Седьмые врата

Глава 1

***

Там, где река изгибалась на север, росла ива. Корни, похожие на змей, цеплялись за берег, ветви склонялись к темной, стылой воде и чертили дорожки по течению.

Пахло осенью, холодом и пустотой, и еще кровью — совсем слабо.

Хэнт осмотрелся, прежде чем спешиться, положил руку на рукоять меча — прикосновение к Соколу отдалось привычным щекотным покалыванием — и достал глейфы. Он всегда начертал их на маленьких щепах, потому что на воздухе как-то не получалось.

Конь всхрапнул, беспокойно переступил на месте и повел ушами. Высоко — там, где смыкались над головой деревья, — мелькнул росчерк черного крыла.

До того было тихо, неестественно тихо, будто вода и темная жирная земля, проступавшая проплешинами сквозь мокрую палую листву, засасывали звуки.

Ворон сел на ветку совсем рядом с Хэнтом и покосился черным, похожим на бусину, глазом. Неприятный у него был взгляд, неуютный — слишком умный для птицы, слишком осмысленный.

Подпалить бы тебе перья, тварь. Чтобы не шпионил по лесам.

Ворон смотрел, склонив голову, и будто бы усмехался. Мерзко так, понимающе. Хотя, конечно, усмехаться он не мог, в отличие от того, кто его подослал.

Хэнт бросил на землю щепку с глейфом защиты, подождал, пока поверх листьев не проступит красноватое свечение знака, и принялся спускаться к реке. Коня он привязывать не стал, тот чуял себя в безопасности и все равно никуда бы не ушел.

Тело обнаружилось чуть ниже по течению. Поджарый мужик в черных доспехах Псов был разорван надвое. Верхняя половина лежала почти под самой ивой, а нижняя чуть дальше. Кровавая полоса на мокрых листьях казалась неестественно яркой. Будто ленту кинули. Такие бросали благородные дамы и чародейки своим рыцарям на городских турнирах. Раньше, пока правил старый король, а не Принц-Предатель, и пока чародеек еще не начали истреблять, как зверей.

Ворон громко каркнул, хрипло и протяжно, снова перелетел поближе, чуть на плечо не уселся.

— Летел бы ты отсюда, — тихо посоветовал ему Хэнт, — пока шею не свернули.

Пернатая тварь осмотрела его с сомнением, разве что не рассмеялась в голос, и осталась на ветке.

Снова все смолкло, и воздух, казалось, звенел. Тишина была гнетущей, тревожной. Обманчивой.

Мертвый пес бессмысленно пялился в небо пронзительно-синими глазами. Хэнт наклонился и закрыл их. Не потому, что хотел почтить чью-то там память, а просто чтобы не отвлекаться.

Он прошел вперед, остановился — делал вид, будто разглядывает кровь.

Следов вокруг не было. Никаких — ни человеческих, ни звериных. Гармы их не оставляли, а у пса, скорее всего, обувь была зачарованная.

Предатель всегда неплохо одевал своих ублюдков.

Тварь напала со спины. Оглушительно захлопал крыльями ворон, взвился на своей ветке и закричал, предупреждая. Хэнт был готов — полоснул Соколом наотмашь, извернулся, уворачиваясь от когтей.

Гарм высоко взвизгнул — порыв ветра ударил в лицо — и проскочил мимо.

Хэнт бросил ему вслед глейф пламени, вложил искру собственной силы, и щепка расцвела огненным цветком, заставила тварь отпрянуть назад.

Подарила мгновение — не больше, но и его оказалось достаточно — Хэнт бросился вперед, рубанул мечом. Клинок просвистел в воздухе, впился в черное, истекающее темным туманом тело, с отвратительным хлюпающим звуком.

Гарм раскрыл пасть, рванулся вперед, уже издыхая — прямо в лицо пахнуло гнилью и тухлым мясом — и Хэнт выдернул меч. Темный туман с шипением цеплялся за лезвие, будто пытался удержать, и таял, опадая черными каплями.

Обычно магия, из которой больше, чем наполовину, состояли эти твари, испарялась сразу, оставался только собачий скелет и все, что гармы не успели переварить, но с этим получилось иначе, Хэнт даже присел на корточки рядом, чтобы рассмотреть поближе: туман развеялся, и на мокрой, почерневшей листве осталось тело. Искореженное, с раздутым брюхом и покрытое наростами, оно казалось склизким. Сквозь полупрозрачную, белесую кожу просвечивали то ли куски мяса, то ли внутренние органы.

Ворон каркнул снова. Хэнт вздрогнул, осторожно поднялся, оглядываясь по сторонам, задержался взглядом на мертвом псе.

Показалось, что тот пошевелился.

Крупное, маслянисто блестящее щупальце скользнуло сквозь листву вверх, перехватило труп поперек груди, а потом рвануло вниз.

Хэнт отскочил назад и в сторону, перетек в боевую стойку. Вес Сокола в руке придавал уверенности.

Сначала в воздух взметнулись комья грязи и ошметки тела, и только потом тварь вылезла наружу — земля задрожала, под листвой прошла рябь, и показалась отвратительная круглая голова.

Хэнт услышал, как истерично заржал конь неподалеку, как снова захлопал крыльями ворон.

Наверное, когда-то этот монстр был левиафом, по крайней мере, в его изувеченной, бугрящейся наростами и наплывами сала фигуре, еще угадывались привычные черты. Хэнт на самом деле терпеть не мог даже обычных левиафов, а тем более таких, усиленных темной магией.

Тварь провернулась в листве, запрокинула голову, будто принюхиваясь, а потом хлестнула щупальцем. Хэнт увернулся, поднырнул вперед, рубанул Соколом.

Острый наконечник второго щупальца просвистел рядом с лицом, рванулся навстречу.

Глейф защиты в ладони — один из четырех оставшихся — вспыхнул алым, на долю мгновения застыл куполом над головой и разбился с тонким, пронзительным звоном.

