Следствие по магии 2

От автора:

ЖИВЫЕ И МЁРТВЫЕ

Чужим не понять сей вести.

Но суть знаю твёрдо я,

В России воюют вместе

Живые и мёртвые.

Объяснять надо ли долго

Протянутую руку,

Погибший в бою на Волге,

Дед помогает внуку.

Казалось бы, пред засадой

Один, и припёртый он,

Присмотришься, тут же рядом

Живые и мёртвые.

Стоят неразрывным строем,

Держат державу свечой,

Русские наши герои,

Едино к плечу плечом.

Наследство благословенно.

И у бойца с рассветом

Кровь наполняется в венах

Удалью Пересвета.

Тут же встаёт под знаменем,

Весь Третий Рим когортами,

Вместе, волной и пламенем,

Живые и мёртвые.

Александр Макаров

Это стихотворение я прочла уже после написания большей части произведения, но оно отразило произведение…

Глава 1

Возвращение к полноценной, обычной работе, получилось штатно, буднично – обычно! Я банально вошла в здание поздоровалась с дежуркой, забрала ключи от своей рабочей норки, спокойно поднялась и открыла кабинет.

Запах бумажной пыли и запустения. Уборщица здесь не появлялась. Меня меньше трех недель не было, а слой как год отсутствовала. Хотя скорее всего это опять я. Возвращаясь после отпуска, часто сталкиваешься с тем, что привычные вещи, видятся по-новому. Взгляд меняется. То ли не за мылился еще, то ли… И все проходит спустя несколько недель.

Но бумажную работу никто не отменял.

Отчеты, протоколы, привычная рутина и спокойствие. Тихая гавань моего обезумевшего мира, или знакомое болото с сине-звездными кваквами. Я теперь (или всегда?) Гамаюн, полуптица, полудева. И если девой я себя чувствовала, то на просо я смотрела все еще спокойно. Птичья суть никак себя не проявляла. Даже сверх чутко прислушиваясь к себе, я оставалась собой. Честно говоря, не до конца привыкла к таким переменам в своей жизни. Особенно это понимаешь, когда вдруг тебя возвращают в ту среду, от которой ты сбежал. Пусть я не офисный планктон, но по- хорошему, пишу больше, чем Лев Толстой. Ведь на каждый чих мне требуется бумажка. А то и несколько. А то и объяснение размером с собрание энциклопедий в двенадцати томах с приложением. При этом, наверное, больше вранья, чем любой следователь выслушает только врач-диетолог, а нам еще приходится это писать, как правило дословно!

Последние недели сидела писала одни протоколы, отсюда и до рассвета. Количество макулатуры на звезд эстрады, блогеров и прочих – прочих условно публичных людей просто зашкаливало, так что коллеги пришли с поклоном о помощи. Мое начальство вошло в положение и отрядило троих «добровольцев». Я теперь с гордостью наизусть декламирую двести восьмидесятую УК с любого места. В плоть до запятой.

Хуже того, на все эти красивые слова этих «звезданутых» ведутся подростки. Ну как же, самые бесстрашные, гордые, бестолковые детки, потому что еще не осознают, что их ждет. Инфузории шестнадцати/семнадцати лет, за пятнадцать-двадцать тысяч рублей попали в колонии, на принудительные работы! Хуже того, на карандаш трехбуквенных аббревиатур! Все, ты в системе, с пометкой «нарушил», «предал» и т.д. А стереть свое имя из системы... Чтобы кто-кому не говорил, не обещал и не брал за это. Невозможно. Где-то все равно всплывет, высветится.

Вершители судеб, борцы с системой! А мозг где? Хотя бы у родителей! Настолько наплевать на чадушек? Зла не хватает, да и руки устали.

В любое иное время – это их дело. Но сейчас, я вспоминаю актера Сергея Бодрова «Во время войны, нельзя говорить плохо о своих. Никогда. Даже если они не правы».

Один даже написал из мест не столько отдаленных, что раскаивается, что, зря вел себя так дерзко, что я была права. А зачем мне им врать, то? Обманывать нет смысла, самой же с ними потом работать. Но если даже не думать о стране, хоть о себе то можно подумать? О своем будущем?

На окно сел Болид, обиженный вусмерть на меня. Я едва ли общалась с ним позапрошлый месяц. Только в последние недели, когда с курицей и говядиной на перевес уговаривала сапсана простить свою хозяйку. Ну «условного» мира я достигла, он теперь не кусался всякий раз, когда я подходила слишком близко. Исключительно через раз.

