Солнце-убийца

— Луна? Ну скажи — Луна?

Нет. Солнце. Вопрос о Луне свидетельствовал о пошлой ностальгии. Светало. Беспощадный рассвет намеревался нас убить. Возможно, ему это нравилось. Аркадий провел рукой по лицу, точнее, по бровям, пытаясь смахнуть пот. Выданные ему очки остались там.

— Знаешь, почему она бывает иногда видна днем?

Было холодно, но лоб Аркадия блестел от влаги. Я молчал.

Еще чуть-чуть — и взойдет. Наступит смерть.

Солнце. Светило, подарившее нам жизнь. Светило, ставшее убийцей.

Сношать робота — не такое уж удовольствие, как может подумать иной девственник. Мы вынуждены, читая классиков, совокупляться с этими изделиями из кевлара, титана и прочей нержавейки. Женщины почти исчезли. Много лет назад порнографы, предрекавшие смерть человечества, глумились — их юмор был плосок, — пропагандируя идею: как будет здорово без этих дурочек. Что ж. Самки перед сокращением (что за изящный эвфемизм!), захватив власть, успели превратить Землю в какое-то подобие Марса, в пустыню без конца и края, дискотеку, в которой командует Ее Величество Тишина. Тускло и муторно, знаете ли, в этой пустыне. Красиво, конечно, спора нет. Но утомляет. Задолго до нашего с Аркадием рождения была введена цензура, что сыграло роковую роль. Йинские сады, сад на Петроградке — все это не имело никакого значения, планета была убита. Дочерям Евы удалось еще и изобрести Привод — Привод с заглавной буквы; как это ни удивительно, они все-таки смогли достигнуть чего-то положительного. Мы воспользовались этим: Земля была загажена до такой степени, что и вспоминать тошно. Рванули в это интимное местечко. Каньон, на который возлагали столько надежд, оказался просто трещиной на буханке хлеба — нет, не за четырнадцать копеек килограмм; на убогом шарике радиусом в три тысячи триста километров слегка изменился довольно-таки странный пейзаж. Колонизация Красной планеты шла ни шатко ни валко, почти без жертв. Постройка пузырей-поселений под куполами двигалась удручающе медленно, как движение поезда дальнего следования, отъезжающего от вокзала. Все пошло, по сути, прахом. Но мы оказались здесь.

Не минуло и полувека после самочьего путча, как свалилась новая беда. Солнце, излучая как до́лжно, вдруг поменяло спектр. Точнее, расширило. Сначала сместились линии нейтральных металлов. Астрофизики хватались за головы. Затем был обнаружен новый диапазон — который, впрочем, лишь очень приблизительно диагностировался приборами. Техника была бессильна. Светило стало убивать. Поначалу никто, конечно, не придавал этому значения. Подумаешь, сдох десяток коров в какой-то Аргентине. А то, что в Африке вымерло двадцать процентов населения, обеспокоило лишь медиков, антропологов и крикунов-журналистов. Что ж! Африка — она и есть Африка.

Человечество, как и всегда, продолжало заниматься шопингом и медитацией на смартфоны. Понятие термоядерного синтеза интересовало разве что школьников, перед которыми маячила контрольная, и бездельников в телешоу. Ученые спохватились и начали вопить, что, мол, нам угрожает опасность. Депеши шли наравне с криминальной хроникой и показом девиц той или иной степени раздетости, виртуальных, естественно, а также юнцов и зрелых мужей, пытающихся догнать прекрасный пол хотя бы в этом неблаговидном занятии. Излучение тем временем не дремало, наращивая мощь. Люди стали слепнуть, — это являлось сигналом о приближающемся конце. Производство солнцезащитных очков достигло апогея, никогда не виданного, но толку от этих девайсов было маловато. Так называемые человеки несколько обеспокоились и стали более внимательно относиться к сообщениям. Пошли слухи, один дебильнее другого, вплоть до того, что некие супостаты, понимаете ли, разместили на земной орбите экран, который задерживает полезные лучи, а пропускает лишь вредные. Как же до сих пор плохие лучи не вражили? Их действие, оказывается, компенсировалось эффектом полезных лучей. Ну и дальше в том же духе.

