Серый Дол

Глава 1: Тьма и Туман

« Верь или нет - тебе решать,

Но я обязан рассказать.

Там, в чаще леса, в глубине,

Жив ё т ночной народ во тьме.

Они не люди и не звери.

Скорей запри все свои двери,

Ведь в небе лик явил Рунон,

Путь через лес укажет он.

Скрываясь в зарослях теней,

Вед ё т охоту на людей,

Ночной народ, и в эту ночь ,

Поймав, тебя утащат прочь,

В свою обитель, в сердце тьмы,

И там навеки сгинешь ты.

Я был обязан рассказать,

Верь или нет - тебе решать. »

Волхаринская народная песня

Ночь сползала с горных склонов, словно жидкость. Стекала вниз вязкой волной, по мере того, как последние лучи умирающего дня скрывались за горизонтом на западе. Укрывая заснеженные каменные уступы и пики пушистых елей, ночь спускалась в долину, а вместе с ней наползал бледный туман, а вместе с ним... в долину пришло нечто ещё. Прячущееся в тенях, скользящее едва уловимой тенью в тумане, сверкая жёлтыми глазами, для которых ночной мрак не представлял преграды, раздувая ноздри и капая слюной из пасти, в предвкушении аромата тёплой крови и неистовом желании как можно скорее впиться зубами в кусок свежего мяса, оно выбралось из тьмы басен и мифов, в которых таилось многие годы, и явило себя засыпающему краю, жители которого ещё не ведали о том, что их ждёт.

Первым это нечто почуяли не люди, а звери - жители имения Сайна Готхола. Заблеяли овцы. Поспрыгивали со своих насестов куры, и стали носиться кругами по курятнику, хлопая крыльями. Протяжно замычала единственная корова. Заржали лошади, вставая на дыбы и лупя копытами по стенам конюшни. Зашлись истошным лаем два пастушьих пса, - старик Лохмач и бойкий молодой Клыкастый, - которых на ночь запирали в вольере, рядом с хлевом.

Илия, старшая из дочерей Сайна, четырнадцати лет от роду, проснулась и тут же села на кровати, откинув пуховое одеяло, и опустив ноги на дощатый пол. Комнату, где она спала, наполнял густой мрак, но в печи, стоящей в углу, ещё слышалось потрескивание пламени, и помещение было наполнено теплом, значит огонь прогореть не успел, а следовательно, как быстро расценила Илия, ночь только началась.

Трёх её сестёр, спящих на соседних кроватях, тоже разбудил этот невероятный шум, неожиданно ворвавшийся в звенящую тишину ночи. Илия увидела их силуэты, один за другим поднимающиеся на своих пастелях.

- В чём дело? - захныкала четырёхлетняя Риза, которой тут же передался панических страх, сквозящий в мычании, ржании, лае и блеянии животных. - Почему они так кричат?!

- Тихо, тихо милая, - Илия кинулась к пастели сестрёнки, опустилась рядом с ней на колени и прижала голову девочки к груди, чувствуя, как колотится её собственное сердце, сжимаемое ужасом, основания которому она найти пока не могла.

- Где маменька...? - истерика Ризы только набирала силу. - Я хочу к ней! Я хочу к маменьке с папенькой!

- Тихо, милая... шшш... - успокаивала Илия сестру, отчётливо ощущая как паника и страх в её сознании всё растут и ширятся, и постаралась, усилием воли, преодолеть их, не дать захватить себя, ведь она была старшей, и не пристало ей сжиматься от страха на глазах сестёр. Успокаивая Ризу, она словно успокаивала и саму себя: - Тихо... ничего страшного...

- Что-то происходит в хлеву, - проговорила Зана, одинадцатилетняя девочка, самая бойкая и смелая из дочерей Сайна, прильнув к ставням, закрывающим окна. - Кажется, я видела кого-то на крыше. Может волколак забрался?

- Волколак?! - воскликнула Риза в ужасе, и тут же заголосила пуще прежнего: - Где папа?! Я хочу к папеньке!

- Ты совсем ума лишилась, дура?! - рявкнула Илия на Зану. - Что ты говоришь? - и крепче прижав к себе Ризу прошептала ей на ушко: - Тихо, тихо... Зана говорит ерунду. Волколаки здесь не водятся.

- А вот и не ерунду! - обиженно возразила Зана. - Помнишь, дядя Маллид рассказывал, как...

- Замолкни уже! - рявкнула Илия.

- Папенька с этим разберётся, - проговорила восьмилетняя Тара, вжавшись в изголовье кровати, словно стараясь оказаться как можно дальше от окон, за которыми неистовствовали животные, и теребя пальцами край своего одеяла.

- Отец ещё не возвращался домой. Он у дяди Маллида, - с некой беззаботностью и даже азартом сообщила Зана, чем вызвала гнев Илии.

«Это не игра какая-нибудь, дурочка!» - обругала она мысленно сестру, а вслух сказала Зане строго:

- Иди сюда, и успокой Ризу!

- А ты что собираешься делать?!

- Пойду к матери, что же ещё, глупая?

- Нет, Илия! - Риза вцепилась в сестру своими маленькими ручками и запротестовала, как могут протестовать только дети: - Не уходи, Илия! Не уходи, пожалуйста!

- Я скоро вернусь, - сказала Илия, ласково но при этом настойчиво вырвавшись из объятий Ризы, и уступив место опустившейся рядом Зане. - Ничего не бойся, поняла?

Она провела рукой по пухлой щёчке сестрёнки, стирая пальцем катящиеся по ней крупные слёзы, затем быстро поднялась и вышла из комнаты в длинный коридор. Здесь было значительно холоднее, Илия ощутила это в первую очередь босыми ногами, по которым пробежал сквознячёк, словно сама ночь осторожно коснулась её щиколоток. А так же здесь царила абсолютная темнота, но Илия, прожившая в этом доме большую часть своей жизни, не нуждалась в освещении.

Касаясь рукой стены, она прошла направо ровно три шага и, подняв ногу, с безошибочной точностью опустила её на первую ступень лестницы, ведущей на второй этаж. Илия стала быстро подниматься, но прежде чем встала на последнюю ступеньку, дверь впереди открылась, и ночной мрак рассеял свет свечи, от дрожащего пламени которой по стенам забегали тени.

- Матушка! - воскликнула Илия.

В дверях своей комнаты появился силуэт женщины с распущенными волосами, одной рукой сжимающей свечу, а другой держащейся за округлый живот, в котором вынашивала - как надеялся отец Илии, и сама девочка в тайне тоже, - её братика. «Хватит с меня сестёр» - говорила про себя Илия, когда размышляла об этом, глядя на растущей живот матери.

- Что за шум? Что происходит? - заговорила женщина с тревогой.

- Я не знаю, матушка. Похоже, что в хлев кто-то забрался.

- Волки? Лисы?

- Может быть, - ответила Илия, почти уверенная в том, что это не волки и не лисы. Первые наведывались к их домам крайне редко, разве что в разгар лютой зимы, когда ошалевшие от голода зверя становятся смелее. Ещё когда Илия была младше Ризы, и они только поселились в Сером Доле, отец, со своими боевыми товарищами, живущими поблизости, приложил немало усилий, чтобы пояснить серым хищникам, что соваться к одиноко стоящим людским жилищам себе дороже. С лисами оказалось сложнее. Рыжехвостые воришки кур были настырнее, и нет-нет, да и заглядывали в гости к пернатым, но тех спасали собаки. Специально натасканные на защиту скота псы нередко оставляли лисицу без хвоста, а то и вовсе не позволяли уйти живьём. Но отродясь Илия не слышала, чтобы появление волка или лисицы приводило зверей в такое неистовство.

- Сайн ещё не вернулся, - сокрушенно сказала супруга хозяина, который именно этой злосчастной ночью оказался далеко от дома, в обществе своих бывших сослуживцев, а теперь соседей, травящих байки об ушедших деньках и распивающих сваренное Маллидом пиво.

- Что же нам делать?

Женщина в дверях несколько секунд колебалась, затем сказала:

- Возьми лук, и лампу внизу. Нужно проверить животных.

- Поняла тебя, - Илия кивнула, гордая тем, что матушка доверила ей выйти из дома ночью, с оружием в руках, и проверить, что за зверь забрался в хлев. Пусть она с малых лет училась обращаться с луком и охотничьим ножом, все же мать всегда говорила ей, что владение оружием - это дело не женское. Но вот, теперь, именно ей, Илии, придётся заняться этим мужским делом. И все же чувство гордости портил горьковатый приступ страха от того, что может поджидать её в хлеву.

- Илия! - окликнула её мать, когда та уже начала спускаться по ступеням вниз. Девочка застыла и обернулась.

- Будь очень осторожна, доченька моя! Поймёшь, что хищник тебя заметил, сразу беги в дом. Ты поняла?

- Поняла, матушка, - Илия отвернулась от застывшего в дверях, чёрного силуэта матери, и зашлёпала босыми ступнями по ступеньками, спускаясь в темноту.

***

- Ну и ночка, - пробурчал Маллид, почесав густую чёрную бороду.

Стоя спиной к двери своего дома, в двух шагах от ступеней крыльца, плечистый, низкорослый мужчина, с зачёсанными назад и убранными в хвост чёрными волосами и лицом раскрасневшимся от выпитого пива, взирал на обступивший его владения туман, сжимая в правой руке кружку с хмельным напитком, а левую, изуродованную старыми шрамами от ожогов, уходящими под рукав серой рубахи, опустив, по военной привычке, на пояс, где уже очень давно не висело меча. Свой меч, вот уже двенадцать лет как, он променял на плуг, лопату, и прочие инструменты земледельца, но не воина, однако разве можно так легко искоренить солдатские привычки из того, кто отдал войне половину своей жизни?

