Следы ниоткуда

Они сидели у лагерного костерка, небольшая группа американцев, которые возвращались от Гудзонова залива на юг из-за угрозы жестоких морозов. Сидели молча, закаленные невзгодами севера, привыкшие к неожиданностям, которые несет человеку каждый новый день. Трое мужчин курили. Две женщины жались друг к другу. Вспышки пламени то и дело выхватывали из мрака ночи их лица на фоне карликовых елей. Негромкое журчание напоминало, что река Олбани, напротив, стремится к заливу, торопясь покинуть эти необжитые места.

— И все-таки, — заговорил наконец профессор Торберн, — я никак не могу понять, какое отношение имеет этот простой круглый след на выступе скалы к исчезновению наших проводников. — У него, сухаря по натуре, даже голос звучал сухо. — Просто невероятно…

— Проводники знали, что к чему, — ответил геолог Джандрон. — Я тоже знаю, — он потеребил свои аккуратно подстриженные усы. Глаза у него тускло светились. — Я уже видел такие следы раньше. На Лабрадорах. И знаю, что происходило там, где они появлялись.

— Конечно, когда проводники забрались на целую милю в заросли, с ними что-то случилось, — вмешалась жена профессора. Ее сестра Вивиан не отрывала глаз от костра. Пламя подчеркивало ее красоту, которую не могли испортить даже шотландский берет и свитер грубой вязки. — Мужчины не стали бы так отчаянно стрелять и вопить, если только…

— Как бы там ни было, они все трое уже мертвы, — вставил Джандрон. — Так что им уже ничего не грозит. А вот нам… Нам до железной дороги еще две с половиной сотни чертовых миль.

— Да ладно, Джанди! — возразил журналист Марр. — У нас у всех просто нервы расшатаны, только и всего. Подкинь-ка мне табачку. Спасибо. До утра мы придем в норму. Вот так-то! А если уж речь зашла о призраках…

И он пустился подробно рассказывать, как однажды разоблачил мошенника-спирита и доказал, к своему удовольствию, что никаких потусторонних явлений не существует. Однако никто не стал его слушать, и в маленьком лагере посреди ледяной пустыни воцарилась тишина. Зловещая тишина.

Холодные бледные звезды смотрели вниз из безбрежного пространства, простирающегося за пределами привычного человеческого мира…

На следующий день, когда группа причалила к берегу в нескольких милях выше по течению, чтобы перекусить, Джандрон обнаружил новый след и тихонько подозвал двух других мужчин. Пока женщины возились у костра, они изучили отпечаток. Он казался совершенно безобидным — всего лишь кольцо примерно четырех дюймов диаметром, окаймляющее похожую на чашу впадину с возвышением в центре. Поверхность чаши покрывала глазурь, как будто гранит был оплавлен сильным жаром.

Коренастый Джандрон в плотной клетчатой куртке и парусиновых гамашах, нахмурясь, опустился на колени и пальцем осторожно ощупал гладкое углубление в скале.

— Давайте лучше уберемся отсюда как можно скорее, — не своим голосом произнес он. — Вам надо оберегать свою жену, Торберн, а мне… У меня есть Вивиан. И…

— У вас? — запротестовал Марр. За густыми ресницами его глаз зловеще сверкнул ревнивый огонек. — Сейчас вам нужен, скорее, психиатр.

— В самом деле, Джандрон, — упрекнул профессор, — что-то у вас разыгралось воображение.

— Да, наверное, это из-за моего воображения он такой холодный! — парировал геолог. От его дыхания закручивались легкие облачка пара.

— Обычная выбоина, — рассудил Торберн, сгибая свое тощее угловатое туловище, чтобы изучить след.

Похоже, вся жизненная сила профессора сосредотачивалась в крупном выпуклом черепе, где располагался великолепный мыслительный аппарат. Сейчас он приложил худую ладонь к основанию черепа и потер затылок, словно у него заболела голова. Потом силой воли заставил себя быстро провести костлявым пальцем по краю углубления в скале.

— О Господи! Она и вправду холодная! — согласился он. — А на вид как будто выжжена в камне. Невероятно!

— Вы, наверное, хотели сказать, выморожена, — поправил геолог.

Журналист язвительно рассмеялся.

— Вот послушайте, как я об этом напишу, — ехидно провозгласил он. — «Знаменитый геолог заявляет: „Ледяной призрак вымораживает впадины в граните!“»

Джандрон даже ухом не повел. Он зачерпнул горсть воды из реки и вылил в «чашу».

— Лед! — выдохнул профессор. — Сплошной лед!

— Вода замерзла мгновенно, — добавил Джандрон, тогда как Марр при виде этого отмолчался. — И имейте в виду: он никогда не растает. Говорю же вам: я видел такие кольца раньше. И каждый раз происходили ужасные вещи! Нечто выжигает такие впадины в камне… Выжигает с помощью космического холода. Нечто, умеющее использовать холод как постоянное состояние материи. Нечто, способное уничтожать материю, бесследно убирать ее.

— Разумеется, все это пустая болтовня, — деланно рассмеялся журналист, чувствуя, что его загнали в тупик.

— Все это делает Нечто, — продолжал Джандрон, — Нечто, которое нельзя убить пулей. Это оно поймало проводников в кустарнике, когда они сглупили и попытались убежать… Бедняги!

На впадину в скале упала тень. Миссис Торберн только что подошла и услышала, что говорил Джандрон.

