Вместо Википедии
Автор знает, что Сидерические периоды в морских милях не измеряются.
Сидери́ческий пери́од обраще́ния (от лат. sidus, звезда; род. падеж sideris) — промежуток времени, в течение которого какое-либо небесное тело-спутник совершает вокруг главного тела полный оборот относительно звёзд. Понятие «сидерический период обращения» применяется к обращающимся вокруг Земли телам — Луне (сидерический месяц) и искусственным спутникам, а также к обращающимся вокруг Солнца планетам, кометам и др.
Сидерический период также называют годом. Например, Меркурианский год, Юпитерианский год, и т. п. При этом не следует забывать, что словом «год» могут называться несколько понятий. Так, не следует путать земной сидерический год (время одного оборота Земли вокруг Солнца) и год тропический (время, за которое происходит смена всех времён года), которые различаются между собой примерно на 20 минут (эта разница обусловлена, главным образом, прецессией земной оси)
Сол — солом названы марсианские солнечные сутки, продолжительность которых равна 24 часам, 39 минутам, 35,244 секундам.
АХЛ — Американская Хоккейная Лига
НХЛ — Национальная Хоккейная Лига
Вступление
Я была одержима математикой.
Я постоянно считала, измеряла, конвертировала.
Я была в состоянии посчитать расстояние между пунктом «А» и пунктом «Б» в любых единицах измерения, и практически мгновенно пересчитать в других. Для меня не составляло труда посчитать разницу во времени между часовыми поясами, я могла рассчитать время прилёта, приезда, прихода… Я всё это могла, и одержимо считала.
И у меня были свои правила подсчёта.
Расстояние я считала не в обычных милях, а в морских. А время не сутками, а по любому из сидерических* периодов обращения.
На самом деле я могла мили мгновенно пересчитать в футы или даже в дюймы, перевести солы** в сутки, а потом и в секунды, но чем меньше получалась цифра после знака равенства — тем больше я была довольна результатом.
Я не могла спать, есть, выйти из дома, если не произведу мысленный подсчёт, и таким образом, я не спала уже около двух суток на Уране, что равняется 34 часам 28 минутам и 48 секундам.
Мои глаза слипались, а цифры всё кружились и кружились в моей голове, как неисправный гироскоп. Я попыталась вспомнить момент, когда моё пристрастие к математике появилось…
Часть 1
Итак.
Я жила в маленьком, уютном, одноэтажном и благополучном городке. В меру доброжелательном, в меру пуританском, как и все маленькие городки. Мои родители развелись, когда мне было около пяти лет, но я не помню, чтобы страдала из-за этого.
Их дома стояли на одной улице, через дом, и были похожи, как братья-близнецы. Моя комната была в торце второго этажа и выходила огромными окнами на подъездную дорожку. Иногда я жила с мамой, иногда с папой, его второй женой Сью и её сыновьями Сэмом и Квилом. Мы отлично проводили время, играя на заднем дворе или на школьном стадионе.
Мама тогда ещё не вышла замуж второй раз, но я не помню её грустной или расстроенной. Она всегда была в хорошем расположении духа — отчаянная оптимистка, верящая в чудеса. Таковой она остаётся и по сей день.
У меня не было причин для грусти, возможно, если бы мне сказали, что я должна остро переживать развод родителей — я бы так и сделала, но мне не сообщили ничего такого, так что я была счастлива и довольна всем-всем-всем. Иногда меня печалили экзамены или наказания за шалости, но я всегда знала, что тучи развеются, и скоро всё станет как прежде.
Примерно так я дожила до своих четырнадцати лет.
Тем летом я уже начала помогать маме в её кафе в прибрежной зоне на пляже. У Кэрол был небольшой ресторанчик домашней кухни в центре городка и кафе на пляже, что служило дополнительным доходом.
Наш городок располагался недалеко от «курортной зоны». Излюбленного места отдыха состоятельных людей. Огромное чистейшее озеро, на берегу которого располагались домики, завораживающие пейзажи и мягкий, как говорили, климат, способствовали популярности «курорта». Туда приезжали семьями и проводили целое лето, а то и дольше.
И вот там-то Кэрол и удалось открыть небольшое кафе-бар.
Целыми днями я убирала бокалы со столиков и прибиралась на кухне, а к вечеру могла искупаться и насладиться чистейшим песком на берегу. Бывали дни, когда Кэрол отпускала меня с самого утра, и я не выходила из воды, прибегая в кафе только выпить содовой.
Тем же летом я познакомилась с семьёй доктора Льюиса. Вернее, сначала я познакомилась с Кристин Льюис. Ей было пятнадцать лет, она носила ярко-красный купальник и никогда не доедала мороженое.
— Тебе обязательно надо влюбиться, — ворковала Кристин, доказывая, что невозможно дожить аж до четырнадцати лет и не влюбиться.
— Это почти преступно, — продолжала она.
— Вот я была влюблена уже четыре раза, — добавляла, — правда, один раз в киногероя, но он тоже считается.
