Сказ о колдуне, царевиче и чудовище

Долина Благоденствия соответствовала своему горделивому названию. Дворы были богатые, купцы — знатные, парни — ладные, девки — одно загляденье, урожай год от года становился обильнее. Правил этой мудрый царь Ярослав со своей прекрасной царицей Любавой. Был у них единственный сын Иван, на которого родители надышаться не могли.

В то время, о котором речь идет, жители Долины готовилась к свадьбе. Давно была обещана царевичу девица Настасья, дочь богатого царедворца. Красоты невеста была необыкновенной — мужики при встрече рты открывали да шапки из рук роняли на пол. Без придирчивого обсуждения Настасьиных нарядов да украшений с каменьями самоцветными ни одни бабьи сходни не обходились. И то понятно: счастливый и гордый отец нареченной из кожи вон лез, чтобы Иван — надёжа отечества и будущий царь — глаз не мог отвести от красавицы.

В разгар предпраздничной суеты на страну обрушилось несчастье: откуда ни возьмись на окраинах Долины появилось чудовище — скотину резало, людей пугало до полусмерти видом своим ужасным да воем лютым. Матери боялись детей на шаг себя отпускать, девки на улице старались не появляться, мужчины — и те опасались по одному в лес ходить. Тревога среди жителей росла, некоторые уже и роптать начали — мол, царь бездействует, о празднике думает вместо того, чтобы своих подданных защищать. Беда не ходит одна, и надо же такому случится, что Иван Царевич пропал. Просто исчез, как и не было его вовсе. Люди шептались, что без нечистой силы точно не обошлось. Слухи расползались, обрастая все новыми подробностями одна другой страшней.

В очередной раз выслушав от воеводы доклад о бесчинствах чудища и безуспешных поисках Ивана, плюнул царь и вызвал к себе во дворец Колдуна. Положа руку на сердце, не хотел он обращаться к тому, кто с потусторонними силами водится да знает то, о чем благочестивому человеку ведать не положено. Но, видно, пришло время. Колдуна привезли во дворец тайно, в придворной карете — чтобы народ не смущать да сплетен избежать. Приказано было страже с чародеем держать ухо востро и слова с ним всю дорогу не молвить. Что было исполнено с великим рвением. Поэтому Колдун был доставлен в царские покои связанный, с мешком на голове и в легком недоумении от происходящего.

— Как поживаешь? Давно не виделись, — Ярослав не думал извиняться за доставленные неудобства, будучи уверенным в том, что удовольствие и радость от общения с ним стоят любых жертв.

— И на том спасибо, что цепи сняли, — буркнул царский гость, потирая запястья, и нагло уставился на виновника своих несчастий.

Глянул в ответ Ярослав на кудесника сурово, недовольно пожевал губы, но делать нечего, поведал о своих горестях без утайки. А потом поделился с Колдуном своими догадками:

— Думаю, биться с чудищем пошел Иван. Дурак, одним словом. Удаль молодецкую показать хочет. А убивать тварей — не его, а твоя работа! Иди и сделай ее, как положено! Убей гадину, а потом приведи мне сына обратно. Одарю златом-серебром, любое желание исполню.

И добавил уже совсем другим тоном — не по-царски, а по-человечески: «Прошу, Колдун, пожалей если уж не мое, то материнское сердце».

Посмотрел книгочей на царицу повнимательнее, а на ней лица нет, все очи выплакала. Исхудала, в чем душа только держится. И то понятно: единственный сынок, любимей не найти, а тут такое учудил!

А царь тем временем продолжает:

— Подсказку тебе дам: у коня царевича подковы особые, знак в виде короны я приказал на них выбить, так что следы его найдешь без труда.

— Не гневайся государь, — перебил его Колдун, — если бы без труда, так твои стражники его бы уже нашли. А они какой день его ищут? Третий? По-другому здесь действовать надобно.

Царь махнул рукой: «Делай как знаешь. Но если вернешься без сына, голова с плеч долой» — и грозно посмотрел на чародея. Тот в ответ разочаровано пожал плечами — мол, всегда одно и тоже, и отправился восвояси.