Видимость была, разве что на два-три шага вперёд, и то благодаря серебристому свету Рунона, половинка мутно-жёлтого диска которого висела в чёрных небесах. Но Маллид не столько всматривался в эту ночь, сколько вслушивался в неё. Покинув тёплый дом и весёлую компанию друзей лишь за тем чтобы справить нужду на свежем воздухе, он стоял, вот уже минут семь-восемь, лицом к ночному туману, не взирая на обволакивающий его холод, и слушал. В стрекате сверчков, наполняющем окружающую его тьму незримой жизнью, Маллиду показалось, что он различил собачий лай и ржание лошадей, доносящиеся откуда-то издалека. В тумане было сложно определить расстояние и направление, звуки зависали в нём, словно в вате. Может это лаяли псы в имении Ханриса, а вполне возможно, что и у Сайна. А может быть ему только почудилось?

Но только Маллиду стало казаться, что он снова различил этот глухой лай, ухватился за него, словно за нить, и вот-вот сможет понять, проделки ли это призраков, или звук существует в реальном мире, как позади, скрипнув петлями, отворилась дверь, выпустив в ночной мрак громкие голоса и весёлый смех подвыпивших мужчин, запах хмеля, тушёного мяса со специями и табака, а так же свет и тепло домашнего очага, которые тут же растворились в темноте этой промозглой ночи. Тонкая нить порвалась, и Маллид выругался себе под нос, досадуя, что все его усилия оказались тщетны. В прямоугольнике света, упавшем на влажную землю у его ног, появилась долговязая тень.

- Отец! - окликнул Маллида длинноволосый юноша, в чертах лица которого отчётливо читалось родство со стареющим воином, вот только ростом семнадцатилетний Драйган перегнал своего родителя почти на голову. - Ты что тут делаешь?

- Проветриться вышел, - проворчал Маллид, не оборачиваясь, и снова пригубил пива.

- Пойдём скорее в дом. Ночь вон какая холодная. Простудишься.

- Не учи меня, малой, как я должен свой досуг проводить, понял? Маловат ещё, чтобы батьке указывать, щенок. Не одну такую ночь я провёл на голой земле да камнях, и даже ни разу не кашлянул.

- Так когда же это было, отец? - осторожно, и как можно более миролюбиво, словно бы даже в шутку, проговорил Драйган. - Годы твои уже не те...

- Прикуси язык, шкет недоношенный! - рыкнул Маллид. - Лучше заткнись, и послушай.

Маллид поднял вверх толстый указательный палец, призывая сына прислушаться. Драйган нахмурил густые брови и, повертев головой по сторонам, спросил:

- Что я должен услышать?

- Ничего не услышишь, пока сам трещишь как девица, - хмыкнул Маллид, снова возвращая руку на пояс. Он так же не услышал ничего, звук пропал, но вину за это он возложил на сына: - Был бы такой солдат как ты с нами, при шестнадцатидневном рейде через Ведьмин Лес, в тридцать втором... - воин скривил губы, наморщил нос и сплюнул, словно вновь ощутил зловоние того леса. Алкоголь всегда будил в нем воспоминания о воинских годах, и чем больше он выпивал, тем яснее и реальнее они становились, а сегодня Маллид выпил не мало. - Шестнадцать дней абсолютной тишины, можешь себе представить?

- Да, отец, ты много раз рассказывал мне об этом походе.

Но Маллид уже не слушал сына, и продолжал, словно бы говоря сам с собой:

- Шестнадцать дней ожидания, что из кустов вот-вот выпрыгнет отряд Ситских культистов, а они ох как изобретательны по части ловушек и засад. Мы пробирались в абсолютно тишине, буквально ползли на брюхе, вслушиваясь в каждый шорох и всматриваясь в каждую тень. Даже пёрнуть страшно, не то что слово сказать. Не все это выдерживали. Так велико было напряжение, что некоторые сами сводили счёты с жизнью, лишь бы не попасть в руки проклятых Ситов. Но был бы под моим командованием такой балабол как ты, я бы самолично придушил его ночью. Исключительно из общего блага.

Маллид тяжело вздохнул, словно нёс на плечах непосильный груз, и вопрошал богов: «За что мне всё это?».

- Тебя все ждут, - всё так же смиренно и примирительно сказал Драйган, пропустив мимо ушей оскорбления отца, к которым уже давно привык. Не было, кажется, в его жизни дня, когда отец был бы им доволен. - Сайн рассказывает смешную историю...

- Про шлюху и осла? - перебил сына Маллид и его губы скривились в ухмылке. - Он постоянно её рассказывает, нет мочи слушать уже.

«Но шутка, всё же, смешная!» - подумал он. - «По крайней мере была таковой первую сотню раз!».

- Мы открываем ещё один бочонок пива, - попробовал Драйган привести новый довод в надежде вернуть отца в дом.

Маллид глянул в свою кружку, на дне которой плескалась чернота, словно сама ночь забралась туда.

- Вот это дело! - наконец сказал он и залпом допил горькое пиво. Смачно рыгнул, утёр тыльной стороной ладони губы, и в последний раз взглянул в темноту ночи, из которой исходила некая, неясная ему опасность. Этот лай и ржание настораживали бывалого вояку, но, в конечном счёте, поразмыслив, он пришёл к выводу, что даже если они ему и не почудились, то нет в этих звуках ничего угрожающего. Может быть какой-то осмелевший молодой лис решил подобраться к курятнику. А может и одинокий волк спустился с гор в поисках пищи. Зима была необычайно холодной, так что лесные хищники могли перешагнуть через страх и снова наведаться в долину. Если завтра кто-то из них обнаружит следы возле своего дома, то они снова соберутся, как в былые времена, вместе, и под предводительством Ханриса, поднаторевшего в охоте за прошедшие годы мирной жизни в этой глуши, отправятся выслеживать наглого пушистого засранца. Сегодня же беспокоится об этом не было смысла, едва ли какой зверь сумеет проникнуть в чей-то хлев или дом, а значит и нет нужды портить тревогами этот замечательный вечер воспоминаний о былых воинских деньках, которые Маллид с друзьями устраивали у него в имении только раз в гексал, то есть всего шесть раз в году, а следовательно в десятки раз реже, чем ему бы того хотелось.

Маллид обернулся наконец к сыну, смиренно ждущему родителя на крыльце.

- Иду, иду, не стой столбом, олух чертов! - проворчал он, замахав руками. - Я тебе не баран, чтоб пасти меня. А ну ка вали с дороги, пока мой сапог не поздоровался с твоим задом!

***

Рёв животных становился все громче и неистовее, словно они все разом обезумели. Было слышно, как псы, захлёбываясь лаем, бросаются на доски своего вольера. Одна из лошадей, судя по звукам, сумела выбраться из стойла, и теперь носилась взад вперёд по конюшне. Весь этот гомон наполнял сердце Илии страхом, но особенно жутким ей показался неожиданный утробный хрип, на который сорвалось мычание коровы, сразу перед тем как совсем утихнуть. Прозвучало в этом звуке что-то, от чего в груди Илии словно застрял ледяном ком, и тут же исчезла всяческая уверенность в том, что она должна выходить за порог своего дома.

«Но если не я, то кто же?!» - убеждала себя девочка. - «Папы нет. Мама носит ребёночка. Я старшая, это моя обязанность!».

И пусть от липкого страха у неё дрожали руки и крутило живот, она все равно выполняла наказ матери. Запалив свечу в лампе, Илия быстро достала из охотничьего сундука отца укорочённый лук, который Сайн смастерил специально для дочерей, и наскоро запихала в колчан пяток стрел. Затем, подумав секунду, прихватила с собой и тяжёлый охотничий нож, в кожаных ножнах. Подбежав на цыпочках к двери, девочка сунула ноги в меховые сапожки, быстро накинула серое пальтишко и, запахнув его так плотно, что только в самом низу выглядывал подол её белой ночной юбки, повязала пояском, за который заткнула нож. Перекинув через плечо колчан со стрелами, Илия взялась за ручку двери, собираясь уже было выйти в ночь, как вдруг услышала оклик:

- Илия! Куда это ты собралась?! - в дверном проёме, ведущем вглубь дома, девочка различила силуэт Заны.

- Шшш... Тихо ты, дура... - зашипела на неё Илия. - Иди к сёстрам.

- Ты куда? - настаивала Зана, тоже опустив голос до громкого шёпота, и подходя ближе.

- Сама не видишь? - огрызнулась Илия. - Нужно проверить, что со скотом. Возвращайся к сёстрам и жди меня.

- Ну уж нет. Я пойду с тобой, - и не дожидаясь ответа, Зана стала обувать свои сапожки.

- Нет! - возразила Илия. - Это опасно. Никуда ты не пойдёшь.

- Ты не мама. Ты не можешь мне запретить.

- Я старшая.

- И что с того?

- А то, что если не будешь меня слушаться, папа, когда вернётся, выпорет тебя.

- Ничего не выпорет. - Зана уже одела второй сапожек, и выпрямилась. - И, вообще-то, это я заметила волколака на крыше хлева.

- Нет там никакого волколака! - Голос Илии едва не сорвался на крик, то ли от страха, то ли от злости на сестру, то ли и от того и от другого вкупе.