Сапсан засвистел и перепрыгнул на стол. Почесал клюв о папки, скинул парочку и пододвинул оставшуюся. Ну раз ты хочешь, возьмусь за нее плотнее, что тут у нас? А у нас тут, взяточники. За ними следить и следить.

— Болли, здесь нечего ловить еще месяца три.

Птица возмущенно крикнула и опять подвинула материал.

— Ну ладно, ладно, хочешь, я посмотрю.

Материалы не порадовали. Тощая пачка из плана и одних показаний. Можно с чистой совестью спустить это в район и забыть. Чем же ты привлек внимание Болида? Ах вот оно что, написал заявление сотрудник, интересно. Честный сотрудник ГИБДД, это как в тех сценках про нравственного сотрудника, который умирал от голода, этот не умирает. Но! Он был таким не всегда. Четыре года назад он, как и все закрывал глаза на некоторые нарушения. Теперь вот исправился, особка[1]в предынфарктном состоянии, спустив месяцы работы в фаянс. Я, конечно, идеалистка и романтик, но в такое просветление не верю. Что ж ближайшее дело вырисовывается. Не факт, что раскроем, но сделаю приятное птице-спутнику.

Жизнь после «командировки» полностью перевернулась. Мне виделось, что изменения во мне заметны. Но нет — никто и ничего. Я первый день смотрела на материалы уголовных дел глазами барана, но ворота оказались старыми. Потом пошаталась по коридорам. Заглядывала в кабинеты, распространяла и собрала сплетни о всех и вся. Из нового, наш начальник завел себе любовницу. Говорили, что дева невероятной красоты, и половина мужской части нашего серпентария слюной захлебнулась и на сутки отключилась от жизни. А Димитр Александрович аж записался в спортзал. Что для ленивого на спорт начальника было целым подвигом. Как итог, после первой тренировки он стонал и шипел на всех, кто появлялся в обозримом пространстве. Спасибо за предупреждение, не пошла бы даже под страхом смерти. Кстати, и спустя пару месяцев, старались не попадаться начальнику на глаза, особенно наши фито няшки спортзальные.

Соболь, сильно болтливая коллега, собиралась куда-то переводится. Освобождалась должность старшего следователя. Но на эту вакантную позицию уже нашлись желающие. Однако в оправдание назначения «своего» выдадут кого-то молодого и амбициозного, так что скоро нам дадут новенького. Нужно стажёра прибрать к рукам. А кому еще рутину спихнуть? Мы все приходим сюда с желанием ликвидировать все преступления, искоренить криминал как вид и желанием работать на благо родины. Как итог, у многих остается только «благо Родины», чаще всего Родиной они называют свой карман. Идеалисты в виде меня, случаются, с понятием чести и совести, к сожалению, все реже. Не все так безнадежно, но тенденция ужасает.

Глава 2

ВСЕ СОБЫТИЯ ЯВЛЯЮТСЯ ВЫМЫСЛОМ. СОВПАДЕНИЯ СЛУЧАЙНЫ.

Без десяти шесть дежурный доложил, что ко мне посетитель. При этом я даже не успела положить трубку, когда дверь кабинета вздрогнула.

От удара двери об стену, подпрыгнула я, Болид, и кажется даже коллега в соседнем кабинете. Там что-то звякнуло и от души обматерилось. Штукатурка осталась на месте, что сильно удивило и нежданно порадовало. Стало интересно, неужели тыловик нормальные материалы закупил?

Полет Яги по этажам со скоростью пули, поднял кучу пыли и градус недоумения окружающих. Почему-то получается, что наше здание вызывает страх, ненависть, отвращение, ровно в момент прочтения таблички над главным входом. А тут такая неприкрытая радость, которой спешат поделиться аж с первого этажа, напрочь игнорируя законы физики, возмущение и мат отскакивающих от этого бешеного снаряда.

Сейчас ведьма не напоминала строгую директрису, так девочку на выгуле, не старше восемнадцати. В драных джинсах, майке с черепами, небольшим рюкзаком за спиной, и длиннющей косой.

— Если ты так же входишь в кабинет высокопоставленных чиновников и депутатов – то я удивляюсь почему они все еще живы. Была бы постарше, получила бы инфаркт!

— Тебе это не грозит, а у этих – там нет ни сердца, ни мозга, ни совести, нечему отказывать. Да и одним больше, одним меньше, кто этих паршивых овец считает?

