Седьмая сопка

Эта история произошла с одним из тысячи таких же врачей как Сергей Клеверов. В смутные времена правления Ельцина и его банды, когда закрывались не только заводы и фабрики, а даже несчастные поликлиники в небольших городах и посёлках. Вот и пришёл черёд закрывать поселковую больницу, где после армии работал Сергей.

I

А пока не пришла эта банда, был Советский Союз. Да, не всё в нём было хорошо, да в поселковых магазинах часто были пустые полки, но в каждом доме была здоровая и нормальная еда, и что самое главное о том, что будет завтра голова не болела ни у кого, кроме некоторых либеральных интеллигентов, которые с рождения, с молоком матери впитали ненависть к нашей родине. Почему люди не волновались о том, что будет завтра, да просто знали, что хлеб будет стоить как вчера: белый 13 копеек, а чёрный 18 копеек, и квартплата не больше десятки. Вот в это время Сергей и ушёл служить в армию на два года. Правда, ушёл не по годам – в двадцать лет, на то были причины. Отец Сергея прошёл две войны и умер, когда Сергею было 16 лет. Ещё раненым в Финскую отец Сергея ушёл потом на Великую Отечественную и воевал до победы. Осколки он так и проносил в себе до самой смерти. Во время войны в одном из военных госпиталей хирург сказал: «Если тебе зашить рану, то ты, боец, умрёшь, а осколки достать невозможно, уж больно глубоко они у тебя сидят. Так что носи их пока сможешь», – объявил свой приговор старый военный хирург. Да, родители Сергея были простые люди, как и миллионы тех россиян, которые ходят рядом с вами: папа был плотником, а мама работала в бухгалтерии. После смерти отца Сергей автоматически стал кормильцем, но на двадцатом году его жизни умирает и мама. Да тяжело, но это жизнь, и в ней люди, как не прискорбно, умирают. На последней медкомиссии к Сергею докопался прапор, и там же в военкомате Сергей двинул ему в рыло, и тот бедолага собрал все стулья, которые стояли вдоль стенки. На основной комиссии приговор был простым. Сергей спросил: «А что это за буквы написаны красным карандашом на моём личном деле – «КС»?» Полковник ответил: «Это Крайний север, сынок». Так Сергей и попал на Крайний север, где дальше был только Ледовитый океан с его суровыми морями.

Служить в эти места отправляли в основном тех, кто был в одном шаге от «дисбата», и потому по наблюдениям Сергея, его сослуживцы хотели только пожрать и поспать. Сергей попал сюда за строптивый характер, но что-то возвышенное ему было не чуждо. Он часто смотрел на горы, которые там называют сопки. На море, которое с первого взгляда казалось тёмным, почти чёрным, а приглядишься и можно заметить до тринадцати цветов: от жёлтых, зелёных до красного, почти вся палитра радуги, включая чёрный и золотой.

Вернувшись из армии, Сергей женился, правда детей Бог не дал. Жили как все, Сергей работал в местной больнице, а жена Валентина работала на комбинате, который потом приватизировали, обанкротили и продали за "три копейки", а всех работяг отправили на улицу. Безденежье и безнадёга постепенно разрушали отношения в семье, и однажды Валентина сказала Сергею:

– Я ухожу. Подаю на развод и еду в Москву, может там найду работу.

Одинокий тридцатитрёхлетний Сергей Иваныч, так звали его местные старушки, лечил, чем мог, пожилых людей и пацанов, которые играя на стройке в салки иногда срывались и падали со вторых этажей и ломали руки. Но в одно серое февральское утро в больницу приехали начальники из вышестоящей организации и вынесли приговор, которого боялись все сотрудники:

– Ваша больница не рентабельна и закрывается, расчёт получить завтра.

– А как же старики и старухи? – спросил Сергей эту комиссию. Ответ был сухой и короткий:

– Будут ездить в районную больницу.

– Так вы же, суки, обрекаете их на верную смерть! – не сдержался Сергей. В ответ он услышал, что уволен без выходного пособия за такое поведение с сегодняшнего дня.

