Счастливая звезда

За ночь в лагере погибло около сотни солдат.

Как обычно, пьянки, поножовщина из-за баб, отравления и заражения крови. Что характерно, ни одного случая дезертирства, слух о сокровищах Счастливой звезды держит негодяев в моей армии намного крепче присяги. Жадность сильнее чести.

От моих маршалов разит дешевым вином, ни один из них даже не удосужился побриться или переодеться. Мне трудно не кривить лицо и не пускать правую руку к ножнам на поясе.

— Город окружен, — нашелся, наконец, толковый человек, способный перевести рапорты, произнесенные заплетающимися языками, на внятную речь, без словечек из воровского жаргона и заминок через каждое второе слово, там, где рефлексы подразумевали брань.

— Мы арестовали нескольких шпионов, пытавшихся из него выбраться.

Город…

Они не решаются признать то, с чем я живу уже несколько месяцев.

Остатки прежнего трепета все еще живы в этих отбросах, потому-то я и приблизил их к себе.

Остальные еще хуже, для них что столица, последний приют потомков Древней Династии, что купеческое поселение из числа выросших повсеместно за годы моего правления.

Разница лишь в сокровищах, за которые не жалко и жизнью рискнуть, да в стенах, с которых по лагерю время от времени стреляют дохлыми лошадями и нечистотами.

В свое время я неплохо вымуштровал городскую стражу, одним приступом тут не обойдется и это понимают по обе стороны стен.

Половина отловленных шпионов, обыкновенные запуганные люди, решившие рискнуть.

Репутация моих людей толкает дураков на отчаянные действия, так пускай и расплачиваются за собственную глупость.

Но другая половина — переодетые приказчики, отставные солдаты, профессиональные гонцы.

Сын, сидящий сейчас на троне, посылает их за военной помощью и продовольствием. Напрасный труд: астролог сказал, что осталось всего четыре дня. Все расчеты он проделал по восемь раз: ошибка нашлась лишь на второй проверке, да и то незначительная, меньше четверти часа.

Тем не менее, шпионов надо отпустить, и я хмурюсь, размышляя, как отделить зерна от плевел.

Обозы еще пригодятся, да и армия будет не лишней, пусть приходит.

Не найдя решения, приказываю повесить каждого второго — компромисс, который пощадит нескольких дураков, но оставит в живых хотя бы кого-то из нужных людей.

Мой сын не глуп, наверняка каждое сообщение доставляет несколько человек, хоть кто-то да уцелеет.

Собравшаяся возле королевского шатра толпа встречает мое решение бурной овацией. Зрелище чужой смерти приводит их в восторг.

Они мне противны, но я помню о Счастливой звезде и сохраняю маску невозмутимости.

Одним из пойманных шпионов оказывается парнишка лет двенадцати. Он испуган, но старается вести себя как подобает мужчине. Ему не повезло, но я вспоминаю его, помогавшего старшему конюху при дворе.

Кого попало старый Томас в помощники не возьмет, так что или мальчишка наверняка шпион, или я совсем не знаю своего сына.

Выжидаю, пока добровольцы не соорудят виселицу, не затянут петлю на его шее, и только тогда приказываю освободить паренька. Толпа недовольна, но я быстро нахожу замену несостоявшейся жертве — естественно ткнув наугад.

Этим людям даже не нужно никаких внятных объяснений, довольно королевской воли. Пока я веду их к сокровищам, моя воля для них священна.

— Есть хочешь?

Спасенный хранит молчание.

Глупое, но ему оно кажется гордым, а значит пусть молчит.

Гордость — сестра чести, а честь — мать благородства.

Мальчишку связывают и заталкивают в дальний угол моего шатра. Поскольку обо мне ходят слухи, будто я практикую человеческие жертвоприношения, толпа не возражает.

Она даже не ропщет, когда слышит мое распоряжение: отпустить живыми всех выигравших в этой страшной лотерее.

Горстку людей осыпают нецензурными словами, забрасывают грязью, но за пределами лагеря оставляют в покое.

