Сердце Арахны

Глава 1

16 апреля 2201 года Альда Мазарин получила лицензию на убийство людей.

Это было великое достижение – которое ей совсем не хотелось праздновать.

Альда до сих пор не могла поверить, что прошла последнее испытание. Она знала, что будет непросто, ее все об этом предупреждали. Но ей почему-то казалось, что очередной экзамен не может так уж сильно отличаться от предыдущих. Ведь правда?

Оказалось, что нет. Это в академии их берегли, вся их учеба, по сути, была игрой. Там все знали, что никто не позволит кадетам пострадать. А вот космический флот такой заботливостью не отличался. Им нужны были только лучшие, те, кто способен себя защитить, там не было места великим переговорщикам, которые получили высшие баллы на экзамене лишь потому, что сумели красиво улыбнуться наставникам. На Земле еще есть право на ошибку, а там, наверху, любая ошибка может обернуться десятками потерянных жизней и огромным ущербом всему флоту.

Поэтому и Альду, и остальных испытывали по-настоящему, стремясь проверить, смогут ли они выжить, когда станет туго. Нет, поначалу все было не так уж страшно: ее толкнули в лабиринт и закрыли за ней дверь, оставив Альду в полной темноте. Она через такое проходила еще на обучении и умела ориентироваться без глаз. Она чувствовала, как движется воздух, где скрыт тупик, а где – угроза.

Угрозы, надо сказать, тоже ее не впечатлили – в первые минуты. Она четко слышала мысли статистов, укрытых в коридоре. «Не иди сюда». «Сверни налево». «Пойдешь по этому коридору – и все, на всю жизнь застрянешь в канцелярии». Это была обычная проверка ее способности читать мысли, ничего нового. Иногда статисты намеренно пытались обмануть ее, однако на Альду такие дешевые трюки не действовали. Она легко пробивалась через ложь, заглядывала в скрытые мысли и чувства и безошибочно определяла направление.

А вот дальше стало хуже. Оказалось, что в лабиринте кроме нее и статистов есть и кое-кто еще. Она улавливала волны примитивного разума, у которого не было запретов и ограничений. Сначала с недоверием, а потом и с шоком Альда осознала, что они запустили в коридоры насекомых, рептилий и диких животных.

Вот, значит, как. Когда она сидела в комнате ожидания, ей показалось, что она слышит крики и чувствует импульсы боли. Однако тогда Альда убедила себя, что ей просто чудится из-за волнения.

Но ей ничего не чудилось. Похоже, были те, кто не сдал последний экзамен – и они заплатили за неудачу собственными ранами. У нее тоже не было необходимости участвовать в этом, проходить весь путь до конца. Она в любой момент могла позвать на помощь, и это стало бы официальным завершением испытания.

Однако тогда путь в космический флот был бы закрыт. В лучшем случае Альда пошла бы преподавательницей в академию, которую только что покинула, в худшем – подверглась бы принудительной блокировке своих способностей и стала обычным человеком. Она не могла такого допустить, только не после всего, через что она уже прошла! Поэтому Альда загнала страх подальше, как ее учили, и снова двинулась вперед.

Рядом с ней теперь было столько существ… От одной мысли об этом у нее мороз шел по коже. Но Альда надеялась, что ей не придется сталкиваться с ними, достаточно лишь выбирать нужные повороты, чтобы не провоцировать их на нападение.

Вот только в ее способности ощущать жизнь здесь уже убедились, им нужно было, чтобы Альда проявила и другие грани своего таланта. В одном из коридоров ей просто не оставили выбора – прямо перед ней замер, готовясь напасть, горный лев, и не было безопасного пути, не было способа обойти его стороной. Либо напрямик – либо никак… Хотя Альда сильно сомневалась, что ей успеют помочь, даже если она позовет на помощь.

Она не собиралась это проверять и о помощи не просила. Альда сделала глубокий вдох, сжала кулаки, чтобы унять дрожь в руках, и приготовилась. Когда все начнется, у нее будет одна секунда, ее к такому готовили, она не может опозориться сейчас, когда до заветной победы остался всего один шаг!

Когда горный лев бросился на нее, все получилось само собой. Альда не дотрагивалась до зверя – но она дотронулась до его сознания. Она погрузила его в глубокий сон, и лев, не добравшись до цели, мешком повалился на каменный пол лабиринта.