Чем дальше уходил Колдун от дворца, тем дома становились плоше, улицы грязней. Наконец, дошел до окраины, именуемой Задним местом. Дорога, широкая у дворца, здесь превратилась в изрытую колдобинами неровную грунтовую насыпь, которая во время дождя становилась грязным месивом. Умный человек развернулся бы да покинул это место подобру-поздорову, но Колдун, хоть дураком себя не считал, упрямо двигался вперед в поисках дома старого знакомого. Шептун жил там, куда порядочный человек не заглядывает — здесь запросто ограбят или того хуже убьют. Виновников не найти: городская стража сюда предпочитает не соваться. Одним словом, Заднее место. Как тонко подметил Шептун, «название местечка — точь-в-точь, как пятая точка на теле человеческом: в разговоре с культурным, или того хуже, благородным человеком о ней упомянуть ни в коем виде нельзя, а вот послать туда неприятеля или поднадоевшего собутыльника — это завсегда можно».

— А что это такой красивый дяденька здесь забыл? — прервав размышления Колдуна, к нему, развязно вихляя бедрами, обратилось существо неопределенного пола и возраста. На вид старуха, морщины располосовали то, что и лицом уже назвать было сложно, но не факт. Жизнь в Заднем месте не красила никого. Обладательница хриплого голоса придвигалась все ближе и ближе. Колдун уже чувствовал стойкий запах перегара, но даже он не мог перебить вонь от гнилых зубов. Дамочка темпы не сбавляла — поддержка со стороны подельников давала ей прыти: «Да ты не боись, мужик, она в постеле ничаво, особливо, если нос закрыть и глаза залить до верху». «Ишо та штучка, ты только до ее мохнатки доберись, так подмахнет — только держись», — комментарии один другого скабрезнее, так и сыпались. Толпа сгущалась, чародея окружали беззубые оскалы, изуродованные лица, культи. «Прямо Mortis Saltatio1 какая-то», — пробормотал Колдун про себя, готовясь ударить заклинанием легкого удушья по отребьям. Пока очухаются, он уже далеко будет.

— Ушли отсюда все! — голос был негромок, почти шепот, но за пару мгновений Колдун остался в одиночестве. Его так называемые оппоненты скрылись стремительно и враз — как блохи от полынного настоя. Чародей посмотрел на сидевшего на завалинке старика, с уважением поклонился, подошел и присел рядом:

— Извини, что без приглашения, но дело срочное. Человечка надо найти. Особенного человечка и найти по-особенному. Мои запасы закончились, хотел у тебя позаимствовать.

— Отчего же не помочь? — спаситель Колдуна пожал плечами и едва слышно позвал помощницу. За этот тихий голос, обладающий удивительной способностью отчетливо доноситься до тех, к кому он обращался, Шептун получил свое прозвище. Из дома выскочила девочка лет десяти, старик ей что-то сказал на ухо, и она убежала обратно.

— Это Шура что ли? — удивленно спросил Колдун. — Подросла-то как!

— Так три года прошло с тех пор, как ты спас ее тогда, — старик крякнул и покачал головой, вспоминая дела минувших дней. — А все как вчера было.

— Да, как вчера, — в задумчивости повторил Колдун.

— А где кобыла твоя распрекрасная? Неужто сдохла? Или продал? — нарушил затянувшееся молчание Шептун.

— В стойле стоит, — ответил чародей и значительно посмотрел на собеседника.

— Видать, не по твоей воле там осталась, — хмыкнул тот в ответ. Самолюбие Колдуна, которому не хотелось рассказывать про связанные руки и мешок на голове, спасла Шура. Она вышла из избы, присела перед книгочеем в неуклюжем поклоне и, закрасневшись, отдала нательный мешочек на веревке. Колдун с благодарностью принял его, надел на шею и улыбнулся. Та, зардевшись еще больше, убежала в избу.

— Бабы на тебя так и вешаются. Шурка, дите ведь, а уже поди-ка, глазки строит. Ты как, все бобылем ходишь? — Шептун усмехнулся.

— Да куда уж мне, сам все знаешь, — негромко сказал Колдун, пресекая дальнейшие шутки, и оба вздохнули.

— Вижу, вопросы у тебя еще есть, задавай, чего уж. — Шептун с прищуром глянул на Колдуна.

— Благодарствую, — с чувством ответил чародей. И сразу, без хождений вокруг да около:

— Что в Совете говорят о чудище? А главное, ты сам что думаешь?

— Считают, что проклятие это на нашу Долину послано. Толи соседи наколдовали из зависти. Толи древнее зло пробудилось.