— Чепуха! — попыталась выговорить она, но ее так била дрожь, что губы не слушались…

Вторую половину дня путники провели, не щадя сил, как в кошмарном сне, то гребя веслами, то перетаскивая каноэ волоком, и наконец устроились на ночевку среди прибрежных скал, нависающих над рекой.

— И все-таки, — заметил профессор после ужина, — не надо впадать в панику. Я знаю, что рассказывают о невероятных происшествиях в глуши, знаю людей, которые пугают слушателей своими бреднями. Но мы-то, слава Богу, не дураки! У нас хватит мозгов, чтобы не позволить Природе водить нас за нос!

— И, разумеется, везде во вселенной, — добавила его жена, приобняв Вивиан, — действуют естественные силы. Ничего сверхъестественного просто не существует.

— Согласен, — ответил Джандрон. — А что вы скажете о силах за пределами нашей вселенной?

— Вы и в самом деле ученый? — съязвил Марр.

Однако профессор пригнувшись, раздумчиво произнес:

— Гм…

Наступила пауза.

— Нет, вы вправду считаете, — спросила Вивиан, — что существуют жизнь и разум где-то… снаружи?

Джандрон взглянул на девушку, и ее красота, озаряемая красновато-золотистым пламенем костра, болью отозвалась у него в сердце.

— Да, я так думаю, — ответил он. — И очень опасная жизнь! Я видел это на Севере. И хорошо это помню!

Снова наступила тишина, нарушаемая только треском огня, шуршанием золы и рокотом реки. Тьма сократила мир до размеров освещенного пламенем круга, ограниченного лесом, рекой да нависшими над головой тусклыми звездами.

— Надеюсь, вы не ждете, что человек науки примет ваши слова всерьез, — прервал молчание профессор. — Я знаю, что вы видели! И говорю вам, что это лежит за пределами человеческого разумения.

— Бедняга! — снова съехидничал журналист, в то же время непроизвольно потирая лоб.

— Так действуют эти Нечто, — в неколебимой уверенности подтвердил Джандрон. Он взял тлеющую веточку и раскурил трубку. Огонек четко высветил его лицо. — Нечто. Нечто, для которых мы то же, что для нас муравьи. Даже меньше.

Веточка погасла. Тьма подступила ближе, как бы присматриваясь.

— Предположим, они существуют, — проговорила девушка. — Но как это связано со следами на скале?

— Их, — ответил Джандрон, — оставило одно Нечто. Возможно, это его отпечатки. Эти Нечто рядом с нами! Они находятся здесь и сейчас!

Продолжительную паузу прервал смех Марра.

— И вы ставите после своего имени степени бакалавра и магистра!

— Если бы вы знали больше, — парировал Джандрон, — то не были бы так чертовски уверены. Только невежество не знает сомнений!

— Однако, — напомнил профессор, — ни один серьезный ученый не признавал постороннего вмешательства в жизнь нашей планеты.

— Да, конечно. А многие тысячи лет никто не допускал, что Земля круглая. Но что я видел, то видел.

— Так что же все-таки вы видели? — спросила миссис Торберн, и голос у нее дрогнул.

— Простите, но сейчас я не стану об этом рассказывать.

— Вы хотите сказать, — с суховатой требовательностью уточнил профессор, — что это… гм… Нечто желает…

— Оно способно на самые чудовищные поступки, которые даже трудно себе представить, да! Если вдруг мы ему понадобились…

— Но что могло этим Нечто понадобиться от нас? Зачем вообще они сюда прибыли?

— Да мало ли зачем! Может, им нужны какие-то материальные объекты… А может, и живые существа! Говорю же вам, они уже много раз бывали здесь, — раздраженно заверил Джандрон. — И брали то, в чем нуждались. А потом отправлялись обратно… Куда-то. Если одному из них вдруг потребовались мы, неважно, по какой причине, оно нас заберет, только и всего. Если же мы ему не нужны, оно просто не обратит на нас внимания. Ведь когда мы ищем в Африке золото, мы не обращаем внимания на горилл. А вот если нам нужна шкура гориллы, то тем хуже для гориллы, верно?

— Но с какой стати, — спросила Вивиан, — эта… ну, это Нечто Ниоткуда вдруг решит, что мы ему нужны?

— А для чего нам нужны, скажем, морские свинки? Для экспериментов. Высшие существа используют низших для самых разных целей. Уверенность в том, что человек непревзойденная вершина эволюции — это грандиозный самообман. Так почему бы превосходящим нас существам не проводить над нами свои эксперименты?

— И каким образом? — усомнился Марр.

— Человеческий мозг — это самая высокоорганизованная форма материи из всех, что известны на нашей планете. Представьте, к примеру, что…

— Чепуха! — вмешался профессор. — И вообще, хватит об этом! Пора спать. У меня дико разболелась голова. Следующая пристань — спальный мешок!

Он, как и обе женщины, тут же отправился на боковую, а Джандрон и Марр засиделись у костра. Дров на случай пронзительного ночного холода они заготовили предостаточно. Огонь горел как-то необычно, пламя было голубоватое с зелеными язычками. Наконец, геологу и журналисту надоело препираться, и они достали свои спальные мешки. У костра было уютно. Не то чтобы огонь мог защитить от Нечто из межзвездных дебрей, но хотя бы ощущение создавал приятное. Сказывался инстинкт, порожденный миллионами лет, проведенных под защитой стояночных костров.

