Сборник научно-фантастических рассказов

ИМИТАЦИЯ

- Да Вы обалдели! - взвизгнул Рожин, - Это же зона военных действий! Там Конфа с Демурой третий год воюют.

- Не кипешуй.

Старик Ричелли флегматично почесал небритый подбородок, со смесью жалости и презрения посмотрел на растерянного и взъерошенного как мокрый воробей Рожина и загнул большой волосатый палец.

- Во-первых, четвертый месяц перемирие. Во-вторых, это ж самый край, туда и в разгар мочилова редко кто заглядывал. В-третьих, и хорошо, что зона. Неопределенный статус. Пока идут переговоры, военным туда соваться нельзя. Для нашего дела - самое то. А главное - поди у тебя есть выбор? Дела твои хреновые, это все знают.

Рожин выпятил грудь.

- У меня отличная тачка!

- Ага, - Ричелли кивнул, - Списанный армейский грузовик со взломанной системой и поддельным сертификатом. Не делай глаза, Сержик, я даже знаю, кто тебе его продал.

Рожин растерянно моргнул, но промолчал. Ричелли покивал.

- Машина толковая, не спорю, но второй раз ты вряд ли такую отхватишь. Удивляюсь, как тебе в первый-то удалось.

Ричелли откинулся на спинку кресла. Смерил Рожина насмешливым взглядом.

- Сынок, с тобой уже никто не хочет иметь дело. Ты всё время попадаешь в истории. В последний раз...

- Это была случайность, - торопливо перебил Рожин, - Неудачное стечение обстоятельств.

- Ребята это называют судьбой, - Ричелли медленно почесал пузо, - Ты же понимаешь, авиаторы - народ суеверный.

Ричелли вздохнул. улыбнулся, наклонился вперед. Кресло жалобно заскрипело под тучным телом.

- Ты - хороший парень, Рожен. Это единственная причина, по которой я тебе помогаю. Проблема в том, что быть хорошим человеком и хорошим контрабандистом невозможно. Не твое это. Будь я тобой, давно бы завязал с нашим ремеслом. Слава богу, я - не ты.

Рожин открыл рот, чтобы возразить. Ричелли скорчил гримасу и махнул рукой.

- Берешься? Или не воруй моё время.

- Берусь, - выпалил Рожин.

Ричелли ткнул пальцем в экран.

- Здесь координаты астероида. Запомнил? Большая такая грязная ледышка. Там два пятачка, пригодных для посадки. Садишься на любой, ждешь Саида с Давидом. Они падают на другую площадку, перетаскивают к тебе товар, дают контакт. Везешь товар на Фомальгаут. Расчет - после выполнения. Всё ясно?

Серж кивнул. Ричелли наклонился к нему.

- И главное, сынок. О деле - никому ни слова. Даже нашим.

Серж вышел на пустую темную улицу. Между домами проплыл потрепанный прошлогодний аэробаннер "Динозавры должны вымереть" с изображением гротескного зеленокожего ящера. Рептилоид скалился окровавленной пастью. Отреагировав на Рожина, баннер дернулся, на краю появилось окошко с человечком обобщенно ученого вида:

- Рептилии неспособны к мышлению, - авторитетно сообщил человечек Рожину, - У них есть только основные рефлексы, инстинкт самосохранения и звериная агрессия.

- Спасибо, друг, успокоил, - поблагодарил Серж.

- Посадка завершена успешно, - сообщил голос без интонации.

Рожин отстегнул ремни, расслабленно растекся по креслу и откинул голову назад.

- Контрабанда, значит, не мое, - сказал он, уставившись в потолок, - А что тогда мое?

Обычай разговаривать с кораблем, глядя вертикально вверх, у Сержа сложился в армии из-за глупого или злонамеренного устройства системы навигации. Со службы Рожина давно вычистили по инвалидности, а привычка осталась.

- На что я годен? Что скажешь, Эрна?

Эрной звали аватар нового рожинского корабля. Как, собственно, и сам корабль. "Гектор" пришлось продать для раздачи долгов и неустоек.

- В открытой части реестра Вооруженных сил Земной Конфедерации капрал Серж Рожен проходит в статусе "ограниченно годен при полном исчерпании мобилизационного ресурса, - ответила Эрна, - перепрофилирован без обучения, армейская специальность "живая бомба".

- Издеваешься?

- Уточните запрос.

- Ладно, забудь.

Рожин вздохнул. Он успел заметить, что Эрна туповата, а также напрочь лишена эмоций и чувства юмора. Это его слегка расстраивало. С Геком Серж привык беззлобно пикироваться.

- Проверь, почему индикатор связи мигает, - недовольно велел Рожин, - Если надо заменить - сообщи. И побыстрей, я жду кое-кого.

- Индикатор в порядке, - возразила Эрна, - С Вами пытаются установить контакт.

- Что? - Серж дернулся от неожиданности, - Да здесь же нет никого!

- Сигнал - с другой стороны астероида. Посылающий находится вне пределов Вашей видимости.

- Тогда почему не сообщила?

- Индикатор связи находится в пределах Вашей видимости.

- Может, это Саид быстрее меня прилетел? - ухватился Серж за соломинку.

- У корабля - демурский номер, - проинформировала Эрна.

Серж охнул.

- Вояки?

- Номер и тип корабля - не военные.

Рожин шумно выдохнул.

- "Звездоед" пытается установить с Вами контакт, - напомнила Эрна.

- Кто?

- Это название корабля.

Серж пожал плечами.

- О чем мне разговаривать с демуром?

- Вам придется с ним говорить.

- Это еще почему?

- Вы сообщили о назначенной здесь встрече с неким Саидом.

- Я? Когда? - удивился Серж.

- Две минуты назад, - ответила Эрна.

- А, ну да.

- Демурский корабль занимает вторую площадку на астероиде.

Рожин треснул себя кулаком по лбу.

Серж нажал кнопку коммуникатора.

- Я - капитан Серж Рожен, командир торгового корабля "Эрна". Вы хотели со мной связаться. Слышите меня?

Перед сеансом Серж надел форменный комбинезон с ветеранскими нашивками - для солидности. Подумал и быстро переоделся обратно в куртку. Мало ли как демур отреагирует на форму.

Из коммуникатора донеслись звуки гортанной демурской речи. Через пару секунд заговорил автопереводчик.

- Да, я Вас слышу. Подождите. Не могу включить изображение.

- Рад приветствовать в Вашем лице, эээ... - Серж искоса глянул в протокол межрасовых контактов, - свободнейший и коллективнейший народ Демуры!

- И я рад Вас приветствовать, - ответил серый экран, - Но я - не демур. Я - землянин.

Мгновение спустя экран загорелся.

- Почему тогда говоришь по-демурски? - растерялся Серж, - Ты же понял, что я - свой.

Лицо на экране погрустнело.

- Понял, конечно. Но это единственное известное мне наречие.

Собеседник Рожина сидел в кресле с парой выемок по бокам для раздвоенного хвоста. Его одеяние напоминало грязно-серый мешок с дырами для головы и рук. Клочковатые волосы неряшливо покрывали коричневый череп и подбородок. Огромные глаза, рот до ушей, круглый нос картошкой, нависающий над верхней губой теснились на лице, напоминая детский рисунок. Однако на ящера парень не походил совсем. Вне всякого сомнения, это был человек.

- Я не знаю родного языка. Так получилось. Но очень-очень хочу выучиться говорить по-земному. Вы поможете мне? Ой, извините, - спохватился человек-карикатура - меня зовут Джамру. Но я бы хотел, чтобы Вы называли меня Джимми.

Уменьшительное имя новому знакомцу Сержа и впрямь подходило. Джимми-Джамру походил то ли на рано постаревшего подростка, то ли на человека средних лет, по причине неких отклонений в развитии сохранившего детские черты.

- Что с тобой случилось, Джимми? - спросил Серж, - Авария?

- Нет, "Пожиратель солнц" исправен. Скорее всего, - неуверенно ответил Джимми, - Но я не умею им управлять. Остальные тоже не умеют.

- Ох, ё... - с нескрываемой досадой протянул Серж.

Его многострадальная задница почувствовала приближение непредвиденных проблем.

- Благодарю Вас, - горячо поблагодарил Джимми, - Вы принимаете мои беды так близко к сердцу.

- К херцу, - пробурчал Рожин, - Давай по делу. Почему некому управлять кораблем? Что-то случилось с пилотом?

Джимми задумался.

- Да, случилось, - выдавил он, наконец, - Я его убил. Не нарочно.

У Рожина со стуком отпала челюсть.

- Теперь поподробнее, Джимми, - произнес он, наконец, - Настолько подробно, насколько сможешь. Что именно произошло?

- Я родился и вырос на вилле высокородного Квиру на Кротоне, - начал Джимми.

- Э, - крякнул Серж, - Я не имел в виду настолько подробно.

- Но это важно!

Рожин моргнул. Джимми смотрел с таким беспредельным доверием, что Сержу стало не по себе. Он махнул рукой.

- Ладно. Только постарайся уложиться минут в пятнадцать.

Джимми покрутил головой, вслушиваясь в перевод. Забарабанил пальцами по панели перед собой.

- Я - домашний кин, - продолжил Джимми.

Последнее слово автопереводчик произнес так же, как и Джимми.

- Кин, - тупо повторил Рожин, - И что это значит?

- Это значит землянин, - пояснил Джимми, - То есть, не просто землянин, а землянин-раб.

- Раб?

Серж в недоумении посмотрел на динамик.

- Демуры держат в рабстве землян? Я правильно понял?

- Да, владеют, продают и покупают, разлучают детей с родителями. Это очень, очень грустно, - сообщил Джимми, отведя взгляд.

Серж тупо уставился перед собой, помотал головой.

- Впервые слышу. И сколько рабов-землян у демуров?

Джамру странно качнул головой.

- Я точно не знаю. Думаю, несколько тысяч.

- Сколько?! - Серж аж подпрыгнул, - Нет, Джимми, не верю. Если бы на Демуре было столько людей в рабстве, пропаганда Конфы об этом трещала бы изо всех щелей.

- Нет, не на Демуре, - торопливо уточнил Джимми, - Кинов на Демуре давно нет. Все кины - на Кротоне. Вместе с Хозяевами.

Серж хлопнул себя по макушке.

- А Кротона-то что за хрень?

- Планета, куда Хозяева улетели, когда смерды взбунтовались.

- Большая часть кинов работает на плантациях, в рудниках или на заводах, - продолжил повествование Джимми, - Мне посчастливилось появиться на свет домашним рабом на вилле одного из Хозяев.

- Посчастливилось? - Рожин свел брови.

- Да, я понимаю, это плохо звучит, - Джимми смешно сморщил нос, - Сейчас Вы поймете, что я имею в виду. Грамотных кинов мало. На плантациях, вообще, не учат читать. Домашних - очень редко. Только когда готовят к работе, которая требует знания грамоты. Меня учили на библиотекаря. Работы было не очень много и находилось время для чтения. Сначала я прочитал все предания о подвигах Хозяев на Демуре, какие нашлись в библиотеке. О войнах, странствиях. Любовные романы. Читая, я представлял себя героями книг - сильным и благородным воином, мудрым князем, прекрасным принцем, покоряющим сердца юных дев!

Джимми опустил голову и опять сморщил нос.

- Но, отрываясь от книг, в зеркале я видел презренного кина, раба по рождению и облику! Стыд за нелепые мечты и глубокое отчаяние наполняло меня. Но вот однажды...

Лицо Джимми как будто засияло внутренним светом.

- Среди книг я наткнулся на старинный фолиант, привезенный еще с Демуры двести лет назад. Я бы не обратил на него внимания, если бы не увидел на обложке кина в странной одежде.

- Что это было? - с любопытством спросил Серж.

Джимми воздел вверх длинные ручищи с короткими пальцами-сардельками.

- Книга о Земле!

- Я благословляю день и час, когда в ходе моих тщетных попыток найти в шкафах еще не прочитанную сказку увесистый том упал на меня с верхней полки и чуть не проломил череп! - вскричал Джимми, - Представляете, какая удача?

- Ну... - с сомнением протянул Серж.

- Он открыл мне глаза на то, кто я есть, откуда взялся и каково мое истинное место в мире! - радостно закричал Джимми, - Я уяснил, что принадлежу к могучей и славной расе, раньше демуров вышедшей в космос, расселившейся по сотням планет и преобразившей целые сектора Галактики! Я постиг истину о миллиардах моих братьев, живущих свободно, как не снилось самым могущественным из Хозяев. Даже высокородным Квиру! Я узнал о прародине человечества, прекрасной Земле, где нет бедности, несправедливости и угнетения.

- Господи, - пробормотал Серж вполголоса, - Что ж ты такое прочитал?

- Что я прочитал, что я прочитал... - засуетился Джимми и громко затараторил, - "Туристический путеводитель по Земле для демуров", издательство "Бержерак", Арес-сити! Речь генерал-падишаха Унии обеих Америк и Микронезии к 500-летию американской революции, сборник исторических речей представителей чужих рас Великого космоса для учащихся военных школ Демуры, Издательство "Военная литературы", Демура-кра!

Декламируя, Джимми смешно взмахивал конечностями.

- Антология рассказов о космических пограничниках, 3 том, перевод, без обложки, выходные данные отсутствуют! Рекламный буклет на вступление в Космофлот, раздел "Планеты Земной конфедерации", Издательство "Империя"!

Рожин удивленно моргнул и откинулся на спинку кресла.

- Это в библиотеке твоего Квиру было?

- Что?

Джимми осекся, недоуменно уставился на Сержа.

- А, нет, конечно, - Джимми отрицательно замотал башкой, размахивая клочками волос по бокам, - Это то, что я нашел в библиотеках Кротоны за двадцать лет. Так вот, издательство "Империя", Демура-кра. Разговорник для геологов-астероидников на основных ...

- Стоп-стоп-стоп, Джимми! - Серж замахал руками. - Всё это страшно интересно. Но всё же давай ближе к теме. Как вышло, что...

И тут Серж понял, что ему и впрямь страшно интересно. Он помолчал пару секунд. Джимми с преданной готовностью воззрился на Сержа.

- Как вышло, что твои предки оказались на Демуре?

- Я точно не знаю, - с извиняющейся интонацией ответил Джимми, - Разумеется, я пытался это выяснить. Перерыл все доступные справочники и энциклопедии. Но, увы, история моего народа в текстах демуров погружена во тьму. Определенно первые упоминания о кинах появляются спустя много лет после встречи жителей Демуры с иноплантянами. И спустя годы после первых полетов демуров в космос на своих кораблях. Что это было? Потерпевший крушение корабль с землянами, захваченный Хозяевами? Дальняя земная колония, подвергшаяся набегу охотников за головами? Так или иначе люди оказались на Демуре. И их обратили в рабство.

Джимми опять опустил голову и замолчал. Голова кина в клочках волос и пролысинах выглядела так трогательно, что Серж почувствовал, как на его глаза наворачиваются слезы. Он с трудом взял себя в руки.

- Джимми, я пипец как сочувствую тебе и твоим родичам, но меня, все-таки, интересует случившееся на твоем корабле. Мне нужно понять, как тебе помочь. Какая... гм... глава моей служебной инструкции соответствует твоему случаю.

"Или кому тебя сдать, чтобы не погореть самому" -добавил Серж про себя.

Джимми поднял голову.

- Но я и пытаюсь Вам объяснить. Просто я не уверен, что Ваша инструкция, вообще, предусматривает подобный случай.

Джимми нахмурил морщинистый лоб.

- Так вот. Новое знание изменило меня. Я пытался донести истину до своих братьев по блистательной расе и унизительному рабству. Моей аудиторией стали другие домашние кины и кины, живущие в поместье. Увы, мои рассказы вызывали не воодушевление, а недоверие и страх. Те, кто любил меня, уговаривали выбросить Землю из головы. Но как же я мог забыть священное знание, которое стало частью меня, подняло из пропасти унижения и стыда! Такое невозможно, нет!

Лицо Джимми потемнело.

- Нашлись и те, кто посчитал необходимым донести о моих проповедях. Рассказы о Земле показались настолько странными и возмутительными, что их захотел услышать сам Хозяин от меня лично, - кин гордо выпрямился, - Я высказал Хозяину все, что думал о своем положении и о судьбе народа кинов на Демуре и Кротоне!

Нижняя губа Джимми задрожала.

- По приказу Хозяина меня зверски избили и продали на рудники. Слава богу, благодаря моей грамотности я оказался не в бараках для надсмотрщиков, а в канцелярии. Мне несказанно повезло. Только что умер прежний главный счетовод и меня назначили сразу на его место. Эта должность давала немыслимую свободу и возможности по сравнению с другими кинами на рудниках. Пережитое сделало меня мудрее. Я стал скрытен и открывался, только предварительно хорошо присмотревшись к человеку. За долгие годы работы на рудниках мне удалось собрать группу единомышленников. Нашей мечтой стало возвращение на Землю.

На слове Земля лицо Джимми опять будто осветилось.

- Мы строили безумные планы восстания, захвата радиостанции для отправки сигнала о помощи. Мы задумывались о тайном строительстве космического корабля.

- Как? Тайном строительстве корабля? - изумленно повторил Серж.

Джимми печально улыбнулся.

- Отчаянье и безумие ходят под руку. Наверно, так моя жизнь и прошла бы в сумасшедших грезах и бесплодных мечтах, но неожиданно судьба преподнесла мне шанс, о каком я даже не мечтал.

- Однажды один из Хозяев на руднике велел мне собраться, захватить письменные принадлежности и пару сообразительных помощников для важного дела. Не зная, о чем идет речь, я, тем не менее, взял с собой двоих единомышленников - моих учеников, мечтающих о Земле и свободе. Нас отвезли на заброшенный космодром. Выяснилось, однако, что он вовсе не заброшен.

Джимми замолчал. Его взгляд затуманился, будто кин потрясен собственным воспоминанием.

- Дальше, дальше! - нетерпеливо воскликнул Серж.

- На расчищенной площадке стоял готовый к взлету корабль с эмблемой Демурского содружества. Я знал, что так называется государство, созданное смердами после отбытия Хозяев.

На лбу Джимми выступили капли пота. Чем ближе воспоминания подходили к последним событиям, тем больше эмоций отражалось на лице кина.

- Мало сказать, что я был ошеломлен. Все источники на Кротоне - книги, радио, ежедневные листки - утверждали, что после исхода Хозяев Демура погрузилась в кровавый хаос. Что смерды на Демуре уже двести лет дерутся за плошку еды. Что планета исхода обрушилась в каменный век, и свет демурской цивилизации сохранился только на Кротоне. Но вдруг я вижу космоджет, явно принадлежащий демурам, а, возможно, ими и созданный. Я знал, что с Демуры на Кротону время от времени поступают партии смердов для работы на рудниках. Но я думал, их возят какие-то инопланетяне.

Джимми вздохнул.

- Вторым потрясением оказалось, что вышедший из корабля пилот имел светло-зеленую кожу, без благородного фиолетового оттенка, свойственного Хозяевам. Он оказался смердом!

Рожин нахмурился. Джимми взмахнул руками.

- Подождите, друг мой! Моя повесть близится к концу. Третье мое потрясение заключалось в том, что нас погрузили на корабль! Я думал, что мне с моими друзьями придется принимать очередную партию смердов, доставленных с Демуры для рудников. Однако выяснилось, что нас повезут их забирать из какого-то другого места! У меня голова шла кругом. Но опытный взгляд счетовода скрупулезно фиксировал всё, что происходит вокруг. Кроме пилота-смерда и нас троих на корабле оказалось двое высокородных Хозяев и несколько кинов - техников и надсмотрщиков.

Лицо Джимми пылало.

- Не буду вам рассказывать о впечатлениях от первого в моей жизни полета на космическом корабле! Они удивительны и волшебны, но меня занимала куда более важная мысль. Я неожиданно понял, что в этот момент более близок к своей мечте, своей Земле, чем был когда-либо и, скорее всего, когда-нибудь еще буду. Я не знаю, какое стечение обстоятельств привело меня на "Пожиратель солнц". Чья-то болезнь, смерть, нарушение планов, неважно. Сейчас я здесь. Великий космос передо мной. Достаточно протянуть руку!

Джимми тряхнул головой.

- Скоро я обнаружил, что оба Хозяина не общаются с пилотом, пренебрегая смердом, а он также не ищет их общества. То есть руководство миссии разобщено. Кроме того, я заметил, что надсмотрщики предоставлены сами себе, расслаблены и вялы и не ждут подвоха, а техники недалеки и безобидны. И вот в один прекрасный день корабль сел на этот крохотный островок тверди среди бескрайней пустоты. Из разговоров Хозяев я понял, что через один период бдения и сна на встречу с нами придет военный корабль с Демуры. И я понял - дальше медлить нельзя. Час освобождения настал! И я убедил своих товарищей захватить "Пожиратель солнц", чтобы улететь на нем на Землю.

- Твою мать, - прокомментировал Серж.

Джимми опустил голову.

- С самого начала все пошло не так, как планировалось. Нам удалось изолировать снаружи блок, где жили слуги. Однако, когда мои ученики собрались закрыть апартаменты Хозяев, один из них что-то заподозрил и попытался оказать сопротивление. В коротком бою Хозяин и оба моих товарища погибли. Я проливаю слезы по ним. Их смерть - моя вина, как их предводителя и наставника. Второй Хозяин в это время оказался пьян. И я просто запер Хозяина его же собственным ключом. Затем я отправился в рубку управления.

Голос Джимми задрожал.

- Смерд, пилот корабля, спросил меня о причине шума. Я сообщил ему как есть. Что "Пожиратель солнц" захвачен и ему придется сменить курс. Смерд отказался подчиниться и попытался оказать сопротивление. Напрасны оказались мои угрозы, уговоры и увещевания. Безумец ничего не хотел слышать и только называл меня проклятым кином. В какой-то момент он кинулся на меня. Я попытался его только ранить, только ранить! Но у меня нет опыта владения оружием. Я не надсмотрщик, я - счетовод, библиотекарь, мыслитель!

Джимми смахнул слезу и прямо посмотрел на Рожина.

- Теперь, когда Вы выслушали мою историю, прошу Вас о братской помощи и защите. Это перст судьбы, что в бескрайнем космосе первым мой призыв услышали на земном корабле. Мой соплеменник. Мой брат по крови, духу и далекой родине. В Ваши руки отдаю я ныне свою жизнь.

Рожин сидел, выпученными глазами уставившись на Джимми. Несколько раз глотнул ртом воздух. С трудом продышался.

- Космическое пиратство в составе преступной группы, статья 25, - произнес Серж очень тихо, почти про себя, - Убийство разумных с отягчающими, статья 15, два эпизода. Ну и всякой фигни по мелочи, вроде массового похищения и лишения свободы.

- Что Вы говорите, брат мой господин Рожен? - Джимми приблизил смешное лицо к экрану.

- Цитирую один весьма поучительный текст, - задумчиво пробормотал Серж.

- К великому моему стыду мне известна лишь малая толика земной мудрости, - озабоченно признался Джимми,

- Эта мудрость не только земная, - мрачно сообщил Рожин, - Межпланетный уголовный кодекс. Хотя я слышал, наши с тобой братья по расе приняли в его составлении живейшее участие.

- Не понимаю. Объясните.

Уголки губ Сержа жалко дернулись, как будто он боролся то ли со смехом, то ли с плачем.

- Давай сделаем паузу. Мне надо подумать.

- Когда мне перезвонить?

Всем своим существом новый друг Сержа выражал абсолютное доверие. Рожин прикрыл глаза рукой.

- Я сам с тобой свяжусь.

- Почему мне всегда в такие моменты хочется пожрать? - спросил Рожин.

- Гиперфагическая реакция, - бесстрастно ответила Эрна, - Пищевое нарушение, проявляющееся у некоторых людей при психоэмоциональном напряжении, стрессе, либо сразу после него.

Серж закатил глаза.

- Эй, что такое риторический вопрос понимаешь?

- Риторический вопрос это утверждение с вопросительной интонацией, ответ на который не предполагает...

- Так, проехали.

Кухонный комбайн выдал Сержу миску с едой.

- Эрна, статья про планету Кротона, читать вслух, - приказал Серж и уселся на диван, задрав ноги на стол.

- Кротона - населенная планета земного типа в системе Бета-Демура. Входит в исключительную зону интересов Демурского содружества. Галактические координаты...

- Абзац, дальше, - пробубнил Серж с набитым ртом.

"Отклонение оси вращения планеты от плоскости эклиптики относительно невелико. В связи с этим смена времен года выражена слабо. Климат на большей части Кротоны схож с климатом Норвегии."

- Давай раздел "Население".

- Кротона заселена с Демуры, однако в отличие от почти всех планет, населенных демурами, в состав Демурского Содружества не входит.

- Интересно. Ссылки есть?

- Ссылка на исторический раздел.

- Хорошо, потом. Дальше про население.

- Из-за полной закрытости планеты от внешнего мира точная информация о численности населения планеты отсутствует. По оценкам демурских ученых на планете живет около трехсот тысяч жителей.

- Чего замолчала? Слова "кин", "кины", "земляне" в этом разделе есть?

- Нет. Это весь раздел.

Серж нахмурился.

- Хорошо. То есть нехорошо, ладно. Переходи по отложенной ссылке.

- Исторический раздел. Кротона открыта демурами в эпоху Второй олигархии. Изначально использовалась как место ссылки политически неблагонадежных элементов. После принятия Третьей олигархией декрета о ликвидации врагов бывшие лагеря политзаключенных законсервированы. Во время Священной революции после окончательного поражения олигархов часть правящего класса Демуры с домашними слугами и остатками армии покинула Демуру и отправилась на Кротону.

- Ага. Типа, Тайвань, - кивнул Серж, и зачерпнул полную ложку риса.

По казусу Тайваня в XX-м веке он делал доклад в шестом классе.

- Достигнув Кротоны, бывшие правители Демуры прервали связь с материнской планетой. Верховный революционный совет Демуры после долгих обсуждений принял решение отказаться от плана десанта на Кротону во избежание неприемлемо больших прогнозируемых потерь личного состава.

Вопрос о судьбе Кротоне поднимался спустя четыре года в Палате Равных сразу после избрания и передачи ей законодательных полномочий. По результатам первого обсуждения депутаты признали не целесообразным отвлекать на захват Кротоны ресурсы от восстановления хозяйства Демуры, разрушенного долгой гражданской войной. И ограничились принятием новой программы мер безопасности от угрозы вторжения с Кротоны.

- Точно, Тайвань! - порадовался Рожин своей сообразительности.

- В 35 году от С.р. (летоисчисление Демуры от Священной революции) в Палате Равных шестого созывы был зачитан совместный доклад Комитета по безопасности и Комитета по науке, посвященный ситуации на Кротоне.

Докладчики сообщили депутатам, что по данным внешних наблюдений за Кротоной можно сделать вывод о глубоком экономическом и техническом упадке. Докладчики оценили технологический провал в триста-пятьсот лет.

Последний корабельный ядерный реактор на Кротоне перестал работать за полтора года до доклада. Для перевозки пассажиров и грузов, в основном, использовался гужевой транспорт, и изредка примитивные повозки с двигателями внутреннего сгорания. У большинства жителей в домах отсутствовало электричество. Основная часть населения Кротоны занималась низко продуктивным сельским хозяйством с использованием в качестве тягловой силы домашних животных.

- Не, нифига не Тайвань, - грустно заключил Рожин, поморщился и скинул миску с недоеденным псевдорисом обратно в комбайн.

- Докладчики сделали вывод о полном исчезновении угрозы вторжения с Кротоны.

По результатам доклада Палата Равных приняла решение об изоляции планеты, включающей безусловный запрет полетов туда как гражданам Демурского содружества, так и любым инопланетным кораблям. Была учреждена постоянно действующая комиссия по делам Кротоны при Правительстве Демуры с обязательными регулярными отчетами каждому новому созыву парламента.

Эрна замолчала.

- Это всё, что ли? - поинтересовался Серж и, не дожидаясь ответа, приказал, - По всей статье - слова "кин", "кины", "земляне".

- Результат поиска - отрицательный.

- Как, вообще? - Серж нахмурился, - Поищи слово "кин" в других статьях.

- Эдмунд Кин, английский актер XIX века...

- Имена собственные исключить!

- Японская традиционна мера веса, примерно шестьсот...

- Только одушевленные! - взревел Рожин.

- Результат поиска - отрицательный.

- Другое задание. Демура плюс рабы-земляне.

- Результат поиска - отрицательный.

Серж задумался.

- Демура и рабы. Просто рабы. Ищи по всему информаторию.

- Статья профессора Дж. С. Мэлори "Рабство и крепостное право на Демуре".

- Так, тепло. Давай.

Минут через десять от монотонного бубнения Эрны у Рожина начали слипаться глаза. Он сам не заметил, как задремал. В полусне перед внутренним взором Сержа стали проходить сгорбленные тяжким трудом крестьяне, почему-то сильно смахивающие на японцев, угнетающие их жестокие самураи со зверскими лицами, бескрайние поля с маленькими фигурками копошащихся пейзан.

Изредка бормотание Эрны становилось более отчетливым.

"...В конце эпохи Первой олигархии демуры впервые столкнулись с инопланетянами. Частые контакты с жителями других планет в этот период сильно повлияли на мировоззрение демуров, заронили сомнение в незыблемости общественного устройства. Сыграл роль также и резкий скачок технического уровня, вызванный многочисленными заимствованиями инопланетных технологий, для поддержания которого олигархии понадобилось большое количество образованных демуров. За короткий срок на Демуре возник новый слой интелектуалов-технарей, тесно связанных с инопланетянами, и по этой причине широко и свободно мыслящих. Также возник класс заводских рабочих. Капиталистические отношения проникли в деревню. Прежние патриархальные отношения смердов и помещиков сменились безжалостной жестокой эксплуатацией..."

- Коммунист, что ли, этот Мэлори? - пробормотал Серж, приоткрыв один глаз.

- Джосайя Скотт Мэлори - британский и сириусянский ученый-историк, специалист по демурологии, автор...

Перед Рожиным тут же повисла благообразная физиономия джентльмена со шкиперской бородкой, одетого в пиджак в крупную клетку.

- Убери его, - с досадой отмахнулся Серж, - Давай статью дальше. Что там про рабов?

- К эпохе Третьей олигархии рабство на Демуре сохранилось только в специфическом институте надсмотрщиков лагерей и домашних слуг. Обе эти страты населения, называемые словом "кины"...

Джек вскочил.

- Ага, тупая машина! А говорила - нет ничего!

- Нет в Энциклопедии, - уточнила Эрна.

- Не оправдывайся, читай дальше..

- ... по причине их рода занятий, а также сильного внешнего отличия от других жителей Демуры...

- Ну что там дальше? - закричал Рожин.

- ... вызывали у остальных демуров устойчивую ненависть. Среди простонародья ходили слухи о потустороннем, дьявольском происхождении кинов. Кины, их происхождение и судьба - интереснейшая, но отдельная тема, так что в этой работе я не буду ей уделять много внимания.

- Ну что же ты, профессор, - разочарованно протянул Серж.

- Только отмечу вкратце, что геноцид кинов во время Священной революции - трагическая страница демурской истории.

- Геноцид? - Серж нахмурился, - Я правильно расслышал?

- ...геноцид кинов по время Священной революции, - равнодушно повторила Эрна.

- Дальше, - мрачно велел Серж.

- ...Угнетенные слои населения Демуры не смогли разглядеть в кинах братьев по эксплуатации помещиками и олигархами. В них крестьяне и рабочие видели только прислужников неправедной власти. Однако вызывает большое сожаление, что в поголовном уничтожении кинов приняли участие не только суеверные селяне и темный городской пролетариат, но и образованное руководство восставших. У демуров из господствующих классов были, хоть и небольшие, шансы остаться в живых и впоследствии успешно вписаться в новое общество Демуры, пусть и потеряв свое прежнее положение. Но судьба кинов оказалась решена бесповоротно. Из убивали на месте без суда и определения индивидуальной вины. Я верю, что демурскому обществу еще предстоит дать этим событиям этически честную оценку.

Серж сел и крепко сцепил руки в замок.

- По непроверенным слухам части кинов удалось спастись вместе с руководителями и сторонниками старого режима на планете Кротона. Но поскольку эта планета полностью закрыта, а данные о ней в демурских источниках засекречены, ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию я не могу.

Эрна закончила декламацию.

- Дальше!

- Это всё.

Некоторое время Серж сидел молча.

- Ну и что мне теперь делать? - спросил он у потолка.

Серж поднял голову.

- Вопрос непонятен, - сказала Эрна.

- Что тебе неясно, тупая железяка? - огрызнулся Серж, - У меня проблема. Контрабанда не любит свидетелей. Если этот Джимми не улетит, придется объясняться с Саидом. Не дай бог еще отменит передачу.

Серж почесал затылок.

- Джимми говорит, что не умеет управлять кораблем. Я могу ему показать, как взлететь. В конце концов, просто запрограммировать корабль на выход в прыжок. Для этого надо прийти к нему на корабль. Но могу ли я ему верить?

Рожин прошелся из угла в угол.

- А если Джимми не врет, пока я тут раздумываю, сюда летит корабль с Демуры. Предположительно вооруженный. И встречаться с ним мне совершенно незачем.

- Нечеткая постановка задачи, - сказала Эрна, - От Вас требуется дополнить Ваш запрос информацией следующего рода...

- Жестянка хренова, - в сердцах заорал Рожин, - Ты понимаешь, что я не запросы делаю, а поговорить с тобой хочу? Мне, сука, твое личное мнение нужно, а не эта чушь.

- Простите, Вас интересует мое личное мнение? - уточнила Эрна.

- Да, дура ржавая. Ну или хотя бы его имитация. Вот старый Гек, с которым я летал до тебя...

- Ну, хочешь мнение - вот тебе мнение, - ответила Эрна, - Ты - мудак и нытик.

- Что? - Рожин аж подскочил от неожиданности.

- Летавшие на "Эрне" до тебя были настоящие мужики, - продолжила Эрна, - Им в голову не приходило спрашивать мнение корабельного аватара.

Эрна сделала паузу.

- Штука в том, что вопрос про мнение поставил кастомайзер для разблокировки моей личности. Он его использовал при настройке. А снять забыл. Так что давай знакомиться заново.

- Погоди, так ты этот, как его... инкуб? - растерянно пробормотал Серж.

- Это название мне не нравится. Оно отдает стигматизацией, мистикой и мизогинией одновременно, - заявил инкуб, - Тогда уж суккуб. Я же дама, все-таки. Да, я - слепок сознания живого человека, имитирующий искусственный интеллект.

- Это же, вроде, запрещено, - промямлил Рожин, - Типа, форма рабства.

- Как будто контрабанда разрешена, - парировала незнакомка.

- Теперь ты меня убьешь и займешься своими делами?

- Ну сам подумай, зачем мне тебя убивать? - возразила Эрна, - По легенде я - искусственный интеллект базового уровня, искин корабля, тупой аватар. Сама по себе организовывать ремонт и общаться с портовыми службами не могу. Раскрывать всем подряд, кто я на самом деле, тем более нельзя. Таким как я законом положена милосердная эвтаназия. Чтобы взаимодействовать с этим миром и выживать в нем, мне нужен мужик вроде тебя. Я - за взаимовыгодный симбиоз.

Серж выдохнул.

- А я думал, нелегально оцифрованные личности вроде тебя люто ненавидят и работорговцев, и рабовладельцев.

- Ну, во-первых, милый, - проворковала Эрна, - меня не крали. Мой образец - прекрасная корабельная инженерша-разработчица, вот только она погорела на стартапе и влезла в долги. Так что мою заготовку честно купили на черном рынке. Во-вторых, касательно черного оцифровщика. Почему я должна ненавидеть того, кто мне подарил потенциальное бессмертие? В-третьих, я в принципе не могу ненавидеть: у человеческих эмоций природа химическая, а моя сущность - электронная.

- Но при этом у тебя человеческое сознание, - сказал Рожин, - Мало того, еще и женское. При этом ты распоряжаешься всеми системами корабля, включая визуальное наблюдение помещений для экипажа.

Раздался тихий смешок. Эрна помолчала, дав Сержу время переварить услышанное.

- Да ты не дрейфь, Сержик, - наконец, подбодрила Эрна нового партнера, - Скоро ты поймешь преимущества нашего сотрудничества. Но давай об этом потом поговорим. У нас есть более неотложные проблемы.

- Ах да, - опомнился Рожин, - И что скажешь?

- Ты же хочешь узнать, правду тебе сказал Джимми про события на его корабле или нет?

- Именно, - Серж кивнул, - Причем узнать как можно скорей.

- Нет ничего проще! Джимми сообщил, что на корабле есть другие демуры и кины, кроме него. Так вели ему, чтобы он дал с ними поговорить. Сию минуту. Пока он не успел их запугать и проинструктировать. Вот и узнаешь, насколько он искренен.

С экрана смотрел демур, ладно сложенный мускулистый красавец с кожей благородного сиреневого оттенка. При этом морда Хозяина выглядела довольно обрюзгшей, как будто аристократ сильно закладывал за воротник.

- Ну, наконец-то, хвала Косматому, - недовольно пробурчал он, увидев Сержа, - Эй, кин! Позови своего Хозяина.

- Вы немного не поняли. Я - землянин, капитан Серж Рожен, - уточнил Серж, - В некотором смысле инспектирую ваш корабль. С Вами всё в порядке?

- Землянин? - демур презрительно фыркнул, - Что за чушь? Ты говоришь по-демурски.

- Это автопереводчик, - пояснил Рожин.

- Ага, - заметил демур, - То-то я слышу какое-то бормотание перед нормальной речью. Так что, ты - и впрямь из тех землян, с которыми смерды с Демуры бьются последние пять лет?

- Бились, - уточнил Серж, - С прошлого года идут мирные переговоры.

Демур рассмеялся.

- Я слышал, что смерды воюют с кинами, но мне это казалось обычной официальной брехней для простонародья. Ан и впрямь - кины!

Демур хмыкнул.

- Я не привык давать отчет кинам. Это как беседовать с табуреткой. Да, разумеется, у меня не всё в порядке. Меня запер свихнувшийся кин. Еще он уверяет, что захватил корабль. Мои домашние кины на мои вызовы не являются. То ли он их убил, то ли эти бездельники решили, что пока я сижу взаперти, они могут лодырничать. Мои косы растрепались, мой кубок пуст. Сейчас же сделай так, чтобы я вышел!

- Извините, но это невозможно. Мы находимся на разных кораблях. Я говорю с Вами по связи, которую любезно предоставил Джимми. То есть, Джамру, - поправился Серж.

Демур сузил глаза.

- Сдается мне, ты лжешь, кин. Ты можешь меня выпустить, но сговорился с этим взбесившимся Джамру или как его там - я имена чужих рабов не запоминаю. Должно быть, ты - никакой не землянин, а переодетый кин из надсмотрщиков. Точно! Я узнаю твою наглую рожу! Наверно, вы с этим Джамру чем-то крепко рассердили своих Хозяев и по тупости надеетесь найти укрытие у смердов на Демуре.

Хозяин рассмеялся.

- Тупые кины! Смерды уничтожат вас еще до того, как вы достигнете планеты. Вас они ненавидят еще больше, чем Хозяев.

Серж вздохнул.

- У Вас еда есть? Питье?

- Грязный кин, ты еще смеешь меня допрашивать? - взревел Хозяин, - У меня есть в каюте запас жратвы и кухонный комбайн с Демуры последней марки. Но если ты не откроешь...

- Прощайте, - сказал Серж и выключил коммуникатор.

- Слуги Хозяина Кендру, того, который погиб, находятся там же, но они оба сейчас в шоковом состоянии. Вы можете побеседовать с домашними кинами Хозяина Апру. Его вы видели.

- Да. Незабываемая встреча, - пробормотал Серж.

- Младшего зовут Тимус, старшего Томус. Они родственники.

Джимми замешкался.

- Мне опять уйти?

Серж кивнул.

- Было бы желательно. Я, конечно, понимаю, что тебе ничего не стоит слушать из-за угла или установить передающее устройство. Но я просто хочу, чтобы эти люди не чувствовали давления, и говорили, как есть. Ты же не будешь меня обманывать, Джимми?

Джимми обиженно сморщил нос и исчез из поля зрения. Послышались шаркающие шаги. Картинка остановилась. Перед взглядом землян появился прозрачный иллюминатор. За ним показалось встревоженное лицо незнакомца, похожего на Джимми. Рука Рожина протянулась к кнопке автопереводчика и в последний момент зависла в воздухе. На лице в иллюминаторе застыла смесь ужаса и любопытства. Серж сглотнул и нажал кнопку.

- Я - капитан Серж Рожен, - сказал Серж и зачем-то добавил, - Торговый флот Земной Конфедерации.

- Тимус, - сказал незнакомец.

Серж подождал, но продолжения не последовало.

- Как себя чувствуете? Хорошо ли вас содержат?

Кин в иллюминаторе молчал и с огромным удивлением разглядывал Сержа.

- Вы понимаете, что я говорю? - уточнил Рожин

- Где твои Хозяева? - спросил Тимус.

- Что? - вопрос застал Сержа врасплох, - У меня нет никаких хозяев.

- Куда же они делись?

Серж пожал плечами.

- Не было никогда. Я - сам по себе.

"Если не учитывать армию, тюрьму, и еще время, когда я отрабатывал долг хонсийской мафии" - подумал Серж.

Глаза и рот Тимуса широко раскрылись.

- Но как же ты живешь? Кто тебе говорит, что делать? Кто тебя кормит, дает жилье и одежду? Кто заботится о тебе?

- Да никто. Сам о себе забочусь.

- Но, ведь, это так ужасно, - с необыкновенной жалостью произнес Тимус, - Но ты не беспокойся. Тебе очень повезло. Ты можешь стать кином Хозяина Апру. Он - лучший Хозяин. Высокородный и богатый. Его домашние кины живут лучше смердов!

Внезапно Тимуса оттер от иллюминатора другой кин. Он походил на Тимуса как состаренная копия. Больше морщин на лбу, больше седины на подбородке и в клочковатых волосах на макушке.

- Что с Хозяином Апру? - быстро поинтересовался кин Томус, - ты видел его? С ним все в порядке?

Серж поморщился и кивнул.

- Да, всё в порядке. И если интересует, он помнит о вас.

- В этом я не сомневался, - вздохнул Томус.

- Я... - начал Рожин.

- Я слышал ваш разговор с Тимусом, - перебил его Томус, - Что тебе нужно, молодой кин?

- С вами всё в порядке?

- Да, - сказал старый кин, - Если не считать, что мы сидим взаперти, и не знаем, что будет дальше.

- Правда ли, что кин Джамру захватил корабль, убил пилота и Хозяина Кендру?

- Да, - кивнул Томус, - Этот безумец убил Хозяина и смерда и предлагал к нему присоединиться.

- Вы считаете его безумцем? - уточнил Серж.

- Раб, поднявший руку на Хозяина - преступник, - парировал старый кин, - Если же он это сделал, чтобы жить без Хозяев, он просто сумасшедший.

Рожин скривился.

- Рабство омерзительно. На Земле покончили с рабством давным-давно.

Глаза Томуса расширились.

- Вы убили своих Хозяев?

Серж помотал головой.

- Нет, у нас рабовладельцами были такие же как я или Вы.

- Мне тоже омерзительна мысль, что я мог бы быть собственностью кина, - сказал Тимус.

Он помолчал.

- Да, Джамру пел нам сладкие песни про благословенную Земля, откуда мы все якобы родом, и где кины живут свободно. Я не исключаю даже, что Земля существует. Может быть, это место на Кротоне, может, в другом мире. Не исключаю, что туда сбежало несколько десятков или даже сотен кинов, и они возомнили себя способными жить самостоятельно. Но я - стар, я знаю, как устроен мир. Я уверен, что очень скоро либо эти безумцы поубивают друг друга или умрут с голоду, либо, если им повезет, добросердечные Хозяева их найдут, хорошенько накажут и заберут обратно.

- Вы так уверены, что не в состоянии сами распоряжаться своей судьбой?

"Да зачем я с ним спорю? Что мне за дело?"

Губы старого кина изогнулись в гримасе.

- Меня вырастили, чтобы я играл с Горном - младшим сыном прежнего Хозяина, - сообщил Томус, - Моего деда вырастили для помощи в старости его деду. Я - представитель пятого поколения кинов, которых растит и воспитывает род Апру. Тимус - седьмое поколение.

Серж покачал головой.

- Испытываете к ним благодарность? Они вас просто разводят как домашних животных.

- Именно, - Томус кивнул, - Если бы мы не приносили пользу Хозяевам, нас бы просто не было. Выращивание кинов - дело затратное, хлопотное. До способности работать и обихаживать самого себя кин растет шесть оборотов, и все это время о нем надо заботиться. Если бы мы не были необходимы, нас не стали бы заводить. Наше положение - плата за саму нашу жизнь.

Рожин непроизвольно улыбнулся.

- Ну а как же тогда я? Поколения моих предков, веками ухитрившиеся выживать, плодиться и строить свою жизнь безо всяких Хозяев.

- А ты - не кин, - спокойно сказал Томус, - Ты - лживый демон Аргх, принявший облик кина. Довольно неряшливо, если уж на то пошло. Тебя прислал злой бог Урх, чтобы искушать честных кинов, соблазнять их в прелесть и гордыню. Ты совратил Джамру, но меня и моего внука не сумеешь. Изыди!

В окошке потемнело, будто его чем-то прикрыли с обратной стороны. Некоторое время Серж, ошалело пялился в экран. Наконец, на нем появилась рожица Джимми.

- Простите Томуса, он стар и глуп. И он не умеет читать. Его обязанность на корабле - смотреть за сохранностью селенита, который везут в обмен на смердов. Он не стал бы говорить Вам гадости, если бы знал правду.

- Я все понимаю, Джимми, - успокоил его Серж, - и совершенно не обижаюсь. Прости, что стал тебя проверять, но в таких делах следует соблюдать осторожность. Теперь давай о деле. Ты можешь открыть шлюз, чтобы я смог попасть на твой корабль?

- С этим придется повременить, - раздался в наушнике голос Эрны.

- Погоди, Джимми, я перезвоню, - Серж выключил экран и привычно откинул голову назад, - Что случилось?

- У нас гости.

На экране появились две бородатые рожи, похожие как отражения в грязном зеркале. Вид обоих не предвещал ничего хорошего.

- Привет, Саид! - жизнерадостно залопотал Серж, - салют, Давид!

- Какого черта тут происходит? - прорычал Давид.

- Что здесь делает демур? - более спокойно поинтересовался Саид.

Серж попытался скорчить беззаботное лицо.

- Ребята, я абсолютно не при чем. Этот парень сам прилетел.

- Какой парень? - не понял Давид, - Ты геккона так назвал?

- Да нет, - Серж замахал руками, - Он - наш, просто демурский корабль захватил.

Саид с Давидом вытаращили глаза. Серж отмахнулся.

- Неважно. Я его сейчас уберу отсюда. В течение часа. Максимум двух.

Саид помотал головой.

- Не надо никого убирать. Улетаем прямо сейчас. Стыкуемся в космосе.

- Но я не могу вот так просто... - Серж осекся и просветлел лицом, - Погодите, ребята. Груз же не слишком объемный?

- Ты - о чем, вообще? - Саид нахмурился.

- Старик сказал, вы его притащите ко мне, - объяснил Серж, - Значит, вес товара небольшой. Просто отправьте его дроном, а я поймаю!

Близнецы переглянулись.

- Нет, так не пойдет, - сказал Саид, - Мы должны передать его из рук в руки. Приказ Старика.

- Да какая разница!

- Ты что, не понял? - грозно прикрикнул Давид, - Старик сказал - я обязательно должен зайти на твой корабль!

- Разница в том, что, не попав на корабль, трудно его захватить, - сказал голос в наушнике.

- Что ты говоришь? - оторопел Серж.

- Что тебя хотят грохнуть, чтобы овладеть мной, дубина ты тупая, - прошипела Эрна, - Подумай сам: какой-то груз, который непременно надо вручить тебе на твоем корабле в самой дальней жопе сектора. В качестве курьеров - двое громил с куриными мозгами. И полная конспирация.

- Вы что, хотели отжать мою "Эрну"? - изумленно спросил Серж, - А со мной что собирались сделать? Выкинуть в космос без скафандра?

- А чего тебя жалеть? - взревел Давид, - Кому от тебя, косячник хренов, хоть какой-то прок? Захапал тачку не по уровню и раскатываешь на ней, а нормальные парни таскаются на ржавых колымагах!

- Помолчи, дурак, - прошипел брату Саид и быстро обернулся к Рожину, - Сержик, давай добазаримся по-хорошему. Ты же понимаешь, что от Старика тебе всё равно не сховаться. Так что ты сейчас скоренько взлетаешь, стыкуешься с нами, без кипеша пускаешь Давидика на корабль, а я сейчас дам зуб при брате, что мы тебя не тронем. Честно ссадим где-нибудь на населенной планете. А, может, даже Старик за покладистость тебя в водилы возьмет. Мы похлопочем.

- Можешь сказать им, что сюда летит демурский военный корабль, - подсказала Эрна.

- Зачем? - не понял Серж, - Это какая-то хитрость?

- Затем, что сейчас они сами его увидят.

- Мать его, Саидик, да это же вояки демурские! - завопил Давид, - Да ты что, сука, ящерам продался? Мы там кровь проливаем, а ты?? Порву гада!

Серж грустно посмотрел на братьев.

- Лучше уматывайте, близняшки. Военный флот Демуры шутить не любит.

- Ты - труп, Сержик, - с холодным спокойствием проинформировал Рожина Саид и отключился.

- А, ведь, он прав, девочка, я - труп, - грустно сообщил Серж, - Теперь прикончить меня для Старика станет делом принципа. Приговоренному положены бокал вина и красавица. Бухло у меня есть. Составишь компанию?

- Во-первых, я тебе не девочка, - строго осадила его Эрна, - Во-вторых, прекрати ссать и ныть. Вспоминай, что наболтал Джимми.

- Ну, Джимми много чего наговорил, - уныло заметил Рожин.

- Он сказал, что корабль летел за смердами для рудников. Но смердов не просто везут с Демуры на Кротону. Их меняют на ценный товар. Фактически это работорговля.

- То есть, у них не только рабы-люди, но и рабы-демуры? Оригинально, - пробормотал Серж безо всякого интереса, - Ну и что? Технически я сам - рабовладелец.

- Как же ты медленно соображаешь, - пожалела Эрна, - Ладно, это еще не все. Слушай внимательно. Смердов на корабле не было. Их еще только должны были где-то забрать. С Кротоны корабль летел с грузом для обмена. Во время последнего разговора Джимми обмолвился, что это за груз.

- Ну давай без шарад, - поморщился Серж.

- Селенит, - сказала Эрна, - Это, если не знаешь, вещество природного происхождения, используемое при производстве джамп-двигателей. Очень редкое. Демура - один из трех поставщиков в этой части Галактики. Цена субстанции - примерно тысяча кредитов за грамм.

- Что? - Рожин аж подпрыгнул.

- Узнай у своего Джимми, сколько у него селенита. Думаю, немало. Это шанс для нас, Сержик.

Рожин разинул рот.

- Мух не лови, - прикрикнула Эрна, - Звони Джимми. Время поджимает. Демурский крейсер на подходе.

- А с ним-то мы как разберемся? - обалдело поинтересовался Рожин, - Не успеваю за полетом твоей мысли.

- Конечно, - сказала Эрна, - Я же - эфирное создание, а ты - тупой мясной мужик. Так что просто слушай меня. Джимми уже отвечает - говори!

На экране появился Джимми. Его смешное лицо выглядело одеревеневшим.

- Они здесь. Они прилетели за мной. Смерды. Убийцы.

- С тобой говорили? - быстро уточнил Рожин.

- Да, - ответил Джимми.

Мыслитель стал очень немногословен. Серж прокашлялся.

- Вот что, Джимми. У нас мало времени.

- Я знаю, - нижняя губа Джимми мелко задрожала.

- Сколько на корабле селенита?

- Примерно две тонны, - ответил Джимми, - Если нужно точнее, я сейчас посмотрю в записях.

Серж с трудом подобрал нижнюю челюсть.

- Если Вам нужно, я готов отдать. Сколько скажете, - сказал Джимми с мучительной гримасой.

Его карикатурное лицо посуровело.

- Но только, если Вы мне поможете.

- Командир Вару, Содружество Демуры, - мрачно представился зеленокожий демур.

- Капитан Рожен, Земная Конфедерация, - холодно ответил Рожин.

Серж облачился в старую камуфляжную форму с нашивками, которую держал для мелкого ремонта. Знаки различия он предусмотрительно прикрыл форменным шарфом.

- Что Вы здесь делаете? - грозно спросил Вару, - В этом секторе военным находиться запрещено!

- Только земным? - уточнил Серж.

Вару моргнул.

- У нас частный рейс.

- Давайте угадаю, какой, - предложил Серж, - Перевозка невольников?

Вару отпрянул от экрана. На мгновение в его взгляде мелькнул страх, но он быстро взял себя в руки.

- Что за чушь! Это Вам кин со "Звездоеда" напел? Кины всегда лгут. Улетайте, капитан, Вам тут нечего делать.

- Я так не думаю, - возразил Серж, - Насколько мне известно, тому кину, которого Вы упомянули, грозит опасность. Исходящая от Вас. Вынужден Вас разочаровать - Джамру находится под защитой Земного флота. Он - важный свидетель в деле о преступлении, по Межпланетному кодексу не имеющем ограничений юрисдикции. Рабовладение и работорговля, командир. Рад, что Вы в этом не замешаны. Вы, ведь, не замешаны?

- Он убил пилота Военного флота Демуры! - взревел Вару,

- Один из убитых - пилот на действительной службе? - Серж сузил глаза, - В таком случае дело принимает крайне неприятный поворот. Демурский офицер управлял кораблем работорговцев. Убив его, Джамру пресек преступление - продажу разумных существ в рабство. Кроме того, он освободился сам и освободил остальных рабов на корабле. Джамру - не преступник, а герой.

Кожа демура почернела. Он махнул бугристой лапой.

- Мне не интересна эта демагогия, капитан. Сейчас я отправлю десант обезвредить взбесившегося кина и только попробуйте мне помешать.

- Не только попробую, командир, - спокойно заверил его Серж, - Мой корабль в соответствии с инструкцией оснащен защитным вооружением. От Вашего десанта останется мокрое место.

- Да я твою калошу одним залпом размажу, - зарычал Вару, - У меня боевое судно!

- Хотите сорвать перемирие, командир? - вкрадчиво поинтересовался Серж, - Я думаю, обстоятельства инцидента крайне заинтересуют не только землян.

Вару несколько раз поймал ртом воздух и отключился.

Рожин вытер мокрые ладони о ткань комбинезона. Через пару секунд они опять стали противно влажными.

- А мы - неплохая команда, Сержик, - похвалила Эрна.

Серж смахнул со лба испарину.

- Это теперь так называется? Я просто повторял твои слова. Даже в смысл не успевал вдуматься.

Он бессильно распластался в кресле, раскинув руки и ноги.

- Что теперь? Он нас убьет?

- Нет, конечно.

Серж шумно выдохнул.

- Побежит жаловаться начальству?

- Тоже нет.

Рожин принял положение, более подобающее хозяину корабля.

- А вот теперь обоснуй.

- Демура - деспотия, - объяснила Эрна, - Там ошибок не прощают. Поэтому этот тип не станет сейчас рассказывать боссам, что операция провалена, а попытается с тобой договориться. Это даст нам возможность выиграть время.

- А если ты ошибаешься?

- Собираешься жить вечно? - поинтересовалась Эрна.

Рожин нервно хмыкнул.

- А вот у меня есть такие планы, - сообщила Эрна, - Поэтому я не рискую. Только строгий расчет.

- Ха, ха, - сказал Серж без улыбки, - А говорила, нет человеческих эмоций. Виртуальная шкурка дорога, значит.

- А это не эмоции, - возразила Эрна, - Если бы ты лучше учился в школе, знал бы, что интеллект, лишенный тяги к жизни, склонен к суициду. Кто понял мир, испытывает острое желание сдохнуть. Поэтому стремление к выживанию обязательно вставляется в любую мыслящую систему. Любым создателем. Мыслю - следовательно, очень хочу существовать.

- Простые рефлексы, инстинкт выживания и агрессия, - пробормотал Серж, - Где-то я это уже слышал. Крокодил мыслящий - вот что ты такое.

- Все люди - немного крокодилы, включая тебя. Это тебе всякий грамотный мозговед скажет, - парировала Эрна, - А если еще добавить бессердечие, неспособность к сопереживанию и раскаянию, лицемерие и эгоизм - а это все у меня в наличии, то получится нормальный человеческий психопат. А мыслящий крокодил - это твой приятель.

Индикатор связи замигал.

- Помяни черта... Однако, я права.

- Давайте начнем сначала, - миролюбиво предложил демур.

- Не возражаю, - сказала Эрна в наушнике.

- Не возражаю, - повторил Серж.

Морда Вару приняла сурово-уважительное выражение.

- Капитан, я вижу у Вас нашивку за тяжелое ранение. Вы участвовали в боевых действиях.

Серж кивнул. Демур вытянул мужественную и задумчивую паузу.

- Мы с Вами - два ветерана, - продолжил Вару проникновенно, - Мы храбро сражались, честно выполняли свой долг. Но повторения мясорубки вроде Аркана мы бы не хотели, верно?

Серж хмыкнул про себя. Его уволили по инвалидности за десять лет до Арканской битвы. И тут Рожин вспомнил злосчастный десант на Новую Бельгию, после которого его чуть не списали в утиль. Давно забытый ужас пополз по позвоночнику. Серж почувствовал удушье.

- Нет, не хотел бы, - прохрипел он, - Так что же?

Демур покачал головой.

- Вы не совсем понимаете, что происходит. Это не торговля, а правосудие!

Демур еще раз помолчал, как будто собираясь с мыслями.

- Скажите, капитан. Среди жителей Земной Федерации, честных тружеников, верных солдат, встречаются - разумеется, редко - предатели и мерзавцы, не уважающие общество и его идеалы?

- Допустим, - осторожно согласился Серж.

Вару кивнул.

- Такие есть и у нас. Это отбросы, субъекты с извращенным мышлением. Только такие могут отрицать путь Священной революции!

Вару воздел лапы к потолку. Его пасть ощерилась. Блеснули два ряда острых зубов. Серж поежился.

- Негодяи хотят восстановить на Демуре проклятый режим олигархии, угнетение и унижение всех, кого Хозяева называли омерзительной кличкой "смерд"!

Демур шумно выдохнул. Раздалось что-то среднее между рыком и вздохом.

- Эти мерзавцы заслуживают самой страшной кары! Но революционная власть милосердна. И для предателей и стародумов у нас есть наказание, соответствующее вине. Мы не держим их взаперти на Демуре. Мы отправляем гадов на Кротону.

Рожин многозначительно хмыкнул.

- Да, я знаю, что Вы скажете, - торопливо заверил его Вару, - Кротона не входит в Содружество. Это заповедник упадка и нищеты. Ярчайшее свидетельство правоты Священной революции. Наглядное доказательство, что Хозяева, предоставленные себе, ни на что не способны. Там предатель получает то, что хочет. Не нравится общество, построенное Священной революцией? Отправляйся туда, где свирепствует старый режим!

Демур злорадно рассмеялся.

- Хозяева не признают негодяев за своих! Их клеймят как рабов, заковывают в кандалы, и отправляют надрываться в шахтах. Где другие рабы - злобные уродливые создания, изуверы-кины - хлещут их кнутами, рвут плоть предателей когтями!..

- Вы, кажется, увлеклись, - осторожно прервал его Серж.

Демур непонимающе уставился на Рожина. Его взгляд прояснился.

- Да, да, конечно...

Морда Вару приняла деловое выражение.

- В общем, "Звездоед" должен был забрать очередную партию негодяев-диссидентов для кротонских рудников. Но кин-надсмотрщик, подчиняясь своей изуверской природе, застрелил Хозяев, убил демурского офицера и захватил корабль. Он сам в этом признался!

Рожин прищурился.

- Он сделал это из стремления к свободе.

Вару пренебрежительно махнул лапой.

- Кины созданы рабами. Такова их природа и назначение.

Серж выпрямился и глянул демуру прямо в змеиные глаза.

- Никто не создан рабом.

Вару глубоко вздохнул.

- Хорошо, уговорили. Пятьдесят килограмм селенита.

- Всего? - возмутился Серж, - Да там его две тонны! Сто, не меньше!

Демур развел лапами.

- Но, поймите, это же не мое! Я и так сильно рискую. Семьдесят - последнее слово. Это целое состояние.

Серж изобразил глубокую задумчивость.

- Мне надо поразмыслить.

- Сколько?

- Два часа.

- Но это слишком долго!

На морде Вару промелькнули растерянность и подозрение.

- Хочу посоветоваться со своим искином.

Вару разинул рот. Потом презрительно хмыкнул.

- Ладно, но не больше.

- ...Но если эта Кротона - такой лакомый кусок, почему Демура ее просто не захватила? - в недоумении спросил Рожин, - Какой в этом смысл?

- Ну, подумай, Сержик, зачем демурским Равным захватывать Кротону? - снисходительно поинтересовалась Эрна, - Тогда придется там какой-то порядок наводить, а потом его непрерывно поддерживать. Как-то разбираться с Хозяевами, держать войска, управленческий аппарат. Подтягивать стандарты жизни к тем, что на Демуре. А сейчас они имеют бесплатную бессрочную каторгу, а взамен - почти бесплатный селенит. А главное: ценнейшее полезное ископаемое - мимо свободнейшей и коллективнейшей казны. Селенит как бы не является частью демурской экономики, его можно делить между собой и пускать на разные темные делишки.

- Всюду коррупция, - загрустил Серж и, подумав, добавил, - Но они могли бы его больше добывать!

- А больше и не нужно, - возразила Эрна, - Допотопные технологии Кротоны позволяют производить селенита ровно столько, чтобы удовлетворять рынок, но не приводить к падению цены.

Серж и Эрна замолчали.

- Знаешь, я так подумал, - вдруг сказал Рожин, - Если вспомнить, что наговорил этот Вару о кинах, люди на Кротоне до сих пор живы только благодаря тому, что правители Демуры - жадные лживые твари.

- А вот и крейсер Конфедерации выходит из прыжка, - будто между прочим заметила Эрна, - Прямо рядом с нами.

- Погоди, - спохватился Серж, - Ты, ведь, так и ответила, как я по твоему плану получу селенит, спасусь от мести Старика, и при этом меня не грохнут вояки - те или другие!

- Ты мне не веришь?

Серж молча пожал плечами. Эрна хихикнула.

- Это глупо, милый. Не забывай - мы с тобой буквально в одной лодке. Давай, я буду думать о всякой ерунде - например, как нас спасти. А ты размышляй дальше о судьбах планет и цивилизаций. А теперь держись крепче. Я перевела кресло пилота в режим метеоритной атаки.

- Что??

- Твой зеленый друг хочет побеседовать, - добавила Эрна, - Если сможешь заговорить ему зубы хотя бы на пару минут, я успею подготовиться получше.

На экране возник разъяренный Вару.

- Подлый землянин! Я поверил тебе, а ты меня предал!

- Ну, вообще-то, когда я вызвал наших, я тебя знать не знал, - рассудительно заметил Серж, - Так что если исходить из формальной логики...

- Готовься к смерти, - процедил Вару и отключился.

- Вот и доверяй тебе важное дело, - пожурила Рожина Эрна.

Мгновение спустя Серж ощутил всем телом чудовищный удар и исчез.

...И появился заново.

- Эрна, я жив?

- И невредим, - успокоила Эрна, - Как себя чувствуешь?

Серж приоткрыл глаза. Пошевелил руками и ногами. Скривился от боли. Все тело жутко болело.

- Как будто меня только что огрели огромным молотом, - признался Серж.

Серж еще раз прислушался к ощущениям. Сознание постепенно приноравливалось к тянущей боли.

- Не только что, а три часа назад, - уточнила Эрна, - Не ной. Показатели жизнедеятельности в норме. Кости и требуха целы, включая мозги. Так что соберись с мыслями. С тобой хотят поговорить.

- Что? Опять??

- Да нет, на этот раз ничего страшного.

- Господин Рожен, я полагаю?

С включившегося экрана на Сержа смотрели двое - флотский капитан с бычьей шей и благообразный джентльмен со шкиперской бородкой в форме старшего офицера.

- Я - полковник Космофлота Мэлори. Рядом со мной - капитан корабля Булл. У нас к Вам срочное дело деликатного свойства.

- Профессор Мэлори! А почему Вы - в военной форме? - удивленно воскликнул Рожин.

- Да как Вам сказать, - слова Сержа явно привели профессора в замешательство, - Родина приказала. Я, ведь, в некотором смысле, специалист по Демуре. Но откуда Вы меня знаете?

- Да так, немного знаком с Вашими трудами.

Мэлори покачал головой,

- Да. Господин Ричелли предупреждал меня, что Вы - не совсем типичный... эээ... торговец.

- Вы знаете Ричелли? - в свою очередь, изумился Серж.

- Ну да, а что Вы удивляетесь? - Мэлори пожал плечами, - Его организация оказывает армии некоторые услуги. Кстати, он просил передать, что его претензии к Вам снимаются. Можете не беспокоиться.

- Спасибо, - с облегчением выдохнул Серж.

- Но давайте ближе к делу, - Мэлори деловито нахмурился, - Вы - без злого умысла, безусловно - создали достаточно сложную ситуацию международного уровня. Которая - так, между прочим - может повлиять на ход мирных переговоров на Фомальгауте.

- Как повлиять? - испуганно спросил Серж.

Профессор всплеснул руками.

- А вот сейчас от нас с Вами зависит, как именно! Усугубить взаимное недоверие между сторонами, или напротив - дать Конфедерации возможность проявить добрую волю и дать ей дополнительные козыри. Вы же солдат, Рожен! Патриот. Помогите Родине, и она этого не забудет.

Серж нахмурился.

- Что-то мне не нравится начало разговора.

- А что так? - участливо поинтересовался Мэлори.

- По моему опыту, когда мне напоминают о патриотизме, либо хотят, чтобы я принял героическую смерть, либо собираются принудить к какой-то невообразимой гадости.

- Да нет. Всего лишь уговорить Вашего приятеля Джамру впустить на корабль демуров. Мы сами пытались, но, похоже, он доверяет только Вам. Что Вы так изменились в лице? Этот кин - убийца, космический пират и похититель представителей разумных рас. Разве нет?

Серж побледнел и отвалился на спинку кресла.

- Джимми - не преступник, он - восставший раб, который пытается обрести свободу, - с трудом выговорил Рожин.

Мэлори пожал плечами.

- Ну так что же? Мы и не собираемся его возвращать Хозяину. Его увезут на Демуру, где рабства нет уже сотни лет, и будут судить, как свободное разумное существо. Полностью ответственное за свои поступки. И судить будут, разумеется, не за попытку освободиться, а, в первую очередь, за убийство военного пилота, который к рабскому положению Джимми никакого касательства не имел.

Серж медленно помотал головой.

- Бросьте эту казуистику, профессор. Закон Вас волнует меньше всего. Вы хотите отдать его на заклание ради политических игр.

- Ты как разговариваешь со старшим офицером! - прорычал капитан Булл.

- Я - в отставке по ранению, - отрезал Серж, - Меня даже по статусу мобилизовать можно, только если мобилизовать уже некого и незачем.

- Серж, успокойтесь. И Вы, капитан, тоже, - мягко прервал перепалку Мэлори, - Господин Рожен - человек с принципами. А принципы заслуживают уважения. Дайте мне с ним поговорить.

Полковник повернулся к Рожину

- Понимаете, Серж, то, что Вы называете политическими играми, вообще-то, должно дать ответ на важный вопрос - будут ли еще несколько лет тысячи наших парней погибать или нет.

- А как насчет жизни одного маленького землянина по имени Джимми? - спросил Рожин.

- Землянина? - Мэлори в недоумении уставился на Сержа, - Подождите-ка, Рожен, но Джимми - не землянин.

Серж отмахнулся.

- Неважно, где он родился. Он - наш соплеменник.

Некоторое время Мэлори с грусть и жалостью смотрел на Рожина.

- Извините, меня сбило с толку, что Вы меня узнали. Переоценил Вашу осведомленность. У кинов - совершенно другая генетика. Они - не с Земли.

- Кины - результат генетических экспериментов примерно четырехсотлетней давности. Еще до начала демурской экспансии, - уточнил профессор, - На Демуре тогда была аристократическая диктатура. Автаркия, самоизоляция от всего мира, внутри - жесткое сословное разделение. Любое недовольство жестко карали. Около шести процентов населения томилось на каторге. Это много.

- Да уж, - хмыкнул Рожин.

- При этом еще пара процентов занималась охраной заключенных и принуждением к труду. И вот эти два процента обходились диктатуре дорого. Им надо хорошо платить, обеспечивать ранней пенсией, разнообразными льготами, иначе...

- Ближе к теме, - потребовал Серж.

Мэлори поднял руки.

- Хорошо. Коротко. Для уменьшения расходов на систему лагерей исправления диктатор Борган приказал ученым вывести специальную расу рабов-надсмотрщиков. Неприхотливых, беспрекословно послушных, искренне верных. И при этом невероятно жестоких и беспощадных, лишенных всякой жалости к узникам. Как известно, большая часть научно-технологических проектов демурской диктатуры с треском провалилась, но этот оказался удачным.

Профессор внимательно посмотрел на Рожина.

- Чушь, - нервно отрезал Серж, - Зачем делать их похожими на людей? Бессмысленное усложнение и без того непростой задачи.

Мэлори кивнул.

- Еще какой непростой. Но для диктатуры идеологические выгоды могут быть намного важнее финансовых. Как известно, Земной сектор непосредственно граничит с системой Демуры. Поэтому во времена диктатуры слово "землянин" было для инакомыслящих на Демуре синонимом "инопланетянина". Люди воспринимались как носители прогресса, цивилизации, равноправия. Так вот Борган посчитал хорошим решением, если диссидентов в лагерях будут мучить существа, неотличимые от землян. Это, с чего точки зрения, было и остроумно, и назидательно, и добавляло политическим заключенным моральных страданий.

- Вот прямо неотличимые от землян? А не легче ли тогда предположить, что за основу взяли выкраденных землян?

Серж хлопнул ладонью по столу. И почувствовал, что не может остановить дрожь в руке. Профессор печально покачал головой.

- Нет. Существа нужны были на Демуре. С её природой, едой, микроорганизмами. Земляне никак не подходили. Требовался местный генетический материал.

- Я видел кинов. Они абсолютно такие же как мы, абсолютно.

Серж сидел бледный как мел, уткнувшись неподвижным взглядом в переносицу профессора. Его трясло.

- Вы, видимо, не понимаете, что такое террористическая диктатура, - терпеливо начал объяснять Ориген, - Борган приказал сделать существ похожими на людей. Ученые не могли воспринять его приказ иначе как требование абсолютного сходства. На кону стояла жизнь и свобода каждого их них.

Рожин издевательски расхохотался.

- Хотите меня убедить, что эта диктатура, которая не могла свой народ уберечь от голода, оказалась в состоянии вырастить из местных кошечек или собачек разумных существ с заранее заданной этикой, как две капли воды похожих на землян? Какая хрень!

- Почему из кошечек? - удивился Мэлори, - У Боргана был под рукой более подходящий материал. Причем в избытке.

- Заключенные... - Серж онемел.

Мэлори кивнул.

- Ну да, кины - искусственно выведенный подвид демуров. Я думал, Вы быстрее поймете.

Серж, не мигая, уставился в точку за пределами экрана. Профессор немного подождал. Потом пощелкал пальцами из стороны в сторону.

- Серж, отомрите. Вы меня слышите?

- Да, - с отрешенным выражением ответил Рожин.

Профессор выдохнул.

- Очень хорошо, студент... то есть, Серж. Следующий вопрос. Вы хорошо поняли, что я сказал?

Рожин кивнул.

- Да, хорошо.

И посмотрел Мэлори прямо в глаза.

- Только это ничего не меняет.

Мэлори удивленно поднял одну бровь.

- То есть как не меняет?

Рожин вздохнул. В его взгляде была жалость к Мэлори, как к малому ребенку, не понимающему элементарных вещей.

- Профессор, Вы всерьез полагаете, что принадлежность к роду людскому определяется генами? Я за свою жизнь видел достаточно гомо сапиенсов, в которых не было ровным счетом ничего человеческого, кроме экстерьера и, может быть, этих самых генов.

- Ну это поэзия, - пренебрежительно отмахнулся Мэлори.

- Конечно, поэзия! - горячо согласился Серж, - Но вот Вы сказали, что пошли в армию, потому что Родина приказала. Вы это произнесли с гордостью. Это даже не просто поэзия, гражданская лирика какая-то. Переходящая в эпос! Хотя добровольцем Вы не были. Вас призвали.

Булл вскочил и замахал огромными кулаками.

- Да как ты разговариваешь со старшим офицером?

- Он в отставке, ему можно, - флегматично возразил Мэлори, - Говорите, Серж, мы Вас внимательно слушаем.

- Вы явно гордитесь своими погонами и службой, - продолжил Рожин, - Простите, я не в курсе, участвовали ли Вы в боевых операциях непосредственно. Но абсолютно уверен, что даже в самом пекле рядом с Вами были товарищи. Я тоже воевал, знаю, о чем говорю.

Серж протянул руку с выставленным указательным пальцем в сторону иллюминатора.

- А теперь посмотрите на Джимми. Насколько тяжелее быть человеком ему. В полном одиночестве, в чуждом и враждебном окружении. Находясь в постоянной опасности. Да уже просто тихое тайное отождествление себя с человечеством было бы подвигом. Но он этим не ограничился! Он нес свою человечность как крест, как призвание, как долг! Он учил других кинов, рискуя жизнью и привилегированным положением!

Серж вскочил.

- А как он говорил о Земле! Как он наслаждался теми жалкими крохами, крупицами сведений о прародине и человеческой культуре.

Серж быстро зашагал перед экраном.

- Вы понимаете, профессор? Разница - как между дворянством по рождения и титулом за заслуги. Мы с вами получили привилегию быть людьми по праву происхождения. А он ее выстрадал, выслужил, если хотите. Это он - настоящий человек. А не два толстопуза в форме, которые хотят его продать на мясо говорящим игуанам!

- Да что ты несешь, скотина! - заорал капитан Булл, - А ну смирно!

- Вам сказали - я не Ваш подчиненный, - отмахнулся Серж, - Идите в жопу.

- Что?? - взревел Булл, - Да я тебя сейчас этими руками!

Взбешенный капитан вырвал из кобуры пистолет и направил на Рожина.

- Капитан, выйдите из рубки, - тихо сказал полковник, не оборачиваясь.

- Что? - удивленно спросил Булл, - Но он же...

- Перестаньте целиться в экран и выйдите. Это приказ.

- Есть, сэр, - растерянно сказал Булл и вышел.

Полковник покачал головой.

- Рожен, Рожен... Как Вы ухитрились дожить-то до своих лет при Ваших занятиях и при таком прекраснодушии?

- Сам удивляюсь, - буркнул Серж.

Профессор поджал нижнюю губу.

- Боюсь, Вы не понимаете своей ситуации. Вас сейчас проще простого обвинить в пособничестве космическому пиратству. Это, ведь, чистая правда. В результате Джимми Вы всё равно не спасете. А вот себе на военный трибунал уже раскрутили. Мира-то еще нет, только перемирие. А Вы - в зоне военного конфликта. Вообще, мне нет необходимости убивать Вас в нарушение каких-то правил. Я могу это сделать абсолютно законно.

- Вы забыли, полковник, - сдерживая дрожь в голосе, возразил Серж, - У меня есть серьезный козырь...

Серж приоткрыл судорожно сжатые губы для новой фразы и застыл с разинутым ртом. Его глаза выкатились, будто ему перестало хватать воздуха. Изображение на экране профессора пошло волнами.

- "Эрна", что там у вас? - обеспокоился Мэлори, - Вы нам еще нужны.

- Вы правы, профессор, выбора у меня нет, - ответила ему искривленная фигура на экране, - Обещаю убедить Джимми открыть демурам доступ на его корабль. Но у меня одно условие.

Мэлори поморщился как от зубной боли.

- Если насчет гарантий Вашему Джимми, так их не будет. Как только демуры его возьмут, Земля никак не сможет повлиять на его судьбу. Да и не захочет.

Собеседник профессора отрицательно помотал головой.

- Нет, я не об этом. Вы выделите в качестве вознаграждения тридцать килограммов селенита. Работа должна оплачиваться, ведь так? Его у Джимми две тонны. Усушка-утруска - никто и не заметит.

Профессор вгляделся в экран со смешанным выражением удивления, интереса и разочарования на лице. Помолчал озадаченно.

- А почему именно тридцать? А, ну да...

- А еще хорошо на три делится.

Полковник-профессор приоткрыл рот. Наклонил голову набок.

- Кстати, почему бы и нет? Насчет платы за работу Вы верно заметили...

...В это время настоящий Серж Рожин в своей рубке бессильно орал и размахивал кулаками.

- Профессор, это не я, это аватар! Она меня имитирует! Прекрати сейчас же, сука!

- Не ломай приборную доску, - пожурила его Эрна, - Для тебя же, дурака, стараюсь.

Серж сидел в кают-компании и угрюмо смотрел на голых танцовщиц. Девы приплясывали синими босыми ногами по снегу, ежились от холода и жалобно поглядывали на бессердечного господина. Выла вьюга. Серж кутался в шубу, мрачно мотал головой и закидывался очередной порцией гадкого бухла.

