Север (1 книга серии Берсерки)

1 глава

— Убей меня! Я знаю, что ты пришел за мной! — закричала я, а в голове раздался любимый и всегда такой умиротворенный голос моего деда: «Дочка, медведи — самые опасные хищники нашего леса. Они бесшумны, умны, проворны. Чтобы остаться в живых, нужно вести себя тихо...»

— Давай, черт тебя побери!

«…Не привлекать внимания хищника и не делать резких движений».

Что было силы я кинула корзину в сторону огромного хищника, едва не попав в массивную морду, и снова закричала:

— Давай! Вот она я!

Медведь зарычал, обнажая огромные клыки, чуть опустив большую голову, и не сводил с меня глаз.

Жутких глаз.

Таких осмысленных и… синих.

— Я знаю, что это был ты! Это ты убил моего дедушку три дня назад. Люди говорят, что все медведи похожи. Это неправда. Вы — разные, у вас есть свои лица, и твое я не забуду никогда.

Я не знаю, был это адреналин, или страх, или безумие, только я продолжала разговаривать со зверем, сползая на мокрую от росы траву.

Зверем, который был больше меня как минимум в пять раз.

Он не понимал меня, но это было неважно.

Больше не было смысла что-то понимать, когда тебе оставалось жить считаные секунды.

— Ты забрал у меня мой мир, — всхлипнула я, сквозь слезы всматриваясь в огромную морду животного. — Ты оставил меня совсем одну. Ты убил моего деда, и больше у меня никого нет. Скажи, зачем мне теперь жить одной в лесу?

Я обхватила себя руками, пытаясь прогнать прочь из головы события последних дней.

Всю свою боль и беспомощность от того, что случилось настолько быстро и неожиданно, что я до сих пор не могла в это поверить.

Умирая, я хотела видеть перед собой не эту пасть и клыки, а улыбающееся доброе лицо дедушки.

Ведь мы всего лишь собирали лечебную траву, когда появился этот зверь.

Мой дед всю жизнь отдал этому лесу и его животным.

Он спасал и лечил бесчисленное множество обитателей нашего заповедника, чтобы потом отпустить их на волю.

Зимой мы подкармливали всех, кого только могли.

Своими силами ловили охотников и браконьеров, сдавая их полиции.

Он защищал и любил здесь каждую травинку и пылинку, чтобы погибнуть жуткой смертью.

Чтобы быть убитым этими огромными лапами с когтями, что были больше всей моей кисти.

Мы слишком поздно увидели медведя рядом с собой.

Но даже тогда в глазах деда не было ни страха, ни ярости, ни сожаления.

Он словно был готов к этому страшному моменту, проговорив мне тихо и собранно: «Уходи, дочка. Тихо и спокойно. Только не беги. И ни за что не оборачивайся. Мир позаботится о тебе, а со временем боль потери пройдет. Уходи, Мия! Уходи скорее! Ты должна жить! На твоих плечах останется наш лесной уголок! Это важно! Будь смелой и отважной! УХОДИ!»

Я до сих пор не понимала, как смогла сделать это.

Оставить деда один на один с хищником.

И пусть его смерть была мгновенной, для меня это было хрупким утешением.

— …Ты не оставил мне ничего. Я даже не могу похоронить останки.

«Дочка, уходи! Вместе нам не спастись! Но никогда не оставляй лес! Слышишь? Никогда!»

Крик дедушки стоял в моей голове сквозь рев медведя, который сейчас шумно дышал на другом конце поляны, глядя на меня, но не пытаясь приблизиться, несмотря на все мои попытки натравить его на себя.

Во мне не осталось больше ничего, кроме боли, разъедающей всё внутри.

Хотелось кричать и выть, подобно зверю на несправедливость судьбы и эту чудовищную ночь.

— ДАВАЙ ЖЕ!

Я пронзительно закричала на медведя, содрогнувшись от ужаса, когда тот наконец зарычал с такой силой, что задрожали деревья вокруг.

Я хотела смерти, но была такой трусихой!

Родившись в этом лесу и прожив в нем всю осознанную жизнь, не считая учебы в университете, я, как никто другой, знала, что по мощи медведь не сравнится ни с каким другим зверем.

Один удар этой огромной когтистой лапы способен разнести мою голову в мелкую щепку.

Эти когти способны вспороть меня, словно лезвием.