Она могла его убить и знала об этом. Убить, пожалуй, было бы даже проще – отняло бы у нее меньше энергии. Ее бы не наказали, ведь это не человек, а животное, угрожающее ее жизни, тут никакая лицензия не нужна! Но Альда так не могла, она слишком хорошо помнила, что горный лев не охотился за ней, его просто заставили быть здесь… совсем как ее. Поэтому она осторожно обошла спящего зверя и направилась дальше.

Ей казалось, что испытание закончено. Она видела свет впереди, чувствовала большое скопление людей – несомненно, принимающая комиссия. Она даже успела выйти из лабиринта и увидеть их, серьезных мужчин и женщин в военной форме.

А потом на нее обрушилась бетонная плита.

Как и в случае с горным львом, это была безвыходная ситуация, ловушка, которую невозможно предугадать. У плиты нет мыслей, ее нельзя почувствовать заранее, так каким образом она стала частью испытания для телепата? Должно быть, произошла ошибка, оборвался какой-то трос… И эта ошибка могла стоить Альде жизни.

У нее остался один миг на принятие решения. В такой ситуации уже невозможно раздумывать над вариантами или анализировать стратегию. Власть переходит инстинктам, настроенным на то, чтобы она выжила любой ценой.

Поэтому Альда протянула вперед руку и оттолкнула плиту в сторону. Бетонная махина, которая должна была оборвать ее жизнь, отлетела влево и с грохотом врезалась в стену. От внезапной потери энергии Альда пошатнулась, но на ногах устояла. Стараясь отдышаться, она перевела взгляд, еще не привыкший к яркому свету после кромешной тьмы, на комиссию и обнаружила, что никто из них не удивлен случившимся.

– Вы знали… – прошептала она.

– Конечно, – кивнул ее куратор. – Ваши преподаватели из академии указали, что у вас есть способность и к телекинезу.

– Но это вторичная способность, она могла и не сработать! – указала Альда.

– Я думаю, вам стоит внимательней присмотреться к плите, с которой вы так бесцеремонно обошлись, кадет Мазарин.

Только теперь она смогла разглядеть, что от крупных кусков бетона, в которые превратилась плита, тянутся десятки прозрачных канатов. Если бы Альда не смогла защититься, плиту, вероятнее всего, остановили бы в полете, и никто бы не пострадал.

Она прекрасно понимала, что никто не будет скрывать ее вторичную способность. Но Альда всегда подчеркивала, что контролирует эту силу куда хуже, чем телепатию, и не желает ею пользоваться. Вот только здесь, в космическом флоте, никого не интересовали ее желания. Умеешь – делай! Поэтому уже на испытании для нее создали все условия, чтобы вынудить ее продемонстрировать талант к телекинезу.

– Прошу за мной, – позвал куратор. – Поздравляю, вы успешно прошли испытание.

Когда она представляла, как это будет, Альда была уверена, что начнет прыгать от радости и обнимать всех, кто под руку попадется. Но вот тот самый момент наступил – а прыгать ей не хотелось. Она чувствовала себя уставшей, опустошенной, измотанной, она волновалась из-за этой проклятой вторичной способности и никак не могла поверить, что она, действительно, закончила обучение.

Да и представители флота не собирались устраивать ей праздник. Ей снова предстояло ждать – теперь уже в очереди кадетов, ставших военными, и эта очередь была куда меньше, чем очередь на испытание.

В этом пустом, ярко освещенном зале у Альды было время подумать над своим финальным решением. Даже теперь, пройдя испытание, она могла от всего отказаться и навсегда покинуть космический флот. Но если она примет из рук куратора военную форму, лицензию, знак отличия, если получит личный номер, обратной дороги уже не будет.

Она ведь так долго к этому шла – потому что захотела сама. Альде было семь лет, когда генетический тест выявил у нее способности к телепатии. Решение нужно было принимать немедленно: или отправлять ее на обучение, или ставить блокировку на всю жизнь. Потому что старших детей учить было уже поздно…

Ее судьба была в руках родителей, а они никак не могли оправиться от шока. Ни у кого в их семье не было таких способностей, им казалось, что это ошибка, они настояли на повторной проверке. Однако ошибки не было, и представители академии долго объясняли им, что «мятежный ген» может проявиться в любом поколении. У их дочери он есть, не важно, почему, важно, что с ним делать дальше.

Они хотели отказаться от всего. Сделать вид, что ничего не произошло, и вернуть себе нормального ребенка. Дочь, которая стала бы ученой, совсем как они! Однако Альда не хотела копаться в земле, они хотела улететь к звездам.