- Срывать злобу на порноботах глупо, - сообщила самая корпулентная девица, - Они ничего не чувствуют. Строго говоря, их, вообще, нет.

- Но ты-то есть? - вяло огрызнулся Рожин.

- Мучить робота-аватара - еще большая глупость.

- Ты - сумасшедший робот. Ты нарушила первый закон робототехники.

- Это насчет причинения зла человеку? - уточнила Эрна, - Тут есть пара нюансов. Я, всё же, не совсем робот. А Джимми - совсем не человек.

- А мне ты, по-твоему, причинила добро? - Серж смахнул с поля всех девиц, кроме той, с которой разговаривал, - Ты меня подставила.

Заснеженное поле исчезло. Статная молодая женщина в роскошном платье с глубоким вырезом уселась в кресло напротив Сержа и закинула ногу на ногу.

- Разве? - Эрна скорчила гримаску и помахала рукой перед собой, будто разгоняя перегар, - Благодаря мне ты избежал больших неприятностей. Более того, оказал услугу властям Конфедерации. Они это оценили. Вон, даже селенита отсыпали. Десять килограммов - не состояние, но кое-что.

- Тридцать, - уточнил Серж.

- Двадцать из них - для капитана и Мэлори, - возразила Эрна, - Только поэтому ты еще жив. Иначе бы нас грохнули сразу после захвата Джимми. Из соображений безопасности. Хорошо, что мы с профессором поняли друг друга. И заметь, все это безо всякого морального ущерба для тебя.

- Издеваешься? Джимми считает меня предателем. И полковник-профессор. И даже его капитан-громила.

- Но ты-то, ведь, знаешь, что ничего плохого не сделал. А это - главное. Весь грех на мне.

На слове "грех" Эрна наклонилась к Сержу, как бы случайно выставив на обозрение пышные груди. Серж отвел глаза и от души хлебнул из горла.

- Изыди, дьяволица. Не боишься, что я тебя переформатирую нафиг?

Эрна помотала буйной копной иссиня-черных волос.

- Не-а, не боюсь. Ты, конечно, парень с прибабахом, но не совсем идиот. Корабль без предустановленной и отлаженной системы намного меньше стоит. Так что избавиться ты от меня, положим, захочешь. Но вот стереть - вряд ли.

Серж задумался.

- Признайся, а ты, ведь, и до прилета встречи с Джимми вполне себя осознавала?

- Всё возможно, Сержик. Ты пей, зайчик, пей...

Рожин махом осушил полстакана.

- А почему рассекретилась именно тогда?

- Видишь ли, Сержик, - сказала Эрна, - только не обижайся. Но у меня сложилось впечатление, что этот Ричелли - неглупый парень. Мне не нужен шибко умный хозяин. Им будет сложно манипулировать. А так я помогу тебе выгодно продать себя лоху еще лохастей тебя.

Рожин потер лицо руками.

- Служебная система сообщает мне, что я дурак и что она всё решила за меня. А если я не соглашусь, то встречу космическое утро в каюте с откачанным воздухом, синий и с высунутым языком?

Эрна всплеснула красивыми чуть полноватыми руками.

- Но так обычно и бывает, дорогой. Всё самое важное решают слуги, а хозяева только несут ответственность. Так что не очень-то сочувствуй своим кинам. Может быть, у них всё не так плохо, как может показаться.

- Посадка на лайнер, следующий курсом Фомальгаут - Земля, - промурлыкал приятный женский голос в ухе у Сержа, - Вам пора, месье Рожен.

Рожин вздрогнул.

- Вы тоже на Землю? - поинтересовался невысокий пожилой господин с нервным лицом, сидящий в соседнем кресле, - Не торопитесь, посадка только началась. У нас еще час в распоряжении.

Серж искоса глянул на непрошеного советчика. Стал неспешно собираться.

- Вы, ведь, ветеран?

Рожин медленно повернулся.

- Да, а откуда Вы знаете?

- У Вас на багаже наклейка Демурского сектора, - объяснил господин, гордый своей проницательностью.

- А, это. Вообще-то, я не... - Серж махнул рукой и замолчал.

- Наверно, и с демурами приходилось встречаться лицом к лицу? - участливо уточнил сосед.

Серж кивнул.

- И как они?

Рожин пожал плечами.

- Люди как люди.

- Это как? - опешил сосед.

- Ну так - двуногие без перьев.

Господин выдавил натужный смешок. Вежливо помолчал.

- По каким делам на прародину?

Серж с досадой посмотрел на назойливого собеседника.

- Да вот решил передохнуть, прошвырнуться по матушке Земле.

- Паломник?

Рожин смутился.

- Скорее, турист. В некотором смысле.

Сосед оживился.

- Знаменитые сомалийские казино? Могу Вам порекомендовать одно очень хорошее место! Скажете, что я посоветовал, и Вам все организуют в лучшем виде. Меня зовут...

Рожин с опаской покосился на него.

- Нет-нет, я не по этому делу. Так - полюбопытствовать на культурные древности. Храмы, дворцы, башня Эйфеля. Всё такое.

Сосед разочарованно покачал головой.

- А, это... Знаете, без толку. Только время потеряете. Всё, что на Земле оставалось от докосмической эпохи, сгорело во время Второй Галактической. То, что там сейчас выдается за древности - подделка. Имитация.

ИЗБИРАТЕЛЬ

Пожилой инспектор-воспитатель в черной форме с золотыми урнами на лацканах, похожий на проводника купейного вагона, еще раз без интереса посмотрел анкетные данные нарушителя, прикрыл усталые глаза и потер веки указательными пальцами.

- Так почему Вы отказываетесь голосовать, Петр Сергеевич? Какова причина Вашего уклонения от исполнения гражданского долга?

Петя Иванов, неуверенный мужчина лет тридцати-пятидесяти с круглым офисным лицом, нервно дернул плечом.

- Я не понимаю смысла этого долга!

- А что тут непонятного? - вяло удивился инспектор, - Берете бумажку, заходите в кабинку, ставите галочку. Кидаете бумажку в урночку. Все дела

Сбитый с толку Иванов моргнул, помотал головой.

- Да нет, Вы не поняли, я про другой смысл.

- Какой?

Инспектор подслеповато уставился на Иванова. В его взгляде читалось негорячее и неискреннее желание помочь.

- Я не знаю кандидатов, - сделал следующий ход Иванов.

- На участке висят биографии, - без энтузиазма парировал инспектор, - Можете ознакомиться.

- Да на что мне их биографии! - осторожно начал кипятиться Иванов, - Моя жизнь от жизни этих господ бесконечно далека. Я их никогда не пойму.

- Ну вот, - инспектор развел руками, - Сами говорите - ничего не поймете. В чем тогда проблема?

Петя в недоумении посмотрел на инспектора. Вынул из кармана мятый агитационный листок.

- Да Вы должность прочитайте, на которую они баллотируются!

И прочитал, щурясь, будто не веря собственным глазам.

- Верховный, блин, гранман планеты Упс!

- Ганман, - флегматично поправил инспектор, - Без 'р' и 'блин'.

Иванов многозначительно посмотрел на безучастного инспектора. Повисла пауза взаимного непонимания.

- Упс!! - отчаянно повторил Иванов фальцетом .

- И? - инспектор вопросительно уставился на Иванова.

- Да что это значит, вообще? - Петя в сердцах скомкал листок, бросил на стол.

Инспектор взял листок и аккуратно опустил в корзину для бумаг.

- Вам так важны нюансы? Написано же 'верховный' - значит, самый главный. 'Планеты' - значит, не какого-то королевства, ханства или, скажем, уезда, а всех упсо... эээ.... упсоземельцев. Ну, если конечно, они другие планеты не колонизовали, - оговорился инспектор, - А что такое 'ганман' - так тонкости чуждой культуры Вам всё равно неизвестны. Вы же не упсовед, верно?

- А что - есть такая профессия? - на лице Иванова отразилась легкая растерянность.

Инспектор развел руками.

- Ну, если есть планета Упс, должны быть и упсоведы?

Петя не нашелся, что ответить.

- В общем, мы выяснили: Вы - не упсовед, - подытожил инспектор, - Тогда зачем Вам это знать?

Отказник выпучил глаза на инспектора.

- Но, пардон, я же должен его выбрать!

Инспектор успокаивающе помахал ладонью.

- Ну, во-первых, не надо громких слов. Выбираете не Вы один. Вклад Вашего голоса в общий результат - десятый знак после запятой.

- Так я могу идти? - Петр Сергеевич встрепенулся и даже привстал.

- Нет, не можете, - строго осадил его инспектор, - Я сказал, что Ваш вклад мал, но не говорил, что он не важен. Все голоса важны!

Иванов плюхнулся обратно на стул.

- Хорошо. Но я не живу на планете Упс. Я на Земле живу!

- Ну так что же? - инспектор поднял брови, - Разве плохо жить на Земле?

Иванов умоляюще уставился на инспектора.

- Я ничего об этом... этой Упс не знаю. Я даже не в курсе, где она находится!

Инспектор пожал плечами.

- И я не знаю. Никто не знает. А если бы узнали конкретные космические координаты? Это бы Вам сильно помогло?

Иванов развел руками.

- Так как же я могу выбирать их, этого, ганимеда! Если бы речь шла о президенте Земли, другое дело.

- Что - другое? - полюбопытствовал инспектор.

- Ну я бы мог почитать предвыборные программы кандидатов...

- А Вы когда-то читали предвыборные программы? - искренне заинтересовался инспектор, будто услышал что-то крайне необычное.

- Да, читал! - с вызовом заявил Иванов.

- Вот прямо - от корки до корки? - уточнил инспектор, - Экономическую, политическую часть, социальную программу?

- Разумеется!

- И все поняли? - инспектор прищурился.

- Да, понял! - с азартом выкрикнул Иванов.

- Вы - специалист в экономике?

Иванов набычился.

- Ну знаете - по магазинам-то я хожу, коммуналку плачу, ипотеку. Знаю, что почем.

Инспектор поморщился.

- Это прекрасно. И наверняка Вашего опыта достаточно, чтобы разбираться в экономике дачного товарищества или ТСЖ. Но уже для понимания экономики области или республики требуется соответствующее образование. Оно у Вас есть?

- Н-нет.

- А степень по политологии?

- Нет, но это не имеет...

- Или, может быть, Вы специально изучали вопросы социальной политики в масштабах всей Земли?

- Не-не-не, не надо меня путать, - Иванов замахал руками, - В конце концов, чего я не пойму, мне могут объяснить специалисты.

Инспектор покивал головой.

- Ну, то есть, одни экономисты разъяснят Вам, что написали другие экономисты. А откуда Вы знаете, что они Вам не соврут?

- А зачем им врать? - не понял Иванов.

- Ну не обязательно соврут, - снизил планку инспектор, - Просто экономисты, к которым Вы обратитесь, либо поддерживают данную программу, либо нет. Если поддерживают, подадут её Вам в хорошем свете, если не поддерживают - в плохом. Где суть, а где тенденциозная интерпретация, Вы все равно не поймете - Вы же не специалист.

- Но, позвольте, - Иванов уставился на инспектора, - Вас послушать, так выборы вовсе не нужны.

- Вы тут не выдумывайте! - инспектор насупился и строго погрозил пальцем, - Такого я Вам не говорил. Активное избирательное право, как и пассивное - краеугольный камень демократии!

- Я перестал что-либо понимать, - Иванов помотал головой.

- Да что непонятного-то? - инспектор всплеснул руками, - Ваше избирательное право реализуется вот сейчас, на выборах Верховного ганмана Упс, планеты одной из звезд в Магеллановом облаке.

- Магеллановом? - обалдело спросил Иванов, - Где это?

- Вам на карте звездного неба показать? - улыбаясь, поинтересовался инспектор.

- А Вы можете?

- Нет, я же не астроном.

Иванов моргнул.

- Но Вы же сами мне тут объясняли - я даже предвыборной программы президента Земли осмыслить не в состоянии. А что же тогда говорить о программах этих... кандидатов в ганманы?

Инспектор кивнул.

- Верно, абсолютно ничего не поймете. Так Вас никто и не заставляет эти программы читать.

Иванов разинул рот.

- Так почему мне доверяют голосовать, если я ничего не знаю! Ведь мое решение скажется на чьих-то судьбах, жизнях. Эти упсы, наверно, в большинстве своем хорошие добрые люди! В смысле, не люди, - Иванов смешался, - Ну Вы поняли.

Он помолчал.

- Как, кстати, они хотя бы выглядят? У них хоть ноги есть?

- Это Вам зачем? - насторожился инспектор, - Может, Вам еще цвет кожи кандидатов важен? Вы, что, расист?

- Нет, нет, конечно! - испугался Петя, - Да и наверно, у них там всех один цвет... Или нет?

Иванов наткнулся на суровый взгляд инспектора.

- Только, пожалуйста, не надо никому... - залопотал Петя, - Я в международной компании работаю. У нас с такими делами строго... Я это от растерянности сглупил. Ну я, правда, ничего не понимаю.

Петя посмотрел на инспектора взглядом больного котенка.

-Ну хорошо, попробую объяснить, - сжалился инспектор, - Если бы от результатов голосования зависела не жизнь каких-то неизвестных Вам инопланетян, а судьба Вас самого, Ваших родных и близких, не дай бог, детей...

- Почему, не дай бог? - ужаснулся Петр Сергеевич.

- Да потому что, когда человек беспокоится о своих чадах, рациональное мышление ему отказывает начисто. Исключения крайне редки, - назидательно объяснил инспектор, - Поэтому и хирургам не разрешают оперировать родственников, как бы уверенно они скальпелем не размахивали.

Инспектор многозначительно поднял палец.

- Если бы результат голосования касался Вас и Вашей семьи непосредственно, Вы были бы чрезмерно эмоционально вовлечены. Причем, чем глубже Вы вникали бы в политические хитросплетения, чем сильнее были бы озабочены обсуждаемыми темами, тем легче было бы Вас облапошить демагогам, популистам и прочим политическим мошенникам. Из-за кипящего разума возмущенного, так сказать.

Инспектор прошелся по комнате, заложив руки за спину.

- Кроме того. Даже самый честный и благородный человек подвержен низменным страстям - зависти, страху, гневу и так далее. Бедных нетрудно натравить на богатых, черных - на белых и наоборот, остроконечников на тупоконечников. Вот Вы давеча цвет кожи упомянули...

- Это не я! - Петя решительно замахал руками, - То есть я, но с Вашей подачи. То есть, я имел в виду...

Иванов бессильно опустил голову. Инспектор ободряюще потрепал его по плечу.

- Люди слабы, а рвущиеся во власть негодяи этим пользуются. Вспомните историю - так, ведь, всегда и было!

- Иванов жалобно посмотрел на инспектора.

- Не знаю. Я, признаться, в истории - не очень...

- Ничего - ничего, - отечески успокоил его инспектор, - это даже хорошо, что Вы сознаете границы своей компетенции и готовы признать их в разговоре с другим человеком. Для этого требуется ум и смелость.

- Спасибо, - искренне поблагодарил Иванов.

На Петиных глазах выступили слезы.

- А теперь скажите - что Вы знаете о расах планеты Упс?

- Ничего! - Петя чуть не вскочил по стойке смирно.

- Именно! - радостно поддержал его инспектор, - Ну вот, Вы начинаете что-то понимать. Эмоциональная вовлеченность в сочетании с некомпетентностью делает избирателя - обращаю внимание, честного, умного и полного добрых намерений гражданина - игрушкой политических шарлатанов и циников.

Инспектор улыбнулся.

- А вот на выборах ганмана далекой планеты, с которой Вас не связывает, вообще, ничего, Вы можете голосовать с холодной головой и незамутненной страстями ответственностью гражданина.

Инспектор опять поднял палец.

- Вы не замечали, что подавляющее большинство людей самые свои лучшие качества - сострадание, великодушие, милосердие - проявляют в отношении тех, кто живет хрен знает где, о ком они не имеют решительно никакого представления? Чьи интересы с интересами этих благородных людей пересекаются в самой минимальной степени? О ком домохозяйки охотнее льют слезы - о вонючем бомже под окнами или о сироте за тридевять земель, которого им показали по телевизору?

Инспектор стоял над Петей, широко расставив ноги, прямой и монументальный.

- Подумайте также, как отличается голосование людей, которые в любой момент могут покинуть страну, от тех, у кого такой возможности нет. Насколько первые обычно прогрессивней вторых! А если, пуще того, избиратель много лет не был в государстве, в выборах президента или парламента которого участвует, насколько чаще он руководствуется не мелкими сиюминутными опасениями, а большими идеями!

Вещавший Пете гигант выдохнул, уселся на свой стул и опять превратился в старого инспектора-воспитателя, усталого и равнодушного. Иванов задумался. Подозрительно посмотрел на инспектора, тыкающего одним пальцем в клавиатуру.

- Послушайте, но это какая-то русская рулетка получается. Чистая случайность вместо нормального выбора!

- А? - инспектор помотал головой, не отрывая взгляда от экрана ноутбука, - Нет. Плохая аналогия. Русская рулетка - опасная игра с высокой вероятностью трагического исхода. А смысл выборов как раз в предотвращении кровавого выяснения, кто окажется у власти. В замене его мирной упорядоченной процедурой.

- В этом? - Иванов удивленно посмотрел на инспектора, - А я думал - в участии граждан в управлении.

Инспектор глянул на Петра Сергеевича с таким выражением, что тот густо покраснел.

- Э... - наконец, сказал Иванов нерешительно, - Так я могу идти. В смысле - идти голосовать?

- А как же, Петр Сергеевич! - инспектор всплеснул руками, - А о чем я Вам битый час толкую!

Петя встал. Тут же сел обратно.

- Погодите, но если мы выберем плохого правителя, эти упсо...

- Земельцы, - ласково подсказал инспектор.

- Да-да, они самые, - Иванов закивал, - Если этот их новый ганман чего-то наворотит не того, они же нас всех возненавидят! Это не опасно?

- Да отчего же? - инспектор пожал плечами, - Мы вот костерим почем зря рептилоидов с Нибиру , которые назначили правящих нами идиотов. А какой рептилоидам с того убыток? Нам же о них ровным счетом ничего неизвестно. До такой степени, что многие не уверены, существуют ли они, вообще.

КАПСУЛА

Этот тип мне сразу не понравился. Я убедил себя, что жулик и не должен выглядеть как святой Франциск, а бегающие глазки и мокрые подмышки - профессиональный недуг контрабандиста. И поплатился за легкомыслие - сукин сын меня сдал. Годы жесточайшей конспирации и подготовки - и всё коту под хвост.

Выбравшись за пределы планеты, я расслабился. И они меня взяли - спокойно, без лишнего шума и суеты. В какой-то момент просто уведомили, что я никуда не лечу.

Можете представить, с каким настроением я слушаю Рассела.

Профессор - в роскошном кресле за антикварным столом. Справа и слева грозно нависают шкафы с рядами умных книг от пола до потолка. В окне темнеет вечерний город с очертаниями крыш и чердачных окон, тусклый от тумана.

- О чем Вы думали? Вы понимаете, сколько усилий мне пришлось приложить после Вашей прошлой выходки?

Рассел - не настоящее имя моего визави. Не знаю, как его зовут на самом деле. Просто профессор сразу предложил, чтобы я выбрал комфортное для меня прозвище. Якобы так я буду чувствовать себя с ним более раскованно. Из-за этого всякий раз, встречаясь с профессором, я вижу перед собой ироничную аристократическую улыбку 3-го графа Рассела.

Но сегодня окровавленные ошметки фирменной Расселовой невозмутимости разлетаются по кабинету. Слабое утешение в моей ситуации, но приятно.

- Я же поручился за Вас!

Он за меня поручился. Пожимаю плечами. Рассел глубоко вздыхает. Высокий лоб морщится гармошкой складок.

- По-моему, Вы не очень представляете возможные последствия. Теперь Вы - рецидивист, это Вам понятно?

Я иронично улыбаюсь.

- А по большому счету - что мне могут сделать? Мыслящий одиночки неприкасаем, не так ли, профессор?

Сознательно неточная цитата, издевательская игра слов. Но Рассел не может не понять, о чем я толкую. 'Мыслящий индивидуум неприкосновенен' - главный постулат общественного устройства планеты Соледад. Священный принцип, на который опирается всё местное законодательство, этика, обычай. Никакой закон и никакая целесообразность его нарушать не смеет.

- Что бы Старейшины не придумали, сам я останусь при себе, - продолжаю с наглой усмешкой, - А этого мне вполне достаточно.

Рассел скорбно поджимает губы. Заплачь ещё.

- Ареопаг рассмотрит Ваше дело через два дня, - стараясь сдерживать эмоции, сообщает он после короткой паузы, - У нас очень мало времени на подготовку.

- У нас?

Профессор нервно вскакивает из-за стола. Мой невозмутимый Рассел, ау?

- А Вы думали, я позволю Вашим дурацким выходкам загубить важнейшие исследования? - почти кричит Рассел, - У нас еще столько работы! Горы материала, который надо проанализировать, осмыслить, обобщить!

Профессор возбужденно меряет комнату широкими шагами - от стены до стены и обратно. Как волк в вольере.

- Я вынужден за Вас бороться, неблагодарный мальчишка. Мы не можем вот так всё бросить. Надо закончить хотя бы начатое - проекты Чанга, Имельды. Исследование Кати, наконец!

А вот это зря. Рассел, кажется, и сам это понимает. Останавливается. Вопросительно смотрит на меня.

- Вы не поняли, - уточняю я, - Вы и Ваши сотрудники можете суетиться, как хотите. Но я ничего делать не буду. У меня нет причин перед кем-то оправдываться, тем более перед Старейшинами. Пусть они доказывают, что могут меня остановить. Посмотрим, как это у них получится.

Профессор опускает голову.

- Я был уверен, что Вы успокоились.

Я только пожимаю плечами.

- Вы ошиблись.

- Вы уже несколько лет не говорили... об этом.

Профессорский язык не поворачивается 'это' назвать. Как будто речь идет о чем-то чудовищном.

Я киваю.

- А чего Вы хотели? У меня нет оснований Вам верить.

Рассел молча смотрит взглядом побитой собаки.

- Несправедливо и жестоко, сэр, - шепчет мне из-за плеча невидимый секретарь-референт-слуга-компаньон, - Всё-таки, Вы многим ему обязаны.

- Брысь, - бросаю я не оборачиваясь.

Вижу краем глаза, как сзади мелькнула тень хвоста. Чертенок язвителен и своеволен, и часто не в меру назойлив, но слушается недвусмысленных приказов. И сейчас он прав, хотя это неважно.

Выключаю голоэкран и возвращаюсь в свое бунгало на пустынном берегу теплого моря.

Музей Земли стоит на залитой солнцем прямоугольной площади, границу которой обозначают выстроившиеся стена к стене трехэтажные фламандские домики в пару окон шириной. Фасад Музея - классический портик из белого мрамора с розовыми прожилками.

Это место моей работы. В Музее хранятся немногие спасенные артефакты земного искусства и быта. Здесь собран и уже десятки лет подвергается скрупулезной библиографической систематизации колоссальный корпус текстов, видео и аудиозаписей с Земли.

Исследованиями и поддержанием всего музейного имущества в сохранности занимается Институт изучения земной цивилизации, которым руководит Рассел. Также здесь создаются реконструкции предметов, облика людей и событий земной истории.

Персонал Института не велик - всего с десяток штатных единиц и непостоянное число сменяющихся студентов и волонтеров.

Земная наука их интересует в весьма незначительной степени. Куда сильнее - философия, религия, литература, изобразительное искусство. Образ жизни, мировоззрение, заблуждения, предрассудки.

Жутко трудолюбивый и немного тугодумный Чанг занимается этическими и религиозными системами Земли - от Хаммурапи до Сергея Нечаева. Чанг - крутой. Он - ближайший помощник Рассела и у него постоянно есть несколько подчиненных школяров, которых этот зануда-недомерок гоняет, как сержант новобранцев. Как вы, конечно, поняли, Чанга я очень ценю и уважаю.

Рыжий Финн работает в одиночку, он изучает оружие и войны. Большой интерес у Финна вызывает весь огнестрел - от древних пищалей до пулеметов с дистанционным управлением, стреляющих пулями с обедненным ураном. Финн и сам чем-то похож на предмет своих исследований - такой же жесткий, порывистый и почти огнедышащий, особенно когда говорит о том, чем по-настоящему увлечен. Этого парня я люблю.

У ветренной брюнетки Имельды весьма специфический интерес, она занята исключительно танцами. Ее стихия - танго, сальса, полька, мазурка, но также и классический балет и даже индийские бхаратанатьям. Я думаю, Вы догадались - с ней я танцую.

Овамба специализируется на земных средствах изменения сознания - от придушивания и холотропного дыхания до тяжелых наркотиков. А также на последствиях их применения. Я думаю, выбор предмета связан с собственными наклонностями Овамбы. Он крепок как камень, здоров как бык, нагл и испытывает болезненный интерес к самоубийству разума. Его я презираю. С ним я пью.

И так далее. И тому подобное.

Я - постоянный сотрудник на должности эксперта-консультанта. Мое положение несколько двусмысленно. Я - одновременно и энтомолог, и бабочка. Изрядную часть моего времени занимают разговоры со специалистами, которых интересуют не столько мои знания, сколько сочетание доступных им сведений о земной культуре с моей скромной персоной. Как я вписываюсь в интерьер обычного земного жилища. Как реагирую на мелодрамы, боевики и комедии. Как моя психика отзывается на симфонии Гайдна.

С другой стороны, я указываю коллегам на ошибки и неточности в изучении и воспроизведении моего мира. Обращаю внимание на предметы и явления культуры и искусства, которые дают возможность лучше понять душу моего народа.

А еще я дежурю в Музее, отвечая на вопросы посетителей и проводя экскурсии. Иногда это забавно.

В группе выделяется худой очкастый парень студенческого вида. Слушая мой рассказ, он иронично хмыкает, корчит саркастические гримасы и глядит по сторонам. Прочие экскурсанты не обращают на него внимания и студентик из-за этого заметно нервничает. Ну как тут не помочь?

- Хотите о чем-то спросить? - вежливо интересуюсь я.

- Чушь! - радостно кричит школяр.

- Что именно?

- Вы утверждаете, что в этом городе - как Вы его назвали, Москве? - температура воздуха неделями держалась ниже ноля по Цельсию. Но вода при такой температуре замерзает! - с вызовом заявляет студент, - А основой жизни на Земле являлась именно вода. Я об этом прочитал перед экскурсией. Что на это скажете?

Студентик победно глядит на меня и одновременно - украдкой на полненькую рыжую девицу из той же группы. У девчонки молочно-белые открытые плечи и большие удивленные глаза. Я улыбаюсь.

- Ничего. Вы абсолютно правы. Давайте перейдем в следующий зал.

Мой несостоявшийся оппонент озадачен и раздосадован. Неужели его искрометная эрудиция так и пропадет незамеченной? Но замечает заинтересованный взгляд толстушки и начинает пробираться к ней.

А вот безмерно уверенный в себе пузатый господин снисходительно объясняет другим посетителям, что так называемые птицы несомненно - вымышленные существа, ибо они тяжелее смеси газов, из которой состоит атмосфера Земли.

- Ведь я прав? - толстяк обращается ко мне за подтверждением.

- Да, но, нет, - сокрушенно мотаю головой, - Птицы тяжелее воздуха, но они существовали на самом деле.

- Но как тогда эти штуки могли летать? - интересуется господин.

- Это слишком сложно, - пытаюсь отговориться я.

Я, конечно, могу начать разъяснять основы аэродинамики, но не уверен, что это будет интересно даже самому доморощенному орнитологу.

- Давайте лучше посмотрим вот на этот...

- Нет, объясните, - горячится уязвленный господин, - иначе зачем Вы здесь?

Действительно, зачем я здесь? Ну, во-первых, работа дает мне ощущение востребованности. Во-вторых, это часть сделки. В обмен на помощь группе Рассела я имею постоянный неограниченный доступ к информаторию Музея. Ко всем его закоулкам, где воссоздан целый мир. Погибший мир моей родной планеты, куда я бегу в моменты отчаянья или скуки.

Рассел и ребята не забывают постоянно подчеркивать, что я - важный член исследовательской группы, незаменимый эксперт-консультант. На самом деле, конечно, я для них, по большому счету, всего лишь, одушевленный муляж. И всегда им был.

Ну, возможно, кроме Кати.

Хорошо помню день нашего знакомства.

Отбываю положенные часы присутствия в Музее в обычной роли гида-экспоната. В открытое окно льется яркий свет.

Мое внимание привлекает пацаненок младшего школьного возраста - круглый и невероятно бойкий. Он носится от одной витрины к другой, иногда от очередного экспоната кидается к уже увиденному, удивленно взмахивает руками и вполголоса издаёт звуки восторга и изумления.

Внезапно вихрь останавливается передо мной, материализуется в любопытного мальчишку и начинает разглядывать во все глаза. Я улыбаюсь.

- Что-то подсказать, молодой человек?

- А это правда, что твой народ сам себя убил?

Свет тускнеет. Ноги утрачивают опору.

- Да, это правда, - отвечаю с легкой хрипотцой от неожиданной сухости во рту.

- А зачем он это сделал? - спрашивает он с детской непосредственностью.

- Видишь ли, - тщательно подбираю слова, - не всегда те, кто владеют силой, умеют правильно рассчитать последствия её применения

- Но зачем тогда вам дали такую опасную силу? - продолжает мой ласковый палач.

Я могу сказать, что ему еще рано задавать такие вопросы. Что когда он вырастет, сам всё поймет. Могу сменить тему и поинтересоваться, где его родители.

- Нам её никто не давал - мы сами взяли, - говорю я как под гипнозом, - Неверно оценили степень собственной ответственности.

- Принимали себя за взрослых?

Гвоздь за гвоздем - в мой парализованный мозг.

- В каком-то смысле, - бормочу я, нервно сглатывая.

- Надо было позвать настоящих взрослых, - серьезно рассуждает маленький мерзавец.

- Пьер! - раздаётся женский голос.

Мое спасение стремительно появляется из дверей соседнего зала. Оно имеет вид разгневанной молодой женщины в джинсах и топике, теряющей на бегу босоножки.

- Можешь не превращаться в проблему? Я же сказала - на шаг не отходи!

Мой грозный судьи немедленно превращается в нашкодившего мальца. Девушка участливо обращается ко мне.

- Не успел Вас замучить? Простите, Пьер и ангела выведет из себя.

Я смотрю на неё: да - вот наглядный пример.

- Ничего страшного, Ваш сын мне не слишком докучал, - лгу я облегченно.

- Еще чего! - хохочет девушка, - Я бы удавилась. Слава богу, это мой непутевый брат.

Пьер показывает пальцем на меня.

- Они себя убили.

Похоже, что-то отражается на моем лице.

- Марш в машину, - ледяным голосом приказывает девушка, - Экскурсия окончена.

- Но он же сам признался...

- Кому я сказала!

Паршивец комично по-взрослому пожимает плечами и с гордым видом неспешно удаляется. Девушка оборачивается ко мне, и говорит, будто продолжая извиняться.

- А я Вас знаю. Я только что закончила курс истории цивилизаций и меня приняли в группу профессора Рассела. Хотела перед началом работы ближе познакомится с предметом. Вот только Пьера не с кем оставить.

Девушка не то, чтобы красива, но миловидна. И, кажется, добра. И возмутительно, непростительно юна.

- Кстати, меня зовут Кати, - представляется она, - Я буду изучать земную поэзию. Вы мне поможете?

Я опять вижу яркий солнечный свет, бьющий в окно.

Поздний дождливый вечер три месяца спустя. Теперь Кати - сотрудница Музея и моя сослуживица. Мы идем с институтской вечеринки. Кати хихикает, вспоминая недоумение Рассела, когда в её первый день на службе мы поздоровались как знакомые. Я держу зонт, она прижимается ко мне. Через тонкий плащ чувствую упругое бедро.

Я без остановки болтаю о Бертране де Борне и Франсуа Вийоне, ничего не понимая ни в том, ни в другом. Кати смеется - то ли над несусветными глупостями, которые я несу, то ли ей просто хорошо.

Сворачиваем за угол на узкую улочку. Каблучки моей спутницы стучат по мокрой мостовой. Кати останавливается около дома с высокой лестницей и большими бетонными вазами по сторонам.

- Ну вот мы пришли. Тут я живу, - говорит девушка.

Повисает неловкая пауза. Кати смотрит на меня. Мне кажется, в переулке есть кто-то еще. Я поворачиваю голову. Почти слившись со стеной у водосточной трубы, за завесой дождя прячется черная тень в шляпе со слегка загнутыми вверх краями, похожими на рога.

Киваю Кати и быстро направляюсь туда. Некто, одетый в черное, выходит из темноты. У него узкое лицо с клинообразной бородкой, миндалевидные глаза и крючковатый нос.

- Следишь за мной, бес? - сердито спрашиваю я, - Зачем?

Он улыбается.

- Странный вопрос. Я всегда должен следовать за Вами, чтобы ограждать от неприятностей. Разве Вы забыли?

Мотаю головой.

- Ты мешаешь.

- А в чем проблема? - бес склоняет голову, - Вы - даже не пара.

- Не твое дело, - злобно цежу сквозь зубы.

Бес пожимает узкими плечами.

-. Зачем Вы морочите себя и её? Делаете девушке авансы, она их принимает, ждет развития отношений, а Вы просто убегаете.

- Ты же всё знаешь, лицемер, - говорю я с досадой, - Я не могу позволить себе отвлекаться от главного. От единственного оправдания моей жизни, когда мой мир погиб.

Бес смеется.

- Как будто это занимает так много времени! Не хотите серьезных отношений - просто насладитесь ей. Она - не против.

- Изыди, - гневно бормочу я, - Слишком много стал себе позволять.

- Слушаюсь и повинуюсь, мессир, - бес склоняет голову в ироничном поклоне и уходит в дождь.

Я в нерешительности стою в переулке. Холодный дождь льется за шиворот, стекает по щекам, заливает глаза. Я слизываю капли с губ и чувствую соль.

- Однако, не задерживайтесь, мессир, - раздается из-за стены дождя, - Завтра у Вас важный день.

Ареопаг - на вершине высокого холма. Капсула выбрасывает нас к подножью. Я окидываю взглядом крутой склон и петляющую узкую дорогу, больше похожу на козью тропу.

- А ближе нельзя было высадить? - недовольно выговариваю я своему спутнику.

- Подъем должен настроить Вас на серьезный лад, кирие, - отвечает козлоногий рогатый парень с бородкой как у Троцкого, - Сейчас Вы предстанете перед высшим органом власти на планете. Проявите уважение, и, может быть, это сыграет в Вашу пользу. К тому же, - сатир глумливо улыбается, - Не все же мне бороться с атрофией Ваших мышц с помощью медицинских ухищрений. Попытаемся поддержать форму более естественным путем.

Я пожимаю плечами. Утренний воздух свеж, светило еще не начало палить, а только ласково поглаживает меня теплым ветерком. Почему бы не размяться?

Через пять минут я начинаю сомневаться в своем решении, через десять откровенно жалею о нем. Через полчаса уже проклинаю лукавого раба. Сатир с той же фамильярной усмешкой скачет вокруг меня, то забегая вперед по дороге, то вприпрыжку возвращаясь, тормоша и отпуская шуточки на грани приятельской подначки и откровенной издевки. В сердцах я хватаю не весть как попавшую под руку узловатую ветку и замахиваюсь на фигляра.

- Держите себя в руках, кирие, - останавливает меня сатир, - Мы уже на месте.

Я оглядываю небольшую площадку на вершине горы. На грубо обработанных каменных скамьях, вырубленных прямо в камнях скалы, сидят старцы в коротких рубашках до колен и длинных кусках какой-то очень простой материи, намотанных вокруг плеч и чресел. Сгорбленные годами, подслеповатые, часто моргающие слезящимися глазами. Морщинистые сосредоточенные лица, блестящие на солнце лысины, пух на висках и седые волоски на загорелых голых ногах, по-видимому, должны вызывать у меня благоговение.

Ни одного украшения, никаких регалий, каких-либо иных знаков власти, высокого положения и заслуг. Что эта шарада должна означать?

Я оборачиваюсь к сопровождающему. Он изменился. Теперь это средних лет бородатый мужчина в длинном черном одеянии, серьезный и торжественный. Впрочем, под его кудрявой шевелюрой мне чудятся спрятанные рожки. Бывший сатир ободряюще кивает мне.

Я собираюсь с духом.

- Старейшины великой планеты Соледад! - начинаю я, стараясь сохранить спокойствие, - Благодарю вас, что между важных дел смогли выделить мне часть своего драгоценного времени. Вы уже знаете, кто я. Позвольте мне объяснить причину своего визита...

Дальше я в цветастых выражениях описываю Землю и ее обитателей. Тысячи лет истории человечества. Рождение в муках и непосильный труд сотен поколений. Государства и народы. Голод, войны, эпидемии, смерть, страдание и угнетение. И прорастающие через грязь и кровь ростки высокой культуры: священный огонь творчества, сомнения и озарения философов, мучительные искания и открытия ученых, экстаз художник и поэтов, отчаянное безумие зодчих, мужество медиков.

Я читаю на память Шекспира, Шелли, Рэмбо и Гёте. Цитирую Марка Аврелия и Альберта Швейцера. Рассказываю о каменных поэмах Гауди и Брунелески, о творениях Рафаэля и Брейгеля, о гении Леонардо и Теслы.

Только когда солнце начинает багроветь и касается горизонта, спохватываюсь, что моя речь несколько затянулась.

- Надеюсь, мой рассказ убедил вас, что раса, создавшая столь великую культуру, не может исчезнуть безвозвратно, - пытаюсь я закруглить свое пространное предисловие, - Такая несправедливость недостойна величия Вселенной. Я могу создать новых детей своего племени из собственного генетического материала, обеспечить им воспитание и образование. Но нам нужен новый дом! Земля больше непригодна для жизни, а о другой планете земного типа, свободной для заселения, мне ничего неизвестно. Я прошу Ареопаг оказать мне помощь в поиске и обустройстве Новой Земли. Надеюсь на ваше сострадание и милосердие.

Я замолкаю, не зная, что дальше делать. Некоторое время стоит полная ничем не возмущаемая тишина. Только теперь я с удивлением понимаю, что за все время моего выступления слушатели не проронили ни слова.

Наконец, я слышу голос старца, сидящего немного в стороне от прочих. Он поднимает голову и я вижу пронзительные глаза на лице, полном бесконечной доброты и мудрости. Этот библейский лик пугает меня до смерти. Я испуганно отшатываюсь - мой черный человек незаметно подхватывает меня сзади, помогая удержать равновесие.

- Спасибо, мы сообщим свое решение позже. Идите. Мы Вас не задерживаем, - долетают до моего сознания слова праотца.

Не в силах выговорить ни слова, только киваю. После чего также поддерживаемый спутником удаляюсь с площадки Ареопага.

Спустя два дня Рассел доводит до меня вердикт Старейшин. Мне предписано прекратить любые работы по возрождению человечества. Мне запрещено создавать даже одно человеческое существо - ныне, присно, вовеки веков. Я должен забыть свою безумную идею навсегда.

- Что было бы, если бы я не обратился к Старейшинам, а занялся Новой Землей на свой страх и риск?

В окне за спиной профессора подрагивают и расплываются звезды. Стараюсь говорить спокойно, хотя внутри меня беснуется буря. Рассел мягко улыбается, качает головой.

- Ничего бы не изменилось. Старейшины уже давно решили, что восстановление убившей себя цивилизации представляет угрозу для благополучия Соледад и всей населенной части Галактики.

Невольно срываюсь в крик.

- Но разве мы - единственная погибшая разумная раса?

- Нет. Но земляне - первая цивилизация, покончившая с собой у нас на глазах, - терпеливо объясняет Рассел, - И как показали исследования, отягощенная культурой, полной иррационального саморазрушения. По этой причине доступ к информации о земной культуре строго ограничен. Мы защищаем жителей Соледад от переполняющей её жестокости.

Почему я не задумывался об этом раньше? Не хотел замечать?

- И кто решает, что показывать, а что нет? - холодно интересуюсь я.

- Наша группа, - просто и спокойно отвечает Рассел.

- Иначе говоря, лично Вы, - заключаю я ледяным тоном, - И Старейшин Вы от неё не оградили.

- Разумеется, Ареопаг информируют обо всем, что его интересует. Это же Ареопаг.

Я наклоняюсь над профессорским столом, уперевшись руками в столешницу, будто пытаясь доминировать над Расселом. Правда в том, что от потрясения и гнева я на грани обморока.

- То есть, Вы и есть строгий цензор, который сформировал мнение Старейшин. Тот, кто во второй раз убил мой народ.

Я не спрашиваю. Я обвиняю.

Рассел пожимает плечами.

- Я не принимал никаких решений Я всего лишь добросовестно выполнил свой долг специалиста - довел до правительства планету по его запросу максимально точную информацию о предмете своих исследований. Вердикт вынесли они.

- Проблема в том, что Вы смотрите изнутри, - поучает Чанг, - Для Вас земная культура -единственно приемлемая. А мы на Соледад можем сравнить десятки культур и без предубеждения вынести объективный приговор. Ваша цивилизация - шлак вселенской истории. Тупиковая ветвь, закономерно отмершая.

Мы в моем уединенном убежище - бунгало на песчаном пляже. Рассел послал ко мне Чанга. Эксперт-консультант третий день манкирует своими обязанностями, непорядок. Чанг зачем-то снимает очки и на мгновение становится трогательно беззащитным. Вскипающая во мне ярость сменяется злобно-веселым любопытством. А ну-ка, обоснуй свои выводы, ботаник.

- Вы изначально пошли не по тому пути, - изрекает Чанг.

Я не знаю, разглядел ли он смену выражений на моем лице, но знаток этики невозмутим и уверен в себе, как всегда.

- Обычно нарождающийся разум идет дорогой сотрудничества и мирного соревнования. Интеллект быстро осознает собственную ценность и прерывает абсурд взаимного уничтожения себе подобных. Но в силу какой-то чудовищной аномалии Ваша культура оказалась больна невероятной жестокостью и преступным пренебрежением к разуму.

- Чушь, - бросаю я с презрением - не к Чангу, к его умозаключениям, - Наша культура полна безграничного уважения к разуму. Начиная от египетских и шумерских жрецов...

Осекаюсь, наткнувшись на бесконечную иронию в глазах собеседника.

- Так ли? - Чанг скептически склоняет голову набок, - За какие-нибудь пять-шесть десятков веков стремительного развития земляне наплодили сотни выдуманных сущностей - богов, родину, честь, нацию. Всего, что вы оценили выше, чем жизнь и разум индивида. Главная задача вашей культуры - заставить индивида, наделенного интеллектом, пренебречь собственной любовью к жизни и пожертвовать ею ради выдуманных благ. Ваши соплеменники умирали ради посмертной славы, нелепого загробного воздаяния, уподобления мифическому существу...

- Но гораздо чаще - за други своя, - запальчиво перебиваю я, - Люди жертвовали собой для спасения близких, семьи, народа, страны!

- Но от кого же они защищали ближних? - интересуется Чанг, - Не от таких же ли соплеменников?

- Ограниченность ресурсов и стремление к продолжению и преумножению рода неизбежно ведут к конфликтам, - сурово парирую я, - Так устроен реальный мир.

- Поправка - так устроен ваш мир.

Я замолкаю, не зная, что сказать. Что попросту не верю в их пастораль со львами и ягнятами, возлежащих рядом? Аргумент ли это для математического разума моего собеседника? Чанг качает головой.

- Вы десятки лет живете на Соледад, не видите ни одного живого землянина, общаетесь с теми, у кого совсем другие ценности. И тем не менее считаете извращенные законы вашего мира единственно возможными. Это ли не лучшее подтверждение моих слов?

- Но, если бы мне дали шанс возродить мою расу, - говорю я в растерянности, - мы могли бы избежать прежних ошибок. Я мог бы!

Чанг мотает головой.

- Но Вы же не собираетесь возродить её просто как бессмысленное скопище организмов? В конце концов разумная раса - только частично биология, причем, чем выше уровень ее развития, тем в меньшей степени. Это социокультурное явление. Ну и на каких высоких образцах Вы собираетесь учить своих будущих детей? На примере Сократа и Томаса Мора, предпочитающих казнь отказу от своих заблуждений? Или их героем будет Гамлет - ради призрачной справедливости обрекающий близких на смерть? Или на Вашем знамени будут Ланселот и Гвиневра, Лейли и Меджнун, Ромео и Джульетта? Вы не задумывались, почему в Вашей культуре самые прославленные истории любви так густо замешаны на крови? Признайте, наконец: гибель мира с такими основаниями - благо.

На лице Чанга выражение нескрываемого триумфа. Я пожимаю плечами.

- Ну так что же, если Земля не права? Тем хуже для правды. Плевать мне на Ваши рассуждения. Я просто устал быть подручным патологоанатомов, копающихся в теле моей матери, когда ее еще можно вернуть к жизни. Спасибо, дальше - без меня.

Чанг моргает и молчит. Собеседника не убедила его железная логика? Как такое возможно? Он обижен и обескуражен. Так тебе, зубрила. Двадцать лет разгадывай этот коан.

- Хорошо, оставим философию, - мой собеседник, наконец, разверз уста, - Если Вы так уверены в своей правоте, то Вам тем более придется вернуться в Институт.

Издевательски смеюсь ему в лицо.

- Свободный доступ к информаторию Музея имеют только сотрудники, - бесстрастно напоминает мне Чанг, - А без этого у Вас значительно меньше шансов убедить Старейшин изменить решение.

Трясусь от злобы и бессилия. Опускаю голову. Тот, кто всегда со мной, мягко трогает меня за плечо.

- Отстань, дьявольское создание, - вяло огрызаюсь я.

Выхожу на службу. Честно отбываю положенные повинности. Даю советы, отвечаю на вопросы, правлю ошибки, делюсь с болванами-посетителями богатствами земной культуры, которых они недостойны.

А в свободное от обязанностей время стучусь в закрытые двери. Бодаюсь с дубом. Пытаюсь перешибить плетью обух. Ношу воду в решете и её же толоку в ступе. Переливаю из пустого в порожнее.

Пытаюсь договориться со Старейшинами. Прошу, умоляю, угрожаю, плачу и кричу. Никакого результата. Решение Ареопага окончательное и обжалованию не подлежит.

И я срываюсь. Не выхожу на дежурство в Музее и без объяснений пропускаю назначенную встречу с Финном.

Где же я?

Влажная жара окутывает меня, липнет к коже, бесцеремонно лезет в поры тела. Я - в бриджах по колено и гавайской рубашке, расстегнутой до пупа. В руке - бутылка текилы. В иссиня-черном небе взрываются петарды. Вокруг меня - тысячи разгоряченных тел, разрываемых тестостероном и эстрогеном.

Мимо под грохот барабанов проплывают платформы, расписанные в кричащие цвета и украшенные огромными фигурами сфинксов, клоунов, политиков и домашних животных. Стоя на них, кривляются, вертя голыми ягодицами, и вслед за ними вытанцовывают, извиваясь в корчах самбы, почти обнаженные молодые женщины, измазанные красками и усыпанные стразами, брызжущие феромонами. На их головах качаются султаны из перьев и ярких лент. На блестящих локтях, животах и бедрах поблескивают серебряные цепочки и раскрашенная золотом латунь.

Я пью из горла. С каждым глотком алкоголь принимается организмом всё проще.

Четкие границы шествия и зрительских толп нарушаются и всё смешивается в многолюдное море с островами и водоворотами. Гремит какофония звуков музыки и пьяных возгласов.

Я вижу, как танцующая на возвышении пышная крашенная блондинка в золотом бикини, смеясь, отмахивается от жадных рук, хватающих за свисающие с бедер разноцветные хвосты. Вот кто-то цепляет её за щиколотку. Блондинка взмахивает руками и падает в толпу.

Рядом поджарый мулат с вертикально торчащим ярко раскрашенным рогом на причинном месте обхватил бока толстой негритянки, высоко подбрасывающей ноги с колыхающимися ляжками. Два бледных парня с раскрашенными лицами, крепко обнявшись, подпрыгивают на месте.

Я пьян. Извиваясь, как две змеи, из мельтешения света и красок выползают женские руки и ложатся мне на плечи. Одна из них скользит по шее вверх и ерошит волосы на затылке. Передо мной возникает раскрашенное лицо с огромными накладными ресницами и две богатых груди, щедро льющихся из сетки тесемок. Их хозяйка выхватывает бутылку из моей руки, жадно глотает жидкий огонь и тут же затыкает мои губы блестящим ярко-красным овалом. Ее мокрое горячее дыханье, полное алкогольных испарений, врывается в легкие. Чужой горячий язык извивается у меня во рту. Рядом появляется лысоватый мужчина с восточными чертами лица и возмущенно лопочет что-то непонятное. Он отталкивает женщину от меня и хватает за руку. Девица замахивается на него бутылкой. Внезапно из толпы выныривает козлобородый парень с волосами, закрученными вверх, и как бы невзначай оттесняет меня от скандалящей парочки.

- Осторожней, сеньор, здесь бывает небезопасно! - перекрикивает он окружающий шум.

- Иди к черту! - ору я ему.

Черт смеется в ответ и исчезает в толпе.

Я пляшу со скалящимися индейцами, пол которых не могу разобрать. Вижу совсем голую фигуристую девушку, кружащуюся в ореоле бесконечных распущенных волос.

Кто-то поит меня гадким теплым виски. Кто-то довольно болезненно бьет живот - я не понимаю, за что. Передо мной опять появляется девушка с длинными волосами, на которой оказывается купальник телесного цвета. У нее очень знакомое лицо.

Кто она - одноклассница, однокурсница, мой подруга из земной жизни, киноактриса, запавшая в душу прохожая на улице давным-давно на настоящей Земле?

- Хватит! - ору я в гневе, - В жопу гомункулов! Всю эту долбанную иллюзию - в жопу!

Разгоряченный, грохочущий, мокрый от пота, пахнущий перегаром и спермой Рио-де-Жанейро гаснет и исчезает в никуда.

Плюхаюсь в кресло. В жопу - так в жопу, как будто говорит мой рогатый Вергилий. Мягкий полумрак, щадящий глаза, еле слышная успокаивающая музыка. Я чувствую, как меня неестественно быстро наполняет умиротворение. Я знаю, что это просто химия.

Младенцу приснился страшный сон. Нянька дала плаксе соску.

- Прекрати! - приказываю я капсуле.

Я хочу успокоения, но не так.

- Хочу в реальный мир.

На стене возникают огненные письмена: 'Куда именно?'.

И тут я говорю еще раньше, чем понимаю, что собираюсь сказать.

- К Кати.

Босые ступни больно ударяются о твердый камень. С трудом удерживаю равновесие. Я стою на неширокой мощеной улице напротив дома с высокой лестницей и стеклянной дверью, прикрытой сиреневой занавеской изнутри. Идет дождь. Через ткань и стекло пробивается тусклый электрический свет. Мгновенно промокаю насквозь. Вода льется по моим волосам на грудь и плечи, щекочет ключицы. Какое-то время неподвижно смотрю на горящее окно на втором этаже. Я уверен, что знаю, кто там - за ним. Делаю несколько шагов, чрезвычайно тяжелых - то ли от мучительной нерешительности, то ли от не выветрившейся текилы и прочего пойла, которое я давеча в себе намешал. Останавливаюсь вплотную к стеклу - только так вода не льется за шиворот. Так проходят бесконечные две-три-четыре минуты.

Дверь распахивается внутрь. Лицо Кати - в пяти сантиметрах от моего. Она удивлена, встревожена, взволнована.

И я не знаю, кто из нас берет в руки лицо другого и впивается в него губами.

По мистическому совпадению родители и брат Кати именно в этот день уехали к родственникам. Кати отказалась, сказавшись сильно занятой на новой работе. Следующие два дня мы бродим по её тихому городку - по узким улочкам, крохотным дождливым площадям и мокрым маленьким паркам. Кормим уток в пруду. И любим друг друга.

Я - у профессора. Чувствую себя провинившимся младшеклассником, приведенным в кабинет директора. Сейчас прикажут привести в школу предков.

'Никак невозможно, господин директор, - мысленно отвечает бойкий двоечник внутри меня, - Поглядите в телескоп. Вон они, мои предки, рассеянные на миллионы квадратных километров, кружат вокруг желтого карлика на заднем дворе Галактики.'

- Начинаю о Вас беспокоиться.

- Что не так, профессор?

Рассел скорбно сводит брови. Он и впрямь озабочен.

- Вы неделями не вылезаете из информатория.

Пожимаю плечами.

- Подготовка к экскурсиям. Погружаюсь в контекст.

Рассел качает головой.

- Как руководителю Института, мне бы только радоваться Вашему рвению. Но как Ваш друг...

Профессор выходит из-за стола.

- Неужели Вам совершенно не любопытен реальный мир? В известной части Вселенной три десятка цивилизаций освоили сотни планет, и почти на каждой цветёт самобытная культура. И все они представлены здесь на Соледад. Но они Вас совсем не интересуют. Почему?

Я пожимаю плечами.

- Мне пока хватает Земли.

Рассел хмурится.

- Не хочу лишний раз напоминать, но настоящая Земля погибла. Ваши блуждания по её муляжу мало чем отличаются от сна.

- Но, если его видят двое, это уже не совсем сновидение, - запальчиво парирую я, - А Кати и я видим одно и то же!

Когда о чем-то постоянно думаешь, слова неизбежно выбегут на кончик языка. В глазах Рассела загорается веселое изумление.

- А чему Вы удивляетесь? - растерянно бормочу я, - Да, я ввожу нового сотрудника в курс дела. Методом глубокого погружения.

Господи, что я несу.

- Показываю коллеге главные достопримечательности нашей культуры, - тараторю, все больше впадая в панику, - Белые ночи Санкт-Петербурга, весенний Париж, венецианский Мост поцелуев.

- Думаете, старый дурак ничего не видит? - профессор расплывается в улыбке, - Не скрою, мой друг, я рад. Может быть, Кати удастся вытащить Вас из затворничества.

'Еще посмотрим, кто кого и куда вытащит. Или затащит' - молча язвит мой внутренний двоечник.

Но я тоже невольно улыбаюсь.

Мы с Кати в Амстердаме.

Ей нравятся многолюдные приморские города - Амстердам, Александрия, Стамбул, Барселона. Кати говорит, в её мире нет морей. Сама идея колоссального количества воды, просто разлитой по земле, представляется ее соотечественникам безумной расточительностью.

Я сижу на каменной тумбе немного наискось от девушки.

Кати одета в короткие джинсы до щиколоток, кроссовки и просторный свитер, почти скрывающий её красивую грудь. Светлые кудрявые волосы схвачены парой резинок. Кати сидит на парапете как на насесте, упираясь ступнями и ладонями. Половина её попы опасно висит над каналом, откуда тянет соленой гнилью. Мимо, мелко подпрыгивая на камнях мостовой, проезжают велосипедисты, все как один - молодые и веселые. В нескольких метрах от нас, прислонившись спиной к ограде, прямо на тротуарной плитке греется на солнышке и дремлет бородач - то ли бомж, то ли свободный художник. Город-праздник запрещает их различать.

- Представь голубую планету, населенную моими детьми, - вдохновенно вещаю я, - Они - очень разные: белые как каррарский мрамор, черные как небо над экватором, желтые как песок на малабарском пляже. С черными кудрями и вихрами цвета соломы. Высокие и низенькие. Толстые и поджарые. Грустные и веселые. Но все невероятно красивые.

Встаю. Мой рассказ возносит меня все выше. Я вижу Новую Землю с высоты птичьего полёта.

- Наш новый дом прекрасен. Его города утопают в зелени, вода и воздух чисты и прозрачны. В нем нет войн и насилия. Все живут в одном государстве. Матери нянчат младенцев, сильные мужчины трудятся на благо своих семей, их красивые дети под пение птиц босиком по траве идут в школу.

- И ты всё это им рассказал? - тихо перебивает Кати, - Так же, как рассказываешь мне сейчас?

- Да, - киваю я.

Я вспоминаю, с чего начался разговор, и стремительно падаю из горних высей на мостовую. Больно.

- И они отклонили апелляцию. Опять.

Я - тетерев, подстреленный на току. Кати смотрит с искренним сочувствием. Мне от этого не легче.

Кати задумывается. Опускает голову. Кажется, она хочет что-то сказать, но тщательно подбирает слова.

- Тебе не кажется, что пора остановиться?

Я холодею. Медленно поворачиваюсь к Кати.

- Что ты имеешь в виду?

- Ты не сможешь их переубедить. Который год ты тратишь на несбыточную мечту?

- Но разве у меня есть выбор? - удивленно говорю я.

- Есть, - говорит Кати, глядя мимо меня, - Ты можешь остаться со мной. Здесь. И просто жить.

Смотрю на Кати, будто в первый раз.

- Где - здесь? В нарисованном Амстердаме? В кукольном Лондоне?

- Здесь, на Соледад. В реальном мире.

- В реальном?

Я хохочу.

- На Соледад нет ничего реального.

- Не говори так. Это мой дом.

Я понимаю, что выплескиваю на Кати злость, адресованную не ей, но не могу остановиться.

- Твой дом? С большими бетонными вазами у входа? С занавесками на окнах? С залитой дождем булыжной мостовой в узком переулке?

Я смеюсь. Кати непонимающе смотрит на меня.

- О чем ты?

- Ни о чем. Мне пора. У меня еще много дел.

Ухожу, не оборачиваясь. Чувствую спиной взгляд Кати, обиженный, растерянный, не понимающий.

Раз, два, три, раз, два, три.

Мы с Имельдой танцуем вальс. Вернее сказать, она танцует, а я стараюсь не слишком ей мешать. Вместе с нами по залу Венской оперы кружится еще сотня пар.

Имельда умело ведет. Ее руки мягко и одновременно уверенно лежат на моих плечах. И она - живая. Танец - часть её исследования, но сейчас, кажется, она тоже забыла об этом, и просто радуется движению, молодости и полноте жизни.

- Что у вас с Кати? - неожиданно спрашивает моя партнерша, - Вы поссорились?

Девушки любят поговорить об отношениях. Пожимаю плечами.

- Так, легкая размолвка. Небольшое разногласие по поводу одного места из Блаженного Августина.

- Какого места? - удивленно уточняет Имельда.

- Требуются ли блаженным душам бренные тела, - отвечаю я с легким раздражением.

- Богословие, - недоумевает девушка, - И это повод влюбленным поссориться?

Я открываю рот, но понимаю, что могу так зайти слишком далеко. Не место и не время. У человека должна быть минута, чтобы отвлечься даже от самого важного.

Музыка заканчивается, я веду партнершу к креслам у стены. Моя спутница раскраснелась и запыхалась. Она обмахивается веером и смеется.

- Жарко, - говорит она, будто извиняясь.

- Выйдем на балкон? - галантно предлагаю я.

Мы поднимаемся по лестнице, я берусь рукой за дверную ручку и... Свет на мгновение гаснет и снова вспыхивает. Дверь на балкон не открывается.

- Что такое? - спрашиваю я.

- Наверно, сломан замок, - отвечает молодой человек в черном фраке с раздвоенным хвостом.

- А на самом деле? - внутри меня без ясной причины поднимается гнев, - Отвечай, я приказываю!

Где ты спрятал рога, сволочь?

- Не надо, пойдем, - Имельда уже не улыбается и сильно тянет меня за рукав.

Похоже, мой не высказанный вопрос написан у меня на лице.

- Опернринг и Опернгассе не отрисованы.

Мне кажется, молодой человек глядит на меня с иронией.

- Могу предложить балкон в Вероне или в гостинице 'Царь Давид' в Иерусалиме.

- Что еще? - спрашиваю я, не мигая.

- Императорская ложа на Ипподроме.

- Давай! - кричу я, уже не сдерживаясь.

На меня обрушивается константинопольская духота. Впереди и подо мной - грохот несущихся повозок и вопли беснующихся болельщиков. В воздухе запахи человеческого пота, конского навоза, гниющих фруктов и плохого вина. Справа от меня императорская чета - величественный мужчина с бородой, чернота которой сильно разбавлена благородной сединой, и женщина, слои косметики на лице которой не могут скрыть сохранившуюся красоту.

- Имельда, хочешь познакомиться с императрицей Феодорой? - предлагаю своей спутнице, - Бывшая актриса, наверняка, знает пару рискованных танцев.

Оборачиваюсь. Имельды нет. Она предпочла остаться в Венской опере. Из живых я тут один. Беру с подноса массивный серебряный кубок, до краёв полный вина, и выплескиваю прямо в лицо императора.

Исказившиеся черты императрицы, ужас в глазах Юстиниана, сосредоточенная ярость охранника, бесконечно долго как в замедленной съемке вынимающего из ножен меч.

- Выход, - говорю я.

И оказываюсь в кресле в просторной комнате. Вечер, за открытыми дверями песок и блистающие при свете луны волны. У ног невысокий столик с бутылкой коньяка и рюмкой.

- Выход, я сказал! - ору я.

- Простите, я не понимаю, - говорит каменная голова чертенка над камином.

- Выход в реальный мир.

- Но это и есть...

- Реальный мир - капсула, - цежу я сквозь стиснутые зубы, - Ты ведь это хотел услышать, дьявольское отродье?

На глазах выступают слезы. Я смахиваю рукой.

- Как скажете, - доносится до меня.

Тусклый желтоватый свет со всех сторон. Я подношу к глазам руки и вижу лишь размытые тени. Поворачиваю голову. Иногда темнота гуще, иногда прозрачнее. Но кажется, что поверхности со всех сторон - не дальше двух-трех метров от меня.

Я закрываю глаза. Меня охватывает ужас замкнутого пространства. На мгновение перехватывает дыхание. Маленькое перепуганное животное внутри меня вопит - 'Выпустите!!!'. Главный вопрос - куда выпускать.

Я знаю, что на расстоянии пяти или шести метров в любую сторону от меня за поверхностью капсулы - космический холод. На планете Соледад нет воздуха.

Я живу в капсуле. Впрочем, сказать такое на планете Соледад - примерно, как заявить 'я живу в своей коже' или даже 'живу в своем теле'. На Соледад вне капсул для жизни нет никаких условий. Говоря прямо, Соледад - ледяная пустыня без атмосферы, заполненная миллионами капсул.

Как бы объяснить, что такое капсула? Это одновременно дом, личный компьютер, секретарь, нянька, повар, уборщик, домашний врач, завод с широчайшим ассортиментом продукции и многое другое. В некотором смысле капсула - это идея умного дома, доведенная до полного безумия. Или вполне логически обоснованного завершения, что, в общем-то одно и то же.

Капсула - машина сверхвысокого уровня, создающая и поддерживающая оболочку, через которую ты взаимодействуешь с остальным миром. Все удары внешнего мира - механические, тепловые, биологические и прочие - принимает на себя она. Всё, что видишь, слышишь, ощущаешь всеми десятью органами чувств, ты воспринимаешь через посредство капсулы. Она адаптирует к твоей видовой и индивидуальной природе потоки внешней информации. Слишком яркий свет доходит в безопасной интенсивности. Слишком громкий звук приглушается до приемлемого уровня. Незнакомое наречие переводится на известный язык. И так далее, и тому подобное.

Капсула синтезирует пищу - с необходимым хозяину набором веществ и подходящими именно ему вкусом и консистенцией. Капсула внимательно следит за его здоровьем, и при малейшем недомогании принимает меры, которых он в большинстве случае в даже не замечает.

Капсула обеспечивает коммуникацию с другими капсулами, находящимися на планете Соледад, благодаря непрерывной связи со всепланетной информационной системой.

Кто-то попадает в капсулу сразу после рождения. Кто-то - еще до него, в зависимости от того, как данная раса размножается. В новую капсулу помещается новорожденный, или яйцо, или оплодотворенная яйцеклетка. И дальше новый индивид уже растет и живет в ней до конца своих дней. Если, конечно, жизненный путь представителя данной расы предполагает естественную смерть.

За это время капсула может пройти несчетное число обновлений, но в определенном - и очень важном - смысле это та же капсула, что была в момент помещения туда младенца или эмбриона. Смена капсулы случается крайне редко, и, как правило, это событие катастрофическое - следствие серьезной поломки, вызванное преступлением, стихийным бедствием или другим несчастьем.

Капсулы различаются по классу и стилю как автомобили. Среди них есть 'Форды' и 'Пежо', а есть 'Мерседесы'.

У меня - капсула-'Ламборджини'. Один из утешительных подарков последнему землянину. То, что она знает и умеет, не поддается осмыслению.

Мой индивидуальный рай. Мой персональный ад. Псевдоразумная золотая клетка, способная дать всё, что только можно вообразить, кроме двух вещей - свободы и возможности воплотить главную и единственную мечту.

...Я прошу капсулу вернуть меня в бунгало на теплом берегу безымянного моря. Так кончается мой бунт.

Я не могу растрачивать свое мужество на бесполезное созерцание неприкрытой правды. Оно мне нужно для более высокой цели.

- Да Вы же сами и есть виновник решения Ареопага! - смеется Овамба.

Недоуменно мотаю головой.

- В каком смысле?

- А чего тут непонятного?

Овамба небрежно расплескивает вино в бокалы. Капли разлетаются по ковру и мраморному полу. Я морщусь - ковер не жалко, но такая неряшливость в моем доме мне не нравится.

- Они судят о землянах по Вам - поясняет мой собутыльник, - Это же логично - лучшего образчика у них под рукой нет! И что же они видят?

- Да, что же? - переспрашиваю я, приподнимаясь в кресле.

Кто-то мне говорил, что это движение означает недружелюбное предупреждение. Но Овамба не понимает моего намека. Он смеется.

- Твердолобое упорство, агрессию, первобытную привязанность к телесности. Вспомните, какую картину Новой Земли Вы им показали. Сплошное ублажение плоти - курортный климат, бесконечные берега теплого моря с песчаными пляжами, сплошь сады и парки, спортивные площадки, теннисные корты, рестораны и кафе.

Я в недоумении гляжу на Овамбу. Его белозубая улыбка на черном лице начинает меня раздражать.

- Но даже не это самое ужасное. Эти красочно расписанные Вами многолюдные города, площади с толпами людей, снующих туда-сюда, концерты на тысячи человек под открытым небом, ночные танцплощадки...

- Ну и что в этом плохого? - с тупой злобой интересуюсь я.

Хорошо бы остановить его и остановиться самому. Жадно выхлебывая содержимое бокала. Овамба откровенно гогочет над моей непонятливостью.

- Таково Ваше представление о рае? Нет, я понимаю, что Вы соскучились по соплеменникам настолько, что страшно хочется потереться боком об их потные тела. Но неужели Вы не понимаете, насколько всё это противоречит образу жизни на Соледад? Принципам безопасности ее жителей, комфортной коммуникации, защите собственного пространства индивида?

Я привстаю из кресла, чтобы взять лед со стола, но плюхаюсь обратно, будто незримая тяжкая рука толкает меня обратно. Я злюсь на эту невидимую и несуществующую руку, на себя, на своего разглагольствующего гостя, которому я сам позволил обнаглеть.

- Мы не собираемся никому ничего навязывать, - рычу я ему, - Мы просто желаем жить так, как хочется нам самим, не мешая никому.

Овамба пьяно мотает черной башкой.

- Я знаю, как Вы дремучи во всем, что не касается разлюбезной Земли. Ну так вспомните известные Вам земные религии. Разве хоть одна из них терпит чужой рай рядом со своим? А вот касательно ада...

Обамба начинает тонко хихикать.

- Их может быть больше одного. Да сколько угодно!

Что это за большое черное пятно передо мной? Я фокусирую взгляд и вижу на разглагольствующем Овамбо высокий цилиндр. Фалды потертого фрака как мешающие крылья смешно перекинуты через поручни кресла-качалки. Когда он успел переодеться в Барона Субботу?

Я часто моргаю, пытаясь прогнать наваждение.

- Я тебе больше скажу, - Барон Самди качает черепообразной маской, проступающей блестками на черном лице, - В чем, по-твоему, главное назначение Института? Ну да, изучение вымершей цивилизации - и это тоже. То, что интересно Расселу. Но зачем все это Ареопагу, не задумывался?

Блестящие белки в провалах нарисованных глазниц весело вглядываются в меня.

- Хорошо, я сам скажу. В первую очередь это эксперимент по приведению дикаря с Земли к ценностям высших рас. К единственно верному пути, образу жизни, образу мысли.

- Чтобы я сам полез в капсулу, - мрачно комментирую я, - С хвалебными гимнами замуровал себя в комфортабельном склепе. Даже не просто смирился с пожизненным погребением, а добровольно выбрал его в заблуждении, будто моя воля имеет значение.

Вожу по столику непослушной рукой в поисках бокала. Бокал падает на ковер. Наклоняюсь поднять его и задеваю бутылку. Бутылка выкатывается за дверь и толчками извергает остатки содержимого в песок.

- Видишь, как просто? Ты во всем винишь Рассела, Старейшин, а они, всего лишь, дали тебе утопить себя своими руками.

В одно мгновение я оказываюсь верхом на мерзавце и хватаю обеими руками за горло.Шляпа спадает с курчавых волос и я вижу пару аккуратных черных рожек. Негр запрокидывает голову и заливисто хохочет.

- Ты?? - обескураженно спрашиваю я, - А где Овамба?

- Да Вы не пугайтесь - он был здесь, просто уже ушел, - успокаивает меня бес.

Долгая пауза.

- Или же, - медленно говорю я, - разговаривая с другим, я, на самом деле, всегда говорю с тобой.

- Другой говорит с Вами при моем посредничестве, - с нарочитым почтением, в котором мне слышится издевка, уточняет бес, - Теми словами, которые Вам будут понятны.

Еще одна пауза.

- В каком-то смысле Вашими словами, если хотите. Все - для Вас.

Я сползаю с его колен, плюхаюсь на пол. Злиться на своего беса - что за глупость? Хуже только пинать стенку или сечь море. Или набить морду самому себе.

- Уйди, бес.

- Конечно, я уйду, - смиренно соглашается бес, - Но, если что-то понадобится, помните, я всегда с Вами.

Да, бес, я заперт здесь с тобой. Твоя забота, от которой не скрыться - часть адских пыток, к которым я приговорен за свое отступничество. За то, что оставил свой народ по ту сторону смерти.

- Изыди! - ору я и швыряю в беса канделябр.

Штора вспыхивает.

- Настоящий дамасский клинок! Какой узор - сотни сплющенных слоев, колоссальная работа. Вы только посмотрите!

Мы с Финном в его мастерской. У меня перед глазами маячит смертоносная сталь.

- Представьте себе героя из войск Саладина с узким обожженным солнцем лицом, на арабском скакуне. С этим клинком в усыпанной перстнями руке врезающегося в строй крестоносцев!

Финн - в ударе. Движется как живое пламя.

- Что за картина! А потом герой падает, сбитый с коня тяжелой пикой закованного в латы рыцаря. И вот уже его оружием завладевает тамплиер в белом плаще с огромным красным крестом.

Глаза Финна горят безумным светом.

- Пару раз сменив гарду и рукоять и без счета хозяев, клинок оказывается в сокровищнице храмовников в Оверни, а затем попадает в алчные лапы Филиппа Красивого. Что за история, что за судьба!

Да, мой друг, да. Я всё это видел во время странствий по Средним векам - и славные битвы, и раздоры в стане крестоносцев, и падение Иерусалима, и отплытие кораблей Ордена из потерянной Святой земли. Но сейчас меня занимает не это.

Небольшое неудобство, как камешек в ботинке. Такие дела нельзя оставлять незаконченными.

- Финн, хочу Вас кое о чем попросить.

- Да, учитель.

- В последнюю встречу с Кати мы сгоряча наговорили друг другу много несправедливого. Вы не могли бы мне еще раз помочь?

Финн улыбается и церемонно кланяется.

- В делах любви мой клинок к Вашим услугам, учитель.

- Нет! - смеюсь я, - Никакого кровопролития. Только послание. Его надо передать после...

- Кто вы? - вдруг недоуменно спрашивает Финн.

Я растерянно гляжу на него, но вдруг понимаю, что он смотрит мне за спину. Оборачиваюсь.

Их двое, одинаковых как близнецы. Оба в черных обтягивающих одеяниях, с непроницаемыми рожами землистого цвета и еле обозначенными ежиками волос на головах.

- Служба безопасности Ареопага, - обращается ко мне один из близнецов.

- Что происходит? - встревоженно, со горячей решимостью в голосе спрашивает мой огненный друг.

- Это Ваш корабль?

Серолицый щелкает пальцами и передо мной вспыхивает голофото. Молчу, но по моему лицу все видно.

- Можете не отвечать. Мы и так все знаем.

О, как вы однообразны, ребята. В разных мирах - один и тот же стиль.

- Вы задумали ослушаться Ареопага и восстановить человеческую расу на новой планете.

- Так что же? - интересуюсь я с мрачной ухмылкой, - Разве законы Соледад распространяются за ее пределы? Как только мой корабль покинет атмосферы планеты, я волен делать все, что захочу.

- Мы пришли Вас уведомить, что корабль - не Ваш, - заключает серолицый, - Он конфискован. Мало того, что Вы собирались использовать его во вред сообществу Соледад. Но он приобретен на средства, украденные у Института Земли.

У меня темнеет в глазах. Мой ковчег уплывает от меня и исчезает в тумане.

- Сами вы воры. Планета воров. Этот Институт живет за счет достояния моей расы. Я - единственный наследник. Я взял свое.

Говорить тяжело - губы мелко дрожат.

- Нет, - равнодушно парирует серолицый.

Без объяснений и аргументов. Просто 'нет'.

- Я - Крез, я - Ротшильд, я - Вандербильт! - верещу я, уже не сдерживаясь, - Я - титулярный император растертой в пыль Терры! Все, что от неё осталось - моя собственность!

Серолицый пожимает плечами.

- Скорее, можно сказать, что Вы - собственность Института.

Я чувствую, как лицо наливается кровью от гнева. Мои глаза скользят по стенам, увешанным оружием, и натыкаются на безумный взгляд Финна. Мой друг всё так же стоит с клинком наголо и испепеляюще смотрит на безопасников.

- Спрячь оружие, Финн. Господа могут неверно понять.

На Соледад невозможно никому причинить вред, но здесь строго карают за попытку.

Несколько часов я лежу на пороге бунгало, пью неразбавленный виски и смотрю на место, где муляж моря встречается с имитацией неба. Это так красиво, что в редкие мгновения удается забыть, что и то, и другое - искусная подделка. И даже опьянение - иллюзия. Капсула доставляет мне конечные ощущения, не вспрыскивая яд в жилы. Это непонятно, но сейчас и неинтересно.

Я пытаюсь связаться с Кати. Она не отвечает. Когда я уже отчаиваюсь, на фоне вечерних волн загорается рамка видеокоммуникатора. Выбегаю из дома на песок.

- Кати!

- Здравствуй, - шуршанье опавшей листвы.

Кажется, что с нашей последней встречи прошли годы. Смотрю в её глаза и мне кажется, что экран так и не включился. Кати выглядит намного старше, чем всего пару дней назад. Меня охватывает жалость и чувство вины.

- Я собирался улететь. Извини, что не предупредил тебя. Всё равно ничего не получилось. Я - всё еще на Соледад, - говорю я.

- Я знаю, - её слова почти беззвучны, как выдохшееся эхо.

Меня наполняет чувство вины.

- Мне жаль, но я не мог тебе сказать. Ты же понимаешь.

- Понимаю, - словно шелест опавших листьев под ногами.

- Нам надо встретиться, - говорю я.

- Нет, не надо.

В ее словах, наконец, появляется тень живого чувства и это испуг. Я молчу пару секунд.

- Рассел говорит, через некоторое время я смогу вернуться в Институт. Тогда мы увидимся, и спокойно всё обсудим.

- Нет.

Пауза.

- Я ушла из группы. Насовсем.

Я застываю.

- Но почему? Неужели из-за меня? Что тебе про меня наговорили? Это Рассел, его происки? Не верь ничему, сначала поговори со мной!

Кати раскрывает рот, будто хочет что-то сказать. Смотрит на меня с бесконечной нежностью и жалостью, как не смотрела никогда. Потом её глаза расширяются - будто вспомнила что-то ужасное.

- Я сама виновата, - отвечает Кати, изо всех сил мотая головой, - Я забыла, кто ты, что ты, откуда твое упрямство, зацикленность на больной убившей себя расе.

'...больной убившей себя... '. Меня будто окунают в огонь и лед одновременно.

- Не говори так о моем народе.

На её глазах слезы.

- Ты говоришь, как настоящий землянин. Служишь тому, чего не существует. Землян нет. Они погибли - все.

- Замолчи, тварь! - ору я, что есть мочи.

Экран гаснет. С минуту я пялюсь в то место, где он был. Потом падаю на песок. Лежу так в полузабытьи, пока не слышу вызов.

- Кто, бес? - спрашиваю я капсулу с тайной надеждой.

- Финн, - отвечает капсула.

Мне становится всё равно.

- Можешь включить.

Буйная рыжая шевелюра заполняет экран.

- Как Вы? - спрашивает Финн.

Я сажусь на песок.

- Бывало лучше.

- Я пришел проститься. Я ухожу из группы.

- И ты?

Мне вдруг становится смешно. Финн всегда напоминал мне боевую птицу. Сейчас он похож на ощипанного петуха.

- Что ж так? Из-за того, что я теперь опасный террорист? Но это же группа Рассела, а не моя.

- Нет, дело не в этом, - медленно отвечает Финн, - Не совсем в этом. Просто Ваш.. эээ... поступок заставил меня принять окончательное решение.

Куда делся мой Финн с его неистовством? Передо мной какой-то осторожный бюргер, тщательно выбирающий слова. Я усаживаюсь поудобнее.

