Андреас Эшбах Солнечная станция (фантастический детектив)

Пролог

Никто из них не спрашивал, почему они здесь, и никто не собирался им отвечать. Они должны были всего лишь охранять определенный участок джунглей, не задавая лишних вопросов.

Наемник из Иностранного Легиона сидел, прислонившись к одной из опор деревянного навеса, покрытого несколькими листами жести, и покуривал самокрутку, набитую скверным гвианским табаком. Его приятели звали его Жаном, но, разумеется, это было не настоящее его имя. Легионер бросил взгляд в сторону своих товарищей, которые похрапывали в гамаках под навесом. Слишком много выпивки, слишком мало женщин... Вот главные черты Куру — места, куда занесла их нелегкая служба.

Жан считал, что раннее утро — лучшее время в этих широтах. Прохладный воздух, приглушенный свет, какая-то изначальная чистота и спокойствие во всей природе. Позже воспоминание об этих исполненных покоя часах поможет ему выдержать невыносимую экваториальную жару, укусы бесчисленных насекомых и отупляющее безделье в ожидании очередного старта ракеты. Над густыми кронами деревьев вздымался стартовый комплекс — как колокольня церкви, построенной каким-то безумным архитектором-модернистом.

Вдруг соленый бриз с моря донес до ушей легионера странный шорох. Неясный звук пробился сквозь стрекот цикад, шелест листьев, сквозь пение тропических птиц. Человек, которого приятели звали Жаном, насторожился. Звук не прекращался. Жан, поморщившись, встал, затоптал сигарету и потянулся за револьвером. Скорее всего, еще одна пара креолов, которым придется объяснять, что на этом отрезке пляжа им делать нечего. Надо их прогнать, пока они не попались на глаза Андре с генераторной станции — парню суровому, склонному свирепствовать по пустякам.

Жан снова взглянул на своих спящих товарищей. Не стоило их будить — вряд ли ему понадобится помощь. Он решительно зашагал по узкой тропе, вьющейся между стволами деревьев. Под его армейскими ботинками трещали сухие ветки и панцири песчаных крабов. Над побережьем все еще царил предрассветный полумрак. Жан снова услышал шорох и замер. Теперь он ясно слышал, как кто-то ступает по песку.

Иногда свободные от вахты солдаты развлекались на пляже с туземными девочками. Но не в такую рань! Жан продолжал идти, раздвигая левой рукой зеленые ветви, в то время как указательный палец правой руки лег на курок револьвера.

Наконец он вышел на пляж и в тот же миг увидел огромный черный катер, с борта которого спрыгнули на песок несколько вооруженных людей в черной форме. Пришельцы выгружали с катера на берег тяжелые ящики. А вдали среди сверкания волн возвышалась темная башня подводной лодки.

Жан попятился, стараясь двигаться бесшумно. Но за его спиной, на тропе уже стоял человек в черной форме. Жан обернулся и увидел глаза пришельца — стальные, безжалостные. Прежде чем легионер успел вытащить револьвер, в руках его противника сверкнуло стальное лезвие и горло Жана пронзила ослепительная, невероятная боль. Боль, подобная удару молнии. Жан невольно взглянул вниз, на свою грудь и не увидел привычной рубашки цвета хаки. Только кровь, кровь, кровь...

Глава 1

Секс в космосе — развлечение для избранных. Вероятно, это единственная новинка в сексуальной технике за последнее тысячелетие. И хотя достичь оргазма в состоянии невесомости довольно трудно, поверьте мне, игра стоит свеч. Маленький шаг для человечества, но большой шаг для двух конкретных людей.

Женщину, которая делила со мной это изысканное удовольствие, звали Ёсико. Это была нежная, очаровательная японка с длинными черными волосами и стройной, мальчишеской фигурой. Я давно заметил, что на японских орбитальных станциях не бывает полногрудых женщин. Наверное потому, что сочетание пышной груди и невесомости может привести в смятение даже самую уравновешенную особь мужского пола.

Однако за удовольствия приходится платить, а за изысканные — вдвойне. Например, порывистые, страстные объятия должны быть раз и навсегда исключены из арсенала космических любовников. Если вы наброситесь на свою партнершу, она тут же отлетит от вас к противоположной стенке, а при слишком сильных толчках вы рискуете попросту уронить вашу даму с пениса.

Но настойчивость и смекалка способны преодолеть любые трудности. Чтобы оставаться вместе, мы с Ёсико свили настоящее гнездышко из нашей одежды, полотенец и платков. Мы включили отопление и погасили весь свет, так что во тьме горели лишь два алых огня — контрольные лампы.

Иногда я спрашивал себя, какие оргии разыгрывались в стенах космических станций и шаттлов с того дня, когда первая женщина-астронавт вступила на их борт? Боюсь, что ничего такого не было. Все астронавты поголовно женаты, и если хоть капельку верить телевизору, ведут себя в космосе, как девочки из привилегированной школы на первом балу.

И все же я не терял надежды. Возможно, они оставляют свои высокие принципы дома вместе с законными женами и так же, как и я сейчас, кружатся вокруг Земли по орбите высотой в 400 километров, слившись воедино с очаровательной во всех отношениях коллегой.

Такими мыслями тешил я себя в одиночестве. Но сейчас, когда я был вдвоем с Ёсико, психологические проблемы неведомых мне астронавтов перестали меня волновать. Скажу больше — в моем мозгу вовсе не осталось мыслей. Мы стонали и задыхались в ласковой тьме, наши ноги и руки переплелись, как щупальца неведомых космических осьминогов, и мы вдвоем были целой вселенной. Мы утратили чувство времени и вообще любое чувство, кроме нарастающего наслаждения. И одновременно нам казалось, что мы познали все тайны космоса и соединились с бесконечностью.

Ёсико трепетала в моих руках, впивалась ноготками в мои плечи и шептала мне на ухо несвязные слова, половину из которых я не понимал. Когда оргазм обрушился на нас, подобно водопаду, я разобрал, что она молит Небеса о смерти, о долгой сладкой агонии и милосердном забытьи.

Японцы относятся к сексу иначе, чем мы. Они не верят ни в христианскую мораль, ни в Зигмунда Фрейда, но каждый раз, когда они поднимаются к высотам наслаждения, они начинают мечтать о смерти.

После часов, а может быть веков блаженства мы наконец разделились и осознали себя двумя самостоятельными существами. Пространство и время вернулись на свои места, наше дыхание стало спокойным, сердца прекратили отбивать бешеную дробь. Я в последний раз вдохнул запах тела Ёсико, погрузил лицо в ее густые волосы и подумал, что согласен вечно оставаться в таком положении. Она поцеловала меня хоть и нежно, но уже слегка отстраненно и, не отрывая своих губ от моих, включила освещение. Пока я моргал, привыкая, к свету, она стала решительно разматывать соединявший нас кокон.

— Неплохо провели время, Леонардо-сан,— промурлыкала она.

Ни секунды я не сомневался, что она не испытывает ко мне и тени того чувства, которое люди зовут любовью. Ёсико была молодой напористой интеллектуалкой, истинной дочерью нового тысячелетия. В свои двадцать шесть лет она считалась одним из ведущих астрономов не только Японии, но и всего мира. Скорее всего, она затеяла интрижку с gaijin из чистого любопытства. Вероятно, ее привлекали моя грубость и несдержанность в проявлении чувств, составлявшие эффектный контраст с пресловутой японской вежливостью. А возможно, ее заинтересовали мой рост и физическая сила. Все это я прекрасно сознавал, и меня почти не шокировало то, с какой легкостью она переходит из мира экстаза в мир повседневных забот. В то время как я мечтал удержать навеки запах ее пота и ощущение ее волос на своем лице, мысли Ёсико, скорее всего, уже вернулись к ее радиотелескопу или к некоторым аспектам новейших космологических теорий.

— Мы должны поспешить, Леонардо-сан! — мягко, но настойчиво напомнила она мне.— Командир очень обеспокоен недавними сбоями в передаче энергии.

Это был вежливый намек: хватит болтаться голышом, пора приступать к работе. Я поспешно начал одеваться. Ёсико закрутила волосы в хвост и нацепила на них красную резинку.

Разумеется, каждый на борту знал о наших невинных развлечениях. И все же если бы мы как ни в чем не бывало открыли дверь хранилища скафандров и рука об руку проследовали в командный центр, это выглядело бы несколько вызывающе. Поэтому Ёсико отправилась туда первой, а я, оставаясь в хранилище, украдкой наблюдал за ее грациозным полетом. Кажется, со мной творилось нечто такое, чего я не мог контролировать.

Я всегда влюбляюсь в женщину после того, как пересплю с ней. Именно в таком порядке. Возможно, это и есть моя главная проблема.

Глава 2

Атмосфера в командном центре была предгрозовой. Когда мы появились в дверях, командир Мо-рияма бросил демонстративный взгляд на синхронизированные часы. До контакта с Землей оставалось пять минут.

Мы молча заняли свои места. Разумеется, в невесомости мы не пользуемся стульями. Рядом с каждым пультом находятся специальные крепления для ног. Мы пристегиваемся с помощью карабинов к длинным эластичным шнурам и можем спокойно заниматься своей работой, не боясь улететь под потолок при любом неосторожном движении.

Я отвечал за визуальный контроль потока энергии. Это была работа лаборанта — наш инженер-энергетик Така Ивабути находился в машинном зале и наблюдал за работой автоматов. Вернее, за их простоем, так как в последние два месяца энергетические установки чаще ломались, чем работали.

Так или иначе, но из-за этих поломок меня временно повысили в должности. На всякий случай я достал из кармана стопку листков с подсказками и аккуратно с помощью маленьких магнитов развесил их рядом с приборами.

Три минуты до контакта.

Ёсико заняла свое место за пультом мониторинга земной поверхности. Я осмелился бросить на нее короткий взгляд. Она тестировала приборы и была теперь беспредельно далека от меня. В тот же миг я поймал укоризненный взгляд Мориямы и поспешно углубился в свои шпаргалки. Проклятье! Длинные ряды иероглифов и крохотные подписи на английском. Несмотря на мою многолетнюю работу на японцев, я все еще плохо разбирал их письменность. Нет, не то чтоб я был совсем уж безнадежен — я даже почитывал иногда токийские газеты, которые присылали на станцию по факсу. Но времени, за которое я разбирал написанную иероглифами передовицу, мне с лихвой хватило бы для того, чтоб прочесть «Нью-Йорк Тайме» от корки до корки.

Две минуты до контакта.

— Гавайи, говорит станция Ниппон. Мы начинаем.

Это был Сакай — оператор связи. Замкнутый, неулыбчивый и неприятный в общении человек. Единственный член команды, которого мне ни разу не удалось разговорить. Наверно он занимался дальней связью потому, что разговоры накоротке ему совершенно не давались. Даже то, что он сносно владел английским, не могло растопить лед между нами.

— Ниппон, это Гавайи. Мы готовы.

— Гавайи, мы ожидаем ваш направляющий луч через одну минуту сорок секунд.

— Подтверждаем. Мы синхронизированы.

Джай — Джеймс Пассард Джайкер, наш компьютерщик — потер руки и удовлетворенно хмыкнул. Джай был сыном физика-индуса и кибернетика-англичанки и попал на борт станции прямо из Кембриджа. Он был неплохим парнем, правда, несколько своенравным и самонадеянным. Но у него были на то основания — Джай великолепно справлялся с работой и удивительно быстро и легко приспособился к жизни на станции.

Истекали последние секунды.

На Гавайях в эти минуты восходило солнце, а наша станция поднималась над северным горизонтом. Крошечная сверкающая точка в утренних небесах. Сейчас станция на Гавайях пошлет на борт направляющий луч, по которому наша станция отправит поток энергии на принимающую решетку, расположенную на Нихоа — маленьком островке в просторах Тихого океана.

Еще сорок пять секунд.

Всем известно, что солнечная станция, подобная нашей, должна иметь огромные крылья, покрытые фотоэлементами. Но мало кто представляет, насколько они велики. В одном японском журнале станцию описывали так: «Представьте себе круглый лист бумаги полметра в диаметре, в центр которого воткнута булавка. Головка этой булавки — и есть станция Ниппон. Здесь живут, работают, едят и спят члены экипажа. Здесь проводятся научные эксперименты, здесь работают машины, обеспечивающие очистку воды и воздуха. Сама булавка — стержень длиной в сто пятьдесят метров — заполнена сложнейшими устройствами для передачи энергии на Землю. А белоснежный лист бумаги — это и есть солнечные панели станции.

Они построены из тончайших кремниевых фотоэлементов, каждый из которых весит не более десяти граммов, и способен концентрировать до сотни ватт энергии на квадратном метре площади. Если вы бросите взгляд из иллюминатора станции, вы увидите под собой бесконечное сверкающее снежное поле, от горизонта до горизонта. Оно подобно лезвию секиры, рассекающему звездное небо на две половины».

Все это правда. В условиях невесомости и космического вакуума мы можем строить по-настоящему колоссальные сооружения самой причудливой архитектуры. Концерн Мицубиси в последнее время носится с мыслью спонсировать строительство новой солнечной станции, фотопанели которой будут расположены в форме логотипа компании. Тогда счастливые жители Земли смогут тихими летними вечерами любоваться восходящим над горизонтом огромным знаком Мицубиси. Я подозреваю, что Кока-Кола и Мак-Дональде тоже подумывают о чем-то подобном.

— Еще десять секунд,— объявил Морияма.

Я сосредоточился на приборах и мимолетно пожалел, что не смогу как обычно смотреть в иллюминатор. В момент передачи энергии ослепительно-белые солнечные панели становятся угольно-черными, и кажется, что они бесследно исчезли за долю секунды.

— Мы получили направляющий луч! — отрапортовал Сакай.

— Пошла энергия! — скомандовал Морияма.

Индикаторы на моих приборах мирно светились зеленым светом.

— Энергия идет,— подтвердил Ивабути через селектор внутренней связи.

— Ниппон, это Гавайи! Мы получаем от вас 2% от запланированной мощности.

Go-fun. Через пять минут мы увеличиваем мощность,— распорядился Морияма.

— Гавайи, это Ниппон,— сказал Сакай в микрофон.— Мы повышаем мощность через пять минут.

— Принято, Ниппон.

Напряженное молчание. Не слышно ни шума работающих машин, ни шороха, ни скрипа. Казалось, мы погружены в какую-то компьютерную игру. И вдруг Джай произнес слово, которого мы все боялись:

— Вибрация.

Ивабути разразился длинной тирадой по-японски. Я не понял ни слова, но Ёсико закашлялась и покраснела.

— Луч блуждает, но остается в пределах зоны,— доложила она наконец.

— Вибрация усиливается,—отозвался Джай.

— Луч совсем ушел из зоны приема! — крикнула Ёсико.

На консоли перед моими глазами замигали красные лампы. Послышался странный звук — как будто кто-то стучал молоточком по стальному канату. Приборы сигнализировали, что синхронизация направляющего луча и потока энергии нарушена.

— Обрыв,— констатировал я, хотя в этом не было никакой нужды.

За последние два месяца мы все не раз слышали этот звук и прекрасно знали, что он означает.

— Ниппон, это Гавайи. Передача энергии прервана.

— Гавайи, мы прерываем передачу из-за потери направляющего луча,— отозвался Сакай.

— Мы можем чем-то помочь вам, Ниппон?

Командир взял микрофон:

— Гавайи, это Морияма. Вы зарегистрировали блуждание луча?

— Да. Прислать вам материалы?

Dozo. Присылайте. Благодарю вас за помощь.

— Хотите попробовать еще раз?

— Нет, это бессмысленно. Мы должны проанализировать причины сегодняшней неудачи. Пока не найдем ошибку, не будем предпринимать новых попыток.

— Принято, Ниппон. До встречи через два дня?

— До встречи.

С этими словами он отключил микрофон. Мы тоже выключили свои приборы и повернулись к командиру.

— У кого есть предложения? — спросил он как ни в чем не бывало.

— Я думаю, мы могли бы...— начал Джай. Но Морияма резко прервал его.

Вас я не спрашивал, мистер Джайкер! Вы должны немедленно заняться анализом записей, присланных с Гавайев, и нашего собственного программного обеспечения — бит за битом. Забудьте о сне и о еде, пока не найдете ошибку. От вас я не жду теорий и предложений — предоставьте нам факты. Вы меня поняли?

Джей глубоко вздохнул.

— Думаю, что понял вас, сэр,— произнес он смиренно.— К счастью, я плотно пообедал сегодня. Я буду у терминала в машинном зале.

С этими словами Джай отцепил карабин и, хватаясь за прикрепленные к стенам рукояти, поплыл к шлюзу.

Морияма кивнул.

Shitsuri shimahta. Все помнят, что у нас мало времени? Через два дня приходит шаттл, и мы должны будем сделать заказ на приборы и инструменты, необходимые нам для того, чтобы наладить передачу энергии. Не забывайте, что следующий шаттл придет только через два месяца.

Сакай доложил, что с Гавайев прибыли протоколы сегодняшнего эксперимента.

— На сегодня все,— распорядился Морияма.— Всем спасибо. Arigato gozaimas.

Мы начали расходиться, и тут командир внезапно обратился ко мне.

Chotto, мистер Карр, я был бы очень рад, если бы вы зашли на пару минут в мой кабинет.

Я взглянул на Ёсико, она — на меня. Мистер Карр. Если Морияма обратился ко мне так, значит, дело было действительно серьезным.

Сакай проводил меня насмешливой улыбкой.

Глава 3

«Кабинетом» Морияма называл маленький закуток в конце рабочего модуля, неподалеку от командного центра. Здесь Командир занимался административной работой — то есть составлением многочисленных отчетов и рапортов. Места там было не больше, чем в телефонной кабине, а все стены были увешаны графиками, присланными по факсу приказами и сообщениями. К полу был привинчен крохотный письменный стол с персональным компьютером и вентилятором.

— Садитесь,— распорядился Морияма.

Я пристроился на одном из двух «куриных насестов»— так мы называли узкие пластиковые скамейки, которые крепились на полу с помощью магнитов, тщательно пристегнулся и замер, в ожидании разбора моих сексуальных полетов.

— Мистер Карр,— начал Морияма, пристегнувшись ко второму «насесту».— Вы, надеюсь, помните, что ваша должность в штатном расписании станции Ниппон называется «Maitenans and Securiti Operator», то есть «оператор системы жизнеобеспечения и безопасности»?

— Разумеется,— отозвался я.

«Оператор системы жизнеобеспечения» — это что-то вроде дворецкого. Я должен был следить за тем, чтобы все на станции блестело и стояло на своем месте. Трудная и, между прочим, очень важная работа. Короче говоря, я был уборщицей.

— Сегодня вы нужны мне в качестве агента службы безопасности,— продолжал командир.

Я недоуменно уставился на него.

— Простите...

— Я думаю, мы имеем дело с саботажем,— закончил Морияма твердо.

Я облизнул губы.

— Простите, вы...

— Саботаж,— повторил командир.— Мы работаем здесь довольно давно, устранили большое количество неполадок и научились управлять потоком энергии. Все работало. А теперь перестало работать. Я думаю, кто-то сознательно срывает испытания.

Я не знал, что ему ответить. Я ожидал разноса за роман с Ёсико или за сегодняшнее опоздание на командный пункт. Смешно сказать, но в первый момент я почувствовал огромное облегчение. Но наконец слова Мориямы полностью дошли до моего сознания.

— С какой стати кому-то срывать наши эксперименты?

Апо-пе,— проворчал Морияма.— Я могу придумать множество причин. На Гавайях уже предотвратили две попытки теракта. Государства, экспортеры нефти, прекрасно знают, что их запасов хватит лишь на десять-пятнадцать лет, а потому нервничают.

— Думаете, ОПЕК внедрила своего агента на нашу станцию?

— Или один из нефтяных концернов. Я не верю в честную конкуренцию. Если наша стратегия оправдает себя, солнечная энергия вскоре вытеснит все горючие вещества. Другими словами, мы — прямая угроза для Шелл, Бритиш Петролеум, Мобил, Тексако...

— Ниппон ойл,— добавил я.

— Это — другое дело,— покачал головой Морияма. — Японская экономика всегда нацелена на долгосрочные проекты, а западные бизнесмены не хотят заглянуть в будущее дальше, чем на квартал. Будь по-другому, американцы построили бы станцию, подобную нашей, еще десять лет назад.

Я кивнул. Меня поразило, что Морияма способен, презрев все японские ритуалы вежливости, назвать вещи своими именами. Командиру было около пятидесяти лет, в его волосах уже появились первые седые пряди. Его авторитет на борту был абсолютным, и я не раз думал, что с удовольствием встретился бы с ним на Земле. Мы посидели бы в каком-нибудь кабачке или чайном домике, поспорили бы о политике или о смысле жизни. Как-то он рассказал мне, что два года учился в Санта-Барбаре, Калифорния, и я подумал, что, возможно, наши пути пересеклись уже тогда — летом 1990 года в аэропорту Сан-Франциско. Он возвращался в Японию, а я летел в Канзас-Сити, чтобы попрощаться со своими родителями. Тогда я был строевым летчиком ВВС США и собирался в Саудовскую Аравию. Операция «Щит пустыни».

— Но я могу представить себе и иные причины саботажа,— продолжал Морияма.— Например, в вашем благословенном отечестве, Леонард, есть много людей, которые считают космос американской территорией.

Я прищурил глаза:

— Тогда вы должны подозревать и меня, командир.

Он улыбнулся.

— Вы — не саботажник, Леонард.

— Почему вы так уверены?

Dai rokkan,— он постучал пальцем по переносице.— Чутье! Шестое чувство.

Ну что ж, шестое чувство его не обмануло. Я мысленно перебирал всю нашу команду. Каждого человека.

— А ваш Dai rokkan не подскажет вам, кто предатель?

— К сожалению, нет. Нам придется идти к решению рациональным путем.

Все-таки он был нетипичным японцем. Японцы обычно всецело доверяют своей интуиции и стараются избежать логических построений.

Морияма разложил на столе какой-то документ и закрепил его с помощью магнитов.

— Неполадки в работе системы начались на четвертый день после прибытия шаттла. С тех пор нам не удалось завершить ни одного испытания. Итак, что-то случилось во время последнего визита шаттла.

Космические корабли прибывали на станцию Ниппон раз в два месяца. Они привозили новое оборудование, запасы продовольствия и заменяли часть команды.

— Например, на последнем шаттле к нам прибыл Сакай,— продолжал рассуждать Морияма.— Странный человек. Он занимается коммуникациями и больше ни на что не обращает внимания. С ним на редкость трудно общаться. Я часто спрашиваю себя, насколько он психологически устойчив.

Я попытался представить себе, как Сакай проникает в машинное отделение и перепрограммирует сложнейшие автоматы, управляющие энергетическим потоком. Невероятно!

— Вместе с Сакаем на станцию прибыл Ивабути,— сказал Морияма.— Он гениальный инженер. Лучший из всех, кого я видел. Для него не составит труда изменить настройку автоматов, но я не могу представить себе его мотивов.

Я взглянул на список пассажиров последнего шаттла. Третьей в списке была Ёсико Мацусима.

— Но, разумеется, все прочие члены команды тоже под подозрением,— пожал плечами командир.— То, что аварии начались почти сразу после визита шаттла, может быть простым совпадением, а может быть отвлекающим маневром.

— Если речь идет о саботаже,— сказал я задумчиво,— то может статься, один из троих, прибывших на последнем шаттле, вовсе не тот человек, которого мы ждали.

Морияма молча вытащил из папки еще один лист бумаги и оставил его висеть в воздухе прямо перед собой. Лист слегка покачивался от просочившегося под дверь сквозняка.

— Я был бы рад узнать, что гоняюсь за призраком, Леонард,— сказал он наконец.— Но у меня чувство, что на станции что-то идет не так. Запах опасности. Темное облачко на горизонте. Я хочу, чтобы вы стали моими глазами и ушами. Вы можете ходить по станции, не вызывая подозрений. Каждый на борту ценит вашу деликатность и чувство такта. Но, к сожалению, мои соотечественники в последние годы заразились расизмом, с которым когда-то успешно справилась Америка. Из-за вашего цвета кожи, а также из-за того, что у вас нет академической степени, они не будут воспринимать вас всерьез и, возможно, проболтаются о чем-то, чего никогда не скажут при мне. Надеюсь, я не обидел вас таким предложением.

Морияма снова меня удивил. Раньше мне не приходило в голову взглянуть на ситуацию с такого ракурса. А ведь он был прав. Во время своего обучения в Калифорнии, Морияма мог наблюдать все возможные степени ксенофобии, отчуждения и дискриминации, не выходя из студенческой столовой. В свою очередь, приехав в Японию, я сто раз на дню вспоминал своего приятеля по Летной Академии. Джой, чернокожий из округа Вашингтон, который пытался мне объяснить, что значит быть негром, ниггером, человеком второго класса. «Когда кто-то на тебя смотрит, ты понимаешь, что он смотрит только на твою кожу. Больше его ничего не интересует. Только цвет твоей кожи. Мысленно он ставит тебя на полку и вешает на тебя бирочку. Чернокожий. Это и есть дискриминация. И если у тебя белая кожа, ты так никогда и не поймешь, что такое настоящая несправедливость».

Само собой разумеется, я набил бы морду всякому, кто назвал бы меня расистом. Расист! Я же дружу с чернокожим! Мой лучший друг — чернокожий Джой из округа Вашингтон! Но в глубине души я благодарил судьбу за то, что родился в лоне Расы Господ. За то, что я белый, и мне не придется столкнуться с проблемой дискриминации. Я полагал, что никогда не почувствую себя человеком второго класса. И вот я очутился среди японцев и с удивлением обнаружил, что все они от мала до велика каждое утро благодарят Бога за то, что родились с желтой кожей.

— О'кей! — согласился я.— Я постараюсь разнюхать, кто на станции замышляет недоброе.

— Я не уверен, что вы до конца разделяете мое беспокойство,— сказал Морияма с непривычной серьезностью.— Я хочу показать вам еще один документ. Это телеграмма, которую я получил неделю назад. Прошу вас сохранить ее содержание в тайне. Вы знаете профессора Ямамото?

Я припомнил семинар в Токийском университете, на котором выступал Ямамото. Кажется, он как раз занимался фокусировкой и управлением энергетическим потоком. Когда на станции начались неполадки, мы послали ему запрос. Но с Земли ответили, что Ямамото сейчас находится в больнице с обширным инфарктом миокарда.

Морияма протянул мне лист, висевший в воздухе перед ним. Это была расшифровка телеграммы:

СЕКРЕТНО. ПРОФЕССОР ЯМАМОТО ДВЕ НЕДЕЛИ НАЗАД БЫЛ ПОХИЩЕН НЕИЗВЕСТНЫМИ. НАМ НЕ УДАЛОСЬ ОБНАРУЖИТЬ НИКАКИХ СЛЕДОВ. ИСА. ТОКИО. СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ.

Я вернул бумагу командиру. Темное облачко на горизонте. Запах опасности. Теперь я понял.

— Этот документ произвел на вас впечатление? — спросил он.

Я молча кивнул, и он спрятал бумагу в красную папку, на которой японскими иероглифами было написано: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО».

Я был уже у двери, когда он неожиданно сказал:

— Да, вот еще что. Можно дать вам совет, Леонард?

Я повернулся и увидел его лукавую улыбку.

— Только между нами,— сказал Морияма, посмеиваясь.— Сбрейте вашу бороду. Японки привыкли к гладким мужским подбородкам.

Я провел рукой по подбородку. В самом деле, как наждачная бумага.

— Спасибо,— искренне сказал я.

Глава 4

Я только что принял душ.

Японцы — настоящие фанатики гигиены, для них никогда не бывает «слишком чисто». Поэтому жилой модуль на станции украшала огромная душевая кабина с мощным насосом.

Обнаженный, я стоял перед зеркалом. Стопы удерживали на полу специальные крепления. Я брился и размышлял о том, как следует поступать дальше.

По каким-то таинственным причинам сама процедура бритья неизменно погружает меня в глубочайшие размышления. Сначала о сиюминутном, потом о вечном. Я смотрю на свое лицо в зеркале, полирую подбородок бритвой и вдруг с невероятной ясностью осознаю, что я нахожусь в космосе. За этим зеркалом тонкая стена с двумя тонкими трубами водопровода и электрическим кабелем. Затем наружная стенка станции — толщиной с большой палец на моей руке. А что потом? Бесконечное, безграничное, молчаливое Ничто. Пространство, заполненное звездами и планетами, бесконечный мир, который человеческий разум не в состоянии охватить. Пространство, таящее неведомые человечеству чудеса и ужасы. Моя жизнь — лишь мгновенный проблеск молнии на фоне вечного сияния звезд. Мое тело — слабая, уязвимая, наполненная водой губка с крупицей разума. И все же я здесь.

Что я ощущаю? Не эйфорию от собственной дерзости, не глупую гордость. Нет. Глубочайшее убеждение, что все произошло со мной, правильно. Я уверен, что имею право здесь находиться. Наверное, это — единственное, в чем я действительно уверен. Это сродни религии. Мне кажется, пространство ожидало меня.


Однажды мы отправились с отцом на прогулку. Это было в Канзасе — стране бескрайних полей, засеянных кукурузой. Поля, поля, поля до самого горизонта, и ничего больше. Мне было десять лет. Мы гуляли до темноты, и вдруг отец сказал:

— Взгляни на эти звезды, Леонард. По сравнению с ними мы, люди,— ничто.

Я остановился и долго смотрел на бриллиантовую россыпь в вышине, пытаясь понять, что именно хотел сказать мне отец.

— Но папа! — ответил я наконец.— Если бы нас не было, кто видел бы эти звезды?!

В этот момент я ясно осознал, что мы, люди,— не балласт, не паразиты вселенной. Мы созданы, чтобы принести во вселенную Разум. Может быть, мысль отдает антропоцентризмом, и все же я свято верю, что прав.

Однако не могу не заметить очевидного — наш разум часто недостоин того, чтобы демонстрировать его вселенной. Взять хотя бы бритье. В свои лучшие времена НАСА потратило несколько миллионов долларов на разработку электробритвы для космических станций. Каждая бритва была снабжена крохотным пылесосом, который всасывает срезанные волоски. Иначе они будут носиться в воздухе, забиваться в вентиляторы электрических приборов, и дело может закончиться настоящей катастрофой. Но потом какой-то неизвестный гений обратил внимание на то, что любая бритва, купленная в дежурной аптеке за углом, прекрасно собирает на себя волоски, стоит лишь смочить лезвие. С тех пор астронавты бреются, как все обычные люди,— с помощью пены и безопасного лезвия. На Земле я пользовался электробритвой. Перед посадкой на шаттл в Тане-гасима я, желая подтвердить свою национальную идентичность, купил себе безопасную бритву Жил-лет в маленьком американском киоске аэропорта Токио. В первое же утро на станции я сделал два важных научных открытия. Первое: невесомость не облегчает процесса бритья. Второе: в отличие от воды, которая собирается в большой шар, кровь в невесомости образует что-то вроде алого тумана. Попробуйте собрать этот туман с помощью губки — и вы тоже откроете для себя много нового.

Я закончил бриться, очистил лезвие и аккуратно упаковал все волоски в специальный пакетик. Потом я вымыл руки — в невесомости это приходится делать с помощью влажной губки,— высушил их под струей горячего воздуха и отправился в свою каюту. Я прошел мимо тренажерного зала, где мы регулярно трудимся в поте лица, чтобы избежать атрофии мышц, резорбции костей и других неприятных последствий невесомости. Пожалуй, самая неприятная из них — так называемая потеря орто-статической толерантности — состояние, связанное с тем, что в невесомости кровь не отливает к ногам, и в результате мозг страдает от непривычного полнокровия. Разумеется, наши тренажеры, в отличие от тех, которые стоят в вашем фитнесс-зале, не используют естественную силу тяжести. Они работают на гидравлике. Кроме того, они построены так, чтобы нагружать в основном глубокие, а не поверхностные мышцы. Мы не накачиваем себе бицепсы, как у Шварценегера, зато поддерживаем в форме глубокие мышцы ног, которые помогают венам забирать излишки крови у мозга в условиях отсутствия силы тяжести.

На командной палубе расположены два жилых модуля, каждый — на пять кают. Одна из кают обычно пустует, так как согласно штатному расписанию на станции работают девять человек. В конце одного коридора расположены душевые и тренажерный зал. В конце второго — маленькая кухня и столовая с огромным круглым столом, за которым мы едим, читаем или играем в настольные игры. За семь лет, прожитых в Японии, я так и не научился прилично играть в го, а потому не котировался здесь в качестве партнера по играм. Здесь же стоял видеомагнитофон и коллекция фильмов — по большей части японских.

Каюты стали бы гораздо удобнее, если выкинуть из них шкафы. Но сделать это невозможно. Наш бортовой компьютер содержит опись имущества каждой каюты, и когда просматриваешь эту опись, кажется, будто мы прилетели сюда как следует поразвлечься. Будто всю нашу полугодичную вахту мы будем читать при свете дорогой лампы с гибким кронштейном, смотреть телевизор со встроенным переводчиком и слушать музыку на крошечном проигрывателе. К проигрывателю прилагаются микродиски размером с монету. Каждый рассчитан на шестьдесят минут звучания.

Войдя в кабину, я опустил фильтр на иллюминатор и взглянул вниз, на Землю. Мы находились над Африкой; из-за массива Хоггар поднималось солнце. Орбита станции проходит над полюсами, и мы все время любуемся то восходами, то закатами.

Я думал о Войне в Заливе. О моей войне, которую позже назвали Первой, так как несколькими годами позже началась Вторая Война в Заливе — пожар, который охватил арабский мир и Северную Африку, и докатился до границ Европы и России. Из своей священной Мекки арабы объявили джихад против всего мира, и вскоре я и мои товарищи заставили их пустыни покраснеть от крови. Воспоминания теснились в моей голове. Я видел себя. Молодой, сильный, самоуверенный американец (мне только что исполнился двадцать один год). Мой бомбардировщик взлетает с военного аэродрома, чтобы уронить бомбы в самое сердце Ирака. Компьютерное наведение не подвело. У иракцев нет ни единого шанса против меня — если Бог на нашей стороне, то кто же против нас? Военная база в Бахрейне. Прекрасная темноглазая переводчица Фатима, чье сердце я покорил. Я, неотесанный янки из Канзаса. Тогда мне все удавалось. Я был победителем, а победителям девчонки сами вешаются на шею. Мой отец страшно удивился, когда узнал, что я женился на арабке. Он стал терпимее, когда на свет появился Нейл, наш сын. Думаю, однако, мой отец вздохнул с облегчением, когда мы наконец развелись. Фатима вернулась в Аравию и забрала с собой нашего сына. Иногда мне хочется увидеть его сверху, из иллюминатора станции, и убедиться, что с ним все в порядке. Звучит по-идиотски, но мы не властны над своими желаниями.

В определенном смысле война стала концом целой эпохи. Раньше, во времена моего детства, все было гораздо проще. Все стабильно и предсказуемо. С одной стороны — мы, американцы. Мы хорошие. С другой стороны — русские. Они плохие. Мы сильнее, потому что мы хорошие, только самую малость боимся атомной бомбы. Но потом внезапно Империя Зла пала. Лопнула, как мыльный пузырь. Мы утратили могущественного противника и вместе с ним начали утрачивать наше влияние в мире. Мы разоружались и как будто бы обнажались перед всеми.

В тот год, когда мы с Фатимой поженились, я решил стать астронавтом и начал учебу. Я думал, о человечество вот-вот раздвинет границы родной ланеты и двинется на завоевание новых рубежей. Я не хотел опоздать. Я все еще ощущал себя победителем. Я был очень наивным.

НАСА закрылось в 1999 году, буквально перед моим носом. Наше правительство сказало: хватит, мы ошиблись. Мы не будем осваивать мировое пространство, лучше останемся дома и сэкономим массу денег и энергии. «Колумбия» встала на вечный прикол в Смитсоновском музее в Вашингтоне, а три последних шаттла мы продали Японии. До сих пор помню чувство бессилия, охватившее меня, когда я читал передовицу «Нью-Йорк Таймс». Журналист обозвал эту продажу последних осколков нашей чести «удачной сделкой» и «важнейшим шагом по укреплению национального бюджета».

Пока я переодевался в своей каюте на борту орбитальной станции, я вспоминал с благодарностью Гарри Вилера, нашего старого профессора астрономии. Именно он подал мне идею сменить НАСА на НАСДА, то есть предложить свои услуги японцам. Благодаря ему я исполнил свою мечту и оказался здесь. Правда, не в роли победителя, но никому еще не удавалось всю жизнь оставаться победителем. Отныне я — «Оператор системы жизнеобеспечения и безопасности».

Служба безопасности... Это было простой формальностью. Мой Бог, кто мог угрожать пассажирам орбитальной станции? Кто из этих уважаемых во всем мире ученых мог замыслить преступление? Саботаж? Худшим в ситуации было то, что я совершенно не представлял, что делать дальше. Я ведь всего лишь бывший летчик, а не частный детектив. И если Морияма прав, то ответственность, которая падает на меня, чрезмерно велика. У меня нет ни соответствующих знаний, ни способностей.

Внезапно я понял, что давным-давно мурлыкаю под нос мотивчик времен моей юности: «Тот, кто высоко забрался, будет очень долго падать». Старая, старая песня, я уж и забыл, кто ее сочинил. С этой песенкой я выплыл из каюты и двинулся в путь. В первый момент мне показалось, что на станции внезапно стало жарко. Но я прекрасно понимал, что температура воздуха не изменилась ни на градус. Это был всего лишь приступ страха.

Глава 5

Наша станция собрана из множества модулей. Каждый из них представляет собой цилиндр около тридцати метров в длину и четырех метров в диаметре. Размеры станции ограничены, так как ограничены наши возможности по транспортировке грузов на орбиту. Модули большего размера не подняли бы шаттлы. Сквозь всю станцию проходит так называемый осевой тоннель, который соединяет модули попарно. На конструкциях, скрепляющих тоннель и модули, крепятся солнечные батареи, поэтому стенки тоннеля усилены специальными ребрами жесткости. Осевой тоннель соответствует лестнице в обычном доме. Он по большей части пуст, лишь на стенах закреплены щиты контроля и управления. В тоннель ведут шлюзы с опускающимися переборками из лабораторий и жилых модулей. Обычно эти шлюзы закрыты, переборки поднимаются автоматически, когда к ним приближается человек. Если же сенсоры регистрируют резкое падение давления в одном из помещений, по сигналу компьютера переборки блокируются, отсекая поврежденный модуль от станции.

Таким образом, на космической станции действуют те же законы, что и на океанских кораблях. Всегда есть вероятность столкновения с метеоритом, хотя даже камешки величиной с палец попадаются в метеоритных роях очень редко, но и крошечный небесный снаряд, летящий с высокой скоростью, может нанести станции тяжелые повреждения. Крошечное отверстие во внешней стенке — и мы потеряем весь запас воздуха. В этой ситуации падающие переборки спасут нас от неминуемой гибели.

В невесомости трудно различить «верх» и «низ». На станции Ниппон мы используем в качестве ориентира поверхность солнечных панелей. Часть станции, расположенная над панелями, стала «верхней», а вторая половина, всегда находящаяся в тени,— «нижней». На самом «верху» располагается командная палуба. Ее составляют три модуля. В первом модуле поместился командный центр (иначе — центр управления и ориентации станции, между собой мы называем его «мостиком», опять же по аналогии с океанским кораблем). Рядом расположены два жилых модуля. Четвертый модуль отсутствует. Жилые модули стоят точно друг против друга, а напротив мостика есть лишь короткий тупик с главным шлюзом и пультом управления двумя манипуляторами, которые способны выдвигаться во вне. Эти манипуляторы используются для крепления шаттлов, причаливающих к станции. Воздушный шлюз ведет непосредственно в осевой тоннель. На следующей палубе расположились лаборатории. На осевом тоннеле закреплены сразу четыре модуля. Модуль, расположенный сразу под шлюзом, всегда купается в солнечных лучах. Он отведен под биологическую лабораторию, где изучается влияние невесомости и космических излучений на растения и животных. Сейчас на борту нет животных, и в помещении биологической лаборатории можно увидеть лишь пустые клетки, специальное оборудование и горшки с зеленью.

Есть нечто, что очень трудно изучать на Земле и легче легкого в космосе. Это — вакуум. Для исследований вакуума на станции есть монтажная платформа с манипуляторами. Она пришвартована к одному из лабораторных модулей и способна улетать от станции, проводить исследования в космическом пространстве и возвращаться назад. Каждый шаттл привозит новые приборы и оборудование, и оснащение лабораторий на станции идет полным ходом. Сейчас мы как раз организуем лаборатории по изучению космических излучений и верхних слоев земной атмосферы.

Следующую палубу занимает машинный зал. Эта палуба расположена в «нижней половине» станции, на теневой стороне. Если вы выглянете в иллюминатор, то увидите ночную сторону Земли и свинцово-серую «изнанку» солнечных панелей. Здесь также расположены четыре модуля. В одном из них находятся аппараты, обеспечивающие возобновление воздуха и воды на станции. (Разумеется, в каждом модуле есть аварийный запас воды и кислорода, достаточный для того, чтобы команда могла дождаться шаттла.) Во втором модуле — агрегаты, с помощью которых мы пытаемся аккумулировать солнечную энергию и передавать ее на Землю. Третий модуль занят оборудованием для починки и монтажа солнечных панелей. Здесь также расположена лаборатория для исследований земной поверхности и космического пространства. На самом деле наша станция не слишком удобна для подобных наблюдений. Если вы выглянете в любой из наших иллюминаторов, половина поля зрения будет неизбежно закрыта солнечными панелями. Лаборатория исследования земной поверхности расположена на темной стороне, так как в верхней половине станции ослепительный блеск панелей делает такие исследования попросту невозможными. В десяти километрах от нашей станции висит радиотелескоп, с помощью которого можно исследовать космическое пространство. Однако никаких сенсационных открытий в области радиоастрономии пока не было сделано— все-таки главная задача у станции другая. У нижнего конца узлового тоннеля расположена башня — огромная, словно церковная колокольня, стальная конструкция, на конце которой расположен передатчик энергии. Между машинной палубой и башней есть место для еще одной четверки модулей, но пока здесь расположен лишь запасной шлюз. Мы также храним здесь, в специальном шкафу, скафандры, так как дефицит места на станции часто дает о себе знать. Таким образом, цепляясь за рукоятки на стенках и передвигаясь, подобно крабу, по осевому тоннелю, можно попасть в любое помещение станции. Я встретил Танаку на командной палубе неподалеку от кабинета Мориямы. Он снимал показания с датчиков чистоты воздуха на борту станции и, судя по сему был очень озабочен результатами. Возможно, было просто вежливым предлогом для того, чтобы меня не замечать. Танака был родом из Нагасаки, а потому испытывал к американцам вполне понятную неприязнь. Я достал из маленького шкафчика пылесос, набор ветоши и щеток для уборки, мешки для мусора и закрепил все это на поясе. Танака не сводил глаз с датчика. Казалось, он пытался загипнотизировать прибор. Чего, черт возьми, он добивается? В конце концов он инженер-энергетик, а контроль за приборами жизнеобеспечения — моя обязанность.

— Вас что-то заинтересовало, сэр? — вежливо спросил я.

Он медленно повернулся ко мне и сказал, не пытаясь скрыть недовольства:

— Воздух на мостике... Сегодня там было как-то... душно. С чем это может быть связано?

Душно? Казалось, он подыскивал другое слово, но так и не нашел. Я представил себе схему циркуляции воздуха на станции. Существовала тысяча причин для неполадок в этой системе.

— Вы хотите проверить циркуляцию на мостике?

— Циркуляцию?

— То, как воздух поступает на мостик сквозь решетку кондиционера.

— Я не думал об этом.

Танака с шумом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Типичный японский карьерист — напряженный, беспокойный, весь на нервах. Наверняка у него проблемы с желудком.

Мы с ним снова взглянули на данные приборов. Давление в системе циркуляции нормальное, температура воздуха тоже, все вентили открыты.

