Сила мысли

Глава 1

Госпиталь для ветеранов, Санта-Моника, Калифорния

Уже две недели Джейк Бронсон готовился к смерти. Только не хотелось бы умереть именно сегодня, застряв в этом аппарате МРТ[1].

Стол под ним начал мелко трястись. Он въезжал в узкую трубу – так в девятнадцатом веке в пушку закладывали артиллерийский снаряд. Усталый лаборант медицинского центра для ветеранов возвышался над ним, пристально глядя сквозь стекла очков, а на рукаве халата у него было желтое пятно от горчицы.

Это так умиротворяло…

– Головой не двигать, – сказал лаборант.

Право слово, будто у него другой выбор есть – лоб зафиксирован ремнем в два дюйма шириной! Еще толчок – и сверху, над его глазами, проплыло устье тоннеля. Джейк зажмурился, стараясь не чувствовать, что волнистые стенки движутся в дюйме от его носа. Три глубоких вдоха – и стол, дернувшись, остановился. Пациент был полностью внутри, как в коконе, от макушки до пят. Был слышен мягкий гул вентилятора, который дул на его ступни. Ветерок осушал капли пота, выступавшие на лбу.

Из громкоговорителей в палате послышался надтреснутый голос лаборанта:

– Мистер Бронсон, если вы меня слышите, нажмите кнопку.

Кнопка сигнала тревоги. Разве тревога вообще хоть раз отпускала его с тех пор, как врачи сообщили ему, что болезнь перешла в конечную стадию? Он и на последнее исследование согласился только затем, чтобы выяснить, сколько ему еще осталось. Хоть в чем-то будет определенность. И с этого момента – никаких больше докторов. Прямо с сегодняшнего дня – только просто жить. Джейк надавил на переключатель, сжав его в руке.

– Порядок, – отозвался лаборант. – Если вам там станет слишком не по себе, нажмите еще раз, и я вас выпущу. Только помните, что в таком случае все придется делать заново, так что давайте постараемся, чтобы с первого раза все получилось. Всего тридцать минут – и готово. Поехали.

Бронсон положил палец на тревожную кнопку. Щелк. Уже почти нажал. Надо было выпить успокоительное, которое ему давали в приемном покое. Но Маршалл, его друг, усмехнулся себе под нос на такое предложение лаборанта.

Теперь-то уже поздно.

Какого черта опять эта напасть? Перенести рак даже один раз в жизни – для всякого предостаточно. Но дважды? Это не дело. Хотелось выместить свою злость, да только на чем? Или на ком? Сегодня утром маленький телевизор полетел в стену спальни после анонса к фильму – «Смотрите следующей осенью». Джейку-то этого фильма уже не увидеть – вот что злит.

Камера, казалось, надвигалась на него. Все нутро мужчины задрожало в приступе клаустрофобии, с каждым ударом сердца его все больше мутило. Воображение напомнило о расплющивающих стенках складной камеры пыток – столько часов было проведено там, в тренировочной симуляции лагеря для военнопленных!

Давай, соберись, Джейк!

Тридцать минут. Это всего лишь восемьсот секунд. Пациент стиснул зубы и принялся считать. Один – тысяча, два – тысяча, три…

Громко лязгнув, аппарат встал. Испугавшись звука, Джейк дернулся.

– Не двигайтесь, пожалуйста, мистер Бронсон, – недовольно сказал лаборант.

Сверлящий шум, казалось, отличался от того звука аппарата, который Джейк слышал на МРТ десять лет назад. «Лимфома, – постановил тогда военный хирург. – Сожалею, но вы покойник». Вот так всего за день до отправки на первое боевое задание рухнула его мечта детства – полетать на самолете «F-16». Химиотерапия и облучение – гадость та еще. Но они помогали. Удалось добиться ремиссии – до нынешнего момента, пока две недели назад рак не вернулся опухолью мозга.

Назойливый гул приобрел ритм. Бронсон с трудом выдохнул, пытаясь расслабиться.

Восемь – тысяча, девять – тысяча…

Внезапно вся камера сильно дернулась вправо, как будто аппарат протаранило самосвалом. Туловище Джейка скрутило в сторону, а вот зафиксированной ремнями головой повернуть было невозможно. Мужчина почувствовал острую боль в шее, и его пальцы на левой руке онемели. Вентилятор остановился, свет погас, и камера начала трястись, как центрифуга в малярной мешалке для краски.

Землетрясение!

Острый свист снизу аппарата отдавался стреляющей болью в звенящей голове Джейка. Теплая влага затопила уши и перекрыла слух.

Он со всей силы жал на тревожную кнопку, выкрикивая в темноту слова, прерывающиеся от вибрации:

– Вы-та-щи-те ме-ня!

Ответа не было.

Он втиснул руки вдоль стен, чтобы обхватить ими себя. Внутренняя поверхность аппарата была теплой и становилась все горячее.

Воздух был наэлектризован. Кожа у Бронсона горела. Перед его лицом по стене скакали искры, из чего можно было заключить, что по крайней мере глаза его были целы. Ноздри заполнил едкий запах горелой проводки.

Джейк колотил кулаками в толстые стены камеры. «Кто-нибудь!!!» – взывал он.

Все тело затекло. Ноги свело судорогой, голова откинулась назад. Поверхность языка и вообще весь рот были полны металлическим привкусом крови. Острые, жгучие иглы ослепляющей боли раскрывались в черепной коробке, впиваясь в мозг. Голова, казалось, вот-вот взорвется.

Землетрясение кончилось так же внезапно, как и началось.

Прекратился и приступ.

Бронсон вжался в стол. Сердце его билось так, будто готово было выскочить из грудной клетки.

Неясные голоса. Он весь обратился в слух. Постарался всмотреться в сторону выхода из аппарата сквозь пальцы ног. В помещении включился свет. Задвигались тени.

Стол под ним дернулся и начал выкатываться в палату. Когда Джейк пересек внешний край аппарата, сверху на него уставились две пары встревоженных глаз – лаборант и дружище Маршалл.

– Все в порядке? – Лицо у его друга перекосило от тревоги.

Джейк не совсем понимал, в порядке он или нет. Лаборант помогал ему сесть, и он спустил ноги вниз, после чего повернул голову и сплюнул на пол кровяной сгусток. Протянув лаборанту переключатель, пациент заметил:

– Похоже, придется вам это отремонтировать.

– Прошу прощения, – ответил медик. – Пропало электричество, и я едва смог на ногах устоять. Я…

– Да забудь, – сказал Джейк и сморщился, стараясь дотянуться через плечо, чтобы растереть ноющую шею, а потом махнул в сторону дымящейся камеры. – Радуйся, что не тебя стянули ремнями в этом гробу.

Опустив ноги на пол, Бронсон встал. Комната поплыла перед ним, но он почувствовал крепкие руки Маршалла у себя на плечах.

– Ну-ну, полегче, старина! – воскликнул его товарищ. – Тебя мутит.

Джейк потряс головой. Зрение пришло в норму.

– Я в порядке. Просто подожди секунду.

Он быстро оглядел себя. Чувствительность пальцев возвращалась, так что кроме сильных болей в шее, содранного языка и покалывания в затылке особых повреждений не было. Вытащив уголок простыни на столе, Джейк вытер влагу с ушей. Хлопковая ткань слегка окрасилась розовым, но не более того. Пациент широко открыл рот, чтобы прочистить уши. Слух был в норме.

У маленькой раковины и зеркала на стене рядом с дверью Бронсон вытерся влажным бумажным полотенцем, чтобы убедиться, что окончательно удалил следы крови от прокушенного языка с губ и подбородка. Выглядел он не так уж и плохо. Это все от загара. Волосы торчат во все стороны – тот еще неряха, ни черта не поделать. и если бы ему удалось выспаться хотя бы одну ночь, его глаза стали бы скорее зелеными, а не красными. Сейчас на него из зеркала смотрел его собственный отец, только выглядевший моложе. Джейк сделал глубокий вдох, выставив грудь вперед. Рост шесть футов два дюйма, тридцать пять лет от роду – мужчина в самом расцвете сил.

Именно так…

Он пытался понять, что же произошло в той камере, но детали уже смазались, как подробности сна при пробуждении. Надев свою футболку и джинсы, он стянул с крючка у двери синюю хлопчатобумажную рубаху и накинул ее сверху, а затем влез в черные спортивные туфли и взглянул на похожее на пончик отверстие аппарата, который чуть не стал ему могилой. Стык, который двигался по кругу, теперь был обуглен, и от него все еще поднимались легкие клубы дыма.

– Больше ни за что, – пробормотал Джейк себе под нос.

Когда они с другом шли к выходу, хорошенькая медсестра взяла Маршалла за руку и положила ему в ладонь сложенный кусок бумаги. Бронсон подавил улыбку. Десять к одному за то, что это был ее номер телефона, хотя встревоженный взгляд Маршалла в ее сторону говорил о чем-то другом.

Приятель засунул бумажку в карман, отвернулся от медички, дружески махнув ей рукой, и последовал за Джейком к дверям.

– Дружище, ты точно в порядке? – спросил он обеспокоенно.

– Само собой.

Но периодически возникавший необычный звон в голове наводил Бронсона на мысль, что на самом деле что-то очень сильно изменилось.

Глава 2

Редондо-Бич, Калифорния

Джейк сидел, сгорбившись, на краешке садового стула на заднем дворе своего дома. Руки его были стиснуты, а локти вжаты в голые колени, торчащие из его любимых прорванных джинсов. Вечернее солнце светило у кромки моря, и его лучи грели кожу, пробивая прорехи в облаках. Не открывая глаз, мужчина глубоко втянул в себя соленый морской воздух. Внизу, в сотне футов под его площадкой, лавировал среди рифов одинокий серфер. Мягкий рокот волн действовал на Бронсона умиротворяюще, успокаивая нервы. Над головой парили чайки, будто зависая в легком дуновении морского бриза.

В проеме маленького кухонного окошка показалось довольное лицо Маршалла. Несмотря на то что в левом ухе он носил постоянный беспроводной наушник, девушки пачками западали на его суровую наружность, а он не особо понимал, что с этим делать. Его ум занимали компьютеры, а не женский пол, за что Джейк часто над ним подтрунивал.

– Пора закупаться пивом, – сказал Маршалл. – Это две последние. А молоко твое я выкинул – у него срок годности пару недель уже как вышел, парень.

Бронсон пожал плечами. Его шестидесятилетний дом с двумя спальнями, построенный в испанском стиле и оштукатуренный, трудно было назвать образцовым. Зато это было единственное место, где он пустил корни после долгих лет скитаний с места на место, сперва как сын военнослужащего, а потом как пилот военной авиации. Отсюда открывался вид на кусок побережья, тянувшийся от Редондо-Бич до Малибу.

Входная дверь с шумом захлопнулась, когда вошел Маршалл, протянувший своему другу пиво.

– Если уж тебе обязательно круглыми сутками все окна в доме держать раскрытыми, придется как-нибудь начать протирать подоконники. А то вид как у комнаты в студенческой общаге, – заметил он.

Джейк пропустил это мимо ушей. Хорошо, когда окна открыты. А пыль его сейчас волновала меньше всего.

Маршалл решил перейти к делу.

– МРТ переделывать будешь?

Бронсон отрицательно покачал головой.

– Без толку.

– Ты случайно не второго землетрясения боишься? Потрясет еще пару дней, а потом ведь тектоническое давление спадет, и все уляжется – ну, по крайней мере на время.

Джейк слушал радио по дороге домой. Это было землетрясение силой 5,7 балла с эпицентром вдали от побережья, хотя толчки ощущались на юге до самого Сан-Диего, а на севере – до городка Сан-Луис-Обиспо. После первого толчка волна последующих длилась всего десять-пятнадцать секунд. Разрушения были незначительными, ущерб – минимальным.

– Никаких больше МРТ, и докторов тоже, – отозвался Бронсон.

– Но это нужно, так ведь? – Маршалл оставлял за собой цепочку следов от спортивных туфель, когда шел по остаткам росы на деревянном настиле. На нем была белая рубашка, концы воротничка которой пристегивались пуговицами, штаны фирмы «Докер» цвета хаки и его неизменные кеды «ПРО-Кедс» с высокой шнуровкой. – Я думаю, только так можно выяснить, насколько далеко зашла твоя болезнь. Ты ведь умереть можешь, старина.

– Так-то – да, правда. «Можешь умереть» – звучит получше, чем «умрешь». Так что давай забудем.

Джейк уже пожалел, что рассказал своему товарищу об опухоли, из-за которой ему пришлось делать МРТ первый раз. Маршалл был единственным из близких, кто знал об этом, и даже ему Бронсон не стал говорить, что это конец. Что осталось всего пять месяцев жизни, которые меньше всего хотелось бы провести в соболезнованиях. Всего такого было предостаточно и в первый раз – тогда, десять лет назад.

Безудержные рыдания матери – первое, что Джейк услышал, очнувшись от наркоза после промежуточной диагностической операции. Отец внешне выглядел спокойным – набрался под завязку, как всегда. Пациенту передавался весь страх его родителей: он видел, как они цепенели от осознания того, что сейчас могут потерять и второго сына. Когда старший брат Джейка разбился на мотоцикле, горе сильнейшим образом сотрясло всю их семью. А теперь причиной такого горя стал сам Джейк.

Последовали месяцы химиотерапии и облучения. Вес упал с двухсот до сорока фунтов всего за шесть недель. Все волосы выпали. Но младший Бронсон не оставил ни лечения, ни своей семьи. На середине курса его отец скончался от сердечного приступа. Отцово разбитое сердце – его, Джейка, вина – так и осталось в памяти сына. Мать стала бы следующей, если бы он не одолел свою болезнь. А сестра, еще совсем юная, осталась бы одна. Этого допустить было нельзя. Ни шагу назад. и никак иначе.

Через два года после того, как он заболел впервые, Джейк перебрался в Редондо-Бич, устроившись летным инструктором в Замперини Филд в Торрансе. Эта должность оплачивалась не особенно хорошо, зато у него была возможность летать. Он работал без продыху и так всего за пару месяцев дослужился до старшего инструктора акробатических полетов. А что может сравниться с трепетом от встречи с нетронутой гладью неба? Да еще крутые виражи в биплане «Питтс Спешл» с открытой кабиной были так же доступны, как и то возбуждение, которое он чувствовал, вопя в полете на своем «F-16». Чем безумнее фигура – тем привлекательнее. Само собой, босс иногда отмечал, что Джейк балансирует на грани дозволенных параметров полета, но тот имел необъяснимую способность рисковать с успехом. Само собой, перевернутый полет над наводненным народом Эрмоса-Бич – поступок не из лучших. Из-за этого он лишился бы лицензии, не успей Маршалл взломать базу данных Федерального управления гражданской авиации США и поместить в нее разрешение задним числом.

Все изменилось, когда Бронсон повстречал Энджел. В окружении стайки подруг она впорхнула в двери центрального входа летной школы. Ей уже рискнули поручить акробатический полет с ориентированием, и пасовать она вовсе не собиралась. Смерив Джейка сверкающим взглядом, мгновенно пригвоздившим его к полу, и подбоченившись, она показывала всем своим видом: «Меня не испугаешь!» Между этим мгновением и пленительной улыбкой, от которой его сердце растаяло, Бронсон рассыпался в извинениях, как только мог.

Но в небе напускная храбрость Энджел быстро сменилась паникой, стоило Джейку сделать переворот довольно близко у земли. От крутого маневра ученица лишилась чувств, а придя в себя, она сильно мучилась от рвоты в кабине пилота. Бронсон корил себя. Ведь знал же, что получится именно так! Следующие пару дней он пытался помириться с Энджел – извинялся, дарил цветы и наконец пригласил ее поужинать вместе. Через год они поженились. А через полтора года появилась на свет их дочь Джэсмин. Джейк был счастлив, как никогда.

До прошлого года, когда пьяный водитель убил обеих, растерзав его сердце в клочья.

Бронсон почти не сомневался – именно боль утраты послужила причиной тому, что рак вернулся. Страдал он безутешно.

Самолет у него над головой скрылся из виду – в небе остался лишь размытый след, – держа курс на запад через океан. Следующей остановкой будет Новая Зеландия? Фиджи? Гонконг? Это был их с Энджел маршрут на отпуск. Места, где ни ей, ни ему побывать уже не суждено.

– Ты где витаешь, старик? – спросил Маршалл, наклоняясь, чтобы забрать у Джейка айфон.

– Да нигде.

Маршалл на секунду замешкался, не зная, что ответить.

– Все в порядке, – отозвался с горькой усмешкой Джейк. Чокнувшись с гостем своей бутылкой белого эля «Сьерра-Невада», он снова погрузился в чудесные проявления своих новых умственных способностей.

– Что же это, а? Какая-то я игра природы, в самом деле…

Маршалл приветственно приподнял бутылку с остатками пива.

– У меня с головой в этом аппарате МРТ случилось что-то странное, Марш, – признался его друг. – Я изменился, и знаешь что? Может, это как раз то, что нужно.

Джейк потер виски.

– Тебе отдохнуть пора или как? – спросил Маршалл.

Решив не обращать внимания на дрожь, которая неожиданно волной поднялась у него по затылку от задней поверхности шеи, Бронсон возразил:

– Нет, я бы сейчас прогулялся и встретился с Тони в баре – посмотрели бы игру, как и собирались. Но только помни – никаких разговоров о моем здоровье. Тони все еще не в курсе. Ясно?

Маршалл поджал губы, но кивнул.

Глава 3

Венеция, Италия

Лучано Баттиста любовался видом из трехсводчатых арочных окон, выходящих на сверкающие воды Гранд-канала. Позднее полуденное солнце отражалось в пастельных фасадах вековых палаццо на другом берегу, стоявших вплотную друг к другу, как книги на полке. Вапоретто[2] с туристами плыл вдоль канала. Лоснящиеся черные гондолы покачивались на волнах, стоя на привязи. В воздухе витал едва уловимый запах рыбы, шедший от рынка за углом.

