Сказка о проклятой принцессе

Посвящается моей бабушке, Надежде

Спасибо, что терпеливо слушала мои детские рассказы

Мать была слепа, а отца тяжело ранили на войне.

Солдаты принесли его на носилках в наш дом. Мать ощупывала его лицо руками, чтобы узнать. Шанти, пепельная собака-поводырь моей матери, тихо скулила.

– Там, среди острых скал, в глубине ущелий живут чудовища, – сказали солдаты, – Им нет дела до того, на чьей стороне сражаются войны. Они одинаково жестоки и к тем, и к другим. Чудовище укусило вашего мужа. Он остался жив, но будет превращаться в такого же монстра.

– Как часто? – кротко спросила мать.

– Это нам не известно. Берегите сына, ему достанется больше всего. Чудовище щадит женщин, а к мужчинам особенно жестоко.

Старый капитан приобнял мать за плечи и сказал: "Ваш муж – настоящий герой. Гордитесь им, любите, будьте ласковы, и однажды его рана затянется".

Солдаты ушли. Мать осталась. Мне тогда было меньше года, а брату 7.

После ранения отец не мог работать. Большую часть времени лежал на диване и тосковал о потерянной части своей души.

Зимой он превращался в чудовище почти каждый день, весной все реже, летом – раз в месяц, а осенью – все чаще. Монстр питался жизненными силами моего брата, выпивая их вместе с кровью. Нас с матерью он почти не трогал.

Потом чудовище превращалось назад, в моего отца. Он вспоминал, как на войне погибали его товарищи, и плакал. Мать это раздражало, она злилась и била его палкой.

В этой истории больше всех доставалось брату. Он просили мать уйти от отца, но она была слепа. Говорила: "Наши с отцом отношения – не ваше дело" Она думала, это касается только ее.

Иногда к нам заходила мать матери. Сухая, вытянутая, похожая на паука. От вечных страданий нижние веки у нее были чернющие. Она случайно выдавила моей матери глаза, но нам с братом сказали – она святая мученица и приходит исправить нас. Она указывала на грехи, которых мы не замечали. Говорила : “Не ешь как свинья., – Ты делаешь мать несчастной., – Ты ленивый., неблагодарный., – Отдай свое другим”.

Брату приходилось хуже всех, и он заключил сделку с демонами, чтобы защитить себя. Порой демоны просили брата кинуть в меня камень или раздавить маленького утенка – они питались насилием. И брат делал это, но что ему оставалось? Сам по себе он был так беззащитен. Он надеялся, что мать защитит его, но она только твердила: "Наши с отцом отношения – это не ваше дело".

Время тянулось тяжело, как липкая, черная сажа. Мы жили на выжженной, потрескавшейся земле, которая умирала от жажды. Раз в день горожане выстраивались в очередь к единственному колодцу в городе. Они приходили в 5 утра с двумя ведрами каждый – все, что они могли взять на день: на питье, еду и ванну.

В городе было много насилия, и мать очень за меня боялась. Она никогда не брала меня с собой к колодцу, носила на руках и кормила грудью до 10 лет.

Вечерами мать звала меня к себе в спальню и говорила:

– Поспи со мной в одной кровати, доченька.

– Я не хочу, – говорила я.

– Как это не хочешь? Ты что, не любишь меня? Ты знаешь, что я слепа и больна, и ты – моя единственная радость?

Я жила в доме родителей до 20 лет, а потом собрала небольшой мешок в дорогу, молча вышла из дома и ушла навсегда.

Денег у меня не было, поэтому я ехала на перекладных. Добрый возница подвез меня до соседнего города, приютил на ночь и накормил. Утром я вышла на пыльную дорогу и дождалась следующего доброго человека.

Так я доехала до столицы. Здесь было больше воды, больше людей и островок живого леса в самом центре города. Все это должно было сделать меня счастливой.