Тварь бросилась вперед снова, изогнула покрытое жесткой чешуей змеиное тело.

Хэнт отпрянул, провернулся на месте, атаковал сверху. Сокол запел, засветился белым, и свет вытянулся вперед продолжением клинка — достал.

Тварь завизжала, забилась. Стегнула щупальцем наугад и все же зацепила.

Удар пришелся в белую нагрудную пластину, отбросил назад.

Хэнт, едва соображая, что происходит, швырнул в ответ глейфом огня. Потом еще одним.

Моментально накатила слабость, потемнело в глазах, звон в ушах стал нестерпимым — Сокол и знаки высасывали силы, которых у Хэнта и без того было мало. Ему никогда не давались магические искусства. Даже у деревенских девчонок энергии было побольше.

Тварь каталась по листве и верещала, извиваясь, как червяк.

Хэнт кое-как поднялся, едва не завалился обратно.

Нужно было добить монстра, пока тот не очухался.

Последняя щепка с глейфом удобно лежала в перчатке — оставалось только размахнуться и кинуть, вложить последние силы.

А потом лежать беззащитным, пытаясь прийти в себя.

В конце концов, Хэнту так и не пришлось ничего делать. Тварь вдруг выгнулась, раскрыла покрытый кривыми зубами рот, и ее разорвало на части.

Он никогда раньше не видел настоящее боевое заклинание в деле — такое, какие использовали военные маги при дворе прежнего короля — но все равно узнал его с первого взгляда.

— За эти фокусы теперь казнят, — хрипло сказал Хэнт, перехватил Сокола поудобнее. Элейна говорила, меч защитит, поможет, когда больше ничего не останется. Хэнт не особенно ей верил.

— Мне многое прощается, — высокий мужчина в черном подошел к твари, аккуратно подтолкнул один из кусков сапогом. На воротнике дорогого камзола топорщились вороные перья. Черноволосую голову украшал венец из темного, маслянисто блестящего металла.

— Повезло, — Хэнт смотрел на него и гадал, что делать. Напасть первым? Смешно. Что он мог сделать обессиленный и с одним-единственным глейфом?

Тянуть время?

Происходящее казалось таким странным, что даже ненависти не было. А раньше Хэнт всегда думал, что, если встретит Принца-Ворона, нападет не раздумывая. За Делию, за всех, кого потерял. За Леннар.

— Вы простите, что не кланяюсь, ваше высочество. Устал.

Принц-Ворон повернул голову — лицо у него было гладко выбритое, красивое, немного усталое и очень благородное. Такие профили, наверное, только на монетах чеканить.

Он выглядел младше Хэнта, и глаза казались неестественно темными. Черными.

Глупее не придумаешь: пойти избавиться от мелкого монстра на переправе и столкнуться с самим Предателем.

— Величество, — поправил Ворон. — Я король, не принц.

— Я в дворцовых порядках не разбираюсь, — Хэнт осторожно отступил, пытаясь придумать, как сбежать. Получалось, что никак. — Для меня все высочества на одно лицо.

— Правда? Это странно. Я слышал, что ты мой брат и законный король. Избранный.

Хэнт не стал этого отрицать. Такие слухи он распускал сам. Хотя, конечно, не был никаким избранным, и сыном короля не был.

Он родился в небольшом городке под названием Леннар в трех днях пути от столицы. В тихом и довольно скучном месте, от которого теперь остались руины.

Ненависть проснулась, заворочалась внутри. Привычный черный зверь, с которым Хэнт давно засыпал и просыпался в обнимку.

— Знаешь, это довольно любопытно, — продолжил Ворон. — Наш отец был черноволосым, мать блондинкой. А ты рыжий. Но почти никто во всем королевстве не сомневается в нашем родстве. Хотя, если присмотреться, мы совсем не похожи.

— Люди видят то, что хотят: меня будущим королем, а тебя мертвым, — отозвался Хэнт, поколебался и вложил Сокола в ножны. — Элейна говорила, ты не можешь меня выследить.

— Лично — нет, — не стал спорить Ворон. — Мои фамилиары могут. Элейна хорошая чародейка, но даже у лучших из нас свои пределы. У нее, у меня.

Хэнт много раз представлял, как убьет Ворона. Как выбьет оружие из рук, как повалит на пол. И совсем уж глупо: представлял, что прежде, чем воткнуть клинок в брюхо, перед тем как провернуть его медленно, глядя Ворону в глаза, задаст вопрос. Всего один, совершенно бессмысленный, бесполезный теперь.

— Знаешь, ты не первый Избранный, кого нашла и кого так опекает Элейна, — продолжил тот. — За последние двадцать лет я похоронил не меньше восьми внезапно объявившихся братьев, кузенов и даже одного дядю. И каждый из них, как и ты, провозглашал себя тем самым избавителем, — Ворон подошел ближе. Глаза у него и впрямь были черными.

При нем не было оружия, да оно и не было ему нужно.

— Думаю, — отозвался Хэнт, и голос прозвучал хрипло,. — Ддля Элейны все очень просто. Кто убьет тебя, тот и Избранный.

— Логично. Хочешь им оказаться?

— Больше всего на свете, — честно признался он. Потому что хотел, действительно, до одержимости, до дрожи хотел. Не стать королем, не спасти страну от Предателя, даже не избавиться от той магической заразы, которую распространяли Ворон и его Врата, и которая призывала в мир гармов и прочую нечисть.

— А, — словно понял что-то тот, улыбнулся. — Так это личное. Не жажда власти и не вера в собственную правоту.

— Да, — слюна во рту горчила. — Личное.

— А я пришел, чтобы попытаться переманить тебя на мою сторону. Видимо, зря.

— Видимо. Ты когда-нибудь слышал про Леннар?

Хэнт спросил, хотя и так знал ответ заранее.