— К сожалению, не могу ответить на ваш вопрос, сэр,— сказал я.— Если хотите, я позже Поднимусь на мостик, и мы вместе посмотрим, как работает система циркуляции.

— Это будет очень любезно с вашей стороны,— отозвался Танака.

Не удостаивая меня больше ни словом, ни взглядом, он поплыл в сторону тоннеля. Я задумался. Обычно система жизнеобеспечения функционировала отлично. Космонавты былых времен могли только мечтать о подобном комфорте. Неужто наш саботажник поработал и здесь? Только какой в этом смысл? Ведь он подвергает опасности не только наши, но и свою жизнь. Я подхватил свой пылесос и отправился в обход. Ёсико была в лаборатории исследования земной поверхности и космического пространства и работала с дистанционным пультом радиотелескопа.

— Ну что? — спросила она нетерпеливо.— Что сказал Морияма?

— Что я должен уделить больше внимания чистоте на станции.

— И ни слова про нас? — изумилась Ёсико.

— Ни единого. Зато он предъявил мне длиннющий список помещений станции, которые нуждаются в немедленной уборке.

So desuka? Что ж, тем лучше.

Я поспешил сменить тему.

— А чем ты сейчас занимаешься?

— Наблюдаю Сигнус-А и не вижу ничего такого чего не видели бы до меня тысячи людей,— ответила она печально.— Я близка к тому, чтобы плюнуть на это бесперспективное дело.

— Тут я, к сожалению, ничем не могу помочь.

Но если ты решишь бросить астрономию, я с удовольствием приму тебя в свою команду.

Ее лицо озарила нежная и загадочная азиатская улыбка.

— Ну, дела еще не так плохи...

Я почти не мог на нее смотреть. В каждой клеточке моего тела ожили воспоминания о недавно пережитом экстазе. Однако по негласному правилу инициатива всегда исходила от Ёсико. А она сейчас больше интересовалась далекими звездами, чем вашим покорным слугой.

— Ну что ж, тогда я займусь своей работой,— сказал я с натужно-вежливой улыбкой.

— Ага, и я тоже. Mata.

На прощание она не подарила мне ни поцелуя, ни самого мимолетного прикосновения. Мне осталось лишь украдкой полюбоваться на ее спину и длинные, как у русалки, волосы. Я тяжело вздохнул и отправился во владения Ивабути — на машинную палубу, в модуль управления энергетическим потоком.

Глава 6

Така Ивабути и Джеймс Джайкер не обратили на меня ни малейшего внимания — они о чем-то горячо спорили.

— Интерференция?! — вопрошал Джайкер, ероша свои черные волосы.— Влияние лазерного луча на энергетический поток?

— Совершено нелогично,— отзывался Ивабути. Кибернетик висел перед огромным монитором в облаке компьютерных распечаток, инструкций, схем, карандашей и фломастеров. Ивабути — массивный, как гора, и старомодно-интеллигентный смотрел на него с тихой печалью во взоре.

— Мы должны понять, что изменилось два месяца назад,— втолковывал он нетерпеливому Джайкеру, перелистывая толстый справочник.— Аппаратура работала, а потом перестала работать. Спросите себя: что изменилось?

— Размер солнечных панелей.

— Незначительно. Кроме того, вибрация возни-кает раньше, чем мы достигаем максимума энергии. Так что размеры панелей здесь ни при чем.

— Итак, вы полностью отвергаете интерференцию? — переспросил Джайкер.— Я не физик, но поскольку и лазерный луч, и энергетический поток способны генерировать электромагнитные волны...

— Я тоже не физик,— ответил Ивабути.— Но если причина неполадок физический эффект — почему он впервые дал о себе знать восемь недель назад?

Я внимательно прислушивался к разговору, пока пылесосил покрытие на полу и на стенах, протирал ветошью узкие щели между стеной и приборами. Я стоял как раз рядом с Ивабути и полировал дверную ручку, когда он внезапно обратился ко мне:

Chotto, Леонард, захватите, пожалуйста, еще вон тот синий мешок с мусором.

Я обернулся и увидел маленький синий мешочек, перетянутый шнуром и привязанный к ножке стола.

— Да, конечно.

Ивабути кивнул.

— На самом деле, мистер Джайкер, вопрос, на который мы ищем ответ, очень прост,-— продолжал он, вновь повернувшись к кибернетику.— Что изменилось? Например, что изменилось в вашем программном обеспечении?

Краем глаза я заметил, что Джайкер внимательно изучает коды, появившиеся на экране монитора.

— Мой Бог, что могло измениться? — пробормотал он.— Я все время пробую какие-то варианты, потом возвращаюсь к прежним. Но ничего принципиально нового я не делал.

— Вы уверены?

— Я уверен? Мой Бог, разумеется, нет. Как можно быть уверенным в программном обеспечении? Здесь поработали миллионы программистов: старательные и ленивые, тупые и гениальные — какие угодно!

— Ну что ж, тогда мы действительно должны начать с проверки кодов, Джайкер,— сказал Ивабути со вздохом.— Придется пройти всю программу байт за байтом, пока мы не поймем, что собственно происходит.

Этот модуль был единственным, где отсутствовала поперечная перегородка. Помещение имело форму цилиндра, отчего казалось, что вы находитесь внутри подводной лодки. Весь модуль был заставлен аппаратурой, между громоздкими агрегатами остались лишь узенькие проходы, где змеились черные трубы системы охлаждения и кабели толщиной с руку. Под рычагами и рукоятями приборов горбли сигнальные лампы с японскими иероглифами. В центре помещения находился компьютерный терминал, перед которым и устроились двое ученых. Ивабути крутил в руках маленькую отвертку, подбрасывал ее, позволял ей сделать несколько оборотов и пытался поймать указательным и средним пальцами. Это обычное развлечение инженеров на космических станциях. Я осторожно обогнул терминал и занялся уборкой в дальней части модуля.

— Может быть, стоит еще раз осмотреть передатчик энергии? — осторожно спросил Джайкер.— Может быть, мы найдем какой-то дефект, который пропустили раньше? Метеорит повредил один из датчиков, или...

Ивабути покачал головой.

— Какова вероятность? Я уже дважды поднимал-ся на дистанционно управляемом модуле на башню, осматривал передатчик и ничего не нашел. Все данные осмотра сняты на камеру, вы можете сами убедится, что я заглянул во все углы. Поверьте, я много работал в открытом космосе и знаю, как выглядит след от удара метеорита. Если бы у меня были малейшие подозрения, я бы снова полез на эту стапятидесятиметровую громадину. Но я уверен, что там все в порядке.

— Может быть, Танака или Ким...

Ивабути сделал выпад в сторону кибернетика, держа свою отвертку словно самурайский меч.

— Что вы хотите этим сказать, доктор Джайкер?! — кажется, инженер пытался скрыть за наигранным гневом настоящую обиду.— Вы пытаетесь бросить тень на меня, потому что не хотите показывать нам свои программы?

— Ну что вы,— поспешно ответил Джай.— Но вы отдаете себе отчет в том, какое скучное дело нам предстоит? Я просто ищу более быстрый и легкий путь решения задачи.

— Вряд ли вам это удастся,— покачал головой Ивабути.— Впрочем, зачем вам торопиться? Через два месяца придет ваш шаттл, и вы сможете свалить всю грязную работу на своего сменщика. А вот мне ждать шаттла еще четыре месяца.

Джайкер начал торопливо собирать летавшие вокруг него карандаши и листы бумаги.

— Давайте начнем завтра утром, Ивабути! — взмолился он.— Я должен подготовиться.

— Разумеется,— отозвался инженер.

Джайкер отстегнул карабин и направился к выходу из модуля. Ивабути повернулся к пульту, с помощью двух клемм закрепил на столе перед собой открытый на нужной странице справочник. Он передвинул несколько рычагов на пульте, затем повернулся к терминалу, задумчиво покачал головой, вернул рычаги на прежнее место и передвинул другие.

Я лихорадочно искал какой-нибудь темный и пыльный закуток, где нашлось бы дело для моего пылесоса. Впрочем, можно было и откланяться — вряд ли я увижу здесь еще что-нибудь интересное. Ивабути — действительно гениальный инженер, тут я мог положиться на мнение Мориямы. А значит, мне в жизни не догадаться, чем этот гениальный инженер занимается. Он мог бы изготовить атомную бомбу перед самым моим носом, и я не заметил бы ничего подозрительного. Поразмыслив, я начал собирать ветошь.

— Вы не забыли про синий мешок, Леонард? — сказал Ивабути вполголоса, не отрываясь от своей работы.

— Да, конечно!

Значит, все это время он помнил о моем присутствии! Я почувствовал себя так, как будто меня поймали у замочной скважины, и густо покраснел. Я привязал мешок к поясу, подхватил пылесос и тряпки и покинул машинный зал.

Глава 7

Я отнес мешок с мусором в модуль жизнеобеспечения, рассортировал его содержимое по различным контейнерам и емкостям, вычистил внутреннюю поверхность мешка и положил его в кладовку. Затем, вспомнив об обещании, данном Танаке, я отправился на мостик.

Шлюз центра управления был открыт, и я действительно почувствовал, что в модуле трудно дышать. Танака ошибался — здесь не было душно, воздух был свежим и чистым, просто в ноздри бил странный и неприятный запах.

— Будет лучше, если вы проветрите, Леонард,— распорядился Танака.

Я все еще принюхивался, пытаясь понять, что мне все это напоминает. Пахло пылью, как будто в сундуке, который не открывали пару сотен лет, а еще чуть-чуть тянуло гарью, как от костра или барбекю. Непонятно. Я включил вентилятор, провел пальцами по решетке воздуховода и снова принюхался. Ничего особенного. Чистый воздух без малейшего следа странного запаха.

Я не был особенно удивлен или напуган. На борту станции существует тысяча и одна причина для появления необычных запахов. Самая серьезная из них — возгорание какого-нибудь кабеля или провода под высоким напряжением. Но в таком случае выйдет из строя прибор, к которому подключен этот кабель.

— Все приборы работают нормально? — поинтересовался я.

— Все в порядке,— отозвался Танака.

На всякий случай я еще раз проверил контрольный пульт и щит контроля энергопотребления, надеясь обнаружить причину загадочного запаха. Тщетно. Люк, ведущий в кабинет командира, неожиданно распахнулся, и я услышал голос Мориямы:

— Это вы, Леонард?

— Да.

— Не знаете, чем это так воняет?

— Пока нет, но я работаю над этим.

Морияма выглянул в коридор и поморщился.

— Ладно, когда что-нибудь найдете, скажите мне.

Sumimasen, командир, получено послание из НАСДА! — Танака подлетел к люку и протянул Мо-рияме лист бумаги.

Командир прочитал записку, поморщился и что-то пробормотал себе под нос. Потом повернулся к Танаке:

— Тут уж ничего не поделаешь. Известите команду.

Сэтими словам» Морияма вернулся в кабинет и закрыл за собой люк. Танака развернулся и полетел на свое рабочее место. Пролетая мимо меня, он бросил через плечо:

— С шаттлом какие-то проблемы. Старт отложен на неделю.

В этом тоже не было ничего необычного. Японцы трепетно относятся к безопасности, поэтому стоит небольшой буре разыграться в сотне километров от стартового комплекса в Осаке, как старт откладывается, так как тамошним инженерам в любой волне выше метра чудится предвестие цунами.

Но даже если на море мертвый штиль, существует еще сотня причин и поводов для того, чтобы отложить старт. Малейшие неполадки при пробном запуске, отклонение стрелки одного из приборов хотя бы на волосок — и нам приходится ждать транспорта лишнюю неделю, а то и две. Удивительно, что некоторые космические корабли все же поднимаются с Земли и даже добираются до станции. Кроме того, поставщики, разбросанные по всему миру, также любят потянуть время. И вот шаттл стоит на старте, дожидаясь партии молочного порошка, или бананов, или полотенец с туалетной бумагой. Иногда кажется, что НАСДА существует для того, чтобы обеспечивать благополучие своих поставщиков, а не наоборот. В конце концов, меня опоздание шаттла напрямую не касалось. Танака сделал объявление по системе громкой связи.

Тут еще одна мысль пришла мне в голову. Я взглянул на огромную карту, где маленький крестик отмечал пункт земной поверхности, над которым сейчас пролетала станция. Мы были как раз над Новой Зеландией. Это означало, что мы входим в зону приема японского Центра управления полетом. Может быть, и мне пришло письмо?

Я поспешил во владения Сакая — благо, далеко лететь не пришлось — все приборы были здесь же, на мостике. Радист сидел за пультом дальней связи с таким равнодушным и отрешенным лицом, что напомнил мне то ли спящую лягушку, то ли погруженного в медитацию дзен-буддиста. Казалось, он не заметил моего появления. Или он действительно медитировал? Я невольно бросил взгляд на стоящий перед ним факс. Может быть, сегодня мне повезет?

В принципе, любой человек на Земле может прислать нам письмо. Для этого достаточно иметь доступ к факсу и знать наш адрес.

Практически же прилежные секретарши из НА-СДА аккуратно вскрывают адресованные нам письма и посылают их содержание на борт, когда станция Ниппон входит в зону приема. Оригиналы писем мы получаем на руки, когда возвращаемся на Землю. В общем это удобно. Нашему факсу не приходится без устали печатать послания всевозможных проповедников, невежд и фанатиков, решивших поболтать с космонавтами,— мы получаем письма только от ближайших родственников и друзей. А также, разумеется, приказы Центра, инструкции, сообщения от работающих на Земле ученых.

— У вас нет письма для меня, Сакаи-сан? — осторожно спросил я.

— К сожалению, нет, Леонард-сан,— отозвался радист, не поворачивая головы.

— Спасибо.

Это продолжалось уже не первый день и начало меня по-настоящему тревожить.

И тут я заметил краем глаза какой-то блеск на щите, висевшем рядом с центром связи. Я присмотрелся. Рядом с головкой шурупа примостилась крохотная капля воды. Воды? В составе воздуха на станции почти не было водяного пара. Я снял каплю пальцем и удивился еще больше — она была маслянистой. Я осторожно поместил каплю в пробирку, поднес ее к лицу и принюхался. Действительно— запах машинного масла.

— Что там, на этом щите? — поинтересовался я. Сакай неохотно поднял голову.

— Резервный пульт управления монтажной платформой. Резервный компьютер, контролирующий смену даты. Другие резервные приборы.

— Его можно открыть?

— Открыть? Разумеется. Видите эти шурупы? Если их вывинтить, пульт можно будет открыть.

Услышав наши голоса, Танака отвлекся от своей работы и пожелал узнать, что мы здесь обсуждаем. Я показал ему пробирку и маслянистый след на крышке щита.

— Меня интересует, откуда здесь масло? — пояснил я.— Капля была здесь, совсем рядом с щелью.

— Думаете, испорчен один изприборов?

— Возможно, и так.

Танака с сомнением покачал головой. Казалось, он спрашивал себя, что, собственно, я, Леонард-американец, делаю здесь на станции, среди всех этих высокоученых японских профессоров.

Я на секунду усомнился в своей идее. Для того, чтобы вскрыть щит, недостаточно вооружиться отверткой. Необходимо просмотреть соответствующие инструкции, руководства, техническую документацию и, возможно, посоветоваться с Центром управления полетом. Работу должен производить квалифицированный инженер, а по окончании сборки он обязан заполнить протокол и удостоверить своей подписью, что пульт вновь функционирует нормально. Короче говоря, это мероприятие очень сложное, дорогостоящее, и, главное, кто-то из профессионалов — Ивабути, Танака или Сакай — вынужден будет потратить несколько часов рабочего времени.

— Вы полагаете, что мы обнаружим там неполадки? — переспросил Танака.

— Да,

Я видел, что его ноздри трепещут от внутреннего напряжения.

— Какие повреждения конкретно?

— Я не знаю. Я буду знать это после того, как мы разберем пульт.

У меня не было никакой разумной причины ввязываться в эту авантюру. Только предчувствие, только... Dai rokkan.

Танака посмотрел на меня, как на шимпанзе, которая вздумала учить его квантовой механике.

Soma bакапа! — проворчал он сквозь стиснутые зубы.— Оставьте пульт в покое, wakatakka?

Hai,— ответил я.

Как-никак он выше меня по чину. Строго говоря — второе лицо на станции.

— Я полагаю, это капля моего крема,— вдруг подал голос Сакай.

Мы с удивлением уставились на него. Сакай нервно барабанил по пульту пальцами — совсем как Танака.

Domo sumimasen,— поспешно заговорил радист.— Как раз перед тем, как вы вошли, я вернулся из своей кабины, где тщательно обработал лицо и руки жидким кремом. Это заняло не больше минуты. Я хочу, чтобы вы это знали, прежде чем решитесь предпринимать трудоемкие и бессмысленные действия.

Последняя, по-японски вежливая, фраза целила прямо в меня.

— Ну что, Карр, вы слышали? Это был крем. Полагаю, инцидент исчерпан.

Танака, также по-японски вежливо, дал мне понять, что я всего лишь глупый и заносчивый gaijin.

Hai, командир,— согласился я.

Пробирка с таинственной каплей все еще была У меня в руках, когда я покинул мостик и отправился в лабораторию материаловедения.

Доктор Ким Чун By из Сеульского университета собрал у себя все самые современные и сложные приборы для химического анализа, какие только можно купить за деньги. Он не откажет мне в любезности исследовать эту каплю.

И если мои подозрения оправдаются, командир Исаму Танака, вам придется засунуть свой крем себе в задницу!

Глава 8

Ким Чун By, круглолицый улыбчивый кореец, приветствовал меня гораздо сердечнее, чем наши японские коллеги.

— Для меня большая честь видеть вас здесь, мистер Карр! — воскликнул он, разглядывая пробирку с таинственной каплей.

Не мешкая ни секунды, он отобрал пробу в стеклянный капилляр толщиной с волос, поместил его на центрифугу и нажал кнопку. Загорелись контрольные лампочки — новенький анализатор стоимостью в миллион долларов был готов к работе.

— Это займет время,— пояснил доктор Ким.

— Я не помешаю вашей работе? — поспешно спросил я.

— Вы мне никогда не мешаете,— отозвался кореец.— На сегодня мне осталось не так уж много работы. Думаю, я скоро смогу завершить свою диссертацию. Знаете, что такое диссертация?

Тут я невольно рассмеялся. Ким был очень вежлив, но в глубине души и он был не лучшего мнения о моем уме и образовании.

— Думаю, что знаю,— ответил я.— Вы хотите стать профессором?

— Профессором металлургии Сеульского университета,— продолжал Ким с воодушевлением.— Космической металлургии.

В этот момент мы услышали громкий скрежет. Казалось, кто-то постукивает гаечным ключом по внешней стенке лабораторного модуля. Нет, по меньшей мере, шестью ключами. Причем источник звуков явно перемещался от осевого тоннеля к свободному концу модуля. Увидев беспокойство на моем лице, Ким рассмеялся:

— Это всего лишь Спайдермен, мистер Карр. Хотите увидеть его за работой?

— С удовольствием,— я подплыл к иллюминатору, поднял светофильтр и заглянул в стекло.

Спайдермен — это прозвище робота-монтажника, который днем и ночью ползает по поверхности солнечных панелей и терпеливо и методично проверяет их состояние, а при необходимости ремонтирует. Спайдермен и в самом деле похож на огромного механического паука с трехметровым телом, где расположены аккумуляторы и блок управления. Впереди на теле закреплены две клешни с набором инструментов, с помощью которых Спайдермен работает с тончайшими листиками кремниевых фотоэлементов, рядом с клешнями расположены две подвижных камеры, а с боков — шесть суставчатых ног, с помощью которых Спайдермен передвигается по поверхности станции.

В отличие от монтажной платформы Спайдермен не может совершать экскурсии в открытый космос. На поверхности станции его удерживают мощные магниты, закрепленные на концах ног. Зато он может работать самостоятельно, повинуясь программе, заложенной в его компьютер. Кроме того, им можно управлять с помощью голосовых команд по радио. За все время существования станции не было случая, чтобы робот не понял приказа или совершил какую-нибудь ошибку. Добрый старый Спайдермен — наш надежный товарищ.

Когда-то десять таких роботов смонтировали солнечные панели станции. Затем девять из них вернулись на Землю. Спайдермен остался последним и единственным в своем роде. Ученые хотели проверить, как долго он сможет функционировать в космическом пространстве. Подозреваю, что Спайдермен переживет тех, кто обрек его на одинокий и бесконечный труд — пока он работает без единого сбоя, лишь линзы камер слегка помутнели от отраженного света.

Серебристое тело робота сверкало в солнечных лучах. Он добрался до грузового люка на конце модуля, клешней нажал на рычаг и вошел в открывшийся шлюз. Там Спайдермен забрал стопку тончайших листков, с помощью камер проконтролировал, ровно ли они лежат, и вновь выбрался из люка в безвоздушное пространство. Робот отправился дальше, чтобы заполнить листками пустые ячейки в структуре солнечных панелей, а специальная машина, расположенная в нижней части лабораторного модуля, тем временем подала в шлюз новую пачку фотоэлементов.

— Кремний, вероятно, самый дешевый строительный материал в Солнечной системе,— сказал Ким с затаенной нежностью в голосе.— Его можно найти буквально повсюду, на любой планете. Здесь, в космосе, при отсутствии силы тяжести и кислорода, мы можем собрать огромные кристаллические решетки. Только мы можем их построить, только мы можем их использовать. Ничего на экспорт — как это вам?

Он рассмеялся. Я тоже улыбнулся, хотя, сознаюсь, не понял, в чем соль его шутки. В принципе можно сказать, что наши «листочки» — усовершенствованные фотоэлементы, превращающие солнечный свет в электрический ток. В принципе можно. Но это все равно, что сказать, будто бы современный компьютер — это усовершенствованная электронная трубка.

— Вы видели, как строилась станция, мистер Карр? — полюбопытствовал Ким.

Я покачал головой.

— Мне посчастливилось увидеть это,— продолжал кореец.— Титанический труд. Огромное кольцо собирают на орбите из отдельных элементов. Все скрепляется кабелями. Щелк, щелк — и кольцо стабильно! Как знаменитый индийский фокус с веревкой, не так ли?! Затем к кольцу приваривается проволочный каркас для будущих панелей. И наконец роботы настилают листочки — фотоэлементы. Это было самое яркое впечатление в моей жизни. Запомните мои слова, мистер Карр, когда-нибудь мы построим на орбите огромные здания, небоскребы! Я не мог полностью разделить его восторг, но во время подготовки к полету мне довелось изучать историю строительства станции. Потребовалось пять шаттлов, чтобы доставить на орбиту фотоэлементы для монтажа солнечных панелей. На космической стройке было разработано и апробировано множество новейших, революционных технологий. Очевидно, для Кима это имело огромное значение.

— Мне кажется, наша станция достаточно велика,— заметил я.

— Ба! — Ким взмахнул рукой, с возмущением отвергая мое предположение.— Это пылинка! Это ничто по сравнению с нашими возможностями. К сожалению, наши поставщики не в состоянии обеспечить по-настоящему большую стройку. Потребуется слишком много ракет, чтобы доставлять на орбиту материалы. Выход только один: мы должны отказаться от пластика и строить из металла.

— Из металла?

Ким оглянулся по сторонам и заговорщицки подмигнул мне:

— Это великий секрет, мистер Карр! Вы обещаете сохранить его?

— Я буду нем, как могила! — заверил я корейца. Ему удалось по-настоящему разжечь мое любопытство.

Ким открыл шкаф и достал оттуда нечто узкое и длинное, завернутое в белый платок и перетянутое зеленым шнуром. Ким развязал шнур и сдернул платок. Я не поверил собственным глазам. Разумеется, я догадывался, что маленький кореец хочет показать мне нечто особенное, но я не предполагал, что когда-нибудь увижу на космической станции нечто настолько... архаичное.

Это был меч.

Ким нежно коснулся рукояти, затем поднял оружие так, что клинок засверкал в льющихся сквозь иллюминатор солнечных лучах.

— Такого меча еще не бывало на Земле,— сказал кореец.— Ни один самурайский меч не сравнится с ним. Он разрежет знаменитую дамасскую сталь словно масло. Его клинок — это единый кристалл металла. Жаль, что сейчас в мире не осталось рыцарей. Любой из них продал бы душу за подобный меч — выращенный вне Земли, в космическом пространстве.

Я взглянул на меч, а потом снова на корейца.

— Для чего вы его создали? Ким пожал плечами.

— Выращивание кристаллов в космосе — часть моей диссертации. Меч пригодится мне на защите в Токио,— он улыбнулся.— И еще потому, что я этого захотел. В невесомости и при сверхнизких температурах кристаллы металла вырастают необыкновенно большими и с необыкновенно упорядоченной структурой. Твердость кованного металла — ничто по сравнению с твердостью металла монокристаллического. Связи внутри кристалла невероятно сильны. Если металл ломается, он раскалывается по линии, проходящей между отдельными кристаллами. Но если такой линии нет, и весь блок металла представляет собой единый кристалл, то...

Я изумленно смотрел на маленького ученого. Казалось, его взгляд пронзал станы лаборатории и видел нечто, чего мне увидеть было не дано.

— Когда-нибудь мы заложим первые шахты на Луне,— продолжал Ким.— Мы найдем залежи металлов высочайшего качества и с помощью электромагнитных катапульт будем забрасывать на орбиту целые глыбы. Так будет решена проблема поставки. У нас будет строительный материал. У нас будет энергия. Океан энергии. В космическом пространстве столько энергии, что от нее порой нужно защищаться...

Раздался мелодичный звон. Анализатор закончил работу. Ким аккуратно завернул меч в платок, убран его на место, а затем взглянул на монитор анализатора, где разноцветные столбики на диаграмме означали компоненты, обнаруженные в таинственной капле.

— Странное вещество,— сказал Ким задумчиво.— Содержит около ста составляющих. Много органических веществ. Сера. Вода. Ионы металлов. Кремний. Бензопирены. Натрий.

— Это может быть жидкий крем? — быстро спросил я.

— Я не рискнул бы мазать лицо подобным кремом, — ответил кореец, улыбаясь,— но не забывайте, что я металлург, мистер Карр. Металлург, а не фармацевт.

Проклятье. У меня был результат анализа, но я не мог понять, что он означает. И тут мне в голову пришла идея.

— Если я принесу вам каплю крема, вы сможете определить, идентичны ли оба вещества?

— Вне всяких сомнений,— подтвердил Ким.— Если столбики на диаграмме совпадут — вещества идентичны. Если нет — то нет. Ошибки быть не может.

Я взглянул на часы. Сейчас я должен был приготовить ужин для всей команды. А вот завтра утром я вооружусь универсальным ключом и без труда добуду каплю крема из каюты Сакая.

— Можно, я принесу вам вторую пробу завтра? — спросил я Кима.— Вы согласны сохранить это в секрете?

Ким снова улыбнулся.

— Теперь у нас целых две тайны, мистер Карр,

— Так точно,— отозвался я.— Большое спасибо за все.

Глава 9

В помещении биологической лаборатории царил бесконечный ослепительный день. Многочисленные молочно-белые рефлекторы на стенах отражали солнечные лучи; под потолком ярко горели лампы дневного света. Горячий влажный воздух отдавал плесенью и гнилью. Казалось, открыв шлюз, я попал в тропические джунгли или экваториальный дождевой лес. Огромные аквариумы, в которых бурно ветвились неизвестные мне растения, пустые клетки, микроскоп с набором стекол, поблескивающие хромированные инструменты не нарушали этого впечатления. Передо мной была амбулатория работающего в тропиках врача, и застань я здесь как-нибудь изнуренного лихорадкой Тарзана, я бы не слишком удивился.

Я протиснулся в щель между столом и стеклянным шкафом и увидел в дальнем конце лаборатории пожилую женщину, которая, вооружившись пинцетом, укладывала семена в горшочки, обмотанные влажной тканью.

Moshi moshi, Леонард-сан,— приветствовала она меня, ни на секунду не отрываясь от своей работы.— Что привело вас ко мне?

— Добрый день, Оба-сан. Вы поможете мне готовить ужин?

Она быстро взглянула на часы.

Jaa, уже так поздно? Да, Действительно. Вы должны простить меня, Леонард-сан, за работой я часто теряю чувство времени.

Оба была нашим врачом. Когда все члены экипажа чувствовали себя превосходно, она проводила время за различными биологическими экспериментами, углубляясь в неведомые земным ученым области. В самом деле, где еще, как не на космической станции, можно было исследовать влияние невесомости и космических излучений на живые организмы? Оба была лишь немногим моложе командира Мориямы. Ее тронутое первыми морщинами лицо светилось такой внутренней теплотой и уверенностью, что любому больному становилось легче от одного ее присутствия.

— Если позволите, я хотела бы закончить этот эксперимент,— обратилась ко мне Оба, вновь взяв в руку пинцет.

— Никаких проблем.

— Вы слышали, что старт шаттла отложен? — спросила она, выуживая последние семена из маленькой пластиковой фляжки, которую держала в руке.— Говорят, по меньшей мере, на неделю. Когда я это услышала, я подумала, что успею сделать еще один посев. В нашей области остается множество загадок. До сих пор никто не может предсказать как повлияет невесомость на те или иные растения. Одни растения вовсе не замечают изменения условий, другие начинают чахнуть и болеть. Отчего? Никто не знает. Вот эти способны прорастать только при наличии силы тяжести, и я хочу проверить, какова минимальная сила тяжести, при которой они дадут побеги. Это свойство называют гравитропизмом. Но никто не знает, как именно растения регистрируют наличие силы тяжести.

Оба положила фляжку и пинцет на полку, поставила горшочки на центрифугу и запустила ее на низкие обороты. Горшочки начали медленно вращаться. Вращение — единственный способ создать в условиях невесомости подобие гравитации.

— Кажется, вы рады, что задержались здесь еще на неделю,— заметил я.

Она улыбнулась, и лицо ее внезапно стало лицом ребенка, мечтающего о поездке в Диснейленд.

— О нет, Леонард-сан, напротив, я сгораю от нетерпения и готова проклинать шаттл последними словами. Там, на Земле, остался человек, который просил меня стать его женой. Сейчас он ждет меня, а я жду встречи с ним.

— Это прекрасная новость,— сказал я совершенно искренне.— Я желаю вам счастья.

— Спасибо. Это мои последние дни в космосе. Потом мы с ним поедем в Вакканай, это на севере Японии. У него там домик на берегу моря, недалеко от трассы Хоккайдо — Сахалин. В ясные ночи мы будем видеть в небе нашу станцию, и я буду рассказывать своему мужу о том, как жила здесь. Вы не считаете меня сентиментальной дурой, Леонард-сан?

— Нисколько! — я покачал головой.— Напротив, я хотел бы, чтобы кто-нибудь где-нибудь также ждал меня.

Оба бросила на меня испытующий взгляд, и ее лицо снова стало лицом врача и ученого.

— Я знаю по меньшей мере семерых человек, которые с нетерпением ожидают и вас, и меня,— сказала она насмешливо.— И скоро станут еще нетерпеливее, потому что проголодаются. Пойдем, Леонард-сан, пора за работу! Ikimasho!

Она подхватила огромный пакет с ростками сои. К великой радости японцев, соя прекрасно растет в невесомости, и они могут каждый вечер приправлять еду своим любимым соусом.

Во время первых экспедиций русским космонавтам и американским астронавтам хронически не хватало времени. Они вынуждены были проводить десятки экспериментов за те несколько часов, которые отводил им Центр управления полетом. В спешке и запарке первопроходцы вовсе не думали об улучшении своего быта. Они работали посменно, спали где придется и почти ничего не ели и не пили.

Я читал в Хьюстоне протоколы наших лунных программ и миссии Скайлаб и понял, что первые астронавты обладали поистине стальными нервами — ведь чтобы сделать простейшую манипуляцию, им нужно было выслушать советы по меньшей мере дюжины специалистов.

На японской станции с подобным положением вещей никто не собирался мириться. Не только потому, что японцы вообще относятся с глубоким уважением ко всем мелочами жизни. Самое главное то, что, в отличие от американцев с их «фаст-фуд культурой», японцы вообще не выносят спешки и быстрых решений. Они не начинают действовать, пока не убедятся, что находятся в состоянии глубокого внутреннего покоя. Без малого тридцать лет экспериментов, сомнений, дискуссий и новых экспериментов помогли японцам обрести уверенность в своих действиях, и теперь жизнь на космической станции течет как по накатанному.

Здесь существует строгий распорядок дня, который предписывает членам команды достаточно времени для отдыха и позволяет полностью сосредоточится на работе, не чувствуя утомления или рассеянности. Наши дни и ночи синхронизированы с часовым поясом Японии, что облегчает совместную работу с наземными службами. Утром и днем каждый перекусывает, когда это ему удобно, а по вечерам все собираются за ужином в общем зале, обсуждают события прошедшего дня, результаты экспериментов и свежие идеи.

Готовить ужин — это, разумеется, моя обязанность. Обычно это не отнимает у меня много времени, так как большая часть нашей еды была приготовлена еще на Земле, там же поделена на порции и заморожена. Мне достаточно достать порции из холодильника и поместить их в микроволновку. Часть нашей еды приготовлена в виде пасты, ее нужно лишь разбавить водой и выдавливать из тюбика прямо в рот. Вы не поверите, но это довольно вкусно.

Но, разумеется, нельзя питаться полгода только кашей и пастой. Кишечнику необходимо давать работу посерьезнее. Поэтому каждый шаттл привозит на борт станции большое количество натуральных продуктов. Здесь существуют два критерия отбора: во-первых, продукт должен выдерживать перегруз-ку при старте — прощайте помидоры, виноград и ежевика! И во-вторых, он не должен крошиться. Крошки могут попадать в приборы, вызывать короткие замыкания, пожары и всерьез угрожать благополучию станции. Это означает — никаких кексов, только специальный хлеб, который не высыхает и не крошится. Мы стараемся вырастить в биолаборатории как можно больше овощей и фруктов к нашему столу. Эксперименты с помидорами пока не увенчались успехом, но огурцы и паприка растут не хуже, чем на Земле. Ну и разумеется, общепризнанной фавориткой нашего стола остается соя. Оба собирает семена, выросшие на станции, и снова высаживает их в грунт, а мы потом лакомимся свежими ростками.

С приготовлением овощей я не мог справится в одиночку, поэтому мне каждый вечер требовался помощник. Дело в том, что кулинария в невесомости имеет свои секреты — например, кусочки овощей не желают мирно лежать на разделочной доске, они предпочитают кружиться вокруг повара в веселом танце. Мы пытались использовать для измельчения овощей самые разные приборы и в конце концов пришли к выводу, что рациональнее всего будет смачивать водой доску. Силы натяжения между молекулами воды удерживают ломтики на доске, и вы можете спокойно пересыпать их в кастрюлю.

Кастрюля — это, собственно, следующая проблема. Разумеется, мы не можем использовать обычную кастрюлю, такую, которая стоит на плите в каждой кухне. Крышку нашей кастрюли удерживает сниженное давление, ее можно открыть только с помощью специального насоса. Содержимое кастрюли собирается в центре в огромный шар. Словом, кухня на космической станции — зрелище странноватое.

Само собой, все можно приготовить в микроволновке, и часто мы именно так и поступаем. Но ученые (как ни странно, ученые-мужчины) и здесь нашли приложение для своей изобретательности. Они пытаются использовать для приготовления пищи самые неожиданные аппараты. Чего стоит одна пароварка: маленькая емкость из алюминия с отверстиями, сквозь которые поступает под давлением горячий воздух. Струи воздуха перемешивают овощи и варят их «на пару». Сухожаровой шкаф используется как гигантский тостер или гриль. Кусочки овощей и мяса зажимаются в особой рамке и обжариваются с обеих сторон.

Что касается приготовления соевых ростков, то и здесь инженеры постарались. В нашем распоряжении странный прибор, более всего напоминающий маленькую бетономешалку. Туда заливается подсоленное и сдобренное пряностями масло и перемешивается на малых оборотах. Затем, когда масло достаточно разогрелось, в «бетономешалку» засыпают соевые ростки. Широкие лопасти перемешивают содержимое, соя впитывает в себя масло, и вам остается лишь осторожно приоткрыть аппарат и насладиться ароматом.

Сою обычно готовила Оба. Она колдовала со специями, благодаря чему еда получалась необыкновенно вкусной. Как призналась наша доктор, свои кулинарные секреты она унаследовала от бабушки, и порой мне казалось, что тень почтенной японки незримо присутствует на нашей кухне. Мы поделили еду на порции и Поместили их в термостат. Затем я объявил по системе громкой связи, что ужин готов, и пригласил членов команды пожаловать к столу.

Глава 10

Ученые не мешкая заняли места за круглым столом. Мы с Обой расставляли тарелки. На дне каждой был укреплен небольшой магнит, благодаря которому посуда не улетала с металлической поверхности стола. Все принялись за еду, и Оба вновь удостоилась комплиментов.

— Признаюсь честно, у нас созрел заговор,— разглагольствовал Джайкер с набитым ртом.— Мы собираемся задержать шаттл еще на пару дней, чтобы лишний раз насладиться вашей стряпней.

Еда в невесомости — это тоже отдельное искусство. Важно удержать продукты на тарелке и не дать им разлететься. Для этого каждая тарелка снабжена крышкой. Ножи и вилки в этой ситуации также неприемлемы. Мы едим с помощью прибора, напоминающего старинные щипчики для сахара. Левой рукой вы приподнимаете краешек крышки, а правой быстро хватаете кусочек и отправляете его в рот.

Новичкам обычно советуют выливать на пищу побольше густого соуса. Затем надо научиться управляться со щипчиками. А затем надо научится глотать — здесь вам не помогает сила тяжести и в первые моменты кажется, что пища хочет взлететь из пищевода обратно в рот. К этому тоже нужно привыкнуть.

Сакай поставил на стол большую бутыль сливового вина и объявил, что у него есть повод для маленького праздника.

— Сегодня, после десяти лет работы, я должен был сдать очень важный тест. Если бы я провалился, меня бы выгнали из космической академии. Но я справился.

— Мы все очень рады за вас,— сказал Морияма.

— Поднимем бокалы за Сакая! — воскликнул Джай.

Под «бокалами» подразумевались небольшие эластичные пластиковые емкости с короткими и узкими трубками в верхней части. Если вы хотели пить, вы просто высасывали жидкость или выдавливали ее в рот, как пасту из тюбика. Для того, чтобы перелить вино из бутыли в бокалы, тоже требовался определенный ритуал. Я извлек из шкафа прибор, представляющий собой гибрид сифона и мешка для искусственного дыхания. Сакай вытащил пробку из бутылки, я не мешкая ни секунды подсоединил к горлышку свой прибор и, сжал резиновый баллон, затем отпустил его и втянул внутрь маленький шарик жидкости. Сакай тут же снова закрыл бутыль. А я, присоединив прибор к трубочке одного из бокалов, снова нажал на оаллон, в результате чего шарик вина переместился внутрь бокала. И так девять раз.

— У меня сегодня первая вахта,— поспешно сказала Ёсико.— Я, пожалуй, не буду пить.

— А у меня вторая, и я, пожалуй, выпью,— возразил Джай.

Разумеется, инструкции запрещали употребление алкоголя на станции. Но никто и никогда не следует инструкциям буквально. Мы все, во главе с Мори-ямой, выпили за успехи Сакая, и ученые принялись обсуждать последние новости. Почти не прислушиваясь к их болтовне, я снова взглянул на карту, висевшую на стене столовой. Это было довольно оригинальное зрелище — взгляд на мир под новым углом. Дело в том, что на старых картах центром мира был Атлантический океан. Соответственно, Северная и Южная Америка располагались в правой части карты, Европа, Азия, Африка и Европа — в левой. Однажды я прочел, что карту нового типа придумали в туристическом агентстве Гонолулу — и поэтому на ней в центре мира оказались Гавайи. На самом деле, карту создали к Олимпийским играм 2000 года в Сиднее. Идея была в том, чтобы изобразить Сидней культурной и научной столицей Земли. Австралийцы выпустили сотни тысяч постеров, открыток и настенных карт, где в центре мира был Тихий океан, и такая точка зрения нашла множество сторонников. Я слышал, ваши соотечественники затевают новый грандиозный проект,— говорил меж тем Танака, обращаясь к Джайкеру.

— Мои соотечественники? — удивился тот.

— Европейцы. Вы ведь британец или...

— Ах да,— улыбнулся Джайкер.— И это тоже. Но какой проект вы, собственно, имеете в виду?

— Сегодня стартовала очередная ракета «Ариан», которая должна вывести спутник контроля за земной поверхностью на полярную орбиту. Сообщение об этом пришло во время моей вахты.

— Спутник контроля за земной поверхностью? — переспросил Ивабути.

— Да, они назвали его «Трансгео-1»,— продолжал Танака.— В сообщении было сказано, сколько миллионов франков, или марок, или долларов это стоило, но я, признаться, запамятовал. Меня удивляет, что европейцы еще интересуются окружающим миром.

Джайкер воздел руки к потолку:

— Не смотрите при этом на меня! Я, как-никак, наполовину индиец!

— И при этом учились в Кембридже? — спросил Морияма.

— Хорошее было время,— подтвердил Джайкер.— Местные нацисты дважды разгромили мою квартиру и написали на стенах много оригинальных и интересных цитат.

— А деньги вы получаете в Японии? — поинтересовалась Ёсико.

— Совершенно верно, и это дисквалифицирует, меня как математика. Я стою по меньшей мере в пять раз больше, но у японцев скромные тарифы.

Я снова взглянул на карту. Возможно, она приобрела такую популярность именно потому, что отражала господствующие в двадцать первом веке настроения. Ориентиры сместились. Тихий океан стал важнейшей экономической и политической зоной. Здесь, в центре новой карты, располагались главные конкуренты — Япония и Корея. Рядом с ними Китай — еще один промышленный гигант. Его заводы по производству автомобилей грозили покончить с озоновым слоем в Северном полушарии. Неподалеку от него — Австралия. И на другом конце Тихого океана — Южная Америка, которая все еще оставалась страной третьего мира. Выше по тихоокеанскому побережью — Лос-Анджелес, с трудом приходящий в себя после страшного землетрясения, и Сиэтл. Остальная часть мира находится под властью религиозных фанатиков и пророков всех мастей и понемногу скатывается назад, во мрак невежества. Почти треть американцев не сумеют написать собственное имя, а в школах по-прежнему запрещено преподавать теорию Дарвина.

Европа, устрашенная этим переделом сфер влияния, сначала объединилась, а потом снова распалась на сотню маленьких княжеств, жители которых интересуются только своими собственными проблемами. Люди быстро поняли, что жить в крошечных государствах не очень-то удобно, поэтому на европейской территории разгорелись сотни крошечных войн. Всему остальному миру Европа представляется сейчас стареньким, впавшим в маразм дедушкой. Если вы спросите прохожих на улицах Токио, Сеула или Мельбурна, что они думают о Европе, вам покажется, что речь идет об ацтеках или вавилонянах. «Высочайшая культура — но почему она так быстро обратилась в прах?»

Арабский мир Ближнего Востока и Северной Африки раздирают жесточайшие религиозные войны. В самом конце прошлого тысячелетия здесь появилась новая исламская секта с пророком Абу Мухамедом во главе. Его позиция проста: «Тот, кто верует в ислам, верует в войну против христианского мира до победного конца». Множество людей подхватили его слова. Они призывают к очищению ислама и называют себя «Святым воинством джихада». «Святые воины» захватили Иран, оккупировали Ирак и развязали Вторую Войну в Заливе, которая длится уже не первый год с переменным успехом.

Что же до остального мира... Африка вымирает от СПИДа, а в России царит хаос.

— Европейский спутник выйдет на нашу орбиту, правда, он останется на высоте 1790 километров,— рассказывал Танака.— Это орбита с периодом обращения в два часа, и спутник может сфотографировать любую точку земной поверхности.

— Если удастся запустить,— вставил Ивабути.

Ёсико пожелала всем спокойной ночи и отправилась на мостик, не подарив мне даже мимолетного взгляда. Я мрачно уставился в свой пустой бокал. Сакай разливал последние капли в бокалы Ивабути и Мориямы. Мне не было места среди них. Они соглашались терпеть меня, а самые воспитанные даже были со мной любезны, и все же я знал, что мне нет места среди них. Когда моя работа будет закончена, никто из них не вспомнит обо мне.

