Случай из следственной практики

— Что-то сегодня камин плохо греет, — сказал бывший комиссар службы расследования. — В прошлый раз куда как лучше было.

— Сейчас сбегаю к реактору в подвал, посмотрю, — вызвался молодой человек, один из многих рассевшихся в непринужденных позах на ковре и на стульях.

Он выбежал из комнаты, но вскоре вернулся и сказал: — На двери котельной записка висит. Кочегар оставил: “Ввиду защиты докторской диссертации по философии два дня буду отсутствовать”. Хорошо, жена его дома оказалась, а то она посменно работает: день — оператором установки для поливания улиц, день — старшим экскурсоводом в Галерре современного искусства. Ну, я ключ у нее взял, пару изотопчиков урана-235 в реактор подбросил. На неделю хватит. И впрямь в большом зале стало теплее.

— Начинайте лекцию! Начинайте! — закричал кто-то с задних кресел, предварительно видоизменив лицо, чтоб любимый преподаватель не заметил.

Бывшего комиссара все очень любили. Он был последним человеком на Земле, возглавлявшим борьбу с преступностью, и, после того как обязательная часть занятий кончалась, рассказывал истории из своей богатой практики.

Курс его лекций “Теория загадочных обстоятельств” был сух, академичен, полон формул, но рассказы из жизни студенты слушали с открытыми ртами. Так получилось и сегодня. Лекция была прочитана, время, как всегда, оставалось.

— Случаи! — закричал самый нетерпеливый студент.

— Случай! — поддержали его.

— Хорошо, — сказал бывший комиссар. — О чем же вам рассказать?.. Ага, вот. Я расскажу вам об эпизоде, который потряс всех без исключения юристов на всех планетах Солнечной системы. Я был молод тогда, только-только начинал свою деятельность, и мне поручили должность распознавателя в отделении на площади Биогеоценоза. Линия телетранспортировки, в то время недавно открытая, протянулась от этой площади до улицы Эпифитов. Линия тоже входила в сферу моей работы. Сейчас мы к этому виду транспорта привыкли, его необычности совершенно не ощущаете и даже внешний вид станций кажется вам извечным, а тогда многие путали их с телефонными будками. Они действительно были похожи, только стояли всегда по двое. Одна — вход с диском на двери, другая — выход. Вы бросали жетон, набирали номер, заходили в будку, дверь герметически захлопывалась, начинался процесс разложения организма на молекулы, передача их на приемную станцию и снова, так сказать, сборка. Впрочем, вам это все хорошо известно, ьн считаете подобную процедуру старьем, да так оно и есть. Но вы не знаете, сколько хлопот вызвала необходимость решения одной задачи, причем никто вначале не представлял, техническая она, этическая или юридическая. Оставлять или не оставлять сознание тому молекулярному импульсу, который мчится от одной станции к другой? Юристы говорили: оставлять, ибо ни в коем случае нельзя забывать, что сознание — это мышление, а лишать человека подобного, отличающего его от животных, свойства противозаконно. Инженеры утверждали, что технически это невозможно. Но тут удар им нанесли биологи. Как раз в тот момент было доказано, что мышление происходит на подмолекулярном уровне и при разложении организма вполне возможно его сохранить. Как только результаты эксперимента опубликовали, представители инспекции общественной этики заявили, что они не подпишут проект, если не будет предусмотрена сохранность пассажирами своего сознания. А без их подписи ни один проект- как, впрочем, и сейчас — не мог идти в работу. Вмешался и Эстетнадзор, заявив, что, если человек не может любоваться окружающей обстановкой, проект ни к черту не годится и утвержден не будет. “Помилуйте, какая обстановка? — говорили инженеры. — Провода, и ничего больше!” — “Всякая обстановка должна вызывать у человека подъем чувств”, — возражали эстеты-контролеры, — а тем более столь новая и необычная”. Инженеры поворчали, но взялись за работу и сделали линию, на которой едущий человек сохранял свое сознание. Отделить мышление от тела — очень сложная техническая задача. Но зато все были довольны. Линию открыли. Сначала к ней относились с осторожностью, но потом люди вошли во вкус, и какой-то поэт даже написал стихи о том, как хорошо мчаться по проводам, соприкасаясь своими молекулами с молекулами металла, чувствуя мощные электрические толчки.