Понимал, что нет. Нет, король и Предатель, отцеубийца, который приносил в жертву людей, чтобы построить врата для монстров, не знал и не мог слышать о Леннаре. О крохотном городке, бессмысленном и тихом. Слишком скучном, слишком бедном.

— Разумеется, я «слышал про Леннар», — ровно, неожиданно прямолинейно, без снисходительной насмешки продолжил Ворон. Как плетью стегнул словами. — Это был небольшой город к востоку от столицы. Около четырех лет назад его разорили гармы. Леннар был третьим поселением у них на пути. Сначала пал Ал Грейн, потом Сареза, и в конце концов Леннар. Тех жителей, кого не убили гармы, вырезали мародеры. Я король этой страны, мальчик, не сомневайся, я знаю, что в ней происходит.

Хэнт рассмеялся, потому что это и правда было весело.

Интересно, по мнению Ворона, это знание хоть что-то меняло?

— Моя вина в том, что я не отправил людей на помощь тем, кто выжил. Войска пошли дальше, спасать четвертый город, пока его еще можно было спасти.

Когда Хэнт узнал о нападении на Леннар, он охранял купеческий обоз. Небольшую вереницу телег, которую Торговый Совет перегонял из Ал Грейна во Врасию. Последний, как потом оказалось.

Он так потом и не узнал, что стало с этим обозом, потому что ушел. До Леннара было два дня пути.

Хэнт уложился в один. Оказывается, иногда один день — это очень долго.

Он нашел Делию во дворе — еще теплую, раскинувшую руки, как поломанная кукла.

И в тот самый первый, самый больной миг Хэнт думал только: «Она не дождалась совсем немного. Пару часов». Почему-то казалось, что до самого конца она ждала и верила, что Хэнт придет.

Он сжег тело сестры вместе с домом, вместе со старой рябиной и кривой скамейкой, и больше никогда не возвращался в Леннар.

— Я убью тебя, — пообещал Хэнт. Почему-то прозвучало буднично и как-то даже со скукой. — Убью, чего бы это мне ни стоило. Я уничтожу все, что ты строил — всю ту гнусь, всю ту дрянь, что отравляет землю. Все, что тебе так дорого.

— Что ты знаешь о том, что мне дорого? — обманчиво тихо, ласково начал Ворон. — Кто рассказал тебе обо мне? Элейна с ее пророчеством об Избранном? С ее байками о борьбе добра со злом? Ты вроде бы не ребенок, чтобы верить в сказки.

— Оглянись вокруг: по лесам и городам теперь разгуливают монстры, чародеев истребляют как скот, и ты строишь врата, которые кормишь людьми. Сейчас нетрудно верить в страшные сказки.

Ворон передернул плечами, отступил на шаг. Наверное, мог бы ударить заклинанием, как сделал это с изувеченным левиафом. Но не стал.

Только поднялся в кронах над головой ветер и запахло снегом. Пронзительно и отчетливо.

— Значит, ты ошибаешься. И, если ты проживешь достаточно, тебе придется признать очевидное. Нет никакой борьбы зла с добром. Есть только борьба прошлого с будущим. Каждый миг, каждый вдох и выдох. Про эту борьбу известно только одно: прошлое проиграет.

Хэнт все-таки швырнул в него глейфом — вложил все, что еще оставалось, те немногие силы, которые у него были. Бессмысленно и бесполезно, огненный цветок осыпался искрами даже не коснувшись Ворона.

— Тварь!

Принц-Предатель и отцеубийца рассмеялся, весело и беззаботно:

— Обойдемся без братских оскорблений. И без дворцовых титулов, раз уж ты так плохо в них разбираешься. Когда придешь убивать, зови по имени.

Ворон усмехнулся и исчез. Где-то над головой послышалось хлопанье крыльев.

***

Прежде чем приходила Элейна, всегда первой появлялась ее сила. Шумом ветра в листве, инеем на ветках. Белесые ленты тумана струились над темной водой реки, воздух звенел. Хэнт терпеть этого не мог: — и потому что сразу хотелось схватиться за меч, и потому что банально мерз.

То, как все вокруг вдруг становилось льдистым и красивым, его не утешало.

— Здравствуй, — она выступила из тумана — белая, нереальная. Лед в волосах блестел краше драгоценностей. Платье струилось за спиной белой лентой шлейфа.

Хэнт угрюмо кивнул ей в ответ.

Элейна пошла к нему по воде, нежные босые ступни ступали мягко, беззвучно.

Говорили, раньше — во времена прежнего короля — таких чародеек было много: могущественных, прекрасных. Они жили во дворце, помогали управлять государством.

Хэнту много раз рассказывали о тех «счастливых», правильных временах. Он даже не возражал: — здорово, и правда, когда магия всегда под рукой и на нее можно положиться.

От Элейны, например, он видел только хорошее. Она помогала и делом, и советом: дала меч, который защищал и действовал против гармов. Договаривалась с князьями и баронами, чтобы они поддержали Избранного — кто деньгами, кто провиантом и людьми.

Убеждала, очаровывала и всегда была рядом.

Она была удивительно, неправдоподобно красива.

Хэнт пытался быть ей благодарен. Но не понимал и не любил.

— Ты хорошо справился. Хэльнир будет доволен.

Хэнт искренне на это надеялся. Хэльнир — старый барон, служивший еще отцу Предателя — попил у него немало крови бесконечными придирками, постоянным недоверием, и идиотским желанием «испытать избранного в деле».

— Плевать мне на его довольство. Он хотел, чтобы я в одиночку прикончил гарма, я это сделал. Пусть теперь снаряжает людей.

— Его подданные назовут тебя героем. Ты спас их.

Хэнт совсем не чувствовал себя героем. Стыдился всей той пафосной, насквозь лживой ерунды, которую про него рассказывали.

И в своих белых доспехах и крылатом шлеме сам себе казался шутом.

Ну не глупость ли?

