Счастье — это теплый звездолет

Журналист проделал долгий путь под надзором низкорослых охранников; все они были голые по пояс, кожа под ремнями лазеров заскорузла от космических ожогов. Сам он в свою очередь жадно разглядывал первых в своей жизни ластоногов: коренных обитателей Маккартии. Журналист не называл ее вслух Маккартией, только Сауиуи. «Сауиуи», разумеется, означало «Свобода».

Потом он долго ждал на развалинах терранского анклава: с одной стороны расстилалась океанская гладь, с другой — заросли колючего тропического кустарника. Известняковую поверхность Сауиуи испещряли карстовые воронки, которые — по крайней мере, некоторые — вели в систему пещер, пронизывающих весь континент; там и обитали ластоноги. Бедная, никому не нужная планета, если забыть, что серо-зеленое растительное море до самого горизонта — сереброза. Журналист (его фамилия была Келлер) даже присвистнул, когда это увидел. В Империи граммовый мешочек сереброзы стоил половину его жалованья. Теперь он понимал, почему Маккартию не уничтожили планетарными сжигателями.

Поскольку Келлер был терпелив, стоек и предъявил надежные рекомендации, пришло время, когда его посадили в судно без иллюминаторов, а потом много часов вели с завязанными глазами вверх и вниз по бесконечными коридорами. На Сауиуи не доверяли терранцам. Келлер споткнулся, услышал слабое эхо всплеска. Ластоноги заухали, щелкнул сканнер. Келлер шел вперед, надеясь, что его не заставят плыть.

Наконец суровый женский голос произнес:

— Оставьте его здесь. И снимите повязку.

Он заморгал в огромном пространстве тусклого зеленоватого света. Причудливые уступы уходили к воде, вдоль стен тянулась путаница проводов, с потолка свисали каменные складки, в выдолбленной нише белела пластмассовая панель управления. Чувствовалось, что место это бесконечно древнее.

— Он будет здесь через час, — сказала женщина, наблюдая за Келлером. — Сейчас он на рифе.

Она была седая, в гидрокостюме, но без оружия. Келлер отметил ее изуродованный нос: рассеченный и сросшийся кое-как. Терранка-перебежчица, изменившая Империи и вставшая на сторону мятежников.

— Вам передали про заражение?

Келлер кивнул.

— Империи незачем было это делать. У нас здесь никогда не было оружия. Если он согласится с вами поговорить, вы все переврете, как другие журналисты?

— Нет.

— Возможно.

— Разве я врал про Атлиско?

Она пожала плечами, что не означало ни «нет», ни «да». Келлер видел, что когда-то ее лицо было совсем другим.

— Потому он согласился с вами встретиться.

— Я очень признателен, мэмсен.

— Без титулов. Мое имя Кут. — Она помолчала и добавила: — Его жена Нантли была моей сестрой.

Она ушла. Келлер устроился на каменной скамье рядом с древним сталагмитовым фризом. Сквозь плавники рыбообразного идола он видел двух ластоногов в наушниках: центр связи. В полутьме, озаренной там и сям желтыми столбами света из глубоких вентиляционных шахт, поблескивало озеро; к нему спускались истертые каменные плиты. Тихо плескалась вода, мерно гудел генератор.

У воды сидел на корточках очень высокий человек и смотрел на Келлера. Их взгляды встретились, человек улыбнулся. Келлера поразила безмятежная открытость его лица. Улыбку обрамляла курчавая черная бородка. Добродушный пират, подумалось Келлеру. Или, может быть, менестрель. Сама его поза казалась мальчишеской, и он что-то держал в руке.

Келлер встал и подошел взглянуть. Это была причудливая раковина.

— У панциря два выхода, — сказал чернобородый. — Животное внутри — биморф, иногда один организм, иногда два. Местные зовут его ношингра, что значит «животное приходить-уходить». — Он улыбнулся Келлеру. Глаза у него были очень ясные и беззащитные. — Как тебя зовут?

— Келлер. Я из «Инопланетных новостей». А ты?

Глаза у чернобородого потеплели, как будто Келлер сделал ему подарок. Он смотрел на журналиста с такой наивной добротой, что тот, несмотря на усталость, начал рассказывать о путешествии и о надежде взять интервью. Высокий бородач слушал безмятежно, иногда касаясь раковины, словно она — талисман, который убережет их обоих от войны, власти и боли.

