Шесть измерений пространства

Мы ехали уже два часа кряду, когда я резко натянула поводья своего пони, принуждая его остановиться. Конь Тэнгира, моего сопровождающего, сделал еще несколько шагов, прежде чем тот раздраженно оглянулся назад. Он недовольно пробурчал себе что-то под нос — до меня долетели только слова «дура» и «стерва» — после чего развернулся и поравнялся со мной.

— Снова остановились полюбоваться пейзажем? — спросил он, пока два таких разных зверя дружно жевали удила, раздували ноздри и нетерпеливо мотали головами.

Моим ответом стало молчание. Не перед Тэнгиром же мне оправдываться? Мне и в самом деле хотелось запомнить эту картину: под нами, скрытая в глубокой тени, протянулась долина; вдаль убегали холмы, чьи вершины чуть изгибались, делая их похожими на волны из камней и поросшей разнотравьем земли. Темноту долины нарушала лишь крошечная заплатка света — идущий караван.

— Позвольте напомнить, что вы условились о встрече… — снова начал Тэнгир.

— Заткнись.

Проводник вздохнул, а потом сунул пальцы в небольшой кожаный мешочек на поясе и бросил что-то в рот.

— Ладно, Желтая Собака, мне головой не отвечать. И не мне болтаться в петле, если старик устанет ждать.

Я сжала поводья в одной руке, чтобы приставить вторую ладонь к уху. Повернувшись к каравану, я закрыла глаза. Прошло несколько секунд, и мне, кажется, удалось расслышать. Сейчас звук был едва различим, но я знала: с нашим приближением он станет нарастать, превращаясь в оглушительный, сотрясающий весь мир чудовищный грохот. Его создавали тысячи коней, сотни кибиток и десятки осадных машин. Он казался громом, предвещающим конец света.

— Поехали, — сказала я Тэнгиру.

Он пришпорил коня, чуть не вспоров тому шкуру, и животное с такой скоростью рвануло с места, что мне в глаза полетели комья грязи. Гойо фыркнул и поспешил следом. Мы стремительно спускались в долину, и в небо над нами взмывали стаи жаворонков и куликов.

— Просто следую протоколу, Желтая Собака, — произнес охранник, оправдываясь за то, что потребовал меня предъявить документы. Мы стояли с ним на подвижной платформе императорского гэра[1]. Охранник был одет в синий халат, доходящий до колен, а из-под шлема выбивались длинные черные волосы, ниспадавшие на плечи. — Караван приведен в боевую готовность. За последнюю неделю мы трижды сталкивались с достаточно серьезными неприятностями.

— Опять какие-нибудь психи? — спросила я, исподволь взглянув на Тэнгира, с мрачным видом ведущего Гойо. Я заставила своего сопровождающего вернуться к каравану, и ему это не нравилось.

— Две секты исламистов и банда несториан, — ответил охранник. — Я понимаю, что старику нечего бояться вас, но мы обязаны придерживаться протокола.

— Я вас прекрасно понимаю.

— Кстати говоря, мы уже начали сомневаться, что вы вернетесь, — он озабоченно посмотрел на меня. — Некоторые уже стали поговаривать, что вы будете отлучены.

— В бега? — улыбнулась я. — Это вряд ли.

— Просто хочу предупредить, что мы ждем от вас чего-то действительно потрясающего после столь длительных поисков.

Я отбросила волосы назад и собрала их в хвост.

— Потрясающего? Пожалуй, нет. Но он и в самом деле захочет это услышать.

Охранник коснулся пальцем жемчужинки на воротнике халата.

— Что ж, тогда вам лучше пройти внутрь.

Мне ничего не оставалось, кроме как последовать этому приглашению.

Аудиенция у хана оказалась ни настолько личной, ни настолько продолжительной, как бы мне хотелось, но в целом мне сопутствовал успех. Говорить пришлось в присутствии одной из жен правителя и министра Чиледу — советника по национальной безопасности, — к тому же хан был слишком занят вопросами церемониального вывода боевого каравана из региона. Я уже не в первый раз обратила внимание на то, насколько постарел наш господин: он уже мало чем напоминал того молодого, переполненного надеждами и планами мужчину, каким был, когда его избрали на этот пост семь лет тому назад. Сейчас это был седеющий, усталый человек, все силы из которого выпили провальные опросы общественного мнения и необходимость поддерживать целостность трещащей по всем швам империи. Караван должен был стать противоядием от всех проблем. В девятьсот девяносто девятый год со дня смерти Основателя (мы бы праздновали его день рождения, но этой даты никто не знал) был создан самый огромный караван за многие десятилетия, в который были призваны командующие практически каждой локальной системы.

Покидая гэр и отправляясь за Гойо, я пребывала нечто очень близкое к восторгу. Хан со всей серьезностью отнесся к предоставленной мной информации — тревожных признаков, касающихся безопасности и функционирования Инфраструктуры. Конечно, хан легко мог отмахнуться от моего доклада, оставив разбираться с этим своего сменщика, но, к своей чести, проявил должную озабоченность. Я получила ярлык и деньги на продолжение изысканий, хотя это и предполагало необходимость отправиться в особый административный округ Кучлук и работу под самым носом Квилиана — одним из людей, серьезнее всего осложнявших жизнь хана в последние годы.

Мое хорошее настроение вскоре было испорчено.

Едва успев сойти с платформы, я заметила Тэнгира. Он тащил моего пони, грубо дергая его за уздечку и пиная. Мужчина был настолько поглощен этим делом, что даже не заметил, как я приблизилась. Я надежно схватила его за тугую косу и запрокинула голову Тэнгира назад до предела. Выпустив из рук поводья, он откачнулся, пытаясь сохранить равновесие.

— Никто, — прошептала я ему на ухо, — не смеет бить моего коня, ты, тупой кусок навоза.

Затем я рывком развернула Тэнгира к себе, так что в моей ладони остался пучок его волос, и со всей силы врезала ему коленом в промежность так, что мужчина, застонав от боли, сложился пополам. Казалось, его вот-вот вырвет.

Многие полагают, что владычество над звездами предначертано нам волей Небес, так же они благословили нас на установление единой власти в прежде разрозненных землях Великой Монголии. Мы создали общество настолько цивилизованное, что одинокая женщина могла обнаженной проехать от западного побережья Европы до восточной границы Китая, не опасаясь домогательств. И причина тому проста: мы (если хотите, называйте нас монголами, или просто человечеством — разница теперь невелика) всегда стремились придать совершенство всему, что попадало нам в руки.

Взять хотя бы узловую станцию в системе Гансу. Средних размеров луна когда-то была выточена почти до самого центра, и оставшееся небольшое ядро при помощи девяносто девяти золотых колонн крепилось к внешней скорлупе, чья толщина едва достигала сотни ли[2]. Местные транспортные линии входили и выходили со станции через туннели, просверленные в коре северного и южного полюсов. Впрочем, прежде о сколько бы ни было оживленном движении говорить не приходилось: система Гансу, с ее карликовым красным светилом (чьих размеров едва хватало, чтобы поддерживать процессы термоядерного синтеза) и горсткой лишенных атмосферы, опаленных радиацией каменистых миров, не представляла ни коммерческого, ни стратегического интереса. И вряд ли она была упомянута хотя бы в одном туристическом справочнике. Как часто бывает в подобных случаях, первоначальные причины, заставившие червеподобных хорхой[3] проложить ход в столь неприютном месте, остались тайной.

Далеко не лучший материал для работы, но всего за пятьсот лет с открытия портала в Инфраструктуру мы заставили его засверкать драгоценным блеском. Теперь через Гансу проходило пять крупных торговых магистралей, включая Коридор Хэрлэн[4] — самый оживленный путь во всех наших владениях. Кроме того, узловая станция обеспечивала доступ к дюжине трасс вторичного значения, и четыре из них были признаны достаточно стабильными, чтобы пропустить судно класса «Джаггернаут». В основной своей массе эти дополнительные проходы ведут к крупным населенным центрам, обладающим определенной экономической значимостью. В их числе административные округа Кирильтук, Тататунга и Чилагун, каждый из которых охватывает более пятидесяти систем и около тысячи колонизированных планет. И даже те порталы, что вели в никуда, часто посещаются исследователями и искателями приключений, рассчитывающими найти реликвии хорхой или мечту всякого авантюриста — не нанесенный на карты узел.

Предназначение девяносто девяти колонн нам осталось неизвестным, как и поддерживаемого ими ядра. Но это не слишком нас заботило; ядро стало хорошей базой для возведения зданий. Глядя в иллюминатор космического челнока, я видела, что поверхность станции сияет плотными скоплениями неоновых огней. Они располагались так плотно, что я не могла отличить свет отдельных зданий, сливавшийся в более крупные пятна, обозначавшие целые кварталы внутри огромных, словно города, районов. Переполненные конные тропы, каждая из которых была не менее ли в ширину, казались с этой высоты тонкими, змеящимися ниточками.

Местное население уже начинало осваивать и золотые опоры, протягивая светящиеся щупальца к внутренней поверхности скорлупы. Повсюду сверкали рекламные плакаты, каждый в десять ли высотой.

В Гансу я задержалась только на одну ночь, чтобы нанять евнуха и дождаться прибытия корабля, который должен был доставить меня на Кучлук[7]. Затем, вместе с евнухом и Гойо, я поднялась на борт «Бурхан-Халдун»[8] — кораблика, оказавшегося даже меньше, чем «Скала Черного Сердца», на которой я добралась до Гансу. Мое новое пристанище имело в длину не более ли, а в ширину — вчетверо меньше. Корпус судна покрывало разноцветье заплат, царапин, вмятин и опалин. Боковые стабилизаторы, казалось, вначале были оторваны, а после грубо приделаны на место, а гасители угловых колебаний, похоже, и вовсе переставили с совершенно отличающейся модели корабля, и швы на них до сих пор серебристо сверкали свежей сваркой. Многие иллюминаторы были заделаны наглухо.

Каким бы старым не был «Бурхан-Халдун», но не только возраст наложил свой отпечаток на его текущий облик. Парванский Тракт печально известен своими опасностями и быстро взымал дань даже с самых современных кораблей. Если Коридор Хэрлэн можно сравнить с широкой, спокойной рекой, где с управлением судном справится даже слепой, то путешествие по Тракту было сравнимо со спуском по порогам, расположение которых менялось раз от раза. Эта трасса требовала не только опытного экипажа, но и выносливых пассажиров, способных перенести трудную поездку.

Осмотрев отведенные мне покои и убедившись, что о Гойо позаботились, я направилась в зал отдыха. Купив там бокал айрага «Темучин», я прошла к обзорной площадке — ее широкое, изогнутое стекло было местами исцарапано и потерто, а кое-где и украшено тревожно выглядящими трещинками — и облокотилась на страховочные поручни. Только что отчалил последний транспортный челнок, и «Бурхан-Халдун» начал ускоряться по направлению к порталу, чьи огромные, созданные человеческими руками створки развернулись подобно цветку лотоса только в самый последний момент, чтобы предохранить станцию Гансу от непредсказуемых энергетических потоков, струившихся по Парванскому Тракту.

Хотя проход Инфраструктуры на самом деле уходил в немыслимую даль, мои глаза и рассудок упорно утверждали, что мы вот-вот врежемся в поверхность луны.

Примитивные генераторы искусственной гравитации заработали на пределе возможностей, пытаясь сохранить привычное направление вертикали, когда корабль неожиданно прыгнул вперед. Мы прошли сквозь портал, погружаясь в ослепительный свет Инфраструктуры. Пусть стены прохода и проносились во многих ли от нас, но мне казалось, что расстояние намного меньше. Мы все набирали скорость, и мимо проносились витиеватые, сияющие письмена, оставленные по неведомым причинам строителями хорхой. Мне начало мерещиться, будто стены стали сближаться, сжимая свою хватку на хрупком суденышке. Но остальных пассажиров это, по всей видимости, не только не пугало, но даже не привлекало их интереса. Поодиночке или парами, они выплывали из зала, пока я, продолжавшая всматриваться вдаль, не осталась наедине со своим евнухом. Очень медленно потягивая айраг, я разглядывала проносящиеся мимо стены и гадала повезет ли мне собственными глазами увидеть фантомы. В конце концов, именно они и привели меня сюда.

Теперь оставалось лишь отравить евнуха.

Он отзывался и на евнуха, хотя на самом деле его звали (чтобы узнать у него это, мне пришлось постараться) Тиса. Ему не делали хирургической кастрации; у него под кожей предплечья скрывался имплантат, впрыскивающий в его организм необходимый коктейль блокираторов мужских гормонов, благодаря чему либидо моего спутника гасилось, а его тело приобретало несколько женственные черты. Прочие имплантаты евнуха, схожие с теми, что внедряются правительственным агентам, увеличивали скорость реакции, улучшали работу вестибулярного аппарата и позволяли видеть в темноте. Тиса мастерски управлялся с оружием и был не менее искусен в том что касалось рукопашного боя, как и все (в этом я нисколько не сомневалась) евнухи Бату. Конечно, на самом деле я совершенно не нуждалась в его опеке, но выходить из образа было нельзя. Я играла роль обеспеченной женщины, отправляющейся в дорогостоящее турне. Такие никогда не путешествуют без спутников вроде Тисы.

Впрочем, в некотором роде он был полезен. Мы делили общий номер на борту, и евнух расположился в тесной комнатушке, прилегающей к моей спальне. Поскольку меня (гипотетически) могли отравить, Тиса всегда ел ту же пищу, что и я. Ее в одно и то же время приносил облаченный в белую униформу стюард «Бурхан-Халдун».