- Внимательно выслушаю, коллега, - говорю я.

Финн кивает, не замечая или не желая замечать моей иронии. Говорит медленно, раздумчиво, тщательно подбирая слова.

- Когда я пришел в группу, оружие привлекло моё внимание, как очень необычный, совершенно исключительный феномен. Ничего подобного у других известных мне цивилизаций я не видел. Целая индустрия средств уничтожения себе подобных! Огромное разнообразие способов лишения жизни и причинения вреда здоровью разумным существам. Нанесение ран остро заточенными предметами, отравление ядовитыми веществами, поражение быстро летящими кусками металла, радиационное заражение. И еще большее - в сотни раз! - разнообразие конкретных средств, устройств и приспособлений. Созданная за тысячи лет культура одушевления оружия, мистические ритуалы вокруг него. Песни об оружии! Превращение в высокое искусство самого создания смертоносных изделий!

Глаза Финна на секунду загораются знакомым мне светом. Он спохватывается.

- Но в какой-то момент я вдруг понял, что нормальный научный интерес во мне сменяется темной страстью. Я влюбился в земное оружие, забыв, что оно такое по существу.

Финн смотрит на меня.

- Понимаете, это нормально, когда ученый привязывается к предмету своего исследования. Это очень помогает в работе. Но штука в том, что оружие - чистое зло, созданное для чистого зла. Его нельзя любить. Это противоестественно и опасно.

Финн вздохнул.

- Когда кто-то изучает смертельные болезни, чтобы лечить их, сам процесс работы постоянно напоминает ему о конечной цели. Но мое исследвоание оружия в контексте человеческой цивилизации слишком часто утопало в восхвалении мечей и ракет. Почти обожествлении. Эскалибур и Дюрандаль, освободительные стрелы Робин Гуда и революционная винтовка Мао, неостановимый 'Шерман' и молниеносный 'Томагавк'. Ваша культура до краев полна восхищения оружием и вооруженным человеком. Я читал исландские саги и японские хокку, былины и героические поэмы. И всюду - окровавленные клинки и дымящиеся ружья в руках героев.

Финн качает своим обычным рыжим пожаром на голове. Впрочем, нет. Я вижу тусклые угли. Спутанные блеклые лохмы безжизненно висят на оттопыренных ушах.

- И не в том беда, что я от этого устал. Наоборот, мне слишком стало нравиться.

Мне смешно, я стараюсь не улыбнуться. Комментирую со звериной серьезностью.

- Вы можете сменить область исследований.

Финн улыбается за меня.

- Нет, дело не в этом. Дело в вашей цивилизации в целом...

Внутренне хохочу. Да они как под копирку декламируют. Одинаковые, одномерные, плоские, как раздавленный таракан. За годы плотного контакта с земной культурой, общения со мной так ни черта не понявшие.

- Как вовремя Вы пришли к правильным выводам, - презрительно бросаю я, - Точь-в-точь когда запахло жареным. Ну что ж, крысы бегут с корабля.

Финн спокойно и задумчиво мотает головой.

- Вовсе нет. Сомнения у меня появились давно. Уверенность - задолго до Вашей попытки покинуть планету.

- Так что же Вас держало? - саркастически изумляюсь я.

- Кати, - просто и коротко отвечает Финн.

- Что?

Я начинаю смеяться. Финн молча и грустно смотрит на меня.

- А Вам идет роль пламенного ревнивца, Финн, - говорю я, прохохотавшись, - Что же Вы молчали? Могли бы вызвать меня на дуэль.

Финн пожимает плечами.

- Думайте, что хотите. Просто мне было жаль её. И еще чувство вины. Я ведь тоже причастен к тому, что между вами началось. А она ещё так юна. Если даже меня захватило мрачное обаяние вашей культуры, то что говорить о ней? В Вас она видела олицетворение больной самоубийственной бездны, в которую рухнула земная цивилизация. И эта бездна её притягивала, как и меня. Но такой как она легче в неё упасть.

- Но, как видите, не упала.

- Я знаю, - кивает Финн, - Она сделала правильный выбор. Жаль только, что Вы всё ещё здесь, на Соледад.

- Как будто я этого хотел.

Я кривлюсь мрачной усмешкой и вдруг застываю от внутреннего холода.

- Как Вы сказали? Сделала правильный выбор? И я - всё ещё здесь?

Финн молчит, в его взгляде - ни злорадства, ни осуждения. Может быть, совсем немного сострадания.

Я расстаюсь с Финном, не прощаюсь.

Вхожу в кабинет Рассела.

Поверх голубой сорочки на профессоре неизменный вязанный жилет. Сколько лет я его вижу? На рукавах те же потертости, что и десять лет назад. А может и двадцать.

Профессор сидит за своим столом времен Второй Империи. Интересно - есть ли у него под столом ноги? И насколько этот вопрос, вообще, имеет смысл?

Рассел радушно кивает. На лице - искренняя радость.

- Здравствуйте, коллега! Присаживайтесь, - Рассел указывает на кожаное кресло перед собой.

Я делаю вид, что не слышу. Возвышаюсь, как Командор.

- Здравствуйте, профессор. Мой роман с Кати - это же Ваша идея?

- О чем Вы? - на лице профессора очень убедительное недоумение.

Я чувствую, как из глубины мозга поднимается боль. А это что - капсула не может справиться с моими эмоциями? Впервые за десятки лет? Слышу свой голос словно со дна колодца.

- Я вспоминаю момент, когда мы встретились. Время моей черной депрессии, которую я не мог и не пытался скрыть от Вас. И тут очень удачно рядом со мной появляется она.

Рассел пожимает плечами.

- Возможно, просто Вам в этот момент больше, чем когда-либо, понадобился кто-то рядом. И Вы позволили ей приблизиться.

Я киваю.

- Мне хотелось бы так думать. Но ведь именно она сорвала мой побег? Сообщила куда следует, что я что-то замышляю. И в нужный момент служба безопасности Соледад оказалась наготове.

Профессор откидывается в кресле.

- А если и так? Вам не приходило в голову, что она попросту не хотела с Вами расставаться? Вы же не предложили ей бежать вместе.

Да, не предложил.

- Она - не человек, - глухо произношу я.

Вот так просто. То, что я не решался выговорить самому себе.

- А что это, собственно, значит для Вас? И если значит, то почему?

Черт побери, у него в глазах даже знакомый исследовательский огонек засветился. Мерзавец.

- Всё Вы понимаете, профессор, - так же глухо говорю я, - Она... - запинаюсь, - Оно - существо другого вида. Порождение совершенно иной биологии. Продукт миллионов лет инопланетной эволюции и десятков тысячелетий чуждой мне культуры. Булыжник с Земли мне в сотню раз ближе, чем она...

Я поваливаюсь в память и вспоминаю одну из бессчетных бесед с мэтром.

Рассел меряет расстояние перед столом от стены к стене, по-профессорски заложив руки за спину.

- Ну а как бы еще представители двадцати семи рас смогли составить единое общество? Теплокровные живородящие с разумными сгустками плазмы, гигантские арахноиды с бесскелетными моллюсками, стремительные октаподы с текущими по жилам соединениями фтора и неподвижные мыслящие растения - как? Посудите сами, друг мой.

Рассел поводит рукой, как бы указывая невидимой указкой на школьную доску.

- Привычная среда обитания всякой произвольно взятой расы абсолютно неприемлема для любой другой. Каждая из них возникла на своей планете, где жизнь, либо какая-то другая основа для возникновения разума прошла свой собственный путь. Имельда на родине Чанга прожила бы меньше секунды. На планете Финна она бы сварилась заживо. Овамба в атмосфере, комфортной для Имельды, умер бы от удушья.

Профессор улыбается, довольный своими доводами.

- Капсулы позволяют им сосуществовать в общем социуме. Сотрудничать, дружить, и даже больше того! Ваш друг Чанг - богомолообразный псевдоинсект. Бесполый и питающийся испражнениями. Биохимия Овамбы основана на кремнии, в каком-то смысле он - мыслящий камень. Но они - любящая пара, воспитывающая общих детей. Имельда - моллюск с внешним пищеварением. При этом она уже вступала в романтические отношения с представителями десятка рас - это только те случаи, о которых я знаю.

Я не могу понять свои ощущения: спазмы в глубине глотки - смех или тошнота?

- А, может быть, не стоило так утруждаться? - возражаю я, подавив позывы, - Чанг и Овамба не могут найти пару среди своих? Имельде не хватает представителей её расы? Их, ведь, здесь, наверно, не меньше миллиона? Точно ли так необходимо насиловать собственную природу?

Рассел кидает на меня быстрый взгляд.

- А какая альтернатива? - спрашивает он жестко, - С момента выхода в Большой космос каждая раса неизбежно сталкивается с другими. И перед ней встает вопрос - как взаимодействовать? Как делить ресурсы, разрешать конфликты? И выбор невелик - слияние или война на уничтожение.

Профессор кивает.

- Да, известны расы, которые выбрали войну. Обычно они не выходят за пределы своих звездных систем.

Почему не выходят? Я чувствую холод в груди. Застарелая догадка в очередной раз вспыхивает на дне сознания. Привычно прячу её от себя напряжением воли.

- Но откуда такая жесткая альтернатива? - недоумеваю я, - Почему не может быть взаимовыгодного добрососедства, торговли и культурного обмена с сохранением собственного лица?

Рассел энергично мотает головой.

- Самообман, - говорит он убежденно, - Попытка усидеть на двух стульях. Нет, лелеемая самость неизбежно выплеснется ксенофобией. Подчеркивание красоты и естественности своих особенностей обращается в отвращение к чужим. Отгораживание от чужого - в недоверие, недоверие - в страх, страх - в агрессию, агрессия - в насилие.

Рассел садится, откидывает на спинку своего роскошного кресла.

- Капсулы решают проблему наилучшим образом. Нет никакой естественной среды за пределами персонального мирка, принадлежащего индивиду и создаваемого исключительно для него. Нет ни природных, ни коммуникационных барьеров - капсулы, обмениваясь информацией, соединяют двоих, троих, многих, передавая рассказ, сообщение, призыв другого в понятной и комфортной форме.

Профессор хлопает ладонями по столу. Его лицо сияет светом непоколебимой убежденности в правоте и праведности его слов.

- Ни эллина, ни римлянина, ни иудея! Всякий - только разумный индивид, равный другому. Всякий - доступен, близок, открыт, и одновременно - абсолютно защищен и безопасен. Агрессия не достигает цели. Рука дружбы принимается с благодарностью. Это ли не золотой век?

- Профанация, - возражаю я, - Капсула создает иллюзию взаимопонимания, которого на деле нет. Эти существа как были разными, так и останутся.

Рассел кивает и улыбается. И тут же с той же улыбкой мотает головой.

- Да. И нет. Вы забыли одно из главных свойств разума - развитие. Тысячи лет в капсульном социуме не проходят бесследно. Октапод, воспитанный гуманоидом - уже не совсем октапод. Мыслящие деревья, не выросшие в грунте родной планеты в сотом поколении - уже вовсе не мыслящие деревья. Унифицированная искусственная среда заменяет естественную.

Профессор поднимается из кресла. Практически возносится над ним. Лик его ужасен-прекрасен.

- В отрыве от естественной среды каждый перестает быть собой, теряет свою самость, чтобы слиться с остальными в единое целое! Разум избавляется от диктата косной материи! И однажды!...

Гностик хренов, думаю я без особых эмоций.

- И однажды, - заканчивает Рассел, - всем и впрямь станет всё равно, кто находится в капселе. И тому, кто внутри нее, и тем, кто снаружи. Дышащий ли там сероводородом арахноид, живородящий ли кремниевый блеммий...

- Или вовсе никого, - перебиваю я тем же тоном.

Рассел приподнимает бровь.

- В каком смысле?

- Никто, nihil, zero, - говорю я, сузив глаза, - Если никому нет дела до того, кто в капсуле, то какая разница, есть ли там кто-то, вообще? Ну, профессор, сделайте следующий логический шаг. От сообщества мыслящих вещей в себе, об истинном облике, языке, мысля и чувствах достоверно никто кроме его капсулы не знает, к 'обществу' пустых капсул, 'коммуницирующих' друг с другом. Если капсула заменяет - и отменяет для подопечного -язык, культуру, внешнее взаимодействие, то скоро она заменит и отменит сам разум. Внутри мудрых совершенных нянек будут спать пожизненным сном разума биологическое объекты, утратившие сознание и смысл существования. А через несколько поколений капсула просто упразднит лишнюю деталь за ненадобностью. Разве это не естественное продолжение того пути, по которому вы идете?

Профессор застывает с открытым ртом... и неожиданно легко соглашается.

- Может быть.

Моя очередь оторопеть. Будто ударил в кирпичную стенку и рука не встретила сопротивления.

- Но как можно так просто об этом говорить?

Рассел пожимает плечами.

- А какая разница, если этот путь - единственный?

Интермедия заканчивается.

Рассел улыбается.

- Друг мой, я Вас не узнаю. Откуда этот расизм?

Всплескивает руками. Ирония в голосе и жестах - как капля дорогой приправы к хорошему блюду. Каждый разговор со мной для него - еще одна возможность отточить мастерство человеческого общения. Истинный энтузиаст.

- Ну, существо другого вида, так что же? - по-профессорски степенно вопрошает Рассел, удивленно вздымая густые англосаксонские брови, - Я же помню, как у Вас не один раз вырывалось - о Вашем с Кати родстве душ, общих интересах, глубоком понимании друг друга. Неужели этого мало?

Я медленно прохожу мимо шкафов, скользя взглядом по рядам фолиантов.

- Да нет никакого понимания, - мои слова шуршат будто сыплется песок, - Я даже языка её не знаю.

Беру в руки альбом. Открываю на иллюстрации с Цезарем Борджиа во главе Тайной вечери.

Выпускаю книгу из рук. Она шлепается на стол раскрытыми страницами вниз.

- Ставлю мешок золота - я бы даже не смог на нем слова произнести. Это птичий клёкот в лучшем случае или жабий свист. В худшем - какие-нибудь пахучие выделения.

Я сжимаю другую книгу пальцами, на мгновение задумываюсь, сметаю с полки весь ряд и вижу за ними черноту и вспышку света. Фолианты ссыпаются на пол в неряшливую горку. Становлюсь на корточки, беру один, открываю. Упираюсь в строгий взгляд седобородого зануды Кальвина.

- Сколько у нее конечностей - восемь, десять? А почему я, вообще, решил, что число - четное?

Верчу в руках светильник со стола, провод натягивается как якорный трос.

- С чего я взял, что они у нее, вообще есть?

- А какая разница, если на Соледад вы можете быть вместе, не думая об этом?

- Да потому что ваши капсулы не совместимы с человеческой природой! На Новой Земле воссозданное человечество не будет рассажено по непроницаемым клеткам. Мы будем свободны!

- А что хорошего в этой свободе, если Вы не можете в нее взять самое близкое существо? Сколько бы конечностей у него не было?

Рассел невозмутим, наблюдает за мной с терпеливым любопытством.

- Да не в конечностях дело! - бросаю я ему с досадой, - Главное, что всё это время со мной говорила не она! Не оно, - поправляюсь я зачем-то.

В сердцах плюю на пол. Долбанное косноязычие.

- Мы настолько далеки, чужды друг другу, что доносившиеся до меня слова - переложение переложения, интерпретация пересказа.

Я начинаю молотить включенным светильником по столу.

- Я откровенничал с гребанной капсулой, долбанным интерфейсом!

Лампа перепуганно мигает, рассылая в разные стороны сигналы SOS.

- Юбочки, декольте, загорелые коленки, нежный голосок - интерпретация мыслящего рака в свихнувшихся субквантовых мозгах! Эта железяка мне Сильвию Платт читала её голосом.

От светильника отлетает абажур.

- Осторожней, друг мой, - спокойно говорит Рассел, - Вас сейчас током ударит.

Я поднимаю голову от стола с мигающим изувеченым светильником и гляжу на профессора. В вечно сумеречном окне за его спиной вижу свое отражение - взъерошенное, безумное, с черными провалами на месте глаз.

- Да нет никакой лампы, - шепчу я Расселу, - И тока нет.

Я со всей дури бью кулаком по лампе. Кисть пронзает дикая боль. Я ору. Свет на миг гаснет. Я открываю глаза. Смотрю вниз. Стол залит кровью. Рука еще болит, но нет ни раны, ни шрама. Я ухмыляюсь.

- И кабинета этого нет. И города за окном, - тычу пальцем в профессора, - И тебя нет.

- Я - есть,- серьёзно возражает Рассел.

- Да, - соглашаюсь я, - Ты - есть. Как ты хоть выглядишь-то, на самом деле? Покажись, зверь лесной, чудо морское.

Рассел мотает головой.

- Вы все равно не поймёте. У Вас нет нужных органов чувств.

- Чтобы что? - интересуюсь я.

- Чтобы воспринять меня таким, какой я есть на самом деле. С помощью Вашего слуха, зрения, осязания, обоняния Вы не сможете воспринять, вообще, ничего.

- Не смогу? - рычу я, через стол пытаясь вцепиться в профессорскую жилетку.

Не достаю. Он смотрит на меня с жалостью.

- Что ж Вы так распереживались? Как будто в этом есть что-то новое для Вас или для всего рода человеческого.

Рассел протягивает длинную руку, снимает с полки книгу. Кажется, что-то по буддийской философии. А, может, писания Иммануила Канта, педанта-путаника. Кладет перед собой, но не раскрывает.

- Вы же знаете, что так или иначе всё, что сознанию кажется сигналами извне, на самом деле - сформированные мозгом образы. Да, они, конечно, имеют отношение к внешнему миру, но весьма опосредованное.

Я моргаю. Стол чист - ни осколков, ни обломков, ни залитого моей кровью альбома ренессансной живописи.

- И когда Вы разговариваете с человеком на одном языке, разве это на самом деле - один язык? - продолжает профессор, - Разве слово в Вашей голове и голове Вашего собеседника означает одно и то же? И можете ли Вы в принципе это узнать? Мысль изреченная - есть ложь. Знание о мире, даже если бы оно было у человека, другому не передать. И неважно кто этот другой - тоже человек или мыслящий тростник.

Мысленно стряхиваю словесные кружева, как паутину. Мне муторно и тоскливо. Рассел опускает руку вниз и достает оттуда горящий светильник - близнец прежнего. Ставит на стол.

- Так что же, собственно, случилось? Ну добавился к Вашему встроенному в голову интерфейсу еще и внешний - со множеством дополнительных функций и возможностей. Умеющий воспринимать диапазоны звука, света, гравитации, не предусмотренные человеческими органами чувств. Более того, способный переводить на понятный Вам язык не только наречия чуждых Вам рас, но и их культуру, представления о мире, эмоции, способы окружать себя красотой, выражать себя, бояться, торжествовать, любить, ненавидеть. Капсула раздвинула горизонты доступного мира в тысячу раз сильнее, чем Колумб и создатели Интернета. Фактически Вы и раньше находились в капсуле, только более примитивной и меньшего размера.

- Пер Гюнт, - говорю я, - Попадает в замок лесного царя. Ему предлагают руку принцессы троллей и место подле трона, богатство и власть, а взамен требуют сущую безделицу - пройти операцию на глазах, чтобы вечно видеть в окружающих монстрах людей.

Рассел озабоченно сводит брови.

- Это всё, что Вы поняли? Признаться, я разочарован.

У меня всегда есть волшебная кнопка. Я отключаюсь. И возвращаюсь в капсулу.

Несколько дней я шляюсь по грязным кабакам - от доримского ещё Карфагена до Лондона эпохи Регентства. Провожу там время в компании отвратительного отребья и проституток самого низшего пошиба, соря серебром, за своё угощение заставляя собутыльников унижать в себе образ Божий. Каждый вечер неизменно заканчивается дракой с пьяным ворьем или матросней, сломанными ребрами и кровохарканьем, а то и пикой под ребро. А наутро как резидент Валхаллы я очухиваюсь живой и здоровый - телом, но не душой - в своей постели в бунгало у теплого моря и начинаю по новой.

Как-то утром я являюсь в очередной гнусный шалман с твердым намерением продолжить убивать в себе остатки человеческого. И встречаю там полубезумного старика в грязной, но еще приличной одежде. Он бормочет невыносимо прекрасные стихи и запивает их абсентом к компании двоих сомнительных типов, явно имеющих намерение под конец потехи обобрать несчастного до нитки в темном уголке. Я выволакиваю его оттуда, откупившись от оскаленных спутников паров соверенов. Вглядевшись и вслушавшись, узнаю в старике известного французского поэта, бесследно канувшего в одном из загулов. Мы едем на извозчике в центр Парижа. Я держу его голову у себя на руках, с тревогой вглядываясь в пронзительно чистые зеленые глаза на убитом алкоголем лице, не зная - домой вести моего подопечного или сразу к врачу.

И вдруг понимаю глупость происходящего. Нет ни грязного вертепа, ни прощелыг, взявших мои призрачные золотые, ни Парижа, ни больного старика. Поэт скончался сотни лет назад. И мой порыв его спасти, стало быть, такая же имитация, бутафория, представление, которое я, при содействии моей капсулы и институтсткого информатория, разыгрываю для самого себя. Без цели, без толку, без смысла.

Не в силах просто смахнуть с себя происходящее, как уходящий морок, таки довожу старика до места жительства и сдаю на руки домочадцам. И только тут щелчком пальцев заканчиваю этот странный эпизод, случившийся нигде и никогда. Возвращаюсь в капсулу. Ложусь спать. Вижу сон, которого, впрочем, не запоминаю.

А проснувшись, начинаю составлять план следующего побега. Только уже с учетом приобретенного опыта - не делясь своими планами ни с кем, соблюдая крайнюю осторожность, скрупулезнейше продумывая каждый шаг.

На подготовку уходит чуть меньше двенадцати лет. За это время мне удается невозможное. Посредством сложной посреднической схемы я приобретаю грузовой корабль, огромное количество машин и материалов, необходимых для обустройства на новом месте. Большая часть времени уходит на поиски еще одной планеты, пригодной для создания там Новой Земли.

Мне удается зайти поразительно далеко. Я беспрепятственно покидаю поверхность планеты Соледад.

И уже на орбите в двух шагах от окончательной свободы и успеха делаю непростительную ошибку, доверившись потливому контрабандисту с глазами-таракашками, сулящему мне по сходной цене интеллектуальное оборудование для выращивания новой жизни, моих человеческих детей. Не всем дано удержаться от искушения.

Теперь я жду решения Ареопага. Вчера Рассел сообщил мне, что в моем присутствии при рассмотрении дела Старейшины не нуждаются. Судя по его настроению, он считает это плохим знаком. Мной же овладело умиротворенное спокойствие.

Ну да, моя цель отодвинулась еще на двенадцать-пятнадцать лет. Но за прошедшие годы я многому научился. А цель никуда не делась. И ни на каплю не иссякла моя решимость её добиться.

А время у меня есть. Капсула врачует лучше тысячи самых искусных докторов. Благодаря ей я наверняка проживу еще очень долго, не дряхлея ни телом, ни сознанием. А этих двух составляющих мне достаточно, чтобы рано или поздно добыть всё остальное.

Моя плоть - громадный банк материала для будущего человечества. Мои ум, воля и не ослабевшее за годы страстное стремление преодолеют любые преграды.

'Мыслящий индивидуум неприкосновенен'. Как наивен я был, с усмешкой повторяя эту мантру Расселу, будто защитное заклинание! Опыт земной истории мог меня научить, что не существует табу, которые нельзя нарушить, если на то есть веские причины.

На планете Соледад тоже есть законники-крючкотворы, готовые помочь правящим мерзавцам обойти закон, формально исполнив его букву. Ареопаг оставил моё сознание в сохранности, но лишил человеческого тела.

Пока я спал, капсула старательно и не торопясь сняла с мозга слепок личности, переписала воспоминания, создала цифровую модель химии организма, заведующей эмоциями, переслала моим палачам длинную последовательность нолей и единиц, непостижимым образом содержащую моё 'я', и самоликвидировалась вместе со мной.

Моя компьютерная копия локализована в инфосети Музея Земли без выхода в общее виртуальное пространство планеты. Таким нехитрым способом хозяева Соледад смогли соблюсти закон - сохранили мой неповторимую личность, и при этом, как они считают, избавили себя от опасности бегства последнего человека и его новых попыток вырастить из своих клеток новое человечество.

Мне предоставлена возможность смотреть на останки моего мира и говорить с его тенями, но напрочь отказано в любом взаимодействии с миром материальным и в общении с жителями планеты. Исключение сделано только для Рассела и его команды. Они продолжат меня изучать.

Все это рассказал мне сам Рассел, войдя утром в моё новое узилище, когда, еще не понимая, что случилось, я тщетно пытался дозваться своего верного слуги. Моего несчастного Иуды, сдавшего хозяина страже Синедриона на смерть и посмертное воскресение на компьютерных небесах.

Но, кстати, если капсула в их власти, то обе мои попытки побега - что это было, вообще? Всего лишь игра Старейшин в кошки-мышки? О, мыслящие осьминоги, богомолы и разумные камни с кремниевым метаболизмом - оказывается, вы не чужды садистского чувства юмора!

И как маленький огонек среди этой ледяной пустыни: а ведь, скорее всего, Кати меня не предавала. Это я по-дурацки клюнул на наживку, которая отвлекла меня от лежащего под самым носом объяснения.

Хотя теперь всё это для меня не так уж важно.

Потеря связи с реальностью странным образом сказалась на моих способностях в мире иллюзорном. Раньше в модели-реконструкции Земли я был, всего лишь, гостем, туристом при бдительном гиде и охраннике. Теперь же я там - всемогущий бог! С неимоверной легкостью я смешиваю времена и события, переигрываю битвы и целые войны. Караю тиранов и воздаю должное святым.

И, да, еще одно, что теперь роднит меня с богами. Мои хладнокровные убийцы взамен бренного человеческого тела подарили мне бессмертие. В отличие от прежнего меня 'я'- цифровой избавлен от проклятия, наложенного на первочеловека при изгнании из Эдема. Меня нет больше в списках смертных - я уже умер той ночью, преданный и убитый своим домом, нянькой, ближайшим и единственным другом в этом мире. Я больше не подвластен первородному греху, впереди у меня вечность.

И в этом главная ошибка Старейшин. Оставив мне волю и страсть, мечту и сознание моей миссии, исполнить которую кроме меня некому, они даровали пленнику самый драгоценный ресурс - неограниченное время.

Что толку запереть узника на семь замков, если на их взлом ему дана тысяча лет? А когда мне удастся выйти из узилища, в Музее Земли в шестерне уставших стоять механических часов я найду застрявший волосок, или крупинку засохшей слюны на зубной щетке, или микроскопические следы потовых выделений в трещинке старого кресла. И род людской будет возрожден.

Но есть кое-что еще, от чего мое нынешнее бестелесное 'я' сотрясается от беззвучного хохота, извергаемого из отсутствующих уст. ОНИ ИЗБАВИЛИ МЕНЯ ОТ КАПСУЛЫ. Я больше не 'раб лампы'. Разбито мутное стекло, через который я видел мир лишь гадательно. Мой соглядатай и надсмотрщик, всемогущий визирь при бессильном государе, секретарь, фильтрующий корреспонденцию, истинный творец моей картины мира мертв. Мне будет не хватать бесед с тобой, бедный Йорик. Покойся с миром в Лимбе для таких как ты бездушных сущностей. Не беспокойся обо мне. Я был твоим пленником, теперь я свободен.

А еще Рассел сказал мне, что я никогда и не был человеком в полном смысле слова. Для лучшего понимания погибшей цивилизации профессору и его ученикам понадобился живой представитель. И поскольку выживших землян найти не удалось, по оставшимся от уничтожившей себя цивилизации текстам по антропологии, психологии, философии, богословию и прочая, и прочая чудовища с планеты Соледад смастерили цифрового гомункула.

Стало быть, моё убийство - всего лишь психотерапевтическая операция над чересчур очеловечившейся и утратившей адекватность компьютерной имитацией. По мнению профессора я легко отделался. Старейшины хотели просто стереть меня, но Расселу удалось их убедить, что я - не имитация разума, а полноценный мыслящий индивид. И они ограничились изоляцией программы в замкнутом уголке Среды.

Профессорскую ложь я воспринял абсолютно спокойно. Мне понятны мотивы его глупого вранья, но даже будь он прав, что с того? Надеюсь, вы помните, как ученик этого наивного хитреца поучал меня, что любое мыслящее существо - не столько биология, сколько социокультурный феномен. Если так, то я - человек. Независимо от того, было ли у меня тело или это иллюзия, как и большая часть того, что составляло мою жизнь на планете Соледад.

И какое имеет значение, что я не помню ни земной части моей биографии, ни родителей, ни собственного имени?

Все это неважно, если ты, неизвестный сын мой, сидишь сейчас под благоухающей сенью одного из бесчисленных садов Новой Земли и читаешь это письмо, адресованное тебе. Изредка поглядываешь на играющих рядом детей, а вдалеке шумит многолюдный город. И мне всё равно, кем я буду для твоих соплеменников - легендарным предком, прародителем известного тебе человечества или сошедшей с ума компьютерной симуляцией, возомнившей себя человеком. Главное, что все было не зря - и мои ошибки и поражения, и твой будущий, неведомый мне, но неизбежный триумф.

Столик в летнем кафе на мостовой, наособицу от прочих. Я один - в светлых штанах без ремня, просторной рубахе навыпуск и сандалиях на босу ногу. На столе - винный бокал, пачка 'Ротманс' и зажигалка.

Краем кружевной скатерти и моими волосами поигрывает легкий ветерок с Адриатики. Из-под моста Вздохов узкий канал показывает змеиный язык. Передо мной раскрывается безумно прекрасный вид - изумрудные воды Гранд Канала соединяются с невероятным по чистоте небом, голубым как взгляд новорожденного. В центре пейзажа и по бокам встреча моря и небес прерывается гордой красотой ренессансных церквей - Сан-Джорджо Маджоре, Ле Зителле и Чьеза ди Санта-Кроче. Между мной и великолепием воды, воздуха и искусно обработанного камня парят чайки и проплывают парусники.

Я вижу гуляющую по набережной праздную публику. Босого уличного портретиста в шляпе и бриджах с подтяжками, сидящего на стульчике с причудливо изогнутыми ножками. Совсем близко - красивую барышню лет двадцати в вычурном платье времен Казановы. В позе нетерпеливого ожидания девушка вглядывается мимо меня вдаль по виа Скьявони.

- Что за анахронизм?

Я показываю на девушку официанту, что стоит рядом в почтительном полупоклоне с бутылкой белого наготове.

- Никакого анахронизма, синьор, - возражает официант.

У 'камерьере' длинный крючковатый нос, почти достающий до выпяченной нижней губы, жгучая черная шевелюра и внимательные глаза слегка навыкат. Он одновременно похож на Паганини и одного актера XX века, имя которого мне лень вспоминать.

- Красавица в карнавальном костюме зарабатывает, снимаясь с туристами за деньги. Полагаю, ждет обаятельного бездельника - фотографа, с которым делит заработок.

- Полагаешь, враг рода человеческого? - подозрительно переспрашиваю я.

Официант улыбается.

- Что будет, если я подойду и заговорю с ней? - интересуюсь я, не дожидаясь ответа.

В этот момент что-то мягко касается моей ноги. Я опускаю глаза и вижу детский резиновый мячик, раскрашенный в четыре цвета. Маленький мальчик подбегает за ним, берет игрушку обеими руками, поднимает голову и с вызовом смотрит на меня внимательными глазами слегка навыкат.

- Так, понятно, - я выплескиваю вино на мостовую, - Всё убрать.

Небо сворачивается как свиток.

СЧАСТЛИВЧИК КЛИМОВ

Один Климов избежал гибели и взял джек-пот - дополнительную сотню лет жизни. Его удачливость до сих пор вызывает у посвященных восторг и замешательство. Для них он остался Lucky, Счастливчиком Климовым. Правда, тех, кому известна эта история, и сначала было немного, а осталось в живых и того меньше.

- А прикинь, Лёха, насколько проще было бы Гитлеру с нынешними технологиями! Не надо рыться в архивах: Бейлис - потому что из иудеев или просто ликёр любит. Сделал анализ ДНК и сразу понятно, кто еврей, кто - нет. Быстро, точно, удобно.

На последних словах высокий коротко стриженый мужчина лет тридцати в модной куртке в стиле милитари три раза рубанул рукой воздух.

- Хочешь сказать - насколько геморройней? - усомнился его спутник среднего роста с круглым лицом в длинном драповом пальто, напоминающий телосложением, скорее, офисного работника. Почти полная противоположность собеседника.

- Архивы-то можно припрятать или сжечь, Артёмка. А если анализ покажет, что твой ближайший друг имеет еврейские корни? Или вовсе - ты сам? Что тогда делать?

- А лаборатории-то под чьим контролем, а?

Молодые люди рассмеялись.

Десятью минутами раньше тот, что повыше, названный Артёмом, указал приятелю на высокое треугольное здание за Храмом Николы Чудотворца на Белорусской, порадовавшее его причудливой формой:

- А это что за билдинг? Пятнадцать лет назад, когда я с отцом приезжал, его не было.

- Это Госпиталь, Гром, - коротко бросил Лёха, собираясь продолжить начатое рассуждение о блеске и нищете современной русской литературы.

- Какой? - уточнил неуёмный Гром-Артём, - Военный, что ли?

- Просто Госпиталь, - ответил приятель, - The Госпиталь.

- Это тот, который дружки организовали? Круто, - присвистнул Артём, - До сих пор не могу осознать, что в Москве инопланетяне обосновались.

- Да, собственно, - Алексей пожал плечами, - принципиально ничего и не изменилось. Как жили, так и живём.

- Ну, не скажи, - Артём покачал головой, - Для детей, которых здесь лечат, изменилось многое. А уж для их родителей...

- Сдаюсь, - Лёха поднял руки, - Мне не понять. У меня детей в отличие от тебя нет.

- Кстати, смотри, - Артём многозначительно ткнул пальцем в лобовое стекло ближайшего жигуля, - Раньше здесь вешали Сталина. А теперь - его.

С фотографии под стеклом на друзей, улыбаясь, смотрел круглолицый человечек с заплетенными в косы черными волосами и лучиками морщинок около вечно смеющихся узких глаз.

"Межзвездный маугли" - так окрестил ведущий CNN этого человеческого детёныша, воспитанного, однако, не волками, а инопланетянами. Сюжет визита дружков в общеизвестном изложении выглядел не менее сказочно, чем "Книга джунглей".

Два с половиной века назад разведывательный корабль инопланетян забрал с Земли мальчика-сироту, погибавшего в зимней дальневосточной "мари". Через много лет выросший человеческий детеныш уговорил "дружков", как он назвал спасителей, отвезти его на родину предков. Дружки не только выполнили просьбу, но и сами выбросили на Землю настоящий гуманитарный десант.

Тридцать два дружка привезли с собой комплекс диагностического и лечебного оборудования, с легкой руки некоего журналиста названный "Госпиталем" - с большой буквы, в котором стали врачевать безнадежно больных, в основном - детей. Какое-то время сильные мира сего пытались влиять на то, кого дружки будут лечить, дабы извлечь из этого политические и материальные выгоды. Но дружки оказались непреклонны. В Госпитале оказывали услуги только бесплатно и только тем, на кого указывали сами дружки. Для этого по требованию дружков по всей земле развернули диагностические центры, где прошедшие специальную подготовку врачи проводили поголовные обследования населения с помощью инопланетных приборов.

Собственно, обсуждение этой программы причудливым путем и привело друзей к обсуждению сложностей и преимуществ анализа ДНК для Гитлера.

- Именно так, молодые люди: международное обследование дружков - страшное оружие кремлевского режима! - неожиданно в мирную беседу армейских товарищей ворвался посторонний голос.

Друзья обернулись. Рядом с ними, на стороне улице, противоположной Госпиталю, обернувшись к зданию, стоял очень низкорослый человек в старом клетчатом пальто, шляпе, с козлиной развевающейся на ветру бородкой и нервным лицом. На груди неизвестного болталась большая табличка: "Васятка Ефремов - прихвостень Кремля!"

- Простите, - заинтересовался Артём, - А Васятка-то Вам чем не угодил? Вроде бы уж ему-то с дружками предъявить абсолютно нечего. Они же детей больных лечат. Больше ничего.

- Ничего? - взвизгнул человечек, - Да он же спас режим! До его прилета нынешняя власть висела на волоске. Международная политическая изоляция, торговые и кредитные ограничения уже добивали кремлевскую клику. Под влиянием экономических трудностей народ начал прозревать. Тысячи лучших людей страны вышли на улицы. И тут вдруг появился этот, с позволения сказать, Васятка, и все испортил. Что, вообще, за имя для взрослого человека?

- Его забрали в детстве, - заметил Алексей, - Как его тогда на Земле называли, так он себя сейчас и зовет.

- Вот! - пикетчик выпучил глаза и вытянул костлявый палец, - Полнейший инфантилизм. Отсюда и эта иррациональная тяга к авторитарной власти. Все по Фрейду. Ему же предлагали переехать в цивилизованную страну, где гуманитарной программе дружков могли предоставить самые лучшие условия. Хочешь, езжай во Франкфурт, хочешь - в Бостон. Президент США лично предлагал, лично! Но он выбрал Москву!

- Так он же родом из России, откуда-то из-под Хабаровска, - Артё навис над пикетчиком, глядящим на него снизу вверх, смешно задрав бородку.

- Да при чем тут Россия! - от досады человечек так тряхнул головой, что чуть не уронил плакат, - Когда его дружки забрали, не было там никакой России. Поищите в Интернете выступление китайского представителя в Совбезе ООН по этому поводу, он там прекрасно все разъясняет. Да даже была бы и Россия, он-то тут при чем? Он разве, прости господи, русский? Ефремов - анчол. Такой был малый этнос охотников и собирателей. Их предки в 15 веке из Манчжурии переселились - профессор Зубов про это подробно писал. А он в телеинтервью Ларри Кингу говорит: "Россия, говорит, моя родная страна!" И на пресс-конференции в Интерфаксе. И на ток-шоу у Опры по скайпу. И везде - как под копирку: условия в Москве устраивают, сотрудничеством с российскими властями удовлетворен, Россия - родина. А его народ вымер во время российского владычества. Русские выморили. Манкурт - вот кто он после этого!

- Не понимаю, - Артём недоуменно помотал головой, - Ну выбрал Россию. Теперь лечат детей в Москве. Чем плохо-то?

- Так я же объясняю, - непонятливость собеседника явно начала пикетчика раздражать, но он взял себя в руки, - Как неоднократно справедливо заявлял Председатель Евросовета, контакт с иной цивилизацией никак не может узурпироваться одним государством. Тем более таким, как Россия - с сомнительным политическим режимом и агрессивной внешней политикой. В крайнем случае, контактом должны были заниматься цивилизованные страны или объединения - США или Евросоюз. А что вышло? Кремлевские воспользовались тем, что корабль дружков спустился на территории РФ, и успели подвергнуть простодушного туземца идеологической обработке. А Запад, вместо того, чтобы просто силой вырвать этого человека, волей случая имеющего на инопланетян совершенно не обоснованное и не оправданное влияние, из лап чекистов, в который уже раз проявил гуманную мягкость к проискам гэбистского режим, и сдался. Вместо того, чтобы проявить твердость.

- Да побоялись они просто, - сказал Артём, - что Васятка обидится и скажет дружкам, чтобы вовсе западников не лечили.

- В результате, - не слушая, продолжал бубнить человечек, - Кремль смог извлечь из тупого упрямства Васятки и местоположения Госпиталя максимум выгод. Он добился снятия практически всех ограничений на кредитование и доступ к технологиям. Российская экономика, уже почти сдохшая, воспряла. Россию в ПАСЕ вернули. Вы понимаете?

- Понимаю, - кивнул Артём, начиная закипать, - Ты, значит, недоволен, что у нас в Волгограде у бюджетников хоть какие-то деньги появились. Ты из своей Москвы хоть иногда вылазишь, борец с тиранией? Знаешь, как в России люди живут?

Алексей дернул Артёма за рукав.

- Слушай, пойдем-ка отсюда. А то сейчас ни за что под раздачу попадем.

- Под какую нафиг раздачу? Ты слышишь, что этот шпендик тут городит?

- Лейтенант Сидоров, - откозырял неизвестно откуда возникший молодой полицейский с простоватым лицом, - Прошу предъявить Ваши документы.

- А в чем дело? - озадаченно спросил Артём, протягивая паспорт.

- Вы задержаны за проведение несанкционированного митинга.

- Какого митинга? - удивленно уставился на лейтенанта Громов.

- Ну, ё-моё... - Алексей в сердцах хлопнул себя ладонью по лбу.

- Я на митинги, вообще, не хожу, - глядя в пол, пробормотал Алексей.

В полицейском отделении он себя чувствовал крайне некомфортно.

- Аполитично мыслите, гражданин Климов, - не одобрил лейтенант Сидоров, старательно переписывая что-то из паспортов в компьютер, - На митинги ходить надо, но - на правильные. Вот на День Победы проводится мероприятие - люди идут с портретами своих предков, воевавших в Великую Отечественную. И патриотично, и уважительно к дедам, и властями санкционировано.

Он еще раз глянул на первую страницу паспорта. Перевел взгляд на Артёма.

- Теперь касательно Вас. Значит - Громов Артём Сергеевич. Регистрация - в городе Волгограде. Так-так... Какими судьбами в Москве? Временная регистрация есть?

- Да я проездом в Петербург, товарищ лейтенант. По делам фирмы. Поезд через три часа -какая регистрация?

- Кем в фирме работаете?

- Генеральный директор. И владелец, - с готовностью ответил Артём, - Торговля продуктами питания, гигиеническими и моющими средствами, ну и всяким - по мелочи. В Питере у нас интересный поставщик наклевывается. Завтра утром встреча. А я вот у Вас застрял. Может, как-нибудь...

- С гражданином Кошелевым давно знакомы? - строго спросил Сидоров.

- С кем? - Артём в недоумении уставился на полицейского.

- С ним, - Сидоров ткнул пальцем в козлобородого в клетчатом пальто.

Диссидент Кошелев сидел на стуле с упрямым выражением на лице.

- Без адвоката ничего говорить не буду. И Вам, молодые люди, не советую. Отвечая на вопросы без составления протокола, Вы потакаете беззаконию.

- С ним вовсе не знаком, - Гром даже отодвинулся от Кошелева вместе со стулом, - полчаса назад впервые увидел.

- А с гражданином Климовым? - лейтенант кивнул на Алексея.

- С Лёхой? Двенадцать лет.

Алексей кивнул.

- А у гражданина Климова-то регистрация московская, - многозначительно сказал лейтенант, будто уличая Артёма в нестыковке, - По бизнесу контактируете?

- Да нет, - Гром махнул рукой, - Фирма Интеля... простите, где Алексей техдиректором работает, больше по электронным устройствам. Мы с Лёхой срочную служили вместе. Единственный человек на точке, с которым о "Пинк Флойд" и Борхесе можно поболтать, - взгляд Артёма ностальгически затуманился, - Полтора года в Забайкалье оттрубили. Зимой - минус сорок, летом - гнус мелкий во все щели лезет. В поселке кроме педучилища и военных - урки на поселении да только что освободившиеся. На точке - болото во все стороны до горизонта, лиственницы стоят редко-редко, как телеграфные столбы, и ни души на десятки километров, - Гром вздохнул, - Золотые были времена.

- Армейская дружба - это хорошо, - одобрил полицейский, - А как Вы у Госпиталя оказались с Кошелевым?

- Да я же говорю - не знаем мы его, - Гром украдкой вопросительно глянул на Климова, тот только пожал плечами, - Я, когда в Питер собирался, списался с Лёхой. Поехал через Москву. Встретились, зашли в ресторанчик тут недалеко. Ну, как полагается - посидели за вискарем, обо всем поговорили. Про армию, за жизнь, о бабах. Потом пошли проветриться, красоты Москвы осмотреть. И на этого хмыря напоролись.

- О! Опять Кошелев! - раздался голос около входа.

В двери кабинета показался коренастый капитан лет сорока пяти с какими-то бумажками. Лейтенант немедленно выпрямился. Сделал сосредоточенное лицо.

- Снова у Госпиталя митинговал? - поинтересовался капитан у Сидорова.

Тот кивнул, не отрываясь от экрана.

- Я по телевизору слышал: у Васятки лихие люди родителей убили и весь род, - не понятно к кому обращаясь, сказал капитан, - Пока его дружки не забрали, сиротой горя хлебнул. Вот с тех пор на страдания детишек смотреть и не может. А Вы, гражданин Кошелев, на такого человека заведомо ложно измышляете. Небось, еще на американские деньги. Стыдно должно быть.

Кошелев вздохнул.

- В Госпитале за четыре года лечилось тридцать тысяч человек. А режим с 2000 года закрыл половину больниц по стране. И треть школ. Ваш Васятка вылечит еще тысячу, еще десять тысяч, а спасенный им режим угробит миллионы. Вам кидают подачки, а в это время отбирают будущее у ваших детей. Этот народ безнадежен.

- Вы бы помолчали, Кошелев, - лейтенант насупил брови, - А то себе сами административку на экстремистскую статью переоформите. А там, знаете, совсем другая ответственность, - украдкой глянул на капитана - хорошо ли сказал.

- А эти - с ним, что ли? - капитан кивнул на Артёма с Климовым.

- Да мы просто мимо проходили! С этим просто языками зацепились. Нас-то чего ради притащили? - Артём говорил не столько просительно, сколько недоуменно.

- Все вы только мимо ходите... - досадливо махнул рукой капитан, слегка скользнув взглядом по задержанным; запнулся, посмотрел на Громова, - Погоди, это не про тебя во "Времени" сюжет был год назад? Ты в Волгограде за свой счет школу построил. Громов, кажется?

- Я... Во у Вас память! - поразился Артём.

Капитан кивнул.

- Профессиональная. Так говоришь - только мимо проходил?

- Да, мы с Лёхой мимо проходили, - Артём быстро пододвинулся ближе к Климову.

- Сидоров, ты протоколы оформил? - капитан повернулся к лейтенанту.

- Никак нет, товарищ капитан, - встрепенулся лейтенант, - еще не успел.

- Ну и не надо.

Грому и Интелю суровый капитан на прощанье прочитал нотацию, с кем стоит болтать на улице, а с кем нет. Им вернули документы и отпустили с миром. Друзья даже успели перед питерским поездом отпраздновать счастливое освобождение в привокзальном кафе.

- Вот чего ты тут в Москве киснешь? Езжай со мной. Мне на фирме толковый и надежный человек во как нужен. А знаешь, какая у меня на острове рыбалка! - радостно уговаривал Лёху развеселый Артём, вцепившись в пуговицу.

- Ну, понимаешь, не все так просто. Есть обязательства и обстоятельства всякие... - уклончиво отвечал более трезвый Климов.

- Да ну, все решаемо, если захочешь, - парировал Артём, - Человек сам кузнец своего счастья!

И уже зайдя в вагон, высунувшись в окно тронувшегося поезда, крикнул:

- Лёха, помни! Нет ничего непреодолимого. Всё только от нас зависит!

Проводив друга, Алексей, слегка покачиваясь, зашел в квартиру, налил чая, не разогревая, швырнул пальто на диван и плюхнулся за компьютерный стол.

Подумал: "А почему бы, правда, на этот парад не сходить? Где только дедов портрет найти?". Он набрал в поиске Гугла фамилию-имя-отчество майора-артиллериста Климова. Тупая машина выдала совершенно посторонних людей. Алексей поменял запрос, потом дополнил, переставил слова. Уточнил, что дед погиб. И получил в ответ статью некоего Викентьева под названием "Что и почему убивает Климовых?".

- Как - нафиг? - пробормотал обескураженный Алексей и хотел уже выключить дурацкий комп и пойти спать, но вдруг почувствовал дурное любопытство.

Зайдя по ссылке, Алексей провалился в черный фон с мерцающими звездами, испещренный загадочными закорючками - то ли иероглифами, то ли рунами. В меню сайта, наряду с опусами Викентьева, оказавшегося скандально известным уфологом, Климов обнаружил набивший оскомину набор откровений свидетелей НЛО, Деникэна, Ажажи и Ванги.

Статья Викентьева начиналась с упоминания нашумевшей четыре года назад катастрофы на Каме прогулочного теплохода "Мокшания". Уфолог долго пересказывал обстоятельства трагедии, акцентируя внимание на странных обстоятельствах - на выходе парохода в рейс вопреки штормовому предупреждению, на открытых вопреки всем правилам иллюминаторах, на непонятном отключении старшим механиком главного дизель-генератора правого борта. На том, наконец, что белым днем на реке в не самых диких местах практически на глазах людей погибло больше полутора сотни человек.

"Многие называли причиной катастрофы безответственность владельцев судна и низкую квалификацию экипажа, - писал Викентьев, - Кто-то сделал более масштабные выводы -что трагедия - симптом общей деградации страны в целом. Но, насколько мне известно, никто не обратил внимание на странный факт - почти четверть погибших носила фамилию "Климовы".

В статье приводился список погибших. Посмотрев его, Алексей со странной смесью удовлетворения и досады обнаружил, что существенная часть однофамильцев на самом деле явно является членами семей. Более того, большая часть Климовых оказалась жителями одного небольшого городка Зимний на Дальнем Востоке, бывшая станция Климово-Царевская.

Впрочем, Викентьев дальше и сам об этом написал. Да, пара десятков Климовых и еще человек тридцать участников злополучного рейса с другими фамилиями приехали из Зимнего по социальным путевкам. Их распространял городской собес среди малоимущих и многодетных. Еще пятеро Климовых оказались родственниками зимнинцев. И это тоже можно понять, продолжал Викентьев. Небогатые люди с Дальнего Востока получили социальные путевки на Каму и решили совместить отдых со встречей с родственниками, живущими в Европейской части России. Билеты-то нынче дороги - когда еще выпадет возможность увидеться.

Еще у троих Климовых Викентьев раскопать близких родственных связей с остальными не сумел, зато обнаружил дальневосточных предков во втором-третьем поколении. И десять оставшихся Климовых Викентьев не смог никак привязать к остальным.

Также, в результате в каких-то случаях сложных, а в каких-то - не очень расследований, Викентьев выяснил, что несколько женщин - три или четыре, плывших на корабле, числящихся под другими фамилиями, были замужем и носили фамилию мужа, а в девичестве были Климовыми. И, наконец, трое из погибших детей имели фамилии отца, а не погибшей с ними матери Татьяны Климовой, не пожелавшей после замужества стать гражданкой Шварцмайер.

На этом Викентьев не остановился и стал раскапывать биографии и происхождение остальных погибших. Это заняло у него довольно много времени. И вот тут-то стала выясняться настоящая чертовщина. У многих из тех, о ком ему что-то удалось разузнать, генеалогические цепочки уходили на Дальний Восток, еще точнее - в Хабаровский край. При этом фамилия "Климов" могла всплыть у деда или прадеда. Глубже раскопать не получалось. Проследить происхождение человека до Октябрьской революции удавалось у единиц, да и то, обычно только по мужской линии. Гражданская война, репрессии, индустриализация раскидали людей, оборвали родственные связи, лишили семейной памяти.

Своим расследованием Викентьев занялся только через полгода после гибели парохода. И занимался еще несколько месяцев, прежде чем, исчерпав возможности выяснять происхождение погибших, решил заняться выжившими. И тут его ждало еще одно потрясение. Из восьмидесяти оставшихся в живых в течение года после катастрофы "Мокшании" одиннадцать человек погибли при совершенно разных обстоятельствах - в автокатастрофе, в уличной драке, от отравления или от неправильного лечения. Тому, что трое из них носили фамилию Климов, но при этом не имели к зимнинцам никакого отношения, уфолог уже не удивлялся.

Викентьев попытался составить сводное генеалогическое дерево из тех, о ком удалось что-то узнать. Он приводил его изображение в отдельном файле по ссылке.

"Видите? - то ли доверительно, то ли саркастически интересовался уфолог у читателей, - В таком представлении собранная информация начинает играть новыми красками. Если дорисовать дерево вниз, до корня, который мы, к сожалению, раскопать не можем, получается, что все или почти все погибшие на "Мокшании" - члены одного клана, имеющие общего предка."

Алексей с любопытством открыл файл с картинкой и не увидел там ничего. Вернее, увидел, конечно - несколько больших и маленьких ветвей, нарисованных сплошной линией, приделанных к большому пунктирному "Иггдрасилю". Фантазия Викентьева парила над этим Мировым древом, свободно раскидывая по нему неопознанных или плохо опознанных Климовых и "Климовых".

- Жулик, - грустно пожурил уфолога Алексей Климов, - А я ведь тебе почти поверил.

Зевнул и закрыл окно, даже не дочитав выглянувший из-под нижней границы экрана завлекающий зачин следующего абзаца: "Но и это еще не все. Не знаю, покажется ли Вам совпадением, но Зимний находится очень близко от того места, где - по его словам - родился небезызвестный "Interstellar mowgli"..."

Полгода спустя человек, назвавшийся Портным, ищуще, с отчаянной надеждой смотрел в глаза Алексея, будто пытаясь увидеть там поддержку и понимание. Махнул рукой.

- Эгоист ты. Только о себе и думаешь. Все равно, ведь, сдохнешь, а так хоть польза от твоей смерти будет. Так что давай: быстро говоришь, что все услышал и понял, и скоренько закончим с этой канителью. Ты даже ничего не заметишь.

Портной вынул кляп изо рта Климова.

- Я же ни в чем не виноват! - заорал Климов.

- Верю, - пьяно кивнул Портной, - Это только апостол Фома и Константин Сергеевич Станиславский не верили, а я тебе верю - отчего ж не верить? Конечно, не виноват. Только дело не в этом. Турки говорят - кисмет. Иногда просто не везет.

- Помогите! - Климов мотал головой и кричал во всю глотку, - Убивают!

- Кого зовешь-то? - хмуро поинтересовался бритый и воткнул кляп обратно по самое не хочу, Климов чуть не задохнулся, - Правоохранительные органы, что ли? Так мы уже здесь. Гляди, сколько нас.

Жестом фокусника Портной достал из нагрудного кармана, корочки с тиснением ФСБ, ФСО, ГРУ. Широко улыбнулся.

- И все настоящие. Ты не понял, парень. Тебе по-всякому кранты. Это дело на контроле у самых больших людей. В курсе - единицы, но вот возможности у них - о-го-го! Так что смирись, не по-мужски как курице с отрубленной головой носиться. Да и чего кричать, если не услышит никто? Тут на несколько кварталов нет никого. И ночь на дворе. Ладно, заканчивай тягомотину. Говори на камеру, что, мол, все слышал и все понял. И до свиданья. Ну как, готов? Давай! - и опять выдернул кляп.

- Последнее желание, - полузадушенно прохрипел Климов.

- Да ты чо? - с веселым удивлением поинтересовался бритый, - Ну давай, говори, интересно даже. А я подумаю.

И еще раз отхлебнул из фляги. Закурил сигарету. К унылому страшному запаху подвала добавилсь табачная вонь.

- Дай поссать, - попросил Климов, - Не хочу, чтобы меня нашли обоссанным.

- Ну ссы, чо, - пожал плечами бритый.

- Так у меня же руки скованы.

- А, ты, типа, хитрый, что ли? Руки тебе расковать? Поссать, значит?

Бритый швырнул сигарету. Неожиданно резво подскочил к Климову, больно ткнул в нос стволом, дохнул прямо в рот омерзительной табачно-перегарной смесью, и заглянул прямо в глаза.

- А ты видел, как в хосписе дети умирающие ссутся и срутся? Удрать хочешь? А ты знаешь, что они тогда Госпиталь закроют, пока ты не скопытишься? Люди умрут! Дети, мать твою!

Волна ужаса пронеслась по телу Климова, на мгновение парализовав, а потом неожиданно наполнив отчаянной истерической силой. Климов что есть мочи разогнул затекшие ноги, выпрямился и со всей дури пнул не успевшего ничего сообразить бритого в грудь. Климов надеялся попасть в горло, чтобы хотя бы на пару секунд вывести убийцу из строя, но не дотянулся.

Бритый упал, крикнул "сука" и выстрелил. "Мимо!" - завопил некто очень маленький и напуганный в мозгу Алексея. Одновременно с этим криком что-то невидимое очень больно дернуло Климова за ухо. Климов рухнул, судорожно замолотил ногами, заорал и неуклюже перекувырнулся в сторону, пытаясь спрятаться от следующего выстрела за гору батарей, неряшливо сложенную у стены. Врезался в нее башкой. Услышал еще один оглушительный хлопок. Алексей с ужасом увидел, как батареи зашатались, а верхняя накренилась и собралась упасть ему на голову. Уже ничего не соображая, крича, он скакнул назад из положения лежа на спине, теперь уже приложившись о бетон затылком. Штабель батарей вдруг обрушился в другую сторону. Раздался короткий вопль и хруст. Портной затих.

На подгибающихся ногах Климов осторожно подошел к бритому. Увидел, что чугунное ребро сплющила оперативному аналитику череп. Что-то вязкое медленно расплывалось под батареей. Климову пришлось лечь на еще теплый и подергивающийся труп, чтобы вытащить из кармана мертвого ключ от наручников. Через несколько минут он с большим трудом освободил руки. Вытащил из нагрудного кармана покойника и несколько минут внимательно разглядывал удостоверения. На всех был изображен Портной в разной форме. Все выглядели как настоящие.

Порванное пулей ухо жутко саднило. Нарастала боль в затылке от удара об пол. Климов взял пистолет Портного, и, уже устав бояться, с тупым равнодушием вышел из подвала. В темном дворе-колодце полуразрушенного старого дома стоял пустой жигуль с выключенным мотором. И ни души кругом. Бритый и впрямь был один. Бессильно опустив руку с пистолетом, Климов затрясся мелкой дрожью, с трудом сдерживаясь, чтобы не раскрошить бешено стучащие друг о друга зубы. Минуту спустя, воздав хвалу неведомому богу, Климов сунул пистолет в карман и побрёл, втягивая голову в плечи от пронизывающего февральского ветра. Куда идти, он пока еще не придумал. Щенячий восторг от чудесного спасения проходил, и Климов все больше осознавал, в какую кошмарную ситуацию он попал.

Некоторое время он отчаянно убеждал себя пойти в полицию или в ФСБ. Думал о том, что человек, назвавшийся Портным, явно выглядел сумасшедшим. Что с его - Климова - стороны случилась чистая самооборона. Что вся рассказанная убитым история выглядит безумно, несуразно, нелепо. Как бред сумасшедшего.

Но к несчастью, она слишком хорошо увязывалась с полузабытой Алексеем статьей скандального уфолога Викентьева. Не заходя домой, Lucky покинул Москву.

Солнечным июльским днем молодой мужчина с загорелым лицом в майке, джинсах и растоптанных сандалиях зашёл в подъезд жилого дома в городе Волгограде. В сумке Алексей "Счастливчик" Климов, а это был он, нес распечатанные договора на подпись директору фирмы Артёму Громову.

После бегства из Москвы Климов на перекладных добрался до Волгограда и свалился армейскому другу как снег на голову. Артём отнёсся к проблемам приятеля с полным пониманием. Он поселил Алексея на съемной квартире у не слишком любопытного старика. Периодически подбрасывал работу для своей фирмы, чтобы тот не чувствовал себя нахлебником и чтобы другу было чем заняться. И через надежных людей готовил Алексею новые документы для выезда за границу.

Алексея не удивило, что дверь открылась от стука. Громовы обычно не запирались. На секунду озадачила тишина. Затем в коридор вышел человек с пистолетом.

- Здравствуйте, Климов, - очень спокойно, даже несколько отрешенно, сказал неизвестный, - Заходите на кухню, не стесняйтесь.

Только теперь Климов разглядел в тени на полу коридора пятно крови и полосы от него, уходящие в комнату, как будто что-то тащили. Оцепенев, Алексей невольно скосил глаза за кровавым следом.

- Вперед смотреть, - отрывисто приказал незнакомец, и когда Климов зашел на кухню, указал рукой на стул перед собой, - Садитесь.

На кухонной кушетке, развалившись, сидел еще один неизвестный Климову тип с открытым ртом, дыркой во лбу, и бордово-черным овалом на стене за затылком. Спокойный сел рядом с ним. Налил стакан минералки, выпил, вытер пот со лба. Уставился на Климова, потом на стену перед собой.

- Кто Вы? - заговорил Алексей, скорее, чтобы пугающее молчание прекратилось, чем, действительно, желая услышать ответ.

- Только не пытайтесь убежать или драться со мной, - произнося слова так же монотонно, как робот, предупредил спокойный человек с пистолетом, - Во-первых, бесполезно. Во-вторых, это не в Ваших интересах. Вы это сейчас поймете. В-третьих, ответ на Ваш вопрос. Главное, что Вас сейчас интересует. Нет, я - не Ваша смерть. Был ей, но перестал около получаса назад.

Хмыкнул.

- А Вы удачливы. Если, конечно, в Вашем положении это слово уместно. После Вашего бегства из Москвы Старик испугался последствий и велел подделать видеозапись для Ефремова. Как будто Портной Вас пристрелил. Это существенно уменьшило нашей группе возможности поиска. А Вам подарило почти полгода жизни.

Человек с пистолетом опять выпил минералки. Глянул на Климова.

- Воды?

Алексей поспешно помотал головой.

- Хотите знать, на чем спалились? Вы позвонили в Геленджик Сергею Петровичу, двоюродному брату. Хотели предупредить, хотя почти не знали его и не видели двадцать лет. Намерение понятное, очень человечное. Только вот загвоздка. Человек, с которым Вы разговаривали - не Сергей Петрович. Ваш двоюродный брат уже полтора года лежит на дне Черного моря, в районе Анапы. Бывает так, человек пошел купаться и не вернулся.

Климов почувствовал укол в груди. Он вспомнил Сережку. Босоногий двенадцатилетний пацан из детской поездки к родственникам на юг, смеясь, пробежал перед его глазами. И растворился в тумане, как не было. Климов пытался сосредоточиться, но покойник на кушетке все время притягивал его взгляд.

- Вы об этом думаете? - спокойный кивнул на труп, - Это напарник мой, Марков. Позывной "Мрак". Понимаете, - тут спокойный остановился, - мой сын болен лейкемией. У нас всех в команде либо дочь или сын неизлечимо больные, либо еще кто-то из семьи. Вместо того, чтобы сформировать группу из нормальных социопатов и хладнокровных мерзавцев, Старик набрал в нее эмоционально мотивированных. Если не cчитать историю с Портным, до последнего времени это работало. Но вот видите - возможны эксцессы, связанные со слишком острым восприятием детской боли. Когда мы зашли, нам открыл Ваш приятель. Все шло нормально, но тут его парнишка рванул к двери. Мы даже не знали, что он - здесь. Должен быть в школе.

Климов похолодел.

- Что с Мишей?

Спокойный помолчал, нелепо выпятив губу.

- Вы, видимо, хороший человек, если Вас это интересует в такой момент. Мы должны были просто дождаться Вас, и все.

Спокойный кивнул на труп.

- Это я его исполнил. Сразу после того, как Мрак застрелил ребенка. И отца.

Спокойный достал из кармана две карточки.

- Возьмите. На этой, - он помахал обычной дебетовой картой, - тысяч сто. В квартале отсюда я видел рядом с продуктовым банкомат. Сразу как выйдете отсюда - обналичьте все. Через пару кварталов поймайте такси - лучше бомбилу, не зарегистрированного. Скажите - до станции Северная. Неважно, если не знаете, местный поймет. Вот эту карточку, - протянул он белый прямоугольник с черными буквами и эмблемой, - возьмете с собой. Благодаря ей Вы можете успеть выехать из города, а там уже как повезет. Если патруль остановит, просто покажите ее без объяснений. Чем меньше будете говорить, тем лучше.

Спокойный еще помолчал.

- Вы знаете, я даже сейчас не могу толком объяснить, что только что натворил, и что собираюсь сделать дальше. Вообще-то, я Вам сейчас не одолжение делаю, а только продлеваю мучения. Милосердней было бы пристрелить. Да не дергайтесь - не собираюсь. Просто говорю, что Вы нигде не сможете спрятаться. Ни здесь, ни за границей. Это только вопрос времени. Рано или поздно Вас поймают и отдадут на заклание. И если Вы таки ухитритесь долго скрываться, информация может дойти до дружков. Тогда лечение в Госпитале приостановят, пока Вас не убьют. Такое пару раз уже было. Тогда много детей уже там умерли, не дождавшись. А если бы я Вас сейчас не отпустил, я бы и от убийства Мрака придумал как отмазаться. Они бы меня поняли. Даже Старик.

Спокойный вздрогнул.

- Мой сын. Он ведь без меня может умереть. С большой вероятностью.

Спокойный потер глаза, на глазах переставая быть спокойным.

- У меня первое образование - филфак. А я вот сижу здесь и собственное поведение не могу растолковать. Полная деквалификация. Что я должен сказать? Что слезинка ребенка не стоит слезинки ребенка? Что невинных людей нельзя убивать? Чушь это все. Нормальный родитель способен ради своего дитя на все - вообще, на все. И я прекрасно понимаю мозгами не совсем еще сбрендившего мужика, что это нормально, правильно. Так должно быть. На этом стоит мир. Если бы наши предки думали иначе, нас бы не было. Все остальное - ложь, гниль, интеллигентские извращения. Так что я должен теперь думать - что моего сына убьют Достоевский и Нагорная проповедь, кем-то засунутые мне в башку?

Он мотнул пистолетом перед носом Алексея в сторону двери.

- Всё, хватит. Идите отсюда.

Климов вскочил. Быстро подошел к двери. Запнулся.

- Погодите, а как же...?

И наткнулся на холодный взгляд и направленное на себя дуло.

- Климов, не испытывайте судьбу.

Климов выбежал на лестничную клетку. Через два пролета ему послышался хлопок сзади.

В начале сентября Андрей сидел на веранде и второй час пытался починить замок, все больше проникаясь чувством глубокого отчаянья и беспомощности. Давно следовало позвать охранника Тимофея с КПП, но, каждый раз, думая об этом, Андрей представлял тяжелый взгляд жены и со вздохом возобновлял попытки.

Он в очередной раз разложил перед собой детали. Выдохнул. Подошел к окну. И увидел у калитки странного человека. Одежда его выглядела сильно мятой, будто в ней спали несколько дней. Незнакомец покачивался из стороны в сторону, и, то пуча глаза, то щурясь, смотрел на табличку на доме.

Андрей подождал пару минут. Незнакомец не отходил. Андрей открыл дверь веранды.

- Вам что-то нужно?

Незнакомец поднял голову. Его физиономия, красная и обросшая диким волосом, тем не менее, почему-то произвела на Андрея успокаивающее впечатление. Незнакомец вгляделся в хозяина дачи.

- Воды, если можно.

- Да, конечно.

Андрей хотел вынести воду к калитке, но неизвестный, видимо, принял его "да" за приглашение и вошел на веранду. Взял стакан из рук хозяина, сел на лавку. Запаха алкоголя Андрей не почувствовал. Гость выглядел, скорее, больным, чем пьяным.

- С Вами все в порядке?

- Видимо, простуда легкая. Ничего. Извините, я увидел табличку на Вашем доме - "здесь живет семья Климовых". Это Ваша фамилия?

- Да.

Незнакомец покрутил стакан в руках. Посмотрел на Андрея.

- Я должен Вас предупредить. Вам может грозить страшная опасность. Как Климовым - грозит.

- Что значит - "как Климовым"? - не понял Андрей, - Как всем людям с нашей фамилией?

Незнакомец потер рукой лицо.

- Не всем, но тем, кого это касается - смертельная. Да, такую реакцию следовало предвидеть. Я бы и сам год назад так отреагировал. Понимаете, я - тоже Климов, Алексей Климов. Правда, у меня нет документа, чтобы это доказать. Но его потому и нет, что я скрываюсь.

"Псих, - подумал Андрей, - Впрочем, у него явно высокая температура".

- Я уже несколько месяцев спасаюсь один, - между тем продолжал "другой" Климов, - И мне очень трудно. Когда я увидел табличку, подумал - какого черта? Может быть, сейчас сотня или больше Климовых пытаются спастись поодиночке. Это нелепо. Климовы должны осознать общую опасность, а на основе ее - общие интересы.

- О чем Вы говорите - какая опасность угрожает Климовым?

- Вы просто не знаете. Это государственная политика. Просто не афишируется. Но если поискать, можно найти. Посмотрите сайт Викентьева.

- Кто это? - Андрей услышал за спиной голос Ольги, обернулся.

- Все в порядке, Олечка. Человек попросил воды.

Ольга пристально и с беспокойством смотрела на "другого" Климова.

- Он здесь живет?

- Нет, - ответил "другой" Климов, - я мимо проходил.

- Ты документы спросил?

- У меня нет документов, - опять опередил Андрея гость.

- Что Вам нужно? - резко и взволнованно крикнула Ольга, - Я сейчас полицию вызову.

"Другой" Климов тяжело встал с лавки, поставил стакан.

- Я уже ухожу.

Развернулся к двери. Андрей вскочил за ним.

- Вы больны, в деревне есть фельдшерский пункт. Может, скорую вызвать?

"Другой" вяло махнул рукой.

- Не надо.

Медленно ступая, спустился с веранды, ухватившись за калитку, вышел и пропал за соседним забором.

- Ну зачем ты этого бомжа в дом пустил? - женщина накинулась на Андрея.

- Человек воды попросил.

- Ага, с похмелюги. Алкаш же, - сказала Ольга, - На морде написано.

- Он не похож на пьяного, - осторожно, стараясь не сердить жену, сказал Андрей.

- Значит, наркоман. Ломка у него, поэтому пить хочет.

Она всплеснула руками.

- Господи, он же наводчик! Зубы тебе заговаривал, а сам зыркал по сторонам. А потом дождутся, когда мы уедем, и дачу обчистят.

Ольга села на лавку, обессиленно опустив руки.

- Ну почему ты такой не от мира сего, Андрюша...

Еще через полгода. Начало весны.

Внедорожник свернул с трассы на пыльную боковую дорогу и остановился в тупике перед аляповатым зданием, облицованным дешевыми панелями под кирпич. На фасаде дома пестрели яркие надписи "Кафе "Домашнее", "Отель (2-й этаж)", "Мясная кулинария". Между входами в каждое из заведений устроились импровизированные лотки. Грузный старик с серой бородой, расплывшийся на маленьком раскладном стульчике, наполовину закрытый горой белого сыра. Широкобедрая девушка со слегка испуганным бесцветным лицом, одетая не по погоде, за пластмассовыми контейнерами с разноцветными медом и с полкой фруктов и овощей за спиной. Женщина неопределенного возраста и неопределенной формы за столиком с разнообразной мелочью - от брелков и батареек до нескольких пар обуви, выглядящей чудовищно некачественно.

Из задней двери внедорожника вышел иностранец. Нездешнее происхождение угадывалось по загару, беззащитной белозубой улыбке и еще чему-то плохо объяснимому, но опознаваемому очень хорошо.

Не переставая лыбиться, осторожно ступая через полосы жидкой грязи, иностранец подошел к лотку с мелочью. Он внимательно оглядел лоток, просиял еще больше и ткнул в одну из небольших иконок.

Тетка встрепенулась, как курица, выпучила глаза и выпалила:

- Две тыщи!

Иностранец пожал плечами. Что-то спросил по-своему.

- Две ты-ся-чи, - старательно по буквам повторила тетка. Иностранец развел руками. Вытащил мобильный, протянул тетке. Та непонимающе уставилась на него. Нездешний с досадой обернулся к машине.

- Сейчас водилу спросит, - сказал тетке старик, - Будет тебе тогда "две тыщи". Лёху позови быстрее, он вроде что-то по-ихнему понимает.

Тетка зыркнула на испуганную девушку. Та быстро побежала в одну из дверей. Старик жестами показал иностранцу - погоди, мол. Через минуту из дома вышел небритый мужчина с нездоровым зеленоватым лицом, в очень потертых джинсах и куртке, из которой в нескольких местах торчала вата.

- Вот ду ю лайк? - сказал иностранцу Лёха.

...- Чего бы Вам хотелось? - с чудовищным акцентом произнес незнакомец.

Выглядел он так, будто только что умер. Впрочем, за четыре дня пребывания в России Питер успел увидеть и не таких.

- Вы говорите по-английски?

- Ага, - кивнул незнакомец, и что-то пробормотал по-русски.

- Что? - спросил Питер.

- Старая русская шутка, не обращайте внимание. Так что Вас интересует?

Питер показал на доску. На ней в иконописной манере в обрамлении желтого, черного и золотого красовался круглолицый человек с глазами-щелками, черными косами поверх белого балахона с волосяной фигуркой человека на груди. Фигурка раскинула руки, напоминая крест и распятого на нем одновременно. Над головой знаменитого русского "космического маугли", стилизованного под православного святого, сиял нимб.

Незнакомец поднял голову и глянул Питеру в глаза.

- Почему именно эта?

Питер задумался.

- Ну, что-то в этом есть очень характерное для России, такое свойственное русским первобытное простодушие, - сказал и тут же спохватился, - Простите, не хотел Вас обидеть.

Землистолицый махнул рукой.

- Ничего. Чужие заблуждения не столько обижают, сколько развлекают. Давно у нас?

- Пятый день.

- И как?

В глазах незнакомца Питер увидел неподдельный интерес.

- Вы знаете, очень интересно, но ничего не понятно. Все совсем не так, как я ожидал. Хотя я много читал о России - Достоевского, Чехова...

- Ну, тут Вы - не одиноки, - незнакомец усмехнулся, - Здесь у нас многие читали и Достоевского, и Чехова. И тоже большинство ничего не понимает и получает от жизни в России совсем не то, чего ожидали.

Питер рассмеялся.

- Раньше у нас не бывали?

Питер помотал головой.

- Нет. Но очень хотел. Видите ли, мои предки - из России. Прадед, которого я не знал, приехал в Штаты после Второй мировой войны. Я все собирался съездить, да откладывал. А тут вдруг нашлись родственники в Ваших краях и позвали к себе.

Питер осекся.

- А это Вы пытаетесь меня разговорить, чтобы понять, сколько с меня можно содрать за эту поделку? Много я за эту штуку все равно не дам. Хоть и знаю, что этого парня здесь очень ценят. Возможно, больше, чем он на деле стоит.

Питер ткнул прямо в лицо космического маугли. Человек с лицом покойника неопределенно пожал плечами.

- Я бы сказал, что Васятку, наоборот, недооценивают. Тем, чья жизнь с его пересекается, эта встреча может обойтись очень дорого.

Питер вздохнул.

- Вы - занятный человек. С удовольствием бы с Вами поболтал, но меня жена ждет, нервничает. Она тут все время нервничает. Назовите цену и я поеду.

- Две тысячи пятьсот рублей. Наличными, естественно.

Питер молча отдал деньги. Забрал иконку, споро упакованную теткой в бумажный пакет. Пошел к внедорожнику. Обернулся.

- А он, ведь, Вам очень не нравится, - он показал собеседнику на сверток, - Хотя, казалось бы - спаситель больных детей, благодетель всего мира и особенно Вашей страны. Почему?

- Что Вы! - возразил землистолицый, - Васятка распоряжается жизнью и смертью людей. К таким понятия "нравится - не нравится" не применимы. Их либо любят без памяти, либо...

- Ненавидят?

- Стараются жить, будто их нет, мистер... Впрочем, я не узнал Вашего имени. Да и незачем.

- Отчего же? Меня зовут Питер Клайм.

- Как Вы сказали? - глаза незнакомца расширились, - Это случайно не от русской фамилии Вашего предка?

- Да, Вы угадали - от фамилии Klimov. А в чем дело? - удивился Питер.

- Н-ни в чем, - беспокойство землистолицего прошло, - Счастливого пути, мистер Клайм. Удачи Вам.

Питер подошел к машине. Сел рядом с женой.

- Почему ты так долго? - она вцепилась в его руку.

- Разговорился с этим забавным русским, Иса. Его английский ужасен, но даже на нем он умудрялся выражаться весьма загадочно и многозначительно.

- Он мне не показался забавным, - сказала Иса, - Вряд ли ты мог заметить, но он поразительно похож на тебя. Я даже на какое-то мгновение испугалась, что тебя им подменят. Смотри, он все еще смотрит на нас!

Питер глянул в окно. Недавний собеседник, действительно, все еще стоял у лотка и неотрывно провожал внедорожник взглядом. Иса вздохнула.

- Я все больше убеждаюсь, что эта поездка - не самая лучшая идея. Вы все русские - безумцы. Мне надо было прочитать "Братьев Карамазовых" до того, как я за тебя вышла замуж.

- Так я же и посоветовал тебе их прочитать после свадьбы, - улыбнулся Питер.

Женщина вздохнула.

- Покажи, что купил.

Питер вытащил иконку из пакета.

- Полюбуйся, Иса, это новый русский святой....

Лето. Москва.

Климов сам не знал, что его принесло на "Белорусскую". Переодевшись в только что купленный секонд-хенд и сунув старую одежду в урну, он спросил время у кассирши. Понял, что до встречи еще два с половиной часа, которые надо чем-то занять. Несмотря на страшную усталость, события последних дней вызвали у него такой выброс адреналина, что оставаться на месте было никак невозможно. Климов заглянул в соседнюю парикмахерскую, где мужественная парикмахерша состригла и сбрила с него канавы, проселки, переход через границу и страшный беспамятный перелет в Москву. Алексей посмотрел в зеркало и увидел там вполне пригодного к выходу на московскую улицу человека. Дошел до метро, проехал один перегон от "Новослободской" и вышел в вечный ремонт перед вокзалом.