Баттиста обожал пейзаж, который открывался из его богато декорированного офиса на последнем этаже шестисотлетнего палаццо, построенного в барочном стиле. Этот волшебный плавучий город привлекал со всего света туристов, стремившихся почувствовать вкус его тайн и романтики, не особо вникая в темную подноготную его истории, полной насилия, алчности и секретов. Вот уже семь лет, как здесь располагалась европейская резиденция Лучано.

Он сознательно прикладывал тщательные усилия, чтобы соответствовать высшему свету этого древнего города, довести до совершенства утонченность и элегантность собственного облика. Сегодня на нем был стального цвета костюм от Армани и туфли от Гуччи. Он прекрасно знал, как эта одежда подходила к его карим глазам, смуглой коже, аккуратной остроконечной бородке и уложенной в салоне густой копне волос с тщательно скрытыми проседями. Такие благородные черты…

Отвернувшись от окна, Лучано подошел к своему столу из вишневого дерева, украшенному резьбой ручной работы, и сосредоточил взгляд на экранах тридцатидюймовых LSD-мониторов на противоположной стене.

Человек на центральном мониторе был два года тому назад завербован в тайный подземный комплекс Баттисты, находящийся глубоко в горах северного Афганистана. Он прошел полный курс тренировок и медицинских обследований перед тем, как прилететь сюда неделей раньше для вживления импланта. Теперь молодой мужчина сидел за маленьким сервировочным столиком, листая страницы технического журнала. Электрические диаграммы и обрывки схем, которые он набросал на салфетке, свидетельствовали о том, что он явно понимал смысл прочитанного.

То есть имплант работал.

– Семь дней прошло, Карло, – сказал Баттиста.

– Да, синьор. – Карло сидел в кожаном кресле с широкими подлокотниками у стола Лучано. На нем были свободные штаны цвета хаки и белая рубашка с расстегнутым воротом и закатанными рукавами. Он с рассеянным видом подрезал себе ногти пятидюймовым лезвием своего перочинного ножа, острого как бритва. Его задубелые ладони и мощные бицепсы были сплошь покрыты сетью шрамов, а толстая смуглая кожа на лысом черепе сияла, будто отполированная с воском. Еще один глубокий шрам прорезал по диагонали его лицо, проходя через кустистую бровь, заканчивался полукругом на скуле и оттягивал веко, придавая и без того мрачному лицу вечно сердитое выражение.

Человек на мониторе закрыл технический журнал и собрал свои записи, пробежав глазами законченный чертеж, с довольной улыбкой он посмотрел в камеру. На идеальном английском – был слышен бостонский выговор – мужчина произнес: «Ну и что скажешь? Мне бы сейчас в “Хоум Депо” и “РадиоШак”[3], и чтобы никто не беспокоил с полсуток». Затем он резко раскрыл ладонь: «И р-р-раз! Получите самодельное устройство не больше спичечного коробка, вполне способное стереть с лица земли полмногоэтажки. Ну, или если вы предпочитаете более изящные решения, как вам такое – алюминиевый цилиндр размером с сигару. Опустить его в водопровод соседней школы – начнется отсроченное по времени отравление воды, и на ее вкус это не повлияет. Неплохо, да?»

Баттиста кивнул. Экземпляр выдающийся, конечно. До вживления импланта речь этого человека хромала и отличалась сильным акцентом, но в настоящее время он был запрограммирован выговаривать растянутые «а» и сглаженные «р» – как рабочие южного Бостона. Смягченные с помощью пластической хирургии черты лица и волосы, выкрашенные в светло-каштановый цвет, делали его похожим на выпивоху-фаната «Ред Сокс» из Гайд-парка – в таком в последнюю очередь распознаешь лидера ячейки мусульманской террористической организации, угрожающей жителям Америки.

Карло поднялся, чтобы лучше видеть монитор. Рядом с худощавым Лучано он смотрелся здоровым, как пожарный гидрант.

– Он стабилен? – поинтересовался Карло.

– Этот держится дольше всех остальных. Команда была уверена, что добилась требуемого результата, – ответил Баттиста.

«Хорошо бы, если так», – подумал он про себя. Это уже тридцать седьмой экземпляр со вживленным внутричерепным магнитным стимулятором. Порядка дюжины первых попыток закончились полной неудачей. Объекты умирали сразу же после процедуры. Но из разницы в результатах тестов удалось выяснить кое-что новое, и тринадцатый объект продержался почти двадцать часов, в течение которых его мозг демонстрировал экстраординарные способности, как у савантов[4]. Это произошло полтора года назад. Все последующие объекты просуществовали еще дольше. Но из них лишь некоторые жили более нескольких месяцев, в том числе один мальчик. Все остальные умирали в течение четырех дней после вживления импланта. Тридцать четыре человека отдали жизнь за эксперимент. Баттиста не мог допустить, чтобы жертвы оказались напрасными.

Он продолжал всматриваться в монитор с надеждой. Этот объект продержался с неделю, благодаря тем ключевым деталям, которые они прояснили, изучая мозг других аутичных детей, участвовавших в эксперименте. К сожалению, испытание имело для этого ребенка фатальные последствия, как случалось и раньше. Баттиста понимал, что подобных жертв было не избежать, но все же сердце его рвалось на части – это напоминало о его собственном сыне.

– Только представь, Карло, армию наших собратьев, способную отточить до совершенства свое запрограммированное владение английской речью менее чем за неделю – воспринять все оттенки, сленг, особенности… – Лучано сжимал кулаки, продолжая говорить. – И пусть американцы попробуют использовать методы этнической идентификации, чтобы нас остановить. Эти новые солдаты заткнут за пояс их низкооплачиваемый и заносчивый персонал. Слабость в самоуверенности, Карло. Уверенность в том, что мы – люди второго сорта, как раз и поставит их на колени.

Щелкнув большим пальцем, Карло убрал лезвие в тонкую изогнутую рукоятку ножа и положил его в карман.

– Поверь мне, Карло, скоро все окажется в наших руках, – продолжал его собеседник. – Один последний рывок – и исследование будет выполнено. Затем, спустя еще несколько месяцев, мы сможем предоставить Америке более сотни таких солдат, любой из которых будет способен на собственную акцию устрашения без всякого руководства с нашей стороны или чьей-либо помощи. – Он сделал шаг вперед и пристально вгляделся в молодого человека на мониторе. – Вот оно – наше будущее. Воин Аллаха с разумом Эйнштейна, размноженный на сотни, а потом и на тысячи копий.

Все произошло внезапно. Мужчина на мониторе соскочил со стола. Кресло упало назад. Он вскинул руки, сжимая виски, будто стараясь предотвратить взрыв в голове, и зажмурился. Рот его был растянут в беззвучном крике, а потом все тело чудовищно сотряслось, и он рухнул на пол, скорчившись в позе эмбриона от безумной тряски. Через несколько секунд последовал последний спазм, и молодой человек затих.

Баттиста справился с захлестнувшей его волной гнева.

Ее сменило мрачное спокойствие.

Карло знал, что лучше сейчас не говорить ни слова.

Лучано не сводил глаз с монитора. Несколько секунд спустя показались трое мужчин в белых лабораторных халатах. Они встали полукругом над телом и смотрели в камеру, беспокойно ерзая.

Один из врачей произнес:

– Мы уже очень близки к цели, синьор. Очень. Но боюсь, нам придется исследовать еще одного аутиста перед вживлением следующего импланта.

Баттисту раздражало то, с какой легкостью этот врач говорил о процедуре, которая для подопытного ребенка обернется смертельным исходом. Но он предпочел не обращать внимания на такое отсутствие сострадания – по крайней мере, сейчас. Куда более серьезной проблемой в данный момент было то, что находить кандидатов с нужным набором качеств становилось все труднее и труднее.

Глава 4

Редондо-Бич, Калифорния

Бар и ресторан назывались «Кибер-спортбар Сэма». Местные говорили просто «у Сэма», не иначе как потому, что флуоресцентная неоново-голубая вывеска заведения Сэмми была видна высоко над круглой барной стойкой, сделанной в виде велотрека. Стены здесь были украшены разномастной смесью спортивных и рок-н-ролльных сувениров, а также столетней давности фотографий Редондо-Бич в его лучшие времена. Плоские телевизионные экраны были специально расположены над барной стойкой и столиками, чтобы в заведении можно было с любого места следить за игрой, словно с первого ряда.

У Сэмми предлагали более ста сортов разливного пива и простую, но хорошую еду от персонала, который обслуживал массы людей, все прибывавших и прибывавших в недавно открывшееся в Саут-Бэй курортное местечко. Но посетителей привлекал сюда не один лишь спорт и хорошая кухня. Дело было скорее в маленьких компьютерных терминалах вдоль барной стойки и у каждого столика. Через них постоянные посетители могли выходить в Интернет по оптоволоконному кабелю со скоростью, во много раз выше той, что была у них дома. Таким образом, постоянные посетители имели возможность в реальном времени общаться на спортивных сайтах во время игр, подсоединяться к соседним столикам, чтобы анонимно болтать в чатах, и еще выигрывать бесплатную выпивку и футболки, участвуя в небольших конкурсах после каждого спортивного соcтязания.

Было уже почти шесть, и в бар постепенно подтягивался народ. Команда «Лейкерз» играла с «Юта Джаз» на своем поле.

Едва войдя в дверь, Джейк уловил восхитительный аромат жаренных на углях ребрышек, плывший от блюда, с которым мимо него прошел официант. Посреди гула разговоров, стука столовых приборов и классического рок-н-ролла от одного из больших столов раздался взрыв смеха. Бронсон увидел, что Тони машет им от их любимой кабинки по другую сторону от барной стойки. Они с Маршаллом пошли вперед, лавируя между столиками и периодически кивая знакомым лицам.

При встрече их руки слились в крепком рукопожатии.

– Здорово, старина! – воскликнул Джейк. Маршалл приземлился напротив Тони в кресло с искусственной обивкой «Ногахайд» – кому захочется отвоевывать себе место у Тони, с его-то плечами, как у полузащитника?

Их любимая официантка, Лэйси, подошла к столику, устремив на Маршалла взгляд своих бирюзовых глаз.

– Привет, мальчики! Продолжаем гонку или возьмете чего-нибудь другого?

– Мне как обычно, – отозвался Тони.

– Продолжаем, – ответил Джейк. В целом он остальных уже обошел. Еще пара недель – и он достигнет высшей ступени, сотня кружек пива будет выпита. В награду его имя выбьют на табличке в медной рамке перед входом в бар. Что-то вроде надгробия, подумалось Бронсону.

– Вот, пожалуйста, – сказала Лэйси. Она всегда подчеркнуто надувала губки, выражая Тони и Джейку недовольство невниманием со стороны Маршалла.

Затем официантка отвернулась к стойке, и ее прямые золотистые волосы до плеч взметнулись, как шелковый подол танцовщицы.

– Так нечестно, – сказал Тони, качая головой в восхищении от гибкой серфингистской фигуры удаляющейся Лэйси.

– Чего? Ты о чем? – наконец отозвался Маршалл.

– Я о женщинах, парень. Западают-то на тебя как! Лэйси вот влипла по уши, – проворчал Тони, пиная его под столом.

– Ты думаешь? – спросил Маршалл. – Она очень даже ничего и все такое, но реши я остепениться, я найду кого-нибудь поглубже. Понимаешь, о чем я?

– Да чего ты… – ответил Тони. – Не прогадай. То, что она актриса без работы и убирает со столов, еще не значит, что у нее за душой ничего нет. Эта девушка не так проста.

– Помолчал бы. Ты-то вообще что знаешь? Ты же женат!

Тони откинулся назад с глубоким вздохом:

– И ни на что на свете это не променяю.

Джейк улыбался, глядя на их привычную перепалку. Он был счастлив от мысли, что может называть этих парней своими лучшими друзьями. Внешне Тони выглядел сурово, как и полагается бывшему сержанту спецназа американских войск, ныне служащему в спецназе полиции Лос-Анджелеса. Но за этой грубоватой наружностью скрывался заботливый семьянин, готовый на все для своих друзей. Маршалл был совершенно неприспособлен к жизни, но зато необычайно умен и обладал хакерскими навыками, за которыми охотились рекрутеры Агентства национальной безопасности. Когда, бывает, потребуется пробиться через сложный файерволл или даже просто узнать читы последней компьютерной игрушки, Маршалл как раз то, что нужно.

– Вот ведь тряхануло сегодня! – снова заговорил Тони. – Знаете, как патрульные машины на парковке скакали? Как от ударной волны. Сигнализации в машинах по всему городу накрылись. А здесь как оно прошло?

Маршалл посмотрел на Джейка, будто спрашивая разрешения. Тот отрицательно качнул головой, но его друг не смог сдержаться.

– Да мы чуть не чокнулись. Ты не поверишь! – воскликнул Маршалл, и история о похождениях этого дня начала изливаться из него потоком, будто дамбу прорвало. Тони впитывал каждое слово, глядя на Бронсона со все растущим беспокойством. Джейк вздыхал и потягивал пиво.

– Что с тобой, черт возьми, такое, Джейк? Зачем МРТ?! – изумился Тони, когда рассказ был закончен.

– Да в порядке все, – проворчал Бронсон.

– Вот этого только не говори мне!

– Да забудь ты. Просто исследование делали.

– Чепуху не говори! Сам-то ты как вообще? – Тони стал сбиваться на нью-йоркский акцент, что выдавало его нервозность. Он сгреб через стол своей ручищей Джейка за плечо, будто хотел вытрясти из него правду.

Бронсон отвел его руку.

Тони откинулся обратно в глубь кабинки, пристально глядя на своего друга.

– Ты мне одно скажи. Ты выздоровеешь?

– Да, конечно, – смягчился Джейк и в надежде положить конец обсуждению собственного здоровья добавил: – У меня время от времени голова кружится, будто я пьяный, но это всего какие-то секунды и все меньше и меньше становится. Сейчас еще пару кружек – и даже замечать перестану.

Тут очень кстати вернулась Лэйси – она принесла им пиво с сияющей улыбкой на миловидном загорелом личике.

– «Лонгборд Лагер» для тебя, Джейк. Это будет уже номер сорок три. «Стелла» – тебе, Маршалл. Номер двадцать пять. и «Будвайзер» для тебя, Тони. Пока что единица.

Тони взял свою кружку.

– А я другого не буду, дорогуша. Я за «Будвайзер».

Маршалл поднял глаза от экрана.

– Сорок три, Джейк? Как мы еще на прошлой неделе не померли, а?

Бронсон в ответ лишь плечами пожал.

– Ха, с чего бы это! Эй, Лэйси, а чипсов и сальсы? И кстати, что у вас за камеры тут понаставлены?

– Местное телевидение готовится снимать сюжет о баре Сэмми сегодня вечером во время полуфинала. Шеф говорит, что это хорошая реклама. – Официантка уже собралась уйти, но затем повернулась, посмотрела на Маршалла и добавила: – Как знать… Может, кто-нибудь тогда и поймет, что я прирожденная телезвезда.

Внезапно Маршалл разыграл преувеличенное изумление, после чего широко улыбнулся, вогнав Лэйси в краску. Она направилась к стойке, на этот раз совершенно окрыленная.

Потом были еще три пива и четыре для Джейка – все смотрели полуфинал. Обычно к этому времени присутствие толпы людей, спортивный ажиотаж и оживленные разговоры уже утомили бы Бронсона, но сегодня было по-другому. Он чувствовал, что как губка впитывает разрозненную информацию, поступающую извне.

За пару минут до полуфинала по громкой связи объявили начало матча. Команда телевизионщиков ринулась сквозь толпу к противоположной стороне бара, периодически интервьюируя посетителей. Посетители, попадавшие в объективы камер, старались вести себя непринужденно, но большинству не удавалось скрыть свое желание мелькнуть на экране.

Маршалл хлопнул Джейка по плечу и повернул экран компьютера таким образом, чтобы он был виден всем троим.

– Простой розыгрыш почти начался. Давайте себе бесплатного пива выиграем или по футболке.

Тони кружкой отвернул от себя экран.

– Оно вам надо? Мы же до финала там ни разу и не дошли.

– Ну, знаешь ли, поменьше бы на девиц заглядывался, женатик, и побольше на игру смотрел – глядишь, что-нибудь бы и вышло. – Маршалл подвинул клавиатуру к Джейку. – Ну давай, башковитый ты наш, твой выход.

Бронсон пожал плечами. Почему бы и нет? Все вопросы викторины касались той самой игры, которую они сейчас смотрели, и он с легкостью мог отмотать назад всю первую половину матча. Джейк сделал глоток пива. На экране появился первый вопрос, и прежде чем Тони и Маршалл успели слово сказать, он вбил ответ на клавиатуре. Появился второй вопрос, и Бронсон ответил так же мгновенно, довольно улыбаясь.

– Как это у тебя выходит? – спросил Тони.

Джейк заулыбался еще шире. Ответы он давал быстрее, чем остальные успевали прочитать сам вопрос.

Через несколько секунд после того, как на экране высветился последний вопрос, менеджер по громкой связи объявил:

– У нас есть три финалиста: столики номер четыре, четырнадцать и семнадцать!

Дружеские возгласы огорчения, свист и улюлюканье от столиков проигравших потонули в победном реве Тони, когда он вскочил, вздевая кверху кулак.

Бронсон допил пиво. Вопросы были невероятно легкими, и нарастающее чувство опьянения позволяло ему забыться хотя бы на время. Он подмигнул симпатичной девице за соседним столиком. Та улыбнулась в ответ.

– Так, парни. Все трое наших финалистов имеют равные шансы на победу, набрав максимальное количество очков за ответы на следующие пять вопросов, – продолжал менеджер. – Но прежде чем мы начнем, я бы хотел особенно отметить столик номер семнадцать, так как он является первым за три месяца со дня открытия нашего бара участником, набравшим максимально возможное количество очков в первом туре. Пятнадцать из пятнадцати!