А еще я знала, что смерть может быть мучительной и долгой, если мишка решит начать пир, например, с моей руки.

Или ноги.

И тогда я умру от невыносимой боли, видя, как он будет грызть меня.

А это было страшнее самой смерти.

— …Только прошу тебя: сделай это быстро, — прошептала я, начиная заикаться от ужаса, когда медведь двинулся ко мне, шумно дыша и порыкивая.

Если бы только они могли понимать человеческую речь, я бы попросила лишь об этом — умереть быстро.

Опустившись на колени и склонив голову, я ждала смерти от лапы истинного короля наших лесов, заставляя себя дышать ровно, и вспоминала дедушку.

2 Глава

Было жуткое чувство, дергающееся в копчике, что этих товарищей в принципе практически невозможно убить!

Может, пули должны быть освященными или серебряными?

Или… не знаю… кол из осины?

Они были огромными!

Я не успела захлопнуть дверь, спотыкаясь и падая, когда неслась с тяжелым заряженным ружьем наперевес и слышала оглушительное рычание и топот, словно вокруг дома бегало стадо бизонов голов так в двести.

Вся совершенно не дружная компания медведей, рычащих и кидающихся друг на друга, была уже у дома.

Синеглазый не пускал их.

Я видела его мощные спину и массивные плечи.

Его длинные огромные руки с острыми когтями, когда он бился против трех других, которые тоже не походили на медведей настоящих, даже если были такими же черными.

Земля содрогалась каждый раз, когда он отбрасывал от себя нападающих медведей, рассекая воздух огромными лапами с заостренными когтями, отчего в воздухе только и раздавалось ВЖУХ-ВЖУХ-ВЖУ-У-УХ!

Он был ранен.

Даже на смоляно-черной шерсти отчетливо виднелась красная кровь.

И я не могла позволить ему умереть.

Хотя бы потому, что он пытался спасти меня.

Было бы гораздо проще, если бы я когда-нибудь практиковалась стрелять более усердно.

Но было поздно размышлять об этом, пока я силилась прицелиться в постоянно двигающихся волосатых великанов, боясь выронить тяжелое скользкое ружье и попасть случайно в своего защитника.

БА-БАХ было громким и суровым.

Но чертовски бесполезным, потому что я не попала ни в одного врага, но улетела в дом, больно приземлившись на зад от отдачи.

Хотя на секунду звери замолкли, уставившись на меня — распластанную на пороге в позе придавленной божьей коровки — с явным недоумением.

Обернулся и синеглазый медведь, когда, воспользовавшись моментом, противник с силой толкнул его когтистыми лапами.

В воздухе снова прозвучало жуткое долгое ВЖ-Ж-ЖИК, и, словно в замедленной съемке, я видела, как синеглазый медведь падает у порога, обхватив мощными лапами свой живот.

— Отвалите от него! Что вам надо?!

Злость придавала мне безумия, когда, вскочив на ноги, я принялась палить без разбору, быстро перезаряжая ружье и не позволяя другим медведям приблизиться к порогу и раненому синеглазому мишке.

— Пошли вон! Вы не получите его, ясно?!

Хрип и стон были дурным знаком, но пока не было возможности посмотреть, что происходит с моим защитником.

Я боялась даже моргнуть, стреляя в каждого из трех других медведей, которые были ловкими, проворными и явно жутко злыми.

В чем была проблема?

Что рано или поздно патроны должны были закончиться.

И конечно же, это произошло быстро и весьма неожиданно.

— Ой… — прошептала я, когда ружье издало глухие щелчки, красноречиво говорящие, что наше с защитником время быстро и верно подошло к концу.

И всё-таки меня убьет медведь.

Пусть не этот Синеглазый.

И даже не один, а целая компания.

Очередной оглушительный рев сотряс воздух, словно мелкое землетрясение, и на поляну перед домом выскочила еще пара медведей, заставив меня приглушенно застонать: что, еще?

Здесь была какая-то суперинтересная вечеринка для всех проходящих мимо медведей?

Откуда их взялось сразу столько на мою больную голову?

Словно весь лес решил собраться и посмотреть на фееричное шоу с моим расчленением.

Вновь прибывших было четверо.

Двое были почти такими же черными, как мой синеглазый защитник, один родной бурый и... белый полярный медведь!

