Серая утроба

Глава 1

— Не обижайся, Семён, просто я чувствую, что ты изменился. И новый вариант мне не нравится. Лучше бы ты увлекался соседкой снизу, честное слово. Панельки. Что может быть более уныло?

Как будто мне нравится её сигарета в зубах. Лара курит, небрежно отпуская шуточки про мои работы. Зная, что меня раздражает и то, и другое. Не говоря уже о непонятной ревности к «привет-пока» девушке этажом ниже. Как её там? Анжелика? Ангелина? Чёрт.

— Я и раньше исследовал архитектуру спальных районов, — спокойно возразил я. Даже понимая, что только раззадорю пятнадцать секунд как бывшую.

— Раньше ты исследовал людей, а не мозги архитекторов. Оставь это психиатрам, всё равно там системы нет.

Я вздохнул.

— Глупый разговор.

— Согласна, — охотно кивнула девушка.

— Помочь донести вещи до такси? — как бы невзначай осведомился я.

— Сама справлюсь, — вздохнула Лара. Перед глазами сверкнули «седые» волосы цвета состарившегося асфальта и сигарета, щелчком отправленная в распахнутое окно. Она молча взялась за чемодан, остановилась. — Если найдешь менее банальные фразы — номер знаешь. Пока что блокировать не буду.

Я промолчал. Спокойно выдержал её очередную эскападу под нос, отойдя к шкафу. Дождался хлопка дверью и только тогда поднял брови и разразился длинной матерной тирадой. «Пока что», м-да. Ну да ладно. Наше садомазохистское танго и так затянулось. Шкаф. Увеличенная карта района с номерами. Каждому дому — своя папка, покоящаяся в бездне шкафа. Выписка из архива, фото изначальных и современных «меток». Небольшие наброски «по горячим следам». Сокровище и отличный материал для магистерской. Ну — или хлам и мусор. Кому как.

Куртка. Улица. Поморщиться побелевшему от голубей асфальту. Покоситься на хмурых рабочих, вновь собирающихся что-то латать. Воткнуть в уши горошины наушников. Дождаться утробной мелодии, двинуться в соседнюю часть жилого массива. Десять минут, если срезать через непроездной пустырь — несостоявшуюся спортивную площадку. И пять — если поскакать по оврагу. Спешить особо некуда, и первый вариант меня вполне устраивает. Разбитый, кое-где аляповато поправленный асфальт хорошо ложится под шаги. Образ Лары ушёл куда-то в угол сознания и не беспокоил.

Первый дом. 31 «чистый». Длинная коробка девятиэтажки. Время пощадило изначальную багрово-белую расцветку, а местные «благоустроители» — по-своему изящный бетонный козырёк. Я фотографирую бетонный барельеф у подъезда. Абстрактный, отсылающий не то к клинописи, не то к неомайанской архитектуре. Ещё один. Третий. Местные не возражают, хоть и откровенно косятся. Я окидываю фасад взглядом и совсем не удивляюсь очередным потёкам. Сто двадцать восьмая УК, как и в предыдущие разы.

Достаю блокнот. Зарисовываю длинные нити потёков. У меня наклёвывалась ещё одна теория, но она была куда безумнее предыдущих. К тому же, группа очень упорных любителей альтернативной истории и без того завалила меня сообщениями в соцсети. Нужно же было шутя выложить фото очередного барельефа, мол, клинописи на обычном советском доме, к чему бы это...

31/1. Барельефы, клинообразные балконы. Потёки, куда без них. Я вожу челюстями и раздумываю о психиатре. Но все равно вожу карандашом в папке. И думаю о смешении «кодов». «Клинопись» ничего не значила, но если снова попадётся совпадение — нужно будет искать ключ в сочетании её и следов. Дожили.

— Дожили, — сказал кто-то на ухо и я едва не роняю свой набор юного социального антрополога.

— П-простите? — выдавил я кое-как.

— Говорю, дожили, — недовольно повторила старушка и бросила рассеянный взгляд на стену. — Как сменилась управляйка, так постоянно ремонты. И ладно бы хорошие, так ты посмотри! Ну куда это годится! Ворочают деньгами, как шкварками, и ладно бы...

Я уже привык к таким поворотам и знал, что делать. Записывать рассказ свидетеля. Как вселялись в восемдесят девятом, как барельефы были изначально и какие-то царапины на штукатурке, аж стройотряду пришлось заново красить.

— Как выглядели? — жадно спрашиваю я.