Мой отец был шефом полиции, и я, как никто, знала, что преступать закон нельзя, и стала перебирать в уме — в кого я могу влюбиться.
Первыми в списке шли Сэм и Коул, но при одной только мысли меня передёрнуло, и я решительно вычеркнула их, потом вспомнила Джонатана, моего соседа, но он был младше меня на два года и ниже на половину головы, так что и его кандидатура отпала. Митч Нортон был отвергнут за то, что облил меня кока-колой, и я видела, как он плакал, когда разбил коленку (но никому не сказала, сохранив его тайну), Эрик Йорк был хвастунишкой и носил брекеты, а Томас Кэссиди дважды сбивал меня на своём велосипеде.
Одним словом, влюбиться в нашем маленьком городке оказалось очень сложно. В самом деле, как найти себе возлюбленного, если всех мальчиков знаешь почти с пелёнок? Даже если он красавчик, как какой-нибудь Деймон Сальваторе, но ты помнишь, что в первом классе он написал себе в штаны — его рейтинг стремительно катится вниз. Впрочем, я была почти уверена, что уж у Деймона-то был шанс завоевать моё четырнадцатилетнее сердечко, вот только ни одного более-менее подходящего Сальваторе в округе не было.
Мой взгляд переместился от визжащей в воде Кристин к компании парней, уже взрослых, они шумно что-то обсуждали, потом один из них кинул мяч прямо в Кристин, и она завизжала ещё громче и вернула мяч обратно одним поставленным ударом.
— Эй, Крис, пошли, сыграем, — крикнул один из парней. Он был самым высоким и самым широкоплечим, наверняка он проводит не один час в день, накачивая мышцы.
— Пошли? — Кристин показала на мяч и махнула мне рукой, но я отказалась.
Забыла сказать. Дело в том, что я и спорт, любой вид спорта, были несовместимы до такой степени, что у Алекса, моего отца, в доме ломался телевизор, по которому транслировали бейсбол, если в доме была я.
Я отказалась, но вскоре пошла прямо к площадке для пляжного волейбола.
— Всё просто, — объяснял блондин, — ты должна стоять тут, два шага влево, два вправо, если мяч полетит на тебя — отбивай.
Всё просто. Лево. Право. Отбивай.
Вот только я не умела отбивать, путала лево-право и была способна запутаться в собственных ногах даже в одном шаге, а тут два… или даже целых четыре!
Я и запуталась, получив в итоге мячом по голове и… возлюбленного.
Он смотрел на меня удивительного цвета глазами, как у манула. Ярко-зелёными переходящими в янтарно-прозрачные. Он хлопал меня по щекам и разглядывал со словами:
— Точно нет сотрясения? — это он спрашивал блондина, которого, как оказалось, зовут Хантер.
— Откуда я знаю? — Хантер присел рядом с моим возлюбленным и тоже разглядывал меня.
— Ты же учишься на врача.
— Я ещё не учусь, — ответил блондин.
— По-моему, лучше позвонить отцу, — пробурчал здоровяк, и за своей спиной я услышала Кристин, она звонила уже знакомому мне доктору Льюису, который несколько раз покупал в нашем кафе напитки.
Через час я сидела за столом, с бокалом колы, рядом была мама, доктор и вся семья Льюисов. Все говорили одновременно, а я смотрела на Спенсера — так, оказалось, зовут парня с глазами, как у манула, — и внутренне ликовала, что нашла, в кого влюбиться.
О! Спенсер Льюис подходил по всем параметрам, он был старше меня, не обливал меня газировкой, не носил брекеты и даже если и писал себе в штаны в начальной школе, я об этом не знала. И это было только началом из огромного списка его достоинств.
Он был высоким и широкоплечим, но не таким пугающим, как его старший брат Саймон.
Его волосы были в беспорядке и на солнце отливали бронзой, тогда как в тени он смотрелся почти блондином, на руках у него были татуировки в виде непонятных мне надписей, а шорты сидели низко — одним словом, он был как самый настоящий киногерой.
Прекрасный и благородный!
Так я и влюбилась в Спенсера Льюиса. Правда, Кристин не разделяла моего оптимизма и сказала, что лучше бы я влюбилась в Саймона, он хотя бы весёлый, в отличие от Спенсера, которого ничего не интересует, кроме хоккея. И «ещё он дурак», — резюмировала Кристин, но я не очень-то её слушала, ведь если кто-нибудь из моих подружек влюбится в Сэма, я тоже скажу, что это глупо.
Итак, к концу лета я знала, что Спенсеру Льюису восемнадцать лет, он профессионально занимается хоккеем, любит лимонный тоник и мороженное с фисташками.
Когда тебе четырнадцать лет — это исчерпывающая информация.