Последний попутчик высадил меня на окраине города поздним вечером. Мне негде было жить и нечего есть, поэтому я стучалась в каждый дом и просила о помощи. Передо мной закрылось больше 10 дверей. Когда я стучалась в очередную, у меня дрожали губы и в глазах стояли слезы.

Дверь открылась. Я увидела низенького седого мужчину. Он расплылся в улыбке.

– Извините, мне негде жить, нечего есть. Вы не приютите меня хотя бы на одну ночь? Не накормите хотя бы одним ужином?

– Конечно, солнышко, – сказал он, – заходи и будь гостем.

Он выглядел простым, добрым и радушным. Я уже собиралась переступить порог его дома, как услышала за спиной рычание.

Я обернулась и увидела Шанти – пепельную собаку-повадыря моей матери. Должно быть, мать прислала ее, чтобы защитить меня. Шанти схватила зубами край моей кофты и потянула назад, от входа в дом. Стало страшно.

– Извините, – сказала я, – я не могу у вас остаться.

Его лицо исказила гримаса ярости. Он зло посмотрел на Шанти и захлопнул дверь.

Шанти повела меня дальше по улице и подвела к деревянному дому с красивой росписью. Я постучалась.

В доме жила приветливая старушка. Она похоронила троих детей, мужа и собаку, и осталась одна.

– Оставайся насовсем, – разрешила она, – только у меня нет денег, чтобы кормить тебя. Тебе нужно найти работу.

– Я ничего не умею, – ответила я, – разве что просить милостыню.

Старушка налила Шанти молока, а мне испекла блинов. Я ела блины и рассказывала, как чуть не осталась у того мужчины, и как Шанти не дала мне этого сделать.

– Что ты говоришь! – воскликнула старушка, – Это страшный человек. Завтра я покажу тебе почему. Когда он выйдет на утреннюю прогулку, мы пойдем к его дому, и я покажу, от какой беды тебя уберегла собака.

Утром мы отправились к его дому. Обошли дом сзади и подошли к окну. Меня затошнило от запаха. Окно было открыто и зашторено плотной шторой. Старушка предложила мне отодвинуть штору и заглянуть внутрь.

Я заглянула и увидела ванную, наполненную отрезанными частями женских тел. Сверху, на куче ног и рук, лежала отрезанная голова мертвой девушки. Она смотрела на меня застывшим от ужаса взглядом.

Я осталась жить у старушки. Каждый день я просила милостыню на городской площади, а после ходила в парк – наблюдать, как муравьи строят свой дом, трогать кору деревьев и оплакивать то, что я никогда не буду любима.

Однажды я увидела в парке танцовщицу. Она танцевала потусторонний танец и не обращала внимание на других людей.

Я была заворожена танцем и разбита разницей между ней и мной – божеством и заплаканной нищенкой, которая не могла смириться со своим уродством.

Я хотела подойти к ней, но не решилась.

Через неделю она вновь танцевала в парке, я вновь не решилась.

На третий раз я собралась с духом, дождалась окончания танца и подошла. Я спросила, как она научилась так танцевать и возможно ли это для таких, как я.

Она ответила, что во сне летает в другие реальности.

– Я засыпаю и просыпаюсь во сне. Там я сама решаю, что мне сновидеть и где быть. Я выбираю зеленые луга и море. А потом летаю над ними, раскинув руки. Однажды я встретила там, в горах, колдунью. 7 ночей она учила меня танцевать.

И девушка станцевала свой танец специально для меня. Такому ее могла научить только колдунья.

– Ищи руки во сне, – сказала она, – И ты проснешься не просыпаясь!

С тех пор каждую ночь я искала руки во сне и каждую ночь у меня не получалось, но спустя 108 попыток я вдруг проснулась во сне.

Когда я проснулась во сне, все вокруг стало очень настоящим и даже более реальным, чем вне сна. Я стояла в темной комнате, кишащей пауками. Насекомые копошились на полу, покрывали стену плотным ковром, заползали на меня, ползли друг по другу.