— А ты не боишься, что отравишься и умрешь вместе со мной? — невинным тоном поинтересовалась я, когда мы очередной раз сидели за столом, расположившись по разные стороны.

Он ткнул себя в живот пухлым пальцем.

— Меня сложно убить, мисс Боченг. Мой организм способен нейтрализовать все самые популярные среди наемных убийц и разбойников яды. Недомогание я испытаю куда раньше вас, но от дозы, смертельной для другого, просто почувствую себя плохо, но не настолько, чтобы не суметь справиться со своими обязанностями.

— Очень надеюсь, что так и есть.

Евнух промокнул губы салфеткой.

— Это не вопрос моей гордыни. Я стал таким благодаря химии и работе хирургов из «Эскортной службы Бату». Было бы бессмысленно отрицать свои возможности.

Спустя некоторое время, изображая нервозность, я заявила, будто услышала какие-то шорохи из кабинки евнуха.

— Уверяю вас, там никого не может быть. Без моего ведома никто бы не смог проникнуть в наш номер.

— Мне показалось, я слышу чье-то дыхание.

Он мягко улыбнулся.

— На кораблях посторонние шумы — не редкость. Любой звук далеко разносится по трубам системы рециркуляции воздуха.

— А разве по этим трубам не может кто-нибудь пробраться?

Не подавая никаких признаков раздражения, Тиса поднялся из-за стола.

— Очень маловероятно, но я обязан проверить.

Едва он скрылся за дверью своей комнатки, я вытащила из кармана флакончик и влила сладковатое содержимое в остатки его обеда. Мужчина тем временем шумно копался в вещах, хлопал дверцами и ящиками шкафа. Когда евнух вернулся в каюту, ядовитые кристаллы уже полностью растворились в еде, а флакон вновь исчез в кармане.

— Что бы вам ни послышалось, но там никого не было.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Но, если это вас успокоит, готов все проверить еще раз.

— Я чувствую себя так глупо, — сконфуженно пробормотала я.

— Не беспокойтесь. Вы можете смело рассказывать мне о любых своих подозрениях. Ведь именно для этого меня и наняли.

— Лучше давай закончим с обедом, — кивнула я на тарелку. — Пока не остыло.

Тиса, лежавший в глубоком бреду на пропитавшихся потом простынях, застонал, когда над ним обеспокоенно склонился мистер Тайанг.

— Он не говорил, умеет ли распознавать яды? Эта опция включена не во все комплектации.

— Умеет. Но как тогда это возможно?

— Вероятно, просто какой-то сбой. С другой стороны, он мог принять что-то, созданное специально под вас, и его организм не оказался к этому подготовлен.

— Яд?

— Все может быть, мисс Боченг.

Стюард Тайанг был молодым мужчиной с приятным лицом и подчеркнуто профессиональными манерами. Я видела его раньше — как, впрочем, и все присутствовавшие на борту корабля, — и он всякий раз отказывался вступать со мной в диалог, не относящийся к каким-либо насущным нуждам. Я предвидела нечто подобное, но решила, что отравление евнуха позволит мне установить более близкое знакомство с кем-нибудь из персонала. Этим кем-то не обязательно должен был стать Тайанг, но интуиция подсказывала мне, что именно он идеально подходит для моих планов.

— Но тогда почему он не подействовал на меня? — спросила я.

— Не хотелось бы вас пугать, но это вполне может произойти в очень скором времени. Надо срочно доставить вас обоих в лазарет. Там мы постараемся стабилизировать состояние евнуха, а заодно удостоверимся, что вам не причинен вред.

Именно на такой исход я и рассчитывала, но моя роль требовала изобразить возмущение.

— Если вы полагаете, что я собираюсь проторчать весь полет в каком-то вонючем лазарете, когда заплатила за отдельную каюту…

Тайанг поднял ладонь в примирительном жесте.

— Это ненадолго. День, или два — просто чтобы убедиться, что все в порядке. И вы сможете продолжить путешествие с комфортом.

Он вызвал еще пару стюардов, чтобы перенести бедолагу Тису, в то время как я направилась к лазарету своим ходом.

— По правде сказать, — произнесла я, — раз уж вы упомянули… я и в самом деле начала ощущать себя немного странно.

— Не беспокойтесь, мисс Боченг, — с сочувствием посмотрел на меня Тайанг. — Мы займемся вами уже через считанные секунды.

Лазарет оказался куда больше по размерам и лучше оборудован, чем я ожидала. Казалось, что этот отсек переставили с другого корабля. Я испытала некоторое удовлетворение, обнаружив, что кроме нас там не было никого. Тайанг усадил меня во врачебное кресло, а остальные стюарды положили скрюченного евнуха на койку, закрытую занавесом.

— Как себя чувствуете? — спросил Тайанг, застегивая на моем предплечье черную манжету.

— Все еще немного странно.

В течении пары минут Тайанг — явно обладавший базовыми врачебными навыками — вглядывался в показания миниатюрного дисплея, вытащенного им из ниши в стене.

— Что ж, я не нахожу… — начал стюард.

— Надо было мне послушать друзей, — произнесла я, качая головой. — Они ведь меня предупреждали.

Мужчина пробежался пальцами по кнопкам на боку дисплея.

— Ваши друзья предупреждали, что вас могут отравить?

— Не совсем, нет. Они просто говорили мне, что путешествие по Парванскому Тракту на «Бурхан-Халдун» — не самая лучшая затея. Они ведь были правы, да?

— Это смотря что они имели ввиду. Во всяком случае, я пока что не нахожу каких-либо признаков отравления. Естественно, существует вероятность, что мы имеем дело с чем-то, что не может распознать наш анализатор…

— А евнух?

— Скоро узнаем, — ответил Тайнг, оставляя дисплей висеть в воздухе. Подойдя к койке, где лежал Тиса, стюард откинул занавес. Я услышала, как Тайанг, прежде чем пружинистым шагом вернуться ко мне, о чем-то зашептался с евнухом.

— Не вызывает никаких сомнений, что его организм поразило нечто крайне серьезное. Либо сильнодействующий токсин, либо что-то не менее неприятное. Мы не так далеко отлетели от Гансу; вполне возможно, что сейчас начал действовать яд, принятый им еще там.

— Он был отравлен, мистер Тайанг. Мой телохранитель. Разве вам это не кажется несколько зловещим предзнаменованием?

— Должен сказать, что причины его недомогания могут быть вызваны и естественными причинами. В скором времени мы будем знать наверняка. До тех пор я бы рекомендовал не делать скоропалительных выводов о том, что вам что-то всерьез угрожает.

— Но мне страшно, мистер Тайанг.

— Не стоит. Вы в надежных руках, — он склонился, чтобы поправить мою подушку. — Если холодно, можете накрыться одеялом. Возможно, вы желаете, чтобы я распорядился принести какие-либо вещи из вашей каюты?

— Нет, спасибо.

— Тогда позвольте покинуть вас. Анализатор пока оставляю включенным на тот случай, если вдруг что-то изменится. Другие стюарды поблизости. Если вам что-то понадобится — просто позовите.

— Обязательно.

Он уже собирался уходить — у него, без сомнений, было полно работы — когда неожиданно нахмурил брови.

— Скажите, мисс Боченг, если дело не в отравлении, то почему же друзья отговаривали вас от путешествия на нашем судне?

— Ах, это, — я покачала головой. — Так глупо. Даже не знаю, почему об этом заговорила. Нельзя же верить в подобную чепуху.

— А что именно вы называете чепухой?

— Ну, понимаете — фантомы. Поговаривают, будто на Парванском Тракте обитают призраки. Я объясняла им, что выше всяких суеверий, но друзья продолжали настаивать. Они говорили, что если сяду на этот рейс, то могу уже не вернуться. Конечно, это только придавало мне решимости.

— Понимаю вас.

— Я должна была доказать, что я рациональный человек и не верю во всяких духов и гоблинов, — устроившись поудобнее, я одарила стюарда благосклонным взглядом. — Полагаю, вы со своей работой уже сыты по горло подобными байками. В смысле, ведь если бы что-то такое и существовало, вы, как и любой член экипажа, не могли бы этого не знать, верно?

— Вполне логично, — сказал он.

— А поскольку вы явно ничего этого не видели… значит, никаких фантомов не существует, так? — я скрестила руки на груди и триумфально улыбнулась. — Вот бы дождаться той минуты, когда смогу сказать друзьям, какие же они дураки!

— Возможно… — начал было стюард, но тут же осекся.

Я поняла, что зацепила его; оставалось только вопросом времени, когда же Тайанг осмелится предъявить мне доказательства. Чутье меня не подвело, и уже на следующий день после того, как я покинула лазарет (евнух по-прежнему находился под присмотром, но уверенно шел на поправку), стюард нанес мне визит. Через его руку было перекинуто чистое полотенце, словно он заглянул только для того, чтобы заменить мои банные принадлежности.

— Я принес свежее полотенце. Мне показалось, что эту секцию по ошибке сегодня утром пропустили.

— На самом деле не пропустили, но я ценю вашу заботу.

Он помедлил, делая вид, что снимает какую-то пылинку со своей формы, но на самом деле просто подбирал нужные слова.

— Мистер Тайанг? — подбодрила его я.

— Мне вспомнилось, о чем мы говорили до этого…

— Да? — мягким тоном спросила я.

— Боюсь, вы ошибались, — он старался говорить учтиво, но в его голосе послышались вызывающие нотки. — Фантомы существуют. Быть может своими глазами я их и не видел, зато видел данные, подтверждающие это.

— Что-то сомневаюсь.

— Я легко могу доказать, — должно быть, он решился произнести эти слова еще даже не открыв мою дверь, но едва они слетели с его губ, как Тайанг пожалел о такой опрометчивости.

— Неужели?

— Вообще-то я не имею права…

— Расскажите мне, — надавила я. — Что бы это ни было, но я должна увидеть.

— Но это будет означать, что ваши друзья были правы, а вы — ошибались.

— Тем более мне необходимо знать.

Тайанг предостерегающе посмотрел на меня.

— Это может изменить вашу жизнь. До сих пор вы наслаждались верой в отсутствие фантомов. А я знаю о существовании чего-то, что мы не в силах понять, чего-то чуждого. Вы и в самом деле хотите взвалить на себя подобную ношу?

— Раз уж вы с этим справились, то и я смогу. Что надо сделать?

— Я собираюсь вам кое-что показать. Но не прямо сейчас. Позже, в ночную вахту будет спокойней.

— Буду ждать, — с явным нетерпением кивнула я.

Тайанг зашел за мной около полуночи. Продолжая играть роль дамочки, напуганной тем, что ее может преследовать наемный убийца, я не стала сразу открывать дверь.

— Кто там?

— Это я — Тайанг.

Я приоткрыла дверь.

— Уже готова.

Он оглядел меня с головы до ног.

— Пожалуйста, снимите эти вещи.

— Прошу прощения?

Смутившись, стюард отвел взгляд.

— Я хотел сказать, что вам стоит переодеться во что-нибудь, что обычно надевают перед сном, — я обратила внимание, что Тайнг держит свой камзол в руках, словно собираясь накинуть его мне на плечи. — Если мы на кого-нибудь наткнемся, и нас станут спрашивать, вы скажете, что гуляли во сне, и теперь я веду вас обратно к каюте обходным путем, чтобы вас не заметил в таком виде кто-нибудь из пассажиров.

— Понятно. Как вижу, вы давно все спланировали?

— Мисс Боченг, вы не первый наш гость, выразивший недоверие.

Вновь скрывшись за дверью, я разоблачилась, а затем переоделась в тонкие шелковые шаровары и столь же тонкую шелковую блузу. Первые были вишневыми, а вторая — сверкающе-желтой, украшенной крошечными синими волчатами. Я распустила волосы и немного взлохматила их так, чтобы казалось, будто я только что вылезла из постели.

В коридоре снаружи, как и всегда в ночную смену, лампы горели приглушенным, убаюкивающим янтарным светом. Бар, рестораны и игровые залы уже закрылись. На смотровых площадках царили безлюдье и тишина, нарушаемая лишь суетливыми, похожими на мышей уборочными роботами, появлявшимися сразу же, как уходили пассажиры. Тайанг старательно выбирал путь, чтобы не натолкнуться на кого-то из путешествующих или других членов экипажа.

— Здесь у нас библиотека, — произнес мой спутник, заходя в небольшое помещение, заставленное шкафами, дисплеями и креслами. — Ей редко кто пользуется — чтение не слишком популярно среди наших пассажиров. В основной своей массе во время поездки они только и делают, что пьют айраг «Темучин».

— А нам сюда можно?

— Технически говоря, никто не запрещает вам посещать библиотеку в обычные часы. Но днем я бы не сумел вам кое-что показать, — он старался сохранять непринужденный вид, хотя явно нервничал, словно мальчишка на первом свидании. — Не беспокойтесь, проблем у вас не возникнет.

— И каким образом библиотека должна убедить меня в существовании фантомов?

— Сейчас покажу, — он подвел меня к одному из терминалов и пододвинул к нему пару раскладных стульев. Я села на левый из них, и Тайанг откинул пылезащитную крышку, открывая клавиатуру. Вскоре он застучал по клавишам, выводя какую-то информацию на экран дисплея, подвешенного на уровне наших глаз. — Суть в том, что все эти терминалы подключены к главному компьютеру «Бурхан-Халдун». Надо только знать нужные команды.

— А нас не засекут?

Стюард покачал головой.