Вернулась Кут с кружкой мате. Чернобородый встал и побрел прочь.

— Биолог? — спросил Келлер. — Я не расслышал его имени.

Лицо женщины стало еще неприветливей.

— Вивиан.

Журналист вспомнил, в какой связи слышал это имя:

— Вивиан?! Но…

Женщина вздохнула. Потом движением головы поманила Келлера за собой. Они прошли вдоль стены, которая чуть дальше сменилась ажурной оградой. Сквозь нее Келлер видел, как высокий бородач идет к ним по мостику, по-прежнему держа раковину.

Мальчик Вивиан впервые заметил бурого у лыжных костров на заснеженной планете Хорл. Обратил на него внимание отчасти потому, что он не подошел поговорить, как все. И почему-то это было скорее хорошо. Вивиан даже не узнал тогда, как зовут бурого, просто увидел его среди озаренных пламенем лиц — коренастого серо-бурого человека с темной бугристой кожей и белыми совиными кругами у глаз, означавшими, что он много времени проводит в защитных очках.

Вивиан улыбнулся ему, как улыбался всем, а когда пение умолкло, побежал на лыжах через залитый солнцем ледяной лес, то и дело останавливаясь, чтобы любовно погладить и рассмотреть жизнь этой горной планеты. Скоро здешние снежные существа подружились с ним, и не только они, а еще более робкие парящие существа — птицы Хорла. Девушка, которая была с бурым, тоже пришла к нему. Девушки часто к нему приходили.

Вивиан радовался, но не удивлялся. Люди и животные тянулись к нему, а его тело знало, как прикасаться к ним ласково и приятно.

Люди, разумеется, хотели еще все время говорить, что огорчало Вивиана, поскольку в их словах обычно не было смысла. Сам он говорил только со своим особенным другом на Хорле, человеком, который знал названия и тайную жизнь снежного мира; друг выслушивал все, что услышал и увидел Вивиан. Только ради этого и стоило жить: чтобы искать, узнавать и любить. Вивиан запоминал все, что ему встретилось, его память была идеальна, зрение и слух тоже. Почему должно быть иначе? Он жалел других людей, которые живут в сумраке и забытьи, всегда старался им помочь.

— Видишь, — ласково говорил он девушке бурого, — на каждой веточке на конце одной почки есть капелька застывшей смолы. Она — согревающая линза. Это называется фототермальная смола; без нее дерево не сможет расти.

Девушка бурого смотрела, но она была странная, напряженная, и ее занимало неприятное. Еще ее занимало тело Вивиана, и он сделал для нее что мог. Это было очень приятно. А потом она и еще другие куда-то делись, и ему пришло время покинуть Хорл.

Он не думал опять встретить бурого, но через некоторое время встретил — сперва в одном салуне Маккартии, потом в другом.

Маккартия нравилась Вивиану еще больше прежних планет — ее пестрые берега, тайные чудеса ее рифов днем, блаженный уют ее ночей. Здесь у него тоже был особенный друг, морской зоолог, живший за терранским анклавом. Вивиан никогда не входил в анклав. Он качался на высоких океанских валах, бродил из салуна в салун, следовал зову музыки и течений. На пляжах Маккартии было много молодежи с бесчисленных терранских планет и много низкорослых, азартных звездолетчиков-отпускников с терранской базы, а изредка встречались и настоящие инопланетяне.

Как всегда, губы и руки раскрывались Вивиану, и он с улыбкой, выслушивал всех, пропуская мимо ушей слова, которые тем не менее оседали в памяти. Так он слушал одного звездолетчика, когда вдруг поймал на себе взгляд белых совиных глаз из темного уголка. Это был бурый. И с ним сидела новая девушка.

Звездолетчик был пьян и отчего-то кипятился. Он говорил про туземцев Маккартии. Вивиан их еще не видел, хотя очень хотел. Ему объяснили, что они донельзя пугливые.

Звездолетчик кричал про них что-то неприятное, и Вивиан не хотел этого знать. Оно было связано с чем-то еще более огорчительным — с исчезнувшей третьей планетой. Когда-то, он знал, планет было три: Хорл, Маккартия и безымянная, все вместе, счастливые и дружные, пока не началось плохое. Терранцы пострадали. Очень жалко. Вивиан не вникал в дурное, злобное.