Теперь беседа шла на японском. Говорили быстро, невнятно, и я понимал едва ли одно слово из десяти. Я собрал посуду, отнес ее на кухню, рассортировал и засунул в посудомоечную машину. Потом я попрощался со всеми, но только Морияма отвлекся на секунду от общего разговора, чтобы ответить мне.

Возможно, все дело в алкоголе. Алкоголь часто вызывает депрессию. Я быстро умылся и вычистил зубы. В своей каюте я переоделся в пижаму и, осторожно маневрируя, залетел в спальный мешок. «Европейская мода»,— подумал я, улыбаясь. На первых станциях мешки были короткими, и астронавты, пошевелившись во сне, часто будили себя движением собственных свободно плавающих в невесомости рук. Современные мешки окутывали человека целиком. Казалось, что ты лежишь в настоящей кровати, укрытый со всех сторон заботливо подоткнутым одеялом. «Европейская мода,— снова подумал я.— Высочайшая культура — но почему она так быстро обратилась в прах?»

Потом я вспомнил свою собственную жизнь, все, что я сделал не так, и подумал, что не имеет значения, куда стремится человек — на край земли или в глубины океана, или в бездну космоса — все едино, от себя нельзя уйти, и в этом заключается наша главная проблема. С этой мыслью я уснул.

Глава 11

Этот проклятый будильник! Какой-то злоумышленник перевел регулятор громкости на максимум и настроил звук так, чтобы он буквально бил по нервам. Со стонами и проклятиями я освободил руку из спального мешка и выключил верещащего монстра.

Еще несколько секунд я боролся со сном и с вкрадчивым голосом подсознания, уверяющем, что ночь не кончилась, и у меня в распоряжении еще пара часов отдыха. «Нас оглушил не жаворонка голос, а пенье соловья»... Но чувство долга все же одержало победу. Я расстегнул молнию и вывалился из спального мешка прямо в холодный утренний воздух.

Мой Бог! Что за похмелье! Сливовое вино оказалось с подвохом. Пожалуй, мне повезло, что я выпил меньше остальных. Я выплыл из каюты, еще несколько секунд восстанавливал ориентацию, а потом отправился в путь.

В фитнесс-зале я встретил Танаку. Он бросил на меня мрачный взгляд, но не сказал ни слова. Наверняка он тоже мучился похмельем и самоотверженно трудился на тренажерах, чтобы выгнать яд из организма. Я снова восхитился его упорством — будь моя воля, я забрался бы обратно в мешок и проспал до обеда. И все же я нашел в себе силы, чтобы присоединиться к нему. Я начал с неторопливой прогулки по бегущей дорожке, потом увеличил темп, а когда Танака ушел в душ, я отправился на тренажеры, поэтапно разрабатывая затекшие, сведенные болью мускулы: сгибатели и разгибатели рук, сгибатели и разгибатели ног, мышцы живота, спины — без боли нет успеха. Результат не заставил себя ждать — мне здорово полегчало, и я снова почувствовал себя человеком, а не ходячей развалиной. Я еще раз прошел все тренажеры, на этот раз уже не преодолевая боль, а получая удовольствие. Сердце колотилось, пульс стучал в ушах, а мышцы стали упругими, как резиновые мячики. Танака уже освободил душ, и я нырнул под струи воды. День начинался неплохо.

В столовой все еще царствовало похмелье. Морияма сидел за столом, печально созерцая нетронутый завтрак. Оба уже закончила еду, Ким и Танака толпились на кухне. Я пожелал всем доброго утра и услышал в ответ вялые приветствия.

Комиссия по питанию НАСДА потратила несколько лет на то, чтобы разработать идеальный завтрак для космонавтов: небольшой по объему, неприхотливый к условиям перевозки, богатый витаминами, минеральным веществами, клетчаткой и прочими необходимыми для жизни субстанциями. На практике этот супер-завтрак выглядит так: вы замачиваете на ночь пшеничные хлопья, изюм и орехи, а утром добавляете в эту массу дольки яблок, виноградный и лимонный соки и специальные минеральные добавки. Получается настоящая витаминная бомба и (что самое главное) эту смесь можно есть обычной ложкой! Однако нынешним утром ни у кого не было аппетита. Разговор за столом тоже не клеился. Наконец в столовой появился Джайкер. Он все время тер покрасневшие от бессонницы глаза.

— Кто-нибудь видел сегодня Ивабути? — жалобно спросил кибернетик.

Все покачали головой.

— Он, наверное, еще спит,— пробормотал Танака.

— Нет, я только что заходил в его каюту. Там никого нет.

— Значит, он уже приступил к работе,— предположил Ким.

— В лаборатории его тоже нет,— сообщил Джайкер, по своему обыкновению запуская пятерню в волосы.— Я нигде не смог его найти. Если кто-нибудь его увидит, передайте ему, что я хочу еще немного поспать. Я всю ночь, не смыкая глаз, просидел над программным обеспечением.

— Хорошо, если я его увижу, я передам,— пообещал Ким.

Gotto matte ne, здесь что-то не так! — остановил его Морияма.— Вы договорились с ним встретиться утром, а его нигде нет?

— Да, но я остался работать после второй вахты и... — начал объяснять Джай.

— Вы были в его каюте?

— Да.

— И в лаборатории?

— Да.

Морияма потер глаза.

— С этим надо разобраться. Станция не так велика, чтобы здесь можно было потеряться.

Он снял со стены микрофон системы громкой связи, нажал на красную кнопку и сказал:

— Это Морияма. Ивабути, пожалуйста, свяжитесь с нами.

Тишина. Все прекратили есть и посмотрели на Морияму. Ни единого движения — только Джайкер нервно потирал шею. Морияма повторил свое объявление. Ни звука в ответ. Морияма на мгновение встретился со мной глазами, и я понял, что он хочет сказать.

Темное облачко на горизонте. Запах опасности.

— Мы должны начать поиски,— сказал Морияма.— Джайкер и Танака, осмотрите, пожалуйста, машинный зал. Оба, разбудите Ёсико и проверьте лабораторные отсеки. Ким, проверьте, все ли скафандры на месте. А вы, мистер Карр, пойдете вместе со мной на мостик.

Все поспешно разошлись. Но Морияма не спешил. Жестом он попросил меня задержаться и, когда столовая опустела, спросил:

— Вы видели Ивабути вчера во второй половине дня?

Я коротко рассказал ему о разговоре между Ивабути и Джайкером, который подслушал вчера, убираясь в машинном зале.

Апо пе,— проворчал Морияма и пригладил свои седые волосы.— Ikimasho, пойдемте!

Он оттолкнулся от стены и вылетел из столовой. Я последовал за ним.

В центре управления мы застали Сакая.

— Идите на машинную палубу и помогите искать Ивабути,— распорядился Морияма.

— Ивабути?

— Да, он пропал. Поторопитесь, пожалуйста, wakarimasl — командир начал проявлять нетерпение.

Сакай молча кивнул, сложил свои бумаги и покинул центр управления. Не успела переборка опуститься за его спиной, как на мостике появился Ким.

— Все скафандры на месте и в полном порядке,— доложил он.

— Спасибо,— отозвался Морияма.— Вы понимаете, к чему я клоню, Леонард?

— Нет,— честно ответил я.

Вместо ответа Морияма повернулся к главному корабельному компьютеру и набрал на клавиатуре свой пароль. На экране появились меню, которых я раньше никогда не видел. Командир выбрал протокол контроля за внешним люком шлюза.

— Ни ночью, ни сегодня утром шлюз не открывался,— сказал он наконец.— Никто не покидал станцию.

Я промолчал.

— Разумеется, никто,— сказал Морияма самому себе.— Все скафандры на месте.

Запах опасности.

— Да и что ему там делать?

Темное облачко на горизонте подбиралось все ближе...

Внезапно ожил селектор громкой связи:

— Говорит Танака. Его нет ни в модуле управления солнечной энергией, ни в модуле жизнеобеспечения. Мы осматриваем лабораторию наблюдения за земной поверхностью.

Я приложил палец к губам и, двигаясь как можно тише, подлетел к переборке. Она послушно открылась, и я нырнул в осевой тоннель. Здесь было тихо — только слышались приглушенные голоса с машинной палубы. Но в глубине души я слышал иные голоса, которые говорили об опасности, о крови и о страхе. Я полетел к жилому модулю. Столовая была пуста, тарелки с недоеденным завтраком так и стояли на столе. Не задумываясь, автоматически я собрал их и отнес на кухню. Затем я полетел по коридору, заглядывая в каюты. Я знал, что этот поступок не прибавит мне популярности, но иначе поступить не мог. Это был мой долг. Это была единственная возможность избавиться от чувства опасности, которое завладело уже всей командой.

Слева — каюта Мориямы, справа — Танаки. Каюта Ивабути между каютой Мориямы и туалетом.

Я открыл дверь. Здесь царила полутьма. Спальный мешок висел посреди каюты, а вокруг было слишком мало места, чтобы такой гигант, как Ивабути, мог спрятаться.

Запах опасности.

Я включил свет и дрожащими пальцами начал расстегивать молнию на спальном мешке. Края ткани разошлись, и я увидел Ивабути. Его открытые остекленевшие глаза и кровавую рану в груди.

Глава 12

Каюта была слишком узкой, чтобы поместились все. Большинство членов команды толпились в коридоре, каждый старался заглянуть в дверной проем и увидеть тело. Бледные лица, испуг в глазах. Казалось, никто не может поверить, что Ивабути мертв.

— Оба-сан, как вы думаете, как давно это случилось? — Морияма, стараясь казаться невозмутимым, повернулся к врачу.

Оба подплыла поближе и осторожно коснулась кожи трупа, потом попыталась открыть его рот.

— Я не криминалист,— тихо сказала она.— Но раз вы спрашиваете, командир, думаю, речь идет о двух или трех часах.

— Вы уверены?

lie. Чтобы точно определить время смерти, я должна провести некоторые исследования.

Морияма снова посмотрел на всех нас, затем его глаза остановились на Джайкере.

— Мистер Джайкер, вы говорили, что искали Ивабути в его каюте?

— Да.

— И ничего не увидели?

— Ну... вероятно, здесь было слишком темно,— Джай развел руками.— Я только открыл дверь, увидел пустой спальный мешок и снова закрыл...

— Но мешок не был пуст. Если вы помните, что сказала Оба, Ивабути в этот момент уже был мертв.

— Я его не видел! Мне ужасно жаль, но я его не видел! — воскликнул Джайкер.— Мне... Мне просто не пришло в голову, что он может быть мертв.

Sumimasen, командир,— вмешался я.— Я думаю, мистер Джайкер действительно не заметил тела. Я сам не увидел его в первый момент, когда открыл дверь.

— Но как это возможно? Такой крупный мужчина, как Ивабути...

— Посмотрите — его колени согнуты. Это сделал убийца, чтобы спрятать его голову в спальный мешок. Если бросить на каюту лишь мимолетный взгляд, то в полутьме можно было не заметить темный спальник.

— Но вы его заметили, мистер Карр.

— Мой взгляд не был мимолетным.

Казалось, Танака хочет что-то сказать, но он передумал и промолчал.

— Выстрел! — Джайкер всплеснул руками и повернулся к Морияме, Танаке, Сакаю и Обе, которые тоже жили в этом отсеке.— Кто-нибудь слышал выстрел?

Все четверо покачали головой.

— Действительно, никто из нас не слышал вы-стрела,— сказал удивленно Морияма.— Как такое могло случиться?

—Наверняка убийца воспользовался глушителем, — предположил я.— Он приставил дуло револьвера прямо к спальному мешку, и выстрел в закрытой кабине прозвучал не громче, чем хлопок дверцы шкафа.

Все замолчали, стараясь не смотреть друг на друга. Страх и смятение наэлектризовали атмосферу в каюте.

— Убийца...— осторожно повторил Джайкер.— Мне все это напоминает роман Агаты Кристи. Мы не знаем, кто убийца, но точно знаем, что он среди нас.

Я увидел, как Оба приложила ладонь к губам, как будто ее поразила эта мысль.

— Действительно,— Морияма пронзительно посмотрел на нас, как будто хотел прожечь убийцу взглядом.— Боюсь, о сегодняшнем происшествии еще напишут романы. Первое убийство в космосе. Один из нас только что убил человека, и единственное, в чем я уверен, так это в собственной невиновности.

Ивабути по-прежнему парил посреди каюты, глядя в потолок мертвыми, остановившимися глазами. Морияма осторожно закрыл дверь.

— Мы должны держаться вместе,— сказал он.— Сейчас мы все отправимся на мостик и запросим инструкции у Земли. А пока никто не должен появляться в этом отсеке.

Никто ему не возражал. В самом деле, это было единственное разумное решение в данных обстоятельствах. В Центре управления полетом несомненно существуют инструкции и разработки, предусматривающие во всех деталях наше поведение в случае несчастного случая или других непредвиденных происшествий. Это типично по-японски — предусматривать все возможные неприятности, в то время как мы, западные люди, предпочитаем надеяться на лучшее. Но в критических ситуациях японский подход срабатывает. Скорее всего, ближайший шаттл привезет полицейских и криминалистов, и у убийцы не останется ни единого шанса.

Мы полетели в центр управления — вереница бледных и молчаливых призраков. Едва переборка поднялась, мы снова почувствовали вчерашний удушливый запах.

— Опять этот запах,— проворчал Танака.

— Этим мы займемся позже,— прервал его Морияма.— Сакай, установите связь с Землей. И, пожалуйста, поторопитесь, нам нужно застать Акихиро.

Акихиро был руководителем Центра управления полетом. Одним из первых в Японии он начал пилотировать шаттлы. Его карьера летчика прервалась из-за автокатастрофы, после которой он был прикован к инвалидному креслу и всю свою энергию отдавал организации работы ЦУПа. Чем выше поднимался он по служебной лестнице, тем больше портился его характер. Мрачная ирония ситуации, в которой он оказался, заключалась в том, что здесь, на станции, в условиях невесомости он мог бы вести полноценную жизнь. Но Акихиро никогда не попадет на станцию: он просто не переживет перегрузки на старте.

Сакай крутил рукоятки у своей рации. Я снова бросил взгляд на огромный экран с картой мира. Мы находились как раз над Антарктидой — вне зоны приема. Придется налаживать связь через спутники.

— Что за дерьмо! — пробормотал Джайкер.

Он все еще не мог оправиться от шока, и напоминал мне человека, который только что проснулся и пытается осознать, где он и что с ним.

— У меня проблема,— неожиданно сказал Сакай.

— Что такое? — удивленно переспросил Морияма.

— Нет связи,— пальцы радиста бегали по клавишам и кнопкам.— Я пытаюсь выйти на связь со станцией в Аделаиде и с пятью спутниками, но никто не отвечает на мои сигналы.

— И что же? У нас будет связь?

Сакай со свистом втянул воздух через стиснутые зубы, еще раз ткнул пальцами в кнопки, затем покачал головой.

— Нет,— сказал он твердо.— Я не могу связаться с Землей. Передатчик неисправен.

— У нас есть запасной или...

Hai,— кивнул Сакай и повернулся к висящему на стене щиту.

Тому самому щиту, где я вчера нашел маслянистую каплю. У меня засосало под ложечкой от дурных предчувствий.

Сакай достал резервный пульт и повернул рукоятку. Ни одна лампочка не загорелась. На лбу ра диета выступили капли пота. Он повернул еще одну рукоять, но снова без эффекта.

— Обе резервные цепи сгорели, командир,— трудом выговорил Сакай.

— Вы хотите сказать, что мы не можем связаться с Землей? — переспросил Морияма.

— Мы можем попытаться еще раз,— развел руками Сакай.— Но, кажется, это бесполезно.

Глава 13

Мы быстро сверились с соответствующим руководством. В сложившихся обстоятельствах никто не помышлял о том, чтобы скрупулезно соблюдать инструкции. Мы выкрутили винты и подняли крышку пульта. И поняли, как крепко мы влипли.

Здесь нечего было ремонтировать. То, что мы увидели, ремонту не подлежало. Казалось, что внутри прибора похозяйничали термиты — пожиратели пластика. Все микросхемы были сожжены, разбиты и попросту уничтожены. Танака взял в руки три пары проводов, которые тянулись от батареи, поместившейся на одной из стен, рядом с пультом связи. Он тыкал концами проводов в нутро развороченного пульта, но стрелка амперметра ни разу не дрогнула.

— Кто-то проворнее нас,— подвел итог Танака.

— Проворнее и хитрее,— согласился Морияма.— Я бы сказал, у кого-то на станции чересчур длинные руки.

— Что мы будем делать? — спросил Танака. Морияма обвел нас взглядом.

— Убийца Ивабути нарушил нашу связь с Центром управления полетом,— сказал он наконец.— Но, возможно, он не знал того, что каждый модуль имеет свой собственный передатчик для аварийной связи с Землей или спасательным кораблем. Этот передатчик настроен на Интернациональную аварийную частоту и способен передавать лишь автоматический сигнал тревоги. В нашем случае ничего другого и не требуется. Мы найдем эти передатчики и попытаемся подать сигнал тревоги.

— Полагаю, мы должны разделиться на группы,— вмешался Ким.— Не стоит ходить в одиночку.

Все мы теперь невольно смотрели друг на друга с опаской и недоверием.

— Хорошая мысль,— согласился командир.— Мы не должны ни на минуту забывать, что среди нас находится хладнокровный убийца. Мы не можем ни перемещаться в одиночку, ни разбиться на пары — это будет означать, что кто-то из нас останется с убийцей один на один. Поэтому организуем две тройки. В одну войдут Ёсико, Сакай и Ким, в другую — Джайкер, Оба и Танака. Мистер Карр останется со мной на мостике. Я хочу напомнить всем, что вы должны внимательно наблюдать друг за другом. Это неприятно, но у нас нет иного выхода. Каждый, кто попытается отстать от своей группы, немедленно попадет под подозрение. Если что-то покажется вам необычным и странным, вы должны немедленно доложить мне.

Казалось, что в мгновение ока станция превратилась в военную базу, а Морияма провозгласил себя военным вождем. Шестеро ученых разделились на два звена быстро и без суеты.

— Первая группа отправится на машинную палубу, вторая — в лаборатории,— распорядился Мо-рияма.-— Затем осмотрите жилой модуль. Как только вы найдете действующий передатчик, принесите его сюда. У вас есть вопросы?

Вопросов не было.

— Тогда идите!

Как только переборка опустилась за спиной последнего человека, Морияма повернулся ко мне.

— Вы верите в то, что они найдут передатчик? — спросил командир.

Меня поразило то, сколько боли и тревоги было его глазах.

— Нет, не -думаю,— честно ответил я.

— А как насчет передатчиков в скафандрах?

— У них не хватит мощности.

— А собственно почему? До поверхности Земли всего четыреста километров, не такое уж большое расстояние.

— Потому что мы не одиноки во вселенной. Я имею в виду здесь, в околоземном пространстве. Скафандры снабжены довольно слабым передатчиком и очень чутким приемником. Иначе наши переговоры услышали бы миллионы телезрителей на Земле.

Морияма вздохнул.

— Вы полагаете, это наш саботажник?

— Скорее всего.

— Что мы можем сделать, чтобы его остановить?

— Мы должны найти оружие.

— Оружие?

Он провел ладонями по лицу. Видимо, случившееся было для него не меньшим ударом, чем для остальных.

— Убийца застрелил Ивабути,— сказал я спокойно.— Он не мог выбросить оружие за пределы станции, так как наружный шлюз все время был закрыт — это мы проверяли. Значит, оно где-то на борту, и мы должны его отыскать.

— Да, непременно,— пробормотал Морияма,— но я был не уверен, что он меня слышит.

Казалось, он полностью погрузился в свои мысли. В его глазах появился стальной блеск от сдерживаемой ярости. Внезапно я вспомнил легендарных убийц ниндзя и не менее знаменитых пилотов камикадзе.

Мы не ошиблись — убийца не забыл про аварийные передатчики в модулях. Он был не из тех, кто о чем-то забывает. Обе группы вернулись ни с чем. Мы были отрезаны от мира и погружены в океан безмолвия. Мы могли лишь надеяться, что в Центре управления полетом заподозрят недоброе и пошлют на станцию шаттл.

Кто знает, что еще случится на борту станции в ближайшие часы? Что предпримет убийца? Раз он все так старательно подготовил и предусмотрел, значит, он далеко не глуп, впрочем, дурак и не прошел бы отбора на станцию Ниппон. Скорее всего, у него есть план, как действовать дальше, после уничтожения передатчиков. Я сидел и пытался себе представить, как поступил бы, будучи на его месте.

Между тем все заняли свои обычные места на мостике, и Морияма снова взял слово:

— Мистер Джайкер недавно сказал, что ситуация, в которой мы оказались, напоминает ему английский детектив. Если мне не изменяет память, эти детективы всегда кончаются тем, что все подозреваемые собираются в одной комнате, а инспектор называет имя преступника.

— Все в точности, как у нас,— подтвердил Джайкер.— Подозреваемые уже собрались, не хватает только комиссара.

— Я всегда мечтал попробовать себя в этой роли,— продолжал Морияма неестественно спокойно.— Вы, надеюсь, помните, что в течение четырех последних недель у нас были большие проблемы с передачей энергии, и нам так и не удалось выяснить их причину. Но многие из вас не знают, что уже несколько дней назад я заподозрил, что на станции появился саботажник. Мы — Акихиро-сан и я — решили, что попытаемся вычислить его. После всего, что произошло сегодня, мое подозрение превратилось в уверенность. Один из вас — саботажник. И тот же человек, вероятнее всего, убил Ивабути.

В помещении царила мертвая тишина. За свою жизнь Морияма, несомненно, прочел немало лекций, но вряд ли прежде ему доводилось настолько завладеть вниманием аудитории. Я слышал шорохи в кондиционере и шаркающие шаги Спайдермена по обшивке станции.

— Я должен признаться, что сначала я подозревал в саботаже самого Ивабути,— продолжал Морияма.— Ивабути был гениальным инженером, а неполадки в работе станции начались почти сразу же после его прибытия на борт. Ивабути мог бы с легкостью вмешаться в управление энергетическим лучом, так как ни у кого из нас не хватило бы квалификации, чтобы проконтролировать его действия.

— Но я полагаю, что сам факт убийства снимает все подозрения с покойного Ивабути? — вмешался Джайкер.

— Совершенно верно,— Морияма кивнул.— Ивабути действительно мог быть саботажником. Но не он один. Есть еще одна система управления энергетическим потоком. И снова лишь один человек достаточно компетентен, чтобы манипулировать его. Я имею в виду компьютерную систему. Тем более, у нас на борту лишь один программист, и он достаточно хорошо разбирается в своем деле, чтобы вызвать неполадки в работе передатчика энергии. Не так ли, мистер Джайкер?

Джай смотрел на командира широко открытыми глазами.

— Вчера мистер Карр услышал ваш спор с Ивабути и рассказал обо всем мне. Ивабути хотел, чтобы вы вместе проверили все программное обеспечение, строку за строкой. Вы же просили его отложить проверку на сегодняшнее утро. Но сегодня утром Ивабути мертв и не сможет смотреть вам через плечо.

Я протестующе поднял руку, но Морияма остановил меня.

— Оставьте, Леонард, теперь это уже мое дело. Мистер Джайкер, что вы нам скажете?

Джай смертельно побледнел.

— Вы... Мне кажется, вы обвиняете меня? Вы хотите предъявить мне обвинение?

— Ах, вам так кажется? — процедил сквозь зубы Морияма тоном шерифа с Дикого Запада.— Почему вы просили Ивабути подождать до утра, Джайкер?

Джайкер вскинул руки, как будто хотел спрятаться от взгляда Мориямы.

— Я... Я очень устал. Это такая огромная работа... Вы представляете себе, сколько кодов предстояло нам просмотреть? Одни «логи» занимают столько места... Сотни тысяч строк... Я хотел сначала просмотреть наши протоколы, выяснить, когда и из-за чего возникает вибрация, чтобы затем...

— Вы это сделали сегодня ночью?

— Да.

— Но в тот момент, когда вы разговаривали с Ивабути, вы еще не знали, что в вашем расписании значится ночная вахта. Вы все равно собирались работать ночью?

— Да, наверное.

— А когда вы собирались спать? — казалось, голос Мориямы превратился в остро отточенный клинок.— Вы собирались проработать всю ночь, а утром встретиться с Ивабути?

— Ну да,— пробормотал кибернетик.— Возможно, я мог бы закончить анализ протоколов позже, но я хотел подготовиться к генеральной проверке...

— Если верить вашим же словам, вы анализировали эти протоколы в течение последних восьми недель. И вы надеялись за ночь добиться того, чего не добились за два месяца? Невероятно! Однако в течение семи часов вы были единственным бодрствующим человеком на станции. Достаточно времени для того, чтобы уничтожить передатчики...

— Это бессмыслица, полная бессмыслица! — запротестовал Джайкер.— Я не разбираюсь в технике, я не мог бы...

— Достаточно времени для того, чтобы убить Ивабути.

— Я не убивал Ивабути! — закричал Джайкер.— Это какая-то глупость! Какая-то страшная ошибка! Командир... Сэр.. Вы ошибаетесь, это не имеет смысла... Такие обвинения можно выдвинуть против кого угодно. Возьмите хоть мистера Карра — он ходит по всей станции, за ним никто не следит. Он мог незаметно повредить передатчики. И в конце концов именно он обнаружил Ивабути. Почему вы не заподозрили его, командир?

Морияма спокойно наблюдал за кибернетиком, не выдавая своих чувств ни единым движением. Он был словно хищник, который готовится нанести своей жертве последний удар.

— Я подозревал всех членов команды,— сказал он наконец.— А потому еще раз пересмотрел все ваши личные дела. Одно из досье привлекло мое внимание. Ваше досье, профессор Джайкер.

Так он еще не обращался ни к кому. Если прежде он говорил «мистер такой-то», а не просто называл вас по имени — это уже не предвещало ничего доброго. Но «профессор»! Такого не бывало никогда.

— У вас не слишком толстое личное дело, профессор Джайкер,— продолжал Морияма.— И не мудрено: ведь вы умолчали о некоторых этапах вашего жизненного пути. Так, например, в 1997 году, во время учебы в Кембридже, вас арестовали за хранение оружия.

— Я был тогда иностранным студентом и подвергался дискриминации. Я купил револьвер, чтобы защитить свою жизнь.

— Также вы умолчали о том, что стипендию для обучения в Кембридже вы получили от Бритиш Петролеум Компани.

— Я работал на Геоскопе Инкорпорейтед! Я писал программу для обработки данных глубокого бурения и...

— ... И вы не знали, что Геоскопе Инкорпорейтед — дочернее предприятие Бритиш Петролеум?

— Бог мой, в конце концов это просто смехотворно! — воскликнул Джайкер.— Вы что, считаете меня полным идиотом? Если бы я действительно задумал убить Ивабути, неужели я не нашел бы лучшего способа, чем заявиться к нему в каюту с револьвером?

— У вас было слишком мало времени для изощренных планов.

— Довольно,— заявил Джайкер, скрестив руки на груди.— Я отказываюсь участвовать в этой комедии. Если считаете меня виновным — передайте меня в распоряжение НАСДА или ИСАС. Вы — всего лишь начальник станции и вправе накладывать лишь дисциплинарные взыскания.

Морияма наклонился к нему, еле заметно улыбнулся и тихо сказал:

— Вы все еще ничего не поняли, мистер Джай-кер. Я подозреваю, что вы устроили на станции саботаж, убили Таку Ивабути и сожгли наши передатчики, лишив нас возможности связаться с Землей. Теперь я — единственный представитель власти на этой станции. Я распоряжаюсь вашей жизнью и смертью. И скоро вы поймете, насколько это серьезно.

Глава 14

Морияма едва заметно кивнул Танаке и Сакаю, и те разом схватили Джайкера и закрутили его руки за спину. Кибернетик молчал и не сопротивлялся — видимо, он был слишком потрясен происходящим. Однако и все остальные не были готовы к такому резкому повороту событий и заспорили, что делать с арестантом. Танака предложил запереть его в каюте, но Морияма категорически с этим не согласился.

— Слишком опасно,— сказал он решительно.— В любой кабине есть терминал компьютера и у Джайкера будут развязаны руки.

— В таком случае любое помещение на станции будет слишком опасным,— возразил Танака.

Морияма покачал головой.

— Есть еще большая клетка в биологической лаборатории,— напомнил он.

— Это неслыханное насилие! — подал голос Джайкер.

— Если вас не устроит клетка, мы прикуем вас к стенке осевого тоннеля,— сухо ответил Мория-ма.— Уведите его!

Джайкер ничего не ответил. Танака и Сакай подхватили его под руки, и вся троица вылетела в шлюз. Морияма повернулся к нам.

— Ёсико, займите место за пультом связи. Наш передатчик поврежден, но приемник работает. Думаю, Центр управления полетом скоро начнет вызывать станцию и даст нам инструкции, как поступать дальше. Ким, я дам вам задание, когда вернутся Танака и Сакай. Оба и Леонард, мы должны позаботиться о теле Ивабути. Что вы предлагаете?

— Лучше всего было бы оставить все как есть до прибытия криминалистов,— ответил я.— К сожалению, это невозможно. Шаттл прилетит не раньше чем через неделю.

— Это слишком долго,— подтвердила Оба.— Процесс разложения начнется гораздо раньше.

— А если мы поставим кондиционер в его кабине на режим минимальной температуры? — спросил командир.

— Минимальная температура, которую можно достичь с помощью кондиционера — двенадцать градусов Цельсия. Это слишком много,— пояснила Оба.

— Если мы удалим датчики системы безопасности, мы сможем достичь любых температур. Хотя бы даже тридцать градусов ниже нуля. Это потребует больших расходов энергии, но пока у нас есть солнечные панели, у нас в распоряжении океан энергии.

— Это так, но подумайте о соседних кабинах,— вмешался я.— Стенки между ними слишком тонкие, теплоизоляция невысока.

— Хорошо. Что вы предлагаете?

— Я думаю, что для нас важнее всего сохранить тело Ивабути от разложения и оставить обстановку в каюте неприкосновенной.

— И как вы предполагаете это сделать?

— Я все сфотографирую, а затем мы поместим тело в холодильник. Думаю, для криминалистов не составит труда определить убийцу. Они смогут осмотреть рану и место преступления. И кроме того, они будут точно знать, что убийца — один из членов команды.

Морияма испытующе посмотрел на меня.

— Вы полагаете, что это не Джайкер?

Я покачал головой:

— Уверен, что нет, сэр.

— Почему?

— Не могу вам точно сказать. Предчувствие,— я улыбнулся.— Dai rokkan.

Морияма кивнул мне с совершенно серьезным лицом.

— Делайте то, что считаете нужным, Леонард,— сказал он внезапно.— Возьмите в бюро пломбы, чтобы опечатать каюту.

Я слегка поклонился — так японцы выражают свое почтение командующему, затем мы с Обой принялись за дело.

Сначала мы отправились в кабинет Мориямы. Я взял с полки стопку круглых одноразовых наклеек с голографическим эффектом, которыми мы пользу емся в качестве печатей. Они неизбежно порвутся если кто-то попытается их снять. Такими пломбами обычно опечатывают контейнеры с пробами из лаборатории материаловедения, когда отправляют их на шаттле в научно-исследовательские институту всего мира. Разумеется, такие образцы ценятся земными учеными на вес золота. Я записал номера пломб в специальную книгу, обозначил цель использования и расписался.

Затем мы полетели в лабораторию наблюдения за земной поверхностью и сняли с телескопа камеру марки Никон. В модуле жизнеобеспечения я взял набор больших пластиковых мешков и две пары одноразовых перчаток. Из биологической лаборатории Оба забрала чемоданчик с медицинскими инструментами. Джайкер не обратил на нас внимания. Он неподвижно висел в своей клетке и, казалось, был погружен в медитацию.

Глядя на него, я внезапно понял, что Джайкер действительно не мог быть убийцей. Теперь у меня было не только предчувствие, но и конкретные факты. По возвращении нужно будет обязательно переговорить с Мориямой с глазу на глаз.

Это было ужасно — возвращаться в жилой модуль и знать, что мы там увидим.

Мы работали молча — сфотографировали тело Ивабути со всех сторон: от открытой двери, из прохода, из всех углов кабины. Потом запечатлели рану на груди, спальный мешок. Закончив, я наложил первую пломбу на камеру и оставил ее в кабине.

Затем мы надели перчатки, застегнули спальный мешок и вынесли его из кабины в столовую. Пока Оба распаковывала свой чемоданчик, я вернулся в каюту и наложил пломбы на дверь.

— Никогда раньше этим не занималась...— пробормотала Оба.

Она освободила тело от спального мешка, перевернула на живот и ввела термометр в прямую кишку. Затем потрогала кожу трупа, ущипнула ее и задумчиво покачала головой.

— В полиции есть таблицы для определения времени смерти,— пояснила она.— Нам придется действовать на глазок.

Термометр запищал. Он был снабжен таймером и маленьким блоком памяти для фиксации результатов. Оба взглянула на цифры на электронном табло.

— Думаю, все случилось между тремя и шестью часами утра,— сказала она.

Наш доктор снова одела тело, перевернула его на спину и посветила специальной лампой в глаза и ротовую полость. Затем она подала мне знак, что закончила свои исследования. Она записывала результаты, а я упаковал тело в большой пластиковый мешок и запломбировал его. Ивабути теперь напоминал запеленутую мумию.

Разумеется, подробный регламент жизни на станции предусматривает и случаи смерти на борту. Работа в космическом пространстве до сих пор относится к списку профессий, связанных с высоким риском для жизни. Мы ничего не имеем против — размеры наших окладов соответствуют риску. Инструкции предписывают упаковать тело покойного в пластиковый мешок и немедленно отправить на Землю. Если же это невозможно, тело необходимо поместить в холодильник.

Мы открыли дверцы огромной морозильной камеры на кухне, и Оба тихо спросила:

— Вы хотите засунуть его... туда?

— А разве на борту есть еще одна камера подходящего размера?

— Нет.

— Значит, нам больше ничего не остается.

С момента прибытия последнего шаттла прошло уже много времени, и наши запасы подходили к концу. Сейчас это было нам на руку. Мы вынули из морозильной камеры все оставшиеся продукты и поместили тело на полку. Я запечатал двери холодильника, и мы вернулись на мостик. Здесь было тихо. Ёсико по-прежнему сидела за пультом связи, и ее черные волосы облаком парили над ее головой. Морияма листал толстый том с инструкциями. Он выслушал наш отчет и сказал, что отправил Танаку, Сакая и Кима по лабораториям на поиски запчастей к передатчику.

— Думаю, починить его будет трудно,— пробормотал командир.— Я видел, как Ивабути делал это с помощью двух вилок и мотка проволоки. Мы просмотрели все файлы, которые касались нашей темы, и нашли в основном биографии первооткрывателей радиосвязи и схемы первых примитивных радиопередатчиков. Именно то, чего нам сейчас так не хватает!

Он потер переносицу и повернулся ко мне: — А теперь, мистер Карр, не можете ли вы мне объяснить, почему вы решили, что Джайкер невиновен?

Я пожал плечами:

— У него не было причин убивать Ивабути. — Ивабути собирался проверить программное обеспечение!

— Хорошо. Предположим, Джайкер действительно внес изменения в программы и боялся, что Ивабути поймает его. Но программу можно изменить снова, все следы саботажа можно уничтожить нажатием нескольких клавиш.

— Но ни у кого другого нет мотива для убийства!

— Этого мы пока не знаем.

Наш разговор был прерван сигналом с пульта связи. Ёсико мгновенно надела на голову наушники.

— Это ЕКА,— сказала она через несколько секунд.

— Европейцы? — переспросил Морияма.— Чего они хотят?

— Говорить с нами.

— Вряд ли у них это получится.

Я рассеянно смотрел на полуразобранный пульт связи, на монитор компьютера и внезапно в глубине моего сознания забрезжила некая мысль.

— Система слежения!

Морияма удивленно поднял брови.

— Вспомните, здесь на мостике стоят специальные датчики, которые следят за перемещениями человека, несущего ночную вахту,— пояснил я.— Если он уснет или потеряет сознание и перестанет двигаться, на пульте замигает лампа. Если в течение пятнадцати секунд после этого датчики не зафиксируют движения, включится сигнал тревоги и перебудит всю станцию.

— Продолжайте,— приказал Морияма.

— Каждый из нас знает, что должен зарегистрироваться в этой системе, если покидает мостик последним.

— И последовательность этой регистрации можно восстановить ...— не закончив фразы, командир развернулся к клавиатуре и ввел свой пароль.

Мы вместе просмотрели протокол за вчерашний день и ночь. В правом верхнем углу экрана была обозначена дата последнего открытия протокола — с тех пор прошло больше года.

— Ничего особенного,— пробормотал Морияма.— Кажется, он даже не отлучался в туалет.

— Только один раз, когда я еще была на мостике,— вмешалась в наш разговор Ёсико.

Я наконец смог заглянуть в ее темные, миндалевидные глаза и мгновенно припомнил все подробности нашего последнего свидания. Наверное, пройдет еще немало дней прежде, чем она вновь подумает о наших невинных забавах.

— Когда вы ушли с мостика? — спросил Морияма девушку.

— Около половины первого. Джайкер пришел сразу после одиннадцати и все это время работал на компьютере, на том самом терминале, за которым вы сейчас сидите.

Япочти не слышал, что она говорит. Бархатное контральто Ёсико разрывало мне сердце.

Морияма запустил обе руки в волосы и сжал ладонями виски.

— Вы говорите, он уходил с мостика?

— Сразу после полуночи. Его не было буквально пять минут. Мне казалось, что все его внимание поглощено работой.

Снова прозвучал сигнал вызова, и Ёсико взялась за наушники.

— Это снова европейцы, командир. Центр управления полетами в Куру. Они хотят говорить с нами немедленно.

— Право, у нас сейчас другие заботы...— Морияма вновь взглянул на экран монитора, потом повернулся ко мне.— Джайкер не мог изменить протокол?

— Протокол защищен вашим паролем,— напомнил я.— Кроме того, если Джайкер поработал над ним, почему он не воспользовался своим алиби и позволил засунуть себя в клетку? Нет, по-моему, Джайкер единственный, кто не мог убить Ивабути.

Морияма сокрушенно покачал головой:

— Похоже, я запер не того парня.

— Похоже, что так.

— Простите, командир, но вы должны это услышать,— перебила нас Ёсико.— Куру на связи. У них послание для нас.

Морияма нахмурился, но кивнул головой, и Ёсико включила динамик. Радист из Куру говорил по-английски с ясно различимым французским акцентом.

— Внимание! Это центр наблюдения в Куру, Гвиана. Мы вызываем станцию Ниппон. Несчастный случай. Ниппон, мы надеемся, что вы нас слышите и поэтому повторяем послание. Восемь часов назад из Куру стартовала ракета-носитель «Ариан-5». Она должна была вывести на трансполярную орбиту спутник «Трансгео-1». Третья ступень ракеты-носителя не отделилась и сейчас находится в опасной близости от вас. Возможно столкновение. Постарайтесь обнаружить ступень, и если ее курс пересекается с вашим, мы активируем систему самоликвидации. Я повторяю: найдите ступень с помощью радара и сообщите нам, если она приблизится к вам менее чем на двадцать километров. Мы должны активировать систему самоуничтожения на расстоянии не менее пятнадцати километров от станции, тогда ни вам, ни вашим солнечным панелям не будут угрожать обломки.

Да, день сегодня решительно не задался.

— Они там совсем сошли с ума,— проворчал Морияма.— Ёсико, пожалуйста, включите радар и поищите эту проклятую штуковину.

Hai,— отозвалась Ёсико, перелетая к пульту мониторинга земной поверхности.

И вдруг мы увидели, как она побледнела. А ее пальцы вцепились в рукояти управления радаром.

— Я вижу ступень, командир! Она идет прямо на нас!

— Удаление?!

— Двадцать один километр!

— Скажите этим идиотам, чтобы они немедленно...— Морияма вспомнил, что передатчики неисправны, выругался сквозь зубы и стукнул кулаком по пульту.— С какой скоростью она перемещается?

— Относительная скорость — шестьдесят километров в час.

Одним прыжком я оказался за спиной у Ёсико и уставился на экран радара. Я увидел ракету — крошечный блик, проклятое белое пятнышко. Компьютер бесстрастно рисовал ее траекторию и тонкая пунктирная линия упиралась прямиком в жилую ось станции. Третья ступень ракеты класса «Ариан» весит около 10-15 тонн, и столько же весит станция. Еще несколько минут, и эти массы сомнут и уничтожат друг друга. Взрыв, который никто не услышит, и все. С нами будет покончено.

Командир схватил микрофон системы громкой связи.

— Морияма вызывает Танаку. Как у вас дела?

Из динамика раздался голос инженера:

— Это оказалось не так просто, как мы думали. В настоящий момент...

— Когда заработает передатчик?

— О... Не раньше сегодняшнего вечера.

— Это слишком долго. Бросайте все и возвращайтесь на мостик. Через двадцать минут в нас врежется верхняя ступень ракеты «Ариан».

Глава 15

— О чем они там думают?! Почему не включают систему самоуничтожения?! — прорычал Морияма, когда радар показал, что расстояние между нами и ступенью составляет восемнадцать километров.

Загудел сигнал тревоги, предупреждая, что в опасной близости от станции находится массивное тело.

Мы все собрались у экрана радара и, затаив дыхание, наблюдали за неуклонно приближающимся к нам маленьким белым пятнышком. Кулаки непроизвольно сжались, дыхание участилось, словно мы хотели сдвинуть проклятую ракету с ее пути объединенной силой наших мыслей.

— Мы должны немедленно надеть скафандры и опустить все переборки! — воскликнул Танака срывающимся голосом.

— И что потом? — мрачно спросил Морияма.— После того, как этот колосс с размаху врежется в станцию, что мы будем делать, если уцелеем? Кружить по орбите без связи с Землей?

Ким внезапно издал сдавленный крик и хлопнул себя по коленям:

— Монтажная платформа! Мы должны использовать ее, чтобы попытаться отклонить ступень с курса. Возможно, она протаранит солнечные панели, но их легко починить...

Ikimasho! Чего же вы ждете? — крикнул Морияма.— Приступайте немедленно!

Ким метнулся к пульту управления монтажной платформой и принялся играть на клавишах, как заправский пианист. Засветился монитор над пультом. Сейчас он показывал копию изображения на радаре.

— Платформа готова к старту!

— Старт!

Монтажная платформа состояла из массивного основания, на котором были закреплены несколько контейнеров со всевозможными запасными частями, видеокамеры и два манипулятора. Платформа передвигалась либо с помощью двух пневматических двигателей ориентации, которые позволяли ей совершать сложные маневры, либо (на более далекие расстояния) с помощью маленького ракетного двигателя. И сейчас Ким включил именно его.

Теперь на экране радара было уже две светящихся точки. Компьютер подсказывал Киму траекторию, и металлург уверенно направлял платформу прямо навстречу ракете. Сейчас все зависело от скорости.

— Удаление — шестнадцать километров!

— Быстрее, Ким,— прошептал Морияма.

Пальцы Кима забегали по клавишам компьютера — он увеличил подачу топлива в двигатель. На экране появилась темно-синяя линия — предполагаемая траектория платформы. Судя по показаниям компьютера, ракета и монтажная платформа должны были встретиться в девяти километрах от Станции. Ким щелкнул по клавише, соглашаясь с предложенной компьютером моделью, и линия изменила цвет — из темно-синей она стала ярко-зеленой.

— Хорошо,— пробормотал Ким.— Кажется, мы сумеем...

На мостике стояла мертвая тишина. Мы затаили дыхание. От движения двух маленьких пятнышек на экране радара зависело, будем ли мы живы спустя десять минут, и мы смотрели на них, как загипнотизированные.

Внезапно Морияма оглянулся и спросил Танаку:

— Где Сакай?

— Он остался в лаборатории.

Морияма взялся за микрофон громкой связи:

— Сакай, если в ближайшие пять минут вы сможете починить передатчик, свяжитесь с Куру и скажите им, чтобы они немедленно сбивали свой проклятый спутник ко всем чертям.