— Мальчик, ну не помню как выглядели. Длинные царапины сверху вниз, а на остальное память не та. Уж извини но... — собеседница дернула плечом и вкрадчиво добавила: — А что, мы в программу какую ремонта попадём?

— Возможно, — покладисто отвечаю я и добавляю нотку правды: — Извините, мне пора к следующим домам.

На следующих трёх панельках — ничего особенного. Начинает накрапывать дождь и камера телефона окончательно сдаётся. Сплевываю от досады и быстрым шагом прохожу путь в обратном порядке. Наполовину — потому что чем-то меня зацепил старик, продающий перепелиные яйца прямо под куцым козырьком подъезда. Серия 86, «Донбассгражданпроект». Кирпич, ничего особенного. Коллектив авторов под руководством В. Анова, автор входной группы неизвестен.

— Почём яички, дедуля?

Старик пожевал губами, провёл ладонью по дряблой шее и пробормотал:

— Полтинник за десяток.

— Дайте два, — решительно протягиваю купюру. Замечаю хмурый взгляд и осведомляюсь: — Что-то не так?

— Дааа, — отмахнулся тот, — рабочих шду. Крыша протекла опять, надо штоб описали всё хлопцы. Доштали уже. Ты похошш на однохо из них, но так, ешши издалека.

Я поднял глаза и заметил потёки. Зарисовать бы их бегло... а почему, собственно и нет? Карандаш, блокнот.

— Знакомый в управляющей компании работает. Может, поможет чем.

— Никто-о-о нам не помошет, малыш, — старик сощурил глаза и воткнул в меня взгляд. — И тебе тоже. Все обложили нас...обложили, сволочи серые...

Я поспешно ушёл, стараясь не оглядываться на старика с потухшим взглядом. Не нравилось мне происходящее, ой как не нравилось. Может, те сумасшедшие из Сети правы и посредством брежневок с нами пытается связаться какая-то внешняя цивилизация? Могли бы, чёрт возьми, воспользоваться просто радио. Хотя, припомнил я, огибая последний дом, радиотелескопы неоднократно ловили непонятные сигналы. Тот же «Wow!».

За всем этим я и не замечаю, как перед лицом снова появилась привычная глыба моей многоэтажки. Хорошо, что не открытый люк — с такой-то внимательностью мог и в него ухнуть. Бросаю взгляд (несомненно, мрачный) на серую дверь подъезда. Нужно отвлечься от всей сегодняшней чуши, точно. Решительно разворачиваюсь и двигаю в наливайку.

— Это всё из-за переизбытка эмоций, — негромко (привлекать продажи прохожих мне «не улыбается») ворчу я, поднимаясь по крутой лестнице магазина.

Пивная встретила традиционным, слегка кислым запахом. Как минимум один местный доходяга в день начинал пить, не отходя от стойки. И он же, с большой вероятностью, не сдерживал рвущуюся из бутылки пену, забрызгивая всё вокруг под тоскливым взглядом продавщицы. В этот раз на роль доходяги хорошо подходили и мрачные молчаливые коммунальщики в серых комбезах, и пара алкашей с крайнего подъезда.

По привычке я снял рюкзак с плеча. Может вызвать и «тест на ум» от завсегдатаев, и попытку утянуть — от случайного алкаша. Рюкзак не жалко (давно пора его менять), а вот сегодняшние материалы — очень даже. Дождавшись своей очереди, решительно говорю:

— Две по полтора жигулёвского.

— Паспорт, — меланхолично сообщает продавщица.

— Я хожу к вам каждую неделю, — поднимаю бровь я.

— Точно, он ещё студентик, который историю района описывает, — сипло поддакивает какой-то посетитель сзади.

Отмалчиваюсь. Детали моей деятельности сейчас не очень важны.

— А паспорт где? Меня проверка уже задолбала по вам, молодо выглядящим. Может, тебе ещё семнадцать.

Звонок откуда-то издалека прервал мой набор воздуха для тирады. Женщина ушла в подсобку. Мне оставалось только выбирать приторный лимонад. Безалкогольное пиво не вдохновляло. От созерцания «Саян» и «Буратин» меня отвлекла очень медленно сказанная напряжённым голосом фраза:

— Ладно. Я сегодня добрая. Сколько, говоришь, наливать?

