Сборник рассказов

Я тебя никогда не брошу

Воспоминания, как череда фотографий быстро проносящихся перед глазами, они надоедливы, однообразны, но от них нельзя избавиться. Да иногда и не хочется, тем более при такой монотонной работе, когда ты, вися в нескольких сотнях километрах над планетой, занимаешься тупой резкой мусора некогда бывшего высокотехнологичным оборудованием.

Полная тишина, скафандр, точно маленький замкнутый мирок, тишину и покой которого нарушают лишь редкие отголоски чьих-то переговоров, да напарник время от времени выходящий на связь, чтобы узнать все ли в порядке.

Плазменный резак, точно в масло, врезается в металл очередного спутника, плавя и превращая в газ некогда дорогое оборудование и ему остается лишь следить чтобы куски не получались слишком уж большими. Монотонность. Примерился, нажал на спуск, отвалил нужный кусок, и к нему сразу кидается небольшой дроид, который тут же уволакивает его в недра висящего неподалеку корабля. В принципе всю их работу могли бы выполнять и машины, но надо же где-то работать и таким как он — неренулируемым.

Ренуляция — метод разработанный голландским врачом и названный впоследствии его фамилией. Метод, который принес людям практическое бессмертие, но, увы, к сожалению не всем. Из более чем десяти миллиардов населения Земли, семь процентов населения оказались не подвержены ренуляции. И он был одним из них.

В результате этого метода люди получали в свое распоряжение не жалкие 80-100 лет жизни, а тысячелетия, причем ренулированные могли, в определенном пределе, изменять параметры своего тела, заложенные в него природой, выбирать себе возраст и пол. Кроме того, даже утраченные в результате несчастных случаев органы можно было отрастить без проблем. В результате ренуляции человечество стало красивее, сильнее и живучее чем было, но не оставшиеся семь процентов. Все что смогли для них сделать ученые — это продлить им жизнь до двухсот-трехсот лет с помощью специальных препаратов, но это было слабым утешением. Как-то незаметно, но очень быстро, они превратились в изгоев, в жалких инвалидов. В этом обществе молодых и здоровых красавцев, они единственные становились стариками и умирали. Нет, общество оберегало их, защищало законами и льготами, но одновременно смотрело на них свысока. Неренулируемый не мог получить хорошую работу, он не мог занять достойного места в обществе, их избегали. Незримо человечество отделилось от своей части, которое символизировало его прошлое.

Память — это, пожалуй, единственное, что у него осталось.

Лето. Маленький цветущий парк посреди огромного мегаполиса. Парень с девушкой, точнее даже еще девчонкой, рыжеволосым подростком, медленно бредут по траве. Лицо девчонки в слезах, сегодня она сказала ему, что им не быть вместе, запрещают родители, сказала и разрыдалась. Разговор окончен, теперь они медленно бредут рядышком, точно не веря в произошедшее. Парень вдруг резко останавливается и, хватая девчонку за тонкие опушенные плечики, одним движением поворачивает к себе. Та непонимающе поднимает к нему зареванные глаза.

— Нет, так не должно быть, — почти кричит он ей в лицо. — Не должно, я люблю тебя, я не могу без тебя, я тебя никогда не брошу.

Фотографии памяти, череда быстроменяющихся кадров.

Свадьба. Красивая невеста, куча гостей и поздравлений. Тосты за здоровье молодых и счастье, безраздельное счастье в глазах девушки. Огненные волосы рассыпались по белому платью в вихрях свадебного танца.

— Я люблю тебя, я не могу без тебя, я тебя никогда не брошу, — шепчет он на ухо своей молодой жене.

Память, память.

— Виктор, возвращайся, — голос напарника заставляет его очнуться.

И действительно — время. Индикаторы систем жизнеобеспечения помаргивают красным, предупреждая о скором конце кислорода. От спутника остались жалкие куски изломанного железа, которые юркие дроиды грузчики уже докрамсывают и тащат к кораблю, а значит — пора и ему.

Он стоит у иллюминатора и наблюдает за проплывающей под кораблем Землей. Сегодняшний день дался ему особенно трудно, несмотря на встроенные в скафандр сервомеханизмы, почему-то страшно ноет спина и ломит руки, как будто он сам вручную перетаскивал весь этот спутник. Надо бы зайти к медикам, но он и так знает, что те скажут. Старость, она подкатывает неумолимо, не обращая внимания на все инъекции. Сколько ему осталось? Двадцать? Тридцать?

Память, память она несет через бездну времени заставляя вспоминать и хорошее и плохое.

Рыжая девушка в легком ситцевом платьице восхищенно крутиться перед зеркалом.

— Смотри дорогой, эта инъекция сделала меня вновь семнадцатилетней. Это здорово.