Помнят мой приказ. Каждый, кто покинет лагерь без разрешения командиров, лишается доли сокровищ и будет объявлен врагом, подлежащим немедленному уничтожению.

Желающих выстрелить из лука в ближнего своего тут полным-полно, а вот глупцы повывелись на пятый день марша.

Астролог приносит мне один из малых инструментов — подзорную трубу.

Сейчас таких уже не делают, а вот во времена Древней Династии, говорят, подобные вещи мог купить любой горожанин.

С помощью древнего устройства смотрю, как помилованные останавливаются на некотором расстоянии от лагеря и начинают о чем-то спорить.

Я оказался прав, судя по их жестикуляции, уцелело больше половины нужных мне людей. Удовлетворенный, ухожу завтракать.

Прислуживает мне сонный астролог, а компанию составляет мальчишка из дворцовой конюшни. Помимо них в лагере достойных партнеров не имеется, так что этикет идет ко всем чертям.

Успею, одарю парнишку дворянством и даже герб с девизом ему придумаю. А не успею, это развлечение достанется моему сыну.

С одной стороны, три дня — это так мало, но, если сжигать за собой мосты, обнаруживаешь целую вечность абсолютно свободного времени. Имеет смысл либо убивать его минуту за минутой, либо заниматься чем-то по настоящему серьезным.

После завтрака предложил пареньку поиграть в карты, но он с гордым видом отказался, да к тому же и обозвал своего спасителя сумасшедшим старикашкой.

Астролог сказал, что пойдет спать, а я сделал вид, будто ему поверил. К вечеру он снова придет в мой шатер, мне придется не обращать внимание на его дрожащие руки и красные глаза; за ужином его удастся уломать на бокал красного вина и он проговорится, что снова проверял цифры. Как будто минуты способны хоть что-то изменить…

Утренний штурм моя армия провалила с треском.

Трещали сломанные лестницы, щиты, кости нападавших.

Я смотрел, устроившись на походном стульчике в паре метров от шатра. Подзорная труба словно прилипла к моим рукам, стала королевским атрибутом, скипетром военного времени.

Знал бы кто-нибудь, каких трудов стоило не поворачивать ее туда, где висела скрытая солнечным светом моя Счастливая звезда. После трехчасового искушения оптикой, пытки вонью и подхалимажем я собрался обедать, но прибежал самый толковый маршал и доложил, что горожане выслали делегацию для встречи с безумным королем. Со мною, то есть.

Хвала Счастливой звезде и прочим небесам!

Захватить хорошо укрепленную столицу за два с половиной дня — великий полководческий подвиг.

Гигантская армия убийц, воров, насильников и проходимцев для таких задач не самый подходящий инструмент, но там, где ей не хватит профессионализма, я намеревался брать жестокостью и полным безразличием к собственным потерям.

Когда каждый погибший боевой товарищ увеличивает твою долю в сокровищах, на смертность в армии смотрят более позитивно.

Поговорить с монархом, ни с того ни с сего бросившим трон и отправившимся за легендарными богатствами Древней Династии, решились пятеро.

Двое рыцарей, из которых я помнил лишь одного, восемь лет назад спасшего на охоте жизнь моему сыну, двое из магистрата и бывший королевский духовник. Последний член делегации меня нервировал: трудно делать невозмутимое лицо, отдавая бесчеловечные приказы в присутствии того, кто учил меня, что такое человечность.

— Ваше величество, — откашлявшись, начал рыцарь. — Нам неизвестны ваши мотивы, однако долг перед отечеством обязывает заявить вам свой протест.

Все еще «ваше величество»…

Решили начать мягко, чтобы потом, с каждым следующим делегатом, ужесточать давление? Вполне в духе моего сына. Если окажусь прав, значит, не зря тратил время на его воспитание.

