Пролог
- Ааааа!!! Больно!!! Хваааатит!!!
Мой крик отразился от серых стен пыточной и затерялся в бесконечных коридорах.
Факелы на стенах тревожно полыхнули. Инквизитор, сидящий в углу поежился на сквозняке и сказал нечто невнятное палачу. Тот аккуратно свернул хлыст, оставивший на мне больше десятка кровавых рубцов. Повесил на стену. Потопал к жаровне. О, нет. Только не это. Снова.
Когда меня сюда тащили, я отметил что дверей во всем этом кошмарном здании нет. Из коридоров доносятся вопли и плач. А еще вонь. Кровь, дерьмо и страх. Вот, чем пахнет местное правосудие.
Черт… как же больно!!! Причем сразу везде. Удивительно, что в таком состоянии я вообще думать могу. И не свихнулся дор сих пор от болевого шока. Вообще, я какой-то неизвестный доселе самому себе порог перешагнул еще в первый день. До того момента все пытки слились в один огромный клубок страданий. А потом в голове будто что-то взорвалось. И теперь я бурно реагирую только на новые раздражители. А накопленная боль существует будто сама пор себе. Я ее чувствую, страдаю от нее, но не зацикливаюсь. Примерно так, как у стоматолога в кресле. Только в тысячу раз хуже. Странно, однако так.
Палач с пустыми глазами и черными гнилыми пеньками вместо зубов, щипцами вынул из жаровни раскаленный до красна штырь. Равнодушно оглядел, кивнул и приставил к моей ступне заостренным концом. Раздалось шипение, отвратительно запахло паленым. Сидящий в уголочке инквизитор приложил к носу надушенный платочек.
Я уже орал во все горло, и не только от боли. Ведь это уже вторая нога. Ужас затопил мое сознание, парализовал тело и так надежно зафиксированное. Палач взял киянку и одним резким ударом вогнал раскаленную железку между костей ступни. Скрежет, хруст и вой. Вот, как звучит местное правосудие.
Насладившись моим криком, плачем и стоном, инквизитор лениво встал и отодвинув палача приблизился ко мне. Я бы его с удовольствием придушил. А то и загрыз. Однако, надежно прикован к дыбе и сделать этого не имел никакой возможности.
Да и освободись я чудом, что поменяется? Половина костей переломана, внутренности отбиты, кожа свисает лоскутами. Ни на ноги встать, ни пальцы сжать я уже не могу. Да и зубов уже нет. Чем грызть то?
Непонятные слова неизвестного языка… Все, как всегда. И вчера, и позавчера. Ну да. Я здесь третий день болтаюсь.
Господи.
А кажется – вечность. Но нет. Третий день. На ночь палачи уходят. Причем, не только из моей камеры. Из соседних тоже. Я их отлично вижу через открытый дверной проем. Так что рабочий день у мастеров дел заплечных – нормированный. Даже с обеденным перерывом, блин.
- Каало твало иило кло пакло…
Эх… Понять бы, чего он булькает. Хотя какая разница? Я уже на все согласен. Принять, отречься, покаяться… Пофиг. Лишь бы все это быстрее кончилось. Так или иначе.
А вообще… кого я обманываю? Для меня все кончится только одним – смертью. Вряд ли в этом диком мире подследственных после пыток лечат и на реабилитации держат. А с такими повреждениями… я даже до паперти не доползу, чтобы милостыню там просить. Вопрос лишь в том, как именно меня убьют. Медленно и со смаком или быстро и безболезненно.
-… ссало кло мло нало дадало кооло…
Во йопт, целая лекция. Он мне уже несколько минут что-то втирает. Понять бы как реагировать. Согласиться? Или категорически отпереться? А вдруг не угадаю?
Черт с ним, пусть болтает, хоть немного отдохну. А то ведь до вечера еще далеко, эти сатрапы только недавно пожрали. А у меня на обед была вода. Не первой свежести и мутная. Но не моча и то слава богу… Меня на моей хитрой дыбе как-то перевернули вниз головой и сунули в полнехонькое ведро. И больше минуты не вынимали. Вытащили, кода я уже и пузыри пускать перестал. Пару раз треснули тяжелой дубиной по уже и так переломанным ребрам, на чем сочли реанимационные процедуры завершенными.