Оба глаза задергались практически одновременно от увиденного зрелища.

Я никогда в жизни не видела белых медведей, но знала о них из рассказов дедушки — их определенно не может быть в наших краях!

Новые медведи заняли круговую оборону вокруг порога, заслоняя нас собой.

Вытягивая шею так сильно, как только могла, я с открытым ртом наблюдала, как белый медведь вальяжно прошагал до тех, кто нападал, совершенно не реагируя на рев и предупреждающее фырканье.

Он просто шел, бесшумно ступая мощными огромными лапами, до первого врага, который встретил свою смерть от одного ужасного удара белой лапой.

Белоснежная шерсть окрасилась в багровый цвет крови, когда медведь с жутким ревом кинулся на оставшихся врагов, буквально кромсая их на мелкие части, даже если оставшаяся пара черных медведей не уступала и кидалась на него с той же силой и упертостью, как до этого на Синеглазого.

Это было не просто жуткое зрелище.

Это была настоящая мясорубка.

От ужасного аромата крови и оглушительного рева медведей тошнота сдавливала мой живот с такой силой, что я плюхнулась на колени, отрывисто задышав, и пыталась сдержаться, когда мой взгляд упал на моего защитника.

3 глава

Наш дом был выстроен по старинке.

Мы готовили на огне в печи, а еду хранили под полом, где круглый год было холодно.

Вот и сейчас я быстро разводила огонь, чтобы согреть воду и начать приготовления к операции.

— До чего же вы длинные, — пробормотала я, подставляя пару табуреток под ноги Синеглазого, которые просто не помещались на кровати дедушки. — И жутко тяжелые!

А еще невероятно красивые.

Осторожно укрыв мужчину простыней, краснея от его красивого тела и зажмуриваясь, чтобы случайно не посмотреть в область бедер, я осторожно смывала куски грязи и крови, мысленно восхищаясь тем, как он выглядел.

Все они.

Сплошные мышцы и ни грамма лишнего жира, как положено мишкам.

Помимо синих глаз, которые в данный момент были плотно закрыты, даже если веки вздрагивали, у этого оборотня были просто невероятные длинные черные ресницы и такие же черные чуть вьющиеся волосы.

И если уж говорить начистоту, он был настоящим красавчиком!

Правильные черты лица, широкие скулы, волевой подбородок, чувственные губы и горячая кожа, по которой хотелось водить не тряпкой, а руками, ощущая все выпуклости тугих мышц и жар ароматной кожи.

— Я всё принес.

Я даже не слышала, как влетел Осенний, поставив у моих ног большую коробку с засушенными травами и большую аптечку, где был минимальный набор таблеток, микстур и шприцев, которыми дедушка категорически не любил пользоваться.

— Ты меня напугал, — приложив мокрую окровавленную тряпку к груди, где колотилось сердце, я запрокинула голову, заглядывая в лицо Осеннего, на что мужчина сконфуженно улыбнулся, чуть дернув плечом:

— Прости, я, честное слово, хотел постучаться, но обе руки были заняты!

— Сказала бы я тебе, чем именно ты мог бы постучать, — пробормотала я, надеясь, что он не услышит или не поймет, на что именно я в данной ситуации намекала, но, кажется, у оборотней был неплохой слух, потому что он прыснул от смеха, озорно сверкнув своими солнечными глазами:

— В следующий раз так и сделаю!

Потоптавшись, Осенний перевел взгляд на меня, вмиг став серьезным:

— Ты справишься?

— Да. Я должна.

— Будет лучше, если я буду на улице с парнями. Но если тебе нужна еще помощь, то зови.

Я покосилась на распахнутую дверь, продрогшим копчиком ощущая, что ледяные глаза Белого смотрели на нас даже сквозь бревна дома.

— Нет, всё в порядке, теперь у меня есть всё необходимое.

— Хорошо. Если я понадоблюсь, просто свистни.

Я чуть улыбнулась, подумав, что не умею свистеть, но всё-таки кивнула, обернувшись, когда Осенний уже зашагал к выходу:

— С тобой будет всё в порядке?

И от нескольких минут, проведенных в обществе Белого, становилось очевидным, что этот тип не прощает никого, а слова о моей помощи не были восприняты им на ура.