Вскоре, уставшие за день от нервного напряжения, борьбы с быстрым течением реки и бегства от чего-то невидимого и неуловимого, все уснули.

Над ними нависла сверкающая звездами бездна космического пространства с ее непостижимым для человеческого разума мраком и холодом…

Джандрон проснулся первым, когда на небе еще занимался алый рассвет. Выбравшись из спального мешка, он первым делом взглянул на костер. Огонь уже погас, хотя и не выгорел дотла. Дрова лишь слегка обуглились, как будто ночью здесь поработал гигантский огнетушитель.

— Ух, ты! — проворчал Джандрон. Он окинул взглядом близлежащие скалы. — Опять следы. Чего и следовало ожидать!

Он разбудил Марра. Несмотря на насмешливое отношение журналиста, Джандрон чувствовал себя с человеком своего возраста свободнее, чем с профессором, которому было под шестьдесят.

— Оглядитесь вокруг, — сказал он. — Оно где-то поблизости. Видите? Оно погасило костер… Возможно, огонь ему как-то мешал. И где-то бродит вокруг. — В его серых глазах вспыхнул огонек. — Полагаю, вам следует наконец-то признать реальные факты!

Но журналист только дрожал и смотрел на него.

— Господи, что-то у меня сегодня с головой! — с трудом выговорил он, потерев трясущейся рукой лоб, и направился к реке. Его самоуверенность испарилась. Он выглядел подавленным.

— Ну, и что скажете? — требовательно спросил Джандрон. — Видите эти свежие следы?

— Черт бы побрал эти следы! — выпалил Марр, добавив нецензурное ругательство. Он наскоро умылся и застыл на корточках у самой воды, вялый и ко всему безразличный.

Джандрон, стараясь не обращать внимания на боль где-то в мозгу, тщательно обследовал берег. Повсюду оказались отпечатки, даже под водой у самого берега. Попадая во впадины на скалах, вода тут же замерзала. В следах на дне реки тоже белел лед. Лед, который даже стремительное течение не могло растопить.

— Вот так дела! — воскликнул он, раскуривая трубку и стараясь сосредоточиться.

Ужас? Да, он чувствовал ужас. И в то же время не терял присутствия духа. Когда в голове немного прояснилось, он заметил, что следы тянутся цепочкой, и расстояние между ними равняется примерно двум футам.

— Оно наблюдало за нами, пока мы спали, — отметил он.

— Что за чушь вы плетете? — оборвал его Марр. Мрачное, одутловатое лицо журналиста осунулось. — Скорее огня! И жратвы! — Он выпрямился и неуверенно поплелся прочь от реки. Потом вдруг дернулся и застыл, что-то разглядывая. — Поглядите! Поглядите на этот топор! — ткнул он пальцем.

Джандрон осторожно, не трогая лезвия, поднял топор за рукоятку. Лезвие покрылось инеем от мороза. Нечто, отогнув острый край, выдавило на нем глубокий след.

— Это уже не металл, — произнес геолог. — Он абсорбировался. Как видно, Нечто не различает типов материи. Для него что вода, что скала, что металл — все одно и то же.

— Вы в своем уме? — огрызнулся журналист. — Как ваше Нечто может передвигаться на одной ноге, оставляя такие следы?

— Ну, оно может катиться, если оно дискообразное. Или…

Крик профессора заставил их обернуться. Торберн, шатаясь и махая руками бежал к ним.

— Моя жена… — задыхаясь, выпалил он.

Ошеломленная, испуганная Вивиан стояла на коленях рядом с сестрой.

— С ней что-то случилось! — пробормотал профессор. — Там… Посмотрите!

Миссис Торберн лежала без чувств. Она, правда, дышала, но прерывисто, затрудненно. Очевидно, ее разбил паралич. Зрачки ее полуоткрытых, лишенных выражения глаз невероятно расширились. Лекарства из походной аптечки никак на нее не подействовали.

Следующие полчаса заняли панические сборы. Путники в суетливой спешке собрали вещи, уложили миссис Торберн в каноэ и покинули проклятое место. Подгоняемые ужасом, трое мужчин и девушка налегали на весла и, не жалея сил, не думая о пище и воде, не обращая внимания на береговые скалы, боролись с сильным течением, стремясь уйти подальше отсюда. Их затрудненное дыхание смешивалось с плеском воды и клокотанием водоворотов. Бледное северное солнце висело над дикой местностью. Стаи комаров следовали за небольшой флотилией, зудя свои нудные песни, но беглецы даже не обращали на них внимания. Лес, подступающий к реке с обеих сторон, казалось, смотрел на них выжидающе.

Только через два часа каторжного труда усталость заставила путников найти прибежище в маленькой бухте, где, пенясь, кружилась черная вода. Здесь они осмотрели жену профессора. Она была мертва. Оставалось только похоронить ее. Правда, сначала Торберн не хотел даже слышать об этом. С упорством безумца он требовал, вывезти отсюда ее тело, невзирая ни на какие опасности. Однако остальные понимали, что это невозможно. И через некоторое время профессор сдался.

Несмотря на горе, Вивиан держалась восхитительно. Она прекрасно знала, что необходимо делать. Это ее голос прочел молитву, это ее руки за неимением цветов положили на могильные камни пихтовые лапки. Ошеломленный профессор не мог ни говорить, ни что-то делать.