Hai, — отозвался Сакай.— Но лучше даже не рассчитывайте на это.

— У нас все получится,— пробормотал Ким сквозь стиснутые зубы.

Он не отрывал взгляд от экрана компьютера и по-прежнему осторожно корректировал курс платформы.

— Удаление — двенадцать километров,— голос Ёсико звучал тихо и хрипло.

Платформа наконец легла на нужный курс. Теперь она может двигаться бесконечно долго — в невесомости, где нет ни силы тяжести, ни трения, ни сопротивления воздуха, она будет безукоризненно следовать заданной траектории годы и тысячелетия, если не встретит на своем пути другое тело. Мы надеялись, что эта встреча случится через пару минут.

— Вот теперь самое время надеть скафандры,— распорядился Морияма.— Мы должны также освободить Джайкера. Кстати, мы с мистером Карром сегодня установили, что Джайкер невиновен.

— В самом деле? — изумился Танака.— Почему вы так решили?

— Это я объясню вам позже.

— Удаление — десять километров,— устало произнесла Ёсико.

Оба пятнышка на экране были уже совсем рядом друг с другом. На других экранах можно было увидеть изображения с камер платформы, и мы видели, как она медленно приближается к третьей ступени «Ариана-5», раскидывая манипуляторы для дружеского объятия. Ким держал палец на кнопке.

Еще двадцать метров... еще десять метров... пять... три... один...

— Контакт! — крикнул Ким, нажимая на кнопку.

— Удаление — девять километров,— отозвалась Ёсико.

— Ким, вы гений,— выдохнул Морияма,— а теперь задайте жару этим парням!

— Так точно, командир,— отозвался Ким и, широко улыбаясь, отдал честь.

Платформа вцепилась манипуляторами в ракету. Заработали боковые двигатели. Лампы на пульте перед Кимом тревожно замигали красным, извещая его, что расход горючего слишком велик, но Ким не обратил на них внимания.

Какое-то время ничего не происходило.

Затем на экране появилась красная линия — новая траектория ракеты и платформы. Эта траектория все еще задевала поверхность солнечных панелей, но уже не упиралась прямиком в корпус станции.

Мы завопили от радости. Европейский спутник наверняка серьезно повредит панели и отбросит нашу работу на много месяцев назад, но сейчас это не имело значения. Станции, а значит, и нам, ничего не угрожает! Крохотное отклонение курса ракеты — градус, может быть, даже доля градуса, и мы с триумфом вернулись из царства мертвых в царство живых!

— Удаление — восемь километров! — выдохнула Ёсико.

— Как вы думаете, Ким, мы сможем отклонить ступень так, чтобы она не задела панелей? — спросил Морияма.

— Трудно сказать,— Ким нахмурился.— Я дал максимальное ускорение, скоро двигатели выработают свой ресурс и остановятся. Посмотрим, что у нас получится. В крайнем случае, предъявим счет за разрушения ЕКА.

Танака смотрел на экран радара со скептической улыбкой.

— Надеюсь, европейцы не додумаются взорвать спутник сейчас,— проворчал он.

В этот момент красная линия на экране снова немного сдвинулась.

— Чем дальше, тем лучше,— пожелал ей Морияма.

Линия на мгновение ушла за край экрана, но потом снова появилась и стала неуклонно отклоняться к центру.

— Ким, смотрите, что происходит,— в голосе Мориямы вновь зазвучала тревога.— Кажется, проклятая ступень опять идет на нас.

— Ничего не понимаю,— пробормотал Ким, одним прыжком оказавшись за пультом. Он посмотрел на проложенный компьютером новый курс и покачал головой.— Ничего не понимаю. Все выглядит так, как будто там внутри кто-то есть и этот кто-то корректирует ее полет.

— Внутри ступени?

— Другого объяснения я не вижу.

Ким включил двигатель платформы. Красная линия снова на несколько секунд сместилась в сторону, затем опять повернула к центру экрана.

— Этого не может быть,— медленно произнес Морияма.— Ступень... Ракета... она хочет с нами встретиться.

— Удаление — пять километров,— тихо сказала Ёсико.

Ким длинно и красочно выругался по-корейски.

— Баки монтажной платформы почти пусты,— сказал он с сожалением.— Я попытаюсь освободить платформу и посильнее ударить ею ступень — пока у нас осталось хоть несколько капель горючего. Больше я ничего не смогу сделать.

Он снова ударил по клавишам. Единое пятнышко на экране радара снова раздвоилось — одно осталось неподвижно висеть позади другого, неуклонно приближающегося к станции.

— Командир, вы распорядились надеть скафандры,— напомнил Танака.

— Да, конечно,— рассеянно кивнул Морияма.

— Удаление — три километра,— прервала их Ёсико,— и... мне кажется, она стала двигаться медленнее.

— Медленнее? — переспросил Морияма.

— Да,— Ёсико сверилась с компьютером.— Отрицательное ускорение сейчас составляет 0,02 метра в секунду за секунду. Минуточку! Уже — 0,048.

— Этого достаточно, чтобы избежать столкновения?

— Да. Если они будут продолжать торможение, то остановятся, не долетев до станции.

Вновь потекли бесконечные минуты. Вновь мы не отрывали глаз от радара и экрана компьютера. Только на этот раз мы ясно сознавали, что ничего не можем сделать. Ракетой управляла чужая воля — нам же досталась роль пассивных наблюдателей. Пятнышко на радаре двигалось все медленнее и медленнее, но не собиралось останавливаться.

— Удаление — две тысячи метров. Скорость — сорок восемь километров в час.

Танака скрипнул зубами.

— Они сами не знают, что делают.

— Мне так не кажется,— возразил Морияма, бросив взгляд на пульт связи, на экране которого все еще светилось последнее послание из Куру.— Возможно, они пытаются вывести спутник на заданную орбиту.

— Удаление — одна тысяча пятьсот метров. Скорость — сорок два километра в час.

Ким покачал головой. Его улыбка погасла.

— Это невероятно,— пробормотал он. Ступень продолжала сбрасывать скорость.

— Если ракета прекратит торможение, мы немедленно покидаем мостик и надеваем скафандры,— распорядился Морияма.

— Удаление — тысяча метров. Скорость — тридцать три километра в час.

— На такой скорости эта штука не сможет нанести станции серьезных повреждений,— сказал Танака.

— Надеюсь, они это тоже понимают и больше не будут фокусничать,— отозвался Морияма.

Я представил себе ракету, летящую в бесконечной черноте космоса. Факел, вырывающийся из ее дюз, становится все меньше и меньше. Хочется верить, что скоро он погаснет совсем.

— Эти люди из ЕКА ведут себя так, как будто объявили нам войну,— сказал вдруг Морияма.— Я этого так не оставлю. Когда мы восстановим связь, я спущу на них всех собак. Ни один из идиотов в Куру больше близко не подойдет к ракетам.

Ким вывел изображение с внешних камер на большой экран, где раньше была наша карта мира. Ракета приближалась, я уже мог различить, что она относится к водородно-кислородному классу — самая мощная и тяжелая ступень, какую научились строить европейцы. Вместе с запасами топлива она могла вывести на геостационарную орбиту, то есть на высоту 36000 километров, еще около восьми тонн полезного веса. Я видел эмблемы ЕКА и стран, принимавших участие в постройке ракеты. А в передней части ракеты располагалось направляющее устройство в форме кегли, на котором закреплялся спутник.

И наконец после невыносимо долгого ожидания мы услышали:

— Удаление — девяносто восемь метров. Скорость — ноль.

На этот раз никаких криков триумфа. Я закрыл глаза и попросил Бога вернуть меня на недельку назад, в то благословенное время, когда я изнывал от скуки. Кто-то из членов команды вполголоса шептал молитвы по-японски.

Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы разглядеть поподробнее устройство на носу ракеты. Оно было похоже на цветок с тремя шипастыми лепестками, выросший на огромном темном цилиндре.

— Ступень снова движется! —крикнула Ёсико, срывающимся голосом.

Морияма положил ей руку на плечо.

— Они что, окончательно свихнулись? — пробормотал он.

Ракета очень медленно и все же ощутимо приближалась к нам. Я подошел поближе к экрану, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают. На носу ракеты не было никакого спутника. Там красовалось устройство для стыковки, идеально подходящее к шлюзу нашей станции.

— Они хотят стыковаться! — вырвалось у меня.— Это стыковочные маневры!

— Что вы говорите, мистер Карр? — быстро переспросил Морияма.

— Там нет никакого спутника, сэр.— пояснил я.— Посмотрите сами. Это не ступень ракеты, это космический корабль.

— У европейцев нет космических кораблей!

— Видимо, один все же есть.

— Но почему они хотят стыковаться и не сообщают нам об этом?

«Сегодня по-настоящему плохой день»,— подумал я и сказал:

— Потому что это не просто стыковка. Это нападение.

Глава 16

В четырехстах километрах над земной поверхностью, в точке, где рождается солнечный восход, висит огромная сверкающая шайба, в центре которой находится хрупкая конструкция из нескольких цилиндров, украшенных японскими и английскими гербами. Из этой конструкции вырастает огромная скелетообразная башня. Ее балки так тонки, что человеку, знакомому лишь с земной архитектурой, кажется, что она неминуемо согнется от собственной тяжести. А у ее основания можно различить японский флаг — красный шар, символ солнца на белом фоне. Флаг сделан из тонкого стекловолокна, он тверд и неподвижен, так как здесь никогда не бывает ветра.

Рядом с башней перпендикулярно к плоскости шайбы висит темный цилиндр. Он медленно дрейфует, приближаясь к шайбе, и кажется, разевает пасть, усаженную множеством острых зубов.

Окажись здесь сторонний наблюдатель, он, возможно, решил бы, что видит черную дыру, которая вознамерилась сожрать сияющую звезду. Но здесь нет сторонних наблюдателей. Никто из жителей бело-голубой планеты, которая медленно вращается под нами, не подозревает о том, что происходит в четырехстах километрах над его головой.

— Космические пираты...— Морияма развел руками.— Вот уж не думал, что увижу такое...

— Это профессия, которая никогда не умрет,— уныло отозвался я.

В благословенные времена, когда я изнывал от скуки, мне попалась одна книжка, где я нашел любопытную статистику. Оказывается, за первые пять лет двадцать первого столетия было зарегистрировано больше случаев пиратства, чем за все предыдущие двадцать веков. Чаще всего пираты встречались в южной части Индийского океана, в Карибском регионе и на островах Тихоокеанского архипелага.

Я поднял глаза на экран. Там было что-то важное. Что-то такое, что может иметь для нас большие значение. Мои глаза видели это, но мой мозг еще Не мог ясно сформулировать, что именно они увидели.

— Ёсико, европейцы пытаются как-то объяснить поведение их ракеты-носителя? — спросил Морияма.

Она покачала головой:

— Нет, командир.

— Хорошо,— Морияма хлопнул себя ладонью по колену.— Значит, мы должны защищаться. У кого-нибудь есть идеи, как это сделать? Как помешать им состыковаться со станцией?

В космосе не бывает ни дверных замков, ни ключей. «Возможно, после сегодняшнего инцидента это положение изменится»,— подумал я. Но в данный момент станция готова была принять любой корабль, независимо от его национальной принадлежности. Конструкторам это казалось разумной предосторожностью — в случае аварии на станции не было необходимости дожидаться шаттла из Танегасимы, на помощь мог придти любой готовый к старту корабль. Причем пилот корабля мог совершить стыковку самостоятельно, без помощи экипажа станции. Это также было разумной предосторожностью, ведь члены экипажа в момент аварии могут быть мертвы или потерять сознание. Но в данный момент все разумные предосторожности работали против нас.

И тут меня осенило.

— Манипуляторы! Если мы поставим их крест-накрест поперек шлюза они не смогут состыковаться и не попадут на борт.

Темный цилиндр был уже совсем близко. Самое время что-то предпринять.

— Напомните мне потом, чтобы я вынес вам письменную благодарность, Карр! — воскликнул Мо-рияма.— Отлично, чего мы ждем? За работу!

Мы пересекли осевой тоннель, влетели в главную шлюзовую камеру к пульту, с которого управлялись манипуляторы. Я схватился за рукояти и привел гигантские руки в движение. В обычной ситуации они использовались для того, чтобы помочь шаттлу при стыковке. Манипуляторы были достаточно длинными, сильными и подвижными, чтобы захватить челнок и осторожно притянуть его к шлюзу, а затем открыть грузовой люк. Сейчас они надежно перекрыли вход.

Пиратский корабль был уже рядом со станцией.

— Если они не смогут причалить, они, возможно, попытаются ударить станцию,— предположил я.— Хотя при этом они повредят собственный механизм для стыковки.

Европейский космический корабль продолжал торможение. Мы увидели, как из повернутых к нам дюз внезапно вылетели языки пламени. Это продолжалось несколько секунд — корабль гасил остаточную инерцию. Наконец он замер в десяти метрах от шлюза. Мы с Мориямой пожали друг другу руки. Теперь пираты могут висеть у наших дверей, пока им это не надоест.

— Интересно, на что они надеялись? — удивился Морияма.— Если бы наш передатчик был исправен, мы давно подавали бы сигнал SOS, и весь мир знал бы о том, что здесь происходит. Разразился бы гигантский международный скандал...

— Мне кажется, они знали...

— Знали что?

— Что наш передатчик поврежден.

— Откуда они могли это знать? — изумился Морияма.

И тут в моей голове как будто сложилась картинка из множества костяшек домино. «Клик-клик-клик-клик!» Одна костяшка падает, задевает соседнюю, та — следующую, и вот уже десятки, сотни костяшек послушно укладываются в узор.

— Командир, вспомните, что вы говорили после смерти Ивабути,— сказал я тихо.— Что он смог бы починить передатчик за несколько минут с помощью двух вилок и мотка проволоки. Мы все время предполагали, что убийца испортил передатчик, чтобы скрыть от Земли смерть Ивабути. А все было наоборот — он убил Ивабути, чтобы тот не мог починить передатчик.

Морияма молча смотрел на меня, а костяшки домино в моей голове продолжали складываться, «Клик-клик-клик!» Запах горелой пластмассы. Сливовое вино. Капля лосьона на щите.

— Где сейчас Сакай? — внезапно спросил я. И голос за моей спиной ответил:

— Здесь, мистер Карр.

Я поднял голову. Сакай неподвижно висел у стенки осевого тоннеля, как раз у люка, ведущего на мостик. В одной руке он крепко сжимал выступающую из стены рукоять, а во второй — что-то блестящее. Я не поверил своим глазам, хотя должен был ожидать чего-то подобного. Это был револьвер, И его дуло смотрело прямо на меня.

— Сакай? Что это значит?! — воскликнул Морияма.

Радист помотал головой.

— Я не хочу и не могу пускаться в долгие объяснения,— сказал он твердо.— Мистер Карр, уберите манипуляторы.

Я не шевельнулся и только сказал:

— Сакай, вы сами должны понимать, что произойдет, если вы попытаетесь застрелить меня. На мне нет мешка, как на Ивабути. Один неудачный выстрел, пуля пробьет стенку и тогда нам всем конец.

— Не держите меня за дурака, мистер Карр,— отозвался Сакай, надевая на дуло револьвера глушитель.— У меня специальные пули с пониженным весом. Их энергии хватит, чтобы проделать дырку в вас, но стену они не пробьют. А если даже это и случится, вреда будет не больше, чем от атаки микрометеоритов. Вы сами знаете, как это бывает. Крошечная утечка воздуха, затем специальная паста запломбирует отверстие, застынет, и снова все будет в порядке.

И он снова направил дуло револьвера в мой живот.

— Беритесь за рукоятки, мистер Карр. Поверьте, я не испытываю к вам ни малейших симпатий. Я непременно застрелю вас, если вы не выполните приказа.

Я не шевелился. Я не в первый раз смотрел в глаза смерти и не собирался реагировать на угрозы этого негодяя.

— О, да вы герой! Мне что, приставить револьвер к виску вашей очаровательной подружки?

— Делайте, что он говорит Леонард,— устало сказал Морияма.

Со вздохом я взялся за рукояти и убрал манипуляторы, перегородившие шлюз. Корабль пиратов снова пришел в движение.

— Что все это значит, Сакай? — спросил я.— Кто там, на этом корабле?

— Подождите немного, мистер Карр,— ответил он с усмешкой.— Еще несколько секунд, и вы сами все узнаете.

Эти секунды показались нам вечностью. Черный колосс подходил все ближе и ближе, становился все больше и больше... Затем раздался громовой удар, от которого содрогнулась каждая стенка, каждая заклепка обшивки станции. Казалось, сейчас лопнут барабанные перепонки. Как будто мы находились внутри огромного колокола, и этот колокол загудел, столкнувшись с другим, таким же большим и массивным. По стенам станции вновь пробежала дрожь. Запах опасности стал невыносимым. Темное облачко с горизонта заволокло все небо.

Шорох, которого мы с Мориямой ожидали с ужасом, а Сакай — с радостью.

Пиратский корабль состыковался со станцией.

Глава 17

Поднялась переборка, закрывающая вход на мостик, и Танака высунул голову в осевой тоннель. Сакай помахал оружием перед его носом.

— Не делайте глупостей, командир,— проворчал он.

Танака счел этот жест весьма убедительным и, ни секунды ни медля, поднял руки вверх.

— Я сделаю все, как вы хотите,— тихо сказал он.

— Оставайтесь там, где стоите,— распорядился Сакай.— И не вздумайте опускать переборку.

Мы услышали шум внутри шлюза — давление между кораблем и станцией уже уравнялось, и теперь поворачивался штурвал запорного устройства внутреннего люка. Наконец крышка люка со скрипом откинулась в сторону, и мы увидели первого из пиратов. Бог мой, ну и образина!

Я невольно попятился. За последние несколько часов мне не раз довелось испытать настоящий, всеобъемлющий страх — но это был всего лишь страх, не больше. Теперь же я чувствовал, как паника захлестывает меня, подобно волне цунами. С того самого момента, когда я понял, что на станцию совершено нападение, я подсознательно ожидал, что мы столкнемся с военными — эдакими бравыми ребятами в пятнистой униформе.

Но человек, который вылезал из люка, наставив на нас револьвер с глушителем, был подонком совсем иного сорта. С первого взгляда было ясно, что он ненормален в самом прямом и буквальном смысле этого слова. Психопат, выродок.

Запавшие щеки и глубоко сидящие в глазницах глаза делали его лицо похожим на череп. Кожа была влажной и блестящей, словно он страдал лихорадкой или находился под воздействием наркотиков. Длинные пряди жирных, свалявшихся в колтуны волосы падали ему на плечи. А в его глазах сверкало чистейшее безумие, ничем не прикрытая жажда убийства. Этот человек был готов убивать без всякого повода, просто чтобы насладиться страданиями умирающего. Он лихорадочно озирался, как будто искал наилучшую цель для своего револьвера. Казалось, даже Сакай побаивается демона, которого он вызвал из глубин космоса. Наконец бандит вылез из люка и сразу же ухватился свободной рукой за ближайшую к нему ручку. Было видно, что он не готовился к космическому перелету — потеря веса привела к нарушению координации, и он не мог свободно передвигаться в невесомости. Медленно, с большим усилием он Повернулся к Сакаю и кивнул ему.

Вторая голова показалась в проеме шлюза. Мы увидели светлые всклокоченные волосы и пронзительные, как небо, глаза, лишенные всякого выражения. Второй пират был огромным, как гора. Оружия у него не было — вместо этого он тащил тяжелый стальной ящик, из которого во все стороны свешивались разноцветные провода. Он тоже не был готов к невесомости — все его движения казались излишне резкими и суетливыми.

Оба захватчика уже успели снять шлемы, но на их головах были закреплены переговорные устройства, состоящие из наушников и микрофонов. Меня заинтересовали их скафандры — мне показалось, что они произведены в России. К сожалению, этот факт не мог ничего сказать нам о национальной принадлежности пиратов.

«Череп» повернулся к Сакаю и приказал:

— Покажи Свену, где он должен поставить передатчик.

Сакай кивнул, как мне показалось, с облегчением. Видимо, ему не хотелось слишком долго оставаться в компании своего безумного компаньона. Предатель-радист поманил за собой белокурого гиганта и указал ему люк, ведущий на мостик.

Между тем «Череп» повернулся к нам с Мориямой.

— Вы, двое, идите за ними.

Он говорил по-английски с хорошо различимым немецким акцентом. В 1989 году, незадолго до падения Берлинской стены, я два месяца гостил в Германии вместе со своим классом, а потому этот акцент был мне хорошо знаком. Правда, я никогда не ожидал, что снова услышу его столько лет спустя и от такого немца. Этот выродок казался результатом какого-то чудовищного генетического эксперимента. Будто очередной безумный профессор смешал в своих колбах все худшие качества различных человеческих рас и вывел единственного в своем роде монстра.

Мы с Мориямой повиновались без малейшего промедления. «Череп» был явно не из тех, кто станет дважды повторять приказы. Когда мы добрались до мостика, Сакай и блондин, которого его приятель назвал Свеном, направились прямиком к пульту радиосвязи. Свен одним взмахом руки смел со стола остатки нашего сгоревшего передатчика и поставил туда свой прибор. Сакай давал ему указания, как закрепить новый передатчик на столе, а сам то и дело бросал в нашу сторону тревожные взгляды.

— Ральф, ты можешь последить за этими людьми? — спросил он наконец.

«Череп» кивнул и дулом своего револьвера указал нам на дальний угол мостика. Мы послушно собрались там, а Ральф расположился напротив, пронзая нас взглядом голодной собаки. И тут я сообразил, что это не все. Кого-то в этой компании явно не хватало. И Ральф, и Свен были ублюдками, способными на многое, но даже если бы они сложили свои мозги в одну кучу, им и в таком случае не придумать столь изощренный план захвата. Нет, они — лишь исполнители. Должен быть еще и босс.

В этот самый момент человек, о котором я подумал, появился на мостике. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы понять, Ральф и Свен — ерунда, легкая закуска перед основной трапезой. Он — это настоящая проблема.

В отличие от своих подельщиков, босс был невысок ростом. Он также был одет в скафандр, но тот (опять же в отличие от скафандров Ральфа и Свена) сидел идеально, как сшитый на заказ смокинг. Невесомость не причиняла ему неудобств, он двигался свободно и грациозно. Его лицо — изящное, с тонкими чертами, было лицом ученого или поэта. Подбородок гладко выбрит, кожа имела смуглый оттенок, как у колумбийца или алжирца. Глаза его тоже оказались непохожими на глаза прочих пиратов — они были полны жизни; становилось ясно, что наш гость привык к длительной и напряженной умственной работе, что он умеет мгновенно оценивать ситуацию и принимать нестандартные решения. Перед нами предстал человек, который знает, чего он хочет, знает, как этого добиться, и учитывает каждую мелочь, каждую деталь, заставляя их работать на себя. Словом, могло быть и хуже, да некуда...

Капитан пиратов повернулся к нашему капитану:

— Командир Морияма, если не ошибаюсь?

Его английский, как и следовало ожидать, был безукоризненным, но мне удалось уловить легкий французский акцент. Наверное, все-таки алжирец.

— Мне очень жаль, что я вынужден воспользоваться вашей станцией для осуществления своих

собственных планов, но, поверьте, иного пути у меня не было,— продолжал захватчик.

— Я не нуждаюсь в ваших извинениях,— отрезал Морияма.— Кто вы такой и чего вы хотите?

— Меня зовут Халид,— ответил тот, не изменившись в лице.— А чего я хочу? Разве не мечтает каждый образованный человек побывать на вашей знаменитой станции? Но, не скрою, у меня есть еще один, более корыстный интерес.

— Не понимаю ваших намеков! Говорите прямо! — потребовал Морияма.

— И у вас не возникает никаких предположений?

— Нет.

— Тогда попробую вам помочь. Как насчет... денег?

— Денег?

Халид лучезарно улыбнулся.

— Ах, командир, вы произносите это слово так, как будто речь идет о чем-то грязном! А ведь для большинства людей деньги являются альфой и омегой их жизни. Эти люди надрываются на работе, чтобы добыть немного денег и не умереть от голода.

Он говорил небрежно, словно светский человек, рассуждающий о последних течениях абстрактного искусства. И вдруг фальшивая улыбка исчезла с его лица, а в голосе послышалась сталь:

— Для вас это все пустые слова, не так ли, командир? Вы нашли свой улей с медом и попали в золотой миллиард. Вам кажется, что деньги уже не имеют для вас значения. Но попытайтесь просто так, ради любопытства прикинуть, сколько может стоить ваша станция. Двадцать миллиардов долларов? Или двадцать пять? Извините, что я не перевожу все цены в йены — я, видите ли, несколько старомоден. Я никак не могу привыкнуть к новому мировому порядку, а ваши денежные единицы кажутся мне несколько неудобными, слишком мелкими, вроде итальянских лир. Для высоких цен нужны крупные денежные единицы, не так ли? Так что я, с вашего позволения, останусь верен старым добрым долларам. Итак, я продолжаю. Сколько ваше правительство платит ежегодно за вашу прогулку к звездам? Три миллиарда долларов? Четыре? Это значит, пятьдесят тысяч долларов за каждый час вашего пребывания на орбите. Даже ваш сон стоит около полумиллиона,— дьявольская улыбка вновь искривила его губы.— Я надеюсь, эти маленькие финансовые игры убедят вас, что наши требования вполне обоснованны. Мы претендуем на часть вашего богатства.

— Вы не получите ничего,— уверенно ответил Морияма.

Халид расхохотался.

— Что может сделать ваше начальство? Пошлет шаттл, набитый солдатами? Оно никогда этого не сделает. Не потому, что ваше начальство так уж Дорожит вашими жизнями. Вы сами знаете, что список молодых, талантливых и амбициозных аспирантов, мечтающих занять ваши места на орбите, так велик, что им можно было бы обмотать весь земной шар по экватору. Нет, я беру в заложники саму станцию. Впрочем, мне хватит и пары модулей. Стоимость оборудования, собранного в них, значительно выше, чем размеры выкупа, который я потребую. Морияма покачал головой:

— Мое правительство вообще не будет посылать шаттл. Вы будете крутиться вокруг Земли, пока не умрете от голода.

— Оно пошлет все, что я скажу,— будьте уверены,— отмахнулся Халид.— Только вообразите себе — чистое золото. Тридцать тонн золота. Один миллиард долларов в золотых слитках. Ну разве не прелесть?

— И что вы будете делать здесь, наверху, с вашим миллиардом долларов?

— Разумеется, мы вернемся на Землю. Вы хорошо знаете, командир Морияма, что спасательный корабль может приземлиться в любой точке земной поверхности, если его ведет опытный пилот. А я потребую самого опытного. Если позволите, я не буду сообщать вам место, которое я запланировал для посадки. Пусть это будет моим секретом. Вы догадываетесь, что множество государств с удовольствием примут человека с миллиардом долларов в кармане и не станут спрашивать, где он раздобыл этот миллиард.— Тут Халид снова лучезарно улыбнулся.— Особенно, если эти государства получат в безвозмездное пользование новенький шаттл.

Морияма не нашел, что ответить. Мы все молчали. План Халида бы безумным, но был ли сам Халид достаточно безумен, чтобы не понимать этого? Или он умолчал о своих истинных намерениях?

Сейчас, однако, нужно было сделать вид, что мы ему верим. В глазах Халида разгорался огонь, он щелкнул пальцами, подзывая своих подчиненных. — Заприте этих людей,— распорядился он.— Женщин и корейца в одном жилом модуле, всех остальных — во втором.

Глава 18

Переборка жилого модуля поднялась, пропуская наших конвоиров обратно в осевой тоннель, и с лязганьем опустилась за их спинами. Мы услышали клацанье дверного запора и вновь наступила тишина.

— Черт побери, что они там делают?! — взорвался Танака.

Сейчас, когда мы остались без свидетелей и прямой угрозы для жизни не было, он наконец решился дать волю своему гневу.

— Они нас заперли,— как мог спокойно ответил я.

— Заперли нас? Как это им удалось? Это невозможно! Это блеф! — Танака подошел к переборке, достаточно близко для того, чтобы сенсор зарегистрировал его присутствие и передал сигнал на подъемный механизм.

Но ничего не произошло. От растерянности и обиды Танака изо всех сил стукнул кулаком по переборке, и она ответила глухим грохотом, будто инженер бил в треснувший гонг.

— Оставьте это, Танака,— устало сказал Мори-яма, присаживаясь на один из тренажеров.— Оставьте, в этом нет никакого смысла.

— Как им это удалось? — повторил Танака.— Я не понимаю — почему переборка больше не открывается?

— На каждой переборке есть предохранительный клапан, открыть или закрыть который можно с помощью отвертки,— отозвался я.— Если клапан ввинчен в гнездо, он надежно блокирует переборку.

Танака недоверчиво посмотрел на меня: — Почему я впервые слышу об этом?

— Это имело значение только во время строительства станции, когда модули пристыковывали друг к другу. После этого клапаны сняли и больше не вспоминали о них.

— Эти клапаны накладываются на дверь со стороны осевого тоннеля? — Совершенно верно.

— И мы не можем открыть их изнутри?

— Нет. Танака скрипнул зубами, но ничего не сказал.

Теперь мы слышали только собственное дыхание, шорох нашей одежды, да еле различимый скрип сидения под Мориямой. Я пытался представить себе, что сейчас могут делать пираты. Наверняка они уже установили передатчик, и Халид сейчас пробует связаться с Танегасимой, чтобы предъявить им свой ультиматум.

— Они хорошо подготовлены,— спокойно заметил Морияма.— Они знают станцию лучше, чем мы сами.

Танака снова подлетел к переборке и оттолкнулся от нее, как будто надеялся, что она сменила гнев на милость. Казалось, он готов был лопнуть от досады. Мне даже стало его жаль — ему, как и всем нам, хотелось крепко выругаться, стукнуть своего обидчика, но он вынужден был проглотить свой гнев и держать себя в руках. А поскольку он и так жил в постоянном внутреннем напряжении, то вынужденное спокойствие давалось ему труднее, чем остальным.

— Что мы будем делать? — спросил Танака дрогнувшим голосом.

— Прежде всего сядем и подумаем,— мягко сказал Морияма.— Сейчас мы ничего не можем сделать. За этой дверью вооруженные бандиты, а мы всего лишь безоружные ученые. Борьба с преступниками не входит в наши обязанности.

— Этот чертов Сакай...— проворчал Танака.— Он всегда был мне подозрителен. Ни друзей, ни жены... Наверняка он якудза.

Я подумал о нашем вероломном радисте. До сегодняшнего дня я не держал на него зла. Он меня не жаловал, но мало ли кто не жаловал меня на станции!

— Не знаю, якудза ли он,— ответил я наконец.— Но несомненно убийца. Помните, как он нервничал вчера, когда я обнаружил каплю масла на щите рядом с передатчиком. Скорее всего, именно он сжег передатчики и застрелил Ивабути.

— Вы думаете — он? — брови Танаки поползли вверх от удивления.

Я только молча кивнул. Я не стал говорить, что если бы я вчера настоял, мы открыли бы щит и нашли сожженные схемы. Ивабути починил бы передатчик, мы связались бы с Танегасимой и сорвали бы планы пиратов. И сейчас Ивабути был бы жив. Сейчас все могло быть по-другому. Могло бы? Я не был в этом уверен. Я ненавидел Сакая, я ненавидел Халида и его банду, но сильнее, гораздо сильнее я ненавидел себя. Я сплоховал. Я держал в руках все ключи к разгадке и не сумел ими воспользоваться. Я, бывший Великий Победитель, неизменно бесстрашный и хладнокровный. Бесстрашный? Хладнокровный? Куда делось все мое мужество вчера, когда я не сумел настоять на своем? Куда делся мой проницательный ум? Я видел достаточно для того, чтобы понять, что происходит, и не понял ничего. Быть может, когда-то я и был великим воином, но сейчас я мог претендовать только на первое место в хит-параде уборщиц космических станций. Слабый, боязливый, никчемный человек. Десять лет назад, увидев такого типа, я бы лишь презрительно сплюнул. Впрочем, десять лет назад мне в голову не пришло бы копаться в себе. Вместо этого я взял бы Сакая за грудки и засунул бы его в клетку вместо...

— Джайкер! — воскликнул я.— Мы совсем забыли о Джайкере!

Морияма поднял голову.

— Вы правы, Леонард, он до сих пор в клетке,— командир взглянул на Танаку.— Джайкер сможет сам освободиться, когда поймет, что происходит что-то не то?

— Нет.

— А если ему будет необходимо посетить туалет?

— Мы оставили ему ассенизационный пакет.

Танака имел в виду специальный пластиковый пакет с адсорбентом, которыми были оснащены наши скафандры.

— Впрочем,— продолжал помощник командира.— Сакай был с нами — следовательно, он знает, где Джайкер.

— Он мог и забыть,— возразил Морияма. — А может, ему это все равно. Ладно, в любом случае надо ему об этом сказать.

Командир снял со стены микрофон системы громкой связи и набрал на пульте код мостика. Но микрофон остался нем, сигнальная лампочка не загоралась. Внезапно мне показалось, что с нынешнего утра командир постарел разом на десяток лет.

— Халид — безумец,— сказал он негромко, скорее самому себе, чем нам.— Он не понимает, что может ввергнуть всю нашу космонавтику в такой кризис, от которого она никогда не оправится. Это будет конец всему.

— Вы думаете, правительство не согласится на его требования? — спросил Танака, и в его голосе были ясно слышны панические нотки.

— Согласится или нет, это не важно. Худшее уже случилось. Наши жизни стоят гораздо меньше, чем полагает этот фанатик. Но станция...

— Станция?! Это все, что вас интересует?! — Танака сорвался на крик.— Станция для вас дороже, чем наши жизни?!

— Разумеется! — громко и четко произнес Морияма.— Sh"kata gai nasal Разве вы не понимаете, что станция — наш единственный путь в будущее? Запасы нефти кончатся через несколько лет. Скоро на Земле не останется иных источников энергии, кроме атомных станций. А что потом? В каком мире будут жить наши дети? С последствиями любой серьезной аварии на атомной станции мир будет бороться веками. Мы будем жить в страхе, что завтра или послезавтра повторится чернобыльская трагедия и на поверхности Земли возникнет еще одна мертвая зона размером со все японские острова вместе взятые. Или мы будем использовать лишь энергию ветра, воды и огня, вернемся к паровым машинам и постоянной угрозе голода? Что бы мы ни выбрали, человечество неизбежно скатится к первобытному варварству; свет культуры, который мы поддерживали на протяжении тысячелетий, погаснет. Цивилизация должна выйти в космос, иначе она погибнет. Если мы не сделаем этого сегодня, завтра будет уже поздно. Построив солнечную станцию, мы доказали, что готовы обживать околоземное пространство. Что у нас есть технологии, позволяющие не только жить с комфортом в космосе, но и делиться добытой энергией с Землей. Когда-нибудь кольцо из подобных станций окружит Землю, и проблема нехватки энергии будет решена раз и навсегда. Мы откроем путь в будущее для наших детей, мы подарим им безграничное пространство для свершений, мы... мы...

Морияма махнул рукой и опустил голову, чтобы мы не видели слез на его глазах.

Потрясенные, мы молчали. Танака, сам того не замечая, нервно теребил нижнюю губу. Я чувствовал жгучий стыд: в то время как я с наслаждением копался в своих ничтожных комплексах, этот немолодой седовласый человек думал лишь о том, что действительно было важно. Я готов бы подписаться под каждым его словом, но, наверное, не имел на это права. Прежде мы с Мориямой говорили лишь о сиюминутных делах — о графике уборки, заявках на продукты и тому подобном. Теперь я ясно видел ту страстную веру в свое дело, которая управляла всеми его поступками.

Внезапно нас прервали — переборка, закрывающая выход в осевой тоннель, поехала вверх, воздух под действием разницы давлений со свистом ворвался из тоннеля в модуль. На пороге показался Ральф. Одной рукой он сжимал револьвер, а другой втолкнул в помещение Джайкера. Затем, все так же молча, бандит отступил назад, переборка опустилась и мы услышали уже знакомое клацанье — Ральф снова установил блокиратор.

— Прошу извинить меня,— пробормотал Джайкер и опрометью бросился к двери туалета.

Когда он снова вышел к нам, было видно, что он уже полностью овладел собой и теперь посматривал на нас, как прежде — насмешливо и независимо.

— Я надеюсь, что вы сможете ответить на пару вопросов,— сказал он вместо приветствия.— Например, что за типы шныряют по модулям? Что тут случилось? Первый контакт с инопланетными монстрами?

Морияма коротко рассказал кибернетику обо всем, что произошло на станции за последний час. В конце своей речи он извинился перед Джайкером за свои необоснованные подозрения. А извинения, произносимые японцем, всегда очень красочны и разнообразны. В конце концов Джайкеру не оставалось ничего, как только сменить гнев на милостью.

— Все в порядке,— кибернетик приложил руку к сердцу,— Но Сакай, этот неверный пес! Это по его милости я попал в клетку! Надутый индюк! Ну ладно, кажется, сейчас самое время устроить этим мрачным парням пару приятных сюрпризов. Давайте проверим, работают ли компьютерные терминалы в каютах!

Mimasen deshu"ka! — пробормотал Морияма.— По крайней мере мы точно знаем, что система громкой связи не работает.

— Это разные линии,— весело отмахнулся Джайкер.— Не будем гадать, просто пойдем и посмотрим.

Его оптимизм был заразителен, и мы поспешили за кибернетиком в его каюту. Джайкер включил терминал, и на экране высветилась обычная загрузочная таблица. Затем появилось изображение станции и надпись: «Локальная сеть станции Ниппон. Пожалуйста, введите пароль».

Джайкер потер руки и рассмеялся.

— Они будут здорово удивлены! Они забыли про важнейшую систему управления на станции и сейчас поплатятся за это!

Он быстро набрал на клавиатуре ряд чисел и бросил через плечо.

— Сейчас мы запустим в систему маленькое привидение и...

Я затаил дыхание и молился про себя, чтобы Халид не смотрел сейчас на мониторы — никому другому из его команды не хватило бы сообразительности, чтобы понять, что происходит.

Джайкер набрал команды выхода в основное меню, и вдруг его лицо исказилось такой гримасой боли, как будто кто-то разом ампутировал ему обе руки. На экране появились огромные красные буквы: «Терминал не зарегистрирован. В доступе отказано».

Джайкер несколько раз машинально ткнул пальцем в клавишу отмены, затем его руки безвольно повисли.

— Дьявол! — простонал он.

— Вы можете что-нибудь сделать? — быстро спросил Танака.

Джайкер покачал головой:

— Если бы они сменили пароль — я бы справился с этим за несколько минут. Если бы отменили мой статус — это тоже не заняло бы много времени. Но так... Они просто отрезали наш терминал от сети. Здесь компьютерные штучки уже не помогут.

Он поспешно выключил монитор, как будто не мог больше видеть издевательской надписи на экране. Какое-то время мы сидели молча и неподвижно, утратив последнюю надежду. Морияма казался совсем старым и больным, остальные выглядели не лучше.

— Есть еще одна вещь, о которой стоит подумать,— внезапно заговорил Джайкер, не отводя глаз от черного экрана.— Этот тип, который пришел освободить меня из клетки, как его звали? Кажется, Ральф, да? Когда он тащил меня мимо мостика, я краем уха услышал, как Сакай разговаривает с Гавайями.

— С Гавайями? — изумился я.

— Да. Он говорил, что мы успешно решаем наши технические проблемы с фокусировкой луча и скоро будем готовы к новому эксперименту по передаче энергии. И еще он сказал, что командир сейчас слишком занят, но завтра он обязательно выйдет на связь.

— Почему он лжет? Чего он добивается? — Морияма потер лоб.

— Я сам этого не понимаю,— отозвался Джайкер.— Но, возможно, это важно. Если они действительно взяли нас в заложники и хотят получить выкуп, они должны кричать об этом на весь мир. А они пытаются скрыть свое присутствие на станции.— Джайкер обвел нас взглядом.— Я спрашиваю себя, почему?

Глава 19

Танака снова принялся теребить свою многострадальную губу.

— Вы думаете, это важно? — наконец спросил он.

— Судите сами, важно это, или нет,— отвечал Джайкер.— Халид заявляет, что намерен вызвать сюда шаттл с грузом золота. А вместо этого они уверяют Землю, что на станции все в порядке. Почему он лжет?

— Почему он лжет? — переспросил Танака. Он все еще не понимал, к чему клонит Джайкер.

— Халид планировал захватить станцию как раз перед прибытием нашего шаттла,— объяснил я, с трудом сдерживая раздражение.— Но кое-что пошло не по плану. Вылет шаттла был задержан по меньшей мере на неделю. И теперь Халиду жизненно необходимо протянуть время. Это может сыграть нам на руку.

— Но для чего ему нужен шаттл? — удивился Танака.

— Чтобы вернуться на Землю! Вы успели разглядеть этот их так называемый космический корабль? Это всего лишь ступень ракетоносителя, в которую встроена примитивная система управления. Они не смогут вернуться на Землю на этой посудине — там нет ни тормозных двигателей, ни специальной обшивки, ни парашютов. Эта штука либо сгорит в атмосфере, либо расплющится о землю. Нет, Халиду жизненно необходим наш шаттл!

Танака внимательно посмотрел на меня, потом на Джайкера, потом снова повернулся ко мне.

— Он хочет получить шаттл вместе с золотом,— сказал наконец помощник командира.— Но как он получит золото, если не огласит свой ультиматум?

— Это тоже ложь,— ответил я.

— Ложь?

— Да, ложь. Не будет никакого шаттла с золотом. Представьте себе, сколько времени потребуется для того, чтобы собрать по всему миру золотые слитки на сумму в миллиард долларов. На это уйдут недели. Мы успеем умереть от голода и жажды.

— Ему нет нужды связываться с наличными,— возразил Джайкер.— Существует множество нелегальных счетов в нелегальных банках. Он просто переведет деньги на такой счет и может спокойно отправляться на Землю.

— Попытайтесь представить, сколько денег он потратил на то, чтобы заявиться сюда,— парировал я.— Он захватил европейский космодром во Французской

Гвиане. Для этого нужна небольшая армия. Он переоборудовал ракетную ступень в примитивный космический корабль. Он купил русские скафандры на черном рынке — это обошлось ему не слишком дорого и все же. И, наконец, его армия до сих пор контролирует Куру,— а это значит, что она хорошо вооружена и технически оснащена. Все эти расходы в сумме составят не менее искомого миллиарда долларов. Танака скрипнул зубами — его возмущала сама мысль, что я, янки, вздумал поучать его, японца.

— Ну, хорошо,— сказал он.— И к чему все эти рассуждения?

Джайкер лишь улыбнулся и развел руками, отвечать снова пришлось мне.

— Эти рассуждения приводят нас к тому, что Халид сейчас находится в критической ситуации. Пока шаттл не прибудет на станцию, Сакай вынужден будет поддерживать связь с Землей и убеждать их, что у нас все в порядке. Рано или поздно Центр управления полетами захочет поговорить с кем-то из членов команды. Следовательно, Халид может угрожать нам, но не может убить ни одного из нас.

— Следовательно, мы должны предпринять что-то еще до прибытия шаттла,— добавил Джайкер.

На лице Танаки появилось удовлетворение. Особенно ему понравилась мысль, что Халиду было бы крайне невыгодно убить одного из нас. Помощник командира облегченно вздохнул.

— Скорее всего, Центр управления полетом захочет говорить со мной,— внезапно вступил в разговор Морияма.— И это очень хорошо.

Теперь пришла моя очередь удивляться.

— Хорошо? Что же тут хорошего? Они приставят револьвер к вашему затылку и...

— И что? — с улыбкой переспросил Морияма и повернулся к Джайкеру.— Вы говорите, Сакай передал на Гавайи, что сейчас я очень занят, но позже свяжусь с ними? Значит, кто-то на Гавайях уже потребовал разговора со мной. Пираты не смогут долго отделываться отговорками. Они вынуждены будут привести меня к передатчику. И это дает нам шанс.