— Конечно, не беспокойся. Он не такой безжалостный, как может казаться, — широко улыбнулся Осенний, напоследок продефилировав своим упругим задом до двери и, как я надеялась, не услышав, как я приглушенно фыркнула себе под нос:

— Серьезно? Да он просто душка, чего уж там!

Естественно, он услышал всё, покидая дом с хохотом.

Лишь бы их слух не был столь феноменальным, чтобы мои слова смог услышать даже Белый, находящийся в самом дальнем углу поляны перед домом.

Я постояла пару секунд, ожидая, что этот холодный великан ворвется в ярости в дом и убьет меня без сожалений одним ударом своей огромной лапы.

Но значит, всё-таки не услышал.

**********************

Эта ночь была ужасной.

Второй такой после того, как я поняла, что дедушка мертв и больше не вернется в наш дом.

Странным было штопать того, кто забрал у меня единственного любимого и родного человека.

Еще более странным было искренне переживать за этого Синеглазого, видя его мучения и отмечая, что даже в бреду он не позволял себе стонать от боли.

Его рана была не просто страшной, она была ужасающей, когда я трясущимися руками смыла с него всю грязь и кровь, чтобы узреть катастрофическую картину происходящего.

Разорванные края плоти пульсировали на концах, заставляя меня содрогаться каждый раз, когда я пыталась очистить их как можно глубже, чтобы потом можно было зашить рану, не боясь получить заражение крови и страшные осложнения, про которые сейчас лучше было даже не вспоминать, чтобы не испугаться самой и не растерять собственное самообладание.

Не обязательно бояться крови или падать в обморок при виде пореза.

Но попробуйте когда-нибудь взять в руки иглу, которой предстояло зашивать кожу человека, а не штопать одежду или пришивать пуговицы.

Я сходила с ума от его боли и снова и снова разговаривала с воином-оборотнем, словно это могло помочь мне не бояться, а ему — уменьшить боль хоть чуть-чуть.

4 глава

Кажется, я уже даже вполне расслабилась, когда рядом с кроватью Севера показалась большая белая голова, выросшая словно из самого полумрака, заставляя меня покрываться мурашками и отключая способность думать.

Лютый.

Кровать, где лежал Север, прикрытый чистым покрывалом, была единственным местом, откуда меня было видно всю без прикрас, и, начиная покрываться багровыми пятнами от смущения, я во все глаза смотрела на огромного белого медведя, голубые глаза которого были устремлены только на Севера.

Влажный черный нос коснулся щеки мужчины, словно Лютый пытался по запаху определить, что происходит с его братом, или, возможно, это был такой способ сказать, что он был рядом.

Я не слышала даже тяжелого медвежьего дыхания, пока он был рядом, совершенно не обращая на меня никакого внимания.

Не знаю, как Лютый не оглох от моего колотившегося сердца, удары которого, кажется, были слышны даже на улице.

— Я сделала всё, что могла. Теперь только время покажет, выживет ли он.

Я не знаю, зачем прошептала это, прикрываясь краем ширмы, сооруженной из белой простыни, которая тут же прилипла к моему мокрому телу.

Пыталась оправдаться?

Утешить этого огромного зверя?

Но Лютый не посмотрел на меня, даже услышав мой голос.

Постояв над Севером еще пару секунд, он просто развернулся и ушел, оставляя за собой аромат ледяного океана и лютого мороза.

Выбравшись из тазика и обернувшись влажной простыней, я была растерянна и раздавлена собственными эмоциями, этими днями и чувством жуткого одиночества.

Хотелось просто уснуть и обнаружить ясным солнечным утром, что это был всего лишь странный сон — и не больше.

Что дедушка жив и что сегодня мы пойдем снова искать лечебные травы, пока роса на траве не высохла.

Что нет этих странный полулюдей-полумедведей.

Что всё в мире осталось по-прежнему.

Захлопнув за Лютым дверь, я открыла шторки на окнах и подтащила свою кровать, скрипя по деревянному полу, поближе к Северу, чтобы быть рядом и помочь в случае необходимости.

Он не морщился и больше не скалился от боли.

Его красивое лицо выглядело удивительно умиротворенным, и, приглаживая черные, слегка вьющиеся волосы, чтобы отбросить их осторожно со влажного лба, я тихо прошептала:

— Выздоравливай, ладно? Борись за свою жизнь, где бы ни была твоя душа сейчас. Ты нужен своим братьям. Они переживают за тебя.