Мысль о новых мирах, о бесконечном пространстве сияющих огней восхищала ее. К тому же, она видела военные парады, на которых представители специального корпуса космического флота казались ей самыми красивыми, самыми величественными, почти волшебными. Это были особенные люди, разница между ними и простыми смертными чувствовалась мгновенно.

Альда и подумать не могла, что у нее будет шанс стать одной из них, но теперь, когда это случилось, она не собиралась отказываться. Ей потребовалось несколько дней, чтобы уговорить родителей, но своего она добилась, и для нее распахнулись двери академии.

Нельзя сказать, что учиться ей было легко – там никому не было легко. Просто кто-то справлялся, а кто-то – нет, и Альда всегда оказывалась среди тех, кто справляется. С каждым годом в классе оставалось все меньше кадетов, но она упорно держалась. Когда становилось слишком тяжело и боль в мышцах не давала заснуть, она пробиралась к окну и смотрела на звезды. От этого становилось легче.

Ей почему-то казалось, что обучение будет длиться целую вечность, а испытаниям не будет конца. Однако прошли годы, и она вдруг обнаружила, что готова к выпуску, а в табеле у нее высшие баллы, и это наверняка понравится флоту. Теперь она стояла в этом ярком зале и думала о том, не нужно ли ей отступить. Родители бы обрадовались… Они все эти годы не теряли надежду, что она образумится!

Да оно и понятно: на Земле она будет на виду, рядом с ними, а там, в космосе, порой долго не живут… Альда прекрасно понимала, что может погибнуть, не справиться, подвести не только себя, но и всю команду. Она боялась такой огромной ответственности – и все же чувствовала, что сможет обуздать этот страх.

В академии ее учили, что, когда страх берет верх, нужно взглянуть на его вторую сторону. С одной стороны – вероятность неудачи и даже гибели. С другой – ее возможности! Да, она может допустить ошибку. Но она ведь лучшая в своем классе! Если она отступит и отдаст свое место кому-то другому, этот человек будет застрахован от ошибок? Нет, конечно! Он будет слабее Альды, сможет меньше, чем она, и это давало ей определенные права уже сейчас.

Так что когда настала ее очередь войти в кабинет, она ни в чем не сомневалась.

Альда ожидала снова увидеть комиссию, но за столом сидел только куратор. Он поднял на нее усталый взгляд, кивнул на кресло, а потом снова посмотрел в монитор.

– Вот и обладательница двух способностей.

– Я бы назвала это «полторы способности», – пожала плечами Альда.

– Похоже, вы слабо понимаете, какое преимущество вам досталось.

– Наличие двух способностей, особенно смежных, телепатии и телекинеза, – не такая уж большая редкость. Не уникальная ситуация!

– Зато это большая удача, которая, возможно, однажды спасет вам жизнь, – указал куратор. – Мой вам совет: не отмахивайтесь от вторичной способности. Основная у вас уже развита, и, хотя все мы нуждаемся в практике, с ней вы ничего больше не сделаете. А вот вторичную способность нужно развивать. Но это так, мое личное мнение, а теперь перейдем к тому, ради чего вы здесь.

Она кивнула, стараясь сделать вид, что все в порядке, она совершенно не волнуется. На самом деле у нее уже кружилась голова от тревоги и нервного возбуждения. Да, она прошла испытание, окончила академию, это все прекрасно. Но Альда понятия не имела, какой номер ей присвоят. А ведь именно номер решает все!

В каждом виде способностей была своя иерархия. Чем выше номер – тем больше сила, чем больше сила – тем больше возможностей в будущем. Существовали миссии, на которые отправляли только солдат с высшими номерами. А получив местечко где-нибудь в конце списка, можно было все равно считаться представителем специального корпуса, но по факту это означало работу в канцелярии или, если очень повезет, на исследовательской космической станции.

Альда успокаивала себя, напоминала об успехах в академии. После такого ей просто не могли присвоить совсем уж низкий номер! Преподаватели всегда хвалили ее, разве это ничего не значит? Ладно, придется признать: ничего. Все решает флот.

– Начнем со вторичной способности, – объявил куратор.

– Разве по вторичной способности присваивают номер? – поразилась Альда.

– Иногда. Если вторичная способность почти незаметна, ее игнорируют как погрешность. Но это не ваш случай.

– Так разве ж она у меня развита?

Куратор снова поднял на нее глаза, и на миг Альда испугалась, что разозлила его. Однако скоро она почувствовала, что ее сомнения забавляют пожилого военного.