Соглашаться, должность не позволяет, не соглашаться – кривить душой. Потому проигнорировала провоцирующее заявление. Стала складывать вещи.

— Ну так что? Готова? Тогда погнали.

Всего две минуты, а ведьма уже приплясывала около моего стола. Последним перед выходом я заметила огромные глаза дежурного. При этом у него еще дергалось веко. Поддерживаю и понимаю.

Яга – женщина праздник, придет все пере баламутит и исчезнет, пока никто ничего не понял. И не успел придать ускорение чуть ниже спины. Кстати, застигнутые врасплох коллеги, все еще вжимались в стены коридора.

Уместившись за рулем своего авто и погнали. Ведьма как лихой кавалерист подзуживала – обвиняла:

— Обгоняй, в лево! В право! Ну что ты его пустила? Это же таксист! Плетемся как черепахи! Зоя, ну быстрее.

— Мы не опаздываем!

— И что? Это повод, чтобы тебя обгоняли пешеходы?

Спорить, себе дороже вдох-выдох, вдох-выдох.

Я вообще-то люблю скорость, но не одобряю. Если ты ас и гонщик, твой визави может этого не знать. А ремонт машины мне сейчас в бюджете не нужен. Потому слушала причитания Яги с философским молчанием и за руль не пустила. Та через строчку требовала поменяться.

Слава Роду, ехать до Егорова Яа-Вэ оставалось всего ничего. Сотрудник стоял на развороте с Рублевского шоссе на Кутузовский. Сейчас вышеозначенный индивид писал протокол, за что не ясно, но возвышающийся над ним разорялся, тыкая в гаишника пальцем, мешая заполнять.

— Кажется этот твой скоро работу потеряет… Спасать будем?

Вполне вероятно, на Рублевке вообще мало простых смертных, зато много сложных.

— Не знаю, картинка уж больно приятная. Сотрудник ГИБДД выписывает штраф высокому начальству.

— Ты идеалистка! В воспитании людей почему-то принято брать взятки. И они не видят в этом ничего плохого.

— Ну не все же?

— Все, птичка, все.

— И меня подозреваешь?

Яга ответила не сразу. Поймала мой взгляд, что-то попыталась там найти, или смутить. Не прокатило.

— Ты никогда ручку не прикарманивала? Или бумагу? Какую-нибудь мелочь?

— Ну не припомню такого. Может случайно и брала, но так не вспомню.

— Ну так, чем выше взлетаешь, тем больше берешь. Я надеюсь, мои ребята и ты, в том числе, избегут такого. Но смотри, кто-то выносит с завода металл, кто-то сам завод. Вопрос не в том, что воруют. А в том куда идут деньги. Все души, какие я видела за всю свою долгую жизнь…. Поверь очень долгую, жалели, что не нашли применения своим капиталам. С собой-то не заберешь. Я понимаю, человек хочет обеспечить себя и своих детей, пусть даже внуков и правнуков, но потом то как? На десяток жизней?

— Есть же те что помогают?

—Зависит от сумм, – безапелляционным тоном заявила Яга, – Исключения бывают. Редко. Хотя сейчас даже благородные порывы сталкиваются с реальностью. Я вот не уверена, что мои деньги пойдут на собачий, например, приют, если я лично их не отвезла.

— Ты про перевод?

— И про это и про количество мошенничеств на один несчастный приют.

— Понимаю, сама иной раз хочу помочь, но нет времени, а переводить…Вдруг кому не тому переведу? Так что на счёт сотрудника?

— Смотреть нужно. Но в искреннюю честность гаишника я верю меньше чем в Санта- Клауса.

— А Дед Мороз?

— Мороз Иваныч сильно не любит, когда его Клаусом называют. Смертельно для назвавших. Тем более, что парк ледяных скульптур он пополняет и без этого.

— Суров! Если увижу, не буду.

— Увидишь, — безапелляционно заявила она, — Я пошла.

Глава 3

Интерлюдия.

Колонна грузовиков печально притулилась на обочине. Чумазые мужики с пустыми глазами, вдумчиво курили, сплевывая сквозь зубы, то ли табак, то ли грязь. От них пахло кровью, потом - войной. Так почти всегда здесь, порох так въелся в кожу, что ничем не отмыть. Одно из подразделений, которое только что с боем вышло к Святогорской лавре, прокрадываясь через заминированную дорогу. Пришлось рисковать, в монастыре были женщины, дети и старики.

К курящим подбежал связист.

— К нам двигается крупная группа противника. Разведка доложила о нападении на монастырь.