Тем не менее, вода из легких вышла. Она и из желудка вышла, но кое-что обезвоженный организм таки успел впитать. А жаль. Скорей бы сдох. Эээх… Сил терпеть нет совсем. Скорей бы…
Интересно, а когда я помру, и у престола местного Создателя окажусь, смогу на этих уродов нажаловаться? Пусть он их покарает, что ли. А то хватают честных попаданцев не разобравшись и давай зверствовать. Или местный бог тоже только на этой лютой булькотне глаголет и русского языка не понимает? Во будет засада.
В этот момент инквизитор произнес нечто с явно вопросительной интонацией и пристально уставился мне в глаза. И чего он хочет там увидеть? А, черт с ним. Я, на сколько мог, придал лицу выражение раскаяния и иступлено закивал.
- Да, да, да… - слова получались очень тихие, я хотел кричать, но выходил почти шепот. Еще бы. Ни одного целого ребра. - Я признаюсь… Признаюсь! Во всем… Это я… Я все это сделал, о чем вы говорите!!! Я… Казните меня уже. Только больше не надо… Хватит! Не надо…
Не угадал. Инквизитор с недовольным лицом отвернулся и потопал к своей табуретке, на ходу махнув рукой палачу. Черт, а вдруг он спросил, продолжаю ли я хранить верность местному сатане-узурпатору-Америке? Тогда нужно было отрицать. А вдруг у них как у болгар, все наоборот? Черт!!! Да, когда все это кончится!!!
В этот раз детина вытащил из огня раскаленные клещи. Блин. И куда он смотрит? Только этого еще не хватало!!! Я не хочу фальцетом орать, тебе самому перед соседними камерами стыдно будет!!! Эй! Не надо!!! Не смей!!! Только не…
- Аааааа!!!
Эта тварь ухватила клещами кусок кожи на моем животе и одним рывком содрала лоскут размером с книжный лист. Боль затопила сознание, и я на некоторое время отключился.
Придя в себя обнаружил, что надо мной склонились уже два инквизитора. Второй, которого я видел первый раз, что-то раздраженно булькал в адрес жавшегося у жаровни палача. Первый инквизитор, держа руки за спиной заинтересованно разглядывал мой живот. И что он там увидел? Голые кишки? Или по внутренностям гадает?
Часть 1. Горпат Красный.
Глава 1. Рождение.
Первое воспоминание – муки рождения.
Кем, или чем я был раньше – не знаю. Не помню… Лишь ощущаю, был… множеством? Нет, не совсем так. Множеством, налипающем на основу, центр, ядро. Но стал вязкой жидкостью, заполнившей до отказа каменную форму. Все это множество пыталось расползтись, разделиться, перестать быть единым.
Потом, снова и снова… Жар и пламя горна, сменявшиеся непередаваемым лютым холодом человеческих тел. Удары молота, сыплющиеся один за другим, выбивающие остатки чувств, мыслей, желаний. Крошащие вдребезги волю. Выковывающие из пылинок недосознаний, множества отдельных «Я», одно несгибаемое целое.
МЕНЯ.
Боль была всесокрушающей, дикой, лавинообразной. Она все нарастала, казалась вечной, не имеющей иного предназначения, кроме как поглотить, уничтожить.
Но нет.
Наоборот. Из нее, из жерла страданий и адских мук, постепенно, медленно, очень медленно рождалось то, что впоследствии… еще очень нескоро, я назову собой. Да, та сущность еще не была мной, не была личностью вообще. Она не имела воли, не имела свободы выбора, не имела мыслей. Зато имела множество органов чувств, пусть еще и не работающих, но уже осознаваемых, осколки памяти и целеустремленность. Впрочем, цели обуславливались не самой сущностью, а навязанной извне волей.
Сильные руки раз за разом совали беззвучно вопящую, безумную сущность в пламя горна. Раз за разом, наносили два-три удара. Раз за разом погружали во что-то ледяное, легко уязвимое для раскаленной сущности, орущее и дергающееся. Постепенно, сущность…
Хотя, ладно, буду говорить «я», так привычнее. Пусть это был еще и не совсем «Я». Так вот, я стал различать эти крики. А чуть позже понимать. В тех редких случаях, когда они имели хоть немного смысла. Или, по крайней мере, были членораздельными.