— Я не делаю сейчас ничего такого, что могло бы привлечь чужое внимание. Кроме того, у меня есть все необходимые права для доступа к этим данным. Нарушением является только то, что со мной здесь вы, но если кто-то решит к нам заглянуть, у нас будет полно времени, чтобы все выглядело так, будто я нашел вас гуляющей во сне, — он замолчал примерно на минуту, вводя какие-то команды, явно ведущие его к главному хранилищу информации. — Остается только надеяться, что нанятые компанией ищейки еще не успели добраться до него, — проворчал Тайанг. — Время от времени кто-нибудь из «Синевы Небес» поднимается на борт «Бурхан-Халдун» и стирает значительные куски памяти. Они-то говорят, что производят рутинное архивирование, освобождая место для новых записей, но им давно уже никто не верит. Но, похоже, мы успели. Во время остановки в Гансу я не видел, чтобы сюда совался кто-нибудь из агентов: скорее всего, нами займутся на следующей, — он оглянулся через плечо. — Показываю только один раз. И мы уходим. Хорошо?

— Как скажете, мистер Тайанг.

— На «Бурхан-Халдун» установлены камеры, нацеленные в направлении полета. Они отслеживают изменения геометрии туннеля и передают эту информацию на сервоприводы, управляющие стабилизаторами и гасителями угловых колебаний, что позволяет нам избежать тряски. Кроме того, они защищают нас от случайного столкновения с движущимся навстречу кораблем, если тот вдруг пойдет вне намеченного расписания, или у него выйдет из строя радиомаяк. Камеры дают нам время резко принять в сторону, освобождая проход. Пассажирам в такой ситуации приходится не сладко, но все же это куда лучше, чем лобовое столкновение на подобных скоростях.

— Полагаю, камерам удалось что-то записать? — спросила я.

Тайанг кивнул.

— Это случилось несколько переходов назад, на полпути между Гансу и Кучлуком. Успели отснять только восемь кадров. Что бы это ни было, но двигалось оно куда быстрее любого из наших кораблей. Изображение отчетливее всего на четвертом, пятом и шестом кадрах.

— Покажите.

Он нажал на клавишу. На дисплее возникла фотография, выполненная в зеленых тонах. Поверх изображения было наложено время создания снимка и прочая вспомогательная информация. Мне пришлось приглядеться, чтобы понять — на что именно я смотрю. Половину снимка занимало размытое бледно-зеленое, бесформенное пятно, чем-то напоминающее то, что можно увидеть, если слишком долго глядеть на солнце. Позади объекта извивались, уходя в бесконечность, покрытые запутанными письменами туннели хорхой.

Я ткнула пальцем в пятно:

— Это и есть фантом?

— Перед вами третий кадр. На следующем картинка становится более четкой, — он вывел на экран следующий снимок, и я поняла, что стюард имел в виду.

Пятно выросло в размерах, но стало не таким размытым, и проступили некоторые детали. Теперь можно было увидеть наличие граней и выглаженных поверхностей, отдельные признаки организованной структуры, хотя общие очертания по-прежнему оставались неуловимыми.

— А вот еще один, — прошептал Тайанг.

У меня не оставалось никаких сомнений, что фантом представляет собой какое-то судно, хотя прежде я никогда не слышала о существовании подобных кораблей. Он имел обтекаемые, почти органические очертания, и был подобен грациозному кальмару, разительно отличаясь от неказистого «Бурхан-Халдун».

Стюард вывел на экран следующий снимок, и хотя изображение не стало более отчетливым, но угол зрения изменился, позволяя составить трехмерное представление о форме фантома. В то же время появились и новые подробности: темно-зеленые символы украшали поверхность то ли борта, то ли фюзеляжа, то ли еще чего-то, чем бы оно ни было.

— Это самый лучший из кадров, — сказал Тайанг.

— Вы меня впечатлили.

— Видите вот эти похожие на руки выступы? — спросил он, указывая на участок фотографии. — Конечно, я выскажу простую догадку, но мне кажется, что они выполняют ту же функцию, что и наши стабилизаторы, только выполнены в более изящной манере.

— Полагаю, вы правы.

— Я уверен в другом. Мы этого не строили. Даже не будучи экспертом, мисс Боченг, я прекрасно знаком с последними нашими достижениями в области дизайна кораблей. И эта штуковина выходит далеко за их пределы.

— Да, не думаю, что кто-то станет с вами спорить.

— Фантом не могло построить ни наше правительство, ни исламские сепаратисты. По правде говоря, я вообще не верю, что его создали люди. Перед нами образец чуждых технологий, и неведомая раса рассекает по Инфраструктуре, чувствуя здесь себя как дома. Больше скажу: достаточно часто приходится слышать, что пропадают целые корабли, или почтовые контейнеры. Боюсь, чужаки не только путешествуют по нашей сети, но и занимаются похищениями.

— Тогда понятно, почему в «Синеве Небес» хотят, чтобы это не выходило наружу.

Тайанг закрыл дисплей.

— Прошу простить, но больше мне нечего показать. Надеюсь, вы удовлетворены?

— Более чем, — ответила я.

Конечно, определенные сомнения еще оставались. Тайангу с легкостью мог подделать фотографии, или сам стать жертвой чьего-то розыгрыша. Но я и сама не верила, что это так. Снимки выглядели вполне настоящими, а не простой страшилкой для туристов.

Я как раз начала продумывать свой следующий шаг — надо было сделать копию этих данных и отослать ее Императору, прежде чем продолжить свои исследование в Кучлуке, — но в этот момент ощутила спиной чье-то присутствие. По всей видимости, Тайнг тоже что-то почувствовал, поскольку развернулся одновременно со мной. В дверях библиотеки стоял еще один стюард — пожилой мужчина, чьего имени я не успела узнать. Я сразу обратила внимание, что рукава его формы слишком коротки.

Не говоря ни слова, он вскинул руку. В его ладони сверкнули обтекаемые металлические очертания небольшого, но надежного пистолета: такими часто пользуются правительственные агенты вроде меня. Раздался выстрел, и, прежде чем отключиться, я еще успела увидеть дротик, торчащий из моего бедра.

В себя я пришла уже в собственной каюте. Меня чудовищно мутило, сжимали стальные тиски головной боли, и не было никакой возможности определить, сколько же прошло времени с того момента, как нас с Тайангом поймали в библиотеке. Поднявшись с кровати — меня бросили прямо поверх одеяла — я вначале заглянула в кабинку евнуха и только потом вспомнила, что он все еще в лазарете. Попытавшись выйти в коридор, я обнаружила, что дверь заперта снаружи, и что у меня нет никакой возможности покинуть каюту.

Как можно понять, я не могла так просто смириться со своим заточением, но, и это тоже очевидно, все предпринятые мной попытки сбежать оказались пустой тратой времени. Через вентиляционное отверстие в комнатушке евнуха я не могла: такое возможно только в приключенческих романах, но никак не в реальной жизни.

С другой стороны, кто бы ни стоял за этим, но убивать меня пока не собирались. Стрелок вполне мог ввести мне смертельную дозу одним простым поворотом переключателя на рукояти своего оружия. По какой-то причине он этого не сделал, и я не сильно удивилась, обнаружив, что в окошко двери регулярно просовывают еду и питье. При этом, чьим именно пленником я была, мне отвечать отказывались.

Хотя я догадывалась и сама.

Наконец, меня представили ему, когда корабль вошел в доки в пространстве Кучлука. Мой пленитель появился на пороге каюты в сопровождении охраны. Он был коренаст и мускулист, точно борец, а его обнаженные предплечья были не тоньше моих бедер. Он носил кожаную безрукавку, крест-накрест перечерченную черными, толстыми ремнями, к которым в изобилии были пристегнуты всевозможное ритуальное вооружение и знаки воинской доблести. Ухоженные усы, свисающие вдоль уголков губ, и тонкая, но аккуратно уложенная ниточка волос на подбородке. Шлем с бармицей из жесткой кожи, закрывающий голову так, что из-под него выбивался только самый краешек клинообразной челки, заканчивавшейся над бровями. Те, в свою очередь, тоже были старательно подстрижены, что придавало им выразительный и вечно вопрошающий изгиб.

Конечно же, мне было знакомо это лицо.

— Главнокомандующий Квиллиан, — произнесла я.

— Да, собственной персоной. — Руки его были удивительно волосаты, а еще покрыты шрамами и узлами, точно корни старого дерева. Он прищелкнул пальцами, оглядываясь на охранников. — Доставьте ее для допроса на луну Квингшуй. И про пони тоже не забудьте. — Он поддел меня пальцем под подбородок и заставил поднять голову так, чтобы наши глаза встретились. — Постарайтесь придумать, чем меня удивить, мисс Боченг. От этого будет зависеть очень многое.

Они переправили меня на луну. Как только мы приземлились где-то на ее поверхности, меня проволокли по темным, покрытым ржавчиной коридорам и оставили в лишенной окон камере. Пол подо мной слегка покачивался, словно я вдруг оказалась на корабле, пересекающем волнующееся море — вот только на Квингшуй нет воды. Меня раздели догола, отобрали все личные вещи, а взамен выдали тюремную одежду: цельный комбинезон, скроенный из оранжевого шелка. Я изображала смущение и испуг, но на самом деле уже освежала в своей памяти все освоенные знания и собирала мозаику из стратагем, которые должны были помочь мне выдержать продолжительный допрос и пытки. Когда охранники закрывали за собой дверь, я ухитрилась просунуть кончик пальца в сужающуюся щель. Когда дверь захлопнулась, я вскрикнула от боли и отдернула руку. Прищемленный палец пульсировал огнем и сильно покраснел.

Я тут же сунула его в рот, чтобы унять боль.

— Тупая стерва, — раздался чей-то голос.

В камере я нашла койку, а так же кран в стене, из которого постоянно сочилась теплая, напоминающая цветом мочу вода. Еще здесь была дырка в полу, чьи керамические стенки оказались покрыты мерзким коричневым налетом. Единственным источником света служило зарешеченное оконце двери. Хотя я не только не хотела, но и не смогла бы сейчас уснуть, я все-таки улеглась на койку и поежилась. Вскоре — всего через два или три часа после прилета — появился охранник, чтобы отвести меня на допрос.

Не вижу необходимости в подробностях рисовать все то, что последовало потом; они в течение долгих недель старались сорвать с меня многочисленные поддельные личины. И каждый раз, снимая очередной слой, дознаватели полагали, что смогли меня одолеть.

Достаточно будет сказать, что в основном все их методы сводились к использованию электричества и химии в различных комбинациях. Мне сломали пару пальцев на левой руке, включая и тот, что я прищемила дверью. Еще они вырвали мне ноготь, но вовсе не тот, что нуждался в удалении. Меня регулярно избивали, сломали зубы, а еще тушили о мою кожу сигареты «Есугей»[9]. Зато если резали, то неглубоко — просто чтобы продемонстрировать, на что они готовы пойти. Всякий раз потом появлялись санитары, обрабатывавшие и перевязывавшие мои раны. Время от времени в мою камеру заходил облаченный в мантию врач со славянскими чертами лица, устраивая мне полный осмотр.

Именно во время одного из таких посещений я и решила раскрыть, что являюсь правительственным агентом. Пока доктор рассматривал меня, я позволила своим волосам — превратившимися к тому времени в грязные, сальные космы — обнажить участок шеи. Я сразу же поняла, что врач проглотил наживку. Его пальцы пробежали по коже над внедренным устройством и очень быстро нащупали твердые края имплантата.

— Что это?

— О чем вы? — невинно спросила я.

— У вас что-то под кожей.

Меня вновь повели в комнату для допросов, где сбрили волосы и обработали шею дезинфицирующим составом. Доктор направился к полкам, заставленным медицинским оборудованием, откуда вернулся с небольшим свертком. Он расстелил его передо мной так, чтобы я могла увидеть хирургические инструменты. Когда все закончилось, на чистое полотенце рядом лег имплантат. Он был вымазан в крови, а к похожим на хоботки каких-то насекомых выступам все еще цеплялись кусочки белесой плоти.

— Похоже на правительственную модель, — произнес кто-то.

Я не стала признаваться сразу. Это пробудило бы вполне обоснованные подозрения. Надо было четко выдержать паузу, чтобы мое признание выглядело подлинным, а не заранее спланированным.

Прошло не так много времени, и я пожалела, что не призналась раньше.

Меня провели в другую камеру. Там было окно в стене, перед которым мне сразу же предложили присесть. Мою голову закрепили в тисках, чтобы я не могла отвести взгляд, а доктор закапал мне в глаза какой-то препарат, парализовавший веки. В комнате за окном зажегся свет, и я поняла, что смотрю прямо на Гойо.

Он был подвешен в люльке, где лежал на спине. Обычно так лошадей закрепляют ветеринары, когда готовят их к операции. Люлька была закреплена внутри массивного белого каркаса, установленного на колеса. Ноги Гойо оказались сцеплены попарно при помощи какого-то клеящегося материала. Даже голову пони надежно удерживали обитые подушками зажимы и крепежи. Кожаные ремни, обхватившие его брюхо, не позволяли моему любимцу даже шелохнуться. Шерсть с живота была сбрита, а поверх наброшено белое покрывало, размерами чуть больше полотенца. Посредине его была заметна вмятина, а по ткани расползалось красное пятно.

Я видела только один глаз Гойо, тот совсем побелел от безумного страха.

В помещение вошел Квилиан. Он был одет точно так же, как и в момент нашей первой встречи на борту «Бурхан-Халдун», если не считать доходящих до локтя перчаток. Перчатки эти выглядели пугающе и явно предназначались для рукопашного боя, поскольку заканчивались изогнутыми стальными когтями. Главнокомандующий остановился перед Гойо, оперся одной рукой на каркас, а пальцами другой провел по шее моего пони, словно пытаясь успокоить животное. Потом он заговорил, и его голос раздался из динамиков:

— Похоже нам, наконец, удалось установить вашу личность, но удостовериться не помешает. Назовете свой оперативный псевдоним? К какому отделу приписаны? Не к Тринадцатому ли случаем?