— А твое мнение, Шептун?

— Всплеск был сильный, не буду скрывать. Аж передернуло меня от этого удара магического, что кто-то без жалости в мир послал. Ты тоже почувствовал?

Колдун кивнул.

— Кто-то пробудил древнее зло. Этому надо положить конец, поэтому Совет тебе мешать не будет, а при необходимости и поможет. Три года назад всплеск магии слабее был, и то с трудом справились.

— За то отдельное спасибо. Что касается источника силы, я с тобой согласен. Либо древний маг работает, либо, что вероятнее — молодой да борзый, но по древнему учению. Разобраться надо. Царский сын с этим как-то связан, я уверен.

— Если моя помощь нужна будет, обращайся, — Шептун протянул руку для прощания.

Колдун кивнул, с чувством пожал руку, и легкой походкой зашагал восвояси. Ни один из жителей Заднего места к нему не подошел. Дисциплина здесь была железная, а защита Шептуна — безоговорочной. Кара страшная ждала непослушника.

Без приключений дошел Колдун до дома своего. Собрал вещички, снадобья сложил, привычным жестом прикрепил ножны особым узлом к поясу и вложил меч, сел на кобылку свою ретивую да поскакал на поиски царевича. Долго ли коротко, оказался в чистом поле. Оглянулся вокруг, закрыл глаза, вдохнул глубоко полной грудью, встряхнулся, как собака, выдохнул и словно несколько лет с себя скинул. Тяжело ему было в городе среди людей. А здесь — промытое дождем чистое высокое небо, привольное поле зреющего хлеба. Воздух прозрачный, свежий. Вдыхаешь его и словно молодильное яблоко ешь — столько жизненной силы в нем. Радость, одним словом! Зажмурился довольно — так бы и остался подольше под теплыми лучами ласкового солнца. Да только времени нет.

Достал Колдун из мешочка, что на груди прятал, порошок какой-то, насыпал на ладошку и легонько подул. Взлетел порошок в воздух, закружился, играя взмыл вверх и вдруг замер, как птенец на взлете. И тут же — стеной, крупинка к крупинке — рухнул вниз, будто притянула его земля-матушка, да выстелился дорожкой. Крякнул Колдун довольно, подкрутил усы, огладил короткую аккуратную бороду, да поскакал по следам царского сына.

День скачет, два скачет. На третий привели следы к домику на опушке. Добрый человек поставил здесь когда-то избёнку, и теперь дровосекам было, где во время грозы укрыться, путникам ночь коротать в безопасности. Знали местные про этот дом, ухаживали за ним — многим он жизнь спас. Вон и тын стоит крепкий, и петли на дверях смазаны, и под навесом дрова укрыты рубленные.

Спрятал Колдун свою кобылу верную в лесу, пошептал ей на ухо, чтобы далеко не уходила и даже привязывать не стал — знал, что послушает. Сам на разведку пошел: может, не по своей воле царевич отчий дом покинул, а лихие люди в том повинны? С одного прыжка перемахнул через забор и притаился за кустом смородины, прислушался: тихо все. Неподалеку от избы конь иссиня-черный стоит привязанный, растрепанной гривой потряхивает, с ноги на ногу беспокойно переступает. А копыта-то замотаны тряпицами, поэтому следов с царским знаком стражники не нашли. «Умно!» — оценил Колдун и направился к коню. Подход он всегда к животным имел: самые злые собаки перед ним на спину ложились, чтобы он им животы чесал. Коровы в его присутствии столько молока давали, что хозяйки за вторым ведром бегали, одного было мало. В лес Колдун без страха ходил — дикие звери и те с рук ели. Вот и конь с лиловыми глазами успокоился, уткнулся мордой в теплую ладонь, пожаловался, что, мол, весь день гоняют, кормят плохо, гриву не вычесывают. Погладил Колдун друга нового по изящной шее, пообещал, что скоро он опять в своем теплом стойле окажется, где конюхи ему воздадут все положенные почести, овсом отборным накормят да маслом копыта умостят. Успокоился конь, а колдун пошел поглядеть в окно, что в избе происходит. Там на лавке спит царевич сном молодецким, одну руку за голову закинул, вторая на мече лежит.

— Молодец, — поставил Колдун царевичу еще один плюс, — оружие подле себя держит.