- Я стреляю из лука лучше чем ты, и ты это знаешь, Илия, - спокойно проговорила Зана. В свете лампы её голубые глаза блестели решительность, перед которой Илия вынужденна была отступить. Тем более что Зана действительно стреляла из лука почти так же хорошо, как отец. А ещё, на сердце Илии, хоть она и никогда бы в этом не призналась, стало легче от осознания того факта, что ей не придётся одной идти к хлеву.

- Хорошо, держи лук, - Илия отдала оружие и колчан со стрелами сестре, которая, тоже успев накинуть пальтишко, быстро вооружилась.

- Ты пойдёшь за мной следом, ясно? Сзади. В нескольких шагах. Поняла?!

- Поняла, поняла, - активно закивала Зана, явно только для того, чтобы сестра поскорее отстала, и прекратила ей командовать.

Илия выдохнула, в очередной раз пытаясь приструнить свой ужас перед тем, что поджидает их в ночи, и распахнула дверь. Холодный воздух, вместе с белыми пальцами тумана, тут же проник в дом, превратив его, в представлении девочки, из надёжного убежища, в обиталище теней и страхов. Перед сёстрами легла дорога, над которой висела молочно-белая пелена. Там, где-то далеко впереди, угадывались очертания двух длинных зданий: конюшни, из-за которой торчала остроконечная верхушка растущей рядом ели - слева, хлева, примыкающего задней стенкой к курятнику - справа. Небольшая территория вокруг курятника была огорожена высоким дощатым забором, за которым неистовствовали псы, и Илия даже отсюда, из дома видела, как качаются доски под их натиском.

- Ну что, испугалась? - пихнула Зана в бок сестру и заулыбалась.

- Заткнись ты! - Илия оттолкнула Зану, едва подавив желание ударить её.

- Хочешь, я первая пойду? - спросила та, продолжая улыбаться.

«Неужели тебе совсем не страшно?» - дивилась Илия улыбке Заны.

- Нет, ты пойдёшь сзади, как я сказала. И никаких дурацких выходок, поняла?

Илия поправила нож на поясе, сошла с крыльца и, вытянув перед собой руку с лампой, направилась к хлеву. Зана двинулась следом, сжимая в руках лук, в который уже вложила стрелу.

Холод тут же окутал их, и словно стал ощупывать, в поисках места в одежде, через которое он сможет пробраться к живой и тёплой плоти. Очень быстро он забрался Илии под платье, и стал подниматься вверх, подобно отвратительному похотливому развратнику. Кожа девочки покрылась мелкими пупырышками и застучали зубы, хотя последнее могло быть следствием как холода, так и страха. В любом случае, ей стоило бы пойти быстрее, чтобы разогнать кровь, и позволить телу дать отпор холоду, но осознавая это умом, Илия все равно не могла заставить себя ускорить шаг. Все что она могла, это противится влиянию страха, который требовал от неё двигаться ещё медленнее и осторожнее, подобно маленькому зверьку, оказавшемуся в лесу полном хищников. Ведь даже в гомоне животных и истошном лае собак, Илии казалось, что они с сестрой слишком громко ступают по влажной грязи, и каждый, абсолютно все живые существа в округе, имеющие уши, знают об их приближении к хлеву.

Отойдя от дома шагов на десять, Илия обернулась. Их двухэтажный сруб показался ей под покровом ночи высохшей головой погибшего гиганта, абсолютно лишённой жизни, и только наверху, в окне матери, она заметила свет свечи, едва пробивающийся сквозь приоткрытую ставню. Мать следила за дочерьми. Илия вдруг ощутила укол стыда, от того, что взяла с собой Зану.

«Что скажет матушка, увидев, что я подвергаю младшую сестру опасности? Трусиха! Вот что она скажет. Что ты, Илия, трусиха!».

Возможно так же, в представлении Илии, подумают о ней и сёстры, которые, вполне вероятно, тоже следят за ними сквозь щели в ставнях. Но все эти переживания становились всё менее значительными и реальными, по мере того, как девочки приближались к своей цели. Оставленный ими дом терялся в тумане, словно растворяясь в нем, а здание хлева и конюшни наоборот, приобретали чёткость, и вместе с тем всё более оформленными становились страхи Илии перед тем, что ждёт их впереди.

Здесь рёв животных становился оглушительно громким, заполняя собой всю пустоту ночи, обволакивая Илию и накрывая с головой волной того первобытного ужаса, который - теперь уже в этом не было никаких сомнений, - испытывали эти бедные создания, запертые в четырёх стенах с каким-то чудищем.

«Нет там никаких чудовищ! И никаких волколаков!» - убеждала себя девочка, облизывая пересохшие губы и чувствуя как ноги наливаются свинцом, как дрожат колени, и как сложно ей делать каждый следующий шаг. Лишь в лице Заны, на котором не отпечаталось ни тени страха, а только безумный охотничий азарт, Илия находила успокоение для себя и даже частичку храбрости, которая, не будь рядом сестры, давно покинула бы старшую, без сомнения ответственную, но далеко не самую смелую из дочерей Сайна Готхола.

И вот, наконец, спустя бесконечность пути через ночь и туман, через ужас и панику, сёстры добрались до дверей хлева.

- Ну давай, открывай, - близким к требовательному тоном сказала Зана.

- Замолчи! - огрызнулась на неё Илия, куда громче, чем хотела бы.

В привычном девочкам запахе звериного пота, помёта и сена, исходящем от хлева, теперь присутствовало что-то ещё. Похожий запах Илия чувствовала, когда посещала с отцом имение Маллида. Он исходил от освежёванных тушек кроликов, которые они покупали у сварливого товарища отца. Такой же запах исходил и от тушь дичи, которую иногда приносил с охоты отец, но чаще другой его друг и сосед - Ханрис. Это запах крови. Запах смерти...

Поставив лампу на землю, Илия опустилась на корточки, и заглянула в щель между двумя массивными створками. В хлеву было темно, и все же свет Рунона, сияющего прямо над зданием, пробивался внутрь, через отверстие в крыше. Прежде не было там никаких окон или дыр, но Илия даже не подумала об этом, полностью поглощённая происходящим внутри. А в хлеву что-то действительно происходило. Теперь, приблизившись вплотную к этому зданию, она смогла различить, сквозь блеяние перепуганных овец, другие, куда более пугающие звуки. То было некое влажное чавканье, а так же хриплое рычание, которое напомнило ей о том, как с неистовой жадностью раздирают псы кусок брошенного им мяса. Затем раздался ещё один звук, громкий, от которого Илия вздрогнула всем телом, и ощутила как по спене побежали струйки холодного пота. То был хруст переламываемой кости.

Её глаза, постепенно привыкшие к полумраку, различили сначала белые призрачные тени овец, сгрудившихся в дальнем углу хлева, вжавшиеся друг к другу, не переставая неистово блеять. Затем она увидел корову, которая лежала почти в центре хлева. Что-то с ней было не так. Каким-то неестественный образом двигалось её тело. Оно подёргивалось и колыхалось, словно его кто-то пинал. А ещё, сверху, на животе коровы Илия различила некий странный тёмный нарост. И только когда этот нарост зашевелился, он с ужасом осознала, что это рука. Покрытая не то шерстью, не то белыми волосами на тыльной стороне ладони рука, с чрезвычайно, неестественной длинными чёрными пальцами, ногти на конце которых... или это были когти?... впивались в плоть животного, как теперь стало для Илии очевидным, мёртвого. И пожираемого, прямо сейчас, на её глазах, обладателем этой страшной руки.

Илия громко вскрикнула и отшатнулась от дверей хлева, когда потерявшая в своём ожидании всяческое терпение, которым, к слову, никогда и не славилась, Зана положила руку ей на плечо. Илия не устояла на ватных, полусогнутых ногах, и рухнула на задницу, а затем принялась осыпать Зану самыми грязными проклятьями, которые только слышала от отца и его друзей.

- Дура набитая! Дерьмо собачье! Куриные потроха вместо мозгов! - вопила на опешившую сестру Илия, сердце которой едва не выпрыгивало из груди. Но тут гнев её резко уступил место ужасу, когда она осознала, как сильно нашумела. Илия моментально умолкла, и перед её взором вновь встала картина увиденного в хлеву: колыхающаяся в полумраке туша коровы и лежащая на ней, уродливая лапа, которая не могла принадлежать ни зверю, ни человеку.

«Надо бежать!» - кричал её внутренний голос. - «Скорее бежать в дом! Запереть двери и ждать отца! Он уже скоро вернётся и во всём разберётся!»

Но прежде чем она успела что-либо сделать, нечто навалилось на створки дверей хлева. Они чуть подались вперёд, раскрываясь, но скоро с грохотом остановились, сдерживаемые тяжёлым засовом. В тёмном проёме, образовавшемся между ними, Илия увидела два жёлтых глаза. Только они, будто светящиеся изнутри, как глазницы вырезаемых ей и сёстрами фонариков из тыкв, взирали на девочку, словно глаза самой ночи, взор тьмы, сгустившейся по ту сторону дверей. Илия уставилась в них, и вдруг потеряла себя. Ощущение собственного тела пропало, как и возможность кричать, или плакать. Она не могла ничего, кроме как смотреть в эти глаза. И пусть они были преисполненный злобы, от которой кровь стыла в жилах, а так же хищного желания убить, которое обращает всех, рискующих стать добычей в бегство, Илия не могла отвести взгляда. По её щекам лились слезы, грудь сотрясали рыдания, но она не могла не смотреть в эти жёлтые глаза. Только они остались в мире, заполнили собой всю вселенную. Пропала и ночь, и туман, и туша коровы, и псы, и овцы, и Зана, и сестры с матушкой, что остались в доме. Даже звуки сделались далёкими и нереальными. В сознании Илии остались только эти глаза и бесконечный голод, поселившийся в них.