А я тем временем дни и ночи напролет просиживал в дежурке на площади. Уголовные преступления уже тогда почти исчезли, и мне приходилось заниматься в основном делами, связанными с излишней вежливостью и почтительностью по отношению друг к другу. Но с пуском линии в ход возникли непредвиденные обстоятельства. Сознание человека — штука сложная. Люди и в обычном виде многое забывают, а оставшись без тела — тем более. Приходит ко мне какая-нибудь женщина и заявляет, что вот ехала она на базар, все купила, а грибочков-то нет. Мысль об этом украли у нее. А следом является всклокоченный человек и говорит, что, направляясь читать лекцию в Институт мезонной магнетики, почему-то забрел на базар и купил грибов. Опоздал на лекцию да еще прибыл с корзиной. Ехали-то они вместе, мысли у них были открыты друг для друга, вот и спутались немножко. И таких случаев было уже несколько. Я, конечно, докладывал начальству, оно все это фиксировало, но какое решение принять, никто не знал. Однако я был убежден: должно произойти что-то очень серьезное. Мелочи накапливаются для того, чтобы случилось нечто качественно новое. Так оно и вышло. Как сейчас помню, осенний мокрый туман, ранние сумерки. Вдруг входит человек с потухшим взглядом, говорит: “Помогите, ограбили!” — и падает без сознания. Я сразу вызвал дежурного врача, сделали двадцать пять уколов в разные части тела — кое-как отошел. И вот что рассказал.

Он изобретатель, в последнее время работал над идеей нового межзвездного корабля. Главным агрегатом машины должен был быть многофункциональный прецизионный катионный интегрофазоактиватор. Такое решение пришло в самом начале работы. Но требовалось выбрать конструкцию, а ни один из вариантов его не устраивал. Они сменялись у него в голове, мысленно он поворачивал их и так, и эдак, но нащупать тот единственный, верный, который подошел бы, как ключ к замку, не мог. Изобретатель, однако, знал, что еще совсем немного, еще совсем пустяковое усилие мысли, воли, еще один сердечный спазм, еще одна головная боль — и решение будет найдено. Вчера ему показалось, что он к этому близок, и сегодня он решил покататься по линии телетранспортировкн, чтобы освободить дух от тела и тем самым избавиться от малейших внешних раздражителей. Иногда он так делал, и ему помогало. Как всегда, он, еще не разложившись на молекулы, был погружен в свои мысли и поэтому мало обращал внимания на окружающих людей. Запомнил только что-то серое — лицо, пиджак, брюки. От всего облика рядом стоящего человека в памяти изобретателя сохранился только цвет. Потом он вошел в будку, а когда вышел из соседней, то обнаружил, что идея многофункционального прецизионного катионного интегрофазоактиватора пропала. То есть сама идея пропасть не могла, но исчез отбор вариантов, продуманность стыковочных узлов, разработанная схема — одним словом, вся близость к завершающему шагу. Несомненно, овладеть всем этим мог только серый, стоявший рядом. Решение важнейшей научно-технической задачи современности находится под угрозой срыва. Помогите найти серого человека и отобрать украденные мысли.

Я пожал изобретателю руку, заверив, что все будет в полном порядке, и отправил его домой. Немедленно было доложено начальству, немедленно созвали оперативное совещание. Все присутствующие единогласно высказались, что этот случай ни по ценности похищенного, ни по трудности поставленной задачи не имеет равных себе во всей истории сыска. Ценность похищенной идеи вы можете представить себе сами, а трудности заключались в том, что найти в городе с населением в сто миллионов человек одного-единственного, о котором к тому ж никто ничего не знает, кроме какого-то ощущения серого, практически невозможно.

— Но я сделал это! — воскликнул громовым голосом бывший комиссар службы расследования, и все студенты, как один, вздрогнули, живо вообразив его молодым, горячим и неутомимым.

Бесполезно было скрываться от него: он бы разыскал и задержал кого угодно.

— И я нашел его, — успокоившись, продолжал бывший комиссар службы расследования. — Не буду рассказывать о подробностях поиска — вам еще предстоит все это узнать. Версологию, науку о версиях, которая является вашей основной специальностью, вам предстоит еще изучать последующие двадцать восемь семестров. В нее входит в качестве основного практического примера этот уникальный случай. Короче, через месяц я нашел похитителя. Изобретатель сперва заходил каждый день, потом справлялся по видеофону, потом исчез. Я неоднократно пытался связаться с ним — для уточнения разных подробностей, — мне отвечали, что он работает и подойти к аппарату не может. Признаться, это удивляло меня. Ведь он был так убит горем!