Элейна объясняла мягко и терпеливо: люди верят в то, что видят. И то, во что верят, делают правдой.

— Любая команда глейф-охотников справилась бы с гармом, — мрачно напомнил он. — Так что я спас не подданных барона, а только его деньги. Не пришел бы я, тварь прикончили бы другие.

— Гарма — да, — не стала спорить Элейна. — Но не левиафа.

— Левиафа убил не я.

Наверное, самым неприятным в ней было то, что она никогда не менялась в лице. Всегда казалась задумчивой, мечтательной и немного меланхоличной. И в осеннем лесу, и на Аллее Виселиц.

— Да, я чувствую. Регерн был здесь.

— Похоже, он пришел поболтать.

Элейна подошла ближе, ступила на берег. На листьях вокруг оседал иней.

Хэнт поежился и отступил назад.

— Разговоры — это все, что ему остается, — она присела возле убитого гарма, провела пальцами по склизкой коже. — Я говорила тебе, Хэнт, Сокол сильнее Ворона. Ты под защитой меча.

За это Хэнт ее тоже не любил — за идиотскую манеру все приукрашивать и переиначивать на словах.

— Да он и не пытался меня убить. Спас от левиафа и начал трепаться.

— Ему нужно подорвать твою решимость.

— А не просто от меня избавиться?

Она улыбнулась ему — нежно и немного грустно:

— На смену тебе придет другой. Ненависть к Ворону станет сильнее. Но если ты примкнешь к нему добровольно, те, кто верен тебе, примкнут тоже.

«Нет. Не примкнут, потому что ты найдешь для них нового избранного идиота».

Хэнт не стал говорить это вслух, предпочел сменить тему:

— Если Хэльнир не наврал, у нас хватит людей, чтобы перекрыть Алый Тракт и спасти тех, кого гонят на жертвенник к Седьмым Вратам. Ты говорила, Ворона это ослабит. И если это правда, после мы сможем напасть.

Она смотрела долго, внимательно, будто взглядом впитывала Хэнта прежде, чем ответить.

Голубые льдистые глаза блестели и казались стеклянными, как у дорогой куклы.

— Конечно. После мы сможем напасть.

***

— Слушайте, благородные жители Тразды! Слушайте правду о Седьмых Вратах и не верьте больше лжи, распространяемой чародеями, которые задумали приблизить Час Смерти для всех нас! Врата, установленные по повелению Его Величества короля Регерна, хоть и требуют от нас жертвы, защищают землю от магии и темных тварей!

Герольд на площади надрывался так, что Хэнт подумывал лично выйти и набить стервецу морду. Никто, конечно, не верил в этот бред, да и не слушал — попривыкли и научились пропускать мимо ушей за столько-то лет.

Кажется, воронов прихвостень и сам это понимал, но жалование свое отрабатывал исправно.

— Но воспряньте духом, жители Тразды, потому что только те, кто полон злобы и ненависти, будут принесены в жертву Вратам! Благочестивые же подданные короля в безопасности!

Хэнт бросил взгляд в окно, на герольда, попытался прикинуть: — если кинуть кружкой, долетит или нет?

По-всякому выходило далековато.

— Надрывается так, будто ему за это платят, — поморщившись то ли от того, какое паршивое в таверне подавали пиво, то ли от воплей герольда, сказал Лэд по прозвищу Кривой.

— Ему и платят, — ответил Хэнт.

— Но не столько же, чтоб так орать. Было б у него мозгов побольше, он бы понимал, что за этим верещанием люди слов не слышат.

Хэнт по опыту знал, что трепаться ни о чем Кривой мог сколько угодно. И слушать это не собирался:

— Что ты узнал? — на столе перед Кривым стояла кружка пива и невыносимо воняла.

— Псы остановятся в Серой Пади и только потом двинутся к Вратам, — ответил тот. — У них две сотни конных, тридцать человек для жертвы. И люди Вельнера.

— Паршиво.

Вельнер — граф Иртанский, Красный Мясник — был одним из немногих, кто служил Ворону на совесть. Может, если бы не он, Предателя давно скинули бы с трона.

— Есть и хорошие новости, — Кривой осклабился, подался вперед, посмотрел хитро. — Говорят, сын Вельнера — Родрик — пробрался в обоз, который его папаша снарядил для войск. Граф, если не врут, мелкого очень любит.

— Почему Родрика не отправили обратно в Иртию?

— Сейчас на дорогах неспокойно. Много людей с ним не отправишь, самим нужнее, — Кривой пожал плечами. — А без нормального сопровождения его отсылать просто опасно. Его папа, если что, со всех виноватых шкуру спустит.

Хэнт кивнул:

— Хорошо. Пусть спустит.

***

Он хотел напасть на обоз ночью, на переправе в нескольких часах пути от Серой Пади. Для этого пришлось бы гнать людей весь день, но дальше Алый Тракт поворачивал в горы, к строившимся Седьмым Вратам, и там удобной позиции для нападения попросту не было. Вот и приходилось выбирать — то ли идти в бой после изнурительной скачки наперегонки со временем, то ли жертвовать преимуществом на местности.

— Ты выбираешь между двух ошибок, Хэнт. Присматриваешься, какую совершить, — Элейна пришла в его комнату ночью. Ее фигура едва заметно светилась в темноте, с волос струился туман. Оседал клочьями на пол. — Не нужно. Позволь мне помочь тебе.

Хэнт сидел на кровати, в дальнем от Элейны углу, следил за ее движениями — плавными, выверенными. И злился, сам не мог объяснить, на что.

— Ты говорила, что противостояние магии Ворона отнимает все твои силы, а теперь предлагаешь помочь?

— Я не лгала тебе. Но что-то я все же могу сделать. Мне не уничтожить Псов и не разогнать людей Вельнера, но я принесу тебе мальчика.

— Тебя схватят.