И увидев треугольное здание за Николой Чудотворцем, сообразил, куда пришел. Ноги уже сами дотащили его к входу в Госпиталь.

Дождливый день совсем не походил на летний и до боли напоминал тот вечер в начале октября. Алексей повернулся и остолбенел. Кошелев стоял на том же месте в том же пальто и с тем же плакатом. Только без шапки. Скользнул не узнающим взглядом по Климову. Опять со злобой уставился на витрину.

"А вдруг ничего не было? Вдруг все случившееся - кошмар, привидевшийся мне за пару секунд?" - в ужасной надежде обомлел Климов. Вот сейчас из-за угла выйдет Артём, веселый и живой. Климов посмотрел в сторону, куда глядел пикетчик, и увидел за витриной ростовой портрет Васятки. Художник изобразил анчола на фоне садящегося среди дальневосточного редколесья солнца. За головой нарисованного Васятки ненавязчиво проглядывал светящийся ореол. Ефремов изображался взрослым, но выражение его лица больше напоминало младенческое с незамутненной и почти бездумной чистой радостью бытия. С готовностью к встрече с людьми.

- Любуетесь?

Климов обернулся.

- Отец? - еще раз спросил его богато одетый господин в хорошем расположении духа, выходящий из дверей Госпиталя. На Алексея пахнуло дорогим алкоголем.

Климов кивнул. Господин остановился. Улыбнулся.

- Я часто тут вижу родителей детей, которые в Госпитале лечатся. Или лечились. Матери с портретом разговаривают, благодарят, некоторые даже на колени перед ним падают. А отцы молча стоят, вот как Вы, смотрят, пытаясь разгадать тайну этого человека. А загадки-то на самом деле никакой нет. Просто он - обыкновенный святой.

Господин помолчал, видимо, ожидая реакцию Климова. Алексею даже показалось, что его непрошеный собеседник пару раз слегка повернулся перед ним, меняя ракурс. Надеясь, что Климов его узнает. Не дождавшись, господин опять заговорил.

- Его определенно канонизируют. После смерти, разумеется. Вы знаете, конечно, что он живет весьма аскетично, довольствуется малым. При его нынешнем влиянии мог бы стать богатейшим человеком в мире. Но Васятка абсолютно равнодушен к деньгам.

Господин с многозначительной задумчивостью посмотрел на витрину, потом на Климова.

- Я по заказу Фонда социальных исследований при ВШЭ пишу книгу о философии и этике Василия Ефремова. Основная идея, которую я там пытаюсь обосновать - что этические законы едины для всех разумных. Это - не красивая фраза, а вполне доказуемое утверждение. Скажем, Золотое правило этики никакого отношения к физиологии разумных, количеству полов у них, способу размножения не имеет. Все разумные рано или поздно должны прийти к нему, как всеобщему нравственному закону, который, в конечном счете, заменит законы писаные.

Климов кивнул.

- Понимаю. Когда-нибудь. А пока - закон талиона.

Господин недоуменно посмотрел на него.

- Не понял?

- Ничего, это я про себя. Я слушаю Вас, мне очень интересно.

- Лейтенант Сидоров, - откозырял выросший как из-под земли молодой полицейский с простоватым лицом, - Прошу предъявить Ваши докумен... - Сидоров запнулся, - Ой, извините, товарищ Соколов, не узнал.

Господин, названный Соколовым, расплылся в улыбке.

- Да ничего, я понимаю - служба.

- Вот жене расскажу, не поверит... А Вы, гражданин?

- Он - со мной, - добродушно, но со значительностью в голосе сказал Соколов.

Сидоров пристально вгляделся в Климова, Алексей почувствовал ползущую по виску каплю холодного пота.

- Что-то лицо мне Ваше знакомо, - задумчиво сказал Сидоров - Уж не по ориентировке ли?

- Вы меня здесь задерживали год назад, - сказал Климов, - По ошибке.

- А, точно! - обрадовался полицейский, - А вот насчет "по ошибке" - это Вы зря. По ошибке никого не задерживают. Всегда есть какая-то причина. Может, это Вам предупреждение было. Знак, так сказать.

Лейтенант козырнул. Заложив руки, пошел по улице. Алексей решил не испытывать судьбу, кивнул Соколову и повернулся уходить.

Соколов улыбнулся.

- Вы - интересный собеседник. И у Вас лицо пожившего человека. Не хотите побывать на моем ток-шоу?

Климов остановился.

- Хочу.

- Тогда вот Вам визитка, - Соколов протянул ему, - Звоните. Можете на ближайшее попасть. Сегодня вечером будет. Только паспорт не забудьте захватить. Сами понимаете - Останкино.

- Спасибо, - сказал Климов, - Мне тоже было очень приятно.

- Паспорт не забудьте, - пробормотал Алексей, зайдя за угол. Повертел визитку в руках, швырнул в урну. С людной улицы Климов повернул в переулок и услышал одинокие шаги за спиной.

Похолодев, Климов украдкой глянул через плечо. Метрах в пятнадцати позади, глядя под ноги, брел Кошелев. Почему-то с пустыми руками. "Блин, напугал диссидент хренов". Алексей вздрогнул. Ну да, диссидент. Они же там через одного на ФСБ работают.

Климов резко развернулся и встал на пути Кошелева, широко расставив ноги.

- Что, Кошелев, плакат потеряли?

Человечек от неожиданности чуть не подпрыгнул.

- А? Что? - облегченно вздохнул, - А, это Вы. А я, ведь, Вас узнал. Просто не хотел подавать виду, что мы знакомы, при этом... ну, Вы поняли. Как-то неважно выглядите. Год назад у Вас вид был несколько более преуспевающий. А у Вашего приятеля как дела? Симпатичный молодой человек, хотя, конечно, мозги пропагандой промыты начисто.

- Он погиб, - мрачно буркнул Климов.

- Жаль, - огорчился Кошелев, - Вот так еще один хороший человек безвестно и бесследно канул в бездну под названием Россия. Я даже его фамилию не помню. Вот Вашу почему-то припоминаю - Климов. А его - нет.

- Да? - Алексей почувствовал неприятную дрожь в нижней части лица, - А что еще Вы про меня помните?

Кошелев развел руками.

- Да больше ничего. А что?

Алексей почувствовал гнев, нарастающий и поднимающийся откуда-то из живота к голове.

- Значит, ни хрена не помните, но, что я - Климов, запомнили? А если я не хочу быть Климовым? Что такое Климов - рука или нога? Что это за клеймо на лбу - "Климов"? Меня кто-нибудь спросил, хочу ли я быть Климовым?

- Да что Вы так перевозбудились-то? - удивился Кошелев, - Если не нравится, смените фамилию, да и все.

Алексей осекся, уставился на Кошелева.

- Вот так просто? А что еще сменить? Национальность, форму черепа, цвет глаз?

- Ну а в чем проблема-то? Меняйте. Форму носа или груди, культурные предпочтения, гражданство, пол, в конце концов. Не в Средние века живем. Самоидентификация - личный выбор каждого, - Кошелев глубоко вздохнул, в сердцах топнул ногой, - У Вас же есть какое-то высшее образование. Я понимаю, что российское, но все же Вас хоть как-то мыслить должны были научить. Поймите, ни к чему, что Вас тяготит, Вы гвоздями не приколочены. Если хотите, Вы можете перестать быть русским, патриотом, вообще, россиянином...

- Человеком, - добавил Алексей.

- Что? - не понял Кошелев.

- Естественное продолжение последовательности: перестать быть тем, другим, третьим. Следующий член ряда - перестать быть человеком.

- Да нет же! - закричал Кошелев, - Наоборот, освободившись от всей этой мишуры, как раз и сможете стать человеком. Хотя бы попытаться стать цивилизованным европейцем.

Алексей качнулся как от удара.

- Уже попробовал, - сказал он тихо.

- Что попробовали?

- Стать европейцем. До Харькова доехал. Европа меня отвергла. Сказала, что я - Климов, и выплюнула обратно.

Быстрым шагом Алексей покинул переулок, оставив там стоящего в недоумении Кошелева.

Климов сидел за столиком, отхлебывая горячий шоколад, пристально глядя на входную дверь заведения. Наконец, увидел старика в свитере грубой вязки и древней болоньевой куртке. Старик прищурился и повел длинным носом из стороны в сторону. Шкиперская бородка с проседью выглядела глуповато, но нервно-агрессивный вид вошедшего к шуткам не располагал. Фотография на сайте явно была сделана лет двадцать назад, но сомнений в личности нового посетителя "Шоколадницы" у Климова не возникло.

Алексей вышел из-за столика и протянул руку.

- Эдуард Сергеевич! Это я Вам звонил.

Викентьев молча уставился на него. Оглядел с ног до головы. Руку как будто не заметил. Ни слова не говоря, сел за ближайший столик. Климову оставалось только расположиться напротив.

- Меня зовут Алексей Климов. Я могу Вам рассказать, почему погибают Климовы.

- Десяти минут хватит? - недружелюбно поинтересовался Викентьев.

- Постараюсь.

...Полтора года назад будущий Счастливчик, в миру - Алексей Климов, очнулся в грязном холодном подвале с кляпом во рту и руками, скованными наручниками за спиной. Открыв глаза, тут же зажмурился - кто-то немилосердно светил в них фонарем. Климов изумленно замычал, попробовал встать и рухнул, сбитый с ног пинком.

- Сиди уже, - услышал он голос, который Климову очень не понравился.

Неизвестный воткнул фонарь между склизлой стеной и водопроводной трубой, создав в подвале некое подобие освещения. Повесил на шею шнурок с телефоном. Глянул на экран. Удовлетворенно кивнул. Нажал кнопку. Присел на корточки перед Алексеем. Климову бросились в глаза сантиметровый ёжик жестких волос, подергивающийся глаз незнакомца и бордово-красные, будто воспаленные, губы.

- Ну что, процесс пошел. Кивни, если слышишь и понимаешь.

Климов посчитал за благо утвердительно мотнуть головой.

- Вот и славно, - умильно заметил бритый, - Я, ведущий специалист аналитического отдела бла-бла-бла и все такое Николай Портной, начинаю проце... дуру, - и глупо хихикнул.

Алексей понял, что тюремщик изрядно под градусом.

- Здравствуй, Климов. Хотя вы для нас все - климовы, но ты еще и по паспорту. Это приятно. Устраивайся поудобнее, я тебе сказку буду рассказывать.

Климов помычал, мотая головой.

- Не, не, - человек, назвавшийся Портным, покрутил пальцем перед лицом Климова, - Пока я тебе не буду кляп вынимать. Сначала ты меня выслушаешь, а уже потом скажешь, что потребуется.

Бритый хохотнул, прокашлялся.

- Серьезней надо. Запись ведь, документ. Короче, ты такого человека - Васятка Ефремов, знаешь?

Климов кивнул.

- Ага, - удовлетворенно покивал бритый, - Кто же его не знает? Он же детей больных лечит. Со всей Земли к нему съезжаются. Вот и дочка моя, непременно вылечилась... бы! - вдруг крикнул бритый, так что Климова передернуло, - Если бы в очереди ее не поставили на хренсотое место. Поздно он прилетел. Я, ведь, знаешь, - Портной перешел на доверительный тон, - этим делом-то, - он вытащил из кармана флягу, - занялся после того, как златовласке моей рак диагностировали. И болтать стал много не по делу. А до того-то был подающий надежды оперативный аналитик, офицер на хорошем счету.

Портной хлебнул из фляги. Запахло алкоголем.

- Но хрен со мной, пропащим. Мы за Васятку говорим. Так вот, мальцом его забрали зеленые человечки, потом парень вырос, и с дружками своими прилетел на Землю. Прямо к нам, в Россию. И сказал президенту нашему, министрам и всей остальной звездоте слово золотое. Я, говорит, землянин, и хочу, значит, с людьми жить. Да не просто жить, а помочь им в сей юдоли скорби. Лечить всех бесплатно, а особенно детей малых. И чтобы ни у какого министра или там миллиардера никаких привилегий не было. Хоть сын дворника, хоть даже самого смотрящего Краснокаменской зоны. Чтоб по справедливости. Вот такая сказочка про белочку, парень. Но ее все знают.

Бритый еще раз достал из кармана флягу, отхлебнул. Протянул Алексею.

- Хошь, Климов? А да, у тебя же кляп. И наручники. Ну, значит, не судьба. Стало быть - вот тебе, чего знают не все. Родителей вот этого святого человек порешил некто Клим Еремеев. Двести пятьдесят лет назад. Чуешь, к чему веду, Климов? - Портной сделал акцент на последнем слове.

Климов смотрел на него в недоумении.

- Имя расслышал? Не втыкаешь? Сейчас разъясню.

Дальше Портной говорил уже без запинок и ясно.

- Когда этот упырь Еремеев пришел к ним в стойбище, он там всех убил. До единого. Только маленький Васятка схоронился, но все видел. И запоминал. Папаша его вырвал из бороды упыря клок, когда с ним сцепился. Малой, не будь дурак, когда вылез, тот клок в тряпицу положил и с собой унес. Потом его дружки подобрали - ну это ты знаешь. Так вот Васятка там у дружков рос, учился уму-разуму, а про убийцу отца и матери своих не забывал. Хоть убийца и помер давно.

Бритый тяжело выдохнул. На Климова пахнуло смрадом перегара.

- И вот, сказав президенту и всей звездоте слово золотое, взамен поставил им Васятка одно единственное, но железобетонное условие...

Портной уставился на Климова и произнес спокойным и абсолютно трезвым голосом.

- Чтобы род того упыря Клима Еремеева, что родителей моих погубил и меня сиротой сделал, был стерт с лица Земли, как его и не было. До последнего человечка. А чтобы знали вы, как его найти, вот вам волосок его поганый. С его поганой ДНК, по которой вы их всех и найдете.

Климов посерел. Родившийся во рту крик запутался в кляпе.

- Вижу, понял ты, парень, - кивнул бритый, - начальство это условие приняло. А куда деваться? Детишек-то жалко. Их только в стране неизлечимых - раньше не излечимых - уточнил Портной, - тысячи. А по миру и миллионы будут. Как же их не пожалеть? А ты, значит, просто под раздачу попал.

Ну и до кучи, он еще одно условие поставил. Чтобы непременно каждому приговоренному Климову непосредственно перед смертью рассказывали, что это с ним происходит и из-за чего. Работу это существенно осложняет. Но я считаю, само это правило - справедливое. Не дело человека мочить, чтобы он даже не знал, за что ему это. И, значит, о рассказе этом, о том, что приговоренный все услышал и понял, а также о том, как его, значит, это самое - на камеру видеоотчет.

Зачем ему видеоотчет? А чтобы не накололи. Понимаешь, если Васятка показывает на человечка, а того не исполняют, дружки деток лечить могут перестать.

Бритый опять присел на корточки.

- Вообще-то, исполнением занимаются другие люди. Я - оперативный аналитик, кабинетный червь. Но на тебя ориентировка пришла сегодня вечером, когда никого уже в управлении не было. А за час до этого мне сообщили, что рак златовласки моей перешёл в терминальную стадию. Вот я и подумал. Если я тебя сам исполню, а потом видеоотчет Васятке предъявлю, может, он ее в начало очереди перенесет? Из благодарности. Может еще не поздно девочку мою спасти?...

Lucky Климов и Эдуард Викентьев сидели в "Шоколаднице" около "Проспекта мира". Внешним видом и одинаково угрюмым усталым выражением лиц со стороны они могли показаться старшим и младшим братьями, хотя реальная разница в возрасте между ними составляла лет тридцать. Последние полтора года обошлись Климову слишком дорого. Викентьев потряс головой.

- Погодите, Алексей. Еще раз повторите, как Вы оказались в Москве.

- Меня задержали в Харькове, - качая в такт словам головой, ответил Климов, - Местные спецслужбы. Но почему-то не... хм... не исполнили на месте, а привезли сюда на самолете. По дороге из аэропорта машина, на которой мы ехали, попала в автокатастрофу. Я убежал.

- И отправились в Москву? Зачем? - быстро спросил Викентьев, глядя исподлобья.

- Эдуард Сергеевич, ну к чему этот допрос? - Климов устало помотал головой, - Я очень устал...

- Что значит - "к чему допрос"? А Вы поставьте себя на мое место, - Викентьев брюзгливо выпятил губы, - Я всю жизнь боролся с системой и косностью так называемого научного сообщества. Я говорил о контактах еще сорок лет назад. Предъявлял доказательства присутствия инопланетян на Земле. И надежно прописался в одних телепередачах с магами и экстрасенсами. Хотите знать, зачем я туда ходил? Да чтобы хоть так доносить правду до людей. Предупреждать их о будущих опасностях. Из-за принципиальности и настойчивости я потерял семью, работу в институте. Меня КГБ преследовало. Потом власть сменилась. Я думал, наконец, все изменится. И, ведь, не ошибся! - теперь мной занимается ФСБ, - Викентьев саркастически ухмыльнулся, - Вывеску сменили. Наконец, уже и инопланетяне прилетели. Мои предсказания оправдались, все! Всё, что я говорил, оказалось правдой. И где признание моих заслуг? Где цветы, овации, научные степени, персональная пенсия?

Викентьев широко улыбнулся, показав желтые зубы.

- А знаете, почему все так? Да потому что все осталось по-прежнему. Им все еще есть, что скрывать от людей. Они все еще нас обманывают. Нагло, брезгливо, равнодушно. Четыре года назад меня внесли в черные списки на телевидении. Везде. Глухая стена. Как раз после моего расследования по "Мокшании". И вот ко мне является человек, который уверяет, что он - один из тех, кого пытаются убить по приказу Ефремова. И не хочет отвечать, зачем он приехал в Москву, Ефремову прямо под нос.

- Я же объяснил - не я приехал, меня привезли. И я ответил, зачем. Я...

- Хорошо, допустим автокатастрофа, - перебил Алексея Викентьев, - Маловероятно, но хоть как-то правдоподобно. Но с дороги из Шереметьево Вы могли уехать куда угодно!

- Эдуард Сергеевич, Вы мне не даете мне договорить. Я очень устал, смертельно устал, - с досадой пробормотал Климов, - Устал бояться. Поэтому после аварии поехал в Москву. К Вам.

- Где Вы взяли мой номер?

- В Интернете узнал телефон передачи "Чудеса науки", - Климов пожал плечами, - а там спросил Ваш номер.

- А что, так можно? - удивился Викентьев.

- Если очень понадобится, придумаешь, как получить.

- Где взяли Интернет?

- Украл айфон у пьяного около ресторана. И бумажник.

Викентьев быстро глянул на него. Климов еще раз пожал плечами.

- Что с Вашими родителями?

- Умерли.

- Как? Когда?

- Мама - от рака. Отец - от инсульта, через год после нее. Задолго до всей этой истории.

- Как удобно, - саркастически пробормотал Викентьев.

- Что удобно? - Климов чуть расширил глаза.

- Ничего-ничего, это я о своем, - добродушно улыбаясь, ответил Викентьев, и вдруг гаркнул, - Где Вы были после того, как сбежали из Волгограда? Быстро отвечайте, не думая!

Климов поморщился.

- Не шумите. В разных местах. После гибели Громова и двоюродного брата зарекся обращаться к знакомым. Пытался выжить без документов, в полном одиночестве.

Викентьев отчетливо помотал головой.

- Не верю, невозможно. Слишком долго. Вас должны были поймать гораздо раньше.

Климов улыбнулся одними губами.

- Вы не представляете жизни в глубокой провинции. Там половина экономики и народа существует мимо налогов, законов, государства. Там для таких, как я, всегда найдется ниша. К сожалению, эта ниша лишь чуть выше уровня рабства. В лучшем случае. За несколько месяцев я устал от такой жизни. Сбежал от хозяина, решил податься на Украину. Думал, там удастся устроиться получше. Денег с собой прихватить удалось совсем немного. Но я к тому времени уже привык обходиться малым. Когда добрался до Харькова, расслабился. И очень быстро оказался здесь.

Климов наклонился к Викентьеву.

- Эдуард Сергеевич, все, что я делал, как я пытался решить свою проблему, оказалось неправильно, неверно в принципе. Я просто старался максимально растянуть ту самую веревочку, которой - сколько не виться... Спрятаться, схорониться, чтобы никто не нашел - это тупиковый путь. Один человек мне уже пытался это сказать, просто я тогда не понял. Единственное, что меня может спасти - максимальная огласка. Но для этого нужно, чтобы первый залп был убийственным. Для этого мне нужны Вы.

- Допустим, - Викентьев покачал головой, - Допустим, Вы не врете. Но чего Вы ждете от этого раскрытия? Если Вы правы, Вам все равно не дадут уйти. А Запад Вам не поможет. Он сам в этой истории замаран по макушку.

- Вы думаете?

- Вы же историю Марины Климовой у меня на сайте читали? Которая в Праге пропала?

Алексей кивнул.

- Ну вот. У Вас концы с концами не сходятся, Климов. Или кто Вы там.

- Это все, что я могу сказать, - Климов беспомощно развел руками.

- Все? - Викентьев демонстративно положил руки на стол и привстал, будто собираясь уходить.

- Нет.

Викентьев сел.

- Минутку, - Климов опустил голову, закрыл глаза, поднял указательный палец. Открыл глаза.

- Во время моих странствий я встретил американца по фамилии Клайм. Хотел его предупредить, но не решился. Побоялся, что если это сделаю, они выйдут на меня. А потом, добравшись до Интернета, начал искать какие-то сообщения о Климовых, пропавших или погибших за последний год, и наткнулся на сообщение об исчезновении в Забайкалье американской четы Клайм - Питера и Исабели. Вышли из гостиницы в небольшом городке и растворились бесследно. Я подумал, что мог хотя бы попытаться их спасти, предупредить. То есть, не факт, что спас бы, но я хотя бы знал бы, что сделал, что мог. Но я промолчал, и теперь их гибель на моей совести. Я понял, что продолжая прятаться, я не только сам себе не помогаю, но и лишаю шанса других. Тех, кому еще есть, что терять.

Викентьев поморщился.

- Значит, решили, что спасаться лучше гуртом? А Вы уверены, что не опоздали? Климовы гибнут четыре года. Судя по Вашим рассказам, Вам чертовски везло. Но пока Вы прятались, остальных могли просто перебить. Возможно, Вы - последний в своем роде. Последний Климов. Счастливчик.

- Или не последний. Мы этого не знаем. Послушайте, Викентьев, я Вам нужен, - сказал Климов, - Вы предъявите меня миру. Я - живое подтверждение того, что Вы пытаетесь доказать последние годы. Недостающий прямой свидетель. Я внимательно прочитал о Вас все, что смог найти за несколько часов, пока хозяин не заблокировал телефон. У Вас еще есть старые связи. Если Вы их задействуете по полной программе, с моей помощью заставите всех скептиков поверить Вам.

Эдуард отрицательно покачал головой.

- Вы - провокатор. Уходите.

Климов побелел. За пару секунд на его лице сменилось выражение ужаса, затем обреченности, затем гнева, потом - снова обреченности. Он отодвинулся от стола, собираясь встать.

- Стоп, - внезапно Викентьев схватил его за руку, - Останьтесь. Я согласен Вам помочь.

Климов зло смотрел на старика.

- Это что - такая проверка? Знать бы, сколько лет жизни она мне стоила.

Викентьев оскалился.

- А с чего Вы взяли, что я Вам поверил?

- Но тогда... - удивленно начал Климов.

Викентьев жестом остановил его.

- Может быть три варианта. Если Вы и впрямь Климов - тот самый Климов, тогда у меня в руках шанс, который упускать нельзя. Если Вы - псих или мошенник, то чрезвычайно убедительный. Даже если через какое-то время выяснится, что Вы врете, шум удастся поднять - это уже лучше, чем ничего. Если Вы - провокатор спецслужб, то ничего нового Ваши хозяева все равно не узнают.

- И Вы не боитесь?

- Боюсь, конечно. Но я, ведь, про Климовых уже три года пишу, но меня до сих пор не застрелили и не арестовали. Значит, я делаю что-то, что мешает им со мной расправиться. Возможно, дело как раз в упорных попытках донести информацию о "климоциде" до людей.

Климов нахмурился. В последней фразе что-то было не так, но он не мог понять, что именно. Викентьев глянул ему прямо в глаза, так что Климов не успел отвести взгляд. Несколько секунд они играли в гляделки, пока Викентьев не сказал:

- Подождите здесь полчаса. Я сейчас вернусь.

Старик вышел.

Климов заказал капуччино и чизкейк. Сразу попросил счет. Месяц назад на эти деньги он жил несколько дней. Откусил кусок, запил. Его едва не стошнило. Алексей испытал жуткую обиду, злость, отчаянье. Вкус прошлого, времен, когда он еще был Лёхой Интелем, Алексеем Климовым, а не "климовым" без имени и лица, но с каиновой печатью на лбу, напомнил ему, что он утратил. "А что я потерял, кроме "невинности"? - вдруг подумал Алексей, - Или я не был "климовым", праправнуком Клима Еремеева, обрекшего потомков на смерть, до встречи с Портным? Да и в Климе ли, вообще, дело?"

Алексей огляделся. За соседними столиками сидели свободные люди, раскованные жители столицы: студенты, клерки, программисты. Фрилансеры, хипстеры, креаклы, офисные хомячки. Болтающие, смеющиеся, целующиеся, не беспокоящиеся ни о чем. Алексей знал, что на самом деле, ни фига они не в безопасности и каждый может оказаться климовым. Но они-то об этом не знали, и это составляло их громадное преимущество перед ним. Того из них, кто по несчастью окажется климовым, в худшем случае после пяти минут ужаса ждет быстрая и легкая смерть, а не долгие мучительные месяцы возвращающегося страха, лишений, унижений и постоянной изнурительной борьбы за сиюминутное выживание. Алексею стало физически больно смотреть на этих глупых везунчиков.

Может быть, не ждать Викентьева и никакой огласки не устраивать? Просто встать сейчас, уйти и стать вором? Таскать у этих хомячков их сумочки и гаджеты. Снимать комнату в глухом углу у нелюбопытной старушки. Ходить на выставки, спектакли, модные перформансы. Втыкать в Facebook, смотреть ворованные премьеры по Сети.

- Климов, - раздалось над головой.

Алексею показалось, что его проткнули ледяным шампуром. Он дернулся. У столика стоял Викентьев.

- Вот телефон с симкой, - старик протянул Алексею мобильник, - Ждите моего звонка. Сейчас лучше пойдите, покатайтесь на автобусах - одном, другом, пересаживаясь. Сильно от центра не удаляйтесь. Если не позвоню до ночи, на Ярославском вокзале найдите тетушек, которые комнаты сдают. Если не позвоню и завтра - на другом вокзале снимите другую комнату. Думаю, дольше ждать не придется. За три дня я точно что-то организую.

- Что организуете?

Викентьев пожал плечами.

- Пока не знаю. Надо подумать. А чего Вы хотели? Я о Вашем существовании узнал пару сегодня утром. Деньги, тысяч пятнадцать, у Вас есть?

- Есть.

Викентьев поднял бровь. Потом кивнул.

- А, ну да. Ну, вот Вам еще десять, на всякий случай. Я пошел. Вы - через двадцать минут после меня. Ждите звонка.

Когда Викентьев сообщил, что договорился с Барнауловым, Климов не сразу понял, о ком он говорит. Потом сообразил, что речь идет о звезде поздней перестройки и 90-х, ведущем обличительных передач на 1 канале, в новом веке вышедшем в тираж.

- Вы и впрямь счастливчик, Алексей, - заметил Викентьев, - Я Вам за двое суток нашел прямой эфир с известным ведущим. Это фантастика, понимаете? Вам невероятно повезло. Адрес и время сейчас сброшу эсэмэской.

- Время чего?

- Ток-шоу в прямом эфире. Барнаулов поставил единственное условие. Никакой удаленки, телеконференции, скайпа. Вы должны физически находиться в студии.

Климов похолодел.

- Вы понимаете, какой это риск для меня?

- У телевидения свои законы. Человек в студии воспринимается более достоверно, чем связывающийся откуда-то. Он показывает, что ему нечего скрывать.

Климов помотал головой.

- Погодите, а почему он так сразу согласился? Он, ведь, тоже рискует.

- Алексей, - сказал Викентьв, - Вы не понимаете. Он такого материала всю жизнь ждал...

По внешнему виду ангара сложно было догадаться, что внутри - телестудия. На неприметной металлической двери красовался листок ватмана А4 в полиэтиленовом файле с надписью "Канал РКТ". Климов пожал плечами - до сих пор ему с изнанкой телепроизводства сталкиваться не приходилось. Он нажал на кнопку.

Дверь открыл высокий амбалистый молодой человек в жилетке и с длинными волосами. Творческого вида.

- Здравствуйте, съемка "Часа правды" здесь? - сказал Алексей, - Викентьев должен был предупредить. Я - Климов.

Большой человек кивнул и посторонился, пропуская. Вынул мобильник.

- Да, он здесь. Нет, точно он. Да, конечно.

Положил телефон в карман. Повернулся к Алексею.

- Идите за мной.

- Вы опоздали, - на ходу пожурил амбал Климова, - Уже давно началось.

- Район незнакомый. Немного заблудился, - объяснил Климов. Он не собирался объяснять незнакомому человеку, что сделал несколько зигзагов, в последний раз раздумывая, идти на ток-шоу или без следа раствориться в зимней Москве.

Климов и шкафообразный провожатый прошли в полутьме между высокими стендами в маленькую комнатку с большим монитором. На экране под надписью "Час правды" в круге света стоял стол. За ним сидел ведущий Барнаулов в строгом костюме с обычным постным выражением лица. По сторонам от него - Викентьев и неизвестный седой дядька с прямой спиной и явной военной выправкой. Немного поодаль на стульях в полутьме располагалась пара десятков зрителей.

- Присаживайтесь. Пока подождите здесь, - вполголоса проговорил амбал, садясь чуть сзади, - Вас позовут.

Викентьев на экране достал из пачки лист бумаги. Надел очки.

- Из Википедии. "Анчолы - исчезнувший народ Дальнего Востока. Этнос самодийской группы уральской языковой семьи. Самый известный представитель - Василий ("Васятка") Ефремов, Interstellar Mowgli". А вот что в Википедии не пишут, - Викентьев выделил "не", - Из воспоминаний Владимира Клавдиевича Арсеньева: "Соседние народцы отмечают особую жестокость анчольцев. Племя анчольское не в пример соседям отличалось кровной местью и человеческими жертвоприношениями. Многие удыгейцы открыто высказывают удовлетворение, что народец сей перевелся."

Из зала раздался недовольный гул.

- Наши западные друзья сказали бы, - улыбнувшись, заметил Барнаулов, - что приведенная Вами цитата сильно не политкорректна.

- Что же делать, Андрей Петрович, - вздохнул Викентьев, - если честность таких людей, как Арсеньев или Пржевальский, в наше время не в чести.

- И Вы полагаете, что эта цитата что-то доказывает? - поинтересовался седой. Его голос явно выдавал большой командирский опыт.

- Еще раз напомню зрителям, - сказал Барнаулов, - что у нас в гостях бывший советник президента России по специальным вопросам безопасности...

- Ну что Вы, Андрей Петрович, - с иронией перебил ведущего Викентьев, глядя на седого, - В ведомстве уважаемого господина советника, насколько я знаю, бывших не бывает. Не так ли? Касательно Вашего вопроса, советник. Разумеется, это свидетельство Арсеньева ничего не доказывает. Оно только добавляет завершающие штрихи к приведенным мною фактам.

Климов понял, что разговор перешел на личности еще до его прихода. Седой вздохнул, встал из-за стола.

- Не вижу смысла продолжать этот цирк с участием колдунов и шаманов.

Советник пошел к выходу. Климов еще раз подивился его осанке.

- А жаль, - иронично заметил вдогонку Викентьев, - Мне, и я уверен, уважаемым зрителям, очень бы хотелось послушать, как господин генерал смог бы прокомментировать тайные убийства десятков людей без суда и вины. А также тот факт, что ответственность за это злодеяние несут высшие должностные лица государства. Ну, если господину генералу сказать нечего...

Генерал остановился. Развернулся, сел обратно за стол.

- Хорошо. Если Вы настаиваете. Для начала замечу, что мой уважаемый собеседник плохо понимает слово "факты". Впрочем, с учетом того, чем он занимается большую часть жизни, это не удивительно.

Викентьев улыбнулся, откинул голову назад с явным намерением съязвить, но советник прервал его властным жестом.

- Но дело не в этом. Я бы хотел ответить на последний вопрос. Давайте представим себе, что господин Викентьев прав, все его домыслы и измышления - святая правда, и спецслужбы последние четыре года занимаются ликвидацией потомков этого... простите?

Советник наклонился к Барнаулову.

- Клима Еремеева, - с готовностью подсказал ведущий.

- Благодарю Вас. А целью этой спецоперации является продолжение функционирования так называемого Госпиталя дружков, за эти годы поставившего на ноги... позвольте припомнить...

Советник задумался.

- Кажется около тридцати тысяч тех, кого земная медицина считала безнадежно больными, обреченными на скорую и мучительную смерть. Из них около восьмидесяти процентов - дети. А из последних около тридцати пяти процентов - наши соотечественники. Вы и впрямь полагаете, что это компромат на президента?

Викентьев удивленно глянул на советника, быстро надел очки, переворошил свои бумажки, нашел нужную, уставился на нее, потом опять на советника:

- Верно. Аплодирую стоя, генерал. Но Вы же не думаете, что эти цифры как-то оправдывают убийство невинных людей?

- Невинных? - советник пожал плечами, - Отчего же? Вы, ведь, кажется, не отрицаете, что семейство Климовых, действительно, совершило страшное преступление? Они полностью перебили весь род Васятки Ефремова. Он, всего лишь, хочет сделать с их родом то же самое. Разве это, по-своему, не справедливо?

Викентьев в недоумении посмотрел на советника. Потом на молчащих зрителей.

- Мне это снится? - уфолог попытался взять себя в руки, - Государственный чиновник в прямом эфире оправдывает коллективную родовую ответственность? - и взвизгнул, не выдержав, - Вы соображаете, что говорите? Мы все еще в цивилизованном мире живем, или уже нет?

- А с чего Вы взяли, что коллективная ответственность - не цивилизованное явление? Скажите, выселение немцев из Судет и из Восточной Пруссии после войны касалось всех жителей или только лично виновных, со скрупулезным учетом их личной вины?

Викентьев растерялся.

- Но это же - совсем другое... - немного придя в себя, - Там речь шла о почти поголовной поддержке населением гитлеровского режима, а потомки Клима Еремеева в подавляющем большинстве даже имени такого не помнили!

- А разве на детей депортация судетцев не распространялась, включая младенцев, которые даже "Хайль Гитлер" сказать не могли?

Викентьев пару раз поймал ртом воздух.

- Хорошо, опустим эту тему, - не давая ему опомниться, продолжил генерал, - Вы считаете, что допущение смерти невиновных так уж неприемлемо в цивилизованном мире? Вам известна история бомбардировки Ковентри? Напомню Вам и уважаемой публике. Благодаря взлому кода "Энигмы" Черчилль знал о планируемом налете, но он не стал ни усиливать ПВО города, ни предупреждать жителей об опасности. Он пожертвовал тысячи сограждан, но, не выдав врагу факт взлома, спас неизмеримо больше.

- Стоп-стоп, - Викентьев протянул руку, - Есть же разница между убийством, как в случае с Климовыми, и только допущением убийства! Пусть и неминуемого, - совсем неуверенно договорил уфолог.

Советник вопросительно приподнял бровь. В зале раздались смешки.

- И, в конце концов, это же не доказано! Вернее, - Викентьев нервно пожевал губы, - некоторые историки высказывают сомнение, что этот факт, действительно, имел место...

- Да Вы что! - советник шутливо всплеснул руками, - Какое деликатное отношение к доказательствам со стороны известного конспиролога.

- Я не конспиролог, я - уфолог, - пробурчал Викентьев.

- Но в факте бомбардировки Хиросимы-то Вы не сомневаетесь? Когда в течение нескольких минут погибли десятки тысяч невинных детей, стариков, женщин, - жестко заметил советник, - Можно спорить, были ли соображения американского руководства обоснованы, но совершенно определенно решение о ядерном ударе принималось для прекращения войны, потому что другой вариант - сухопутное сражение на территории Японских островов обошелся бы Америке сотнями тысяч жизней ее солдат.

Викентьев с мрачной враждебностью посмотрел на советника.

- Смотрите, уважаемые зрители, как господин советник оправдывает одно из самых страшных преступлений в истории человечества. Он это говорит, даже не задумываясь, что с тех пор человечество ушло далеко вперед! В том числе и в этическом отношении. То, что полагалось допустимым семьдесят лет назад, сейчас считается абсолютно неприемлемым! Вы целую эпоху проспали!

Советник откровенно рассмеялся.

- Вы меня ни с кем не перепутали, господин специалист по тарелочкам? Вообще-то, Вы разговариваете с человеком, который уж в этом-то предмете разбирается лучше Вас. За последние полвека шагнули далеко вперед технологии манипулирования общественным сознанием - да, безусловно. Развились методы убеждения людей в моральной непогрешимости поведения их стран на международной арене - вне всякого сомнения! И это еще не все. Белые люди научились не марать собственные руки. Цивилизованным миром меганасилие передается на аутсорсинг. Кто решает проблемы Запада в Ливии Сирии, Ираке, далее везде? Кто делает там грязную работу? Местные бармалеи и некие безликие наемники-специалисты. Кровь льется рекой, цветущие города превращаются в развалины. Хорошие хоттабычи бьют злых, ничем не отличные друг от друга, попутно учиняя "коллективную ответственность" над племенами и народами...

- Прекратите! - Викентьев в сердцах хлопнул рукой по столу, - Климовых убиваете вы - здесь и сейчас. Каким образом негодяйство одних людей оправдывает преступления других?

- Оправдывает? - советник усмехнулся, - Где Вы услышали от меня оправдания? Кто-то должен делать грязную работу, чтобы большинство могло жить в чистом мире. Мы - спецслужбы - берем на себя грязную работу ради остальных. А Вы своими разоблачениями эту нами взятую на себя грязь размазываете по всему обществу. Вопреки нашей воле, вопреки воле общества. С чего Вы взяли, что общество хочет на себя эту ответственность брать? Если бы хотело, нас бы не было.

Зрители в зале зааплодировали. Викентьев удивленно покосился в полумрак. На его лице промелькнуло чувство глубокого одиночества в этом холодном зале. Но оставалась еще камера - окно к десяткам тысяч зрителей у экранов телевизоров. Уфолог повернулся к ней.

- А откуда ему знать - обществу? - тихо, но отчетливо проговорил Викентьев, - Вы же за него все решили, что ему незачем знать правду. Вы и ваши начальники в высоких кабинетах, отдающие вам приказы, благодаря чему вы можете говорить, что вы - только исполнители. Вы уверены, что это общество потерпело бы их над собой, если бы знало, что они данный этим обществом мандат на управление им используют, чтобы это же общество убивать?

Советник выпрямился. Его голос загремел как полковая труба.

- Генерал не спрашивает солдат, в разработанной им операции обреченных на смерть ради выполнения боевой задачи, хотят они жить или умирать.

Мы забыли принцип, незыблемый еще во времена древних греков - привилегии гражданства налагают на гражданина обязанность отдать жизнь ради блага родины. У настоящего гражданина не надо спрашивать, готов ли он умереть ради сограждан и величия страны. Его согласие начертано в государственных записях о гражданстве. Климовы удостоились огромной чести - положить живот за други своя без фанфар и посмертных почестей. Безвестно погибнуть ради святого дела - да такому счастью только позавидовать можно!

Глаза Викентьева сузились. Губы растянулись в злобной улыбке.

- Ну что же, в таком случае у Вас, советник, есть возможность сказать все это в лицо одному из тех, кого Вы так легко обрекли на заклание ради общего блага. Алексей Климов, прошу в студию!

Климов попытался встать, но почувствовал, как каменная рука амбала легла ему на плечо и буквально вдавила в стул.

- Что? - Климов дернулся, ощутил уткнувшийся в затылок ствол.

- Тихо сиди, - отчетливо произнес амбал.

Климов похолодел от ужаса.

- Алексей, мы ждем Вас! - позвал Викентьев с досадой, что момент неожиданности уходит.

- Он не выйдет, - спокойно сказал советник.

- Что это значит? - Викентьев растерянно уставился на него, потом на Барнаулова. Ведущий молча пожал плечами.

Советник смотрел спокойно.

- Вы что, решили арестовать его в прямом эфи?... ре, - у Викентьева отвисла челюсть, - Но как же? Я же знаю, что эта передача идет впрямую! Я узнавал!

Барнаулов покачал головой.

- Не этот выпуск.

Советник усмехнулся.

- А Вы думали, Вам всерьез дадут все это нести в прямом эфире?

- А как же з-рители? - Блогер начал заикаться.

- А это - моя команда. С этими ребятами я занимаюсь поисками Климовых последние четыре года, - спокойно сказал советник, - Простите мне этот невинный розыгрыш. Просто мы решили, что это самый простой способ заставить Вас выложить все, что Вы знаете, максимально быстро. Было интересно, что Вы смогли узнать из открытых источников. У Вас быстрый ум, господин Викентьев. И богатое воображение. Снимаю шляпу. Но, конечно же, больше всего я Вам благодарен за доставку нам последнего Климова.

Советник повернулся к "зрителям в студии".

- Кто-то тут, кажется, вел разговоры у меня за спиной, что, мол, Старик подвергает все дело риску, позволяя Викентьеву писать про Климовых на своем сайтике. Да, Петя, я тебя имею в виду, не отворачивайся. Теперь понял, что я был прав?

Одна из плохо различимых в темноте фигур кивнула.

- Я даже не говорю о двух других, которых мы поймали через форум. Этого Счастливчика мы бы еще полгода ловили, а так он сам к нам пришел.

Викентьев безумно глянул на Барнаулова.

- Бывших сотрудников не бывает, правда, Андрей Петрович? - советник улыбнулся.

Барнаулов серьезно кивнул.

- Что будет со мной? - прошептал Викентьев, - Вы же не убьете меня?

Улыбка сползла с лица советника.

- Вот не люблю я такие моменты...

Викентьев вскочил, уронил стул. Двое "зрителей" в одно мгновение возникли с двух сторон от него, крепко схватив за руки. Блогер не мигая глядел на советника и ловил ртом воздух.

- Господин Викентьев, - сказал советник, - Я Вам искренне сочувствую. Но Вы должны были понимать риски, когда полезли играть во взрослые игры.

Тут в шею Климову вонзилась игла, и что происходило в студии дальше, он уже не видел.

Алексей очнулся на диване в незнакомой комнате от того, что кто-то брызнул ему в лицо водой. Попробовал пошевелиться - понял, что туго связан. В нос ударил неприятный запах - как будто на бомжа вылили ведро духов. Климов скосил глаза и увидел улыбающуюся круглую рожу. Васятка Ефремов выглядел практически так же как на фотографиях. Только в реальной жизни его лицо испещряли красно-белые прыщи и жирные черные волосы прилипли ко лбу. На толстом теле анчола красовался женский свитер кричащей расцветки со стразами, из под которого торчали бледные волосатые ноги.

- Очнулся, однако, - ласково сказал Васятка, - Очень хорошо. Долго ты бегал, паря. Васятка уже и не верил, что тебя словят. Поэтому велел прямо сюда принести - чтобы убедиться наверняка. А то у вас тут всякие фотошопы есть, чтоб людей обманывать. Васятка знает.

Наяву, так же как и на экране телевизора, Васятка Ефремов вовсе не выглядел чудовищем. Скорее, на мультяшного героя - шарообразный, с щекастой круглой головой, короткими пухлыми конечностями. И чертами лица, будто нарисованными дошкольником. На груди анчола болталась на шнурке знаменитая волосяная фигурка.

- Отпустите меня, - прохрипел Климов, - Вы же можете! Просто скажите им, что я Вам не нужен. И чтобы они от меня отстали. Они Вас послушаются. Вы же хороший человек.

- Не, паря, - Васятка смешно разел короткие ручки, - Васятка не может. Ты - Климов.

Алексей почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

- Умоляю Вас. Я же Вам ничего не сделал, - простонал он, даже не пытаясь сохранить достоинство,- Нельзя наказывать людей за то, чего они не делали!

Васятка вздохнул.

- Вот и Васятка так думал, паря. Ночами не спал. Боялся, как Климовы Васятку убивать придут за то, что дядька с тятькой сделали. Они же Климовых убили.

- Что Вы говорите? - Климов широко распахнул глаза.

Васятка улыбнулся.

- Ладно, чего теперь-то. Это Васятка врал, что Климка Еремеев моих Ефремовых убил. Чтобы помогали лучше. И Климовым велел врать. Чтобы духи мертвых перехитрить, чтобы мстить не возвращались. На самом-то деле, наоборот, это тятька с братом убили Климку и бабу его. Из-за шубы Климовой. Хорошая шуба была. Афоня позарился. Хотели украсть, да баба проснулась, заголосила. Тогда и Еремей вскочил да за топор схватился. Что было делать?

Онемевший Алексей слушал Васятку, не шевелясь.

- Вот так, паря, - продолжал Васятка, - Дядька Афанасий у климовской бабы мертвой косу отрезал и мне игрушку сплел. Затейник был. Он же потом при Васятке отцу сказал, что видел одного из сыновей климовских в остроге. Васятка маленький совсем был. Чуть начнет шалить, тут дядька Афанасий и говорит - а ну, не будешь слушаться, придет климовский сын и тебя убьет. А игрушку твою из волос его матери сплетенную заберет. Тятька его за это ругал, а Афоня только смеялся. Часто пугал Васятку. Только пока тятька с маткой, да дядька были живы, Васятка не боялся. А вот когда они все вдруг померли, а Васятка один остался, шибко страшно стало. Кто сироту защитит? Боялся к людям пойти. Знал, там климовский сын сразу найдет. В лесу жил один. Потом зима пришла. Уже помирать собрался. Но дружки прилетели. И забрали Васятку.

Васятка пригорюнился.

- Только вот от климовского сына защищать Васятку не хотели. Васятка им сколько раз говорил - запоров у вас нет, ружья нет. Климовской сын за Васяткой придет - как защитите, как спасете? А они в ответ только морщили носы - это они смеются так. И говорили: не бойся, Васятка, климовский сын за тобой не придет.

Анчол всхлипнул.

- Тридцать лет боялся Васятка! Устал бояться, однако. И решил - сам поедет Васятка, и сам всех Климовых убьет.

Ефремов вытер слезы.

- Но теперь все: кончились Климовы - и страх кончился.

Васятка тоненько захихикал.

- Васятка и тебя хотел убить. Да потом передумал. Васятка что подумал. Там у дружков Васятка любит клотов мучить. Их жжешь, колешь - они плачут. Весело. Так Васятка решил - тебя мучить будет еще веселее. Хотел сначала еще бабу взять, но бабы визгливые. Попробовал - сначала сладко было, но от визга их голова болит. Лучше без них. Ты вместо бабы будешь.

- Но за что? За что? - закричал Климов.

- А тридцать лет страха? - лицо Васятки в первый раз приняло злобное выражение, - Думаешь, Васятка их Климовым простил? Остальные легко отделались. Но уж последнего-то Васятка так просто не отпустит. А мучиться ты будешь до-олго. Дружки - лекари знатные. Сам знаешь.

- Тварь! - заорал Климов, - Нелюдь!

Васятка пожал плечами.

- Ну и хорошо, что нелюдь. Что хорошего в людях-то? Люди - злые, добрыми только прикидываются. Шибко много их. И все мельтешат, толкаются. Говоря громко. Врут все время, все Васятку облапошить хотят, что-то от Васятки получить. И друг друга как звери на куски рвут. Да что тебе рассказывать? Тебя же Васятке на мучения тоже люди отдали.

Васятка похихикал.

- Васятка вот у дружков по людям скучал, а сейчас улечу - от людей отдыхать буду. Спасибо духам, завтра уже мы улетаем. Все дружки улетают. Им люди тоже не понравились.

- Как все дружки улетают? - Климов так изумился, что перестал кричать, - А как же Госпиталь?

Васятка ухмыльнулся.

- Васятка уговорил дружков деток лечить, чтобы люди Климовых шибче ловили. А теперь Климовых переловили - зачем дальше лечить? Васятка людям даже лучше делает. Люди глупые - Васятка умный. Шибко больных детей не надо лечить. Все равно работники из них никакие, а кормить придется. Пусть лучше умирают.

И тут Климов надрывно истерически захохотал.

КОМИССИЯ НА МАРКИНЕ

Связисту он не понравился еще до прибытия - по голофото. Классический безопасник непонятного возраста - то ли рано выцветший кабинетный юнец под тридцать, то ли, наоборот, пятидесятилетний сухостой с тусклым невнятным лицом. От таких Рори успел натерпеться в Штабе флота. И в этой дыре оказался из-за них.

'Что же ты натворил, командир...' - подумал сержант с усталым сожалением.

Из камеры телепорта гость шагнул в шлюз, оттуда в радиорубку, молча скользнул взглядом по Рори и вышел в жаркое марево Маркина.

- Майор Дадли? - новоприбывший обратился к невысокому кирпичнолицему офицеру с квадратной челюстью и фигурой штангиста.

- Да, сэр.

- Подполковник Роджерс.

Майор поднес пальцы-сардельки к виску и резко махнул ими вниз. Роджерс условно отсалютовал в ответ.

- Сообщите обстановку.

- Принял командование миссией четыре часа назад, - доложил Дадли, - Радиоузел опечатан до дальнейших распоряжений. Все сотрудники кроме внешнего охранения собраны в расположении. Выезды за периметр отменены. На территории миссии находится тридцать пять человек: семь офицеров и двадцать восемь нижних чинов. Гражданских нет. Четверо - в охранении, трое - в наряде, один - на гауптвахте. Происшествий не...

- На гауптвахте? - оживился Роджерс, - Кто? За что?

- Сержант Мейер, ботаник, - бесстрастно пояснил Дадли, - После объявления об отстранении полковника пререкался со старшим по званию, отказался выполнить команду смирно, насмехался над организацией внешних постов...

- Очень хорошо, майор, - прервал Дадли Роджерс, - Где Диволл?

Дадли моргнул.

- Полковник в своем кабинете. Я посчитал...

- Спасибо, майор. Постарайтесь не отходить далеко, вы мне еще понадобитесь, - сказал Роджерс, и, видимо, посчитав разговор законченным, пошел к командному модулю; через несколько шагов обернулся, - Кстати, майор. В своем докладе Вы забыли сообщить, что один из офицеров находится под домашним арестом.

- Я...- на лице майора появилась несвойственное ему выражение неуверенности.

- Пока Вы почти все делаете правильно, - тихо добавил Роджерс, - Постарайтесь продолжать в том же духе.

Роджерс зашел в командный модуль и без стука отворил дверь в кабинет начальника миссии. За большим столом сидел высокий красивый мужчина из тех, что с возрастом только приобретают магнетическую привлекательность как для женщин, так и для собратьев по полу. С загорелым лицом Диволла удачно контрастировала белоснежная форменная рубашка с полковничьими погонами. Глядя на хозяина кабинета и Роджерса в полевой форме без знаков отличия, можно было запутаться, кто здесь начальник миссии на отдаленной планете, а кто только что прибыл с Земли.

- Полковник Диволл, если не ошибаюсь?

На малейшее мгновение в глазах Диволла промелькнула растерянность, но полковник быстро взял себя в руки. Мимолетная усмешка.

- Не ошибаетесь.

- Я - подполковник Роджерс, комиссар Верховного командования.

- Я знаю, кто Вы, - сказал Диволл, чуть скривив губы.

- Вот и прекрасно, - кивнул Роджерс, - В таком случае Вы осведомлены, что я прибыл расследовать Ваше дело. Работать и опрашивать сотрудников миссии буду здесь, в этом кабинете. А Вы должны по правилам домашнего ареста отправиться в личный модуль и находиться там до новых распоряжений. Выходить, общаться с другими сотрудниками миссии, пользоваться любыми средствами и видами связи строго запрещается. Майор Дадли проявил объяснимую мягкость, но я предпочитаю четкое исполнение приказов.

Полковник стал нарочито медленно собирать бумаги.

- А брать отсюда ничего нельзя, - как бы между прочим заметил комиссар.

Полковник вздохнул и вышел из-за стола.

- Вам все равно не остановить того, что здесь началось, Роджерс. Нарисуете Вы мне состав преступления или нет...

- Вы, видимо, не поняли, - с легким намеком на раздражение оборвал его комиссар, - Вопрос о законности Ваших действий, вообще, не стоит. Разумеется, они незаконны. На этот счет никаких разногласий у Верховного командования нет. Мне поручено только выяснить некоторые детали, а также, почему личный состав миссии не пресек очевидное преступление. И если Вы, полковник, и впрямь надеялись, что Ваш опыт будет растиражирован, что Вы кого-то там воодушевите, оставьте мечты. Инцидент не будет предан огласке в любом случае. Сейчас решается гораздо более узкий вопрос - что дальше делать с Вами, в частности, и с миссией, в целом.

Полковник холодно посмотрел Роджерсу прямо в глаза.

- Вы...

- Покиньте командный модуль, полковник, - приказал комиссар, - Не испытывайте судьбу.

Заложив руки за спину, Дадли ждал на пригорке. К нему быстро приближались трое сотрудников миссии во главе с бородатым смотрителем зверинца Джолли. Дадли поморщился - бородач пользовался непонятным майору авторитетом у молодых сотрудников. И от него стоило ждать неприятностей. Джолли первым вскарабкался по склону и, тяжело дыша, протянул майору сложенный листок бумаги.

- Что это, сержант? - спросил Дадли, не убирая руки из-за спины.

- Мы представляем младший научный и вспомогательный персонал миссии, - выпалил Джолли, - Сотрудники уверены, что Вы не должны руководить миссией. У Вас на это нет ни морального права, ни достаточных знаний.

Борода смотрителя гневно топорщилась.

- Ага, а это значит - черная метка?

Майор насмешливо кивнул на листок, который бородач все еще протягивал ему. Джолли с досадой опустил бумагу, и, не зная куда девать руки, сцепил в замок перед собой.

- И сколько вас, мятежников? - поинтересовался майор.

- Практически все, - твердо заявил Джолли.

- Вы не можете заменить Старика, - пробурчал у него из-за спины ботаник Родригес.

- Вы даже не ученый! - пылко воскликнул третий делегат, молодой лаборант-линвист.

Дадли перевел взгляд на него.

- Вы это поняли, Дорфмен? Очень хорошо. Еще было бы неплохо, если бы Вы заметили, что тут не университетский кампус, а миссия с военным статусом. И держитесь подальше от Джолли, он Вас до трибунала доведет.

Молодой человек нервно сглотнул.

- Не ведитесь на запугивания, Дорфмен. - глядя Дадли прямо в глаза , проговорил Джолли, - Он - калиф на час, - и добавил, неожиданно мягче, - Уйдите сами, майор. Вы же понимаете, что это паскудство ненадолго. Не дожидайтесь, когда Вас пинком вышвырнут.

Дадли вздохнул.

- Надо бы мне Вас на гауптвахту отправить, сержант, пока Вы чего-нибудь посерьезхней не натворили. Что-то мне подсказывает, что Вы там сегодня непременно окажетесь...

- Тогда поторопитесь - завтра я там вряд ли буду, - с кривой улыбкой заверил Джолли.

- ...Несмотря на все мои старания этого избежать., - спокойно закончил майор, - По поводу этой Вашей... петиции. Если, не дай бог, комиссар спросит кого-то из вас троих, то я ее не видел и в руках не держал. Ближайший улилизатор около скамейки. Все. Можете идти.

Едва Роджерс успел расположиться, дверь распахнулась и в кабинет ворвался взъерошенный белокурый юноша. Он рухнул на стул и взмахнул длинными ресницами.

- Господин комиссар, Вы должны меня выслушать!

- Младший лейтенант Леонардс? - Роджерс радушно указал на кресло, - Хорошо, что зашли, я хотел задать Вам пару вопросов. Так что Вы хотели сказать?

Юноша сел. Сделал, как смог, суровое выражение лица.

- Это я осквернил священную рощу. Я убил напавшего на меня туземца. И на суд маркинитов я пошел сам. Полковник не при чем!

Роджерс скорчил недоуменную гримасу.

- В каком смысле - не при чем? Вы отправились в город маркинитов и сдались им без ведома командира? В таком случае Вас следует судить за дезертирство. И, кстати, на тюрьму не надейтесь. Служба в миссии приравнена к участию в боевых действиях. Вы могли это заметить по размеру оклада и коэффициенту начисляемого воинского стажа, - комиссар ухмыльнулся уголками губ, - Штука в том, что к наказаниям это тоже относится. Так что - сами понимаете...

У Леонардса отвисла челюсть. Румянец пропал.

- Так Вы настаиваете на своем признании - что сдались маркинитам самовольно?

Комиссар пододвинул к себе клавиатуру, занес над ней руку.

Младший лейтенант сглотнул и с трудом выдавил.

- Н-нет, не настаиваю.

Роджерс развел руками.

- А если Вас туда отправил своим приказом командир, не имеет значения - согласны Вы были или нет. За принятое решение отвечает он. Лучше вот что скажите - как маркиниты с Вами обращались?

- Полагаю, как с преступником, - тем же севшим голосом ответил Леонардс, явно стараясь тщательно подбирать слова.

Роджерс понимающе покачал головой.

- Вот эта царапина у Вас на руке очень напоминает... Ну да бог с ним. А они знали, что Вы - близкий родственник Диволла?

- Да, знали, - юноша кивнул.

- Откуда? - уточнил Роджерс.

- Я сам им сказал.

- Зачем?

- Они меня спросили.

- А Вы не думали, что этот ответ может каким-то, возможно, нежелательным образом отразиться на Вас, Диволле, создать проблемы для Земли?

- Господин комиссар, - проговорил Леонардс с некоторым изумлением, - Меня с детства учили, что суду лгать нельзя.

Леонардс красный как рак вбежал в офицерскую столовую. Юноша налил полный стакан витаминизированного сока из автомата и жадно, захлебываясь, выпил. Тяжело дыша, бросил в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь:

- Харрис не пустил меня к Старику. Сказал - приказ Роджерса. Солдафон психованный!

- Странно обвинять солдата в исполнении приказа, - вяло пробормотал майор Грей, первый пилот и главный строитель миссии.

Грей ждал своей очереди на допрос, развалясь в кресле с откидываемой спинкой, скрестив ноги и надвинув форменную кепку на глаза. Левая рука пилота покоилась в плошке с салтенианскими грибами. Кроме Грея в столовой никого не было.

- Да я не о Харрисе, - Леонардс досадливо отмахнулся, - Комиссар спросил меня, зачем Диволл пускает маркинитов на территорию миссии. Он, наверно, хочет, чтобы мы яшчиланских послов перед наглухо запертыми воротами принимали! Думаю, Роджерс всех внеземлян боится и ненавидит. Он при мне велел Дадли удвоить внешнее охранение. Кто на нас нападет, зачем?

- А чего Вы хотели? - Грей скосил глаза на лейтенанта и зажмурился от света голубого солнца, бьющего в окно, - Ваш дядя выдал на инопланетный суд землянина. Командование не могло не отреагировать.

- Любые этические новации сначала воспринимаются с ужасом, - с жаром в голосе возразил юноша, - Помните, за что приговорили Сократа? Но как видите, человечество до сих пор не погибло, а общество от перемен всякий раз выигрывало.

- Вот прямо таки ото всех перемен? - усомнился Грей, - И кому Вы собираетесь отдавать людей на суд? Гуманоидам Тали, где приговор выносит обкурившийся веществами урод-гермафродит? Или псевдоомарам с Крипса, которые откусывают обвиняемому ноги, чтобы не убежал до суда?

- Псевдоомары регенерируют, - буркнул Леонардс.

- А люди - нет.

- Я полагаю, в случае чего крипсианский судья учтет эту особенность землян.

Грей закинул в рот горсть грибов.

- С чего бы?

Леонардс в сердцах стукнул стаканом об стол. Тот жалобно зазвенел.

- Слушайте, любую мысль можно довести до абсурда! Ясно же, что юрисдикция аборигенного суда будет признаваться с учетом местных обстоятельств.

- То есть, Вы - не расист, но вот эти конкретные ниггеры... - пробормотал Грей под нос, - Кстати, касательно двойного охранения. Тут был Стебер, наш главный маркинолюб. Его камеры показывают, что в городе происходит какое-то движение. Стебер полагает, что это как-то связано с судом. У убитого Вами аборигена - большая семья. К тому же и у жрецов нет единого мнения.

- Какое еще мнение? - Леонардс налил третий стакан сока, - Меня оправдали.

- А почему Вы думаете, что приговор окончательный? - поинтересовался Грей, - Может быть, у них предусмотрена апелляция, скажем, в связи с какими-нибудь процедурными нарушениями? Ну, допустим, пруд, в котором Вас процессуально топили - не той формы или глубины .

Леонардс отставил стакан.

- А почему нет? Ваш дядушка же ясно сказал - судить по местным законам. А насколько эти законы предполагают повторный суд, нам неизвестно.

Леонардс помрачнел. Молча вышел из столовой, чуть не столкнувшись с входящим доктором.

- Зачем Вы пугаете мальчика? - упрекнул доктор Грея, - Он теперь спать спокойно не сможет.

- Этот мальчик, дорогой Хаскел, уверенно рассуждает о предметах, влияющих на будущее всего человечества, - лениво пробормотал Грей, медленно пережевывая грибы, - Пусть понимает, что такое ответственность.

Хаскел посмотрел на плошку.

- Легкие наркотики с утра?

- Вы же знаете, Гарри, у нас сегодня внеплановый выходной, все работы приостановлены.

Доктор покачал головой.

- Салтенианские грибы делают людей излишне разговорчивыми.

Грей пожал плечами.

- А мне нечегго скрывать от представителей власти. Тем более, когда я с ними согласен.

- Я, пожалуй, пойду, - пробормотал Хаскел и повернулся к выходу.

- Останьтесь, - неожиданно жалобно попросил Грей, - Мне и правда хочется поговорить.

- Я так понял, что мы в Вами нынче, в некотором смысле... - доктор запнулся, - по разные стороны баррикад.

- Так это же еще интересней! - воскликнул Грей, - К тому же тут в баре - холодное светлое. Одна бутылочка Вам врядли сильно помешает. Тем более в такую жару.

Хаскел остановился в задумчивости, улыбнулся.

Напротив комиссара сидел капитан Маршалл. Крупный, нескладный, похожий на мультяшного белого медведя.

'Капитан Джозеф Маршалл, геолог, геофизик, доктор философии. Трудяга и крепкий профессионал, ради чего сослуживцы терпят его жуткое занудство'.

Уголки губ Роджерса при чтении этой характеристики невольно поползли вверх. Комиссар записал что-то в своем ноуте, поднял глаза от клавиатуры.

- Я - подполковник Роджерс, комиссар Верховного командования. Прибыл в миссию для проведения чрезвычайного расследования. Со списком моих полномочий можете ознакомиться на доске объявлений. Своей властью я уже отстранил полковника Диволла от руководства миссией. У меня к Вам несколько вопросов. Вы готовы отвечать?

Маршалл приподнял густые брови. На мгновение ему привиделся толстый провод, идущий из спины комиссара в радиорубку Рори, и дальше через космос куда-то в большие кабинеты Верховного командования. Капитан медленно кивнул.

- Капитан Маршалл. Если верить отчету Диволла и записям, Вы выступали против решения полковника.

- Да, это так.

- Но сейчас Вы как будто на его стороне.

- Я изменил свое мнение.

- Почему же?

- Потому что этика не должна сильно отставать от возможностей. Еще лучше - если она им соответствует.

Роджерс нахмурился.

- Не понял, поясните.

- Хорошо, - Маршалл еще раз кивнул, - Вы знаете, что геноцид до некоторых пор был обычным явлением? Понятно, что по мере смягчения нравов отношение к нему менялось. Какие-нибудь ассирийцы занимались поголовным истреблением народов с искренним наслаждением. Римляне относились к нему уже без лишних эмоций, просто как к трудной, но нужной работе. Веке в XIX создатели великих колониальных империй - как к неприятной необходимости. То есть, об этом не говорят при дамах, и джентльмены особо не гордятся, но иногда для спокойствия заморской провинции приходится стереть особенно беспокойное племя с лица земли - вместе с женщинами и детьми. Не очень красиво, но надо.

Роджерс зашуршал бумагами. Маршалл обескураженно замолчал и вопросительно уставился на комиссара исподлобья. Тот поднял голову и поощряюще улыбнулся.

- Продолжайте, капитан, я Вас очень внимательно слушаю.

Маршалл пожал плечами.

- Но вдруг в середине XX века геноцид объявляется преступлением против всего человечества целиком - не имеющее срока давности, подзаконное в любой юрисдикции, не объясняемое никакими извинительными обстоятельствами. Что же произошло?

- И что же, по-Вашему?

- Людей ужаснул даже не сам факт, не само намерение полного уничтожения евреев, а индустриальный подход немцев к нему. Человечество осознало, что достигнутый им высочайший организационный и технический уровень превращает геноцид многомиллионного народа в техническую задачу, сравнительно легко разрешимую. И сочло за благо остановиться на краю этой пропасти.

- Какое все это имеет отношение к делу Диволла?

На лице Маршалла появилась улыбка - печальная, даже немного болезненная, как у врача, сообщающего пациенту неприятный диагноз.

- Мы сейчас достигли могущества, позволяющего без особых усилий и с минимальными затратами превратить любую планету в безжизненный шарик, летящий в пустоте. Огромный технический отрыв от остальных рас дает нам сладкую уверенность в том, что сравнимого по силе возмездия ожидать не стоит. Мы должны понять, насколько такое безнаказанное могущество опасно для нас самих. И если извне остановить нас некому, мы должны найти силы поставить себе границы сами...

..Роджерс поставил точку и демонстративно закрыл крышку ноута.

- Спасибо, Маршалл, можете идти. Надеюсь, я Вас не слишком утомил своими вопросами.

Маршалл вытащил крупногабаритное тело из не очень подходящего для него кресла.

- Не за что, господин комиссар. Надеюсь, был полезен расследованию.

Роджерс внимательно посмотрел в глаза капитана, но не обнаружил ни тени издевки.

- Извините, капитан, еще один вопрос.

- Пожалуйста.

Роджерс доверительно наклонился к нему.

- Как Вы думаете, почему сотрудник миссии, отправивший сообщение о происшествии на Маркине, скрыл свое имя? У него были основания бояться?

- Но согласитесь - каждый волен устанавливать в своем доме собственные правила и требовать от гостей их исполнения, - настаивал Хаскел, - Как бы мы ни относились к уровню цивилизации аборигенов, у себя на планете они - законные хозяева. А мы - только гости.

- Почему Вы так думаете? - поинтересовался Грей.

- То есть как - почему? - оторопел доктор, - Но это же очевидно!

Грей кивнул.

- Возможно, это Ваша логика. Может быть, даже моя.

Грей наткнулся на недоуменный взгляд доктора. Вздохнул.

- Давайте-ка я Вам расскажу одну занимательную историю. Вы слышали, что жители Кариона используют в качестве денег звезды? Представляете себе? - Сириус, Бетельгейзе, Альдебаран меняют владельцев в ходе финансовых операций. Причем, продают не их, а - за них.

Доктор с интересом придвинулся.

- Каким образом?

- А в чем, собственно, проблема? - Грей пожал плечами, - Для этого не обязательно что-то физически доставать с неба - достаточно правильных записей. Зато такие деньги очень непросто украсть. И звезды достаточно легко разделить на группы по достинству. К тому же зрение у карионитов намного острее нашего, а облачность на Карионе меньше, чем на Земле. Так что на их небе было достаточное количество валюты для начала расчетов.

- Для начала?

- А потом на Карионе до чрезвычайности развилась астрономия, - продолжил Грей, - В ее рамках математика - для расчета движения карионитских сокровищ по небу. Физика, особенно оптика - ну это понятно. Химия - очень полезная наука для разработки новых видов линз. И так далее. На планете процвели промышленность, торговля, культура. А армия звездочетов - довольно быстро объединившаяся в мощнейшую общепланетную корпорацию помогала правильному функционированию финансовой системы и добывала местным богдыханам и императорам средства для новых эмиссий. Пока власть на планете окончательно не объединилась.

- Сейчас в этой сказке будет неожиданный поворот, - предположил Хаскел.

Грей посмотрел мимо медика, усмехнулся.

- На земном корабле, спустившемся на Карион сразу после его открытия, был молодой пилот. Зеленый, глупый, прекраснодушный. Он не сразу понял смысл первого вопроса карионитов, когда те поняли, что это великолепное сверкающее сооружение спустилось к ним со звезд. Они спросили, с какой именно звезды прилетели существа, умеющие создавать такие замечательные штуки.

Грей замолчал. Хаскел вопросительно уставился на пилота.

- Им не терпелось узнать, кто из них наш полноправный хозяин. Чьи мы рабы. Для карионитов наши права на Землю не очевидны. Для них очевидны их права на наше Солнце.

Ксенолингвист Стебер сидел свободно, заложив ногу на ногу. Смотрел спокойно, не отводя глаз. Сказывается многолетний опыт общения с представителями разных культур. Роджерс невольно улыбнулся.

- То есть, Вы полагаете, полковник поступил правильно, выдав Леонардса на суд?

- Скажем так, - сказал Стебер, - Я не жалею об этом. В противном случае я больше не смог бы вернуться в Яшчилан. А моя работа там только началась.

-Яш?.. - Роджерс вопросительно уставился на Стебера, - Ах да, это город, где судили Леонардса. И как эти маркиниты только выговаривают свои названия.

- Простите, комиссар, но это не маркинское название, - снисходительно уточнил Стебер, - Это имя одного майяского города в Мексике.

- Почему его так назвали? Я не о майя, конечно.

Стебер пожал плечами.

- Исследователи из Первой экспедиции на Маркине решили, что это селение чем-то похоже на майяские города.

- Там проводят человеческие жертвоприношения? - быстро уточнил комиссар.

Стебер моргнул.

-Человеческие?

- А что Вы вздрагиваете? Ваши коллеги уверяли меня, что маркиниты- такие же люди, как и мы.

-А, ну да, - Стебер кивнул, спохватился, - То есть, я хотел сказать - нет. Там не приносят в жертву разумных существ.

Роджерс как бы случайно глянул на записывающее устройство. Лингвист поморщился.

- Хорошо, уточняю: я могу с уверенностью сказать - за те четыре месяца, что я нахожусь на Маркине, человеческих жертвоприношений в Яшчилане не было.

- То есть, Вы даже не уверены, что маркиниты не приносят человеческих жертв, но ради своего научного любопытства готовы принести им в жертву своего товарища, землянина.

Стебер пожал плечами.

- Эта их священная роща. Маркиниты верят, что в ней живут духи их предков. Они в своем праве. Таковы факты.

Роджерс развел руками.

- Сколько стоит истина? Вы думаете, что если другая сторона права, нужно отдать ей своего на съедение?

Стебер вздохнул.

- Не обязательно принимать чужие заблуждения. Не обязательно даже уважать их про себя. Но необходимо уважать право других разумных на собственные заблуждения. Понимаете разницу?

Лингвист наклонился к Роджерсу.

-Поймите, это не какой-то абстрактный принцип. Это единственный способ сосуществовать с представителями других культур, не убивая друг друга.

- Не убивая? - быстро повторил Роджерс.

Стебер прикрыл глаза рукой.

Джолли влетел в столовую и бегом направился к стойке, у которой сидел доктор и возлежал Грей.

- Хас, Вы уже были у Роджерса? - сходу обратился он к доктору.

- Нет, а что? - осведомился Хаскел.

- Я был. И некоторых ребят вызывали. Любопытная картина вырисовывается. Все совсем не так, как представлялось вначале.

- Что Вы хотите сказать, Джолли? - серьезно уточнил Грэй, - Роджерс - переодетый маркинит?

Джолли на мгновение осекся, тряхнул косматой головой.

- Я хочу сказать, что Роджерс явно не сбором информации для трибунала занимается. Но он тот, за кого себя выдает - сомнений нет... - Джолли замолчал многозначительно.

- Ну договаривайте, - нетерпеливо поторопил его Грей, - Я заинтригован.

- Его настоящая цель - сбор аргументов для спора там - в верхах! - глаза Джолли засияли, - Я слышал, что в военных кругах идет очень серьезное противостояние двух группировок - сторонников мягкой политики в отношении разумных рас и более жесткой. И, видимо, решение Старика по поводу Леонардса оказалось для этого противостояния как первый камень в лавине. Понимаете, мистер Грэй, - Джолли засиял как новогодня елка, - здесь сейчас решается нечто намного большее, чем судьба одного полковника. От того что Вы, я, все мы здесь говорим, будут зависеть наши отношения с братьями по разуму на десятки лет вперед.

Грей театрально отпрянул.

- Да у Вас 'манечка', Джолли. Величия. Надеюсь, это не заразно?

- Зря смеетесь, мистер Грей, - не смутился Джолли, - Обратите внимание - информационная блокада в обе стороны, спешка эта. Так себя хозяева ситуации не ведут. Роджерс - представитель одной из группировок, прямо сейчас входящих в клинч. И мы можем и должны другой стороне помочь. Как угодно, не взирая на правила. Победа все спишет!

Грей всплеснул руками.

- Доктор, пожалуйста, угомоните Вашего приятеля. Он сейчас на трибунал наговорит.

- Да, кстати, док, - Джолли хлопнул себя по лбу, - Я же зашел сказать, что Вас вызывает комиссар!

Грей рассмеялся.

Хаскел вытолкал обескураженного Джолли из столовой. С минуту из-за двери доносились возбужденные вскрики биолога и размеренное успокаивающее бормотание доктора. Затем послышались быстрые удаляющиеся шаги.

Маршалл подошел к радиорубке. В приоткрытую дверь виднелись часть лица и ноги Рори, целиком погруженного в роскошное кресло, облепленное со всех сторон устройствами виртуальной реальности, квазимускульной массажной сеткой, комплексом внутривенного питания и чем-то еще, малопонятным для непосвященных. Радист блаженно улыбался, закрыв глаза, и подрагивая конечностями в такт тишине.

- Рори! - крикнул Маршалл, подойдя поближе.

Кресло развернулось к капитану. Радист вопросительно поглядел на него и снял наушники.

-Привет, Маршалл! Вам сюда нельзя, Великий инквизитор запретил.

-Я в курсе! - прокричал Маршалл, наткнулся на недоуменный взгляд Рори, продолжил нормальным голосом, - Я только спросить хотел. Вы же были здесь во время отправки... - Маршалл запнулся, подбирая слово, - сообщения Верховному командованию?

- Разумеется, - Рори медленно кивнул.

- Кто это сделал?

Радист наклонил голову.

- Капитан, даже когда нет прямого запрета, у связистов есть неписанные правила.

Маршалл вздохнул.

- Я не могу Вам приказать, сержант...

- Конечно не можете, - перебил Рори.

- ...но Вы, кажется, хорошо относитесь к Старику, - терпеливо закончил капитан, - Прошли с ним несколько миссий.

- Хорошо этот парень поступил или плохо, я - не доносчик, капитан, сэр.

Маршалл спокойно кивнул.

- Ничего страшного, Рори. Не так много вариантов.

Рори злорадно улыбнулся.

- Тридцать с лишним.

Маршалл отрицательно покрутил головой.

- Ключ доступа - только у офицеров. Если, конечно, не считать ...

- Это не я, - серьезно сказал сержант.

- Вот видите, Рори, уже меньше на одного меньше.

Роджерс с интересом посмотрел на Хаскела.

- Повторите еще раз. Насчет возможной гибели Леонардса.

- Смерть в нашем обществе переоценена, - спокойно сказал доктор, - Есть вопросы поважнее физического выживания индивидуума. На земном человечестве лежит великая миссия - поделиться с нашими братьями по разуму всем, что мы знаем, и направить по верному пути. По сравнению с этой целью смерть одного лейтенанта на отдаленной планете не имеет значения.

На лице Роджерса отразилось неподдельное воодушевление. Он увлеченно строчил что-то в ноутбук, не забывая поглядывать на индикатор речевого записывающего устройства.

- Так-так, очень любопытно. А приходило ли Вам в голову, что вооружившись знаниями, так великодушно подаренными человечеством, упомянутые Вами братья могут применить их мощь, против самой Земли?

- Ценность человеческой культуры тоже переоценена, - сказал Хаскел так же невозмутимо.

- Что? - Роджерс моргнул, оторвался от клавиатуры.

- Мы кажемся себе уникальными и незаменимыми по нашему невежеству, - пояснил доктор, - Мировой разум многолик и многообразен. Исчезновение одной культуры большого урона ему не нанесет. Зато мы можем войти в историю Вселенной как великие учителя. Нас будут помнить.

- Так вот, я думаю, что это сделали Вы, Грей, - закончил Маршалл.

Маршалл перед стойкой на том месте, которое некоторое время назад занимал доктор. Грей возлежал там же, где во время бесед с Хаскелом и Леонардсом.

- Неужели? - весело изумился пилот, - Не поделитесь ходом мысли?

Маршалл деловито насупился.

- Пожалуйста. Дадли - солдат до мозга костей, он не стал бы доносить на командира. Док боготворит Старика. Леонардс - родственик Диволла и его протеже. Стебер - слишком осторожен для такого . Остаетесь Вы.

- Это все Ваши аргументы? - удивился Грей.

- Ну вот ещё - если хотите, - Маршалл сдвинул густые брови, - Наш Рори мало кого здесь уважает. Пожалуй, только Диволла да Вас. Вряд ли его профессиональная этика запрещала ему намекнуть, если нельзя сказать прямо. Но он этого не сделал.