Я оглянулся на свою группу.

— Если надо, останемся тут, хоть умирать, – озвучил общую мысль водила.

Буднично так говорит, бесцветно. Украдкой кидая взгляд то на меня, то на засаленную и местами даже подкопчённую форму. Озвучивают это для меня, своего командира, чтобы даже мысли не имел об ином, и немного для себя, как бы обрубая себе все сомнения.

— Бежать никто не думает. Будем ждать коридора от арты, чтобы вывести людей.

— Другой дороги все равно нет. Думаю, есть необходимость прорываться…. Хотя…Как пить-дать попадём под обстрел... Можем попробовать отбиться на скорости.

В слух озвучил мысли, сам с трудом веря, что это возможно.

— Шеф, здесь слишком много людей, машин не хватит.

Где-то в небе нарезают круги боевые самолеты, по ним работает ПВО, отсюда видно инверсионные следы. За этим воздушным театром противостояния равнодушно следят парни на БТРе с надписью: «Братск», чутко прислушиваясь к любым меняющимся звукам.

Опять нарисовался связист. На немой вопрос о связи буркнул:

— Да все, как всегда, — констатирует Жора. – Связи между подразделениями толком нет. Ты же знаешь, командир. Что у соседей происходит, никто понять не может. Пока допросишься работы артиллерии…

Жора устало махнул рукой и скрылся дальше работать.

По лавре и нашим машинам они атаковали артиллерией. Прозевали мы дроны, али наш снайпер не увидел камеру. Сейчас это уже не важно, вяло крутящиеся, ненужные в эту минуту философские мысли, уходили на второй, а то и третий – фоновый план. Вытащить людей не успеваем, вот что главное.

Батюшка или настоятель, не знаю, как правильно, вздохнул. Этому святому отцу было около шестидесяти, крепкий мужик, с седой окладистой бородой, ясными серыми глазами. Он стоял в чёрной рясе, выделяясь на фоне белой стены, как клякса. Попытался сказать, что дом божий неприкосновенен, что-то еще в тему, но я его перебил.

— Святой отец, может для кого-то это и святое место, но не для этих зверей. А мы вот ваша защита. Какая есть.

— Нет священнее работы для мужчины, чем защита своей родины. То для такого святого дела, как война Вера потребна. А ты вой, не сомневайся, справимся. Уныние, отчаяние, тревоги и страх сейчас преступны. Они убивают боевой дух ваш, ни в коем случае нельзя этого допускать! Это губительно, преступно для вас, это ни к чему хорошему не приведёт. Вижу беспокойство на твоем челе.

Священник вздохнул, встряхнулся, расправил плечи и обратился к бегущим. Уже спокойным, хорошо поставленный голосом продолжил:

— Заранее хоронить тоже не нужно ни своих мужчин, ни нас. Нужно пересилить себя, скрепить свои нервы молитвой, упованием на Пресвятую Богородицу. Уверуйте, наконец, что никто кроме нас не сможет сделать то, что мы сейчас должны сделать. Мы все должны сплотиться, и помочь нашим воинам. Братья и сестры, спокойно, пойдемте к реке. Укроемся в скиту. Помолимся за здравие их, молитва укрепит наши души! – и уже тише, с почти потухшим взглядом, – Нам страдать не привыкать, детей жалко. Безвинные же отроки.

Мне, по большому счету, было все равно. В церковь я и до войны не ходил, вера она либо есть, либо нет. А как зовут того Бога – не все ли ему равно? Да на войне нет места атеизму, но и вера у каждого своя.

Батюшка был спокоен, это вызывало мое уважение, не паниковал, не стремился командовать или требовать вывезти себя из этого ада. Он, громко и устало продолжал созывать всех за собой. Помогал военным направлять поток людей к реке.

— Воздух!!!

Американские игрушки уже разнесли стену. Кое-где каменная крошка посекла людей, раненых спешно осматривали, перевязывали и отправляли в убежище. Панику удалось подавить.

Опять свист, прощальный звон колокола и грохот разлетающегося камня мы услышали сквозь непрерывные взрывы. Часть снарядов попала по каменному строению, часть по стене, два снаряда с детонировали у машин, не до конца укрытых стенами храма. Люди частично оглохли и бестолково озирались, в ушах звенело. Едкий дым от горящих палаток и тентов застил весь обзор, заставлял часто моргать, смахивая слезы. Мы остались прикрывать проход к лестнице и скиту.