— Не бойся за меня, — она улыбнулась мягко и понимающе. Хэнту было почти неловко, потому что на самом деле он и не боялся. — У Псов сильные глейфы, но во время путешествия нет возможности использовать их в полную силу. Я справлюсь.

Он сомневался.

Начертатели глейфов теперь не были редкостью, в неспокойные времена даже крестьяне стремились скопить денег на Посвящение в Храме и получить силу чертить знаки. Это не считалось истинной магией, и не запрещалось Вороном, но частенько помогало выжить.

Говорили, что сила начертателя зависела от его воли и «внутреннего пламени», но, судя по всему, еще и от Храма, в котором проводили Посвящение. Псы посвящались в столице, в самом крупном храме Огня. И любой из Вороновых прихвостней в начертании мог бы легко размазать Хэнта по мостовой.

И размазал бы, если бы не Сокол.

— Верь мне, Хэнт, — ласково добавила Элейна. — Подумай сам:, это исключительная возможность. Если ты получишь Родрика, отряд, который направляется к Седьмым Вратам, разделится. Псы захотят идти дальше, а люди Вельнера станут требовать, чтобы сначала спасли мальчишку. Им придется задержаться в Серой Пади. Мы пошлем Ворону гонца, потребуем от Регерна отпустить жертв для Врат и остановить строительство.

— Ворон откажет, — Хэнт фыркнул, потому что неплохо уже уяснил, как Предатель вел войну.

— Разумеется, — Элейна кивнула. — Тогда мы пришлем Вельнеру его сына мертвым. Это посеет вражду между Иртией и королем.

Она всегда советовала отличные вещи. Вообще здорово разбиралась во всех этих заговорах и интригах, и том, как поссорить между собой двух союзников.

И порой Хэнта от нее искренне воротило.

— Отличный план, — угрюмо сказал он. — Есть только одна досадная мелочь. Не настолько я еще оскотинился, чтобы убивать детей.

Она помолчала, глядя на него пустыми, будто стеклянными, глазами. Оценивала, взвешивала, а потом улыбнулась:

— Конечно, нет. Не будем никого убивать. Я найду тебе тело мертвого ребенка, если его сжечь, никто не заметит разницы. Вельнер поверит. Это все еще обман, и я понимаю, он кажется тебе жестоким, но, в конце концов, на самом деле, никто не пострадает. Согласись, это малая цена за месть, которой ты так долго ждал.

Хэнт на самом деле не хотел знать, но все равно спросил. Сам себя мысленно обозвав идиотом:

— Где ты возьмешь тело?

— Какой странный вопрос. Оглянись вокруг, Хэнт, посмотри, что Регерн сделал с королевством. Повсюду голод и страх, мародеры и монстры. Мертвые дети не редкость.

***

Она не обманула — она ни разу не обманывала Хэнта, хотя он всегда от нее этого ждал. Элейна принесла Родрика на рассвете — мелкого, будто выбеленного пацана с тонкими светлыми волосами и странноватыми красными глазами. Мальчишка смотрел по сторонам, дергал зачарованную цепь, которая не позволяла ему использовать глейфы, и молчал.

Он старался храбриться, наверное, не показывать страха. Не пристало сыну графа трястись перед мятежниками.

Хэнт смотрел на него и думал сказать, чтобы принесли мелкому одеяло. Тот явно мерз.

— Ты не можешь позволить себе сомневаться. Не сейчас, — Элейна подошла к нему, коснулась щеки рукой. Он едва не отдернулся: — ладони у нее были ледяными. — Хэнт, ты даже не представляешь, что будет дальше. После смерти Регерна наступит новое время. Время магии, мир безграничной силы.

Иногда на нее находило, и она пыталась рассказывать Хэнту о том, что маги строили до того, как Ворон убил предыдущего короля. О том, на что они все надеялись и чего ждали.

Хэнт не понимал ее, и в глубине души ему было плевать на будущее и на магию. Он в ней не разбирался.

Он просто хотел убить Ворона.

— Отправь письмо. Я хочу покончить с этим побыстрее.

***

Гонец уехал за несколько часов до рассвета. Хэнт чувствовал себя усталым, завалился в кровать и долго ворочался, глядя на серое, низкое небо за окном.

Он думал о Делии, о мелком Родрике.

Об Элейне.

В конце концов, он и сам не заметил, как уснул.

Ворон пришел к нему в сон. Вокруг кипела битва, свистели огненные глейфы, разбиваясь о полупрозрачные купола щитов, кто-то с регалией мага на груди читал заклинание, а Хэнт смотрел на это сверху, опираясь на резной бортик балкона.

— Это давно прошло, и уже ничего нельзя поменять, — Ворон стоял рядом, задумчиво смотрел вниз. Огненные всполохи ложились на лицо отсветами, превращали его в маску. Пахло гарью и металлом. — Но я все равно ношу свои кошмары с собой. Смотри, там внизу наш отец. Видишь, в рогатом шлеме.

— Я думал, он был выше, — все казалось ненастоящим, и Ворон тоже.

— Мне он всегда казался великаном. Я очень любил его, больше всего на свете.

Хэнт усмехнулся:

— Кроме власти.

— Кроме страны, — поправил Ворон. Регерн, Элейна называла Предателя так. — Я совершил ошибку.

Да, мог бы сказать ему Хэнт. Да, совершил, когда дал своей магии отравить землю и породил гармов.

— Я убью тебя за нее.

— Почему? — тот повернул голову, склонил по по-птичьи. — Тебе не станет легче.

— Все равно больше ничего не осталось.

Регерн-Ворон запрокинул голову, рассмеялся весело и задорно:

— Это отличная причина мстить. Нет, правда. Это причина, которую я понимаю.

Он повел рукой, и битва вокруг, хаос и летящие глейфы исчезли. Осталась ровная гладкая плоскость, как полированный пол, из которой тянулись, как руки, мертвые обгоревшие стволы.