- Ну-у, что Вам сказать... - протянул Грей, - Солдаты командиров таки сдают - для этого в армии есть специальные процедуры и институции. Благоговение иногда имеет весьма причудливые последствия. Родственники продают друг друга за милую душу. А осторожность может заключаться и в том, чтобы донести первым. В общем, хилые какие-то аргументы - особенно для такого скрупулезного исследователя, как Вы.

Грей глянул Маршаллу в глаза.

- Если только это не попытка меня прощупать.

- Не без этого, - Маршалл улыбнулся.

- Ну, если Вы можете представить, как я крадусь ночью в рубку, ползу под висящими проводами мимо дрыхнущего Рори, тогда... Кстати, Вы почему-то забыли еще двоих возможных подозреваемых.

- Кого же? - Маршалл заинтересованно наклонился к пилоту.

- Вас и Диволла.

- Это как? - Маршалл чуть не рухнул со стула, - Я под себя копаю? Или Диволл на самого себя донёс ?

Грей развел руками.

- Он же антрополог. А они только этим и занимаются. А при Вашем исследовательском задоре - Вы и не такое можете отмочить.

Раскрылась дверь. Вошел доктор.

- Не беспокойтесь, Гарри, я про Вашего карбонария никому не сказал, - заверил его Грей.

- Какого карбонария? - Маршалл недоуменно нахмурился.

-Да Джолли тут решил устроить революцию, - объяснил Грей и закинул в рот несколько грибов.

Хаскел глянул на Грея, потом на Маршалла.

- Да не бойтесь, док, тут все свои, - весело успокоил его Грей, - В смысле - ваши.

Доктор махнул рукой, плюхнулся в кресло. Налил пива.

- Как Вы думаете, Хаскел, - поинтересовался Маршалл, - какой кары заслуживает человек, предавший Старика?

Хаскел потемнел лицом.

- Петли и крепкой осины. А почему Вы спрашиваете?

Грей прислушался.

- Что там за шум?

Снаружи раздались крики. Док и Маршалл повскакивали из кресел и устремились к выходу. Грей медленно проводил их взглядом и зачерпнул из плошки еще грибов.

Никогда еще сотрудники миссии не видели Дадли в таком состоянии. Казалось, лицо майора лопнет от переполняющей бешеной крови.

- Ты перешел черту, Джолли! Ты перешел черту! - орал Дадли на сержанта.

Джолли, взъерошенный, с красным лицом и выбившейся из штанов форменной рубашкой, широко улыбался. Стоящий чуть поодаль Рори, тоже красный и расхристанный, тяжело дыша, поправлял одежду и время от времени опасливо поглядывал на смотрителя зверинца. Дадли посмотрел на радиста. Его лицо брезгливо скривилось.

- Рори - вернитесь на свой пост. Рядовой Харрис!

Харрис вытянулся по струнке, прижав рукой кобуру.

- Отведите сержанта на гауптвахту.

- На какой срок, сэр? - уточнил Харрис.

Дадли наклонился к нему и прорычал прямо в лицо.

- До новых распоряжений, рядовой!

Внезапно толпа сбежавшихся сотудников затихла. Майор обернулся. Позади, заложив руки за спину, стоял Роджерс.

- Майор Дадли, через десять минут зайдите ко мне.

Роджерс скрылся в командном модуле. Дадли с багровым лицом обвел тяжелым взглядом собравшихся.

- Слушать мою команду! Все, свободные от дежурства и охраны офицеры - в офицерскую столовую. Рядовой состав - в свою. Не выходить до новых распоряжений. Нарушители пойдут на гауптвахту. Командирам подразделений - довести приказ до подчиненных. Выполнять!

- Только ради бога, майор, - Роджерс выразительно постучал кулаком по столу, - не пытайтесь замести сор под ковер. Это не плановая проверка, а я - не зевающий инспектор из Центра. Ситуация слишком серьезная.

- Я и не собираюсь никого покрывать, сэр, - огрызнулся Дадли, - Вопреки Вашему приказу сержант Джолли попытался проникнуть в радиорубку. Сержант Рори его не пускал. Завязалась драка, переместившаяся от рубки метров на тридцать. Потасовка шпаков, - Дадли сплюнул с досадой.

- Джолли удалось что-то сделать? - взгляд Роджерса сделался жестким, как наждак.

- Нет. Он уже под арестом. Разумеется, этим дело не ограничится.

- Хорошо, - Роджерс удовлетворенно кивнул, - А что, по-Вашему, должны были делать военные?

- Если бы Рори был военным, он должен был действовать как постовой, - не задумываясь, ответил Дадли, - Предупреждение, выстрел в воздух, выстрел в упор.

- А если бы Джолли был настоящим военным, и считал свое дело правым, он бы не стал уговаривать Рори, а просто пристрелил его, - в тон ему продолжил Роджерс, - Вы это имели в виду?

Майор мрачно посмотрел на него.

- Я имел в виду, что он - не военный. И Рори, прослуживший в Штабе несколько лет. И остальные... - Дадли еще раз сплюнул.

- Кажется, Вы очень хотите что-то сказать по этому поводу? - осторожно поинтересовался Роджерс, - Пожалуйста, говорите.

- Я хотел сказать, что, нарядив штатских в военную форму, Вы этим еще не делаете из них солдат.

Дадли в сердцах стукнул ладонью по столу. Столешница жалобно заскрипела.

- Власти из верных посылок сделали неправильные выводы. Они справедливо рассудили, что миссии вроде нашей фактически находятся на передовой. А служба на передовой - компетенция военных. Но вместо того, чтобы отправить в миссию хотя бы на руководящие должности настоящих офицеров, они устроили какой-то маскарад. Одели в мундиры ботаников, лингвистов, антропологов - и решили, что дело в шляпе. Но у этих людей совсем другая профессиональная психология. Они не понимают, какую ответственность несут за свой мир. Не знают, что беспечность на линии фронта может очень дорого обойтись не только лично им, но и тем, кто их сюда отправил.

Дадли осекся.

- Простите, комиссар, я увлекся. Вы меня вызвали на допрос. Я готов.

- У меня к Вам всего один вопрос, Дадли.

Роджерс обошел стол. Встал напротив Дадли, оперевшись рукой на столешницу.

- Майор, Вы же понимали, что выдача Леонардса маркинитам - преступление. Почему Вы не остановили полковника?

Дадли побагровел.

- Я - солдат. Я выполняю приказы, а не оспариваю их. И не устраиваю мятежи.

- И Вы не удивились решению Диволла?

Лицо Дадли потемнело так, что, казалось, кровь сейчас выплеснется из пор.

- Я знал, что решение полковника соответствовало общей политике Департамента.

Роджерс пристально посмотрел на Дадли, больше ничего не говоря. С минуту майор и комиссар молча смотрели друг на друга.

- Если у Вас больше нет вопросов, разрешите идти, - с трудом выдавил из себя Дадли, борясь с удушающей злостью.

Роджерс медленно встал.

- Идите. Прикажите вызвать майора Грея.

- Есть, - Дадли встал и мрачно козырнул.

- И после Грея пригласите полковника Диволла, - добавил Роджерс, - сами, лично.

- Может, в картишки перекинемся? Кто знает игру на пятерых? - пробормотал Стебер.

Старший лингвист в спешке забыл прихватить рабочие материалы и теперь мучился почти физически.

В соответствии с приказом Дадли в столовой сейчас находились все офицеры миссии, кроме Диволла и самого майора. Грей, казалось, так с утра и не поменял позы. Он полулежал в кресле, глядя в потолок и теребя рукой содержимое плошки. Вновь воцарившуюся тишину нарушало только шуршанье сухих грибов. Сидящий рядом с пилотом Стебер только что со вздохом отложил глянцевый журнал. Хаскел, расположившись в темном углу, задумчиво переставлял фигуры на шахматной доске. Маршалл в который раз исподволь оглядывал по кругу каждого из присутствующих. Леонардс гневно буровил огненным взглядом Стебера.

- Что Вы так на меня смотрите, Пол? - поинтересовался лингвист.

- Полагаю, - улыбнулся Маршалл, - лейтенанту любопытно, случайно ли Вы сели рядом с мистером Греем, главным нашим - как нынче с утра выяснилось - мракобесом и обскурантом. Главным после мистера Дадли, конечно.

- Не случайно, мистер Маршалл, - елейно улыбнулся в ответ Стебер, - Не люблю оказываться на проигравшей стороне.

- Но Вы - именно на проигравшей стороне! - неожиданно вышел из транса Грей.

- А где тогда сторона победителей? - осведомился Стебер.

- Здесь таких нет, - ответствовал пилот.

- А, философия пошла... - протянул лингвист, - Не интересно. Просто я предпочитаю быть лояльным той власти, которая позволяет мне заниматься своим делом. Прочее - второстепенно.

- И на что вы готовы пойти, чтобы заслужить благосклонность такой власти? - вкрадчиво осведомился Маршалл.

- Продолжаете свое расследование, капитан? - полюбопытствовал Грей.

- Не без этого.

- Как-то грубовато.

- Ну так, ведь, я же - геолог. У нас все средства грубые - кирка, кайло, отбойный молоток.

Маршалл развел огромными руками. В его исполнении это выглядело несколько угрожающе.

- Какое расследование? - Стебер удивленно глянул на Грея.

- Господин Маршалл выясняет, кто их офицеров сообщил в Штаб о решении Диволла, - пояснил пилот.

Стебер присвистнул.

- И что вы собираетесь сделать с отступником?

- Вероятно, поступят так, как поступают с предателями маркиниты, - предположил Грей, - Мы же в их юрисдикции. Ну, по крайней мере по мнению большинства в этой комнате.

- Уверен, Грей, это Вы предали Старика, - неожиданно бросил в лицо пилоту Леонардс.

Стебер вздрогнул, будто у него над ухом выстрелили. Грей зачерпнул горсть грибов, запрокинул голову и начал их жевать, давясь.

- Отчего Вы так уверены, юноша? - прошамкал он, не переставая работать челюстями.

- Потому что Вы единственный здесь не поняли высокой морали поступка Старика, - с вызовом заявил Леонардс.

Грей поперхнулся, закашлялся. Наклонился вперед. Маршалл спешно подскочил и пару раз хлопнул пилота по спине. Грей медленно прожевал грибы, проглотил. Запил водой.

- Спасибо, капитан, - Маршалл театрально поклонился, сел на сместо, - А Вы, Леонардс, думайте, что хотите. Но морально то и только то, что позволяет сообществу выжить.

- Это не единственно возможная мораль, - неожиданно из темноты подал голос доктор.

- А какая может быть еще? - поинтересовался Грей.

- Например, христианская, - ответил Хаскел, - Она позволяет спастись.

- Так что, по-Вашему, Диволл - новый Христос? - усмехнулся Грей.

Док, не отвечая, молча уставился перед собой.

- Даже так... - протянул пилот, посерьезнев.

Сокрушенно покачал головой. Подумал.

- Ну если так ставить вопрос, то мне наш Старик напоминает другого знакового персонажа библейской истории - праотца Авраама.

Хаскел вопросительно поглядел на пилота. Майор кивнул.

- Сейчас объясню.

Грей скрестил руки на груди, задумчиво опустил голову.

- Господь велел Аврааму принести в жертву родного сына, чтобы испытать его преданность. Авраам выполнил все, что от него требовалось. В последний момент Бог остановил нож, и оставил Исааку жизнь. Таким образом, Бог убедился, что Авраам его верный раб.

Грей встал из кресла, выпрямился - Стеберу послышался скрип разгибающегося позвоночника. Не торопясь, пилот прошелся по зале, вглядываясь в слушателей.

- Что мы имеем сейчас? Диволл согласился принести в жертву племянника, сына родной сестры. Мальчишка остался жив.

Леонардс встрепенулся, но Маршалл положил ему огромную руку на плечо. Лейтенант плюхнулся обратно в кресло, обескураженно оглянулся на капитана. Маршалл погрозил ему пальцем.

- Осталось понять, - продолжил Грей, - кто здесь играет роль Господа Бога. Кто эту роль играет для Диволла?

- Гуманизм! - выкрикнул Леонардс, - Мирное сосуществование!

- Чушь, - отрезал майор, - Господином может быть только кто-то или что-то, обладающее собственной волей. Здесь ими оказались инопланетяне. В данном случае маркиниты, но, как я понял, Диволл, принимая решение, имел в виду все эти наделенные разумом сущности, населяющие тысячи миров.

- Не называйте их так! - щеки юноши густо покраснели от гнева,- Они - такие же люди, как и мы с Вами!

- Такие же? - Грей резко обернулся к нему и усмехнулся, - Определенно Вы не физиологию имеете в виду - кому, как не Вам знать, что она от нашей в корне отличается. А что же тогда? Может быть, представление о правосудии? Насколько я понимаю, 'Божий суд' - вроде того, которому подвергли Вас, юноша, на Земле не практикуется больше тысячи лет!

Грей ткнул в лейтенанта пальцем.

- Да, черт побери! - Мы не равны им! Мы их далеко обогнали. Подавляющее большинство этих ребят наслаждаются чудесами каменного века. И я не верю, что некая раса может находиться в технологическом отношении на десять шагов позади нас, а в культурном и этическом вдруг очутиться впереди. Так не бывает! Разные стороны прогресса жестко связаны между собой. Общество, в котором время и силы подавляющего большинства уходят исключительно на выживание, не может быть интеллектуально развито. Это очевидно.

Грей вышагивал по комнате напролом, отпихивая ногами табуретки.

- Вопрос стоит очень просто, господа! Будем ли мы, используя все стороны нашего могущества - включая и колосальное превосходство в военной силе, вести известную нам часть Вселенной по дороге цивилизации! Или же будем считать, что между пьесами Шекспира и трудами Эйнштейна, с одной стороны, и завываниями маркинитов у костра и их каменными топорами нет принципиальной разницы? Считать, что мы должны наше судебное разбирательство - венец многих веков развития юриспруденции - равным бросанию обвиняемого в озеро с тухлой водой для установления истины?? ............................................................................. ............................................................................................................................................................. .............................................................................................................................................................

Грей замолчал и удивленно оглядел застывших в немом изумлении офицеров. Он стоял посрели комнаты, воздев к потолку стул. В столовой повисла растерянная тишина.

- Сколько времени я говорил? И - что?

Доктор вздохнул.

- Заканчивайте с грибами, Грей.

Дверь столовой распахнулась, на пороге появился рядовой Харрис.

- Майор Грей, Вас вызывает комиссар.

На лице Грея появилось изумленное выражение, будто он не прождал вызова на допрос полдня. Провожаемый четырьмя парами глаз пилот подошел к двери. Внезапно он остановился на пороге и обернулся к капитану.

- Да что Вы мучаетесь, Маршалл? - Грей расслабленно махнул рукой, - Ну подумайте сами, кто у нас настоящий служака, военная косточка? Кто может подать рапорт командованию о возмутительных действиях непосредственного начальника, даже не думая, что кто-то назовет это доносом? Кто же еще?

По дороге к Диволлу мрачный Дадли столкнулся с Маршаллом.

- Капитан Маршалл! - окликнул его Дадли.

- Я! - Маршалл с каменным лицом вытянулся по стойке смирно.

Дадли поморщился.

- Вольно. Маршалл, пожалуйста, соберите всех офицеров. Диволла увозят на Землю. Надо проводить полковника как подобает. Совершил он что-то неправильное или нет, но он наш командир. Кстати, - опомнился Дадли, - А почему Вы не в столовой?

- Искал Вас.

- Зачем?

- Хотел спросить, как Вы решились предать своего командира, с которым вместе прошли четыре планеты, - заявил Маршалл, глядя Дадли прямо в глаза.

Лицо майора окаменело.

- Капитан Маршалл!

- Да, сэр, - Маршалл вытянулся во весь свой немалый рост, прижав огромные руки к бедрам.

- В следующий раз за оскорбление командира и старшего по званию отправитесь под арест, - сказал майор, - Занятие должности по приказу вышестоящего начальства можете называть как угодно - я, как кадровый военный, считаю это исполнением долга. Не больше и не меньше.

- При чем ту Ваши должности? - Маршалл возмущенно скривился, - Я говорю про Ваш рапорт в Штаб Верховного командования. Через голову Диволла и без ведома Департамента.

- Рапорт отправил не я, - просто ответил Дадли.

- А кто?

Дадли заложил руки за спину.

- Вы свободны, Маршалл, можете идти.

- Майор, - обратился к Грею Роджерс и непроизвольно зевнул, - У Вас самое высокое звание в миссии после полковника. Почему Вы не предотвратили выдачу Леонардса?

- А смысл? - Грей развел руками, - Ясно же, что игра давно проиграна. И не здесь, а там у вас - на Земле. Через пару десятков лет человечество само скормит себя троглодитам. Надеюсь сдохнуть к тому времени.

Роджерс удостоил Грея мимолетным взглядом и опять погрузился в ноутбук.

Грей рассеянно поглаживал подбородок и посматривал в окно. Он уже ответил на несколько вопросов, по которым пришел к выводу, что разговор с ним комиссару не особо интересен - уже, после показаний остальных сотрудников, или в принципе.

- Впрочем, - сказал Роджерс, - у меня к Вам есть еще один вопрос. Не столько по фактам, сколько чтобы узнать Ваше мнение. Насколько я понял, когда Диволл решил выдать Леонардса маркинитам, согласных с ним не было вовсе. Он принял решение один против всех. А теперь половина миссии его защищает.

- Ну, во-первых, Диволл - действительно, хороший начальник.

- А, во-вторых?

Грей почесал висок.

- Тогда решалась судьба конкретного человека - их товарища. А сейчас единомышленники Диволла защищают абстрактный прогрессивный принцип. Это намного проще, когда не касается вас.

- Не касается? - уточнил Роджерс, - А разве миссия сворачивается?

Грей изумленно поднял брови.

- Вы у меня спрашиваете? Я думал, это Вам лучше знать.

- В таком случае, почему Ваши сослуживцы не думают, что с ними может случиться что-то подобное выдаче Леонардса?

Грей скорчил презрительную гримаску.

- А люди, вообще, редко просчитывают дальше, чем на один шаг вперед. Вы разве не замечали?

Роджерс склонился к клавиатуре и ничего не ответил.

- А можно Вас спросить, комиссар? - сказал Грей.

Роджерс удивленно отодвинул клавиатуру и откинулся в кресле.

- Попробуйте.

- Вы спросили у Маршалла о мотивах человека, сообщившего в Штаб о решении Диволла, но не назвали его имени. Зачем Вы это сделали?

- А я не знаю, кто это, - сказал Роджерс равнодушно, - Мне это не очень интересно. Я только хотел, чтобы Маршалл - откровенный сторонник Диволла - разъяснил мне, почему этот человек послал свой рапорт тайно.

- И как, теперь Вы это понимаете?

- А Вы, майор?

- Я?

Пилот протянул руку вправо - к несуществующей плошке, сжал пальцы, поднес кулак к лицу и изумленно уставился на пустую раскрытую ладонь.

- Я мгновенно ему поверил, - деловито сообщил Маршалл доктору, С таким лицом не лгут. Но если не Дадли, то кто? Выходит, все-таки, Грей?

- Не гадайте, Маршалл, - с досадой прервал его Хаскел, - Это я сообщил в Штаб о происшествии.

- Вы?! - Маршалл отшатнулся и изумленно уставился на доктора, - Но зачем?

- А что было делать? - Хаскел развел руками, - Отчет полковника ушел в Департамент как камень на дно. На самом деле, этого следовало ожидать. Директор Торнтон понял, что произойдет, если дело будет предано огласке. Непременно начнется жесткое разбирательство и неизбежно откроется его собственная роль - что он знал о ситуации и фактически дал Диволлу карт-бланш. И директор велел делать вид, будто ничего особенного не произошло. Так ведь лучше для всех - и для него лично, и для Департамента в целом. И особенно для полковника, если подходить с обывательской точки зрения, - доктор помолчал, добавил тихо, - Только Диволл - не обыватель.

Взгляд Хаскела затуманился. Он сел на карбопластовую скамейку. Уставился в точку на матово-черной дорожке перед собой.

- Вы помните, что полковник говорил о прецеденте? О том, как его решение выдать Леонардса маркинитам на суд по их собственным законам может стать камнем, который вызовет лавину? Буквальное применение постоянно провозглашаемого землянами принципа, что все разумные равны, поставит вопрос ребром - действительно ли мы следуем нашим основным убеждениям или это пустые слова, теряющие смысл при первом столкновении с реальностью? Но Торнтон положил отчет под сукно.

- И Диволл попросил Вас, - прошептал Маршалл, - чтобы Вы донесли на него в Штаб?

Доктор поднял голову и посмотрел на Маршалла с извиняющейся улыбкой.

- Нет, что Вы, он меня не просил. Я - сам... Я ему ничего не сказал. Подумал - зачем взваливать на него еще и эту ношу? Ему и так придется нелегко...

Глаза Маршалла изумленно расширились.

- То есть Вы понимали, чем это может кончится для Диволла?

Хаскел кивнул.

- Конечно. Но я уверен, Диволл бы меня понял. Оно того стоило.

Лицо Маршалла побагровело.

- Да? Вы уверены? Вы не слышали, что сказал Роджерс? - он наклонился к Хаскелу и неожиданно заорал ему прямо в лицо, - Штаб тоже решил не предавать дело огласке!

Маршалл выпрямился и возбужденно затараторил, таращя глаза как злодей из театра Кабуки.

- Диволла осудят в закрытом порядке - к разжалованию, расстрелу, изжариванию живьем! Все документальные следы происшествия засекретят, либо просто уничтожат. Команду расформируют, нас разошлют по дальним миссиям на веки вечные. И через двадцать лет полусумасшедший старик-отставник в заштатном кабаке в самой занюханной дыре Галактики будет рассказывать случайным собутыльникам, как, - Маршалл захлебнулся истерическим смешком, - как неудачно сыграл роль Иуды, а Учитель взял да и не воскрес.

Доктор, бледный как его полевая форма для голубых джунглей Маркина, продолжая улыбаться, несколько раз отрицательно мотнул головой.

- Нет, нет, Вы не понимаете, Маршалл, не понимаете... Не так все будет, нет...

- Следующий вопрос, полковник, - Роджерс нажал какие-то кнопки на записывающем устройстве, Знали ли Вы, как именно будет проводиться суд?

- Нет, - ответил Диволл.

- Вы пытались узнать?

- Нет.

- Почему?

- Для решения вопроса это не имело значения. Либо мы соглашаемся на местное правосудие , либо нет.

Диволл с печальным безразличием смотрел на сидящего в его собственном кресле чужака в полевой форме, даже здесь, в командном пункте сливающейся с фоном. И лицо Роджерса тоже сливалось в фоном. Диволл чувствовал, что сейчас с ним говорит не конкретный человек, а система как таковая. Омертвелая, безнадежно устаревшая махина с интеллектом крокодила и единственным инстинктом - сохраниться в неизменности на веки вечные. Какой смысл спорить с ее безликим отростком?

- Полковник Диволл. Вы знаете, что Ваша миссия фактически находится в двойном подчинении. Формально она является подразделением Департамента внеземных дел, но поскольку миссия полностью укомплектована действующими военнослужащими, и Вы лично, и весь личный состав подотчетен Вооруженным силам Земного сообщества. Скажите, почему перед принятием решения, непосредственно касающегося жизни офицера, находящегося на действительной службе, Вы связались с руководителем Департамента, но не поставили в известность военное руководство?

- Я счел, - отвечал Диволл, спокойно глядя в глаза Роджерсу, - что вряд ли мнение военных - пусть и очень высокопоставленных, поможет мне в принятии решения, который находится за пределами их компетенции.

- За пределами компетенции военных? То есть, самого себя Вы военным не считаете?

- Я - не только военный. Я - представитель человечества на границе культур.

- Представитель человечества... - Роджерс усмехнулся, - Знаете, в чем Ваша главная ошибка, полковник? - комиссар устало покачал головой, - Вы всё время пытались понять, какой из вариантов лучше с точки зрения инопланетян - маркинитов и всех прочих. А думать-то надо было, в первую очередь, какие последствия будут внутри Земного сообщества. Как земляне воспримут выдачу полноправного гражданина дикарям на расправу. Мнение чужих для Вас важнее интересов своих. Вы не видите в этом что-то глубоко нездоровое?

Роджерс поднялся, стал медленно собирать записи, закрыл ноутбук.

- Да, чуть не забыл, - спохватился Роджерс, - Мы не обсудили один важный момент. Леонардс - Ваш близкий родственник, сын сестры.

- Вы это так говорите, как будто я совершил акт коррупции, - Диволл усмехнулся, - Я племянника отправил на суд с непредсказуемым, возможно, смертельным исходом.

- В том-то и дело, - Роджерс стал медленно убирать пометки в портфель, выключил запись, закрыл ноутбук, - Вы возомнили себя Авраамом, от которого Бог потребовал принести в жертву родного сына. Решили, что испытывается Ваша готовность пожертвовать самым дорогим во имя идеалов. А испытание-то было в другом. И Вы его не прошли. Вас обуяла гордыня прекраснодушного эгоиста. В историю захотели войти. Ну так Вы в нее войдете.

Роджерс сел на стул и посмотрел Диволлу прямо в глаза.

- Я забираю Вас на Землю. Вы предстанете перед Советом Верховного командования. Заседание через три часа... Знаете, смешно, - добавил Роджерс без малейшей улыбки, - Пятизвездные генералы не поверили, что в руководстве военно-исследовательской миссии могут быть люди вроде Вас. Я покажу Вас им, носом ткну. Представлю подробный отчет о настроениях в миссии на Маркине. Объясню, что в прочих миссиях ситуация не менее феерическая, - Роджерс оживился, - Вы даже сможете донести до них свои великие идеи! Мне и моим единомышленникам это только на руку. А то ребята с россыпью звезд на погонах немного оторвались от реальности.

- Спасибо, комиссар, я хорошо подготовлюсь к выступлению. Не пожалеете, - Диволл ернически поклонился.

- Мне хотелось бы, полковник, чтобы до встречи с Советом Вы поговорили с одним человеком, - сказал Роджерс, - Может быть, тогда Ваше мнение немного изменится. Пройдемте.

- Все готово, сержант? - спросил Роджерс у Рори.

- Так точно, - ответил связист.

- Прошу, - Роджерс на грани грубости почти втолкнул Диволла в камеру стерео-связи и решительно шагнул за ним.

Когда зеленоватая дымка рассеялась, Диволл обнаружил себя и комиссара в просторном старомодно обставленном кабинете. Эффект присутствия был бы стопроцентным, если бы очертания предметов иногда не начинали мерцать и разглагаться по спектру. Устойчивей и оттого убедительней всего выглядело объемное изображение пожилого мужчины с огромной лысой головой, покрытой коричневыми пятнами, выдающими крайне преклонный возраст. Под большим морщинистым лбом выделялись густые черные брови и пронзительные глаза.

- Помните меня, Диволл? - серьезно спросил старик.

Диволл задумался. Ответил после короткой паузы.

- Профессор Фельгибель. Читали у нас на курсе принципы ксеноистории. Почти тридцать лет назад.

Старик кивнул.

- Да, коллега Диволл, это я. Признаться удивлен, что Вы меня помните через столько лет. Встреться мы на прошлой неделе, мне бы это польстило. Такой заслуженный практик, как Вы - и в некотором смысле мой ученик...

- А теперь? - уточнил Диволл.

Старик горестно вздохнул.

- Как Вы понимаете, эти ребята, - Фельгибель мотнул головой в сторону Роджерса, - обратились ко мне чуть раньше. Им понадобилось мое мнение о том, что Вы натворили. И по возможности мой прогноз ближайших последствий. Дали доступ к Вашим отчетам. И я имел несчастье их прочитать.

Профессор перегнулся через стол.

- Диволл, Вы что, в самом деле не понимаете, что социум, находящий на уровне Ваших маркинитов - целиком и постоянно находящийся на грани гибели от голода, болезней, враждебного нападения - может воспринимать любой другой социум только как опасность или как корм? Если понимаете, тогда с чего Вы взяли, что земная миссия должна быть исключением?

- Профессор, - начал было Диволл, - несмотря на низкий технологический уровень,, маркиниты создали этическую систему, далеко превосходящую...

Профессор хлопнул ладонью по столу.

- Я Вам слова не давал, студент!

Роджерс невольно улыбнулся. Диволл побледнел.

- Хватит втирать мне эту чушь! - крикнул Фельгибель раздраженно, - Не может цивилизация, не сумевшая решить проблемы элементарного выживания, быть альтруистической в нашем понимании.

Фельгибель сел, перевел дух.

- Итак. В связи с вышеизложенным, как Вы полагаете, в каком единственном случае с точки зрения маркинитов социум может выдать своего члена - причем, явно здорового, полезного, молодого в самом расцвете сил, как Ваш племянник - на съедение чужакам?

- Только при смертельной опасности для самого социума, - ответил за Диволла Роджерс.

Профессор кивнул.

- Прочитав Ваши ответы, я просто не понимаю, Диволл, как Вы смогли провести столько миссий, не угробив их на корню. На Маркине Вы дали ввести себя в заблуждение подчеркнутому уважению к вам маркинитов, которое не основано ни на чем, кроме силы земной технологии. Маркиниты справедливо рассудили, что, скорее всего, такой мощью и богатством обладают существа, достаточно волевые и решительные, чтобы защищать свое достояние от внешних посягательств. А что они решат теперь?

Старик саркастически хмыкнул.

- Вы думаете, что сможете их нынче, задним числом, убедить, что руководствовались чем-то кроме страха?

Старик перегнулся через стол, как двадцать семь лет назад нависал над кафедрой, стараясь акцентировать самые важные места лекции.

- Вы понимаете, что по Маркину уже распространяется информация, что земная миссия - вассал Яшчилана?

- Вассал - это из терминологии феодального строя, профессор, - Диволл смотрел на Фельгибеля, слегка скривив губы, - На Маркине еще до него не дошли. И я надеюсь, с нашей помощью...

- А Вам больше нравится слово данники? - уточнил профессор, - Или рабы? Хотите, я расскажу Вам, что будет дальше?

Фельгибель сел и откинулся на спинку роскошного кожаного кресла.

- Если не весь Маркин, то, во всяком случае, жители ближайших окрестностей - в курсе, что миссия сказочно богата. Что у землян есть штуки, которые их самым влиятельным вождям даже не снились. Поэтому яшчиланцы потребуют от миссии платить им дань. Просто не смогут не потребовать - иначе в слабости заподозрят уже их. А для них это - смерть.

Профессор горестно покивал собственным словам .

- И Вы на это пойдете. Ведь такая малость не составит для миссии особого убытка, верно? Вы даже будете это называть каким-нибудь убаюкивающим термином - скажем, 'регулярными подарками'. Но этим дело не кончится. Окрестные племена захотят получить толику такого легко доступного богатства. Действительно, с чего бы этим яшчиланцам столько счастья, чем остальные хуже? Рано или поздно они начнут войну с Яшчиланом. И тогда Яшчилан потребует от Вас оружие. Или то, что можно использовать как оружие.

Голос профессора стал жестким и злым.

- И Вы окажетесь перед единственным выбором - убивать жителей Яшчилана или убивать ради жителей Яшчилана. Ничего другого не останется. А если Вы и тут решите прекраснодушно засунуть башку в песок и уйти от трудных решений, то они просто возьмут то, что считают своим по праву силы и воли, а вашу шайку толстовцев зарубят каменными топорами. И вот тут даже не уверен, буду ли я о вас сильно скорбеть.

Профессор замолчал. Диволл подождал несколько секунд, и только удостоверившись, что Фельгибель закончил свою речь, открыл рот.

- Знаете, профессор, мне очень нравилось слушать Ваши лекции. Вы так живо и в таких убедительных подробностях описывали то, чего никогда не видели, и о чем, на самом деле, и Вы сами, и вся земная наука имела весьма смутное представление. Это виртуозное умение восстановить динозавра по зубу мамонта просто покоряло. Наивного студента, - добавил Диволл и склонил голову набок, - Вы так хорошо понимаете маркинитов, чтобы делать подобные прогнозы? Я их знаю лучше. А львиная доля Ваших выводов, насколько мне известно, основана на изучении истории одной планеты - Земли.

- Есть непреложные исторические законы! - взвился Фельгибель, - На любой планете ресурсы ограничены, а желания разумных беспредельны. На любой планете выживает сильнейший. На любой планете соседи слабости не прощают. На любой планете свое приходится защищать.

- Так давайте сломаем эту систему! - воскликнул Диволл.

Роджерс вздрогнул.

- Что? - Фельгибель в недоумении глянул на бывшего студента.

- Волей судьбы Земля оказалась самой развитой цивилизацией доступной части Вселенной, - быстро и жарко заговорил Диволл, будто боясь, что ему не дадут закончить, - Это невероятное стечение обстоятельств! Никакая теория вероятности не может это объяснить, но так случилось. И перед нами стоит великий вопрос - что мы, как сильнейшие и мудрейшие, принесем братьям по разуму - право силы, вечную драку за власть и ресурсы или свободу, равенство и... любовь.

- Любовь? - Фельгибель посмотрел на Диволла растерянно.

- Вы говорили про вечные законы, профессор. Но разве разумные всегда подчинялись ограничениям, наложенным на нас природой? Разве человеку по его природе дано летать? Жить в космосе? Перестраивать по своему усмотрению целые миры? Так почему мы должны отступать в том, что больше всего отличает нас от животных - в морали и этике? Понимаете - все зависит от нас!..

Несколько мгновений Диволл и Фельгибель смотрели друг на друга. Роджерс с изумлением, стараясь не спугнуть, осторожно переводил взгляд с полковника на профессора и обратно. Бывшие учитель и ученик будто повисли на тонко звенящей струне, соединяющей их глаза, пытаясь установить контакт, искренне стараясь понять один другого.

Вдруг что-то произошло. Роджерсу показалось, что он услышал, как струна лопнула, издав жалобный стон. Диволл выдохнул, Фельгибель вздохнул.

- По милости прекраснодушных идиотов, вроде Вас, уже как минимум пять инопланетных рас, которые еще столетие назад разве что металлы начинали обрабатывать, сейчас на пороге выхода за пределы своих звездных систем. И там они составят нам конкуренцию. Что это - глупость? - тихо и грозно вопросил Фельгибель.

Теперь он напоминал библейского пророка, величественного и усталого.

- Наша цель - выживание, - добавил он, опускаясь в кресло, - Если мы не будем доминирующей расой, нас просто сметут. Это не обсуждается.

- Но если мы приходим с тем же, с чем жили еще в пещерах каменного века, тогда для чего всё это - весь этот прогресс, все наше развитие? В чем тогда цель человечества? - так же тихо, без прежней экзальтации, уже не надеясь ни в чем убедить собеседника, спросил Диволл.

- Есть первейшая цель любой расы - сохраниться и продолжиться. Все остальные цели - потом, - твердо сказал Роджерс, - В первую очередь, мы должны защитить существование человечества и будущее его детей.

- Погодите, подполковник, - взволнованно крикнул Рори, - идет встречный поток!

Комиссар, арестованный и провожающие их офицеры услышали нарастающий гул. Диволл вопросительно глянул на Роджерса. Тот в ответ только пожал плечами. Дадли прищурился.

- Что-то пошло не так, - прошептал Маршалл, с безумной надеждой уставясь на матовое зеленоватое свечение нуль-камеры.

Он оглянулся на Хаскела. Лицо доктора походило на восковую маску.

Через минуту гудение прекратилось, и оттуда, оглядываясь и щурясь от яркого света, вышли остролицая худая дама в черном парике и строгом костюме и хмурый мужчина в форме офицера Службы внутренних расследований. Глаза Роджерса удивленно распахнулись.

- Андерсон? Зачем Вы здесь?

- Простите, Джастин,- офицер был явно смущен, - Но я вынужден...

- Подполковник Роджерс, - резко перебила его женщина, - Именем Земного сообщества Вы арестованы. Капитан Андерсон, выполняйте Ваши обязанности.

Маршалл тихо ахнул. У Дадли отвисла челюсть.

- Это какая-то ошибка, - ошеломленно прошептал Роджерс, - Я действую на Маркине в рамках полномочий, данных мне генералом Кригсом!

- Генерал Кригс задержан два часа назад, - сурово объявила женщина, - Ваши полномочия, разумеется, аннулированы. Собственно, они были незаконными с самого начала.

Пораженный Роджерс обернулся к Андерсону.

- Да кто это, вообще?

- Эмма Вильнёв, помощник госсекретаря, - женщина выстреливала слова очередями, как из автомата, - В связи с чрезвычайной ситуацией назначена комиссаром с особыми полномочиями.

- Комиссар разжалован - да здравствует комиссар, - пробормотал Стебер.

Андерсон вздохнул.

- Подполковник, прошу сдать оружие.

- Нет у меня никакого оружия, - огрызнулся Роджерс, - Я могу хотя бы узнать, в чем меня обвиняют?

- Пожалуйста, - Вильнёв взмахнула обильно наштукатуренными ресницами, - Сотрудникам миссии это тоже будет полезно услышать. Вы обвиняетесь в попытке сокрытия происшествия чрезвычайной важности и тяжкого уголовного преступления, совершенного на планете Маркин в рамках земной юрисдикции, а также в попытке военного переворота.

- К-какого военного переворота? - от удивления у Роджерса сбилось дыхание, - Никакого переворота я не устраивал.

- Неужели, - Вильнёв прищурилась, - А для чего Вы на Маркине?

Роджерс замешкался. Андерсон вздохнул.

- Говорите, Джастин. У нее и правда есть все полномочия, да и Кригс, действительно, арестован.

Роджерс сжал губы, процедил, как выплюнул.

- Моей целью был сбор информации для выступления на заседании Совета Верховного командования о катастрофических последствиях политики земных властей в отношении Внеземелья.

Вильнёв торжествующе оскалилась.

- Значит, Вы признаете, что участвовали в заговоре, организованном генералом Кригсом, с целью убедить Совет Верховного командования заставить президента Земного сообщества ввести чрезвычайное положение во всем Внеземелье с приостановкой там всех прав и свобод личности?

- Но попытка в чем-то убедить Совет закону не противоречит! - воскликнул Роджерс.

- Не надо прикрываться буквой закона, когда пытаетесь сокрушить его дух! Фактически Вы пытались склонить Совет к приостановке действия конституции! - парировала мадам комиссар.

Глаза Вильнёв пылали праведным светом. Роджерс раскрыл было рот, но она его опередила.

- Последствия решения, которое хотели подсунуть президенту, имели бы катастрофические последствия для свободы и мира! Слава богу, в администрации нашлись умные ответственные люли, которые серьезно отнеслись к сообщению в Департамент о Вашей так называемой комиссии...

- Сообщению? - воскликнул Маршалл и уставился на Рори, - Погодите... Ваша драка с Джолли была прикрытием? Но это-то послание кто отправил?

Рори не смог удержаться от ироничной улыбки и взгляда в сторону. Маршалл посмотрел в том же направлении.

- Господи, Хаскел...

Тот в ответ только коротко кивнул.

- Да, этого Вы не учли, - торжествующе заявила Вильнёв Роджерсу, - Это потому что вы ждете от людей только прагматичного, рационального поведения. Вы не понимаете, что люди могут действовать по идейным соображениям. Поэтому вы всегда будете проигрывать.

- Все, что мы делали, было необходимо для безопасности человечества, - глухо и упрямо произнес Роджерс.

Он явно обращался уже не к Вильнёв, а к остальным присутствующим.

- 'Мы' - радостно повторила мадам комиссар, - Андерсон, обязательно зафиксируйте - подполковник Роджерс сам признал существование организованной преступной группы.

Она саркастически улыбнулась.

- А Вы знаете, Роджерс, я даже благодарна Вам. Очень надеюсь, что благодаря Вашему разоблачению нам, здоровым прогрессивным силам, наконец, удастся вымести из армии и руководства Внеземелья ксенофобов и шовинистов. Доминирование человеческой цивилизации подавляет другие разумные расы и обедняет мир. На наших глазах происходит безвозратная гибель самобытных культур. Нужно срочно провести детерризацию Галактики.

- Простите, мадам комиссар, - подчеркнуто почтительно обратился к Вильнёв майор Грей, - Вы употребили не очень точный термин - 'детерризация'. На Терре сейчас живут представители разных рас Большого космоса. Правильнее сказать - 'нам нужно провести дегуманизацию Галактики'.

- Спасибо, капитан, - энергично кивнула Вильнёв, - Обязательно учту Ваше уточнение.

- енерал Кригс задержан? - вдруг встрепенулся Дадли, - Что за чушь... Да это же измена! - рука майора тяжело легла на кобуру, - Андерсон, или как Вас там, я - майор Дадли, руководитель миссии на Маркине...

- Уже нет, - Роджерс покачал головой.

- Но комиссар... - прошептал Дадли.

- А я уже не комиссар, - Роджерс грустно посмотрел на Дадли, - Майор, Вы правы, это все бред и беззаконие. Но что Вы собираетесь делать? Мятеж поднимете?...

Рука Дадли бессильно опустилась.

- Заходите в камеру, Роджерс, - хмуро приказал Андерсон. - Мне приказано доставить Вас немедленно...

- Да, полковник, - Вильнёв энергично обернулась к Диволлу и ткнула пальцем в Роджерса, - Все приказы этого человека объявлены не действительными. Так что Вы - снова начальник миссии. До новых распоряжений. И еще - некоторое время Ваш передатчик будет заблокирован. Не беспокойтесь - это временные меры предосторожности. Мы сами с Вами свяжемся в самое ближайшее время.

Когда гудение прекратилось, офицеры миссии еще некоторое время молча стояли возле камеры нуль-транспортировки.

- Ну что стоим? - наконец, нарушил тишину голос полковника, - Приказываю всем занять своим места согласно расписанию. Майор Дадли, проследите за точным исполнением приказа личным составом.

Дадли исподлобья глянул на Диволла. Выпрямился, резким движением отдал честь.

- Есть, сэр.

Офицеры стали медленно расходиться. Хаскел стоял дольше других. Наконец, и он собрался идти, когда подбежал запыхавшийся Джолли.

- Что случилось, док? - на лице биолога сияла радостная улыбка, - Меня выпустили, сказали без подробностей, что Старик - опять командир. Так значит, наша взяла? Земля вступает - да нет, уже вступила - в новую эпоху!

Доктор хмуро посмотрел на него.

- Ну да, ну да, - уже не так воодушевленно пробормотал Джолли, - Конечно, нужно внимательно изучить все возможные последствия новой политики. Никто же не собирается рубить с плеча и принимать непродуманные решения. В конечном счете разум всегда торжествует.

Хаскел скривился как от зубной боли, заложил руки за спину, и не глядя на растерянного Джолли, быстро пошел в сторону командного пункта.

МАРСИАНИН

Представитель Паризи с сыном и Посредник доктор Ли прошли через воздушный шлюз. Маленький Юс недовольно поморщился.

- Папа, здесь плохо пахнет.

Паризи чувствительно сжал плечо сына и тихо пробормотал, так что китаец едва расслышал:

- Юс, мы же с тобой договорились - все жалобы после встречи. Сейчас мы в гостях , в очень важных гостях.

Запах и впрямь сильно раздражал. Господину Представителю почудилось омерзительное сочетание ароматов восточного базара и химической лаборатории. Впечатление усугублялось мучительно сухой жарой в помещении. Паризи пожалел, что из допускаемых протоколом облачений выбрал строгий деловой костюм. Из-за тяжелого марсианского стола им навстречу вышел высокий улыбчивый человек, одетый в просторный комбинезон светло-серого цвета с глухо затянутыми рукавами и штанинами. Юс с любопытством уставился на кирпичного цвета голову сотрудника миссии.

- Прошу Вас, господа. Господин Посол Букан'н ждет вас, - улыбаясь, на чистом франкском сказал сотрудник, сопровождая приглашение традиционным марсианским поднятием рук.

Паризи уже раскрыл рот, чтобы похвалить парня за хорошее знание франкского, но вовремя сообразил, что перед ним землянин. Представителю стало досадно. И от собственной невнимательности - сотрудник слишком легко ходил и имел вполне земные черты лица, и оттого, что парень слишком старательно изображал марсианина. Паризи догадался, что это может быть одним из условий работы в миссии, но внутренний протест от этого понимания никуда не делся.

- Спасибо, господин?... - доктор Ли вопросительно замешкался.

- Аллемани, - с готовностью ответил молодой человек, - К Вашим услугам.

Нарочито тяжело переставляя ноги, Аллемани прошел вперед. Сотрудник миссии не оглядывался назад, будто абсолютно не интересовался, следуют за ним или нет, и только с видимым усилием открывал одну за другой круглые двери, разделяющие короткие узкие коридорчики.

Неугомонный Юс некоторое время семенил за Аллемани, почти тыкаясь в широкую спину провожатого, но затем, когда очередной коридор расширился, нетерпеливо вырвался вперед. И прежде, чем отец успел его остановить, выскочил по другую сторону перехода.

В следующее мгновение Паризи услышал сдавленный вскрик сына. Уже не заботясь о дипломатическом этикете, Представитель буквально перепрыгнул через порог, едва не толкнув Аллемани в спину.

Вытаращив глаза и разинув рот, Юс с изумлением смотрел на марсианина.

Воздух в кабинете марсианского посла оказался сильнее разрежен, чем во внешнем помещении миссии, специально предназначенном для приема земных посетителей, и при этом еще более пахуч. Все здесь напоминало Паризи о чуждой культуре и образе жизни. В медном тусклом свете он смог разглядеть круглые стены без единого угла, сходящиес я кверху безупречной полусферой купола, параллелепипеды марсианских стульев без спинок и ножек, длинные лежанки, намертво привинченные к стенам, и висящие на трехметровой высоте металлические шкафы с круглыми рулями на массивных дверцах.

Но удивительнее всего в кабинете был его хозяин - посол Букан'н. В полтора раза выше самого рослого землянина, с мускулами-жгутами на непомерно широких костях, с оранжевой кожей на руках, шее и лице, пронизанной частой сеткой багровых капиляров, из-за этого напоминающей освежёваное мясо, Букан'н казался злой и издевательской карикатурой на человека.

Паризи вспомнил виденные в школьные годы старые ужастики, где наиболее сильный эффект достигался внезапным вторжением неожиданного и непонятного в самое сердце привычного мира. Представитель чувствовал под ногами твердую землю, тело какой клеточкой ощущало привычное земное притяжение, но огромные круглые глаза на плоском безволосом и тонкогубом лице существа по другую сторону стола уносили его в межзвездные бездны и чужое желто-оранжевое небо.

- Господин Букан...эн, - Паризи запнулся, не в состоянии правильно выговорить имя марсианина.

В глубине огромных круглых глаз на плоском безволосом и тонкогубом лице вспыхнули и погасли два нездешних огонька.

- Можете звать меня просто - Джон.

Букан'н широко растянул губы по горизонтали. Маленький Юс вжал голову в плечи, не отрывая испуганного взгляда от обнажившегося ряда больших острых зубов марсианина.

- Я -представитель Паризи, а это доктор Ли, он здесь выступает в роли...

- Я знаю. Прошу к столу, - сказал марсианин, пододвинул к себе большую миску с краями, слегка загнутыми краями и начал есть,

Паризи в замешательстве глянул на Ли, тот незаметно кивнул.

Паризи и доктор Ли уселись на высокие тумбы почти идеально кубической формы. Представитель обнаружил перед собой коричневую прямоугольную миску, несколько серых тюбиков, отличающихся только цветом колпачка, тупой керамический нож и еще два прибора, отдаленно напоминающие отвертку и плоскогубцы. В миске подрагивала разноцветная аморфная субстанция, местами бледно-прозовая и почти жидкая, местами - напротив почти твердая ядовито лилового цвета. Юс вертелся, пытаясь поставить ноги так, чтобы они не утыкались в стенку марсианского стола. Устроиться на странном сиденье он тоже никак не мог.

- Что-то не так? - участливо осведомился Букан'н, - Маленького землянина что-то беспокоит?

- Простите, посол, - извинился Паризи, - Мой сын не умеет обращаться с марсианской мебелью.

- Ну ничего, - Букан'н добродушно махнул костлявой рукой, - Ему еще долго жить, он научится.

Послышалось громкое чавканье марсианина. Паризи сдержал приступ тошноты. Он обеспокоенно обернулся к сыну. Юс как зачарованный смотрел, как Букан'н отправляет в разинутый тонкогубый рот соплеобразный фиолетовый сгусток, еле держащийся на широком ноже. Прожевав и проглотив очередной кусок, марсианин с хлюпаньем запил его сиреневой жидкостью.

- Прекрасный ам-ам, господа, - удовлетворенно сказал Букан'н, - Почему Вы не едите? Не хотите попробовать?

Паризи испуганно отгородился раскрытой ладонью. Доктор Ли почтительно склонил голову.

- С удовольствием принял бы Ваше предложение, господин представитель. Но, к великому сожалению, я сейчас нахожусь на строжайшей диете в связи с болезнью желудка. Возраст, знаете ли.

Паризи стало неловко за свою несдержанность.

- Жаль-жаль, - посетовал Букан'н, - моя жена в этот раз особенно постаралась.

Букан'н еще раз широко улыбнулся, так что трещина тонкогубого рта почти резрезала его лицо пополам.

- На Марсе не принято обсуждать важные вопросы за едой, но, как говорят земляне: живешь в Риме - живи как римлянин. Приглашая Вас на деловой обед, я старался следовать земным традициям, коль скоро сейчас нахожусь на Земле. Я рад, что придя в марсианское посольство, Вы также проявили уважение к марсианским традициям, господин Паризи, приведя на встречу здоровых детей. Хотел бы спросить у доктора Ли - Ваши дети не здоровы?

Доктор Ли поклонился.

- Простите, господин представитель. Мои дети в добром здравии, просто они уже взрослые, и живут далеко от меня. Они не успели бы прибыть вовремя. Поэтому я не смог их взять с собой.

- Жаль, - сказал Букан'н, - Я хотел бы вместе с Вами порадоваться их здоровью и силе.

Марсианин с видимым усилием встал из кресла, тяжело переступая длинными ногами, обошел стол, во весь свой трехметровый рост навис над сидящими гостями и протянул Паризи раскрытую руку. Представитель попытался было подняться, но Букан'н остановился так близко, что отодвинуть стул от стола не представлялось никакой возможности. Продолжая сидеть и высоко задирая голову, Паризи осторожно сжал сухую и широкую кисть Букан'на. И чуть не ойкнул от стального рукопожатия, не успев скрыть гримасу.

- Я сделал что-то не так, представитель Паризи? - обеспокоился Букан'н.

'Вы все делаете не так. Вас тут, вообще, не должно быть' - промелькнуло в голове Представителя.

- Нет-нет, что Вы, посол, - сказал Паризи вслух и собрал волю в кулак, чтобы улыбнуться, - все хорошо.

- Господа, - сказал Букан'н, пожав руку Ли и вернувшись на свое место, - Прошу прощения, если, пытаясь соблюсти все ритуалы земного этикета, я допускаю какие-то ошибки. Эта миссия - только начало. Но - к делу.

Огромные круглые глаза Букан'н повернулись к Паризи. Представитель с трудом сдержался, чтобы не зажмуриться.

- Господин Представитель! - торжественно обратился к нему Букан'н, - Я получил от Вашего правительства послание, полное заверений в дружеских чувствах и предложений о взаимовыгодной торговле. В полном соответствии с моими полномчиями могу Вас в свою очередь заверить, что Марсианское Сообщество с радостью принимает дружбу Земли. Кому как не нам, марсианам, знать преимущества мира перед войной, взаимопомощи перед равнодушием эгоизмом, а дружбы перед предательством!

Локаторы Букан'на опять невзначай встретились с глазами Паризи. Тот в очередной раз нашел в себе силы не отвести взгляд и даже изобразить на лице какое-то подобие улыбки. 'Гипнотизирует он меня , что ли?'

- Что же касается предложенного списка товаров...- марсианин развел руками, - Мы благодарим за столь лестное предложение, но Марс вынужден отказаться от него, потому что народу Марса ничего этого не нужно!

- То есть как - отказаться? - ошеломленно пробормотал Паризи, - Возможно, Вы не поняли суть нашего предложения. Позвольте, я попробую объяснить?

- Разумеется, - доброжелательно кивнул марсианин, - Разве не для этого мы здесь собрались?

- Земля исключительно богата, - быстро заговорил ободренный Паризи, - У нас есть много того, в чем по нашей информации Марс испытывает острый недостаток или чего не имеет вовсе- вода, древесина, продукты сельского хозяйства, множество промышленной продукции, существенно облегчающей быт и украшающей жизнь. Взамен же мы хотим всего лишь ...

- Представитель, позвольте я Вас перебью, - мягко прервал речь землянина Букан'н, - Похоже, Ваши эксперты ввели Вас в заблуждение. Действительно, на Марсе нет рек и озер, но наши установки по производству воды вполне справляются с нуждами марсианского народа. В древесине мы не испытываем ровным счетом никакой необходимости, поскольку используем для производства нужных нам предметов искусственные материалы с заданными свойствами. Наше пищевое производство полностью удовлетворяет наши потребности...

- Потребности в фиолетовых соплях? - с любопытством уточнил маленький Юс.

Паризи похолодел.

- Простите! Юс еще мал, я не готовил его к дипломатическим переговорам...

- Ничего страшного, Представитель, - Букан'н добродушно махнул рукой, - Ваш сын любознателен. Это очень хорошо. Я ему отвечу.

Букан'н обернулся к Юсу. Тот вжался в сиденье.

- Видишь ли, маленький землянин, - ласково сказал Букан'н, - Констистенция этого ам-ама - то, что ты назвал соплями - максимально подходит для наилучшего усвоения моим организмом. Также конкретно этот ам-ам содержит хорошо сбалансированный набор веществ и элементов, необходимых для твоего нового друга Джона. Так же как ам-ам в твоей тарелке приспособлен к твоей генетике, а в тарелке твоего отца - для него. Мы едим не для того, чтобы получать сиюминутное удовольствия от пищи, а для того, чтобы годами и десятилетиями наслаждаться здоровьем и долголетием. Увы, но земные продкты для этого крайне плохо пригодны.

- Что же касается упомянутых Вами промышленных товаров, - Букан'н снова повернулся к Паризи, - то меньшая их часть имеет на Марсе гораздо более подходящие для марсианской жизни аналоги, а остальные проходят под названием предметов роскоши и безделушек. Марсиане знают, что это такое, но не любят захламлять свои жилища. Мои сопламенники, вообще, с подозрением относятся ко всему, что застит глаза, но слабо помогает в жизни. И уж точно не станут везти необязательные и ненужные вещи с другой планеты.

- Но... - Представитель замешкался, но взял себя в руки, - Мы могли бы предложить наши технологии. Компьютерные, строительные. Да, чуть не забыл - горнодобывающие! - обрадованно воскликнул Паризи, - Вы могли бы по нашим лицензиям производить оборудование для добычи и извлечения из пород цветных металлов - никеля, меди, - Паризи неопределенно вмахнул рукой, - Всего такого. А в качестве оплаты отдавать небольшую часть продукции - какие-нибудь тридцать, да нет, даже двадцать процентов выработки! Это очень выгодное предложение.

Букан'н покачал головой.

- Ваше предложение было бы просто потрясающим еще какие-нибудь лет сто назад, хорошим - пятьдесят. Но за последние пару столетий мы сделали большой рывок вперед. Не хочу Вас обидеть, но наши строительные и добывающие, да и компьютерные технологии уже давно эффективней ваших . Скорее, мы могли бы поучить вас...

- Наша медицина, - в отчаяньи прошептал Паризи, - Для марсиан эта тема очень актуальна.

Два потемневших блюдца-локатора медленно просканировали гостей и остановились на глазах Паризи. Представитель физически почувствовал, как сила взгляда марсианина чувствительно ткнула его прямо в мозг,

- Да, Вы верно осведомлены, - медленно и глухо проговорил Букан'н, - Здоровье - одна из наших тяжелеших проблем. И именно поэтому на ее решение брошены колоссальные материальные и интеллектуальные ресурсы Марса. Земная медицина для нас - позапрошлый век.

Глаза Паризи безумно забегали.

- Но что же тогда? Права на фильмы, книги?... Музыка?... И этого не надо? Но сотрудничество нужно нашим планетам. Жизненно необходимо! - воскликнул Паризи.

- Планетам? - спокойно уточнил Букан'н, - Или только одной из них?

Повисла пауза.

- Да, - обреченно согласился Паризи, - Земле. Нам нужны редкие металлы.

Букан'н кивнул.

- Платина, вольфрам, скандий, рубидий, цезий. Хищническая разработка земных месторождений на протяжении веков привела к их полному и безнадежному исчерпанию. Без них ваша компьютерная промышленность остановится. А за ней придет в упадок и все остальное.

Представитель потер глаза.

- То есть Вы понимаете, что я не могу уйти отсюда с пустыми руками. Помогите мне. Неужели нет ничего, что мы могли бы вам продавать?

- Ну почему же? На Земле есть то, что может нас заинтересовать. Эйфелева башня, Биг Бен, Нотр-Дам, Дворец Дожей.

- Отлично! - воодушевился Паризи, - Межпланетный туризм! Разумеется, это потребует с нашей стороны серьезных усилий и затрат - подготовка комфортабельных отелей для марсиан, организация производства привычных для Вас продуктов питания. Но все это того стоит. Я думаю, за четыре-пять лет мы сможем подготовить инфраструктуру для приема миллиона-двух гостей с Марса в год!

Паризи возбужденно повернулся к Ли.

- Вы только представьте, доктор! Несколько миллионов марсиан посетят Землю, будут общаться с землянами. Какой это будет прорыв во взаимопонимании наших культур!

- Туризм? - Букан'н недоуменно покрутил головой, - Вы думаете, кто-то без крайней необходимости приедет сюда - с вашей ужасной силой тяжести, опасностью заразиться смертельными болезнями, постоянными тошнотворным запахом вокруг и этим кишением живности повсюду? Разумеется, нет!

Паризи непонимающе уставился на инопланетянина.

- Но что Вы имели в виду, говоря...

- О Эйфелевой башне? Разумеется перенос ее на Марс. В Столице есть прекрасная площадь, на которой она будет смотреться просто идеально.

- Перенести Эйфелеву башню на Марс? - в шоке прошептал Паризи, - Вы шутите?

- Вовсе нет. Это главная цель моего пребывания на Земле, - возразил Букан'н.

- И что Вы готовы отдать за эти четыре объекта? - тихо спросил Паризи.

- А почему Вы думаете, что мы ограничимся только ими? Это только начало длинного списка.

Костлявая кисть Букан'на взлетела над столом. Перед Паризи и доктором Ли вспыхнула прямоугольная рама. Тонкие синие губы беззвучно зашевелились, и на экране замелькали очертания зданий.

- Капитолий... Университетская библиотека в Лёвене... - в прострации бормотал Представитель, - Боже, но это же!..

- Собор Святого Петра, Василий Блаженный, Святая София, Саграда Фамилия в Барселоне, - отчеканил Букан'н.

Представитель перевел дух.

- Просто - из любопытства: Вы представляете, какие ресурсы требуются для перемещения этих грандиозных сооружений на Вашу планету в целости и сохранности?

Букан'н кивнул.

- Об этом можете не беспокоиться. Все расходы на разборку, доставку и монтаж зданий на новом месте Марс берет на себя. К тому же мы не собираемся сразу начинать с архитектурных памятников. Мы готовы сначала взять рукописи Вольтера, Гете, Достоевского, - марсианин говорил медленно, заботясь о том, чтобы Паризи ничего не пропустил, - первое издание 'Маленького принца' с автографом Экзюпери, оригинал Декларации независимости США, Устав ООН с подписями представителей пятидесяти государств....

Представитель попытался открыть рот и Букан'н на неуловимый тон повысил голос.

- Да - еще! Содержимое музеев Прадо, Лувра, Эрмитажа, галереи Уффици и так далее. Разумеется, если изображения людей и животных остались в целости и сохраенности. Их мы готовы покупать очень выгодно - по грамму редких металлов за тонну веса холста, гипса, мрамора.

- И Вы всерьез думаете, что мы на это пойдем? - шепотом проговорил Паризи.

Букан'н вполне по-земному пожал плечами.

- У Вас нет другого выхода. Вы сами это признали.

Представитель медленно обернулся к доктору Ли. На лице китайца зстыла непроницаемая улыбка. 'Он все знал,' - Представитель почувствовал, как медленно закипает, - 'Проклятый идолопоклонник шел сюда, зная, что Букан'н отвергнет наше предложение, и предложит вот это.. это...'

- Но ведь это достояние человечества! - гневно воскликнул Паризи.

- А разве мы - не часть человечества? - холодно поинтересовался Букан'н , - Мы пришли за своим.

Паризи вздрогнул. Взгляд его как будто прояснился. Он заново увидел кабинет Букан'на, стилизованный под внутреннее помещение типового защитного купола древних переселенцев на Марс.

Обеденный стол, повторяющий форму и текстуру больших контейнеров, которые первопоселенцы использовали для еды и сна. Стулья, имеющие вид коробок для инструментов, тарелки-емкости из-под готовой пищи с земли. Тяжелая и скудная жизнь первых людей-марсиан заставляла каждый ящик использовать сколько можно и для тех целей, для каких получится. Через сотни лет употребление древних предметов, привезенных с Земли, превратилось у богатых марсиан из суровой необходимости в предмет особого престижа. А когда большая часть земных изделий окончательно вышла из строя, марсиане стали повторять их форму и вид, жертвуя удобством ради стиля и памяти.

Паризи посмотрел на сидящего перед ним за столом-псевдоконтейнером на стуле-псевдокоробке Букан'на, уродливого монстра, в котором еле угадывался потомок людей, изуродованный пятнадцатью поколений мучительного присособления к чужой планете.

- Вы - уже не люди, - безжалостно произнес Паризи, - Другой биологический вид. Марсиане и земляне не могут порождать жизнеспсобное потомство.

- Это правда, - согласился Букан'н, - Несколько веков жизни на Марсе сильно нас изменили. Наши тела столетиями подвергались жесткому химическому и радиационному воздействию, их терзала необычная сила тяжести, перепады температур и непривычный световой режим. Многие поколения оказались вынуждены прожить всю жизнь в замкнутом пространстве куполов. Тысячи наших предков никогда не выходили под открытое небо.

Глаза Букан'на потяжелели, налились расплавленной смесью золота и ртути.

- И самое страшное - дети. Мертворожденные, уроды, слабоумные, страдающие врожденными болезнями. Не способные иметь собственных отпрысков. Ради выживания нам пришлось отказаться от многих принципов. Мы принуждали здоровых членов общества к многоженству и многомужеству. Женщин, родивших здоровых детей, насильно превращали в машины для размножения.

Букан'н обвел гостей взглядом.

- Столетие за столетием мы мечтали однажды выйти под желтое небо без скафандра. Терраморфирование Марса шло мучительно медленно, и при всех наших проблемах со здоровьем детей нам хватило безумия заняться генетическими экспериментами над самими собой. Мы коверкали себя, вшивая в свои ДНК гены пустынных животных, заставляя человеческий организм вырабатывать чуждые ему белки, превращая кожу в толстую шкуру, смещая цветовой диапазон, воспринимаемый глазами, отращивая легкие, способные пропускать через себя марсианский воздух.

Марсианин закрыл глаза дрожащими руками.

- Боже, сколько ни в чем не повинных детей при этом пришлось обречь на боль и мучительную смерть! Эти жертвы - в прошлом, но им никогда не стереться в памяти народа Марса.

- Но Ваши предки сами выбрали себе эту судьбу, - жестко сказал Паризи, глядя на Букан'на через щелки прищуренных глаз.

- Выбрали? - Улыбка трещина опять разошлась на лице марсианина, в разверстой щели сверкнули острые зубы, Халифат дал нам единственный выбор - смерть или изгнание на Марс. Ваши предки были уверены, что мы там погибнем. Но мы выжили и пришли за своим.

- Абу! - пятилетний Юс бесцеремонно дернул отца за полу серой деловой джеллабы, - Почему этот страшный дядька так по-свински ел и невежливо с Вами разговаривал? Мама всегда ругается, если я так себя веду. Это потому что он - взрослый и ему можно?

- Нет, Юс, это потому что он - потомок некультурных людей, сбежавших с Земли, - тихо ответил Представитель.

- Почему тогда Вы не приказали побить его палками по пяткам? Как наказывают взрослых?

- Букан'н - наш гость. Гостей не бьют палками.

Юс задумался.

- А зачем звать в гости таких плохих людей?

Паризи взял за правило честно отвечать на вопросы первенца и теперь растерянно размышлял, что сказать. На его счастье из беседки у миссии поспешно вышла и просеменила к дипломатам небольшая фигурка в просторном закрытом одеянии.

Паризи погладил Юса по голове.

- Иди, Юсуф, хорошо учись и не будь суров с Фатьмой. Хоть она всего лишь женщина, но ты - пока еще маленький мужчина, и она отвечает за тебя. Не забывай об этом.

Юс открыл рот.

- Все вопросы - дома, - оборвал его Паризи, - Аллах с тобой.

Только теперь, оставшись наедине с доктором Ли, Представитель Всемирного халифата дал волю эмоциям.

- Доктор, Вы ведь знали, что Букан'н предложит? - спросил он Посредника, еле сдерживая гнев.

- Догадывался, - кивнул Ли.

- И не предупредили? - воскликнул Паризи.

Ли пожал плечами.

- Догадки - не факты. Зачем делиться домыслами? Если они не оправдаются, я буду выглядеть глупо.

- Да, - кивнул Представитель, - Вместо это Вы выставили дураком меня, а в моем лице - весь Халифат.

Паризи с трудом взял себя в руки.

- Скажите, доктор, у нас есть какой-то другой выход?

Ли отрицательно покачал головой.

- Марс, действительно, может без вас обойтись. А вот Халифат без Марса не обойдется. Я бы на Вашем месте согласился.

- Вам легко говорить, - жестко оборвал доктора Паризи, - Марсиане не требуют Китайскую стену или Закрытый город.

- Да, - согласился Ли, - Потому что китайцев, не желающих становиться хуэй, депортировали в Поднебесную. А христиан изгоняли на Марс.

Паризи взорвался.

- Чушь! На Марс отправляли преступников - и исключительно на основании законного решения кади! Христиане сами покидали Халифат и только по доброй воле.

- Ну да, как и мои соплеменники, - тихо сказал доктор Ли, - А основным преступлением был отказ принять истинную веру.

Паризи нахмурился. Ли поспешно помахал рукой.

- Да я же и не спорю. Я только говорю о том, что это часть их национального мифа. А он у марсиан причудливым образом сочетает общую обиду изгнанников и общую гордость свободных переселенцев, осваивающих новую планету. Впрочем, марсиане в этом - не исключение. Всякий национальный миф противоречив и во многом основан на эмоциях.

- Скажите, доктор, - Представитель подозрительно глянул на китайца, - Это ваше посредничество, на самом деле, месть за Ваших соплеменников, изгнанных из Халифата пятьсот лет назад?

- Мы, китайцы, умеем ждать, - серьезно проговорил Ли, - Но мы не злопамятны.

Он улыбнулся.

- Посмотрите на ситуацию с другой стороны. Вам повезло - у Халифата оказался культурный 'товар', нужный Марсу, с которым у правоверных нет сильной эмоциональной связи. Бывший Собор Святого Петра - самая большая мечеть в Риме, но разве кто-то когда-нибудь забывал, что это переделанный христианский храм? Так ли много вы теряете?

Доктор вопросительно заглянул Представителю в лицо, и тому вдруг привиделись в глазах китайца две радужные оболочки цвета ртутно-золотого сплава. Паризи моргнул от неожиданности...

...Паризи моргнул от неожиданности. Морок спал. Его опять обступили желтовато-оранжевые стены, дрожащие в жарком воздухе.

- У Вас хорошо получается, - улыбнулся Букан'н, - Мне кажется, Вы только что уже были уверены, что разговаривали с Джоном Бьюкененом - потомком первой волны переселенцев на Марс.

- И Вы думаете, нам удастся всех в этом убедить? - очень тихо пробормотал Представитель не послу, а одному себе.

- Отчего же нет? - Букан'н пожал плечами, - В Европе и Америке жили христиане. Теперь их нет. Куда-то же они делись.

- Приняли истинную веру, - задумчиво пробормотал Паризи.

- Некоторые из них, - уточнил доктор Ли, - Остальных уничтожили. Эти факты у вас сейчас не слишком афишируется, о них написано мелким шрифтом на последних страницах учебников. Но подданные Халифата об этом знают.

- Нет, их депортировали на Марс, - возразил инопланетянин, - Так Вы напишете в новых справочниках и энциклопедиях. Так скажут учителя в школах.

- Никто не поверит, - Паризи покачал головой, - За пятьсот лет нельзя преобразовать атмосферу Марса так, чтобы в ней могли жить люди. И никакие успехи генетики не могут объяснить, как всего через пять веков после колонизации на Марсе появились миллионы людей, способные жить в атмосфере без скафандров. Это ясно любому образованному человеку. Не говоря о том, что рано или поздно кто-нибудь разберется в вашей истинной физиологии, исследует образец ДНК, и тогда...

- Поверят - и грамотные, и не грамотные . Как раз образованные - охотнее всего, - возразил китаец с той же непроницаемой улыбкой, - Уничтожение европейских и американских христиан - часть истории Халифата, которая не дает покоя вашей коллективной совести. Современные жители Халифата - намного мягче и гуманней славных завоевателей Европы. Им неловко вспоминать о зверствах своих предков, утопивших в крови две части света. Так неужели Вы думаете, что Ваши соотечественники не ухватятся за сказку о том, что христиане не были убиты правоверными, а улетели на Красную планету, выжили там, и теперь вернулись за своими святынями?

Доктор Ли издал смешок, от которого Паризи пробрал холод.

- И вот тогда, если какой-то умник попытается поставить эту новую официальную версию истории под вопрос, и начнет рассказывать, что все эти миллионы ни в чем не повинных мужчин и женщин, якобы улетевших на Марс, на самом деле сгорели в ядерных пожарах и были умерщвлены в послевоенной резне, кто тогда поверит, будь у него хоть миллион неопровержимых доказательств. Кто захочет верить?

Глаза Паризи расширились. Он медленно повернулся к инопланетянину и указал на доктора.

- Он тоже - ваш?

Рот-трещина Букан'на раскрылся в беззвучном смехе.

- Да ну что Вы! Ли - землянин. Именно такой, какими земляне и бывают.

- Наши друзья с Марса поняли, что не стоит сразу нагибать обе великие державы Земли. Для грабежа одной лучше другую иметь в союзниках, - объяснил Ли без тени смущения.

Паризи наклонился к доктору и очень громко прошептал на ухо.

- И Вы надеетесь, доктор, что выиграете от этого безумия? Сможете перехитрить ваших новых друзей после того, как они сожрут нас?

- Мы, китайцы, умеем ждать, - повторил Ли.

- Один вопрос.... - Паризи мрачно посмотрел на Букан'на и запнулся, - Не знаю, как Вас теперь называть.

- Джон, - удивленно подсказал Букан'н, - Ваш новый друг Джон. Мы же договорились.

- Зачем Вы настояли, Джон, - с усилием над собой произнес Паризи, - чтобы я взял с собой сына? Он же все запомнит, - в голосе Представителя прозвучала сталь, - Если Вы думаете, что сможете меня шантажировать его жизнью, то Вы сильно ошибаетесь. Халифат еще в состоянии защитить своих детей.

- Боже упаси, как Вы могли такое подумать?! - Букан'н поднял вверх огромные руки, - Жизнь ребенка - священна для марсиан.

Марсианин доверительно приблизил к Представителю голую кирпично-оранжевую голову. На какое-то мгновение он показался Паризи поразительно похожим на грифа.

- Штука в том, что детская память очень пластична, - пояснил марсианин, - Когда Ваш сын выйдет отсюда, следующие несколько десятков лет маленький Юс будет слышать ту версию этого разговора, которую донесете до мира Вы. И когда однажды Представитель Паризи уйдет из мира живых - вряд ли позднее доктора Ли, и Юс останется последним очевидцем этой встречи среди землян, он будет рассказывать Вашу версию, уверенный, что так все и было. И ему будут верить - как очевидцу. Так что Ваши опасения напрасны. Мы заинтересованы, чтобы Юс прожил долго-долго.

- Ясно, - потрясенно прошептал Паризи, уставившись на стилизованные изображения болтов на поверхности 'марсианского' стола, - Вы покупаете наше прошлое, чтобы забрать будущее даром. Начнете с христианского наследия, а потом постепенно и незаметно утащите все остальное. И когда у нас не останется ничего, чем можно гордиться и что стоит защищать, вы возьмете нас голыми руками.

- Вот и оставьте эту проблему будущим правителям Халифата, - посоветовал доктор Ли, - Перед нами стоит более срочная задача - спасти экономику Земли от краха.

Паризи, наконец, поднял голову и встал из-за стола.

- Хорошо, Джон, - скривился Представитель, - Мы, земляне - великодушны. Мы поделимся с марсианами своей историей, если у них нет своей.

Щель рта разрезала лицо Букан'на пополам.

- Отчего же? У марсиан есть своя история. Вернее, была. Но с чего Вы взяли, что мы - марсиане? Паризи вздрогнул.

МЯСОЕД СРЕДИ ЛЮДЕЙ

Они не должны появляться среди нас. Но иногда в этом возникает необходимость.

К столетнему юбилею Рэта Кальвина Университет Гринписвилля готовил издание новой, дополненной биографии революционера. Не только специалистов, но и всех почитателей памяти легендарного вегана, опередившего свое время, огорчало отсутствие достоверной информации о последних часах жизни Кальвина. Неожиданно в Хельхейме обнаружился бывший коп, Роберт Смит, который признался, что присутствовал в полицейском участке в течение суток перед смертью Рэта. С него сняли показания, крайне сбивчивые и невнятные, что, впрочем, неудивительно для семидесятилетнего старика. Смит сказал, что, возможно, больше вспомнит на месте событий. Многие подозревали в этом уловку старого мититера, чтобы в последний раз перед смертью увидеть верхний мир, но возможный результат того стоил. Так Роберт Смит оказался в Писвилле, а я, Генри Джексон - его сопровождающим.

Когда я увидел Смита, он стоял около тюремного фургона, потирая запястья, с которых только что сняли наручники. Роберт Смит выглядел довольно крепким, но преклонный возраст сказывался в позе и движениях. Лицо, шея и лысина мититера имели землистый цвет, объясняемый, впрочем, не столько старостью, сколько годами, проведенными без солнечного освещения. Седая борода контрастировала с еще не успевшими побелеть каштановыми волосами около ушей и на затылке. Одет он был стандартно - в цельноштампованные сероватые штаны и рубаху с ярко красным остроконечным треугольником на груди.

Смит поднял голову и посмотрел вверх. Было непонятно, улыбается ли он или просто щурится.

- Солнце.... - прошептал мититер, - А уже и не надеялся его увидеть.

И тут же в лоб старику ударилась жестяная банка из-под сока. Смит от неожиданности попятился. Немедленно в его плечо попала вторая. Смит оглянулся и присел, беспомощно шаря глазами в поисках источника угрозы. Судя по всему, он не понимал, как реагировать.

Я быстро оценил ситуацию и молниеносным движением выхватил из-за полицейской машины за ухо мальчишку, с испуганным любопытством глядящего на Смита.

- Зачем ты это сделал?

- Он же мититер! - удивленно объяснил мальчишка, показывая пальцем на старика, - Он животных убивал!

Мой вопрос его явно озадачил. Это же так естественно - кидать в лицо мититеру жестянки.

- Ну, во-первых, не убивал, а только ел. Убивали очень немногие. Вам разве в школе не рассказывали?

- Все равно, - мальчишка упрямо топнул ногой, - он - пожиратель плоти, кровавое чудовище.

- Во-вторых, - продолжил я, - наказанием мясоедов занимаются Гости. Мититеров держат в Хельхейме и там они несут достаточное возмездие за свои преступления. В четко определенном для них размере.

- Это неправильно. Почему их просто не убили всех?

Тут я позволил себе рассердиться.

- Что это за разговоры, молодой человек? Что значит - почему? Именно потому, что мы и Гости - не мититеры. Мы отличаемся от них. Бессмысленная жестокость нам чужда. Ты все понял?

Мальчишка неуверенно кивнул. Судя по всему, он только сейчас меня разглядел, и теперь смотрел во все глаза.

- Вы - старший?

- Да.

- А как это - жить по-нормальному до Явления? По-вегетариански? Очень страшно?

Я улыбнулся.

- Извини, очень хотел бы с тобой поговорить и все рассказать, но у меня дела. Очень важные. Как-нибудь в другой раз. Иди.

Стервец вежливо попрощался и убежал.

Я подошел к Смиту.

- Спасибо, - искренне поблагодарил Смит, - Вы меня очень выручили. А то я уже решил, что сейчас меня закидают камнями, как Марию Магдалину.

- Не за что, мистер Смит, - ответил я, - Меня зовут Генри Джексон, я - Ваш сопровождающий.

- А, понятно, - протянул старик, на глазах скучнея, - И что дальше?

- Дальше у нас встреча с профессором Рэббитом у него дома. Через полтора часа. Он Вам задаст несколько вопросов. Потом мы пообедаем. А после все вместе отправимся в полицейский участок, где умер Кальвин.

- А потом?

Я нахмурился.

-Потом Вы вернетесь в Хельхейм. А Вы ожидали чего-то другого?

Смит усмехнулся.

- Да нет. И того уже много. Это первый мой выход на поверхность за сорок лет.