– Мазарин, вы отшвырнули и раздробили бетонную плиту, в десять раз превосходившую ваш собственный скромный вес.

– Это от страха…

– От страха или нет – не важно. Вы это сделали. Поверьте, если бы у вас не было этой способности, никакой страх вам бы не помог. Так вот, по телекинезу комиссией вам присвоен номер 921.

А вот это уже было за гранью. Казалось бы – номер невысокий! Если бы речь шла о ее основной способности, Альда, пожалуй, умерла бы на месте от стыда, ведь она всегда метила куда выше!

Но для вторичной способности, неразвитой… Нормально ли это? Она, только что закончившая обучение, прекрасно помнила, что сейчас в специальном корпусе 2891 телекинетик. Следовательно, она, даже не стараясь, оказалась в первой половине списка, превзошла большую часть тех, для кого эта способность была основной!

Как неожиданно, как странно… Вроде как Альде нужно было гордиться собой, а она пока чувствовала лишь безграничное изумление. Она ведь никогда не воспринимала эту свою способность всерьез!

Пока она приходила в себя, куратор продолжил:

– Но ваша вторичная способность – это, конечно же, приятный бонус, о котором будет осведомлена ваша команда. Для флота вы все равно более ценны как телепат, на эту должность вас и назначат. По основной способности вам присвоен номер 53.

– Что… 153? – уточнила Альда.

– У вас проблемы со слухом, Мазарин? 53. И не притворяйтесь, что вы были к этому не готовы.

Вот тут он не совсем угадал. Альда надеялась на то, что ей дадут высокий номер, и не без оснований. Но она вдруг оказалась в середине первой сотни… А первой сотне открыты многие дороги!

То, что для нее было взрывом, переворачивающим мир, для куратора стало лишь очередным рабочим моментом. Он протянул ей коробку, в которой лежал тонкий металлический браслет с выгравированным номером – ее удостоверение на ближайшие дни, лицензия, дающая право на поступки, которые для обычного человека стали бы преступлением. Альда знала, что многое может измениться, номера не присваиваются пожизненно, все зависит от того, какие еще телепаты будут в распоряжении флота. Но 53 – это уже много, больше, чем она надеялась!

– Спасибо… А что будет дальше? – рискнула спросить она, принимая браслет.

Об этом в академии обычно не болтали. Там прекрасно знали, что не все кадеты в итоге станут военными, а значит, им не полагается знать тайны флота. Альда об этом не особо беспокоилась, до недавних пор горизонтом ее мира служили экзамены. Но вот испытания позади, личный номер ей присвоен, а впереди – только темнота, смутно освещенная ее догадками и предположениями.

Куратор мог бы и не отвечать ей, его все еще ждала очередь за дверью. Однако он, видимо, и сам почувствовал, что на Альду сегодня слишком многое навалилось – во всех смыслах. Он решил все же дать ей подсказку.

– Теперь вы отправитесь на космическую станцию, а ваше дело передадут капитанам, нуждающимся в телепате. Как вы знаете, по правилам флота на борту обязательно должен быть как минимум один телепат, но чаще берут больше. Миссий сейчас хватает, так что надолго без дела вы не останетесь, особенно если учитывать вторичную способность.

Альда знала, что никто не позволит ей выбирать команду. Такой привилегией, пожалуй, обладали только телепаты из первой десятки. А она, хоть и оказалась неожиданно близка к ним, все равно была новичком. Ей, как и многим другим солдатам специального корпуса, надлежало подчиняться капитану.

Было непривычно думать о том, что теперь какой-то неизвестный капитан будет смотреть на ее снимок, читать всю ее жизнь, выбирать ее, возлагать на нее надежды… Но так даже лучше, что от нее ничего не зависит, Альда устала принимать сложные решения.

– Знаете, Мазарин, это уже исключительно мое предположение, а вовсе не факт… – задумчиво добавил куратор. – Но вам, думаю, полезно будет узнать. Сейчас в миссии «Исход» остро не хватает команд. У вас, с вашим номером, есть все шансы оказаться именно там.

– Миссия «Исход»? – повторила Альда. – А что это?

– Если я прав, вы очень скоро узнаете. А пока можете быть свободны. Ваш транспорт отправляется на станцию завтра, и если вам есть, кого повидать на Земле, используйте этот шанс – сложно сказать, когда вы снова окажетесь здесь. Мои поздравления, Мазарин. Вас ждет интересное будущее.