Ближе к концу дня путники снова пристали к берегу, пройдя немало миль вверх по течению реки. Их принудил к этому голод. Пихта никак не хотела разгораться. Каждый раз, как они ее поджигали, она только тлела и тут же гасла, испуская густой, смолистый дым. Беглецы поели всухомятку, напились сырой воды и, загрузив самое необходимое в два каноэ, отправились дальше.

Третье каноэ они отволокли к лесной опушке и оставили там образцы скальной породы, рабочие записи и научные инструменты. С собой прихватили только дневник Марра, компас, провиант, оружие и аптечку.

— Мы найдем оставленные вещи… Когда-нибудь, — сказал Джандрон, стараясь как следует запомнить это место. — Когда-нибудь, когда… Когда Нечто уйдет.

— И вывезем тело, — добавил Торберн.

В первый раз у него на глаза навернулись слезы. Вивиан промолчала, Марр стал раскуривать трубку. Он, похоже, забыл, что теперь ничего гореть не хочет, даже табак.

Вивиан и Джандрон заняли одно каноэ. На втором разместились профессор и Марр. Силы обеих пар были примерно равны, так что, выгребая против течения, они держались вместе.

Путники то работали веслами, то отчаянно и тупо волочили свои каноэ. К вечеру они добрались до местности, которую приняли за Маматтауэн. Едва они прошли еще милю вверх по реке, как бледное солнце в этом краю зловещей тишины опустилось за горизонт, и они разбили лагерь. Здесь они снова отчаянно пытались развести костер, но даже спирт из аптечки не желал гореть. Дрожа от холода, они с трудом пожевали кое-какую еду и забрались в спальные мешки. С приходом тьмы их снова придавила свинцовая тяжесть ужаса. Прошло много времени, пока над этим безжизненным миром, где только журчание реки нарушало тишину, появилась янтарная луна, еле видная сквозь густую сетку хвои. Сейчас даже волчий вой стал бы для путников облегчением, но в этих краях, похоже, не водилось и волков.

Лагерь окутали мрак и тишина. Но все чувствовали, что Нечто наблюдает за ними.

Людям в минуты паники свойственно совершать глупости. Вот и Джандрон, которому туманила разум странная изматывающая головная боль, подумал: «Если Нечто тронет Вивиан, буду стрелять». И положил рядом со спальным мешком револьвер.

Конечно, в глубине души он понимал, что стрелять в пришельца из космического пространства или даже из четвертого измерения бесполезно. Но мысли у геолога путались. Все шло наперекосяк, словно в кошмарном сне. Время от времени, приподнявшись на локте, он вслушивался. Но ничего подозрительного не происходило.

Ему вспомнились лучшие дни, когда ему хватало здоровья, ясности мыслей, оптимизма, когда ничто, кроме соперничества с Марром за внимание Вивиан, его не тревожило. Дни, когда шкворчание жарящегося мяса на греющих уютом углях звучало приятной музыкой странствий. Дни, когда ветер или полярная звезда, стрекот мерной рулетки или плеск весел в прозрачной воде, наполняли сердце радостью. Когда душа замирала от счастья, ловя ласковое слово или взгляд девичьих глаз, суливший исполнение затаенных желаний. И вот теперь…

— Черт побери! Я спасу ее, чего бы мне это ни стоило! — яростно выпалил он, в то же время прекрасно понимая, что некоторых вещей избежать невозможно. Разве в силах муравей, шевеля своими усиками-антеннами, остановить губительный для него сапог человека?..

На следующий день Нечто не появилось. И потом наутро тоже. Зато появилась надежда, что оно отстало от них. А может, и вовсе убралось в далекий космос. Уже много миль торопливой работы веслами остались позади. Путники прикидывали, что до железной дороги им оставалась всего неделя пути. Огонь снова начал загораться. Горячая пища и кофе чудесным образом повышали настроение. Но куда подевалась рыба?

— Невероятно, — сказал как-то на полуденном привале профессор. — Вы замечаете, Джандрон, что вот уже некоторое время вокруг не заметно никаких признаков жизни?

Геолог молча кивнул головой. Он уже давно обратил на это внимание, но держал язык за зубами.

— Точно! — поддакнул Марр, наслаждаясь табачным дымом. — Не видать ни ондатры, ни бобра. И куда подевались белки и птицы?

— Мало того, — добавил профессор, — пропали гнус и комары.

Джандрон вдруг с удивлением осознал, что даже обрадовался бы появлению этих зловредных насекомых.

После обеда у Марра вдруг испортилось настроение. Он стал вполголоса проклинать проводников, течение, груз и вообще все на свете. Профессор выглядел куда бодрее. Вивиан пожаловалась на жестокую головную боль. Джандрон дал ей последние таблетки аспирина. При этом он взял ее за руку и тихо произнес:

— Я уберегу вас, чего бы мне это ни стоило! Не знаю, что с нами случится. Но что бы ни случилось, для меня главное — ваша жизнь!

Девушка долго смотрела на него, и он увидел в ее глазах слезы. Потом почувствовал, как она пожала ему руку. Наверно, они никогда еще не были так близки друг другу, как в этот момент, омраченный тенью Неведомого.