А потом, вдруг, один глаз погас. За ним, через мгновение исчез второй, и раздался звериные рёв, вместе с которым реальность навалилась на Илию, придавливая к мокрой грязи, в которую она упала, завалившись на спину.

Илия увидела над головой тёмное небо, в котором едва-едва проглядывались пара ярких звёздочек и ей тут же стало легче и свободнее дышаться, словно она всплыла со дна зловонного, вязкого болота, и наконец смогла вдохнуть полной грудью.

Вдруг небе затмило лицо склонившейся над сестрой Заны, теперь уже не такое решительное и смелое: в глазах сестры читался испуг, волнение, но вместе с тем и воинственность.

- Вставай, Илия! Вставай скорее! - закричала сестра, и схватив её за рукав пальто, потянула вверх.

Сама не понимая как, Илия оказалась на ногах, и тут снова раздался этот рёв, от которого волосы на голове у неё зашевелились. Двери хлева зашатались под натиском существа, рвущегося наружу.

- Я выстрелила в него! - кричала Зана, утягивая Илию за собой прочь от хлева. - Выстрелила и попала в глаз! Точно попала! Но ему ни по чём!

Илия, для которой все происходящее стало каким-то кошмарным сновидением, от коего она никак не могла проснуться, снова уставилась на двери. Между створок, из той тьмы, что совсем недавно взирала на неё своими жёлтыми глазами, вдруг появилась рука. Та самая, ужасающая лапа, покрытая белой шерстью, с длинными чёрными пальцами, и измазанными в крови когтями. Эта рука нашарила засов и стала поднимать его.

Илия вспомнила о ноже на поясе и, не отрывая глаз от дверей, опустила руку. Но одеревеневшие от страха и холода пальцы не смогли сразу сомкнуться на рукоятке, лишь пошевелили её. Тяжёлый нож проскользнул под поясом пальто и беззвучно упал на землю. Из горла Илии вырвался сдавленный стон.

Нечто в хлеву продолжало тянуть засов вверх. Ещё чуть-чуть и оно снимет доску, преграждающею ему путь к перепуганным девочкам.

Поняв, что добежать до дома они не успеют, Зана резко остановилась, - они отошли от дверей уже шагов на семь-восемь, - отпустила сестру, и вложив в лук новую стрелу, подняла его и натянула тетиву, целясь. Буквально за мгновение до того, как лапа монстра сбросила засов, Зана выстрелила, и сорвавшаяся с лука стрела, вонзилась точно в лапу чудовища, пробив её насквозь, и пригвоздив к засову.

Существо взвыло так истошно и жутко, что ноги Илии подкосились, и она осела на землю, но тут же, понимая, что не может себе позволить поддаться панике, поднялась снова.

- Бежим в дом! - закричала Зана, снова схватив её за локоть.

Но как только сёстры развернулись к дому и бросились бежать, Илия поняла, что если чудовище вырвется из хлева, оно, рано или поздно проникнет в их дом, и тогда убьёт и её, и Зану, и сестёр, и матушку с не родившимся ребёнком внутри. Это осознание предало ей сил, и Илия остановилась. Высвободившись из хватки сестры, она взглянула в сторону конюшни.

«Отец!» - появилась мысль в её голове. - «Только отец сможет помочь! И лучше, если он будет не один!».

- Что ты делаешь?! - завопила Зана. - Бежим скорее в дом!

- Надо предупредить отца! - сказала Илия твердо. - Я поеду за ним! А ты беги к матери и сёстрам! Будьте вместе! Заприте все двери и ставни! Я приведу помощь!

Зана лишь утвердительно кивнула в ответ, и бросилась в сторону дома, а Илия кинулась к дверям конюшни. Она не смотрела по сторонам, не позволяла себе ни вслушиваться в происходящее, ни оглядываться назад. Успела ли Зана добежать до дома? Выбрался ли желтоглазый демон из хлева? Узнай она ответ на любой из этих вопросов, и, может статься, что Илия уже не сможет бежать дальше, что неожиданный прилив смелости покинет её. Так что девочка дала себе одну единственную установку: добраться до лошадей, затем найти скорее отца и привести его сюда. Все остальное было не важно.

Илия сняла с дверей конюшни тяжёлый засов, и отворив правую створку, едва успела отпрыгнуть в сторону, когда молодой жеребец по кличке Тихоня, до этого бешено носящийся по конюшне, наконец увидел путь к свободе и ринулся прочь, готовый затоптать любое существо, оказавшееся у него на пути. Он вылетел в ночь, подобно живому вихрю из вороной гривы волос, сочащейся потом плоти и страха перед неотвратимо надвигающейся смертью, и унёсся в туман.

Илия забежала внутрь, и кинулась к сёдлам. Затем поняла, что времени на это нет, и помчалась к стойлам. В конюшне осталось ещё четыре кобылы, и все они, как и Тихоня, были в ужасе, готовые ринуться в ночь.

«Я не смогу сладить ни с одной из них!» - в панике подумала Илия.

В обычное время девочка гордилась тем, как умело держится на лошади, не менее чем Зана гордилась своим умением стрелять, а юная Тара своими, только начинающими проявляться, талантами к вышиванию. Но то в обычно жизни. Справиться же с перепуганной лошадью сможет далеко не каждый умелый всадник. И всё же, что ещё ей оставалось?

Илия выбрала свою любимую кобылу, рыжую, в белых яблоках, по кличке Тайна. С ней у девочки всегда были самые лучшие отношения, и вместе они провели не мало длительных поездок по долине.

- Тихо... тихо родная... - заговорила Илия, приблизившись к стойлу, где стояла Тайна, и чувствуя, как предательски дрожит её голос, словно она вот-вот должна была разрыдаться, что, в общем-то было не так далеко от истины. - Спокойно, милая... спокойно... Это всего лишь я... Ты же меня знаешь.

Кобыла вроде бы действительно узнала её и стала чуть спокойнее. Перестала так неистово мотать головой, и выстукивать копытами об пол.

- Вот так... Умница моя... Вот так... Это я, твоя лучшая подруга. Сейчас мы пойдём кататься, и только... - Илия осторожно отодвинула задвижку на двери, в стойло Тайны, и начала медленно отворять её. Но тут, прямо у дверей конюшни, за спиной Илии, раздался истошный вопль: не то крик обезумившего человека, не то рык взбесившегося животного.

Кобыла заржала, встала на дыбы, и ринулась вперёд. Что оставалось Илии? Отпрыгнуть в сторону, и позволить ещё одной лошади умчаться в ночной туман? Может многие поступили бы так, но старшая дочь Сайна, пусть и не самая смелая, обхватила Тайну за шею, и вцепилась в её рыжую гриву так крепко, словно то был единственный шанс на спасение.

Лошадь потащила Илию к открытой двери. Девочка начала перебирать ногами по боку Тайны, и подтягиваться на её гриве, стараясь забраться кобыле на спину. Возможно, в любой другой ситуации, ей бы ни за что не удалось совершить подобное, но сейчас, подгоняемая страхом за собственную жизнь, а так же жизнь сестёр и матушки, Илия сумела подтянуться достаточно высоко, чтобы закинуть ногу на спину Тайны, и через пару секунд уже оседлала её. Вот только кобыла была все так же неуправляема, она неслась в туманную мглу, не разбирая дороги, и чтобы не слететь с неё, Илия прильнула к животному всем телом, вцепилась пальцами в её шею и зарылась лицом в гриву.

Дом, хлев, конюшня, сёстры и матушка, а так же желтоглазый монстр, стремительно исчезали в ночи, и скоро Илию окружала лишь кромешная темнота.

***

Добежав до дома и распахнув дверь, Зана обернулась, и увидела движение на крыше хлева. Нечто белесое шевельнулось там, а затем поднялось в полный рост. Нет, это был никакой не волколак - теперь Зана точно это поняла. Во всех, так горячо любимых ею волхаринских сказках про волколаков, якобы обитающих где-то в чащах северных лесов, говорилось, что они как волки, только больше и свирепее. А волки ходят на четырёх лапах. Это же создание встало на две, как человек. В свете Рунона Зана точно разглядела его силуэт: неестественно выгнутые ноги, необычайно длинные руки, громадные кисти на которых свисали на уровне коленей, и вытянутая голова, которую венчали не то острые уши, не то рога. Большего она разглядеть не смогла, только один силуэт, но и его хватило, чтобы девочка замерла от ужаса.

Во мраке сверкнул жёлтый глаз, и существо, сделав три громадных шага по крыше, сгорбилось и ловко спрыгнуло вниз. Зана постаралась не потерять его из виду. Бледный, полупризрачный силуэт направился в сторону конюшни, из которой за пару секунд до того вырвалась и умчалась в ночь чёрный жеребец.

«Илия!» - у Заны перехватило дыхание. - «Оно идёт за Илией!».

Зана быстро вынула стрелу из колчана, не спуская с монстра глаз, вскинул лук, натянула тетиву и выстрелила.

Промах...

«Слишком поспешила!» - отругала она себя голосом Ханриса, своего учителя по стрельбе из лука.

В такой темноте и тумане попасть в движущуюся цель было совсем не простой задачей, но Зана точно знала, что ей это под силу, и не мешкая вынула из колчана вторую стрелу.