Так прошло два года. Через год Спенсер приехал на несколько недель, и я, как и прошлое лето, вздыхая, любовалась им на пляже. Как он идёт к кафе, пьёт воду, крутит на пальце мяч, подмигивает проходящим мимо девушкам или зовёт меня играть в пляжный волейбол. Иногда он отставал от приятелей и шёл со мной, и тогда я думала, что умру от радости прямо на месте. Спенсер расспрашивал меня о городке или о моих впечатлениях о новом фильме или книге и делился своими впечатлениями. Иногда мы забалтывались, он заразительно смеялся и забавно шутил. Когда тебе пятнадцать — этого почти достаточно, почти… но я не думала о большем.
В лето моего шестнадцатилетия Спенсер Льюис не приехал с родителями, по словам Кристин, он подписал контракт с одной из сильнейших команд АХЛ, и я… обрадовалась за Спенсера. Я уже знала, как много это значит для него, и как он мечтает об НХЛ, и такой контракт был прекрасным шансом. Хоккей было всем, к чему стремился Спенсер Льюис, смыслом и главным чаянием его жизни.
К тому же, быть влюблённой в знакомого игрока АХЛ значительно интереснее, чем просто в старшего брата своей подруги. Когда тебе шестнадцать — так легко влюбиться в актёра или спортсмена, но, по большей части, девочки видят только фотографии в журналах или на страницах интернета, тогда как я своего героя знала лично.
Я немного скучала по Спенсеру и нашим беседам, иногда я находила информацию о нём в прессе, была даже пара интервью, но чаще я была настолько занята, что мне не приходилось страдать.
Сидя на горячем песке под, на удивление, палящим солнцем, я отбросила книгу в сторону и поморщилась от визга Кристин. Она всегда громко выражала свои эмоции, сейчас она визжала так, словно её за ногу укусила белая акула, или сам Дин Винчестер пригласил её на свидание, и отчаянно махала руками. Обернувшись туда, куда показывала Кристин, я замерла и почти превратилась в соляной столб, как Ирит. К нам приближались Саймон, за руку с высокой блондинкой, очень красивой, в красной шляпе и широких солнечных очках, Хантер, что-то рассказывающий этой самой блондинке, и сам Спенсер. Мой возлюбленный с глазами манула. Он изменился за год, стал как будто шире в плечах, на его руках прибавилось татуировок, а волосы стали длиннее, часть из них была собрана в небрежный хвост на макушке. Я, всё ещё застывшая, как Ирит, буквально любовалась на Спенсера и его немного хищные, но при этом расслабленные движения, в которых сочетались грация и сила. Эти слова я прочитала в одной из статей об Спенсере Льюисе, но сейчас поняла, о чём писала журналистка.
— Привет, — услышала я мягкое.
Кристин всё ещё визжала, Хантер смеялся, кажется, над Кристин, Саймон представлял свою спутницу, а Спенсер улыбался и смотрел, как мне казалось, только на меня.
— Прогуляемся? — спросил он час спустя, и я согласилась.
За этот час выяснилось, что высокую блондинку зовут Лилиан, и она девушка или даже невеста Саймона. Лилиан — родственница Хантера, приехавшая из Европы погостить и посмотреть страну Именно благодаря Лилиан все оказались в этом месте, ей было интересно посмотреть, где Саймон проводил все лета своего детства, и они приехали. Хантер решил составить компанию, к тому же он обещал родителям Лилиан, что присмотрит за ней, и хотя рядом с Саймоном ей точно ничего не грозило, он всё же поехал. А у Спенсера был перерыв между сезонами, который он решил провести с семьёй.
— Что у тебя нового? — поинтересовался мой возлюбленный.
А мне нечего было ответить, за этот год, как и за предыдущие, мало что менялось в моей жизни. Я сдала зачёт по биологии и перешла на усиленную программу по литературе, Сэм стал встречаться с девушкой, а Алекс купил катер и теперь проводил всё свободное время на рыбалке, снабжая рыбой не только Сью, но и всех родственников, включая нас с мамой. Не такие и большие новости… так что я предпочла слушать Спенсера.
Он переехал и снял квартиру, лофт. Он был в восторге от команды и перспектив, и от города, в котором жил, от людей, с которыми общался, и даже частые дожди и долгая зима не смущали его. Спенсер делился своими планами, и я впитывала их, как губка, словно это были и мои планы.
Я понимала, что Спенсеру не с кем особо общаться. Саймон всё время проводил с Лилиан, Хантер всё чаще уделял время Кристин и только Кристин, чем, как я поняла, Спенсер был не очень-то доволен, а самому ему оставалась только моя скромная компания. Но, всё равно, это было чувство абсолютного счастья. Я была отчаянно влюблена в Спенсера Льюиса и буквально смаковала каждую секунду нашего совместного времяпровождения, каждый его взгляд и каждое прикосновение.