Он улыбался и вежливо кивал звездолетчику, мечтая поделиться с ним явью солнца на рифах, тишины ветра, любви. Бурый был, как прежде, отчужденный. Не нуждался в нем. Вивиан потянулся и позволил приятельским рукам увлечь себя на пляж — запускать огненных змеев под рокот морских волн.

В другой вечер они сидели кружком и пели инопланетную песню, и девушка бурого запела медленно, с чувством, обращаясь к Вивиану. Он видел, что она — хрупкая, прохладная, как ниточка фосфорической водоросли на рифах, и надеялся, что она скоро к нему придет. Когда на следующий день она его разыскала, он узнал, что ее зовут Нантли. Вивиану нравилось, что она почти все время молчит. От ее глаз и золотисто-медного тела у него было чувство, будто он погружается в солнечную пену.

— Прекрасный Вивиан.

Ее руки скользили по его телу. Он улыбнулся добродушной пиратской улыбкой. Ему все так говорили, наверное, хотели сделать приятно. Они не понимали, что ему и без того всегда приятно. Это ощущение было столь же естественно, как то, что его рослое смуглое тело — сильное, а борода задорно курчавится. Отчего другие люди так себя мучают?

Нантли ныряла, и смеялась, и снова ныряла, пока Вивиан не встревожился и не вытащил ее на камни. И потом на залитых лунным светом дюнах было очень хорошо. Когда утром она ушла, он потянулся и отправился по берегу в дом своего друга, неся рассказ о многом таком, для чего хотел получить названия.

Когда он шел назад, солнце Маккартии призрачным цветком вставало из-за мглистого моря. Безмятежность утра идеально гармонировала с тем умиротворением, что он всегда испытывал, выговорившись при свете лампы в комнате своего друга.

Вивиан снова поглядел вперед и увидел рядом с полосой гниющих водорослей знакомую серо-бурую фигуру. Неприятно. Однако он не мог придумать, как избежать встречи, поэтому продолжал идти дальше.

Бурый перевернул ногой морское перо и, не поднимая головы, сказал тихо:

— Занятно. Как это называется?

Тревога Вивиана прошла. Он сел на корточки и провел пальцем по жилкам морского пера:

— Думаю, это горгония. Колония животных в общей ткани, цененхиме. Они нездешние. Наверное, споры занесены космическим кораблем.

— Тоже занятно. — Бурый нахмурился, глядя на море. — Меня интересуют занятные явления. Например, на Хорле ты изучал птиц, верно? Вместе с ксеноэкологом, который жил в горах. И моя девушка ушла к тебе, на Хорле. Потом ты заглянул к своему другу-экологу, а затем моя девушка и еще двое из нашей группы исчезли. Кто-то за ними пришел. Только эти кто-то не были наши знакомые. И тех троих никто больше не видел.

Он глянул на Вивиана:

— А здесь ты занимаешься морской зоологией. И здесь есть ученый по морским животным, с которым ты подолгу разговариваешь. И Нантли тобой заинтересовалась. Занятно, Вивиан, правда? И что, Нантли тоже исчезнет? Я этого не хочу.

Вивиан вертел в руках морское перо, дожидаясь, когда ветер развеет злость в голосе бурого. Затем он поднял взгляд и улыбнулся:

— Как тебя зовут?

Их взгляды встретились, и что-то произошло внутри Вивиана. Лицо бурого тоже менялось, как будто они оба под водой.

— Вивиан, — сказал бурый с пугающим напором. — Вивиан?

Он произносил неправильно, как Фифиан. Они по-прежнему смотрели друг другу в глаза, и в голове у Вивиана стало плохо, больно.

— Вивиан! — страшным голосом повторил бурый. — О нет. Ты…

Некоторое время было тихо-тихо, пока бурый не зашептал:

— Я искал тебя… Вивиан.

У Вивиана в голове все задергалось, заломило. Он отвернулся от глаз в белых совиных кругах и пробормотал, запинаясь:

— Кто ты? Как твое имя?

Бурый жесткими пальцами взял Вивиана за подбородок и развернул к себе:

— Гляди на меня. Вспомни: Зильпана. Тлаара, Тлааратцунка… Малыш Вивиан, разве ты не знаешь моего имени?