Своими гигантскими шагами неведомое существо преодолело уже больше половины пути до конюшни.

Стиснув зубы, Зана снова вложила в лук стрелу, снова прицелилась, выстрелила, и опять стрела умчалась в ночь, не задев едва видимый во мраке, стремительно приближающийся к конюшне силуэт.

Зана закричала от гнева и злости на себя, этого монстра, эту чёртову ночь и туман. На глаза навернулись слёзы.

«Илия! Сестрёнка!» - сердце девочки сжалось от страха перед тем, что эта желтоглазая тварь может сделать с Илией. - «Я не позволю! Нет! Нет! Нет!»

Она вложила ещё одну стрелу, быстро смахнула с глаз слёзы и опять прицелилась. Приблизившись к дверям конюшни, тварь замедлилась, и это дало Зане шанс, которым девочка мастерски воспользовалась, чем, без сомнения, очень порадовала бы своего учителя.

Вдох... выдох... выстрел...

Стрела достигла цели. Зана не могла разглядеть, куда именно она попала, но поняла, что не промахнулась, по тому как взвыло чудовище. Полный ненависти глаз, - единственный, потому как правого Зана уже его лишила, - уставился на неё. Сквозь тьму и туман тварь безошибочно разглядела маленькую девочку, причинившую ей так много боли.

Тут же из конюшни вырвалась рыжая кобыла, и за пару мгновений, пока она не скрылась во мгле, Зана успела разглядеть оседлавшую её Илию.

«Молодец сестрёнка! Тебе удалось!»

Тем временем тварь ринулась на Зану. С лёгкостью перемахнув через стоящую на его пути телегу, она припала к земле, перебирая теперь всеми четырьмя конечностями. Передние лапы с гигантскими когтями во время бега буквально взрывали грязь, комья которой улетали в темноту.

Зане следовало бы скрыться в доме, захлопнуть дверь прямо сейчас, и спрятаться внутри, с сёстрами и матерью, но, воодушевлённая своим успехом, и тем что Илии удалось уйти из лап чудовища, воинственная девочка решила одарить нахального монстра, напоследок ещё одной стрелой. Она потянула руку за спину, и тут же ужас обуял её, когда Зана поняла, что стрел в колчане больше нет. Илия взяла с собой всего пять стрела.

«Вот ведь дурочка!» - только и подумала Зана, неотрывно наблюдая за тем, как надвигается на неё чудовище.

Шаг назад. Ей нужно было сделать только один шаг назад, и закрыть дверь. Но скованная ужасом от того, что она осталась безоружной, Зана замерла, как замирает кролик, глядя на удава, и лишь безвольно ждала когда хищник накинется на неё.

Пять шагов... четыре... три... два...

Зана закричала, и выпустив из пальцев лук, закрыла лицо руками.

Тварь врезалась в неё плечом, сбила с ног, и Зана повалилась спиной на пол. Тут же она ощутила зловонное дыхание смерти, и горячие влажные пальцы сомкнулись на её оголившейся икре. Монстр потянул Зану к себе, и стащил по ступеням крыльца в грязь. Ударившись макушкой о землю Зана сильно прикусила язык. Рот наполнился солёной кровью, но резкая боль предала ей сил и девочка стала отбиваться от монстра, что было мочи пиная его свободной ногой. Раздался рык. Тварь размахнулась левой рукой, не выпуская из правой ногу девочки, и ударила Зану. Четыре острых когтя порвали пальтишко, ночную рубашку и плоть, от правого плеча Заны, до середины груди. Девочка истошно закричала.

Вместе с тем раздался ещё один звук: треск повалившегося дощатого забора, и два пса, очутившихся на свободе, ринулись в бой на незваного, жуткого гостя. Тварь только и успела, что выпустить ногу Заны и обернуться, как молодой бело-черный пес - Клыкастый, - прыгнул на неё и впился в руку. Второй, уже не способный на такие бойкие атаки чёрный пёс - Лохмачь, - подоспел на пару секунд позже, и впился в ногу чудовищу. Все вместе они повалились на землю, и покатились, став единый комом шерсти, клыков, когтей, слюны и крови. Завязался бой не на жизнь а на смерть. Собаки скулили и рычали, существо хрипело и выло.

Зана перевернулась на живот и, превозмогая жгучую боль в плече, поползла на четвереньках к дому. Оно чувствовала как тёплая кровь струиться из ран, пропитывает её ночнушку, которая стала липнуть к телу, и пальто, тяжелеющее с каждой секундой. В ушах звучал шум боя за спиной, а внутренний голос в её голове выкрикивал простые мысли:

«Я не умру! Я не умру! Я не хочу умирать! Маменька! Папенька! Илия! Кто-нибудь, пожалуйста...! Я не умру!»

Забравшись в дом, она схватилась за дверную ручку, потянув её на себя, и падая на пол успела заметить только, перед тем как закрылась дверь, с какой невероятной яростью псы Клыкастый и Лохмач, снова и снова атакуют чудовище, не давая ему подняться с земли.

Дверь закрылась, всё поглотила темнота.

«Нужно задвинуть засов!» - неожиданно ясно поняла Зана. Подняться на ноги сил уже не было, но запереть дверь она могла и с пола. И Зана, опёршись на левую руку, правой потянулась во тьму, пытаясь нащупать пальцами задвижку. Кровь струилась по животу и по бёдрам, собираясь лужей на дощатом полу, голова кружилась всё сильнее, к горлу подступил ком тошноты, но девочка упрямо продолжала шарить по двери, пока её пальчики не сомкнулись на стальном рычажке. Она потянула его в сторону, запирая дверь, и вместе с тем мир вокруг Заны закружился, пол ушёл из под неё, словно кто-то разом перевернул весь дом, а может и весь мир с ног на голову. Вихрь тьмы охватил Зану, унося её сознание в забытье.

***

Тайна мчалась через ночь и туман, не разбирая дороги. Вначале Илию волновало только, как бы удержаться на несущейся во весь опор лошади, но когда страх перед тем, чтобы слететь с коня прошёл, она начала думать и рассчитывать. Тайна умчалась из конюшни по прямой, следовательно она несла Илию на запад, к горам. Имение Маллида же располагалась на юге, значит ей нужно было во что бы то ни стало изменить направление лошади.

Продолжая левой рукой держаться за гриву Тайны, Илия подобралась чуть ближе к голове лошади, и принялась гладить её по шее, приговаривая на ухо:

- Спокойно, милая... Спокойно... Все закончилось... Теперь здесь только ты и я.... Успокойся, прошу тебя.... Шшш...

Не сразу, но это сработало. Не зря Тайну считали самой умной и покладистой из лошадей Сайна. Илии удалось наконец урезонить перепуганную кобылу, и когда та, фырча и хрипя, почти остановилась, девочка аккуратно заставила её повернуться в нужную сторону.

Затем Илия огляделась по сторонам. Справа и правда угадывались силуэты гор. Рунон, что прежде висел впереди, теперь остался за правым плечом. Для верности Илия задрала голову и сверилась со звёздами. Не все созвездия проглядывались в эту погоду, и все же она смогла отыскать те, что указали ей на верность выбранного направления.

- Я где-то рядом с трактом, - вслух проговорила она, и снова обратилась к лошади: - Ну что, родная, готова к следующему забегу? Нам нужно предупредить отца.

Мысли о том, что желтоглазая тварь, забравшаяся к ним в хлев, доберётся и до её сестёр с матушкой, вновь наполнила сердце Илии ужасом и решимостью.

- Но! - крикнула она срывая голос, и ударила пятками по бокам Тайны. - Но! Пошла!

Тайна снова ринулась вперёд, теперь уже подвластная командам Илии, и вместе они помчались на юг.

***

- ... и вот тогда я решил, что всё, конец мне пришёл! - едва сдерживая хохот рассказывал историю Сайн.

То был пузатый, круглолицый человек, с небритыми щеками, зато гладко-выбритой головой, следствием нужды а не прихоти, так как лысеть он начал ещё до тридцати, и с тех пор мог отпускать и сбривать бороду как ему вздумается, но ни в коем случае не забывал побрить голову. В доме Маллида было жарко, особенно поле трёх бочонков выпитого пива, и бритая голова Сайна блестела от пота, бисеринки которого висели над его пухлой верхней губой, под вздёрнутым носом, за который его, когда-то очень давно, ещё только поступившего на службу в ополчение мальчишку, дразнили свином. Но дразнили не долго, надо сказать. Сайн быстро и доходчиво объяснил тогда всем обидчикам, почему ему совсем не подходит это прозвище. И воспользовался для того не своими кулаками, каждый из которых уже тогда достигал размеров пивной кружки, а острым словцом, на которые всегда был мастак. Теперь же, в свои сорок три года, давно лишившись военной выправки, и раздобрев от спокойной жизни, Сайн стал больше походить не на свина, а на кабана, лесного вепря, размеры которого отнюдь не повод для насмешек, а скорее для опасения. Правда здесь некому было его опасаться. Все за этим столом знали Сайна слишком хорошо, чтобы понимать, что под личиной этого гиганта кроется натура добрая и миролюбивая.