Толпа горячо приветствовала это объявление. Тони и Маршалл чокнулись кружками пива и сделали по глотку. Съемочная группа направилась к их столику. Тут как тут оказалась и Лэйси.

– Ну что же, последние пять вопросов, – объявил управляющий. – Эти посложнее. Готовы? Начали!

Появился первый вопрос: «Ближе к окончанию первой четверти Джек Николсон встал, снял солнечные очки и закричал “Судью на мыло!”. Какой был счет?» Джейк вернулся мыслями назад, к этой сцене, прокручивая события в голове. Такой «звонок другу» в лице Кобе. Перед глазами у него возникло табло: 42:39 в пользу «Лейкерс». Он ввел ответ.

На экране высветились второй, третий, четвертый и пятый вопросы. Пальцы Бронсона так и порхали по клавиатуре. Приходилось немного щуриться, так как свет телекамеры падал прямо на стол. Напечатав последний ответ, Джейк улыбнулся Тони и Маршаллу.

– Вам футболки какого размера?

Последовала короткая пауза, пока управляющий проверял ответы. Уровень шума вырос на несколько децибел, пока присутствующие ждали результата.

– Невероятно! С идеальным счетом побеждает столик семнадцать. Выпивка за счет заведения! – прокричал менеджер.

Толпа разразилась одобрительными аплодисментами. Тони и Маршалл на радостях хлопнули друг друга ладонью о ладонь над столом, а Лэйси растерянно остановилась на полпути перед камерой и ушла обратно к барной стойке, чтобы принести бесплатное пиво и футболки для импровизированной церемонии награждения.

Привлекательная корреспондентка уже собиралась задать Маршаллу вопрос, как кто-то от столика проигравших выкрикнул: «Обман! Подстава!»

Тони мгновенно подскочил, залился краской – вылитая самонаводящаяся ракета с тепловым уловителем цели в полной боевой готовности.

– Присядь-ка обратно, громила. Я с ними потолкую, – сказал Маршалл, кладя руку на мускулистое плечо Тони.

– Нет, – вмешался Джейк и вскочил на стол, сбив полупустое ведерко с чипсами. – Я сейчас все улажу!

Маршалл и Тони пытались дотянуться до своего друга, чтобы спустить его вниз, но не тут-то было. Стоя прямо в луче света, Бронсон повернулся к сидевшим через проход от него шестерым студентам колледжа, которые обвинили его в мошенничестве, и закричал им:

– Мы не обманываем, и я могу это доказать!

– Да чепуха! Как же ты докажешь? – отозвался самый нахальный из учащихся, здоровый парень с большим ртом.

– Легко, – сказал Джейк. – Давай о тебе поговорим.

Шум в баре мгновенно стих. Люди перемещались на места поудобнее, чтобы лучше видеть незапланированное представление.

Бронсон на секунду прикрыл глаза, припоминая разрозненные обрывки разговоров, которые он слышал из-за соседнего столика. Самое время устроить зрительной памяти тренировочный полет.

Глядя на Большеротого сверху вниз, Джейк спросил:

– Ты или кто-либо из сидящих за твоим столиком видели меня раньше?

– Нет, не припоминаю, – покачал головой учащийся. Остальные из его компании тоже забормотали, что видят его в первый раз.

– Зовут тебя Стив, так? – продолжил Бронсон.

– А это вы откуда узнали?

– Неважно, просто слушай и запоминай, Стив. – В толпе раздались смешки, и студент нахмурился. – Стив, ты сидишь вместе с Тоддом, Мэйсоном, Мэттом, Беном и Джейсоном. Все вы учитесь в Калифорнийском университете, кроме Мэйсона, который приехал из университета Монтеррея. Ты самый старший в группе, тебе двадцать два, и ты считаешь себя главнее остальных. В старших классах ты был квотербеком[5], верно?

– Откуда вы все это знаете?

Толпа притихла, прислушиваясь к разговору.

Камера вела запись.

Вспоминая разговор за столом в то время, когда Стив отлучился в туалет, Джейк продолжал:

– Твои друзья считают, что иногда ты бываешь просто сволочью. Вот как сейчас, когда ты делаешь, как квотербек в нападении. Тебе нужно всегда быть в центре внимания, Стив, даже если для этого приходится продираться и расталкивать локтями. Твой друг Мэтт говорит, что Лиз, твоя девушка, именно поэтому и ушла.

По толпе пронесся глухой смешок.

Стив покраснел. Он встал из-за стола и раскрыл рот, собираясь что-то сказать.

– Молчать, Стив. Мистер Жулик еще не договорил. – Джейк потер затылок, стараясь припомнить. – Дай-ка, дай-ка… Если верить Тодду, в прошлую пятницу тебе исполнилось двадцать два. Тогда тебя развезло гораздо больше, чем сегодня. В общем, в прошлую пятницу было двенадцатое февраля, то есть если тебе сейчас двадцать два, значит, родился ты двенадцатого февраля восемьдесят восьмого года, верно?

– Подумаешь! Это любой сосчитать может.

– Эй, Стив! Что это был за день недели – день твоего рождения в восемьдесят восьмом? Это пятница была?

– А мне откуда знать?

– Ну, ведь ты же там был?

Толпа засмеялась. Стив лицом походил на свеклу.

– Ну, ничего страшного. Кто-нибудь здесь может помочь Стиву, посмотреть в Гугле календарь и сказать нам, что за день недели был двенадцатое февраля восемьдесят восьмого года?

Спустя несколько секунд подала голос женщина перед терминалом у ближайшего столика: «А он прав!»

Толпа одобрительно засмеялась. Стив сощурился от злости. Он во все глаза смотрел на Джейка, как нападающий, готовый к атаке.

Бронсон же посмотрел в сторону посетительницы, которая нашла ответ.

– Спасибо за помощь. Не могли бы вы не закрывать этот сайт, пока мы не закончим испытание?

Женщина кивнула.

– Отлично. Стив, твой сороковой день рождения придется на субботу, пятидесятый на пятницу, а семьдесят пятый – на среду, это будет двенадцатое февраля две тысячи пятьдесят третьего года.

Лица присутствующих повернулись к женщине, которая через пару секунд объявила: «Все три названы верно!» Толпа ликовала. Стив так стиснул свою пустую пивную кружку, что его пальцы побелели.

Кто-то из стоящих перед Джейком выкрикнул:

– Эй, человек дождя![6] А квадратный корень из семи тысяч шестисот восьмидесяти четырех?

Бронсон повернулся спиной к Стиву, чтобы ответить:

– Это будет восемьдесят семь, запятая, шесть-пять-восемь-четыре-два-восемь.

– Берегись! – закричал Тони.

Джейк краем глаза успел заметить движение: Стив с размаху запустил своей пивной кружкой ему в голову. Бронсон во все глаза уставился на этот неотвратимо надвигающийся предмет.

Звуки доносились как будто издалека, и все вокруг Джейка двигалось как в замедленной съемке, словно комната погрузилась в огромный аквариум с прозрачной патокой. Каждый поворот кружки в воздухе был исполнен изящества. Она медленно вращалась, летя прямо ему в лицо, а вокруг разлетались капельки пива, оставляя янтарный след. В этом ирреально замедленном времени Бронсон вдруг выбросил вперед руку и схватил кружку. Масса изумленных лиц не сводила с него глаз. Он стоял на столе, держа кружку в руке всего в паре дюймов от своего лица.

Толпа онемела от изумления.

Красная лампочка индикатора записи на камере так и горела.

К обеду следующего дня занимательная видеозапись с «суперсавантом» стала хитом «Ю-тюба», к вечеру она распространилась с огромной скоростью.

В десять часов утра в итальянской Венеции эту запись впервые увидел Баттиста.

Глава 5

Венеция, Италия

Лучано Баттиста смотрел на немногочисленное собрание ученых, студентов и журналистов. Кресла были установлены в небольшом закрытом дворе палаццо размером с гимназический зал. Группа специалистов собралась для редкой экскурсии по институту и по созданной при нем школе для молодых савантов-аутистов.

Баттиста как раз листал слайды презентации, касающейся их исследований. Подобно заклинателю змей, играющему гипнотический мотив на флейте, он приковывал к себе внимание всех до единого зрителей, которые сидели, подавшись вперед в своих маленьких креслах, и жадно ловили каждое его слово.

– Позвольте привести другой пример. Абсолютно нормальный десятилетний мальчик ударяется головой, играя в бейсбол, – рассказывал Лучано. – Он получает небольшое сотрясение мозга и в течение нескольких дней полностью выздоравливает. Только с этого момента он обладает фотографической памятью и может воспроизводить изображения и тексты с поразительной точностью. Во всех остальных отношениях он совершенно обычен. Каким образом его травма разбудила эту способность? И, что гораздо важнее, если такие способности могут раскрываться случайно, не можем ли мы научиться пробуждать их сознательно?

Один из журналистов попросил слова.

– Доктор Баттиста, если я вас правильно понимаю, вы полагаете, что эти способности есть в каждом из нас и просто ожидают своего часа.

– Именно это я и имею в виду. Некоторые люди рождаются гениями, а кто-то становится таким после травмы. и мы здесь имеем в виду не только фотографическую или зрительную память, а целый спектр талантов. Представьте себе, как это – выполнять в уме широкий спектр математических вычислений за какие-то секунды, или выучить новый язык за неделю, или сочинить новую симфонию в голове, а потом записать музыку всего за пару часов. – Лучано полистал тонкую папку, лежащую на трибуне, и вытащил из нее фотографию размером двенадцать на четырнадцать дюймов, которая оказалась изображением базилики Святого Марка. Он поднял ее вверх. – Этот рисунок был выполнен одним из наших учеников – ему шесть лет. Обратите внимание на детали, на глубину цвета. Сложно поверить, что это не фотография. – Он положил изображение обратно, оперся руками о трибуну и подался вперед. – Есть даже слепой художник, который рисует мелками. Да-да, именно слепой. Его рисунки продаются более чем за десять тысяч долларов за штуку. Даже у нашего преподобного один такой есть.

По толпе пронесся ропот. Баттиста обратился к журналисту, который задал вопрос.

– А что, если бы вы могли просто щелкнуть пальцами и открыть такие способности в самом себе?

Корреспондент не нашелся что ответить, но один из студентов выкрикнул:

– У меня сессия на носу. Возьмите меня к себе!

Еще несколько человек закивали. Кто-то спросил:

– Доктор Баттиста, а эти таланты будут зависеть от умственных способностей?

– Должен сказать, что в некоторых случаях это выражается в физиологических возможностях организма, таких, например, как исключительный контроль над собственной нервной системой, какой могут продемонстрировать восточные йоги или тибетские монахи. Например, они способны замедлить частоту ударов сердца практически до нуля, сидя на морозе без одежды, и буквально высушивают мокрые полотенца собственными спинами, интенсивным теплом, которое их тело вырабатывает только за счет умственной концентрации. Это называется туммо[7]. Все эти примеры достоверны и тщательно зафиксированы в документах. Если подобные героические демонстрации исключительных умственных, творческих и физических способностей встречаются даже среди незначительного процента людей, это говорит о том, что человеческий мозг совершенно точно имеет возможности, которые большинство просто не использует.

Несколько человек в аудитории согласно закивали. Баттиста продолжил:

– Все чаще встречаются доказательства того, что эти способности есть в каждом из нас. И если эти качества пробуждаются вследствие травмы, то с большой вероятностью мы можем утверждать, что их можно активировать и с помощью научных методов.

Глаза лектора на мгновение задержались на привлекательной женщине, сидевшей в первом ряду этой импровизированной аудитории. Сияющий ореол темных волнистых волос, обращенная к нему приятная улыбка – целомудренный облик, подчеркнутый уверенным характером и открытостью натуры. На ней было белое шелковое платье ниже колен, перехваченное поясом, подчеркивающим тонкую талию.

Лучано выдержал эффектную паузу и заговорил снова:

– Представьте себе мир, где у каждого есть подобные способности и таланты. Мир, который держится на популяции высокообразованных мыслителей, творцов, которые стремятся сплотить общество силой искусства, музыки, литературы, а не материальных ценностей и жажды наживы. Мир ради мира, а не ради насилия. Здесь, в институте, мы планируем воплотить это представление в жизнь.

Он поклонился и покинул трибуну. Публика зааплодировала.

Немногим позже Баттиста и Карл обозревали толпу с балкона второго этажа, выходившего во двор.

Лучано любовался Франческой, когда она покидала трибуну и слушатели толпились вокруг нее, как вокруг радушного гида в музее.

Она отвечала на вопросы о школе и описывала несомненные успехи, которые показывали некоторые ученики.

Франческа работала с Баттистой последние пять лет и являлась ведущим сотрудником его команды в Венеции. У нее была ученая степень в области детской психологии, и она обладала удивительным природным талантом к работе с аутичными детьми. Конечно, ей ничего не было известно об истинной цели исследований и о пробном экземпляре на засекреченном верхнем этаже.

Вся сущность собственного коварного плана предстала у Баттисты перед глазами.

Обманывать у него всегда выходило легко. В десятилетнем возрасте отец отправил его вместе с младшим братом-аутистом жить к зажиточным родственникам его матери в Венецию. Все здесь разительно отличалось от его родной маленькой деревни, расположенной глубоко в горах Гиндукуш в Афганистане. Сперва все казалось ненавистным – Лучано скучал по друзьям, по свежему воздуху, а также по ощущению собственного достоинства, которое было присуще и его отцу, и другим мужчинам их народа. Но он свыкся. Такова воля отца. Такова воля Аллаха.

Он успешно учился в итальянских школах и заводил новых друзей – таких, с которыми никогда по-настоящему не будешь самим собой. Со временем он освоился и научился ценить достижения западной цивилизации, учась в лучших университетах Европы и получив к двадцати пяти годам докторскую степень.

Баттиста жил в коконе, сотканном из лжи – она стала его второй натурой.

Столько всего произошло с тех пор… Матери не удалось справиться с болезнью Альцгеймера. Единственный сын содержится в закрытой больнице после внезапного приступа в двенадцатилетнем возрасте – теперь он страдает тяжелым расстройством аутистического спектра. Отца после пыток казнили в американской тюрьме Гуантанамо.

Теперь, в свои тридцать четыре, Лучано снова вернулся в Венецию. В Институт изучения мозга человека и открытую при нем школу для одаренных аутистов, которая обеспечивала идеальное прикрытие его деятельности.

Баттиста неотрывно смотрел на Франческу, пока та разговаривала с Карло.

– Как только экскурсия закончится, приведи ее ко мне в офис. Я хочу отправить ее в Калифорнию за тем самым так называемым американским суперсавантом, – сказал Лучано своему помощнику, когда тот снова подошел к нему.

– Думаете, она согласится?

Баттиста жестом указал на Франческу, все еще стоявшую внизу под ними.

– Только посмотри на нее, Карло. Более обольстительного и смышленого посланца и представить трудно. Если уж ей не удастся уговорить его приехать, это не удастся вообще никому.

– Хорошо, синьор.

– Проследи за ней. С собой возьми Минео. Так или иначе, а американец мне нужен здесь уже к концу недели. Это ясно?

– Да, синьор.

– Этот человек, Джейк Бронсон, – настоящая загадка. В секунду стать савантом с невероятной скоростью мысли. Ведь это может быть ключом, Карло. Его мозг может стать разгадкой.

Глава 6

Редондо-Бич, Калифорния

Джейк положил указательный и средний пальцы на виски. Он старался снова сосредоточить взгляд на женщине, сидящей в библиотеке через два стола от него. Все вокруг расплывалось. Единственным, что ему удавалось увидеть, была она. Повернись. Ну, давай же! Просто повернись ко мне, хотя бы немного.

Глаза Бронсона заболели от усилия. Он выгнал из головы все посторонние мысли – все для того, чтобы вложить в мозг женщины одну-единственную задачу, заставить ее почувствовать затылком, внушить ей желание, потребность посмотреть назад. Он продолжал ждать.

Обернись!

Никак.

Окруженный высокими рядами книг, Джейк надеялся, что этот визит в публичную библиотеку Редондо-Бич позволит ему несколько прояснить для себя то, что происходило с его головой. Требовалось либо провести самостоятельное исследование, либо присоединиться к сотне запросов на собственное имя, которые появились после того, как его фокусы в заведении Сэмми взорвали Интернет. Исследователи медицины со всего света выражали желание его протестировать. Но этому не бывать. Еще не хватало – провести остаток своей не особенно длинной жизни в роли лабораторной морской свинки! А кроме того, его новоявленная способность запоминать и воспроизводить сто процентов услышанной информации слишком невероятна, чтобы не пропасть. Бронсону казалось, что он может читать все быстрее и быстрее с каждой новой страницей, и чем больше он читал, тем больше ему хотелось узнавать. Он буквально жаждал новой информации, а его мозг, как сухая губка, с легкостью впитывал все факты до последней детали.

Когда про случаи в аппаратах МРТ ничего подобающего не обнаружилось, Джейк переключился на информацию о сверхспособностях мозга, об аутистах-савантах, о фотографической памяти, о вычислениях в уме и о художественном даровании – обо всем, что могло помочь найти объяснение его приумножившимся умственным способностям. Ему попадались многочисленные истории людей, у которых необычные способности открылись после разных несчастных случаев.

В целом в каждой из этих историй можно было заметить связь с негативными последствиями несчастного случая или травмы. Появлялись необычные изменения в психике или в физическом состоянии. Многие выказывали неспособность взаимодействовать с людьми или теряли некую физическую способность, например речь, подобно перенесшим инсульт.

Все это определенно был не его случай. Что-то случилось с его мозгом во время происшествия в аппарате МРТ, но воздействие оказалось положительным. Абсолютно очевидно, что у него появилась фотографическая память, а также удивительная способность вычислять в уме. А потом еще этот случай в баре. Даже не верилось, что можно двигаться настолько быстро. и как это получилось – совершенно непонятно.