— Когда я только начинал строить Врата, у меня был выбор: чем их кормить. Любовью? Надеждой? Завистью? Я подумал: раз уж мне все равно им платить, надо платить ненавистью и страхом. Я думал: пусть ненависти станет меньше. Но похоже, что сколько бы я ни тратил, сколько бы ни отдавал Вратам, ненависть умножается сама на себя.

Хэнт открыл рот, чтобы ответить, и проснулся.

Элейна стояла у его постели — в серебристом платье, красивая и ухоженная, — и смотрела тревожно:

— Хэнт, просыпайся. Регерн прислал ответ с вороном.

Он сел, устало потер лицо:

— Я даже догадываюсь, каков ответ.

Элейна хмурилась:

— Нет, он принял требования и отпустил пленников. Он пишет, что ждет тебя у Седьмых Врат через десять дней, чтобы принять от него венец.

Хэнт рывком откинул одеяло:

— Он…

— Он признает тебя истинным королем.

***

Над городом кружило воронье. Длинные вереницы выписывали круги, будто пытались начертать глейф. Остроконечные шпили крыш казались черными на фоне пасмурного осеннего неба. Хэнт ждал дождя, настоящей бури, но ее не было.

Глашатай прибыл к обеду. Взобрался на привычный помост, отмахнулся от двух Псов, которые обычно стояли у него за плечом.

На сей раз, люди пришли на площадь, собрались вокруг и действительно слушали. Хэнт смотрел из окна таверны, постукивал пальцами по залитому пивом столу, и ждал подвоха.

Потому что не могла борьба с Вороном закончиться так просто.

— Слушайте, благородные жители Тразды! Слушайте послание вашего короля! Его Величество король Регерн Саресс сообщает с прискорбием, которое все мы разделяем, что здоровье его совсем ухудшилось, и он вынужден передать страну и заботу о народе своему брату Хэнту Сарессу! Через десять дней, у Седьмых Врат состоится торжественная коронация Его Высочества принца Хэнта.

Было странно это слышать: принц Хэнт.

Его, конечно, называли так и раньше — дворяне, кого Элейна перетянула на сторону мятежников, солдаты, которые поверили в него и пошли за ним.

Но не во всеуслышание, не на главной площади.

— Его Величество глубоко скорбит о том, что бросает свой народ в столь тяжелые времена.

Глашатай говорил, и его голос взмывал в воздух птицей, туда, где уже кружило воронье.

— Но прежде, чем Его Величество уйдет на покой, он хочет сделать подарок жителям королевства! Слушайте последний королевский указ, жители Тразды! Пока не взойдет на трон принц Хэнт, любой житель королевства, будь то то мужчина, или женщина, или ребенок старше десяти лет, может получить в Храме Посвящение и три глейфа в дар. Таково ваше право и прощальный подарок нашего милостивого короля Регерна Саресса.

Наверное, глашатай ожидал оваций, или шквала вопросов, но люди молчали и пытались переварить.

— Зачем ему это? — спросил Хэнт у Элейны, потому что не понимал. — Посвящение у жрецов стоит денег. Заплатить за все королевство… Это безумные суммы.

Элейна смотрела в окно вперед и вверх, на птиц:

— Он знает, что, если они получат Посвящение, какое-то время после их сила будет нестабильна. Начнутся пожары, несчастные случаи с глейфами. И все будут смотреть на тебя, как на будущего короля. Станут ждать помощи. Он думает, что ты не справишься.

— И, если я попробую помешать им Посвящаться за королевские деньги, меня тем более разорвет толпа, — Хэнт рассмеялся. — Я ненавижу этого урода.

***

В ближайшие несколько дней Хэнт почти не думал о Вороне — времени не было. Все силы уходили на то, чтобы сдерживать идиотов, добравшихся до глейфов, и следить, чтобы они ничего не сожгли, никого не убили, и не покалечились сами. Первый месяц всегда считался самым сложным: — пока сила еще не улеглась внутри, и человек не научился с ней взаимодействовать, знаки получались слишком мощными, выкачивали людей до дна. Не говоря уж о том, что тварей, которые первым делом попытались использовать знаки для наживы, вокруг тоже хватало.

Но наедине с собой, когда выдавалась пара свободных мгновений, чтобы остановиться и подумать, Хэнт признавал — могло быть и хуже. Если бы не Псы.

Ворон прислал пятьдесят: опытных, умелых, лютых.

Хэнт их боялся, но Псы помогали. Разнимали стычки, объясняли, как пользоваться глейфами. Рассказывали о гармах и о том, как твари нападали на города. О том, как нужно обороняться.

Хэнту это не нравилось. Не потому, что людей вдруг начали учить защищать себя, а потому — он был в этом уверен —, что учили не просто так.

И нападение было просто вопросом времени.

Только зачем? Гармов и прочую гнусь Предатель насылал сам, приводил сквозь магические Врата, с помощью магии.

— Не думай об этом, — говорила ему Элейна и улыбалась. В эти дни она улыбалась больше обычного. — Он ничего не сможет тебе сделать, Хэнт. Ты победишь. Я уверена в этом, обязательно победишь.

— Он сделает все, чтобы выставить меня слабаком.

— Это не важно. Никто не поверит Предателю.

Хэнт не радовался и не злился — сил не хватало даже на ненависть. Он просто делал то, что был должен.

Вернул Родрика отцу, несмотря на возражения Элейны. Снова встретился с бароном Хэльниром. Собрал доверенных людей в Тразде.

Он, вопреки здравому смыслу, верил, что Ворон сдержит слово и встретит у Седьмых Врат — выйдет навстречу, усмехнется, как во сне. Будет абсолютно уверен, что Хэнт его не тронет.

Хэнт собирался его убить.

***

Ничего у него не вышло.