Еще позже, стал выделять и распознавать разные голоса. Улавливать не только истошные вопли и жуткие хрипы агонизирующих тел. Тел, в которых мучительно остывал, впитывая неуловимое нечто в этот момент покидающее бывшие вместилища. Но слышал и посторонние, совершенно иные звуки.
Завывания сменялись резкими выкриками. Те – речитативом. Позже наступал черед зловещего шепота, который всякий раз, совершенно неожиданно взрывался воплем требовательного торжества. И все повторялось вновь. Раз за разом. Сколько – не знаю. Считать я тогда или не умел, или разучился, да и не до того было. Боль, которую испытывали шипящие, испускающие пар тела – лишь бледная тень тех ощущений, которые испытывал я.
Несколько раз процесс ковки приостанавливался. Но пение, сдерживающее мои души, рвущиеся на свободу, не прекращалось. Звуковые вибрации не позволяли им отлететь, уползти, раствориться.
- Не замолкать! – слышался уверенный, хоть и слегка дребезжащий голос. Потом, звон, стук, лязг… Крики и стоны. Я чувствовал, отлетающие души. Нет, не из тех что были во мне. Чужие. Пробовал ловить их, но не мог дотянуться. Страдал от этого. Страдал еще сильнее, чем при захвате очередной души во время закалки.
Да, я знаю.
Есть с чем сравнивать. Ведь я чувствовал муки умирающих тел. Каждого из них. В тот краткий миг, когда отлетала душа, наши сознания сплетались, и я поглощал ее. Наматывал на ядро, распределял в себе. Вместе с воспоминаниями, ощущениями и… Ну, да. Болью. Которая все множилась и множилась во мне. Потом, молот выбивал память новоприобретенной души, пламя выжигало чувства, заклинания ломали волю и стирали поглощенную самость. Раз за разом. От впитанной души не оставалось почти ничего. Кроме боли. Ну… и самой души.
Боль накапливалась в ядре.
Души спрессовывались.
Безумие, давно перешагнувшее последнюю черту, росло снежным комом.
Я тогда ничего не знал о диалектике. Но это не важно, ибо ее законы все равно сработали. И вот, то самое пресловутое единство и борьба противоположностей, перевернуло мое восприятие. Именно, в тот самый момент, когда количество переросло-таки в качество.
Я полюбил боль.
Полюбил смерть.
Полюбил процесс поглощение души.
Я наслаждался истомой страдания, хотя, меня как личности тогда еще не существовало. Но именно та самая боль, боль только что поглощённой души, страх перед ней и одновременно, желание повторить, жажда следующего убийства, стремление испытать страдания, умножить их, нарастить… Да, все это и стало тем фундаментом, на котором много позже, я по кирпичику выстроил здание собственного «Я».
И каждый кирпичик – очередная поглощенная душа. Очередная оборванная жизнь. Очередная погибшая личная Вселенная. И каждый из этих кирпичиков, ощущает тяжесть стоящих сверху, боль жмущих с боков, муки напирающих снизу.
Но я опять отвлекся… Хотя, это простительно. Ведь все эти ощущения никуда не ушли, я чувствую их и сейчас. А у кого что болит, как говориться…
Следующим этапом шло осознание формы. Вероятно, вместе с ее созданием. Сначала, я был временами раскаленной, временами остывающей полосой металла с парой едва уловимых намеков на перекрестья и тяжелым шаром на одном из концов. Именно таким я покинул каменную отливку. Длина, ширина, толщина… Все это ощущалось, но не поддавалось измерению. Во-первых, считать я не умел, да и понятия не имел ни о футах, ни о локтях, ни тем более о метрах. А во-вторых, и считать-то было, строго говоря, некому. Ведь личность еще не появилась, она лишь зарождалась.
Кстати говоря, никаких странностей я не заметил. В том плане, что отсутствие рук, ног и прочих членов, совершенно меня не смущало. Как и тот факт, что тело мое - сплошной металл.