- А этот надутый индюк уже к мечу своему тянется, - продолжал рассказ он, развалившись на кажущимся хлипким под такой тушей стуле, и активно жестикулируя, в данный момент для того, чтобы показать, как тянут руку к ножнам. - Я ему говорю, со всей любезностью, на которую только способен: офицер, при всем моем уважении, я не в курсе, где ваша супруга, - Сайн выставил руки ладонями вперёд, как бы демонстрируя офицеру из своего рассказа, что он не вооружён и сдаётся. - Но уверяю вас, сэр, в моей палатке вы её не найдёте. Откуда бы столь достопочтенной даме здесь взяться? А он, видно, не верит. Уже меч обнажает. Я по сторонам оглядываюсь, и понимаю, что топор мой валяется на земле, под портками и рубахой. Не успею, как пить дать, его подобрать. Стою перед ним голый, сверкаю чреслами, так сказать, и думаю, что так и помру без порток.

Представляя эту картину, пять человек, составлявших компанию Сайну за круглым столом, установленным по центру небольшой гостиной дома Маллида, хохотали до слёз. В камине, над которым висел полуторный меч в ножнах, трещали полешки, пожираемые пламенем, наполняющим комнату не только теплом но и оранжевым светом. Под уходящей наверх лестницей были свалены четыре пустых деревянны бочонка из под пива. Пятый, ещё совсем полный, стоял у ног хозяина.

- И тут врывается в мою палатку этот парень, - Сайн хлопнул по плечу высокого, худого мужчину, рядом с собой, длинные волосы которого, перетянутые кожаной повязкой на лбу, и аккуратная бородка, давно покрылись сединой. По виду Ханрис казался старее своих друзей, хотя он всего на год был старше Сайна и на два младше Маллида. Возможно, такое впечатление складывалось из-за худобы, особенно заметной на его скуластом лице. Возможно из-за глубоких морщин, паутинкой собирающихся вокруг старого шрама, спускающегося от самого уголка правого глаза до середины щеки, из-за чего его правое веко было всегда чуть опущено, придавая Ханрису печальное выражение лица. А может из-за седых волос, или из-за взгляда серых глаз, в которых читалась некая мудрость, словно не доступная другим и оттого его тяготящая.

- Врывается, значит, и все мы замираем, как дураки, глядя друга на друга. Голый я, этот индюк, с полуобножённым мечом и надутыми губками, и Ханрис, - теперь Сайн выставил руки перед собой, глядя куда-то в потолок, словно в ожидании божественного откровения. Сделал паузу, во время которой весь смех за столом умолк, и слушатели затаили дыхание в ожидании развязки, и продолжил рассказ: - А Ханрис смотрит на индюка и говорит: сэр, ваша супруга весь лагерь на уши подняла, в поисках вас. Ей кто-то сказал, что вы отправились в город. Индюк глаза выпучил, надулся ещё больше. Кто сказал? - Сайн выпрямил спину и повысил голос, передразнивая офицера, прозванного им индюком: - Я же здесь! А Ханрис ему отвечает: мол, не знаю сэр. Кто-то сказал, что вы тайком отправились в бордель.

За столом прозвучал взрыв хохота. Громче всех хохотал Маллид. Драйган и Ханрис смеялись чуть сдержаннее, а близнецы Ронар и Синта улыбались так, словно пытались скрыть, что не поняли, в чем состоит шутка. Им было всего по шестнадцать лет. Оба белокурые, голубоглазые, похожие на своего почившего три года назад родителя, как две капли воды. Больше они походили только друг на друга, разве что лицо Синты ещё не лишилось детской пухлости, её волосы были завязаны в длинную косу, свисающую с правого плеча, а тонкие губки и смотрящие из под длинных ресниц глаза выдавали женственную натуру, в то время как лицо Ронара уже стало грубеть, над губой появился пушек, а волосы были острижены по уши, ровной линией. Они, как и Драйган, за этим столом, представляли молодое поколение, но если первый находился здесь, потому что все эти встречи всегда собирал его отец - Маллид, то близнецы получили эту привилегию после смерти своего отца - Зана. Он был одним из пяти боевых товарищей, которые, в награду за военные заслуги, получил от герцога Марека Готхола землю на северной границе территории клана. А так же первым, и на данный момент единственным из них, кто скончался в мирное время. В память о друге, Маллид пригласил прошлым летом Ронара выпить с ними, заняв за столом место отца. Вот только он не учёл, что Синта была ничуть не менее отпрыском Зана, чем Ронар, и не собиралась уступать брату его первенство в чем бы то ни было, не смотря на пол и прочие предвзятости. Эти двое порой не мало веселили окружающих своими перепалками на тему: кто главный в семье. На данный момент сказать можно было только, что никто из них в данном споре не уступил, и вопрос оставался открытым.

- Видели бы вы, как эта индюшатина вылетела из моей палатки, - Сайн взмахнул свободной рукой, словно провожая вспорхнувшую в небо птичку. - Вот был, а вот не стало. А Ханрис оглядел меня так... оценивающе, с ног до головы, и говорит, совершенно спокойным тоном, словно ничего и не было: выпить не хочешь? - Сайн потрепал другу за плечо, и потянулся за выпивкой, чтобы промочить пересохшее горло. - Так вот этот парень спас мне жизнь во второй раз, - заключил он и выпил.

- Да брось, - отмахнулся Ханрис, улыбаясь лишь губами, но не глазами, остающимися все такими же серьёзными и печальными. - Это все заслуга Иветты. Она прибежала ко мне в палатку, полуголая, сказала, что тебя сейчас муженёк прирежет. Мол - спасать надо. Вот мы и придумали наскоро фигню эту, про бордель.

- Дааа... леди Иветта та ещё шалава была, - проговорил качая головой Маллид, устремив взгляд в пустоту, за спинами друзей. - Половина полка её поимело.

- Так на черта же этот офицер таскал её с собой в военные походы? - спросил Ронар.

- Потому что, как только он уходил с герцогом, Иветта к себе чуть ли не каждый день мужиков таскала, - ответил Сайн. - Вот этот индюк надутый и решил, что спокойнее ему будет, если суженная рядом останется. Так он, дурак, полагал, что сможет за ней приглядывать. Не тут-то было! В окружении бравых молодцев, истосковавшихся по женской ласке и теплу, леди Иветта открыла для себя совершенно новые перспективы.

- Ненасытная была женщина! - закивал Маллид. - Тут крутой норов нужен, чтобы сладить с такой, и инструмент рабочий. Куда же этому олуху плешивому было ублажить такую. Она мне рассказывала, что этот петух с ней в постели не больше пяти мину потеет, а потом всё, дрыхнет, довольный как пёс нажравшийся. Вот она и бегала к нам, солдатикам, пока тот спал блаженным сном.

- Вы что, все с ней покувыркаться успели? - желая не отставать от темы, спросила Синта, хоть и прозвучало в этом вопросе скорее осуждении чем интерес.

- Девочка моя, - Маллид подался вперёд, - да я с ней девственности лишился, - и захохотал пуще прежнего, брызжа слюной на стол.

Все остальные захохотали тоже, а Синта наморщила носик, явно стараясь выбросить из своей головы то, что ненароком представила.

- Сбегай-ка в погреб, - отсмеявшись, пихнул Маллид сына в бок. - Обнови закуски. Видишь, тарелка опустела? Иль слепой совсем?

- Да, конечно, отец, - Драйган стал спешно подниматься. - Сейчас сделаю.

Все за столом в тот момент отвернулись, кто в свои кружки, кто в окно, и сделали вид, что не заметили этой сцены. Все, кроме Синты, которая взглянула на Драйгана с печалью и ободрением, и когда их взгляды встретились, улыбнулась ему, чисто и искренне. Драйган тоже ответил ей короткой, застенчивой улыбкой, и взял со стола большую миску, удалился в глубь дома. Синта проводила его томный взглядом, что не ускользнуло от внимания её брата, который насмешливо и через чур наигранно фыркнул.

Уже не единожды, с тех пор как они стали наведываться в этот дом каждый гексал, Ронар замечал, какие взгляды бросают друг на друга Синта и Драйган. Между ними что-то зрело, и это что-то буквально выводило его из себя. Но то было много причин: взросление, соперничество с сестрой и при этом не желание делить её с кем-то другим. Но главной причиной было то, что Ронар завидовал Драйгану - высокому, широкоплечему, с уже растущей бородой, в то время как у самого Ронара лишь недавно стала пробиваться растительность на лице, да и худощавое тельце никак не хотело наливаться силой. Пытаясь показать перед сестрой свою мужественность и право стать заменой отцу во главе семьи, он понимал, что проигрывает на фоне Драйгана, и сойдись Синта с таким юношей, она уж точно перестанет воспринимать брата всерьёз. Потому он как мог старался показать свою пренебрежительное отношение к этим взглядам, чем неоднократно навлекал на себя гнев Синты.

Вот и сейчас реакция брата заставила взгляд девушки тут же перемениться. В нем появилась жёсткость.

- Дать тебе слюньки подтереть, братишка? - стальным тоном обратилась она к Ронару.

- Иди лучше хахалю своему их подотри, - огрызнулся он.

Тут уже прыснул Сайн, который как раз допивал своё пиво, и стал быстро утирать рукавом рубахи побежавшие по подбородку ручьи.

Щеки Синты вспыхнула, взгляд стал ещё более яростным. Повернувшись к брату, она зашипела, словно фурия:

- Коль тебе моча в голову ударила, и думать мешает, так сходи облегчись, и не позорься за столом.

- Это я то позорюсь?! - тут же завёлся Ронар.