Прикосновений было немного, но они были. Иногда он брал меня за руку, иногда проводил пальцем по тыльной стороне руки, и от этого я замирала, и у меня сбивалось дыхание. Иногда он дёргал меня в воде, и я молниеносно уходила под воду, а потом вылавливал меня, как золотую рыбку, держа одной рукой, и я ощущала, насколько сильные у него руки. Иногда его движения и взгляды были взрослые, такие взрослые, что я, помимо воли, краснела и отводила взгляд, а пару раз я ответила ему таким же взглядом, и Спенсер криво усмехнулся… Одним словом, мы ходили по краю отношений, я боялась сделать первый шаг, а Спенсер… Спенсер не хотел или не мог.
— Соблазни его! — заявила Кристин, потягивая клубничный коктейль из трубочки, показывая глазами на Спенсера.
— Ты что? — я округлила глаза. Соблазнить? Я бы не смогла соблазнить даже котёнка с соседней улицы, а тут… да и нормально ли обсуждать это с сестрой Спенсера?
— Что? — Кристин пару раз невинно моргнула. — Вы созданы друг для друга, и чем раньше он поймёт это, тем лучше.
— А по-другому он понять это не сможет? — с сомнением.
— Не знаю, но этот способ самый верный, — Кристин зашептала. — Секс привязывает мужчин, они зависимы от секса, секс — это почти всё, что они хотят, дай ему секс, и он твой.
Она говорила очень уверенно, и я покосилась в сторону Хантера, который стоял неподалёку и поняла, о чём говорила Кристин.
— Вы?..
— Да, — довольно закивала подружка, — всё равно мы поженимся, — она пожала плечами, — так что нет никакого смысла тянуть с этим. И вам с Спенсером тоже.
— Кто-нибудь знает? Про тебя с Хантером.
— Нееееееет, пока не знают… Соблазни его, — это звучало почти как приказ.
Легко сказать «соблазни», трудно это сделать, когда тебе всего шестнадцать лет, а весь твой опыт сводится к паре книг и паре просмотренных роликов в интернете.
Я критически осмотрела свой гардероб и поняла, что ничего мало-мальски соблазнительного в моём арсенале нет. Джинсы, шорты, рубашки, свободные футболки… с нижним бельём тоже была проблема. Трикотажные трусики с мультяшными героями и удобные бюстгальтеры не были хоть сколько-нибудь соблазнительны.
Но если купить платье или юбку не представляло для меня проблемы, то комплект нижнего белья… Прийти в магазин, выбрать кружевной комплект (а он должен был быть именно кружевным, по мнению Кристин и моему тоже) и расплатиться, в маленькой городке, где все друг друга знают, было почти неразрешимой задачей.
В итоге мы с Эллис отправились в соседний городок, где нашли соответствующий магазин, и там я около часа разглядывала тонны кружев и шёлка, останавливая своё внимание на красном и чёрном — согласно опросам, эти цвета мужчины считали самыми соблазнительными. Кристин настаивала на трусиках стрингах, я присматривалась к тонгам, но в итоге продавщица — девушка лет двадцати, — с улыбкой показала мне пару комплектов. Один «нежного персикового» цвета, другой «пудрово-розовый» с шортиками и просто слипами, но из тонкого кружева.
— Вот это точно сведёт с ума твоего мальчика, — и я покраснела, но купила оба комплекта.
Ещё день я потратила на всевозможные косметические процедуры, покупку пары платьев и изучения роликов и статей в интернете.
И, наконец, я, во всеоружии, с новыми знаниями и в новом белье пудрового цвета под коротким платьем, пришла на пляжную вечеринку, на которую мог прийти любой желающий. Такие вечеринки устраивались почти каждый день, на весь пляж неслась музыка, все веселись, кто-то пил алкоголь, кто-то нет.
Я не была сильна в танцах, тем более — в латиноамериканских, но когда Спенсер позвал меня, под громыхавшую на весь пляж Меренге, я не стала отказываться, предупредив, что не умею танцевать.
— Я помню, что у тебя обе ноги левые, — засмеялся Спенсер и прижал меня к себе как-то слишком сильно, объяснив это простым «так надо». Его нога была между моими, а моя — между его ног. Спенсер покачивался, двигался в такт музыке, кружил меня, его рука прижимающая меня к себе, иногда спускалась ниже талии, нога вжималась между моих ног, и порой я не чувствовала под этими самыми ногами песок, пляж ускользал у меня из-под ног. Это было весело и возбуждающе одновременно. Я никогда до этого не употребляла алкоголь, но была уверена, что именно так и выглядит опьянение. Только это было опьянение от любви, от молодости, от того, что я танцую на пляже под ритмичные звуки, и мои ноги запутываются, и мужчина рядом держит меня крепко, и я ощущаю буквально каждой клеточкой своего тела его возбуждение, даже любовь. Явственно, так, что можно потрогать.
Потрясающее чувство полёта, любви и собственной значимости, осознание своей привлекательности — всё это кружило голову в латиноамериканском вихре, и мы танцевали и танцевали, пока не оказались вдали ото всех, и, окрылённая своим успехом, я не поцеловала Спенсера. Сама. В губы.