— Вы освободили из тюрем всех заключенных и сделали их своими солдатами, ваша армия собрала все отребье страны и наводит ужас на соседние королевства. Сплотив этих людей, вы могли бы присоединить к нашему государству новые земли, а заодно очистить города от сброда. Отчего же вашему величеству вздумалось направить эту силу против собственной столицы? Зачем штурмовать город, в который вы можете в любой момент вернуться полноправным государем?

Ой и нелегко же мне придется сейчас.

Они не оставили выбора, а Счастливая звезда подсказывает лишь один выход. Только вот кто из этой пятерки лишний? Рыцарь, до последнего верящий в того, кому присягал?

— Столица должна быть разрушена!

Я постарался ответить как можно резче, я выплеснул всю свою боль в этом ответе.

Делегаты в ужасе отшатнулись. Мне показалось, что второй рыцарь с духовником о чем-то догадываются, и это делало их первыми жертвами.

Я отпущу лишь одного из пятерки, чтобы он донес до города весь ужас и наполнил сердца горожан безысходностью.

— Если город чем-то вас не устраивает, мы можем внести в него определенные изменения, — затараторили наперебой представители магистрата.

— Перестройка некоторых кварталов обойдется намного дешевле войны. Подумайте, даже если вы захватите столицу, жизнь ведь на этом не закончится! Поскольку вполне очевидно, что вы не желаете расставаться с короной, потребуется новая столица, дворец, придворные, канцелярия… Не проще ли воспользоваться тем, что уже есть, а не создавать все с нуля? Мы даже не хотели говорить, какие убытки понесет казна и как разрушение столицы скажется на международных отношениях — это не наше дело, нас заботит лишь процветание столицы…

Эти мешки с деньгами надоели мне, еще когда я сидел на троне.

Совесть лениво пошевельнулась, когда решение записать эту пару в жертвы стало окончательным. Выбирать стало легче: из троих, один из которых уже высказался.

Следом за магистрами пришла очередь духовника. Любопытно, мне казалось, что его горожане приберегут напоследок. Взывать к душе после всего учиненного тут беззакония и омерзения мог только один человек. Увы, именно он сейчас и стоял передо мной.

— Я знаю тебя с тех пор, как ты заговорил, — старик говорил медленно и тихо, так что я невольно к нему прислушался.

Годы согнули его, но не сломили: в вопросах морали он до сих пор мог дать фору любому богослову или философу.

Этот человек учил меня читать и думать, но и ему я не рассказал всего о Счастливой звезде, отчего тот пребывал в неведении относительно моих мотивов. Многие знания — многие печали, падре. Не так ли?

— Если бы еще год назад меня спросили: способен ли твой воспитанник на подлость и предательство, я поставил бы свою жизнь на отрицательный ответ. Сказал бы, что даже мысль о таких вещах не может задержаться в голове моего короля. Когда ты сбежал, я успокаивал себя тем, что корона — это не только символ власти, это груз, который приходится изо дня в день взваливать на душу. Устать от этого бремени способен любой и не нам, свободным от ежедневной ответственности за тысячи подданных, осуждать тебя за этот поступок.

Мне нечего возразить. Я молчу и с подавленным видом изучаю доспехи второго рыцаря.

Вопреки придворному этикету он так и не поднял забрала.

Похоже, это единственный человек в делегации, верящий, что обычными методами моя армия столицу не возьмет.

Что самое обидное, он прав: если горожане не дрогнут, то легко удержат стены до осенних холодов.

Долго ли продержится окружающий меня сброд без надежного тылового обеспечения? Неделю, две?

Пока мы шли на столицу, проблема продовольствия решалась по разбойничьи: отобрал и съел.

Здесь уже все обобрали, маршалы приходили жаловаться, но я выгнал их вон.

Через два дня и несколько часов эта проблема перестанет меня беспокоить.

О, Счастливая звезда, прав духовник, я устал от этого бремени, но не в силах разделить его с кем-то, кроме астролога. Только он знает небесную механику, для остальных это вопрос веры, а где вера, там и сомнения.

— Скажи мне, друг, — перебиваю я духовника. — Если бы год назад я сказал тебе, что пойду на смерть и попросил покинуть меня, как бы ты поступил?