- А ну умолкли оба! - рявкнул Маллид, бахнув по столу кулаком так, что вся посуда подскочила, а из кружки Драйгана, к которой он давно не прикасался, выплеснулось пиво, и закапало на пол. - Не для того мы собрались, чтобы ваши перепалки слушать. Подрастающее поколение, мать вас так, - он поднёс к губам кружку и выпил. - Вы жизни не знаете. Ни черта вообще не знаете! Бранитесь меж собой как псы помойные, а ведь вам батька все устроил. За что бранитесь то, когда всё есть? Всё готовенькое. Бери! Пользуйся! А нет, всё бы вам покусать друг друга.

Ронар и Синта пристыжено, и удивительно схоже, опустили головы. Сайн и Ханрис обменялись многозначительными взглядами, как бы говоря друг другу: «Ну вот, набрался. Этого и следовало ожидать!». По Маллиду легко было оценивать состоянии пьянки: задумчивый и хмурый - только начал пить; весёлый и шумный - пьянка в самом разгаре; начал ворчать и бить кулаками об стол - значит застолье затянулось.

- Противно смотреть на вас, хлюпиков, - продолжал Маллид. - Крови не нюхали. Сидите здесь, в домишках своих, под крылом материнским. Сытые, холёные. Не знаете, как вашим отцам всё это тяжело далось.

- Так разве не за тем мы тут и собрались, чтобы рассказать об этом? - встрял вдруг в монолог Маллида Сайн. - И не за тем ли, чтобы вспомнить самим и порадоваться, что нашим детям не довелось всего этого вкусить? Неужели ты хочешь, дружище, чтобы сын твой прошёл всё то же, что и ты?

- Да куда же ему? Щенок сопливый... - болтовня Маллида стала переходить в бормотание. - Не сдюжит он такое пройти. Мягкий слишком.

Маллид смолк, уставившись в стол, и в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь треском пламени в камине. Но в этой тишине вдруг стал различим новый звук, исходящий снаружи, из темноты ночи, из-за плотно закрытых ставень и затворённой двери. Первым его услышал Ханрис. Нахмурился, отставил кружку и поднялся.

- В чем дело? - поднял на него взгляд Сайн.

- Топот копыт, - сообщил Харрис, продолжая вслушиваться. - Кто-то скачет к нам.

И действительно, стоило остальным прислушаться, как они различили быстро приближающийся стук копыт.

- Кто это пожаловал в ночи? - Маллид резко встал, и стул, на которым он сидел с грохотом повалился назад. - Если кто-то недобрый, то знай...

Но не успел он договорить, как все присутствующие услышали девичий крик.

- Отец! - звала снаружи Илия. - Отец! Папа!

- Илия, - сказал, осипшим голосом Сайн и, не заботясь о стоящей на столе утвари, вскочил на ноги.

Несколько кружек попадали на пол, разливая содержимое по доскам. Но Сайну было наплевать. Его звала дочь, и в голосе её он слышал призыв о помощи и страх.

Оттолкнул с пути Маллида, пьяная голова которого соображал туго, он ринулся к двери, распахнул её, и выбежал в ночной мрак с той прытью, которой давно за ним не водилось. Следом выбежал Ханрис, за ним Ронар и Синта, и наконец пошатывающийся Маллид, благоразумно остановившейся в дверях, чтобы не бухнуться с крыльца в грязь лицом.

Из тумана на них выскочила Илия, верхом на рыжей неоседланной кобыле. Сайн вытянул руки, готовый, если потребуется, остановить лошадь на полном скаку. Но то ли Илия все же сумела приструнить животное, то ли Тайна узнала хозяина и сама замедлила бег, но животное подскакало к нему в плотную уже рысью, и Илия, буквально рухнула на руки отца.

- Что случилось, девочка моя?! - прижав к себе дочь, Сайн спешно понёс её в дом. - Почему ты здесь? Что стряслось?!

- На нас напало чудовище, папа! - из глаз девочки брызнули слёзы. - Оно... что-то... я не знаю что это... забралось в хлев!

- Сёстры?! Мать?! - лицо Сайна стало наливаться кровью, глаза наполнились ужасом.

- Они в доме! Я поскакала за тобой! За помощью! Скорее, папа, оно может ворваться в дом!

Посадив дочь за стол, где ещё совсем недавно они травили военный байки, Сайн оглянулся на Ханриса.

- Я приведу лошадей! - сказал тот и кинулся прочь из дома.

- Мы поедем с вами! - решила за себя и за брата Синта. Ронар не возражал. Они вместе выбежали вслед за Ханрисом.

- Мою седлайте тоже! - рявкнул Маллид, вслед пронёсшимся мимо него подросткам.

В дверях появился Драйган, неся в руке миску, в которой лежали сухари, вяленое мясо и кусочки козьего сыра. Он непонимающе уставился на рыдающую девочку, затем на отца, пошатывающегося возле распахнутой входной двери.

- Ты такая молодец, - говорил дочери Сайн, вытирая с её щёк слёзы. - Все позади. Ты нашла меня. Ну расскажи, прошу, что там произошло? Кто забрался в хлев?

- Не знаю, папа... - всхлипывала девочка, не в силах остановить рыдания, рвущиеся из груди. - Я видела только глаза. Жёлтые глаза. И руку... с когтями...

- Какой-то зверь? - буркнул Маллид от двери. - Медведь?

- Не медведь, - замотала головой Илия. - Я не знаю, кто это была, папа. Чудовище...

- У страха глаза велики, - со знанием дела сообщил Маллид.

Драйган, тем временем, кинул миску на стол, схватил первую попавшуюся кружку, выплеснул её содержимое в камин, и зачерпнув из бадьи, стоявший в углу, чистую воду, поднёс Илии.

Пока она пила, жадно глотая воду, Сайн услышал фырчанье лошадей и топот копыт по грязи, доносящиеся снаружи.

- Оставайся здесь, хорошо, девочка моя? - он погладил Илию по ладони. - Я поеду домой, вместе с дядей Ханрисом. Мы со всем разберёмся, и потом я за тобой вернусь.

Илия кивнула. Слёзы продолжали литься по её щекам и дрожали губы.

- Не оставляй её одну, - попросил Сайн опустившегося рядом Драйгона, и когда тот кивнул, быстро поднялся, и направился к двери.

- Я пойду с тобой, друг, - положил ему руку на плечо Маллид, когда тот проходил мимо. - Разберёмся с этим зверюгой...

- Ты слишком пьян, - Сайн смахнул его руку с плеча.

- Ты что забыл, что я пьяным дерусь даже яростнее, чем трезвым? - запротестовал Маллид в спину уходящему другу.

- Это касается моей семьи, Мал! Мне не до шуток! - рявкнул на него Сайн, забираясь на подведённую Ханрисом лошадь. Ронар и Синта уже были в сёдлах.

- Я убью любого, за твою семью! - крикнул Маллид.

- Ты даже в седле не удержишься. Оставайся с моей дочерью, - сказал Сайн, и, не дав Маллиду ничего возразить, натянул поводья, ударил по бокам лошади, и помчался в ночь.

Маллид наблюдал, как быстро удаляются четыре всадника, исчезая в туманной тьме. Смотрел им вслед даже когда они уже скрылись из виду, и даже когда уже нельзя было различить топота копыт все равно стоял в дверях и вглядывался в ночь, а может куда-то в глубину себя и своих воспоминаний. Затем, словно очнувшись ото сна, обернулся и оглядел место недавнего весёлого застолья, где остались только: дрожащая, перепуганная девочка, утишающий её юноша и пьяный в хлам бывалый воин, заделавшийся земледельцем.

- Какое же ты все таки позорище, - сказал Маллид сыну. - Только с детьми да девками и можешь сидеть.

Его повело назад, ноги заплелись и навалившись спиной на стену, он сполз по ней на пол.

***

Они мчались во весь опор, не щадя лошадей. Неслись сквозь ночь, разрывая туман на лоскуты, словно старую, дырявую простыню. И все равно, Сайну показалось, что прошла целая вечность, между тем моментом, когда они покинули имение Маллида, и тем, когда он увидел впереди свой дом. Сколько всего он успел за это время передумать, сколько ужасных исходов событий вообразил. В том, кого Илия назвала чудовищем, Сайну представлялся образ человека. Возможно группы людей. Беглецов от закона или дезертиров уходящих на север, в Волхарию, где гнев герцога уже не сможет их настигнуть. Ублюдков, для которых не существует ни чести, ни морали, ни совести. Таких Сайн встречал на своём веку не мало, и хорошо знал, на что они способны. Вот истинные чудовища, а не сказочные бестии, и не голодные лесные хищники. Истинные монстры - жадные, ошалевшие от вседозволенности люди, не могущие сказать себе: «нет», когда перед ними оказывается кто-то слабый и не способный дать отпор. Сайн чуть не выл во весь голос, представляя, что такие уроды могут сотворить с его супругой и дочерьми. И проклинал себя за то, что покинул их, за то что не был рядом, когда оказался нужен.

«Скорее! Скорее! Скорее!» - кричал он мысленно лошади, понимая, что скакать ещё быстрее она не способна, и сильнее всего на свете желая в ту минуту обрести крылья и, обогнав ветер и ночь, оказаться у себя дома через мгновение.

И вот, в белесом мраке показался силуэт конюшни, хлева и дома. Лишь подскакав почти вплотную Сайн заметил, что сквозь щели к ставнях комнаты его дочерей пробивается свет.

- Шанта! - позвал он супругу, спешиваясь. А затем, несясь к дому стал выкрикивать имена дочерей: - Тара! Зана! Риза! Девочки мои!

