Глава 13

Я не знаю – сколько прошло времени в дороге. Я проснулась на лошади. Она стояла, чуть подрагивая, тряся ушами, но мы не сошли с пути. Следы были перед нами. И я видела теперь, что свежих следов здесь нет. Снег протаял на поле до земли, и старые следы блестели лужицами. Фрейя пила из них. Дар не мог ехать, попадая только в эти лунки. Он не ехал здесь. Не ехал! Его здесь нет!

Если обогнуть лес, мне откроется поляна, пройдя через которую я буду на месте нашего лагеря. Это часа три дороги. По лесу я пройду чуть дольше, но так могу избежать обнаружения. И меня не нагнали, чтобы сказать, что сын вернулся. Казалось, что это какая-то плохая история, рассказанная мне чужим человеком, но не моя история, и этого произойти со мной не могло точно. Сил не было, и страшно хотелось пить.

Фрейя, видимо, почувствовала, что я клонюсь, и замедлила шаг. Я не помню дорогу этой ночью совсем. Она брела по следам где уже ходила раньше. Мы отошли к лесу, и я с трудом распрямила спину. Хотелось лечь и вытянуть ноги, хотелось пить. Пить. У меня с собой нет даже кресала, чтобы разжечь огонь, и кружки, чтобы растопить снег. Я брала в ладони по чуть-чуть снега, он таял, и я жадно пила, но следующий уже таял с трудом – в холодных руках он съеживался, и капли, которым хватало моей энергии, сразу протекали между пальцами. Варежки я потеряла в дороге, спина замерзла. Я сняла куртку и прижалась спиной к лошади.

Перед тем, как возвращаться, я должна пробраться туда. Я помню, где упал Драс. Я должна сама осмотреть это место. Верхом я буду как на ладони. Нужно пробираться по лесу – до заката я вернусь обратно. Ноги пока сухие, стало тепло – руки отогреются, куртка теплая. Хорошо, что шапка не свалилась.

- Фрейя, девочка моя, я скоро вернусь, и мы поедем домой. Я обещаю тебя накормить и угостить сухариками с медом, и даже найду сушеных ягод, только ты побудь здесь. Следов волков нет, ты у меня хорошая и послушная, и умная, - я говорила с лошадью, и понимала, что обещаю этими словами себе, что все будет хорошо.

По лесу местами было идти терпимо, а кое-где нога проваливалась, и под снегом тут же «чавкало», и это значило только одно – скоро ноги будут мокрыми насквозь. Сапоги кожаные, швы тщательно обработаны воском, но лужи — это лужи – ноги замерзнут. Я шла и слышала смех. Схожу с ума? Тонкий, далекий девичий смех. Он то закатывался, то смолкал и терялся. Уже даже сквозь ветки было видно место бывшего лагеря, где на нас напали, и лес здесь был вспахан ногами людей, что шли здесь ночью на нас.

Странные – очень большие овальные следы. Это не сапоги, не снегоступы. Это больше похоже на подошву сапог – дутиков из моего прошлого мира. Те смешные пухлые пимы из искусственных материалов цвета металлик – космические угги. Во что они обуты?

Нет, сейчас я была уверена – смех мне не показался, я его точно слышу, и он все ближе и ближе, и сейчас слышен не только ее смех, но и низкий мужской голос. Я вернулась назад, и спустилась в небольшую осыпь. Сейчас, если кто-то пойдет по полю, меня будет видно, как на ладони. А из леса – нет. Лишь бы они не вышли на поляну. Лагерь отсюда не видно, значит, и меня не видно. Они двое, или кто-то молчит?

Сапоги наполнялись водой – я сидела в небольшом овраге, под спиной была снежная каша. Лишь бы меня не увидели. В сапоге есть нож, но пока я выберусь из этой ямы, меня можно будет в ней просто закопать. Голоса приближались, но выглянуть я боялась.

- Вот это место, где мы забрали богатый подарок, что приготовила нам Макра́ш, - произнес голос мужчины, но он, скорее был юношей – голосом пользоваться не мог, и на последнем слове голос подвел и сорвался в сип.

- Вы принесли в хар много даров? – девочка была лет двенадцати – тринадцати, и заметно флиртовала, для этого не нужно было видеть ее лица – достаточно той дрожащей нотки благоговение, что выражала она к мужчине - она дождалась, когда он полностью договорил, и только тогда задала вопрос. Они на «вы», или она имеет в виду всех? Что за «хар» она упомянула?