Наконец я могу посмотреть ему в глаза. Сам не знаю, откуда взялись силы, но могу. Взгляд у старика растерянный, он не понимает меня, однако честно ищет ответ.

— Ваше величество, я бы молил вас о милости остаться с вами, попытаться спасти вас или же разделить вашу судьбу.

Искушение слишком велико, внутренний голос подсказывает, что я могу не выдержать, сломаться, если приму его предложение.

Кроме того, он не сможет сохранить тайну Счастливой звезды. Стоит проболтаться, пускай из самых благих побуждений, и все окажется напрасно.

Я зову маршалов и приказываю казнить всех, кроме рыцарей. Разумеется, это ошибка, но страх открыться духовнику сильнее меня. Еще два с лишним дня, господи! Так недолго и вправду сойти с ума.

Маршалы уходят, а молчавший до этого рыцарь поднимает забрало.

За моей спиной вскрикивает мальчишка, о котором я умудрился позабыть.

Следовало выгнать его из лагеря, но сейчас уже поздно. Лишний свидетель, совсем еще сопляк. И что? Убивать за обедом того, кого спас после завтрака?

— Отец, ты плачешь, — говорит мне рыцарь. — Тебя что-то гложет…

В точку, сынок.

Меня не просто гложет, меня уже изглодало до костей.

Я собирался быть жестоким, планировал потайным ходом пробраться к тебе в покои и только тогда, тщательно подготовившись, открыть тебе тайну Счастливой звезды, посвятить тебя в свои планы.

Ты бы согласился, а потом уже не было бы времени на колебания и душевные терзания — они пришли бы позже, как приходят к человеку воспоминания о том, как на тебя пала непомерно большая ответственность.

О том, какой выбор ты сделал. Это было бы жестоко, но у королей возможностей быть мягкими, меньше, чем у прочих.

Теперь у тебя появится повод для рефлексии.

Пока ты будешь в гордом одиночестве возвращаться домой, в твоей голове обязательно возникнет сомнение.

Ты даже можешь отказаться от моего плана, начисто позабыв о том, что Счастливая звезда не терпит колебаний.

— Извини, отец, — принц делает резкое движение и в его руке оказывается громобой, легендарное оружие Древней Династии.

Членам королевской известно подлинное имя этого вестника смерти, пистолет, но народ прозвал его громобоем, а я сейчас как никогда близок к народу.

— Твоя армия может напугать обывателя, но не профессионального солдата. Она велика, но не обучена и плохо укомплектована. На что ты рассчитывал?

Двое лишних свидетелей, думаю тем временем я. Он слишком хороший король, если пришел сам, а не отправил на верную смерть другого.

На меня смотрят три пары глаз и два ствола громобоя.

Все, что я скажу, будет воспринято как попытка выторговать себе жизнь.

Не будет никаких слов. То, что говорится здесь, постоянно подслушивают маршалы; единственное безопасное место — фургон астролога, из которого постоянно падают на землю листы черновиков, густо исписанные формулами.

Малообразованные солдаты считают, что это страшные проклятия и стараются с колдовскими бумажками не соприкасаться. Я собственными глазами видел, как один из них сжег свою палатку только потому, что ветер забросил в нее скомканную страницу из эфемерид.

— Идем, — общаясь с сыном, можно позволить себе подобную лаконичность: он понимает меня с полуслова.

Повинуясь жесту принца, второй рыцарь и мальчишка остаются на месте.

Снова опускается забрало, и мы направляемся к астрологу.

По пути я думаю о тех крупицах, что остались от Древней Династии.

Забавно, сказки про громобой в детстве слышали все, а вот знают, как он выглядит, считанные единицы.

Даже художники рисуют это оружие как зигзагообразный сверкающий меч, так что неудивительно, что никто из телохранителей не отобрал его при обыске.

Астролог как раз допивал бутылку коньяка, судя по косвенным признакам, уже не первую. Перегар стоял страшный, однако я знал, алкоголь не оказывает на моего верного товарища желаемого действия и разум его по-прежнему ясен.

