Он вспомнил. Он не Игорь, он Сергей. Вспомнил дом, Иркутск, Марину, всю свою прошлую жизнь, свою смерть… послесмертие, бабушку, Лилю, лодку… все!
Он помнил и то, что не должен был этого помнить. Значит, Лиля нарушила правила? Спасибо, хранитель.
Игорь-Сергей еще раз осмотрел палату, поднял к глазам свои руки, приподнялся на локтях и повернулся к зеркалу, которое после падения поставили на пол, прислонив к стене. Теперь он видел себя, не вставая с кровати. Видел тело, которое принадлежало ему, но все еще было чужим.
Это было странно. Пугающе. И в то же время возбуждающе восхитительно. То, что происходило, казалось ему невозможным.
Но оно происходило.
Лицо в отражении нахмурилось, две глубокие складки пролегли от уголков рта к массивному подбородку. Закралась мысль: а что, если это все было сном? Коматозным сном… и на самом деле он Игорь, потерявший память?
Мужчина тряхнул головой. Нет. Нет-нет-нет. Та жизнь действительно была, он все помнит. Он – Сергей. «Но рассказывать никому нельзя», – проскользнула новая мысль, будто кто-то шепнул ее прямо в ухо. Мужчина не понимал, думает он эту мысль или слышит. Но осознание ее было ясным и безапелляционным.
– Я Игорь, – произнес больной вслух, прижимая ладонь к груди, будто представляясь кому-то. – Игорь… Андреевич. Фамилию не знаю. Мне надо в Иркутск. Там… там есть девушка, с которой я должен познакомиться. Она моя… вторая половинка.
Игорь засмеялся, понимая, какой бред только что выдал. Но проговаривание вслух его успокоило. Мужчина впитывал звуки своего голоса, привыкая к нему.
– Я скоро буду, Мариш, – добавил он про себя. – Только разберусь с обстоятельствами. Здесь все очень непросто. И мне нельзя будет рассказать. Но ты все поймешь. Я уверен, ты узнаешь, когда мы встретимся.
Еще долго Игорь сидел в кровати, всматриваясь в свое отражение, пытаясь вжиться в новый образ. Ему не нравилось. Нет, тело было привлекательным, мужественным, но однозначно старше того, которое он покинул. Сколько ему теперь? Тридцать… семь? Может, сорок? Полюбит ли Марина его такого? Он теперь старше ее лет на десять минимум. Но ведь… и возможностей в этой жизни больше.
Игорь снова оглядел палату, белый телевизор, дорогую медицинскую технику. Там за дверью – его телохранитель Костя. Это же… кто он теперь такой? Что за шишка? И – тут неприятно кольнуло в сердце – он, выходит, женат? Это проблема.
Мужчина вспомнил синеглазую Ксению. Красивая невероятно, но чужая, холодная. Его Маришка тоже красива, но иной красотой. А Ксения – как фарфоровая кукла: можно только смотреть. Он в прежней жизни обходил таких стороной. А теперь вот женат…
– Да ладно, справимся, где наша не пропадала, – махнул Игорь рукой и, задрав голову вверх, громко спросил у пустоты: – Да же, Лиля?
В ответ на это послышалось тихое «мяу» за окном.
Занавески, отдернутые Костей ради зеркала, так и висели гармошкой у одной стороны, никто их не расправил. И потому ночное небо чернело квадратом Малевича на белом фоне больничной палаты. В этой черноте легким абрисом вырисовывался такой же черный силуэт кошки. Она сидел по ту сторону стекла, распахнув желтые глаза-плошки, и смотрела прямо на Игоря.
– В черном-черном городе, на черном-черном окне, сидит черная-черная кошка, – мрачно пошутил Игорь.
Кошка зажмурилась, погасив желтые фонари глаз, и беззвучно мяукнула, обнажая клыки и розовую мякоть пасти, будто засмеялась над шуткой.
– Все в порядке? – в палату заглянул Костя.
– Да, – ответил Игорь. – Костя, на каком мы этаже?
– На пятом, – озадачено ответил телохранитель и с подозрением покосился на незарешеченное окно.
Игорь проследил за его взглядом, но кошки там уже не было.
– Мне показалось, вы звали, – снова обратился к нему Костя, топчась на месте.
– Нет, это телек был. Все в порядке. Я посплю, пожалуй, можешь выключить свет?
Свет погас, темнота победила, соединив белую палату и черный город. И Игорь-Сергей… хотя теперь уже просто Игорь действительно забылся серым сном без сновидений.