- У нас новые лошади, оружие. Харка́м доволен – он отдал мне то, что я запросил, и он заметил меня, хоть я один из младших, - у мальчика явно занижена самооценка, но девчушка уже начинает вить из него веревки. Знает ли она это, или природа – матушка давала это изначально?

- Это вы привели новых асса́ров, и все сильные и молодые. Ваши глаза – глаза охотника и рама́ра, - голосок ее дрожит как натянутая ниточка, значит, не играет. Давайте, расскажите, расскажите, что с людьми, где они?

- Харка́м слушал в темноте, и ему были слова. Говорят, надо ждать, когда придет Макра́ш. Он уже отдал воде подарок – трех своих харша́м, - мальчик говорил гордо, но в сердце снова забилась птичка. «Отдал воде», значит утопил? Кого? Кого вы утопили, животные?

- Здесь?

- Да, вот здесь мы их загнали, - сердце стучало набатом, и если они не слышат, как оно бьется, отдаваясь эхом по полю, то только потому, что заняты его самолюбованием. Твари, расскажите мне, что с ними? – Все охотники были меткие, и у нас теперь хорошие и сильные асса́ры. Пока им сломают волю – пройдет холод и холод, но Харка́м знает – придет снежная Макраш и даст нам силу.

- А Харкам говорил? Он видел ее? – девочке была интересна эта тема – ее голосок задрожал. Конечно, у нас летают на Луну, а Ванга все еще у всех на устах.

- Нет, но он слышал ее, она шептала ему, что воды сойдут с небес, и покажут нам ее стан. Он белый как кость, гибкий как лук. И если Харка́м отогреет Макра́ш, она даст нам силы. Я возьму у нее разрешение, и мои братья заснут навсегда. Я отдам их Макра́ш. Она приходит из воды, которая в холод тепла, как молоко кобылицы.

В лесу кто-то закричал, и мальчишка ответил горловым, каким-то птичьим криком, они удалялись, а я упала вперед, потому что ноги затекли и замерзли так, что были деревянными. Я ревела в голос зажав рот, я кусала ладонь и не могла успокоиться – они живы. Драс жив! Значит ничего не закончено, лишь бы мой сын был жив, лишь бы он вернулся домой.

К лошади я кралась почти ползком, но через пол часа дороги я услышала явно «Сири», кто-то произносил имя так, словно это птица щебечет. У меня обморожение, и мозг ищет уголок, в котором можно собрать оставшиеся в живых клетки, чтобы они там дружно сошли с ума, и тело не почувствовало, что умирает.

За деревьями кто-то махал мне рукой. И снова, но теперь точно, я услышала свое имя.

Это был мальчишка с нашего моста.

- Дара нашли – он не ушел, он только пытался спрятать на берегу рюкзак – готовился к побегу, - парнишка был напуган дорогой и встречей с чужаками. Он, как и я, пролежал в снегу почти час.

- Забери мою лошадь, я останусь здесь. Скажи Юте или Бору, что все они живы, что нужно дождаться людей с Сориса, но нападать пока нельзя. Скажи, что я что – нибудь придумаю, и попробую дать знать.

- Сири, ты что, нет, надо возвращаться, - мальчишка, похоже, боялся.

- Нет, иди, быстро, забирай Фрейю, чтобы она, не дай Бог, не попалась им на глаза. Все будет хорошо, теперь точно все будет хорошо. Они живы, понимаешь? Как только будет можно, отправляйте детей в Уклам, Севар все знает. Беги.

Мальчик побежал по лесу, склонив голову. Мне нужно было пробраться на другую сторону леса. Эта парочка пришла точно оттуда, и люди эти вышли с той стороны. Бор говорил за лесом?

- Ждете снежную Макраш? Будет вам Макраш, будет вам хоть Санта-Клаус. И капец вам будет, дикари обкуренные. Бууудет вам, Макраш из горячей воды, из пива, молока и «бланманже с киселем», из чего хотите, из того и будет. Видела актрису, играющую ведунью из моей Валькирии. Надеюсь, у вас есть большая трубка с белым дымом! А нет, так солому разожжем, и будет вам крупный кадр, средний и общий. Большой театр у вас здесь будет, сволочи, мой личный Большой театр! Голливуд и Оскар будет, - я ползла через лес и меня грели только два предложения: Драс жив! Дар дома.

Загрузка...