— Мой господин…

Следом за мной в фургон проскользнул сын, огляделся, очевидно поморщился у себя под забралом, а затем снял шлем вообще.

— Покажи ему все, — бросил я и отвернулся.

Нелегко слушать предсказание судьбы и знать, что будущее неотвратимо.

— У меня тут еще одна поправка, — мгновенно протрезвев, сообщил мне астролог.

— На три минуты раньше и на двести шагов на юго-запад от Трона-в-скале, дальше.

— Сначала покажи, — выдохнул я, хватаясь за голову.

Места в фургоне немного, а когда применяются инструменты Древней Династии, там едва помещаются двое.

Уж очень они компактны в сложенном состоянии, наши мастера так не умеют и еще не скоро научатся.

Прихватив непочатую бутылку, я устроился возле одного из колес. Телохранители и маршалы стояли поодаль и с ужасом наблюдали за тем, как их король использует листы с оккультными письменами в качестве салфетки.

Вскоре в фургоне загудели старинные механизмы, затем разбилась какая-то стекляшка. Началась скрытая от всех, кроме двоих, наглядная демонстрация.

Принц вывалился из фургона через три четверти часа, бледный и взволнованный.

Шлем так и остался где-то внутри так что маршалы с телохранителями аж ахнули. Пришлось снять с пояса кинжал и швырнуть его наугад в толпу.

— Пить будешь? — спросил я у сына, видя, как беспорядочно бегают его глаза. Сам я, наверное, выглядел не лучше, когда узнал о своей Счастливой звезде.

В бутылке оставалось чуть больше половины. Он почти осушил ее одним залпом.

Остатки благородного напитка достались мне.

— И что теперь? — хрипло спросил принц, вглядываясь в заполненное облаками небо. — Ты объяснишь мне, как себя вести?

— Объясню.

Весьма неблагородно испытывать чувство облегчения, взвалив на сына такую ответственность, но теперь я твердо верил в могущество Счастливой звезды: ибо последнее из серьезных препятствий только что обратилось в прах.

— Никто не должен знать, — предупредил я сына, пока мы бок о бок шагали к моему шатру.

В правой руке принц по-прежнему сжимал громобой, кажется, даже не обращая на него внимания.

— Никаких слухов, намеков и тайн, разделенных с друзьями. Перед лицом Счастливой звезды человеческое слово размякает и превращается в кашу. Этому времени требуются дела, а не слова. Он ведь рассказал тебе о сокровище?

Сын кивнул, прошел под полог и был встречен радостным кличем — спасенный от виселицы мальчишка узнал своего господина.

— Мне бы не хотелось так говорить о вашем отце, мой принц, но он сущее чудовище! Мальчик рассказал мне…

Рыцарь наконец обратил внимание на лицо принца и замолчал.

— Никто, — выдохнул принц, поднимая громобой.

— Никто не должен знать тайну Счастливой звезды!

Я едва успел подать знак телохранителям и ворваться внутрь.

Грохот выстрела ударил по ушам, но не стал для меня неожиданностью. Только-только получив наследство, я потратил драгоценный патрон на какую-то никчемную цель, просто чтобы убедиться в могуществе своих предков.

— Стой!

Я перехватил руку, в отчаянном порыве дернувшуюся в сторону мальчишки.

— Я сегодня подарил ему жизнь.

— Ты сам сказал, что любой…

— Рыцарь был опасен. Он имел влияние на горожан и видел мою армию. Стал бы он оборонять столицу, если бы что-то случилось с тобой?

Сын медленно разжал пальцы и позволил старинному оружию упасть на ковер.

— Еще патроны есть? — поинтересовался я, подбирая громобой и незаметно подавая сыну один из принятых в семье условных знаков. Нас подслушивают.

— Больше нет, — сын опустился на колени перед рыцарем и закрыл ему глаза. — Я зарядил последние.

Вот так завершаются целые эпохи, неожиданно подумалось мне.