Я надеялась, что Север меня слышал всё это время, даже если его черные ресницы не дрогнули и не изменилась ни одна черточка на красивом лице.

Его кожа была такой горячей, что держать ладонь на его лице было сродни ожогу.

И это беспокоило меня.

Температура должна была быть определенно высокой, потому что организм должен бороться за свое выздоровление, но, кажется, он просто пылал, словно пламя.

Капельки пота стекали с его лба в густые черные волосы, и, прежде чем лечь на свою кровать рядом с ним, я притащила влажное полотенце и вытирала периодически пот с его лица, шеи и широкой груди.

Сложно было не залюбоваться им, даже если в голове каждую секунду было ясное осознание того, насколько серьезно он болен сейчас и как опасны ближайшие сутки, которые покажут, всё ли я сделала правильно.

Сон никак не шел, даже несмотря на смертельную усталость.

Мозг продолжал отчаянно работать, извлекая из памяти картины, о которых я хотела бы забыть навсегда.

Не помогали даже милые овечки, которых я старательно считала до 113, измучившись от этого состояния еще больше.

С приходом дня Северу стало только хуже.

Он больше не метался, но его мышцы судорожно напрягались от боли, а кожа горела настолько жутко, что на нем можно было готовить!

Поставив пару уколов, которых оставалось катастрофически мало, и убедившись, что Север немного успокоился и снова уснул глубоким сном, я наконец поднялась, натянув на себя очередную рубашку и джинсы, и осторожно выглянула в окно, прикрывшись шторкой.

Вот она, реальность новой жизни: три больших медведя спали вокруг дома.

Вернее, спали только два.

Лютый, как всегда, сидел у величественного дуба: отрешенный, холодный и жестокий даже в своем плюшевом обличии, словно ему были неведомы сон, боль и прочие чувства.

Янтарь спал, развалившись почти звездой, и кто-то из близнецов спал у порога, положив свою большую темную морду на ступеньки.

Второй близнец, видимо, был в дозоре.

Признаюсь, что я задержала дыхание от паники, когда Лютый поднял белую морду, уставившись ледяными голубыми глазами прямо на меня, словно мог видеть меня даже сквозь ткань.

Ведь я совершенно ничего не знала о них.

Может, они смотрели рентгеновским взглядом?

Могли читать мысли?

Или слышали на расстоянии сотен ярдов?

5 глава

Я не могла пошевелиться еще какое-то время, видя через окно, как он прошествовал до своего любимого места у дерева, усевшись там, и больше не шевелился.

Судорожно выдохнув, я быстро положила тарелку на стол, пока не уронила ее.

Странное чувство ужаса и восторга обуревало меня каждый раз при виде белого медведя. Последующие несколько дней прошли в таком же режиме с одним лишь отличием, что я стала наконец спать под бдительным присмотром необоротней, которые круглосуточно дежурили у порога дома и проводили все ночи в доме со мной, пользуясь отсутствием Лютого.

Нелепо было думать, что он не знал об этом, если учесть, что они могли унюхать друг друга на расстоянии многих сотен миль, как я узнала от Янтаря.

Странным было то, что он молчал на этот счет.

Он не ел ничего из приготовленного мной, кормясь, видимо, ночами, когда уходил исследовать лес и округу.

Но каждое утро я всё равно готовила его порцию, которую потом обязательно съедал Янтарь.

Я больше не пыталась заговорить с ним на рассвете, когда он приходил, чтобы проверить состояние Севера.

Теперь каждый раз я демонстративно ложилась спать до его прихода, делая вид, что крепко сплю и плевать хотела на его появление.

Хотя на самом деле всё внутри меня замирало каждый раз, как только дверь открывалась, и не могло успокоиться еще долго, даже когда Лютый уходил, оставляя меня наедине со своим морозным ароматом океана.

Только относительная идиллия нашего существования не могла длиться вечно.

Пошел одиннадцатый день нашего неожиданного знакомства, когда Лютый по-прежнему сидел у старого дуба, не шелохнувшись, а остальные медведи либо спали, либо были в дозоре.

Иногда казалось, что он словно находится в какой-то нирване, не наблюдая ни за кем конкретно, но при этом замечая всё…

Этот день выдался излишне жарким и удушливым.