Воздух был тяжелым и душным из-за дыма костров. Привычную тишину ночи нарушал гул сотен голосов, но людей было не видно – они оставались где-то в стороне, за скудным пятном света, и от этого казались потусторонними. Во всем, что здесь происходило, было что-то древнее, средневековое, и Блейн уже не чувствовал, какой сегодня день, какой год… Да разве это важно? И даже металлическое крыло космического корабля, нависавшее над ними, теперь казалось всего лишь очередной скалой.

Многие разделяли мнение Блейна, им было тяжело смириться со всем, что здесь происходило. Невозмутимым остался, пожалуй, только подсудимый. Он стоял перед ними, гордо расправив плечи, и смотрел взглядом победителя. Не похоже, что он чувствовал себя виноватым… Он, кажется, даже жалел их, неразумных детей, не способных видеть дальше своего носа! Он был провидцем, они – варварами, разжигавшими вокруг него ритуальные костры.

– Как вы можете участвовать во всем этом? – поинтересовался Фостер Ренфро. – Неужели вы не видите, как низко вы опустились?

– А кто в этом виноват? – зло поинтересовалась Рене. – Кто виноват в том, что все поселение лишено электричества?!

Блейну казалось, что для нее этот суд станет самым большим испытанием. Они с Фостером были практически ровесниками, они выросли вместе и вместе управляли вторым поколением. А теперь он в цепях, а она – судья, взирающая на него через огненную стену. Разве не чудовищно?

Однако саму Рене это, похоже, нисколько не смущало. Когда речь заходила о соблюдении законов, она мгновенно забывала о былых связях. Блейн даже завидовал такому умению!

– Генераторы скоро починят, – невозмутимо указал Фостер. – Я бы сделал это сам, если бы вы не бросили меня в клетку. Крайне бездарное, неконструктивное решение.

– Не нужно выставлять это как разовую мелочь, из-за которой мы, безумцы, устроили истерику, – посоветовал Оливер. – Все мы знаем, что ты давно шел к этому моменту, к этому суду и приговору.

– Тебя послушать, так я это намеренно… Я хотел быть приговоренным!

– А разве нет? – оскалилась Рене.

– Нет. Я был более высокого мнения о вашей цивилизованности. Я думал, что вам хватит ума понять: именно я делаю правое дело, ради которого можно потерпеть некоторые неудобства.

Толпа, невидимая во тьме, зашепталась громче. Люди были злы, Блейн чувствовал это. По одному они не решились бы напасть, они слишком уважали Фостера Ренфро и даже побаивались его – первобытным, почти мистическим страхом. Но, объединившись, они становились слишком похожи на стаю животных, которая не знает жалости.

Фостер тоже понимал это.

– Неудобства – так ты это называешь? – возмутилась Рене.

– Никто же не умер.

– Но мог умереть! Не говоря уже о том, что ты сделал жизнь всего поселения хуже!

– Да неужели?

– Как будто ты сам не знаешь! Ты отнял у нас один из лучших залов. А ведь вместо твоих игрищ его можно было отдать… Ну, например… Роженицам!

– Роженицы, насколько мне известно, неплохо справляются со своим делом и в других залах, – отметил Фостер. – А то, чем я занимаюсь, – не игрища, а суровая необходимость. То, о чем все вы забыли.

– Ты только и делаешь, что расходуешь ресурсы, электричество… а теперь вот и технику ломаешь! Ради чего все это? Результата нет!

– Ты не права. Результат есть – и значимый.

– Но никому не нужный, – вздохнул Оливер. – Фостер, послушай… То, что твой отец отказывался прекращать, – это еще нормально. Он был человеком старой закалки, он пожертвовал всем, чтобы выполнить свою миссию. Да и времена тогда были другие… Но ты должен видеть, что все изменилось. Глупо заниматься исследованиями, делая вид, что мы – всё еще научная миссия.

– А разве нет?

– Давно уже нет. Мы так и не успели ею стать.

Пока спор шел между представителями второго поколения, и Блейн мог не участвовать, притвориться, что его здесь нет. Сам себе он казался самозванцем, занявшим чужое место в совете. Может, повезет, и ему вообще не придется говорить?

Но нет, легких решений не было. Наступил момент, которого Блейн боялся с самого начала: Фостер Ренфро посмотрел прямо на него.

– Ну а ты что же? Тоже считаешь, что это напрасная трата времени?

– Я согласен с Оливером. Времена изменились, и мы больше не можем заниматься тем, чем занималось первое поколение.

Прозвучало убедительно, уверенно даже. Он говорил и выглядел, как истинный лидер, и это усмиряло толпу.