Все происходящее было заснято на камеру. Так в мгновение ока изменилась вся его жизнь – сколько ему еще этой жизни осталось. Сразу, еще в баре, выяснилось его имя, кто-то нашел его телефонный номер. Телефон теперь разрывался от звонков. Сперва от родных и от друзей, а вскоре на каждый звонок от знакомых уже приходилась дюжина звонков от неизвестных Бронсону людей – кинопродюсер, который хотел переговорить с его агентом, охотник за головами для бейсбольной команды «Доджерс», куча медицинских исследователей со всего мира и масса обычных людей, которые просто хотели знать, как у него это получается. Когда люди стали приходить к дверям его дома, Джейк понял, что это предел. Он сгреб свой компьютер и отправился в библиотеку.

С тех пор он здесь и сидел, если не считать перерыва на сон у Маршалла на кушетке.

Прочитав все, что можно было, о своих новых талантах, он перешел к книгам о паранормальных способностях.

Та, которую Бронсон читал сейчас, преподносила телепатию как доказанный факт, утверждая, что ею владеет каждый и что эту способность можно развить при соответствующем руководстве. Еще был недавний аналитический отчет из Университета Калифорнии, под названием «Оценка свидетельств экстрасенсорной активности» – он обобщал результаты более чем двадцатилетних исследований, проводимых по заказу правительства США в Исследовательском институте Стэнфорда и подытоживал: «Экстрасенсорная активность отчетливо проявляется».

Джейк решил попробовать снова посылать мысли другим людям, на этот раз сосредоточившись на молодой матери, которая сидела через пару проходов от него и внимательно читала книгу. В коляске подле нее крепко спала пяти– или шестимесячная малышка.

Бронсон уселся в кресле поудобнее и положил руки на стол перед собой.

Соберись с мыслями, сосредоточься на женщине, на этот раз закрой глаза. Не пялься на нее. Представь себе, что ты в ее голове, посмотри в книгу, которую она читает, почувствуй, как уютно ребенку лежать рядом с ней в безопасности. Заставь ее почувствовать легкое щекотание на шее, будто перышком осторожно ведут ей по коже, все сильнее, вот-вот зачешется…

Обернись сейчас же!

Джейк раскрыл глаза от резкого детского вскрика. Встревоженная молодая мать быстро подхватила девочку, прижала ее к груди и стала нежно поглаживать ей спинку, укачивая ее и тихо приговаривая что-то успокаивающее.

Бронсон задумался над тем, как совпал детский крик с посланной им в этот же момент мысленной командой. Он увлекся исполненной нежности сценой у себя перед глазами и наполнился теплым чувством от вида той глубокой любви, какую мать чувствует к своему ребенку.

Все еще заходясь в крике, крошка повернула голову в сторону Джейка. Он даже смог рассмотреть ее личико – сморщенное и красное, с дрожащей крошечной складочкой меж бровок. По розовым щечкам катились слезы, кулачки величиной с орех сжимались и тряслись у матери на плечах.

Испытывая неподдельное сочувствие к этой славной девочке, Бронсон взглянул в ее блестящие глаза и улыбнулся, мысленно заключая ее в защищающие объятья. Она успокоилась, прекратила плакать и стала смотреть на Джейка во все глаза – огромные, голубые. Ее маленький рот от удивления совсем округлился. Не сразу, но на личике появилась улыбка.

Вибрирующий телефон Бронсона разрушил очарование момента. Он взглянул на экран. Это был Маршалл. Встав с телефоном в руке, Джейк обернулся посмотреть на мать, направляющуюся к выходу. Она толкала впереди себя коляску, а ребенок спокойно лежал у нее в руках. Здесь явно была взаимосвязь. Бронсон был в этом уверен.

– Марш, что хотел? – спросил он.

– Здорово, старина! Хорошо, что взял трубку!

Джейку голос друга показался скованным.

– Что-то случилось?

– Ну, не совсем. Это знаешь, вроде «есть две новости – плохая и хорошая».

Бронсон вздохнул. Куда еще плохих новостей?

– Ну, давай, выкладывай.

– Так вот, я сейчас у Сэмми, и Лэйси говорит, что тут одна дама ходит, все тобой интересуется.

– Последние дни всегда так. Что в этой-то такого особенного? Она меня для обложки «Менс Хелс» хочет щелкнуть или что?

– Ишь размечтался! На самом деле это психолог, проводит исследования мозга. Она, кажется, аж из Венеции, из Италии прикатила, чтобы с тобой потолковать.

– Круто. Опять врач. Да ну ее! И делу конец.

– Это понятно, понятно, Джейк. Но есть и плохая новость. Лэйси разболтала ей, где ты находишься. Женщина эта уже к тебе туда едет.

Бронсон ушам своим не верил.

– Ну вашу же мать! Ты издеваешься сейчас? Чем Лэйси думала?!

– Ну ты же знаешь Лэйси! Старалась быть вежливой – вот и вырвалось.

На заднем фоне зазвенел голос самой Лэйси:

– Джейк, я так виновата!

Бронсон пробежал глазами дорожки к библиотеке, проверяя, не успел ли кто-нибудь сюда подойти.

– Я разберусь. Скажи Лэйси, чтобы не переживала. Я с этой женщиной встречусь, но поговорю быстро и вежливо. Потом засяду здесь до закрытия и затем уже домой. Хоть бы в аварию по дороге не попасть!

– Все понял. Но моя кушетка к твоим услугам, если нужно будет, – пообещал Маршалл и после некоторой заминки спросил: – А как твои поиски?

«На самом деле его интересует мое здоровье, а не исследование», – думал Джейк. Так Маршалл уважал его просьбу не спрашивать беспрестанно, как он себя чувствует, что в целом способствовало миру и покою между ними. Это было как раз именно то, что сейчас требовалось Бронсону, поэтому старания своего друга он очень ценил.

– У меня есть все шансы. Уйму всего надо перелопатить, и я только начал, – рассказал он. – Мне бы в школе такие мозги!

– Слушай, старик. Я просто хочу сказать: что бы ни случилось – я имею в виду вообще что угодно – Тони и я всегда будем рядом. Мы тебя вытащим. Понял?

Так много для света и легкости…

– Понял, Марш, и спасибо. Серьезно. Завтра поговорим.

– Погоди-ка!

– Что?

– А хорошую-то новость услышать не желаешь?

– Ах да! Я и забыл, и что там?

– Врач до тебя еще не доехала? Ну, в общем, если послушать Лэйси, то она вылитая Пенелопа Крус. Наслаждайся! – И Маршалл отключился.

Интересно как! Джейк позволил себе слегка помечтать. В Пенелопу он был влюблен до потери пульса еще со времен «Ванильного неба», где она играла Софию.

Если бы все было по-другому…

Но это невозможно.

Перебирая в памяти все голосовые сообщения, полученные за последние два дня, Бронсон вспомнил, что два из них были от Франчески Феллини из Института изучения мозга в Венеции, в Италии. Она утверждала, что у нее есть важная информация, касающаяся его, и спрашивала, примет ли он приглашение посетить институт. Все расходы будут оплачены, билеты в купе первого класса и так далее. Только соглашайся.

Джейк открыл поисковик на компьютере. Хотелось узнать немного больше об этом институте, пока Феллини не приехала. Чем больше удастся всего раскопать, тем скорее можно будет от нее отделаться.

Перелет был долгим. Из Венеции в Рим, а потом в Лос-Анджелес. с пересадками, откладыванием рейсов и прохождением паспортного контроля на американской стороне путешествие заняло семнадцать часов.

Франческа устала, была взвинчена и очень не в духе. Почему синьору Баттисте было так нужно, чтобы она сюда поехала? Что в человеке, с которым ей надо встретиться, было такого особенного? Само собой, запись она видела, но так ли уж он отличался от всех остальных испытуемых? Видео длилось всего пару минут, а синьор Лучано уже успел прийти к неоспоримому выводу, что этот попрыгун из Америки станет ключиком к их исследованию. Потому что кружку на лету поймал? Да, выглядело очень эффектно. Как-то даже слишком. «И вообще, мы от Голливуда тут всего в четырех минутах езды, так что не с такой уж большой натяжкой можно представить, сколько на этом видео смонтированного», – думала женщина.

И теперь она еще должна уговаривать этого мистера Бронсона приехать в Венецию, понимаешь ли! У нее и студенты, и новому пациенту надо помочь – с Украины прибыл аутичный мальчик с невероятно высоким IQ, – а не мотаться по всяким дурацким поручениям в эту суматошную Калифорнию.

Феллини заметила его в углу зала библиотеки: он сидел, сгорбившись, за своим компьютером, обложившись десятком-другим книг. Некоторое время она изучала его, стараясь понять, что он собой представляет.

Франческа всегда легко ладила с людьми, даже в детстве. Без лишних разговоров, лишних вопросов и прикосновений она была способна почувствовать, какие эмоции преобладали в том или ином человеке: страх, надежда, печаль, гнев, любовь – все, что находилось в глубине.

Прежде чем осознать собственную непохожесть на других людей, она никак не могла понять, как некоторые ее друзья не замечают очевидную злобность или злонамеренность некоторых других детей из деревни или жившего у реки старика, который угощал их теплым хлебом с маслом и сахаром. Над ней смеялись, когда она пыталась предостеречь. А она умоляла держаться от этого человека подальше, и только когда тот сотворил все эти ужасы с Паоло, его арестовали. Старик так больше и не вернулся. Друзья стали внимательнее прислушиваться к словам Франчески, хотя большинство из них со временем отдалились – кому понравится, если его сокровенные мысли будут читать так ясно. Были и злопыхатели, называвшие ее ведьмой.

Теперь, когда она стала постарше, то научилась и контролировать свой дар эмпатии, и пользоваться преимуществами, которые он давал. Для работы с детьми это был бесценный инструмент, позволявший налаживать с ними контакты нестандартными способами, порой вообще без слов.

Этот американец выглядел вполне нормальным. Погрузившись в экран монитора, он, казалось, полностью отключился от внешнего мира. Внешность у него была по-своему привлекательная, взъерошенные волосы падали на лоб. Он был в выгоревших джинсах и белом свитере, закатанные рукава которого открывали сильные загорелые руки.

Он посмотрел вверх, и Феллини встретилась взглядом с его зелеными глазами, оценивающе скользнувшими по ней. Взгляд у него был необычный. Казалось, он скорее определяет, кто она есть сама по себе, а не то, как она выглядит. Ей это понравилось, но и заставило невольно занервничать. Она собралась и раскрыла свои чувства навстречу его эмоциям.

На поверхности лежали гнев и разочарование, недобрые предзнаменования в свете предстоящего разговора. Женщина копнула глубже, стараясь пробиться сквозь эти преобладающие ощущения, и сердце ее замерло. Этот мужчина летел в бездну отчаяния. Опустошенность и ничего больше. В груди у Феллини защемило.

И было еще кое-что. Что-то неуловимое, присущее только ему. Франческа моргнула и отвела взгляд, мгновенно спрятав свой дар за барьер.

Медленно выдыхая, она постаралась успокоиться, надеясь, что прилив крови к ее лицу не слишком заметен. У нее всегда так: сначала краснота разливалась по коже на груди, приливая к щекам уже после. И сейчас женщина внезапно остро почувствовала, что V-образный ворот ее блузки под пиджаком слишком глубок. Она слегка наклонила вперед голову и едва заметно тряхнула волосами, надеясь хоть как-то прикрыться концами длинных локонов. Наманикюренные пальчики ее левой руки машинально коснулись крошечного золотого крестика на шейной цепочке, и при этом тонкие серебряные браслеты у нее на запястье, звякнув, скользнули по руке мерцающим ворохом.

А мужчина все еще разглядывал ее, будто впитывая.

Не обращая внимания на двух молодых людей, глазевших на нее со стороны стойки выдачи книг, Франческа спустила с плеча лямку своего портфеля от Гуччи и решительно направилась к столу американца. Звук ее каблуков, шагающих по плитке, раздался неожиданно громко.

Он поднялся, чтобы поздороваться – галантность, вообще парням с побережья не свойственная. Женщина протянула ему руку.

– Здравствуйте, мистер Бронсон. Меня зовут Франческа Феллини.

Они пожали друг другу руки. Кривая усмешка Джейка Бронсона вызывала желание улыбнуться в ответ. Боже мой, в его присутствии Франческа чувствовала себя как провинившийся подросток!

– Ну что же, мисс Феллини. Зачем вы здесь, мне известно, – сказал мужчина.

Новая знакомая присела напротив него.

– Пожалуйста, зовите меня Франческа.

– Ладно, Франческа. – Бронсон сел обратно. – Но, как я уже сказал, причина вашего приезда мне известна, и я вам сразу прямо хочу сказать, что не заинтересован. На самом деле я порядочно уже от вас, докторов, устал – вам всем лишь бы меня препарировать, как крысу лабораторную.

Итальянка постаралась не слишком расстраиваться из-за его наглости, если не сказать грубости. После собственной неожиданной реакции на Джейка она какой-то частью себя уже ожидала от него чего-то большего. Но следовало сосредоточиться на его ощущениях, а не на своих. Этот человек вполне был способен ранить.

Она старалась продумать свою линию ведения разговора – надо было держаться так, чтобы снова не поддаться эмпатии. Франческа вовсе не желала еще раз так же неловко покраснеть. Она бросила взгляд на окружавшие Бронсона книги.

– Ну что, нашли ответы на свои вопросы?

– Какие вопросы?

– Вопросы о том, что с вами происходит, почему это с вами происходит и сколько это еще будет продолжаться. – Феллини кивнула в сторону книжек, а потом, приподняв бровь, положила пальцы на одну из них и перевернула, чтобы прочесть название. «Паранормальные миры».

Джейк притянул книгу обратно и установил ее на подставку перед собой.

– Ну, кое-что уже выяснил.

– Поговорить не хотите?

– Не хочу.

– Вы действительно рассчитываете получить ответы именно таким образом, без помощи профессионалов?

– Рискну сделать именно так. Как только вы меня оставите в покое и я смогу продолжить.

Франческу больше обеспокоило не то, что он сказал, а то, как это было произнесено. Джейк сопроводил свои слова взглядом, который явно давал понять, что разговор окончен. Долгая изматывающая поездка, оказавшаяся к тому же напрасной, сделала свое дело. Схватив книгу, женщина начала трясти ее перед ним.

– Ответы ведь не здесь, мистер Бронсон!

Он не смутился или, по крайней мере, не показал виду, что смущен. Вместо этого он осадил ее, притворно улыбаясь.

– Пожалуйста, зовите меня Джейк.

Феллини осеклась и на время замолкла, но положила книгу, повернув ее названием к собеседнику.

– Ну, и что вы отсюда узнали?

Мужчина подался вперед, оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Понизив голос до театрального шепота, он начал очень серьезно:

– Вообще это я не из этой книжки понял, но мой разум открылся для испытания новых способностей после того происшествия. И самое лучшее из всего этого то, что я теперь умею будущее предсказывать.

Франческа фыркнула:

– Дурачить только меня не надо, мистер Бронсон.

– Я же просил называть меня Джейком.

Это уже начинало надоедать итальянке.

– Хорошо, Джейк. Сыграем в одну маленькую пустячную игру. – Она села, положив ногу на ногу, и сложила руки на коленях. – Будущее, говорите, умеете предсказывать?

Это, похоже, обидело Бронсона. Он уселся в кресло с лицом мрачнее некуда.

– Это вам не игрушки.

Он это серьезно? Ну, само собой, то, что он утверждал, было абсолютно невозможно, но он мог действительно в это верить. Франческу так и подмывало попробовать почувствовать его, но даже от одной мысли об этом все тело беспокойно заерзало в кресле. Она помнила отчет, который сотрудники синьора Баттисты составили по факту того ужасного случая в аппарате МРТ. В отчет не вошли медицинские данные, но Баттиста уверял ее, что очень скоро у них будут копии всех документов, хотя то, каким образом они собираются достать конфиденциальную информацию, было за пределами ее понимания. В любом случае сидевший перед ней сейчас человек прошел через страшные испытания и нуждался в помощи.

Психолог в ней возобладал. Хотелось бы ей знать, куда это заведет.

– Прошу прощения, Джейк. Пожалуйста, продолжайте, – попросила Феллини.

Успокоившись с виду, Бронсон понизил голос:

– Это не как предсказывать землетрясения или биржевые котировки. Ничего подобного. Это касается определенного круга событий, которые произойдут в ближайшем будущем.

Бедняга по-настоящему бредил, но Франческа продолжала смотреть ему прямо в глаза, поощряя его таким образом продолжать.

– Вам показать? – спросил Джейк.

Он прикрыл глаза, сделал глубокий вдох через нос и выпустил воздух ртом, а через какое-то время открыл глаза и проговорил:

– Для начала вы мне объясните, насколько мой случай уникален. Потом до вас, наконец, дойдет: что бы вы ни сказали, я к вам в лабораторные крысы не пойду. Потом вы в момент встанете, закинете лямку этого прекрасного портфеля себе на плечо и умотаете отсюда без оглядки.

Замолчав, Бронсон скрестил руки на груди и посмотрел на собеседницу с холодной ненавистью.

Он явно старался ее позлить, и явно успешно.

Собирая остатки самообладания, Феллини разглядела на мониторе его компьютера страницу сайта своего института. Резко схватив его, она захлопнула крышку.

– Вы как будто все обо мне уже знаете, а?

Теперь Джейк сбросил с себя последнюю видимость терпения, ясно показывая, что просто жаждет избавиться от Франчески. Его слова просто сочились злобой:

– Мне известно об институте, об исследованиях. Я узнал достаточно, чтобы понять, что буду для вас всего лишь средством, аномалией, которая вам нужна для изучения в своих собственных целях.