Такое бывает обычно перед большой грозой, когда воздух становится тяжелым и липким, а припекающее солнце словно издевается, добавляя к духоте свою жару.

Ураган был в дозоре, пока Туман и Янтарь растянулись в тени кустов, раскинув свои мощные лапы, чтобы их шерсть обдувал хоть какой-то ветерок.

Чтобы в доме было свежее, я мочила простыни и большие полотенца холодной водой, развешивая их вокруг Севера, чтобы влажный прохладный воздух давал ему дышать, распахнув дверь на тот случай, если хоть какое-то дуновение ветра сорвется в этот жаркий день.

Именно тогда я с удивлением заметила, как неожиданно вытянулся Лютый, приподнимаясь на задние лапы и словно принюхиваясь по ветру.

Не прошло и секунды, как Туман и Янтарь подскочили, ринувшись к нему уже в обличии людей.

Несмотря на свой рост, они были ниже белого медведя, который неожиданно фыркнул и оскалился, опускаясь снова на все четыре лапы, чтобы обернуться человеком тоже.

То, что случилось что-то плохое, было ясно сразу.

— Они перешли границу.

Он возвышался над Янтарем и Туманом, хмурясь, и, кажется, выглядел еще опаснее, чем я запомнила его в тот единственный раз, в момент ранения Севера, когда он показал себя в облике мужчины.

Белокурые волосы были каким-то образом зачесаны назад, и непослушные прядки снова свисали на лоб и его яркие голубые глаза, которые даже в этот момент были подобны льду. Серая щетина выступала на его скулах и подбородке, делая лицо воинственным и, надо сказать, довольно привлекательным.

— Мы не сможем отразить нападение?

— Их много, — странно было слышать голос Лютого, который звучал словно песня, но при этом оставался сухим и колючим, как истинный мороз. — Нужно уходить сейчас же.

Я видела, как напряглись плечи и могучие спины Янтаря и Тумана, когда Лютый двинулся вперед к дому, где на крыльце стояла я, начиная понимать, что, кажется, настало время моей смерти.

Вот так резко и неожиданно.

Разве не для этого шел Лютый плавно и целенаправленно, словно подкрадывался для решающего прыжка?

— Север еще слишком слаб, чтобы перенести долгий путь по лесу.

Прямо перед моим носом оказалась широкая спина Янтаря, когда он взлетел по лестнице, опережая Лютого и заслоняя его от меня.

— У Севера нет иного выбора. Мы уходим.

Лютый не говорил резко или излишне властно, он словно мурлыкал каждое слово, но от его холодного решительного голоса становилось не по себе.

Было совершенно очевидно, что перечить ему — весьма глупая и очень опасная затея, но Янтарь любил риск больше, чем еду.

— Мы можем потерять брата, если начнем тащить его!

— Мы можем погибнуть здесь все, если не рискнем. И я не собираюсь давать им шанс разорвать вас на мелкие куски, как это сделал я с их братьями! Возможно, Северу хватит сил перенести эту дорогу.

— А если нет?

— Послушай, — Лютый оказался на пороге так резко и неожиданно, что я подпрыгнула, находясь даже за спиной Янтаря, когда он подошел к своему брату почти вплотную, склонившись над ним так, что их носы почти соприкасались, и прорычал:

6 глава

После нескольких дней в пути тебе уже наплевать на многочисленные кочки и толчки, когда круглые колеса собирают собой все неровности и выпуклости земной поверхности.

Ты просто болтаешься.

Или прыгаешь.

Или подскакиваешь.

Или ударяешься головой в очередной раз.

Про отбитую насмерть попу можно было даже не упоминать.

Больше всего я переживала о том, как эту сумасшедшую дорогу перенесет Север.

Первые несколько дней я упорно хватала его за плечи, упираясь ногами в бортики телеги, чтобы поддерживать его в качестве буфера, пока у меня не онемели руки и ноги.

Но силы закончились стремительно к концу первого же дня, когда я поняла, что от моих попыток снизить его боль совершенно ничего не меняется.

Я не понимала, куда мы несемся сквозь заросли и многочисленные кусты, удивляясь тому, как бедная телега выдерживала и еще не разлетелась на части от бега этих медведей-атлетов, которые словно не знали потребности во сне, еде и отдыхе.

За эти несколько дней Лютого я не видела вовсе, словно он бросил нас, убежав далеко вперед.