Через семь дней после того, как глашатай объявил о последнем королевском приказе, небо над городом раскололось надвое, и сквозь облака, свинцовые, низкие, вместе с порывом холодного ветра, ринулись гармы.

Когда это случилось, Хэнт был в западном Храме, главном в Тразде — стоял, слушал скучные и бесконечные жалобы жреца на бесконечный поток людей, и думал о своем.

Он только заметил, что жрец вдруг замолчал, увидел его расширенные глаза, страх в них, и обернулся.

Кто-то закричал, взвилось в небе воронье, описало знак, и над крышами вспыхнул ослепительный огненный щит, такой яркий, что Хэнту пришлось закрыть лицо руками. Перед глазами плясали разноцветные пятна, и кто-то рядом трясся и шептал молитву.

Хэнт встряхнулся, рванул к центральной площади. Он ждал паники, безумия на улицах, горожан в истерике. А нашел только Псов, выкрикивающих приказы, да людей, перепуганных, но выполнявших, что им сказано. Сбившихся в группы, отбивавшихся глейфами.

Гармы сыпались с неба, пробивали щит, — как крохотные, настырные осы, — и нападали.

Чернота, струящаяся с их тел, застилали застилала улицы пеленой, завивалась туманом.

Хэнт прорубался вперед с Соколом, пытался найти Элейну, но в конце концов, она нашла его первой — сгустилась облаком тумана, пахнула холодом, отгоняя запах гари и крови.

— Ты говорила, он черпает силу из Врат! — чтобы перекричать раненых и рычание гармов на улицах, пришлось повысить голос. — Нужно найти Ворона и остановить его!

Элейна смотрела спокойно и отрешенно:

— Да, он должен быть там. Врата ему больше не помогут. Ему не хватит сил.

Она улыбалась.

Хэнт схватил ее за плечи, встряхнул как следует:

— Мне нужно попасть туда! Перенеси меня!

Ее прозрачный, льдистый взгляд казался совершенно безумным.

— Элейна!

— Конечно, Хэнт. Возьми меня за руку. В конце концов, ты Избранный. Это твое право — уничтожить Предателя.

***

Сила Элейны была ледяной — острыми, отточенными иглами холода, проникавшими под кожу. Она вламывалась внутрь стрелой, запускала себя в кровь крючками.

Хэнт плохо соображал, где он и что с ним, и сознание захлестывало паникой, как волной.

Мимо мчался мир, чередой картинок: — раскалывалась надвое главная башня Тразды на центральной площади, выламывались камни на дороге из города, содрогались горы. Ветер зачесывал деревья горстью, заставлял пригнуться к земле.

И повсюду были они — гармы, уроды, черная пелена — из провалов ущелий, из бушующих рек.

Магия.

Она не была ни злой, ни доброй, и чувствовать ее Хэнт мог только теперь, когда сила Элейны держала его в ладонях. Что-то огромное, непостижимое бушевало вокруг, выло на тысячи голосов: выпусти меня, выпусти, выпусти!

Дай мне форму!

Она цеплялась за осколки того, что находила в мире — за осколки мыслей, образов и чувств, заползала в них, как в оставленные жилища, чтобы воплотиться.

Гармами, и уродами, и тварями, которым еще не придумали имен.

И Хэнт думал только об одном — нужно было остановить это. Разрушить вратаВрата.

Мир мчался навстречу, проносился сквозь, впивался ледяными иголками —, и вдруг остановился.

Вокруг бушевала буря, ломались деревья и бесконечной волной текли уроды — как черная река. Что-то гигантское шло по земле, заставляя ее содрогаться. Исполинский монстр — деформированный и страшный, раздутое тело на тонких, неестественно вывернутых, ногах. Хэнт смотрел на него, борясь с ужасом, и думал, — как выглядит морда. Разглядеть не удавалось:, голова чудовища терялась в облаках.

Врата были разрушены. Камни рассыпаны вокруг, как раскиданные ребенком игрушки. Остались только небольшая круглая площадка и ведущие к ней ступени.

Элейна смотрела в небо, как завороженная. И светилась.

Хэнт схватился за Сокола.

— Посмотри, как красиво, — сказала она. — Как это удивительно, до боли красиво. Я так долго этого ждала.

Хэнт отступил на шаг, достал глейфы. Он самому себе казался ребенком. И еще не мог поверить, что не понял ничего раньше.

— Это магия, Хэнт. Это сила, которая жаждет быть. Мы можем дать ей форму, любую форму.

Она говорила тихо, но он все равно слышал каждое слово, будто оно отпечатывалось в воздухе.

И думал о том, что нет.

Люди могли дать магии форму, но не любую, а только ту, на которую были способны.

И еще будучи наемником, он успел повидать, на что именно они были способны.

Элейна подняла руки — ладони светились, и с них заструился холод ослепительно-белой рекой. Этот поток врезался в поток уродов, смешался, как смешиваются краски.

Хэнт попятился назад, потом еще и еще.

— Не иди дальше, — ласково сказала ему она. — Ты останешься без моей защиты.

В ней не осталось ничего человеческого, и она не понимала, что ее он в тот момент боялся больше всего.

Это было глупо, конечно. И стоило Хэнту оказаться за пределами ее щита, что-то бросилось ему навстречу — он взмахнул Соколом, вложил волю и силу в засветившееся лезвие, бросил глейф вперед — мало, этого всего было до смешного мало.

Вокруг бушевала магия, цеплялась за осколки ненависти и страха, воплощалась.

Она смела бы его как щепку — волной черноты, многоглавым псом с тысячью пастей. В какой-то миг Хэнт даже был к этому готов.

А потом все замерло, и он понял, что стоит на ступенях у разрушенных Врат, под прозрачным куполом, за пределами которого бушует буря.

Внутри было тихо.

Ворон убрал руку с плеча Хэнта, устало опустился на ступеньку, запрокинул голову вверх и сказал:

— Не стоит туда лезть. Умереть ты еще успеешь.