– А не узнали ли вы также, что нам удалось спасти жизнь двум аутичным детям в прошлом году? Это тоже наша работа.

– Нет, но…

– Вы знали, что в настоящее время аутизм является формой отклонения в развитии, которая распространяется быстрее всего? Увеличение частоты случаев вырастает в среднем на семнадцать процентов год от года.

– Я…

– Вам не удалось выяснить с помощью ваших научных поисков на нашем сайте, что мы стоим на пороге открытия метода, с помощью которого сможем не только сдержать эту волну, но и даже вылечить у таких детей изнуряющие побочные проявления этого синдрома. Тогда они смогут жить в нашем обществе как нормальные его члены, а не как изгои.

Джейк расцепил руки.

– Нет, не знал, нет.

Будучи не в силах успокоиться, Франческа все говорила:

– Мы уже вот-вот разгадаем загадку удивительных творческих способностей, которые часто показывают саванты-аутисты – только это не те вещи, что столь чудесным образом проявились в вас. Да и не только у аутичных детей, а у любого человека. Изучение того, что случилось с вами, будь у вас хоть каплей меньше себялюбия, помогло бы найти ключ к загадке, последний кусочек головоломки, помочь несчетному количеству людей, а может даже, и весь мир изменить!

Встав со стула, она добавила:

– Нет, Джейк. У вас есть поважнее дела – викторины в барах выигрывать, и как же мы смеем вас от этого отрывать? А будущее предсказывать – прекрасная способность, вот здесь вы действительно мастер, потому что я и в самом деле сейчас умотаю отсюда без оглядки!

Крутанувшись на каблуках, Феллини ринулась к выходу.

Глядя, как она спешно уходит, Джейк почувствовал себя ужасно. Что бы в его собственной жизни ни происходило, с этой женщиной так обращаться было несправедливо. Этого она не заслужила. Она ведь полсвета облетела, только чтобы с ним поговорить!

Он уже было вскочил, чтобы догнать ее, но быстро остыл, вспомнив о своем собственном незавидном положении.

Откинувшись в кресло, Бронсон смотрел, как Франческа распахнула стеклянные двери на выходе и зашагала по дорожке. Тут он и разглядел наконец – ведь она просто чудо как красива!

«Ну простите же меня!» – прокричал он мысленно.

Женщина вдруг замерла на полпути и медленно обернулась в его сторону.

Глава 7

Редондо-Бич, Калифорния

Франческа загрузила свой чемодан на колесах в багажник взятой напрокат машины. До отлета из аэропорта Лос-Анджелеса в семь вечера оставалось еще четыре часа. Вполне достаточно, чтобы встретиться с мистером Бронсоном еще раз.

Женщина все еще злилась на себя. Вчера она что-то совсем разошлась. Вылетела из библиотеки как психованный подросток. А еще профессиональный психолог – боже-боже! Как такое можно было допустить?!

Синьор Баттиста оказался прав насчет этого мужчины. Что-то особенное в нем есть. Вспомнив его лицо, Феллини покраснела.

Не то чтобы особенный… О боже…

Итальянка вспомнила, что случилось, когда она вышла из библиотеки. Он как будто вторгся в ее мозг. Слова «Простите меня» прозвучали так четко, словно он стоял рядом. Каково же было удивление Феллини, когда, обернувшись, она никого возле себя не увидела!

В детстве Франческе общаться с людьми было довольно трудно. Она, без сомнения, была способна понимать их эмоции, видеть то, что они чувствуют, и даже где-то успокаивать их. Но такой особый подход делал обычное общение совершенно невозможным. За советом друзья обращались к ней частенько, но при этом все равно старались держать ее на расстоянии от себя, никогда не раскрываясь перед ней полностью.

Она мечтала о том, как однажды уедет из дома и будет жить среди чужих людей, которым не будет ничего известно о ее прошлом. А свой дар она будет скрывать.

Больше всего на свете ей хотелось стать такой же, как все.

Поступление в университет во Флоренции давало возможность начать все с чистого листа, отгородить свой мозг от эмоциональных сигналов, исходящих от окружающих ее людей, представить, что вокруг нет вообще никого. Феллини впервые за что-то боролась, но была полна решимости победить. В школе у нее появились новые друзья, и она, поборов искушение, не стала их прощупывать. К окончанию первого семестра дар Франчески находился уже в приглушенном состоянии и мирно дремал в темных глубинах ее разума. Впервые за много лет девушка испытывала удовлетворение.

В середине второго учебного года она повстречала Филиппо. Он происходил из прекрасной семьи и очень красиво ухаживал, как настоящий джентльмен. Спустя пару недель Франческа была убеждена, что это и есть настоящая любовь, что Филиппо навеки останется ее второй половинкой.

Когда он медленно раздевал ее в их первую ночь, она хотела отдать ему всю себя без остатка и поэтому вновь обратилась к своему дару, желая разделить с ним всю полноту чувств.

То, что она ощутила, потрясло ее до глубины души. Ни следа любви, заботы, понимания – лишь победное ликование, похоть и эгоизм. Обескураженная, Франческа отскочила, оттолкнув его от себя. Она никак не могла взять в толк, как под маской влюбленности могли кипеть столь уродливые чувства. Ей сразу стало ясно, что все, что между ними было, – это ложь. Сбежав к себе в общежитие, девушка приняла свой дар с нежностью, как вернувшегося домой щенка-потеряшку. Ей стало ясно, что для выживания в этом мире ей требуются все чувства до единого. А вообще оставалось только посочувствовать тем, кто принимает за чистую монету тот фасад, который люди так тщательно возводят, лишь бы скрыть свои истинные намерения.

С тех пор Феллини старалась обратить свою способность в пользу для учебы и, позже, успешной карьеры детского психолога.

Дар этот не был безупречно точен. По опыту работы с аутичными детьми она знала, что если человек в душе не считает, что поступил плохо, – например, если ребенок не чувствует вину за то, что ударил товарища, – то с помощью ее дара невозможно сказать, питает ли он злые намерения. Один из самых милых детей, что ей встречались, излучал тепло и заботу, а ведь тогда он только что вышвырнул беспомощного котенка с балкона четвертого этажа.

Как этот дар поможет в деле Джейка Бронсона?

Франческо ввела его адрес в навигатор своей машины.

Вороны. Ну и противный же голос, вот природа наградила! И ведь усядутся обязательно именно на карнизе окна спальни.

Джейк натянул подушку на голову, чтобы заглушить шум. Каждое воронье карканье, казалось, отдавалось дрожью, пробегавшей по его коже.

Было выпито много лишнего.

Прошлым вечером, уйдя из библиотеки, Бронсон заглянул в Патс Коктейлз, маленький бар по соседству, в паре кварталов от его дома. К Сэмми идти было нельзя. Теперь слишком много народу знало Джейка в лицо.

Вороны не умолкали. Зажимать уши подушкой не помогало, и мужчина запустил ее в окно. Она попала в ночник, и тот полетел на пол. Лампочка лопнула с тихим треском.

Вот дерьмо!

Бронсон сел, спустив ноги на пол, который немного шатался, да и комнату слегка вело перед глазами. Голова трещала с перепоя и от обезвоживания. Нужен был кофе.

Протерев зудящие глаза, Джейк всунул ноги в шлепанцы «Риф» с открывашкой на подошве и зашаркал на кухню, расшвыривая по дороге валявшиеся на полу бутылки.

На нем были трусы со смайликами – дочь подарила на день рождения два года назад – и больше ничего.

Прохладный ветерок с океана дул в открытые окна дома. Приятно было стоять голышом.

Прошлая ночь была как в тумане. Мужчина смутно припоминал, что ушел из бара около двух ночи. Один. Он шел домой вдоль побережья и приналег на пиво «Фэт Тайр», как только добрался.

Джейк закрыл глаза, стараясь выудить из памяти цитату. Страница 110 из книги «Новое поколение воинов»: «Пилот британской авиации был воином нового типа, взращенным нового вида войной. Его внешний вид был нарочито штатским: офицерская фуражка с заломленным матерчатым верхом. Частенько на нем можно было увидеть шейный платок – будто язык, показанный военному уставу».

Бронсон не мог уснуть сразу, как только попал домой. Он все думал о той женщине в библиотеке – Франческе. Ведь он просто как скотина себя повел. Это совершенно на него не похоже, и никаких оправданий, даже ввиду того, что сейчас с ним происходило, тут быть не может. Вот интересно, как бы он поступил, не будь она так потрясающе красива? Джейк давно перестал обращать внимание на женщин. После Энджел. Но Франческа что-то в нем тронула. В хорошем смысле. Это его и тревожило, потому что он ясно понимал, что поделать тут уже ничего не может.

Не в этой жизни.

Джейк пил всю ночь, перелистывая все свои книги. В памяти держалась каждая страница. Немыслимо просто.

Несмотря на то что вчера, изучая материалы, он находил один за другим случаи подобного рода с людьми, перенесшими травму головы, ему все равно было сложно поверить, что все это происходит с ним. Нутром он чувствовал, что его ситуация в чем-то иная. Взять хотя бы установление связи с ребенком в библиотеке или невероятную скорость мысли тогда в баре. Может, таким образом Бог хочет ужать события целой жизни в те несколько месяцев, что ему еще отпущены?

Выйдя на кухню, Джейк почувствовал хруст стекла под ногами. В одном из углов пол из испанской плитки был усеян осколками битых пивных кружек. Вспомнив, что здесь было, мужчина фыркнул. Он старался повторить такую же прыть, как в баре у Сэмми. Не вышло.

Бронсон подобрал пару оставшихся целых кружек на стойке и поднял их на уровень груди перед собой. Это получалось – поймать кружку, пока она не долетела до пола. Он сделал два глубоких вдоха, отпустил кружку и крутанулся на пятках шлепанцев.

Кружка шмякнулась о пол, а он не успел сделать и пол-оборота. Комната кружилась, как на карусели, и мужчина чуть не упал. Ему удалось удержаться на ногах, схватившись за стойку рукой.

Проверка памяти: сверхчеловеческая скорость не вырастает от недосыпа и похмелья. Наверное, это все пьянство, пьянство до поросячьего визга, подумал Джейк, вспоминая свои ночные похождения.

Он стряхнул со шлепанца осколок стекла и потряс пачкой кофе над кофемолкой. Высыпались три одиноких зернышка.

Да что ж такое-то…

Плеснув себе в лицо воды из чайника, Джейк сделал большой глоток прямо из носика. Краем глаза он заметил на столе выключенный мобильный телефон. Всем от него что-то нужно.

Во входную дверь позвонили.

Марш или Тони так рано не приходят. Опять репортер?

Бронсон подошел к двери, старательно избегая резких движений, которые сейчас иголками отдавали в затылок. Вдобавок к похмелью? Или еще что-нибудь?

Бегло выглянув в окно, Джейк увидел на улице белый фургон, внутри которого сидели двое мужчин. Наверное, это новые ландшафтные дизайнеры его соседки Хелен. Капризная старушка так любила выбирать садовников, что ей уже журнал пора было издавать – каждый месяц приглашала все новых на интервью.

В дверь позвонили еще раз.

– Иду! – крикнул Бронсон. Сейчас он от этих писак избавится, мало не покажется!

Он широко раскрыл дверь – и так и застыл.

Франческа выглядела еще красивее, чем он запомнил. Густые пряди темных волос струились у нее по плечам, обрамляя лицо. Огромные влажные глаза шоколадного цвета с золотыми крапинками, в которых играло солнце. Редкая россыпь веснушек на переносице придавала ее прекрасному лицу очарование. На ней были тонкие дорожные штаны, ботинки на шнуровке и короткий приталенный жакет, надетый на белую блузку.

Она чарующе улыбнулась пухлыми губами.

– Мистер Бронсон, доброе утро.

У Джейка язык присох к небу.

– Вы… в порядке? – замешкалась неожиданная гостья.

Мужчина заметил, что она бросила секундный взгляд на его пресс, и впервые за очень долгое время порадовался тому, что не оставлял регулярных тренировок. Феллини, похоже, немного покраснела и в долю секунды отвела глаза.

– Простите за то, что вторглась без предупреждения. Но до вас не дозвониться.

Увидев, что творится в доме у него за спиной, женщина слегка приподняла бровь. От отвращения? Или от сочувствия?

Джейку казалось, что голова у него набита ватой. Его мозг был сейчас явно не подключен к языку.

– Ох. Да я… нормально, – только и смог он выдавить из себя.

Получше ничего не придумал? Говори давай, идиот!

Бронсон откашлялся.

– Франческа. Мне правда очень неловко за вчерашнее.

Было видно, как расслабились плечи женщины.

– И мне неловко. Попробуем снова?

Через полчаса они потягивали капучино в кафе «Кофе-картель». Это заведение с двадцатилетней историей объявляло себя первой «подлинной» кофейней в местечке Ривьера на побережье Редондо-Бич. Здесь их окружало разномастное собрание потертых диванов, продавленных кресел, а также маленьких деревянных коктейльных столиков с антикварными стульями с прямой спинкой. Богемная атмосфера привлекала сюда писателей, студентов и просто любителей пляжей, которые искали себе местечко поспокойнее вдали от толп людей.

Головная боль постепенно отступала, и теперь Джейк мог говорить вполне внятно. Капучино с тройной порцией эспрессо сделало свое дело.

Они разговаривали про институт в Венеции.

– Дети приезжают со всего света, у многих из них нет родителей, – рассказывала Франческа.

– И все они одаренные?

– Да, и все по-разному. Это могут быть художественные способности, или математические, или музыкальный талант. У некоторых такая же фотографическая память, примерно как у вас.

Феллини сидела, чуть наклонившись вперед. Она положила локти на стол и подперла руками подбородок, изучающе разглядывая собеседника.

– Но в отличие от вас, каждый из них демонстрирует явные признаки симптомов аутистического характера, что подразумевает необычное, асоциальное поведение, которое отгораживает их от большей части общества, – продолжила женщина. – Они очень часто не способны нормально взаимодействовать с другими людьми.

Джейк вспомнил, как он себя вел в последние дни. Такое вполне можно назвать асоциальным.

Будто прочитав его мысли, Франческа сказала:

– Нет, вы просто были… schifoso, как мы говорим в Италии. – Взгляд ее на секунду стал отсутствующим – она подыскивала соответствующий перевод, касаясь кончиком языка краешка губ. Наконец ей удалось вспомнить нужное слово. – Паршивцем, si? – и она зловредно улыбнулась. День начинал приобретать яркие краски.

– И не поспоришь, – согласился Джейк. Он позволил себе думать о Феллини. Было в этой женщине что-то такое. Притягательное.

Бронсон смахнул рукой салфетку со стола.

Один удар сердца – и он выбрасывает другую руку, чтобы схватить ее, прежде чем она коснется пола.

И близко не получилось.

Про себя отметим: сверхрефлексы не работают, когда увлечен женщиной.

Франческа заинтересованно посмотрела на мужчину, но постаралась продолжить:

– Вы можете нам помочь, Джейк. Если мы поймем, что с вами произошло и почему вы получили доступ к своим способностям без всяких побочных расстройств, мы, возможно, сможем разгадать секрет, как можно помочь несчетному количеству аутичных детей во всем мире. – Итальянка поерзала в кресле. – И также мы бы изучили любые ваши… паранормальные способности.

Бронсона последняя реплика на секунду изумила. Почувствовала ли Феллини что-нибудь там, в библиотеке? Она, казалось, и в самом деле верила, что он мог быть полезным для их исследований в институте. Без сомнения, у нее были на то причины. Неужели он уже почти согласился? Нужно признать, сопротивляться ее обаянию было очень сложно. Мужчина представил себя в Венеции вместе с ней. Как он ей будет помогать. Будет всегда рядом.

– В течение года, – продолжала Франческа, – или двух лет мы бы могли добиться значительных успехов.

У Джейка застыла в жилах кровь. Воздух, казалось, совсем истончился. Он откинулся обратно в кресло и уставился в широкое окно, занимающее всю стену. Краем глаза он увидел знакомых мужчин в белом фургоне, припаркованном на обочине напротив. Новые садовники, которых Бронсон уже видел рядом с домом соседки. Он отметил это как совпадение и сосредоточился на захлестывающей его волне душевной боли. Помочь Франческе и детям он не мог при всем желании. Через три месяца его уже не будет на свете, что уж говорить про год или два! О чем тут, черт возьми, думать?!

Лицо Феллини помрачнело.

– Что такое?

Джейк поднялся.

– Мне пора.

– Как? Почему?

Бронсон позволил себе напоследок окунуться в эти глаза, обещавшие столько счастья.

– Простите меня, в самом деле, – ответил он. – Но я никак не могу, не могу вам помочь.

А затем он повернулся и вышел на улицу прежде, чем женщина заметила, что у него на глаза наворачиваются слезы.

Глава 8

Венеция, Италия

Гондоле старика стукнуло уже пятьдесят, но она еще вполне послужит, как и он сам. Ее искусные декоративные детали и лаковое покрытие не имели себе равных на запруженных каналах города, где жили десять поколений его предков. Марио Феллини исполнилось четырнадцать, когда его отец, скрепив сделку рукопожатием, заказал выстроить лодку не кому-нибудь, а Трамонтину Альберто Ветуччи Недису, последнему из знаменитых скверариоли, строителей гондол, обладавших секретами мастерства в этом ремесле. Лодка была крепкой, построенной по старинной технологии, без клея и замазки. Марио всегда верил в то, что свою лодку он переживет, но сейчас ему пришлось в этом усомниться.

Погружая весло в спокойную гладь канала, он вел тихо скользящую гондолу к маленькому подсобному гаражу института, где должен был забрать путешественника для особой поездки по Венеции. Не будет никаких серенад «О соле мио» в уединенном путешествии к сырым могилам за кладбищенским островом Сан-Мишель.