Вивиан пронзительно завопил и неумело бросился с кулаками на опасного коротышку, но тут же метнулся назад, пробежал несколько шагов по мелководью и поплыл в зеленые глубины, где никто его не догонит. Он греб, не оглядываясь, до самого рифа.

Здесь, в грохоте разбивающихся волн, гнев и боль понемногу остыли. Вивиан добрался до самой дальней, затопленной части рифа. Здесь он немного отдохнул, понырял, съел морскую улитку и несколько сочных, вкусных аплизий, подремал в пене, увидел много утешительного, а после заката вернулся на берег с мыслью снова зайти к другу, но добрые голоса окликали его и позвали к костру, где жарились в водорослях жирные рачки и моллюски. Бурого здесь не было, так что скоро Вивиан уже снова улыбался и с аппетитом ел нежных рачков, пахнущих сереброзным дымком.

Однако и здесь ощущалось некое подспудное напряжение, люди говорили быстро, приглушенными голосами, часто озирались. Назревало что-то явно нехорошее.

Вивиан с огорчением вспомнил, что такое случалось и раньше. Ему точно надо скоро идти к другу. Только бы не пришлось перебираться и отсюда. Он жадно жевал восхитительных моллюсков, утешая себя названиями всего мирного и доброго: Тетис, альционария, гониатиты, кокколобия, Нантли.

Только Нантли была не морское существо, а девушка бурого, и вдруг она появилась здесь, в сереброзном дыму, одна, и подошла к Вивиану, спокойная и улыбающаяся. И ему тут же стало лучше. Может быть, плохое все-таки развеялось, думал он, гладя ее волосы. Потом они ушли вместе.

Ближе к дюнам он почувствовал за ее молчанием все то же тайное напряжение.

— Ты ведь не сделаешь нам дурное, Вивиан?

Она обнимала его, заглядывая ему в лицо. Больно было ощущать ее тревогу. Вивиану хотелось помочь, хотелось передать ей свое спокойствие. Ее слова царапали, как когти. Что-то про его друга. Вивиан терпеливо поделился с нею некоторыми новыми знаниями о жизни рифа.

— Но про нас, — настаивала она. — Ты не говорил с ним про нас, про Коса?

Он погладил ее грудь, машинально отметив про себя, что бурого зовут Кос. Плохое имя. Он сосредоточился на том, как приятно его ладони скользят по ее телу. Нантли, Нантли. Как бы утишить гложущую ее тревогу? Тело подсказывало как. Наконец она успокоилась, растаяла в его тепле, отдалась спокойному ритму жизни. Когда волна блаженства достигла пика и схлынула, Вивиан встал в лунном свете и указал бородой на море.

— Нет, иди ты один, — улыбнулась Нантли. — Мне спать хочется.

Вивиан погладил ее благодарно и вошел в серебристую воду. Уже плывя, он услышал за спиной ее зов.

За полосой прибоя он повернул и поплыл вдоль берега. Так было лучше: здесь никто не мог ему помешать, как на пляже. Друг жил в бухточке за дальним мысом; вплавь до него было просто немного дольше, чем пешком. Отлив увлекал Вивиана за собой к садящейся луне. Однако куда сильнее было влечение к безмятежности, которую приносили лишь долгие тихие излияния.

Размеренно гребя руками, Вивиан размышлял. Как и сказал бурый — Кос? — у него везде находился друг. Но это хорошо, это необходимо. Как еще понять новое место? На Хорле у него был друг в горах, а еще раньше, в рудничной части Хорла, предыдущий друг; он рассказывал про складчатость гор и про ископаемых инопланетных зверей, на которых многие приезжали дивиться. Это было интересно, но как-то беспокойно; Вивиан пробыл там мало. А до того на станциях были друзья, учившие его названиям звезд, эволюции солнц. Руки двигались, не уставая; лунный отлив тянул. Вивиан уже чувствовал отраженные от мыса длинные валы, когда вокруг из воды вынырнули странные головы.

Сперва он подумал, это местные тюлени или что-то вроде дюгоней. Когда рядом возник струящийся гребень и в лунном свете блеснули разумные глаза, Вивиан понял, кто это всплыл: коренные жители Маккартии.