Повторил. И сжал крепче рюкзак. Посетители насторожённо переглянулись. А я как можно более незаметно оглядывался. В наливайке, на выходе, у подъезда. И там-таки обнаружил их. «Черты и резы», длинные вертикальные царапины. Достал блокнот. Да, похожи на «потёки». Но — с каким-то добавлением. Быстро зарисовал, вновь покосился.

Пустая улица, отдалённые звуки машин, преодолевающих мелкие лужи. Шелест дождя о листву. Он разогнал вездесущих голубей, попрятавшихся неведомо где. Хотя, троица приткнулась под козырьком, причем один — с головой, пробитой насквозь иглой от шприца.

— Люди жестокие создания, правда? — раздался неожиданно весёлый голос откуда-то справа-сверху. Я поднял взгляд и увидел «Ангелину-Анжелику», высунувшуюся по пояс из окна. Мешковатая клетчатая рубашка, расстёгнутая кверху. Распущенные волосы. Легкомыслие во взгляде. Мда, неудивительно, что Лара так яро ревнует. Ревновала.

— Угу. Кто это его так?

— Какие-то школьники из сто третьей школы, — неопределенное движение плечом.

— Идиоты, — искренне замечаю я.

— В жизни есть место идиотизму, — чуть улыбнулась девушка и достала пачку сигарет. — Будешь? Вид у тебя, как у побитого кота.

— Как обычно, — усмехаюсь я.

— Обычно лучше, — серьёзно говорит соседка и добавляет: — Так что насчёт сигарет рекомендую подумать.

— Не, спасибо. Промок насквозь. Сушиться надо.

— Ну, смотри, — легко голыми плечами она и закурила. Мы никогда не прощались и не здоровались.

Три лестничных пролёта прошли спокойно. Никто не воткнул нож в спину и не повалил на спину, срывая рюкзак. Щелчок замка. Тамбур открыт. Темно. Лампочка перегорела или её выкрутили? Свечу фонариком. В тенях никто не притаился. Закрываю тамбур, проскальзываю в квартиру. Тихо, остатки сладковатого табачного перегара медленно заползают в нос. Чужих запахов и звуков — нет. Закрываю дверь на все замки.

Пиво действительно могло быть продано (и налито с сильным превышением отметки, замечу) лишь по причине отличного настроения. А царапины, абсолютно совпадающие с «потёками» по характеристике? Я скидываю рюкзак. Отправляю одну бутылку в холодильник, вторую — вскрываю. Меня ждёт некогда подаренная книга по криптографии. И ещё — горка словарей мёртвых языков.

Ассирийский, шумерский, аккадский — не подходит, мало серий «черт и рез» для отображения всех вариантов клинописи. Иероглифы не берём. Числа-числа-числа. Что это может быть? Двоичный код? Нет, есть ещё серии по две и три черты. Может, в код внесена деформация, чтобы расшифровать было не так просто?

Вообще, зачем это тем самым «гостям»? Допустим, они приложили руку к панельным домам. Не значит ли это, что они приложили руку к другому капитальному строительству Союза? Атомные электростанции, метро, высотки. Может, они и вовсе — в числе руководителей профильных институтов и давно, по ностальгическим соображениям, внедряли свою бруталистическую архитектуру в массы?

Я потираю лоб и отхлебываю пива. Так можно слишком далеко зайти. Например, что эти самые представители умирающей (кстати, почему умирающей?) цивилизации внедрили в сознание человечества мирный и не очень атом, телевидение (вроде его тоже изобрели в СССР) и космические аппараты. Может, они заперты на Земле и их недостаточно, чтобы вырваться? Поэтому они влияют косвенно?

Очень смешно. Царапины и потёки можно расшифровать как угодно — и получится логично, как ни крути. Опукский камень из четырёх символов любители расшифровали десяток раз и все — неверно. А верного варианта не было, местный житель вырезал ради развлечения. Фестский диск — в ту же копилку, вон, в том году вышла очередная «версия». Ну да ладно. Сегодня ещё можно развлечься, отвлечься от серости.

Но дальше — возвращаемся к традициям спальных районов. Городские легенды, поведенческие традиции, всё такое. Против этого ничего не имеет научник, да и асфальт под ногами покрепче будет. И всё-таки интересно. Фрэйзер, вон, относил понятие «воплощённого божества» к наиболее примитивной стадии развития общества. Добавим архетип божества на выбор. И, бинго, получим вероятный образ «гостя», оставляющего послания на фасадах домов. Какие они там, архетипы? Чёрт, ещё бы помнил.