Началось так называемое завоевание космоса (вспомнили Брэдбери — поздновато!), планетолеты строили сотнями и тысячами. Экономика была разрушена сильнее, чем в европейских государствах во Вторую мировую войну. Систему образования, да и прочие системы, попросту убили, перекрыв воздух. Готовили в основном специалистов, чья работа была тем или иным образом связана с пилотированием и колонизацией. Рождаемость упала катастрофически. Чудом оставшиеся в живых чокнутые старушенции-воспитательницы продолжали сидеть в яслях, причитая, что малюточек становится все меньше. Пятеро? Не так уж и плохо. Когда-то были детские садики на пятьдесят, даже — страшно подумать! — на двести детей. Фантастика.

Смерть орудовала косой, причем избирательно. Гибли большей частью женщины, которых и так осталось мало. Защититься от губительного излучения не было никакой возможности. Цивилизация перешла на ночной образ жизни. Это было довольно мозгодробительно для большинства, зато восторжествовала богема. Очень быстро, однако, псевдоэлита поняла, что теперь, после потери одного из важнейших признаков отличия от быдла, сама превратилась в быдло. Возник творческий кризис, но он мало кого волновал. Наступила тихая депрессивная паника. Ракеты! Все силы на постройку ракет! Земля обречена, нужно спасаться в космосе, на спутниках планет-гигантов, далеких орбитальных станциях, в поясе астероидов, может быть, на Марсе. Невероятная сила магнитоактивности Солнца вкупе с малоизученным диапазоном излучения не оставляла шансов на жизнь. Кое-где начала спирепствовать эпидемия, вызванная птоаминами. Человечество погружалось в хаос, вновь наступало средневековье со всеми его прелестями.

Марс был выбран в конце концов базой потому, что уже был худо-бедно терраформирован и давал хоть какую-то защиту от взбесившейся звезды — радиация на этой планете (не общая, а та часть) всего вдвое меньше земной, однако этот фактор, по мнению ученых, оказался решающим: уменьшение губительного излучения всего на пятьдесят или около того процентов позволит спастись популяции. При строжайшей защите от солнечного света. Темные очки необходимы и ночью, если выходишь из помещения. Здания, разумеется, теперь строят без окон. Увы, в марсианских роддомах слышен писк лишь новорожденных мальчиков, девочки рождаются чрезвычайно редко. Попытки выносить женский плод дальше, на Церере и Ганимеде, как правило, также заканчиваются фиаско. Юные представительницы прекрасного пола практически исчезли.

К этому времени лженаука, будь она проклята, все-таки соорудила приличного и дешевого секс-робота. Изделие, конечно, не было похоже на надувную куклу двадцатого века, а представляло собой вполне себе андроид со всяческими щекотунчиками и прибамбасами, кои отсутствовали у живых женщин. Пипл неоднократно напрягался: а ведь оно не так уж и похоже на человека. Является ли самка человека человеком, вопрошали оппоненты в дурных соцсетях и на форумах. Троллинг разросся до невообразимых величин: по оценкам Yдекса, это была самая популярная тема за ни много, ни мало семь лет. Мужская часть планеты раскололась на три лагеря: тех, кто относился к псевдоженщинам как к неизбежному злу (большинство), тех, кто был готов бороться за сомнительный приз, вырывая сердце, печень и прочие органы у своих противников в борьбе за вожделенную фемину, и тех, кто решил тихонько помереть, не выполнив своего долга перед природой. Революция, точнее какая-то пародия на произошедший несколько десятилетий назад бунт, не заставила себя долго ждать: дряни вооружились, была пролита кровь невинных людей. Но все это являлось жалкой мышиной возней. Самок осталось слишком мало. Матриархат был похоронен.