Он не почувствовал страха, только жгучее любопытство. Луна светила так ярко, что Вивиан видел крапинки на мехе незнакомца, как у белька. Ластоног вытянул перепончатую руку, указал на риф. Они звали Вивиана туда. Но он не мог. Не мог прямо сейчас. Он огорченно мотнул головой, попытался объяснить, что вернется, как только поговорит с другом.

Ластоног указал снова, другие подплыли ближе. Теперь Вивиан видел, что они вооружены чем-то вроде пружинных гарпунов. Он нырнул на глубину — ни один терранец не смог бы этого повторить, однако ластоноги легко обогнали его в мерцающем полумраке, вытолкнули наверх.

Противиться Вивиан не умел. Он вынырнул и поплыл с ними, гадая, как быть. Может, нужно, чтобы он и про них рассказал другу? Только это было как-то несправедливо и жестоко — он без того нес в себе слишком тяжелый груз.

Вивиан плыл машинально, наблюдая, как глаза незнакомца затягиваются пленкой и проясняются. Видимо, у ластоногов прозрачные веки, как у некоторых рыб, так что они одинаково четко видят и в воздухе, и в воде. Глаза очень большие — явный признак ночного образа жизни.

— Н’ко, н’ко! — заухал главный ластоног; Вивиан впервые слышал их речь.

Его заставили нырнуть и потащили под риф. Когда уже казалось, что сдерживать дыхание больше нет сил, впереди блеснул неожиданный свет. Они вырвались из-под воды в пещере, гудящей от грохота волн. Вивиан жадно дышал, с любопытством разглядывая фонарь на уступе. Все сомнения улетучились; он был рад, что попал сюда.

Рядом вылезали туземцы. У них были две ноги с ластами, а не хвост, как у тюленей, и гребни на голове. Самый высокий доходил ему до груди. Они потянули Вивиана за руки, заставили нагнуться, потом завязали ему глаза и повели его в туннель. Вот так приключение! Будет о чем рассказать другу.

В туннеле капало с потолка, пахло затхлостью, под ногами было что-то жесткое и острое. Коралл. Через какое-то время Вивиана, не снимая повязки, снова заставили нырнуть. Из воды выбрались в более теплом и сухом месте; здесь под ногами был крошащийся известняк. Сопровождавшие его ластоноги заухали, другие ответили. Вивиана повернули, сняли с него повязку. Он увидел тесное помещение, в котором сходилось несколько туннелей.

Перед Вивианом стояли три гораздо более крупных ластонога. К его удивлению, они держали в руках оружие запрещенного типа. Он разглядывал их, когда запах девушки по имени Нантли заставил его обернуться. Она-то откуда здесь? Вивиан неуверенно улыбнулся и увидел обведенные белыми кругами глаза мужчины по имени Кос. Приключение получалось каким-то совсем нехорошим.

Кос обратился к ластоногам, которые привели Вивиана, и те подтолкнули его ближе.

— Раздевайся.

Вивиан недоуменно подчинился и почувствовал, как что-то металлическое скользнуло к его копчику.

— Видишь, — прозвучал голос Нантли, — шрам, как я и говорила.

Бурый засопел — как будто всхлипнул, — подошел и схватил Вивиана за плечи.

— Вивиан, — как-то странно просипел он, — откуда ты?

— С Альфы Центавра-четыре, — машинально ответил от Вивиан и вспомнил город-сад, своих родителей.

Воспоминание было странное, тусклое. Большие ластоноги смотрели на него без всякого выражения, сжимая свое оружие.

— Нет, раньше. — Кос стиснул его еще крепче. — Думай, Вивиан. Где ты родился?

Голова заныла нестерпимо. Вивиан зажмурился от боли, гадая, как теперь выпутаться.

— Я говорила, с ним что-то сделали, — сказала Нантли.

— Бога ради, напряги память. — Кос затряс его. — Твоя настоящая родина! Твоя родина, Вивиан. Помнишь Зильпанские горы? Помнишь… помнишь своего черного пони? Помнишь Тлаару? Неужели ты забыл свою мать Тлаару, которая отослала тебя с планеты, когда начался мятеж, отослала, чтобы спасти?

Боль сделалась невыносимой.