Я добавил пива и уставился на исписанные листы. Надо отвлечься. Телефон, социальная сеть. Очередные жалобы на политиков, коммунальщиков и всё остальное возможное. Влодзимир Свентиславович сменил гнев на милость и сдержанно выразил оптимизм в написании диплома. Неожиданно, но приятно. И ещё один повод бросить чушь с чертами, барельефами и потёками. Хотя нет, стоп. Вокруг зависимости приподъездной активности от барельефов входных групп отчасти и построена магистерская. Осторожнее на поворотах, Семён Тетерин.

Взгляд упал на пачку сигарет, оставленную на подоконнике. Видимо, Лара оставила. Наникотиненное светило отечественной палеогенетики. Надо выкинуть к чёрту. Я подхожу и слышу мерный стук. Голуби клевали тутовую ягоду уже которую неделю, и ничего странного в этом звуке не было. Но именно сейчас в голове что-то щёлкнуло. Стук. Быстрый и сильный. Двоичная система. Бегу за пивом, обливаюсь пеной. Ворчу, но — доливаю в стакан. Возвращаюсь и немедленно расшифровываю. Буквы складываются в слова, а в слова в фразу:

ЕСЛИ ТЫ ПРОЧЁЛ ЭТО, ТО МЫ СКОРО ВСТРЕТИМСЯ.

В обычной тишине двора визг детей кажется громом. Я слышу сокращения не то сердца, не то лёгких, отдающиеся в ушах и грудной клетке. Надо завязывать с этим всем. Выкурю первую за пять лет сигарету, сожгу все лишнее к чёртовой матери и вылакаю бутылку водки, валяющуюся в холодильнике с Нового года.

Табачная дрянь пляшет у меня в руках. Кое-как нахожу спички. Иду на балкон. И замираю в оцепенении. Которое проходит лишь при приближении пламени к коже. На деревянном подоконнике балкона были всё те же «резы». Выкидываю табак и обуглившуюся спичку. Утром их ещё не было. Хватаю лист бумаги и зарисовываю. Через минуту у меня уже была расшифровка.

В ПЯТЬ ЧАСОВ. ТУТ ЖЕ.

Поднимаю глаза. Ещё семь минут. Всё-таки выкуриваю сигарету. Выдуваю кружку за пару минут, добавляю. Ставлю кресло и жду. Что мне сказать? «Как сильно вы влияли на человечество? В чём самый главный вопрос жизни, смерти и Вселенной? Есть ли жизнь после смерти?» Заранее, видимо, нужно готовить не только ответы, но и вопросы. Короткая матерная тирада, прерванная шорохом крыльев.

Через решётку протискивался голубь. Обычный голубь серо-голубого окраса. Иголка в голове. Расфокусированный взгляд, клюв измазан тютиной.

— Ну и на хрена ты сюда припёрся?

— Отличный вопрос, — прощёлкал голос. Глубокий, в меру громкий, но замусоренный щелчками. Я вздрогнул. Оглянулся, расплескав пиво, но никого не заметил. — Сюда смотри.

— Эээээ...

— Что, неожиданно? — саркастично произнёс голубь. — Ожидал титанов, проходящих сквозь решетки? Ну вот он.

— Ээээээ...

— Если ты и дальше намерен мычать, то прошу, сделай одолжение. Дай мне сигарету, подкури её и проваливай.

— Ссигарету?

— Да! Живенько!

Одревеневшими пальцами я вставляю в клюв сигарету и поджигаю её, чувствуя себя полным идиотом.

— Коты и чайки, я уже несколько лет не курил. Лучшее изобретение моего вида.

— Так, о чём ты...вы...

— Хотели поговорить? Вот это нормальный вопрос. — голубь умудрился вытащить лапой табак из клюва и даже отряхнуть пепел. Выдохнул небольшое облачко и начал: — Мы наблюдали за тобой, Семён. Долго наблюдали. Ты умеешь смотреть в суть вещей.

— Я занимаюсь панельными домами, — вяло возразил я.

— Ты занимаешься нашим ареалом. Занимаешься тем, что мы когда-то умели. Ну, в уменьшенном масштабе. Умели и просрали, уж извини за прямоту.

— Ничего, бывает...

— Мы деградировали до состояния крыс, кишечника на ножках и крыльях. Хотя когда-то мы дали вам, наземным обезьянам, огонь и металл.

— Спасибо, — только и оставалось вставить мне.