Спенсер застыл, прижимал меня так же сильно, дышал так же сбивчиво, но застыл, окаменел. Я продолжила целовать его скулу, щетина приятно кололась, а волосы были на удивление мягкими. Он пах немного лесом, немного корицей, чуть-чуть пляжем и коктейлем с водкой.
— Лесли, — Спенсер вытянул руки и отодвинул меня, — Лесли, нет.
— Я хочу тебя, — я действовала согласно тому, что прочитала и видела, быстро сняла платье и осталась в одном белье, слушая стон мужчины рядом, — давай же, — я шагнула к Спенсеру и протянула руку к поясу его шорт, в это же мгновение тряхнув волосами и облизнув губы. Всё именно так, как и должна была делать, чтобы соблазнить мужчину. Мои силы уходили на то, чтобы отчаянно не краснеть и двигаться достаточно привлекательно.
В теории всё было просто, в теории Спенсер должен был наброситься на меня с поцелуями, мы должны были упасть в песок и там предаться страсти. А на практике Спенсер стоял, как каменный истукан, и в каком-то ужасе смотрел на мой пудрово-розовый комплект из кружев, и, похоже, даже не собирался набрасываться на меня с поцелуями. Напротив, он в поражении поднял руки, отказываясь тем самым даже прикасаться ко мне, говоря:
— Нет, Лесли, нет!
Это было обидно… Я читала кое-что о нравах хоккеистов и даже видела пару статей, где упоминался Спенсер Льюис, подающий надежды и один из самых перспективных игроков АХЛ, который ушёл с вечеринки с моделью Виктории Сикрет, но никогда до этого момента не осознавала, насколько я — не модель Виктории Сикрет, насколько отчаянно далека я от жизни Спенсера Льюиса, всегда была далека и всегда буду Мне показалось, что я покраснела везде, где только моё тело было способно покраснеть, и бросилась бежать со всех ног от Спенсера и собственного унижения. Ни от того, ни от другого убежать мне не удалось. Унижение было при мне, когда Спенсер держал меня за плечи и просил успокоиться, уговаривал забыть всё, что произошло.
— Конечно, я забуду, — крикнула я, — забуду, что Спенсер Льюис не хочет меня! Что я недостойна его!
— Нет же, ты не понимаешь…
— Я всё отлично понимаю, ты был достаточно красноречив, — я снова попыталась убежать, но Спенсер мне не дал этого сделать.
— Боже, Лесли! Тебе шестнадцать лет! Шестнадцать!
— А тебе двадцать и что?
— Ты дочь шефа полиции, я не хочу, нет, я не могу нарушить закон. Если об этом станет известно, моя карьера полетит к чертям. Хоккей — всё, что есть у меня, всё к чему я стремился всю свою жизнь, я просто не могу!
— Хоккей?! Хоккей! Тебе важнее хоккей! Тебе важнее закон!
— Лесли, это важно, ты когда-нибудь поймёшь, просто сейчас тебе шестнадцать… ещё шестнадцать, ты всё успеешь.
— Ааааааааааа, — и я завизжала, потому что у меня закончились аргументы, и никаким другим способом справиться с собственными эмоциями я не была способна. Я просто завизжала и побежала в сторону дома, понимая, что Спенсер Льюис и не пытается меня догнать.
Так что следующие несколько дней я чувствовала себя абсолютно несчастной… растерянной и униженной. Но, как оказалось, я и понятия не имела, что такое «растерянная и несчастная».
Часть вторая
— Я хочу тебя кое с кем познакомить, — сказала Кэрол вечером через пару дней после моего фиаско с Спенсером. — Это Фил. — Я посмотрела на высокого мужчину с задорными ямочками на щеках и открытой, детской улыбкой. Я уже видела его много раз, он часто разговаривал с мамой. Кэрол была обладательницей лёгкого характера, так что я никогда не удивлялась количеству её знакомых и приятелей. — Дело в том, детка, что мы с Филом хотим… узаконить наши отношения, — я молча слушала, предвидя, что это только начало моего начавшегося разрушаться мира, — и нам придётся уехать, у Фила большой бизнес в Миннесоте, и…
И Кэрол всё говорила и говорила, а я молчала и молчала, и никак не могла взять в толк, что я уеду из этого городка, где все знают меня, и я знаю всех, что больше не буду болтать вечерами с Джонатаном и ругаться с Сэмом, что не буду забегать вечером на яблочный пирог Сью и в раздражении убирать в морозилку рыбу, которую принёс довольный Алекс.
И что я больше никогда не увижу Спенсера Льюиса. Миннесота была отчаянно далека от этого городка и ещё дальше от города, где теперь жил Спенсер. Вся моя жизнь превращалась в карточный домик и рушилась от одного движения пальца. Я была настолько подавлена, что не смогла найти в себе силы порадоваться за маму, но она поняла меня и не трогала пару дней, которые я провела в тишине своей комнаты, бесцельно смотря телевизор или листая книги.