— Альфа Центавра-четыре, — простонал Вивиан.

— Кос, хватит! — взмолилась Нантли.

— Не Альфа! — Кос тряс его изо всех сил, сверкая белыми глазами. — Атлиско! Неужто принц Атлиско так быстро все позабыл?

— Пожалуйста, пожалуйста, перестань, — уговаривала Нантли.

Однако Вивиан понимал, что должен слушать очень внимательно, невзирая на боль. Атлиско — плохое место, про которое он в обычное время старался не думать. Сейчас — не обычное время. Надо слушать ради друга.

— Шрам, — сквозь зубы повторил Кос и горестно хохотнул. — У меня такой же. Тебя хотели превратить в обычного терранца. Разве ты не помнишь свой маленький дефект, которым так гордился? Альфа Центавра! Ты атликсанин, потомок двадцати поколений близкородственных браков и родился с мохнатым закрученным хвостиком. Помнишь?

Вивиан беспомощно сжался от этого неумолимого голоса. Нантли рванулась вперед.

— Вивиан, что тебе рассказали про Атлиско? — ласково спросила она.

В голове как будто открывалась и закрывалась створка, причиняя мучительную боль.

— Мясники… убийцы… все умерли, — прошептал он.

Нантли схватила бурого за руки, силясь оторвать его от Вивиана.

— Все умерли? — выкрикнул Кос. — Посмотри мне в лицо. Ты меня знаешь. Кто я?

— Кос, — прохрипел Вивиан. — Я должен сказать…

Кос с размаху ударил его по лицу, и Вивиан рухнул на колено.

— Говори! — рычал Кос. — Говори, мерзкая лобковая вошь! Маленький принц Вивиан, лазутчик Империи. Ведь это ты заложил нас на Хорле, да? И если бы мы не поймали тебя сегодня…

Удар ногой отбросил его к стоящим ластоногам. Они заухали, затопали. Все кричали, Нантли вопила: «Кос! Он не виноват, ему что-то сделали с головой, ты сам видишь…» — пока рев Коса не заставил всех умолкнуть.

Он подошел к Вивиану, поднял его за волосы, оскалился ему в лицо. У Вивиана и мысли не было сопротивляться страшному коротышке.

— Тебя бы надо убить, — тихо проговорил Кос. — Может, я еще так и сделаю. Но может, прежде малыш Вивиан еще нам полезен. — Он выпрямился, отпустил волосы Вивиана. — Если я вынесу это зрелище. Столько лет… — хрипло продолжал он. — Слава богу, хоть малыш в безопасности… Терранская мразь. Отведите его к доктору.

И Кос ушел вместе с тремя рослыми ластоногами.

Боль в голове немного утихла. Вивиан вслед за Нантли прошел зелеными осыпающимися туннелями в большую, тускло освещенную пещеру. Здесь повсюду лежали ластоноги, на уступах, на грудах водорослей. Детеныш глянул на Вивиана из-за материнской спины. Тот улыбнулся и в следующий миг понял, что с детенышем что-то не так. И с остальными тоже.

— Их кожа, — проговорил он.

С уступа поднялся старый терранин.

— Анклав. Очистка ракетных корпусов в море, — сказал он. — Загрязнение их убивает.

— Это Вивиан, док, — сказала Нантли. — Не знает, кто он на самом деле.

— А кто знает? — проворчал доктор.

Вивиан разглядывал его, гадая, не новый ли это друг. Ему страшно. Может, доктор должен подготовить его к очередной переброске?

— Ляг, — сказал доктор.

Вивиан почувствовал укол. И тут ему стало по-настоящему страшно. Это опасность, о которой его предупреждали, то, чего допускать ни в коем случае нельзя. Если этот человек не друг, то он сделал что-то очень дурное. Как так вышло? И не убежать. Плохо.

Потом он вспомнил, что есть еще способ все исправить, что друзья предусмотрели даже и такой случай. Надо успокоиться. Спасение — в безмятежности. Вивиан лежал тихо, вдыхая влажный воздух пещеры, не смотря и не слушая. Однако здесь трудно было достичь спокойствия. Ластоноги приходили и уходили, ухали, обращаясь к больным, те приподнимались с водорослей и ухали в ответ. Уханье, топот, снова уханье.