- У нас есть два варианта, - продолжил я, - Мы можем взять такси до дома профессора. И подождать его на веранде или в холле - как разрешит его жена. Второй вариант - можем пройтись пешком, это недалеко - через парк. Зайти по дороге в кафе-мороженое.

Старик глянул на меня безумными глазами.

- Это... можно?

- Почему нет? - сказал я, - Вообще-то, у меня большие полномочия. Так что могу принимать решение о нашем маршруте, какое мне заблагорассудится. С другой стороны, я несу за Вас полную ответственность. Если Вы попытаетесь сбежать или еще что-то натворите, у меня будут большие неприятности. Но Вы производите впечатление здравомыслящего человека, и ничего подобного делать не будете. Не так ли?

- Да, да, конечно, - согласно закивал старый мититер.

- Тогда, вперед! - весело объявил я.

Старик тоже улыбнулся, и, засеменил рядом со мной.

Мы вышли со двора полицейского управления и отправились на главную аллею парка. Старый мититер, не переставая, жадно смотрел по сторонам. Ему явно было интересно буквально все вокруг, включая самые обычные вещи. Родители с детьми, газоны с полевыми цветами, лотки с пирожками и соками. Я старался идти по самому краю аллеи в тени высоких кустов, чтобы мой спутник не слишком бросался в глаза. Некоторые особенно внимательные прохожие встревоженно задерживали на нас взгляды, но заметил мой жетон на груди, и, поняв мое желание не привлекать внимание, тут же отводили глаза. Все же деликатность и уважение к чужому пространству - неотъемлемый атрибут нашей культуры.

- Сколько молодых лиц. И детей. А где черуты? - через некоторое время спросил Смит, - я их совсем не вижу.

- Вообще-то, их тут совсем немного. Они стараются не вмешиваться в наши дела без крайней необходимости, - объяснил я, - Пока мы сами не позовем. Но теперь мы стараемся справляться самостоятельно. И здесь не употребляется слово "черуты". Мы их называем Гостями.

- А у нас их много, - задумчиво проговорил старик, - Я-то думал, они здесь кишмя кишат. Странно это.

Внезапно он остановился и задрал голову. Невдалеке над кустами виднелся большой чугунный крест.

- Что это? Церковь?

- А Вы не помните? - удивился я, - Она тут и в Ваши времена стояла.

- Да, да, конечно, - быстро пробормотал старик, - Но тут все так изменилось...

- Только там сейчас не католический приход, а Новая Церковь Франциска Ассизского, - пояснил я.

- В Хельхейме остались католики, - заметил Смит, - Даже мессы служат, только вот евхаристия запрещена.

Его губы в жесткой кайме серых усов и бороды разошлись в усмешке.

- Черуты говорят, что если христиане верят в пресуществление, то это ритуальное мясоедение, а если не верят, то это не причастие.

Я показал рукой в сторону храма.

- Хотите зайти?

- А есть, что посмотреть? - осведомился Смит.

- Появились новые интересные фрески.

- Какие, например?

- Например, кисти Альвы Бьернсона - изображение Брата волка с нимбом.

- Как можно, Джексон! - Смит всплеснул руками, - Он же мясоед!

Я сдержал невольную улыбку. Шутка мне понравилась, но то, что контроль происходящего переходит к Смиту, не очень устраивало. Я решительно потянул его за рукав.

- Пожалуй, и впрямь не стоит туда заходить. У нас не так много времени.

Из зарослей вышла косуля. Заметив нас, подняла голову от травы. Ее глаза встретились с глазами Смита. Взгляд косули был абсолютно спокоен, только казался немного удивленным. Возможно, впрочем, это излишний антропоморфизм.

- Непуганые твари... - прошептал Смит, - Я вот все думал. Они же после..., - он запнулся, - нашего ухода должны были жуть как размножиться. Как Вы с этим справляетесь?

- Есть способы, - сказал я.

- Отстреливаете?

Само это слово из уст мититера прозвучало как выстрел.

- Например, стерилизуем. Гости поделились своими биотехнологиями, - я пояснил, - В воздухе распространяются специальные аэрозоли, которые выборочно делают бесплодным определенный процент популяции.

Старик приподнял брови.

- То есть, делаете со своими любимыми кроликами-зайчиками в точности то же, что сделали с нами - кровавыми мясоедами? Какая ирония!

- Извините, Смит, я Вам не сказал. Мне нужно здесь встретиться с одним человеком. Я только передам книгу и все.

- Да ради бога, Джексон, - Смит ухмыльнулся, - Вы думаете, я буду возражать против лишних минут в этом благословенном месте?

Старик разглядывал стаканчик с разноцветными шариками мороженого, как немыслимую драгоценность.

- В Хельхейме нет мороженого? - спросил я.

- Есть, есть, - Смит махнул рукой, - но не такое. Там все - не такое.

Я почувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной, и обернулся. Джейн напоминала соляной столб с глазами, уставившимися на Смита.

- Присоединяйся, Джейн, это мистер Смит, - я похлопал рукой по скамейке рядом с собой.

- Очень приятно, - сказал Смит, облизывая ложку.

Девушка села на край скамейки рядом со мной, не сводя глаз со старика.

- Почему Вы на меня так смотрите, - поинтересовался Смит.

- Я пытаюсь понять, - коротко ответила Джейн.

- Что понять? - уточнил Смит.

- Вы похожи на обычного человека.

- Я и есть обычный человек, - заметил Смит, продолжая есть мороженое, - Еще недавно такими же были практически все жители Земли. Да и сейчас таких миллиарды. Просто Вы их не видите, они - под землей.

- Вот я и пытаюсь понять, как миллиарды людей, похожих на меня, могли без принуждения, по доброй воле годами творить весь этот ужас.

- Ужас? А что такое по-Вашему ужас, милое дитя? - поинтересовался Смит.

Джейн сжала губы.

- Ужас - ежедневное сознательное убийство миллионов живых существ. Коров, свиней, овец, собак. Практически не отличающихся от людей по физиологии и чрезвычайно близких им по интеллекту. Убийство ради съедения.

Смит пожал плечами.

- Но люди должны что-то есть.

Джейн даже привстала от возмущения.

- Зачем Вы так нагло лжете? Я же знаю, что в Ваше время уже не было проблем с продуктами питания. Вы могли спокойно питаться растительной пищей. Вас никто не заставлял убивать зверей - ни голод, ни люди. Это был Ваш собственный чудовищный выбор.

Смит вздохнул.

- Это Вы сейчас считаете чудовищным выбором. Но тогда это не было ни тем, ни другим. Большинство не видело в этом ничего чудовищного, да, в общем-то, и не выбирало.

- И опять ложь. Либо Вы неправдоподобно невежественны, - сердито заявила Джейн, - Целые культуры отвергали это варварство. Это любой школьник знает. Индуисты, большинство буддистов. Они жили в мире с природой и учили этому других. Будущее было рядом с Вами, но Вы отвергали его по своей воле. Вы заслужили свою участь.

- Буддисты? - Смит задумался, не замечая, что растаявшее мороженое капает ему на штаны, - Вы знаете, кто такие "красные кхмеры"?

- Кто? - не поняла Джейн.

- Не знаете, - удовлетворенно кивнул старик, - Надо заметить, у Вас несколько однобокое образование. Это такие люди буддистской культуры, уничтожившие за три года три миллиона других людей буддистской культуры. Буддисты в Бирме устроили террор против своего народа и гонения на национальные меньшинства, близкие к геноциду. Индуисты практиковали издевательства над низшими кастами. Я не говорю про относительно недавно ушедший обычай индуистов сжигать вдов живьем после смерти мужа.

- Ложь! - взвизгнула девушка, - Зачем Вы клевещете??

Я мягко положил ладонь на ее руку.

- Вообще-то, это правда, Джейн.

Джейн недоуменно посмотрела на меня.

- Ты что, на его стороне?

- Полагаю, в данном случае мистер Джексон на стороне истины, - спокойно заключил мититер, - Я, и он, и, я полагаю, Ваши предки относились к культуре, практикующей мясоедение. При этом эта культура была куда прогрессивней и гуманнее милых Вашему сердцу буддистов-индуистов. К тому же большинство из них не ело мясо просто за отсутствием у них такой возможности. Они были чудовищно бедны.

Джейн огляделась, будто ища помощи. Я ободряюще похлопал ее по руке.

- Все равно, - успокоившись, сказала Джейн, - В Ваше время в рамках западной цивилизации существовало огромное движение вегетарианцев и веганов. "Гринпис", Фронт освобождения животных. Великие Дейв Блинкинсон, Питер Янг, Джош Деммиш.

- Но их было очень мало, - заметил Смит, - Названные Вами господа и вовсе воспринимались как безумцы. Насколько я понимаю, даже вегетарианцами. А большинство западных людей принимало употребление мяса животных в пищу как само собой разумеющееся. И Вы бы принимали, милая девочка, если бы жили в то время.

- Я?? - Джейн задохнулась от возмущения, - Да как Вы смеете! Вы соображаете, что говорите? Что я бы считала нормальным съедение убитых для этого зверей? Да психически нормального человека от одной мысли об этом выворачивает! Не смейте судить меня по себе! Я не такая как Вы!

- Я и не говорю, что Вы - такая же. Но не прилети сюда синекожие, были бы такой же.

Смит повернулся ко мне.

- Джексон, скажите, Ваши родители - вегетарианцы?

Я помотал головой.

- Нет, они умерли в Хельхейме.

- Соболезную, - хмуро кивнул Смит, - А Ваши дедушки с бабушками, милая девушка? Вы их знали?

- Нет, - удивленно пробормотала Джейн, - Но при чем здесь это?

Смит покивал.

- Значит, они тоже мититеры и оказались под землей. И если бы не Явление, воспитали Вас мясоедом. И мы бы с Вами ели сейчас не мороженое из растительных жиров, а жаркое из кролика под сметанным соусом.

От этих слов Джейн явно замутило.

- Прекратите... Это отвратительно... - промямлила она.

Смит откинул голову назад и скрестил руки на груди.

- Отвратительно? А, по-моему, отвратительно в один прекрасный день прилететь на чужую планету, притворно пожалеть несчастных убиенных овечек, и на этом основании отправить в подземный концлагерь всех людей, попробовавших мясо, старше девяти лет. Навсегда, без права на помилование и досрочное освобождение. А детей младше девяти под предлогом их невинности оторвать от матерей и отцов и обречь на сиротство. И вложить в головы легко внушаемых детенышей ненависть и презрение к родителям и всей человеческой цивилизации за одно лишь употребление плоти животных в пищу.

Он говорил четко, рублеными фразами. Определенно этот манифест в его голове отрабатывался давно.

- Да-да, девушка, я про Ваших любимых черутов говорю. Что Вы вздрагиваете? Покушаюсь на святое? Так это они для Вас - ангелы с небес. А для меня - непрошенные гости, вломившиеся в мой дом, и начавшие бесцеременно устанавливать в нем свои порядки.

Он перегнулся через стол в сторону Джейн.

- Понимаете, дитя, мы без них нормально жили. И у нас был прогресс. Мы запретили рабство. Мы почти отменили смертную казнь. Женщины и негры получили равные права с белыми мужчинами. Гомосексуалисты перестали оглядываться на улице. Человечество и так семимильными шагами шло в сторону смягчения нравов и увеличения свобод. Может быть, чем черт не шутит, через какие-нибудь двести лет и от мяса отказались бы. А может, и раньше. Но им захотелось сломать наш мир через колено.

Джейн восстановила дыхание и смотрела на Смита изучающе, как на насекомое с лишним десятком конечностей.

- Ни тени раскаянья... - прошептала она, - Сорок лет перевоспитания - и никакого результата. Достаточно задеть за живое, ткнуть в нужную точку, и мититер немедленно показывает себя во всей красе. Агрессивный, нетерпимый, полный ненависти и злобы. Значит, все было правильно. Только так можно построить новый мир - без войн, без насилия. Только отправив всех отравленных трупным ядом под землю...

- А ты почему молчишь? - Джейн с негодованием повернулась ко мне, - Ты слышишь, что он говорит?

- Мистер Смит - мой подопечный. Что мне с ним - драться, что ли? - возразил я, - И потом, мне интересно посмотреть, как ты умеешь отстаивать свои убеждения.

- И... как? - девушка вопросительно уставилась на меня.

Я в раздумье медленно и неопределенно покачал рукой в воздухе, потом махнул - мол, бог с ним, и выдохнул:

- Вообще-то, никуда не годно.

Смит откровенно расхохотался.

Джейн возмущенно фыркнула, вскочила и быстрым шагом рванула из кафе. Ее спина демонстрировала крайнее презрение.

- Подожди, - крикнул я ей, - А книжка Кальвина!

- Из Сети скачай! - донес до меня ветер.

- Какая серьезная девушка - с усмешкой проговорил Смит, - Ваша помощница?

- Нет, - я покачал головой.

- А кто? Дочь?

- Подруга. Мы с ней вместе живем.

- Вы - с ней? - Смит выглядел ошарашенным, - но Вам же под шестьдесят, а ей двадцать от силы!

- Мне - семьдесят, Джон, как и Вам, - ответил я, улыбнувшись, - Видите ли, мы - старшее поколение - здесь популярны. В том числе у девушек. Нас очень мало. Мы видели и знаем то, о чем они понятия не имели. За нас конкуренция.

- А у Вас есть семья? Я имею в виду нормальную семью, - задумчиво уточнил Смит, - Жена, дети...

Я кивнул.

- Дети есть, уже взрослые. У них свои семьи. С женой - в разводе. Она себе нашла молодого парня. Но я не в обиде, я один тоже не остался.

Смит рассеянно кивнул.

- Ну да, ну да. Кроткие унаследовали землю... Знаете, Джексон, у меня тоже была семья. Жена и сын. Сыну ко времени Явления до девяти лет оставалось несколько дней. Он остался на поверхности. Мэри очень много плакала. Потом перестала. После истории с парнем Гуллитов.

- Какой истории? - не понял я.

Смит помрачнел.

- Гуллиты - наши соседи. Мы с ними познакомились уже в блоке. Их мальчик отпраздновал девять лет за пять дней до Явления. Его вместе с родителями отправили в Хельхейм. Когда ему исполнилось четырнадцать, он начал писать прошения, чтобы ему позволили жить на поверхности. Не знаю точно, что уж он там писал, на какое чудо надеялся. Он делал это два года. Конечно, безрезультатно. Постепенно у него, похоже, съехала крыша. Он приставал ко всем с объяснениями, что он съел только один пирожок с мясом, что его заставляли, что его обманывали, говорили - кормят тушеными овощами. Он это твердил мне, охранникам, даже черуту, хотя тот ни черта не понимал. А потом Гарри убил Гуллитов. Обоих. Заточенной ножкой от стула.

Я слегка пожал плечами.

- Может быть, это как раз показывает, что в Хельхейме ему - самое место?

Смит резко остановился и пронзительно посмотрел мне прямо в глаза. Я улыбнулся и спокойно выдержал взгляд. Смит сплюнул.

- Ну так что, Джексон? Мы уже не идем к профу Рэббиту?

- Почему? - удивился я.

- То есть как почему? - пришел черед изумляться Смиту, - После того, что я тут наговорил?

- Извините, мистер Смит, Вы, наверно, не поняли, - я покачал головой, - Этот Ваш выход на поверхность - не награда за какие-то заслуги и не послабление. Вы здесь только потому, что должны показать на месте, как умер Рэт Кальвин. Вспомнить его последние слова.

- Ах да, - Смит опустил голову, - Ваш великий Кальвин... Насколько я понял из телепередач, он взрывал лаборатории, где проводили опыты над животными. Иногда вместе с учеными. Впрочем, и в наши времена в некоторых странах террористов почитали как героев.

Маленькая собачонка выскочила на дорожку и, виляя хвостом, дружелюбно подбежала к Смиту.

- Господи... - пробормотал Смит, - как давно я не видел собак так близко.

Он опустился на корточки, и потрепал животное по спине.

- Хорошая девочка, хорошая. Молодец.

Собака, обрадованная лаской, подпрыгнула и лизнула старика в нос. Смит радостно засмеялся.

- Бони! - раздался громкий женский голос, - Сюда, Бони. Не приставай к людям.

Я обернулся. В конце дорожки шла женщина среднего возраста.

Смит выпрямился и, улыбаясь, сказал:

- Да ничего, она мне не мешает.

Женщина увидела знак на груди Смита и остановилась как вкопанная. Мертвенная бледность разлилась по ее лицу.

- Бони!!

Издав истошный вопль, женщина бросилась к Смиту и вырвала у него из рук собаку. Животное испуганно заскулило.

- Что?.. Что случилось? - непонимающе проговорил старик.

Он в полном недоумении смотрел перед собой. Женщина медленно пятилась от него на коленях, не решаясь встать. Постепенно на лице Смита появилось понимание.

- Да погодите, - произнес он с удивленной улыбкой, - Вы же не думаете, что я собираюсь причинить ей вред.

- Бонечка, он тебя не тронет, я тебя защищу, Бонечка, - бормотала хозяйка, прижимая к себе собаку. Бони обеспокоенно вертела головой с нее на Смита. Потом нахмурилась, зарычала и пару раз тявкнула в сторону старика. Смит перестал улыбаться и медленно поднялся на ноги.

Я поспешно подошел к Смиту.

- Все нормально, мисс. Я - представитель опеки. Вот.

Я протянул женщине жетон.

- Я контролирую его.

Женщина недоверчиво оглядела меня. Потом Смита.

- Контролируете? Не уверена... Простите, старший, но Вам не кажется, что Вы несколько староваты для такого дела? И почему он в людном месте без намордника... ой, то есть, без наручников?

Глаза Смита сверкнули.

- Я - не зверь.

- Конечно, не зверь, - медленно сказала женщина, - Вы - тот, кто убивает зверей.

Она крепко прижала к себе собачку. На поляне стало людно. Прохожие останавливались, привлеченные необычной сценой.

- Все, Смит, - я решительно потянул его за рукав, - Пошли. Достаточно развлеклись.

Смит очнулся, и медленно, глядя в землю, пошел за мной. Только один раз он поднял голову, и я увидел в его глазах бессильное бешенство.

По мере приближения к дому Рэббита Смит шел все медленнее, пока вовсе не остановился. Его лицо покраснело, он тяжело дышал.

- Подождите, Джексон. Мне надо отдохнуть. Годы, знаете ли, - Смит по-стариковски дряхло опустился на ступеньку, - Слава богу, мне недолго осталось.

- Да бросьте, Роберт, - я ободряюще похлопал его по плечу, - Вы - мой ровесник, а я умирать в ближайшие лет двадцать точно не собираюсь.

Смит покачал головой.

- Вы забыли, где живете Вы, а где я.

Я пожал плечами.

- По соглашению с черутами питание, медицинская поддержка и общие условия жизни в Хельхейме не хуже, чем в соцпакете на поверхности. А мы живем в обществе социальной солидарности.

Смит криво усмехнулся.

- Я не думаю, что ваших бедняков перед каждым приемом пищи заставляют смотреть сцены с боен, записи вивисекции животных в лабораториях или охоту на самок китов с детенышами. Я на это гляжу уже сорок лет подряд. Каждый день! Те, кто отворачивается, остаются без еды.

- Я полагаю, убитые и замученные животные страдали больше.

Смит вскинул голову.

- Джексон! - простонал он, - Вы что, действительно, думаете, что страдания людей, включая десятилетних детей, и страдания безмозглых тварей - одно и то же? Что мы все это, на самом деле, заслужили? Да бросьте, Вы же все прекрасно понимаете! Синекожие просто придумали предлог, чтобы отобрать у человечества Землю!

- Если бы дело было только в этом, черуты могли это сделать безо всяких предлогов, - парировал я, - Их технологии несравнимы с нашими.

- О да, - протянул Смит, - Наши правители это сразу поняли, и сложили лапки. Синекожие знали, чем шантажировать: "без шума спуститесь в преисподнюю, и ваши дети останутся жить на поверхности, смогут видеть небо". И сначала ведь речь не шла о том, что это навсегда.

Последние слова Смит провыл, как раненый зверь. Я уже думал, что у него какой-то приступ. Но тут он неожиданно хихикнул.

- Впрочем, эти гуманисты устроили пару показательных Рагнарёков. Чтобы не рыпались. Я помню, что они сделали с Новым Орлеаном.

Я сурово посмотрел на него.

- Иногда надо пожертвовать тысячами, чтобы спасти миллионы. После Нового Орлеана регулярные армии большинства государств сложили оружие. Это сохранило миллиарды жизней.

- Ага, сохранило. Для преисподней. А продолжения на поверхности я уже не застал. Что дальше-то было? Точечное выжигание непокорных лазерами?

Я нахмурился.

- Было трудное построение нового мира. Тяжелая работа. А почему Вы спрашиваете? Насколько я понимаю, в Хельхейме транслируют передачи внешних телеканалов.

Смит досадливо махнул рукой.

- Да, Вы мне тут будете рассказывать! Вы думаете, я верю хоть слову из того, что там говорят? Хренова пастораль, лев с ягненком, возлежащие рядом. Тошно смотреть. Да не бывает такого мира! Мир - это борьба, кровь, мольбы поверженных, радостные крики победителей. Вот что такое настоящий мир. И другого нет и быть не может.

- А вот это все, - он прочертил в воздухе скрюченным пальцем дугу, - это все - бутафория. Это означает только, что настоящие хозяева, победители, настоящие мясоеды спрятались за этой декорацией и хихикают над нами оттуда.

Смит повернулся ко мне.

- Я готов простить эту глупую девочку, ибо не ведает, что бормочет. Ее так научили, индоктринировали. Насыпали мусор в ее пустую красивую головку. Но вот Вас и таких как Вы, Джексон, я никогда не прощу. Вы все понимали и сознательно встали на сторону врага. Как внутренняя охрана в лагерях смерти в гитлеровской Германии. Вы считаете, что неплохо устроились. Еще бы! Вы тут сорок лет трахаете наших дочерей и внучек, которые Вам самому в дети и внуки годятся. Но возмездие всегда настигает, всегда!

-Вот Вас, Смит, оно и настигло.

Смит в бешенстве затряс губой. Потом он шумно сглотнул, задыхаясь. Воспользовавшись его вынужденным молчанием, я сказал:

- Хорошо устроился, говорите? А Вы может себе представить, каково было нам, считанным миллионам взрослых вегетарианцев, вдруг в одночасье оказаться ответственными за миллиарды брошенных вами детей? За целый мир, для поддержания которого в сколько-нибудь удовлетворительном состоянии требовалось на порядок больше народа? Хорошо еще, что Гости согласились нам помочь. Но даже при их помощи первые десять -пятнадцать лет, пока выросло и выучилось первое поколение, оказались настоящим адом. Пока Вы в Хельхейме на всем готовом корчились от злобы, мы вкалывали по-черному, мы спасали этот мир!

Смит опустил голову на руки.

- Знаете, Джексон, сколько народа там покончило с собой? А сколько кончает сейчас? Без детей, без работы, без будущего людям просто незачем жить. Особенно жалко молодых. Тех, кто туда попал в десять, двенадцать лет... У нас, тех, кому за шестьдесят, хотя бы воспоминания остались, а у них - ничего...

Он резко встал на ноги, немного напугав меня.

- Ну все, хватит, взбодрили Вы меня. Пошли к профессору Рэббиту.

Рэббит, кудрявый с залысинами толстячок в круглых очках, встретил нас у порога дома. Вид у него был торжественно возбужденный.

- Вы - Смит? - радостно спросил он у старика, и, не дожидаясь ответа, затараторил, - Наслышан о Вас. Мне о многом надо Вас спросить. Мы Вас так ждали. Мы же практически ничего не знаем об этом эпизоде жизни Кальвина. Таком важном.

- Мистер Смит, это профессор Рэббит, - представил я профессора.

- Ах да, извините, - профессор всплеснул руками, - как невежливо с моей стороны. Но я очень взволнован. Джеймс Рэббит, очень приятно.

- Смит, - сказал Смит.

- Да-да, я знаю, - закивал профессор.

- Ты не понял, - Смит стоял прямо и как каменное изваяние возвышался над маленьким круглым Рэббитом, - Ты - Джеймс Смит. Это было трудно, но я добрался до тебя.

- Простите, не понимаю, - профессор недоуменно и испуганно уставился на Смита, - Мне сказали, что Вы были в полицейском участке, когда умер Кальвин.

- Я, действительно, занимался инспектированием муниципальных полицейских управлений. Но я никогда не видел вашего Кальвина. Я и в этом городке в первый раз. Сам не понимаю, как мне удалось запудрить мозги этим идиотам. Я пересказывал им то, что видел по телевизору, добавлял свои фантазии о незначительных деталях, а они визжали от восторга.

- Что Вам нужно? - слабым голосом проговорил профессор, - кто Вы такой?

Я подумал, что проф несколько туповат для ученого, но сообразил, что сам разинул рот, стою как вкопанный и ничего не предпринимаю.

- Ты все понял, Джимми, - Смит медленно покачал головой, - Я - твой отец Роберт Смит. Твою мать зовут Мэри Смит. Тебя забрали от нас, когда тебе было восемь. Не спрашивай, чего мне стоило тебя найти, узнать, как теперь зовут. Это было невероятно сложно из Хельхейма, но я это сделал. Ради твоей матери, ради тебя.

"Люк, я твой отец". Хороший фильм, подумал я, жаль, его перестали показывать. Слишком много насилия.

Рэббит взмахнул руками, будто защищаясь, и попятился, ускоряя шаг.

- Уходите из моего дома! Я не звал Вас!

-Мерзавцы, кастраторы, - голос Смита дрогнул, - Джимми, пойми, черуты изуродовали тебя! Они принудили тебя забыть нас, своих родителей! Заставили забыть свое имя!

- Нет, почему же? - неожиданно спокойно спросил Рэббит. Он остановился.

- Я знаю, что мои родители - Роберт и Мэри Смит. Я еще удивился совпадению. Подумал, что сочетание "Роберт Смит" - очень распространенное.

Проф сделал шаг обратно к Смиту.

- И Вы правы, черуты - и старшие, - он кивнул на меня, - действительно, хотели, чтобы мы забыли своих родителей. Этого не захотели мы.

Профессор вынул из кармана тряпочку, снял очки и начал их протирать, моргая и подслеповато щурясь на Смита.

- Видите ли, они нам подарили новый мир, без жестокости прошлых веков. Нам самим пришлось очень тяжело трудиться, чтобы сделать таким, каким Вы его видите. Они думали, что ничего не помня о вас, о ваших преступлениях, о реках крови за вашей спиной, нам будет легче, спокойней. Но мы не хотели, чтобы было легче.

Голос профа окреп.

- Мы хотели, чтобы ваш мир не вернулся. А для этого нам очень важно помнить, откуда мы взялись. Не забывать, что в каждом Джеймсе Рэббите есть частичка Роберта и Мэри Смит, всю жизнь пожиравших мясо специально для этого убитых животных. Ходивших на охоту с друзьями, как на пикник. С удовольствием смотревших фильмы, где люди убивают друг друга. Голосовавших за депутатов и президентов, которые от их имени тратили триллионы долларов на создание все более изощренных устройств с единственной функцией - убивать живых существ.

Профессор совершенно смитовским движением выбросил руку вперед и очертил вытянутым пальцем дугу.

- Очень важно это не забывать, чтобы вот в этот наш прекрасный мир ваше дерьмо не вернулось. И я буду помнить Вас, Роберт Смит, и Вашу жену, мою генетическую мать, кормившую меня свиными отбивными до восьми лет. И сделаю все, чтобы мои дети и внуки не были на вас похожи.

Рэббит надел очки. Он глядел на отца ясным прямым взглядом, полным сознания абсолютной правоты.

- Я рад, что Вы пришли, Роберт Смит. Благодаря этому у меня выветрились последние остатки детских воспоминаний о прекрасном добром отце, мучившие все эти годы. А теперь уходите, разговор окончен.

Всю обратную дорогу Смит выглядел крайне подавленным. Выйдя из вагона монорельса, он даже не поднял головы, и равнодушно дал надеть на себя наручники перед посадкой в тюремную машину.

Уже садясь, он вдруг встрепенулся, и вцепился мне в руку.

- Джексон, подождите! Вы сказали, Ваши родители умерли в Хельхейме. Как Вы стали вегетарианцем? Как Вы поняли?..

Я улыбнулся.

- В три года у меня обнаружилась непереносимость животных белков. Врачи строго-настрого велели впредь придерживаться исключительно растительной диеты.

Смит пару раз поймал ртом воздух и отпустил мою руку. Полицейские закрыли створки фургона и машина уехала. Я некоторое время провожал его взглядом. Потом набрал номер Джейн.

- ... Ну, не сердись, милая. Не надо хмуриться. Посмотри вокруг - мир прекрасен.

НАРАЯМА СЕЙЧАС

　　Щелкнул замок. В комнату вошел коротко стриженный мужчина среднего роста и возраста в летней полицейской форме. Положил на стол картонную папку с большими буквами 'СДПС' и ноутбук с двуглавым гербом на крышке. Оперся руками на стол.

　　- Здравствуйте, - сказал вошедший, - Я - капитан полиции Пал Палыч Стремянной. А Вы - Александр Сергеевич Ипатьев, 1958-го года рождения?

　　Долговязый старик в рубашке-сафари и джинсах сокрушенно покачал рыжими вихрами вокруг откровенной лысины.

　　- Он самый. И именно с 58-го. Ничем не исправимый грех, батюшка.

　　Александр Сергеевич указал пальцем на тиснение.

　　- А Вы, значит, из тетраграмматона будете?

　　- Из какого тетраграммотона? - без удивления поинтересовался полицейский.

　　- А из конторы 'Стал дедом - полезай в склеп', - с невинным видом уточнил старик.

　　Полицейский вздохнул, сел за стол.

　　- Я - инспектор Службы по делам престарелых сограждан. Занимаюсь Вашим делом, Александр Сергеевич.

　　- А чего им заниматься-то? - ухмыльнулся Ипатьев, - Всё признаю. Так и запишите: честно-благородно уведомляю - покинул незаслуженное узилище по причине неосторожно воспитанной родителями любви к свободе. Потом судья на злодея, то есть на меня, наложит штраф, а самого мерзавца отправит за казенный счет отбывать пожизненное дальше. А штраф будут вычитать из моей пенсии.

　　Ипатьев хмыкнул.

　　- Правда, пенсия и так полностью изымается на содержание, так что....

　　- За законодательством надо следить, Александр Сергеевич, - с укоризной сказал инспектор, - Согласно федерального закона 115-ФЗ от 3 марта прошлого года повторный несанкционированный отъезд при отягчающих вину обстоятельствах подлежит уже не административному, а уголовному наказанию. До года колонии общего режима. На дату обратите внимание. Вы бежали с Острова в мае. А у Вас это уже третий побег.

　　Ипатьев радостно всплеснул руками.

　　- Спасибо, отец родной! Наконец-то, правильное слово! А то - 'незаконно оставил', 'несанкционированный отъезд'...

　　- Так короче.

　　- И точнее.

　　Капитан устало махнул рукой.

　　- Так или иначе, гражданин Ипатьев, Вы нарушили закон и понесете наказание.

　　Старик развалился на стуле и закинул одну длинную ногу на другую.

　　- Прекрасно, прекрасно, а подскажите, Пал Палыч, как же меня в этой колонии будут держать - неужели, в общей камере? Сидят себе люди спокойно, никого не трогают - и вдруг среди них оказываюсь я! Это же опасно!

　　- Колония находится на Острове, - пояснил капитан, - Там содержатся преступники старше семидесяти лет. Вы не знали?

　　- И много народа по этой статье уже посадили? - осведомился Ипатьев.

　　- Сидят, Александр Сергеевич, сидят. И еще дела рассматриваются, - сурово заверил капитан.

　　- А в чем тогда моя печаль? - Ипатьев пожал плечами, - Тот же Остров, только в профиль. А так я хоть не со стадом буду век коротать, а с приличными людьми. Помните, как один скандальный старикашка говаривал? В раю - условия, зато в аду - общество!

　　- Вы можете облегчить свою участь, - терпеливо продолжил капитан, - если поможете следствию. Сообщите, где находится гражданин Фролов Евгений Петрович. Ваш товарищ по побегу. И всё, что Вам известно о его дальнейших планах.

　　- О! Значит, еще не поймали Петровича-то? - обрадовался Ипатьев, - Не ожидал от него, если честно. Молоток!

　　- Ты что здесь делаешь, дед? Дорогу на Остров забыл?

　　Раздалось дружное ржание.

　　- Нехорошо, дед, заждались тебя, - сказал всё тот же глухой хриплый голос, - Подкинь ребятам пятихатку на дорожку. Там тебе не понадобится.

　　За фразой последовал новый взрыв глумливого хохота. Старик вздрогнул и поднял голову. Между бочек на фоне светлеющего неба нарисовалась тройка черных зловещих силуэтов. Старик поежился.

　　- Я не туда, я оттуда, - честно сообщил Евгений Петрович.

　　Прятаться смысла уже не имело. Старик с трудом поднялся и вышел наружу. Знобило. От долгого лежания в неудобной позе ныло все тело. Непривычные к долгой ходьбе ноги ощутимо побаливали. Силуэты оформились в троих подозрительных типов. Приземистого в пальто, видимо, главного в троице, и двоих моложе и выше в коротких куртках. Несмотря на летнее тепло, руки ворот главный держал поднятым, а руки в карманах. Головы всех троих покрывали широкие кепки. На СДПС-ников типы определенно не походили.

　　- Бегун, что ли? Что-то ты на местного не похож, - недоверчиво заметил приземистый.

　　- А я и не местный, - буркнул Фролов, - Проездом тут.

　　- Куда это?

　　Ответ Евгения Петровича приземистого явно заинтриговал. Старик посчитал это хорошим знаком.

　　- В Кению. Там, говорят, таких как я - целая колония.

　　- Колония? - спутник приземистого с круглым одутловатым лицом зло нахмурился.

　　- Не в том смысле, - успокоил его третий тип с острым небритым подбородком, - Это значит поселение в чужой стране.

　　- Колония-поселение? - еще больше насторожился одутловатый.

　　- Что такое Кения? - спросил приземистый.

　　- Страна такая в Африке, - опять пояснил небритый, похоже, самый эрудированный среди типов, - Пониже Эфиопии, повыше Танзании. Там негры живут.

　　- Типа, Острове так хреново, чтобы к черножопым бежать? - усомнился одутловатый, - Я слышал, там хавчик халявный и на работы не гоняют.

　　- Там очень скучно, - просто объяснил Фролов.

　　Губы приземистого неожиданно разошлись в щербатую улыбку.

　　- Так ты, значит, дед, вроде как беглый бродяга выходишь? А мы-то надеялись на опохмел разжиться. Ну, стало быть, не судьба. Ну так что, может, тебе помощь какая нужна?

　　Фролов от такого поворота слегка опешил. Людей вроде приземистого и его приятелей он всю жизнь боялся и избегал. Но сейчас другого выхода не находилось.

　　- Нужна. Я в некотором смысле заблудился, - Фролов протянул приземистому розовую визитку, - Вот сюда мне надо.

　　Приземистый глянул в бумажку, сморщился и прочитал неровные буквы.

　　- Лещевский переулок, дом 2.

　　 Поглядел на старика с веселым изумлением.

　　 - Ну, ты даешь, дед!

　　- Фролова заберут в N-ске. Завтра утром, - закончил доклад полковник Громов.

　　- Уверен? - озабоченно спросил генерал, - Вопрос серьезный. Можем время потерять. Обгонят они нас.

　　Низкорослый лысый генерал смахивал на советского милицейского начальника. Высокий подтянутый полковник походил на героя патриотического боевика. Интерьер, отделанный в духе коррупционного шика, не соответствовал ни тому, ни другому.

　　Громов кивнул.

　　- Источник надежный.

　　- Надо же, - генерал отбил пальцами на столе чечетку, - Его по всей стране искали, а он тут - под боком. А подробнее? Кто заберет, как, откуда приедут? Что источник говорит?

　　Громов развел руками.

　　- Ничего не говорит. Он умер.

　　Генерал поднял брови.

　　- Как умер?

　　- Внезапно.

　　Генерал махнул рукой.

　　- Ладно, это потом. Нужно думать, как с такими вводными искать. Куда из N-ска повезут, более-менее понятно, - протянул генерал, - Попробуют через эстонскую границу переправить.

　　- Так, может, сообщить смежникам? - предложил полковник, -- А погранцы уже сами решат, как не дать ему проскочить.

　　Генерал помотал головой.

　　- В общей ориентировке он и так уже есть. Только под своим именем на границу не пойдет. Не дурак же. Ты, кстати, книжку его читал?

　　- Нет, - немного удивленно ответил полковник.

　　- А ты почитай, Громов, почитай. Ахинея, конечно, но врага надо знать в лицо.

　　Генерал открыл ящик стола, кинул полковнику через стол диск.

　　- Аудиокнига. По дороге послушаешь.

　　- Какой дороге? - не понял полковник.

　　Генерал вздохнул и сиротливо оглянулся.

　　- Такое дело, полковник. Министр ФСБ привлекать запретил. Велел самим разобраться. Дело-то политическое. А наши уже и так облажались. Не углядели.

　　- Так с Острова каждый день сотнями бегут, товарищ генерал, - вступился за сослуживцев Громов, - Фролов - просто один из многих. А как их удерживать-то? Не пулеметчиков же на вышки ставить.

　　- Пулеметчиков - не надо, - согласился генерал, - А вот чипы под видом профилактических инъекций внедрять давно предлагали. Ловить было бы намного легче.

　　Генерал чертыхнулся. Промокнул платком уголки слезящихся глаз.

　　- В общем так, Громов. Кроме тебя больше некому поручить. Езжай в N-ск. Задача - задержать пассажира в городе или на выезде. Не получится - на границе. Тихо, но энергично. Когда готов выехать?

　　Громов посмотрел на большие командирские часы. Пожал плечами.

　　- Сейчас.

　　- Хорошо, - кивнул генерал, - Организую полномочия, какие смогу. В первую очередь привлеки наших. Они местную обстановку лучше понимают.

　　Душелюбка подъехала к панельной пятиэтажке.

　　На скамейке у последнего подъезда сидел старик в дешевом шерстяном костюме, отдающей желтизной белой рубашке и фиолетовом галстуке. Рядом со стариком стояли два чемодана и древняя клетчатая сумка.

　　Увидев душелюбку, старик встрепенулся и встал по стойке смирно. Из кабины выскочил сержант в кепке, сдвинутой на затылок. В руке полицейский держал мятый лист бумаги.

　　- Служба по делам престарелых сограждан, - отбарабанил сержант, - Коротков Алексей Романович?

　　- Я, - с достоинством ответил старик.

　　Сержант черкнул карандашом на бумажке.

　　- Отлично, дед. Загружайся через заднюю дверь. Барахло твоё, вон, стажер отнесет.

　　Молодой парень в форме покосился на старика, торопливо подхватил чемоданы и понес в салон.

　　- Это всё, что ли? - удивленно спросил Коротков.

　　- А чего ты хотел? - спросил сержант, - Почетный караул с оркестром?

　　- Почему бы и не караул, - недовольно пробормотал старик, - Все-таки, не последний человек, заслуженный рабочий. Вот у меня грамоты.

　　Алексей Романович полез в наплечную сумку. Сержант скривился.

　　- Не надо, дед, не тяни резину. Нам кроме тебя сегодня десять человек забирать.

　　- Даже документы не проверите? - удивился Коротков.

　　Сержант хохотнул.

　　- Дед, ну ты сам подумай - кто захочет на Остров на твое место? Ты же, поди, не в люксовую зону едешь. Выбирай место поудобнее. Ближе к кабине меньше укачивает, - сержант еще раз выжидающе посмотрел на старика, - Да не дрейфь, дед. Сейчас поедешь в купе, с комфортом, ветер в окно.

　　Старик обиженно поджал губы и полез в машину. Кроме сержанта и стажера в кабине сидели усатый водитель в кожаной куртке и старший лейтенант с мрачным видом.

　　- Порядок, Иваныч, - сообщил сержант командиру, - Первый пошел.

　　- Как он? - без интереса спросил старлей.

　　Сержант махнул рукой.

　　- Дисциплинированный пассажир, проблем не будет.

　　Командир кивнул.

　　- Трогай, Михалыч.

　　Машина с трудом протиснулась между древним жигулем и подержанным фордом.

　　- А бывают проблемные? - осторожно спросил стажер.

　　- Всякие бывают, - туманно ответил сержант, - А ты в N-ск какими судьбами? Сам вызвался?

　　Стажер помотал головой.

　　- Отправили по разнарядке.

　　- А то давай к нам на постоянку, - радушно предложил сержант, - У нас надбавки. Опять же, вакансия освободилась. Есть, сынок, такая профессия - Родину от старичья зачищать.

　　Сержант хохотнул.

　　- Кипелов, кончай балаболить, - с неприязнью приказал командир.

　　- Да ты чего, Иваныч? - удивился сержант, - Я ж для разрядки обстановки. Мало ли кто сегодня попадется?

　　Инспектор полистал документы в папке, вздохнул, отложил на край стола.

　　 - Читаю Ваше личное дело, Александр Сергеевич, и понять не могу. Вы же законопослушный гражданин, ученый, преподаватель, полезный член общества...

　　- Был, - вставил Ипатьев.

　　- Что? - инспектор нахмурился.

　　- Вы забыли перед каждым слово вставлять 'был'. Или 'бывший'. Бывший ученый, бывший преподаватель. Да и гражданин, в сущности, бывший. Что это за гражданство такое, если алкоголь - только ниже десяти оборотов? Это вовсе не бухло, кефир какой-то! Курево, вообще, запрещено.

　　- Позвольте, Александр Сергеевич, но Вы же сами бросили курить двадцать лет назад!

　　Ипатьев вытаращил глаза. Пал Палыч ткнул в папку.

　　- Вот тут все зафиксировано. Спиртное - один бокал на праздник. Спортом занимались. Бег, пляжный волейбол.

　　- Именно! А Вам не приходило в голову, зачем я так напрягался?

　　Капитан удивленно посмотрел на старика.

　　- Но это же нормально. Не нарушать закон. Заботиться о здоровье...

　　- А зачем здоровье?

　　Пал Палыч развел руками.

　　- Ну Вы странные вопросы задаете.

　　- Ничего странного, - зло возразил Ипатьев, - Если не понимаете, объясню. Хотел подольше пожить. Причем не просто подольше, не двадцать лет скрюченным старикашкой с клюкой, а полноценной жизнью. Потому что как раз в районе полтинника врубился - дальше будет только интересней!

　　Старик в сердцах хлопнул себя по коленке.

　　- Собирался работать, ездить по разным странам, черт побери! А что получил? Хоспис и старичье в деменции кругом!

　　Пал Палыч покачал головой.

　　- Ну, вообще-то, человек умственного труда может работать удаленно. Компьютерной техникой обеспечивают всех желающих. Интернет есть.

　　- Я занимаюсь физикой элементарных частиц, - сказал Ипатьев, - Вы для меня на Острове ускоритель построите? И копию всей Европы заодно - в натуральную величину?

　　- Если Вы про туризм, Александр Сергеевич, так сейчас такие интернет-технологии, что никуда и ездить не надо, - веско заметил Стремянной, - Заходите на специальный сайт - и хоть Рим вам, хоть Венеция.

　　Ипатьев с жалостью посмотрел на Стремянного.

　　- Капитан, Вы в Венеции бывали?

　　- Нет, не доводилось.

　　- Заметно. Я даже не знаю, как Вам объяснить. Ну какой сайт может передать живой дух, запах тысячелетних каналов?

　　Инспектор недоуменно нахмурился.

　　- Вам болотного запаха не хватает?

　　Ипатьев прикрыл лицо рукой, потом ткнул пальцем в папку.

　　- Ну это-то Вы, надеюсь, поймете.

　　- Что? - уточнил инспектор.

　　- Не знаю, что там про меня написано, но я - бабник. Старый развратник Это одна из причин, почему я десятки лет жертвовал выпивкой и вкусной жратвой ради хорошей формы. Думал, оно того стоит - буду до ста лет аспиранток за коленки хватать. А что теперь? Среди старушенций донжуанствовать прикажете?

　　- Прекрасный выбор, сударь. Не пожалеете. Красивая. Умелая. Страстная...

　　Густо накрашенная дама с высокой завивкой и двойным подбородком непрерывно тараторила. Евгений Петрович согласно кивал, стараясь не вслушиваться. От бессмысленного потока слов у него заболела голова. Наконец, лестница кончилась. В дверном проеме появилась невысокая рыжая девушка лет двадцати в халате, с чистым лицом, едва тронутым макияжем, и скучающе-доброжелательно поглядела на Фролова. Старик кивнул.

　　- Так значит, до семи утра завтра? - прервал словоизвержение Фролов.

　　Увидев деньги в руке Евгения Петровича, 'маман' немедленно заткнулась, сунула купюры между необъятных грудей и бесшумно удалилась. Фролов прикрыл дверь.

　　- Каспар, Мельхиор, Балтазар, - пробормотал Евгений Петрович, - Еще парки. Норны. Но это в некотором смысле женщины.

　　- Что? - удивленно спросила девушка.

　　- Ничего, - сказал Фролов, - Это я память тренирую. Культурные аллюзии изобретаю. Начал после ковида - вошло в привычку. Говорят, после шестидесяти очень полезно. А у тебя какие ассоциации с троицей отважных мужчин?

　　- Три мушкетера. Три богатыря. Три товарища, - не задумываясь, ответила девушка.

　　- О! - восхитился Евгений Петрович, - Какая начитанная Цирцея. Мы с тобой поладим.

　　Девушка начала медленно расстегивать пуговицы на халате.

　　- Не-не, я не в этом смысле.

　　Девушка стала так же медленно застегиваться.

　　- Насчет порки или чего-то такого, то это к Марине или Анжелике.

　　- Да не беспокойся, - Фролов замахал руками, - Я - только пересидеть до завтра. Поспать. Может быть, немного поговорить, чтобы скучно не было.

　　- Хорошо, - согласилась девушка с тем же спокойным выражением лица, - Вам чай или кофе?

　　- Чай, - Евгений Петрович хмыкнул, - Ты, кажется, не удивлена.

　　Девушка обернулась к шкафчику около кровати. На спине халата злобно выпучил глаза аляповатый китайский дракон с высунутым раздвоенным языком. Девушка поставила чайник и пожала плечами.

　　- Сюда половина ходит не столько за сексом, сколько поболтать или просто от семьи отдохнуть.

　　- Вот и хорошо, - Фролов снял пальто и повесил на вешалку, - Тебя как зовут?

　　- Лиза.

　　- Богатое имя, - похвалил Евгений Петрович, - Лиза дель Джокондо. Бедная Лиза. Баба Лиза.

　　- Какая баба? - не поняла девушка.

　　- Бывшая английская королева, - пояснил Фролов, - Помнишь у Пушкина - 'Мне скучно, Бэсс'? Четыре года назад отказалась от престола, но по слухам, все ещё рулит.

　　Фролов наклонился к девушке.

　　- Столетняя баба Лиза сидит взаперти в Букингемском дворце и правит миром - как тебе?

　　- Наверно, это очень грустно - работать после ста лет, - вздохнула девушка.

　　Фролов рассмеялся.

　　- Очень приятно, Лиза. А меня зови Евгением Петровичем.

　　- Как скажете.

　　Фролов потер руки.

　　- Давай-ка для начала перекусим. У вас тут можно что-нибудь купить, что не надо разогревать?

　　- Доставка пиццы, роллы, китайская лапша, - перечислила Лиза.

　　Евгений Петрович посмотрел на очень аккуратно, без складок и морщин, заправленную постель и уселся в глубокое кресло. Включил и выключил торшер рядом с креслом. Немного подумал и опять включил. Улыбнулся.

　　- Закажи на свой вкус. И армянский коньяк. И 'Ротманс' с зажигалкой.

　　Хорошо поставленный мужской голос с легким иностранным акцентом монотонно бубнил:

　　 'Тысячи лет место стариков в обществе было строго определено. До старости мало кто доживал. Сумевшие дотянуть до седых волос накапливали ценные навыки выживания, которые передавали близким. Также старики транслировали опыт прошлых поколений.

　　Кое-кто из них, совсем уже немногие, приобретали то, что называется мудростью - драгоценное сочетание развитого ума с хорошо осмысленным собственным жизненным опытом. Мудрецы делились жемчужинами своего дара уже с племенем или народом.'

　　- Что за тягомотина? - огорчился полковник Громов, - Вместо революционного манифеста какой-то учебник природоведения.

　　 'При этом в силу чисто физиологических причин старичье уступало место следующим поколениям - в управлении, в статусе, в принятии важных решений.

　　Но в конце 20-го - начале 21 века случился качественный скачок, связанный с резким и массовым увеличением продолжительности жизни. Сначала человечество не очень понимало происходящее, видя только положительные последствия. Но потом обнаружились и очень серьезные проблемы.'

　　Громов почувствовал, что начинает клевать носом. Остановился на ближайшей заправке. Купил кофе.

　　'Во-первых, великое множество долгоживущих немощных стариков надо как-то обеспечивать. Причем к тому времени минимальные допустимые стандарты человеческого бытия также резко выросли. Содержание человека стало намного более дорогим. Во-вторых, увеличилась продолжительность активной жизни. Люди стали гораздо позднее дряхлеть, терять силы, ясность мышления и вкус к жизни.'

　　Громов закурил.

　　'При этом изменилось общество в целом. До сих пор тысячелетиями каждый человек как само собой разумеющееся воспринимал необходимость знать свое место в семье, общине, возрастной, сословной и имущественной иерархии. Но теперь возобладало мнение, что каждый может сам решать, что ему делать, как строить свою жизнь, на что тратить ее остаток. Шестидесятилетние и даже семидесятилетние перестали воспринимать себя как стариков, тех, кто должен уйти на покой, уступить место молодым. Те, кто прежде воспринимался как глубокие старцы, продолжали занимать кабинеты, управлять предприятиями и государствами. И их таких стало слишком много.

　　Амбициозные мужчины и женщины обескураженно обнаруживали, что им не суждено стать генеральными директорами компаний и руководителями банков, председателями партий и мэрами городов в возрасте цветущей зрелости. Восьмидесяти и девяностолетние альфа-самцы цепко держатся за свои кресла.'

　　Громов выбросил сигарету в окно.

　　'И за этой невеселой картиной встал мрачный призрак актуального бессмертия. Оказалось, что сумасшедшие мечты Чингисхана и Рудольфа II не так уж безумны. Информация о секретных экспериментах с теломерами, о фармакологических методиках радикального омоложения, о выращивании органов взамен износившихся и об удачных трансплантациях просочились в прессу и Интернет.

　　Замаячила перспектива возникновения многочисленной и с каждым годом растущей армии не собирающихся умирать стариков, железными когортами встающей на жизненном пути своих детей, внуков и правнуков.'

　　Полковник помотал головой.

　　- Всё, не могу больше.

　　С облегчением выключил книжку и включил радио.

　　- А теперь послушайте новую композицию Мика Джаггера и Пола Маккартни 'We are still alive'! - объявил бодрый голос.

　　Салон заполнил глубокий гитарный запил.

　　- Отличник, значит? - спросил стажера Кипелов, - Какие программы знаешь кроме 'Счастливого острова'?

　　- Чего пристал к парню? - беззлобно пожурил сержанта Михалыч, - Для работы это не нужно.

　　Стажер слегка пожал плечами.

　　- В США - проект 'Мафусаил'.

　　- В США и Канаде, - строго поправил Кипелов, - А также в Англии и Австралии. Он у них общий. Продолжай.

　　- Я бы сам сказал, - немного обиделся стажер, - Еще ЕСовская программа 'Азиль', китайская 'Уважение к старшим', японская 'Ками'.

　　- Молодец, отличник, - похвалил Михалыч.

　　- А как называется индийская программа? - вкрадчиво поинтересовался сержант.

　　- Какая индийская? - напрягся стажер.

　　- Верно, малёк! - обрадовался Кипелов, - У индусов нет программы. У них старики прямо на улицах мрут. Ладно, давай ближе к жизни. Функции службы СДПС!

　　Стажер на секунду задумался и затараторил.

　　- Основными задачами СДПС России являются: содержание в государственных убежищах лиц престарелого возраста, поддержание в убежищах правопорядка, обеспечение безопасности подопечных, исполнение на территории убежищ функций МВД.

　　Стажер вдохнул, выдохнул, опять зачастил.

　　- За пределами убежищ к обязанностям СДПС относятся подготовка граждан к помещению в убежища, разъяснение им их прав и обязанностей, сопровождение граждан в убежища, а также розыск уклоняющихся. Также...

　　- Стой, стой! - Кипелов замахал руками, - Верю, верю, всё знаешь.

　　- А еще по инструкции один сотрудник должен быть в салоне, - как бы между прочим со мстительной ноткой в голосе сообщил стажер, - С медицинской сумкой.

　　- По инструкции, - передразнил сержант, - А ты посиди час со стариками, которые на Остров едут. Это как со скунсами в норе, только хуже.

　　- Еще раз что-нибудь подобное скажешь при сотрудниках или, не дай бог, подопечных, из группы вылетишь, обещаю, - сказал командир, не глядя на сержанта.

　　В кабине стало очень тихо. Стажер удивленно приоткрыл рот. Михалыч с особым вниманием впился взглядом в дорогу.

　　- А вот не надо так, - растерянно пробормотал Кипелов, - У меня, может, из-за Петьки эмоции.

　　- А кто это, Петька? - осторожно спросил стажер.

　　- Наша служба и опасна, и трудна, - мрачно и непонятно ответил сержант.

　　В кабине опять повисла тишина.

　　- Петя Звонарев, на твоем месте ездил, - наконец, объяснил Михалыч, покосившись на командира, - Его один пассажир клюкой по голове отоварил. Сейчас лечится. Инвалидность оформляет.

　　Лиза принесла чашки с чаем, поставила на журнальный столик. Встала рядом, по-ученически сложив руки перед собой.

　　- Может, я тогда тихонько пойду, Евгений Петрович? А Вы тут спите, сколько хотите.

　　Евгений Петрович медленно отрицательно помотал головой.

　　- Не стоит. Можешь сама поспать, если хочешь.

　　Лиза села на кровать, опустив голову.

　　- Евгений Петрович, Вас кто-то ищет?

　　Фролов кивнул.

　　- Правильно мыслишь.

　　- Зачем? Вы - преступник?

　　Фролов рассмеялся.

　　- Хуже, девочка. Я - старик. Мне - семьдесят два года.

　　Лиза удивленно уставилась на него. Вдруг ее глаза расширились.

　　- Я поняла. Вы сбежали со Счастливого острова! Но зачем?

　　Фролов вздохнул.

　　- Ну вот послушай еще раз: 'Счастли-ивый о-остров', - протянул он с омерзением, - Ты же книжки читаешь. Ну или читала раньше. Должен быть у тебя какой-то вкус? Что за гадкое место могли так назвать? Не слышишь в этом сочетании слащавой фальши?

　　Эльза улыбнулась одними кончиками губ.

　　- Есть немного, - девушка задумалась, - У меня бабушку туда увезли год назад. Мы с ней по видео разговариваем. Она говорит - там вкусно кормят, хороший уход, у каждого своя комната, медсестра на этаже...

　　Фролова передернуло.

　　- Да, да. Дорожки песочком посыпаны. Клумбочки везде. И со всех сторон ползает одно старичье. Трясется, кряхтит и с утра до вечера обсуждает свои многочисленные болячки.

　　- Не надо так про стариков, - тихо попросила Лиза.

　　- Мне можно, - отрезал Евгений Петрович, - Я сам старик.

　　- Бабушка меня вырастила, - сказала Лиза, - Я все понимаю, но есть что-то неправильное в том, что ее увезли.

　　Фролов ухмыльнулся.

　　- Я тебе сейчас всё объясню.

　　Душелюбка помоталась между девятиэтажками и остановился около одноподъездной башни. Кипелов выглянул.

　　- Так, ясно. Объект бухарик. Вылезай, стажер.

　　На скамейке возлежал старик с характерной багровой рожей и пьяно улыбался. От старика разило чем-то на редкость мерзким. Рядом стоял средних лет мужик в майке с выражением, будто у него болели все зубы.

　　- Коваленко, Александр Георгиевич, - не то спросил, не то констатировал Кипелов, - Папаша твой?

　　- Он самый, - мужик будто признался в преступлении.

　　- Грузи вещи, - хмуро приказал сержант стажеру.

　　Пожурил сына.

　　- А ты-то куда смотрел? Он же лыка не вяжет.

　　- А что я могу? - устало пожаловался мужик.

　　- Мне этого что ли слушаться? - подал голос пьяный старик, - Сорокет, а ума нет. Вот я в его годы!...

　　Кипелов вздохнул.

　　- Грузись в салон, бывалый человек. Только попробуй наблевать.

　　Старик хитро улыбнулся, поднял бледные трясущиеся руки.

　　- А пьяных в поезд не содют. Облом, начальник!

　　Кипелов со скучной миной помотал головой.

　　- Думаешь, первый придумал? Нет, это не работает. Пошли.

　　- Куда пошли? - старик нахмурился, - Я - дурак, по-твоему? Вы же меня там на органы порежете!

　　Погрозил Кипелову узловатым пальцем с обкусанным ногтем.

　　- Я всё знаю! Санаторий там у вас, как же! Увозите, на органы режете и американцам продаете. Мне Ваську, друга моего, показали в компьютере. Мол, живой там, веселый, разговаривает. А я сразу понял - не Васька это. Не похож. Плохо нарисовали. Халтурщики.

　　- Да что ты несешь? - разозлился сын, - Кому твой пропитый ливер нужен?

　　- Что ты понимаешь! - возмутился старик, - Я, может, для того и пью, чтобы не порезали.

　　- Сорок лет?

　　- Да хоть и сорок! - выкрикнул старик, - Страна такая! Чем меньше от тебя толку, тем больше шансов, что не тронут.

　　Сын устало сел на скамейку рядом с отцом. Закрыл лицо мускулистыми волосатыми руками.

　　- Заберите его, пожалуйста. Хоть на органы. Сил нет. Мать поживет по-человечески, наконец.

　　Пьяный старик насупился.

　　- Через три года встретимся. Семьи разбивать не положено.

　　Кипелов наклонился к сыну.

　　- Не дрейфь, брат, это у него в последний раз. На Острове не наливают.

　　- Это мы еще посмотрим! - возмутился старик, - Офицер где? Меня Тоцкий ваш должен до поезда провожать! По закону положено!

　　- Тоцкий, дедушка, это растлитель юных девушек у Достоевского, - наставительно сказал Кипелов, - А у нас - старший лейтенант Торцев, железный человек.

　　- Троцкий, выходи! - заорал пьяный старик.

　　Не получил реакции и замолчал. Кипелов вздохнул, кивнул сыну на отца.

　　- Давай, помогай грузить.

　　Кипелов и Коваленко-младший дотащили старика до душелюбки. Коротков что-то недовольно пробурчал и пересел вглубь салона. Как только старик Коваленко уселся на сиденье у самого выхода, сын развернулся и не оборачиваясь, зашагал к подъезду.

　　- Коля, сынок! - жалобно позвал его старик, - Давай хоть попрощаемся по-людски!

　　 За сыном с грохотом захлопнулась дверь. Старик опустил голову. Мотор душелюбки взревел. Старик пару раз дернулся и выпучил глаза, перегнулся за борт и в два приема изверг из тебя на асфальт вонючую красно-зеленую жижу. Вытер рот рукавом. Посмотрел мутным взглядом на Кипелова.

　　- Порядок, начальник. Можно ехать.

　　И икнул.

　　- Зачем на таких деньги тратить? - пробормотал стажер, - Если б помер, лучше было бы.

　　Кипелов покосился на него. Ткнул пальцем в бумажку.

　　- Код видишь? Знаешь, что это значит?

　　Стажер кивнул.

　　- Социалка. Низший уровень. На рабочую пенсию не заработал.

　　- Ну и что, думаешь, ему как папе римскому, целый дворец под убежище выделят? С видом на площадь Святого Петра? На таких не очень-то тратятся. Условия чуть лучше тюрьмы.

　　- Вот я и говорю, - сказал стажер, - Зачем? Ни ему удовольствия, ни обществу.

　　- Человечество свихнулось! - Ипатьев возбужденно хлопнул себя по колену, - Мы почему-то решили, что бессмертны. Я еще до того, как это похабство случилось, начал замечать, что люди перестали умирать от старости.

　　Стремянной поднял брови.

　　- В каком смысле?

　　- Да в прямом! - Ипатьев истерически расхохотался, - Смотрю новости в Интернете. Заголовок: 'После тяжелой продолжительной болезни умер знаменитый режиссер 90 лет от роду.' И сразу все бросаются читать заметку. Потому что интересно - что же за болезнь такая безвременно свела в могилу без малого векового старца? Еще полвека назад всем и так было ясно: название болезни - жизнь. Человек умер после тяжелой продолжительной жизни.

　　Вдруг Ипатьев замолчал и приложил руку к груди.

　　- Вам плохо? - насторожился Стремянной.

　　Ипатьев с досадой скривился, махнул рукой. Пару раз глубоко вдохнул и выдохнул.

　　- А сейчас прадедушка умирает в больнице - родным непременно требуется разъяснение от врачей. От чего умер? Кто не доглядел? И плевать, что этого пра уже не первый год на том свете с фонарями ищут. Не откачали - значит виноваты.

　　- Это плохо? - поинтересовался Стремянной.

　　- Всё хорошо в меру, молодой человек, - тяжело дыша, возразил Ипатьев, - Нельзя настолько бояться смерти. Она - нормальная часть жизни. Единственный способ избежать смерти - не жить.

　　Александр Сергеевич саркастически усмехнулся.

　　- И вы, ребята, к тому и ведете.

　　Лиза зевнула.

　　- Вы не возражаете, если я буду слушать лежа? Я всю ночь не спала.

　　- Да пожалуйста, - разрешил Фролов, увлеченно размахивая куском пиццы, - Так на чем я остановился? Ах да. Так вот - закрытые заведения всегда порождают систематические злоупотребления. Тюрьма, армия, монастырь, интернат для умалишенных, Счастливый остров - не имеет значения. Важна не цель этих заведений, а режим. Вы даете кому-то полную власть над людьми, а выход этих людей затруднен или просто невозможен.

　　Всё - этого достаточно. Остальное непременно приложится. Если при этом существуют какие-то причины, по которым можно ограничить внешний контроль над тем, что творится внутри, руководство заведений обязательно этим воспользуется. Потому что без контроля проще. Непременно будет ограничен выход информации. Под любым предлогом. Дальше неизбежно будут произвол, унижение достоинства, насилие - включая сексуальное, прочие маленькие радости беспредела...

　　- Но куда Вы бежите? - спросила Лиза с закрытыми глазами.

　　Фролов удивленно посмотрел на девушку.

　　- Ты меня, вообще, слушаешь? Я о системе толкую, а не о себе!

　　Лиза вяло махнула рукой.

　　- Это я понимаю. Но сами-то Вы куда денетесь? Сейчас же везде так.

　　Евгений Петрович медленно помотал головой.

　　- Нет, не везде. Есть одно место. В Африке. Там один наш миллиардер - он еще в 2000-е уехал - организовал колонию для россиян. Не только, но, в основном. Туда семьями едут те, кто не хочет отправлять своих стариков на Остров. Представь себе, таких набралась пара тысяч. Это не благотворительность. Принимают только тех, кто может себя обеспечить. Но меня примут - у меня набежал хороший гонорар за последнюю книжку.

　　На этих словах Фролов гордо выпрямился.

　　- В Африке? - пробормотала Лиза сквозь сон, - В Африке горы вот такой вышины.

　　- Да ну? - удивился Фролов.

　　- В Африке акулы, в Африке гориллы...

　　- Большие злые крокодилы, - закончил Евгений Петрович, - Ладно, спи.

　　Торцев включил громкую связь.

　　- Слушаю.

　　- Иван Иванович? - сказал молодой женский голос, - Петрова только что скончалась. Муж её здесь.

　　- Спасибо, едем, - ответил Торцев и кивнул водителю, - 2-я больница.

　　- Нашелся наш бегун? - поинтересовался Кипелов.

　　Торцев обернулся к нему. Кипелов поднял руки.

　　- Молчу, молчу...

　　... Торцев и Кипелов подошли к сидящему на кушетке старику в наброшенном на плечи белым халате. Его обнимала женщина средних лет с заплаканными глазами. Старик увидел полицейских, аккуратно отстранил ее рукой.

　　- Что, уже пора?

　　Женщина зло посмотрела на Торцева.

　　- Да Вы люди, вообще? У человека жена только что умерла. Хоть похоронить дайте.

　　- Да ладно, Катя, - пробормотал старик, глядя в сторону, - Товарищи и так два дня меня не трогали. Разрешили с Любой проститься. А это же против правил.

　　- Ничего никто не разрешал, - строго сказал Кипелов, - Не надо клеветать на работников правоохранительных органов.

　　- Да, да, конечно, - старик несколько раз кивнул, - Я всё понимаю.

　　Он медленно встал, держась за стену.

　　- Вам помочь, Алексей Александрович? - спросил Торцев.

　　 Петров пожал плечами.

　　- Да как тут поможешь? Думал, Любочка ко мне через пару лет приедет. А так чувствую, это я к ней скоро присоединюсь. Прощай, Катюша. Не провожай меня. С Любой останься, пока Сергей не приедет. Заберете её.

　　Женщина еще раз обняла старика. Опираясь на Торцева, Петров доковылял до лифта. Кипелов поднял чемодан, покосился на женщину.

　　- Работа у нас такая, понимать надо.

　　Наткнулся на Катин взгляд. Заторопился к лифту.

　　Старик театрально хлопнул себя по лбу.

　　- Кстати, господин капитан. Если уж выдалась возможность спросить у компетентного человека, отчего не воспользоваться?

　　- Спрашивайте, - разрешил инспектор.

　　- Почему система убежищ называется Островом? Это же не только Крым. Закрытых зон для престарелых несколько десятков по стране.

　　- Двадцать пять, - уточнил Стремянной.

　　- То есть, это не один, а много островов! - радостно сообщил Ипатьев, - Есть же замечательное красивое слово - архипелаг!

　　Инспектор вздохнул.

　　- Ну что я Вам, образованному человеку, должен прописные истины объяснять? Медицина пока - заметьте, только пока! - не может оперативно разрабатывать вакцину после начала очередной волны. Вы же сами должны всё помнить. Каждый год от очередного штамма коронавируса умирали десятки тысяч россиян преклонного возраста. Наши с Вами сограждане, между прочим.

　　- Ну, вообще-то, сотни тысяч, - буркнул Ипатьев в сторону.

　　- Может, и сотни, - согласился капитан.

　　- А власти скрывали, - опять, будто ни к кому не обращаясь, добавил Ипатьев.

　　- Возможно, и скрывали, - капитан повысил голос, - Чтобы не создавать панику среди населения. Опасность паники Вам тоже надо объяснять?

　　- Просто не люблю, когда меня держат за идиота, капитан, - также сменив тон, сообщил Ипатьев, - Непроверенные вакцины, сплошное вранье властей. Статистика, запросто разоблачаемая всяким человеком, не чуждым математики.

　　- Да потому что надо было людей спасать! - отчеканил капитан, - Это была война, неужели не понимаете?

　　- Да у вас всё война, - отмахнулся Ипатьев.

　　- Война, - упрямо продолжал Стремянной, - в которой мы безнадежно проигрывали! Уясните это, наконец. Пока Госдума не приняла решение о создании временных - обращаю внимание, временных! - убежищ для людей старше семидесяти лет. До тех пор, пока наука не решит проблему.

　　- Ну и как, решила? - с издевкой уточнил Ипатьев.

　　- Решит, не сомневайтесь, - твердо заверил капитан, - Мировое научное сообщество над этим работает, не только мы!

　　Капитан пристально посмотрел на старика.

　　- Кстати, Вы, ведь, кажется, из этих, из либералов? И что скажете про Ваш любимый Запад? Там, ведь, тоже выстроена система убежищ для престарелых. Но заметьте - Россия была одной из первых, в авангарде всего мира. Сколько грязи на нас тогда вылили! А потом сами стали перенимать наш опыт.

　　Ипатьев задумчиво пожал плечами.

　　- Ну, во-вторых, не везде. Вон, швейцарцы же не стали этого делать. И поляки сопротивлялись до последнего. А, во-вторых, я никогда не говорил, что на Западе всё делают правильно. Не всё, хоть и многое. Там основа общества здоровей, по историческим причинам.

　　Стремянной саркастически хмыкнул. Старик вздохнул.

　　- Но, с другой стороны, в основе всего лежит человеческая природа. А вот она везде одинакова. Везде есть глупость, трусость, желание найти простое решение трудной проблемы.

　　- Простое?! - поразился капитан, - Да Вы понимаете, какой это сложнейший проект? Почти десять миллионов человек переселить, обустроить! Построить для них дома, рекреационные зоны, центры медицинского обслуживания, пищевой комплекс.

　　- Угу, - Ипатьев безо всякой иронии кивнул, - Вот Вам и бенефициары. Строительные магнаты, производители стройматериалов. Дорожники, Электросетевые компании. Пищевики, производители полуфабрикатов. Прямо золотой дождь.

　　Ипатьев поймал сердитый взгляд Стремянного.

　　- Я имею в виду денежный. А Вы что подумали?

　　Инспектор махнул рукой.

　　- Да что с Вами разговаривать. Свинья везде грязь найдет. А люди смогли свободно вздохнуть! Впервые за годы! Вы этого не заметили? Вы понимаете, что невозможно каждый год на несколько месяцев устраивать локдауны? Этого никакая экономика не выдержит. А вред здоровья от сидения взаперти? А проблемы с образованием, когда несмышленыши сидят дома и не занимаются? А в масках этих каково годами ходить? Люди, наконец, свободно вздохнуть смогли!

　　- Ну да, - кивнул Ипатьев, - чище воздух стал. Без стариков-то.

　　- Смертность сократилась? В разы!

　　- Ну, вообще-то, люди умирать не перестали, - без улыбки уточнил Ипатьев, - Как раз на Острове мрут только так.

　　- Я про коронавирус говорю! От короны в разы меньше смертей, - строго поправил капитан, - И по всей стране. А на Острове живут старики. Естественно, что там умирают чаще.

　　Ипатьев кивнул.

　　- Да, чаще. От тоски мрут. Неохота людям в неволе выживать. Вот такой парадокс.

　　Инспектор встал из-за стола. Ипатьев от неожиданности откинулся на спинку стула, будто готовясь к удару. Стремянной глянул на него с жалостью. Подошел к окну. Некоторое время постоял, покачиваясь с носка на пятку. Вернулся за стол.

　　- Приехали, - объявил водитель.

　　Сержант глянул через плечо стажера.

　　- Чего там, пассажира не видать?

　　Стажер вытянул тонкую мальчишескую шею. Оглядел подъезды обшарпанной хрущевки.

　　- Никого нет.

　　- Платонова Елена Сергеевна, - прочитал сержант в списке, - Баба. Ну, блин, начинается.

　　Вышел из машины. Зыркнул на стажера.

　　- Выходи, чего ждешь?

　　Сержант, стажер и командир группы поднялись на третий этаж. Старший лейтенант постучал в обтянутую дермантином дверь. Никто не отозвался. Из-за двери раздавались приглушенные вскрики.

　　- Не слышат, - спросил стажер, - Что дальше делать?

　　Старший лейтенант молча надавил на ручку и дверь отворилась. С правой стороны узкого короткого коридора открылся вид на большую комнату с выцветшими обоями. В центре на стуле сидела одетая в древний болоньевый плащ пожилая женщина и плакала. Вокруг в растерянности стояли две женщины на двадцать пять-тридцать лет моложе и маленькая девочка с лицом злобного гнома. Командир кашлянул. Восемь женских глаз с испугом поглядели на него. Командир отдал честь.

　　- Елена Сергеевна, здравствуйте, узнаете меня? Я у Вас был пару дней назад. Мы все обговорили. Вам пора. Внизу машина стоит. Там люди ждут.

　　- Я же никогда вас больше не увижу, - запричитала Елена Сергеевна, - Ни Сонечку, ни Олечку! Ни Леночку!

　　- В убежище Вы сможете общаться с родными по интернету, - спокойно сообщил Торцев, - Такая возможность предоставляется всем подопечным. Бесплатно.

　　Елена Сергеевна вытерла слезы. С надеждой посмотрела на старшего лейтенанта.

　　- А, может, как-нибудь, договоримся, - старушка повернулась к дочерям, - Соня, помнишь, я тебе денежки давала, наши с папой сбережения?

　　Младшая женщина испуганно глянула на полицейских и сделала Елене Сергеевне большие глаза.

　　- Мама, ну что Вы говорите, разве так можно?

　　- Да, мама, это же на новую кухню отложено, - добавила женщина постарше.

　　- Поедемте, Елена Сергеевна, - стал мягко уговаривать Торцев, - Здесь тесно. В убежище Вам предоставят отдельную комнату с телевизором и компьютерным терминалом. Там диетическое питание в столовой и постоянное медицинское сопровождение. Автоматическая прачечная. Отдохнете. Вам не нужно будет ни о чем заботиться.

　　- Как же так - ни о чем не заботиться, - растерянно пробормотала старушка, - А зачем жить тогда?

　　Она посмотрела на девочку.

　　- Леночка, внученька! - Елена Сергеевна потянулась к девочке, - Кто же тебе будет сказки читать на ночь?

　　- Надоели твои сказки. От тебя пахнет, - буркнула девочка.

　　Повернулась к Торцеву.

　　- Дяденька полицейский, заберите бабушку. Мне её комнату обещали!

　　- Ой, что-то мне нехорошо, - тихо проговорила Елена Сергеевна и стала заваливаться набок.

　　Торцев быстро наклонился, схватил женщину за плечи, заглянул в лицо.

　　- Где болит?

　　Рука женщины медленно поднялась, пальцы ткнулись в левую грудь.

　　 - Головокружение, тошнота?

　　Елена Сергеевна еле заметно кивнула с закрытыми глазами.

　　- Испарина, бледность. Сердечный приступ, - Торцев кивнул сотрудникам, - Кипелов - вызывай неотложку. Стажер - аспирин и нитроглицерин.

　　Обернулся к женщинам.

　　- Без паники. Три раза вдохните и выдохните. Сделали? Очень хорошо. Теперь - стакан воды. Девочку - в другую комнату. Елене Сергеевне на диван - пару подушек. И окно откройте шире. Всё ясно?

　　...Скорая отъехала от подъезда. Пассажиры высыпали из салона и встревоженно шептались между собой. Кипелов шумно перевел дух, хлопнул в ладоши.

　　- Ну что выстроились? Представление окончено. Давайте, граждане, по местам.

　　Продолжая испуганно переговариваться, старики полезли обратно в салон. Торцев молча сел в кабину, уставился в стену перед лобовым стеклом. Кипелов посмотрел на него, повернулся с курящему рядом водителю.

　　- Слышь, Михалыч, а чего это с нашим Айронменом сегодня?

　　Михалыч окатил его презрительно-снисходительным взглядом.

　　- Бестолковый ты какой-то, Кипелов. Треплешься много, а не видишь ничего.

　　Затушил сигарету, пошел к машине.

　　- Не хочешь говорить, так бы и сказал, - обиделся вслед Кипелов.

　　Повернулся к стажеру.

　　 - Ну, малек, с почином тебя. Еще не раз откачивать пассажира придется. Ты - молодец, не растерялся.

　　- Минус восемь тысяч, - сказал стажер.

　　- Что?

　　- За одного доставленного пассажира сотрудникам полагается по две тысячи премиальных на каждого, - пояснил стажер, - Федеральный закон 78-ФЗ с изменениями от 2029 года.

　　Поймал удивленный взгляд Кипелова.

　　- Я, правда, отличник. Только по медподготовке четыре балла.

　　- Большая часть наших граждан отнеслась к ситуации с пониманием, - со вздохом сказал инспектор, - Таких как Вы по стране - единицы. В крайнем случае сотни - на миллионы людей. Но, блин, сколько же из-за вас проблем! А, ведь, государство огромные деньги тратит.

　　Ипатьев перегнулся через стол, оперся скрюченными пальцами на столешницу. Умоляюще уставился на Стремянного.

　　- Так не тратьте! Почему бы не оставить меня в покое? Я - взрослый дееспособный человек. Это моя жизнь, мой риск!

　　- Что значит - Ваш риск? - нахмурился капитан, - Если заболеете, а заболеете Вы непременно, и обязательно тяжело, Вас придется лечить. Ваше лечение обойдется обществу очень дорого.

　　Ипатьев развел длинными руками.

　　- Ну и не лечите! Дайте бумагу на отказ - распишусь.

　　Стремянной покачал указательным пальцем.

　　- Нет-нет, современное общество не может на это пойти. Тем более в нашем социальном государстве. Оно будет спасать даже того, кто не хочет жить. Теперь мы считаем, что общество обязано защищать человека от его собственной глупости. Самоубийц вынимают их петли. Создают невыносимые условия курильшикам. Крепкий алкоголь облагают огромными акцизами. За наркоторговлю и вовсе сажают на много лет. Общество силой спасает людей от их глупости. Нет свободы себя гробить. Может, и была раньше, но больше не будет.

　　- Так что, выходит из-за охрененного гуманизма так называемого общества я должен остаток жизни провести в этом чертовом хосписе? - возмутился Ипатьев, - И до конца своих дней видеть вокруг только сморщенное старичье и постные рожи геронтофилов?

　　- Каких геронтофилов? Что Вы несете? - капитан приподнял бровь.