Причалив к пирсу той ночью, он обнаружил не одно, а два тела. Одно было совсем еще детским. Девочка не старше шести-семи лет. Застыв, глядя на невинное лицо, Марио молча утирал слезы, сбегавшие на седую щетину его подбородка.

Старый гондольер проклял тот день, когда стал участвовать в сомнительных экспериментах Баттисты.

Да будь ты проклят! И все твои предки.

Но что он мог сделать? Как это остановить? На кону была жизнь его собственной дочери. Она работала посреди этого кошмара, находясь в полном неведении насчет тайн этого института, став заложницей под неусыпным оком синьора Баттисты и его кровожадного окружения.

Феллини вспомнил тот перевернувший всю его жизнь день, когда месяц назад чья-то гладкая лодка красного дерева вывернула из-за угла…

Оставляя бурлящий след, она на всех парах повернула в Гранд-канал, перегородив путь в паре метров от лодки Марио. Тот воздел кулак, выкрикивая возмущенные ругательства. Лодка отклонилась, чтобы избежать столкновения, и едва не чиркнула о его корму. Волна обдала и его гондолу, и парочку влюбленных молодых немцев, которые, держась за руки, обнимались на золоченом парапете.

Внезапно гневный крик так и застыл у Феллини в горле. Из-под брезента, прикрывавшего люк на корме, безжизненно свисала рука. Старик метнул взгляд на водителя лодки, которая стремительно удалялась. Даже сзади его фигура показалась знакомой.

Водитель рискнул бросить мимолетный взгляд через плечо.

Это был человек синьора Баттисты, Карло, из института!

Через мгновение Марио застыл на качающейся корме своей гондолы, разинув рот и раскинув в стороны руки. Его дочь, Франческа, работала в институте. Была ли она в безопасности? Стук сердца в ушах и побудил его к действию. Он схватил длинную рукоятку весла и принялся глубоко резать его лезвием воду, вкладывая в это все свои силы. Повернув лодку кругом, Феллини направился в сторону своего дома на улице де-ла-Кьеза в районе Сан-Поло. К тому времени, как он туда доберется, Франческа должна будет уже прийти домой с работы.

По настоянию своей спутницы молодой немец начал жаловаться на изменение курса. Он лопотал на очень ломаном итальянском, что желает увидеть мост Риальто. Марио попытался ответить ему, но языковой барьер был слишком велик. Наконец он заткнул своих пассажиров, всунув купюру в сто евро обратно в руки молодого человека, и ссадил их с лодки на первой же остановке.

Через двадцать минут Марио уже пробежал по древним каменным ступеням двора, покрытого зарослями жасмина, и распахнул дверь в свой маленький домик. Запах печеного утреннего хлеба еще висел в воздухе. Старик прокричал в коридор: «Франческа!»

Никакого ответа. Феллини вошел в гостиную и замер – кровь застыла у него в жилах.

Его дочь сидела на стуле со связанными за спиной руками. Ее каштановые волосы рассыпались из-под шелковистого черного капюшона, который был затянут у нее над головой. Карло стоял за ней, прижав стилет к ее горлу. По обычной усмешке на его лице было видно, что работает он с удовольствием.

Синьор Лучано Баттиста сидел рядом с девушкой на потертом столе из сосны. Перед ним стояли открытая бутылка «Кьянти» – любимого вина хозяина дома – и два наполовину заполненных стакана.

Марио рванулся вперед.

– Франческа!

Две пары рук стиснули его сзади как клещи и подняли вверх. Он пинался и вертелся, чтобы освободиться, но два больших человека крепко держали его.

– Не глупи, Марио, – сказал Баттиста. – От этого зависит жизнь твоей дочери.

Он жестом приказал Карло прижать нож к бледной коже шеи Франчески. Та вздрогнула от прикосновения холодной стали, и из-под покрывала послышался приглушенный кляпом крик. Надсадно сипя, девушка напряженно пыталась втянуть носом воздух.

Ее отец замер.

Лучано указал на пустой стул, стоявший напротив.

– Пожалуйста, присядьте и присоединяйтесь. Выпьем вина. Очень неплохое, я вам скажу. Вкус гораздо лучше, чем можно было ожидать от вашей кладовой. Вы его для особого случая держали?

Марио трясся всем телом. Он стоял и чувствовал, что не в силах сказать ни слова. Франческа преподнесла ему эту дорогую бутылку вина в подарок. Это был его любимый напиток. Они собирались распить его вместе на его шестьдесят пятый день рождения на следующей неделе.

– Вы сами будете себя хорошо вести? – поинтересовался Баттиста. – Или мне Карло попросить надавить на болевую точку, так сказать?

Феллини не мог остановить дрожь. Он кивнул, не сводя глаз с ножа.

– Великолепно, – сказал Лучано, взмахнув рукой. – Нам надо бы обсудить кое-что. Теперь, пожалуйста, сядьте сюда.

Двое охранников ослабили хватку. Один из них подтянул Марио стул. Старик сел и оттолкнул от себя стакан вина.

Баттиста поболтал вино в собственном бокале на ножке – перед тем как посмаковать еще один глоток.

– Я уверен, Франческа рассказала вам о новаторских исследованиях в нашем институте.

В лекции, которая за этим последовала, синьор красноречиво пытался внушить Марио важность исследований института и экспериментов, а также то, каким удивительным прорывом в медицине станет их работа. Лучано поставил бокал и многозначительно добавил:

– И я знаю, что важность нашей работы, конечно, не стоит жизни вашей прекрасной дочери.

Отец Франчески едва слышал то, что ему говорили. Он продолжал смотреть на нож и на пустые глаза человека, который держал этот нож у горла его дочери. А Баттиста что-то говорил о подопытных для исследований. Все это были добровольцы, закоренелые и приговоренные преступники из всей Восточной Европы, которые дали согласие принять участие в эксперименте в обмен на сокращение сроков заключения или финансовую помощь для их семей, живших отдельно. Да, некоторый риск присутствует, а иногда испытуемые умирают, как это и случилось днем ранее.

При случайном упоминании о мертвом теле Марио сосредоточился. Баттиста же продолжал:

– И вот тогда нам приходится менять записи, а тело утилизировать. Без шума. Ради исследования, ради всех жизней, которые мы спасем с усовершенствованием лечения, и ради преданных людей, которые являются частью института. – Он жестом указал на Франческу. – И ради твоей дочери в том числе.

После этих слов Лучано помрачнел. Стиснув зубы, он впился глазами в хозяина дома. Мягкий тон пропал, сменившись рыком, который напомнил Марио волка, защищающего свою добычу.

Баттиста грохнул кулаками по столу и привстал в кресле.

– Наше исследование – это все. Понятно вам? И я ничему не дам помешать нашему успеху. Ничему!

Старый Феллини сжался от силы ярости незваного гостя, увидев в глубоко посаженных черных глазах этого человека его маниакальное альтер эго.

А Баттиста как ни в чем не бывало глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, расслабив тело. Он медленно глотнул вина и какое-то время изучал Марио и простые вещи в его доме, словно соображая, о чем еще повести речь, и вымеряя риски от каждого выбора.

Вновь быстро успокоившись, Лучано поставил свой бокал. Теперь в его голосе сквозила мягкость.

– Марио, нам нужна ваша помощь. Вернее сказать, вся семья нашего института нуждается в вашей помощи. Мы хотим нанять вас нашим личным гондольером. – Он вытащил из нагрудного кармана конверт, набитый пачками евро, и протянул его через стол.

Феллини вынул руки из-под стола и прижал их обратно к стулу, словно на купюрах была смертельная зараза.

– Аванс за ваши старания, – сказал Баттиста. – Потому как вы теперь тоже часть нашей семьи.

Марио едва сдерживал приступ тошноты.

– В случае, если мы окажемся в такой же неудобной ситуации, как сегодня, нужно будет быть осторожнее. – Баттиста бросил суровый взгляд на Карло. – Нельзя так – опрометчиво гонять на моторной лодке, а сзади развевается безжизненное тело испытуемого. – Он повернулся к Феллини. – Это Венеция. Мы должны быть осмотрительны. И конечно, уважаемый гондольер за обычной работой подозрений не навлечет, правда?

Хозяин дома отпрянул, как только до него дошел ужасный смысл, стоявший за словами Лучано. Они хотели, чтобы он убирал тела после их неудачных экспериментов. Боже, нет!

– Пожалуйста, синьор, только не это, – пробормотал старик.

Баттиста от его мольбы только отмахнулся.

– Конечно, жизнь вашей дочери стоит этого, да? К тому же речь идет о недолгом сроке. В любом случае решение принято.

Марио с трудом справлялся с дыханием. Он не мог поверить в происходящее и перевел взгляд с дочери на ее начальника. Внутри у него тлели угли гнева. Этот человек за это заплатит. Феллини нашел бы способ, чтобы спрятать свою дочь, а затем наведался бы к синьору Баттисте. У Марио были друзья. Они помогут. Но пока он должен подыгрывать.

Терпение, только терпение.

Кивком Фелини скрепил черную сделку. Он скользнул дрожащей рукой по глади стола и подтянул к себе конверт, мысленно пообещав себе потратить все до последнего евро из него – так же как и остальные свои скудные сбережения – на то, чтобы победить этого дьявола, потягивавшего перед ним припасенное на день рождения вино.

Поднявшись из-за стола, Баттиста добавил:

– И напоследок еще одно, Марио. Важный урок, на всякий случай, если вам интересно, серьезно ли я говорю.

Он указал на двух охранников, стоявших у Феллини за спиной. Бросившись вперед, один из них захватил голову старика за шею своим толстым предплечьем, а другой быстро закрутил его руки, грудь и ноги скотчем. Последние полосы клейкой ленты закрыли ему рот.

Баттиста перегнулся через стол и заставил Марио смотреть в свои собственные безумные глаза.

– Связываем мы вас для вашей собственной безопасности. А то еще ушибетесь. Постарайтесь в полной мере насладиться теми чувствами, которые сейчас испытаете, потому что помешать им повториться сможете только вы и никто другой.

Лучано сделал шаг назад и кивнул Карло. Тот, переместившись позади Франчески, левой рукой резко дернул ее скрытую капюшоном голову назад к своей груди, открывая нежную шею на всю длину. Девушка застыла, и из-под черного капюшона послышался новый приглушенный визг, разрывая сердце Марио. Карло одним движением правой руки вогнал заостренный клинок стилета глубоко в ее плоть, проведя его острым как бритва лезвием дикий полукруг по горлу, рассекая обе сонные артерии. Кровь забила из глубокой раны страшным алым фонтаном.

Секунды – и она была мертва. Голова ее упала на грудь.

Феллини мучительно застонал сквозь толстый слой липкой ленты. Он корчился и вертелся, стараясь высвободиться, его тело было не в силах воспринять то, что увидели глаза. Он яростно качал головой из стороны в сторону, а стул ходил под ним ходуном. Глаза, казалось, сейчас вот-вот вылетят у него из головы.

Баттиста наблюдал за ним несколько долгих секунд.

– Карло, прекращайте его страдания, пока старого дурака сердечный приступ не хватил, – велел он затем.

Его помощник сдернул черный капюшон с залитого кровью тела. Схватив горсть волос мертвой женщины, он оттянул ее голову, направив ее лицо прямо на Марио.

Тот перестал двигаться и заморгал полными слез глазами. Он смотрел и не мог ее узнать.

Матерь Божья…

– Вот так-то, Марио, – заключил Баттиста. – Франческа в институте, задерживается допоздна. В полной безопасности. И чтобы все осталось по-прежнему, делайте, что вам говорят. Это ясно?

Феллини согласно закивал еще даже прежде, чем Лучано закончил.

– Хорошо. Вот ваше первое задание: очистить это место и сбросить тело в лагуну до возвращения дочери домой, – добавил Баттиста. – Карло расскажет вам где. И помните, Франческа не должна ничего узнать. Я ожидаю, что завтра утром она будет в институте, как обычно, готовая к работе.

Баттиста отодрал клейкую ленту от губ Марио.

– Вам ясно?

Старик упал в кресло, хватая ртом воздух.

– Si, синьор.

– Отлично. Мои люди развяжут вас, чтобы вы могли начать работать. Карло позвонит вам, когда вы снова будете нам нужны. Добро пожаловать в семью.

С тех пор пролетели четыре бессонные недели. Марио звали забирать тела уже пять раз, и каждая такая подпольная поездка стоила ему частицы сердца.

Сегодня вечером там было два тела, одно – совсем еще ребенок.

Нет этому прощения. Что же на самом деле происходит в темных чертогах палаццо Баттисты? Как Феллини спасти свою дочь от этого безумия?

Звук шагов прервал его мысли. Он поднял голову от тела молодой девушки, чтобы обнаружить, что синьор Баттиста смотрит на него сверху вниз с затемненной площадки на верхней ступеньке.

Они не сказали друг другу ни слова

Да и что тут скажешь?

Смирившись со своей судьбой, – по крайней мере, на сегодня, – Марио наклонился и затащил трупы в свою лодку. Он уже соорудил посередине гондолы фельце – временную деревянную кабинку, что-то вроде укрытия для пассажиров от непогоды зимой. Сегодня вечером она послужит укрытием от посторонних глаз.

Орудуя одной-единственной веревкой, принесенной им для своей сегодняшней скорбной работы, Феллини привязал первый труп к бетонному блоку, заранее положенному в кабинку. Для тела ребенка потребовалось еще немного веревки. Мозолистые руки старика дрожали, когда он отрезал кусок от бирюзового палубного каната.

Он связал тела вместе, стиснув челюсти, когда затягивал веревку вокруг тела ребенка, а закончив, завесил вход в кабину дождевиком.

Марио ни разу не оглянулся посмотреть на синьора Баттисту, но он чувствовал на себе взгляд этого человека, когда выводил лодку из гаража. Старый гондольер проговорил про себя молитву богу за помощь и наставление, а по щекам его текли слезы.

Глава 9

Редондо-Бич, Калифорния

Он же бездомный! Надо было раньше думать.

Вот он только что стоял, наклонившись к фургону, чтобы помочь этим двум итальянским отморозкам разгрузить пару коробок – обещали десять баксов, – а в следующий момент что-то кольнуло его в шею и кто-то с силой толкнул его в фургон и захлопнул дверь. Когда он попытался вскарабкаться, чтобы выбраться оттуда, его конечности стали совсем мягкими – так бывает, например, когда нога затекает, если слишком долго неудобно сидеть на ней. Да и не только нога. Мягкими сделались обе его ноги и руки, а затем ослабли желудок и спина, и он оказался лежащим на полу, будучи не в состоянии шевельнуться. Он даже не мог кричать. Мог только моргать, дышать и слышать – и только.

Парень за рулем был здоровым, как танк, и с крепкими мышцами.

Еще один мужчина, поменьше, сидел рядом с ним – очевидно, босс.

Судя по шрамам, испещрявшим руки этого более низкого мужчины, повидал он достаточно. Оба незнакомца использовали подслушивающие устройства для прослушивания разговора, который происходил между некой девицей с очень мягким выговором и парнем по имени Джейк.

Бездомный не знал, почему его схватили, но был намерен разбить им головы ко всем чертям, как только смягчится действие этого препарата.

Будут знать, как связываться с ветеринаром!

Из фургона на другом конце стоянки Карло наблюдал за Джейком Бронсоном и Франческой внутри кафе.

– Этот парень, Джейк, не особо доволен, а, Минео? – спросил Карло по-итальянски.

Он видел, что Бронсон встает и собирается уйти, и выключил небольшой цифровой приемник и динамик, лежащие у него на коленях.

– Скоро пожалеет, что не согласился, ведь просит же она его по-хорошему!

Как только Джейк направился к выходу, Карло сказал: «Идет в нашу сторону. Отвернитесь».

Минео уронил параболический микрофон себе на колени. Он пытался вжаться в сиденье водителя, но его туша не позволяла ему сдвинуться больше чем на пару дюймов. Но волноваться не стоило. Американец прошел прямо перед их фургоном, не собираясь смотреть вверх.

– Порядок, – сказал Карло. – Идет домой. У нас примерно пятнадцать минут.

Его напарник завел двигатель и поехал прочь со стоянки.

Карло оглянулся на бесформенную массу в задней части фургона и сказал по-английски с сильным акцентом:

– А ты, мой друг, не будешь больше жить на улице. Мы везем тебя в уютную маленькую виллу на пляже, где можно будет поселиться на всю оставшуюся жизнь.

Пленник моргнул.

Джейк хотел избежать встречи со всякими фанатами или ищейками-репортерами, которые могли слоняться перед его домом. Он медленно шел по кварталу, проверяя, нет ли где чего необычного. Поднимался сильный ветер, и пальмовые листья колыхались вверх-вниз перед «перестроенной» виллой в тосканском стиле за несколько миллионов долларов, которая огибала скалу.

Дома поновее были построены так близко друг к другу на крошечных участках, что на верхних этажах можно было высунуться из окна и коснуться дома по соседству. Но здесь еще оставались несколько хозяев, которые не разделяли принцип «наскреби да строй», как Джейк, например, чей дом отличался настоящим голливудским лоском. Его одноэтажный особняк в испанском стиле, оштукатуренный, с двумя спальнями, был само очарование. Крытое крыльцо главного входа обрамляла увитая плющом арка, проделанная в стене кипарисов, отделяющей друг от друга соседние участки. От скалы за домом доносился привычный низкий гул бьющихся о камни волн.

Пожилая соседка Бронсона Хелен заметила его, проходя мимо по улице с крошечным пуделем на шлейке. Джейк приветственно помахал ей в ответ и поспешил дальше, чтобы не выслушивать очередную ее нудную историю.

Он прошел половину пролета лестницы, ведущей к веранде, и, подняв сложенную газету «Дейли Бриз», повернул ручку двери. В следующий миг он с удивлением обнаружил, что она заперта. Бронсон никогда не закрывал переднюю дверь. Он, должно быть, сделал это машинально, когда уходил с Франческой. Эта женщина однозначно его измотала.

