Он смотрел на ее шею, белую, как мрамор, на нежные завитки волос, лежавшие на плечах, на прелестное лицо, длинные бархатные ресницы, алые, чувственные губы…
«Расчет. Ты должен думать быстрее, чем твой противник. Ты должен думать то же, что и он, но на шаг быстрее и лучше. Ты должен видеть, что делает он, раньше, чем он решит это сделать. Смотри!» — меч свистнул у его лица и плашмя ударил по плечу. Его собственный лишь беспомощно рассек воздух.
«Ты не думал, это рефлекс. Ты должен видеть, думать, знать, что произойдет через секунду после того, как эта секунда наступит».
Он бежал пыльными коридорами Утги, и каменные колонны падали вокруг, складываясь в причудливый лабиринт… Он бежал, считая шаги и секунды, вспоминая наскоро переведенное объяснение, увиденное за минуту до того, как обвалился потолок…
Арка впереди рухнула, открывая темный проход, и ноги сами бросили бы его туда, если бы за миг до этого он не сказал им «нет». Он крепче сжал в руке сумку с кристаллами, из-за которых он рисковал сейчас жизнью, и прыгнул на завал…
Выход открылся неожиданно, и раньше чем его тело провалилось в черную тьму, его губы шепнули: «все». Он по инерции перевернулся в пыли несколько раз и побежал дальше, чтобы только уйти от этого места…
Она перевернулась и натянула на плечи тяжелое покрывало. Оно обволакивало ее фигуру, подчеркивая своей тяжестью изящество ее стана. Он тяжело вздохнул и его взгляд уперся в витражи стрельчатого окна.
«Ты должен быть готовым. Всегда и везде. Ты не можешь глазеть по сторонам — ты должен знать, что там происходит. Для тебя не должно быть неожиданностей — ты должен предвидеть. Если на тебя нападают неожиданно — это полдела. Но если ты отражаешь неожиданный удар — это три четверти победы».
Он стоял с Его Святейшеством среди гостей и болтал с милой графиней откуда-то с Юга. Она, как и все, не верила отсутствию шрамов и пыталась прочесть ложь в его глазах. И, как и всем до нее, это не удавалось.
Его рука взметнулась к уху Аббата и замерла. Крохотная стрела, торчавшая между его пальцев, тихо подрагивала оперением. Его глаза упирались в противоположную сторону зала. И когда монахи сомкнули кольцо вокруг Аббата, его меч с радостной песней вылетел из ножен.
Он шел сквозь толпу, видя, как останавливаются у закрытых дверей четверо, как оборачиваются первый заметившие что что-то не так, как поднимается в воздух сверкающая сталь… И кровь лилась по ступеням дворца, заливая дорогие ковры и бесценные мозаики… Руны тускло светились на его клинке, и стальной смерч шел по залу, обходя одних и разя других.
Она улыбнулась во сне, обнажая жемчужины зубов. Дрогнули ресницы… Он уронил голову на руки.
— Ты не сможешь достичь абсолюта, пока не убьешь в себе возможность возврата. Ты либо воин либо человек, и ты не можешь быть обоими одновременно. Хотя ты и можешь пытаться быть обоими одновременно. — Аббат ухмыльнулся, кивая на платок графини, высовывавшийся их его кармана. — Она все еще не пришла в себя, не так ли?
Лицо Аббата стало суровее.
— Ты не можешь позволить себе уйти сейчас. Ближе тебя не был никто. Если ты сможешь пройти Путь до конца, ты будешь Первым перед Ним. И это нужно нам, ты же знаешь! Ты должен понимать, что времени нет. — Аббат машинально потер шею. — Ты должен решить. Сейчас.
— Завтра, — хрипло выдохнуло его горло, и Аббат усмехнулся.
— Завтра.
Он вынул меч и провел по лезвию рукой. Руны не отозвались мягким переливом, как обычно, и его улыбка угасла, как свеча на ветру. Он вскочил на ноги и позвал меч к себе. Тот не шелохнулся. Он, не веря, посмотрел на свои руки.
— Нет! — выдохнул он. — Нет… — он упал на ноги и поднял глаза к небу.
— За что? — закричал он, уже зная ответ, и вместо привычного «Путь» прочел на дне своей души: «Дом».
— Нет! — Опять закричал он, всхлипывая, и меч послушно прыгнул к нему в руки, просвистел по плавной дуге и вошел в белую нежную плоть. Фонтаном брызнула кровь.
— Никогда! — выдохнул он, повторяя как клятву, как молитву, как проклятие — Никогда. Никогда. Никогда.
— Никогда! — кричал он, когда сияние разливалось над ним, заполняя пространство, и ангелы спускались за ним с небес.
— Никогда, — шептали его губы, когда он возносился в облаке сияющих крыльев и нимбов. Слезы застилали его глаза, она умирала перед его взором снова и снова, сотни и тысячи раз, и ее кровь омывала колодец его души, оставляя там лишь — «Путь».
— Как твое имя? — спросил его старик у Врат.
«Никогда» — ответил он и шагнул вперед. Руны на его мече блеснули золотом.
Райский сад лежал впереди, прекрасный в своем совершенстве. И прямо перед ним стояла она, и капли крови скатывались по ее груди.
«Никогда» — прогрохотал голос над его головой, и земля разверзлась под его ногами.
— Ты мой! — услышал он и обернулся.
Кривая усмешка искривила его губы, и он прошептал: «Никогда».
Руны на его мече налились кровью.