Мои губы пересохли. Я промолчала.

— Как знаете, — продолжил Квилиан таким тоном, словно именно этого и ждал. Протянув руку, он сдернул простыню с живота Гойо. Моим глазам предстала рана — кровоточащая дыра, куда при желании можно было просунуть кулак.

— Нет, — сказала я, пытаясь вырваться из ремней, надежно приковывавших меня к стулу.

— Мы заранее, — произнес Квилиан, — подготовились к этому разговору. Несколько ребер уже удалено. Их, конечно же, не составит труда установить на место, но зато сейчас мне ничто не мешает дотянуться до сердца вашего пони.

Он сунул правую руку в рану. Главнокомандующий хмурился, полностью сосредоточившись на своей работе, продвигаясь медленно и осторожно. Гойо зашелся в судорогах, но шансов вырваться у него было не больше чем у меня. Вскоре рука Квилиан погрузилась по запястье, но на этом он не останавливался, продолжая углубляться в рану. Так продолжалось, пока рука не скрылась в разрезе почти до локтя. Тогда главнокомандующий наклонился ближе, прижавшись к телу Гойо плечом, и снова надавил так, что на поверхности оставался только самый край перчатки.

— Сейчас я уже касаюсь его бьющегося сердца, — произнес Квилиан, глядя прямо на меня. — Сильный зверь, в этом сомневаться не приходится. Отличный пони старой доброй монгольской породы. Но я все-таки сильнее, во всяком случае, пока сжимаю его сердце в кулаке. Думаете, я не рискну его остановить? Заверяю вас — рискну. Желаете полюбоваться? — на лице Квилиана вновь возникло сосредоточенное выражение, а на его виске запульсировала жилка. Гойо забился в своих путах с удвоенной силой. — Да, он все чувствует. Не понимает, конечно, но миллиарды лет этой чертовой эволюции подсказывают ему, что что-то идет не так. Уверен, он испытывает чудовищные страдания. Во всяком случае в понимании животного. Не желаете ли остановить меня?

На сей раз слова, слетевшие с моих губ, и в самом деле были подлинным признанием:

— Желтая Собака. Правительственный агент. Приписана к Тринадцатому отделу.

— Да, мы догадывались, что вы и есть та самая Желтая Собака. Мы раздобыли неофициальный список всех кодовых имен вашего отдела и уже знаем, что вы и прежде скрывались под личиной Ариуны Боченг, изображая из себя журналистку. — Главнокомандующий помедлил, перевел дыхание и вновь напряг мускулатуру. — Вот только мне хотелось бы услышать признание и вашей лошади.

— Прекратите.

— Слишком поздно. Я уже начал.

— Вы сказали, что остановитесь! — выкрикнула я в ответ. — Вы обещали мне!

— Ничего такого я не говорил. Я только сказал, что смогу вернуть ребра на место. Об остальном речи не было.

Спустя секунду Гойо перестал дергаться. Его глаза по-прежнему были открыты, но теперь в них ничего не отражалось.

По прошествии еще нескольких недель — не могу сказать точнее — Квилиан сидел напротив меня в молчаливом раздумье, скрестив на грузи свои волосатые руки. Документы, громоздившиеся на его столе, удерживали уродливые пресс-папье: небольшие косточки на подставках и заточенные в бутылках скрюченные уродцы, законсервированные с помощью уксуса. Стену украшали мечи и церемониальные кинжалы, обрамлявшие акварельную зарисовку знаменитой высадки сил вторжения на японских островах.

— А ты хороша, — вдруг сказал главнокомандующий. — Вынужден это признать. Мои люди уже были уверены, что добрались до самого дна, когда ты призналась, что работаешь репортером. Каково же было наше удивление, когда и эта личность оказалась фальшивкой.

— Рада, что вы получили удовольствие, — ответила я.

— Если бы не имплантат, мы бы так и не догадались. Вашим людям стоит всерьез озаботиться вопросом о том, как сделать эти штуки менее заметными.

— Моим людям? — спросила я. — Вообще-то мне казалось, что мы все здесь подчиняемся единому правительству.

— Нисколько не сомневаюсь, что именно так и полагают в Новом Верхнем Каракоруме. Но вот мы относимся к этому вопросу иначе. Если до тебя еще не дошло, то поясняю: ты сейчас находишься в особом административном округе. Он входит в состав империи, но вот только в странном, двусмысленном политическом статусе. Империя нуждается в наших товарах — первичном сырье, дешевой химической продукции и ширпотребе. И ни у кого нет особого желания задумываться над нашими методами, пока торговля продолжает идти. Ваши законы здесь имеют мало силы, ведь, если по-хорошему, этого «здесь» как бы и не существует. Посмотри в окно, Желтая Собака.

За полузанавешенным окном, в добрых четырех или пяти ли под нами до самого горизонта тянулся унылый, ледяной пейзаж вечной зимы. Небо имело бледно-розовый оттенок, переходивший ближе к нам в полуночную синеву. По диагонали его рассекал мерцающий серп кольцевой системы. Поверхность Квингшуй покрывали глубокие расселины, из которых время от времени вырывались легкие облачка желтовато-белого пара, растворявшиеся в разреженной, ядовитой атмосфере планеты. Тут и там из-подо льда торчали острые каменные глыбы.

В этом мире не существовало постоянных городов. Их заменяли установленные на шести-восьми паучьих лапах мобильные платформы, медленно прокладывавшие свой путь по этому изменчивому ландшафту. Платформы разнились размерами, но каждая из них обязательно несла на себе приземистые жилые постройки, фабрики и заводы, а так же ангары для космических челноков. Некоторые из этих махин погружали в расселины буры, или длинные трубы, выкачивая из-под ледяной коры полезные химикаты. Многие платформы были соединены длинными, раскачивающимися кабелями, и мне удалось заметить, как по ним проносятся фуникулеры, крошечные с такого расстояния.

— Очень мило, — сказала я.

— Если в двух словах — это настоящая дыра. Только три планеты во всем округе более-менее пригодны для терраформирования, но ни на одной из них вот уже пятьсот лет не велось никаких работ. Нам несказанно повезет, если их сделают пригодными для нормальной жизни не то что к тысячелетию, а хотя бы к двухтысячелетию Основателя. Практически все восемьдесят миллионов людей, находящихся под моей властью, вынуждены обитать в туннелях и под куполами, где от ужасной гибели их отделяет лишь несколько альд земли или стекла. — Квилиан расцепил ладони и провел пальцем по одной из безделушек, лежащих на столе. — По правде сказать, это не жизнь. Но это не значит, что у нас нет своих экономических интересов. У нас хватает рабочих мест. Есть вакансии и для квалифицированных специалистов. Конечно, добычей ископаемых занимаются машины, но чтобы их чинить и программировать нужны люди. Мы хорошо платим тем, кто готов с нами сотрудничать.

— И жестоко расправляетесь с теми, кто вам не по нраву?

— Особые условия требуют особых решений — вот наша мантра. Вам, живущим в самом центре империи, просто не понять нас. Вы ведь высылаете всех смутьянов и диссидентов на окраины, оставляя нам разбираться с ними, — главнокомандующий постучал ногтем по столу. — Христиане-несторианцы, буддисты, исламисты. Прошла уже тысяча лет с тех пор, как мы их раздавили, но они так и не смирились с поражением. Здесь и недели не проходит, чтобы нам не пришлось разбираться с очередной выходкой тупых фундаменталистов. Они пытаются уничтожать заводы и устраивают теракты, направленные против мирных жителей. А в своем Новом Верхнем Каракоруме только и можете, что неодобрительно покачивать головами, когда мы пытаемся вводить даже самые мягкие меры по усилению безопасности.

— Я бы не стала использовать слово «мягкие» по отношению к массовым арестам, показательным процессам и публичным казням, — съязвила я.

— А ты поживи здесь.

— У меня сложилось впечатление, что выбор невелик. Разве что еще проторчать в тюрьме до скончания своих дней, или пока за мной из столицы не прибудет группа спасения.

Квилиан скривился будто от боли.

— Давай сразу проясним. Ты мне не враг. Вовсе нет. Отныне ты считаешься почетным гостем особого административного округа Кучлук. Мне жаль, что так получилось, но представься ты сразу своим подлинным именем, нам бы не пришлось этого делать, — потирая руками шею, он откинулся на спинку заскрипевшего кожаного кресла. — Оба мы дали маху, и ты, и я. Но сама подумай, как мы должны реагировать на то, что империя засылает на нашу территорию своих тайных агентов? И не просто агентов, а занимающихся весьма любопытными вопросами? — он бросил на меня неожиданно пристальный взгляд, словно от ответа на следующую реплику зависела вся моя дальнейшая судьба. — Так почему же Желтую Собаку столь заинтересовали фантомы?

— А почему вас так беспокоит мой интерес к феномену, который даже и не существует? — парировала я.

— Ты все еще в это веришь после того, что увидела на «Бурхан-Халдун»?

— Я — всего лишь глаза. Делать выводы не моя задача.

— И все-таки?

— Но какой смысл в этом разговоре, командующий Квиллиан?

— Мне просто любопытно. Ранее мы полагали, что Новому Верхнему Каракоруму известно об этом феномене куда больше нашего. Но твое появление свидетельствует об обратном. Тебя отправили собирать информацию, и направление твоих поисков показывает, что вы знаете не более, а то и менее нашего.

— Не могу ничего сказать за свое начальство.

— Конечно. Но вряд ли бы они стали без должных причин рисковать столь ценным сотрудником в таком неспокойном месте, как Кучлук. И, должен признать, это всерьез настораживает. Мы-то полагали, что у властей все схвачено. А оказывается — нет. Что делает вопрос фантомов куда более сложным и неприятным.

— А что о них знаете вы?

Он рассмеялся.

— Неужели ты думаешь, что я вот так вот сразу тебе все и расскажу?

— Вы сами признали, что эта проблема никак не связана с незначительными политическими расхождениями между Новым Верхним Каракорумом и Кучлуком. Позвольте отправить отчет моему начальству, и гарантирую, что обеспечу полное двустороннее взаимодействие в изучении данного феномена, — я решительно кивнула. — Признаю, мы и в самом деле допустили просчет. Мне с самого начала не следовало появляться под столь глубоким прикрытием. Но сами понимаете, мы не могли подрывать вашу уверенность в наших силах, проявляя свое полное невежество в вопросах этого феномена. Позвольте заверить, что в будущем наши отношения будут более открытыми и прозрачными. Мы могли бы даже создать объединенную исследовательскую группу, собрав лучших экспертов обеих сторон.

— Значит, вот как это делается? Просто пожмем друг другу руки и забудем все былое? Вы болтаете, мы пытаем?

— У вас свои методы, — я пожала плечами. — У нас — свои.

Квилиан непринужденно улыбнулся.

— Думаю, тебе следует кое-что знать. Пару дней назад — вскоре после того, как мы вытащили из тебя ту штуковину — мы отправили официальный запрос властям Нового Верхнего Карокорума. В нем сообщалось, что мы задержали одного из агентов, но тот пошел на сотрудничество, ответил на все наши вопросы и теперь он жаждет при первой возможности возвратиться на родину.

— Продолжайте.

— Нам ответили, что такого агента не существует. Они отрицают, будто им известно об Ариуне Боченг, или оперативнике под кодовым именем Желтая Собака. От нас не требовали возвратить тебя, хотя и намекнули, что ты можешь представлять для них кое-какой интерес. Понимаешь, что это значит? — Я не стала отвечать, поскольку прекрасно все поняла, но Квилиан продолжил. — Тебя отлучили, Желтая Собака. Выставили на улицу, точно нищую попрошайку.

Люди главнокомандующего вновь зашли за мной несколькими днями позднее. Меня отвели к герметичной посадочной платформе, выдававшейся из стены правительственного здания. Там нас ожидал вагон фуникулера — матово-серый пузатый цилиндр, мягко покачивающийся на тросе. Меня затолкнули внутрь и захлопнули воздухонепроницаемый люк, прежде чем повернуть массивное запирающее колесо. Квилиан уже был там и сидел, закинув нога на ногу, в мягком кожаном кресле. Сегодня на нем были высокие, отороченные мехом сапоги с пугающего вида шпорами.

— Я подумал, что ты не откажешься от небольшой прогулки, — сказал он и, изображая гостеприимство, указал на свободное кресло напротив.

Вагон пришел в движение. Приблизившись к краю ангара, мы проплыли через воздушный шлюз со стенами из стекла и неожиданно сорвались в головокружительное падение мимо заводов и жилых зданий. Мы стремительно приближались к одной из огромных стальных лап, которая поднялась, словно собиралась раздавить наш хрупкий, крохотный вагончик. Но в тот самый миг, когда начало казаться, что мы обречены, фуникулер, протестующе застонав, вновь стал набирать высоту. Квилиан разглядывал что-то при помощи небольшого бинокля. Там, куда он смотрел, я увидела какое-то оборудование — больше всего оно походило на щуп, или буровую установку — свешивавшееся с нижней части платформы.

— Это туда мы направляемся? — спросила я.

Квилиан отнял бинокль от глаз и убрал его в кожаный чехол на поясе.

— Почти угадала. Полагаю, то, что я покажу, станет в некотором роде проверкой. Прошу проявить терпение и не судить поспешно.