Ночью, от того, что я продремала большую часть дня, так и не выйдя на улицу, мне не спалось. Стук в окно удивил меня, выглянув, я в удивлении смотрела на Спенсера, который стоял и показывал глазами, чтобы я открыла окно.
Я, конечно, открыла и смотрела, как, с грацией кошки, по огромному дереву, Спенсер забрался в комнату и молча стоял посредине. Спенсер Льюис в моей комнате. С ума сойти! Мои мысли прыгали, как безумные, так же как и пульс.
— Никогда не делал ничего подобного, — словно извиняясь, произнёс Спенсер.
— Это нарушение границ частной собственности, — сказала я.
— Не напоминай, — он нервно перебрал волосы рукой, — тебя не было эти дни.
— Я была занята.
— Как ты? Я слышал о твоей маме…
— Нууууу… я рада за неё, но всё это сбивает с толку и пугает.
— Тебе не обязательно ехать в Миннесоту, я думаю.
— Да, но… в любом случае, всё не будет как прежде, понимаешь?
— Лесли, — Спенсер присел на краешек кровати, — всё равно больше ничего не будет как прежде, ты взрослеешь, и мир… он меняется, сейчас он меняется стремительно, и это неизбежно.
Я вздохнула. Спенсер был прав. Мне оставалась пара лет до колледжа, всё равно всё бы изменилось, я не могла навсегда остаться в этом городе среди людей, которых я люблю, и которые любят меня, не могла всю жизнь прожить без проблем и потерь. Перемены всё равно бы пришли в мою жизнь, вот только я была к ним не готова.
— Это то, что ты слушаешь? — Спенсер прошёл к полке с дисками.
— Да, что-то чаще, что-то реже.
— Сейчас почти не пользуются дисками…
— Мне нравится.
— Тут много классики.
Я пожала плечами.
— Я довольно старомодна.
— Я тоже, — Спенсер улыбнулся. — Лесли … я бы хотел… — он сделал пару шагов к кровати, и я смотрела на него и никак не могла до конца осознать факт того, что мой Спенсер Льюис, мой возлюбленный с глазами манула, стоит посредине моей девичьей комнаты. Я даже мечтать о таком не смела, но он стоял и смотрел на меня, словно решал неразрешимую для себя задачу.
— Я бы хотел быть с тобой, — наконец выдавил он из себя, — но…
— Но мне шестнадцать лет, — продолжила я.
— Да, тебе шестнадцать, — он улыбнулся, — пожалуйста, обещай мне, что не будешь сильно меня провоцировать, уверен, это будет чертовски тяжело… это уже тяжело.
— Провоцировать? — я не понимала, о чём Спенсер говорит.
Он снял с себя свободную футболку, и это оказалось таким интимным жестом, что на мгновение я перестала дышать. Не единожды до этого я видела, как Спенсер одним движением снимает футболку или рубашку, я видела его в плавках, но никогда это не было настолько шокирующее интимно. Футболка отлетела в сторону, а сам Спенсер навис надо мной, проведя одним пальцем по моим губам.
— Такая сладкая… — он потянулся к моей футболке, и только тогда я сообразила, что в этот раз на мне не было ничего кружевного или шёлкового, собственно, на мне не было ничего, кроме растянувшейся футболки и трикотажных трусиков с Бетти Бул.
Его губы прикоснулись к моим, и я в удивлении смотрела на Спенсера, не зная, что делать дальше.
— Ты ведь не целовалась раньше? — шепнул, почти не отрывая своих губ.
— Нет, — так же, не отрывая губ.
— Я так и думал, это проще, чем кажется, — потом его губы целовали мои, а кончик языка легко пробежал между губ и как-то сам собой оказался у меня во рту. Наши языки встретились и это… это было волшебно.
Волшебными были поцелуи, волшебными были руки Спенсера, которые сняли с меня футболку, и волшебным был его взгляд, который сказал мне, что не стоит пугаться или стесняться. Волшебным было тепло от его тела и жар его рук, волшебным было то, как он вжимал меня в постель, а я вжималась в него.
Вся ночь была волшебной. Спенсер не пересёк ту самую черту, и в ту ночь я так и осталась девственницей, хотя, честно говоря, я не сдержала своего обещания, которое дала, когда поняла, о чём говорит Спенсер, и всё-таки провоцировала его. После того, как оказавшиеся гениальными пальцы мужчины покинули моё тело, и я испытала первый в своей жизни оргазм и, кажется, чуть не умерла от удовольствия, я услышала тихое ругательство и почувствовала, что моя рука под рукой Спенсера обхватывает его. И это было одновременно страшно и удивительно.
Спенсер шептал, что это сверх его сил, и с силой толкнулся пару раз бёдрами, после чего я почувствовала влагу прямо у себя на руке, а потом — как мою руку вытирают чем-то, в последствие оказавшимся футболкой Спенсера.
— Ты сводишь меня с ума, Лесли, — испарина проступила на лбу Спенсера, и я была рада сводить его с ума.