— Ты мне не дашь.

— Верно, — он усмехнулся и добавил. — Наверное, это от одиночества. Я спасу тебя только ради того, чтобы мне было кому поплакаться. В конце концов, если и жаловаться, то почему не очередному внезапно обретенному брату.

— Жалуйся, если так нужно.

— Когда ты король, тем более Предатель, найти человека для жалоб нелегко.

Он замолчал, запрокинул голову вверх, будто вслушивался, а потом заговорил снова:

— Я ждал этого почти двадцать лет, и все думал: что если я ошибся? Что если все, что я делаю, зря, а Элейна и маги правы? Двадцать лет назад они призвали силу в наш мир, пригласили ее, как приглашают гостя, и встретили, как встречают любимую. Они рассказывали моему отца отцу сказки о том, что магии можно дать любую форму. Но это неправда, не любую, а только ту, на которую мы способны, — он рассмеялся и добавил: — а А я знал, на что мы способны.

Хэнт не говорил в ответ ни слова.

— Мой отец был мечтателем. И он действительно верил, что это, — Ворон обвел рукой бурю за пределами защитного купола, — случится иначе. Он не слушал меня.

— Ты убил его.

— Да, когда не смог переубедить. Я давал ему слово: защищать нашу землю, чего бы мне это ни стоило. Это стоило мне людей, которых я любил. Я ничего не получил взамен, кроме времени. Двадцать лет — наверное, это до смешного мало.

Он говорил Хэнту при первой встрече: не бывает борьбы добра со злом. Прошлое сражается с будущим и всегда проигрывает.

Оказывается, Ворон был этим прошлым.

— Совет магов хотел не просто призвать силу в мир, они пытались ускорить процесс. И то, что происходит сейчас, случилось бы намного раньше.

Хэнт еще мог различить серебристый свет в бушующем море черноты, там, где стояла Элейна, рождалось что-то новое. Такое же страшное, как и все вокруг, слишком огромное для мира, к которому Хэнт привык.

— Магам всегда тесно в собственной форме. Они пропитываются силой, и тоже хотят воплощаться в чем-то новом.

— А ты?

— А я просто король, и я хочу, чтобы сволочи-соседи перестали повышать пошлины на зерно.

Смешно, если задуматься. Теперь о проблемах с пошлинами и соседями, наверное, можно было не волноваться.

— Гармы не были твоей заразой, — сказал Хэнт. Голос прозвучал глухо.

— Они были заразой, которую я не смог предотвратить. Я построил Врата, чтобы выводить магию из нашего мира. Мне не хватало сил увести ее всю, и она воплощалась в уродов. А потом и одних Врат стало недостаточно. Я строил еще и еще.

— Но ты не достроил Седьмые.

Глашатаи годами твердили о том, зачем нужны Врата, и люди не слушали.

Элейна была права: никто не станет верить Предателю.

Хэнт думал об этом, и самому себе казался пустым. Омертвелым.

Он вспоминал о том, как нашел Делию. И пытался принять, что с самого начала ошибался. И никто не был в том виноват. Некого было зарубить мечом, некому мстить. Разве что себе, за то, что не успел.

Ненависть, привычный темный зверь, беспокойно переминалась внутри. Потерянная и бессмысленная без цели: держать больше незачем, а отпустить страшно.

— Мне не хватит сил на Седьмые, — сказал Регерн.

Вот зачем он дал людям глейфы, заплатил за посвящение в Храме. Он знал, что случится.

Хотя, конечно, знал. И дело было не только в глейфах. Он дал своей стране Хэнта — войска мятежников и наследника, который сменит его самого.

Ворон повернулся к нему, фыркнул и рассмеялся. ХриплоХриплый, смех был похож на кашель или на карканье.

— Держи, — а потом он снял венец и нацепил Хэнту на голову. — Наслаждайся.

Хэнт с раздражением сдернул ее, едва не швырнул в сторону:

— Нет. Знаешь, нет. Я ее не приму. Ты не можешь просто взвалить все на меня и уйти.

— Всего несколько дней назад ты сам хотел меня «уйти». И я могу. Я дал столько, сколько у меня было. И проиграл, что было ожидаемо.

Он злил, и его спокойная, усталая уверенность вызывала только желание схватить его за шиворот и потрясти хорошенько.

— Нет, не проиграл. И вся эта война прошлого с будущим —, ты просто ее придумал. Прошлое создает будущее. И вот это все, — он указал на бурю, — мы создали сами. Мы вместе. Ты, и все идиоты, кто не слушал тебя. Но еще ничего не закончилось, и даже если сейчас мы не способны дать магии другие формы, мы научимся. Нам только нужно время. Помоги нам.

— Я дал вам двадцать лет.

— Они ничего не изменят, если ты не дашь нам еще. Нельзя кого-то чуть-чуть спасти. Некоторые вещи не имеют смысла, если ты не доведешь их до конца.

Хэнт ненавидел просить, да и не умел, если уж на то пошло, но он все равно добавил:

— Помоги нам. Ведь зачем-то же ты хотел нас спасти.

Ворон молчал долго, смотрел вдаль на бурю, и на какую-то новую, крылатую тварь в облаках, непроницаемыми черными глазами. И Хэнт ждал, что он решит.

Он не знал, что Регерн видел в людях, которые ненавидели его и презирали, обвиняли в своих несчастьях, не в состоянии принять правду.

Потому что, говоря начистоту, Хэнт вспоминал все, что натворил за эти годы, и не чувствовал себя достойным спасения.

Но может быть, Ворон смотрел иначе, и видел в них что-то еще. Видел то, чем они однажды могли бы стать в будущем.

Мы как магия, — подумал Хэнт. — Да, мы тоже хотим меняться и ищем новую форму.

Он ждал ответа.

Регерн повернул к нему голову, смотрел долго и устало, а потом протянул руку.

Хэнт понял его без слов и вернул корону.