Вагон продолжал скользить над поверхностью луны, проносясь над удивительно широкими расселинами, минуя гейзеры и стремительно проскакивая рядом с наклонными каменными глыбами, выглядевшими так, словно готовы были рухнуть в любую секунду. Мы несколько раз поднимались, чтобы вновь сорваться в падение, и каждый раз при этом пролетали над очередной шагающей платформой. Время от времени наше движение ненадолго прерывалось, пока вагон подсоединяли к другому тросу, но вскоре мы опять обрушивались в пропасть, и лунный пейзаж мчался к нам навстречу. Путешествие длилось около получаса — мой желудок только начал привыкать к этому ритму, — когда мы, наконец, вплыли внутрь ангара, мало чем отличающегося от того, откуда началась наша поездка. Нас встречала уже привычная свита, состоящая из охранников и обслуживающего персонала. Я и Квилиан сошли на платформу, и его шпоры заклацали по металлическому покрытию. Сопровождаемые группой телохранителей, мы прошли внутрь самого большого из местных строений. Все вокруг покрывала мазутная пленка, а издалека доносился гул буровых установок.

— Это только прикрытие, — сказал Квилиан, словно читая мои мысли. — Машины работают, но на самом деле данная платформа не производит никакой продукции. Здесь располагается исследовательский центр.

— И что же он исследует?

— Если в двух словах: все что нам удалось собрать.

В глубине шагающей платформы, где-то у самого его дна, располагался огромный резервуар, изначально предназначенный — как пояснил Квилиан — для хранения неочищенных жидких пород, добываемых из-подо льда. Но сейчас он был осушен, а еще к нему подвели электричество и свет. Помещение оказалось разделено перегородками на дюжину комнат, каждая из которых вмещала кучки какого-то хлама, аккуратно разложенного на расчерченном клетками полу. Одни квадраты были переполнены, другие — пустовали. Скамьи, расставленные вдоль стен, были завалены какими-то блестящими обломками, а так же всевозможными инструментами и записывающей аппаратурой.

Все выглядело так, словно в резервуаре должна бурлить какая-то активность, но сейчас здесь совершенно никого не было.

— Может скажете, что это такое?

Квилиан указал мне на лестницу.

— Полагаю, ты должна спуститься и посмотреть сама. Можешь брать и разглядывать все, что привлечет твое внимание. Инструменты так же в полном твоем распоряжении. Читай дневники, слушай записи. Хоть переверни все вверх дном. Ломай вещи. Никто тебе и слова не скажет.

— Речь ведь идет о технологиях фантомов, верно? Вам удалось заполучить обломки их кораблей, — я произнесла это восхищенным тоном, словно не осмеливаясь поверить в увиденное.

— Предлагай любое объяснение, какое посчитаешь правдоподобным. Мне и в самом деле интересно, к каким выводам ты придешь.

Я начала спускаться по лестнице. Бросив на реликвии первый взгляд, я в ту же секунду поняла, что не смогу обуздать свое любопытство.

— И сколько у меня времени? Ну, до того момента, как вы решите, что я провалила испытание, или как это там называется?

— Времени у тебя полно, — ответил Квилиан, улыбаясь. — Но, все-таки, не задерживайся слишком долго.

Было довольно затруднительно решить, с какой из комнат начать осмотр, особенно если учесть, что я не была уверена, что успею побывать более чем в одной. Та, которую я в итоге выбрала, не отличалась от остальных ни разлинованным на квадраты полом, ни грудами всякого хлама, ни скамейками с оборудованием. Помещение ярко освещалось подвешенными под потолком лампами. Я прошла по пустым клеткам, направляясь к небольшой кучке искривленных обломков. Некоторые блестели, другие — обгорели до черноты. Осторожно протянув руку, я подобрала один из них. Это был обрез металлической фольги, зазубренный по краям. Он оказался куда легче и при том прочнее, чем можно было ожидать. Я провела пальцем по одной из граней, и из пореза проступила кровь. Обломок не имел никакой маркировки, или опознавательных знаков. Положив его на место, я подняла следующий. Этот был тяжелее и на ощупь напоминал хорошо выдержанную, украшенную резьбой древесину. Одну из поверхностей покрывал волнистый зеленый узор — он смахивал на письмена неизвестного мне языка. Следующим, что я извлекла из кучи, был зазубренный, крестообразный предмет из красноватой, начищенной до зеркального блеска стали, — нечто вроде крайне необычного кинжала или наконечника копья. В моих руках он тревожно загудел, словно внутри него все еще происходили какие-то неведомые процессы. Затем я выбрала еще один образец: помятую, выкрашенную в синие и зеленые цвета коробочку, покрытую мелким, замысловатым узором, переплетавшимся таким непостижимым образом, что у меня чуть не заболела голова. Откинув крышку, я увидела внутри шкатулки лежащие на подушечке из пористого материла шесть овальных, белых камней, формой напоминавших яйца. Каждый из них был украшен огибающей по спирали надписью, но и в этом случае язык мне был не знаком.

Осмотрев еще несколько вещей, разложенных на полу, я переключила свое внимание на скамейки, но вскоре решила обследовать одно из прилегающих помещений.

Образцы в нем были отсортированы немного по другому принципу. Сетка квадратов ничем не отличалась, но в каждом из них находились примерно похожие предметы. В одном углу были свалены в кучу похожие на копья артефакты из красного металла, явно имевшие нечто общее с «мечом» из первой комнаты. Напротив лежали увесистые, изогнутые обломки, каждый из которых покрывали зеленые письмена. Насколько я могла видеть, каждая клетка содержала образцы обладавшие очевидными общими чертами.

Я заглянула еще в одну комнату, но быстро убедилась, что уже увидела достаточно, чтобы составить свое мнение. Отдельные коллекции предметов слишком уж различались. Если все это останки фантомов — разбившихся, или подвергшихся нападению при проходе через Инфраструктуру — вывод мог быть только один. Существует несколько видов фантомов, а значит и инопланетян — тоже.

Мы имели дело не с отдельным случаем вторжения. Если судить по числу заваленных образцами помещений, в этой космической игре принимали участие многие десятки цивилизаций, использующих различные технологии.

Я почувствовала, что мои волосы встают дыбом. Наши сканеры и исследовательские зонды обшарили всю Галактику, никого не найдя. Не было даже малейшего намека на существование другой разумной расы. Но увиденное в этих комнатах свидетельствовало об обратном. Каковы бы ни были причины, но мы умудрились не заметить огромное количество космических цивилизаций, чьи технологии как минимум не уступали Монгольской Экспансии.

Каким-то образом все эти империи существовали одновременно с нашей!

Можно было возвращаться к Квилиану, но в последний момент, когда я уже намеревалась подняться по лестнице, что-то меня остановило. Все было слишком просто. Любой, у кого есть глаза, пришел бы точно к тем же выводам, что и я. Квилиан же упомянул об испытании, которое я должна пройти.

Не может быть, чтобы оно было так примитивно.

Следовательно, я что-то упустила.

Когда мы вернулись в вагон и вновь понеслись на встречу усеянной кипящими гейзерами лунной поверхности, Квилиан почесал подбородок и устремил на меня внимательный, полный змеиного лукавства взгляд.

— В конце ты решила снова заглянуть в те же комнаты.

— Да.

— Что-то заставило тебя вернуться, когда казалось, что ты все уже поняла.

— Не в моих интересах разочаровывать вас.

Его глаза заблестели.

— Так что именно могло задержать Желтую Собаку?

— У меня возникло чувство, будто я что-то не заметила. Наиболее очевидным заключением было бы то, что собранная вами коллекция не может принадлежать только одной инопланетной культуре. Но не этот ответ вы хотели бы услышать.

— Верно, — подтвердил он.

— Значит, должно было существовать что-то еще. Не уверена, что знаю. Но, когда я повторно заглянула в одну из комнат, мне кое-что пришло на ум. Некоторые элементы показались мне смутно знакомыми, хотя я явно не могла видеть их в подобном контексте.

— Продолжай, — сказал он, и я не смогла определить, был ли главнокомандующий разочарован или удовлетворен моим ответом.

— Например, зеленые письмена на отдельных обломках. Поначалу они совершенно ни о чем мне не говорили, но подсознательно я чувствовала, что с ними связано что-то очень важное. Это были только отдельные фрагменты чего-то большего, и я явно уже видела это «большее» прежде.

— И что же это?

— Арабская письменность, — сказала я.

— Многие были бы удивлены, услышав, что таковая вообще существовала.

— Каждый, кто изучал историю арабов, знает о том, что у них была письменность. Я бы даже назвала ее весьма изящной. Просто она не интересна никому за пределами научных департаментов, людям вполне хватает японского и латинского алфавитов.

— Но ты, тем не менее…

— Моя работа в ханстве включала в себя составление досье на сепаратистские организации, действующие в империи. Отдельные исламистские фракции по-прежнему используют одну из форм арабского языка для внутренней переписки.

Квилиан шумно выдохнул носом, и вновь пронзил меня своими голубыми глазами.

— Мои эксперты потратили восемь месяцев, прежде чем догадались, что имеют дело с человеческой письменностью. Проверка окончена; ты прошла. Может быть, продолжишь рассуждения о том, что все это значит? Почему мы находим арабскую вязь на обломках фантомов?

— Не знаю.

— Прошу, доставь мне удовольствие.

— Единственное заключение, которое я нахожу: существует некая исламистская, совершенно не известная нам группировка, достаточно могущественная, чтобы независимо путешествовать по Инфраструктуре и обходить все ограничения, наложенные на полеты.

— Что насчет остальных находок? Как они вписываются в это объяснение?

— Не знаю.

— А если я скажу тебе, что кроме артефактов, очевидно созданных не людьми, мы находили и целые отрывки, написанные на других вымерших, или малоизвестных языках, а так же и символы, и знаки, связанные с ними? Как насчет этого?

Мне пришлось признать, что я не нахожу никаких объяснений тому, как это возможно. С трудом можно было допустить существование тайной, технически продвинутой организации исламистов, хотя одно это казалось маловероятным. Но совершенно немыслимым было бы поверить в то, что в империи одновременно действует множество подобных организаций, каждая из которых представляет какую-то из вымерших культур.

— Позволь мне кое-что прояснить, — произнес Квилиан тоном, не допускающим пререканий. — Кажется вполне очевидным, что твоя прежняя жизнь закончилась, всецело и необратимо. Но ты вполне еще можешь послужить воле Небес. Ханство только-только начало проявлять к фантомам подлинный интерес, в то время как мы занимаемся этой проблемой уже много лет. Если тебя и в самом деле волнует безопасность империи, ты согласишься работать на Кучлук.

— Хотите, чтобы я присоединилась к исследовательской группе?

— Вообще-то я предлагаю тебе возглавить ее, — улыбнулся он; я не могла с уверенностью сказать, пришла ли эта мысль в его голову только что, или же главнокомандующий вынашивал ее с самого начала. — Ты уже продемонстрировала остроту своего ума. Уверен, ты найдешь немало тайн, упущенных действующей командой.

— Но я не могу… вот так вот, сразу.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Почему же?

— Пару дней назад я еще была вашей пленницей, — сказала я. — А до того вы подвергли меня пыткам. Вряд ли эти люди начнут мне сразу доверять и подчиняться просто потому, что вы им прикажете.

— Ты сильно заблуждаешься на этот счет, — произнес Квилиан, указывая на один из ножей на перевязи. — Они всецело и безусловно доверятся любому, кому я прикажу доверять.

— Но почему? — спросила я.

— Потому что именно так здесь все и устроено.

Он не солгал. Я присоединилась к исследовательской группе Квилиана и получила полный доступ к настоящей сокровищнице, заполненной сведениями и реликвиями, собранными еще до меня. Конечно, мое командование было принято не без некоторого сопротивления. Но Квилиан отреагировал на это во вполне ожидаемой манере, и со временем все ученые пришли к резонному заключению, что либо они работают под моим началом, либо их ждут весьма неприятные последствия.

Артефакты и информация продолжали сыпаться нам в руки. Порой, чуждые судна получали повреждения, словно проникновение в нашу часть Инфраструктуры было весьма опасным предприятием. Бывало и так, что столкновение с одним из наших кораблей приводило либо к гибели фантома, либо откалывало от него значительный кусок. В основной своей массе обломки бесследно исчезали в глубинах загадочных механизмов Инфраструктуры. Даже если технологии хорхой и начинали сбоить, они вполне еще справлялись с устранением мусора, оставленного путешественниками. Но иногда отдельные куски задерживались внутри системы (бывает ли у стен несварение?), и тогда их подбирали пролетавшие мимо корабли Квилиана, чтобы со временем доставить на нашу луну.

Очень часто, впрочем, новые образцы оказывалось слишком классифицировать, бросив на них один единственный взгляд. Работа стала настолько рутинной, а количество материала настолько огромным, что у меня не оставалось иного выхода, кроме как отстраниться от непосредственного анализа. Я набрала шесть исследовательских бригад, поручив им разбираться с делами самостоятельно, а мне сообщать только о чем-то заслуживающем внимания: обнаружении новой империи, или каких-либо странностях, связанных с уже известными.

И вот тогда в наши руки попало золотое яйцо. Уже семь месяцев я работала на Квилиана, и сразу же поняла, что принадлежит оно ранее не встречавшейся нам цивилизации. Это мог быть корабль, или же какая-то его крупная часть. Внешний корпус практически полностью покрывали золотистые пластины, перекрывающиеся на манер рыбьей чешуи. Не защищены были только темные выступы внешних сенсоров и дюзы двигателей, а так же небольшая, формой напоминающая глаз область, в которой мы быстро опознали дверь.