Уже не таясь зашел в дом и как гаркнет: «По-одъем!». Царевич вскочил, спросонья пошатывается, мечом водит из стороны в сторону, глазами моргает — продрать пытается. Посмотрел Колдун на это безобразие и уже спокойно молвил:

— Царь меня за тобой прислал, Иван. Загулял ты, мать переживает, отец места себе не находит. Пора возвращаться.

— Фу, напугал, Колдун, — с облегчением выдохнул парень и сел на лавку. — С любовью погладил свой меч и твердо молвил: «Не ворочусь, пока чудище не убью!»

— Знаешь, что люди умные говорят? Богу-богово, кесарю — кесарево. Это я к тому, что у каждого свое дело есть. Твое — учиться править мудро. Мое — чудовищ усмирять. Я не лезу в твое. Ты не мешаешь мне. Собирайся восвояси! — уже без шуток, грозно произнес Колдун и наклонился над сидящим царевичем, как скала, чтобы Иван осознал всю серьезность ситуации. Но где там!

— Это чудище Аленушку увело! Спасти мне ее надо! — чуть не плача, глядя на чародея снизу вверх, признался царский сын.

— А вот это уже интересно, — сказал Колдун, усаживаясь на единственный стул и не спуская глаз с царевича. — Расскажи-ка поподробнее об этом. Что за Алена, чем она чудищу приглянулась?

Повесил Иван голову и покаялся. Влюбился он в девушку из селения — дочь местного кузнеца Аленушку. Так влюбился, что сон и покой потерял. Девушка ему взаимностью ответила. Решили они бежать, обвенчаться, а потом уже перед родителями повиниться.

— Прав твой отец, дурак ты, Иван, — холодно и резко прервал Колдун поток романтических бредней царевича. — Если все сопли подтереть, то в остатке останется одно: подвел ты свою Аленушку под монастырь. Неужели не понимаешь, что голову с плеч ей снимут за то, что пособницей в нарушении царского Указа о свадьбе твоей стала, а тебя под венец с Настасьей в тот же день? — доступно разъяснил ситуацию Колдун в ответ на непонимающий взгляд царевича.

Растерялся Иван, затих.

— Эх, молодость! — вздохнул Колдун. — Так причем здесь чудище?

— Мы на прошлой седмице бежать хотели. Но не пришла она в условленный час. Я разозлился, подошел к дому ее, чтобы укорить. Смотрю, а светлица вся разворочена. И следы огромного зверя от ее оконца к калитке ведут. Понял я, что беда, выручать любушку мою надо. Замотал коню копыта, чтобы стражники отцовы меня не остановили, вскочил в седло и поскакал по следу. Здесь он оборвался.

Шмыгнул Иван носом, вытер щеки рукавом кафтана, который когда-то был нарядным, а сейчас стал грязным да рваным. Смотрел Колдун на его страдания, а сам думал: «Семь дней, значит, прошло. Всплеск магии был тогда же. Нападения на приграничные селения начались примерно в это время, да все по ночам. Но зачем чудищу идти от границы земель за Аленушкой, здесь что ли поживиться нечем?». Ответа на этот вопрос не было. Также, как и послушания со стороны сына царского — ни за что возвращаться во дворец не захотел. Уперся, как баран — сам убью, говорит, чудище окаянное. Пригрозил, что если Колдун его с собой не возьмет, то он пожалуется царю, что бросил чародей его на погибель посреди дремучего леса. «Ах ты ж, стервец», — про себя выругался чародей, но в душе оценил решительность сына царского. Да и время поджимало, поэтому поехали они к границе вместе. Колдун впереди, царский сын поодаль. Иван чувствовал, что лишнего наговорил, и молчал. Ближе к вечеру не выдержал:

— Прости меня, Колдун, за то, что обидел. Но жизнь мне без Алены не мила.

— Ты, Иван, пойми, ребячество это — любовь ваша. Что на роду написано, тому и быть. Аленушку ты, может, и любишь, но не дадут тебе от обычаев наших отступить. Подумай, в каком положении Настасья будет? Ее родня обидится, а ведь семья большой вес в стране имеет. Никифор — отец ее — злопамятный, междоусобицу развяжет как пить дать. Трон под твоим отцом пошатнется. Люди пострадают. Они разве виноваты, что ты предпочел другую девицу?