Казалось, он в один мир помолодел на десять лет. И тут я снова вспомнил о самураях и камикадзе.

— Что вы хотите сделать, Морияма-сан? — осторожно спросил я.

— Игнорировать револьвер. Предупредить Землю.

— Но вы погибнете!

— Скорее всего. Зато Халид не сможет захватить шаттл.

Слова настоящего мужчины. Я должен был их произнести. Я, Леонард, янки-победитель. Но все изменилось. Я забыл, что победители должны платить за свои победы. На этот раз к подвигу был готов другой. На мою долю достались только стыд и позор.

Внезапно мы услышали, как снова клацнул затвор на переборке. Затем из коридора донесся скрип — переборка поехала вверх.

— Ну что ж, сейчас самое время,— спокойно сказал Морияма.— Пойдемте.

Мне казалось, что я провожаю приговоренного на эшафот. Я видел, что Танака снова едва сдерживает страх. Его зубы выбивали дробь.

— Они убьют нас всех,— выговорил он с трудом.— Убьют всех и разрушат станцию. Мы ничего не добьемся.

Мы выплыли в коридор и поплыли по направлению к тренажерному залу. У переборки стоял, поигрывая револьвером, Ральф. Сейчас он выглядел точь-в-точь как монстр из компьютерной игры.

— Кто из вас Танака? — спросил он хриплым голосом.

Танака? Мы потрясенно уставились друг на друга. Почему Танака?

— Ты? — громила ткнул дулом револьвера в грудь помощника командира.— Ты — Танака? Пошли со мной.

На лбу Танаки выступили капли пота, однако он безропотно повиновался Ральфу. Громила последовал за ним, и переборка опять вернулась на место. Мы остались втроем.

Глава 20

— Он сделает все так, как надо,— тихо сказал Морияма. Было видно, что он пытается скрыть от нас свое разочарование.— Танака поступит так, как должно,— повторил командир.— Я в этом уверен.

— Танака? — Джай не смог сдержать смешок.— Командир, вы прекрасно знаете, что Танака — это не вы. Вы знаете, что для него важно, и как он поступит.

— Мы должны защитить солнечную станцию,— твердо сказал Морияма.— Если потребуется — ценой собственных жизней.

Он посмотрел на нас, словно ожидая возражений. Но мы с Джайкером молчали.

— Мы могли бы попытаться напасть на бандитов, когда они в следующий раз придут в модуль. Они ходят поодиночке или вдвоем, а нас будет трое или четверо.

— Трое или четверо безоружных, против двоих вооруженных,— вежливо напомнил Джайкер.— А этот Ральф, без сомнения, способен в одиночку расправиться с целой армией безоружных ученых.

Морияма закрыл глаза рукой, массируя веки.

— Вы правы,— сказал он тихо.— Это была дурацкая идея. Лучше попробую уснуть. Разбудите меня, если произойдет что-нибудь важное, или если вы придумаете какой-нибудь конкретный план.

С этими словами он отправился в кабину Кима. В модуле стало, совсем тихо. Я без единой мысли в голове разглядывал хромированные штанги и рычаги тренажеров. Джай, казалось, снова погрузился в медитацию. Затем он решительно направился к беговой дорожке, застегнул на талии эластичный пояс, который с помощью строп не давал бегуну улететь, и включил мотор на малое число оборотов, соответствующее прогулке бодрым шагом. Я вспомнил, как Джайкер рассказывал нам, что эта привычка появилась у него в Кембридже — он часто часами гулял в парке, если ему надо было как следует осмыслить какую-нибудь проблему.

— Как насчет вас, Карр? — спросил он неожиданно.— У вас есть какие-нибудь идеи? Боюсь, мне похвастать нечем.

Я дотронулся до вогнутой стенки модуля и подумал о беспредельной пустоте, окружающей нас сейчас.

— У меня есть идеи, но все они попахивают самоубийством.

— Наш командир ясно дал понять, что это его не остановит,— улыбнулся кибернетик.— Прошу вас, продолжайте.

— Например, я вспомнил, что видел в биологической лаборатории две маленьких красных ампулы с нервно-паралитическим газом. Если разбить одну из них, этого будет достаточно для того, чтобы отравить воздух на всей станции.

Джайкер присвистнул.

— Заманчивое предложение. Я и не знал, что на борту есть такие игрушки.

— Как местный дворецкий, я знаю наперечет все скелеты в здешних шкафах. Ампулы предназначены только для того, чтобы усыплять крупных животных. Например, человекообразных обезьян. Зверь может сломать клетку, вырваться, забиться куда-нибудь, так, что его трудно будет достать. Поэтому был выбран газ.

— А команда во время забоя подопытных животных должна одевать скафандры?

— Достаточно будет кислородной маски. Четыре штуки лежат на полке рядом с ампулами.

— Остается только один вопрос — как Нам незаметно проникнуть в биолабораторию?

— Совершенно верно,— согласился я.— Это — самое слабое звено моего плана.

Джайкер вновь погрузился в задумчивость, неутомимо шагая по бегущей дорожке. Время от времени он поглядывал на часы.

Внезапно переборка вновь поднялась, и в модуль втолкнули Танаку — бледного как мел, но невредимого. Он тяжело дышал и тряс головой. Наш организм воспринимает невесомость как состояние бесконечного падения. В нормальной обстановке к этому можно привыкнуть, но в стрессовых ситуациях все ощущения обостряются до предела, и сейчас Танака явно страдал от головокружения и тошноты.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил Джайкер.— Чего они от вас хотели?

Танка пожал плечами.

— Они требовали, чтобы я их инструктировал. Устройство станции, назначение отдельных систем, жизнеобеспечение, радар, трансформаторы, передатчик энергии, аккумуляторы, монтажная платформа — словом, все.

— Они не требовали, чтобы вы разговаривали с Землей?

Танака покачал головой:

— Нет. Они об этом даже не вспомнили. Наверно, у них какие-то технические проблемы. Иногда они посылали куда-то этого светловолосого парня, Свена. А потом снова принимались меня расспрашивать.

— И как много вы им рассказали?

— Все, что я знал. Халид сказал, что они уже задали все эти вопросы Киму, и если они поймают нас на лжи, они убьют женщин.

Джайкер запустил руку в свои волосы.

— Странно,— сказал он наконец.— У них есть технические руководства, у них есть Сакай. Что им еще нужно?

— Вы не поняли, чего конкретно они от вас добивались? — спросил я Танаку.

— Не имею ни малейшего понятия.

В тренажерном зале появился Морияма. Видимо, его разбудил звук открывшегося шлюза. Командир внимательно выслушал рассказ своего помощника.

— Было что-то такое, чем они особенно интересовались?— спросил он наконец.

— Нет,— Танака снова покачал головой.— Они интересовались всем. Как будто они хотят построить еще одну станцию.

— Ну, это им вряд ли удастся,— проворчал Морияма себе под нос.

— Возможно, раз уж они здесь, они решили осмотреть местные достопримечательности,— предположил Джайкер.— Путешествия расширяют кругозор.

Морияма потер лоб.

— Чем дольше все это продолжается, тем больше у нас шансов,— сказал он задумчиво.— Скоро будет плановый сеанс связи с Танегасимой. Если мне не изменяет память, на завтрашнее утро у меня назначен разговор с Акихиро. Он — старый лис, и мы хорошо знаем друг друга. Может быть, я смог бы намекнуть ему, что у нас не все в порядке, причем так, чтобы Халид ничего не понял. Но это случится через сутки. Может быть слишком поздно. Шаттл скорее всего стартует раньше. Постойте-ка! — внезапно он повернулся ко мне.— Леонард! Вы должны предупредить Землю!

— Я?

— Шаттл не может стартовать до тех пор, пока наземные службы снабжения не согласуют с вами накладные. После истории, случившейся два месяца назад, они не будут манкировать этой процедурой.

Я судорожно пытался придумать какие-то возражения, но уже понимал, что Морияма прав. Предыдущий полет шаттла прошел не слишком гладко. Пилоты запутались в документации, и в результате университеты, с нетерпением ожидавшие ящики с растениями из биолаборатории, получили ящики с запасными деталями для управляемых робототехнических модулей. А мы в свою очередь не досчитались кучи важных мелочей — жидкого мыла, стирального порошка, пакетиков с перцем, таблеток активированного угля и так далее. Теперь шаттл не повезут на стартовый стол, пока я не завизирую все списки и накладные. Я почувствовал, как в желудке ворочается кусок льда.

— Что я должен буду сказать? — осторожно спросил я Морияму.

— Придумайте какие-нибудь абсурдные требования. Начните спорить с ними по какому-то дурацкому поводу. Пусть они подумают, что вы не в себе, и забеспокоятся.

— Сакай будет там же, на мостике. Других я смогу обмануть, но его — нет.

Hai,— Морияма тяжело вздохнул.— Леонард, вы правы, я не могу требовать от вас того, что я должен сделать сам.

Полчаса спустя пираты пришли за мной и Мориямой.

Глава 21

У Ральфа были явные проблемы с координацией. Он цеплялся за рукоятки и передвигался резкими рывками. Я прижимался к стенам, уклоняясь от его ботинок. На лбу пирата блестели капли пота, его лицо искажала гримаса страха. Это была космическая болезнь, или, говоря на языке медицины,— синдром адаптации к невесомости. Недуг, симптомы которого чем-то напоминали хорошо известную морскую болезнь. И так же, как морская болезнь, она поражала не всех. Некоторые люди мгновенно адаптировались в непривычных условиях, другие же страдали дни и ночи напролет. Ральфу не повезло, и я подумывал о том, нельзя ли воспользоваться этой случайностью.

Ученые полагают, что космическая болезнь возникает, когда человек попадает в невесомость, и рецепторы внутреннего уха неожиданно лишаются привычных импульсов, которые помогают мозгу ориентироваться в пространстве. В этой ситуации мозг должен заново учиться координировать движения тела. В обычных условиях у астронавтов на это уходит от трех до пяти дней.

В глубине души я понадеялся, что отправлю Ральфа на тот свет раньше, чем он справится со своей космической болезнью.

Переборка, закрывающая вход в жилой модуль, опустилась за нашими спинами, и тут Ральф внезапно дернулся и стал рывками поворачиваться, как будто пытался станцевать тарантеллу. Револьвер рыскал в его руке.

— Там кто-то был! — выкрикнул Ральф.— Черт побери, я видел, там кто-то был!

— Там никого не может быть,— как можно спокойнее отозвался Сакай.

Однако я видел, что он тоже нервничает — все японцы не любят резких движений, а Ральф сейчас просто бился в конвульсиях, так что мог бы вывести из себя и человека, воспитанного в западной культуре.

Итак, наш страдающий гангстер, рывками перемещался по осевому тоннелю, размахивая своим револьвером. Мы — Сакай, Морияма и я — молча следили за ним. Наконец он убедился, что в тоннеле никого нет, и дал нам знак продолжать движение.

— Шагайте!— распорядился он.— И чтоб без шуточек, янки!

Захватчики выключили часть освещения, так что мостик был теперь похож на рубку подводной лодки. Халид стоял за пультом связи — ноги закреплены в специальных скобах на полу,— и отблеск множества сигнальных лампочек придавал его лицу какое-то демоническое выражение. Возможно, на подобное впечатление он и рассчитывал.

И Халид, и стоявший рядом с ним Свен все еще были одеты в скафандры. Они сняли только перчатки и шлемы. Меня не удивило, что Ральф уже скинул эту неудобную оболочку — при его росте и ширине плеч скафандр наверняка был ему тесен. Странно, что другие пираты все еще таскают на себе эти громоздкие конструкции. Вероятно, они продолжали пользоваться встроенными в скафандр радиопередатчиками, настроенными на определенную частоту. А возможно, так они попросту чувствовали себя увереннее. Солнечная станция, которая стала для нас надежным приютом, наверняка казалась им неизвестной и полной опасностей территорией. Мы были здесь дома, они же боялись любой тени. Я надеялся, что это было именно так.

Сакай и Ральф проводили нас к пульту, где замер в неподвижности Халид. Швед молча направил на нас свой револьвер.

— Вы, наверно, догадываетесь, что наши знания об устройстве вашей станции все еще страдают досадной неполнотой...— начал Халид.

— Рад, что вы осознали это,— отозвался Морияма.— Надеюсь, это заставит вас изменить свои планы.

Но захватчик не дал себя спровоцировать и втянуть в спор.

— Уверяю вас, все наши планы остаются в силе,— невозмутимо ответил он.— Мы поддерживаем связь с наземной командой, и они готовы выполнить любой мой приказ.

— Зачем вы говорите мне об этом?

— Потому что вам сейчас придется принять участие в нашем маскараде, мистер Морияма. Сакай исполняет свою роль превосходно, но для пущей убедительности вы тоже должны вступить в игру. С вами хочет поговорить Роберта де Врие с Гаваев. Вы знаете эту даму?

— Она руководит исследовательским центром на атолле Нихоа.

— Правильный ответ! — Халид лучезарно улыбнулся.— Вы должны будете поговорить с нею, причем так, чтобы она уверилась, что дела на станции идут нормально. Иначе...

— Иначе, полагаю, вы меня убьете.

— О! — Халид развел руками.—Вы умеете встать на точку зрения собеседника. Очень ценное качество.

Он кивнул шведу и тот демонстративно взвел предохранитель револьвера.

Я стоял рядом с Мориямой и услышал, как он на секунду затаил дыхание. Но лицо командира осталось невозмутимым.

— Мы говорили, что вы работаете в открытом космосе,— продолжал свои инструкции Халид.— Пожалуйста, скажите ей, что вам потребуется еще несколько дней для наладки оборудования и назначьте следующий разговор на послезавтрашнее утро.

Морияма кивнул. Послезавтра. Значит, они рассчитывают, что шаттл стартует раньше.

Пока Халид беседовал с Мориямой, я внимательно разглядывал нашего тюремщика. Мне казалось, что под тонким слоем культуры и показной вежливости этот человек таит что-то темное и тяжелое. Как будто груз неисчислимых грехов лежал на его совести. Морияма и в лучшие свои минуты не был так любезен и улыбчив, но по сравнению с Хали-дом, он казался светильником, горящим во мраке.

Я хорошо знал, что намеревается сделать командир. Сейчас он усыплял бдительность Халида вежливыми и смиренными ответами, но решение, принятое еще в жилом модуле, осталось непоколебимым— в этом я был уверен. Морияма собирался предупредить Землю. Халид потом прикажет выбить ему мозги, но дело уже будет сделано.

В этот момент переборка, закрывающая выход с мостика в осевой тоннель, поехала вверх. На мостике снова появились Сакай и Ральф. Они тащили под руки Ёсико. Она была бледна и испуганно озиралась. Меня затошнило от страха.

Сакай бросил на меня взгляд, полный ненависти, и встал у пульта связи рядом с Халидом, Свеном и Мориямой. Ральф остался сторожить девушку.

— Прежде чем вы начнете говорить с Землей, я хочу дать вам еще пару напутствий,— продолжал Халид.— Прежде всего вам, лично, ничего не угрожает. Я полагаю, что вы один из тех, кто способен без колебаний пожертвовать собой ради высших целей. Один из тех, кто может решиться презреть наши револьверы и в последние мгновения своей жизни предупредить Землю. Кроме того, вы — командир станции и еще можете нам пригодиться. Поэтому вы будете жить. С мисс Ёсико все обстоит по-другому. Она не представляет для нас никакой ценности. Поэтому она умрет, если вы попытаетесь выкинуть какой-нибудь фокус,— и Халид развел руками, словно цирковой артист, призывающий публику поаплодировать ему.

Я быстро взглянул на Морияму. Его лицо осталось невозмутимым. Однако он избегал моего взгляда. И избегал смотреть на Ёсико.

«Наши жизни стоят гораздо меньше, чем полагает этот фанатик»,— внезапно вспомнилось мне. Неужели Морияма готов пойти и на такое?! В любом случае я уже не успею его остановить — на передатчике пиратов замигала зеленая лампочка и загудел сигнал. Сакай вызывал Гавайи. На секунду я ясно увидел невидимую нить радиосвязи, натянувшуюся между станцией и крохотным островом в Тихом океане.

— И еще одно, последнее предупреждение,— снова заговорил Халид, и его голос был холоден, как северный ветер.— Возможно, ради того, чтобы расстроить наши планы, вы решите пожертвовать жизнью вашей очаровательной коллеги. На этот случай мы со Свеном кое-что предусмотрели. Все, что вы скажете, передается на Землю с задержкой в две секунды. Эта задержка слишком мала, чтобы вызвать беспокойство у ваших собеседников на Земле. Но лично для вас она может означать очень многое. Сакай в любую секунду готов нажать на кнопку и оборвать связь. На Земле никогда не узнают, о чем вы говорили последние две секунды. Мы позаимствовали этот трюк из арсенала американских радиостанций. Они всегда так поступали, выходя в прямой эфир, так как у людей, собравшихся в студии, могло случайно Вырваться неосторожное слово. Итак, никаких неосторожных слов, мистер Морияма! Следите за своим языком и помните, что Сакай держит палец на кнопке.

Казалось, Морияма постарел на несколько лет, пока Халид произносил свою речь. Как будто наш несгибаемый командир разом утратил все силы и сдался на милость победителя.

И тут ожил динамик.

— Исследовательский центр. Бюро доктора де Врие,— произнес уверенный мужской голос.

— Орбитальная станция Ниппон, оператор связи Сакай,— отвечал наш вероломный радист.— Командир Морияма вызывает мисс де Врие.

— Подождите минутку, я соединяю.

Из динамика полилась безмятежная классическая мелодия. Халид дал знак Морияме подойти ближе к пульту. Тот, не поднимая глаз, повиновался.

— Алло, Ниппон, вы слышите? — это был снова голос секретаря.— К сожалению, доктор де Врие уехала домой десять минут назад.

— Мы можем связаться с ее машиной?

— Боюсь, что нет.

— Когда мы сможем поговорить с ней?

— Минутку,— секретарь помолчал, вероятно, он сверялся с расписанием своего шефа.— Завтра, к сожалению, она весь день в отъезде. Вероятно, только послезавтра утром. Передать ей что-нибудь, если она позвонит в бюро?

Халид сделал знак Сакаю, и тот поспешно сказал:

— Передайте ей привет от командира Мориямы. Мы свяжемся с ней послезавтра утром.

— Я все записал и постараюсь ей сообщить. — Большое спасибо. До связи.

Сакай оборвал контакт. Халид улыбнулся и потер руки.

— Замечательно! Все прошло лучше, чем я смел надеяться,— сказал он и, повернувшись к Морияме, добавил: — Вот видите, командир, Фортуна любит дерзких.

Морияма промолчал. Тогда Халид дал знак Ральфу и Свену.

— Уведите его,— распорядился он.— И женщину тоже.

Когда переборка опустилась за спиной Ральфа, Халид повернулся ко мне и принялся без малейшего стеснения меня разглядывать. Затем, не говоря ни слова, он взял лист бумаги, прикрепленный маленьким магнитиком к стене над развороченным пультом связи, и стал внимательно изучать его.

— Вы получили письмо, мистер Карр,— соизволил он наконец объяснить свои действия.

Кровь бросилась мне в лицо. Разумеется, я не ждал, что после захвата нашей станции, этого пирата смутят такие мелочи, как тайна переписки, или вторжение в личную жизнь, и все же его бесцеремонность и самоуверенность меня взбесили.

— Вы еврей, мистер Карр? — внезапно спросил Халид.

— Простите... кто?

— Леонард — еврейское имя.

— Насколько я помню, моей матери всегда нравился Леонард Коэн. Это все, что я могу сообщить вам о происхождении своего имени,— отчеканил я.

Халид вскинул брови и снова взялся за письмо.

— А кто такой Нейл? — поинтересовался он. Мое сердце пропустило удар. Нейл! Я так ждал от него письма и вот теперь...

— Нейл — мой сын.

Я старался, чтобы мой голос звучал как можно суше, и все же один звук этого имени разом всколыхнул столько воспоминаний. Мой сын, маленький мальчик с длинными черными локонами и темными глазами своей матери. Я держал его за руку, когда он делал первые шаги, когда он одерживал свою первую победу над силой земного притяжения. Потеряв его, я потерял лучшее в своей жизни. И это было уже непоправимо.

— Ваш сын,— протянул Халид.— А что ваш сын делает в Мекке?

— Он живет там вместе с моей бывшей женой.

— А что делает в Мекке ваша бывшая жена?

Этот допрос казался странным, но, по большому счету, мне уже было все равно. Моя дурацкая жизнь не стоит того, чтобы долго о ней распространяться, но если этому пирату любопытно, пусть слушает.

— Моя бывшая жена родом из Аравии. После нашего развода она вернулась к своим родителям. А после начала войны они все вместе перебрались в Мекку.

Судя по его лицу, Халид не верил ни одному моему слову.

— Мекка уже год как на осадном положении. Как же ваш сын смог послать вам письмо?

— Пару лет назад я подарил ему факс. Японский, если это важно для вас. Производство фирмы Панасоник.

Казалось, Халид понимает мое нетерпение и хочет всласть поиздеваться надо мной. Мой Бог, приди это письмо хотя бы на день раньше!

— Факса недостаточно для того, чтобы рассылать письма, мистер Карр. Нужна еще телефонная линия. А все телефонные кабели в Мекке давным-давно перерезаны.

— Вы что, никогда не смотрите телевизор? — не без ехидства поинтересовался я.— Или вы полагаете, репортеры передают свои сообщения из Мекки с помощью телепатии? Во всем мире давно уже пользуются спутниковой связью.

Его глаза полыхнули гневом. Казалось, он размышляет, какой казни предать меня за столь непочтительный ответ. Видимо, Халид не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном.

Но он был и не из тех, кого легко спровоцировать. Мгновение спустя он овладел собой, усмехнулся и протянул мне лист бумаги.


«Привет, папа! — писал Нейл.— Надеюсь, это письмо дойдет до тебя. Как твои дела? Я вижу твою станцию на небе утром и вечером и всегда желаю тебе доброго утра или доброй ночи. И знаешь, что еще? Ты не мог бы прислать нам оттуда сюда немного еды? Знаешь, как в «Стар Треке». Пока. Я люблю тебя. Нейл».


Мои глаза горели, но еще сильней горело мое сердце. Всегда, когда я получал его письма, мне хотелось заплакать. Сын был для меня самым важным существом во вселенной, и я не мог ни защитить его, ни помочь ему. Проклятье! Бездарно потерянная жизнь!

Внезапно в мои мысли ворвался металлический голос Халида.

— А теперь скажите мне, что вы замышляете?

— Что? Что я замышляю?

— Вы и ваши коллеги. Внутренний голос подсказывает мне, что вы что-то планируете против нас.

Он уже довел меня до белого каления. Этот сумасшедший Кинг Конг с револьвером вечно задавал какие-то идиотские вопросы. Что за дерьмовый мир, где подобные идиоты смеют открывать рот?! Вечно найдется какой-нибудь идиот, который разинет пасть в самый неподходящий момент. Не удивительно, что мир катится ко всем чертям.

— Мы планируем взять пару ящиков холодного пива, когда будем смотреть по телевизору вашу казнь,— ответил я, как мог вежливо.— А еще мы планируем помочиться на вашу могилу.

Халид выслушал меня не изменившись в лице, только его усмешка стала еще язвительнее.

— Я хочу, чтобы вы поняли, что у вас нет шансов,— холодно сказал он.— Нас привело сюда предназначение, и судьба на нашей стороне. Мне безразлично, что вы замышляете, все равно ваши планы обречены на провал.

— Тогда вы можете не тратить время на лишние вопросы.

Халид только задумчиво кивнул, не говоря мне ни слова. Очевидно, он счел, что разговор окончен. Тем временем на мостик вернулись Ральф и Свен. Халид приказал отвести меня в жилой модуль.

И вдруг стены станции задрожали от беспорядочных ударов. Ральф немедленно вытащил револьвер и начал испуганно озираться. Мы все вылетели в осевой тоннель. Стало ясно, что удары доносятся из жилого модуля.

Свен вытащил блокирующий клапан, а Ральф с оружием наизготовку встал у переборки.

Переборка отъехала вверх, и в тоннель выглянул бледный, перепуганный Джайкер.

— Скорее врача! — крикнул он.— У командира Мориямы сердечный приступ!

Глава 22

Ральф уставился на кибернетика, обдумывая услышанное, затем пробормотал что-то в микрофон. Поднялась переборка, отгораживающая мостик от осевого тоннеля. В тоннель выглянул недовольный Халид.

— Что там с командиром? — сердито спросил он.

— Он болен,— быстро ответил Джай.

— Что значит — болен? У него что, грипп? Или он сломал руку? Что у вас случилось?

— Я же говорю, у него сердечный приступ!

— Вы меня держите за дурака? Как он попал на станцию, если у него больное сердце?

— Морияма скрыл это. Он уже не молод и боится дисквалификации. Как раз пару недель назад я случайно обнаружил в памяти компьютера его историю болезни. Она была запаролена, но я, как администратор сети станции, смог прочитать его.

— Я хочу видеть этот файл.

— Морияма уже стер его.

— Я не верю ни одному вашему слову.

Джайкер глубоко вздохнул.

— В таком случае просто пойдите и посмотрите. Он сейчас лежит в своей каюте и дышит, как вытащенная из воды рыба. Пощупайте его пульс. Может быть, пока мы тут болтаем, он как раз умирает.

— Я вам не верю,— спокойно сказал Халид.— Это какой-то трюк.

Кулаки Джайкера судорожно сжимались, и все же пока ему удавалось держать себя в руках.

— О чем вы говорите? Мы хотим, чтобы наш врач осмотрел командира. В чем тут трюк? Если бы она была с нами в одном модуле, мы даже не стали бы вас тревожить.

— Но она не в вашем модуле.

Джайкер внезапно рассмеялся.

— Вы здорово боитесь нас, Халид, если отказываете нам в такой мелочи. Полноте, мы всего лишь безоружные ученые, что мы можем сделать?

Халид помолчал, а затем к моему немалому удивлению пробормотал.

— Вы правы, я вас боюсь. И все же... Ральф, отведи врача в их модуль!

Тем временем Ральф и Свен открыли второй модуль и вывели Оду.

— В какой каюте лежит ваш командир? — поинтересовался Халид.

— Вторая справа,— ответил Джайкер.

Халид поманил пальцем Ральфа и велел присмотреть за нами. Затем он открыл каюту, заглянул в помещение и кивнул Обе.

— Он и вправду неважно выглядит. Позаботьтесь о нем.

Вероятно, он хотел остаться и посмотреть, как Оба будет обследовать Морияму, но она захлопнула дверь перед самым его носом.

Прошло несколько минут. Халид уселся на один из тренажеров, недоверчиво поглядывая на нас. Казалось, модуль внезапно превратился в приемный покой больницы, где обеспокоенные родственники ждут, когда к ним выйдет дежурный врач.

Наконец в коридоре снова появилась Оба. Судя по выражению ее лица, она была всерьез встревожена состоянием своего пациента.

— Мне нужны кое-какие медикаменты и приборы из медицинского отсека,— сказала она так, как будто Халид, Ральф и Свен были ее подчиненными.

— Что с ним такое? — поинтересовался Халид.

— У него болезнь сердца. Точнее я смогу вам сказать после того, как закончу обследование.

— Как может быть болезнь сердца у астронавта? Вместо ответа Оба только пожала плечами. Когда пираты и врач вышли из модуля, я решил навестить Морияму. Он висел в спальном мешке посреди каюты Кима. Глаза командира были закрыты, лицо бледно, на лбу выступили капли пота. Время от времени он беспокойно ворочался и тихо стонал. Я взял его запястье и пощупал пульс. Я, конечно, не специалист, но мне показалось, что сердце командира бьется достаточно сильно и ритмично, я коснулся рукой его лба, а затем лизнул свои пальцы.

Странно...

— Странно,— сказал я.— Ваш пот на вкус совсем как вода.

— Это и есть вода,— сказал Морияма, открывая глаза.

— Так вы не больны?

— Нет. Но я изо всех сил стараюсь выглядеть больным.

— Но для чего?

— Это наш план,— объяснил Морияма вполголоса.— Идея Джайкера. Мы с ним придумали, как расправиться с пиратами.

В его голосе не было уверенности, казалось, он и сам не был до конца убежден, что идея Джайкера сработает.

— Вы это серьезно? — мой желудок снова свела судорога страха.— Вы намерены расправиться с пиратами?

— Мы должны попытаться. Мы должны использовать любой шанс,— твердо сказал Морияма.

— Да у нас вообще нет шансов! Этот Халид— вовсе не доверчивый мальчик. Он — умное, безжалостное чудовище! И ему стоит только пальцами щелкнуть, как...

— Я предупредил Обу, что она не должна рисковать.

— Интересно, как ей это удастся?!

—Успокойтесь Леонард, — голос Мориямы обрел прежнюю силу.— Оба — врач. В ее руках — жизнь и смерть ее пациентов. Думаю, она могла бы нам многое рассказать о том, что такое настоящий риск.

Внезапно я подумал о том, как нашим заговорщикам удалось навести такую бледность на лицо командира. Нашли косметику в каюте одной из женщин? Купился ли Халид на эту уловку?

План Джайкера внешне был очень прост. Под предлогом поиска медикаментов для Мориямы Оба должна была взять в биологической лаборатории ампулу с ядовитым газом и, по меньшей мере, одну кислородную маску. Она должна была сказать, что хочет назначить командиру ингаляции чистым кислородом для улучшения работы сердечной мышцы.

— Вы не могли бы брызнуть мне на лицо еще несколько капель воды,— попросил Морияма.— Оба и Халид могут вернуться в любой момент.

Я открыл ящик стола и достал маленькую фляжку С водой, предназначенной для полоскания зубов, и соломинку. В очередной раз подивившись изобретательности Джайкера, я набрал в соломинку воду и брызнул несколько капель на лицо Мориямы. Получилось ужасно похоже на смертный пот.

— А теперь, пожалуйста, сделайте печальное лицо,— напомнил командир, закрывая глаза.

Я вышел в коридор. Танака и Джайкер неподвижно сидели на тренажерах. Морияма предупредил Обу, что если пираты что-то заподозрят, она должна будет разбить ампулу еще в лаборатории, быстро надеть маску, ввести потерявшим сознание пиратам сильное снотворное, а затем проветрить все помещения станции и надеть кислородные маски на нас.

— У газа есть специфический запах? — неожиданно спросил Танака.

— Не знаю,— я развел руками.— Наверное, мы ничего не почувствуем. Это яд контактно-нервно-паралитического действия. Он начинает действовать, как только его вдыхают.

— Он действует на людей?

— На всех млекопитающих и большинство позвоночных.

Джайкер закрыл глаза и подпер голову руками.

— Надеюсь, Оба успеет надеть маску,— пробормотал он.— Иначе все бессмысленно.

Я кивнул. В животе был словно осколок айсберга, пульс стучал в висках. В последний раз в моей крови было столько адреналина во время Первой Войны в Заливе, когда наши Ф-16 в первый раз выруливали на старт.

— Когда я последний раз бы в лаборатории, то видел кислородные маски на той же полке, что и газовые патроны,— сказал я, изо всех сил стараясь не выдать внутреннего напряжения.

— У нее все получится,— прошептал Танака. Это звучало как заклинание, или молитва. Мысленно я следовал за Обой в биологическую лабораторию к сейфу с медицинскими препаратами. Я пытался представить себе, что она делает в эти мгновения. Наверное, она уже вошла в лабораторию. Ральф или Свен держат ее под прицелом. Она перебирает препараты и думает, как бы незаметно прихватить ампулу с ядом. Скорее всего она решит воспользоваться своим врачебным авторитетом.

«Послушайте, Сакай, где-то здесь был переносной аппарат для ЭКГ. Помогите мне его найти».

Она обшаривает полки, ящики и незаметно кладет ампулу в свой врачебный чемоданчик. Наверное, она все время поторапливает пиратов, чтобы у них не было времени оглядываться по сторонам.

«Скорее, скорее, жизнь командира в опасности. Где кислородная маска? Ага, вот она. Сакай, здесь где-то был еще мешок Амбу! Помогите мне, время дорого...»

Я чувствовал себя отвратительно, когда воображал, с каким подозрением пираты следят за каждым движением Обы. Морияма просил ее не рисковать, просил ничего не делать, если ей будет грозить хотя бы малейшая опасность. Просто взять ампулы с нитроглицерином и уйти. Но это был лишь совет, не приказ. Послушается ли Оба? Сможет ли она правильно оценить степень риска?

Я взглянул на часы и поймал себя на том, что невольно задерживаю дыхание. Это все тянется слишком долго. Что сейчас происходит в лаборатории?

Джайкер, увидев мой жест, тоже взглянул на свои часы.

— Кажется, это была скверная идея,— пробормотал он.

Возможно, Оба и ее конвоиры уже возвращаются назад. Я слышал тихий шорох, с которым вращались лопасти вентилятора. Газ не имеет ни цвета, ни запаха, и мы скорее всего не успеем герметизировать модуль — едва мы вдохнем яд в первый раз, как тут же потеряем сознание. Если Обе удалось захватить кислородные маски, она разобьет ампулу в тот момент, когда поднимется переборка, отделяющая модуль от осевого тоннеля. Тогда она, возможно, успеет надеть маски на нас.

Я жадно ловил малейший шорох. Приглушенный рокот кондиционера, едва различимая вибрация работающих машин. Больше ничего.

Переборка оставалась неподвижной. Время остановилось. Пространство между биологической лабораторией и нашим модулем стало бесконечным. — Ей не удалось провести этих парней,— шептал Джайкер.— Нельзя было все сваливать на нее... Я заставлял себя дышать. Мое тело отказывалось смириться с мыслью, что любой вдох может оказаться последним. Горло сдавил такой спазм, что мне приходилось усилием воли проталкивать туда

Воздух.

Снова взгляд на часы. Слишком долго. Все это длится невыносимо долго. Тишина. Мне хотелось разбить часы об стену. Секундная стрелка и не думала сдвигаться со своего места. Наверняка сели батарейки.

Я снова прислушался и снова ничего не услышал. Казалось, станция вымерла.

Внезапно включился видеоэкран. Это было подобно удару тока по оголенным нервам. Мы снова увидели Халида. Но куда делся его прежний лоск! Теперь его лицо было лицом разъяренного дикаря.

Нет, мордой взбесившегося зверя. Он кричал, точнее, вопил, брызгая слюной прямо в камеру:

— Карр, жалкий лжец! Вы — песье отродье, сын шлюхи! Вам не удастся помешать нашей миссии! Я поверил вам и ошибся! Я не послушался своего внутреннего голоса, своего инстинкта, и ошибся! Вы все об этом еще пожалеете! Слышите, вы пожалеете, вы поймете, что я был слишком мягок с вами, слишком милосерден! Вы узнаете, что я могу быть жестоким, могу быть безжалостным!

Его лицо занимало почти весь экран, так что нельзя было понять, в каком помещении он находится. Мы смотрели на него, как кролики на удава.

Неожиданно Халид поднес к объективу кулак, в котором была зажата злосчастная ампула с ядом.

— Это лекарство было так необходимо вашему командиру? Поистине, он страдает странной болезнью — такой, которую лечат ядом. Значит, вы решили поиграть со мной, обвести меня вокруг пальца? Вы все — лжецы, и вы пожалеете о своей лжи, клянусь бородой Пророка!

Слова Халида вновь всколыхнули во мне воспоминания. Что-то важное. Но что? Сейчас не было времени разбираться. Момент был критический — это я ясно сознавал. Прежде мне казалось, что немец Ральф куда опаснее Халида. Немец был тупым, не рассуждающим, кровожадным животным. Но мне казалось, с Халидом можно договориться, он способен прислушаться к голосу разума, Сейчас я осознал свою ошибку. Ральф — помешанный на убийствах психопат, но он — ягненок по сравнению со своим главарем. Ральф сумасшедший, но он все же остается в границах нашего мира. Но Халид был фанатиком до мозга костей, а значит, не человеком и даже не животным. Сейчас он казался демоном из ада или космическим чудовищем.

И тут он внезапно успокоился. Отвратительная гримаса ушла с его лица, а голос снова стал холоден, как полярные льды.

— Я надеюсь, у вас хороший обзор. Смотрите внимательно. Я запишу то, что сейчас произойдет и буду повторять эту запись до тех пор, пока вы не поймете, что отныне я — хозяин этой станции и всякий, кто осмелится нарушить мой приказ, умрет.

Халид отошел в сторону, и мы увидели, что он находится в биолаборатории. И он был там не один. Посреди разгромленного помещения висела Оба. Ее глаза были полны страха, руки безвольно повисли вдоль тела. Ральф висел позади нее, накрутив ее волосы на одну руку, а другой удерживая у ее виска револьвер. Ее докторский чемоданчик был распахнут, и в воздухе реяло облако из бинтов, ампул, шприцев. Ральф изо всех сил дернул Обу волосы, и она закричала. В этот момент я внезапно вспомнил, как она рассказывала о мужчине, который ждет ее в домике у моря. Он будет ждать напрасно. Оба никогда больше не увидит моря. Лицо Халида — последнее что ей суждено увидеть в жизни. Железная хватка Ральфа — последнее, что она почувствует. Халид кивнул, и Ральф выстрелил. Тело Обы вздрогнуло. Выстрел был неслышным, но голова женщины внезапно деформировалась, как будто по ней ударили паровым молотом. И хотя она уже, вне всякого сомнения, была мертва, Ральф выстрелил во второй раз. Может быть, он продолжал стрелять, но экран внезапно померк.

Последним, что я успел увидеть, была гримаса нечеловеческого восторга, исказившая лицо Ральфа. Он наслаждался совершенным убийством. Он был счастлив.

Глава 23

Прошло примерно полчаса. На станции было тихо. До нас доносились только непонятные шорохи и скрип. Казалось, что пираты сооружают какие-то машины или устройства. За работой они переговаривались — мы слышали голоса, но не разбирали слов. Мы терялись в догадках, пытаясь понять, что еще замыслил Халид. Наконец переборка, отделяющая наш модуль от тоннеля, поехала вверх. На этот раз все четверо пиратов ожидали нас снаружи, поигрывая своими револьверами. «Откуда нам такая честь?» — невольно подумал я.

— Я принял решение,— торжественно начал Халид.— На борту этой станций осталось лишком Много игрушек, о которых я ничего не знаю. Значит, слишком опасно Оставлять вас здесь. Прошу вас, господа...

Повинуясь его жесту, мы осторожно выплыли в осевой тоннель, опасаясь Неосторожным движением спровоцировать стрельбу.

— Теперь сюда,— распорядился Халид, указывая на главный шлюз в конце тоннеля.

— Что это значит? — Морияма повернулся к главарю пиратов.— Вы хотите сбросить нас в открытый космос?

— Не волнуйтесь так, командир, это вредно для вашего сердца,— съязвил бандит.— Я собираюсь всего лишь отправить вас на борт нашего корабля. Это единственное место, насчет которого я уверен. Вы не найдете там ничего, что может быть использовано против нас. Прошу вас.

— Вы будете гореть в аду, Халид,— уверенно сказал Морияма.

Ральф клацнул предохранителем, и мы с командиром поспешили открыть внутренний люк шлюза. Затем мы вскрыли наружный люк станции и наружный люк пиратского корабля. В лицо нам ударила струя холодного воздуха. Третья ступень ракеты «Ариан-5» никогда не предназначалась для перевозки людей. Там отсутствовали кондиционеры и система обогрева, и пираты наверняка успели здорово замерзнуть, пока летели сюда. Ким и Ёсико уже были на корабле — спасаясь от холода, они прижимались друг к другу.

Только здесь мы смогли по достоинству оценить безрассудство Халида и его приятелей. Только сумасшедший фанатик, ведомый целью, которая казалась ему великой, мог решиться путешествовать в подобном корыте. Это был стальной цилиндр, снабженный простейшей системой очистки и регенерации воздуха. В центре цилиндра стояли четыре кресла, закрепленные прямо на стальных балках каркаса. Перед одним из кресел на стене был укреплен щит — вероятно, бывший пульт рулевого управления. Пираты безжалостно выдрали его прямо «с мясом» — сейчас оттуда торчали лишь разноцветные обрывки кабелей. Освещения не было — лишь слабый свет восходящего над Землею Солнца лился из четырех крошечных люков технического осмотра. — Мой Бог,— прошептал Джайкер, качая головой.— По доброй воле я бы никогда не решился сесть на такое корыто.

Я попытался поймать взгляд Ёсико, но тщетно. Ну разве это не смешно? Несмотря на все, что с нами случилось, и что нас еще ожидает, меня по прежнему жестоко обижало ее подчеркнутое равнодушие.

Танака был последним, кто попал на борт нашего нового обиталища. Свен молча втолкнул его в ракету и захлопнул внутренний шлюз. Мы оказались почти что в полной темноте. Затем сразу же, прежде чем мы успели понять, что происходит, раздался хлопок — это закрылся внешний люк станции. Джайкер вскинул брови, потер лоб и дернул себя за вихор.

— Что помешает нам покинуть это негостеприимное место? — поинтересовался он.

— Насколько я знаю Халида, он обязательно что-нибудь придумает,— предположил я.— Думаю, снаружи нас ждет какая-то неприятная неожиданность.

— Полагаете, там Ральф с револьвером?

— Может оыть. или им удалось испортить механизм открывания дверей в шлюзе.

— Нет, с механизмом все в порядке! — вмешался Танака.— Я специально обратил на это внимание.

— Одного Ральфа вполне достаточно,— со вздохом ответил я.— Он наверняка мечтает прострелить голову еще кому-нибудь. Сквозь шлюз не могут одновременно пройти два человека, так что первый, кто осмелится выбраться с корабля, окажется с этим громилой один на один.

— Минутку, вы забыли об аварийных люках! — воскликнул Джайкер.— Если мы будем действовать быстро и согласованно...

В этот момент послышался пронзительный скрежет, и стены капсулы заходили ходуном. Мы схватились за балки и ручки кресел. Я выглянул в люк технического осмотра. Между шлюзом капсулы и станцией внезапно образовалась щель, которая расширялась с каждой секундой. Несколько секунд я видел легкий туман — это стремительно остывало вылетевшее из шлюза облачко воздуха. Внезапно иллюминаторы залил ослепительный свет. Ракета покинула тень станции и теперь купалась в солнечных лучах.

— Это гениально! — воскликнул Джайкер, который тоже смог добраться до люка.

— Что гениально? — поинтересовался Морияма. — Наша тюрьма. Лучшей и придумать было невозможно.

Пираты, не мудрствуя лукаво, просто расстыковали капсулу и станцию.

— Это не тюрьма, а камера смертников,— проворчал Морияма, оттеснивший Джайкера от окна.— Вероятно, мы так и будем удаляться от станции пока через несколько дней не упадем на Землю и не сгорим в атмосфере.

— Может быть, они даже не подумали о такой возможности,— мрачно сказал Танака.— Достаточно взглянуть на эту капсулу, чтобы понять, как мало Халид и его банда смыслят в космонавтике. — Постойте, не все так мрачно! — воскликнул я.

Мне удалось различить яркую блестящую полоску. Между двумя шлюзами был натянут тонкий, но прочный стальной канат, который удерживал нашу темницу в двух метрах от станции. Нам понадобилась бы пара секунд для того, чтобы преодолеть это расстояние, будь мы на Земле. Но два метра безвоздушного пространства — непреодолимая преграда для человека, если у него нет скафандра. В этой ситуации, что два метра, что два световых года — все едино.

— Дьявол! — Джайкер хлопнул себя по колену,— Теперь мы вне игры. Кажется, Халид попросту сунул нас в холодильную камеру, чтобы заморозить до лучших времен.

— Давайте лучше подумаем, что мы можем сделать, — сухо предложил Танака.

Джайкер рассмеялся.

— До вас еще не, дошло? Мы уже ничего не можем сделать! Это идеальная тюрьма — из нее невозможно выбраться.

— Вы готовы сидеть сложа руки? — сердито спросил Танака.

— Вам тоже придется сидеть сложа руки! — парировал кибернетик.— Просто я принимаю ре-альность такой, какова она есть, а вы на это не способны.

Легкий толчок снова сотряс капсулу — канат размотался на максимальную длину и капсула остановилась.