Вслед за Древними Династиями уходят их вещи — кто в сказку, кто в безызвестность.

— Сейчас ты вернешься в столицу и убедишь всех в необходимости немедленно сдать город. К вечеру завтрашнего дня все горожане должны покинуть свои дома, взяв из них лишь самое необходимое. Тех, кто решит остаться, убьют мои солдаты.

На лице принца мелькнула тень понимания.

Пусть лучше думает над деталями моего плана, нежели скорбит о потерях — вольных или невольных, прошлых, настоящих или неизбежных.

Для траура по погибшим у него будет вся оставшаяся жизнь.

— Вы уйдете на северо-запад, за холмы, — продолжил я, краем глаза замечая, что мальчишка подобрался поближе и тоже прислушивается к моим словам.

Пускай, груз тайны переносится легче, когда рядом с тобой есть хотя бы такой свидетель. Придет время, сын об этом обязательно подумает, тут можно и к астрологу не ходить.

Я говорил почти час, под конец обнаружил, что повторяюсь и сбиваюсь на патетику. Вряд ли хоть один подслушивавший понял меня правильно — для большинства из них это выглядело как очередной бред.

— Ты… собираешься остаться в столице?

За нагромождением деталей отдаленного будущего обнаружился кусок настоящего. Я не скрывал своего решения, но говорить собственному сыну…

Специально для подслушивающих немного повышаю голос. Это тоже способ спрятать эмоции: за театром одного актера, за необходимостью играть роль независимо ни от чего.

— Сидеть на Троне-в-скале мой долг. Когда в небе появится Счастливая звезда король нашего рода будет приветствовать ее с того места, которое завещали ему предки.

— Тобой будут пугать детей, отец…

Мой принц уже успокоился, собрался духом.

Из него вырос замечательный король. А если будут при этом вспоминать меня, то получится красиво: безумный жестокий старик и мудрый гуманный, а также молодой правитель.

Интересно, есть в моем лагере люди, знающие, что такое антитеза?

— Пусть пугают, — я прячу усмешку в бороде. — Послушнее будут.

Он справился со своей задачей, с первым испытанием из множества лежащих на королевском пути.

Мои насильники, грабители и мародеры целый день смотрели, как столицу покидают люди.

Многие из бывших горожан одели траурные маски, совсем как на кладбище, и от этого процессия, и без того скорбная, стала окончательно похожей на похороны. Народ моего королевства хоронил свою столицу.

— Мой господин, они управятся до захода солнца?

Астролог, мой единственный товарищ, сегодня трезв. Со столицей связана вся его жизнь. Он тут вырос, тут же хочет умереть. В последнем мы с ним совпадаем.

— Если не управятся, начнется резня…

Он пытается привлечь мое внимание к текущему моменту, но я уже в послезавтрашнем дне.

О моя, счастливая звезда! О мое сокровенное желание и величайшее сокровище!

С помощью подзорной трубы я могу разглядывать лица и маски.

Сегодня они похожи друг на друга, в некоторых случаях можно даже ошибиться.

Не знаю, где мой сын, но не сомневаюсь, что он покинет город в числе последних. Он очень похож на меня, будущий король будущего королевства.

— Никакой резни, — успокаиваю астролога наивной ложью, а сам думаю о том, как вернусь во дворец и как расстроюсь, когда увижу вместо придворных набранное мною же отребье.

Будет немного похоже на эксгумацию трупа, или душа уже успела загрубеть?

Захочется ли мне сходить к семейному склепу или на тот балкон, где признавался в любви?

— Никакой резни, — повторяю я и обнаруживаю, что с момента моей предыдущей реплики прошло около часа.

— Людской поток гипнотизирует всех, даже моих элитарных негодяев. Они знают, что я отдам город на разграбление и сквозь пальцы глядят на тех, кто увозит с собой больше остальных. Всего не увезешь. Столица копила сокровища с годовщины создания, несколько веков. За сутки накопленное добро из сундуков не вытащить и уж конечно же — не вывезти за ворота.