Опасаясь, что это устройство может взорваться при попытке изучения и повредить остальные артефакты, я приказала разместить яйцо в другом конце буровой платформы. Впрочем, вскоре уже меня больше тревожила судьба пассажиров этого корабля. Мы уже знали, что внутри должны находиться живые существа, хотя и не были уверены, что они обязательно окажутся людьми. Сканирование выявило силуэты внутренних конструкций: кишки труб энергетической и топливной систем, баки, расположенные необычно близко друг к другу, толстую жировую прослойку защитного кожуха, ребра бронированных переборок, хрящи мебели и аппаратуры. Кроме всего прочего мы увидели и ряды кресел, где сидели восемь членов экипажа. На тот момент мы не могли точно сказать, мертвы они, или просто сохраняют неподвижность. Все что мы видели — это их скелеты, весьма похожие на человеческие, но ничто не выдавало признаков дыхания.

Вскрыть дверь оказалось на удивление просто. То, что мы делали, во многом походило на работу медвежатника, взламывающего сейф, но стоило разобраться в управляющем механизме и лежащей в его основе удивительной, чуждой логике, как любые трудности отпали. К счастью, когда люк открывался, мы услышали лишь тихое шипение выравнявшегося атмосферного давления, и ни один из сенсоров, наблюдавших за яйцом, не обнаружил признаков вредоносных газов. Насколько можно было судить, воздушная среда внутри странного судна основывалась на смеси кислорода и азота и практически не отличалась от того, чем мы дышали на своих кораблях.

— Что теперь? — поинтересовался Квилиан, теребя ниточку волос у себя на подбородке.

— Отправим туда робота, — ответила я. — Просто чтобы убедиться, что там нет ловушек.

Он опустил на мое плечо тяжелую, широкую ладонь.

— Может, пропустим эту фазу и посмотрим сами? — игриво произнес главнокомандующий. — Ведь мы же не из пугливых, верно, Желтая Собака?

— Конечно нет, — сказала я.

— Вот и не надо бояться. Я пойду впереди, на тот случай, если нас все-таки ожидает какой-нибудь сюрприз.

Мы прошли мимо кордона, образованного сканирующим оборудованием, направляясь к металлической лестнице, приставленной к открытому люку. Роботы торопливо разбегались, уступая нам дорогу. Мои подчиненные обменивались встревоженными взглядами, удивляясь тому, что нарушается продуманный до мельчайших подробностей протокол, на разработку которого мы потратили несколько недель. Но взмахом руки я пресекла их обеспокоенные возгласы.

Как нам уже было известно благодаря сканированию, внутри яйцо оказалось разделено на несколько небольших помещений, а экипаж располагался в центральной секции. Задняя часть корабля была отведена моторному отсеку и системам жизнеобеспечения. Заостренный «нос» яйца вмещал, насколько мы понимали, герметичный грузовой трюм. Судя по работающему внутреннему освещению, энергетические установки еще работали, но воздух на корабле оказался очень холодным и затхлым. Потолки были настолько низкими, что я постоянно пригибала голову, а Квилиану и вовсе приходилось складываться чуть не в пополам. Люки, разделявшие отсеки, казалось, были малы и для ребенка, так что чтобы пройти дальше мы опускались на четвереньки. Внешняя дверь была несколько большей по размерам наверное потому, что должна была пропускать астронавта, облаченного в скафандр, или служила для подъема громоздкого груза.

Первым обитателей судна увидел Квилиан. Я отставала на какую-то пару секунд, но они растянулись для меня в вечность, когда главнокомандующий произнес:

— И все-таки это инопланетяне, Желтая Собака. У меня здесь к креслам пристегнуто нечто вроде мелких, бледнокожих макак. Вполне понятно, почему они вначале показались нам похожими на людей… но они определенно не люди. Это полностью разрушает теорию о том, что даже самые странные артефакты и записи из найденных нами должны принадлежать какой-либо человеческой империи.

— Я никогда не строила таких теорий, сэр. И даже рада такому опровержению.

— На них дыхательные маски. Лица проглядывают, но мне, хочется рассмотреть получше.

Все еще не разгибаясь, я произнесла:

— Будьте осторожны, сэр.

— Они мертвы, Желтая Собака. Сухие и холодные, точно мумии.

К тому времени, как я приблизилась к Квилиану, он уже снял изящную кислородную маску с лица одного из чужаков. В его руках она казалась настолько крошечной, словно принадлежала кукле. Он осторожно опустил маску на колени существа. Безвольно осевший в своем кресле инопланетянин был одет в расшитую золотой нитью униформу. Ростом он был примерно с восьмилетнего ребенка, но телосложение имел более хрупкое, а его туловище и конечности были удлинены, что придавало существу такой облик, будто его долго растягивали на дыбе. Хотя перчатки и скрывали руки чужака, но я все равно могла видеть — те практически не отличаются от моих: пять пальцев с отстоящим большим. Вот только пальцы эти были настолько тонкими, что я опасалась переломать их, попытавшись снять с них перчатки.

Лицо инопланетянина — единственный участок тела, не закрытый одеждой, — было тонким и в чем-то даже красивым, с огромными, темными глазами, окруженными заплатами черного меха. Но и губы создания выдавались вперед, точно у кошки, или собаки. По бокам головы красовались изящные, сложной формы уши. Если не считать обрамления глаз и черного носа, его кожа была бледно-желтого, или даже бежевого цвета.

Руки чужака лежали на двух небольших панелях управления, встроенных в подлокотники кресла; поверхность панелей покрывал ряд золотых рычажков и выступов, лишенных какой бы то ни было маркировки. Еще один такой терминал свешивался с потолка и находился на уровне глаз существа. Места остальных семи членов экипажа выглядели точь-в-точь такими же. В помещении не было ни иллюминаторов, ни мониторов — во всяком случае, в привычном нам виде. Чужаки были похожи как две капли воды — одинаковая униформа не имела даже знаков отличий, указывавших бы на звание или должность владельца. Конечно, лица семерых еще закрывали маски, но исходя из того немного, что я могла видеть, они полностью повторяли черты уже осмотренного нами создания.

Полагаю, мне стоило бы испытывать трепет: в конце концов, я удостоилась чести одной из первых увидеть настоящих инопланетян. Но я ощутила только щемящую печаль и тревожное, неприятное чувство того, что мне нечего делать в этой юдоли смерти.

— Я видел этих тварей прежде, — произнес Квилиан, и в его голосе прозвучали такие интонации, словно он и сам не до конца верит своим словам.

— Чужаков, сэр? Но мы же никогда раньше с ними не встречались.

— Я не о том. Скажи, разве тебе их облик ни о чем не напоминает?

— О чем именно, сэр?

Этот вопрос он пропустил мимо ушей.

— Я хочу, чтобы вы разобрали корабль до последнего винтика… или на чем здесь все держится. Если удастся взломать их навигационную систему и найти в ней карту Инфраструктуры, мы сумеем узнать, откуда они взялись, и как, черт побери, им удавалось столько времени прятаться.

Я поглядела на позолоченную консоль и подумала, что у нас крайне мало шансов разобраться здесь хоть в чем-нибудь, не говоря уже о навигационной системе.

— А чужаки, сэр? Что делать с ними?

— Разрежьте на кусочки. Узнайте все об их строении. — Потом, вдруг задумавшись, Квилиан добавил: — Только вначале, конечно же, удостоверьтесь, что они мертвы.

Чужаки оказались далеко не самым удивительным из того, что нам удалось найти в «яйце», но мы и не догадывались об этом, приступая к вскрытию тел. Мы с Квилианом наблюдали за операцией со смотровой галереи, глядя сверху на разрезанное тело инопланетянина. Его осторожно разбирали частичка за частичкой, раскладывая извлеченные фрагменты плоти на стерильных металлических подносах. Внутренние органы существа были сухими и сморщенными, и это подтверждало версию о том, что в его организме начались процессы мумификации, хотя (мы позволили себе пофантазировать) возможно, все дело было в какой-то технологии временного прекращения жизненной активности, применяемой в аварийных ситуациях. Важнее оказалось то, что размещение, как и функции всех органов были очень знакомы; с тем же успехом мы могли бы наблюдать за вскрытием обезьяны и не заметили бы никаких отличий. У инопланетянина даже имелся хвост, разлинованный черными и белыми полосами. Обычно он убирался в кармашек формы, и под который в их креслах была сделана специальная ниша.

То, что эти существа разумны, ни у кого не вызывало сомнений, и все равно мы были поражены, увидев, насколько их мозг похож на человеческий, когда его наконец извлекли. Конечно, он был намного меньшим по объему, но в нем отчетливо прослеживалось разделение полушарий, лобные и височные доли, и все остальные характерные черты. Но все же в подлинный шок нас повергла кровь. Мы вполне ожидали обнаружить в ней ДНК, и даже не сильно удивились, узнав, что она строится на том же самом белковом коде, что и наша собственная. Ученые приводят вполне разумные доводы (и я склонна им верить), доказывая возможность независимого развития подобных систем, поскольку именно данная модель кодирования наследственной информации наиболее эффективна, если учесть связанные с термодинамикой и комбинаторикой законы биохимии, построенной на углероде. И тут все было понятно. Но ничто не могло объяснить того, что было установлено при сравнительном анализе человеческой и инопланетной ДНК. Эта проверка, проведенная чисто из научного интереса, выявила что хромосомы 1 и 3 в анализе, взятом у чужаков, гомологичны[10] человеческим хромосомам 3, 9, 14 и 21. Кроме того, был получен достаточно сильный сигнал в центромерных областях ДНК этих существ при сравнении с седьмой и девятнадцатой. Иными словами, геном инопланетян был не только похож на наш, но (и это совершенно сбивало с толку) отчасти совпадал с ним.

Объяснение могло быть только одно: нас связывало родство.

Мы с Квилианом все еще ломали голову над тем, как все это возможно, когда поступили новости и от группы, занимавшейся изучением «яйца». Ууган — мой заместитель — на бегу распахнул двери обзорной галереи и остановился, потирая друг о друга потные ладони.

— Мы кое-что нашли, — сказал он, чуть не заикаясь от охватившего его волнения.

Квилиан указал на груду свежих распечаток с результатами генетической экспертизы.

— Как и мы. Эти чужаки оказались вовсе не чужаками. Мы происходим с одной планеты. Мне сразу подумалось, что они напоминают лемуров. И, как выяснилось, так и есть.

На Уугана это известие произвело столь же сильное впечатление, как и на нас. Мне даже почудилось, что я слышу, как заскрипели шестеренки в его голове, когда он попытался придумать хоть какое-нибудь объяснение услышанному.

— Должно быть, в далеком прошлом инопланетяне похитили стаю лемуров и, при помощи генной инженерии развили их в разумных, способных к освоению технологий, существ, — Ууган воздел указательный палец. — Или же, какая-то древняя раса рассеяла общий генетический материал сразу в нескольких мирах. И тогда эти лемуры могут происходить вовсе не с Великой Монголии.

— Так какие у тебя новости? — спросил Квилиан, слегка улыбаясь безумным теориям моего заместителя.

— Пожалуйста, пойдемте со мной к яйцу. Проще будет, если вы все увидите собственными глазами.

Мы поспешили за Ууганом, стараясь не строить пустых гипотез о том, что именно могла найти его группа. И поступили правильно, поскольку, как я понимаю, никто из нас не сумел бы угадать.

В остром конце спасательного судна исследователи и в самом деле обнаружили трюм. Большую часть груза уже вынесли наружу и разложили на палубе для дальнейшего изучения. Я мельком оглядела некоторые из предметов, пока мы направлялись к кораблю, и увидела среди них обломки и артефакты принадлежавшие уже известным нам культурам. Была здесь и разветвляющаяся штуковина из красного металла, выглядящая так, словно предназначалась для вспарывания врагов. Была и покрытая сложнейшим узором шкатулка, внутри которой лежали ряды белых яиц, со скорлупой твердой как фарфор. Увидела я и изогнутый обрезок бритвенно острой стальной фольги, начищенной до слепящего блеска. Десятки образцов, созданных десятками разных, известных нам цивилизаций, и еще десятки, свидетельствующие о существовании еще большего числа империй, о которых мы до сих пор даже не слышали.

— Они тоже собирают эти штуки, как и мы, — сказала я.

— И в числе прочего — вот это, — произнес Ууган, обращая мое внимание на объект, стоявший у люка «яйца».

Размерами и формой тот напоминал большую погребальную урну. Выполнен он был из золотистого металла, покрытого рельефной росписью, а по бокам, на самом верху были прорезаны восемь окошек, забранных зеленым стеклом. Я приблизилась и приложила ладонь к вибрирующей поверхности урны. Сквозь оконце я увидела бурлящую темную жидкость, в глубине которой плавало что-то бледное. Вначале мне удалось разглядеть только контур позвоночника, проступавшего под идеально гладкой кожей. Внутри находилось живое существо, человек, а судя по мускулатуре — мужчина; он плавал там, свернувшись в позе эмбриона. Понадобилось немало усилий, чтобы рассмотреть его затылок. Тот был гладко выбрит и испещрен отчетливо выделяющимися белыми рубцами. В жидкость свешивались ребристые шланги, уходившие, насколько я догадывалась, к дыхательной маске, сейчас скрытой от моего взора.

Квилиан посмотрел в другое оконце. Затем, после продолжительного молчания он выпрямился и кивнул.

— Думаете, это их пленник?

— Невозможно сказать, пока не вытащим его и не допросим, — произнес Ууган.

— Сделайте это, — сказал Квилиан. — Мне бы очень-очень хотелось побеседовать с этим джентльменом. — Главнокомандующий вдруг подался вперед, словно то, что он собирался добавить, предназначалось только для ушей Уугана. — Сейчас самое время все выполнить без ошибок, если ты понимаешь, о чем я.