Янтарь постоянно был рядом, без особого труда волоча за собой телегу со мной и Севером.

Туман и Ураган периодически тоже пропадали, но в целом всегда их можно было рассмотреть неподалеку, в нескольких метрах от нас, как всегда, по обе стороны.

Несколько дней я просто молчала, потому что не с кем было разговаривать.

Медведи были слишком напряжены и явно озабочены обстановкой, не обращаясь в мужчин ни на секунду.

Поэтому, догрызая последние орехи из рюкзака и выбрасывая остатки хлеба, который всё-таки пропал, я с тревогой думала, куда же мы идем.

Вернее, куда несутся эти мишки, унося меня за собой?

Еды больше не было, и я не знала, как долго смогу экономить бутылку воды, но боялась даже пикнуть лишний раз, понимая, что могу, наверное, помешать.

В конце концов, Лютый ведь сразу предупреждал, что я не выдержу этой поездки.

Кажется, он был чертовски прав.

Дни проходили за днями снова, и, измученная бесконечной тряской, я проваливалась в неспокойный сон, словно падала в черную бездну, резко просыпаясь от очередной кочки и удара в мой многострадальный копчик, который уже был, вероятно, просто черно-синий от постоянных ударов и неудачных приземлений.

Я не могла сориентироваться, куда именно мы идем, потому что медведи постоянно петляли и явно запутывали свои следы, но казалось, что постепенно погода начинает меняться, и не в лучшую сторону.

Ночи стали куда прохладнее, и, стуча зубами от холода, я жалела, что не могла достать из-под Севера один из пледов, чтобы закутаться в него вместе с головой.

— Ложись рядом с ним и прижмись — ты согреешься.

Кажется, я снова задремала и не сразу смогла поверить счастью, услышав над собой голос Янтаря.

Глубокий, низкий, приятный голос и его обаятельную улыбку, смешинки которой отражались в солнечных глазах.

— Ты в порядке? — чуть нахмурились широкие брови мужчины, а я с улыбкой смотрела на него, наслаждаясь звуком голоса, тишиной и отсутствием какого-либо движения, хотя казалось, что тело продолжает еще дрыгаться само собой.

Такое со мной случалось каждый раз, когда после учебы в университете я ехала на каникулы домой по нескольку суток в поезде: выходила из вагона и шла по ровной поверхности, а мне казалось, что меня всё еще пошатывает в такт колесам.

— Скоро дорога сменится, и будет гораздо удобнее ехать. Потерпи еще немного. И ложись рядом с Севером!

— Кажется, это будет не слишком прилично — лежать под одним покрывалом с обнаженным мужчиной! — криво улыбнулась я, тем не менее покосившись на Севера, который был бледен и по-прежнему не приходил в сознание.

Конечно же, Янтарь звучно фыркнул:

— Тебе бы уже пора привыкнуть к нашей наготе, девочка! Да и потом, Север без сознания и поэтому будет вести себя прилично!

— Именно поэтому я и переживаю.

— Хочешь, чтобы он поприставал и показал, как нужно греться? — хохотнул Янтарь, на что я укоризненно покосилась на него, продолжив мысль, которая меня беспокоила последние дни:

— Север всё еще без сознания. Посмотри.

Я осторожно откинула угол покрывала и приподняла свежую повязку на его боку.

— Раны начинают затягиваться. Больше нет воспаления. Он дышит ровно и глубоко. Но еще ни разу не пошевелился и не приходил в себя. Кажется, и температура спала.

Янтарь молча протянул руку ко мне ладонью вверх, куда я положила свою, потянувшись второй рукой к лицу Севера, чтобы сравнить, насколько эти двое горячие, когда случайно заметила Лютого.

Он тоже был человеком, не спеша выходя из темного дремучего леса.

Как всегда, обнаженный, с идеальным телом.

Огромный, холодный и величественный, он шагал, словно истинный хищник, глядя прямо на нас своими ледяными глазами, в которых сверкали молнии, заставляя меня буквально покрываться инеем.

7 глава

— У Мии нет еды. Я пойду поищу что-нибудь съедобное для нее, а вы двигайтесь вперед за Ураганом.

— Хорошо.

К счастью, Туман не задавал лишних вопросов.

Он подмигнул мне и снова обратился в медведя, чтобы занять место лошадки.

Теперь дорога и правда стала гораздо лучше.