Как-то незаметно проходит время до ужина. Колонна горожан редеет, в арьергарде идет королевская гвардия.

Проходя мимо штаба, устроенного мною на одном из холмов, солдаты салютуют.

Спасибо, сынок. Честное слово, спасибо.

Мои негодяи еще с четверть часа топчутся возле распахнутых городских ворот. То ли опасаются засады, то ли ждут, пока в столицу войду я.

Город пуст, но это кажущаяся пустота.

Кое-кто надеется переждать буйство грабежей в схронах, кто-то считает, что напасть обойдет его стороной. Глупцов и негодяев в столице всегда хватало: они тянутся к власти, как мотыльки к огню.

Дураков не жалко. Эту фразу за последние несколько месяцев я повторил не одну сотню раз, теперь она уже не помогает.

— Я во дворец, ты со мной?

Астролог тоскливо смотрит на фургон. Без слуг, которые ушли с принцем на прежнее место, в специально выстроенную башню, инструменты не затащить, а наши солдаты возиться с колдовскими вещами не решатся даже под страхом смерти.

— Мое место в фургоне, — взвесив все за и против отвечает астролог. — Только оттуда сейчас можно вести наблюдения за небом. Вдруг еще что-то увижу…

Притормаживаю и начинаю копаться в седельных сумках. Дворец уже совсем близко, где же он?

— Мой господин, я зайду завтра, вечером…

Астролог смущен. Отношения у нас сложились специфические, едва ли не панибратские, но он все равно продолжает обращаться ко мне «мой господин».

— Ты замечательный ученый и величайший предсказатель.

Он теряется, пытается спрятать довольную улыбку. А я тем временем нахожу искомое.

— Ты сумел с точностью до минуты предсказать мою смерть. На это способны только самые лучшие астрологи мира. Сомневаюсь, что во времена Древних Династий встречались более квалифицированные специалисты.

Он готовится возражать, но не смеет перебить своего короля.

— У меня для тебя будет ответный подарок. Услуга за услугу. Предсказание за предсказание и поверь мне, оно будет не менее точным, чем твое.

Мой товарищ начинает догадываться. Он очень умен и превосходно знает мой характер. Вот выпрямилась спина, втянулся живот…

— Смерть за смерть, дорогой друг. Я предсказываю, что ты умрешь… сейчас.

Щелкает вхолостую один курок громобоя, второй стреляет.

Несколько ворон срываются с конного памятника моему прадеду и улетают куда-то вдаль.

Телохранители и маршалы жмутся к стенам, с опаской глядят на предмет в моей руке. Ночью они сбегут от меня и присоединятся к бесчинствующей толпе.

Я не возражаю, мне уже все равно.

— Мой господин… это был… последний?

То ли рука дрогнула, то ли ему очень хотелось узнать правду.

— Последний, мой друг. Больше нет нигде.

Каким-то чудом ему удается улыбнуться, прежде чем упасть в лужу собственной крови. Я скорее угадываю в предсмертном хрипе тихое «Спасибо, мой господин».

Фургон с телом астролога разгорается за считанные минуты. Он пропитан специальным маслом для механизмов и пролитым коньяком. Памятуя, о том, что хоронят колдуна, солдаты обходят площадь стороной.

Остаток пути до дворца проезжаю в одиночестве. Мера бесчеловечности и жестокости достигнута, впереди тупик.

Трон-в-скале украшен цветами, позади него столик с винами и колбасами. Трогательная забота о том, кого уже сейчас кое-кто считает воплощением зла. Сыновья забота.

Витраж в тронном зале мешает смотреть на город.

Витражу полторы сотни лет, но меня это не останавливает. Стекло звенит, часть осколков падает на пол, но большая часть улетает вниз, к подножию скалы.

Ветер теребит мне волосы, словно пытается взбодрить. Напрасная попытка.

Я беру подзорную трубу и смотрю на город. Уже видны первые пожары, крошечные фигурки людей танцуют странный танец.