Им не нужно было знать, что в глубине души Блейн чувствовал себя маленьким мальчиком, в страхе склонявшим голову перед своим отцом.

– Вот, значит, как, – горько усмехнулся Фостер. – Как быстро ты отказался от наследия своей семьи!

– Потому что это наследие тащит всех нас на дно! – не выдержал Блейн. – Разве ты не понимаешь? Все, прошлого больше нет, мы должны жить будущим. Тем, которое нам досталось, нравится нам это или нет! Исследования – это непозволительная роскошь, когда мы должны сосредоточиться на выживании!

Но даже теперь Фостер был несгибаем. Легко было понять, что он ни на секунду не усомнился в себе. Ему было не важно, кто выступает против него – его сын или целое поселение. Он знал, ради чего пришел в этот мир, и готов был выполнять свою миссию до конца.

Поэтому, когда он обратился к толпе, его голос был все таким же величественным и спокойным.

– Слушайте все, хотя я сильно сомневаюсь, что вы способны услышать. Я скажу вам то, что говорил всегда, в робкой надежде, что хотя бы теперь вы меня поймете. Вам не нравится, что я работаю в лаборатории, а не хожу на охоту вместе с вами. Вам не нравится терять драгоценное электричество, когда вас пугает ночная тьма. Вам кажется, что я – ваш враг, который ставит под угрозу ваше существование на Арахне. Но это не так.

– Хватит уже этого бреда, наслушались! – взвизгнула Рене.

– Дай ему договорить, – осадил ее Оливер.

А Фостер словно и не слышал их, он продолжал:

– Весь секрет в том, что есть краткосрочная работа над выживанием, а есть – долгосрочная. Краткосрочная работа – это то, что делаете вы. Вы выбираетесь в джунгли, ищете еду, заботитесь о том, чтобы у нас была вода, собираете топливо для огня, разбираетесь, из чего можно сделать лекарство, а что лучше не трогать. Это все правильно и нужно. Но не менее важно и то, чем занимаюсь я, потому что мои исследования – это залог выживания в долгосрочной перспективе.

– Вот как? – насмешливо поинтересовалась Рене. – Чем же они помогли нам?

– А они и не должны помогать вам, потому что они направлены не на нужды поселения. Как вы уже припомнили на этом судилище, мой отец был из первого поколения. Один из лучших ученых! Он пережил катастрофу и увидел мир, в котором мы оказались. Он понял, что это страшный мир! Его слова оказались пророческими: мы здесь уже много лет, а не продвинулись дальше выживания.

– Разве это плохо? – удивилась Крита, до этого молчавшая. Ей, как и Блейну, было не по себе от суда над человеком, которого она знала с рождения.

– Это очень плохо. Человечество достигло невероятных высот, мы добрались до космоса! Но вот мы вновь вынуждены были думать лишь о выживании. Мой отец увидел, что такими темпами нас ждет только движение вниз. Его можно замедлить, но нельзя остановить. Арахна пригодна для жизни, это правда. Но для того, чтобы построить здесь полноценную жизнь, нам не хватает ресурсов. Зато они есть на Земле! Когда мой отец понял это, он занялся исследованиями. Почувствовав, что его смерть близко, он передал эту задачу мне. Я же надеялся передать ее своему сыну, но вижу, что уже не доведется.

Блейн почувствовал, что краснеет от обиды и гнева. На его стороне была истина, а он все равно чувствовал себя виноватым, как такое возможно?

– Ты так и не объяснил нам, в чем истинная ценность твоих исследований, – указала Рене.

– Все просто: они делают нас ценными для Земли. Когда за нами прилетят, мы должны дать причину помочь нам, дать знания, которыми мы заплатим за свое спасение. Для этого не подойдут наши сигнальные костры или чистые залы для рожениц. Но с такой задачей, возможно, справятся результаты моей работы.

– Очень красиво и благородно, если не учитывать одного, самого главного: нет никакой Земли! – отрезала Рене. – За нами никто не прилетит, нам никто не поможет. Мы здесь одни, мы никому не нужны, кроме самих себя! Да, все мы знаем, какими бредовыми мечтами жил твой отец, не нужно было нам напоминать. Но, когда его время истекло, ты должен был задуматься! Если никто не прилетал все эти годы, то уже и не прилетит.

– Это ничего не значит.

Как и прежде, воля Фостера была несгибаемой. Впрочем, Блейн подозревал, что она постепенно превращается в обычное стариковское упрямство.