Затишье было временное, после арт обстрела пойдет группа зачистки. Пока балом правила вязкая, даже густая тишина, наконец закончили перетаскивать раненых. Цепочкой, передавая больных - здоровым. В звенящей, как струна, тишине, кроме мата и оседающей пыли ничего не было слышно.

Почти стемнело, когда ко мне подбежал связист, радиостанции больше нет. «Если через два часа на связь не выйдем – тогда к нам придет разведка, нужно продержаться пару часов. Как-нибудь, хоть зубами вцепиться в эти валуны.

Глава 4

Утро пришло с головной болью и отрывочной памятью о дивном сне, и мерзких картинок – татуировок на запястьях умерших противников. Серый, склизкий коловрат, как в романах Стругацких на той стороне. Это было последнее, что я видела во сне.

Всеслав, мой домовой, смотрел на меня с укором, Болид тоже. Из зеркала на меня смотрел подвид Кикиморы, в пуху и перьях. Так как перья в квартире, кроме как от сапсана, могли появится только из перьевой подушки, посочувствовала себе. Придётся новую покупать, а домовому убирать этот снежный, в кавычках, бардак.

Рыже-черное гнездо из волос и пуха – руки опускались. Даже мысль побриться на лысо заблудилась в утренних извилинах мозга. И не нужно ничего говорить о суперсовременных кондиционерах, не помогают. Подаренный гребень-артефакт на тумбочке, сильно спас, три взмаха и волосы послушной волной лежат на плечах. Написать, что ли колдуну, как я его обожаю? Перебьется.

Я так и замерла с зубной щеткой во рту. У меня нет перьевой подушки, с темными перьями. Это был не сон?

Дошла до кухни заварила кофе и чуть не подавилась забытой во рту щеткой, пролила на себя кофе и окончательно подорвала своё душевное равновесие.

— Я не буду об этом думать. Мне привиделось! – с нажимом уговаривала я себя, – Сильно привиделось! Выпью на ночь снотворное... Я просто переутомилась. Кощей бы не отпустил меня туда.

С этой мантрой я одевалась, с ней спускалась к машине, ехала в пробке и убедила себя перешагнув порог следственного комитета. Я была на таком взводе, что даже не обратила внимание на сопровождение.

— Зойка! Вот тебя то мне и нужно!

— Нет меня!

Но сбить со следа дежурного, и незнакомого опера не получилось. Явно из главка, я таких узнаю по походке. На крейсерской скорости капитан протащил незнакомца, пробормотал приветствие-представление скороговоркой. По этому монологу коллегу можно было идентифицировать и как Ивана, и как Магомета. Всучил в руки дело дежурный испарился за железной дверью. Может быть рядовые сотрудники владеют магией? Мимикрией и телепортацией точно владеют, с нашим начальством по-другому не выжить.

Передо мной остался стоять молодой человек без формы, крепкий и белобрысый, в щегольском летнем пиджаке и джинсах, тертых лично Гучи, не иначе. Спортзалом не пренебрегает, вон как рубашка на груди расходится! Раздражало два момента: взгляд светлых глаз, этакое «Вы все говно! А я мачо!». Следующее - улыбка, на первый взгляд чарующая, на второй – хамовато-наглая.

Молодой обормот прекрасно представлял реакцию на его внешность. То, что он этим пользуется и в хвост, и в гриву, даже тени сомнения не вызывало. Но на свою шейку я забраться не дам. Глупышка, я таких слащавеньких терпеть не могу.

— Прошу прощения, меня зовут Красновский Артем Игоревич, старший оперуполномоченный главка.

Голос соответствовал внешности. Остался вопрос, зачем его матушка забыла сыночка в полиции? Однако появилась понимание, почему дежурный резко испарился. Сынок зам. глав–гада, то есть заместителя прокурора Москвы. Мое отношение к субъекту упало еще ниже. А пока он выдернул мою руку и попытался ее условно обслюнявить.

Я вспомнила, что этот Артем имел специфическую славу. Свалит всю работу на окружающих, сливки все себе. Перед прессой покрасуется как помесь Бузовой и павлина.

— Очень приятно, — выдернула руку, вытирать демонстративно ее о форменное платье не стала. Платье стирать дольше, чем руки помыть. От новых посягательств отгородилась папкой, — Предполагаю, мне представляться не нужно. Что можете пояснить по переданному делу?

— О, мне говорили, что вы необычайно красивы.