Мужчина выудил ключи из кармана, отпер дверь и вошел внутрь. Прикрыв дверь пяткой, он опустил ключи на столик и наклонился, чтобы собрать рассыпанную на полу почту.

Что-то резко двинулось на него. На груди сомкнулись здоровенные руки, и он почувствовал острый укол на шее.

Инстинкт взял свое. Полагаясь на отработанный прием, Джейк со всей мочи двинул нападавшего пяткой в подъем ноги. Хватка ослабла – как раз настолько, чтобы он успел сбросить с себя этот вес и вывернуться из рук напавшего на него человека. Шею слегка потянуло – незнакомец одним пальцем задел тонкую шейную цепочку Бронсона и порвал ее.

Джейк сделал стойку, отставив одну ногу немного назад и равномерно распределив вес, чтобы бить любой ногой. Он был готов ударить, но, вскинув кулаки, почувствовал, что от его шеи к рукам начало распространяться легкое покалывание.

Как и в баре, время вдруг замедлилось, пока он смотрел, что происходит.

Их было двое. Громила перед ним занимал полкомнаты. Его выпуклая грудь и бицепс растягивали ткань черной футболки-поло, вероятно XXXL. Одутловатое лицо незнакомца не выражало абсолютно ничего, а полуприкрытые веками глаза навыкате напомнили Джейку глаз гигантской жабы, терпеливо выжидающей, когда к ней подлетит очередная муха.

Парень рядом с Жабой был поменьше, но выглядел крутым. Он был лысым и смуглокожим, чем напоминал восьмой бильярдный шар, и один из его черных глаз был перерезан глубоким шрамом. Судя по усмешке на его лице, он был уверен, что все получится. Маленькая капля жидкости капала с иглы шприца для подкожных инъекций у него в руке. Поршень шприца был полностью продавлен, и Джейк понял, что все его содержимое всадили ему в шею.

Жаба потянул к нему свои ручищи. Бронсону казалось, будто бандит двигался в суперзамедленном темпе.

Джейк сбил левую руку этого парня хуком с левого запястья и шагнул вперед, вкладывая вес всего своего тела в правильный удар, который смял нос его противника с хрустом, как у отрезанного стебля сельдерея. Поток крови хлынул из широких ноздрей мужчины, и он вытаращил глаза от удивления, хотя в остальном казался безучастным. Он ухмыльнулся Бронсону, показав желтые зубы, и стал слизывать стекающую с верхней губы кровь, как будто это были вкусные усы из мороженого.

Не дело.

Джейк знал, что вырубается. Он поспешил к выходу, но ноги его не слушались, да и руки вдруг бессильно повисли. А потом ноги отказали ему полностью, после чего пол внезапно бросился ему навстречу. Громила подскочил вперед и схватил его под подмышки, чтобы удержать от удара о журнальный столик.

Щека Бронсона прижималась к огромной груди Жабы, и он почувствовал, что его вытащили на твердый деревянный пол. В нос ударила кислая смесь чеснока и дешевого одеколона. Он рухнул на диван, как тряпичная кукла. Теперь его затекшие ноги свободно свисали на пол, щека покоилась на мягкой подушке, а шея была неудобно скручена.

Джейк смотрел, как двое мужчин быстро закрыли все открытые окна в комнате, задернули шторы и заперли входную дверь. Шар-восьмерка встал на колени перед лежащим на диване хозяином дома. Теперь они были с глазу на глаз, и незнакомец зловеще улыбался.

– Привет, мистер Бронсон, – сказал он хриплым голосом с сильным акцентом. – Или звать вас Джейк? Позвольте представиться. Меня зовут Карло, а моего большого друга – Минео.

Его акцент звучал как европейский или ближневосточный. Джейк попытался заговорить, но у него ничего не вышло. Его голосовые связки тоже не работали. Но дышать он мог – уже кое-что! Если бы они хотели убить его, он был бы уже мертв.

– Должен сказать, не вижу в вас ничего особенного, – продолжал Карло. – Но мой начальник считает по-другому, и он очень хотел бы встретиться с вами. На него произвели впечатление те умственные способности, что вы так внезапно приобрели, и особенно его интересуют ваши удивительные рефлексы. Мне кажется, я увидел нечто такое, когда вы ударили беднягу Минео. Может, сейчас еще раз быстренько покажете?

И Джейк не мог даже плюнуть в этого говнюка!

Взять на заметку: наркотики – дрянь.

Карло усмехнулся.

– Ах да. Мой коктейль для инъекций слегка вас замедлил. Ну, это не важно. Мы собираемся в небольшое путешествие. Только не волнуйтесь, мы обо всем позаботимся. Мы позаботимся о том, чтобы ваш работодатель, ваша семья и ваши друзья – все были в курсе, что вы уехали. На самом деле весь ваш район скоро узнает о вашем… отъезде.

Что за черт?

Сейчас Бронсон видел Карло справа, но только боковым зрением. Когда бандит вернулся в поле зрения, он сжал поврежденное запястье Джейка. Тот ничего не чувствовал, как будто это была не рука, а что-то другое. Карло взялся за его другую руку, чтобы стянуть с пальца нефритовое кольцо. Это кольцо отец подарил ему на восемнадцатый день рождения вместе с цепочкой и масонским медальоном, который сейчас валялся где-то на полу. Семейная реликвия, доставшаяся от деда.

Карло снял с другого запястья Джейка часы и прошел в темную кухню, согнувшись перед чем-то, лежащим на полу. Из-за его широкой спины Бронсону не было видно, что он там делал.

Жаба оставался в комнате с Джейком. Он наклонился и начал снимать с него одежду. Крупные капли крови сочились из его разбитого носа и впитывались в обивку дивана прямо перед лицом у обездвиженного хозяина дома.

Собрав рубашку, брюки, обувь и носки Джейка в тюк, большой человек неуклюже протопал на кухню за Карло. Лежа в одних трусах, Бронсон чувствовал, что его первоначальный шок сменяется страхом. Унижение, которое он испытал, не шло ни в какое сравнение с тем, что ему приходилось переживать в тренировочном лагере для военнопленных. Но здесь это была реальность, а не учения.

Двое незнакомцев двигались по-военному точно, напоминая ему Тони. Вот какое чудо Джейку необходимо прямо сейчас – чтобы Тони вошел в переднюю дверь и вызверился на этих придурков.

Так как ни голова, ни шея не двигались, Бронсону пришлось напрячься и скосить глаза в одну сторону, чтобы увидеть, что эти двое делали на кухне. Он все еще не мог разобрать, что им было нужно.

Он услышал, как один из мужчин разочарованно фыркнул, а затем нефритовое кольцо Джейка выкатилось из кухни в гостиную. Карло вернулся забрать его, и Бронсон разглядел очертания еще одного согнутого человека, распростертого перед ним, а также задранную ногу Жабы, который поскользнулся на его брюках.

Карло взял кольцо и, повернувшись, надел его лежащему мужчине на палец. Затем он встал, и свет из гостиной упал на заросшее щетиной лицо человека на полу. Его влажные глаза были наполнены страхом. Они неотрывно смотрели на Джейка и моргали, словно тихо моля о помощи.

Закрыв дверь на кухне, Карло и Жаба вернулись к хозяину дома. Жаба развернул синий спальный мешок и начал засовывать в него ноги Бронсона, а Карло поднял новый шприц, постучал по нему пару раз и выпустил небольшое количество прозрачной жидкости из иглы. Взяв руку Джейка, он сказал: «Спокойной ночи, мистер Бронсон. Увидимся в Венеции».

Венеция? Так за этим стоит Франческа?

Какой же я идиот!

Последним, что Джейк запомнил, был едкий запах природного газа.

Глава 10

Редондо-Бич, Калифорния

Тони стоял на обочине через дорогу от тлеющих остатков дома Джейка. На нем была темно-синяя форменная куртка полиции Лос-Анджелеса и бейсболка.

Маршалл сидел на бордюре под ним, уткнувшись лицом в белые рукава скрещенных рук.

– Я просто поверить в это не могу, Тони. Это не может быть правдой, – простонал он.

«Что-то здесь не то», – думал Тони, но боль в голосе Маршалла прорезала его мысли. Он сел рядом с другом, положив руку ему на плечо.

– Я тебя слышу, Марш. Лучше Джейка вряд ли кого сыщешь.

Пожарные машины и машины «Скорой помощи» стояли повсюду вдоль улицы вперемешку с клубками шлангов и оборудования. Пожарные, сняв шлемы и расстегнув желтые куртки, шли медленно, возвращаясь в свои грузовики, уставшие от битвы, в которой потерпели поражение. Воздух казался плотным от запаха дыма.

Осколки и обломки от взрыва густо, как конфетти во время Парада Роз, усеивали дворы по всей улице. От дома Бронсона остался сырой, тлеющий скелет с рухнувшей крышей и остатками первоначального каркаса, торчащего вверх в лунной ночи. Стая ворон пронзительно каркала с высокого перцового дерева через дом отсюда, словно выжидая, когда люди уйдут и здесь можно будет наконец чем-нибудь поживиться.

Один из соседей рассказал Тони, что первоначальный взрыв случился двумя часами ранее – от него задрожали окна и запели автомобильные сигнализации в радиусе почти трех кварталов. Звук для жителей Редондо-Бич не сказать чтобы привычный. Конечно, они такие вещи все время видят по телевизору, но вживую никогда, особенно здесь, в их защищенном маленьком оазисе Саут-Бэй.

Капитан пожарного расчета сказал, что это был взрыв природного газа от утечки на кухне.

– Должно быть, газ распространялся какое-то время, – объяснил он. – Газ накапливается, искра его поджигает, и огненный шар разносит все в куски.

«Джейк умер мгновенно, – думал Тони. – Слава богу хотя бы за это».

Но друг погибшего все еще не был удовлетворен. Интуиция полицейского подсказывала: что-то не так, и это будоражило его. Взрыв газа мог легко оставить такое поле обломков, но тогда в доме должно было скопиться действительно много газа, и он должен был накапливаться в одном месте без утечки. Маршалл сказал Тони, что Джейк не бывал дома последние два дня, так как держался в стороне от места своего жительства.

Последние пару дней. Это может объяснить медленное накопление газа. Но откуда искра? Пожарные обнаружили обгоревшее тело хозяина на кухне. Как он мог там быть, не чувствуя при этом запаха газа?

Не сходится.

На другой стороне улицы бригада судмедэкспертов вытаскивала каталку из своего фургона. Один из техников развернул черный мешок на молнии для тела и положил его сверху. Затем они с напарником отправились за Джейком или, точнее, за тем, что от него осталось.

Маршалл смотрел на все это с мокрыми глазами. Тони знал, что он не был привычен к такого рода вещам.

– Эй, парень, – сказал Тони. – А не пойти ли тебе домой? Я присмотрю тут еще немного, а потом и сам тоже пойду.

– Я сейчас в свою квартиру пустую не вернусь ни за что. Я слишком зол, чтобы даже сесть за руль. – Маршалл пнул что-то валявшееся у него под ногами.

Тони проследил глазами за небольшим куском дерева, который проскакал через тротуар, остановившись рядом с выжженными останками оконных экранов.

Некоторое время Тони изучал этот скрюченный экран. Он подошел и поднял его, задумчиво повертел в руках, а потом спросил:

– Эй, Марш, это не ты помогал Джейку устанавливать новые экраны?

Маршалл поднял на него покрасневшие глаза.

– Да, в прошлом месяце. Ты же знаешь, Джейк никогда не закрывал окна, так что хорошие экраны были необходимы.

– Вот оно! – воскликнул Тони, сжав руки в кулаки. – Джейк ненавидел закрытое пространство.

Тони был одним из немногих, кто знал почему.

– Какая разница, черт возьми? – спросил Маршалл.

Его друг замолчал на секунду, прежде чем ответить, складывая воедино все кусочки головоломки.

– Это означает, что смерть Джейка – не несчастный случай.

Маршалл повернул голову – он был весь внимание.

Тони заходил взад и вперед, и в его речи стал отчетливо слышен нью-йоркский выговор.

– Марш, Джейк не закрывал окна годами. И если бы они были открыты, газ бы рассеивался и взрыв был бы намного меньше. Кто закрыл эти окна? Если это не Джейк, кто тогда, черт возьми, это сделал?!

Тони прибавил шагу. Он был уверен, что нащупал то, что нужно.

Маршалл нахмурился. Его голос сбился.

– Может быть, это и был сам Джейк?

Тони остановился на полпути.

– Чего?

Его друг смотрел куда-то вдаль, в пустоту.

– Джейк был умный. Может быть, он как раз хотел быть уверен, что взрыв будет достаточно большим, чтобы все сработало и чтобы его убило быстро и точно.

– Что, черт возьми, ты несешь?! Подожди, ты хочешь сказать… – Тони почувствовал, как холодный озноб ползет вверх по его затылку. – Да не может быть, старик! Ты хочешь сказать, Джейк сам себя прикончил?

Маршалл испустил долгий, медленный выдох.

– Потому что он был при смерти.

Тони был ошеломлен. Он знал, что у Джейка опять начались некоторые проблемы со здоровьем, но чтобы…

– Он не хотел, чтобы мы знали, – мягко сказал Маршалл. – Я узнал случайно во время землетрясения в больнице. Услышал, как медсестра что-то сказала лаборанту МРТ во время всей этой суматохи. Своего рода опухоль головного мозга.

Тони опустил плечи.

– Господи, Марш, вы бы хоть сказали, что ли! Может быть, я не оставлял бы его, отговорил бы его как-то. Даже если несколько месяцев – это все равно что-то.

– Да уж, старина. – Маршалл закрыл лицо руками. – Я должен был это предвидеть. Но я палец о палец не ударил.

Тони сел поближе и сжал его плечо.

– Это не твоя вина.

Прерывистый писк с колес каталки на соседней улице привлек внимание Тони. Экипаж судмедэкспертов вернулся со своим мрачным грузом. Черное тело в мешке качалось из стороны в сторону, когда техник шел по щебню перед газоном.

Друзья Джейка еще долго стояли на месте уже после того, как большинство аварийных машин и их персонал уехали. Тони в основном ходил по руинам дома, чтобы убедиться, что отделение полиции Редондо собрало и пометило абсолютно все из уцелевшего, что может представлять важность, включая останки ноутбука Джейка. На соседней улице толпа друзей и соседей, услышавших новость, окружала Маршалла.

Лэйси из бара Сэмми тоже пришла и села рядом с ним.

Постепенно приходило осознание окончательной утраты.

Глава 11

Венеция, Италия

Франческа тащила свой чемодан по мощеной аллее. Небольшие лужи от послеобеденного дождя собрались между неровных камней. Возвращение было долгим.

Сколько ни прокручивала Феллини все произошедшее в голове, понять, что с этим американцем пошло не так, она так и не смогла. Да, начало в библиотеке было лихим, но на следующий день все как будто наладилось. Казалось, что он всем сердцем болеет за детей, когда они говорили про исследования в институте. Женщина прямо чувствовала, как он хочет помочь в этом деле. По крайней мере, можно с уверенностью сказать, что он серьезно думал над этим. А затем внезапно будто призрака увидел. Наглухо закрылся и бросил ее одну в этом кафе – не знаешь что и думать.

Феллини качала головой от досады, таща свой чемодан по последнему пешеходному мосту перед аллеей, которая вела к ней в дом. Стена в пятнадцать футов высотой закрывала конец переулка. Старинная штукатурка на ней практически полностью облупилась, и под ее лоскутами проглядывали рыжий кирпич и дыры. Высокая дубовая дверь с арочным завершением возвышалась в центре стены. Рядом с ней на стене висела потертая мраморная доска с рельефным бюстом лысого человека. Его теплая улыбка и жесткое выражение глаз выглядели противоречиво. Надпись под фигурой гласила: «Марко Феллини MDXCVI».

Женщина толкнула тяжелую дверь и позволила себе полной грудью вдохнуть знакомый мускусный аромат жасмина. Цветущие лозы поднимались по стенам, окружавшим двор родового дома ее семьи. Нежный плеск воды канала в лодочном гараже напомнил ей о бесчисленных утрах, проведенных вдвоем с отцом в мастерской, где он полировал и ремонтировал свою прославленную гондолу и попутно преподносил дочери свою версию мироустройства.

Подняв свой чемодан, Франческа поплелась вверх по четырехсотлетним каменным ступеням, ведущим к входной двери дома.

Журчание мужских голосов заставило ее улыбнуться.

– Папа, я дома!

Отец сидел за потертым сосновым обеденным столом рядом с ее улыбающимся кузеном Альберто, дядей Винченцо и тремя своими старинными друзьями – Сальватори, Лоренцо и Джулиано. Кроме двадцатилетнего двоюродного брата, чье ангелоподобное лицо всегда заливалось краской в ее присутствии, остальным было по шестьдесят.

Альберто и двое друзей Марио были одеты в традиционный наряд гондольера – сине-белый полосатый свитер с красным галстуком и подходящим поясом. Их шитые соломенные шляпы лежали сзади них на жертвеннике. Отец и дядя Франчески были в удобной домашней одежде. Несмотря на то что они широко улыбнулись при ее появлении, ей показалось, что все они немного беспокойно ерзали на стульях. Было очень соблазнительно попробовать почувствовать их и получить подсказку, что же их тревожило, но она устояла. Кроме того, ее отец давно научился ограждать себя от ее таланта. Девушка не могла объяснить, почему это так было, но она столкнулась с некоторыми людьми, которых ей прочитать не удавалось. Ее отец был одним из них. Синьор Баттиста – другим.

– Франческа! Ты так скоро? – воскликнул Марио. Он встал и обнял ее, не отпуская дольше, чем обычно.