Найденный мною человек вовсе не был серым — из-за пасмурной погоды серо было в глазах изобретателя. К тому же при глубоком раздумье глаз не различает цвета. Это мое открытие, мой маленький вклад в науку, и я горжусь им. А если кто попытается проверить и усомниться, значит, он недостаточно глубоко погрузился в свои мысли.

Пойманный — зоотехник по специальности — не пытался сопротивляться: знал — бесполезно. Я потребовал, чтобы прежде всего он вернул похищенную мысль. И мы отправились домой к изобретателю.

Много лет прошло с тех пор, но сцена эта стоит перед моими глазами.

Открывается дверь, к нам навстречу выходит изобретатель, я показываю ему на зоотехника и спрашиваю: “Он?” — “Он”, — отвечает изобретатель, бросается тому на шею и начинает целовать. Чего угодно я ожидал, только не этого. “Позвольте, — говорю, — он вам такую свинью подложил — идею у вас взял, а вы его целуете!” — “И слава богу, что взял, потому что я бы с ней или в сумасшедший дом попал, или окончательно дискредитировал бы себя как создатель нового в технике. Вы ведь знаете — это бывает очень часто, — какая-нибудь глубоко проникшая в сознание идея кажется единственно правильной и выполнимой. На нее потрачено столько сил, что отказаться чисто психологически невозможно. Это характерно и для отдельных личностей, и для общества в целом. Докоперниковская астрономия, доколумбовская география — примеры таких психологических барьеров. Но обществу хорошо: в конце концов является человек, мыслящий по-новому, и, несмотря на косность и инерцию, выводит его на правильный путь. Отдельная личность может всю жизнь пробыть в заблуждении. Если оно не является препятствием на пути к выполнению порученного дела, это неприятно, но не страшно. А если является? Я оказался в таком положении. Многофункциональный прецизионный катионный интегрофазоактиватор совершенно не был пригоден ни в каком из возможных вариантов в качестве главного агрегата для батискафа — межзвездного корабля. Но я бы сломал себе голову, вывихнул мозги, быть может, в конечном счете повесился бы, однако из отступился, ибо мои мысли были направлены только на этот агрегат. Ни о чем другом я бы не подумал. Вы видели, что со мной происходило, когда мои мысли исчезли. Я был в отчаянии. Но дело есть дело, пришлось искать другие пути. Я натолкнулся на однофункциональный роторный позитронный дифференциокомплесатор и, едва только вникнув в его конструкцию, понял: это то, что нужно. Меня будто осенило. И мне стало стыдно за свою прежнюю бессмысленную деятельность. Теперь конструкция почти готова. Я не связывался с вами, чтобы просить прервать поиск, потому что хотел взглянуть на этого человека и горячо, от всего сердца, поблагодарить за избавление от многих мук”. И он еще раз расцеловал зоотехника.

Мы вышли на улицу, и я сказал зоотехнику:

“Изобретатель может к вам претензий не иметь, но с точки зрения закона — зачем вы это сделали?”

“Я нечаянно, — сказал зоотехник. — Я как раз думал о машине для дойки китов и не знал, что положить в ее основу. И вдруг я увидел идею, и мне сразу стало ясно: вот то, что нужно. Я взял ее только на миг — проникнуться замыслом, рассмотреть поближе, — а владелец вдруг материализовался и убежал”.

“Ну и как, пригодилось?” — спросил я.

“А вам разве не приносят по утрам бутылку? Наше небольшое стадо обеспечивает теперь молоком весь город”.

Я, признаться, в суматохе последних дней не очень разбирался, какое мне приносят молоко. И чтобы скрыть смущение, торжественно сказал:

“Дело производством прекращено, вы свободны”.

И вот теперь прошло много лет, и я вижу, что правы были те, кто требовал соблюдения определенных условий при постройке линии телетранспортировки. Они к этому не стремились, но получилось так, что один человек смог увидеть мир глазами другого, соприкосновение произошло на уровне мышления, а не внешних контактов. И это дало очень хорошие результаты. А теперь лекции конец. Осталось полторы минуты, всех, кто от сильных чувств видоизменил свой облик, прошу вернуться в естественное состояние.