— Думаю, нам не стоит горячиться,— примирительно сказал Ким.— Мы можем сломать себе голову, придумывая всевозможные хитроумные планы и уловки, а можем сесть в позу лотоса и отдаться на волю рока. Результат будет один и тот же.

Морияма удивленно посмотрел на космического металлурга и покачал головой.

— Я согласен, сейчас не стоит думать о том, как нам расправиться с захватчиками,— сказал он решительно.— Но мы должны подумать о собственном спасении. Что мы можем предпринять?

— Что мы можем предпринять? — переспросила Ёсико, и в ее голосе звучала горечь.— У нас несколько литров воды и сухие брикеты, оставшиеся от запасов этих пиратов. У нас нет туалета, только ассенизационный мешок от скафандра. И самое главное, кислородные баллоны уже наполовину пусты. И еще этот проклятый холод. Думаю, он убьет нас раньше, чем кончится кислород.

— Холод — это совеем не проблема,— возразил Джайкер.— Здесь шестеро человек — следовательно шесть тел с температурой около 37 градусов. Думаю, через час-другой температура значительно повысится.

Ёсико едва не прожгла его взглядом.

— Здесь было бы семь горячих тел, если бы некоторые весьма самонадеянные мужчины не сочиняли безумных планов, и не сваливали бы их исполнение на женщин! — выпалила она.

Джайкер уже открыл рот наверняка, чтобы изложить очередной «безумный план», но почел за лучшее промолчать.

Я продолжал осматриваться. О том, чтоб починить пульт управления, не могло быть и речи. Баки ракетной ступени наверняка полны горючим, но оно бесполезно — мы не сможем запустить маневренные дюзы.

Затем я принялся изучать систему регенерации воздуха. На станции она была по-настоящему сложной — воздух очищался, освобождался от углекислоты и снова насыщался кислородом. Водяной пар подвергался конденсации. Благодаря этому шаттлы были избавлены от необходимости доставлять на орбиту кислород и воду. Здесь же были просто баллоны с кислородом, шланги от которых, перекрытые вентилем, соединялись с большим вентилятором. Однако мне не удалось обнаружить адсорбента, который очищал бы воздух от углекислоты и загрязнения. Значит, мы получим отравление углекислым газом задолго до того, как закончатся запасы кислорода. Мой взгляд блуждал по стенам нашей тюрьмы. Все здесь было склепано на коленке и на скорую руку. Полная противоположность солнечной станции, которая была воплощением профессионализма и высоких технологий. Взять хотя бы эти кресла, которые, казалось, были выдраны из салона какого-то самолета...

Минуточку! Кресла? С ними что-то не так!

— Как вы думаете, почему тут четыре кресла? — громко спросил я.

Все обернулись и уставились на меня и на злосчастные предметы обстановки.

— В самом деле... четыре кресла,— подтвердил Танака.

— Но мы видели на борту только троих пиратов! — продолжал я.— Ральфа, Свена и Халида.

Додумав эту мысль до конца, я тут же принялся за поиски. Я сам толком не знал, что ищу, но интуиция вела меня и на этот раз. Впрочем, помещение было слишком маленьким для того, чтобы что-то надежно спрятать. Я очень быстро увидел то, что искал. Два кресла соприкасались спинками и образовывали узкий темный угол. Я залез туда и вытащил большой пластиковый мешок вроде того, в который мы упаковали тело Ивабути.

Я даже не был особенно удивлен, когда, открыв мешок, увидел труп. Это был пожилой мужчина, которого, по всей видимости, убили стартовые перегрузки. В этом не было ничего удивительного — европейская ракета, в отличие от шаттлов, никогда не предназначалась для перевозки пассажиров.

Удивляло другое — лицо умершего казалось мне смутно знакомым. И не только мне.

— Ради всего святого, что он здесь делает?! — воскликнул Джайкер.— Теперь я действительно ничего не понимаю.

Морияма бормотал под нос какие-то японские проклятия. Я беспомощно развел руками.

— Значит, вы знаете, кто это?

— А вы — нет? — удивился Морияма. Я пожал плечами:

— Я был знаком с ним, но не могу вспомнить когда и как...

Морияма тяжело вздохнул:

— Помните телеграмму, которую я вам показывал?

Я снова взглянул на седые волосы покойного и вдруг вспомнил, где я уже видел его. Огромный лекционный зал Токийского университета. Я сижу в третьем ряду, а этот человек стоит за кафедрой и рассказывает о перспективах использования солнечной энергии в мировой экономике. Затем он переходит к физическим эффектам, которые используются при транспортировке энергии из космоса на Землю.

Передо мною был профессор Ямамото.

Глава 24

Мы могли только строить предположения. Халид и его подручные похитили профессора и Попытались привезти его на станцию. Они не знали, что Ямамото в течение многих лет страдал тяжелой формой ишемической болезни сердца. Он не смог пережить стартовых перегрузок, и Халид остался без консультанта. Поэтому он разделил нас на две группы и допрашивал раздельно Танаку и Кима, пытаясь поймать их на противоречиях.

Одно было непонятно — почему, собственно, Халид так интересовался устройством станции. Если он действительно хотел потребовать выкупа, ему достаточно было провернуть трюк с передатчиком, а с этой задачей превосходно справился Сакай. Неужели им руководило чистое любопытство? Едва ли. Может быть, он испытывал глубокий внутренний страх перед машинами и приборами, о которых он знал так мало, а мы — так много?

Меж тем в капсуле стало теплее, зато дышать было все труднее. Кажется, где-то подтекал маслопровод — и запах машинного масла постепенно наполнял небольшое помещение. На стенах оседали капли воды. В космосе не бывает средних температур. Пока капсула находилась в тени станции, мы стучали зубами от холода. Но стоило станции сдвинуться на несколько градусов в сторону, на капсулу стали попадать солнечные лучи — и вот мы уже изнемогаем от жары.

Все члены команды были измучены событиями последних часов, и нами овладела апатия. Ким и Танака вполголоса обсуждали какие-то технические детали устройства капсулы. Морияма закрыл глаза и погрузился то ли в медитацию, то ли в сон. Джайкер не отрывал взгляд от люка технического осмотра, причем ему то и дело приходилось протирать стекло от капель воды. Ёсико просто смотрела в стену. Ее лицо было холодным и отчужденным. В глазах и уголках губ застыла неизбывная горечь.

Внезапно я понял, что однажды уже видел подобное лицо. Давным-давно и очень далеко отсюда. Другая женщина так же стояла, не глядя на меня, погружаясь все глубже в свое горе, и мне казалось, что все ночные кошмары — пустяк, по сравнению с этим мгновением, что я не забуду ее лица до самой смерти. Это было в городе Хансвилл, штат Техас, в гостиной нашего дома. Мы с Фатимой стояли друг напротив друга и молчали. Мы хоронили свой брак. Я когда-то завоевал ее руку и сердце, но я не смог сделать ее счастливой. Тогда я не знал, что ей сказать. Но, может быть, я что-то смогу сделать сейчас?

— Привет, Ёсико,— сказал я тихо, подтягиваясь ближе к ней.

— Привет, Леонардо-сан,— она медленно повернула голову.

Как будто мы были в открытом космосе, и ее взгляд был концом страховочного троса, который во что бы то ни стало нужно удержать, иначе она затеряется в холодном безжизненном пространстве.

— Дурацкая ситуация, правда? — сказал я первое, что пришло в голову.

Дурацкий вопрос, правда? Но в ее глазах внезапно появился интерес — как будто она заметила в чертах моего лица что-то новое.

— Что у тебя в руке, Леонардо-сан? — спросила Ёсико.

Оказывается, я все это время сжимал в пальцах записку, которую дал мне Халид.

— Это письмо от моего сына. У меня не было времени его перечитать...

— Ах да, твой сын. Ты почти ничего не рассказывал о нем. Его ведь зовут Нейл, так?

— Да. В честь Нейла Армстронга.

Я невольно улыбнулся. Та гордость, с которой я давал это имя сыну, казалась мне сейчас невыносимо смешной. Ёсико снова замолчала, и я не представлял, что еще можно сказать. Мой мозг сейчас представлял собой колоссальную черную дыру — огромное поле деятельности для всех земных и внеземных астрономов.

— Ты скучаешь по сыну? — неожиданно спросила Ёсико.— Ты часто его вспоминаешь?

— Скучаю ли я?

Мне снова захотелось смеяться. Скучаю ли я? Часто ли я вспоминаю? Редко, очень редко. Потому что каждое воспоминание — это бездонный водоворот, из которого моя душа всякий раз выбирается лишь чудом. Разве сознавать, что утратил самое важное в жизни — значит скучать? Я был плохим отцом для моего сына, я заставил его придти в огромный, враждебный мир и оставил там одного. Три года назад, когда я в последний раз ездил в Саудовскую Аравию, Нейлу было семь лет. Потом их правительство закрыло границы для американцев и вскоре началась война.

Скучаю ли я? Я почти ничего не знал о нем. А он почти ничего не знал обо мне. Я только чувствовал боль в сердце каждый раз, когда думал о нем. Разве это называется «скучать»?

Ёсико осторожно взяла факс из моей руки и принялась читать. Разобрать почерк Нейла было Нелегко— он учился писать по-арабски, и латиница давалась ему с трудом. И тут я заметил, как в уголках глаз Ёсико блеснули слезы.

— Он очень тебя любит,— тихо сказала она. Я его тоже. И неожиданно я подумал: а можно ли назвать любовью то чувство, которое я испытывал к самой Ёсико? Наверное, нет. Это была просто игра двух взрослых людей. Я оставался для нее gaijin, она для меня — таинственной женщиной Востока, драгоценным трофеем, о каком только мог мечтать любой мужчина. Однако сейчас, после того, как мы увидели настоящие лица друг друга, может ли игра продолжаться?

Я почти ничего не знал о жизни Ёсико до того, как она попала на станцию. Она немного рассказывала о своем отце — человеке суровом и старомодном. У нее было три старших брата — инженеры и банкиры, но я не знал их имен. Я знал, что Ёсико вырвалась из отчего дома, но не знал, чего ей это стоило. Полагаю, что пульсары, квазары и протога-лактики занимали в ее жизни гораздо больше места, чем моя скромная персона.

Со вздохом я спрятал письмо Нейла в карман. Не знаю, любил ли я когда-нибудь по-настоящему какую-то из моих женщин. Может быть, нет. Скорее всего, нет. Скорее всего, мой темноглазый сын был единственным существом на свете, которое я любил.

Танака и Ким тоже замолчали, и какое-то время в капсуле было тихо. Только посвистывал выходящий из баллонов кислород.

Морияма открыл глаза, и Джайкер, увидев это, тут же повернулся к нему.

— Командир, я давно хочу спросить, что вы сейчас думаете о моем преступлении,— сказал кибернетик полушутливо, полусерьезно.

Морияма удивленно уставился на него.

— Я готов извиниться перед вами еще раз, — ответил наконец наш командир.— Я стыжусь того, что подозревал вас.

Джайкер нервно, улыбнулся.

— И тем не менее вы были правы! — выпалил он.

— Я был прав? В чем? — снова изумился Морияма.— Профессор, вы не могли бы объяснить нам, к чему вы клоните?

Кибернетик опустил голову:

— Вы были не правы, когда подозревали меня в смерти Ивабути.— с трудом выговорил он.— Но вы были правы, когда подозревали меня в саботаже. Совершенно правы.

Глава 25

В капсуле было тесно и душно, холод и жара накатывали волнами. Но мы мгновенно забыли обо всех неудобствах, когда услышали признание Джайкера. Слишком потрясающ был контраст между обликом профессора из Кембриджа и его последними словами.

— Если вы решили пошутить, мистер Джайкер, лучше предупреждайте нас заранее,— выговорил наконец Морияма.

— Я не шучу,— развел руками Джайкер.— Я не посмел бы шутить на такие темы.

— Но вы хорошо понимаете, что вы только что сказали? Когда мы вернемся на Землю, вам придется провести остаток дней за решеткой.

— Не беспокойтесь так обо мне,— улыбнулся Джай.— Мы никогда не вернемся на Землю.

Я мучительно откашлялся, чувствуя, как пересохло горло.

— Но как вы это сделали,— проговорил я с трудом.— Вы изменили программы?

— Разумеется,— Джайкер кивнул.— Я внес изменения в программное обеспечение, отвечающее за фокусировку луча. Очень тонкие исправления, которые вы могли бы разыскивать годами, а разыскав, приняли бы за случайные ошибки.

— Кажется, вы гордитесь своим поступком? — поинтересовался Морияма, и в его голосе зазвучали угрожающие нотки.— А как насчет Ивабути? Вы боялись, что он поймает вас за руку?

— Я не был уверен, действительно ли он меня подозревает,— сознался Джайкер.— Однако он в любом случае был гениальным инженером, и мог по наитию обнаружить следы моих манипуляций. Поэтому как только он заговорил о том, чтобы вместе со мной проверить все программное обеспечение, я засел за компьютер и за ночь вернул программы в исходное состояние. Ужасная ночь, но я справился.

— Но ведь вы находились на мостике только во время вашей вахты? Потом вы ушли к себе?

— Я продолжил работу на терминале в моей каюте.

В разговор внезапно вмешался Танака.

— Центральная система регистрирует работу каждого терминала и проставляет в регистрационной записи число и дату Мы могли бы легко проследить ваши манипуляции.

— В принципе все, что вы сказали, правильно,— Джайкер вновь улыбнулся.— Но компьютерные файлы — не надписи, выбитые на камне. Любая информация, представленная в электронном виде, это, в сущности, всего лишь флюктуация магнитного поля. Если хорошо представлять себе работу таймера, можно изменить и его показания. Ни мы ни даже Ивабути ничего бы не заметили.

— Значит вы надеялись, что просмотрите с Ивабути программы, он ничего не заметит, и вы опять приметесь за старое? — спросила Ёсико.

— Совершенно верно,— ответил Джайкер, отвесив ей поклон.

— Но, ради всего святого, почему? — снова заговорил Морияма.— Что заставило вас пойти на преступление?

Вместо ответа Джайкер поднял над головой правую ладонь, сжатую в кулак, выставил вверх указательный палец и начал покачивать кистью вправо-влево, как будто грозил нам. Этот жест был знаком каждому, кто хоть иногда включал телевизор.

— Мой Бог, Greenforce! — воскликнули мы хором.

Я должен был догадаться раньше! Но это казалось невероятным. Наш безобидный, застенчивый и вечно ёрничающий индо-британец оказался агентом весьма радикальной группировки, которая несколько лет назад демонстративно порвала с движением Гринпис и провозгласила, что будет бороться за охранение окружающей среды не только мирными, но и террористическими методами.

— Совершенно верно, Greenforce! — повторил Джайкер.— И прошу вас, не произносите это слово с таким ужасом. Масс-медиа пытается наклеить на нас ярлык экологических террористов, а мы всего лишь пятая колонна, которая пытается остановить всемирное самоубийство.

— Не только масс-медиа, но и сам Гринпис давно отмежевался от вас,— сердито возразил Танака.— Я полагаю, мира на Земле нельзя достичь с помощью насилия.

— Простите, Танака-сан, но вы и гринписовцы всего лишь прекраснодушные мечтатели,— ответил Джай с язвительной улыбкой.— Речь не идет о мире или войне, речь идет о выживании человечества. И если кто-то до сих пор не заметил, что методы Махатмы Ганди больше не работают, мне его искренне жаль. Вспомните прошлое лето! Тысячи мирных демонстрантов перекрыли роттердамскую гавань, протестуя против сброса химических отходов в Северное море. Чего они достигли? Полицейские разогнали демонстрацию; и суда-перевозчики компании АМКО ТАН беспрепятственно вышли из гавани, чтобы сбросить свой смертоносный груз в нейтральных водах. И вот вам другой пример — всего один человек, работающий в дочернем предприятии Бритиш Петролеум, запускает в систему программу, которая разрушает систему поиска информации о новых месторождениях. Боссы компании ничего не заметили, меж тем компания уже обречена. Итак, какие методы эффективнее?

Это звучало весьма убедительно. Самое главное, Джайкер производил впечатление человека, который абсолютно уверен в том, что делает, который готов пострадать за свои убеждения. Выступай он сейчас на митинге, перед большой аудиторией, ему наверняка без труда удалось бы навербовать себе сторонников.

— Но почему солнечная станция, Джайкер? — спросил Морияма.— Почему не угольная шахта? Не химический завод? Этого я не могу понять.

— Потому что солнечная станция — это один из самых опасных проектов нашего времени,— ответил ему Джайкер.— Это очередная попытка решить все проблемы человечества чисто техническими средствами. Это очередной храм, где поклоняются высоким технологиям. А такое поклонение есть опаснейшая ересь.

— Вы в своем уме?

Джайкер невольно покраснел. На его лбу выступили капельки пота — частью от царившей в капсуле жары, частью — от волнения. Он больше не улыбался, не отпускал шуточек, но говорил предельно серьезно.

— В своем ли я уме? Хорошо, давайте перейдем к фактам. Вы можете представить себе, какое влияние оказывает ваша станция на земную биосферу? Вы понимаете, какие силы включаются в игру? К чему эта игра может привести? Что Гавайи — это не просто место размещения принимающей решетки, а сложная экосистема, в которую вы вламываетесь, как стадо слонов в посудную лавку. Я могу показать вам фотографии, сделанные в океане, после того, как по нему прошелся ваш энергетический луч. Мертвые птицы, которые поджарились прямо в воздухе, мертвые рыбы, которые сварились заживо. Никто еще не исследовал влияние массивной передачи энергии на озоновый слой. Никто не исследовал, какие изменения происходят в составе воздуха. Никого не интересует явление электросмога, который образуется после прохождения луча. Когда не задают вопросов, не получают ответов Мы задаем вопросы, и ответы, которые мы получаем, нам не по душе.

— Это все болтовня,— твердо сказал Морияма.— Пустая болтовня, и ничего больше. Вы разочаровали меня, профессор Джайкер. Когда мы вернемся на Землю, я сам позабочусь о том, чтобы вы попали в руки закона.

— Вы так ничего и не поняли, командир,— ответил Джайкер со вздохом.— А между тем, все просто.

— Ну что ж, попытайтесь объяснить мне еще раз,— предложил Морияма.— Если все так просто, то я рано или поздно пойму, что заставило вас пойти на преступление.

— Ну, хорошо,— Джайкер смотрел командиру прямо в глаза.— Какую мощность способна развить станция Ниппон в режиме максимума?

— Около гигаватта.

— Один гигаватт,— кивнул кибернетик.— Тысяча мегаватт. Миллион киловатт. Одним движением пальца вы способны обрушить поток подобной мощности на земную поверхность. Попробуйте вообразить, Морияма-сан, что случится, если этот поток упадет не на специально для этого предназначенную приемную решетку, а просто на ничем незащишенную поверхность земли или моря.

— Это будет катастрофа,— спокойно ответил

Морияма.— Поэтому при проектировании станции было предусмотрено множество защитных механизмов которые не позволят мне включить систему передачи энергии во внеурочное время. Ошибка исключена.

— Прекрасно,— Джайкер потер руки.— Итак, если на станции работает высококвалифицированный и ответственный персонал, Земле ничего не угрожает. Но, как нам всем хорошо известно, сейчас это не так. Весь квалифицированный персонал собран в этой превосходно оборудованной тюрьме, а на станции тем временем хозяйничают...

Он не договорил — в этом не было нужды. Глаза Мориямы расширились, он хлопнул себя по лбу.

— Так вы полагаете, Халид...

— Полагаю, что да,— твердо сказал Джайкер.— Для чего он выкрал профессора Ямамото? Почему допрашивал по отдельности Кима и Танаку? Для того, чтобы терроризировать правительство и требовать выкуп, не нужно разбираться в деталях управления станцией. Миллиард долларов в золоте — это всего лишь очередная ложь, отговорка. На самом деле, Халид прекрасно понимает, что станция представляет собой оружие титанической мощи, какого еще не бывало в истории человечества. И он намерен воспользоваться этим оружием, даю руку на отсечение.

Sonna bakana! — выкрикнул Танака, покраснев от гнева.

Морияма лишь печально покачал головой.

— Нет, Танака-сан, он прав,— тихо сказал командир.— Это возможно. Станция способна продуцировать электромагнитные волны, как микроволновая печь. Вы когда-нибудь пробовали готовить в микроволновке яйца? А станция в миллион раз мощнее обычной микроволновки. И с любым живым организмом, который попадет в поле действия луча, будет то же, что с яйцом. Это...— он тяжело вздохнул,— я надеюсь, что никогда этого не увижу.

— Джайкер, командир прав? — тихо спросила Ёсико.

— Я не знаю,— также тихо ответил кибернетик.— Еще никто не проводил подобных экспериментов. Вы же помните, нам никогда не удавалось выйти на максимальную мощность — я позаботился об этом. Но даже результаты мысленных экспериментов впечатляют. Луч оставит за собой выжженную пустыню. Люди, попавшие в его поле, погибнут от того, что кровь закипит в их жилах — в самом буквальном смысле. Луч, словно палец бога смерти, пройдется по земле и по морю и от него не будет спасения.

— И вы думаете, Халид решится на такое? — снова спросила Ёсико.— Но почему? Зачем?

— Чтобы получить свои деньги,— спокойно ответил Джайкер.

— Вы так думаете?

— Да. Он делает вид, что на станции все благополучно. Он дожидается шаттла. Захватив шаттл, он начнет свой шантаж.

— Но какова его цель? — вмешался в разговор

Морияма.— Я имею в виду — на какое место на Земле он намеревается направить луч?

— Понятия не имею,— развел руками Джайкер. — Я только знаю, что в его распоряжении вся Земля. Станция движется по трансполярной орбите и в течение двух дней проходит над каждым меридианом, то есть над любым участком земной поверхности. У Халида богатый выбор.

— Я знаю, что он выберет,— неожиданно для себя самого сказал я.

— Простите, что?

— Я знаю, куда он пошлет луч.

Все члены команды уставились на меня. А я пока не мог найти слов, чтобы объяснить им то, что только что произошло в моей голове. Как будто от слов Халида в моем мозгу рухнула глухая стена, и прежде разрозненные факты соединились в единую картину. Сам Джайкер мог бы догадаться, но он был слишком увлечен собственной миссией. Я только молча разводил руками и краснел, словно гимназист, подглядывающий в замочную скважину женской раздевалки.

— Смотрите! — воскликнул Танака.— Смотрите! Они поменяли флаг!

Красный круг на белом фоне внезапно исчез с флагштока у основания башни. Вместо него теперь висел кроваво-красный лоскут, покрытый арабской вязью.

— Что они там понаписали? — пробормотал Морияма.

Bismi llahi mhmani rahmini! — прочитал я. В свое время мне удалось выучить не боле полудюжины слов по-арабски, но эту фразу я узнал с первого взгляда.

— Что это значит? — переспросил Морияма.

— «Во имя Аллаха милостивого, милосердно-го!» — это так называемая «басмала» — формула с которой начинается каждая сура Корана. И кроме того, это слова, которые пишут на знамени джихада

— Все правильно! — воскликнул Джайкер.— Они подняли знамя джихада. Значит... Значит, они...

Я молча кивнул. Я думал о белом городе со сверкающими минаретами. О городе, лежащем посреди бесплодной, выжженной пустыни, посреди счастливой Аравии, страны благовоний. Я видел американские танки и артиллерийские орудия, замкнувшие город в железное кольцо. И я видел темноволосого, черноглазого мальчика, который когда-то прыгал на моих коленях, а теперь отгорожен от меня этим железным кольцом.

— Мекка,— сказал я шепотом.— Они хотят уничтожить Мекку.

Глава 26

— Пару недель назад среди ежедневных новостей проскочила одна, которая имеет непосредственное отношение к сегодняшним событиям. Возможно никто, кроме меня, ее и не заметил, но у меня были свои причины обратить на нее внимание...— я замолчал, подбирая слова.— В общем, речь там шла о неком Абу Мухамеде, который называет себя вторым пророком и вождем джихада. Так вот, он провозгласил, что осада Мекки — это испытание истинной веры и наградой всем прошедшим испытание будет великое чудо.

— Чудо? —недоверчиво переспросил Джайкер.

— Чудо, которое его пособники сейчас пытаются инсценировать.

Воздух уже пропитался запахами пота и машинного масла. В люк технического осмотра я видел внизу под собой огромное мексиканское нагорье. Восходящее солнце подрумянивало вершины Сьерpa Мадре, густые темные облака на горизонте обозначали промышленный район у Калифорнийского залива. 105 градусов восточной долготы. Я пытался мысленно представит нашу траекторию.

— Еще полвитка — и мы окажемся как раз над Меккой. Осталось два часа, а затем свершится чудо предсказанное пророком. Именно этим и занимается сейчас Халид. Он сфокусирует на Мекке энергетический луч и отправит все живое прямиком к милосердному Аллаху.

— Ему не удастся сфокусировать луч,— быстро возразил Морияма.— На первых секундах возникнет вибрация и...

Джайкер, сокрушенно покачал головой.

— Не будет ни вибрации, ни блуждания луча,— сказал он со вздохом.— Я вернул программы в исходное состояние. Все будет работать как часы.

Морияма презрительно фыркнул.

— Вы весьма неудачливый саботажник, мистер Джайкер! — заявил он.

Я продолжал свою речь, не слушая их перепалку. Я должен был договорить все до конца, чтобы самому понять, в каком дерьме мы сидим.

— Все было тщательно подготовлено. Я думал раньше, что Халид дожидается шаттла, чтобы удрать на нем на Землю, и поэтому морочит голову и Гавайям, и Танегасиме. Ничего подобного. Халид купил билет в один конец. Саботаж на космодроме — дело рук его агентов. Когда сюда поднимется шаттл, будет уже поздно. Никто никогда не узнает, что здесь произошло на самом деле.

— Вы не преувеличиваете, Леонард? — мягко спросил Морияма.

Очевидно, его смутил столь необычный для меня приступ красноречия. Я и в самом деле не мог остановиться. Если бы я замолчал хоть на минуту, мой желудок тут же вывернулся бы наизнанку от страха. Последний раз я чувствовал себя так паршиво в день своего развода с Фатимой.

— Вы полагаете, я преувеличиваю? — продолжал я, не сбавляя темпа. Со стороны, наверное, это смотрелось внушительно — этакий сыщик в конце фильма, который сейчас раздаст всем сестрам по серьгам.— Думаете, я преувеличиваю? А что бы вы сами, командир, сделали на месте Абу Мухамеда? Только представьте себе, какое это будет эффектное зрелище — завтра на рассвете над Меккой взойдет второе солнце и его всепобеждающие лучи безжалостно уничтожат и правых, и виноватых. Халид предупредит Пророка по радио, тот заранее скроется в убежище, и вскоре объявит всему миру, что Аллах призвал к себе верных, истребил неверных, очистил Мекку и отдал ее под власть воинов джихада. Идеальное решение всех проблем — вы не находите?

— Я пытаюсь найти брешь в ваших доводах и не могу,— сказал Морияма. Казалось, каждое слово причиняет ему боль.

— Я тоже не могу. Это именно то, ради чего такой человек, как Халид, способен забраться на орбиту. Но о том, как свершилось чудо, никто не должен знать. Следовательно, через два часа мы все умрем. .

— А Халид и его банда?

— Не знаю,— я пожал плечами.— Может быть да, а может быть, нет. Может, они рассчитывают захватить шаттл и приводниться где-нибудь в океане. В конце концов это не важно. Он уничтожит нас и, вероятно, уничтожит станцию.

— Но это невозможно! — крикнул Танака, срывающимся голосом.— Мы должны что-то предпринять!

— Что вы хотите предпринять? — спросил Джайкер, к которому тут же вернулся прежний насмешливый тон.— Мы сидим в идеальной тюрьме. Мы ничего не можем сделать. Халид умеет планировать свои действия.

— Нет!

Это сказал я. Внезапно мой желудок чудесным образом успокоился — гнев и страх достигли такой стадии, когда они превращаются в холодную решимость. Совсем как в голливудских фильмах, но мне уже было на это наплевать.

— Халид умеет составлять планы, но не умеет импровизировать, когда его планы что-то нарушает,— продолжал я.— Он засуетился и сделал одну-единственную ошибку. Возможно, этого будет достаточно.

— Вы уверены? — быстро спросил Морияма.

— Уверен.

Черт возьми, этот проклятый Халид, сам того не желая, оказался прекрасным психотерапевтом. Я снова чувствовал себя победителем. Прежняя унизительная жалость к себе и прочие сентиментальные сопли слетели с меня, словно шелуха. Такое случалось и раньше. В школе был один старшеклассник, которому нравилось меня изводить. Верзила, на целую голову меня выше. Я жутко его боялся, пока не понял, что больше бояться нельзя. Тогда, в один прекрасный день, я просто что было сил дал ему коленом по яйцам — и вопрос был решен раз и навсегда. Халид — противник посерьезнее, поэтому он так просто не отделается. Я оторву ему яйца и запихаю в его глотку — на меньшее пусть даже не рассчитывает.

Не тратя больше слов на разговоры, я разорвал пластиковый мешок и вытащил тело старого профессора. Все остальные, молча и переглядываясь, наблюдали за мной.

— Бандиты надели скафандры, когда садились в ракету,— сказал я наконец.— скорее всего, они боялись разгерметизации. Бедный Ямамото был им нужен живым, и они запихали его в скафандр. Но он все же умер. Тогда они бросили его здесь. Вместе со скафандром и шлемом. В этом и была их ошибка.

И я начал расстегивать скафандр Ямамото. Шлем лежал тут же в мешке, между ногами мертвеца. Над опущенным светофильтром красовалась непонятная надпись, сделанная, похоже, кириллицей. Русский скафандр. В этом не было ничего удивительного. На русском черном рынке можно купить все, что угодно. Скафандр был великоват для покойного японца — я надеялся, что мне он будет не слишком тесен.

— Что вы собираетесь делать, Леонард? — осторожно спросил Морияма.

— А вы не догадываетесь, командир? Я собираюсь надеть скафандр, вернуться на станцию и свернуть Халиду шею.

Я проверил содержание кислорода в баллонах и работу пульта системы жизнеобеспечения. Кажется все в порядке.

— Халид на борту не один,— продолжал Морияма.— Вы помните об этом?

— Я сверну шеи всем четверым,— ответил я не моргнув глазом.— Они это заслужили.

Я влез в скафандр и принялся соединять разъемы шлангов. Ёсико помогла мне надеть ранец жизнеобеспечения, пристегнуть шлем, перчатки и страховочный фал. Я проверил показания манометра, парциальное давление кислорода и углекислого газа в шлеме скафандра. При этом я старался даже кончиком пальца не коснуться переговорного устройства — вероятно, передатчики всех скафандров настроены на одну частоту, я боялся случайно включить передатчик. Тогда подозрительные звуки в наушниках шлемофона могли заставить пиратов вспомнить об их ошибке.

— Леонард! — неожиданно воскликнул Джайкер.

— Что?

— Боюсь, Халид все же не совершал ошибки,— кибернетик указал на люк технического осмотра.— Взгляните на шлюз. Наружный люк открыт.

— И что?

— Как только вы откроете внутренний люк, в капсуле не останется воздуха,— терпеливо объяснил Джайкер.

У меня опустились руки. Мозг отказывался весить в то, что слышали уши. Все еще не желая верить Джайкеру, я заглянул в крошечный иллюминатор. Действительно, наружный люк шлюза был открыт. Если сейчас я открою внутренний люк, вакуум мгновенно высосет из капсулы весь воздух и тепло. Это законы физики. А с физикой не поспоришь.

— Этого не может быть...— жалобно пробормотал я.— Такого просто не может быть... Как же я смогу выйти?

— Забудьте об этом,— махнул рукой Джайкер.— Наша темница еще совершеннее, чем я думал раньше. У вас есть скафандр, и вы можете выйти наружу. Но при этом вы убьете всех нас.

Глава 27

В бессильном отчаяньи я смотрел в иллюминатор на крышку наружного люка шлюза. Так близко — и так недостижимо. Даже если бы я в припадке безумия решил пожертвовать жизнью своих товарищей и попытался открыть внутренний люк, ничего бы не получилось. Разница давлений между безвоздушным пространством и капсулой удерживала дверь надежней стальных засовов.

— Что вы стоите, Леонард? — нетерпеливо спросил Джайкер.— Ждете, когда прилетит ангел и захлопнет дверцу шлюза?

Мне казалось, что сейчас мой мозг лопнет от чрезмерного напряжения. Я отчаянно искал выход, перебирал в уме каждую деталь запирающего механизма, пытался найти какой-нибудь экзотический способ закрыть люк, не выходя из капсулы.

Глаза уже болели и слезились, но я этого не замечал. Солнечные панели сверкали ослепительным серебром — словно настоящие ангельские крылья. Трос соединяющий капсулу и станцию, казался бриллиантовым ожерельем. Мы неподвижно висели в двух шагах от станции — отрезанные от всего мира, одинокие.

— Снимайте скафандр, Леонард,— устало произнес Морияма.— Вы сделали все, что было в человеческих силах.

Я покачал головой. Внезапно мне пришла в голову идея. Причем, не самая безумная за сегодняшний день.

— Доктор Ким,— я повернулся к корейцу.— Вы говорили, что присутствовали на строительстве станции.

— Абсюлютно верно,— ответил удивленный Ким.

— Я где-то читал, что дистанционно управляемыми робототехническими модулями можно управлять с помощью голосовых команд. Это правда?

— Правда.

— Значит, мы можем вызвать Спайдермена по радиосвязи?

Темпераментный Джайкер ахнул и зааплодировал. Ким с сомнением покачал головой:

— Если его приемник исправен, то да. Мы давно уже не проверяли этого.

— На какую частоту он настроен?

— Точно не знаю. Ищите частоту, на которой каждые пять секунд раздается тональный сигнал. Что-то вроде «пинг».

Пульт управления рацией крепился на правом рукаве скафандра чуть выше запястья. Регулятор частоты был установлен в крайнем правом положении. Очень осторожно я убрал ото рта микрофон, чтобы пираты не услышали моего дыхания, если я случайно попаду на их частоту. Затем я взялся за регулятор частоты и принялся вращать его.

— Ничего не слышно,— растерянно сказал я не-сколько секунд спустя, когда регулятор оказался в крайнем левом положении.

— Я могу узнать, что вы намерены делать, Леонард? — поинтересовался Морияма.

— Я хочу вызвать сюда Спайдермена и приказать ему закрыть наружный люк. Но, похоже, ничего не получится — он не подает сигналов. Наверное, его чертова рация все-таки сломана.

— Я думаю, вы торопитесь, Леонард,— вмешался Джайкер.— Вы должны задерживаться на каждой частоте как минимум на пять секунд, чтобы расслышать сигнал Спайдермена. Пять секунд — это очень длинный промежуток, когда вы нервничаете.

Я пожал плечами и снова принялся вращать рычажок регулятора, все время останавливаясь и медленно считая про себя до пяти. И вдруг...

— Пинт!

— Есть! Я поймал его! Ким, что делать дальше?

— Отдавайте приказы.

— На каком языке?

— На английском. Он понимает около двухсот простейших слов.

— На английском?

Я был немыслимо удивлен. Когда-то давным-давно, на заре моей юности, когда мир был еще молод, английский действительно был языком международного общения. Но сейчас? Кому пришло в голову научить робота английскому языку? С тем же успехом он мог бы общаться на латыни.

— Программу управления писали американцы. Они уверяли нас, что английский более логичен, чем азиатские языки, и легче поддается математическому анализу,— ответил Ким с улыбкой.— В общем, это правда, но я не думаю, что это было истинной причиной.

Я кивнул. Английский, так английский. Приятная неожиданность. Рядом с пультом управления рацией на правом локте были закреплены часы, и они постоянно напоминали мне о том, что я должен поторопиться.

— Как мне к нему обращаться? — спросил я Кима.

— Просто называйте его номер. У этого номер четыре.

— Ладно, попробуем,— я откашлялся и сказал в микрофон: — Номер Четыре?

— Пинг-пинг! — словно прозвенел маленький колокольчик.

— Это значит, что он вас понимает,— пояснил Ким.

— Хорошо. А как мне объяснить ему, что он должен двигаться к главному шлюзу?

— Отдайте приказ. Старайтесь выбирать самые простые слова.

— Иди к главному шлюзу! — сказал я в микрофон.

Пауза. Затем в наушниках прозвучало:

— Пинг!

— Он вас не понимает. Вы должны были сначала назвать его номер.

Логично.

— Номер Четыре! Иди к главному шлюзу!

— Пинг-пинг!

Я взглянул на Кима.

— Он говорит, что понял. Надеюсь, он послушается.

— Конечно же, послушается, Леонард,— кореец фыркнул.— Для него понять — и означает послушаться. Он доберется до главного шлюза и будет ждать следующего приказа.

Я снова выглянул в люк технического осмотра и не заметил ни малейшего намека на движение.

— Робот пока на темной стороне,— объяснил Ким.— Обычно он работает у технического шлюза в моей лаборатории. Нужно немного подождать.

— Сколько?

— Он движется со скоростью десять километров в час. От технического шлюза до плоскости солнечных панелей приблизительно два километра. Затем он выйдет на светлую сторону, снова два километра... Около получаса.

В нормальной ситуации роботу не было никакой нужды торопиться. Его работа по починке солнечных панелей была бесконечна — минутой раньше или минутой позже — не имело никакого значения. Но сейчас каждая секунда ценилась на вес золота. И все же мы были вынуждены ждать.

Станция как раз проплывала над Антарктидой.

Прошло уже двадцать минут, как вдруг я увидел на сверкающей серебром поверхности панелей крошечную темную точку. Медленно, очень медленно она приближалась к станции. И вдруг я вспомнил, как клацают по обшивке магнитные подковки Спайдермена. Если Халид услышит эти звуки и выглянет в иллюминатор...

— Номер Четыре! Двигайся тише! — поспешно отдал я приказ.

К счастью, у Спайдермена был и такой режим. Когда-то в одном околонаучном журнале я прочел, что этот режим был создан специально, чтобы не разбудить усталых астронавтов. Забавная версия. На самом деле, он создавался, чтобы звуковые волны от шагов робота не искажали картину тончайших экспериментов по изучению микрогравитации. Но «тише» означает «медленней». И нам снова пришлось ждать.

— Пинг!

Наконец Спайдермен добрался до главного шлюза. Поразмыслив, я отдал микрофон Киму.

— Номер Четыре! Идентифицировать трос! — скомандовал металлург.

— Пинг-пинг!

— Номер Четыре! Двигаться вдоль троса! — Пинг-пинг!

Робот поставил одну из своих суставчатых ног на канат и на секунду замер, словно размышлял, что делать дальше. Вдруг он упал на брюхо, обхватил канат ногами и довольно резво пополз по направлению к капсуле. Я был готов зааплодировать ему.

— Весьма интеллигентный робот,— одобрительно сказал Джайкер.— Столкнулся с нестандартной ситуацией и быстро нашел приемлемый способ передвижения.

— Номер Четыре! Стоп! — скомандовал Ким когда робот добрался до наружного люка.

Спайдермен тут же прекратил движение и бодро отозвался:

— Пинг-пинг!

— Номер Четыре! Идентифицировать дверь!.

— Пинг-пинг!

— Номер Четыре! Закрыть дверь!

Мы затаили дыхание в ожидании ответа.

— Пинг-пинг!

Медленно, очень медленно робот вытянул свой передний манипулятор и толкнул крышку наружного люка.

Глухой удар сотряс станцию. На мгновение я испугался, что этот звук привлечет внимание пиратов. И тут же вздохнул с облегчением. Какая ерунда! Капсулу и станцию разделяет вакуум. А в вакууме звук не распространяется.

— Теперь запор,— сказал я Киму.— Он должен закрыть люк на запор.

Ким нервно потер подбородок.

— А как он выглядит, этот запор?

— Нечто вроде штурвала в самой середине крышки люка.

— Хорошо, я попробую.

И металлург снова взял микрофон.

— Номер Четыре! Идентифицировать запор!

Пауза.

— Пинг-пинг!

— Номер Четыре! Закрыть запор!

Снова пауза. На этот раз длиннее, чем все предыдущие.

И вдруг в наушниках раздалось.

— Пинг!

Проклятье! Он нас не понимает! Если он не сможет запереть люк, все бесполезно!

— Номер Четыре! Закрыть запор! — повторил Ким.

— Пинг!

— Проклятье! Этого не может быть!

Быть так близко от победы и все-таки проиграть! В отчаяньи я выглянул в иллюминатор и погрозил роботу кулаком. Спайдермен все так же неподвижно висел на канате, и его камеры-глаза меланхолично изучали крышку люка. Все бесполезно!

— А как он, собственно, работает этот запор? — неожиданно спросил Джайкер.

— Нет ничего проще,— отозвался я.— Вы просто вращаете штурвал по часовой стрелке до упора.

— Ага, вот оно что! — Джайкер щелкнул пальцами.— Вы вращаете штурвал.

Я хлопнул себя по лбу. Выразительная победа британского интеллекта над соединенными силами Японии, Америки, Кореи и примкнувшего к ним паука. Я снова взял микрофон из рук Кима.

— Номер Четыре! Повернуть запор по часовой стрелке!

— Пинг-пинг!

Затем раздался долгий пронзительный скрежет, и снова наступила тишина.

— Кажется, люк закрыт,— сказал Ким.

— Надеюсь на это,— сказал я, взялся за штурвал внутреннего люка и попытался его повернуть.

Но штурвал остался неподвижным. Ах, да! Я снова спешу, сначала нужно открыть вентиль и уравнять давления. Протяжный, высокий свист, и вот уже, судя по показаниям манометра на стене, давление в капсуле и шлюзе стало одинаковым. Я дотронулся до вентиля — он был холоден, как лед. Снова поворот штурвала. На этот раз все получилось — внутренний люк был открыт. Я принялся поспешно застегивать скафандр. Мы и так потеряли слишком много времени.

— Леонард,— внезапно позвал меня Морияма.— Теперь, когда вы успокоились, скажите мне — вы знаете, что будете делать, когда попадете на станцию?

— Кто знает доподлинно, что он будет делать? — ответил я с улыбкой.— Это было бы ужасно скучно — знать все наперед.

— Это опасные люди, Леонард. Убийцы.

— Я тоже когда-то был солдатом и убивал людей.

Морияма покачал головой:

— Вы не обязаны делать этого, Леонард! Никто не требует от вас подвига.

Когда-то давным-давно, когда мир был еще молод, а мне было семнадцать лет, мой отец пытался сказать мне что-то подобное. Я его не послушал и ни разу не пожалел об этом. В моей жизни было много боли, но я ни о чем не жалею.

— Командир,— сказал я,— клянусь вам, я не буду совершать подвигов. Я сделаю только то, что должен. Ни больше, ни меньше,

Я должен был спасти моего сына. Больше ничего. Но об этом я не хотел говорить.

Я надел шлем, проверил, герметично ли он соединяется с горловиной скафандра, и открыл вентиль кислородного баллона. Чистый и свежий, как родниковая вода, воздух проник в легкие. Только теперь я понял, как душно в капсуле. Значит, нужно поторопиться. У моих товарищей осталось совсем мало кислорода.

Я махнул рукой Киму и Танаке, и они откинули крышку внутреннего люка. Я вошел в шлюз и крышка захлопнулась. Скрежет запора и темнота.

Глава 28

Однажды в детстве я провел несколько часов в канализационной трубе. Вы спросите, как я попал туда. Благодаря моим школьным товарищам — я был самым маленьким в классе, и они не упускали случая надо мной поиздеваться. Они поймали меня по пути домой на автобусной остановке, запихали в длинную узкую трубу и захлопнули крышку так, что я не мог освободиться. В моем распоряжении осталась лишь щель толщиной с палец, сквозь которую пробивался свет. И так час за часом. Разумеется, я кричал, плакал, и разумеется, никто меня не слышал.