На следующий день, а может, через два дня (они уже потеряли счет времени) они набрели на лагерь лесорубов. Нет, скорее всего, прошло больше двух дней, так как бекон уже кончился, остались только табак, кофе, мясные кубики и галеты. Из-за отсутствия дичи и рыбы рюкзаки беглецов катастрофически опустели. В тот день (который по счету, трудно было разобраться) все четверо страдали от странной головной боли, кольцом сдавливающей голову. Профессор считал, что голова у них болит от солнца, Вивиан списывала это на ветер и отблески быстрой воды, а Марр во всем обвинял жару. Джандрона это удивляло: он ясно видел, что вода в реке почти остановилась, ветер стих, а небо затянули тучи. Путники затащили свои каноэ на трухлявый настил из еловых бревен и заняли брошенный лагерь. Вырубка наводила на мрачные мысли, хотя частично уже заросла молодыми топольками, кленами и березками. В лагере стояли обычные для Севера бревенчатые домики, рубероид на крышах был уже кое-где прорван. Видимо, это место покинули много лет назад. Даже настил, по которому бревна скатывали в реку, прогнил и затрухлявел.

— Что-то не могу сообразить, — воскликнул Марр. — Куда сплавляли бревна? Конечно же, вниз по течению. То есть к Гудзонову заливу. Но ведь там никто не торгует ни елью, ни мягкой древесиной.

— Вы ошибаетесь, — поправил его профессор. — Любому дураку видно, что река течет не к Гудзону, а совсем в другую сторону. Так что сброшенные туда бревна попадут в залив Святого Лаврентия!

— Но тогда, — спросила Вивиан, — почему мы не можем отложить весла и плыть к цивилизации по течению?

— Но ведь мы так и делаем все время! — возразил профессор. — Невероятно, что я должен объяснять вам очевидные вещи!

Он возмущенно отвернулся и пошел прочь.

— Я не специалист, но, пожалуй, соглашусь с профессором, — раздумчиво проговорил журналист. — Я обратил на это внимание еще пару дней назад, когда солнце передвинулось.

— Что значит, передвинулось? — уточнил Джандрон.

— А вы этого не заметили?

— Я вообще не вижу солнца вот уже два дня!

— Пусть меня повесят, если я буду тратить время на споры с умалишенным! — рявкнул Марр. Он не стал снисходить до объяснений и, раздраженно ворча, двинулся прочь.

— И что нам теперь делать? — обратилась девушка к Джандрону.

При взгляде на ее печальные, испуганные глаза, растерянно опущенные руки и, конечно же, такой женственный страх у Джандрона сдавило сердце.

— Мы действуем сообща, вы и я, — просто ответил он. — Нам с вами, вам и мне, придется спасать их от них самих.

Их руки снова встретились и на мгновение задержались вместе. Несмотря на мертвый покой, верхушка елочки на краю опушки вдруг дернулась и скукожилась, словно от сильного мороза. Но мужчина и женщина этого не заметили.

Изнуренные путники устроились в лачуге, которая раньше была столовой или спальней. Им хотелось снова почувствовать крышу над головой, пусть даже местами прорванную. Их радовали следы, оставленные прежними обитателями: несколько сломанных вешалок, пара лыж с оторванными креплениями, осколок зеркала, пожелтевший календарь за 1889 год.

Джандрон обратил внимание профессора на календарь, но тот лишь отмахнулся.

— Зачем мне эти канадские статистические отчеты? — резко возразил он и принялся снова и снова пересчитывать стоящие в помещении койки. Его высокий лоб, под которым скрывался мощный мозг, покрылся каплями пота. Марр громко проклинал солнечные лучи, якобы пробивающиеся сквозь дыры в крыше, утверждая, что именно они вызывают у него головную боль. Между тем, Джандрон не замечал никаких признаков солнечного света.

— А вообще местечко-то неплохое, — заметил Марр. — Можно развести огонь в очаге и наслаждаться уютом. Правда, мне не нравится то окно.

— Какое окно? — уточнил Джандрон. — Где?

Но Марр только рассмеялся в ответ. Джандрон повернулся к Вивиан, которая устало опустилась на длинную скамью у стены и уставилась на очаг.

— Здесь есть окно? — обратился он к девушке.

— Не спрашивайте меня, — прошептала она в ответ. — Я… Я не знаю.

Чувствуя, как в душе нарастает страх, Джандрон пристально взглянул на Вивиан. И стал бормотать про себя:

— Меня зовут Уоллас Джандрон. Уоллас Джандрон, который живет по адресу: Уэр-стрит, 37, Кембридж, Массачусетс. Я в своем уме. И не собираюсь терять рассудок. Я хочу уберечь ее! Я прекрасно понимаю, что делаю. И я в своем уме. Я полностью в своем уме!

После бессмысленных и бесполезных споров беглецы разожгли очаг и приготовили кофе. Это да еще бульон из кубиков с галетами заметно их подкрепили. Помог и лагерный домик. Обветшалый и полуразрушенный, он все равно казался несокрушимой крепостью, которую не смогло бы преодолеть преследующее их Нечто.

Постепенно все вокруг окутала тьма. Мужчины курили, радуясь, что табака пока что хватает. Вивиан лежала на койке, которую Джандрон устелил для нее еловым лапником, и, кажется, спала. Профессор жаловался, как ребенок, на волдыри от весел на ладонях. Марр то и дело беспричинно посмеивался. Внезапно он произнес:

— А вот интересно, чего это Нечто хочет от нас?

— Наши мозги, разумеется, — мгновенно отреагировал профессор.

— Значит, Джандрон исключается, — съязвил журналист.

— Но, — добавил профессор, — могу предположить, что Нечто безжалостно расчленяет человеческие существа. И все же…

Он оборвал свою речь, с болью вспомнив свою умершую жену.