Что-то вроде бы происходило. Ластоног угрожал врачу лазером, заливисто хохотал. Доктор сопел, смазывая детеныша мазью. У Вивиана в голове плыло. Он чувствовал, что скоро встанет и побежит.

Но тут над ним возникли глаза, обведенные белыми кругами. Кос.

— Итак. Говори. Что ты успел рассказать своему здешнему куратору?

Вивиан мог только смотреть в ответ; слова не несли для него никакого смысла. Возникло лицо Нантли. Она проговорила ласково:

— Не бойся, Вивиан. Просто ответь. Ты ведь не рассказывал своему другу про меня?

Створка в голове у Вивиана как будто сдвигалась, таяла.

— Да. — Губы двигались с трудом, словно опухшие.

— Хорошо. А капитан Палкай? Про него ты говорил?

— Па… Палкай? — пробормотал Вивиан.

Бурый зарычал.

— Космолетчик, с которым ты говорил в салуне у Флора. Он еще тогда сильно напился. Ты говорил своему другу о нем?

Вивиан плохо понимал, о чем она, но при словах «говорил своему другу» кивнул: да. Кос оскалился.

— А ты сказал ему, что видел здесь Коса?

У Вивиана внутри что-то оборвалось. Он что-то упустил? Этот бурый… Все было так странно. И страшно. Вивиан повернулся и глянул в обведенные белыми кругами глаза:

— Кос?

— Не Кос! — в сердцах воскликнул бурый. — Канкостлан! Канкостлан! Вспомни, кто ты, Вивиан из Атлиско, сын Тлаары.

— Мою мать изнасиловали и убили мятежники, — услышал Вивиан собственный, пугающе ровный голос. Слова означали одну лишь боль. — Они сожгли заживо моего отца и всю мою семью. Их тела склевали хищные птицы. И моего пони тоже. — Он заплакал. — Мясники. Изменники. Ты меня мучаешь. Мнe больно…

Склоненное над ним бурое лицо на мгновение застыло. Потом Кос проговорил глухо:

— Да. Принцев убили. Даже хороших… Я не мог объяснить им, Вивиан. А под конец уже просто и не успел бы вовремя…

— Мы были так счастливы, — плакал Вивиан. — Прекрасны и безмятежны.

— Тебе было пять лет. Кто-нибудь рассказал тебе, что мы сделали с атлисканами? С настоящими атлисканами? Два столетия счастья для терранских принцев, два столетия рабства… мы уплатили долг, Вивиан.

Вбежал ластоног, издавая лающие крики. Кос повернулся к нему.

— О боже, они наступают! — воскликнула Нантли. — Кос…

— Все это время… — Кос вновь склонился над Вивианом, сжал его голову. — Как ты не понимаешь, что все это время тебе лгали. Мы были не правы. Мы были мясниками. Мы, Империя. Теперь мы сражаемся с нею, Вивиан. Ты должен встать на нашу сторону. Обязан. Ты искупишь свою вину, принц Атлиско. Нам пригодится свой человек в их шпионской сети…

Высокий ластоног схватил Коса за плечо. Нантли что-то сказала, и тут же обведенные белыми кругами глаза исчезли; все ушли. Другие ластоноги и терранцы вбегали и выбегали, но Вивиана больше никто не трогал.

Он лежал неподвижно. Голова раскалывалась от боли. Вивиан гадал, удачно ли все обошлось. Губы вроде бы говорили сами по себе, как при беседах с другом. Правильно ли это было? Надо выбираться отсюда, как только он сможет встать.

Вивиан ненадолго задремал, а когда очнулся, повсюду были ластоноги: они ухали и стонали, от них пахло паленым мясом и кровью. Кто-то толкнул его — терранец в окровавленном гидрокостюме. Терранец осел на пол, крича:

— Эй, док, слюнтяй ты хренов, мы захватили эти чертовы передатчики! Да, баба ты слезливая! Сюда летит атлисканский корабль. Что ты на это скажешь, тряпка?

— Они сожгут планету, — ответил врач. — Снимай уже это, хоть зажаришься чистым.

Он поднял окровавленного терранца на руки и унес. Теперь туннель был свободен. В следующее мгновение Вивиан уже бежал тем путем, каким его сюда привели.