Потом, когда уже стемнело, меня нашли пожарные. Может быть, кто-то из моих мучителей сжалился и позвонил им? Этого я до сих пор не знаю. Попав в шлюз, я сразу вспомнил эту историю — здесь было так же темно, тесно и неуютно. На мгновение меня даже охватила паника. Я вытянул руки и принялся ощупывать внутреннюю поверхность наружного люка. Сумею ли я открыть его? Двигаться в скафандре было не слишком удобно. Я чувствовал, что на лбу выступает пот, но не мог вытереть его. Наконец я нащупал штурвал и начал осторожно вращать его. Он шел туго, двигался рывками, а потом надолго застыл в одном положении, сколько бы я ни прикладывал усилий. И как раз в ту секунду, когда я решил, что все безнадежно, он вновь со скрипом повернулся.

Последнее, что я услышал, был свист выходящего из шлюза воздуха — как будто кто-то наступил на бумажный пакет. Затем вакуум всосал в себя последние молекулы и я почувствовал, как мой скафандр слегка раздувается, от перепада давления. Наступила тишина. Я слышал лишь слабое потрескивание в наушниках шлемофона. Скафандр теперь напоминал неплотно надутый мячик, но внезапно я почувствовал, что снова владею своим телом. Все эти бесчисленные слои — теплозащитный костюм и система охлаждения, компенсирующий слой, уравновешивающий давление кислорода в системе воздухообмена, резина с воздушными камерами, защищающая от перегрузок, защита от излучения, защита от метеоритных тел — все они были рассчитаны именно на такое избыточное давление изнутри. Сейчас они расправились, ранец системы обеспечения больше не давил на плечи, и скафандр сидел на теле, как хорошо пригнанный костюм.

Я откинул крышку наружного люка и едва не ослеп — таким пронизывающим был блеск солнечных панелей. Я поспешно опустил светофильтр. Дождался, пока глаза вновь обрели способность видеть, и ухватился за кабель, связывающий капсулу и станцию. Спайдермен был все еще здесь — висел на кабеле, цепко обхватив его всеми ногами. Почувствовав движение, его камеры шевельнулись и зафиксировались на моей фигуре. Он был словно собака, которая пытается поймать взгляд хозяина. — Пинг! — раздалось в наушниках. Я глянул вниз, на Землю. Мы были сейчас над Оманским заливом. Значит, до Мекки осталось не больше витка. Станция пройдет между Гималаями и Анатолийским нагорьем, затем над Уралом, над Арктикой, обогнет полюс, окажется над Тихим океаном. Затем — Антарктида, Мадагаскар, Западная Африка, Красное море, Мекка. И все это займет не больше полутора часов.

Кабель, натянутый между капсулой и станцией, был около двадцати метров длиной. Двадцать метров по тонкому канату над абсолютной пустотой. Если я сорвусь, спасения не будет. Несколько часов я буду гадать, что случится раньше — кончится кислород или я сгорю в верхних слоях атмосферы... да еще этот робот, который неподвижно висит на канате, словно елочная игрушка. Придется как-то его огибать. Хотя нет, зачем? Я могу приказать ему вернуться на поверхность станции. Что ж, одной проблемой меньше. Остаются проклятые двадцать метров и вопрос, как попасть на борт станции. Ну, Леонард, кто только что говорил, будто бы неинтересно знать все заранее? Если я попытаюсь открыть главный люк, на командном мостике тут же раздастся сигнал тревоги. Так, внимание! Такой системой зашиты снабжен только главный шлюз. Технические шлюзы контролируются компьютерной системой. Та разумеется, фиксирует их открытие и закрытие, но чтобы увидеть это, надо заглянуть в специальный протокол. Сакай о нем не знает — это епархия Джайкера. Хорошо. Значит, я могу проникнуть через шлюз, расположенный в торце лаборатории микрогравитации. Но это значит, что я должен буду обогнуть корпус станции, затем проползти по поверхности узкого тоннеля, соединяющего модули, затем вновь обогнуть модуль. Своего рода высший пилотаж в невесомости. Эквилибристика. Короче говоря, чистое безумие. Расплатой за малейшую ошибку, за любое неточное движение будет падение с высоты четырехсот километров. Благодарю покорно.

С другой стороны, пути назад не было, я глубоко вздохнул, обхватил канат руками и ногами на манер Спайдермена и повис над бездной. Робот почувствовал мое движение и отозвался сочувственным «Пинг!» Минутку! Этот робот создавался для того, чтобы передвигаться по поверхности станции. Вот и предоставим работу специалистам.

— Номер Четыре! — позвал я.

— Пинг-пинг!

Стараясь не смотреть вниз, я дополз до Спайдермена и распластался на его спине, ухватившись за манипуляторы.

— Номер Четыре! Иди к лаборатории микрогравитации!

— Пинг! — отозвался он после непродолжительного молчания.

Он меня не понял. Почему? В моем положении трудно следить за безупречностью стиля. Я все же взглянул вниз — на умопомрачительную синеву Тихого океана, затем поспешно перевел взгляд на капсулу. Наверняка все члены экипажа смотрят сейчас в технические люки на меня и Спайдермена. У них кончается кислород, а мы тут валяем дурака. Здорово, нечего сказать! Ну, что я опять сделал не так?

Стоп! А ведь я действительно валяю дурака. Откуда и зачем роботу знать, в каком модуле расположена лаборатория микрогравитации? Неоткуда и незачем. У него другие ориентиры.

— Номер Четыре! — начал я снова.— Иди к техническому шлюзу!

— Пинг-пинг!

Ура! Это сработало! Ноги Спайдермена с непередаваемым изяществом начали перебирать канат. Словно я был балериной или фигуристкой, которую бережно нес в поддержке могучий партнер. Вот мы с ним уже у главного шлюза.

— Номер четыре! Двигайся тихо!

— Пинг-пинг!

Тихо или громко — я все равно ничего не мог слышать. В вакууме звук не распространяется. Мне оставалось лишь надеяться на добросовестность неведомых программистов. Но Спайдермен крался, как кошка, каждое его движение было точным и полным грации. Я доверился ему — выбора у меня не было.

Только сейчас я смог по-настоящему оценить размеры станции. Изнутри она казалась маленькой — особенно по сравнению с бесконечным полем солнечных панелей. Однако снаружи и сама станция выглядела весьма внушительно. Возможно, дело в том, что стенки модулей делаются очень толстыми — для защиты от метеорных дождей. Под брюхом Спайдермена проплывали щербинки и крошечные кратеры — следы попадания микрометеоритов. Я вспомнил свою первую ночь на станции — когда вкрадчивый шорох этих песчинок, стучавших в стенки модуля, долго не давал мне уснуть, наполняя мою душу самыми мрачными предчувствиями. Наутро я узнал, что большинство метеоритов настолько малы, что их нельзя разглядеть невооруженным взглядом. Но они летят со скоростью пули, а потому могут оставлять весьма заметные отметины на поверхности станции.

Мы миновали так называемый флагшток — конструкцию у основания башни, которая предназначалась для того, чтобы поднимать флаги иностранных государств, присылавших своих космонавтов на станцию. Центральный модуль станции Ниппон считался международной территорией, но на моей памяти флаг джихада был первым иностранным знаменем, поднятым на этом флагштоке.

Лаборатория микрогравитации помещалась сразу за жилым модулем. Рядом с техническим шлюзом находилась так называемая несущая ферма — ажурная платформа, оснащенная выдвижными дистанционно управляемыми манипуляторами. Она служила для пристыковки и разгрузки шаттлов, на ней также можно было проводить опыты по исследованию вакуума или солнечного излучения. Здесь же рядом со шлюзом, располагались люки технического осмотра — чтобы ученые могли следить за ходом экспериментов или за стыковкой шаттла, не выходя в открытый космос.

Спайдермен взобрался на ферму и замер у самого шлюза. «Пинг!» — гордо воскликнул он. Пока я перебирался со спины верного робота на поверхность фермы, мне казалось, что вся банда Халида прильнула к люкам и с кровожадными улыбками наблюдает за мной.

Ладно, есть только один способ это узнать. Я напомнил себе, что отступать мне некуда, и взялся за штурвал наружного люка шлюза. Он легко поддался, я забрался внутрь, закрыл внешний люк и вскоре услышал, как работает воздушный насос. Значит, в шлюзе уже есть воздух. В техническом шлюзе довольно часто оказывались грузы, которым могла повредить резкая декомпрессия,— например, высокоточные приборы. Поэтому пришлось ждать довольно долго, пока автоматы не уравняли давление. Одна из ламп, освещавших шлюз, была неисправна и мерцала так, что у меня зарябило в глазах. Отлично! Если бандиты действительно ждут у двери, им предстоит встреча с безоружным и полуослепшим мстителем. Так, кто там говорил, что скучно знать все наперед?

Наконец открылась крышка внутреннего люка, и я увидел коридор лабораторного модуля — темный и пустой. Я снял шлем и прислушался — ни единого шороха. Никого и ничего. Переборка, отделявшая модуль от осевого тоннеля, опущена. Итак, мне удалось проникнуть на борт, и никто этого не заметил. Отлично! Если бы еще найти какое-нибудь оружие!

Глава 29

Когда внутренняя дверь шлюза закрылась за моей спиной, я отстегнул шлем и скинул ранец системы жизнеобеспечения.

В модуле по-прежнему было тихо. Шелестел кондиционер, бормотали насосы, можно даже было расслышать, как басовито поют несущие конструкции станции, отзываясь на вибрацию работающих механизмов. Казалось, станция вымерла.

Скорее всего, Халид и его подручные засели на мостике. Если они включили систему контроля, то бесчисленные немигающие глаза мониторов подстерегают меня за каждым углом, а высокочувствительные датчики ловят каждый мой вдох. Тогда у меня нет шансов.

Но если их единственная цель — овладеть управлением энергетическим лучом до того, как станция пройдет над Меккой, то, возможно, они не вспомнят о системе контроля. Будем надеяться на это.

Я хотел уже положить шлем на полку, и тут мне пришла в голову одна идея. Может быть, я смогу разом покончить со всеми пиратами. Халид уже сделал одну ошибку — и вот я на станции. Если он сделал еще одну — я одержу победу, даже не входя вконтакт с противником. Я снова надел шлем и направился к переборке. Она послушно поднялась, и я замер — звук открывающейся переборки трудно перепутать с обычным шумом,— что если пираты услышали его и насторожились?

Затаив дыхание, я осторожно выглянул в осевой тоннель. Никого и ничего. Я оттолкнулся от пола и полетел к переборке, закрывающей вход в биологическую лабораторию. Вновь характерный шорох — и вот я уже нырнул в спасительную темноту.

Переборка опустилась за моей спиной, и я зашарил по стене в поисках выключателя. И вдруг я замер. Что-то холодное коснулось моей шеи — сквозь узкую щель между непристегнутым шлемом и воротом скафандра. Что-то холодное, маленькое и круглое — очень похожее на дуло револьвера.

Сердце едва не выскочило из моей груди, а в голове застряла одна-единственная мысль: «Как, черт возьми, этот убийца сумел так точно прицелиться в такой кромешной тьме!» Возможно, с этой мыслью я и уйду в вечность.

Секунды, бесконечные, тягучие секунды между жизнью и смертью. Сколько их уже прошло, а я все еще жив...

Дуло револьвера слегка рыскало, словно убийца выбирал, какой именно позвонок или сосудистый пучок стоит прострелить. Может, он раздумывает — стрелять или подождать?

— Послушайте, возможно, мы сможем договориться...— осторожно начал я.

Тишина. Дуло револьвера по-прежнему елозило по моему позвоночнику.

— Пожалуйста... Я не вооружен... Вам нечего бояться.... Пожалуйста, не стреляйте...

То ли тот, кто стоял за моей спиной, онемел от изумления, то ли он боялся выдать себя, но я снова не получил ответа. Я не слышал даже его дыхания сколько ни напрягал слух. Однако дуло револьвера медленно скользнуло по моему уху, потом по щеке. Что это означает? Согласие на переговоры?

— Если вы не против, я включу свет? Никакого ответа. Стиснув зубы, я как мог медленно и осторожно повернул выключатель.

И увидел в нескольких сантиметрах над собой чью-то бледную, обнаженную ступню. В изумлении я поднял голову.

Это была Оба. Вернее, то, что Ральф от нее оставил. Мертвое обезображенное тело висело посреди кабины. В темноте я налетел на него и принял за дуло револьвера большой палец ее правой ноги.

Я нашел в лаборатории два больших чехла от приборов и накрыл ее. По моим щекам текли слезы — я ничего не мог с этим поделать. Ральф выпустил в тело Обы целую обойму. В этом не было никакой нужды — ее убил первый же выстрел, но этот ублюдок не мог отказать себе в удовольствий.

Надеюсь, тот человек, что ждет Обу на Земле, никогда не узнает, как она умерла.

А я постараюсь отомстить за ее смерть. Сейчас же. Немедленно. И я принялся обыскивать полки лаборатории. Здесь должна быть еще одна ампула с ядовитым газом. Когда я в последний раз был в лаборатории, то видел две ампулы. Одну отнял у Обы Халид. Нашел ли он вторую? Возможно, нет — сначала он упивался собственным гневом, затем засовывал нас в капсулу, а затем ему пришлось в срочном порядке готовиться к прохождению над Меккой.

Я обшаривал полку за полкой, шкаф за шкафом. Здесь лежало множество медикаментов, но ампулы, маркированной красным, среди них не было. Кажется, я снова недооценил противника. Несмотря на свой гнев и спешку, Халид нашел время, чтобы устроить здесь настоящий обыск.

Я глянул на часы и с сожалением решил прекратить поиски. Все могло бы быть так просто — надеть шлем, вскрыть ампулу, подождать, когда пираты потеряют сознание, пристрелить их, провентилировать помещения и пристыковать капсулу к станции. Но увы! Скорее всего, Халид давно уже нашел ампулу, и я зря теряю время. Я вылез из скафандра и в, последний раз осмотрелся. Вдруг мне повезет, и я найду то, что искал так долго, на самом видном месте? Нет, все бесполезно.

Снова я подплыл к переборке, дождался, пока она поднимется, выждал еще полминуты, затем высунул голову в осевой тоннель. Снова никого и ничего. Может быть, пираты напились или нашли в биологической лаборатории наркотики? Или, что вероятнее, они погружены в работу.

Я вылетел в осевой тоннель и, ухватившись за рукоятки, стал осторожно подниматься наверх, к мостику. Сейчас, когда я освободился от скафандра, это было простым и привычным делом. Я был уже на полпути, как вдруг услышал звук поднимающейся переборки. Кровь застыла у меня в жилах. Я почти добрался до перехода с «темной» стороны на «светлую». Прямо надо мной была машинная палуба. Здесь же крепились солнечные панели, а потому этот сегмент осевого тоннеля оказался массивнее и уже тех, что располагались сверху и снизу. Таким образом внизу образовалась небольшая ниша, которая и спасла меня. Я вжался в стенку и замер, сражаясь с приступом паники.

— Там кто-то есть! — голос Ральфа казался мне раскатами грома.— Я что-то слышал! Какой-то чертов....

Я слился со стенкой, воображая себя тончайшей алюминиевой фольгой. Если я окажусь с этим монстром один на один, нетрудно угадать, кто из нас выйдет из схватки победителем. Кто-то — кажется, Сакай — начал возражать Ральфу. Слов я не слышал, но от души надеялся, что наш бывший радист найдет убедительные аргументы. Нет, все тщетно. Переборка захлопнулась, и я услышал, как Ральф возится в осевом тоннеле над моей головой.

Я боялся пошевелиться, но и оставаться в таком положении было нельзя. Ральфу трудно дается передвижение в невесомости, но рано или поздно он спустится, и тогда мы окажемся лицом к лицу. Я безоружен, а у него наверняка есть револьвер. Нет, нужно бежать!

Я начал осторожно сползать вниз по стенке тон-неля. Если мне удастся спрятаться, возможно, Ральф вообразит, что ему все померещилось. В невесомости когда кровь приливает к голове, часто случаются слуховые и даже зрительные галлюцинации, и человек быстро теряет уверенность.

Я двигался так тихо, как только мог. Но вдруг моя нога закрыла сенсор, отвечающий за работу переборки между лабораторией материаловедения и осевым тоннелем. С отвратительным, раздирающим уши шумом переборка поехала вверх. Казалось, открываются створки Ассуанской плотины.

— Ага! — радостно воскликнул Ральф.— Я же говорил, там кто-то есть!

Глава 30

Не успев даже испугаться, я лаской шмыгнул в открывшийся коридор. Переборка послушно опустилась за моей спиной. Оказавшись на несколько мгновений в относительной безопасности, я тем не менее ясно понимал, что мне конец, а миссия провалена. Ни единого шанса для станции, ни единого шанса для погибающих от удушья ученых, ни единого шанса для темноволосого мальчика по имени Нейл. Никто из них не доживет до завтрашнего дня, и я тоже. Из лаборатории материаловедения не было второго выхода, а играть в прятки с Ральфом бессмысленно — рано или поздно он и его приятели отыщут меня. И зловещий план Абу Мухамеда будет приведен в действие. Все, финиш. Убийца приближается ко мне, а я безоружен и мне некуда бежать.

Минуточку... Безоружен? Здесь, в лаборатории, хранится меч Кима! Меч, какого не бывало еще на Земле. Лезвие из монокристалла — оружие для первого космического рыцаря.

Из осевого тоннеля доносился шум и проклятия. Ральфу приходилось продвигаться, пользуясь только одной рукой — во второй он сжимал револьвер. А если учесть, как плохо у него с координацией, полминуты у меня наверняка есть.

Я бросился к полкам — бумаги, папки, образцы, опять бумаги, опять эти чертовы отчеты! Меча нигде не было. Что если Ким убрал его в сейф? Какая дурацкая будет смерть...

— Эй ты, космическое привидение! — кричал Ральф в тоннеле.— Эй, ты слышишь меня?! Я иду к тебе!

В отчаяньи я пнул стеллаж, и на меня посыпалась вся эта бумажная дребедень. И вдруг среди бумаг я заметил кончик платка, в который Ким заворачивал меч...

Лязганье поднимающейся переборки.

Тишина.

В образовавшийся проем просовывается рука с револьвером.

Дуло револьвера сразу поворачивается направо — в «мертвую зону» за дверью. Видно, что человек, стоящий у дверей,— не новичок в своем деле.

Но справа никого.

Медленно, очень медленно дуло револьвера плывет влево.

Снова никого.

Человек с револьвером — опытный охотник на людей. Он знает, что в любом поединке выигрывает

тот, кто осторожнее и предусмотрительнее. Но теперь он уверен, что никто не поджидает его в засаде, и он делает шаг из осевого тоннеля в коридор лаборатории. Он все еще настороже — готов в любой момент выстрелить при малейшем признаке движения внутри лаборатории.

Но там никого нет. Человек с револьвером видит лишь блеск металлических шкафчиков, сейфов, щитов и белоснежную груду бумаг, повисших в воздухе. Они слабо колышутся, шелестят — это единственное движение, единственный звук. И человек делает второй шаг в темноту. Все его мышцы напружинены, он — словно тигр, подстерегающий добычу. Он делает еще один шаг — навстречу смерти.

Ральф пробыл в невесомости всего несколько часов. Его тело уже начало справляться с новым способом передвижения по пространству. Но его сознание до сих пор оперировало лишь двумя измерениями. Это его и погубило.

Я висел над дверью. Все рефлексы Ральфа были «заточены» под нормальную силу тяжести, и он просто не подумал о такой возможности.

Я все время помнил о его шлемофоне — если мы поднимем шум, сюда мгновенно примчатся Халид со Свеном. Значит, я должен убить его мгновенно и бесшумно. Я ясно видел плечи Ральфа и его толстую бычью шею, закрытую воротом скафандра.

Я замахнулся и ударил, стараясь удерживать лезвие параллельно полу. Русский скафандр был построен на совесть — он способен защитить своего хозяина от вакуума, от шальных метеоритов, от радиации и от сибирских морозов. Но монокристаллический клинок разрезал ворот скафандра с такой легкостью, как будто тот был соткан из тончайшего шелка. Голова Ральфа отлетела в сторону, как реактивный снаряд. Кровь толчками вырывалась из рассеченных сосудов. В воздухе повисло темно-красное облако.

Я вытер клинок и подумал о том, в какой восторг приведет корейца рассказ о нашем поединке. Безголовое тело медленно поворачивалось в воздухе — кровь все еще хлестала из сонных артерий. Голова Ральфа завалилась в угол под стол Кима. В мертвых глазах навсегда застыло изумление. Жирные черные волосы колыхались, как щупальца Медузы Горгоны. Не скрою, я наслаждался этой картиной. Я испытывал такое удовлетворение, как будто только что заново расписал Сикстинскую капеллу, дописал неоконченную симфонию Шуберта и третью часть «Фауста».

«И посмотрел он на дело своих рук, и увидел, что это хорошо». Что-то в этом духе.

Я разжал мертвые пальцы на рукояти револьвера и забрал оружие Ральфа. Меня беспокоил кровавый туман — что если кровь всосется в воздуховод, разнесется по всем помещениями, и Халид внезапно увидит кровавые капли на потолке над пультом. Сочтет ли он это предзнаменованием? Или заподозрит неладное? Потом я покачал головой. Труба воздуховода достаточно узкая, воздух в ней движется быстро, а из-за явлений турбулентности он закручивается в воронку, как вода, уходящая в сток ванной.

Кровавые капли осядут на стенках. Будет чертовски трудно позже промыть все воздуховоды, но сейчас мне ничего не грозило.

Я взглянул на часы и снова заторопился. С того момента, как Ральф отправился на поиски космического привидения, прошло несколько минут, однако рано или поздно бандиты забеспокоятся. Они прежде всего попытаются вызвать его с помощью шлемофона, но Ральф ничего не ответит. Тогда они забеспокоятся всерьез. Я засунул револьвер за пояс, прихватил меч и вылетел в осевой тоннель.

Здесь было тихо и пусто. Я быстро стал подниматься вверх и остановился у энергетической лаборатории. Теперь я уже не боялся шума — Халид и его подручные решат, что Ральф продолжает свои поиски. Переборка поднялась, и я нырнул внутрь модуля.

Это было единственное место на станции, где днем и ночью горел свет. Невольно я вспомнил, как когда-то давным-давно — казалось, тысячу лет назад — я подслушивал здесь разговор Ивабути и Джайкера. Отсюда можно было управлять не только фокусировкой энергетического луча, но и распределением энергии на станции. Оборудование в этом модуле стоило не меньше миллиарда иен. Я был уверен, что пираты не рискнут сунуться сюда — трансформаторы и все прочие приборы в этом отсеке находились под высоким напряжением, и любой невежда, который попытался бы с ними справиться, рисковал испытать на собственном теле воздействие всесокрушающих космических энергий.

Мой план был очень прост, и на его выполнение мне потребовалось всего лишь две с половиной минуты. Меч пришлось оставить — я вернулся в осевой тоннель, вооруженный револьвером и отверткой.

Теперь мне нужна была всего лишь капелька удачи. Самая малость везения, и я расправлюсь с захватчиками без единого выстрела.

Глава 31

Быстро и бесшумно я добрался до переборки, отделяющей мостик от осевого тоннеля. В правой руке я держал отвертку, левой хватался за рукоятки, направляя свой полет. И вот я на месте. В следующую минуту все должно решиться.

Моей целью был щиток, расположенный чуть ниже переборки. На этот раз я был очень аккуратен и двигался осторожно, чтобы снова не «засветиться» перед сенсорами. Левой рукой я держался за рукоять поблизости от люка, а правой выкручивал винты. Я подумал об этой возможности еще тогда, когда пираты заперли нас в жилом модуле. Если обесточить модуль, переборки останутся закрытыми, а пираты останутся в заключении без света и без энергии.

Первый винт вышел из гнезда. Осталось еще три. Затем вытащить два штекера — и все в порядке: Халид и его подручные окажутся в ловушке.

Еще несколько секунд. Второй винт долой. Остался еще один. На мировом чемпионате по откручиванию винтов на скорость я наверняка занял бы первое место.

В этот момент переборка со зловещим скрежетом поехала вверх. На пороге модуля стоял Халид. На нем все еще был синий российский скафандр — точно такой же, какой я сбросил десять минут назад. Если он и удивился, то лишь на мгновение. В следующее мгновение он уже держал меня на прицеле. Прежде, чем я успел вспомнить о своем револьвере.

— Что это вы здесь делаете, Карр? — спросил он неестественно спокойно.

Я застыл с отверткой в руке, напоминая самому себе соляной столп. И в то же время я не мог не восхититься умением Халида правильно оценивать ситуацию. Он не спросил: «Как вы сюда попали?» Это его не интересовало. Я здесь, и этого достаточно. Он не спросил, куда делся Ральф. Вот об этом я здорово жалел. С каким удовольствием я бы ответил: «Поищите голову Ральфа под столом в лаборатории материаловедения!» Но увы! Вместо этого мне пришлось сказать:

— Что я здесь делаю? А вы как думаете? Охочусь на крыс.

Он и бровью не повел.

— Почему не работает система управления энергетическим потоком?

— Откуда мне знать?

Я не стал хвастаться, что успел потрудиться над пультом управления в энергетической лаборатории.

Конечно, я — не Ивабути, не Джайкер, и даже не Танака, но ломать — не строить.

В глазах Халида появился опасный блеск.

— Я долго щадил вас, Карр,— сказал он сухо.— Это было ошибкой. Вы мой враг, Карр, и Бог вас не любит. Я должен вас убить. Сейчас же. Немедленно.

Бог меня не любит? Может быть, и так. Очень на это похоже.

— Вы не сможете остановить меня, Карр, потому что на мне благословение пророка,— продолжал Халид.— Когда я предстану перед Аллахом, он спросит меня, что я сделал и с вами, и прочими врагами. И ради спасения своей души я должен буду ответить, что послал вас в шадрах — ад для неверных.

Я не отрывал глаз от лица Халида и медленно-медленно подтягивал колени к животу. Халид смотрел на меня сверху вниз, а вернее, почти не смотрел — настолько увлекло его собственное красноречие. Я надеялся, что он не заметил револьвера на моем поясе. И все же он что-то почувствовал.

— Аллах акбар! — хрипло выкрикнул он, поднимая револьвер.

Я оттолкнулся ногами от стенки, в прыжке выхватил свое оружие, взвел курок, успел увидеть, как поворачивается барабан. Я боялся промаха — боялся пробить стенку станции, поэтому медлил с выстрелом, стараясь поймать Халида на мушку. Мой противник то ли ничего не знал о последствиях неосторожного выстрела, то ли не захотел об этом думать — и выпалил первым.

Выстрел был не громче, чем хлопок открывающейся банки с пивом. Пуля вошла в мое правое плечо, и перед глазами вспыхнуло ослепительное солнце всепоглощающей боли. Потом все случилось очень быстро.

Я все еще сжимал в правой руке револьвер. От удара пули рука взлетела вверх, а палец нажал на курок. Пуля пробила стену осевого тоннеля и исчезла в безвоздушном пространстве. У планеты Земля стало одним спутником больше.

Хриплый и пронзительный сигнал тревоги оповестил о разгерметизации станции. Сквозь вой сирены можно было различить тонкий отчаянный свист — это воздух выходил в образовавшееся отверстие. Сработала аварийная автоматика, переборка с грохотом упала, отделяя мостик от осевого тоннеля.

Мои пальцы беспомощно скребли по стенке тоннеля, перед глазами снова стоял кровавый туман, только на этот раз это была моя кровь. Было трудно дышать, я начал терять сознание — то ли от боли, то ли от потери крови, то ли от того, что в тоннеле почти не осталось воздуха.

Словно пушечное ядро, Халид пролетел мимо меня и устремился вниз по осевому тоннелю.

— Тебе не удастся остановить меня, неверный пес! — закричал он так, что у меня едва не лопнули барабанные перепонки.

Неужели я так и умру, слушая его вопли?

— Ты меня не остановишь!!!

Врешь, детка, я остановлю тебя. Я заставлю тебя заткнуться.

Перед глазами плыли цветные пятна. Черт побери, как быстро уходит воздух!

Наконец я оттолкнулся обеими руками от стенки тоннеля и полетел вниз. От этого движения боль пронзила все мое тело. Только бы не потерять сознание раньше времени! Только бы продержаться еще несколько секунд! Внизу у шлюза я увидел облаченную в синий скафандр фигуру. Неужели не успею?!

— Ты не остановишь меня!

Яостановлю тебя, ублюдок!

Синее пятно скафандра было все ближе и ближе. Я кричал от боли, но воздуха для крика уже не хватало.

Потом наступила темнота.

Глава 32

Когда я очнулся, вокруг было так тихо, что казалось, будто все произошедшее — хлопок револьверного выстрела, вой сирены, проклятья Халида было всего лишь кошмарным сном. И только пульсирующая боль в правой руке подтверждала, что все это было явью.

В нижнем сегменте тоннеля неподвижно висела облаченная в синий скафандр фигура. Значит, я все-таки добрался до этой гадины и размозжил ей голову. Жаль, не помню, как это было.

Мой костюм пропитался темной кровью, кровь текла и из носа. Возможно, его расквасил Халид, но скорее всего сосуды просто лопнули от перепада давления.

Осторожно я ощупал рану. Это было неимоверно больно, так что я снова едва не потерял сознание, но успел понять, что кровотечение прекратилось. В тоннеле все еще горели аварийные лампы — это означало, что блокировка с переборок не снята. Похоже, мой обморок продолжался не больше пары минут. За это время защитный слой успел запломбировать пулевое отверстие. На этот случай в стенке станции предусмотрены два губчатых слоя, пропитанных жидкими химическими веществами. Если целостность стенки нарушается, эти вещества вступают во взаимодействие и образуют третье — твердое и надежное, как дорогая пломба у стоматолога. Потом насосы снова закачали в тоннель воздух. В невесомости кровь скапливается в верхней половине тела и хорошо питает мозг, поэтому я быстро пришел в себя.

Я посмотрел на часы — еще сорок минут до прохождения над Меккой. Море времени! И все-таки мне снова надо поторопиться — еще минута, и блокада с переборок будет снята. Тогда придется вступать в единоборство со Свеном и Сакаем. А это вовсе не входило в мои планы.

Хватаясь левой рукой за скобы, я пополз к мостику. Отвертка так и парила рядом с переборкой. Я поймал ее левой рукой, правой ухватился за рукоятку, стиснул зубы и, преодолевая обморочную слабость, вывинтил третий винт, откинул щиток и вытащил оба штекера. Порядок. Свен и Сакай в ловушке.

Я чувствовал невероятную легкость в теле, то ли от потери крови, то ли от чувства выполненного долга. В общем, это ощущение мне даже нравилось. Обезвредить первых в истории человечества космических террористов, спасти несколько миллионов человек, и святыню ислама в придачу,— неплохо начинается неделя, да? И самое главное (на этот раз без всяких шуток) — я спас Нейла. С моим сыном все будет в порядке. Эта мысль пьянила, как вино.

Оставались сущие мелочи. Я подобрался к пульту управления манипуляторами и пристегнулся к креслу Сквозь люк технического осмотра я видел Спайдермена, который все еще терпеливо сидел у лаборатории микрогравитации и созерцал крышку шлюза.

Стараясь не напрягать мышцы правой руки, я осторожно подвел манипулятор к канату, захватил его и осторожно потянул. Капсула двинулась, проплыла около двух метров и остановилась. С помощью все того же манипулятора я намотал канат на специальный ролик, стальной фиксатор не давал ему разматываться обратно. Это было нелегкой работой, но если бы я просто притянул капсулу к станции, канат сбился бы в ком между двумя шлюзами и сделал бы стыковку невозможной. Передохнув, я взялся за рукоять управления левым манипулятором, снова захватил канат и подтянул капсулу еще на два метра. Так постепенно я стравливал канат, пока не подвел капсулу на расстояние полуметра, затем я захватил ее манипуляторами, а дальше можно было расслабиться — компьютер автоматически выполнил стыковочный маневр. Лязганье металла о металл — и загорелись сигнальные лампы, подтверждая герметичность соединения. На этот раз декомпрессия была быстрой, поэтому люк вскоре открылся. Хорошенько подумав, я не рискнул подниматься с кресла — хорош я буду, если снова грохнусь в обморок на глазах у спасенных.

Первым из шлюза выбрался Морияма. Несколько секунд он испытующе вглядывался в меня, потом всплеснул руками.

— Черт возьми, Карр, как приятно вас видеть!

— Мне тоже,— отозвался я.— По-моему, я не плохо поработал: Халид мертв, Ральф мертв, Свен и Сакай заперты на обесточенном мостике.

— Но вы, похоже, ранены?

— Царапина.

Вслед за Мориямой капсулу покинули Ёсико и Танака, за ними — Джайкер и Ким. Все были очень бледны и выглядели измученными — и не мудрено даже отсюда я мог почувствовать, какой душный и спертый воздух в капсуле.

Я коротко рассказал обо всем, что только что произошло на станции. Моя рана болела все сильнее, но я старался не подавать виду.

— Итак, теперь мы должны занять мостик,— сказал Морияма удовлетворенно.— Думаю, это будет не трудно.

— Оба бандита вооружены,— возразил Танака.

— Мы тоже,— отозвался командир.— Кроме того, мы занимаем более выгодную позицию. Мы можем запустить в вентиляционные шахты мостика какое-нибудь наркотическое вещество, дождаться когда пираты уснут, войти на мостик и связать их.

— Они же в скафандрах!

— От скафандров им будет мало проку — шлемы остались в капсуле.

Ёсико принесла из биологической лаборатории аптечку первой помощи и принялась обрабатывать мою рану Антисептики жгли так, что я на некоторое время потерял интерес к происходящему.

Меж тем Морияма снова принял командование на себя.

— Танака и Ким, займитесь вентиляционной системой мостика,— распорядился он.— Леонард-сан сделал уже достаточно и нуждается в отдыхе. Подберите средство для наркоза, а лучше два или три. И не скупитесь с дозой.

— Только не заходите, пожалуйста, в лабораторию материаловедения,— попросил я.

— Почему? — поинтересовался Танака.

— Я еще не успел там убраться.

Танака пожал плечами, Ким .бросил на меня недоуменный взгляд, но ничего не спросил.

— Да, и захватите револьвер Халида,— попросил Морияма.

Ким и Танака стали спускаться по осевому тоннелю, Ёсико занялась перевязкой, Морияма внимательно за ней наблюдал.

— Вы не должны больше так рисковать собой, Леонард,— сказал он серьезно.

Я собирался ответить, что выполнил план по риску на годы вперед и теперь буду вести жизнь трусливого обывателя, но тут сверху донесся отчаянный крик Танаки. Морияма, Ёсико и Джайкер тут же устремились вниз, я отстегнул пояс и, охая при каждом движении, последовал за ними.

Я перевел дух, увидев взволнованные лица металлурга и энергетика. Слава Богу, все были живы. Но тут я понял, что напугало Танаку, и почувствовал предательскую слабость в коленях. Живы были не только Ким с Танакой. Синий скафандр был пуст. Тела Халида там не было.

Глава 33

Итак, мерзавец улизнул. Морияма подобрал револьвер Ральфа, который все еще плавал в воздухе там, где меня настигла пуля Халида.

— Мы должны обыскать станцию,— решительно сказал командир.— Он не мог далеко уйти.

Невольно я обернулся, и опущенные переборки люков, ведущих на машинную палубу, вдруг показались мне крепко закрытыми глазами спящего великана.

— Леонард, отвертка еще при вас? — поинтересовался Морияма.

— Что? Простите! Да, конечно.

— Нужно завинтить предохранительные клапаны. Мы можем блокировать все переборки.

— А дальше?

— Дальше мы будем обыскивать модуль за модулем. По крайней мере, мы будем уверены, что он не выстрелит нам в спину.

Я кивнул. Остальные члены команды боязливо жались к стенкам тоннеля. Они все-таки были учеными, а не солдатами.

Не их дело гоняться за преступниками. Солдатом был я.

— Халида нет ни в одном из модулей,— возразил я Морияме.

— Откуда вы знаете? — перебил меня Танака. Его голос дрожал от волнения.

— Когда я очнулся, переборки все еще были опущены. Аварийная блокада действовала. Если бы Халид попытался спрятаться в модуле, я услышал бы, как поднимается переборка. Кроме того, есть еще кое-что...— мне было все труднее говорить — в голову словно налили густой сироп.— Еще кое-что... Почему он снял скафандр?

Я спустился к нашему шкафу для скафандров и открыл его. Так и есть — одного недостает.

— Почему он снял свой скафандр? Почему надел наш? — повторил я.

— Может быть, он боялся декомпрессии, а у его скафандра не было шлема, — предположил Танака.— Тогда он решил спрятаться в нашем.

— Может быть, и так. А может быть, и нет.

Я вошел в камеру запасного шлюза и коснулся двух насосов, которые выравнивали давление в шлюзе. Они были теплыми — следовательно ими недавно пользовались.

— Халида нет на станции,— сказал я.— Понятия не имею, что ему ударило в голову, но он вылез через малый шлюз в открытый космос.

— Какой-то новый трюк! — проворчал Морияма.

— Интересно, куда это он собрался? — задумчиво сказал Джайкер.— Хотел вернуться на мостик? Но это невозможно — мостик с другой стороны солнечных панелей. Забраться в капсулу? Тоже невозможно — она пристыкована к главному шлюзу.

— Может быть, он совершил самоубийство? — предположил Ким.

— Тогда он не стал бы одевать скафандр,— резонно возразил Морияма.

— Но какая-то цель у него должна быть! — всплеснул руками Джайкер.— Вряд ли он решил отправиться на увеселительную прогулку после того, что здесь произошло! Запас воздуха в скафандре ограничен, а Халид не может рассчитывать на то, что мы откроем дверь, когда он постучится. Я не понимаю его логики, и, честно говоря, это меня пугает.

— Может быть, Халид забрался на башню? — с видимой неохотой сказал Танака.

— На башню?

— На самый верх, к передатчику энергии.

— Что ему там могло понадобиться?

— Может быть, он хотел попробовать ручное управление?

— Ручное управление? — переспросил я, чувствуя, как на лбу снова выступает холодный пот.— Что еще за ручное управление?

— Ручное управление передатчиком.

Этот проклятый Танака, скользкий, как угорь! Не может толком ответить ни на один вопрос — только и умеет, что крутить хвостом!

— Вы хотите сказать, что, забравшись на башню, он сможет управлять передатчиком энергии вручную? — переспросил я.

Если и теперь я не получу внятного ответа, то просто вырву его проклятый раздвоенный язык! Танака это понял и поспешно закивал:

— Да, совершенно верно. Там, на башне, есть маленький пульт и простейшая система управления. Не сложнее, чем пульт для видеоигр.

— И Халид знает об этом?!

— Да. Мне очень жаль, но да. Он спрашивал меня, и я не мог...

Я снова взглянул на часы. Все начинается сначала. Через двадцать пять минут Мекка появится на горизонте, и Халид начнет свое шоу...

— Как мы можем ему помешать? — быстро спросил я.

Танака опустил голову.

— Боюсь, что никак,— тихо сказал он.

— Но почему? С какой стати? Вся энергия, которую вырабатывают панели, проходит через наши трансформаторы и регулируется с нашего пульта управления. Мы просто перекроем энергетический поток, и Халид может сидеть на башне, пока у него не кончится кислород.

— К сожалению, вы не правы,— Танака покачал головой.— Мы не можем пропустить через трансформаторы станции гигават энергии — электросмог выведет из строя все наши приборы. Через станцию идет лишь небольшая часть энергии.

— А все остальное?

— Через контуры, расположенные на башне.

Я не хотел в это верить. В конце концов так не честно! Это просто ночной кошмар, и сейчас я проснусь.

— А с этими контурами что-то можно сделать?

— Сделать?

— Сломать!

Я вспомнил о мече Кима. Ответь «да»! Пожалуйста, ответь «да»!

— Только если на них не подается напряжение. Но если пульт ручного управления активирован, напряжение на контурах убьет всякого, кто попытается их сломать.

Ненавижу. Ненавижу энергетику, ненавижу физику, ненавижу космонавтику.

— А мы можем вмешаться в работу пульта ручного управления?

— Нет. Когда мы проектировали управление, v никто не мог предположить, что возникнет такая надобность.

— Другими словами, Халид может уничтожить Мекку, а мы не можем его остановить? — вмешался в разговор Морияма.

— Совершенно верно, командир,— ответил Танака со вздохом.

Тишина. Я посмотрел на Танаку, на Морияму. Никакой надежды. Рана горела огнем, но эта боль была ерундой по сравнению с болью, которая терзала мою душу. Я был так близок к победе. Несколько блаженных минут я даже верил, что победил. И все же... Никакой надежды. Все бесполезно.

— Неправда,— я покачал головой.— Есть еще одна возможность.

И я достал из шкафа еще один скафандр.

— Ёсико! — я повернулся к девушке.— Найдите для меня обезболивающее. Самое сильное из всех, какие есть на борту.

— Рука так сильно болит, Леонард-сан? — переспросила она.

— Не слишком сильно. Но мне нужно, чтобы она не болела совсем.

Я начал натягивать скафандр.

— Леонард-сан, вы можете потерять руку, если...

— Принеси лекарство, оппа! — сказал я громко. И это сработало. Свободолюбивая интеллектуалка Ёсико в глубине души так и осталась дайме — верной подругой самурая, для которой каждое слово мужчины — закон. С памятью сотен поколений не поспоришь. Ёсико молча открыла аптечку, выбрала ампулу, достала шприц, набрала лекарство и сделала инъекцию. Боль тут же отступила. Отлично.

— Дайте мне, пожалуйста, револьвер, командир,— попросил я Морияму, застегивая перчатки.

Он покачал головой.

— Это бессмысленно, Леонард. Уже слишком поздно. Осталось всего двадцать минут.

— Этого достаточно.

— Халид пристрелит вас.

— Это я пристрелю его. Дайте оружие, kudasai!

Морияма неохотно отдал револьвер, и я закрепил рукоять на своем правом бедре с помощью длинных полос лейкопластыря.

— Леонард, подумайте еще раз,— попросил командир. — Вы ранены, вы истощены. Вы можете умереть. — Яготов умереть.

С этими словами я закрепил на вороте скафандра шлем и открыл внутренний люк шлюза.

Глава 34

До этого момента я нечасто выходил в открытый космос, а если и выходил — то лишь на «светлой стороне» станции. Так что, когда я выбрался из запасного шлюза, моим глазам открылся невероятный, невиданный прежде пейзаж. Внизу, подо мной (мозг сразу же принялся устанавливать свои координаты), расстилалось бесконечное серое поле солнечных панелей — словно гигантская Стена Плача всей вселенной. Над моей головой висел земной шар. Сейчас он тонул во тьме, лишь тонкая, как волос, серебристая полукруглая линия очерчивала его краешек. Это был терминатор — граница между светом и тенью, между ночью и рассветом. Я видел над собой огромный массив темной воды — Индийский океан. Оставались считанные минуты до Аравийского полуострова, до последней битвы за Священный город. Не мешкая больше, я захлопнул за собой наружный люк шлюза и повернулся к башне. Сто пятьдесят метров — это всего лишь число, причем, по космическим меркам не слишком большое. Но лишь сейчас, стоя у основания башни, я понял, насколько она высока. Словно колокольня первого космического собора или дочка-акселератка Эйфелевой башни — филигранная конструкция из железных балок, теряющаяся в поднебесье. Я снова посмотрел на часы. У меня оставалось в запасе двадцать минут.

Я нырнул внутрь металлического скелета башни и принялся взбираться по горизонтальным балкам. Теперь на мне был современный японский скафандр, и двигаться в нем было гораздо легче. Можно было даже продемонстрировать некоторую элегантность и грацию, а главное — экономнее расходовать свои силы. В этом великое преимущество технического прогресса — за довольно короткий период времени любой аппарат становится компактнее, проще в обращении и дешевле.

Из-за невесомости у меня не было ощущения, что я поднимаюсь — казалось, я ползу по длинному, уходящему во тьму тоннелю. То и дело на моем пути попадались кабели толщиной с руку, на которых горели красные лампочки — они предупреждали, что кабели находятся под высоким напряжением. Хотя сейчас, пока солнечные панели еще не были включены, кабели были не опаснее мотка обычной проволоки.