Иван насупился, а, Колдун, словно не замечая, продолжал:

— Ты родился царем. Это и кара, и счастье. Все для тебя по праву рождения — и злато, и почет, и уважение. Но будь любезен блюсти интересы царства выше своих собственных. А ты только о себе заботишься. Как дитё неразумное, мол, я хочу, я же царевич, я имею право. Такие в нашем царстве долго не задерживаются. У нас не только царь с людей требует, но и люди с царя.

— Но я готов служить отчизне, голову за нее сложить! — в растрепанных лучших чувствах закричал Иван.

— Свою голову? Ой ли? Вот ты хочешь без умения и знаний с чудищем сразиться. Погибель ждет тебя за твою самонадеянность. А царь мне голову с плеч долой за это. Разве это справедливо?

Пригорюнился Иван — прав был Колдун.

К пограничному селению подъехали уже затемно. Люди по домам попрятались, никто не решается вооруженных незнакомцев пустить. Удалось Старейшину взять на испуг тем, что царский сын в поле ночевать будет по его вине. А это ох, как царю не понравится.

Здоровый мужик с окладистой бородой долго разглядывал путников, прежде чем пустить на крыльцо. Завел в сени, еще раз оглядел и немного успокоился.

— Разогрей им, хозяйка, ужин. С долгой дороги гости.

Свежие щи да молодая картошка в масле с ароматным укропом подняли настроение усталым путникам. Не скрываясь они рассказали, что по приказу царя ищут чудище. Иван сомлел от пережитого, и его спать уложили. Остались за столом Колдун со Старейшиной и початая бутылка первача.

— Верю, что тебя отправили на охоту за чудищем, — сказал Старейшина, разливая очередную порцию крепкого самогона. — Но чтоб царь сына отправил, не верю! — и грохнул кулаком по столу.

— Тише ты, разбудишь еще, — утихомирил его Колдун. — По собственной воле едет, вопреки указу цареву. Но ты его попробуй убеди развернуться!

Недовольно покачал головой Старейшина, поджав губы. Оно и было понятно: помогал он нарушителю закона, пусть и царским сыном он был.

— Не узнает никто о твоем участии, если погибнем. А выживем — благодарность будет, так что боятся тебе нечего, — увещевал его Колдун. — Ты мне вот что, мил человек, расскажи, что за чудище, откуда взялось? Может, это всего-навсего зверь лесной? У страха, известное дело, глаза велики.

— Я сам его видал, — распалившись, как будто его улучили во вранье, вскричал Старейшина. — Лапы волчьи и голова, а тело гладкое, будто человечье. Глаза горят, рычит так, что ужас до самых косточек пробирает. Не зверь это! Сила нечистая, вот это кто! — и Старейшина закинул в себя очередную стопку.

— Угу, — Колдун сначала что-то записал в своей книжице, а уже потом последовал примеру хозяина дома. Выпил, культурно крякнул, вытер усы, затем со вкусом, закрыв глаза от удовольствия, занюхал куском черного хлеба, и только тогда выдохнул. — Уговорил, верю, что чудище это, а не просто слухи баб перепуганных. Будем его ловить.

— Приятно общаться с тобой! — Старейшина, который, не скрывая удовольствия, наблюдал за всеми почестями, которые чародей воздал первачу, вновь поднял стопку: «За удачу на вашем пути!» Колдун с достоинством ответил:

— Буде здрав ты, хозяин, и твоя хозяйка, а также детишки и вся родня. Богатого урожая и долгого мира!

Выпили не спеша, закусили, разговор продолжили:

— А можешь ли найти мне петухов трех разных мастей? За ценой не постою, — Колдун вопросительно посмотрел на Старейшину.

— Найду, вот тебе мое слово. Будут в лучшем виде!

На покой разошлись, когда светало. Спал Колдун тревожно, мучился кошмаром. Снился ему поединок с оборотнем. Вот и фигура уже сложена из пальцев, и заклинание летит прямо в цель, бьет в грудь, сгущается вокруг нечисти в плотную сферу, но ничего не берет проклятого. Отмахивается оборотень от магических снарядов, как от мух надоедливых, подходит близко-близко и сам накладывает на чародея заклятие. Лицо Колдуна немеет, становится гладким, безликим, будто залитым толстым слоем теста. Оборотень хохочет, отходит от жертвы и оборачивается — и Колдун вместо звериной морды видит свое лицо.

Из кошмара его вырвал Старейшина, который тряс гостя за плечо:…