— Однако, — спросил Джандрон, — что именно погубило множество людей в Испании, в Вальядолиде? Они умерли через несколько минут после того, как невидимое Нечто коснулось их и оставило на каждом из них слабую красную отметину. Об этом много писали все газеты.

— Вздор! — зевнул Марр.

— А я говорю вам, — упрямо продолжил Джандрон, — что существуют формы жизни, которые настолько же выше нас, насколько мы выше муравьев. Мы не способны их увидеть, как муравей не способен увидеть человека. Да и вообще, разве какой-нибудь муравей когда-нибудь мог представить себе человека?.. Это Нечто оставило после себя тысячи следов по всему свету. Если бы у меня были при себе справочники…

— Рассказывайте это своей бабушке!

— Чарлз Форт, величайший авторитет в вопросах необъяснимых феноменов¸ — не сдавался Джандрон, — в своей «Книге проклятых» описывает бесчисленное количество происшествий, которые наука не в состоянии объяснить. Он утверждает, что наша планета когда-то была ничейной и самые разные существа боролись между собой за право обладания ею, чтобы пользоваться ее богатствами. Но теперь над нею властвуют только победители в той борьбе. Я запомнил несколько фраз из его книги: «В прошлом обитатели господствующего мира сваливались сюда с неба, бегали здесь, прыгали, плавали, летали. Они появлялись здесь в одиночку и огромными толпами, чтобы охотиться, вести разработки и торговать. Но не могли оставаться здесь постоянно и устраивали колонии, где нередко пропадали безвозвратно…»

— А ведь дураки этому верят! — ехидно заметил журналист, тогда как профессор молча заморгал и потер свое выпуклое темя.

— А я этому верю! — упрямо проговорил Джандрон. — Наша планета буквально усыпана остатками былых цивилизаций, которые таинственно исчезли, оставив лишь свои храмы и памятники.

— Чушь!

— А как насчет острова Пасхи? Как насчет тех гигантских истуканов там и во многих других местах? Перу, Юкатан и так далее… Могли их соорудить примитивные народы?

— Это было тысячи лет назад, — отозвался Марр. — И я хочу спать. Ради Бога, прикусите язык!

— Ладно, ладно. Только скажите: как все это объяснить?

— Какого все-таки черта это Нечто хочет от наших мозгов? — неожиданно вмешался в перепалку профессор. — Что конкретно?

— Ну, а чего мы хотим от низших форм жизни? Иногда мы едим их. Иногда берем у них что-то полезное для нас. Иногда просто изучаем. Может быть, Нечто ставит над нами опыты. Как, скажем, мы, когда раскапываем муравейник. Не забывайте: человеческие мозги — самая высокоорганизованная форма материи в нашем мире.

— Это верно, — согласился профессор, — но для чего они им?

— Для питания, для экспериментов, как смазочный материал — да мало ли для чего!..

Джандрон, как ему казалось, продолжал объяснять действия пришельцев, когда внезапно осознал, что вдруг проснулся в одной из коек. Он страшно замерз, все тело у него окаменело, налилось тяжестью. На полу, под дырами в крыше, лежал слой снега.

— Вивиан! — отчаянно выкрикнул он. — Торберн! Марр!

Никто не ответил. Отвечать было просто некому. Преодолевая боль, Джандрон выбрался из койки и окинул помещение сонным взглядом. Внезапно он увидел профессора, и у него перехватило дыхание.

Торберн лежал на койке лицом кверху, вытянувшись во весь рост. Его восковое лицо застыло в маске ужаса, а открытые глаза с невероятно расширенными зрачками заставили Джандрона попятиться. На лбу профессора отпечаталось багровое кольцо, и череп под ним провалился, словно все его содержимое исчезло.

— Вивиан! — прохрипел геолог, оставив в покое мертвое тело, и бросился к койке, где спала девушка.

Там никого не оказалось.

На очаге, в котором лежали полусгоревшие поленья, потушенные, видимо, каким-то газом, все еще стоял кофейник. Жидкость в нем превратилась в сплошной лед. От Вивиан и журналиста не осталось и следа.

На одном из стропил, державших крышу, охваченный ужасом Джандрон различил цепочку ледяных отпечатков, круглых и глубоких.

— Вивиан! Вивиан!

В ответ тишина.

Дрожащий, еле стоящий на ногах, полуслепой от ужаса перед неземными явлениями, Джандрон медленно обвел взглядом домишко. Рюкзак и все припасы исчезли. У него не осталось ничего, кроме кофейника и револьвера. Тупо глядя перед собой, с ощущением того, что голова у него пуста, как лопнувший барабан, он захромал наружу, на снег.

Снег. Он косо падал на землю. Сыпался с серых небес. На деревьях не осталось ни листка. Березы, клены, тополя — все они стояли с голыми ветками. Только ели и другие хвойные оставались блекло-зелеными. В реке, на мелководье, тонкий ледок был припорошен снегом.

Лед? Снег? Охваченный ужасом, Джандрон осматривался вокруг. Неужели могло случиться, что он не приходил в сознание три-четыре недели? Как?

Внезапно хлопья снега с верхушек стоящих вокруг деревьев стали падать вниз. Геолог заковылял по двум присыпанным снегом отпечаткам ног, которые вели к причалу. Его тело словно налилось свинцом. Тяжело, с хрипом дыша, он наконец добрался до реки. Глаза у него болели даже от тусклого блеска воды. Он растерянно заморгал, обнаружив, что одно каноэ исчезло, и прижал ладонь к голове, которую, казалось, все туже и туже сжимала железная нить.