Комплимент пропал в туне, а вот мой взгляд не доенной кобры, остыл еще на пару градусов. Давно заметила, да и отработала – смотришь на человека и представляешь, как его будешь пытать, резать, хоть на кол сажать. Смотришь, и он начинает говорить. Артем хоть и бравировал своим положением, матерым опером не был, так маменькин сыночек с амбициями и родительской наглостью:

— Ну что вы в самом деле, предлагаю взять кофе и поговорить…

— Лучше в моем кабинете.

Обогнув опера по дуге пошла в сторону лестницы, попутно здороваясь и ловя сочувственные взгляды. Догнали меня на середине пролета, попытались обогнать, но не преуспел. Пришлось топать и сопеть над ухом весь коридор. Усевшись в кресло лениво перелистывая дело, еще не вчитываясь в тоненькую папочку, со следами кофе и архивной пыли. Присесть, я не предложила, перебьётся.

— А теперь еще раз, что можете пояснить по делу?

Этикет, вежливость – эти понятия его не беспокоили. Артем хозяйски прошелся по кабинету, сунул нос в кухонный уголок, потом выбрал себе стул и развалился.

— Ничего не могу пояснить. Мне спустили материал из архива, не читал.

Гад улыбнулся, по его мнению, «завлекательно». А я помечтала увидеть его зубы на полу. С этим каши н сваришь. Работать «мы» не приучены, а читаем только картинки.

— Значит возьмите дело и ознакомьтесь. И не забудьте сделать мне копию.

Опер еще немного гипнотизировал меня, с уже померкшей улыбкой. Резко схватил дело и ретировался, не забыв хлопнуть дверью. Оставалось только вздохнуть «Тупой, еще тупее», ну кто ему сказал, что все будут приклоняться перед его родственниками? Судя по скорости дежурного и замеченной надписи от руководства «тов. Гаюн, в работу» от него и его родственницы просто мечтали отделаться. Может он нажалуется родителю и меня снимут с дела?

Глава 5

В шесть утра я и кофе с сонным любопытством наблюдали мои же сборы вещей в небольшой чемоданчик. Форма и пара неуставных вещей, а-ля джинсы и майки, впихивалось в ручную кладь. Все это самостоятельно сложились, благодаря домовому, по какой-то хитрой, немнущейся системе. Мучил только вопрос, как я обратно это сложу? От этого инертного раздумья меня выдернул закончивший все приготовления домовой.

— Надолго едешь?

— Не знаю, Митрич, как пойдет! Я бы вообще не поехала. Но там наш золотой мальчик опером притворился. Насмотрелись мажоры сериалов, а мы страдаем. Ну хоть Питер посмотрю.

— Ты аккуратнее с местными, тебе ж ничего не будет, но постарайся делать как ведьма. По приезду отметься, так будет проще. Оборотни с тобой?

— Отметится? Со мной.

— Ну вот с ними и прокатись, отчетность должна быть всегда.

— Мне и у следаков нужно будет штампик поставить и у отделения Нави?

— Дело твое, но если хочешь пока побыть ведьмой, то сделай.

— Спасибо!

У подъезда увидела снующих Колю и Сашу, два медведя молчаливо грузили в машину вещи, кивнув - здороваясь. Оценив меня, отобрали чемодан и махнули на заднее сидение. За ними приятно было наблюдать, синхронно выполняли любое действие, не так как волки, более сдержано, мягко и не глядя на товарища. Меня не спрашивали, в начале доставили до работы. И стали ждать, пока я окунулась в ад.

Командировка в целом была подготовлена. В целом, но дьявол кроется в деталях. Бегать собирать подписи – это квест–ужастик. Пойти туда не знаю куда, получить печать на то – не знаю, что. На выходе из конторы, вся взъерошенная, столкнулась с опером. Артем с любопытством пялился на мои темно–синие джинсы, топ и кофту крупной вязки, накинутой для приличия, дабы не смущать коллег своим нерабочим видом.

— Гаюн?

— И?

— Прости, не узнал.

— Прости…те, Артем Игоревич, вы по какому вопросу?

— Ну, тебя... вас откомандировали ко мне на совместную работу.

— Я в курсе. Командировку я уже оформила. Вы как предпочитаете добираться?

— Куда? – его взгляд стал подозрительным.

— То есть дело вы так и не удосужились прочитать?

— Вы тут не командуете!

— Ошибаетесь, как раз я и руковожу следствием, вы же обязаны выполнять мероприятия в рамках следствия, а не наоборот. Так куда вы должны поехать?