В наушниках скафандра слышался странный треск — он становился все громче по мере того, как я приближался к вершине башни. Балки становились все тоньше, и двигаться по ним было все сложнее. Я то и дело оглядывался, но не замечал ничего подозрительного.

Цель своего путешествия я увидел внезапно. Вершину башни украшал огромный бочкообразный преобразователь энергии, больше всего напоминавший выкрашенную в белый цвет банку кока-колы. На нем покоилась круглая ажурная платформа, а на платформе располагалась мощная параболическая антенна — собственно передатчик энергии.

Но где же Халид? Наверняка он на платформе — и, к сожалению, со своей позиции я никак не мог его увидеть. Однако и он не мог увидеть меня. На минуту мне пришла в голову скверная мысль: что если он сидит где-то в засаде и ждет, пока я сунусь на платформу? Но я тут же покачал головой — он побоится пропустить прохождение над Меккой и никуда не уйдет от передатчика.

Я поднялся к самому преобразователю, ухватился за балки, соединяющие аппарат и платформу, и подтянулся на руках. При этом я старался не удариться о преобразователь даже кончиком ботинка. В вакууме звуки не распространяются, но металл проводит их прекрасно, а у Халида хватит ума сообразить, что означает внезапная вибрация конструкции у него под ногами.

Подтянув колени, я перекинул ногу через балку, освободил таким образом руку и вытащил револьвер.

Всем известно, что в космосе нет кислорода, а значит, там невозможно горение. Пожелай вы зажечь сигарету, у вас ничего бы не вышло. Однако малокто знает, что обычное огнестрельное оружие а безвоздушном пространстве не менее опасно, чем в атмосфере, ведь кислород, необходимый для выстрела, содержится в связанном виде в самом порохе. Выстрел будет беззвучным, но его разрушительная сила от этого ничуть не уменьшится.

Я потратил несколько секунд на то, чтобы поудобнее захватить рукоять перчаткой скафандра и пристроить палец на спусковой крючок. Потом я снова подтянулся на левой руке и закинул ногу на платформу.

Сейчас, как в старом вестерне, все зависело от того, кто первым увидит противника и выстрелит. Любая рана в космосе неизбежно окажется смертельной.

На платформе царила полутьма. Я смог разглядеть белоснежный сенсор, принимающий лазерный луч с Земли, увидел агрегаты, поворачивающие передатчик и приборы, осуществляющие точную наводку. Халида нигде не было.

Меня прошиб холодный пот. Может быть, мы ошиблись? Может быть, мы забыли что-то важное?

Почему его здесь нет?

Нет, мы не ошиблись — он был здесь. Внезапно фигура в таком же, как у меня, белоснежном японском скафандре выпрыгнула из-за передатчика, как чертик из коробочки. Я успел заметить его лишь уголком глаза, а он уже обрушил сокрушительный ударна мою правую руку. Перед глазами вспыхнуло ослепительное пламя боли, мне показалось, что я слышу треск ломающихся костей. Мои пальцы разжались, и револьвер полетел в бесконечную темную глубину космоса. Скоро он вспыхнет метеором в атмосфере Земли.

Я едва не последовал за ним. Но пальцы левой руки непроизвольно сомкнулись вокруг балки, и это помогло мне удержаться. Халид медлил — почему-то он копался в висевшей на груди сумке. Я не видел его лица — только блеск иллюминатора скафандра, Внезапно я понял, что он ищет,— свой собственный револьвер. Он положил его в сумку, так как не ожидал, что кто-то из членов команды станции полезет за ним на башню. Я раскачивался на левой руке, как шимпанзе, и пытался зацепиться ногами за балку. К счастью, в невесомости двигаться было легче, но я боялся, что от слишком резкого поворота я вылечу с платформы, как камень из пращи.

Халид наконец вытащил свое оружие — на этот раз без глушителя. Я увидел маленький черный револьвер в белоснежной перчатке скафандра, и в этот момент носок правой ноги наконец-то нащупал опору.

Я успел заметить вспышку у дула револьвера как раз в то мгновение, когда разжал пальцы и снова повис, зацепившись за балку согнутыми в коленях ногами. Пуля, невидимая и неслышимая, пролетела мимо. Я рывком согнулся в поясе и снова ухватился за платформу. Я оказался на другой стороне конструкции — нас с Халидом разделял передатчик. Но теперь я был безоружен. Очень осторожно я угнездился под платформой и ощупал свою правую руку. Было уже не очень больно — видимо, все еще действовал анальгетик, который вколола Ёсико. Хуже было другое — рука потеряла чувствительность. Мне удалось согнуть только указательный палец — остальные меня не слушались.

Но как Халид узнал, что я здесь? Он не был готов к нападению и все же среагировал быстро и правильно. И где он сейчас? Я чувствовал легкую вибрацию башни — вне всяких сомнений, Халид сейчас подкрадывался ко мне. Но откуда он появится на этот раз? Я не мог предсказать.

Я замер и стал осторожно осматриваться. Никого. Лишь холодный блеск металла да сверкание мириадов звезд вокруг.

Я взглянул на передатчик энергии, потом на преобразователь. Смогу ли я что-нибудь сделать с ними? Но на этот раз у меня не было даже отвертки. Внизу под нами проплывал погруженный в сон остров Мадагаскар. Драгоценные секунды уходили. Надо снова взбираться на платформу и принимать бой. Скорее всего, Халид уже вернулся к пульту ручного управления.

Боль постепенно возвращалась. Пока еще исподволь, вкрадчиво, но, вероятно, скоро я буду уже ни на что не годен. Я снова ухватился левой рукой за балку и начал подтягиваться, стараясь не ударить правую руку. Затем рывком забросил ноги на платформу. Вся башня отозвалась дрожью, и я заскрипел зубами от досады — Халид наверняка знает, что я снова здесь.

И тут же я увидел его — он вынырнул из-за передатчика, держа револьвер наизготовку. Проклятье! Я снова нырнул вниз, под платформу, и, ухватившись за балку левой рукой, потянулся к следу ющей. Боль была такая, как будто на меня плеснули кипятком, и все же я еще держался, еще пытался уйти от Халида. Он молча преследовал меня. Снизу я видел его белый скафандр и красный круг — символ солнца как раз напротив сердца. Я знал, что он видит такой же красный круг на моей груди. Вся разница была в том, что он был вооружен, а я безоружен. И он это отлично знал.

Болело каждое мышечное волокно в моем теле, каждый нерв. Сердце колотилось, как паровой молот, я глох от звука собственного дыхания и обливался потом — вентилятор кондиционера в скафандре крутился, как сумасшедший, и тихо подвывал. Иллюминатор скафандра покрылся каплями воды. А ведь производитель гарантировал, что этого не случится ни при каких условиях — я читал документацию. Если выживу — подам на него жалобу.

Внезапно я услышал щелчки в своих наушниках, а затем раздался спокойный, холодный, как свет далеких звезд, голос Халида:

— Леонард? Я знаю, что это вы, и знаю, что у вас нет оружия.

Казалось, он пытается загипнотизировать меня своим бархатным, бесстрастным голосом.

Наверняка на Земле он имел большой успех у женщин.

— Леонард, вы ведь понимаете, что у вас нет ни одного шанса. Рано или поздно я застрелю вас.

Я полз от балки к балке, а он гнался за мной.

— Я знаю, почему вы полезли сюда, Леонард. Речь идет о вашем сыне, не так ли? Вам наплевать и на станцию, и на священную войну, для вас важен только ваш сын. Это правда?

Да, Халид. Это правда.

Мы были уже над Восточной Африкой.

— И вы думаете, что можете спасти его? Но вы ошибаетесь, Леонард. Никто не мог спасти Хиросиму и Нагасаки, никто не спасет Мекку и вашего сына.

Может быть, он ожидал, что после этих слов я брошусь на него. Однако случилось нечто другое. Я наконец добрался туда, куда стремился, и дернул за нужный рычаг. Под платформой заработал, набирая обороты, могучий мотор. Передатчик энергии неожиданно повернулся вокруг оси, и край антенны ударил Халида в грудь. От неожиданности он взмахнул руками и упал на платформу. Револьвер вылетел из перчатки его скафандра, стукнулся о балку, срикошетил и полетел вниз.

В невесомости нет ускорения свободного падения, а импульс, полученный револьвером при ударе, был не слишком велик, поэтому револьвер падал неторопливо, как в замедленной киносъемке. Я рванулся к краю платформы. В ушах звенел крик Халида.

Стиснув зубы, я ухватился правой рукой за балку и переместился еще на полметра. Еще немного, еще... Моя жизнь и смерть, жизнь и смерть Халида, жизнь и смерть миллионов людей, жизнь и смерть Нейла — все зависело от этого проклятого куска металла, который равнодушно плыл навстречу звездам. От нескольких сантиметров, которые разделяли мою протянутую руку и оружие. Я не мог, я просто не имел права его упустить.

Страшный удар внезапно обрушился на мою спину и едва не вышиб весь воздух из легких. В первые секунды я просто не мог понять, что происходит — налетел ли на меня локомотив или меня топчет разъяренный бык. Однако никакой мистики — это был всего-навсего мой старый приятель Халид. Он сжимал мою грудь ногами и одновременно сам пытался поймать револьвер.

Я подался вперед, пытаясь выпрямиться и скинуть его со своей спины, но Халид был силен, как медведь, и цепок, как клещ. Его перчатка коснулась рукояти револьвера, и вопль торжества едва не разорвал наушники моего шлема.

В этот момент я отпустил балку и что было сил дернул его за ноги. Халиду пришлось вцепиться обеими руками в платформу, и револьвер беспрепятственно продолжил свой полет в мировое пространство. Мой шлем гудел от неиссякаемого потока арабских ругательств и проклятий.

Однако Халид не стал долго сожалеть об утраченных возможностях. Он тут же снова вцепился в меня, собираясь, очевидно, свернуть мне шею голыми руками. Это ему почти удалось — и все же лишь почти. Ткань комбинезона, способная выдержать удары микрометеоритов, выдержала и хватку халидовых лап. Тогда он принялся молотить кулаком по иллюминатору моего шлема. Я оттолкнулся ногами от своей опоры, подлетел на полметра вверх и ухватился за шланг подачи кислорода на скафандре Халида. Он снова взревел, схватил меня за плечи и принялся бить о край платформы.

Спору нет, Халид был силен и неутомим. Однако одно неоспоримое преимущество у меня было — Халид никогда не занимался сексом в невесомости, а потому его координации было далеко до моей. Он не умел точно определять траекторию своего тела в трехмерном пространстве, он не мог рассчитывать своих движений. Я вновь оттолкнулся от платформы, придерживаясь за нее свободной рукой, вскочил на арматуру и снова оказался над Халидом. Прежде чем он понял, что происходит, я заломил ему руку за спину и надавил коленом на шею. Он снова завопил от ярости — и его крик доставил мне не меньше наслаждения, чем стоны и лепет Ёсико. Он пытался сбросить меня, но я только подпрыгивал и вновь приземлялся на платформу. И я тянул на себя кислородный шланг, тянул изо всех сил, пытаясь вырвать его из гнезда. Перед своим мысленным взором я видел Нейла, Обу, Ямамото, Ивабути. Я тянул, я изо всех сил тянул этот проклятый шланг, но все было бесполезно. Японские скафандры оказались выше всяких похвал, черт их побери! Станция меж тем неспешно проплывала над Красным морем. Думать в этой ситуации было не слишком уместно, но одна мысль все же пришла мне в голову. Совершенно не обязательно убивать Халида. Достаточно просто удерживать его на месте во время нашего прохождения над Меккой. Тогда мне удастся сорвать план Абу Мухамеда, и все будет в порядке. Никаких чудес, никакого разрушения Священного города. Следовательно, оставались сущие пустяки.

В этот момент Халид внезапно перестал отбиваться. Его правая, свободная рука скользнула к груди, туда, где висела сумка, потом вернулась назад. Я увидел то, что он сжимал в своей перчатке, и кровь застыла в моих жилах. Да что там кровь! Меня захлестнула такая волна ужаса, что мой желудок едва не вывернулся наружу. Со мною все было кончено. Может быть, мне удастся защитить Мекку, может быть, я спасу своего сына, но я сам уже мертвец.

Свет далеких звезд отражался от начищенного сверкающего лезвия ножа в руке Халида.

Глава 35

Прежде, чем еще что-то подумать, я отпустил своего противника и отскочил назад, а он потянулся за мной, поднимая нож над головой. Теперь он гнался за мной по платформе, а я отступал, огибая передатчик. Раз за разом Халид делал выпад, пытаясь достать меня клинком, и раз за разом я уклонялся, прячась за балками, которые соединяли передатчик и платформу. В правой руке пульсировала боль, медленно перетекая на шею и затылок. Это был танец между жизнью и смертью, и я не верил, что мне удастся выжить.

Скафандр — это всего лишь воздушный шарик с плотными стенками, пригнанный по фигуре. Стоит проколоть его хотя бы один раз, и смерть находящегося в нем человека будет делом нескольких секунд. Дело даже не в потере воздуха, и не в удушье — до этого дело не дойдет. От падения давления кровь немедленно вскипит в жилах, закупорит все сосуды, глазные яблоки лопнут, а легкие будут буквально разорваны воздухом. Я был истощен и ранами, и дракой, а Халид полон сил. Так что шансов у меня не было.

Краем глаза я различил внизу под собой берег Красного моря и успел увидеть на горизонте купающуюся в лучах восходящего солнца Мекку. До нее оставалось еще не больше пяти минут. Вполне возможно, что это будут последние пять минут моей жизни.

Внезапно Халид оказался рядом со мной и обрушил страшный удар на мой шлем. Перед моими глазами поплыли разноцветные круги, в ушах загудело. К счастью, клинок лишь скользнул по сферической поверхности, оставил длинную царапину на иллюминаторе, но не повредил целостность скафандра. Халид тут же ударил снова, но на этот раз я успел отступить и удар пришелся на балку. Нож тоже был превосходного качества — он не только не сломался, но даже не погнулся.

Так, шаг за шагом, мне удалось уйти в тень передатчика. Теперь Халиду было труднее меня различить, но и мне сложнее было угадать, с какой стороны он решит напасть. Внезапно я увидел совсем близко абрис его скафандра, подсвеченный солнцем, и свое крохотное отражение в иллюминаторе его шлема.

Я ухватился левой рукой за балку, подтянул ноги и что было сил ударил Халида каблуками в грудь. Он пошатнулся, но снова обрел равновесие и поднял клинок над головой — целя мне в сердце. Это была ошибка, ударь он чуть пониже — в бедро или в колено,— и со мной было бы покончено. Но несмотря на весь свой ум, Халид не успел сообразить, что бой в космосе имеет свои законы, отличные от земных. Он хотел покончить со мной одним ударом, забыв о том, что в безвоздушном пространстве нельзя ранить, здесь можно только убить.

Я успел перехватить его руку с ножом. Теперь мы стояли друг напротив друга, сцепившись в последней схватке. В космосе, как и на Земле, справедлив третий закон Ньютона — «сила действия равна силе противодействия»,— только поэтому мы еще не улетели с платформы. И все-таки шансов у меня не было. Моя правая рука не желала слушаться, а левая дрожала от напряжения и слабела с каждой секундой. Халид навалился на меня, как разъяренный бык на тореадора, и лезвие ножа неуклонно приближалось к моей груди. Еще полсантиметра, еще и еще... Я проигрывал.

Я больше не думал о Мекке, не думал о Нейле. Я вообще ни о чем не думал. Была только тьма вокруг, было мое отражение в иллюминаторе чужого скафандра, было сверкающее в звездном свете лезвие ножа. Возможно, это последнее, что я вижу в своей жизни.

А последним, что я услышу в своей жизни, будет голос Халида.

— Джихад! — хрипло крикнул он и вонзил острие ножа в мое правое плечо.

Боль была неописуемой. По сравнению с ней револьверный выстрел был комариным укусом.

Сейчас меня словно пронзил электрический заряд в миллион вольт.

Теряя сознание от боли, я упал на колени. Халид внезапно оступился и его собственная сила выбросила его с платформы, как камень из пращи. Он перелетел через мою голову и свалился в пустоту, в великое Ничто.

В последний момент пальцы моей левой руки судорожно сомкнулись вокруг детали арматуры, и это меня спасло — я не упал.

Я слышал, как воздух со свистом выходит сквозь прорезь в скафандре. Тут же завыл сигнал тревоги, громовым эхом отдаваясь в ушах: донн, донн, донн! Перед глазами крутились алые спирали, и все же я успел разглядеть фигуру в белом скафандре, падающую прямо на солнечные панели. Я все же сделал это! Я вышвырнул его со станции, из своей жизни, из жизни Нейла. Эта мысль, да еще несмолкающий сигнал тревоги помогли мне не потерять сознание. Внезапно я понял, что свист, который я слышу, — это не свист покидающего скафандр воздуха. Это система жизнеобеспечения скафандра спешно накачивала кислород из резервных баллонов. На какое-то время это могло спасти меня от удушья и от падения давления. Но ненадолго. На табло перед моими глазами загорелась первая из пяти сигнальных красных ламп, указывающих на истощение запаса кислорода.

Если я хотел жить, нужно было действовать быстро. А жить я хотел. Я стиснул зубы и попытался восстановить контроль над правой рукой. В первое мгновение мне показалось, что это не слишком хорошая идея — я тут же вновь превратился в вопящий, ничего не соображающий комок боли. И все же я хотел жить, поэтому медленно, миллиметр за миллиметром разогнул руку в локте и заставил ее ухватиться за арматуру. Теперь я мог освободить левую руку и дотянуться до пластыря, с помощью которого закрепил на бедре револьвер, прежде чем лезть на башню.

Боль не оставляла меня ни на мгновение, и привыкнуть к ней было невозможно — она как волна раскаленной лавы накрывала мое тело, на секунду отступала и вновь набрасывалась на меня. И все же мне удалось сорвать первую полоску пластыря и заклеить порез на плече. Затем еще одна полоска. Я кричал, хотя знал, что некому услышать мой голос.

Загорелась вторая лампа. Перед моими глазами вновь плыл алый туман, и снова это была моя кровь. Любое прикосновение к правому плечу усиливало боль, но мои пальцы спокойно и методично заделывали отверстие. Казалось, внутри меня внезапно проснулось какое-то совершенно иное существо, до предела рациональное и циничное, которому не было дела до моих жалоб и до моей боли. Оно просто выполняло свою работу, не отвлекаясь на пустяки.

Загорелась третья лампа. Самое время писать завещание. Кислорода осталось на несколько минут, до шлюза нужно проползти еще сто пятьдесят метров, а я не мог двинуться с места. Но равнодушное ко всему существо заставило мои руки и ноги придти в движение. Это было невозможно. Мое тело и мой разум кричали мне, что это невозможно, немыслимо, это противоречит всем представлениям о человеческой физиологии. Болевой шок такой силы просто невозможно переносить, находясь в сознании.

И все-таки я оставался в сознании. И полз к шлюзу.

Самым сложным оказалось разжать пальцы правой руки, оторвать их от балки, которую они с таким трудом обхватили. Я думал, что умру от боли прямо тут же, на месте. Но дальше можно было уже пользоваться только левой рукой и дело пошло лучше.

Внезапно сквозь гудение сигнала тревоги в наушниках я снова услышал голос Халида и завертел головой, пытаясь определить направление звука. Этому мерзавцу удалось уцепиться за фермы, на которых крепились солнечные панели, и теперь он висел там, словно паук посреди паутины, и грозил мне кулаком.

— Я еще не закончил с тобой, Карр! — кричал он.— Я еще приду за тобой!

Я не удивился и не рассердился. Халид в своем репертуаре — эка невидаль!

Я продолжал ползти к шлюзу. Мекка уже скрылась за горизонтом. Я отметил это с удовлетворением, но большого прилива чувств также не испытал — казалось, все мои эмоции улетучились из скафандра вместе с воздухом.

Зажглась четвертая лампа, а я успел только перебраться через преобразователь энергии и заползти внутрь башни. Большого смысла в моем движении не было, но я продолжал двигаться.

Последняя, пятая лампа. Сигнал тревоги уже не гудел — он верещал противным дискантом. Башня стала шире, я поднялся с коленей и выпрямился во весь рост. Почему-то мне казалось, что так будет правильнее.

А воздуха уже не хватало — мое дыхание стало частым и поверхностным, виски и горло ломило, на лице выступил холодный пот. Может, стоит сказать несколько слов на прощание?

Несколько слов прощания с голубой планетой подо мной, со звездным небом надо мной, с дурацкой, полной ошибок жизнью, что осталась за спиной? Но ничего толкового не приходило в голову.

— Леонард! — послышался голос в наушниках.— Леонард! Я иду к тебе!

Взглянув вниз, я увидел Халида, который пытался взобраться по солнечной панели. Вот неугомонный!

Внезапно тончайшие кремниевые листки солнечных панелей сломались под ним, и Халид с отчаянным криком полетел вниз, к Земле. В дыру, которую его тело пробило в панелях, тут же хлынул солнечный свет.

Я невольно улыбнулся — это было так прекрасно! Солнечный свет, как ответ на все вопросы, как финальный аккорд всех споров и поединков.

Вдруг я увидел фигуру в белом скафандре прямо перед собой. Пришелец ухватил меня за плечи и потащил вперед. Опять Халид? Да какой же он вездесущий! Я кричал, пытался отбиваться, но сейчас мои силы были действительно на исходе. Вновь волна боли, звон в ушах, и я потерял сознание.

Глава 36

Очнувшись, я увидел неяркий свет и нежное улыбающееся лицо. Меня окутывали тепло и покой. Кажется, я действительно попал на небеса, не в физическом, а в богословском смысле.

Существо ангельского облика заматывало мою руку белой тканью. И тут эту руку пронзила такая невыносимая боль, что все иллюзии разом исчезли. Вне всяких сомнений, я был жив. Когда мне удалось стряхнуть выступившие на глазах слезы, я узнал Ёсико. Она улыбалась все так же любезно и безмятежно. Какое ей дело до моих ран!

Я открыл было рот, но, оказалось, что мой язык распух, гортань пересохла, и я лишь беззвучно шлепал губами, как вытащенная из воды рыба.

— Лежите спокойно, Леонардо-сан,— промурлыкала Ёсико.— Все уже в порядке.

— Мостик...— выдавил я из себя.— Что же стало с...

— Уже все позади.

— Контроль над станцией?

— Да, Леонардо-сан.

— Связь с Землей?

— Да. Через два дня придет шаттл с медиками и полицейскими.

Я на секунду закрыл глаза, но снова впасть в беспамятство не удалось. Ёсико об этом позаботилась — антисептики, которыми она обработала рану, жгли, как адская лава.

Итак, я опять вернулся в реальность. Мы парили около нижнего сегмента осевого тоннеля, неподалеку висел открытый скафандр, внутренняя оболочка которого была густо полита кровью. Моей кровью. Я скосил глаза (шея пока отказывалась поворачиваться) и увидел пятна крови на своей одежде. Все это смотрелось ужасно.

Потом я увидел свою правую руку. Вернее, влажное иссиня-черное нечто. Похоже, я уже никогда не научусь играть на рояле.

Ёсико проследила за моим взглядом, и я с изумлением заметил слезы в ее глазах.

— О, Леонард...

Я смотрел на нее и вспоминал часы, которые мы провели вместе в хранилище скафандров. Почему я всегда влюбляюсь в иностранок? И как может отбивная, которую я сейчас собой представляю, думать о сексе?

— Как мои дела?

— С правым плечом и правой рукой — не блестяще, и все же..— Она бросила взгляд на мое многострадальное тело, испытующе взглянула мне в глаза,кокетливо улыбнулась, а потом опустила глаза, словно испугалась, что ее поймают на мыслях, неприличных для хорошей японской девочки.— Я должна наложить тебе повязку.

Мне пришлось стиснуть зубы покрепче. Вероятно, Ёсико, как и все мы, училась оказывать первую помощь на куклах, и мне выпала честь оказаться ее первым пациентом. Что я могу сказать? Ёсико стоит продолжать заниматься астрономией — карьера медицинской сестры ей не светит. Наконец я смог вздохнуть и сказать: — Ну и что? Ты не находишь, что я — герой?

Она кивнула. — О да, конечно.

— А разве герой не заслужил поцелуя?

Она вновь лукаво улыбнулась, наклонилась ниже и одарила меня невероятно долгим, по-настоящему захватывающим поцелуем. Это патентованное средство помогло мне гораздо лучше, чем перевязка. Такие поцелуи действительно способны воскрешать мертвых.

Кто-то постучал по стенке тоннеля. Мы затихли, как мыши. Но вновь раздался стук, и мы с Ёсико неохотно оторвались друг от друга. Из тоннеля выплыл Джайкер.

— Простите, что прерываю процесс лечения,— сказал он, покраснев.— Но капитан Морияма просил узнать, как ваши дела, Леонард.

Я невольно рассмеялся, точнее, издал нечто, вроде хриплого лая, и снова ощутил боль во всем теле.

— По-вашему, Джайкер, каковы мои дела?

— Я бы сказал, что вы на пути к выздоровлению.

— Что делать? — развел я руками.— Разве вы дадите спокойно умереть?

— Бросьте, Леонард,— парировал Джайкер,— никогда не давите на жалость в присутствии вашей дамы сердца. Пара царапин, несколько шрамов — все это лишь украшает мужчину.

Пока я обдумывал очередной остроумный ответ, нас прервали. По стенкам осевого тоннеля до нас донеслись тяжелые звонкие удары, словно кто-то бил металлом о металл. На мгновение я вообразил, что это Халид сидит верхом на станции и колотит чем-то тяжелым во внешний люк. От страха меня прошиб холодный пот. Джайкер, вероятно, уловил мою панику и поспешно объяснил:

— Это Спайдермен. Ким послал его ремонтировать зеркала.

Теперь я все вспомнил. Наша драку на вышке. Мои последние вдохи. Крошечный шаг, отделявший меня от великого Ничто. Халид, барахтающийся среди солнечных зеркал.

— Он не знал, какие они тонкие, эти листки,— прошептал я.— Он думал, по ним можно идти, можно взобраться наверх, чтобы прикончить меня.

Я снова вспомнил статьи в газетах. Журналисты писали, что фотоэлементы похожи на сусальное золото — чем тоньше, чем дороже. Для меня эти кремниевые листочки действительно оказались дороже золота.

— Этому бандиту стоило продержаться еще немного, дождаться Спайдермена и уцепиться за него,— сказал Джайкер задумчиво.— Это могло сработать.

— Там не за что держаться,— возразил я.— А что с остальными пиратами?

Кибернетик пожал плечами.

— Тот, кого они называли Свеном, мертв. Сакай в центре управления. Упакован, как рождественский подарок, и помалкивает.

— Отчего умер Свен?

— Пока вы были снаружи, мы запустили в вентиляционную систему командного центра ядовитый газ. У нас не было оружия, поэтому мы выжидали достаточно долго. Сакай очнулся, а скандинав оказался менее выносливым.

Я вспомнил Ивабути и Обу и понял, что не испытываю особой жалости к пирату. В конце концов он оказался здесь по своей воле.

— Вы двое должны мне помочь,— обратился я к Джайкеру и Ёсико.— Я должен попасть в центр управления.

— Это еще зачем? — возмутилась Ёсико.— Там справятся без тебя. Ты должен как следует отдохнуть.

— Есть одно дело, которое нужно закончить,— возразил я.

Они протестовали не слишком долго. Похоже, мне удалось разжечь их любопытство.

Джайкер и Ёсико помогли мне подняться по осевому тоннелю, оберегая мою правую руку. Все остальное было нетрудно. Невесомость — великое благо для больных и немощных.

Морияма вспорхнул мне навстречу, едва я вплыл через люк в помещение центра управления. Кажется, он с удовольствием обнял бы меня, но, увидев мои раны и повязки, ограничился лишь крепким пожатием левой руки и несколькими прочувствованными словами на японском. Как всегда, он умело сочетал азиатскую вежливость с европейской эмоциональностью,

Я увидел связанного Сакая, Бывший радист станции Ниппон был крепко прикручен за руки и за ноги к рукоятям на полу отсека. Он лежал с закрытыми глазами и казался мертвым.

На его месте, за пультом радиосвязи и управления радаром, сидел Ким. Он тут же поинтересовался, не знаю ли я, какая свинья разгромила его лабораторию. При этом он весело подмигнул мне, показывая, что вовсе не в претензии.

— Я могу видеть Халида на радаре,— продолжал Ким,— но на вызов по радио он не реагирует. Не знаете, что с ним случилось?

— Он мертв.

— Ах, вот как! — металлург кивнул.— Это многое объясняет.

Я попросил у него микрофон и наушники.

— Вы же сказали, он мертв! — удивился Ким.

— Он еще об этом не знает.

Ким пожал плечами, не зная, что и думать, но протянул мне микрофон. Я повис в воздухе рядом с пультом связи и настроился на частоту радио скафандра.

— Халид?

Мы услышали щелчок — пират включил свое переговорное устройство.

— Карр? — Его голос был совершенно спокоен, дыхание ровным.— Мне кажется, я улетаю все дальше от станции.

— Совершенно верно.

Он помолчал несколько секунд, потом заговорил снова:

— Хорошо, Карр, вы выиграли. Вы — триумфатор. Вы разделали меня под орех. А теперь, пожалуйста, верните меня на борт.

Я смотрел на темный экран радара, где светилась крошечная зеленая точка. Все тот же старина Халид. Гордый, но склонный пойти на уступки. Кажется, он решил, что сможет мною управлять.

— Я не знаю, что я выиграл Халид. Я не думаю о триумфе. Но я точно знаю, что с вами все кончено. — Это я тоже знаю,— в его голосе не прозвучали гневные нотки. Он решил, что я пришел поиздеваться.— Я сдаюсь, Карр. Я поднимаю белый флаг, падаю на колени — все что угодно. Возьмите меня на борт. Я клянусь, что не окажу сопротивления.

— Вы все еще не понимаете, Халид,— сказал я медленно и внятно.— Мы не можем забрать вас.

Мы услышали, как его дыхание на секунду прервалось.

— Этого не может быть! — воскликнул Халид. Он был скорее рассержен, чем испуган.— Вы лжете, Карр!

— Зачем мне вам лгать?

— Вы не можете оставить меня здесь Карр. Это самосуд. Я сдался, я отвечу перед законом.

Я почувствовал отвращение. Он все еще пытался сохранить лицо, остаться хозяином положения и одновременно цеплялся за свою жизнь. Он готов был восхвалять наши законы, готов использовать любую возможность, лишь бы усилить свои позиции.

— Ваших запасов кислорода хватит на пять часов,— ответил я как мог равнодушно.— Потом вы умрете. И ни Бог, ни пророки вам не помогут.

— Но вы должны что-то сделать, Карр!

— Что я, по-вашему, могу сделать?

— У вас же есть монтажная платформа! Та, которую вы послали навстречу нашей ракете. Вы можете послать ее за мной. Я знаю, у нее большой радиус действия.

— Баки этой платформы пусты и сухи, как пустыня, в которую вы собирались превратить Мекку. Ни капли горючего. Мы израсходовали все, когда пытались сбить с курса вашу ракету.

— Наша ракета! — воскликнул он.— Наша капсула! У нее достаточно горючего!

— Вы сами сломали пульт управления в ракете, когда посадили нас туда,— напомнил я.

— Но горючее! Вы можете залить баки платформы!

— Платформа висит в пяти километрах от станции, и нет такой силы, которая заставила бы ее вернуться.

Он помолчал, но скоро вновь заговорил.

— У ваших скафандров есть ракетные ранцы.

— Должны быть,— поправил я.— Их привезет следующий шаттл.

— Шаттл! — на этот раз он почти кричал.— Когда он сможет взлететь?!

— Не раньше чем через пятьдесят часов.

— Они должны поторопиться!

— Старт шаттла отложен из-за саботажа. Вы знаете, кто устроил этот саботаж, Халид. Наземные службы не смогут подготовить корабль раньше, чем через двое суток.

Наконец он понял то, что я пытался ему втолковать. От его былой выдержки не осталось и следа.

— Сама станция! — закричал он в панике.— Станция может совершать маневры! Разверните ее к солнцу, накопите энергию и...

Я вспоминал Обу, которая мечтала о встрече с любимым, а встретилась со смертью. Я вспоминал Ивабути, который умер потому, что был гениальным инженером. Я вспоминал профессора Ямамото, который посвятил жизнь тому, чтобы открыть человечеству путь к звездам. Я думал о Нейле и о миллионах людей, которых Халид приговорил к страшной смерти. Невольно я положил руку на нагрудный карман, где хранился факс от Нейла, и почувствовал, как бьется сердце.

— Послушайте, Халид. Все бесполезно. Ваша жизнь кончена. Через пару часов вы встретитесь со своим Творцом, постарайтесь подготовить себя к этой встрече.

После этого я прервал связь и оставил убийцу наедине с пустотой и его мыслями.

В центре управления было очень тихо. Я Смотрел на лица членов команды, пытаясь угадать их мысли. Джайкер был не на шутку испуган. Кажется, он воображал себя висящим в пустоте, над огромным земным шаром. Отторгнутый от всего человечества, в абсолютном одиночестве и безнадежности ожидающий смерти. Бурная фантазия кибернетика на этот раз сыграла с ним дурную шутку — ночные кошмары ему обеспечены.

Морияма только коротко кивнул мне. Он отлично все понял. Когда-то он сказал, что командир станции повелевает жизнью и смертью. Вероятно, смерть Свена не была случайной, и Морияма ни на секунду не раскаялся в своем решении. Однако я не убивал Халида. И не лгал ему — у нас действительно не было ни малейшей возможности взять его на борт или доставить ему баллон с кислородом. Космического пирата убили законы небесной механики, и в этом была высшая справедливость.

Морияма повернулся к Танаке, сидевшему за пультом рядом с привязанным Сакаем.

— Освободите его,— распорядился командир.

Танака удивленно уставился на Морияму. С минуту они молчали, не отрывая глаз друг от друга. Казалось, оба японца общаются без слов, с помощью телепатии. Наконец Танака кивнул и ослабил путы, удерживающие радиста. Сакай уставился на всех нас так, как будто только что пробудился ото сна. Морияма, не сказав ему ни слова, повернулся к монитору.

— Мы должны решить, что делать дальше,— начал он.— У нас куча трупов на станции...

Мы с Джайкером смотрели, как Сакай массирует затекшие суставы. Он был вял и апатичен, как будто еще не оправился от отравления газом. Танака тоже не обращал на бывшего радиста никакого внимания и спокойно сматывал веревку в клубок. Я взглянул на Ёсико. Казалось, ее мысли витают далеко-далеко отсюда.

Взгляд Сакая блуждал от Мориямы к Танаке. Потом радист молча кивнул и медленно поплыл к двери.

Джайкер хотел преградить ему путь, но Морияма жестом дал понять, что этого делать не нужно. Люк захлопнулся за спиной Сакая. Мы с Джайкером вздрогнули. Японцы и Ким остались по-прежнему невозмутимы.

Я взглянул на монитор перед Мориямой. Командир вывел на экран два протокола, которые корабельный компьютер заполняет самостоятельно. Один из них показывает, открыты или закрыты воздушные шлюзы, другой — какие скафандры взяты из своих гнезд или возвращены на место.

Я все еще не понимал, чего добивается Морияма. Как зачарованные, мы не отводили глаз от монитора.

Через пять минут после того, как Сакай покинул центр управления, мы увидели, что компьютер сигнализирует об открытии внешнего люка. Но число скафандров осталось неизменным.

Эпилог

Я вышел из конференц-зала, и огромные стеклянные двери закрылись за моей спиной. Я чувствовал себя так, как будто только что скинул с плеч тяжелый груз. Для внутреннего спокойствия недостаточно знать, что ты сделал все, что мог. Нужно еще пребывать в уверенности, что ты не мог поступить иначе. И сейчас я обрел эту уверенность. Я несколько часов отчитывался перед комиссией, демонстрировал свои передвижения на уменьшенной модели станции, объяснял каждую деталь, снова и снова поминутно восстанавливал весь ход событий. Наконец все было запротоколировано, все вопросы получили ответы, все сомнения разрешились. Было твердо установлено, что я сделал все, что должно, и не сделал ничего лишнего. Я держал в руках документ со множеством подписей и печатей, который полностью одобрял все мои действия на станции Ниппон и милостиво отпускал меня на все четыре стороны.

Я спустился по широкой мраморной лестнице в фойе, ощущая себя свободным человеком в свободной стране. Человеком, который понятия не имеет, как проведет остаток дней.

В фойе я с удивлением заметил Танаку, который, судя по всему, чрезвычайно мне обрадовался. Мы поприветствовали друг друга, и я поздравил инженера с новой должностью — он недавно был назначен командиром солнечной станции.

— Итак, вы скоро вернетесь на орбиту? — поинтересовался я.

Hai,— он не мог скрыть своей гордости.— Я заступаю на пост в следующем квартале.

— Желаю вам удачи!

Он склонил голову, демонстрируя типично японскую скромность, и спросил:

— А как же вы, Леонард? Я не нашел вашего имени в штатном расписании.

— Сейчас я в отпуске, а дальше... Я получил заманчивое предложение из Сиэтла.

Апо пе,— развел руками Танака.— Значит, вы нас покидаете? Вы решили бросить космос?

— Вовсе нет. Американское правительство хочет возобновить исследования внеземного пространства. Поэтому они собирают людей, которые хоть что-то смыслят в космических кораблях.

Танака задумчиво кивнул:

— Ну, что ж, желаю вам, чтобы все ваши надежды сбылись.

— Спасибо, вам того же.

Мы уже попрощались, но он снова окликнул меня.

— Да, кстати, Ким просил передать вам привет Он хочет пригласить вас на прощальную вечеринку — он получил предложение из Сеула, подобное вашему. Может быть, вы ему позвоните?

— Конечно,— ответил я.

Я вышел на улицу, навстречу прохладе и ярким краскам осеннего Токио. Навстречу привычному шу му электромобилей, ворчанию газомобилей и шороху шагов бесчисленных прохожих. Когда бы вы ни вышли на улицы Токио, вы всегда попадаете в такую давку, по сравнению с которой нью-йоркская автобусная стоянка в часы пик покажется вам безлюдной пустыней. Я нашел нужное течение и зашагал к ближайшей станции метро, где купил газету, а потом каким-то чудесным образом (сегодня явно мой день!) втиснулся на сидение в вагоне. На первой странице, после сообщений о правительственном кризисе и новостей с театра военных действий на Балканах (война тянулась уже 15 лет), я нашел репортаж о судебном процессе над бандой Халида. Сразу же после того, как была установлена связь с нашей станцией и первые, пока еще секретные, сведения о происшествии поступили на Землю, Иностранный Легион захватил ракетную базу в Куру, и всех уцелевших в перестрелке бандитов доставили во Францию в наручниках.

Я вспомнил Джайкера, который тоже скоро должен был предстать перед судом по обвинению в саботаже. Мне придется давать показания против него. Приглашение на процесс висит у меня дома, на кухне, на доске для заметок.

Еще сообщение — о войне на Аравийском полу-острове. Войска джихада отступают, блокада с Мекки снята. Пророк Абу Мухамед больше не пользуется доверием у своих последователей.

У меня на кухне, все на той же доске, висят еще три факса, которые прислал Нейл. Его мать снова собирается замуж — за командира миротворческих войск. Ей всегда нравились военные. «Но ведь я все равно остаюсь твоим сыном, правда, папа?» Я всегда предполагал, что рано или поздно это случится, но, к моему изумлению, это известие меня ничуть не задело. Наоборот, я почувствовал облегчение.

На следующей странице газеты я обнаружил интервью с Мориямой. Его карьера за последнюю неделю резко пошла в гору, он был назначен председателем комитета по солнечной энергетике, и, судя по тексту интервью, планировал постройку новых мощных солнечных станций. Строительство должен был осуществлять японско-корейский концерн. Морияма ратовал за всемирное использование солнечной энергии, и его аргументы были мне хорошо знакомы.

Поезд несся по бесконечному тоннелю от станции к станции. Исикава, Фунабаси, Сиба, Исихара — длинный путь в самое чрево Токио. Можно было бы поехать паромом — так короче и быстрее, но на паромах всегда толкотня и давка. Я же хотел сейчас остаться совсем один. Лучше всего в космическом пространстве. Мысль о крохотной квартирке, где порой бывает трудно повернуться — ячейке огромного жилого комплекса, наполнила меня тоской, и, когда поезд остановился на нужной станции я остался сидеть в вагоне.

Еще несколько километров пути, и поезд выскочил из тоннеля. Путь был мне хорошо известен. Я уже не раз ездил вот так — все дальше и дальше до самого моря. Здесь было спокойно, здесь я сам мог обрести внутренний покой.

Я вышел на предпоследней станции, вдохнул свежий, пропитанный солью воздух и зашагал по пляжу. Свежий бриз трепал мою куртку. Море сверкало, солнечные лучи танцевали на крошечных волнах. Чайки с криком носились над водой, вдали поблескивали снега на вершинах гор.

Здесь тоже были люди — в Японии нельзя скрыться от людей. Я видел несколько фигурок, как и я, бесцельно бродящих по пляжу — кто в одиночестве, кто небольшими группами. Они были далеко, и я скоро перестал их замечать. Без единой мысли в голове я всматривался в ослепительное небо, слушал шорох моря, вдыхал соленый воздух и чувствовал, как ветер перебирает мои волосы.

Внезапно я заметил маленькую темную фигурку, которая двигалась прямо ко мне. Вот она подошла ближе и помахала мне рукой. Я не верил своим глазам — это была Ёсико.

Она была одета в темно-зеленую куртку. Капюшон откинут, и ветер выделывает фантастические штуки с ее длинными черными волосами.

— Я знала, что найду тебя здесь,— сказала она, смеясь.

— Ты знала? Откуда?

Полчаса назад я и сам не знал, что поеду сюда.

— Ты как-то рассказывал, что всегда приезжаешь сюда, когда хочешь вернуться к себе.

— Я такое рассказывал? И ты запомнила?

— Да.

Я смотрел на ее улыбающиеся губы, на ее невероятно черные глаза, и не знал, что сказать.

— Ты разве не должна быть сейчас на работе?

Она рассмеялась.

— Леонард, астрономы работают по ночам.

— Ах, да, логично.

Снова пауза. Ёсико посмотрела на песок, на море, потом опять повернулась ко мне.

— Я слышала, ты уезжаешь?

— Может быть,— я пожал плечами.

— Ты не уверен?

— Я все еще размышляю.

Она кивнула.

— Я тоже скоро уеду. Я написала в университет Такомы, и они обещали подыскать для меня место. Как думаешь, соглашаться, если они все-таки пришлют приглашение?

— Такома? — удивился я.— Это ведь не та Такома, на западном побережье, чуть южнее Сиэтла?

— Та самая Такома.

— Ты хочешь там работать?

— Да.

— Но зачем?

Она молчала, только улыбалась, и ее улыбка была как восход солнца. Я боялся поверить в то, что

услышал. Наконец она заговорила, и я узнал голос, которого не слышал уже давно,— хрипловатое, дрожащее от сдерживаемой страсти контральто:

— Знаешь, я подумала, мы никогда еще не занимались этим при нормальной силе тяжести, Леонард,

Я заглянул в ее глаза, и на сей раз прочел там нечто... нечто большее, чем любопытство и возбуждение. Что ж, такие истории случаются сплошь и рядом. Почему бы не со мной?

— Ты права, это большое упущение. Мы должны это изменить,— сказал я твердо.— Думаю, мы многое сможем изменить в нашей жизни.

СЛОВАРЬ ЯПОНСКИХ СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ

апо пе извините

arigato gozaimas большое спасибо

chotto кстати

domo sumimasen извините пожалуйста

dozo пожалуйста

gaijin иностранец

go fun пять минут

gotto matte пе подождите!

hai да

iiе нет

ikimasho! пойдем!

jaa ой!

kudasai пожалуйста

mata тоже

mimasen deshu"ta! ты же видел!

moshi moshi привет-привет!

оппа обращение к женщине

sh"kata gai na sa! ничего не поделаешь!

so desu ka? вот как?

sonna bakana! какой болван!

sumimasen прошу прощения

wakarimas понятно

wakatakka? ты понял?

Загрузка...