Хорошо, что Сергей был почти не пьющим человеком, другие в таких ситуациях прятались на дно стакана. Придя домой, он поставил чайник и заварил крепкого чайку. Пока чай запаривался Сергей думал, что делать дальше.

– Здесь всё безнадёга, лучше уже не будет. Мне уже тридцать три, или всего тридцать три года, это как посмотреть. Надо всё кардинально менять. Что я теряю? Закрытую больницу или деревянный дом, где сейчас живу?

Много лет после армии Сергея не покидали мысли о севере, его что-то тянуло туда, какая-то сила внутри говорила: «А помнишь, там на Рыбачьем полуострове сопки на "Девятке"?» – так звали место, где они работали на Северный флот. «Да, – отвечал сам себе Сергей, – все помню и хотел бы хоть раз еще увидеть, как солнце заходит в море, спать в полярный день.»

Вы бывали на севере? Вот, думаешь глядя на бескрайнюю водную гладь, ещё две-три минуты и солнце уйдёт в море. А вот фигушки! Огромный желтый шар зависает на горизонте на несколько мгновений, и вот уже солнышко опять плывет вверх.

II

Дожив до весны в поселке, Сергей решил продать дом и поехать туда, где прошла его зрелая юность, на Крайний север. Его тянула туда какая-то неведомая сила. Туда, где лето максимум пару месяцев, это если повезёт. Чаще месяц-полтора, потом короткая осень, а дальше вечная зима. Но уж если лето, то всё расцветает и созревает как будто в последний раз! Ещё сегодня ты собирал зрелую морошку, а завтра она уже переспела и стала как вода – без вкуса и аромата ягоды. В тундре летом луга до горизонта синие от голубики, и кое-где на этом синем фоне выбиваются красные пятна, примерно десять на десять метров, эта брусника. Смотришь на всю эту красоту и думаешь, что такого не бывает: деревья чуть выше травы, но намного ниже грибов, которые уже сменили ягоды. Есть такое выражение "хоть косой коси", так вот в тундре это как раз к месту, грибов видимо не видимо. Но надо успеть, пока не прошли олени. Их стада, как лавина саранчи, медленно спускаются с сопок в тундру, не оставляя за собой нечего, словно выжженное поле.

Пока шли оформление документов и продажа дома, подошло и лето. Сидя в уже проданном доме, Сергей подсчитал свои деньги и отправился в дальний путь. Ехал до Москвы почти налегке: рюкзак с одеждой, самое необходимое, зачехленное ружье с патронами. «Всё основное я куплю в Мурманске», – думал Сергей, и правильно думал. На периферии всегда дешевле, да и легче ноша. Пересев на поезд «Москва – Мурманск» Сергей без приключений доехал до места назначения. Пару раз его спросили, куда, мол, едешь. Сергей отвечал коротко – к знакомым, просто служил в этих краях.

Выйдя на мурманский вокзал в начале июня, Сергей имел в кармане две тысячи долларов – скромные накопления и деньги от продажи дома. Город почти не изменился. Успели построить до перестройки несколько новых домов, но в целом это был тот Мурманск, который он видел, сойдя первый раз из военного эшелона и пройдя в колонне из нескольких сотен таких же бритых ребят до пункта несения службы, по пустым центральным улицам. Воспоминания нахлынули – это было что-то! Колонну вели почти под конвоем, чтоб не разбежались. Помните из военной хроники, когда вели пленных по улицам Москвы? Они были очень на них похожи.

С этими воспоминаниями Сергей зашёл в магазин "Рыбалка и охота". В магазине покупателей не было, и Сергей этому не удивился. Посмотрев всё, что ему нужно он стал перечислять:

– Палатка, спальник, компас, огниво, сухого пойка пять штук Вон те колышки и сетку, и ещё вот эти колокольчики.

– А какую обувь будешь брать, – спросил пожилой продавец, – могу предложить американские берцы.