— Эм..э ?

— Вы должны были получить документы на командировку в Санкт–Петербург, так что повторяю вопрос, на чем вы собираетесь добираться?

Ну должен – не должен, сопровод я направила в главк минут пять назад. А то, что он его не получил, не моя проблема. Нечего ему прохлаждаться. Артем свет Игоревич завис на вопросе, но быстро что-то подсчитав в уме заявил:

— С вами еду! Как я могу отпустить девушку одну в столь опасное путешествие?

— Нет, со мной едут другие, можете попробовать с ними договорится. Во-вторых нам придется вас ждать, и потерять лишний день на согласование документов. Советую на машине, так как по городу мы будем ездить постоянно.

Я обогнула еще не придумавшего, что сказать опера и рыбкой нырнула в машину, чуть не прищемив кончик растрёпанной косы. Ребята не стали ждать реакции, демонстративно подымив резиной, сорвались с места.

Как ездили представители Нави – я знала, правил нет, гаишники не видят. Хотя со мной случай особенный, вокруг меня не очень хорошо работает не только техника, но и артефакты, да даже простые заговоры.

У Кощея и Яги все получается, но тут скорее опыт и личная сила. Например, Кощеюшка – терпеть не мог колдовать в моем присутствии, и, если я себя контролирую не магическая зона вокруг меня всего пара шагов. А вот без контроля в фоновом режиме, метров пять–семь можно сказать «мертвая зона». Колдун до сих пор изучал этот феномен, притаскивая для экспериментов разную нечисть. Та в моем присутствии становилась белой и пушистой. Иногда и в прямом смысле.

— Ребят, напоминаю, в моем присутствии артефакты на машине не сработают.

— У нас и другой вездеход имеется, как в прочем и у тебя.

Оборотень задорно подмигнул в зеркало заднего вида.

В некоторых местах дорога по русскому обычаю напоминала направление. В иных местах как иллюстрация к фильму о войне, где-то с Гитлером, где-то с Наполеоном. Зубную чечетку прерывал только шум удара бампера и днища авто на очередной яме.

Зубы было жалко, стоматолог не входил в список моих любимых врачей. Не то, чтобы я боялась этого врача, скорее опасалась счета на имплантацию всех тридцати двух зубов.

Оборотни тоже были не рады этим американским горкам. Поминали всех чиновников скопом и по отдельности. Амортизация машины резко увеличивалась после проезда от Твери до Торжка….

Причем рационального объяснения, какого ху…дожника мы поехали через город, я не нашла. Ребята давили тапку в пол всю дорогу, стараясь наглядно продемонстрировать поговорку «больше скорость – меньше яма». Не сильно помогало. Правда итог обнадеживал вместо восьми часов мы добрались в Питер буквально за четыре с половиной. Представляю, что с работающими артефактами на машине, обогнали бы сапсан. Яга бы с удовольствием потягалась в скорости с самолетом.

Глава 6

Интерлюдия.

Тишина придавила меня, она была по всюду. Настороженная тишина. Вязкая, тягучая, горклая. При этом неестественно сонная, глаза сами закрывались, только на морально-волевых держал открытыми.

Лагерь спал, нервно прижимая оружие от мирных звуков. Нет мы уже не просыпались от летящих где-то далеко снарядов, будто бы во сне чувствовали куда и что летит. Здесь под Херсоном такие звуки в небе привычны. С другой стороны, на звук хрустнувшей ветки, могли подскочить практически все. Разведка. Те, кто умирал первым, те кто любой ценой тащил информацию о врагах. Те, кто жил в болотах и мимикрировал под лес, полковая разведка.

Где-то в стороне от нас, встали на лёжку ахматовцы, мы пересеклись на выходе и кивнули друг другу. Странная штука жизнь, еще недавно, непримиримые враги, как с украинцами. А сейчас стоим плечом к плечу. Обманутые своим лидером ахматовцы, сильно долго «принюхивались» к изменениям. Не верили картинкам, теперь только делам!

Отсюда и феномен "пиар войны", войны ради "картинки", который он как человек думающий наблюдает. И не только у киевского режима. Хотя там довели "пиар–войну" до логического предела, то есть, – абсурда. Вот только надо помнить, что война – это всегда всерьёз. Война показывает, сколько страна и общество, действительно, стоят. И что в реальности скрывается за красивой картинкой. Увы, но "пиар–войну" Россия просто не может выиграть. Хотя бы потому, что не она формирует всемирную "галюцинацию". Россия может выиграть только "войну всерьёз", нравится нам это или нет. Если, конечно, начнёт воевать в полную силу.