По-настоящему счастлива и бездумно влюблена.
Спенсер Льюис уехал через четыре дня. Через пару месяцев мама продала свой ресторанчик и кафе, и мы переехали в Миннесоту к Филу.
Теперь я жила в огромной квартире с панорамными окнами и ходила в престижную школу. Кэрол открыла небольшую кондитерскую и была занята там или с мужем, а я была предоставлена сама себе, что вовсе не угнетало меня.
Спенсер иногда писал мне, иногда звонил, и я изо всех сил старалась думать о нём, как о своём парне, но получалось плохо. Я стала отслеживать информацию о нём, иногда в прессу просачивались детали его личной жизни, и тогда я понимала, что маленькая девочка, которая отчаянно краснеет от того, что ей на руку попал эякулянт, никак не может вписаться в его жизнь.
Он был Спенсер Льюис — один из перспективных игроков АХЛ, а я — Лесли Уоррен, девушка, выросшая в маленьком, тихом, уютном и пуританском городке.
И, несмотря на то, что теперь я носила одежду дорогих брендов и могла, не стесняясь, купить себе кружево любого цвета и фасона, ничего не изменилось во мне и уж тем более — в Спенсере Льюисе. Он не напоминал о той ночи, я тоже…
Спенсер писал мне или присылал видео со своих поездок, рассказывал курьёзные случаи или смешные эпизоды. Мы общались по интернету, по телефону, говорили на самые личные темы, и я скучала по нему всё больше и больше, сильнее и сильнее, понимая, что очень мало шансов нам встретиться. Наши города были отчаянно далеки друг от друга, как и жизни.
Я очень хотела, чтобы здравый смысл возобладал, и я перестала любить Спенсера Льюиса, но когда тебе восемнадцать, и чувства рвут твоё сердце, это практически невозможно.
Изо всех сил стараясь скрыть слёзы, я смотрела на экран монитора, видя там взлохмаченные волосы и кривоватую улыбку Спенсера, я видела, что татуировок на его руках стало ещё больше, а лицо стало более взрослым, чётко очерченная челюсть и щетина словно прибавляли возраст.
— Лесли, — Спенсер на том конце страны замолчал и долго всматривался в изображение на мониторе. Я знала, что он видит. Немного пухлые щёки, что меня расстраивало, я мечтала о чётком контуре лица, розовые губы, едва тронутые блеском, карие глаза в обрамлении загнутых ресниц. И, может быть, ему были видны едва заметные веснушки на моём носу или следы слёз на щеках.
— Лесли, — он вздохнул, — я…
— Я люблю тебя, — выпалила я, прежде чем подумать, да и какая разница, скажу я это или нет, но держать в себе не было сил, — я люблю тебя.
— Тебе кажется. — Нет.
— Посмотри на меня. Тебе. Кажется, — он выглядел очень убедительным. Я отвела глаза.
Признание всей моей жизни.
Мой принц. Мой рыцарь. Моя любовь с глазами манула.
Через четыре дня я смотрела в эти глаза цвета зелени и прозрачного янтаря и слышала.
— Ты сводишь меня с ума.
Спенсер Льюис был в моём городе, мы были в отеле, и я с ума сходила от любви и желания. Не знаю, что было сильнее, но я определённо была в тот день безумна, как и Спенсер.
Он прижимал меня к стене, его руки были одновременно везде, он ласкал меня, гладил, целовал, прикусывал и тяжело дышал. Я не стеснялась ни единой минуты и не сомневалась ни единого мгновения. Мы не нарушали закон, и я была абсолютно уверена в том, что это правильно. Мы следовали не рукописным сводам правил, а законам сердца, и были правы той ночью. Это было больно, остро и прекрасно одновременно.
— Я люблю тебя, — сказал мне Спенсер Льюис, — мы обязательно будем вместе, надо подождать.
И я стала ждать, ждать, пока я окончу школу, и мы с Спенсером сможем определиться в наших отношениях окончательно. Мы по-прежнему переписывались и созванивались, но уже совсем по-другому.
Спенсер Льюис стал моим настоящим возлюбленным, моим парнем и моим мужчиной. Он прилетал ко мне, а иногда я летала туда, где играла команда Спенсера.
Наши семьи были в курсе наших отношений, и даже Алекс — мой отец, хотя и прищурил глаза, но не стал раздувать скандал.
Кристин была вне себя от счастья, Кэрол поддерживала меня, как и Фил. Доктор Льюис был сдержан в своих эмоциях, но всегда вежлив со мной, а Максин — мама Спенсера, — тепло отнеслась ко мне, сказав, что рада за сына и видит, насколько сильно он влюблён.
Так моя жизнь превратилась в череду ожиданий, расстояний и вереницу времён, которые я пересчитывала и конвертировала, постоянно прикидывая в уме, сколько миль между мной и Спенсером сегодня, а сколько будет завтра. В морских милях цифра получалась меньше, и это словно приближало меня к нему. Часовые пояса сменяли друг друга, но я молниеносно рассчитывала время и могла высчитать его на другом конце земного шара по любому из сидерических периодов обращения…
Я полюбила математику. Считать стало моим любимым занятием и почти жизненно необходимой потребностью.