Не думаю, что сказанное хоть как-то могло повлиять на моего помощника; он мог преуспеть, а мог и допустить ошибку — сейчас все зависело исключительно от природы поставленной проблемы, но никак не от уровня его подготовленности. К счастью, человек, заточенный в урне, был жив, а его мозг не повредился, и приведение пленника в чувство оказалось на удивление простым. Мы потратили несколько недель, готовясь к столь ответственному моменту, стараясь учесть все мыслимые осложнения. Но когда день настал, вмешательство Уугана свелось к минимуму: он просто открыл герметичную урну, извлек мужчину из жидкости и (необходимо заметить, что все было проделано с заботой и быстротой) снял с его лица дыхательную маску. Ууган держал наготове уйму медицинских приспособлений, готовясь в случае надобности оказать врачебную помощь, но она не потребовалась. Лежащий на полу мужчина вздрогнул, сделал несколько судорожных вздохов и сразу задышал ровно. Но пока еще не открывал глаз и не проявлял никаких признаков реакции на изменившуюся среду. Сканирование мозга выявило активность, но ее уровень скорее соответствовал коматозному состоянию, но не сознанию. Так же нам удалось обнаружить целую сеть микроскопических машин, встроенных и в мозг, и в нервную систему. И хотя мы не могли рассмотреть эти имплантаты столь же близко, как и извлеченные из тел лемуров, но технологии определенно различались.

Откуда же прибыл этот человек? Что знает он о фантомах?

В течение нескольких недель нам казалось, что мы никогда не получим прямой ответ на эти вопросы. На самом деле было одно свидетельство, одна зацепка, но мы чуть не проморгали ее. Прошло уже много дней с того момента, когда мы извлекли нашего «гостя» из бака. Один из инженеров, включенных в состав группы Уугана, как-то раз работал в одиночестве в той же лаборатории. Освещение было притушено, и техник при помощи ультрафиолетовой лампы стерилизовал чашки для культивирования микроорганизмов. По чистой случайности он заметил, как на шее найденного нами человека что-то засияло. Это была какая-то татуировка — ряд горизонтально расположенных символов, видимый только в ультрафиолете.

Меня позвали разобраться с этим открытием. Моим глазам предстало начертанное на арабском слово «Орел» — Альтаир. За ним следовала череда цифр — всего их было двадцать. Числовой ряд содержал знаки от одного до девяти, и еще один, десятый. Домонгольские ученые именовали его theca, либо circulus, либо figura nihili — округлый символ, буквально означающий «ничто». В нашей математике ему не нашлось места. Мне доводилось слышать утверждение, что психика монголов просто отвергает саму концепцию пустоты. Но я бы не рискнула заявлять, будто наши ученые не разбираются в науках, ведь, в конце концов, мы создали галактическую империю, существующую уже пять столетий — пусть даже ключи к этому царству мы и получили от хорхой. Хотя некоторые поговаривали, что наша математическая модель значительно упростилась бы, прими мы этот арабский символ небытия.

Не важно; сейчас значение имел только смысл этих символов, но не выбранный нами метод вычислений. Решив сохранять оптимистичный настрой, я решила подготовиться к тому дню, когда наш гость заговорит, и заговорит, конечно, по-арабски. Хоть Квилиан и был всего лишь провинциальным царьком, но его библиотека ничем не уступала тем, что были доступны мне в Новом Верхнем Каракоруме. Я нашла учебники арабского языка — в основной своей массе они составлялись для оперативников, пытающихся внедряться в исламистские террористические группировки, — и засела за них, стараясь переквалифицироваться в переводчика.

Но когда мужчина проснулся — к этому времени миновало еще несколько недель, и мне уже казалось, что я полжизни провела за учебниками, — выяснилось, что все мои мучения были впустую. Когда я вошла в комнату, наш гость сидел на кровати, обставленный со всех сторон мониторами, и тайно охраняемый отрядом стражи. Я стала первым человеком, кого он увидел, придя в себя, если не считать, конечно, инженера, заметившего, что пленник лемуров просыпается.

Закрыв за собой дверь, я подошла к кровати и присела рядом, официальным жестом оправив складки своей юбки.

— Меня зовут Желтая Собака, — сказала я по-арабски, стараясь выговаривать слова медленно и отчетливо. — Вы среди друзей. Мы хотим вам помочь, но почти ничего не знаем о вас.

Он посмотрел на меня пустым взором. Прошло несколько секунд, и я добавила:

— Вы меня понимаете?

Выражение его лица и прозвучавший ответ заставили меня понять ошибку. Его голос был мягким, и говорил он определенно по-арабски, вот только я не понимала ни слова. К тому времени я прослушала достаточно аудио-записей, чтобы разбирать все от высокой речи до детского лепета, но все равно то, что говорил наш гость, казалось мне сплошной тарабарщиной.

— Простите, — сказала я. — Я не понимаю вас. Быть может, попытаемся начать сначала, но помедленнее? — коснувшись груди, я произнесла: — Желтая Собака. Кто вы?

Он что-то ответил, возможно, что свое имя, но с тем же успехом это мог быть и краткий отказ отвечать на вопрос. Его взгляд стал обеспокоенным и постоянно скользил по комнате, словно мужчина впервые обратил должное внимание на непривычную обстановку. Он пробежался пальцами по тонкому одеялу, а после коснулся бинта, не позволявшего выскользнуть игле капельницы. Я вновь повторила свое имя, подталкивая его к ответу, но в этот раз он произнес другое слово — не то, что прозвучало в первый раз.

— Постой, — сказала я, кое-что вспомнив. Изначально я рассчитывала обойтись без этого приема. Пошарив в своем мешке, я извлекла из него распечатку, поднесла ее к глазам и начала медленно зачитывать азан — исламский призыв к молитве.

Мое произношение, похоже, было далеко от идеала, поскольку мне пришлось повторить эти слова три, или даже четыре раза, прежде чем в глазах мужчины возникла тень понимания и он начал повторять за мной. Но когда он выговаривал слова ритуала, на его лице проступило удивленное выражение, словно он никак не мог понять смысла этой странной игры.

— Значит, хотя бы наполовину я была права, — сказала я, когда гость вновь погрузился в молчаливое ожидание. — Тебе что-то известно об исламской культуре. Но не понимаешь ничего из того, что я говорю, если это только не сакральный текст, который было запрещено изменять еще пятнадцать веков назад. И даже тогда ты едва улавливаешь, что я имею в виду, — я усмехнулась, но не в отчаянии, а в признании того печального факта, что нам с ним предстояло пройти куда более долгим и тернистым путем, чем изначально предполагалось. Дальше я продолжила на монгольском, чтобы собеседник услышал и мой родной язык: — Главное, мы хоть к чему-то пришли, мой друг. Заложили первый камень. Это все же лучше, чем ничего, верно?

— Теперь вы меня понимаете? — спросил он на безукоризненном монгольском.

От удивления я чуть не лишилась дара речи.

К этому времени я успела немного свыкнуться с его выбритой головой и бледностью, и теперь могла разглядеть те черты, которые прежде не замечала. У него было лицо утонченного, доброго и образованного человека. Прежде ни один мужчина не возбуждал во мне сексуального интереса, и не могу сказать, что меня влекло к нашему «гостю». Но в его глазах читалась глубокая тоска по дому, свидетельствующая о том, сколь долго он не видел семью и друзей (у меня никогда не было ни того, не другого, но я вполне могу понять его чувства), и я осознала, что хочу помочь ему.

— Ты знаешь наш язык, — наконец произнесла я, словно это уже не было доказано.

— Он не такой уж и сложный. Как вас зовут? Мне послышалось нечто вроде «грязной псины», но это вряд ли может быть правдой.

— Я пыталась говорить по-арабски. И, что очевидно, не справилась. Меня называют Желтой Собакой. Это прозвище, оперативный псевдоним.

— Но не настоящее имя.

— Ариуна, — тихо представилась я. — Иногда использую и это. Но здесь все называют меня Желтой Собакой.

— Муханнад, — сказал мужчина, касаясь своей груди.

— Муханнад, — повторила я, прежде чем продолжить. — Если ты понял мое имя — или хотя бы подумал, что понял, — почему же не отвечал, пока я не заговорила по-монгольски? Не думаю, что мой арабский настолько уж плох.

— Ты говоришь на арабском как человек, услышавший его в шепоте. Отдельные слова казались мне знакомыми, но они были лишь крупицами золота в бурном потоке, — он одарил меня улыбкой, словно ему было неприятно критиковать. — Твое старание заслуживает похвалы. Но я говорю не на той разновидности арабского, которую изучала ты.

— А что, их много?

— Честно говоря, куда больше, чем ты можешь себе представить, — он помедлил. — Полагаю, теперь я догадался, где нахожусь. Монгольская Экспансия. Мой мир шел по тому же пути вплоть до шестьсот пятьдесят девятого, если оценивать по нашему календарю.

— У вас другой календарь?

— Вы ведете отсчет от дня гибели божественного воителя; мы — от бегства Пророка из Мекки. По меркам Халифата сейчас идет тысяча шестьсот четвертый год; у вас — девятьсот девяносто девятый, а Объединенные Нации отметили две тысячи двести двадцать шестой. Если по-хорошему, нас разделяют всего-то какие-то века. Календарь Смеющихся куда древней, что и логично. А если…

Я остановила его.

— Что ты мелешь? Ты же просто эмиссар прежде неизвестной исламистской группировки, только и всего. Каким-то образом вам удавалось избегать внимания центральных властей на протяжении всех пятисот лет Монгольской Экспансии, и вы сумели основать колонию, или даже несколько где-то на самом краю Инфраструктуры…

— Заблуждаешься, Ариуна. Все совсем не так. — Внезапно он сел чуть прямее, словно неожиданно припомнил нечто очень срочное. — Скажи, как я сюда попал? Мне не поручали собирать информацию о монголах. Во всяком случае, не в этот раз.

— Лемуры, — ответила я. — Мы нашли тебя на их корабле.

Я заметила, как Муханнад вздрогнул, словно лишь сейчас вспомнил нечто ужасное.

— Полагаю, это означает, что я был их пленником, — он посмотрел на меня с неожиданным любопытством. — Ариуна, твои вопросы озадачили меня. Сведения, собранные нами на монголов, никогда не славились высокой надежностью, но мы принимали как данность, что вы все понимаете.

— Понимаем что?

— Сложную природу вещей, — сказал он.

Вагончик фуникулера сорвался с края погрузочного ангара и устремился к подножию огромной шагающей платформы. Вскоре мы неожиданно резко остановились, и пол под моими ногами закачался. Квилиан поднял свой бинокль и принялся рассматривать что-то подвешенное между огромными, медленно переступающими стальными лапами.

— Держи, — вдруг сказал он, протягивая устройство мне.

Я взяла бинокль трясущимися руками. Люди Квилиана потащили меня к фуникулеру в тот самый момент, когда я уже собиралась отправиться на очередную бесплодную, но далеко не неприятную встречу с Муханнадом.

— И на что я смотрю?

— Пошевели рычажком сбоку.

Я повиновалась. Мощные гироскопы пришли в движение, направляя бинокль, выслеживая цель и приближая изображение. Теперь я увидела нечто, болтающееся под брюхом платформы, точно грузило на строительном отвесе. Мне сразу вспомнилось, как Квилиан, впервые совершая со мной прогулку на фуникулере, точно так же разглядывал что-то. Тогда мне показалось, что он смотрит на щуп, или буровую установку. Но теперь я поняла, как ошибалась.

Мне не требовалось видеть лицо, чтобы понять, что передо мной Муханнад. Его запихали в примитивный скафандр, почерневший от того, что слишком часто подвергался воздействию чудовищной жары и едких веществ. Араба подвесили за ноги, головой вниз. Сейчас его медленно опускали в одно из многочисленных, дышащих ядовитыми испарениями ущелий луны Квингшуй.

— Вы не можете так поступить, — сказала я.

— Эх, если бы только был другой способ, — спокойным и рассудительным голосом отозвался Квилиан. — Но такового, очевидно, не существует. Он слишком медлит, отказывается сотрудничать. Вначале он даже заговорил, когда слишком доверился тебе, а потом предпочел молчать. Думаю, вполне логично, что мы не можем ему этого позволить, — главнокомандующий открыл дверцу сделанного из орехового дерева шкафчика и извлек оттуда микрофон. Включив его, Квилиан несколько раз постукал по своему колену, прежде чем заговорить. — Ты слышишь меня, Муханнад? Надеюсь, ты наслаждаешься видом не меньше нашего. Я сейчас сижу в вагоне, который ты можешь заметить, если посмотришь направо. Сейчас мы находимся примерно на одной высоте, хотя очень скоро тебе предстоит опуститься значительно ниже.

— Нет, — сказала я.

Квилиан поднял руку в успокоительном жесте. Он даже не приказал привязать меня к креслу.

— Слышал, Муханнад? У тебя все еще есть заступник, — затем главнокомандующий добавил: — Пожалуйста, стравите трос. Пусть опустится примерно на половину текущей высоты.

— Неужели вы не понимаете, что он уже сказал все что знает? — крикнула я, бросая бинокль на пол.

— Он сказал ровно столько, сколько посчитал необходимым, чтобы отделаться от нас, — ответил Квилиан, прикрывая рукой микрофон и приглушая свой голос. — Конечно, мы могли бы повозиться и допросить его при помощи законных методов, но лично я нахожу этот способ более эффективным.

— Но от живого нам больше пользы, чем от мертвого.

Квилиан бросил на меня осуждающий взгляд.

— Думаешь, я сам этого не понимаю? Само собой, никто не собирается его убивать. Но в очень скором времени — если только ему не придет в голову заговорить — он сам захочет сдохнуть.

Муханнад стремительно пролетел примерно пятнадцать или двадцать альдов, зависнув там, где облака газа только-только начинали рассеиваться.