– Мы не знаем, что стало с другими кораблями, добрались ли они куда-нибудь, добились ли чего-то, – напомнил Оливер. – Но насчет Земли уже можно сказать уверенно: ее не существует. Мы должны не ждать спасения от небес, а смириться с тем, что Арахна – наш дом. Первого поколения больше нет. Все, кто тебя окружает, родились здесь. Земля – это просто красивая легенда и не более того. Разве это ничего не значит?

– Только то, что таким мышлением вы загоняете себя в угол. Обернитесь назад: за все годы, что мы провели здесь, мы пользовались только технологиями Земли, мы не изобрели ничего нового. Теперь вот вы судите меня за то, что из-за скачка напряжения пострадал генератор. Но ведь рано или поздно он выйдет из строя! Что вы будете делать тогда?

Эти мысли давно уже посещали всех членов совета, от них нельзя было убежать. Но здесь, перед толпой, Блейну и остальным надлежало изображать полную уверенность.

– Мы что-нибудь придумаем, – заявил Номад Вега. – И нам будет проще сделать это, если генератор перестанут ломать.

– Я вижу, вы уже приняли решение, и все остальное – просто игра на публику. Так давайте, говорите! Не тратьте свое и мое время, если результат уже известен.

– Мы учли все твои заслуги, – подчеркнула Рене. – Много лет ты был очень полезен для поселения, никто из нас этого не отрицает. Если бы генератор повредил кто-то другой, это могло привести к казни. Но в твоем случае мы даем тебе шанс. Твой приговор – изгнание.

– Ну, спасибо! – рассмеялся Фостер. – Как будто изгнание не равносильно казни!

– Тут все будет зависеть от тебя. Мы дадим тебе запас еды, воды, оружие и вездеход. Ты решаешь, куда отправиться и что делать, но ты обязан пересечь мост завтра утром.

Фостер обвел совет внимательным взглядом.

– Это решение было единогласным?

Понятно, к кому он обращался теперь. Может, Блейну и стоило солгать, но он не смог. Да, ему было трудно дать свое согласие. Но ведь Номад Вега подтвердил приговор! Это только на словах все члены совета были равны в своей власти. По факту же, все знали, что семья капитана Веги сохранила лидерство во всем. Да и сложно не уважать потомков того, кто провел корабль через катастрофу и позволил людям выжить!

– Да, – кивнул Блейн. – Это единогласное решение.

– Что ж… Я не могу сказать, что горжусь тобой. Но я рад, что ты хотя бы уверен в том пути, который ты выбрал для себя.

– Ты собираешься оспаривать приговор? – поинтересовался Оливер. Как показалось Блейну, чуть ли не с надеждой.

Однако Фостер лишь покачал головой:

– Нет. Мы все равно к этому придем, а пара дней, которые мы будем спорить, никакой роли не сыграют. Я уйду. Но мне интересно… Когда я уйду, кого вы назначите своей главной проблемой и оправданием всех своих неудач?

Блейн прекрасно знал, что в поселении этот приговор вызовет неоднозначную реакцию, – и не ошибся. Кто-то считал, что с Фостером поступили слишком мягко, ведь другого на его месте, действительно, казнили бы. Кто-то был в ужасе от того, что последний ученый вдруг исчезнет. К его чудачествам и разговорам про Землю можно было относиться по-разному, однако нельзя было отрицать его уникальный ум.

А еще… Никто не говорил об этом вслух, но байки Фостера о том, что за звездами существует жизнь, многим давали сил. Они не одиноки, надежда есть! Когда он уйдет, им всем придется признать, что помощи не будет. Будет только… Арахна. Их дом.

Дом, где они никогда не были нужны.

Фостер должен был уехать утром, и Блейн надеялся поговорить с отцом. Он и сам не знал, зачем, но это казалось правильным. Однако Фостер запретил ему приближаться к лаборатории, и из уважения к бывшему члену совета охрана выполнила его просьбу.

Он никому не доверил свои исследования. В оставшиеся до изгнания часы Фостер забирал все, что ему позволили увезти с собой. Свои записи, образцы, какие-то карты памяти… Блейн не знал назначения и половины всего этого. Он давно уже чувствовал, что не сможет унаследовать семейное дело, ему просто не хватит веры.

Они снова встретились уже у моста. Несмотря на возражения Рене, Фостеру все же дали один из лучших вездеходов. Все прекрасно знали, что это, по-своему, жертвоприношение: он все равно погибнет, а машина сгинет вместе с ним. Но какая разница? Несложно было рассчитать, что топливо кончится куда раньше, чем оставшиеся в поселении вездеходы придут в негодность.