Ее отец вел себя странно последние несколько недель и был явно обеспокоен чем-то, до чего она пока еще не докопалась. Даже сегодня, хотя он просто сидел в кругу друзей, его дочь все-таки что-то настораживало. Она отстранилась и посмотрела ему в глаза, ища ответа.

– Папа! Что происходит?

Старый Феллини похлопал ее по плечам своими мозолистыми руками.

– Все хорошо, милая. Не стоит беспокоиться. Мы просто боремся сейчас с некоторыми законами, которые собираются ввести. Они могут повлиять на требования к членству. Ну и, само собой, карнавал не за горами.

Это было правдой, хоть и отчасти. Остальные мужчины согласно закивали, поднимаясь, а затем все по очереди поприветствовали Франческу легким поцелуем в обе щеки. Дядя Винченцо задержал ее руку в своей.

Мягко улыбаясь, он оценивающе оглядел ее своими теплыми карими глазами, будто увидел впервые за много лет.

Он тоже крепко обнял ее.

– Добро пожаловать домой, дитя. Не обращай на нас, старых дураков, внимания. Нам лишь бы предлог найти, чтобы вместе выпить вина твоего отца, вот так! Сейчас ты, должно быть, устала. Так что – марш в постель, а мы тут закончим и оставим тебя и отца с миром, si?

Франческа нежно любила своего дядю. Он заботился о ней как второй отец, заполняя пустоту, оставшуюся от ее так рано умершей матери. А кузен Альберто, в котором девушка только недавно начала видеть мужчину, а не мальчика, был ей как младший брат.

Все они были хорошими людьми. Ей повезло, что они есть в ее жизни. Франческа понимала их озабоченность новыми законами, которые могут повлиять на число гондольеров в городе. В соответствии с действующим венецианским законодательством, чтобы иметь эту профессию, нужно было родиться в Венеции. Все, что угрожало этому правилу, жестко пресекалось их гильдией.

Дело гондольеров приносило немалый доход, но только при соответствующем ограничении конкуренции.

И да, карнавал был и впрямь уже на носу. Двухнедельное празднество заканчивалось за день до пепельной среды и привлекало толпы туристов. Все базарные площади и каналы будут заполнены гуляющими в костюмах, будут парады и представления… Все с привкусом недолговечности и чего-то недозволенного – это витало в воздухе. Даже институт участвовал в этом празднике со своим знаменитым маскарадом на день открытия.

Пусть мужчины и дальше секретничают, попивая вино, а Франческа и правда собиралась в постель. Подавив зевок, она пожелала всем спокойной ночи и удалилась в свою комнату, чтобы распаковать вещи и подготовиться к непростой встрече с синьором Баттистой на следующий день. Он, должно быть, очень будет недоволен тем, что американец не приедет в институт.

Девушка улеглась в постель, мыслями снова и снова возвращаясь к той встрече с Джейком. Он вел себя довольно любопытно, если не сказать безумно, но нельзя было отрицать, что в нем было нечто особенное. Это было больше, чем просто его новообретенные способности саванта, и даже больше, чем его поразительные рефлексы, если они действительно существовали. Было нечто, лежащее глубже.

Феллини вспомнила странное ощущение, которое оставила у нее их первая встреча в библиотеке. Она все еще была убеждена, что услышала, как он сказал: «Простите» – как будто стоял позади нее. Но обернувшись, чтобы ему ответить, она увидела его внутри библиотеки, у стола, за стопками книг. Он отгородился от мира… и от нее.

Как только Франческа поднялась вверх по лестнице, Марио понизил голос:

– Значит, договорились, si?

Один за другим, как игроки в покер за карточным столом, каждый из его гостей по очереди положил правую руку на стол перед ним.

Хозяин дома внимательно наблюдал, как последний человек в круге, Сальваторе Манини, старейший член этой небольшой группы представителей гильдии и ее формальный глава, переводил, выбирая, взгляд от одного человека к другому, остановившись наконец на Марио.

– С тех пор как мы взялись за оружие, прошло много лет, – сказал Манини. – Мир ценит нас за любовь и смех, что мы вызываем взмахами весел и звуком наших песен. Но за всю нашу историю мы дорого платили за эту жизнь, и нам много раз приходилось защищать друг друга и наш любимый город. И теперь мы сделаем это снова. Мы собрались, чтобы защитить семью одного из наших дорогих сыновей.

Все мужчины смотрели на Марио, и на загорелых обветренных лицах отпечаталась мрачная решимость.

Сальватори продолжал:

– По завету предков гильдия обязуется помочь делу Марио Феллини и его дочери, Франчески, чтобы защитить их обоих и чтобы избавить Венецию от угроз синьора Баттисты и его секретных опытов.

Мужчины в унисон высоко подняли кулаки и ударили ими о стол.

– Решено! – провозгласил Манини.

Глава 12

Венеция, Италия

Джейк проснулся на одной из четырех двуспальных кроватей, выстроенных в ряд, как будто в комнате общежития при хорошем детском доме. Кристальные светильники, висящие вдоль оклеенных флорентийскими обоями стен, мягко освещали комнату.

Воздух был затхлым, пахло старьем. Это напомнило Бронсону номера, которые он видел на экскурсии по замку Херста в Сан-Симеоне. В промежутках между кроватями были видны два узких арочных окна, запечатанных толстыми зелеными деревянными ставнями, которые были заперты на висячий замок. Немного дневного света просачивалось между досок, образуя узор из тонких линий и полосок солнца по всему полу с мозаичной плиткой. Две другие кровати были смяты, но пусты.

Что это за похищение такое было, черт возьми? Он ожидал увидеть маленькую камеру. А так ему вообще жаловаться не на что.

Пока что, во всяком случае.

Джейк попробовал двигать ногами. От наркотиков его все еще немного шатало. В одних трусах он подошел к богато украшенному ручной росписью умывальнику в дальнем углу комнаты. На мыльнице лежала розовая заколка, а над раковиной висело зеркало в золоченой барочной раме. Лицо Бронсона выглядело изможденным и усталым. Под глазами темнели круги. Все суставы болели. Включив холодную воду, Джейк плеснул ее себе на лицо и провел пальцами по щетине на подбородке. Выглядела она так, будто росла не один день.

Какого черта, сколько времени он уже не дома?

Пленник провел мокрыми пальцами по волосам и внезапно поморщился: место у основания черепа сильно болело. Он обнаружил там бинт, отогнул его и прощупал под ним. Этот участок головы был чисто выбрит, а на коже был след от прокола.

Твою мать!

Джейк уперся руками в прохладный фарфор раковины.

Он заметил небольшой шарик ваты, приклеенный к внутренней поверхности его локтя, и оторвал его, чтобы посмотреть на вену. На руке виднелось два небольших прямоугольника, оставшихся от пластыря по обе стороны от синяка. Ему уже доводилось такое видеть. Кто-то ставил ему капельницу.

Бронсон запрокинул голову и закричал:

– Что, черт возьми, тут происходит?!

Нет ответа.

Пленник попытался открыть тяжелую дверь из древесины грецкого ореха, которая, как он подозревал, могла вести в переднюю. Дверь не двинулась с места. Заперто снаружи. В конце ряда кроватей была еще одна дверь поменьше – она, похоже, соединяла спальню с соседней комнатой. Также заперта.

Выглянув в окно, Бронсон попытался посмотреть сквозь жалюзи, но они были повернуты вверх и закреплены в таком положении. Голубое небо – вот все, что он мог увидеть.

Некоторое время Джейк ходил взад-вперед по комнате, пытаясь справиться с нараставшей внутри паникой. Неожиданно он заметил аккуратно сложенную стопку одежды, которая выглядывала из-под одеяла в изножье кровати.

Белые хлопковые брюки, льняная рубашка и пара обуви на кожаной подошве. Бронсон примерил брюки – сидели идеально. Ну, конечно. Он надел рубашку и ботинки.

Кто-то как будто ждал, чтобы он сперва оделся – мягкий щелчок указал на то, что электронный замок смежной двери открылся.

На этот раз ручка легко провернулась.

Как овца на заклание.

Джейк распахнул дверь в помещение, похожее на большое хранилище и на детскую игровую комнату.

Там были два детских стола со стульями, мягкий диван, несколько кресел и длинный стол вдоль одной стены с двумя компьютерными терминалами. Вдоль двух стен были выстроены высокие книжные шкафы, набитые книгами. В нише, окруженной полукруглыми окнами, стоял рояль, а над ним висела хрустальная люстра. На дальней стене висело большое зеркало, отчего комната выглядела просторнее.

Было включено несколько латунных напольных ламп.

Мозг Бронсона обозрел комнату в одно мгновение, и его внимание приковали мальчик и девочка.

Они сидели за одним из маленьких столиков. Девочка лет шести-семи была одета в розовый свитер на кнопках спереди поверх мягкой ночной рубашки и пижамные штаны с узором из крошечных ромашек.

Ножки ее утопали в пушистых розовых тапочках – по бокам шлепали маленькие заячьи уши. При виде Джейка ее большие карие глаза расширились еще больше. Она наклонила голову вниз, спрятав лицо за темными длинными прямыми волосами, а потом, оставив цветные карандаши, поспешила к роялю, таща за собой маленького плюшевого мишку. Забираясь на скамейку, девочка нарочно старалась не смотреть в сторону Бронсона. Она усадила рядом с собой медведя, и ее маленькие ручки стали скользить по слоновой кости клавиш. Она играла, прикрыв глаза, и ее маленькое тельце, казалось, освобождается от напряжения, качаясь в такт музыке. Незнакомый мотив звучал мягко и навязчиво.

Это было прекрасно.

– Сарафина не будет говорить с вами, – заявил мальчик. Он был одет в теннисные туфли, джинсы и черную футболку с надписью «Звездные войны». У него было плотное телосложение, темная смуглая кожа, крючковатый нос и темные, проницательные глаза. Бесстрашные.

– А почему? – спросил Джейк, войдя в комнату и сев в мягкое кресло рядом со столом, за которым сидел этот ребенок.

Мальчик болтал, как будто обращаясь не непосредственно к Джейку, а куда-то в пространство:

– Она никогда ни с кем не говорит, никогда. Она итальянка. Не знаю даже, говорит ли она вообще по-английски.

Говоря, ребенок был полностью поглощен одним цветным карандашом. Он крутил его, как волчок, снова и снова.

– Кроме того, она любит музыку, а не слова, и ее еще не исправляли. А меня вот исправили, видите? – Он повернул голову и развел кудрявые темные волосы, открывая уже хорошо заживший шрам на затылке длиной в четыре дюйма.

Бронсон задохнулся. Он невольно протянул руку к небольшой ране на собственном затылке. Просто прокол, не длинный шрам.

Пока.

Мальчик принялся крутить карандаш, как будто без этого он не мог говорить без остановки.

– Вот почему я говорю по-английски. Я его только что выучил. Меня зовут Ахмед. Мне одиннадцать. Почему вы здесь? Вы тоже больны? Вы здесь первый взрослый. Как тебя зовут? Тебе языки или цифры нравятся?

– Ух ты, большой уже какой парень, – ответил Бронсон, поворачиваясь на стуле к мальчику. – Давай помедленнее. Один вопрос за раз, хорошо? Меня зовут Джейк. Приятно познакомиться, Ахмед.

Мужчина протянул руку для рукопожатия, но Ахмед мгновенно пнул на пол свой деревянный стул и с перекошенным от страха лицом спрятал руки за спину.

– Не трогай!

Убрав руку и повертев ладонью в воздухе, Джейк сказал:

– Хорошо, не трогаю. Извини.

Мальчик расслабился и на мгновение затих.

Из своих последних библиотечных изысканий Бронсон запомнил, что такое поведение нередко встречается у некоторых детей, страдающих аутизмом: они необъяснимо боятся физического контакта. Некоторые из них проживают всю свою жизнь, так и не узнав, насколько приятно может быть прикосновение другого человека.

Это был просто один из многих вариантов поведения, характерных для аутизма и других отклонений подобного рода. Было еще много других, таких как двигательные нарушения, общение жестами вместо слов, истерики, смех или плач по непонятным причинам, отсутствие реакции на звук… Список можно было продолжать бесконечно.

Джейк вспомнил, как читал, что дети и взрослые с аутизмом могут нормально функционировать и показывать улучшение при соответствующем лечении и образовании. Но экспериментальные импланты в мозге? У детей?

Эти два ребенка явно относились к школе Франчески Феллини и участвовали в работе Института перспективных исследований мозга. Франческа и ее головорезы похитили Джейка, чтобы держать его здесь вместе с этими детьми? Бессмыслица какая-то. Он снова потер рану на затылке.

Какие чертовы опыты она надо мной ставит?

Бронсон вновь посмотрел на мальчика. Тот опять начал вертеть карандаш.

– Вы знаете, где мы находимся, Ахмед? – спросил мужчина.

– Конечно, это наш дом. Вы будете моим новым папой? Хорошо бы. Хочется, чтобы был папа.

Маленькая девочка, Сарафина, вдруг перестал играть на пианино.

Бронсон оглянулся и заметил, что она наклоняет голову в их сторону.

– Мой отец говорил на дари, – добавил Ахмед. – и мама тоже. А вы говорите на дари, Джейк?

– Нет, только по-английски.

– Научитесь дари. Вам это будет легко после того, как вас исправят. Раньше я говорил только на дари. Доктор Баттиста называет его моим базовым языком. Но он говорит, английский тоже важен.

Карандаш вертелся, набирая скорость, как и речь, которая лилась из Ахмеда потоком.

– Он хочет, чтобы я смог научить своих друзей, которых он пытается исправить. Но я предпочитаю дари. Давайте вы его выучите, и мы будем говорить на дари вместе? Я еще по-итальянски говорю. Так вы теперь будете моим папой?

Джейк увидел, что Сарафина посмотрела на него при упоминании слова «папа», как будто ожидая его ответа. Возможно, она и не говорит по-английски, подумалось Бронсону, но очень может быть, что понимает этот язык.

– А где сейчас твой отец, Ахмед? – спросил Джейк.

– Умер, – ответил мальчик без какого-либо выражения. – И мама тоже. У Сарафины тоже. Так вы будете моим папой?

Джейк посмотрел на девочку. Она отвела взгляд, но слух ее явно был направлен в их сторону – она как будто отчаянно хотела услышать ответ мужчины. Плюшевый мишка был крепко прижат к ее груди. По розовой щеке сбежала крошечная слеза.

Бронсон не знал, что и сказать. Он почувствовал скрытую боль этих детей, как будто они были его собственными. Ему непреодолимо захотелось обнять их, чтобы защитить, чтобы спасти от того, что здесь происходит. Джейк закрыл глаза, силясь сдержать волну охватившего его чувства сострадания. Он хотел не отпускать их, успокоить их боль.

Как будто услышав его мысли, Сарафина уставилась на него с удивлением, глядя ему прямо в глаза. Это напомнило ему взгляд того маленького ребенка в библиотеке.

– Cosa? Che ha detto?[8] – спросила вдруг девочка.

Она вытерла глаза и позволила легкой улыбке озарить ее лицо, а потом, схватив медведя, соскользнула со скамьи и, подойдя к Джейку, положила свою маленькую ручку на его руку. Было видно, что она изо всех сил старалась смотреть ему прямо в лицо.

Бронсон улыбнулся ей.

– Что она говорит? – спросил он Ахмеда.

Мальчик переводил взгляд с Джейка на Сарафину и обратно. Его рука неподвижно зависла над карандашом.

– Я… Я никогда не слышал раньше, чтобы она говорила. Доктор Баттиста удивится. Только как она может говорить, если ее еще не исправляли? Почему…

– Ахмед, – перебил его Джейк. – Что она сказала?

– Она хочет знать, что вы только что сказали, когда закрыли глаза, – перевел ребенок дрожащим голосом. – Но вы ведь на самом деле ничего не сказали? Я за вами наблюдал. Губы у вас не двигались. Но я-то слышал. Как будто у себя в голове.

Неужели это правда?

– Что ты слышал? – спросил Бронсон.

Но прежде чем Ахмед ответил, Сарафина сжала руку Джейка и заворковала по-итальянски. Мужчина посмотрел на мальчика в надежде на перевод.

– Она говорит, вы совсем как ее папа и ее дедушка, что все будет хорошо, потому что вы здесь, и что… она тоже вас любит! – выпалил Ахмед.

Джейк накрыл руку девочки своей и улыбнулся. Она, видимо, только этого знака и ждала, потому что сразу запрыгнула к нему на колени и уткнулась лицом ему в грудь. Ее нежность окутала его, как уютное одеяло.

Ахмед печально сдвинул свои темные брови. Он выпустил карандаш, и тот вылетел со стола.

– Она ни с кем не разговаривает! Что происходит? Вы теперь будете ее отцом? А я?

Глядя поверх головы Сарафины, Джейк тепло улыбнулся Ахмеду, протягивая ему руку и приглашая присоединиться к объятию. Мальчик сделал полшага вперед. Его небольшая фигурка немного зашаталась, словно протестуя против этого движения. Бронсон видел, как он боролся с демонами, которые делали прикосновение таким страшным.

Он думал о том, что сказал Ахмед. Оба ребенка слышали или чувствовали его мысли, хотя он не сказал их вслух. Это действительно произошло. Мужчина попробовал действовать мыслью, притягивая Ахмеда с их помощью все ближе к себе, источая ауру безопасности и любви. Наконец он взял трепетную руку мальчика в свою, и тот, поколебавшись напоследок, позволил себя обнять. Он вздрогнул, стиснув Джейка с неистовостью тонущего ребенка, который хватается за сильные руки отца.

Бронсон держал обоих детей и чувствовал, что он не в состоянии понять внезапное ощущение привязанности по отношению к ним. Посреди кошмара, в который превратилась его жизнь, это было, конечно, последним, чего он ожидал.

И лучше этого не было ничего.

Все события последних нескольких дней привели его к этому, и он обрел цель, понял, что может кое-что сделать, прежде чем умрет.

Что бы ни случилось, этим детям он поможет.