— Я вас слышал, — раздался голос в динамиках вагона. — Но вы уже и так узнали от меня все, что я был готов рассказать. Что бы вы ни делали со мной, это ничего не изменит.

— Никогда не помешает проверить, верно? — сказал Квилиан. Затем он прошептал мне: — Уже сейчас он испытывает серьезный дискомфорт. Нам-то с тобой здесь неплохо, но нас защищает система жизнеобеспечения. А его скафандр поврежден. Сейчас главной проблемой Муханнада является невыносимый холод, но это ненадолго. Еще немного приблизиться к расщелине, и его начнет мучить жара.

— Вы не могли бы передать той женщине — Ариуне — что я очень сожалею, что мне пришлось утаить от нее часть информации? — произнес Муханнад. — Я очень благодарен ей за доброту. Похоже, она здесь единственный человек, обладающий сердцем.

— Мне незачем передавать ей это, — ответил Квилиан. — Она и так все слышит. Не правда ли, Желтая Собака? — К моему удивлению, главнокомандующий протянул мне микрофон. — Поговори с ним. Можешь воззвать к голосу разума своего возлюбленного пленника, если веришь, что это поможет.

— Муханнад, — сказала я, — послушай меня. Мне незачем лгать тебе. Квилиан действительно готов сделать все, что говорит. Он заставит тебя пройти через ад, если это поможет выжать из тебя нужные сведения. Мне уже приходилось видеть, как он убивает людей, чтобы докопаться до правды.

— Я, правда, ценю твою заботу, — произнес араб с удивительной искренностью, пронзившей меня до самых костей.

— Опустить его на пять альдов, — приказал Квилиан.

Обязательно ли документировать все те пытки, которым подвергся Муханнад? Думаю — нет; достаточно сказать, что со временем боль стала невыносимой, и он начал рассказывать Квилиану все, о чем мой хозяин желал услышать.

В результате мы узнали следующее: Муханнад был пилотом; человеком, чье тело было хирургически преобразовано таким образом, чтобы он мог с предельной точностью управлять сверхскоростным судном. Найденные нами имплантаты представляли собой часть интерфейса, позволявшего контролировать корабль. Народ Муханнада обнаружил разрыв Инфраструктуры за несколько десятков лет до того, как мы обратили внимание на фантомы. Только в отличие от нас они не стали делать вид, будто проблемы не существует, не стали и полагаться на одиночных агентов вроде меня. Вместо этого весь их государственный аппарат старался найти решение. Представьте себе исследовательский проект Квилиана, помноженный на тысячу. Бесчисленная армия таких же, как Муханнад, отважных ангелов получила задание нанести на карты все слабые места и разрывы в Инфраструктуре, а так же собрать сведения по империям, чьи представители порой просачивались в их мир. Им удалось много узнать о свойствах этих «протечек»; во всяком случае, достаточно, чтобы пролететь сквозь разрыв, произвести разведку и вернуться домой. Но пока что потери среди личного состава не были редкостью. Муханнад оказался преступником, осужденным за прегрешения, которые в нашем социуме сочли бы незначительными, но у него дома за них обычно приговаривали к смертной казни. Ему же предложили возможность искупить вину, став пилотом.

Арабы знали о нашем существовании. Вот уже несколько лет они перехватывали «заблудившиеся» передачи и даже сумели найти пару кораблей с живым экипажем. Так они и выучили монгольский. Им было известно многое о десятках других империй, включая лемуров.

— Они поймали меня, — сказал Муханнад. — Как ловят и любого беспечного путешественника. Их следует опасаться.

— А выглядят весьма безобидно, — отозвался Квилиан.

— И все же безмерно опасны. Их общество напоминает улей, и отдельные личности практически не осознают себя. Те мертвецы, которых вы нашли, пожертвовали собой, чтобы предохранить груз от повреждений. Вот только сделали они это далеко не из сочувствия ко мне. Но существуют твари и похуже лемуров. Есть еще те, кого мы называем Смеющимися. Рано или поздно вы и сами встретитесь с ними. Они освоили космос миллионы лет назад, и уровень их технологий сравним разве что с их жаждой до плоти таких как вы, или я.

— Расскажи нам о своей империи, — Квилиан постарался сменить тему.

— Мы называем ее Блистательным Халифатом. Наши владения простираются на семь тысяч звездных систем, включают двадцать тысяч колоний, половина из которых расположена на объектах планетарного класса, или как минимум крупных лунах. В трети из этих миров полностью завершена терраформация.

— Ты лжешь. Существуй и в самом деле империя подобных размеров, мы бы давно ее заметили.

— Вы просто не там искали. Блистательный Халифат пребывает здесь и сейчас, прямо вокруг вас. Мы заселили практически ту же территорию, что и вы. Более того, у нас общий столичный мир. Вы называете его Великой Монголией. Мы — Землей.

— Чушь!

Но я чувствовала, что Муханнад не врет нам. Полагаю, и Квилиан это понимал. Главнокомандующий был жестоким человеком, но далеко не тупицей и не слепцом. Просто ему трудно было смириться со своей ролью во вселенной, как ее описал наш пленник. В нашем мире Квилиан обладал могуществом, и если бы мы разложили на столе карту империи, его личные владения не смогла бы закрыть ладонь. Но если Муханнад говорил правду, то даже вся эта карта оказалась бы лишь не заслуживающей внимания страничкой в обширном атласе, где каждый лист представлял бы один из доминионов, среди которых наша цивилизация не была ни самой сильной, ни самой древней. В сравнении с такими масштабами владения Квилиана были практически незаметны. И для человека его склада это было неприемлемо.

Хотя, возможно, я приписываю ему слишком много ума и прозорливости, и он просто не мог осознать всего того, о чем рассказывал Муханнад?

Но вот что он точно не мог не осознать, так это то, какие возможности открывались перед ним.

Я была с ним, когда пленного пилота привели в комнату, где уже стояла особая кушетка. Мне доводилось слышать о ее существовании, но увидела я ее впервые. Даже зная о подлинной функции этого ложа, я не могла относиться к ней иначе, как к очередному приспособлению для пыток. И, судя по тому, как Муханнад задергался, пытаясь вырваться из рук конвоиров, он воспринимал кушетку так же. Позади охранников столпились медики в белых халатах и инженеры. Был среди них и славянин, вырезавший мой имплантат.

— Никто не собирается причинять тебе вред, — предельно дружелюбным тоном произнес Квилиан. — Мы хотим помочь.

Кушетка представляла собой металлический белый каркас с подушками, а так же ремнями и зажимами, застегивавшимися на пациенте.

— Я не понимаю, — произнес Муханнад, хотя скорее всего обо всем уже догадался.

— Мы изучили твои имплантаты и сумели кое-то выяснить о принципах, на которых они работают, — сказал Квилиан. — Конечно, мы знаем далеко не все, но достаточно, чтобы ты мог управлять одним из наших кораблей так же, как тем, на котором летал раньше.

— Не пойдет.

— Никто не говорит, что все будет просто. Но в твоих же собственных интересах помочь нам добиться успеха. Научи нас навигации в Инфраструктуре — покажи, как летать, как находить разрывы, как проходить сквозь них. Сделаешь это, и мы позволим тебе вернуться домой.

— Я вам не верю.

— У тебя нет такого выбора: верить или нет. Не захочешь помогать, так я просто решу, что ты перестал быть полезен. А если учесть, какие неприятности мне грозят, узнай в Верхнем Новом Каракоруме о твоем существовании, думаю, я просто избавлюсь от тебя.

— Он говорит правду, — с нажимом добавила я. — Покажи нам, как вы летаете, Муханнад. Что бы ни произошло потом, это лучше, чем оставаться здесь.

Пилот бросил на меня такой взгляд, словно я была единственным человеком во всей вселенной, кому он готов довериться. Учитывая все то, через что ему довелось пройти, покинув родной мир, я нисколько этому не удивилась.

— Пристегните его, — приказал Квилиан инженерам. — И не слишком церемоньтесь.

Корабль назывался «Река Волга». Примерно половина ли в длину, носовые стабилизаторы, изгибающиеся подобно манкам рыбы-удильщика — когда-то это было торговое судно, впоследствии перестроенное для сбора останков фантомов. Теперь же его усилили и оснастили оружием, готовя к разведывательной операции. Нас было шесть человек: я, Муханнад, Квилиан, Ууган и еще два человека из технического персонала — их звали Юра и Батбаяр. Рядом разместился «Мандат Небес» — почти идентичный нашему кораблю. Единственное действительно значимое отличие заключалось в том, что «Рекой Волгой» управлял Муханнад, а «Мандату Небес» предписывалось сопровождать нас, повторяя курс с отклонением не более чем в альд. Навигационные и рулевые системы обоих звездолетов переделали, приспосабливая для высокоточного маневрирования, включая движение задним ходом, скольжение вдоль поверхности стен и расчет оптимального курса к порталу. Не знаю сколько в точности стоило снарядить наши корабли, или откуда черпались эти средства, но догадываюсь, что гражданам Кучлука в ближайшее время придется потуже затянуть пояса.

Прежде чем отправиться в путешествие по Парванскому тракту, мы в течение пяти дней проводили испытания, рассекая по системе на предельных скоростях и уклоняясь от столкновений с планетами и лунами. Муханнад постепенно свыкался с управлением, беря под свой непосредственный контроль все больше и больше бортовых систем, пока, наконец, не заявил, что готов провести «Реку Волгу» по Инфраструктуре.

— Уверен? — спросила я.

— Да, Ариуна. Этот корабль стал таким же продолжением меня, как и тот, на котором я летал в Блистательном Халифате.

— Но наши технологии неописуемо отстают.

— Не хотелось бы оскорблять ваши чувства. К тому же, учитывая имеющиеся ресурсы, вы справились не так уж и плохо.

Полет по тракту оказался до отвращения спокойным. Только с «Мандата Небес» вначале докладывали о незначительной тряске, но и она прекратилась, как только в протоколы связи между двумя кораблями были внесены небольшие корректировки. Нам совершенно нечего было делать кроме как ждать, пока Муханнад не найдет подходящую слабину, где мы, сменив курс, могли бы перейти из одной версии Инфраструктуры в другую.

Верила ли я, что Квилиан сдержит свое обещание и отпустит Муханнада домой? Нет, конечно. Разве что моему хозяину захотелось бы заключить с Блистательным Халифатом какое-нибудь соглашение, которое можно было бы использовать в качестве рычага давления на власти Нового Верхнего Каракорума. Впрочем, если такова была его задумка, я крайне сомневаюсь, что у него бы что-то получилось. Арабы имели все основания недолюбливать нас, а нам — учитывая их явное превосходство и в технологиях, и в разведке — нечего было им предложить, кроме как проявить рабскую покорность и трястись в страхе перед наказанием за тот холокост, который мы устроили их культуре почти тысячу лет назад.

Нет, не думаю, что у Муханнада были высокие шансы вернуться домой. Возможно, он и сам это понимал. Но куда безопаснее было притворяться, что он верит обещаниям Квилиана, чем подвергать свое и без того измученное тело новым пыткам на Квингшуй. Во всяком случае, пока пилот приносит главнокомандующему вполне материальную пользу, тот будет считать его слишком ценным и не причинит вреда.

Поиски слабины в геометрии туннеля, как объяснил Муханнад, непростая задача, учитывая ограниченную чувствительность нашего устаревшего оборудования. Халифат давно составил подробные карты, но ни одна из них не уцелела во время встречи с лемурами, а данных было слишком много, чтобы кто-то мог выучить их наизусть. Пилот припоминал, что на участке Инфраструктуры, который мы называли Парванским трактом, было обнаружено четыре таких точки, но при этом он не мог точно указать ни их точные характеристики, ни расположение.

Но это неважно; у Муханнада имелись веские основания постараться справиться с задачей. Мы проскочили мимо первого из разрывов, но эта неудача позволила арабу внести определенные коррективы в анализирование поступающей со сканеров информации, и он был уверен, что не допустит одну и ту же ошибку дважды. Мы решили не возвращаться, и продолжали мчаться вперед, пока не приблизились ко второй слабине. Ее мы нашли по прошествии двух дней, на полпути к системе Гансу. На сей раз Муханнад заметил незначительные изменения в свойствах туннеля как раз вовремя, чтобы резко сбросить скорость. «Мандат Небес», следовавший сразу за нами, мгновенно повторил тот же маневр.

Нас заранее предупредили, что проход через разрыв будет не из приятных, и это было мягко сказано. К счастью, мы все успели пристегнуться и подготовиться. У нас было целых две минуты до этого момента. Но не смотря ни на что, корабль, казалось, вот-вот развалится; корпус застонал словно раненная лошадь, переборки пели подобно струнам под рукой музыканта. Несколько маневровых двигателей сорвало при попытке выровнять курс, но «Река Волга» была перестроена так, чтобы уцелеть после повреждений, погубивших бы обычное судно; в тот же миг бронепластины, защищающие борт, отошли в сторону, высвобождая сменные турбины. «Мандат Небес», неотступно следующий за нами, получил чуть меньшие повреждения; Муханнад успел послать его системам управления незначительные поправки к курсу, проведя судно не столь опасным путем.

Вдруг, мы вновь очутились в туннеле, и трясти перестало. Все вокруг выглядело в точности так, как если бы ничего и не было. Мы, по-прежнему, находились на Парванском тракте.

— Теперь фантом — это мы, — сообщил Муханнад. — Это чья-то еще Инфраструктура.

Квилиан склонился над кушеткой управления, где лежал наш пилот, пребывавший в состоянии частичного паралича. Его нервная система была настолько глубоко связана с бортовыми системами, что собственного тела он почти не ощущал. Вся аппаратура, расположенная на мостике, указывала, что полет проходит в нормальном режиме.