Диана» и «Лебедев» находились на полпути между Луной и Землей, они шли голова в голову, и теперь никто не узнает, какая из лодок лучше. Энтузиасты будут годами спорить о результате, история же просто отметит: гонки прекращены в силу солнечного взрыва.
Получив приказ, Джон Мертон почувствовал горечь, какой не испытывал с детства. Сквозь годы всплыло отчетливое и ясное воспоминание о дне рождения, когда ему исполнилось десять лет. Тогда ему пообещали точную уменьшенную модель знаменитого космического корабля «Утренняя звезда», и много недель он провел, мечтая о том, как он будет ее собирать и куда повесит у себя в спальне. Потом, в самый последний момент, отец сказал: — «Прости, Джон, — слишком дорого. Может, в будущем году…»
Спустя пол века удачно сложившейся жизни, он снова превратился в того, несчастного мальчишку.
На миг мелькнула мысль — что, если не подчиниться приказу Командора. Предположим, он полетит дальше, не обращая внимания на предупреждение? Даже если гонки прекращены, он может долететь до Луны, и его полет на много поколений будет занесен в книгу рекордов.
Но поступить так было равносильно глупости, хуже глупости. Это — самоубийство, и притом весьма неприятного свойства. Он видел людей, умиравших от облучения оттого, что далеко в космосе обнаруживались дефекты в противомагнитной обшивке их кораблей. Нет, на свете нет ничего, что стоит подобной цены.
Не меньше сочувствовал он и Дмитрию Маркову. Оба они заслуживали победы, а теперь она не достанется никому. Ни один человек не смеет спорить с разъяренным Солнцем, хотя его лучи доставят его хоть на край вселенной.
Находившийся сейчас всего в 8о километрах от него корабль Командора подходил к борту «Лебедева», чтобы снять капитана. Вон поплыл серебряный парус, когда Дмитрий –
Мертон понимал и разделял его чувства — перерезал снасти. Крошечную капсулу заберут обратно, на Землю, быть может, даже используют снова, но парус поднимался на одно плавание.
Теперь он мог бы нажать кнопку катапульты, сэкономив своим спасителям несколько минут. Но он не сделает этого. Ему хотелось до конца остаться на борту яхты, маленькой яхты, которая так долго была частью его мечты и его жизни. Огромный парус был сейчас так повернут к Солнцу, что его давление достигло максимальных пределов. Оно давно уже вывело его за пределы земного притяжения, а «Диана» все продолжала набирать скорость.
Потом неизвестно откуда явилось неподвластное сомнениям и колебаниям сознание того, что нужно делать. В последний раз уселся он перед компьютером, который на протяжении половины пути вел его к Луне.
Закончив, он упаковал судовой журнал и несколько личных вещей, что были с ним. Неуклюже — сказывалось отсутствие практики, да и делать одному это было неудобно — натянул спасательный костюм.
Он как раз был занят герметизацией шлема, когда его позвал по радио голос Командора.
— Капитан, мы подойдем через пять минут. Обрежьте, пожалуйста, парус, чтобы нам не запутаться в нем.
На миг Джон Мертон, первый и последний капитан солнечной яхты «Диана», заколебался. В последний раз осмотрел он свою крошечную кабину с поблескивающими приборами и аккуратным щитком управления, где ручки настройки были поставлены в конечное положение. Потом произнес в микрофон:
— Я покидаю лодку. Задержитесь, чтобы подобрать меня. «Диана» сама позаботится о себе.
Ответа от Командора не последовало, и он был благодарен ему за это. Должно быть, профессор ван Стрэттен знал, что происходит, — должно быть, понимал, что в этот последний миг ему хочется побыть одному.
Он не стал спускать воздух из первого отсека, и струя улетучивавшегося газа мягко вытолкнула его в космическое пространство. Толчок, который он тем самым сообщил ей, был его последним подарком «Диане». Она медленно удалялась, ее парус сверкал в солнечных лучах, которые будут служить ей много столетий. Через два дня она промчится мимо Луны, но, как и Земля, Луна никогда не сможет завладеть ею. Освободившись от его веса, тормозившего ее ход, «Диана» с каждым днем пути буде наращивать скорость, прибавляя по 3.200 километров в час. Через месяц она будет двигаться быстрее любого корабля, созданного руками человека.
Поскольку с расстоянием энергия солнечных лучей слабеет, ее ускорение начнет падать. Но, даже достигнув орбиты Марса, она будет прибавлять ежедневно 1600 километров в час. В скором времени она будет мчать так стремительно, что ее не сможет удержать само Солнце. Устремленная в бесконечность, она полетит быстрее любой занесенной со звезд кометы.
Мертон заметил в нескольких километрах вспышки ракет. Космический корабль приближался, двигаясь с ускорением, в тысячи раз превышавшим то, какого когда-либо удастся достичь «Диане». Но действие моторов рассчитано на несколько минут: на больше не хватало топлива, — тогда как несомая вечным пламенем Солнца «Диана» будет вечно все так же наращивать скорость.
— До свиданья, малышка, — произнес Джон Мертон. — Интересно, когда опять тебя увидит человеческий взор? Через сколько тысяч лет?
Когда тупоносая торпеда космического корабля осторожно приблизилась к нему, он, наконец, почувствовал себя спокойно. Ему уж никогда не выиграть лунных гонок, но его яхта первой из созданных человеком кораблей отправится в долгое путешествие к звездам.
Arthur Charles Clarke, 1965
Журнал «Англия» 1979_01_№ 69