В конце концов суета надоела всем, и мы предали Родину, Матушку-Землю, хотя это вопрос — ведь есть безумные гипотезы, говорящие о том, что мы родом с Марса. Настало время вернуться, получается так.

Дневной Фобос прочертил траекторию на небе. Аркадию надоело сидеть на камне, лежащем перед домом утех. Он готовился к смерти. Потеря очков была роковой ошибкой.

Душегуб должен был вот-вот вынырнуть из-за почти ровного горизонта, могущего вдохновить лишь астронома либо поэта-авангардиста. Волна кислорода хлынула в легкие; начался марсианский прилив. Странное дело, откуда кислород, если с водой напряженка. Подобно рыбе, мой друг идиотски глотал воздух. Воздух не был водой, но вел себя подобно ей. Неглубокие прозрачные волны бирюзового оттенка в рыжих песках смотрелись довольно-таки причудливо.

Хотелось голубого. Чего-нибудь голубенького. О синем я и не мечтал. Чуть фотошопнуть бы, разбавить эту похабную ржавчину. Нет.

Наверно, глупо сейчас говорить о Родине. Теперь наша родина — эта печальная, бесконечная пустыня.

Нам с Аркадием требовалось пройти всего каких-то два с половиной километра. Что ж, вполне посильная задача.

Если б не проклятое Солнце.

Я тоже потел.

Холмы. Барханы. Низины. Песок. Дурацкая заря.

Солнце взошло, а я почему-то остался жив. Аркадий превратился в статую.

Я обошел ее со всех сторон. Разглядел внимательно.

Он умер. Я пошел.

Мне очень хотелось раздеться. Я снял с себя ксиф, китель и нательное белье, которое положено иметь выше пояса. Желание снять брюки и разуться становилось почти нестерпимым. Его исполнение было малоприемлемым, но в конце концов я совершил это. Песок перестал холодить ступни, когда проклятое светило поднялось градуса на три, обласкав лицо. Обласкав? Ведь Аркадия оно убило, как убивало всех. Мне хотелось дождя.

На ходу срывая последнюю одежду, избавляясь от нее (она рвалась даже не по швам, а просто так, наперекосяк), я шел, изредка оглядываясь на следы. Следы позора, нашего позора: да какого ж черта мы решили жить так.

Стоя почти нагим на холме, я созерцал взошедшее. Почему-то не слепило. Спустясь в долину, я отметил про себя: пейзаж неправилен — и этот иллюзорный оазис, и сии подруги, пытающиеся понять суть изображения, но так и не сумевшие постичь пространства; о, занятие было бесполезным.

Я думал о статуе. Звезда шарахнулась за купола города автохтонов, звезда, та самая звезда, тот самый раскаленный комок плазмы, мечты о котором грели меня долгой дурацкой зимой. Снова вынырнул Фобос. Девицы вопили, думая, видимо, что поют, а я прикидывал, какую могу извлечь из всего этого выгоду.

На мне остались только убогие ветхие трусы, чудом державшиеся. Скинув их, заорал в небо. Вой сук был мне ответом.

Тупо шел. Самки — пустые.

Перед тем, как потерять сознание, я вставил оптические оси глаз в зенит. Все.

Сколько же я был там? Часов? Километров? Снов? Мгновений?

Вечность?

Иллюзия. Я — такая же статуя, как и Аркадий. Быть может, он видит похожие сны. Или те же.

Мы? Мы, возомнившие себя покорителями, пахарями Вселенной, кто мы? Горсточка несчастных людишек, возомнивших себя кладезем информации, культуры, — кучка дикарей, спасшихся на какой-то коряге во время наводнения, и считающих себя последним оплотом интеллекта. В том, что Солнце убивает, я вижу теперь глубокий смысл, решение высшего разума, или Бога, если вам так больше нравится. Я умираю в этом призрачном мире; что изменилось бы, если б я умирал в мире, кажущемся не только мне, но и всем прочим, более реальным, чем этот? Марс. Земля. Я наг. Я стою на бархане, Солнце, как видится мне, больше не сокрушает, а нежит. Что дальше?