— Пожалуйста. Не думай, что я пришёл поныть о падении Странствующей Империи, которую вы, чучела, снесли. Pax Colombiana, если угодно.

— Даже не предполагал, — поднял руки я, едва не сшибив кружку.

— Что ж, — голубь снова затянулся, — у меня большие планы на тебя и твою девушку. Вот для чего я прилетел.

— Она больше не моя девушка, — попытался отрезать я. Птица с иглой повернула голову набок и спросила:

— Ах, вот как. Ты уверен? Проверь телефон.

Я подчинился — скорее из-за сюрреализма ситуации. Шесть пропущенных звонков, две СМС. Все — от Лары. Глупое нытьё, просьба о прощении. Развёрнутая просьба с мотивацией. Видите ли, она не понимала, как я ей дорог и не знала, насколько моя работа важна. Что?

— Как вы её запугали?

— Ха! Ха! — Иголка задрал голову, забыв о сигарете. Она дошла до когтей и птица, что-то прокурлыкав, откинул её на улицу. — «Запугали». Мы умеем влиять сотней различных способов. Когда вы изобрели «Илиаду», мы изобретали риторику. Когда вы отважились выйти в океан — мы уже летали над ним на неведомых вам механизмах. Мы были на ваших кораблях, направляли ваших тупых штурманов в нужном направлении и даже переносили ваши сообщения.

— А это, кстати, зачем? Ну, если вы... простите, раз вы настолько высокоразвиты.

— Эх, Семён, — покачал горизонтально головой голубь, — не разочаровывай меня. Мы переносили ваши примитивные сообщения, скакали на свадьбах и жрали ваш мусор, да — потому что нам это нравится. Нравится чувствовать себя дебилами, — птица начала ходить, отмахивая одним крылом, — нравится не слезать с тютины (не представляешь, какую зависимость она вызывает), некоторым даже офигеть как нравится бросаться под машины.

— Почему?

— По кочану и по капусте, — проворчал голубь и обгадил подоконник. — Вот. Вот почему. Биологическое оружие, безудержное потребление кокаина и тутовника привело к тому, что я не могу даже сдержать кишечник. Какой тут холодный синтез, стаю бы сдержать от очередной выходки...

— А чем я могу помочь? И чем — Лара?

— О, на вас у нас особые планы. Вы вдвоём сможете возродить величие нашей империи. Не думай, что просто так, — Иголка подлетел ближе и сел на подлокотник. — Мы знаем клады, до которых ещё никто не добрался. Технологии, недостижимые даже для твоих правнуков. Хочешь командовать людьми — пожалуйста. У нас есть нужные связи. Не проблема.

— Тогда зачем я?

— Потому что, кот ленивый, из всей городской стаи только я знаю письмо предков и смог с тобой связаться. А моя покойная жена, чтоб того кота КрАЗ переехал, была последним носителем тайны, как именно стимулировать мозг для разговора вашей речью.

— Эээ, — я неуверенно показал на голову птицы.

— Да, — совсем по-человечески выглядящий кивок. — Иголка. В одном точном месте. Ты расшифруешь знаки, оставленные предками. Твоя самка проанализирует, как именно вогнать моему крылу иглы в голову, а затем — выделит ДНК наших мёртвых заокеанских родственников. Вместе мы достигнем многого. Задумайся, мы уже выдали тебе аванс. Научный успех — тебе ещё не звонили из журнала? Ладно, кому-то наклюём на лысину. Самки. Даже две.

— Вы про Анжелику?

— Ангелину. Не то чтобы я одобряю многоженство, но и не осуждаю. Пиво, — он указал крылом, — тоже в сфере наших интересов.

Я отхлебнул упомянутый напиток и осведомился:

— И какой первый шаг?

— Пойди в аптеку и купи набор одноразовых шприцов. Потом дождёмся твою самку и мы создадим ядро организации. Боевого крыла. Ордена.

Через пять минут увещеваний и скрытых угроз я собираюсь под гомон чересчур говорливого голубя. Мокрая куртка, рюкзак, карточки и ключи. Разговаривать с ним было бессмысленно — на каждый аргумент он предъявлял два. Как только люди живут с попугаями и воображаемыми собеседниками? Понятия не имею. Но кое-что я знаю точно. Например — то, что внизу, на первом этаже, постоянно караулит рыжий соседский кот.

И каждый шаг по грязному бетону ступеней я обдумываю, не скормить ли моего гостя, реального или воображаемого, этому зверю.