— Вивиан! Марр! Ау-у-у!

Даже эхо не ответило на крик. Весь мир окутала тишина. Тишина и грызущий холод. Все вокруг затопила зловещая серая мгла.

Через какое-то время — хотя время сейчас практически исчезло — Джандрон потащился обратно в лагерь и снова зашел в домишко. Избегая смотреть на труп профессора, он устроился возле очага и попытался обдумать свое положение. Но голова отказывалась работать. В мозгу колыхалась какая-то бесцветная муть. Снег продолжал сыпаться сквозь дыры в крыше.

— Эй, Нечто! Почему ты не забрало меня? — неожиданно даже для себя выкрикнул Джандрон. — Вот же я, здесь! Черт бы тебя побрал, иди и возьми меня!

Голоса. Внезапно он услышал голоса. Да, снаружи кто-то был. Единственный, кем Нечто пренебрегло, он встал, дохромал до двери и выглянул наружу. В серой мути возле причала виднелись две фигуры. С тупым безразличием Джандрон узнал девушку и Марра.

«Для чего я им снова понадобился? — мелькнула у него мысль. — Неужели они не могут оставить меня одного и уйти?» Он не чувствовал сейчас ничего, кроме раздражения.

Потом здравый смысл все-таки взял верх, и он понял, что его спутники о чем-то спорят. Вивиан, чей свитер грубой вязки сплошь покрылся снегом, стояла рядом с освобожденным от тонкого льда каноэ и куда-то показывала рукой. Марр энергично жестикулировал. Наконец, он, выругавшись, повернулся к девушке спиной и, пригнувшись, направился в лагерь.

— Но послушайте! — крикнула Вивиан вслед ему, снова указывая рукой, куда течет река. — Нам надо туда!

— Мне не надо никуда! — огрызнулся Марр. — Я остаюсь здесь. — Он шагал с голой головой. Снег серебрил отросшую у него на щеках щетину, но быстро таял на макушке, словно его мозг, пораженный лихорадкой, нагрелся до невероятной температуры. — Я собираюсь остаться здесь на все лето, — веки у него набрякли, между искривленными в высокомерной и злой усмешке губами поблескивали зубы. — Отстаньте от меня!

Вивиан поплелась следом за ним, вспахивая похожий на пепел снег. Джандрон равнодушно за всем наблюдал. Жалкие людишки!

Внезапно Марр увидел геолога на пороге домика и замер, точно вкопанный. Вынув револьвер, он нацелил его на Джандрона.

— Вон отсюда! — выкрикнул он. — Умер так умер, чего тебе не лежится?

— Убери пушку, идиот! — Джандрон постарался говорить убедительно. Девушка остановилась, пытаясь понять, что происходит. — Мы сумеем выбраться отсюда, только если будем держаться вместе.

— Ты наконец уберешься и оставишь меня одного? — не унимался журналист, не опуская револьвера.

Джандрон, по-прежнему безразличный ко всему, посмотрел на обращенное к нему дуло. Странное любопытство овладело им: что, интересно, почувствуешь, когда в тебя выстрелят?

Марр нажал на гашетку.

Щелк!

Выстрела не прозвучало. Осечка!

Марр злобно расхохотался и тяжело двинулся вперед.

— Это пойдет ему на пользу! — провозгласил он. — Пусть больше не возвращается!

Как понял Джандрон, Марру показалось, будто он упал замертво. Но он чувствовал, что, как и раньше, стоит у входа в домик живой и здоровый. Он отодвинулся от двери. Неважно, жив он или мертв, главное — спасти Вивиан.

Журналист подошел к двери, постоял, глянул под ноги, хмыкнул и зашел внутрь, закрыв за собой дверь. Джандрон услышал, как опустилась трухлявая деревянная щеколда. Изнутри донесся смех, чудовищный в своем злорадстве.

Потом геолог вздрогнул, чувствуя чье-то прикосновение к плечу.

— Почему вы бросили нас таким образом? — услышал он жалобный голос Вивиан. — Почему?

Он повернулся, хотя ему было трудно смотреть ей в глаза.

— Послушайте, — твердо произнес он. — Я согласен на все. Пусть будет так, как вы считаете. А пока просто забудьте о том, что было. Нам надо выбраться отсюда. Профессор умер, а Марр сошел с ума и заперся в домике. Нам незачем здесь оставаться. У нас есть шансы спастись. Пошли!

Он взял ее за локоть и попытался увести к реке, но она вырвалась и отступила назад. Его сильно кольнула ненависть, горевшая в ее глазах. Словно чья-то морозная хватка сковала его тело.

— Пойти… с вами? — резко спросила девушка.

— О Боже! Ну конечно! — ответил он, охваченный волной гнева. — Иначе я убью вас прямо сейчас. Нечто не должно завладеть вами ни в коем случае!

Острый холод пронзил Джандрона до мозга костей. На снегу рядом с лагерем вдруг протянулась цепочка чашеообразных следов. От них поднимался еле заметный голубоватый парок немыслимого мороза.

— Куда вы смотрите? — в упор спросила девушка.

— На эти следы! На снегу, вон там… Видите?

Он указал в том направлении дрожащим пальцем.

— Снег? В это время года? Откуда он возьмется?