Небо затягивают облака, я боюсь, что из-за них Счастливая звезда будет не видна.

Ночь и первую половину следующего дня отсыпаюсь на шкурах, принесенных из комнаты с охотничьими трофеями. Особенно хороша медвежья, из-за которой в свое время едва не лишился жизни мой сын.

Незадолго до заката во дворец пришел маршал. Тот, самый умный. Он долго топтался, не решаясь войти в тронный зал, а я пил любимое вино и думал, как же мне с ним поступить.

— Ваше Величество…

Маршал переступает порог и склоняется передо мной в поклоне. Напрасная трата сил, я уважаю его уже за то, что он скрасил мое одиночество.

— В городе беспорядки и пожары. Солдаты дерутся друг с другом за трофеи, число погибших не поддается исчислению. В одном переходе отсюда войска из Герцогства и их вдвое больше, чем нас.

Чем нас… Столица заполнена самым лучшим, я бы сказал — отменным сбродом…

— Какие будут распоряжения, мой король?

Распоряжения… Единственный верный слуга, пусть и негодяй, каких мало.

— Никаких распоряжений, — отвечаю я, вставая с трона.

— Пей, гуляй, веселись, радуйся жизни. Мы победили, и уже к вечеру обретем долгожданное сокровище.

Я пьян, мне хочется говорить, а он как никто другой подходит в качестве исповедника.

— Видишь ли, — говорю я ему, поскольку как никогда тянет выговориться.

— Все люди от рождения до самой смерти зажаты в тиски неизбежности и свободы выбора. Счастливы те, кому удается впасть в одну из этих двух крайностей.

Он меня не понимает, но боится уже куда меньше. Я указываю ему на скамеечку, и он робко на нее присаживается.

— Она там, моя Счастливая звезда, — я тычу пальцем в небо, едва не поскальзываюсь на винной луже, но удерживаю равновесие. — Ее открыл мой друг астролог. Выпьем за упокой его души?

Маршал много трезвее меня, но похоже выпивка в присутствии короля быстро его развозит. Он даже расстегивает ворот рубашки, я вижу на волосатой груди амулет с изображением Счастливой звезды.

— Она летит сюда, понимаешь? — он послушно кивает, но еще не понимает ни черта. Позже поймет, и тогда я увижу в его глазах страх.

— Метеоритное железо ценится всеми кузнецами, из него делают самые крепкие и легкие доспехи, — сообщаю я ему. — Вместе со Счастливой звездой на землю упадет свыше тысячи пудов этого железа. На каждого из вас придется по несколько килограммов металла, который идет на вес золота!

Он боится и не понимает. Дурак. К сожалению, именно из них получаются самые верные слуги.

— Счастливая звезда упадет на столицу и не оставит от нее камня на камне!

Прямым текстом доходчивее, но он все равно думает около минуты.

— Мы все умрем?

Голос дрожащий, робкий. Как он сумел стать маршалом? Слабая душонка, лишь однажды решившаяся на подвиг — навестить вооруженного громобоем пьяного безумца с короной.

— Мы уже мертвы, даже на самой лучшей лошади тебе не ускакать от Счастливой звезды. Так что ешь, пей, гуляй и не думай о завтрашнем дне…

Он вскакивает со скамьи и пытается выскочить из зала. Мой нож входит ему в точности под левую лопатку.

Ветер разгоняет облака, появляются первые звезды. Где-то среди них прячется та, которую пока что называют Счастливой.

Астролог показал бы ее, безошибочно нашел бы ее из миллионов других звезд. Мне кажется, мы с ним были влюблены в этот стремительно несущийся на нас кусок железа.

Заворачиваюсь в плащ и возвращаюсь на Трон-в-скале. С него хуже видно звездное небо, но место короля на троне, а я — король до последнего вздоха.

Сквозняк гоняет по залу какие-то бумажки, катает из стороны в сторону пустую бутылку. Настоящего почти не осталось.

Я закрываю глаза, вспоминаю лицо сына и загадываю последнее желание.

Чтобы все у него получилось.