До чего же здесь удивительно красивый рассвет. Когда смотришь без очков.

Они тебя любят, баюкали голоса. Визгливые интонации исчезли. Как же Аркадий, думал я при всем своем эгоизме. Спасите его. Нет — пели. Нет — жужжали, как мухи. Жужжание не было противным. Странно. Оно усыпляло. Галлюцинации, видимо: фонтан, и девы в белых одеждах наполняют узкогорлые кувшины и уходят, держа их на плечах, — а кто и в руках. Аркадий, не давала мне покоя мысль. Он не совсем умер, не так, чтобы — вот что в конце концов я понял. Моя задача заключалась в осуществлении связи с ним. Статуя, покинутая мной, заносила нож совести все выше над жалким мяском бренного тела. Окликнуть, спросить девиц мне не позволяла ложная гордость. Я знал, что подобное самосозерцание не может продолжаться бесконечно, и рано или поздно мне придется вступить с этими марсианками в контакт.

Песок. Господи, как же мне хреново на этом дурацком Марсе под его карликовыми лунами, видимыми зачастую и днем.

Измельченная ветрами и временем мелкая осадочная горная порода шлифовала тело, кожа приобретала чувствительность, неведомую ползающим по поверхности планеты землянам. Когда-то я всерьез задумывался над тем, чтоб снять лишний эпителий с тела, точнее, с подушечек пальцев рук и ног при помощи очень мелкой шкурки — таковая у меня наличествовала, это было немецкое изделие великолепного качества. Теперь же хотелось закутаться, местный суховей был вовсе не так уж и благоприветлив, — любитель фантастики середины двадцатого века был бы разочарован.

Я сидел на невзрачном холмике, назвать эту кучку песка барханом было, пожалуй, преувеличением. Рядом возвышалось его миниатюрное подобие, тоже не бархан и не дюна, а некое не очень большое возвышение. Фобос начал очередной стремительный полет. На горке, располагавшейся рядом со мной, лежали какие-то малопонятные шмотки.

— Вам следует одеться, — негромко сказала одна из девушек, интересующихся водой.

— Зачем? — лениво спросил я. — Властителю Марса да будет угодно принять меня в натуральном облике. Мне нечего стыдиться. Вряд ли вид моего тела шокирует его. Вы же, прекрасная автохтонка, носите одеяния не оттого, что стесняетесь наготы, а делаете это просто ради удобства, в частности, защищая тело от горячего сухого ветра?

Дева была вынуждена согласиться со мной.

Здесь, уважаемый читатель, мне придется сделать лирическое отступление. Это чисто лингвистический вопрос; думаю, вам вряд ли будет интересно вникать в тонкости марсианских языков. Необходимо понять лишь одну-единственную вещь: Землей, Эартхом, Лэндомом, Террамом марсиане называют свою родную планету. Это для землян Марс — Марс. Для марсиан — Земля.

Нет Земли, гласит общепринятая идеология, нет никакой Земли, кроме той Земли, данной великим Нксом. Земля — единственная планета, обращающаяся вокруг дающего жизнь светила. Такие вот пирожки.

Более глубокая ступень познания (сие тайна, но уж расскажу вам) дает понять посвященным второго уровня, что Третья Луна не есть ложь. С этим спорить не так-то легко, данной ереси не одна тысяча лет. «Отрицать ее (3-ю Луну) так же глупо, как утверждать, что стакан невозможно опорожнить в принципе, — говорил легендарный Чм, пророк Нкса, — два в одиннадцатой степени лет пройдет, и Он явится убить ее». — С этими словами Чм, по преданию, стакан таки допил и ушел. Немало мы Его ждем, братья и сестры, но говорят мудрые: ждите, ждите. Ждем!