Вернее, она была просто идеальной.

Мы с Севером словно раскачивались в колыбели, отчего постоянно хотелось спать.

Именно это я усиленно делала, прижимаясь к горячему обездвиженному телу Севера, кожа которого не становилась холодной даже ночами, что были с каждым днем все морознее, словно мы двигались к Северному полюсу.

Мой сон был слишком глубоким.

Так я не спала никогда, даже будучи в родной теплой кровати в своем любимом деревянном доме. Мне часто снились сны.

Странные жуткие сны, где я пыталась убегать, но не могла сделать и шага.

Янтарь будил меня, когда в очередной раз приносил подмороженные, но очень сладкие яблоки или шишки.

Туман и Ураган тоже часто таскали остатки ягод, высыпая их в мои ладони и осматривая тревожно и так по-доброму.

— Спи, девочка, спи. Так ты меньше тратишь свою энергию. Осталось уже немного. Через пару дней мы будем у Черной горы.

Я лишь сонно улыбалась Янтарю, послушно закрывая тяжелые ресницы, и утыкалась носом в горячее плечо Севера.

Иногда я просто лежала, прислушиваясь к его дыханию, и молилась, чтобы с ним всё было в порядке.

Эти мужчины едва ли походили на монстров-убийц, о которых часто снимали кино.

Они были такие самоотверженные, сильные и дружные, что Бог был просто обязан вернуть Севера в его нормальное состояние.

Его раны уже зажили, и я даже умудрилась снять швы во время одной из остановок.

Всё чаще я замечала за собой, что не могу перестать любоваться Севером даже в его состоянии странного сна.

Он был невероятно красивым.

Мужественным.

Осторожно и украдкой я касалась кончиками пальцев его длинных черных ресниц.

Мне нравилась его колючая отросшая щетина на этих резких широких скулах, когда я гладила его по лицу, откидывая черные волосы, которые были на ощупь мягкими и совсем не похожими на шерсть медведя.

У него были чувственные губы, и я пыталась представить, как меняется его лицо, когда он улыбается.

Я еще не знала, как он улыбается.

Как говорит.

Как смотрят его яркие синие глаза.

Но с каждым днем это было интересно мне всё сильнее.

Стыдно было признаться, но я знала каждый изгиб его удивительного мощного тела.

Большого тела.

Горячего.

Во всех смыслах!

Спасаясь от ночного холода, я отодвигала его правую руку, ложась на его плечо, и прижималась к полыхающему жаром огромному телу.

Часто я просыпалась, уткнувшись в его бок или лежа на выпуклой груди, притихнув и прислушиваясь к его дыханию.

Иногда мне казалось, что его сердце стучит быстрее.

В такие секунды я упиралась ладонями по обе стороны от его тела, всматриваясь в красивое лицо, на котором по-прежнему не двигался ни единый мускул.

Взмах ресниц, отрывистое дыхание, кашель — я ждала хоть чего-нибудь.

А еще я постоянно говорила с ним.

Рассказывала, что вижу и делилась своими мыслями.

Говорила, как его братья переживали за него и кто был в дозоре, а кто находился рядом.

Возможно, всё это он чувствовал и сам.

Мне казалось страшным его состояние.

А что, если всё это время он был в сознании, но не мог двигаться?

Что, если он был сбит с толку и напуган, запертый в собственном теле, словно в каменном коконе? Иногда я рассказывала ему что-то смешное, чтобы подбодрить, каждый раз повторяя, что когда он очнется, то ему придется многое мне рассказать.

От него исходила аура силы и покоя, даже если он не шевельнулся ни разу со дня своего страшного ранения.

Его ровное дыхание и глубокий размеренный стук сердца убаюкивали меня.

Я проснулась в очередной раз, почувствовав, что наша с Севером колыбельная раскачивается слишком быстро, пытаясь понять, что происходит, когда в темноте вновь наступившей ночи надо мной с невероятной скоростью пролетали макушки хвойных деревьев, затмевающих звездный небосвод.

— Что происходит? — еле выдохнула я, чувствуя, что обессилела настолько, что едва ли способна даже приподняться на локте.

— Лежи, девочка, не двигайся!

Лишь услышав голос Янтаря, я наконец распахнула глаза, прогоняя навязчивый сон.

Все мужчины бежали рядом с телегой, окружая ее.