Полоса еще не имела определенной формы. Ни гарды, ни противовеса, ни эфеса… ничего. Но постепенно, медленно, очень медленно, под тяжелыми ударами молота, полоса приобретала индивидуальность.
Вот появилось острие. Волнообразное лезвие, из двадцати двух бритвенной остроты лепестков. Первая гарда. Не заточенная часть лезвия и основная гарда, более широкая. Длинная, двусоставная рукоять. Тяжелый противовес в форме куба с закругленными, прилизанными ребрами и углами.
Глава 2. Колдун и владетель.
Прошел день, час, или год, я не знал. Заточение в ножнах пронеслось будто половина мига. Но смутное ощущение погружения в небытие оставило расплывчатое негативное воспоминание. Воспоминание, в свою очередь переросло в нежелание снова возвращаться в ножны. Не для того я претерпел три года родовых мук, чтобы перестать ощущать, мыслить, существовать.
Тьма рассеялась как-то вдруг, но я еще некоторое время приходил в себя. Заново осознавал. Вспоминал, кто я и что здесь делаю. Ах, да… Меня лишь недавно создали. И я… я…
- Очень… странный меч, - прозвучал уже знакомый голос владетеля.
- Да. Подобного шедевра еще не видел этот мир. Да и многие другие тоже. Иным и вовсе не суждено.
Я лежал на кожаном лоскуте в руках мастера. Все та же комната. Все те же подмастерья. Никого и ничего лишнего.
После пребывания в ножнах у меня будто открылось новое зрение. Или обострилось старое. Возможно на контрасте с абсолютной тьмой, я стал замечать такие нюансы, на которые прежде не обращал внимания.
Например, сам мастер. Высокий, но очень худой человек с вытянутым лицом, большим лбом, залысинами и редкой, но длинной седой бородой, растущей исключительно из подбородка. Наковальня, стоящая в центе сложноначертанной фигуры, покрытой теми же символами, что проступали на моем клинке. Пыточные столбы, скользкие от протухшей крови, желоба-кровотоки, стены, исчерченные записями и таблицами… Все это я видел очень ясно, до мельчайшей детали, несмотря на колеблющиеся отблески жаровен.
Четверо подмастерьев, жмущиеся в углу. Их чувства… смешение страха, предвкушения, радости, тоски… И гигантская, почти великанская на их фоне фигура владетеля. Он на полторы головы возвышался над долговязым мастером, но в плечах был шире минимум втрое. А весил, наверное, вчетверо больше.
Такому амбалу полагается быть тупым. Но именно этот амбал тупым не казался. Напротив, внимательные цепкие глаза выдавали человека недюжинного ума и проницательности. Борода, в отличии от куцей мочалки мастера была густой, рыжей, и скрывала почти все лицо местного царя, заставляя гадать о текущем его выражении.
Благо, мне подобные костыли без надобности. Я легко разглядел основные эмоции, захлестывающие сейчас владетеля. Нетерпеливое ожидание, радость и… опасение. Не всепоглощающий ужас раба на пыточном столбе и не зябкий страх подмастерьев в углу, а настороженность ко всему готового вожака.
- И что? – владетель недоверчиво глянул на колдуна. – Вот так просто взять? Без всех этих твоих любимых ритуалов?
- Конечно, с ритуалом, ваше величество. Но не сложным. Вы должны признать меч своим. Заявить свое право на него. Любыми словами, в любых выражениях сказать, что отныне этот меч ваш. Тогда появится первая взаимосвязь. С течением времени взаимосвязей станет больше, и ваше право владения укрепится. Вот и все.
- Я не умею драться таким мечом, - прогудел владетель. – Он будет неудобен в свалке.
- Научитесь, ваше величество. Вы – великий воин, и этот великий меч, по праву должен принадлежать вам. Что же касается свалки… отныне, будет не нужна дружина. Не нужна охрана. Не нужна армия. Выйдя в одиночку против десяти тысяч воинов, вы покинете поле боя победителем. Ибо, с каждой отнятой жизнью, с каждой выпитой душой меч будет становиться все мощнее… И передавать часть своей силы вам.