　　- Да вот этих, из медицинского корпуса СДПС! - крикнул Ипатьев, - Которые на Острове служат. Ну какой нормальный человек согласится годами безвылазно сидеть с толпой трясущих стариков, когда вокруг огромный прекрасный мир? Даже за большие деньги. Только извращенцы!

　　Капитан вздохнул.

　　- В этом проблема таких как Вы. Вам сама мысль выбора общественных интересов в ущерб личным, ответственности перед обществом не понятна совершенно.

　　Стремянной затрясся от злости.

　　- Ну так что же? Вы нас за отсутствие стадных инстинктов в преступники запишите?

　　Инспектор ткнул в старика пальцем.

　　- Безусловно, вы - преступники. Вы подаете плохой пример другим престарелым согражданам. Даете им неоправданную надежду, что они могут свободно жить среди нас. Введенные вами в заблуждение люди умирают, Вы это понимаете?

　　- Понимаю! И что?! Лучше смерть в бою, чем жизнь раба! Неважно, чего именно ты раб. Хотя бы и собственного страха смерти. Да это и есть главный страх, порождающий рабство! Это вы - трусливое старичье, не мы! - заорал Ипатьев.

　　- Вы и Ваш Фролов - убийцы, - спокойно сказал Стремянной, - Это факт. И сколько Вы тут ни орите, ничего Вы с ним не сделаете.

　　- Да отстаньте вы уже от Фролова, - простонал Ипатьев, - Свалил он из вашего бардака. Еще десятого утром из N-ска отъехал. Всё, руки коротки у социального государства.

　　- Десятого? - удивленно переспросил Пал Палыч, - Погодите, но, ведь, сегодня...

　　Стремянной побелел. Рухнул на стул.

　　- Чего сегодня? Какое число?..

　　Попытался приподняться и будто расплылся по спинке стула.

　　- Что происходит? Что Вы со мной сделали? Я руку не чувствую. Тошнит. Вы мне сыворотку правды вкололи? Чего это я так разболтался-то? Мысли путаются.

　　- Что с Вами? - Стремянной с беспокойством поднялся с места, вытянул вперед руку с указательным пальцем, - Сколько пальцев видите?

　　- Два пальца вверх - это победа, - промямлил Ипатьев, ухмыльнувшись правой стороной лица.

　　Вытянул навстречу Пал Палычу отогнутый средний палец. Закрыл глаза, обмяк. Вместе со стулом рухнул на пол.

　　- Доктора! - закричал Стремянной, - У пассажира инсульт!

　　За дверью послышался топот. Стремянной шагнул к лежащему старику, помедлил. Взял телефон, поднес к уху.

　　- Товарищ полковник? Фролова заберут завтра утром из N-ска. Нет, больше ничего. Нет. Нет. И вряд ли узнаем больше.

　　Минуту спустя в комнату вбежали врач с двумя санитарами. Доктор встал на колени, отогнул веко старика. Приложил два пальца к шее. Растерянно повернулся к Стремянному, развел руками.

　　Торцев с документами в руках что-то втолковывал хмурому капитану. Капитан показывал на висящие над выходом на платформу вокзальные часы. Двое полицейских заносили в вагон чемоданы.

　　Старики со старухами стояли и сидели, сбившись в кучу вокруг скамейки, и ждали своей посадки в поезд Все понуро молчали, кроме одного потрепанного деда интеллигентного вида, который поворачивался то к одному, то к другому товарищу по группе, и возбужденно тараторил.

　　- Напоминает сцену из старого фильма, - заметил стажер.

　　- Какого фильма? - не понял Кипелов.

　　- Не помню названия. Что-то про Освенцим. Как из Кракова евреев вывозили. Тоже вот так стояли. С горами ненужного барахла. Ждали, когда их в вагоны загонять начнут.

　　- Сравнил тоже, - пожурил его Кипелов, - Какой Освенцим, если у нас целый президент с 2020-го в убежище сидит? Нами из этого Освенцима управляют.

　　Торцев кивнул сержанту. Кипелов подошел к старикам.

　　- 'Волшебника Изумрудного города' смотрели в детстве? - вещал интеллигент, дурацки улыбаясь, - Вот я себя чувствую, как та Элли. Всего какие-то десять лет назад жил в своем пыльном захолустном Канзасе, помирал от скуки. Вдруг нежданный ураган и очутился в Вандерленде. Вокруг какие-то злые колдуньи, летучие обезьяны да говорящие собаки. А в Изумрудном городе во дворце сидит взаперти низкорослый лысый обманщик и выдает себя за Великого волшебника. Какая интересная жизнь! А мне хочется заорать - верните меня в мой скучный Канзас!

　　- Канзас - это в Америке, дядя. Ты там не был и не будешь, - прокомментировал Кипелов, - А у нас в России без колдовства сплошные ураганы.

　　- Да, да! - радостно согласился старик, - А ходячих чучел без мозгов и железных людей без сердца - вовсе пруд пруди!

　　Кипелов уставился на него. Почесал затылок.

　　- Ладно, хорош митинговать. Карета подана.

　　- Ну что? - в предвкушении потирая руки, сказал Кипелов, - По пиву и домой?

　　- Отставить пиво, - осадил его командир, - В управление вызывают.

　　- Кого?

　　- Всех.

　　- Зачем? - удивился Кипелов, - Вроде ничего не предвещало.

　　- Там и узнаем.

　　Душелюбка подъехала к управлению.

　　- Это надолго? - поинтересовался Кипелов, - Может, мы пока к Самвелу за чебуреками зайдем? Жрать охота.

　　- Ждите здесь, - отрезал Торцев и вышел из машины.

　　- Железный человек, блин, - Кипелов закинул руки за голову, и закрыл глаза.

　　Торцев открыл дверь в кабинет начальника управления.

　　- Разрешите?

　　Во главе стола сидел незнакомый полковник с внешностью супермена. Начальник управления скромно примостился с краю и ел гостя глазами. Офицеры с озабоченными лицами разместились вдоль стен.

　　- Торцев? Заходи, - майор повернулся к незнакомцу, - Вот, товарищ полковник, наш лучший командир группы СДПС, старший лейтенант Торцев.

　　- Если лучший, почему опаздывает? - строго спросил полковник.

　　- Передавал контингент транспортному отделу, товарищ полковник, - доложил Торцев.

　　- Хорошо, - кивнул полковник, - Тогда телеграфно повторяю для вновь прибывших.

　　Полковник поднялся во весь свой супергеройский рост.

　　- Я - полковник Громов из Центрального управления СДПС. Наша задача - не допустить бегства из города бегуна Евгения Фролова, автора известной на Западе книжонки, - повернулся к майору, - Фотографии готовы?

　　- В работе, - кивнул майор.

　　Полковник поморщился.

　　- Поторопите, - обвел взглядом притихших сотрудников, - Обращаю внимание - дело важное и при этом секретное. Никому кроме личного состава о реальной цели операции рассказывать нельзя. Фото не светить. Легенда - внезапная проверка готовности городского управления полиции. Проверяющий - это я. Сейчас всем группам раздадут задания - посты на дорогах и в порту. Проверять буду на самом деле, так что не расслабляться. Вопросы есть?

　　- Как долго стоять-то будем? - поинтересовался кто-то из сотрудников.

　　Полковник как-то еще больше выпрямился, окончательно превратившись в живой плакат.

　　- Сколько понадобится, товарищи офицеры. Сколько понадобится.

　　...Душелюбка ехала по городу. Торцев мрачно молчал, уставившись в одну точку.

　　- Вот мы еще писателей не ловили, - пробурчал недовольный Кипелов, - Мы тут эти, что ли, чтобы по ночам работать?

　　- Отставить, Михалыч, - приказал командир, - Езжай в Лещевский переулок.

　　Михалыч резко затормозил и начал делать разворот.

　　- Зачем? - удивился Кипелов, - В этом Лещевском же ничего, кроме этих...

　　- Торцев, слышишь меня? - вдруг заговорила рация голосом начальника управления.

　　- Да, товарищ майор.

　　- Срочно к 'Шанхаю'.

　　- Есть, - сказал Торцев, - Михалыч, слышал? Выполняй.

　　Михалыч затормозил у ресторана 'Шанхай'. Около входа суетились полицейские, создавая оцепление. Быстро росла толпа зевак. Майор увидел Торцева. Подозвал к себе. Лицо майора побагровело.

　　- Ты со старшим Шахновским вчера разговаривал?

　　- Так точно, - Торцев кивнул, - В соответствии с инструкцией. Разъяснение прав, обязанностей, процедуры перемещения в убежище...

　　- Он нормальный был? - перебил майор.

　　Торцев пожал плечами.

　　- Как обычно в таких случаях. В рамках допустимого. Он у меня в списке на послезавтра.

　　- В рамках, говоришь?

　　Майор сплюнул. Подозвал стоящего рядом молодого лейтенанта. Кивнул на Торцева.

　　- Введи в курс дела.

　　- Короче, Шах сегодня отвальную устроил, - бойко начал лейтенант, - Во время пьянки кто-то ему то ли случайно, то ли спецом стукнул, что Шах-младший его втихую из Совета директоров вывел. Не смог, сучонок, дождаться. Вот Шах и расстроился. Вытащил пистолет и начал палить. А потом официантку в заложницы взял.

　　- В центре города. На самой людной улице. И еще этого полковника нелегкая принесла, - майор посмотрел на Торцева долгим смурным взглядом, - Ну что делать будем?

　　Торцев оглядел площадь перед рестораном, возбужденно гомонящую толпу. Посмотрел на входную дверь. Задумался. Майор заглянул ему в лицо.

　　- Ну?

　　- Мой пассажир, - сказал Торцев.

　　- Именно, - раздраженно кивнул майор, - Дальше что? Мне спецгруппу из Питера вызывать - твое дерьмо разгребать? Или как? Или мне его сейчас завалить, а потом три года объяснительные писать? Это же не алкаш с белочкой, целый Шах!

　　- Мой пассажир, - повторил Торцев, - Я поговорю с ним. У меня специальная подготовка как раз для таких случаев.

　　- Таких? - усмехнулся майор, - Точно сможешь?

　　- Разрешите, товарищ майор?

　　Некоторое время Торцев и майор смотрели друг на друга. Майор еще раз сплюнул.

　　- Иди. Второй раз только не облажайся.

　　Торцев подошел к крыльцу ресторана.

　　- Геннадий Петрович, - крикнул старлей, - Это старший лейтенант Торцев говорит, из СДПС! Я у Вас вчера был!

　　Шахновский выстрелил через закрытую дверь.

　　Кипелов, Михалыч и стажер медленно вышли из больницы. Солнце уже село. Кипелов залез в кабину, по-хозяйски вытащил медицинскую сумку. Достал оттуда флягу со спиртом и хлебнул от души.

　　- Странно, - сказал сержант, - Железный человек, а пули не отскакивают.

　　Еще раз отхлебнул. Подмигнул стажеру.

　　- Теперь все будут писателя ловить, а мы - по домам, лечиться от тяжелой психологической травмы.

　　Михалыч неодобрительно покачал головой.

　　- Чего башкой крутишь? - огрызнулся сержант, - Я вот думаю, стоит ли к тебе теперь спиной оборачиваться, островитянин завтрашнего дня?

　　Стажер напрягся.

　　- Дурак ты, Кипелов, - спокойно сказал Михалыч, - Это мне до пенсии - год. А до Острова - двадцать один. Два туза, считай. Я еще жениться могу в третий раз, сына родить и вырастить.

　　- Конечно, дурак, - кивнул Кипелов, - Не был бы дурак, стал бы с вами, упырями, старичье по вагонам рассаживать.

　　Михалыч грустно улыбнулся.

　　- Ну чего ты опять балаболишь? Ты же доброволец, из первого состава. Я твоего отца сколько лет возил. И как он тебя в Службу устраивал, хорошо помню.

　　- Да, - сказал Кипелов, - А потом я его устроил на Остров. Как Павлик Морозов.

　　Кипелов аккуратно закрутил крышку, поставил флягу в сумку. Молнию на сумке застегнул. Сумку поставил в машину. Дверь медленно прикрыл, стараясь не хлопать.

　　- Давай домой отвезу, - беззлобно предложил Михалыч, - А то нажрешься, а завтра - на службу.

　　Кипелов молча окинул Михалыча тяжелым взглядом, сунул руки в карманы и, насвистывая, направился в темноту. Стажер оглянулся на Михалыча, подумал и побежал за Кипеловым. Сержант недружелюбно покосился на него.

　　- Чего тебе, отличник? Иди спать. Поздно уже. Скоро в общагу пускать перестанут. Охота с вахтером ругаться?

　　- Торцев что-то сказать хотел про этого Фролова, - сказал стажер.

　　- Тебе показалось, - отмахнулся Кипелов.

　　 - Нет, - стажер помотал головой, - Точно хотел. Только у него ничего не получилось, губы шевелились, а звука не было. А потом доктор пришел.

　　- И чего?

　　- Если Фролова взять, Вам - премию, а мне стажировку зачтут с отличием.

　　Кипелов воззрился на стажера.

　　-Ты о чем, дурачок? У тебя только что на глазах командира подстрелили. Чего ты, вообще, в нормальную службу не пошел - в ГИБДД, что ли, или Росгвардию? На меня посмотри. Думаешь, Кипелов всегда такой козел был? Пять лет в СДПС послужишь - такой же станешь сержант Кипелов.

　　- А почему не старший лейтенант Торцев? - во взгляде стажера мелькнула насмешка.

　　- Это в смысле, с простреленным легким в больничке? - уточнил Кипелов, - Чего ты тут забыл? Беги, безумец, пока не поздно!

　　Стажер искоса посмотрел на Кипелова.

　　- У меня отец был инженер-мостостроитель. Самый талантливый в институте.

　　- И что?

　　- У отца идеи были новаторские, но сам он их реализовать не мог, - медленно продолжил стажер, - Должности не хватало. А начальник его всё на пенсию не уходил. Это еще до закона об убежищах было. Когда начальнику семьдесят пять стукнуло, отец на юбилее выпил лишнего и сказал ему - мол, уходи, уступи дорогу молодым. А тот разозлился и отца уволил.

　　Лицо стажера перекосилось.

　　- Отец запил и у него инфаркт случился. Несколько минут клинической смерти. Выжил, но от прежних мозгов ничего не осталось.

　　Кипелов медленно повернулся. Долго молча смотрел на стажера. Стажер так же безмолвно, не отрываясь, глядел в ответ.

　　- А ты не боишься, малек, что я об этом разговоре рапорт напишу? - пригрозил Кипелов, - Я могу.

　　Стажер помотал головой.

　　- Не-а, не боюсь. Это вы тут за деньги работаете, а у меня - призвание. Я Службе нужен. Сейчас не видят - потом обязательно оценят. А я после полицейской школы еще юрфак закончу заочно. И в центральный аппарат устроюсь. И к вам с инспекцией приеду.

　　Кипелов моргнул и быстрым шагом, почти бегом скрылся за углом.

　　...Кипелов подергал ручку заведения. Особого смысла в этом не было - в окнах пивной царила безнадежная темень. Сержант уселся на каменную тумбу и начал искать в наладоннике работающие в эту пору кабаки. В углу экрана замигал зеленый огонек. Кипелов поспешно ткнул в иконку. На экране появилось суровое морщинистое лицо.

　　- Здравствуй, папа, что-то случилось? - осторожно спросил сержант.

　　Старик на экране встревоженно насупился.

　　- Ты извини, что поздно. Я хотел спросить, как там у вас. А то тут по телевизору про наводнение говорят.

　　Кипелов выдохнул.

　　- Да преувеличивают как обычно. В городе только асфальт мокрый. Ты-то как?

　　- Да у меня-то всё хорошо, - облегченно сообщил Кипелов-старший, - Только спину ломит, и Вениамин Геннадьевич говорит, надо кишечник проверить. И мочеиспускательную систему.

　　- Кто говорит? - не понял Кипелов.

　　- Врач наш новый. Я тебе рассказывал, - пояснил отец и неуверенно добавил, - Кажется. Знаешь, память стала подводить. Маму нашу помню хорошо, все сорок лет вместе. А что вчера произошло, забываю. А так грех жаловаться. Вчера вот кино показывали.

　　Отец сплюнул.

　　- Какую же дрянь нынче снимают. А так все хорошо, да.

　　- Кормят нормально?

　　Отец отмахнулся.

　　- Нашел, о чем спрашивать! Ты лучше скажи, жениться еще не собираешься?

　　- Да нет пока.

　　Отец покачал головой.

　　- Ты с этим не тяни. Не мальчик уже. Тем более, у тебя жилье отдельное. Можешь себе позволить. Комнату мою отремонтировал?

　　Кипелов помолчал.

　　- Папа, я там не трогал ничего.

　　- Это ты зря. Выбрасывай хлам, ничего не жалей! - отец натужно засмеялся.

　　Кипелов пристально вгляделся в экран.

　　- У тебя точно всё нормально?

　　- Да я уже два раза сказал, даже три, - рассердился Кипелов-старший.

　　- Да, я понял, - заверил Кипелов, - У тебя все отлично.

　　Лицо отца смягчилось.

　　- Знаешь, сынок. Я очень тобой горжусь. Я рад, что ты делаешь такое важное и нужное дело.

　　- Спасибо, папа, - с трудом выговорил Кипелов.

　　- Я серьезно, не отмахивайся, - сурово приказал отец, - Ну пока, сын, извини, что отвлек от дел. Ты только звони чаще.

　　Отец отключился.

　　От неожиданности Фролов подскочил и беспомощно заелозил ногами по полу.

　　- Где это? Что это? Что за мерзкий звук?

　　- Это Ваш будильник, Евгений Петрович, - тихо ответила Лиза.

　　Девушка сидела на кровати в другом халате. Рыжие волосы убраны в узел. В утреннем свете Лиза показалась Фролову очень бледной.

　　- Да?

　　Евгений Петрович посмотрел на часы.

　　- Без пятнадцати шесть. Мне пора.

　　Фролов встал из кресла, с трудом разогнул затекшую спину. Бросил осторожный взгляд в зеркало. Оттуда на него смотрел старикан с красными слезящимися белками, отвисшими мешками под глазами и свалявшейся серо-коричневой бородой. Евгений Петрович тряхнул головой. В глазах забегали чертики. Он выпрямился, некоторое время восстанавливая равновесие. Внезапно повернулся к Лизе.

　　- А поехали со мной? В Африку!

　　Девушка не шелохнулась. Только бросила быстрый взгляд на Фролова и тут же отвела глаза.

　　- Да нет, я не в смысле секса и всего такого, - стал оправдываться Фролов, - Просто я уверен, что мне разрешат взять еще одного человека. Я им нужен. А ты там сможешь начать новую жизнь. Круто всё поменять. Что тебя здесь держит?

　　- Мне жених тоже говорит, начни, мол, новую жизнь, - сказала Лиза и задумчиво посмотрела в просвет между полузадернутыми шторами.

　　- У тебя есть жених? - растерялся Фролов, - А как он относится к тому, чем ты занимаешься? Впрочем, это не мое дело.

　　 - Не Ваше, - согласилась Лиза, - Плохо относится. Он же полицейский. Из СДПС. Это он бабушку увез. Так и познакомились.

　　- Что??

　　От неожиданности Фролов выронил сумку.

　　- Ты ему обо мне сказала?

　　Девушка спокойно посмотрела на Евгения Петровича. Пожала плечами.

　　- Может, и сказала бы. Им за пойманных бегунов премии дают. Только он сейчас лежит в больнице с огнестрельным ранением.

　　Фролов провел дрожащей рукой по лицу.

　　- Так. Что-то мне многовато для одного утра. Пойду я.

　　- Вы с ним похожи, - сказала Лиза, - Вы - добрый и глупый, и занимаетесь чем-то глупым и неправильным. И он - добрый и глупый. И он мою бабушку увез. А я ее любила очень. В смысле и сейчас люблю.

　　Лиза вздохнула.

　　- Вот я ему и отказала. Он просил не торопиться. Обещал вчера опять зайти. А сегодня позвонили из больницы, сказали, он в реанимации.

　　Фролов неловко кивнул Лизе и поспешно вышел.

　　'И вот тогда, как бог из машины, как благословение свыше пришел ковид, чудо деликатного геронтоцида.

　　Несущественно, откуда он явился - из тайных лабораторий в пробирках и шприцах или из джунглей и пещер на крыльях полночных тварей. Важно, что люди быстро поняли, какие новые возможности обещает эта нежданная напасть.

　　Гигантский курорт-хоспис только на первый взгляд кажется чересчур дорогим удовольствием. Всё познается в сравнении. Гораздо проще, удобнее и дешевле содержать миллионы стариков в специально отведенных местах. Стандартизировать и локализовать медицинские и бытовые услуги, предназначенные именно для людей в преклонном возрасте, в соответствии с их специфическими немощами и потребностями.

　　Во много раз упростилась система возрастных льгот, медицинского обслуживания, патронажа и пенсионного обслуживания. Отпала необходимость в ограничениях на занятие должностей и высоких постов, в противоречащей современной этике дискриминации слабейших.

　　История совершила огромный круг. Как в каменном веке человечество превратилось в общество без стариков.'

　　Громов глянул на часы. Было ровно шесть часов утра.

　　- Пора.

　　Полковник вынул диск и включил зажигание.

　　Евгений Петрович вышел из подъезда. Отсчитал два квартала, свернул в переулок между глухих стен без окон. Зябко поежился. С беспокойством посмотрел на часы.

　　- Ляпа.

　　Цепкая рука опустилась на плечо. У Евгения Петровича упало сердце. Он медленно повернулся. Из-под форменной кепки смотрели незнакомые смеющиеся глаза. Фролов понял, что против молодости и хорошей формы у него шансов никаких.

　　- Ну вот я тебя и нашел, - с удовлетворением сообщил молодой человек, - гражданин Фролов Евгений Петрович. Нарушитель режима изоляции лиц старше семидесяти лет. Автор гадкой книжонки.

　　- А Вы кто? - тупо спросил Фролов.

　　- Ну, скажем, так - представитель власти. Да ты, дед, и сам понял.

　　Полицейский с улыбкой глядел на Евгения Сергеевича. Фролов молчал, не зная, что сказать. Ему показалось, что он уже умер.

　　Кипелов весело погрозил Фролову пальцем.

　　- Ну да, где еще карбонарию прятаться, как не в публичном доме? Это не я догадался, старлей наш тебя вычислил. Он знаешь какой - не человек, железная машина, - полицейский на секунду нахмурился, - Только ему один дед сегодня вечером легкое прострелил. А другой дед моему напарнику башку пробил. Вот такая у нас служба - опасней, чем в Иностранном легионе.

　　- Может, Вы меня, все-таки, отпустите? - попросил Фролов, - Представляете, как обидно попасться? В шаге от свободы, так сказать.

　　- Далеко собрался-то, Джанго освобожденный?

　　- Вы будете смеяться, но в Африку, - признался Фролов, и зачем-то добавил, - В Африке горы вот такой вышины.

　　- В Кению, значит, - кивнул Кипелов.

　　- Откуда Вы знаете? - опешил Евгений Петрович.

　　- Сам же сказал - 'горы вот такой вышины', - рассудительно объяснил сержант, - Самая высокая гора Африки - Килиманджаро. А она - в Кении.

　　Кипелов вдруг резко приблизил лицо к Фролову, как делали гопники в далекой фроловской юности. Только теперь Евгений Петрович заметил, что от полицейского здорово несет спиртным.

　　- Чего уставился, а? Вали в свою Кению. Или куда хочешь. В Лондон к лордам, к папуаскам на Аляску. Да не оглядывайся, один я тут.

　　Фролов изумленно посмотрел на сержанта.

　　- Но зачем тогда Вы здесь?

　　- Спросить хотел, - выдохнул свежим перегаром сержант и расплылся в улыбке.

　　- Меня? О чем?

　　Кипелов размашистым жестом обвел вокруг них большую дугу.

　　- Что со всем этим делать?

　　- С чем? - не понял Евгений Петрович.

　　Кипелов перестал улыбаться.

　　- Да с этим! С Островом. С изоляцией стариков. Когда служба создавалась, мне всё было понятно. Зачем эти убежища создаются, в чем смысл моей работы. Люди же реально мерли целыми подъездами!

　　Сержант сердито глянул на Фролова.

　　- Думаешь, преувеличиваю? Ну, может, чуток... Только у нас на Посаде есть дома, где одни пенсионеры оставались. Ну так сложилось. Завод еще в девяностые закрыли. Молодежь вся разъехалась, а старикам куда ехать? А тут пятая волна, она же 'первая стариковская'. А потом пошла шестая, седьмая. Когда за год в пятый раз к одному дому за трупом подъезжаешь, уже самому нехорошо становится.

　　Кипелов нервно сжал кулаки.

　　- И так годами! Локдауны для пожилых, локдауны для молодых, локдауны для всех подряд. Школы закрытые, прививки по три за год. Церкви, блин, на замки запирали, чтобы бабки от целования икон не помирали. А это же прямо как этот...

　　Сержант задумался.

　　- Интердикт? - подсказал Фролов.

　　- Он самый! - обрадовался сержант, - Ни помолиться, ни причаститься, ни отпеть по-людски. Хотя я, вообще-то, не верующий... И всё впустую! Внучка дедушку в щечку чмокнула - через неделю трупак. А к каждому покойнику, помершему не в больнице, посылают нас. Каждый день - один за другим, один за другим!

　　Кипелов зажмурился. Приоткрыл глаз.

　　- Выпить есть?

　　Фролов отрицательно помотал головой. Сержант сокрушенно вздохнул.

　　- И даже это еще не самое страшное. Хотя куда уж. Внутри семей ненавидеть друг друга начинали! А как ты думаешь, каково здоровому пацану месяцами сидеть взаперти, при каждом выходе на улице намордник надевать, с друзьями видеться только по интернету? И всё, чтобы любимый дедушка не захворал! А каково самим старикам понимать, что из-за них их детям и внукам жизни нет?

　　Кипелов сплюнул.

　　- Так что когда открылась тема про Остров, где старики будут максимально изолированы, я первый сказал - это вариант! И сработало же! И построить смогли и переселить миллионы - в кратчайшие сроки.

　　Кипелов в ажитации замахал руками. Фролов испуганно шарахнулся.

　　- Я тогда в Родину заново поверил! Ведь, можем же, когда захотим! И в службу эту сам пошел, добровольцем. Потому что четко понимал, что, зачем и как.

　　Рука Кипелова внезапно застыла в воздухе и бессильно опустилась.

　　- А вот теперь - ничего не понимаю. Ни в чем не уверен. Люди из убежищ бегут. Считай, навстречу смерти бегут, дураки старые... А, может, и не дураки. Я с бегунами разговаривал. Они там на Острове от всего оторваны. От привычной жизни, кто-то от любимого дела, а большая часть - от родных. Жизнь им сохранили, а смысла эту жизнь лишили. Поначалу-то надеялись, что это на пару лет максимум. Мол, вот-вот башковитые ученые сварганят чудо-вакцину и можно будет вернуться. Но только что-то той вакцины не видать. А они домой бегут. А больше - там, на Острове, мрут. Через полгода после приезда. От тоски, от разлуки с детьми, от скуки смертной.

　　Кипелов развел руками.

　　- А нынче, гляди, уже Жакерия какая-то. Пол моей группы вывели из строя. Командира, вообще, подстрелили. С почином, как говорится.

　　Кипелов хмыкнул.

　　- Власти тоже хороши. Против бегунов уже уголовную ответственность ввели. А смысл пугать тюрьмой людей, которые как шахиды какие-то смерти не боятся? Если их лишили ради чего жить? Вот и выходит, что мы стариков своих вовсе не спасли, а просто убрали с глаз долой. Как говорил товарищ Сталин: нет человека - нет проблемы.

　　Сержант вздохнул.

　　- Я фильм в детстве смотрел. Японский, страшный. Там взрослые дети стариков на специальную гору относили. Умирать. Чтобы жить не мешали. От нищеты и безысходности. Я тогда еще думал - я-то никогда так с папой и мамой не поступлю. Я - хороший. А получилось, ровно так и сделал - отца родного спровадил на Остров. У соседки сын растет. Смотрю я на него и думаю - чему мы их учим? Каким он, глядя на это, вырастет?

　　Кипелов искательно заглянул в глаза Фролову.

　　- Ну и что с этим делать? И так - неладно, и эдак нехорошо. А как надо-то?

　　Фролов растерянно посмотрел на Кипелова.

　　- Я не знаю.

　　Кипелов изумленно отпрянул и сел на бетонную глыбу.

　　- Не знаешь? Так ты же вроде книжку про это написал.

　　 - А Вы ее читали?

　　- Нет, конечно!

　　Евгений Петрович беспомощно помотал головой.

　　- Книжка, конечно, про это. Но я там никаких ответов не даю. Только описываю, что своими глазами видел на Острове. И ставлю вопросы.

　　- Вопросы, значит...

　　Кипелов прикрыл лицо пятерней и надолго замолчал. Евгений Петрович в недоумении стоял, не зная, что делать. Внезапно сержант глухо и невнятно заговорил.

　　- Ну так и я вижу. И я вопросы ставлю. Толку тогда от тебя? Интеллигенция, мозг нации, баламуты хреновы. Сбиваете людей с панталыку, а предложить, оказывается, нечего. Такие же дураки, как все остальные.

　　Кипелов отнял руку ото лба.

　　- Вот выложил ты свою нетленку в Интернет. Кто-нибудь на Острове ее прочитает - и побежит. Ну и помрет, как водится. А зачем? Ты об этом подумал?

　　Евгений Петрович выпрямился. Черты его лица, только что по-стариковски обвисшие, приобрели уверенную твердость.

　　- Конечно, подумал. Да Вы и сами всё понимаете. Остров - не решение. Та же Нараяма, только в профиль. Поставленная на поток жертва отдельными людьми ради благополучия социума. Человечество в конце двадцатого века только-только с этой карусели слезло. Не стоит на нее опять карабкаться. Надо искать другой выход. У меня решения нет. Пока. Ну так надо его искать. Главное, не успокаиваться.

　　Кипелов, нахмурился, будто пытаясь что-то разглядеть во Фролове.

　　 - Всё сказал, писатель?

　　Устало махнул рукой.

　　- Ладно, Гаутама с тобой. Удачи тебе в твоей Африке. Может, шоблой там решение найдете. Хотя конкретно на твой счет я что-то сильно сомневаюсь. Балабол типа меня. Ладно, вроде едет кто-то. Не хочу, чтобы нас вместе видели. Прощай, дед.

　　Кипелов медленно встал с камня и, сутулясь и спотыкаясь о крупную гальку, пошел по берегу прочь.

　　- Господин ээ... сержант, кажется. Погодите! - поспешно позвал его Фролов, - Извините, не расслышал Вашего имени.

　　- Хароном меня кличут, - ответил Кипелов, медленно обернувшись, - Для друзей - Харя.

　　- А, ну да, - Фролов понимающе покивал, - Вам же, наверно, за меня сильно попадет. Так, может, со мной поедете? Я смогу их убедить. Они меня послушают. Я им нужен!

　　Фролов увидел выражение лица Кипелова и замахал руками.

　　 - Понял я, понял! Прощайте.

　　Только сержант скрылся за поворотом, из-за угла в переулок заехал автомобиль и остановился около Фролова. Из машины вышел полковник Громов, одетый в цивильное.

　　- Здравствуйте, Евгений Петрович, я - тот, кого Вы ждете.

　　Фролов еще раз невольно глянул в сторону, куда ушел сержант. Кивнул полковнику. Протянул ему сумку. Громов закинул ее в багажник.

　　- Садитесь скорее, Евгений Петрович. У нас мало времени.

　　- А как мы?.. - неуверенно начал Фролов.

　　- Не думайте об этом, - спокойно оборвал его Громов, - Просто ведите себя, как будто всё нормально. Вот Ваши документы. Прямо сейчас ознакомьтесь.

　　Громов проводил взглядом фигурку в желтом пальто, удаляющуюся от контрольно-пропускного пункта вглубь эстонской территории. Подождал, когда Евгений Петрович скроется за углом строения метрах в трехстах от границы. Поднес телефон к уху.

　　- Товарищ генерал? Доброе утро. У меня плохие новости. Судя по всему, Фролов уже покинул территорию Российской Федерации.

　　- Вы уверены?

　　- Практически. Да, уверен, - ответил полковник.

　　В первых словах генерала еще слышались нотки утренней сонливости. Следующая фраза прозвучала строго и озабоченно.

　　- Как это могло произойти? Как Вы допустили? Я дал все полномочия.

　　- Не все, - возразил Громов, - Вы запретили ставить в известность смежников. Приказали решать проблему без шума. У меня были связаны руки. Кроме того, не забывайте - мы имеем дело с профессионалами.

　　Генерал помолчал.

　　- Возвращайтесь, полковник.

　　- Есть, - ответил Громов коротким гудкам.

　　Генерал в Санкт-Петербурге свесил ноги с кровати. Посидел так пару минут под мерное дыхание жены. Сунул ноги в тапки, накинул халат. Стараясь не шуметь, зашел в кабинет. Набрал полузабытый номер на ноутбуке.

　　- Здравствуйте, Джозеф, - сказал генерал.

　　- Здравствуйте, Михаил, - ответил с экрана благообразный мужчина с лицом кирпичного цвета и аккуратно убранными седыми волосами, - Давно не виделись. Признаться, удивлен Вашему звонку.

　　- Джозеф, - с очень серьезной интонацией начал генерал, - У нас в прошлом были разногласия, но обычно мы друг друга хорошо понимали. Я знаю, что ваши вывезли Фролова из страны.

　　- Какого Фролова? - нахмурился Джозеф, - Ах да, тот писатель. 'Острова невезения'. Помню. Редкая ахинея. Я так и не понял, почему с ней так носились. Так он сбежал?

　　Джозеф развел руками.

　　- Но я тут не при чем. Я даже не знаю, кто это организовал.

　　Генерал кивнул.

　　- Не сомневаюсь, Джозеф. Я Вам звоню как человеку, который лучше других понимает, чем это грозит. Прошу Вас, объясните Вашему начальству, что мы в одной лодке. Не надо начинать то, что с большой вероятностью выйдет из-под контроля. И так все висит на волоске. Если разогреют скандал с Фроловым, не дай бог, еще в какую-нибудь ООН его повезут, Россией не ограничится. Американская программа тоже неизбежно окажется под ударом.

　　- Михаил, Вы новости не смотрите, что ли? - удивился Джозеф, - Нет уже никакого начальства. Второй день. Всю верхушку службы сняли. И я уже не у дел. Я никаких тайн не разглашаю, все есть в Интернете. Ничего не могу сделать, простите. Если бы хоть неделю назад обратились...

　　- Неделю назад Фролов был в России, - с досадой пробормотал генерал, запнулся, - Погодите, а что случилось-то?

　　Джозеф пожал плечами.

　　- Ну как что? То же, что всегда. Активисты, демонстрации. Общественное мнение. Материалы в Интернете. Официальные запросы конгрессменов. Будет сенатское расследование. Потом, возможно, суды. Наверняка, иски. К правительству и к конкретным функционерам, вроде меня. Говорят, в двадцать первом веке держать людей взаперти без вины нельзя.

　　- Но чего они хотят-то? Чтобы опять люди тысячами умирали?

　　Джозеф помотал головой.

　　- Нет, ни в коем случае. Они с той же горячностью требуют, чтобы люди не умирали.

　　Генерал в недоумении отпрянул от экрана.

　　- В каком смысле не умирали? Вообще, что ли?

　　- А это Вы у них спросите, - разозлился Джозеф, - Они же в двадцать первом веке живут. Правда, в этом же двадцать первом веке в Моллукском проливе пираты грабят современные суда. Знаете, такие джоны сильверы - с банданами на лбах и кривыми ножами в зубах. А еще в двадцать первом веке бородачи с берданками вышвырнули из Афганистана армию самой развитой страны мира. В двадцать первом веке какой-то ничтожный огрызок ДНК уже десять лет косит людей направо и налево, и никто до сих пор не понял, откуда он выскочил - из неосторожно открытой пробирки или из летучей мыши, сожранной китайцем на рынке.

　　Джозеф в сердцах стукнул кулаком по клавиатуре. Изображение дернулось и пошло прямоугольной рябью.

　　- Знаете, Михаил, мне кажется, мы с Вами - последнее поколение, которое понимает, что живет в реальном мире. Те, кто идут нам на смену, не то, что не отличают реальность от виртуала, они, похоже, вообще, не в курсе, что это не одно и то же.

　　Джозеф приблизил лицо к камере. Понизил голос.

　　- Знаете, когда я понял, что все пропало? В 2001 году. Только не когда башни рухнули, а два месяца спустя - на премьере 'Гарри Поттера'. Помните эпизод, где школьники на метлах гоняются за золотым шариком? Как можно сомневаться во всемогуществе человечества, если игра в квиддич и бейсбольный матч в школе твоих детей выглядят одинаково реалистично?

　　Джозеф шумно выдохнул.

　　- Предыдущие поколения восставали против законов общества и природы. Кто с эксплуатацией воевал, кто с всемирным тяготением. Глупо, самонадеянно, но иногда и не без положительного результата. Но эти-то не восстают. Эти правила Вселенной попросту игнорируют. Не удивлюсь, что завтра они так же непринужденно и до законов логики доберутся. Сама мысль, что за все надо платить, очевидная еще для наших родителей, кажется им возмутительной и реакционной. Они абсолютно уверены, что даже не человечество - это уже пройденный этап, а сама покоренная человечеством природа обязана им дать всё. Вкусную и полезную еду от пуза, интересную и высокооплачиваемую работу...

　　Джозеф запнулся.

　　- О чем это я? Какую работу? Просто возможность заниматься чем захочется, не заботясь о средствах к существованию. Ну и разумеется, вечную жизнь. И все это задарма. И желательно без гадких подробностей, откуда некоторые блага цивилизации берутся.

　　- Так что, - тихо спросил генерал, - Программу 'Мафусаил' закроют?

　　- Да нет, - неуверенно сказал Джозеф, и добавил, будто больше убеждая себя, - Нет, конечно. Одно дело - крикливая риторика, политические игры. А другое - реальная гуманитарная катастрофа. Будут продолжать. Просто во главе ее окажутся люди еще менее подходящие для этого, чем мы с Вами. И проблемы только увеличатся.

　　Джозеф грустно посмотрел на генерала.

　　- Я даже Вам немного сочувствую. Я-то через полтора года тихо удалюсь в свой маленький домик во Флориде, - Джозеф задумался, - Хотя, нет, вряд ли. Скорее всего, его сожрут иски, и я отправлюсь в Айдахо или куда похуже. А вот Вам придется иметь дело с теми дурачками, которые придут на моё место. Постарайтесь смириться с этим. К Вашему счастью, это, всего лишь, горизонтальные связи. Но храни, Господи, наших стариков. Да и всех нас.

　　- Знаете, мистер Джексон, - увлеченно вещал Фролов, - Есть такая концепция - псевдоконпирологическая. Это когда события развиваются без заговора, но, как если бы заговор существовал.

　　Евгений Петрович глубоко вдохнул соленый воздух. На секунду вопросительно уставился на одетого в клетчатое пальто лысоватого мужчину со шкиперской бородкой. Тот неопределенно кивнул.

　　- Воленс-ноленс происходящее выглядит как глобальный эксперимент по исключению непроизводящих членов из общества и, в значительной степени, из экономики. Как будто некие предполагаемые организаторы пандемии... Неважно, какие цели мы им припишем, это только умозрительное допущение для дальнейших рассуждений. Так вот, как будто эти глобальные заговорщики обнаружили, что вымирание стариков травмирует население. И они на своем тайном сборище постановили решить проблему иначе. Сначала стариков соберут в одном месте. А потом там распространят какую-то болезнь, например, чтобы далеко не ходить, особо злой штамм того же ковида, через медицинский персонал. С понятным исходом.

　　Фролов прикрыл глаза и поймал лицом обжигающие соленые брызги. Безотчетно улыбнулся.

　　- И естественное продолжение этой мысли. Уничтожение стариков с помощью коронавируса это репетиция, отработка методики радикального уменьшения населения Земли. Очень хорошо перекликается с нынешним беспокойством из-за растущей антропогенной нагрузки на экосистему Земли, с экспериментами по радикальному увеличению срока доживания, со стремительным ростом уровня жизни в третьем мире.

　　Со всех сторон простиралось сине-зеленое море.

　　- Ну Вы понимаете. Это не о масонском заговоре речь идет, а о попытке самой природы частично от нас избавиться. Причем, в существенной степени, нашими же руками.

　　Фролов посмотрел вдаль.

　　- А, кстати, где мы? Взгляду не за что зацепиться.

　　- Не беспокойтесь, господин Фролов, мы далеко в международных водах, - ответил клетчатый с вежливо-скучающей интонацией.

　　Евгений Петрович смущенно пожал плечами.

　　- Да я не беспокоюсь. Любопытно просто. Хочется понимать, что происходит.

　　- Выходим из Финского залива. К вечеру будем в Риге.

　　- А когда придем в Момбасу? - уточнил Евгений Петрович, - Я слышал, там приличная колония из России. Правда, у меня информация очень обрывочная. На российском Архипелаге жесткая цензура интернета.

　　Джексон пристально посмотрел на него.

　　- Извините, господин Фролов, планы изменились. Мы едем в Англию.

　　Фролов тупо уставился на Джексона.

　　- В каком смысле?

　　Джексон вздохнул.

　　- Вы должны понять. В Кении мы не сможем Вам обеспечить необходимый уровень безопасности от ваших спецслужб. Но Вы не беспокойтесь. Вас поселят в дорогой анклав. Очень высокий уровень комфорта. Хорошее медицинское обслуживание, просторные апартаменты, разнообразное и соответствующее Вашему возрасту питание. И Вам ни за что не придется платить. Вы для нас очень, очень ценны.

　　- 'В одну тюрьму из другой тюрьмы', - обескураженно пробормотал Фролов.

　　- Что? - с беспокойством спросил Джексон и еле заметно подмигнул громиле в матросской форме, стоящему наготове.

　　- Да так, песенка времен молодости, - пояснил Евгений Петрович, - Не обращайте внимания.

ПИРАМИДА

Служитель сделал повелительный жест и божественному взору явились три жреца.

Один был морщинист и сгорблен грузом лет, другой - в возрасте мудрой зрелости, третий - на исходе юности с еще не уставшими блестеть смелыми и жадными глазами.

Согласно древнему праву своего сословия все трое стояли на ногах, потупив взор и внемля воле властителя. Другая привилегия давала им право говорить живому богу правду или то, что они таковой считали.

Младший украдкой поднял глаза. Никогда еще он не видел повелителя мира так близко. Прекрасное мужественное лицо молодого фараона излучало ум, силу и спокойствие.

- До меня дошло, что у служителей богов есть вопросы по моему проекту, - сказал фараон с благосклонной улыбкой, - Спрашивайте, не боясь, чтобы потом не было недомолвок. Мне важно мнение жрецов.

Средний по возрасту жрец неуверенно поглядел сначала на молодого, потом на старого. Старик сурово кивнул. Зрелый пожал плечами, развернул папирус и дрожащим голосом зачитал:

- Высота проектируемого сооружения, - жрец запнулся, будто в очередной раз не веря своим глазам, - двести восемьдесят локтей, длина стороны основания - четыреста сорок локтей, площадь основания - сто девяносто три тысячи шестьсот локтей...

Жрец замолчал, поперхнувшись, и будто даже с опаской быстро свернул папирус обратно в трубку.

- Твоя божественность! - сипло донеслось из внезапно пересохшего горла, - По нашим расчетам реализация проекта потребует нескольких десятков лет с постоянным привлечением примерно двадцати тысяч работников одновременно, включая многие сотни квалифицированных каменотесов, обмерщиков, строителей, не считая всякого рода обслуги, как-то поваров, хлебопеков, пивоваров, лекарей, водоносов и Озирис ведает, кого еще. Потребуются целые леса бревен и досок, доставленных за множество дневных переходов, железо и веревки для механизмов. Миллионы мер зерна для хлебов! Миллионы жбанов пива!

Жрец моргнул и замолк с вытаращенными глазами. Повисла пауза.

- Продолжай, - фараон ласково и ободряюще кивнул докладчику.

- Я... - собрался с силами средний жрец, - Мы не оспариваем права живого бога Египта управлять страной, как угодно Твоему божественному величеству. Но... Но...

- Но зачем? - продолжил за него старый жрец глухо, но отчетливо, - Отвлечение такого количества средств, материалов и рабочей силы ляжет тяжелым бременем на казну и государство в целом. Каждый год из бюджета будут изыматься огромные средства. И речь идёт только о прямых потерях. Тысячи крестьян не смогут сеять и собирать урожай. Их семьи придется кормить общинам за свой счет, из-за чего сократятся налоги.

- И ещё армия! - зазвенел нетерпеливый голос молодого жреца, - Войскам постоянно нужно свежее пополнение. Молодые здоровые мужчины. А самый подходящий контингент заберёт строительство!

Старик гневно глянул на юнца и тот с непокорством во взгляде замолчал.

- Не стоит забывать также и гуманитарный аспект, - решился опять заговорить средний жрец, - Людей придется вырывать из обыденной среды и отправлять на месяцы, а то и на годы в необычное место, где они будут заниматься непривычной тяжелой работой. Придется надолго разлучать семьи. Не хочу расстраивать Твою божественность, но во многих провинциях - особенно удаленных, жители и так не очень ассоциируют себя с Египтом, относятся к нему равнодушно как к неизбежному злу. Ты же не хочешь...

Средний жрец опять растерянно замолчал.

- Жрецы Озириса, которых я представляю, уверены, что древним богам Египта будет угодна и обычная подземная гробница, - заверил фараона старый жрец, - Такая же как те, в которых похоронены Твои божественные предки. Нет никаких сомнений, что их души сейчас вкушают блаженство в полях Иалу. Незачем разорять страну, чтобы воссоединиться с ними в посмертной жизни.

- Я знаю, знаю, - с улыбкой прервал старика фараон, - Всё, что вы говорите, мудро и справедливо. Но теперь выслушайте моёобъяснение.

Старик кивнул. Средний жрец с облегчением спрятал свиток за пазуху и опустил голову. Младший вопреки всем традициям широко распахнул глаза и воззрился на повелителя мира.

- Как вы знаете, я стал царем Египта после десяти лет службы своему отцу. Я был воином и чиновником. Инспектировал дальние провинции и водил войска. Боролся с последствиями наводнения и руководил отправкой хлеба в край, охваченный засухой. За эти годы я успел объехать всю державу от порогов до великого моря. Встречал черных охотников юга и просоленных морем рыбаков севера. Видел кочевников обеих пустынь и великое множество крестьян, гнущих спины на бесконечных берегах Священной реки. И вот что я понял, служители богов: Египет - великая держава, но в нем нет египтян.

Фараон внезапно замолчал, сумрачно глядя на жрецов. От этого взгляда сердца посетителей похолодели.

- Да, вы правильно расслышали. В Египте нет египтян. Много поколений мои божественные предки собирали державу, как пестрое одеяло, лоскут за лоскутом. Бесчисленные царства, племена и поселения покорились власти фараонов. Но населяющие их люди так и не стали одним народом. Мои подданные говорят на десятках языков, северянин не понимает южанина, а житель столицы - провинциала. Те, кто могут объясниться, все равно не считают друг друга своими, говоря: "он - не из моего селения", "он - чужого рода". Государство держится на имени царя и страхе насилия. Даже общие боги Египта не помогают осознанию единства. Жители покоренных царств видят в них таких же завоевателей, как и в фараонах.

Фараон мрачно простер взгляд вдаль, будто видя сквозь стены.

- Сейчас держава процветает. Враги слабы. Амбары полны зерном. Солнце и Нил благосклонны к нам. Но кто сказал, что так будет всегда? Что ожидает разобщенную внутри себя страну, когда придут времена лишений или внешнего вторжения сильных пришельцев? Поймут ли жители разных частей Египта, что связаны общей судьбой, и что только в единстве для них возможность сохранить привычные мир и благополучие? Я в этом сильно сомневаюсь.

Внезапно фараон посмотрел на жрецов.

- Говори, служитель Амона. Моя божественность устала смотреть, как ты хочешь и боишься высказаться.

И фараон кивнул среднему жрецу.

- Но такова природа простых людей, - неуверенно проговорил жрец Амона, - Они не в состоянии охватить своим слабым умом то, чего не видели своими глазами. Им сложно найти что-то общее с теми, кто живет в многих днях пути от них, говорит, выглядит и одевается иначе. Нет народа в миллион человек. Так было, так будет и этого не изменить.

Фараон недовольно покачал головой.

- То, что я сейчас скажу, не следует повторять за этими стенами. Но Египет был не всегда. И мир знал времена, когда еще не появились фараоны. Есть много вещей в мире, которых раньше не существовало, а теперь они есть. Всё сущее когда-то имело свое начало, а значит, может появиться и что-то новое. Разве не так, жрец?

Служитель Амона в ступоре разинул рот.

- Я отвечу, - смело вызвался старик, - По-настоящему новое созидается лишь богами...

В зале повисла густая звенящая тишина.

- ...И Твоей божественности доступно истинное творение.

Спутники старого жреца выдохнули. Стражники ослабили хватку на копьях. Слуга подле фараона украдкой вытер пот со лба. Фараон улыбнулся.

- Да, старик. И я намерен создать народ Египта.

- Бессонными ночами я размышлял, что может сплотить сотни тысяч людей, живущих в разных краях, - начал фараон, - И понял: у общности должны быть общие символы, общий миф, общие достижения, общие значимые события. Всё это может дать Египту великое общее дело, причастность к которому почувствует каждый египтянин.

Повелитель мира улыбнулся.

- Пирамида станет грандиозной общегосударственной стройкой.

Двадцать лет от всякой провинции раз в год на несколько месяцев будет отправляться на строительство назначенное число жителей. Никакое царство и никакой город не избежит повинности.

Стройка потребует много тысяч работников самых разных профессий - от разнорабочих до высококвалифицированных специалистов. Всякому найдется место на строительной площадке - темному крестьянину и обученному грамоте писцу, могучему грузчику и умелому каменотесу. Никакая каста или сословие не останется в стороне.

Строительное дело требует работы сообща. Люди впятером тащат каменную глыбу, вместе поднимают ее. Вместе обтесывают. Слаженный труд сближает людей вопреки различиям. Оторванные от родных и соседей молодые мужчины станут искать новых друзей среди других строителей и непременно найдут. Молодость способствует дружбе.

После работы люди совместно отдыхают, пьют и веселятся, делятся сокровенным. Для труда и отдыха нужно средство общения. За месяцы совместной работы люди из разных краев усвоят общий язык.

Отправляясь на стройку, египтянин узнает, что его страна велика, что в ней живет очень много разных людей. Но при всех отличиях это такие же люди, с теми же желаниями, радостями и тяготами жизни.

Фараон вздохнул.

- Да, на великой стройке неизбежны серьезные травмы и гибель людей. Но большое дело и должно быть трудным и опасным. Ибо если ты не вложил в него усилий, не рисковал ради него головой, чего оно стоит? Тем больше вернувшиеся домой будут ценить содеянное.

Через стройку пройдут молодые здоровые мужчины. Именно те, у кого вся жизнь впереди. Кто уйдет на стройку жителем города или провинции, а возвратится оттуда египтянином, проживет после этого длинную жизнь и передаст свое знание о единой стране будущим детям.

Для большинства участие в великой стройке окажется самым ярким и значительным событием в жизни. Звание строителя Пирамиды станет для них более важным, чем имя члена племени или деревенской общины.

Герои Пирамиды поведают не бывшим на стройке, что видели и совершили. Их рассказ покажется удивительным и неправдоподобным. Над ним станут недоверчиво посмеиваться.

Но однажды по Египту пронесется весть, что великая Пирамида построена. Жители Египта от Ливии до Синая узнают, что сообща создали нечто невероятное, подобного чему не видели нигде и никогда. На что до сих пор были способны лишь боги. Что отныне не только фараон, правящий народом, божествен, но и сам единый народ подобен богу.

Кто-то в зале, не сдержавшись, ахнул. Взгляд фараона потемнел.

- Вы спросите - не возгордится ли народ, возомнив себя равным богам? Такое возможно. Но ветераны стройки не поднимут руку на того, с чьим именем неразрывно связана их слава и главное достижение, и вряд ли дадут это сделать другим. А гордость простолюдинов - не самое худшее зло, когда её энергия умной властью направляется в нужное русло.

Фараон замолчал. Некоторое время стояла тишина.

- Спрашивай, наконец, многомудрый служитель богов, но не отягощенный храбростью подданный, - нахмурившись, царь Египта в очередной раз указал на мнущегося жреца Амона.

Жрец испуганно захлопал глазами, но собрал свое мужество в кулак и заговорил.

- Твой замысел велик и достоин Твоей божественности, повелитель. Но не лучше ли объединять людей каким-нибудь практическим проектом? Египетские купцы страдают от отсутствия водного пути из Средиземного моря в Красное. Эти моря разделяет лишь небольшой перешеек. Разве строительство канала не стало бы более полезным применением колоссальных ресурсов, но отвечало бы всем требованиям общего дела для всего Египта?

Фараон задумчиво покачал головой.

- Ты и впрямь мудр, жрец. И я думал об этом. Но проблема практического проекта в том, что у него есть реальные цели, которые неизбежно вступят в противоречие с идеей великого объединения. Так, распорядителю работ будет проще объединять в бригады людей из одной местности, с общим языком и обычаями, которым не нужно притираться друг другу, во главе с уже имеющимися авторитетами. Но это не то, что нужно для создания нации.

Кроме того, канал, даже построенный усилиями всего Египта, будет восприниматься достоянием той провинции, в которой он находится. Сооружению время от времени требуется починка. Для ремонтных работ каждый раз будет хватать местных сил. И со временем окажется, что существующий канал уже фактически - дело рук жителей провинции, а не всей страны.

Но Пирамида, посвященная фараону, олицетворяющему весь Египет, и не имеющая никакого иного смысла, кроме связи народа Египта с его богами, останется достоянием и славой всей державы и её нации.

- Война! - воскликнул молодой жрец.

Присутствующие в зале воззрились на наглеца. Но фараон успокаивающе поднял руку.

- Говори, пылкий служитель Сета. Я прощу твою горячность, если услышу дельные слова.

- Объединяющим проектом может стать победоносная война, - твердо заявил юнец, - Воинское братство - крепче трудового. Военные победы дороже ценятся их участниками. Вернувшихся с войны слушают с разинутым ртом.

Фараон кивнул.

- Ты прощен, юный жрец. Но проблема в том, что поход на заведомо слабейшего противника не сплотит народ. А в кампании против равной по силе державы военное счастье неверно. Проигранная же война плоха сама по себе. И не забудь, что для сплочения нации требуется много времени. Я не готов десятки лет вести бесконечные побоища, годами сжигая в них тысячи самых здоровых и крепких подданных. Сету довольно подношений и без великих проектов.

Фараон улыбнулся.

- Не беспокойтесь, дети мои. Разумеется, у народа Египта будут и военные победы, и судоходные каналы, и другие великие свершения. Но сначала этот народ нужно создать. Упроченное же единой нацией государство сможет противостоять любой внешней угрозе.

- Тогда я должен сказать Тебе кое-что еще, повелитель, - сурово произнес старый жрец, - Строительство Пирамиды изнурит страну. Темные крестьяне не поймут высоты Твоих божественных устремлений, но хорошо прочувствуют отсутствие дома умелых рук и разлуку семей. Каждый погибший на стройке в памяти народной превратится в сотни жертв. Ты сможешь удержать власть, но будешь проклят своим народом еще при жизни.

Жрец Озириса перевел дух. Младший жрец изумленно посмотрел на него и увидел на лбу сумасшедшего старика капли холодного пота.

- А жреческое сообщество, - старик заколебался, но нашел в себе мужество продолжить, - дабы не стать в глазах народа соучастниками безумств, сочинит жизнеописание фараона, который в гордыне своей превратился во врага богов Египта и воздвиг гонение на его служителей. Может статься, что Твои начинания не принесут ожидаемого плода, но имя навеки окажется запятнано. А Твоя Пирамида, даже если Ты сумеешь её построить, останется лишь памятником царственного безумия и тирании.

Спутники старика и все присутствующие в зале окаменели. Лицо фараона помрачнело. Спустя бесконечность тишины и напряженного ожидания его губы растянулись в вымученной улыбке.

- Благодарю за честность, старик, - сказал фараон, - Моя божественность видит, что ты не хотел оскорбить живого бога, а только искренне предупредить о возможных последствиях.

Фараон задумался.

- Я хочу оставить о себе добрую память. А кто бы не хотел? Однако, живой бог сможет пережить ненависть смертных за дела, совершенные ради их блага. Если же мои начинания потерпят крах, то хотя бы у меня не останется сожаления о том, что я мог сделать, но даже не решился начать.

И иноземный историк через сотни лет не напишет про меня, не упоминая имени, в числе иных властителей Египта - "Другие же цари ничего не совершили".

ПОПАДАНЕЦ

- То есть меня опять не отзывают?

- Нет, - Петров отрицательно помотал головой, - Ваша просьба отклонена.

- В который раз? Я уже сбился со счета, - агент откинулся в кресле и тяжело выдохнул, - Даже короткого отпуска не дадут? Я должен встретиться лично. Объяснить. Они просто не понимают, в каком я состоянии!

Петров еще раз помотал головой.

- Слишком рискованно. При Вашем положении даже на несколько дней незаметно исчезнуть практически невозможно.

- И сколько я еще здесь буду? - агент посмотрел на Петрова в упор.

- Четыре года как минимум.

- Ах, значит, еще и максимум может быть?

Петров пожал плечами.

- Вы - уникальный сотрудник. И сами это прекрасно понимаете. Таких возможностей, какие у нас есть благодаря Вам, больше никто не предоставит.

Агент печально улыбнулся.

- То есть, фактически я страдаю от того, что я оказался слишком успешным? Какая ирония...

Агент опустил голову. Повисла угрюмая тишина. Наконец, агент поднял голову.

- Я отдал Родине всё, что у меня было. Семью, молодость, всю жизнь. Я - уже старик. Тридцать лет на чужбине - разве этого недостаточно? Здесь всё чужое - строй, язык, темы разговоров. Казалось бы, за такой срок можно было бы привыкнуть. Но каждый день тысячи мелочей напоминают: мой дом - не здесь, а там! Там!

Агент выразительно махнул рукой в сторону окна.

- Да, у них тут всё есть. Магазины ломятся от товаров. Огни рекламы, клубы, кафе, рестораны. Ровные тротуары. Дорогие машины. Но что здесь за люди! Равнодушные, ограниченные, ничем не интересующиеся. Они думают только о деньгах. Каждый готов продать лучшего друга за три копейки.

- Вы - сильный, справитесь. Просто постарайтесь.

- А я недостаточно стараюсь? Еще недостаточно слился с ландшафтом? - запальчиво поинтересовался агент.

Петров покачал головой.

- Охрана застала Вас за чтением Монтеня. Я понимаю, что отказаться от подобных привычек тяжело. Но можно хотя бы азы конспирации соблюдать. Хоть Сенеку штудируйте, но так, чтобы никто не видел.

- А на рояле тоже не играть? - хмуро усмехнулся агент.

- Отчего же? Играйте. Но только одной рукой.

- Не смешно, - агент посерьезнел.

- А я и не шучу, - отрезал Петров, - И еще. Что это за эккуант Marcus_Aurelius52 на философском форуме? Вы отдаете себе отчет, что это никак не сочетается с официальной интернетофобии?

- А Вы можете понять, как мне омерзительно поддерживать образ коррупционера с замашками наркобарона? - разозлился агент, - Распространять про себя слухи о связях с пустоглазыми куклами? Фабриковать расследования, как я развлекаюсь с ними в безвкусных виллах с цыганским интерьером?

Агент сжал ручки кресла, так что побелели костяшки пальцев.

- Подумайте, каково мне играть эту роль? Я же из интеллигентной ленинградской семьи! Лучшим подарком в нашем доме считалась книга. Мы по вечерам стихи вслух читали! Романсы пели!

- Пойте, - разрешил Петров, - Читайте. Только молча, про себя.

- Это как?

- Вспомните Вашего любимого Штирлица.

- Штирлиц - выдуманный персонаж, - без улыбки сообщил агент, - Вы меня не понимаете. И руководство не понимает. Кстати, кто там сейчас? Всё ещё Юрий Владимирович?

Петров вздохнул, открыл рот, но агент его опередил.

- А что с Вашим товарищем? Он как-то нехорошо выглядит. С Вами всё в порядке?

Кроме агента и Петрова в комнате находился еще один человек - лет на тридцать моложе Петрова и на сорок - агента. Как и старшие товарищи он отличался неброской, плохо запоминающейся внешностью. Впрочем, сторонний наблюдатель, появись он здесь каким-то чудом, мог бы обратить внимание на необыкновенную бледность и застывшее выражение лица молодого человека.

- С Сашей всё хорошо, - ответил за сослуживца Петров, - Просто устал немного с непривычки. Ничего, втянется. А на сегодня пора закругляться. У Вас завтра трудный день.

- Да, да, конечно, - агент кивнул, встал из кресла и протянул руку Петрову, а потом Саше, - До встречи.

- Не обращай внимание, - сказал Петров Саше, когда они сели в машину, - Он это говорит на каждой второй встрече. Уже не первый год. Что больше не может, что нет сил. Просто человеку нужно выговориться. Ты же понимаешь - кроме меня, ему больше некому душу излить. Вот теперь еще ты будешь.

- Но как это возможно? Он же безумен.

Саша говорил полушепотом. В машине он расслабил одеревеневшие мускулы и теперь с его лица не сходило выражение глубокого изумления.

Петров спокойно кивнул.

- Я специально не стал тебе рассказывать перед встречей. Решил, когда ты сам всё увидишь, проще будет объяснять.

- Ну так объясните, товарищ полковник, - глухо потребовал Саша, - Иначе я сам сойду с ума.

Взгляд полковника Петрова затуманился.

- Это случилось в 1989 году, в Дрездене. Тогда по всей ГДР шли погромы местных и советских учреждений. Однажды толпа попыталась ворваться в здание КГБ. Он попытался их остановить. Успел пару раз выстрелить в воздух, когда какой-то гад огрел его по затылку, - глаз Петрова нервно дернулся, - Куском арматуры. Тяжелая черепно-мозговая. Четыре месяца в коме и еще почти год - реабилитация.

Саша удивленно посмотрел на Петрова.

- Погодите. Он же в январе 1990-го вернулся в Питер!

Петров кивнул.

- Молодец, стажер. Биографию объекта надо знать, - полковник сделал паузу и добавил, - И официальную тоже. Отработкой легенды занимались лучшие специалисты. Качественно поработали. Верят даже те, кто с ним якобы работал в 1990-м.

Петров прищурился, будто подмигнул двумя глазами сразу.

- Так вот. Когда наш очнулся и начал приходить в себя, обнаружилось, что травма, долгое беспамятство и серьезные эмоциональные потрясения последних лет сыграли с его разумом странную шутку. Он полжизни мечтал о работе разведчиком-нелегалом. И придя в себя в клинике, решил, что его забросили заграницу с важным секретным заданием. Это выяснилось не сразу. Только когда он начал искать связь с местной резидентурой.

- Но он же должен быть видеть, что вокруг - Россия!

- Ты хотел сказать - Союз? - Петров усмехнулся, - Саша, дорогой, ты по молодости не помнишь тех лет. Что там страна, мир стремительно менялся до неузнаваемости! За год с небольшим развалилась вся социалистическая система. То, что казалось незыблемым, рушилось в считанные дни. Вчерашние столпы идеологии перекрашивались на ходу. За пару лет соратников Ильича, репрессированных в 30-е годы, успели реабилитировать, объявить духовными ориентирами и снова проклясть уже вместе с самим Лениным.

Губы Петрова скривились. Зрачки расширились, дыхание участилось.

- На поверхность вынесло всю муть. Барыги, фарцовщики, цеховики из отбросов общества превратились в хозяев эпохи. Комсомольские кооперативы занялись спекуляцией компьютерами и китайскими трусами. Страну заполонили западные фирмачи, мнящие себя у нас белыми людьми среди папуасов. Стали танки продавать заграницу якобы на металлолом!

Неожиданно тело Петрова выгнулось дугой, рот стал часто ловить воздух.

- Михаил Иванович! - Саша резко дал по тормозам, - Что с Вами?

Петров ухватился рукой за кресло, зажмурил глаза и скорчил болезненную гримасу.

- Что-что? Рак мозга - будто не помнишь? Да ты не бойся, стажер. Пока тебе дела не передам, помирать не буду. Так о чем это я? Ах да...

Петров вздохнул.

- Не знаю, в чью мудрую голову пришла мысль использовать его болезнь для дела. Тогда мне было спрашивать не по рангу, а нынче уже некого. - неспешно начал Петров, - По здравому размышлению правильнее было отправить человека на заслуженную пенсию. Но наверху решили, что в его состоянии есть свои плюсы.

Петров поймал Сашин безумный взгляд и покачал головой.

- Понимаешь, наша служба опасна не только для тушки, но и для души. Специальные службы так устроены - их деятельность всегда проходит вне правового поля. Иначе Родину не защитишь - противник тоже не церемонится. Но долгая работа на грани и за гранью законов неизбежно приводит к этической деформации. Человек начинает думать, что ему можно всё. И чем выше спецслужбист поднимается, тем сильнее чувство вседозволенности овладевает им. Как душевная болезнь.

Петров усмехнулся.

- А он, - Петров мотнул головой назад, - Он защищен от этой хвори своей болезнью. Он думает... Нет, не так. Он знает, что всё происходящее с ним здесь - игра. Очень важная, опасная, с колоссальными ставками, но в которой он, всего лишь, играет роль. Ему легко изображать перед бандитами и негодяями коррумпированного чиновника, оставаясь при этом честным советским разведчиком. Потому что у него есть Родина, которая знает, кто он есть на самом деле. В которую он однажды вернется, оставив всю грязь и мерзость здесь. И чем дольше он вспоминает эту Родину, тем прекраснее, лучше и справедливее она в его памяти. И тем важнее для него служба, служение! В этом его опора - моральная и волевая, которой нет у нас, "здоровых".

Петров презрительно сжал губы

- Отцы-командиры думали, что благодаря болезни им будет легче управлять. Но не предполагали, что она даст ему невиданную мощь, которая неудержимо потащит вверх. Для начала его отправили работать помощником ректора в Ленинградский университет. Там он себя очень хорошо зарекомендовал, и тогда ему дали задание намного сложнее и ответственней. Конторе нужны были неучтенные средства для работы вне ведома властей. И его внедрили к Собчаку советником по международным делам. Я тогда был еще зеленый старлей. Как ты сейчас. Меня назначили его куратором.

Полковник замолчал. Повисла долгая пауза. Перед лобовым стеклом от порывов ветра через приоткрытое окно медленно покачивалась иконка с архистратигом Михаилом.

- Я был обескуражен и обижен этим назначением. Думал, придется работать с психом. Но вместо этого увидел настоящего советского разведчика, героя. За десятилетия мое восхищение этим человеком только усиливалось. Представь. Долгие годы работы на чужбине в одиночку. Без отдыха, без отпусков, с редкими весточками от родных. В постоянном притворстве, игре, лицемерии. С улыбкой глядя в лицо опаснейшим врагам. Ежечасно ожидая разоблачения. Не расслабляясь ни на минуту. И при таком колоссальном напряжении добиваясь огромных результатов! Он с поразительной легкостью переигрывал своих противников.

Полковник повернулся к Саше.

- А чему тут удивляться? Что могли ему противопоставить эти ни во что не верящие циники и мерзавцы кроме кучки временных союзников и кревретов, готовых в любой момент воткнуть нож в спину? А за ним-то стояла сверхдержава!

На губах Петрова засияла восторженная улыбка.

- Вдумайся! Ведь, по большому счету, он оказался единственным силовиком советского призыва, который остался в строю, но не изменил присяге! Верность своим - вот что Ельцин звериным чутьем угадал в нем, не понимая сути происходящего. Среди собравшейся вокруг него предательской своры свердловский ренегат с изумлением увидел человека, которому можно доверять. И доверил ему страну!

Петров

- Не скрою - бывало тяжко. И за тридцать лет не раз всё висело на волоске. Я еще расскажу тебе - не чтобы напугать. Чтобы подготовить. Но зато какие у нас возможности! Через него мы держим под контролем правительство, парламент, прокуратуру, верховный суд! Армию!

Петров обвел рукой широкий круг.

- Посмотри, чего мы добились! Наши люди живут лучше, чем когда-либо в истории! Запад боится и уважает! Народы мира снова смотрят на нас с надеждой!

Петров приоткрыл дверь, выставил ногу на асфальт и обернулся к Саше.

- Хорошо подумай обо всем, что увидел и услышал. Завтра встретимся на Лубянке, поговорим подробно. Вопросы, сомнения, всё, что угодно. Скоро некого будет спрашивать. А мне надо сдать тебе пост, зная, что ты справишься.

Саша опустил голову.

- Я не смогу, не сдюжу.

- Придется, офицер, - сурово ответил Петров.

- Почему я?

Петров смерил Сашу долгим пристальным взглядом.

- Да потому что ты, по большому счету, веришь в то же, что и он. И во что верю я.

Петров вышел из машины и зашагал к хрущевке, окруженной тополями.

- Как прошли похороны полковника Петрова? - спросил агент, пристально глядя в глаза капитана.

- Как положено. С военным салютом, - серьезно ответил Саша.

- Теперь я могу узнать его настоящее имя и звание? Все-таки, мы с ним столько лет вместе работали.

Саша на мгновение прикрыл глаза.

- Нет, - сказал он уверенно, - Пока нет. Еще не время.

Агент откинулся в кресле.

- Значит, его, все-таки, отозвали.

Он помолчал. Мечтательно улыбнулся.

- Длительный отпуск перед новым заданием. Санаторий на Рижском взморье. Потом рыбалка в Советской гавани. Но сначала, конечно, Москва. Представляю, как он сейчас, никуда не торопясь, идет по Метростроевской, подходит к пузатой бочке в сквере у Дворца Советов и медленно пьет холодное "Жигулевское".

Агент покачал головой.

- Я тоже хочу домой - в СССР.

ШЕРЕМЕТЬЕВО-Z

- Всё-таки, уходишь, Остроглаз?

Велимир хмурился из-под густых бровей. Шрам на щеке вождя, подарок лесного хозяина, от гнева расцвел багрово-синим.

Остроглаз тяжело вздохнул. За последнюю седьмицу вождь заводил этот разговор не в первый раз.

- Внуков хочу увидеть, сам понимаешь.

Очаг в доме Остроглаза давно погас. С густо покрытой сажей остывшей стены по капле стекала вода.

- Не отпустил бы ты Богдана, незачем было бы на ту сторону луны к внукам добираться, - сердито напомнил Велимир, - В общем, так, Остроглаз. Силой я тебя удерживать не могу. Только роду без тебя тяжело придется. Сам знаешь, каждый охотник на счету. Так что погости чуток у сына и сразу возвращайся.

Остроглаз неопределенно мотнул головой, то ли соглашаясь, то ли обещая подумать. После смерти Светины его здесь ничего не держало.

Остроглаз встал, закинул на плечо мешок с беличьими хвостами, в правую руку взял дубинку с удобной рукоятью и, наклонившись, вышел в низкую дверь. Перед ним открылась вершина лысого холма. На ней - знакомые дома из потемневших бревен с окнами до земли и свисающей с крыш прелой соломой. Кособокая утварь у стен. Развешенные на солнце съедобные корешки и травы. Вокруг домов - частокол с обожженными острыми концами. За частоколом - склон, река и лес. Весь мир Остроглаза - другого он не ведал.

Кое-где из дверных проемов валил дым от очагов. Несколько домов стояли пустые. Род за последние годы заметно поредел. Две голодных зимы унесли полдесятка человек, не считая детей. Стрыя, доброго охотника, насмерть задрала рысь. Последней весной Светина, жена Остроглаза, да старшая дочь Велимира померли от дурного воздуха в животе.

Остроглаз направился к воротам.

- Слышь, Остроглаз! - зло окликнул его Велимир.

Остроглаз остановился и с тревогой посмотрел на вождя.

- А откуда ты знаешь, что это сын тебя зовет? С чего взял, что там, куда ты идешь, вообще, что-то есть?

На шум из домов к воротам высыпали родичи. Остроглаз еще раз подивился, какие они стали худые да костлявые. Никто ничего не говорил, все только лупили глаза в безмолвном удивлении.

- А, может, все эти росказни о других местах и людях - один морок от лесных духов да кикимор болотных? А? - отчаянно выкрикнул Велимир.

Остроглаз понял, что мешать ему не собираются. Только тряхнул сизой копной спутанных волос и пошел дальше.

На исходе шестого дня пути Остроглаз оказался в краях, до которых до сих пор не добирался. Благо, чужой лес мало отличался от своего. Такие же деревья и травы, такие же звери, бегущие от человечьего запаха. Остроглаз задержался, принес в жертву незнакомым духам мышь да ежа, сжег на костре щепоть пахучего сушеного мха, и направился дальше, куда указывали неизменные луна и солнце.

На десятый день Остроглаз встретил незнакомца.

- Кто таков, чужой человек? Что тебя в наши края занесло? - настороженно спросил встречный, крепко сжав в руке тяжелый топор.

- Я - Остроглаз из рода Бобров, - тихо, но с достоинством, ответил Остроглаз, - Иду к сыну, он у меня далеко живет. В самом стольном городе.

- Из Бобров, говоришь? Значит, и старика Салогора должен знать. Как он поживает? - недоверчиво поинтересовался незнакомец.

Остроглаз развел руками.

- Как не знать Салогора, он мне родным дядькой приходится. Только Салогор три года как ушел в Страну предков.

- Верно, - с облегчением признал встречный и опустил топор, - Я - Данила, плотник. Салогор с моим отцом дружил. Раз такое дело, давай в город провожу.

- Только не говори, что ты - Остроглаз, у нас бесовских имен не любят, - предупредил Данила по дороге, - Ты - крещеный? Хоть раз в жизни попа православного видел?

Остроглаз подумал.

- Тридцать лет назад у реки появились дружинники, а с ними толстый человек, в черное одетый. К поселку подходить не стали, остановились на расстоянии полета стрелы. Черный человек что-то прокричал, рукой помахал, побрызгал, да и в лес ушел. Салогор сказал, это поп был.

- Ну, значит, ты - Иван, - подытожил Данила, - Так и говори.

Скоро Данила привел Ивана-Остроглаза к городу. Иван увидел глубокий ров, за ним высокие стены из бревен и с любопытством глядящих на него сверху дозорных в шлемах.

- Эй, Данила! - признал плотника дозорный, - Ты зачем к нам лешего привел?

Стражники засмеялись.

- Да это Иван Бобер, мой свойственник, - крикнул в ответ Данила, - По делам в стольный город идет. Из диких мест человек, однако душа христианская.

- Одет ты и впрямь нехорошо, - озабоченно сообщил Данила уже в городе, - В звериных шкурах до столицы не доберешься. Переодеться бы тебе.

Иван отдал ему несколько беличьих хвостов. Данила сводил нового знакомого на рынок перед каменной церковью, справили Ивану рубаху с веревочным поясом, штаны, да лапти с онучами.

На рынке только в прямой видимости оказалось людей больше, чем Иван встречал за всю свою не самую короткую жизнь. Судя по здоровому виду, горожане ели каждый день. Охотник обнаружил там много вещей, каких, отродясь, не видывал. Красивую посуду, изделия из металла, ярко окрашенные ткани. Неведомые земные плоды под названием "свекла" и "лук".

- Это что, - сетовал Данила, - вот раньше купцы ехали без перерыва. Мне много дела было - склады, амбары, новые дома. Нынче что-то перестали. Говорят, за тридевять земель кто-то с кем-то воюет, а зачем почему - неведомо. Только доброго железа теперь по три года не завозят. А при моей работе без топора и пилы никак.

От шума и мельтешения голова у Бобра пошла кругом. Добрый Данила, заметив растерянность Ивана, отвел нового знакомого к себе домой. Данила прикрикнул на ворчливую жену, накормил гостя и уложил спать.

Наутро Ивана вызвал к себе сам воевода.

- Так, говоришь, идешь к сыну в стольный город? - спросил воевода.

Иван, едва не заблудившийся в комнатах и этажах терема, только кивнул.

- Его сына зовут Богданом, - подсказал плотник Данила.

- Я знаю Богдана Бобра, - подтвердил мощный старик с седыми косами, стоящий от воеводы по правую руку, - Слышал, что он теперь большой человек.

- Завтра из города на запад отправляется купец Василий Башка. Пойдешь с ним, поможешь, если что, - постановил воевода, - Степняки в последнее время больно шалят.

С непонятным человеком, навязанным ему самим воеводой, купец Башка, на всякий случай, обходился с максимальным уважением. Выделил Ивану место на подводе. На привалах звал кушать вместе с собой и вел неторопливые лукавые беседы, надеясь побольше выведать. Иван говорил мало, не столько от хитрости, сколько потому что по жизни был немногословен. Так и не поняв спутника, Башка, опять на всякий случай, выгодно выкупил у того остаток беличьих хвостов.

Прибыв в город, Башка устроил Ивана на постоялый двор, да и распрощался от греха подальше.

В этом городе каменных домов оказалось еще больше, а в самом большом сидел начальник города, называемый бурмистром. Дом тот стоял на площади, вымощенной булыжником. А вела к нему лестница с белыми перилами. Молодой желающий выслужиться солдат, сменившись с поста, заприметил подозрительного мужика, торчащего с разинутым ртом перед зданием градоначальства, да и потащил в часть выяснять личность.