Она разворачивается и бросается на шею к улыбающемуся мужчине с сединой в черных волосах.

— Знаешь, милый, это лекарство так много дает. Я могу быть такой и такой.

Лицо девушки неуловимо изменяется, как и ее фигура.

— Не надо милая, — говорит ей он. — Я люблю тебя такой, какая ты есть.

Он улыбается и гладит ее по огненным волосам, а в заднем кармане лежит заключение врачебной комиссии, где приговором стоит одно слово — нереленулируемый.

Он прижимается лбом к стеклу. Как же красива Земля. Голубая планета, покрытая дымкой облаков, медленно плывет под металлической глыбой корабля. Надо было уйти, улететь, скрыться, как сделали многие из неренулируемых, уходя в дальние экспедиции, часто настолько рискованные, что обычные, теперь, люди смотрели на них как на сумасшедших. Многие не вернулись, а те, что вернулись, вновь рвались назад. Это было смешно. Ставшее практически бессмертным человечество двигалось вперед теми, кого считало неполноценными.

Но он не мог. Ведь внизу была она. Та, которой он обещал, что никогда ее не бросит.

Он запомнил тот день расставания. Когда в очередной раз она, такая прекрасная и молодая, впорхнула в его квартирку в квартале, где жили такие же, как он, и принялась рассказывать последние новости. Когда на пороге он обнял ее, вдыхая запах волос, и краем взгляда уловил взгляд соседки, полный злобы и зависти. Когда через час она стояла напротив него непонимающе хлопая длинными ресницами, а из уголков глаз катились слезы, а губы шептали:

— Ты же обещал.

А он, обняв ее за хрупкие плечи, вывел за порог и закрыл дверь, стерев ее образ из памяти замка, а затем всю ночь пил и рыдал, надеясь, что поступил правильно.

— Виктор, — раздалось из скрытого в стене динамика. — Пройди на мостик, тут очередной хлам очень уж необычного вида.

Он оторвался от своих раздумий и, машинально разогнув и согнув спину, направился на мостик.

Напарник сидел в кресле, задумчиво глядя на центральный экран, на котором вращалось объемное изображение объекта.

— Не хотел тебя беспокоить, но посмотри. Дроиды начали подготовку к разработке этого металлолома, а он вдруг ожил.

Он с интересом посмотрел на экран, где круглая бочка спутника медленно разворачивала, потрескавшиеся и потерявшие часть пластин, солнечные панели. Что-то в этом спутнике ему показалось знакомым, что-то давнишнее, из той молодости, что прошла почти два столетия назад.

Он подошел к компьютеру, и не спеша, стал перебирать заложенные в него данные. Не то, не то, вот похоже. Виктор непонимающе уставился на экран, внимательно перечитывая появившиеся строчки, и медленно обернулся к побледневшему напарнику.

Спутник уже развернул свои батареи, и от него медленно отлетали отстрелянные пиропатронами фальшпанели, обнажая направляющие ракет.

— Пять штук по двести мегатонн, — прошептал напарник. — Похоже, дроид что-то задел и они активировались.

— Или сработала какая-то система защиты, и теперь ракеты автоматически наводятся на цель.

— Надо срочно сообщить в центр, — напарник судорожно напялил наушники и принялся стучать по кнопкам компьютера.

Он промолчал, лишь еще раз внимательно всмотрелся в возможные зоны поражения, рассчитанные умной машиной и, резко развернувшись, вышел из рубки.

— Виктор, ты куда, с ума сошел, что-ли? — раздалось в шлеме. — Вернись назад, с земли уже стартует спецгруппа.

— Они не успеют, до старта осталось несколько минут.

— Ты-то откуда знаешь?

— Сам посмотри.

Один из контейнеров зиял открытой крышкой, а по бокам вырывались небольшие облачка продувки.

— Ну и что? Уходи оттуда, что ты можешь сделать? На Земле уже приготовились, они не долетят.

— А если долетят?

Он прицепился магнитными захватами к корпусу спутника. Массивный ствол резака уперся в обшивку.

— Прощай, напарник, и не поминай лихом, но я обещал, — он проводил взглядом уносящиеся огни корабля.

Огненный луч ударил в металл, плавя его. Медленно, слишком медленно, ручку мощности до упора и не обращать внимания на предупредительные гудки опасности, раздающиеся в шлеме и не думать о плавящейся оболочке скафандра, главное успеть.

Секунда замерла, а затем расцвела облаком термоядерного взрыва.

— Я тебя никогда не брошу.

Внизу на земле, среди бушующих волн карнавала, стояла рыжеволосая девушка и смотрела в небо, где среди красочных огней фейерверков, распадался особенно огромный, взывавший бурю восхищенных криков толпы. По ее лицу непонятно почему, непроизвольно, бежали слезы.