Скучная, мерзлая дорога мерно ложилась под копыта наших коней, убаюкивая и упорядочивая мысли.
Два месяца не прошло с того дня, как в результате экспериментов, проводимых в одном закрытом питерском институте, в лаборатории экспериментальной психиатрии, моя душа строго научно перенеслась в параллельный мир, в четырнадцатый век, который вскоре плавно перетечет в век пятнадцатый. Естественно, перенеслась после моей смерти, ибо Владимир Васильевич вполне успешно и счастливо жил в двадцать первом веке. Вот именно: жил да был. Пока не дожил до смертельного диагноза, да еще в последней стадии…
И очутилось мое сознание в теле четырнадцатилетнего парня вместе с больным сознанием самого Богданчика, до сей секунды обладавшего этим телом совершенно суверенно и независимо… Но что получилось, то получилось: пребываем в состоянии, которое любой психиатр опишет как состояние острой шизофрении (мне скоро исполнится пятнадцать: это опять Богдан напоминает о себе). Такая вот странная игра цифр. Только знахарка Мотря знает эту нашу с Богданом тайну. Даже родители Богдана могут лишь догадываться… Не догадаются.
Ну, начали мы, как это водится, жить-поживать да добра наживать. Вот, собственно, это нажитое непосильным разбоем добро и едем теперь продавать куда подальше – до Киева, матери городов русских, – вместе с казаками, моими боевыми товарищами. Решили аж в Чернигов заехать, чтобы лишних вопросов к нашей добыче не появилось, а то мало ли… Да и прикупить всего разного нужно немало, чтоб прожить эту зиму так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые… месяцы. Ибо отпустила нам судьба этих месяцев не так уж много.
Если я правильно все помню из истории, проиграют через девять лет (если считать с точностью – то через восемь лет и семь месяцев) местные вояки, собранные под стягом князя Витовта, битву под Ворсклой, и будет то, что было в Одессе, а вернее – при Батые, лет сто пятьдесят назад. Правильно. Сожгут татары все Правобережье, лишь в глухих белорусских лесах – пардон, ныне они литовские – сохранятся осколки разумной жизни, которые вновь начнут заселять выжженную пустыню. Мне это совсем не по душе. Правильно, Богданчик?
Но раз уж все так случилось и оказалась здесь моя неприкаянная, то кто сказал, что и дальше все должно быть так, как написано в истории? Даже если кто и сказал, то мы с ним крепко поспорим. Мне бы еще до самого Витовта добраться…
Итак, поначалу – в Киев.