Забегая вперед, мне придется объяснить, что табу на Третью Луну возникло настолько давно, что никакой историк не сможет более-менее точно назвать дату. Около двенадцати тысяч марсианских лет господствовала религия, одним из базовых постулатов которой был запрет наблюдения спутника. Что ж, планета видала и не такое.

Еретики полагали, что Третья существует. В тяжелые времена их предавали огню.

Великий Иксм предвидел свою смерть. Приблизительная дата его рождения — примерно минус три тысячи четыреста двадцать лет. Дата смерти известна точно: минус три тысячи четыреста шесть. Иксм говорил то, что являлось, конечно, полным вздором в ту эпоху: не бойтесь Третьей Луны. Нелепо отрицать сущее. Похабного, звериного начала в человеке не надо опасаться и делать вид, что нет его. Напротив, нужно отдать хвалу спутнику. Иксм был сожжен, и идею похоронили на долгие века. Учение стало настолько эзотерическим, что о нем мало кто знал.

Пока Земля нареза́ла круги в районе звездуленьки, культ якобы тайного спутника находил все большее количество приверженцев, что не могло не беспокоить официальную церковь. Хотя, надо сказать, и в ней находилось все больше инакомыслящих, утверждавших, что Луна № 3 все же существует. Это было чрезвычайно смелое заявление: за такое, как нам уже известно, казнили.

Это продолжалось немало — несколько тысяч лет. Никто уже не был в состоянии вспомнить и объяснить, когда и зачем началась небесная проекция. Прекратить ее никто не мог, осталось только одно — замалчивание. Архаичные вероучения признавали Луну, как и еду; великие предки соорудили немало артефактов, но что они представляют собой сейчас? Споры — уже не о том, допустимо ли признание Луны № 3 в обществе, а виден ли реальный спутник в небе или же это иллюзия, зашли в тупик. Древние культуры оставили не так уж много информации, плотность ее весьма невысока — ученые, конечно, визжат от восторга, а обывателю от нее мало проку. Точнее, никакого. Не выходить в полнолуние из дома — вот что надлежит делать человеку, считающему себя цивилизованным. Подобные прогулки приравнивались к извращению, однако с этим были согласны не все. Классическая поэзия и литература вообще имеют немало примеров воспевания полной Луны, при этом — парадокс! — такое вовсе не считается чем-то похабным, отнюдь. Классика, понимаете ли. Стоит же, впрочем, брякнуть где-нибудь в приличном обществе, что, мол, Луна покрыла какую-то там звезду — это будет воспринято так, как будто имярек заявил, будто некое грязное существо покрыло жену собеседника.

Можно подумать, что в полнолуния таинственные и прекрасные города Марса вымирали — куда там! Попросту этика не позволяла замечать друг друга. Как же час пик, когда ваше тело оказывается изнасилованным прикосновениями собратьев в толпе? Понять это нам было сложно всегда, теперь — невозможно. Нас слишком мало. Остается только любоваться восходом сверкающего шара неправильной формы над зубчатыми стенами древних башен и пытаться осмыслить наследие.

Идеология в конце концов сменилась. Летописи предков были переназваны апокрифами, более того, фантазиями. Старинные фолианты продавались по бросовым ценам в псевдоэзотерических магазинчиках под названием «Ромашки Мира» или вроде того.

Земная (именно земная) цивилизация, будучи озабочена самоспасением, ничего не поняла в цивилизации марсианской. Да, конечно, было написано немало монографий и коллективных трудов, которые и остались «вещами в себе». А кое-кто под это дело, не напрягаясь, лихо защитил диссер. Увы. Все это было суетой.

Тщета.

Совсем недавно, несколько лет назад, появился предсказанный Тофт. «Не нужно стыдиться Луны», — так сказал он, мессия. Ему, в отличие от Св. Иксма, удалось избежать аутодафе. Ибо времена уже не те. Оппозиция имеет на данный момент кое-что за плечами, и умирать никто не собирается. Еретики добились права голоса. Победа!