В комнате было окно. Я схватила табуретку и со всей силы кинула в стекло, но оно не разбилось. Тогда я решила пройти сквозь стену, ведь это же сон.

Разбежалась и легко пролетела сквозь стену, а там взмыла в воздух. Набрала высоту и повернула туда, куда дул ветер. Ветер подхватил меня и понес все дальше и дальше, мимо домов, темных городов и выжженной земли. Я летела над скалами и зелеными лесами, а сверху надо мной нависала луна. Она щедро поливала все серебристым светом, и я ощущала родство с ней.

– Ты и я, мы ведь из одного теста слеплены, правда? – шептала я.

Ветер аккуратно положил меня на вершину скалы. Я подошла к обрыву и посмотрела вниз: под ногами сияли звезды и плавали горящие кометы. Я почувствовала чье-то присутствие рядом и обернулась. Передо мной стояла молодая женщина. Кажется, у нее было мое лицо, только другое.

Глаза добрые и полны любви. Она сияла изнутри:

– Та девушка, которая рассказала тебе, как путешествовать по снам, она слишком увлеклась и забыла о том, что есть еще эта реальность – та самая, в которой она живет, когда бодрствует. Но тебе не нужно идти по ее стопам, у тебя другой путь. Ты начнешь его, когда проснешься. Я дам тебе карту, иди по этой карте и ты найдешь Древний Лес, в котором обретешь себя.

– Я буду любима?

Она протянула мне карту, но ничего не ответила

– Можно тебя обнять? – робко спросила я.

– Конечно, – она раскинула руки-крылья и стала похожа на лебедь, – ветер понесет тебя дальше. Туда, где тебе нужно быть.

Ветер подхватил меня и понес прочь от скалы, возвышающейся над звездами, от луны, разливающей серебряный свет, от лесов и морей. Он принес меня в выжженный город, к родному дому и аккуратно поставил у порога.

Я тихо прошла сквозь стену и вошла в дом. Брат в своей комнате чертил пентаграмму под свет горящих свечей. Мать тихо плакала, свернувшись в кресле на кухне, а отец умирал. Я подошла к нему и взяла за руку. Кажется, он почувствовал. Он посмотрел на меня так, словно видит. Я поцеловала его в лоб.

– Я очень люблю тебя, папа, – тихо сказала я.

Он умер.

Я вышла в путь на рассвете. Пепельная собака плелась за мной.

– Ты поможешь мне оплакать отца, Шанти?

Шанти была особенной собакой. Все домочадцы, кроме матери, периодически срывали на ней злость и били ее. Даже я порой грубо с ней обращалась, но она все равно нас любила и помогала моей слепой матери найти дорогу. Шанти понимала все, что ей говорят и молча отвечала своими проникновенными, говорящими глазами. Я всегда знала, что она и не собака вовсе, а дух, который почему-то решил нам помогать.

Мы с Шанти доехали на повозке до границы города и вышли куда-то в пустошь. Дальше нас везти отказались. Только за большие деньги, но ведь я была нищая.

Мы шли до самой темноты. Не останавливались на привал, потому что нас гнал страх. Я очень надеялась, что к ночи мы куда-нибудь придем, но мы дошли только до сгоревшего леса. Мертвые, обожженные деревья стояли, словно насмехаясь над людьми. Я выбрала место рядом с обгоревшим деревом – его присутствие меня почему-то успокаивало. Мы с Шанти сели, прижавшись друг к другу. А когда вышла луна, Шанти завыла. Она обещала мне оплакать отца.

Я легла спать и обняла Шанти, чтобы не замерзнуть ночью. Я падала в сон, как вдруг почувствовала, что собака напряглась. Я открыла глаза: Шанти навострила уши и обнажила клыки, вглядываясь в сумрак ночи. Из темноты на нас смотрела дюжина глаз, и они явно были настроены враждебно. Шанти вскочила.