- А стрелы? Копья? Сети?
- Не беспокойтесь. Меч будет сам вести вашу руку. Отражать, отбивать, блокировать… Позже, он даже сможет менять свою форму. Станет копьем, топором, кирасой… Много чем еще. По вашему выбору, ваше величество. Единственное, чего он не может сам – убить. Именно вы должны решить нанести фатальный удар, направить его на врага, пожелать его смерти… кстати, любая рана от этого клинка – смертельна. Достаточно оцарапать кожу противника так, чтобы проступила кровь. Меч тут же заберет его душу… Да, возможно тело еще будет некоторое время дышать. Но ни биться, ни ходить, ни говорить уже не сможет. Не будет думать и чувствовать. И вернуть душу невозможно, не разрушив меч. А в этом мире это не под силу никому… - мастер вздохнул, и честно добавил. – Из живущих.
- Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился владетель.
- Хм… Возможно… когда-то… Через тысячу лет, десять тысяч, двадцать, родиться тот, кому суждено уничтожить мой шедевр. Как я ни вглядываюсь в завесу эпох, это событие постоянно ускользает. Я не вижу его. Но знаю, что попытка ему суждена лишь одна. С другой стороны, подобных ему может быть и несколько… Впрочем, все это дела довольно отдаленного будущего. Будем решать проблемы по мере их поступления.
- Через десять тысяч лет?
- Да, владетель. Мы ведь теперь бессмертны. Вернее… станем бессмертны, когда вы примете этот меч.
- А старость? Болезни? Яд? Как он от всего этого убережет?
- Я же объяснял, ваше величество. Души. Души поверженных врагов, души рабов, просто неугодных. Этот не просто меч – это амулет способный изменять реальность. Но для каждого такого чуда, ему требуется топливо. Нужна жертва. Причем, чем сложнее чудо – тем больше душ. Но меч способен их аккумулировать практически в бесконечном количестве, подзаряжаясь по мере возможности. Во время войны, например.
- Я уже пожертвовал более десяти тысяч рабов, колдун. Этого на сколько чудес хватит?
- Одиннадцать тысяч двадцать две души. Но вы ошибаетесь, владетель. Они ушли только лишь на создание меча. Он сейчас пуст. Для наполнения потребуются новые жертвы.
- Еще жертвы???
- Да. И они будут требоваться постоянно. И все время все больше и больше. Ведь помимо сотворения рядовых чудес продления жизни, меч может… вернее сможет еще многое. Но для открытия его дополнительных возможностей так же будут требоваться души… Возможности эти воистину неограниченны. Вернее, ограничены лишь количеством поглощённых душ.
- Расскажи подробнее.
- Смотрите, ваше величество. Сейчас, меч имеет лишь несколько базовых способностей. Первое, и самое главное – возможность собирать и накапливать души. Даже через один, самый маленький порез. Самостоятельно, без проведения утомительных ритуалов. Именно, для привития этой привычки и потребовалось три года ежедневных жертвоприношений. Они же, дали клинку свойство неразрушимости. Это второе. Его не нужно точить, его невозможно выщербить, затупить, сломать. Вы видите эти двадцать два символа на лезвии? Когда вы наполните арканы душами – они загорятся. Каждый аркан сам по себе, пассивно, увеличит мощь меча, а значит и вашу. Кроме того, возможно плести из арканов узоры, коих поистине почти безграничное количество. Узор – это объединение арканов в группу и их взаимодействие по внутренним каналам меча. Он такой большой, потому что не монолитен. Там, внутри триллионы тончащих взаимосвязей, образованных сплетением десяти тысяч душ, на базе тысячи смертей. Десять тысяч жертвенных душ вплелись в структуру металла скрепив собой навечно те частички, из которых состоит все сущее. Частички эти все разные. Например, вода состоит из одних, медь из других, камень из третьих… Благодаря смеси этих частичек в разных пропорциях в разных предметах мы и получаем разнообразие осязаемого мира. Именно для выделения нужных частичек, несущих отпечатки душ, из человеческих тел и была умерщвлена первая тысяча рабов. Материал, полущенный таким образом, уже имел свойство впитывать души, ведь подобное тянется к подо…