Запуск иллюзорной Третьей Луны могущественными предками, и видимость ее обращения вокруг планеты будоражит умы всяческих гопников и гопниц, что не радует правительство. Провозглашена свобода любви и прочая чепуха, девицы стали стричься наподобие молодых людей, певички в розовых пижамках распевают песенки о том, что лунный стыд — не более, чем анахронизм. Теперь в определенных кругах отрицание спутника является махровой пошлостью.

Контакт, пресловутый Контакт землян и марсиан так и не состоялся. Мы не мешали им, а они — нам. Человечки, видите ли, были слишком озабочены собственными проблемами, а марсиане, вымирающая раса, пытались претворить в жизнь свои идеи, не имеющие ничего общего с идеями подыхающих придурков с третьей планеты. К тому времени, когда мы начали колонизировать, мастурбировать и извращать Марс на свой вкус, они стали уходить в глубь планеты, очень неохотно вступая в общение. Идиотское же человечество стало насыщать атмосферу кислородом, не понимая элементарной вещи: если для местной биосферы это и не яд, то элемент нежелательный. В заблуждение ввела внешняя схожесть местных зверьков с земными и, более того, обманчивое подобие представителей разумных существ гомо сапиенсам.

Якобы имеющаяся связь культуры Большого Разлома с человеческой культурой, в частности, с культурой древнеегипетской (о, эзотерики! о, безумные глашатаи Луны!) дала немало пищи спекулянтам. Все мы выкупались в этом дерьме — культ Луны, Луны сумасшедшей, был навязан обществу будто бы извне. Да, история повторилась в который уже раз. Были большие тихие города, похожие на малые, в которых царила любовь. Где они? Проекция Луны развратила цивилизацию и убила ее. Сколько раз рождались поэты, да что сказать поэты — пророки! — умирающие под забором в мистическом, чудесном серебряном свете. Полнолуние толкало людей на гадкие поступки, и лишь немногие находили в себе силы сопротивляться желанию их совершать. Они обретали лишь смерть. Земля (та) не так уж увлекалась сожжением еретиков: они, как правило, умирали сами.

Наследие?

Пребывающий-В-Сути, Верховный Ересиарх, к коему я обратился, поскольку издавна питаю приязнь к оппозиции, тем более что, не буду скрывать, эта личность, как ни крути, имела и имеет не такую уж малую политическую силу, с некоторой досадою отодвинул мою рукопись.

— Что же ты хочешь?

Мне надумалось немного помолчать; это позволяло сохранять умный вид.

— Спасти Землю? Ведь ты неглуп, и прекрасно понимаешь, что язва, убивающая человечество, гнездится где-то внутри организма, а не вне его. Свалить все на урфов, как делают политиканы — дело, достойное лишь песчаного кр’гла, трусливо бурящего землю хвостом.

Я продолжал молчать и мозговал: а где же, на хрен, его внучка, прекрасная принцесса Большого Разлома? Не по жанру. Нет, все пошло как-то не так. Я оставил статую Аркадия в пустыне, потом оказался нагим в оазисе. Как бы, кстати, получить толковую аудиенцию у Властителя?

Стоп! А что я ему собирался сказать?

Проклятье. Забыл.

Сделал откат. Прога глюкнула — я опять оказался в кабинете Пребывающего-В-Сути.

Пришлось перебирать всю информацию вручную, по байтам. Програма вовсе не дурила, как мне показалось поначалу. Гнал я, не сумев определиться с координатами.

Ладно, на сегодня хватит. Все придется делать заново. Главный минус — не удалось толком сформулировать коллизию.

Я вырубил компьютер, пошел на кухню, поджарил яичницу и съел ее, а потом решил прогуляться. Солнышко грело вполне по-летнему.