Со всего маху он врезался в дверь и обнаружил, что та заперта. Сам этот факт уже был поводом для беспокойства, так как, с самого дня их прибытия в эту долину, хоть на дверях и имелись засовы, они никогда не запирались. Наложившись на уже бушующий внутри Сайна ужас, эта чертова дверь, преграждающая ему путь к семье, породила в его сознании одновременно надежду, при мысли что семья заперлась от зверя, и тот не сумел проникнуть внутрь, и отчаяние от предположения, что это некто посторонний забаррикадировался в его доме, взяв в заложники жену и дочерей. И Сайн стал долбить кулаками в дверь, снова и снова выкрикивая имена супруги и дочерей.

- Смотрите! - указал Ронар на то, что пропустил Сайн, но заметил спешившийся Ханрис.

Крыльцо, на котором стоял Сайн, было залито кровью. Крови было много и вокруг, рядом с домом. А в нескольких шагах от двери, лежал труп собаки.

«Лохмач» - узнал Ханрис старого пса Сайна.

Все его тело превратилось в месиво из ещё не свернувшейся крови и шерсти. Голова была неестественно вывернута, горло разорвано. Оглядевшись по сторонам Ханрис заметил и труп второго пса - Клыкастого, лежащий чуть дальше.

Сайн с такой силой долбился в дверь, что казалось, ещё чуть-чуть и она слетит с петель, но прежде чем это произошло, её открыта Тара, и тут же кинулась в объятия отца.

- Что тут произошло?! - спросил он, поднимая дочь на руки и быстро проходя в дом.

- Кто-то забрался в хлев! - захныкала девочка. - Илия и Зана.... пошли посмотреть... Потом его отогнали псы. Но Зана...

- Что с ней?!

Но ответ не требовался. Задавая этот вопрос Сайн уже входил в комнату сестёр, и увидел, как над кроватью Заны склонилась его супруга, а рядом сидела рыдающая Риза.

- Зверь её покусал... - дала запоздалый ответ Тара.

- Девочка моя! - Сайн опустил Тару на кровать, и кинулся к постели Заны.

Её одеяло пропиталось кровью, кажущейся чёрной в свете всего пары свечей. Девочка была жива, но дышала тяжело и хрипло. Глаза её были закрыты.

- Так много крови, - прошептала Шанта, уступая место мужу, а сама сев на край кровати Илии. - Так много... Она никак не останавливается. Течёт и течёт.

Откинув одеяло, Сайн поднял промоченные в тёплой воде тряпки, красные от пропитавшей их крови, которыми Шанта пыталась остановить кровотечение. Увидев четыре рваные раны, разорвавшие плоть девочки, Сайн сжал кулаки, поддавшись на миг панике. Никогда прежде он не позволял себе такого. Но ведь никогда прежде перед ним на койке не лежала дочь. Он зашивал раны от топоров и мечей, отрезал загнившие конечности, пилил и дробил кости, запихивал кишки на место. Но вид этих ран на побелевшем тельце его родной дочери, его Заны, такой смелой и смышлёной, такой озорной непоседы, лежащей теперь перед ним безвольным куском мяса, сочащимся кровью, привёл Сайна в ужас, лишил его самообладания. Но всего на миг. И вот он уже взял себя в руки.

- Тара! Риза! Несите скорее мой медицинский набор!

Девочки ринулись из комнаты, исполнять поручении отца.

- С ней все будет хорошо? - Шанта взглянула на мужа с ужасом и надеждой. С мольбой матери, готовой отдать собственную жизнь, лишь бы жило её дитя. - Прошу, Сайн, скажи что...

- Не мешай мне, женщина! - прикрикнул на супругу Сайн, отводя от неё взгляд. Не мог он ей этого обещать. Девочка потеряла столько крови. Такие большие раны. Нет, он просто не мог дать такого обещания, и ненавидел себя за это.

- Где Илия? - спросила Шанта сдавленным голосом. - Это я послала её туда... Где Илия, Сайн?!

- С ней все хорошо, - ответил за друга Ханрис, стоящий до того молча в дверях. - С ней Маллид и Драйген.

Сайн поднял на него глаза и коротко кивнул в знак благодарности.

Мимо Ханриса промчались девочки, неся в руках завёрнутые в кожаные лоскуты медицинские принадлежности Сайна.

- Мне нужна миска тёплой воды. И ещё простыня! - наказал он девочкам. - Несите! Живо!

Ханрис положил руку на плечо Шанты, отвлекая её внимание от ран дочери на своё лицо.

- Расскажи пожалуйста, что тут случилось. Кто на вас напал?

- Я не знаю, кто это был, - заговорила дрожащим голосом Шанта. - Псы вдруг залаяли. И скотина... такой шум поднялся. Я послала Илию поверить, что с животными. Она сказал, что кто-то забрался в хлев, но я же не думала... - по щекам Шанты побежали слёзы.

- Ты видела, кто забрался? - продолжал спрашивать Ханрис, опережая занимающуюся истерику Шанты.

- Нет. Илия взяла с собой Зану. Они пошли в хлев. Затем... какой-то вой... Кто-то рычал... А девочки побежали обратно. У самого дома на Зану напал какой-то зверь. Её спасли псы... Я нашла дочь внизу, с этой страшной раной...

Шанта опустила голову и закрыла рот рукой, сдерживая рыдания, сотрясающие её плечи.

- Мы осмотрим хлев и конюшню, - сказал Ханрис Сайну, который уже склонился над раненой дочерью, в миг превратившись из перепуганного отца, в сосредоточенного и сдержанного хирурга, спасшего в былые годы не один десяток солдатских жизней.

***

Синта и Ронар ждали снаружи, вглядываясь в ночной мрак.

- Кто это мог быть, как думаешь? - спросила Синта, чувствуя, как путы холода стали сжимать её конечности.

- Вот уж не знаю... Медведь? Ты видела, что он с собаками сделал?

- Бедняги... - Синта шмыгнула носом, и стала притоптывать на месте, спасаясь от холода.

- Зря мы не взяли оружия, - Ронар вертел головой, оглядывался по сторонам в надежде вовремя заметить приближающегося к ним хищника, но всем сердцем желая не встречать того, кто так изуродовал собак. - Вдруг он все ещё бродит поблизости.

Синта ничего не ответила, лишь обхватила себя руками за плечи и подступила спиной ближе к дому, чтобы никто не смог подобраться к ней сзади.

Скоро в дверях появился Ханрис.

- Как девочка? - спросила Синта.

- Пока не знаю. Ей занимается Сайн, а лучше хирурга я не встречал. Так что шансы у неё большие.

- Её кто-то покусал?

Харнис покачал головой:

- Разодрал когтями плечо.

- Значит зверь?

- Выходит, что зверь, - неуверенно сказал Ханрис.

Раны он хорошо осмотреть не успел, но и беглого взгляда хватило, чтобы сказать, что зверей способных нанести такие увечья в их лесах водится не много. По большому счёту, кроме медведя на ум никто не шёл, но от чего-то Ханрис уже был точно уверен в том, что здесь побывал отнюдь не медведь. Но кто же тогда?

- Давайте осмотрим хлев, - сказал он, направляясь к виднеющимся в темноте зданиям.

На подходе к полуоткрытым дверям хлева, Ханрис поднял охотничий нож, в ножнах, который сам, когда-то давно подарил Сайну. У самих створок стояла все ещё зажжённая лампа. Ханрис взял её и подал Синте. Затем снял с двери засов, отметив, что тот измазан в крови и в нём торчит наконечник стрелы, и, откинув его в сторону, быстро распахнул створку. В нос ударил запах крови. Тут же заблеяли овцы, и несколько белых, пушистых созданий ринулись прочь, получив долгожданную свободу.

Втроём они зашли внутрь, и остановились над выпотрошенной тушей коровы.

- Властитель, - Ронар скривился, попытался подавить спазм тошноты, у него это не вышло, и отбежав в угол, он выблевал из себя все, что съел в доме Маллида.

Синта оказалась крепче желудком, но и она отошла назад, зажав нос рукой и стараясь не смотреть на убитое животное. Только Ханрис подошёл к трупу и опустился рядом с ним на корточки, бесстрастно оглядывая разбросанные по полу ошмётки внутренних органов коровы, а так же следы зубов и когтей на её плоти и костях.

- Её кто-то сожрал? - спросил Ронар, отдышавшись, но не подходя к туше.

- Сожрал, - кивнул Ханрис задумчиво, и поднял взгляд вверх. Через проломленную дыру в крыше виднелся кусочек ночного неба.

Быстро поднявшись, Ханрис забрал из рук Синты лампу, и вышел из хлева. Обойдя здание, он нашёл, что искал: глубокие следы когтей на досках, тянущиеся до самой крыши.

«Вот как он забрался внутрь» - понял Ханрис. - «Отсюда на крышу. Затем внутрь. Он шёл за коровой, не за людьми. Хотел есть. Но медведь бы так не смог. Может рысь?».

Из-за угла появилась Синта.

- Как думаешь, этот зверь все ещё здесь? - спросила она с опаской.

- Думаю, ушёл, - Ханрис глянул в сторону стены гор, ещё более чёрной, чем темнота ночи.

- Но может вернуться?

- Может. Не натопчите тут. Завтра, на рассвете, пойду по следам, и выслежу эту тварь. Если псы потрепали его, значит далеко уйти не мог.

- Мы пойдём с тобой, - сказал Ронар, появившись за Синтой.

- Только один из вас, - кивнул Ханрис. - Сами решайте, кто. А другой пусть остаётся в имении, с матерью и братом. Пока мы не знаем кто это и куда оно ушло, нельзя оставлять наши дома без защиты.