Фостер не казался человеком, приговоренным к смерти. Он был бодр, будто добровольно собрался в экспедицию, насвистывал что-то, загружая в вездеход последние ящики. Его палачи выглядели куда более виноватыми, чем преступник.

Он заметил их реакцию:

– Да не кисните вы! Научитесь принимать сложные решения, раз уж взялись за это. Мы ведь все давно знали, что нормальной моя смерть не будет, правда? Это я вам должен сочувствовать, не вы мне.

– С чего это? – взвилась Рене. Только она, кажется, не испытывала никаких сомнений.

– Все просто: я умру, и не больше. Смерть – это покой. А вы теряете последнего мечтателя, и поселение, если ничего не произойдет, тоже ждет смерть, только медленная и страшная. А ничего уже не произойдет, потому что если вы перестанете звать Землю, с нее вам не помогут.

– Опять ты за свое, – укоризненно заметил Оливер. – Даже теперь, на грани…

– Ну так, а когда же быть честным, если не на грани?

Блейн смотрел на него, потом – на бушующую реку, мост над ней и далекие джунгли. Воздух здесь уже был влажным, но еще относительно свежим. А там, дальше… Там всегда пахнет гнилью, там невозможно долго находиться.

В джунгли выезжали лишь по острой необходимости, думая о том, как бы поскорее вернуться. Но Фостер уезжал навсегда. Он был высоким, еще сильным, еще крепким, но все равно не таким, как в молодости. Впрочем, там, в сердце Арахны, и молодые не выживают, так что возраст ничего не меняет.

– За время жизни второго поколения население уменьшилось почти вдвое, – сказал Фостер, наконец прекратив улыбаться. – Подумайте об этом.

– Зато при жизни третьего поколения – меньше чем на двадцать процентов! – гордо объявила Рене.

– Потому что третье поколение еще молодо, время есть, а тенденция очевидна. Блейн, я могу поговорить с тобой наедине?

– Конечно…

Вот и настал этот момент – когда Блейн почти перестал ждать. Ему было неловко и хотелось плакать, как в детстве. Но он, конечно же, не мог. Он направил всю свою силу воли на то, чтобы подавить сомнения, разрывающие ему грудь изнутри. Правильно ли они поступили? Не слишком ли поздно? И не обрекли ли они все поселение на гибель, избавившись, как сказал Фостер, от последнего мечтателя?

Не было смысла сомневаться, потому что Блейну все равно не позволили бы ничего изменить, он бы лишь потерял доверие совета.

Им подарили эти краткие минуты одиночества, и скоро они стояли на берегу реки, наблюдая за ее дикими серыми волнами.

– Ты весь сжался, будто выговора ожидаешь, – хмыкнул Фостер. – Не нужно так. С сегодняшнего дня я – не твой отец. Твой отец умер.

– Не говори так!

– Так разве это неправда? Место в совете наследуется после смерти предыдущего советника. Но вот кресло уже твое – а я не успел умереть, какая жалость! Но я и правда не буду тебя отчитывать. Ты поступил так, как считал нужным. Тебе будет труднее, чем мне. Я, до того, как все закончится, буду ответственен только за себя. А ты будешь отвечать за все поселение… И очень скоро многие схемы выживания, оставленные вам первым поколением, перестанут работать. Техника выходит из строя, топливо заканчивается, а вы не приспосабливаетесь, Блейн. С этим нужно что-то делать.

– Мы многое изменим!

– Надеюсь на это. Сейчас в совете больше половины молодых, это ваше время. Ищите новые пути! Я искренне надеюсь, что я был не прав и у вас все получится. Я хочу этого! Но… если я вдруг оказался прав и связь с Землей придется на твое поколение, вспомни все, чему я тебя учил. Возможно, это спасет вас.

Блейн только кивнул, говорить сейчас не получалось.

А Фостер все так же беззаботно вернулся к вездеходу. Он тепло попрощался со всеми, кто провожал его – всеми, кто приговорил его к смерти! Он улыбнулся им, закрывая дверь вездехода. После этого машина медленно, осторожно двинулась через мост над вечно разгневанной рекой. И в этот миг Блейну хотелось крикнуть, остановить все это, умолять совет изменить свое решение…

А он промолчал.

Он приговорил к смерти собственного отца, и с этим ему теперь предстояло жить.