Михаил сидел у кромки овражка, цепко просматривая округу, борясь со сном, анализировал.

Когда ему вновь надели погоны, ему было чуть за сорок, офицер запаса, недалеко убежавший от службы. Всего год жизни на гражданке. Странный на самом деле это был год. Он в него так и не поверил. С огромным любопытством наблюдал, как простой зритель, что так тоже можно жить. Правда начальник на работе ему не сильно нравился, этакий барин, через губу ставящий задачи.

Именно такие как он, как показывает практика, ситуацию с СВО принимают наиболее уравновешенно. Да, он не мечтал на пятом десятке вновь пойти воевать. Вообще такого ни в мыслях, ни в планах не было. Но вот случилось, и, тихо матерясь, пошел добровольцем в военкомат. Для себя сформулировал своё отношение к ситуации так (это в переводе с яркого, экспрессивного, разговорного на литературный русский): "Я в полном изумлении! Неужели больше никого не осталось? Куда же, да простят мне моё любопытство, тратятся миллионы, которые на армию? И где, с позволения спросить, прославленные контрактники? Куда же они потерялись? Поразительно, господа, что ветераны покорения Ахульго и линейных батальонов, вновь идут сражаться!" Тысячи взрослых, семейных мужиков, огрызнулись внутренне на государство и шагнули защищать Родину. Оставив семьи, детей, бизнес, работу. Оставив спокойную жизнь, в которую так до конца и не поверили. И это правда, что они меньше молодёжи рефлексируют, меньше переживают, предстоящие бои воспринимают, как трудную, но привычную работу.

Михаил и такие как он – поколение слома эпох. На его, и таких как он глазах, рушился Союз, прошел через 90–е, две Чеченские войны, голод, безработицу, видел отчаяние своих родителей, сам рано начал пытаться выживать, зарабатывать. В 90–е годы над Россией установилась безраздельная власть Запада. Миллионы русских погибли даже если не физически, то морально, пережеванные, раздавленные. Были уничтожены целые отрасли промышленности, но душа народа… Да что тут вспоминать, только горше от воспоминаний становится, как в той строчке «Нам человечность прививала жизнь, в палатах умиравшего Союза». Очень точное определение.

Мы получили привычку и навык выживать. Это вообще для русских не странно. Спокойная жизнь последнего десятилетия и относительно стабильный уровень жизни — вот что нам казалось странным. Люди, преданные выбранными правителями, как Горбач или Ельцин, «принюхивались» к новому президенту. Видимое спокойствие удивляло, потому что весь опыт молодости намекал — так хорошо не бывает, тут что-то не то, это очень быстро пройдет и нужно готовиться…

Есть ещё одна причина того, что поколение Михаила оказалось лучше готово ко всему. Да, долгие десятилетия нас учили, что главное в жизни - это успех, комфорт, и уровень потребления.

Но Михаил точно знал, с самого детства, что главное другое. Как-то успели вложить, что главное это Родина. Что есть вещи важнее денег. Что мужчину украшают шрамы и чувство достоинства. Что мужество и честь купить невозможно, но если этого нет, то ты сам ничего не стоишь. Даже не 90–е, а дворы детства научили, что за слова отвечают, а кто не способен, пусть молчит. Да и 90–е, даже у отморозков, или как их называли быков, было понятия чести, да извращенной, волчьей, но были.

То есть половина жизни — это жизнь на грани. Не то, чтобы мы хотели этого, или сильно этим гордимся. Нет, просто так вот вышло.

И тут есть важный момент. Среди тех, кто сейчас сражается, хватает и молодых. У многих есть и готовность, и навык, и даже желание быть воином. Вон, тот же Славик, что дрыхнет по-детски, причмокивая губами во сне, отличный боец, храбрый, честный, запутавшийся…

Сколько сил вложено, в том числе и Михаилом, чтобы объяснить ему, что огромная часть жертв Великой Отечественной войны — в первую очередь вина агрессора. Руководство Советским Союзом, и в первую очередь Иосиф Сталин не исчадия ада, а люди. Ошибки рабочего не так видны, как главы государства. Что нам врут, подменяют понятия, манипулируют цифрами. Эту ложь можно легко разоблачить. Да она очень и очень ядовита и постоянно умудряется забраться в некоторые умы. Особенно молодое поколение, которое плохо учит историю. Отчасти в этом виноваты и мы сами.