Голова еще кружилась, однако дорогу он помнил в точности. Ноги сами несли его куда надо, уши чутко ловили каждый звук. Дважды Вивиан отступал в боковые туннели, пропуская ластоногов, которые тащили раненых. Наконец он оказался в том месте, где сходилось много туннелей, там, где с него сняли повязку, полагая, что самостоятельно ему из этого лабиринта не выбраться.

Вивиан просто закрыл глаза и позволил телу вести себя пройденным путем. Повернуть, шершавая стена слева, пригнуться, холодный ток воздуха справа — инстинкт безошибочно разматывал клубок памяти. Прятаться в боковом коридоре пришлось лишь один раз, — видимо, этими туннелями почти не пользовались.

Наконец Вивиан проплыл через озеро и оказался в подземном туннеле. Здесь найти дорогу было еще проще; он слышал, как шумит под рифом вода, и бежал в темноте, пригнувшись, мечтая поскорее спастись из этого тревожного места. Ведь его же заберут отсюда на новую планету, после того как он расскажет другу все, что увидел?

Он добежал до пещеры. Фонаря уже не было, но это не имело значения. Вивиан точно помнил, где нырнуть и как проплыть под рифом. Он с силой ушел под воду, напоминая себе, что надо запомнить всё в малейших подробностях.

Если в пещеры есть потайной ход — это же так интересно!

Минуту спустя он вынырнул, отыскал взглядом горизонт и звезды. На берегу вроде бы горели костры. Вивиан плыл в охотку, на душе у него было легко и весело. Самое лучшее его приключение! Если бы только память не терзало имя Канкостлан… но оно забудется, в этом сомнений не было. Впереди уже различался огонек — окно в домике друга, и от этого огонька в душе разливалось умиротворение.

— Никто не видел, как он исчез, — сказала женщина журналисту. — Бой за анклав уже начался, Канкостлан был там. Когда терранцы прорвались по туннелю под рифом, мы обрушили часть пещеры между лазаретом и арсеналом. Терранцы захватили раненых и доктора Возе. И Нантли. Но им это ничего не дало. — Ее изуродованное лицо осталось бесстрастным. — Канкостлан не сдался бы ради спасения Нантли, да она и сама бы такого не хотела. На атаку через туннель бросили главный отряд, и это помогло нам победить.

Они видели, как Вивиан бесцельно бродит по уступу, смотрит на воду. Отсюда он выглядел ссутуленным, почти старым, хотя волосы и отливали вороновым крылом.

— Космолетчики были за нас, вы об этом знали? — Женщина внезапно оживилась. — Даже офицеры. Когда прилетел крейсер с Атлиско, они все перешли на нашу сторону. — Она скривилась. — Мы перехватили сигнал командования: указание провести психологическую обработку для, цитирую, «борьбы с апатией»… Империя дряхлеет и впадает в маразм. Даже события на Хорле не вывели ее из спячки. Следующим мы освободим Хорл.

Она осеклась. Вивиан быстро глянул на них, повернулся к стене.

— Мы нашли его позже, он бродил по берегу, — тихо продолжала женщина. — Брат Канкостлана, что поделаешь… Он ведь так и не понял, что натворил. Мы думаем, он изначально был умственно отсталый, помимо того, что с ним сотворили. Достучаться невозможно. Слышали про гениальных идиотов? Он такой ласковый и так улыбается, что ему все верят.

Келлер вспомнил, как его самого потянуло к ласковому незнакомцу и невольно поежился. Искусное орудие Империи. Дитя-убийца.

Вивиан остановился перед странной резьбой в нише. Журналист нахмурился. Терранский орел, здесь? Мужчина-мальчик как будто что-то шептал изображению.

— Он сам это вырезал. Кос разрешил оставить. Какая теперь разница. — Женщина склонила седую голову. — Послушайте.

Из-за каких-то причуд акустики журналист отчетливо слышал шепот Вивиана.

— …говорит, его зовут Келлер из «Инопланетных новостей». Имени не сказал, только фамилию. Говорит, прилетел на «Комарове» из Альдебаранского сектора, чтобы взять интервью у бунтовщика — принца Канкостлана. Его рост примерно метр восемьдесят, телосложение среднее, волосы русые, глаза серые. У него шрам на правой мочке уха, и его часы на сорок пять единиц опережают планетарное время…