Джандрона почувствовал к девушке жалость, смешанную с любовью. На ее красном берете, на выбивающихся наружу завитках непокорных волос, на свитере — всюду по-прежнему лежал свежий снежок, а она стояла перед ним и уверяла, что сейчас лето. Джандрон усилием воли заставил себя выбраться из вязкого болота безразличия. Надо действовать!

— Лето, зима — какая разница! — заявил он. — Вы пойдете со мной!

Отчаяние ожесточило его, и желая спасти девушку, он грубо схватил ее за плечо. В глубине души он понимал, что готов даже на убийство. Он знал, что если потребуется, задушит ее голыми руками, но не оставит здесь, где Нечто вершит свою злую волю.

— Вы пойдете со мной, — настойчиво повторил он. — Или, клянусь Господом Богом…

За дверью послышался крик Марра. Он становился все пронзительнее, все громче, все истошнее, резал слух, точно крик индейцев-проводников, которые, как теперь казалось, очень давно, пытались убежать от неведомой опасности. Крик не прекращался, он возносился все выше и выше, словно исторгнутый из тела человека непредставимой в нашем мире агонией. Выше… Выше…

И вдруг прекратился.

Джандрон навалился на дощатую дверь. Щеколда треснула, и дверь распахнулась. Вскрикнув, геолог отшатнулся и дрожащей рукой прикрыл глаза.

— Пошли отсюда, Вивиан! Не подходите… Не смотрите…

Шатаясь и что-то бормоча, он двинулся прочь.

Из двери выползло существо, отдаленно напоминающее человека. Уродливое, переломанное, скрюченное. Изувеченное, истерзанное, окровавленное, оно извивалось и корчилось.

Это существо — да, это был Марр. Содрогаясь и поскуливая, он повернулся на бок, двигая руками, как раздавленный муравей шевелит усиками-антеннами — порывисто и бессмысленно.

Испуг у Джандрона тут же исчез. Он уже вполне уверенно подошел к судорожно глотающему воздух Марру. Из дверей домика несло каким-то диковинным, неземным запахом. Порог покрывала тонкая серая пленка чего-то маслянистого.

Джандрон схватил изуродованную руку журналиста. Марр приоткрыл мутные, невидящие глаза. Он производил впечатление животного, у которого сломан позвоночник, но жизнь еще держалась на волоске. Животного после вивисекции. Джандрон потащил его по снегу прочь от домика. Лишенный сил и парализованный, Марр не сопротивлялся, позволяя себя тащить, и только иногда еле заметно дергался. Девушка с белым, точно снег, лицом шла за ними следом.

Так они приблизились к настилу на реке.

— Все! Убираемся отсюда! — с трудом выговорил Джандрон.

Марр промолчал, но когда Джандрон попытался затащить его в каноэ, в теле журналиста вдруг пробудилась дикая, безотчетная ярость. Она выразилась в судорожной, какой-то злорадной попытке сопротивления. Губы Марра покрылись кровавой пеной; подобно дикому зверю, он издавал ужасающие звуки. Катаясь по земле, выл и царапался, пытаясь вцепиться зубами в ногу Джандрона. Наверно, так же ожесточенно сражались люди в те невероятно далекие дни, когда на Земле еще не наступил даже каменный век. А Вивиан — она ему помогала! Яростно, как тигрица.

Вдвоем они едва не одолели Джандрона. Им удалось повалить геолога, и все вместе рухнули в черную реку, которая стремительно потащила их куда-то под лед. Тогда Джандрон плюнул на всяческие моральные ограничения, на осторожность. Он был готов пойти даже на убийство, если это потребуется. И ему все же удалось взять верх над бешеной парочкой.

Связав причальным тросом избитых до потери сознания Вивиан и Марра по рукам и ногам, геолог затащил их в большое каноэ и оттолкнулся от причала. И тут же его окутал мрак полного беспамятства…

Только несколько недель спустя в Монреале, в госпитале королевы Виктории, Джандрон узнал, как и когда отряд канадской лесной охраны обнаружил их дрейфующими в озере Мооасуамкеаг. Понимание произошедшего просачивалось в его мозг постепенно, пока он освобождался от заполнявшего голову густого тумана.

Главным для него было то, что Марр умер, а девушка осталась жива. Это ему было под силу выдержать, с этим можно было вернуться в реальный мир, к обычной жизни.

В общем, Джандрон выкарабкался. Время излечило его, как излечило и девушку. После такой долгой разлуки они смогли, наконец, встретиться и поговорить о былом. Джандрон осторожно проверил, что сохранилось у Вивиан в памяти. Оказалось, что ничего. Поэтому он на голубом глазу сочинил для нее детальную историю об опрокинувшемся каноэ и трагической гибели всей группы, кроме них двоих.

Девушка поверила ему. Джандрон осознавал, что судьба обошлась с ними благосклонно. Но Вивиан так и не смогла понять, почему ее муж сразу же после свадьбы попросил ее не носить обручальное, да и вообще любое кольцо.

«Мужчины такие странные!» — это изречение, к счастью, годится на все подобные случаи.

Жизнь, украшенная для Джандрона любовью Вивиан, связала их прочным узлом в обычную семейную пару. Но временами, когда вдруг просыпается воспоминание о космических тайнах, приближение к которым грозит безумием, или когда Джандрону ненароком попадается на глаза какое-нибудь кольцо, его сердце вновь пронзает невыносимый холод, оживляющий ужас перед Неведомым.

И тогда во мраке, за границами нашей Вселенной, ему чудится Нечто, которое, даст Бог, никогда до скончания времен не появится больше на Земле.