И это всегда помогало. Всегда. До этого мгновения. Этого дня. Этой точки…
Спенсер не отвечал на звонки, его номер был заблокирован. Его активность в социальных сетях была нулевой, он был офлайн везде…
Я перебирала и перечитывала интервью с ним за последние месяцы, смотрела светскую хронику и давилась слезами.
Всё оказалось простым и банальным.
Спенсер Льюис был замечен за вечеринке с моделью Мэгги Денели, далее прилагалось фото Мэгги — она была потрясающей блондинкой, такой, что невозможно отвести глаза, после чего исчез в неизвестном направлении. Мэгги исчезла следом.
«Намечается ли звёздный роман?» — гласили одни таблоиды.
«Помолвка Спенсера Льюиса и Мэгги Даллас», — гласили другие.
Инсайдеры сообщали, что недавно подписавший контракт с командой НХЛ Спенсер Льюис тайно женат на Мэгги.
Я была одержима математикой.
Я постоянно считала, измеряла, конвертировала.
Я была в состоянии посчитать расстояние между пунктом «А» и пунктом «Б» в любых единицах измерения, и практически мгновенно пересчитать в других. Для меня не составляло труда посчитать разницу во времени между часовыми поясами, я могла рассчитать время прилёта, приезда, прихода… Я всё это могла, и одержимо считала.
Но у меня не было точных данных, и от того я не могла пересчитать или измерить.
Расстояние от меня до Спенсера — миллиарды вдохов и одно разбитое сердце?
Его часовой пояс — центиллион сидерических периодов и одинокая слезинка на моей щеке?
Раздавшийся сигнал домофона отвлёк от мысленных неудачных подсчётов, и я с удивлением услышала голос Спенсера Льюиса.
— Лесли? — он смотрел на моё заплаканное лицо и выглядел очень удивлённым, — что случилось, Лесли?
— Где Мэгги? — спросила в свою очередь я.
— Какая Мэгги?
— Даллас.
— Мэгги Даллас? Кто это?
Я показала на фото, где он обнимал блондинку и лучезарно улыбался в камеру. Так лучезарно, как умел только он.
— Ах… эта. Насколько мне известно, она уехала с Джеймсом, но точнее не скажу, зачем тебе Мэгги? — он выглядел по-прежнему удивлённым.
— У тебя же с ней помолвка! — я ткнула пальцем в пару статей и постаралась не заплакать. Безуспешно, впрочем.
Я плакала, плакала навзрыд.
— Да нет же! Лесли! Нет! — Спенсер почти смеялся. — Меня женят каждую пару месяцев, как и любого из нас, это просто журналистская утка, я даже не знаю толком эту Мэгги, как и большую часть этих девушек на приёмах. Их приглашают для украшения, нас для престижа, как правило, мы перекидываемся парой слов, позируем… и всё.
— И всё? — я с сомнением посмотрела на Спенсера.
— Для меня «и всё».
— Но где ты был? Где ты был более чем двое суток на Уране, а это больше чем тридцать четыре часа, двадцать восемь минут, и сорок восемь секунд…
— Ты можешь перевести это в сутки на Венере? — Спенсер улыбнулся.
— Да, — я насупилась.
— Это хорошо, значит, у наших детей есть шанс понимать все эти математические премудрости. Потому что я точно не силён в математике, астрономии или геометрии. Я всего лишь хоккеист.
— Детей?
— Да, детей, — Спенсер подошёл ко мне вплотную. — Лесли Мари Уоррен, я прошу тебя стать моей женой, — он нырнул в карман джинсов и достал классической формы коробочку, такую как… как для кольца.
Я в удивлении смотрела на кольцо и, хотя я ничего не понимала в ювелирных украшениях, даже мне стало понятно, что оно было старинным, камень был редкой огранки и обрамлён причудливым узором из золота и россыпи мелких камней. Оно было немного громоздким, но одновременно изящным и «дышало стариной», как на выставке эпохи возрождения.
— Это кольцо — наша семейная реликвия, я летал во Францию, к бабушке, чтобы забрать его, также понадобилось время, чтобы уменьшить его под твой пальчик, Лесли, и оформить документы на вывоз. Телефон там не работал, но я был так озадачен, торопясь всё успеть, что даже не подумал посмотреть, что пишут… я прошу извинить меня. И прошу стать моей женой.
— Кто же выходит замуж сразу после школы? — растерянно пробормотала я.
— Может быть, Лесли Льюис?
— Да.
И я согласилась.
Спенсеру предстоит карьера профессионального хоккеиста, и он часто будет в отъезде.
Я буду считать, измерять и конвертировать.
Но теперь я знаю, что расстояния измеряются не милями, а силой любви и ударами сердца.
Конец.
С новым годом вас!