– Нет, спасибо. Дайте вон те кирзовые сапоги и комплекта три портянок. Я в такой обувке весь берег Баренцева и Белого морей пешком прошёл.

– А, значит ты местный? А похож на приезжего.

– Да нет, я просто служил на Рыбачьем в экспедиционных войсках, вот и пришлось побывать, где белый медведь на пригорок не ходил. – с улыбкой сказал Сергей. – Даже и на Новой земле отметился, в Русской гавани. Ты мне ещё карту Рыбачьего продай и за отдельную плату подскажи, как выйти к перевалу, мы ведь в армии всё больше на машинах передвигались.

Продавец оказался понятливым человеком, продал подробную карту и подсказал как пройти к перевалу, соединяющему большую землю с полуостровом Рыбачий. Почти все деньги Сергей оставил в магазине. Правда, в подарок мужик дал ему раскладную алюминиевую палку. Вы наверно видели такие у маляров, она чуть больше метра, а растягивается до трёх. Сергей знал, когда идёшь один, надейся только сам на себя. Вдруг попадёшь в болото, а здесь трёхметровый шест, всё какая никакая подмога.

Помимо прочего, продавец предложил Сергею наган с глушителем:

– Купи, ведь вижу идёшь один. А в тундре всякое может случиться: и лихой человек, и волки пока не перевелись, – и, сунув к нагану ещё пачку патрон, добавил, – бери, пригодиться.

Переночевав в съемной комнате, чтобы по возможности набраться сил на дальнюю дорогу, Сергей отправился на край города, ближе к горам перевала, которые были видны на горизонте. Была ещё одна дорога на полуостров, ходивший по расписанию корабль "Акоп Акопян" до Большого озерка, это такая пристань на Рыбачьем. Но, во-первых, теперь это может быть погранзона, а во-вторых, скорее всего такого рейса больше не существует. Так что лучше, чем свои ноги, транспорт ещё не придумали. Да, медленно. Но Сергей рассчитывал, если проходить хотя бы километров по семьдесят в день, то можно управиться за пять дней.

III

Идти было не трудно, благо что был полярный день. В десять часов утра над тобой светит солнце, а в два часа ночи то же солнце в небе, только с другой стороны. Перевал встретил Сергея серыми горами, где на склонах ещё лежал снег. Посмотрев в карту и компас, он пошёл по горной дороге. По той самой, по которой когда-то давно их на «Уралах» везли с полуострова в часть на большую землю. Пройдя между гор по дороге, которая извивалась как река, он дошёл до озера, где ему и другим солдатам тринадцать лет назад показали затонувший немецкий самолёт. Поныне покоится он в озере с пилотом внутри, или с тем, что осталось от пилота. Вода, как и прежде, была прозрачная как из-под крана. Сергей ещё тогда, будучи солдатом, заметил, что уж больно прозрачная вода, отчётливо было видно крест на крыльях и на хвосте самолёта, притом, что глубина была примерно метров шесть, а может и все десять. Он потрогал воду рукой – может потеплее стала? Но нет, всё та же ледяная прозрачная вода.

– Так, – сказал вслух Сергей, – до Чёртового пальца осталось километров пять, а там через десять километров и выход на полуостров Рыбачий.

В пути он был уже восемь часов, но чувствовал себя нормально. Жалел только, что зря не прошёл адаптацию, через пару дней начнётся кашель. Так было в армии, все сто двадцать солдат кашляли ровно две недели, просто ни с того ни с сего. И ровно, как по команде, кашель прекратился у всех через две недели. Это потом молодые солдаты узнали, что организм перестраивается к нехватке кислорода и к другому климату.

Вскоре дойдя до Чёртового пальца, Сергей вспомнил своего старшину, который рассказывал, что про это место есть стихотворение.

– Помните из школьных учебников? Где сын, сидя на этой скале, вызывал огонь на себя, говоря по рации со своим отцом.

Эта скала так и стоит посередине площадки между других скал. Правда этот «палец» не такой уж высокий, где-то метров пятнадцать, но действительно выглядит как каменный палец.