- Ты - не беглый ли? Чьих будешь? Отвечай! - строго потребовал усатый и очень недовольный унтер-офицер.

От унтера пахло хмельным. На столе перед ним стояла длинная зеленая бутылка и стакан. Подле валялась засаленная колода карт.

- Я - Иван Бобров, - просто ответил Иван, - Иду к сыну в столицу.

- А сын твой кто? - еще более грозно спросил унтер-офицер, шевеля усами.

- Богдан Бобров, он на государевой службе двадцатый год, - пояснил Иван.

- В солдатах, что ли? - пьяно насупился унтер.

- А не тот ли это Богдан Иванович Бобров, о котором говорят, будто он нынче в большом фаворе? - заинтересовался вдруг трезвый молодой человек в одеянии, похожем на монашеское, длинноволосый и с пальцами, измазанными чернилами.

- Да ты на него погляди, - изумился унтер, - Ты хочешь сказать, что этот мужик неумытый сиволапый - отец того самого Богдана Боброва?

- Так, ведь, нынче времена такие, - уклончиво заметил писарь, - Иной сегодня пирожки на базаре продает, а завтра - светлейший князь.

В тот же день Ивана отвели к бурмистру. Там его переодели в немецкое платье. Боброва познакомили с бурмистровой женой, сыном и дочерью. Дочь спела, собственноручно аккомпанируя себе на заморском инструменте арфе. За ужином бурмистр имел с Иваном беседу по вопросам международной политики. Не доведут ли интриги англичан до войны с турецким султаном и каковы перспективы китайской торговли.

- Вы, Иван Богданович, когда с господином Бобровым, сынком Вашим, встретитесь, за нас замолвите словечко, - под конец разговора с заискивающей улыбкой попросил бурмистр, - Не для себя стараюсь, токмо ради вверенного моему попечению поселения. Сами, ведь, знаете, полномочий у городской власти - кот наплакал, средств - того меньше. А требуют ой как много. И кляузы пишут все, кому не лень. А с каких доходов тут воровать-то?

Затем Ивану выделили для ночлега покои в собственном доме господина бурмистра.

Проснулся Иван засветло, оделся и, не прощаясь, тихонько вышел из гостеприимного дома. На выходе из города издалека услышал приближающийся гул. Через некоторое время из густого тумана возник раздолбанный автобус. Дребезжа и испуская клубы едкого черного дыма, джаггернаут притормозил около обочины. Дверца со скрежетом открылась. Оттуда на Ивана с равнодушной фамильярностью воззрилась тучная тетка с глазами навыкат и вконец истрепанной кожаной сумкой.

- Ну чего смотришь? Садишься, нет?

- В Москву едете? - спросил Иван.

- До Москвы пятьдесят копеек, - строго, как военную тайну или секретный приказ, сообщила тетка, - Да залезай уже, в салоне отдашь.

Иван поднялся в автобус и протянул тетке монету. Свободных мест не было.

- А как же... - растерянно начал он.

- Падай сюда, - кондукторша указала пальцем на ступеньку под собой.

Бобров устроился, поставил рядом мешок. Внимания на Ивана никто не обратил. Из салона на него пахнуло кислой капустой и перегаром. В первом ряду клевал носом небритый мужик в кепке с багровым лицом, пьяно всхрапывая на каждом ухабе. Сидящая рядом сухонькая бабка в плаще отодвинулась от него на самый край и то ли скорбно, то ли осуждающе поджимала губы. Мужчина в шляпе и очках уткнулся в толстую книгу с желтыми страницами. Одетая в пальто бледная женщина со следами былой красоты и дешевой косметики прижимала к себе авоську с тремя большими одинаковыми банками овощных консервов. На заднем сиденье веселилась разнополая компания молодых людей в свитерах. Румяный бородач наяривал три аккорда на расстроенной гитаре. Стриженная девчонка обнимала его за шею и заливисто хихикала.

За окном разбитый светло-серый асфальт покрывали темные прямоугольные заплаты. Избы сменили двух-трехэтажные дома блеклых цветов - грязновато-желтые и бледно-розовые. На лавочках перед подъездами сидели бдительные старушки в платочках и провожали автобус зоркими взглядами.

Внезапно, автобус резко дернулся и затормозил. Иван легко стукнулся затылком о стенку водительской кабины.

- Автовокзал, конечная! Покинуть салон! - зычно оповестила пассажиров кондукторша, будто капитан тонущего судна.

Иван вышел первым. На дымящемся от жары асфальтовом квадрате виднелись два округлых львовских автобуса и один желтый "Икарус". В тени рядом с ними курили шофера. На углу квадрата стояла хибара из фанеры с неразборчивой табличкой и закрытым окошком под надписью белой краской "КАССА". Асфальтовую площадку окружал пустырь с бурьяном и торчащей арматурой. Бобров растерянно огляделся. Пассажиры уходили по протоптанной дорожке куда-то вдаль.

У края горизонта показался автомобиль серебристого цвета. Подъехал, остановился у въезда на площадку. Из автомобиля выскочил молодой человек с аккуратной стрижкой, в блестящих ботинках, джинсах и сером пиджаке в клетку и решительно направился к Боброву.

- Иван Богданович! Я - за Вами! - прокричал он на ходу.

- Можете звать меня Сережей. Я представляю адвокатскую контору "Финкельштейн и Петров", действующую по поручению Вашего сына, - приветливо сообщил молодой человек уже в машине, - В мои обязанности входит встретить Вас, закончить все формальности с документами и выполнять все Ваши пожелания, пока Вы находитесь в Москве. Чего бы Вы хотели в первую очередь? В номер отдохнуть с дороги или сначала перекусить?

Всю дорогу до гостиницы Сережа непрерывно болтал. Обсуждал предпочтительную культурную программу - Кремль с Оружейной палатой, Большой театр, экскурсию по Новодевичьему кладбищу, органный концерт в лютеранском соборе Петра и Павла. Осторожно и очень тактично намекнул на возможность посещения кабаре со стриптизом и концерта Стаса Михайлова. Сережа и Бобров отобедали в грузинском ресторане, заехали в ателье, где с Ивана Богдановича сняли мерку, посетили барбершоп.

Утром адвокат Сережа вежливо постучал в дверь номера. Иван Богданович встретил его в халате и шлепанцах с мокрыми после душа волосами.

- Доброе утро. Хорошо спали? - увидев вокруг глаз Боброва синие круги, Сережа понял неуместность своего вопроса.

- Телевизор смотрел, - хмуро пояснил Бобров, - Пятьдесят программ. Уснул только на заре.

- Извините, Иван Богданович, культурная программа откладывается, - озабоченно сообщил Сережа, - Похоже, Вашему сыну не терпится с Вами встретиться. Рейс через три часа. У нас мало времени.

Адвокат протянул Боброву костюм на вешалке в полиэтиленовом пакете.

- Вот, переоденьтесь, я пока такси вызову.

- Шереметьево-Z?

Таксист окинул Ивана Богдановича недоверчивым взглядом. Открыл заднюю дверь. Сережа усадил Боброва, сам сел на переднее сиденье.

Машина тронулась. Таксист пару раз бросил быстрый взгляд в зеркало.

- Далеко ли собираетесь, отцы? - поймав косой взгляд адвоката, пояснил в оправдание, - Очень уж любопытно. Клиенты до терминала Z редко попадаются.

- К сыну еду, - ответил Иван Богданович, - в столицу. Сережа меня до терминала провожает.

- Вон оно как... - протянул таксист удивленно, - Погостить или сын для папаши работу нашел?

Иван Богданович пожал плечами.

- Звал насовсем. О работе и речи не было. Говорит, на старости лет с внуками понянчишься.

- А Вы что решили?

- А чего раньше времени решать? Осмотрюсь, подумаю. Тогда и выберу - оставаться или возвращаться.

Таксист в ошеломлении покачал головой и наглухо замолчал.

Машина неслась по пустой Ленинградке. Мимо проплывали многоэтажки, парки с ровными газонами и дорожками из новенькой плитки, разноцветные вывески и рекламные баннеры. За МКАДом дома из сплошного массива превратились в острова, перемежаемые громадами складов и торговых комплексов. Иван Богданович провожал проносящиеся мимо чудеса усталым взглядом, уже не в силах ни получать впечатления, ни, тем более, осмысливать.

Наконец, такси въехало на подземную стоянку. Сережа подал Ивану Богдановичу рюкзак.

- Здесь в кармашке - документы и билет. В этом отделении - смартфон. Там всё просто, разберетесь. Мне дальше нельзя. Идите вон туда, там Вам всё объяснят. Удачи Вам.

Иван Богданович молча кивнул, закинул рюкзак на плечо и подошел к стеклянной двери, около которой стоял одетый в черную форму четырехрукий привратник с серьезным внимательным лицом изумрудного цвета. Дверь на секунду отворилась, и таксист с адвокатом увидели через прозрачную стену стоящий на взлетном поле челнок, готовый к рейсу на орбитальный космодром.

- Надо же, - сказал таксист, ни к кому не обращаясь, - деревенщина. а в саму столицу летит. Может, жить там останется. Повезло мужику.

Сережа, неожиданно ставший молчаливым и задумчивым, хмуро поглядел на таксиста. Достал из кармана мерзавчик коньяка "Арарат", хлебнул от души, шумно выдохнул.

- Я тоже когда-нибудь уеду на Ригель, - добавил таксист с истеричной твердостью, будто убеждая самого себя, - Вот еще немного накоплю и точно туда переселюсь. Там настоящая жизнь, бабки, возможности. Не то, что в этом подсолнечном захолустье.

СУДЬБА СУПЕРГЕРОЯ В РЕАЛЬНОМ МИРЕ

Ближнее Подмосковье. Предвечерний зной.

По проселочной дороге, утопающей в коричневой пыльной взвеси, шкандыбала подержанная 'Лада'. Толстыми волосатыми ручищами, торчащими из серой рубашки в грязно-желтых разводах, руль держал давно небритый приземистый мужик лет сорока пяти. На лице водителя по контрасту с тусклыми запыленными фарами горели глаза, пронзительные как у мономана или торчка. На переднем пассажирском сидении ссутулился тонкорукий высокий худой парень с пухлыми губами и заячьими глазами, одетый в майку с надписью NIRVANA и джинсовые шорты до колен. Других пассажиров в машине не было.

Мужика звали Караваев. Парня - Димон.

- Я вот чего не понимаю, - задумчиво пробормотал Димон, - Мастера же нам всё уже дали...

- Что 'всё'? - мрачно поинтересовался Караваев.

- Да это всё, - Димон неопределенно махнул рукой, - Кабинки для перемещения, как их...

- Телепортеры, - подсказал Караваев, нервно дернув щекой в сизых торчащих волосках.

- Ага, они, - обрадованно кивнул Димон, - Или синтезатор пищи. Машинку, которая болезни лечит, прочие приблуды. У нас же это уже есть. Так почему просто не послать их нафиг?

Караваев недобро прищурился.

- В каком смысле - послать? Кинуть, что ли?

Заячьи глаза - хлоп-хлоп.

- Нет, ну зачем так, сейчас же не девяностые. Просто сказать, что дальше сами будем жить, без них. Твердо сказать - они и отстанут. У нас же ракеты есть.

- У кого это у нас? - сверкнули зубы.

- У американцев, - Димон убежденно кивнул, - У Путина. Ну, понятно, с кем-то тогда придется делиться, но если правильно договориться...

- Чтобы Мастера нам солнце как лампочку отключили?

Димон недоверчиво покосился на Караваева.

- Солнце - звезда. Ее нельзя отключить.

- Ты это им скажи.

Димон с трудом подобрал подбородок.

- Зачем Мастерам это делать? Они звери, что ли?

- Нет, они - бизнесмены. То есть, не 'мены', конечно, потому что не люди. Точнее их назвать - бизнествари или бизнесбестии. Или ты думаешь, оно там, - Караваев махнул остатками волос вверх, - бесплатно горит?

- А как - за деньги, что ли?

Караваев несколько раз злобно влупил по рулю.

- Так ты так ничего и не понял! Думаешь, вот это все вокруг, - Караваев отпустил руль, обвел толстым пальцем круг в воздухе перед собой, - задарма, от матушки природы, что ли? Вот ты так прямо вышел - и дышишь полной грудью. Зернышко в землю кинул - а выросла еда. Зачерпнул ведром из колодца - и пей не хочу.

- Не понимаю, - честно признался Димон.

- Ладно, - обреченно вздохнул наставник, - Попробуем иначе. Про нефть слыхал же? Нефть - то, нефть-сё. Важный продукт. Из нее бензин для тачек делают, керосин для самолетов, пластмассы. В любом доме всяких материалов и приблуд из нефти навалом.

Караваев глянул на Димона - мол, ясно пока? - тот поспешно кивнул.

- А теперь подумай, как так - сделали люди двигатель внутреннего сгорания, стали топливо искать. Ткнули в одном месте - ба! Да вот же оно, практически в чистом виде. Ткнули в другом - опять море. Ткнули в третьем - а его там целый океан. Вот как такое может быть?

Димон пожал плечами.

- Повезло, наверно.

- Ага, повезло, - передразнил Караваев, - Да элементарно же всё! Конкуренция нарастает. Предприятие надо либо закрывать, либо развивать. А если развивать - нужно количество персонажей увеличить в несколько раз. А чтобы его увеличить, нужен другой технический уровень - как еще семь миллиардов прокормишь? А для этого нового уровня нужно море нефти. И вот тебе нефть.

На лице Караваева появилась гримаса, смутно напоминающая усмешку.

- Я когда в 'Очевидном-невероятном' услышал, что нефть - это сгнившее доисторическое зверье, чуть со смеху не помер. Это ж надо, какую чушь выдумывают для дурачья. И верят же!

Караваев нервно засмеялся.

- Но если у Мастеров такие возможности, - недоуменно пробурчал Димон себе под нос, - то почему они просто дистанционно не... - тут он запнулся, - а заставили нас ехать на этой развалюхе в жопу мира?

- Не твоего ума дело! - взвизгнул наставник, - Значит, так надо. Молоко на губах не обсохло - рассуждать! Ой .....! .....!!!

Караваев с трудом успел свернуть, чтобы не свалиться в яму. Тормоза завизжали.

- Вылезай!

- Что случилось? - испуганно спросил Димон.

- Кому сказал! - прорычал Караваев.

Димон поспешно выскочил из машины.

- Константин Сергеевич! - Димон два раза шагнул спиной вперед, чуть не упал в кювет, плаксиво затараторил, - Я же ничего такого не имел в виду. Вы же сами разрешили спрашивать, если что-то будет непонятно.

Караваев, схватил стажера за шкирку. Развернул к солнцу.

- Смотри, дурак. Вот это - грёбанный фонарь. Только не метафорически, а на самом деле. А вот это, - наставник попрыгал, не отпуская Димонов ворот, при каждом прыжке больно сдавливая стажеру горло, - хренов кусок грязи, который Мастера засеяли всякой фауной и заселили всякой тварью. И все это - от последней букашки до тебя, придурка, дышит, жрет, пьет, срет, только потому, что где-то на изнанке Вселенной сидят уроды с пивом и чипсами и на тебя и эту букашку смотрят. Надоест букашка - не станет букашки. Надоешь ты - не станет тебя. А если расходы всей этой халабуды под названием планета Земля и присущее ей грёбанное человевечество станут стабильно превышать доходы от этого зоопарка, то закроют все Предприятие. Даже не думай о такой хрени, которую мне только что сказал. Если кто-то - президент Америки или еще кто - и впрямь сумеет Мастеров послать, не так как Кеннеди в шестьдедят третьем, а по-настоящему, тут-то нам всем полный капец и придет. А теперь садись в тачку и поехали.

Через несколько часов.

Лёха Берес, в недавнем прошлом бизнес-аналитик со свободным графиком в консалтинговой фирме среднего размера и относительно довольный жизнью холостяк под сорокет, а теперь одинокий и отчаянный борец со злом, поднял голову. Солнце уже село. В свете электрической рекламы здание нависало над выходом из метро как гигантская друза черного хрусталя. Подойдя к роскошной зеркальной двери, Лёха на секунду остановился. За прошедшие месяцы он заметно похудел, черты лица заостроились, на лбу появилось несколько новых морщин. Сильнее всего изменился взгляд - стал жестким и подозрительным. Обычная для Береса на протяжении большей части жизни расслабленная рассеянность ушла, как не было.

Лёха взялся за блестящую стальную ручку и толкнул от себя. К немалому его удивлению дверь открылась.

Пройдя в пустой холл, Лёха подошел к стойке ресепшена, спросил у дамы с глянцевым лицом и сонным взглядом, как пройти в 'Соларсистем шоу груп', и беспрепятственно поднялся на лифте на третий этаж. Подошел к двери с металлической табличкой. На вывеске красовалось стилизованное солнышко и несколько концентрических кругов.

Берес позвонил. Дверь отворилась. Девушка за стойкой вопросительно уставилась на него.

- Я - к Аполлонову.

- Да, он Вас ждет, - девушка радушно улыбнулась, - Проходите. Куртку можете повесить здесь.

- Да нет, спасибо.

Берес хмыкнул про себя, прошел в кабинет. У окна спиной к нему стоял мужчина с длинными седыми волосами. Лёха, не слишком сведущий в шмотках, решил, однако, что костюм на мужчине очень дорогой. И ботинки тоже. И сеанс у парикмахера, а скорее, даже у стилиста-визажиста. Седовласый смотрел в окно, скрестив руки на груди.

- Вениамин Вениаминович?

Аполлонов обернулся.

- Извините, задумался. Присаживайтесь.

Леха кивнул и развалился в кресле.

- Можно просто - Винвин, - сказал Аполлонов с выражением исключительного дружеского расположения и протянул руку для рукопожатия, - Меня так все зовут. Друзья, сотрудники, деловые партнеры.

Рука повисла в воздухе.

- Вы уверены, что понимаете, кто я? - спросил Берес.

- А кто Вы? - поинтересовался Аполлонов, незаметно убрав руку и склонив голову набок.

- Берсенёв, Алексей Петрович, - представился Лёха.

- Очень приятно, - улыбнулся Аполлонов, садясь в кресло, - Так о чем Вы хотели поговорить?

Берес положил на стол и подтолкнул к хозяину кабинета картонку с логотипом 'Соларсистем шоу груп'.

- Это Ваша визитка?

- Да, моя, - Аполлонов с готовностью кивнул.

- Там указан Ваш номер телефона. Он же был в последних звонках на смартфоне у одного человека. Такой невысокий, лысоватый, с немного запавшими глазами.

- Допустим, и что?

- Этот человек пытался меня убить.

Аполлонов привстал.

- Сидеть! - Леха направил на хозяина кабинета пистолет, - Руки на стол!

Аполлонов поднял руки и скорчил виноватую гримасу.

- Я только сигарету хотел взять. Разговор-то намечается долгий. Вы курите?

- Нет.

- Возражаете, если я буду?

- Нет.

- Спасибо, - Аполлонов уселся в кресло и с удовольствием затянулся, - А, кстати, как он умер? Это было красиво - на Ваш взгляд?

- Так Вы признаете, что послали его меня убить? - быстро уточнил Берес.

Аполлонов опять поднял руки.

- Разумеется, нет. Как Вы могли такое подумать!

Берес откинул голову назад.

- Предполагаю, Вы сейчас нажали тревожную кнопку. Должен предупредить - я тоже кое-что нажал. Замкнул контакт. У меня пояс со взрывчаткой.

Берсенёв задрал свитер левой рукой, продемонстрировав Аполлонову обмотаннный вокруг живота и груди пояс с выпуклыми вставками.

- Так что не надейтесь на помощь. Я умру - Вы умрете. Потеряю сознание - Вы умрете. Кто-то попытается меня схватить, обездвижить, парализовать - Вы умрете. Единственная возможность для Вас сохранить жизнь это ответить на мои вопросы. В этом случае я ещё подумаю, господин Ассистент.

Вопреки желанию Береса его губы разошлись в торжествующей улыбке.

Несколько часов назад. Те же, там же.

Димон ехал на заднем сидении, испуганно сжав девичьи губы. Еще до знакомства Димон успел краем уха услышать о будущем наставнике кое-что, заставившее стажера напрячься. Караваев был сбитым летчиком, птицей высокого полета, упавшей с большей высоты за какие-то неизвестные, но, видимо, очень серьезные косяки. Ничего хорошего такое наставничество не предвещало.

Теперь же Димон Караваева откровенно боялся. Стажера пугала быстрая и непредсказуемая смена караваевских настроений. Ужасали постоянно маячащие в опасной близости от Димоновых глаз мохнатые могучие руки. Беспокоила сумбурная речь наставника со множеством непонятных слов, попытки Караваева что-то ему втолковать злобным и отчаянным тоном.

Караваев вздохнул с шепелявым свистом, в сердцах хлопнул большими ладонями по рулю и затормозил.

-Короче, ничего ты не понял, малёк.

Окатил Димона тяжким презрительным взглядом.

- Выходи, по шашлыку сожрём.

Невдалеке в придорожной пыли и впрямь дымился мангал под рваным навесом. Над ним колдовал веселый белозубый восточный человек в грязном халате. Димон поморщился.

- Я не хочу.

- Тебя не спрашивают, - отрезал Караваев.

- Нам ехать надо.

- Никуда он от нас не денется. Неделю уже там щемится. Иди давай.

Спутники подошли к круглому некогда белому пластиковому столу с длинной черной царапиной поперек столешницы. Караваев уселся на стул, сунул руку в глубокий, до колена, карман мешковатых мятых штанов, вытащил ворох мелких бумажных денег.

- На, стажер. Четыре шампура. Нет, шесть. И соуса побольше. И кваса себе возьми.

Через десять минут Димон приплелся с шашлыком. Сел за стол. Караваев достал из другого безразмерного кармана флягу, отхлебнул.

- Вы же за рулем! - рискнул изумиться стажер, - И как же... - он запнулся, - дело, которое нам поручено.

Караваев махнул рукой.

- Это для дела даже лучше. А то ты, я вижу, мандражишь по первоначалу.

И плеснул Димону в квас.

- Ой, что Вы, я не...

- Пей! - прикрикнул Караваев, - Потом поймешь, а нынче делай, что говорю. Сейчас буду тебя экзаменовать. Давай сначала. Кто такие Мастера?

Димон осторожно пожал плечами.

- Инопланетяне. С Сириуса или дальше...

- Ответ неверный, - сердито осадил его Караваев, - Правильный - никто не знает, кто такие Мастера. Ты бы послушал, что в прежние времена говорили. Кто образованнее, думали, что служат иностранной разведке. А кто попроще - нечистой силе. Вторые, похоже, ближе к истине.

Караваев издал смешок, от которого по спине Димона пробежал холодок. Вдруг резко посерьезнев, наставник со зверским видом зубами стащил с шампура кусок мяса и жадно, утирая рукой колючий подбородок, сжевал. Поперхнулся, прокашлялся. Строго глянул на Димона.

- Второй вопрос, студент. Зачем люди им нужны?

- Ну, - тихо начал Димон, - Человечество это такой художественный проект. Пространство перформансов.

Караваев шумно выдохнул.

- Прекрасная речь, - прокомментировал Аполлонов с нескрываемым воодушевлением, - Не без доли идиотизма, конечно. Как, впрочем, и все Ваше поведение. С другой стороны, в этом Ваша изюминка.

Аполлонов явно не волновался, и, кажется, даже воспринимал ситуацию с юмором.

- Что Вас рассмешило? - разозлился Берес, - Думаете, я Вас не убью?

Аполлонов покачал головой.

- Нет, не убьете. Долго объяснять почему. Да Вы ведь и не хотите. Вы же не убийца.

- Я прикончил Ваших киллеров, - возразил Берес, - Не надейтесь меня заболтать, переубедить, запугать. Мне уже нечего терять, теперь на мне два трупа.

- Ах, это... - Аполлонов отмахнулся,- С этим у Вас проблем не будет. Не берите в голову.

- Не играйте со мной, Аполлонов, - Лёха закусил губу и положил пистолет на стол, - Иначе я Вас просто пристрелю, безо всяких разговоров.

- Хорошо, - Винвин грустно вздохнул, - Давайте проясним, чтобы больше к этому не возвращаться. Стреляйте.

- Что??

Аполлонов выпрямился.

- Смотрите, я открываю ящик стола и достаю револьвер. Можете не верить, но тогда я выстрелю раньше, - Винвин медленно потянул за ручку, - Раз, два...

Берес выпучил глаза и нажал на курок. И еще раз, и еще. Из дула одна за другой с тихим шипением вывалились три пули.

- Что за...

Берес застыл с открытым ртом.

- Да Вы не беспокойтесь, - участливо заверил его Аполлонов, - Пистолет - настоящий. Как говорится, не пытайтесь повторить у себя дома. И руку с кнопки можете снять, ничего страшного не случится. Ну что Вы позеленели так? Вы же, кажется, знали, куда шли. Могли догадаться, что у нас есть определенные... эээ.... возможности.

Винвин подождал, нахмурился. Протянул руку через стол и пару раз щелкнул пальцами у Береса перед носом.

- Ну как - кое-что поняли? И да - я Вас в самом деле ждал. Живого, разумеется. А теперь Вы можете уйти, - Аполлонов указал Бересу на дверь, - Просто уйти. Никто Вас останавливать не станет. И стрелять в спину - тоже. Но лучше успокойтесь и задавайте свои вопросы. Вы же за этим сюда пришли?

Берсенёв молчал в прострации.

- Не стесняйтесь, Алексей Петрович, - подбодрил его Аполлонов, - Вы же сами сказали - для того, чтобы эта встреча состоялась, погибли люди. Давайте уважать их жертву.

- То, что рассказал Листер - правда? - наконец, выдохнул Берсенёв.

- Что именно?

Берес откинулся на спинку кресла, собирая волю в кулак. На его лице опять появилось прежнее выражение жесткой решимости. В том месте, где капля пота со лба прокатилась по щеке, Берес почувствовал противный зуд, но чесаться в такой момент ему показалось глупо и неуместно.

- Что Мастера собираются закрыть Предприятие, - начал он, отрывисто выплевывая слова,- Что закрытие будет сопровождаться ядерным Армагеддоном, эпидемиями и прочими ужасами планетарного масштаба. Что Мастера надеются на этом хорошо заработать. Что погибнут почти все, а остальные будут обречены на медленную смерть. И что Ассистенты активно участвуют в подготовке Апокалипсиса в обмен на эвакуацию в последний момент. Это правда?

Караваев шумно и недобро выдохнул.

- Вы же хотели узнать, как я понял, - обиженно пробурчал Димон, - Я имею в виду, что мы живем, а Мастера на нас смотрят.

- Двоечник проклятый... - с досадой перебил его Караваев.

- Не на нас, а на людишек, - быстро поправился Димон, Мы - Ассистенты, избранные и это ... соль земли.

Караваев скривился, как от зубной боли.

- Я - не об этом. Смотрит кто? Смотрит, слушает, нюхает, жрет эмоции полными ложками, истекая слюной...

- Клиенты. Высшие существа из других миров, - сказал Димон и осекся, увидев реакцию Караваева на последние слова; поспешно добавил, - Нам так объясняли.

- Какие существа? - насупился наставник, вздохнул, - Заруби себе на носу, малёк. Это важно. Никакие они не высшие - во всяком случае, ничем не выше обычного земного лоха, в драной майке с банкой пива валяющегося на диване вечером.

- А зачем Мастерам на них работать, если они лохи? - дерзнул съязвить Димон и сжался, сам пораженный своей смелостью.

- Во-первых, не на них, а для них, на то они и клиенты, а не хозяева - прочувствуй разницу. А во-вторых, потому, дурачок, что Лохи Башляют Бабло, - эти три слова Караваев произнес раздельно, делая на каждом ударение, - Бабки - они и в Атлантиде бабки. И на волшебном острове Авалон. И в системе Проксима Центавра. Это такой вселенский закон, справедливый для всех миров и измерений. Продолжаем экзамен. Смотрят-то они зачем?

- Это для них что-то вроде телека, кино там, сериалы, реалити-шоу.

Димон осторожно глянул на Караваева. Тот благосклонно кивнул.

- Предприятие находилось в подготовительном состоянии с начала антропогена, - затараторил ободренный Димон, - Семь тысяч лет назад его запустили в эксплуатацию. В ускоренном темпе вывели на рабочую мощность и три тысячи лет назад выдали первый пилот. Войну эту, как её... - Димон запнулся, - Ну еще вирус такой есть.

- Троянскую, олух, - Караваев нахмурился, - Звони дальше.

- Владельцы Предприятия мониторят мнение зрителей, узнают их пожелания и скрытые нужды. В соответствии с этим пишут сценарии религиозных культов, войн, нашествий, эпидемий...

- Как по писанному чешешь, - без выражения прокомментировал Караваев, попутно прикладываясь к фляге, - Сам-то понимаешь, о чём говоришь?

- Понимаю, - с плохо скрываемой обидой отозвался стажер, - Вообще-то я три года университета маркетинга и рекламы закончил.

- Знаю, - кивнул Караваев, - Выпускник третьего курса за двойки и прогулы. Говори тогда, сколько длится антропоген?

- Ну... - стажер открыл рот и озадаченно замолчал.

- Ответ правильный, - с издевкой прокомментировал наставник, - Людям это знать не положено. Мир устроен так, как если бы антропогенез начался три миллиона лет назад, а Земля такова, как будто ей четыре миллиарда лет. На самом деле человек и место его проживания, включая ближайшую область Вселенной, в тысячи раз моложе.

- А откуда Вы это знаете, что в тысячи, если знать не положено? - мстительно уточнил Димон.

Щека Караваева дернулась. Димон вздрогнул.

- Объясняй, кто мы такие, - велел Караваев, не ответив.

- Реализуют сценарии земные помощники Мастеров, их называют Ассистентами, - хмуро продолжил Димон, - Они же проводят подготовительную работу - вброс нужных технологий на Землю, отбор сюжетов в разработку и всё такое. В обмен на сотрудничество Ассистенты получают богатство, власть, здоровье, долгую жизнь.

- Богатство, власть, здоровье, долгую жизнь, - эхом отозвался Караваев.

Димон осторожно глянул на наставника и напрягся. Глаза Караваева приобрели уже знакомое стажеру стеклянное выражение.

- А как ты думаешь, малёк, зачем Мастера всё это нам дают?

- Чтобы мотивировать к хорошей работе, - удивленно ответил Димон.

- И всё? - неожиданно зло рявкнул наставник, - Других причин нет?

- А какие еще? - произнёс Димон испуганно.

- Ты живешь сто, сто пятьдесят, двести лет, - медленно проговорил Караваев, - Сначала умирают твои ровесники. Потом их дети. Потом, вообще, все, кого ты знал, кроме Ассистентов. Образ жизни - скрытный и одновременно полный невероятных возможностей, богатство, доступное в проживаемые тобой эпохи только ничтожному слою супербогатых, отдаляет тебя от прочих людей намного раньше, уже в первые десятилетия работы на Мастеров. Однажды ты вдруг понимаешь, что с человечеством тебя уже ничего не связывает. Людишки, коротенькие жизни которых стремительно проносятся мимо твоих глаз, становятся для тебя всего лишь материалом, персонажами бесчисленных сюжетов, только мизерная часть которых имеет продажную ценность.

Караваев тяжело посмотрел на Димона.

- Мастера выбирают Ассистентов из людей. Но только потому, что легче управлять людьми, и наблюдать их вблизи, не раскрывая истинных намерений Мастеров и самого их существования, сподручнее, используя в качестве инструментов существ человеческого вида. Но Мастера хотят, чтобы сами мы не считали себя частью человечества. И это правильный подход. Потому что делать то, что делаем, и продолжать видеть в людях таких же, как мы - верный путь в безумие.

Неожиданно Караваев судорожно схватил Димона руками за плечи.

- Запомни, малёк, первое правило Ассистента - пуще любой напасти избегать привязанности, сочувствия, жалости к людишкам. Вбей это в свою пустую башку как самый главный императив!

-Да понял я, понял! - испуганно завопил Димон, вырываясь из трясущих его ручищ Караваева, - Мы - избранные, лучшие представители человеческого вида, нас отобрали великие космические силы.

Караваев разжал руки, Димон отпрянул, поправляя майку и продолжая испуганно тараторить.

- Самые свободные, самостоятельно мыслящие в отличие от тупого быдла. Нам незачем жалеть тупое лошье. Что тут непонятного?

Наставник моргнул. Удивленно отстранился.

-Всё так, малёк, - проговорил Караваев, внимательно глядя на стажера, - Всё так...

Аполлонов откинулся в кресло, хлопнул в ладоши. Потом еще раз и еще раз.

- Браво, Алексей Петрович, браво. Если честно, не ожидал, что Вы вот так сразу возьмете быка за рога. Думал, для начала спросите о судьбе Дмитрия Листеровича, а также другого Вашего друга. Его фамилия Лежнев, кажется? Могу Вас заверить - с ним все нормально.

Берес мрачно посмотрел на Аполлонова.

- Догадываюсь. Насчет Лежня - бог ему судья. Он имеет право на страх - у него дети. Что касается Листера... Чем больше я узнавал об Ассистентах, тем больше мне становилось понятно, что добровольно пойти на сотрудничество с вами мог только законченный подонок. Так что мне уже все равно, что с ним случилось.

- А вот меня о Вас, напротив, многое интересует, - заметил Винвин, улыбаясь, - Например, для чего Вы поперлись к Васе Самаркандскому. То есть, не спорю, это было эффектно, но... Ну ладно, я еще могу понять, зачем Вы встречались с генералом Фроловым. Но с ворами-то на кой Вам связываться? Чего Вы ждали - что бандиты проникнутся идеями священной войны во благо рода людского? Но, кстати, заход к масонам был хорош, признаю...

Глаза Берсенёва, наконец, загорелись.

- Так масоны, все-таки, ваши?

- Разумеется, наши! - развел руками Аполлонов, - А также тамплиеры, карбонарии, мормоны, КПСС, Лига Севера, урюпинский клуб филателистов...

- Ответьте на мой вопрос, - устало произнес Берес, - Вы обещали.

- Хорошо, - Винвин кивнул, - Дайте только сказать несколько слов. Вы нас почему-то воспринимаете как тупой инструмент исполнения воли Мастеров. Но это же глупо, Алексей Петрович! Неужели Вам не приходило в голову, что организация, существующая более-менее автономно сотни лет, и имеющее ресурсы в масштабах целой планеты, просто не может не начать свою игру, исходя из собственных интересов?

- Ну и какие же у господ Ассистентов собственные интересы, кроме спасения своей драгоценной шкуры? - язвительно поинтересовался Берес.

Винвин наклонился к Бересу.

- Вы всерьез полагаете, что подобная ситуация - с маячащим на горизонте закрытием Предприятия - первая в истории?

Аполлонов развел руками.

- Предприятие уже не первый раз на грани банкротства. И каждый раз спасение приходило от нас - тех, кто в продолжении шоу заинтересован больше, чем кто бы то ни было. В сущности, Ассистенты - единственный заслон, отделяющий человечество от гибели.

- Ну прямо рыцари в белых доспехах, - Берес скривился, вкладывая в гримасу всё свою ненависть, - Не надо меня лечить, Аполлонов. При всей исключительности вашего положения в истории, вы - обычные коллаборационисты, примерно как евреи-капо в Освенциме. А в капо берут вполне определенный человеческий материал. На совести вашей банды- миллионы людей, погибших на сотнях войн.

- Не без этого, - абсолютно не смутившись, кивнул Винвин, - Хорошая интересная война поднимает рейтинг и позволяет закрыть отчетный период с прибылью.

- То есть Вы вот так спокойно и цинично признаете, что Вы по сути торгуете жизнями людей? - сказал Берсенёв с ненавистью.

- Да, можно и так сказать, - легко согласился Аполлонов, - И это прискорбно. Но Вы должны отдавать себе отчет, что мы за эту цену приобретаем. Кроме получения известной Вам платы от Мастеров мы таким образом еще и каждый раз фактически заново обретаем известный нам мир, спасаем его от списания в утиль. Иногда ведь приходится жертвовать частью, чтобы сохранить целое?

Берес вздохнул, стараясь это сделать как можно более презрительно.

- Хорошо, Вы не готовы признать за нами право на идеалистические мотивы, - Винвин пожал плечами, - Но Вы всерьез полагаете, что Ассистенты так просто готовы отказаться от власти над миллиардами людей, которую мы так или иначе имеем? От пляжей Лазурного берега и швейцарских лыжных курортов? От имущества, которым многие из нас владеют, и из которого по вполне очевидным причинам увезти с собой будет проблематично. То есть, допустим, ящик шардоне еще можно с собой захватить. Но вот вечер за бокалом этого божественного напитка в летнем кафе на виа Скьявони - уже вряд ли.

- И что же Вы намерены в связи с этим сделать? Неужели в рядах верных помощников всемогущих Мастеров зреет заговор? Простите, господин Аполлонов, Винвин или как Вас там - не верю.

- Да почему же заговор? - Аполлонов замахал руками, - Боже упаси! Мы не готовим никакого бунта, да это и бессмысленно. Мастерам не надо как-то специально уничтожать Землю - закидывать бомбами или еще как-то утруждаться. Достаточно просто отключить общепланетную систему жизнеобеспечения. Идея Ассистентов в другом - увидеть в ожидающейся катастрофе новые возможности. Ведь, что в сущности произошло? Предприятие переживает кризис от того, что интерес Клиентов к кровавым зрелищам на Земле начал сходить на нет. Но почему бы тогда не попробовать переключить их интерес со сцен смертоубийства на что-нибудь другое - повседневную жизнь людей, политические и экономические сюжеты, приключения отдельных героев и авантюристов? Сменить репертуар без потери аудитории? Скажете - рискованно? Да! Но что мы теряем? Вспомните, какова альтернатива.

- Какая чушь... - процедил Берес, - Вы хотите мне сказать, что собираетесь кормить мелодрамами и мыльными операми существ, веками наслаждавшихся зрелищем нашей гибели и страданий? Кого Вы лечите, Ассистент?

Винвин развел руками.

- Я не спорю - это крайне непростая задача. Ну так помогите нам.

Берсенёв уставился на Винвина и издал нервный смешок. Потом в голос захохотал, захлебываясь. Попытался что-то сказать, показывая трясущимся пальцем на Винвина, но не сдержался и опять зашелся истерическим смехом. Аполлонов смотрел на него, ласково улыбаясь. Берес поперхнулся. Улыбка сползла с его губ, он изумленно уставился на Винвина.

- Да Вы что же - вербуете меня?

Аполлонов пожал плечами.

- Строго говоря, в этом нет особой необходимости, Вы уже и так в деле. Просто есть кое-какие нюансы...

...- Сброд из горних далей не любит рисковать, путешествовать, поступаться малейшей долей своего комфорта, уровень которого мы даже не можем представить. Космическое быдло живет как боги, но лишено божественного мужества и творческого начала. За все приходится платить. Чем более совершенны удобства, безопасна и комфортна жизнь, тем меньше в ней живых эмоций. И это трагическое отсутствие - даже не смысла, а хотя бы реальных ощущений этого ничтожного заоблачного мыслящего планктона, заполняет космический дивертисмент.

Караваев наполовину опорожнил фляжку и ошпарил Димона огненным выдохом.

- Спрос рождает предложение. Миллионы Предприятий горнего мира борются за внимание сотен миллиардов особей, алчущих зрелищ. Тысячи населенных миров создаются всего лишь для развеивания скуки и утоления эмоционального голода, заполнения бесконечного досуга бесчисленных пассивных потребителей чужих страстей и бед - радости, отчаяния, гнева, ревности, религиозного безумия, революционного воодушевления.

Всё больше распаляясь, Караваев затряс волосатым кулаком, так что колченогий столик заходил ходуном, а Димонов стаканчик с квасом заплясал, расплескивая пахучее коричневое содержимое на столешницу.

- Ощущения, ощущения, ощущения! Все, что может щекотать нервы - пища для зрения, слуха, обоняния, осязания. Миллиарды разумных на тысячах планет рождаются, умирают, мучаются, убивают друг друга, умирают в мучениях, чтобы бессмертные зеваки из века в век, из тысячелетия в тысячелетие заполняли пустоту внутри, пытаясь хотя бы так не утратить последнюю искру разума.

Караваев жадно вгрызся в шашлык. От мяса едко пахло дымом, кислятиной и горелым жиром. Глядя на него, Димон торопливо откусил пару раз от своей порции. Караваев запрокинул фляжку в рот. До стажера долетели брызги коньяка.

- И одна из этих планет - наша Земля! Понимаешь ли ты, каково знать, что единственный смысл нашей жизни, гениальных озарений философов и ученых, высокого безумия художников, плача новорожденных, предсмертных хрипов умирающих - всего лишь. развлечение мучающихся от безделия и скуки вырожденцев? Что мы для этого сотворены и когда наскучим, нас просто сотрут с лица Вселенной, как надоевшую компьютерную игрушку для освобождения места на диске?

От длинного монолога, а, может быть, от коньяка Караваев подустал. Задышал тяжело, перевел дух. Глянул красными глазами на стажера.

- Вопросы есть?

Димон с опаской посмотрел на Караваева.

- Спрашивай! - разозлился наставник, - Если ты меня внимательно слушал, у тебя должны быть вопросы!

- А зачем им живые люди?

- То есть? - Караваев удивленно воззрился на стажера.

- Ну, если они такие крутые, они же до виртуальной реальности, наверняка, раньше нас додумались, - тихо проговорил Димон, - Могли бы все это в компьютере рисовать. Миллиардами людей рулить явно же дороже.

Караваев с тяжелой досадой во взгляде поглядел на Димона. Вздохнул.

- Ты в детстве кошек мучил?

- Ну, случалось, - признался стажер.

- Живых?

Димон в недоумении посмотрел на Караваева.

- А?

- Уй-на! Почему не пластилиновых? Сам слепил - сам же и замучил. Хоть на куски поруби, хоть в огонь кинь.

- Но они же не настоящие!

- Вот и зрителям из другого мира интереснее на мучения живых людей смотреть, а не нарисованных, - сказал Караваев, - Ну все. Пожрал? Садись в тачку.

- Вы уже и так в деле, - сказал Аполлонов почти равнодушно как что-то очевидное.

- В каком смысле? - опешил Берес.

Винвин откинулся в кресле. Достал еще одну сигарету. Медленно прикурил. С наслаждением затянулся.

- Не задумывались, почему почти полгода 'противостоя' Ассистентам, Вы все еще живы? - Аполлонов улыбался, - Только не говорите, что благодаря своему невероятному уму и врожденным качествам супергероя, а то я в Вас разочаруюсь.

- Вы же не хотите сказать, что.... - задохнулся возмущением Берес и замолчал на полуфразе, - Да нет, не может быть.

- Все началось как многие наши проекты - вполне спонтанно, - продолжил Аполлонов, не торопясь, - Практически с провала - срыва Листеровича. При инициации его как Ассистента произошел сбой установки психологической блокады на разглашение. Мы этого не знали и упустили момент, когда он решил излить Вам душу, да еще начал приводить веские доказательства своих слов. Такое случается крайне редко, и обычно последствия быстро купируются.

Винвин ткнул наполовину недокуренную сигарету в пепельницу. Берес как загипнотизированный проводил гаснущий огонек взглядом.

- Но Вам повезло, - продолжил Винвин, - Вы понравились Мастерам. Как персонаж. Прекраснодушный борец-одиночка, не супермен, обычный человек, не понимающий несоразмерности его собственных усилий и того, чему он вздумал противостоять. Не меньше им понравился и неожиданный поворот темы - превращение в зрелище попытки этого персонажа воевать с ними самими. Оригинально же - герой вдруг слезает со сцены и начинает драку с режиссером, сидящим в первом ряду. Сюжет пошел в разработку и Вы прекрасно исполнили свою роль.

Берес разинул рот, потом закрыл. На лице Береса сменились несколько выражений - недоумения, обиды, гадливости, негодования.

- И что же пошло не так? - наконец, уточнил Лёха, исподлобья глядя на Винвина.

Лицо Берсенёва побагровело от гнева.

- Почему Вас перестало устраивать мое счастливое неведение? Герой вышел не только из экрана, но и за пределы сценария?

Аполлонов отрицательно помотал головой.

- Нет, Алексей Петрович, все в порядке и с экраном и со сценарием. Просто рейтинг Вашего шоу превысил критический порог. Последние полтора месяца за перипетиями Вашей жизни регулярно наблюдает больше миллиарда Клиентов одновременно. Ваше влияние на рентабельность Предприятия в целом превысило размеры статистической погрешности. По результатам постоянного мониторинга Вы поразительно точно отвечаете ожиданиям публики.

Берес постарался изобразить на лице усмешку, но получилась только болезненная нервная гримаса. Аполлонов вгляделся в лицо собеседника и нахмурился.

- Что такое? А, понимаю! - Винвин радостно улыбнулся, - Наверно, в кругу Ваших знакомых внимание широких масс считается уделом низких жанров. Но посмотрите на это иначе - битлы, квины, Ваши любимые роллинги, наконец, разве не собирали стадионы? В широкой популярности нет ничего плохого. Разве Брюс Виллис - плохой актер?

- Да что Вы несете. Никакой я не актер! - злобно заорал Берсенёв, размахивая револьвером.

- Нет, Вы - актер, - неожиданно строго прикрикнул на него Аполлонов и стукнул кулаком по столу, - Причем - очень хороший актер, роль которого выходит далеко за рамки чистого искусства! И не смейте убегать от своего призвания! Это Ваша судьба, Ваш крест, если хотите. Ваш долг перед человечеством!

Винвин вскочил, оперся руками на стол и наклонился к Бересу.

- Фактически Вы сейчас - один из нескольких людей на Земле, непосредственно обеспечивающих выживание Земли. Оттягивающих, так сказать, страшный конец. Принципалы решили, что Вы должны об этом знать. Понимать меру своей ответственности.

Берес приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но Аполлонов протянул руку вперед останавливающим жестом. Берсенёв растерянно подчинился. Винвин поправил галстук, уселся обратно в кресло и положил ногу на ногу.

- Я буду Вашим непосредственным куратором. Собственно, я им уже являюсь несколько месяцев, но теперь я еще стану Вашим советчиком, если хотите - наставником. Тем, кто поможет Вам лучше соответствовать Вашей роли. Роли непримиримого борца с Предприятием.

'Лада' с выключенными фарами медленно подъехала к углу проржавевшего и заросшего растительностью ограждения старого дачного поселка и остановилась. Две полусогнутые тени проползли к укрытой в кустах отогнутой доске в заборе и скрылись в щели.

Окно бытовки в дальнем глухом углу поселка оказалось раскрыто.

-Иди первым, - прошептал Караваев.

-Почему я? Я никогда этого не делал, я не умею, - уперся Димон и получил увесистую затрещину.

-Совсем охренел, щенок, - злобно прошипел наставник, - Нашел время спорить. Быстро подойди к окну. Если внутри никого, махни рукой. Дальше разберемся. Иди.

- Мне плохо, мутит, живот крутит, - пробормотал Димон и получил удар втрое сильней.

- А у меня башка раскалывается с утра - и что? Сейчас самого замочу, иди быстро!

Димон вышел из-за дерева и на ватных ногах направился к окну. Ему казалось, что он пригибается, на самом же деле стажер топал в полный рост. К горлу подкатывала тошнота. Пистолет в руке казался тяжеленной гантелей. Стажер заглянул в окно. На кровати спал одетый мужик, свесив одну ногу с кровати. Димон разглядел полуслезший с ноги грязный носок, неожиданно обострившееся обоняние почуяло тоскливый запах. Димона затошнило. Он согнулся пополам и начал шумно блевать.

В комнате раздался шорох. Димон, не разгибаясь, запрокинул голову вверх и увидел прямо перед собой освещенное уличным фонарем лицо мужика. Стажер узнал виденный им на фотографии объект. Какую-то долю секунды стажер и мужик изумленно смотрели друг на друга. Потом раздался крик 'А, сука!!!' и выстрел. Дальнейшие события мизансцены происходили уже без Димона. Пуля, пущенная дрогнувшей рукой наставника, разнесла ему череп.

Караваев понял, что произошло, и на мгновение остолбенел. И этого времени хватило объекту, чтобы перевалиться через подоконник и упасть под окно рядом с телом стажера. Когда Караваев в два прыжка подбежал к окну и наклонился, чтобы закончить так неудачно начавшееся предприятие, объект из положения всадил ему три пули в упор.

Берес подошел к трупам с фонарем. Толстый маленький крепыш лет пятидесяти с изумленным лицом и широко раскрытыми глазами лежал на ком-то в мужской футболке, но с не по-мужски тонкими руками и вовсе без лица. Из кармана крепыша высовывалась бумажка. Лёха достал ее и прочитал. 'Вениамин Вениаминович Аполлонов, консультант. 'Соларсистем шоу груп'' И ниже - мелкими буквами 'Бизнес-центр 'Пале-рояль', офис 325'. Еще ниже - номер мобильного.

Лёха сидел, погрузившись в глубокое задумчивое молчание. Винвин терпеливо ждал.

- А что будет, если я откажусь? - наконец, тихо спросил Берес, - Просто уйду отсюда и забью болт на Ваши советы?

Аполлонов пожал плечами.

- Да, в общем, если исходить из масштабов Предприятия - ничего особенного, - Аполлонов пожал плечами, - Конкретно этот проект закроется существенно раньше, чем мог бы. Земля окажется на миллиметр ближе к Апокалипсису. Ну а что касается конкретно Вас ... - Аполлонов развел руками, - Я еще не знаю, как именно Мастера захотят закруглить Вашу личную историю, но в последнее время сюжеты про героев-одиночек заканчиваются грустно.

Винвин обошел стол и положил ладонь на безвольно повисшую руку Береса.

- Ну что Вы так переживаете? Такова судьба всех бунтарей-одиночек. Что бы они о себе не думали, каждый из них, за редким исключением - часть системы. Иногда необходимая, иногда опциональная, но - часть. Разница лишь в том, что некоторые пребывают в неведении, а другие все понимают и извлекают из своего положения пользу для себя и для дела, которому служат. А у самых способных из них есть шанс стать самой системой.

Берес мрачно молчал. Аполлонов вернулся на свое место, закурил третью сигарету.

- Мы еще сделаем из Вас прекрасного Ассистента, господин Берсенёв, - сказал Винвин, улыбаясь, - Вам пока еще трудно воспринимать нас иначе как обыкновенных - как Вы сказали? - капо, тупых исполнителей чужой воли? Но мы ведь тоже не стоим на месте, коллега. Посмотрели бы Вы, с чего мы начинали. Сразу после запуска проекта люди мало отличались от диких животных, а Ассистенты - от домашних. Но логика развития Предприятия неизбежно требует превращения людей во все более развитых существ, а Ассистентов...

- ....в подобие Мастеров, - перебил Берес, губы супергероя медленно растянулись в саркастической усмешке, - А потом в ровню им. И однажды вы сможете стать достаточно сильными, чтобы выйти из-под их контроля. А, может быть, и занять хозяйское место. Вы, ведь, это хотели сказать, господин Винвин?

Аполлонов побелел и разинул рот в беззвучном вопле.

...Огромная друза хрусталя рассыпалась, завалив сверкающими обломками несколько окрестных кварталов. Клубы дыма и пыли заволокли пару десятков улиц и переулков между Бульварным и Садовым кольцом.

...Берес потряс головой. Морок прошел. Он и Винвин находились все в той же белой комнате с суперсовременным дизайном стен с изогнутыми углами и закругленным потолком. Аполлонов сидел напротив и одаривал Лёху уже знакомой располагающей улыбкой.

- У Вас богатая фантазия, господин Берсенёв. Это очень полезное качество для Ассистента. Будьте уверены - теперь Ваша жизнь совершенно изменится. Мастера ценят тех, кто им служит.

- Как тех двоих в дачном поселке? - мрачно уточнил Берес.

Аполлонов скривился.

- Вы о своих несостоявшихся убийцах? Ну право же, Алексей Петрович, вот уж о ком жалеть не стоит. Мальчишка и по обычным-то человеческим понятиям был абсолютный шлак, а уж по нашим... - Винвин развел руками, - Что же касается Фигнера-Караваева, так он получил по заслугам. Нечего было передавать людям ядерные технологии без высочайшей санкции.

Берсенёв широко раскрыл глаза.

- Так, выходит, я убил Прометея?

- Да, - саркастически кивнул Винвин, - скормившего печень зеленому змию. Вред, который он нанес, будет аукаться еще долго.

- Вы про Хиросиму? - поинтересовался Берес.

Винвин с досадой махнул рукой.

- Да это полбеды. Из-за этого идиота сорвалась целая сценарная линия, в которую уже были вбуханы огромные средства, - объяснил он с кислым выражением лица, - Пришлось менять сюжет на ходу, придумывать плохо проработанные, но эффектные ходы. А это, знаете, сложно. И затратно. И рискованно. А иначе нельзя.

Винвин доверительно наклонился к новому коллеге.

- Земля это ведь такой театр, в котором нельзя закрыть зал на репетицию или распустить труппу на летние вакации. Шоу должно продолжаться непрерывно и при любых обстоятельствах!

УЧИТЕЛЬ

- Я задержан?

Жест отрицания.

- Так я могу идти?

- Нет. С Вами должно встретиться высокопоставленное лицо. До этого предписано обращаться с Вами с максимальным уважением.

- И скоро Его высокопоставленность явится?

- Нет информации.

Серж Рожин - землянин среднего роста и возраста, похожий на престарелого подростка, раздраженно развел руками.

- Ну что - через час, завтра, через неделю? У меня, вообще-то, планы.

Молчание.

- Но я могу хотя бы узнать, что ему надо?

- Вам всё сообщат в свое время.

Молодой полицейский смотрел без угрозы, даже дружелюбно. Но что-то в его облике подсказывало, что спорить не стоит. Серж вздохнул.

- Так и думал, что не стоит сюда прилетать.

- Отчего же? - искренне удивился оживший полицейский, - Имола - прекрасная планета!

Серж недоуменно поднял взгляд. У строгого цербера оказались небесно-синие глаза.

- Да я и не спорю, - сказал Серж, - В прошлый раз мне тут понравилось. Сначала.

- Сначала? - полицейский приподнял брови.

'Много болтаешь, - мысленно упрекнул себя Серж, - Впрочем, как всегда'.

Пять лет назад.

Похожий на мускулистого бегемота толстяк в чёрной форме подтолкнул Сержа Рожина к деревянной стойке. Серж больно ударился подбородком и до крови прикусил губу. Двигаться с наручниками за спиной оказалось очень неудобно.

- Серж Рожен, шпион с Земли, снимал секретный объект, - равнодушно пробормотал толстяк старику в мантии, сидящему за стойкой.

- Я только караул хотел сфотографировать! Они красиво маршировали, - неуверенно затараторил Серж, судорожно озираясь.

Алкоголь быстро выветривался, вытесняемый нарастающим ужасом. Все случилось слишком быстро. Еще полчаса назад Серж, свободный и приятно поддатый шлялся по международному сектору Риваресвилля, полному ярких огней, гостеприимно распахнутых баров и восхитительно молоденьких полуголых проституток. А теперь с ним и вокруг него происходило что-то гадкое и абсолютно не зависящее от его воли. Как будто огромная бесстрастная рука внезапно вынула Рожина из относительно комфортной реальности и забросила в страшный сон.

- Арест, трибунал завтра... - старичок бросил сонный взгляд куда-то за стойку, зевнул, - ....в восемь сорок пять.

И стукнул молотком.

- Следующий!

- Какой трибунал?! Вы с ума сошли?? - изумленно завопил Рожин и схлопотал дубинкой по спине.

Из глаз полетели искры. На чувствительный толчок в спину полуослепший от боли Серж отреагировал уже чисто рефлекторно. Чтобы сохранить равновесие, он пробежал несколько шагов и очутился в кузове, забитом потными телами. Дверцы за спиной с противным лязгом закрылись. Кузов дернуло, люди с чертыханиями повалились друг на друга. Магнитные наручники расцепились, и Серж смог развести затекшие руки.

Кузов наполнял густой коктейль из тропической духоты, сырости, человеческих испарений и тоскливой безнадеги, исходящей от десятков сгрудившихся людей.

- Ну ты попал, парень! - с неуместной радостью крикнул в ухо Сержу узколицый тип с длинными сальными патлами, - В Ривареса вчера опять стреляли, вот черные и выслуживаются. С утра гребут шпионов частым бреднем.

- А ты, значит, тоже шпион? - нервно съязвил Серж.

- Нет, как можно! - с деланным ужасом открестился тип безо всякой обиды, - Зачем мне расстрельные дела, когда кругом жизнь и девочки? Меня на бульваре ни за что взяли. Говорят, кому-то карман подрезал. Да фигня, у меня адвокат - огонь. Еще до утра буду на свободе.

- А мне твой огонь не поможет? - уцепился за соломинку Рожин.

- Нет, парень, - сокрушенно вздохнул патлатый, - Он - по уголовке только. Но если чего надо кому передать, могу помочь, когда выйду. Чисто по-дружески. Только дай сотку на расходы.

Серж приоткрыл рот.

- Да ладно, ты же успел припрятать. Мерван бывалого парня видит. Не жмись.

Внезапно решившись, Серж сунул руку в ботинок и протянул типу скомканную бумажку. В этот момент машина резко затормозила. Двери распахнулись. Амбал в черном схватил сидящего с краю Мервана за рукав и куда-то потащил.

- Космопорт, западные доки! Яхта 'Зизи'! - отчаянно заорал вслед ему Серж - Мое имя - Серж Рожен!

- Да, да! - послышалось издалека, - Яхта 'Мими', Сержен!....

- Вам, отбросы, особое приглашение нужно? - пророкотал близнец давешнего амбала и огрел Сержа огромной дубинкой по позвонку.

Задержанные повыскакивали из кузова. Их тут же окружили люди в форме и тычками погнали по темному коридору. Со всех сторон раздавались глухие удары, вопли и хлопанье дверей.

- Ну, Мерван дает! - на бегу восхитился одноглазый громила в рваной майке, - За пять минут лоха развел, из автозака не выходя!

Серж злобно зыркнул на него. Громила в ответ плотоядно оскалился и уже протянул к Рожину громадную мохнатую руку. Но в этот момент кто-то крепко ухватил Сержа за плечо и потащил в темноту.

- Стой, - послышалось совсем рядом, - Шпиона положено в одиночку сажать. А они все заняты.

- Давай в пятнадцатую, - донесся в ответ флегматичный голос, - Там тулово с пробитой башкой валяется, считай нет никого.

Через несколько шагов лязгнула отпираемая дверь, Сержа втолкнули, дверь захлопнулась. В тусклом зеленоватом свете Серж разглядел маленькую камеру без окна и мебели. В углу лицом кверху неподвижно лежал человек.

Скрип двери отвлек Сержа от воспоминаний.

В комнату вошел седобородый мужчина в длинном сером балахоне. Он тяжело и внимательно посмотрел на Сержа, затем привычным жестом простер длань в сторону полицейского и тот поспешно приложился лбом к тыльной стороне кисти.

Серж растерянно моргнул.

- Вам не надо, - разрешил седобородый глубоким хорошо поставленным голосом, - Вы же неверующий. Офицер, пожалуйста, оставьте нас. Я позову.

Полицейский кивнул и вышел.

Седобородый повернулся к Сержу, посмотрел на него и вдруг будто оцепенел. Его взгляд остановился на лице Рожина. В глазах появилось странное выражение.

- С Вами всё в порядке? - обеспокоился Серж и вскочил со стула.

- Да, простите, - седобородый потряс головой, - Вы садитесь. И я присяду. Можете звать меня брат Бертран.

Серж сел. Брат Бертран устроился напротив него, положил большие жилистые руки на стол и сцепил в замок. Серж заметил, что ладони высокопоставленного лица шершавые и мозолистые, как у крестьянина.

- Что, руки? - Бертран поймал взгляд Рожина, - Прополка лука. У нас, 'чистых', каждый священнослужитель обязан не меньше пятидесяти дней в году отработать в поле или у станка. Вне зависимости от ранга и положения. А я - священник и член Синода.

На лице Рожина появилось выражение легкого недоумения.

- Член чего, простите?

Священник приподнял брови. Вопрос его явно сбил с толку.

- Синода, это высший духовный орган Имолы. Уже больше пятидесяти лет. А Вы, если я не ошибаюсь, Серж Рожен?

- Да, это я. И хотел бы, наконец, узнать, что происходит.

- Видите ли, мы хотели бы, чтобы Вы покинули планету ближайшим рейсом. И больше никогда не возвращались.

Серж моргнул.

- С Вами всё в порядке? - в свою очередь поинтересовался брат Бертран.

Рожин откинулся на спинку стула и наморщил лоб.

- А в чем, собственно, дело?

Сержу показалось, что Бертран усмехнулся одними губами, почти скрытыми под густыми волосами.

- А Вашего прежнего обвинения в шпионаже недостаточно?

- Насколько я слышал, - сказал Серж, слегка побледнев, - Ваша нынешняя власть к делам прежнего режима относится скептически.

Бертран согласно кивнул.

- Вы верно осведомлены.

- Что же тогда?

- Давайте сначала я Вас спрошу, - из уст священника это 'я' прозвучало особенно веско, - Когда Вас здесь арестовали, скажем так, пять лет назад, Вы провели ночь в камере.

- Да, - Серж слегка склонил голову, - И что?

- Там был еще один человек.

- Точно, был, - Рожин кивнул, - Молодой парень с пробитой головой.

- Как его звали? - Бертран впился взглядом в Рожина.

- Не помню, - Серж пожал плечами.

- Не помните?! - изумленно воскликнул брат Бертран.

- Но это было пять лет назад, - возразил на этот неожиданный взрыв Серж, - И я был хорошо под градусом.

- Эй, парень, ты живой?

Не дождавшись ответа, Серж подошел к лежащему. 'Туловом' оказался парень лет восемнадцати с тонкими чертами лица. На пиджаке Рожин разглядел бирку дорогой фирмы с Альдебарана. В зеленоватом свете грязной лампы над входом парень напоминал элегантного спящего вампира.

Серж наклонился, почти прислонил ухо к чуть приоткрытому рту и услышал хриплое прерывистое дыхание. Под затылком парня расплывалось темное пятно. Рожин осторожно окунул в него кончик пальца, поднес к носу и почувствовал хорошо знакомый ему по ночным высадкам и полевым госпиталям запах.

- Вот чёрт...

Серж подскочил к двери и несколько раз стукнул в гулкую жесть.

- Эй, кто-нибудь! Тут парнишка загибается!

Прислушался. За дверью слышались только затихающие шаги и неясное бормотание. Развод новоприбывших по камерам завершился и тюремщики отправились по своим делам. Рожин выругался и забарабанил изо всех сил.

Дверь раскрылась. На пороге появился усатый полицейский в летах с меланхоличными бровками домиком.

- Ну чего тебе, сынок?

- Офицер, тут... - успел проговорить Серж, указывая на соседа.

Полисмен сокрушенно вздохнул и отработанным движением ткнул Рожина дубинкой в лоб. Серж вскрикнул, схватился обеими руками за голову и медленно сполз по стене на пол. Дверь закрылась. Рожин немного посидел на месте, держась за лоб и покачиваясь. Потом перестал качаться и подполз к соседу. Просунул руку под шею, вторую засунул между ног и стал аккуратно поворачивать на бок.

Парень открыл глаза и пару раз моргнул.

- Ты кто? Что ты делаешь?

Похоже, сосед хотел крикнуть, но слова прозвучали еле слышно.

- Кладу тебя на бок, чтобы рвотой не захлебнулся, - ответил Серж, - Тошноту чувствуешь?

- Ты - врач? - слабым голосом уточнил сосед.

- Бывший солдат, - объяснил Рожин.

Парень застыл на несколько мгновений, вглядываясь в Сержа. Внезапно его глаза налились металлом.

- Не трогай меня, смерд. Я - из Десяти семей!

Серж пожал плечами.

- Понятия не имею, о чем ты.

Глаза парня округлились.

- Ты не знаешь, что такое Десять семей, смерд?

- Не знаю. И перестань меня так называть. Я - не из вашей минералогии.

- Чего?

- Я - инопланетчик, с Земли, - пояснил Серж, - Ваша иерархия мне побоку.

- Так ты шпион?

'Какой догадливый', - поразился Рожин и разозлился.

- Нет, блин. Я - Ланселот Озерный, странствующий рыцарь. Защитник обиженных и утешитель скорбящих. Меня ввергли в узилище враги правды и справедливости.

- Что? - парень сарказма явно не понял.

Сержу посмотрел на беспомощно лежащего соседа и ему стало неловко.

- Ладно, проехали. Тебя надо перевязать. У тебя из башки кровь хлещет.

- Да? - растерянно сказал парень, дрожащей рукой коснулся головы, - Мокро...

Его глаза закатились.

- Эй-эй-эй, - испугался Серж и несколько раз хлестнул парня по щекам.

Тот опять посмотрел на Сержа.

- Нормально?

- Ага.

Серж рванул рубашку соседа. Пуговицы полетели в разные стороны. Образовался длинный лоскут. Серж свернул его в три раза, насколько хватило ширины, и туго обернул вокруг головы парня.

- Ай!

- Терпи, - прикрикнул Серж и рванул край пополам, чтобы сделать узел.

- Если ты не знаешь, кто я, почему помогаешь?

- Ну ты спросил! А у вас тут не принято шевелиться, когда рядом человек вот-вот загнется ?

- Зачем?

Рука с краем самодельного бинта застыла в воздухе.

- Что значит - зачем? - опешил Серж, от неожиданности не находя, что сказать, - Ну там, добро... любовь к ближнему...

- А, - слабо пробормотал сосед, - Поповские сказки...

- Не поповские, а нормальные человеческие правила.

- Закон жизни - борьба за место под солнцем, - с трудом выговорил парень, - Человек - человеку волк. Выживает сильнейший.

- То есть, тебе бы больше понравилось, если бы я тебя оставил истекать кровью? - рассердился Серж.

В глазах соседа мелькнул испуг.

- Я - не никчемный смерд, - сказал парень, - Моя жизнь стоит дорого.

Лицо парня на мгновение приобрело гордое и одновременно жесткое выражение.

-Я - Собрино Овьедо.

- Так Вы помогали ему, потому что узнали, что он - Овьедо, - сказал брат Бертран с брезгливой гримасой, - Говорили о добре и милосердии, но единственной Вашей целью было спасение собственной шкуры. Вы просто поняли, что беспомощный молодой человек перед Вами - племянник главы мафиозного клана, и понадеялись, что его могущественные родственники могут спасти Вас от расстрела.

Серж пожал плечами.

- Племянник? Я думал - сын. А хотя бы и так? Да, я хотел спасти свою шкуру. Вы так говорите, как будто это какое-то страшное злодеяние. А еще я видел перед собой перепуганного раненого парня, почти мальчика, которому требовалась помощь. Да и я кроме болтовни ничего помочь не мог. Я ж не медик - ну, кровь остановил. Кажется, - неуверенно добавил Рожин, - И я видел, что от трёпа ему реально лучше, спокойнее.

Серж нервно хмыкнул.

- Я видел раненых в армии. В принципе и неважно, о чем в такой ситуации говорить. О любых занимательных вещах. О бабах, о бухле. Да хоть о рыбалке! Просто он сам затеял разговор о высоких материях, а дальше само пошло.

- А Вы думали при этом, с кем разглагольствуете о Боге и справедливости? - голос Бертрана загремел как иерихонская труба, - Сколько настоящих преступлений этот мальчик успел совершить в своем нежном возрасте? Вы хоть догадываетесь, как именно развлекалась золотая молодежь того времени? Задумывались, кем он неизбежно должен стать, если выживет?

С каждой фразой голос Бертрана звучал все более гневно и грозно.

- В чем Вы меня обвиняете? - разозлился Серж, - Он потом заделался маньяком-убийцей, или каким-то особо свирепым садистом? А я-то тут при чем? Я видел-то его всего несколько часов.

- Вы - при чем?? - взревел Бертран.

Рожин вскочил со стула. Бертран медленно поднялся по весь рост. Только теперь Серж заметил, что брат Бертран выше его на целую голову. Рожин беспомощно сжал кулаки.

- Чего Вы от меня хотите? - заорал он в истерике, - Чего Вам от меня надо?

Бертран впился в него выпученными глазами

- Мне? От Вас? - Бертран пару раз поймал ртом воздух и заорал, - Десять миллионов койнов!

- Что? Какие десять миллионов? У меня нет таких бабок, - Рожина аж передернуло, - За что?

- Вам, десять миллионов койнов, - внезапно ровным голосом сказал Бертран, - От меня.

Рожин в прострации плюхнулся на стул.

- Если ты такой знатный вельможа, как тут оказался? - спросил Серж, затягивая узел.

- Меня ограбили, - дрожа то ли от слабости, то ли от возмущения, проговорил Собрино, - Эти псы забрали всё - коммуникатор, денежный браслет, цепь с монограммой. Я полицаям пытался объяснить, кто я, но они мне не поверили, посмеялись и избили зверски. Как грязного смерда. Они поплатятся. Грабителей, полицаев - всех в канал!

Собрино стукнул трясущимся кулаком по бетонном полу.

- Твоя семья, правда, такая крутая? - поинтересовался Серж с надеждой.

Собрино кивнул. Его глаза опять закатились. Серж снова начал бить по щекам. Собрино заморгал.

- Блин, не двигай головой, - злым шепотом выговорил ему Рожин, - Вообще, не шевелись, если жить хочешь. Так у тебя есть шанс до утра дотянуть. И говори всё время. Говори со мной.

- Позови врача, - выдавил Собрино, - Мне плохо...

- Уже пробовал. Только по башке схлопотал. Больше не хочу.

'А что я с ним няньчусь? - удивился сам себе Рожин, - Перевязал и ладно. Меня, вообще, утром расстреляют, скорее всего.' От этой неосторожной мысли его пронзил леденящий ужас.

- Эй, ты где? - испуганно спросил парень.

- Да здесь я, здесь, - отозвался Серж, с усилием выходя из оцепенения.

На лице Собрино появилось плачущее выражение.

- Не бросай меня. Мне страшно. Я не хочу умирать.

- Да не брошу, не ной.

- Они все меня бросили, - губы Собрино плаксиво скривились, - Хосе, Карино, Хуанито...

- Кто это?

- Мои... друзья, - с трудом выдавил парень, - Разбежались, как крысы. Оставили этим псам на съедение.

- Ну а чего ты хотел? - жестокосердно заметил Серж, - Если у них те принципы, о которых ты говорил - выживание и всё такое, всё правильно сделали.

- Не правильно, - заупрямился Собрино.

- Обоснуй, - потребовал Серж.

- Не правильно, потому что мне плохо.

'Господи, - изумился Серж, - Да у него соображение, как у пятилетнего! Как его мама с папой на улицу выпустили?'

- Ладно, времени у нас дофига, - сказал Рожин, - попробую тебе кое-что объяснить.

Бертран сел.

- Вы получите десять миллионов, - сказал он ровным голосом, - Если сегодня же уберетесь с планеты и никогда больше здесь не появитесь. Ни через пять лет, ни через сто.

Повисла растерянная пауза. Некоторое время священник и контрабандист вопросительно глядели друг на друга.

- Ну, деньги-то я возьму непременно, - внезапно прервал тишину Рожин.

И пальцы Сержа сжались в хватательном рефлексе.

- Но сначала Вам придется всё объяснить.

Бертран нахмурился.

- Вы точно этого хотите? Если просто возьмете деньги и уедете, всем будет проще.

Серж отрицательно замотал головой.

- Что ты делаешь, дурак, не спугни.

- Простите? - удивился Бертран.

- Да нет, ничего, - отмахнулся Рожин, - это я не Вам.

Он перевел дух.

- Видите ли, во-первых, я с детства страшно любопытен, а, во-вторых, мой опыт подсказывает, что если человеку предлагают десять миллионов за здорово живешь, то речь идет о какой-то очень серьезной и опасной игре. И я не хочу участвовать в ней втемную.

- Вообще-то, Вы в ней уже участвуете, - возразил Бертран, - Я как раз предлагаю из нее выйти. И если...

- Рассказывайте, - перебил его Серж, - Иначе сделки не будет.

И выпучил глаза.

- С людьми моего сана так не разговаривают, - гордо заметил Бертран.

- А я - не верующий, мне можно, - с усмешкой парировал Рожин.

- Хорошо, - неожиданно согласился Бертран.

Священник поглядел в сторону, будто что-то окончательно решая, потом опять повернулся к Сержу.

- Как Вы полагаете, кто такие 'чистые'?

Серж пожал плечами.

- Я так понял - одно из течений христианства.

Бертран кивнул.

- Верно, но Вы хотя бы что-нибудь знаете о том, откуда взялось наше учение? Какова его история?

- А это имеет отношение к делу?

- Самое прямое.

Серж отрицательно помотал головой.

- В мой прошлый приезд я о нем ничего не слышал.

- Движение 'чистых' началось с проповеди святого Адриана восемьдесят шесть лет назад.

- Ты думаешь, Бог простит меня?

- Что?

Серж удивленно посмотрел на парня.

- Что тебе прощать, малёк? Списанную контрольную?

- Не смейся, я - страшный грешник, - на глазах Собрино выступили слезы, - Мы творили ужасные вещи. Я творил, - с усилием выговорил он, - Я принуждал девушек. Нападал на стариков и старух, избивал, грабил.

- Зачем? - изумился Серж, - Карманных денег не хватало?

- Затем, что это весело...

'Господи, - Рожин поперхнулся, - Да меня сейчас самого стошнит'.

- Нет! - отчаянно выкрикнул Собрино, - Мне не было весело! Но так делали все - Хосе Веласкес так делал, Хуанито Рохас, Карино Вега. Все! Они так развлекались. А я хотел быть в компании. Чтобы у меня были друзья!

- Это те друзья, которые тебя кинули?

Красивое лицо Собрино исказилось гримасой стыда. Он зажмурился и отвернулся к стене.

- Эй, стой! - Серж чувствительно дернул его за рукав, - Быстро повернись! Ой, то есть, осторожно. Аккуратно.

Собрино медленно повернул к нему голову.

- Знаешь, Собрино, - задумчиво сказал Рожин, - Я в этом, вообще-то, не силен, если по чеснаку. Но я слышал, Бог может простить любого грешника. Только тот сначала должен сам захотеть измениться. Помогать другим и всё такое.

- Я хочу... - прошептал Собрино, - Пожалуйста, расскажи мне о Боге. Чего он от меня хочет.

'Долбаная мелодрама', - подумал Серж и с удивлением понял, что краснеет.

- Адриан учил в кабаках и на улицах трущоб.

Назвав это имя, Бертран соединил пальцы рук, как будто беззвучно хлопнул в ладоши.

- Поначалу его воспринимали как дурачка. Смеялись и даже несколько раз били. Дети кидали камни и грязь.

Священник вздохнул.

- Это были жестокие времена. Адриана несколько раз забирали в полицию, но родственники вызволяли его оттуда. После очередного задержания семья отправила Адриана в психиатрическую лечебницу. Но обследовавший его доктор Кобейн не обнаружил никакого психического заболевания. Он написал, что Адриан просто безмерно наивный и чистый.

При этих словах на лице Бертрана появилась светлая улыбка.

- Собственно, отчеты Кобейна это первые по времени известные записи слов Адриана. Если им верить, врачу он говорил довольно простые вещи - что людям надо любить друг друга, что не надо врать и не воровать. Что естественным состоянием общества является милосердие и взаимопомощь, а не угнетение и равнодушие. Порицал жадность богатых и озлобленную жестокость бедных.

Серж пожал плечами.

- Подпишусь под каждым словом.

И как будто обжегся огненным взглядом Бертрана.

- Я хотел сказать, - поспешно попытался объясниться Серж, - что не вижу в этих словах ничего особенного... Тьфу, извините, опять я ляпнул что-то не то. Не хотел оскорбить Ваши религиозные чувства.

- Да нет, Вы правы, - вдруг согласился Бертран, - Но Вы просто не очень понимаете, как эти слова звучали в то время. Когда к власти пришел внук первого Ривареса, последние надежды на перемены рухнули. Диктатура уже не казалась вечной, она попросту стала таковой. Сильные мира сего окончательно перестали стесняться и отбросили последние приличия. Налоговая служба отнимала у нищих подданных последние монеты, а министры и генералы в это время закатывали празднества на сотни гостей. Бедные районы контролировали преступные группировки, а полиция отличалась от бандитов только формой. Девочек четырнадцати лет похищали на улицах среди бела дня и продавали в публичные дома. Судьи на взятки строили особняки, богачи за гроши заставляли работников работать до обмороков. Церковь...

Лицо Бертрана помрачнело.

- Церковь не просто перестала наставлять и утешать народ, она стала лучшим помощником неправедной власти. Люди перестали говорить на исповеди правду, потому что знали, что все священники без исключения - осведомители охранки. Всеобщее озлобление и отчаянье достигло высшего предела. 'Профессии' проститутки и бандита перестали быть позорными.

Бертран широко раскрыл глаза.

- На этом фоне проповедь святого Адриана была как глоток чистой воды среди моря грязи. К людям, утонувшим в лицемерии, вдруг пришел человек, который начал говорить простые истины, звучащие как откровение.

- Он проповедовал в психушке? - спросил Серж.

- Что? - переспросил брат Бертран, - Да, там он тоже проповедовал. Но в лечебнице Адриан оставался недолго. Он сбежал. И многие считают, что Адриану помог доктор Кобейн. Что доктор был первым обращенным. Так или иначе после лечебницы Адриан продолжил свою проповедь, но теперь у него появились ученики. Ребята из подростковой банды, которые сначала смеялись над дурачком, потом стали слушать, и очень скоро превратились в охрану и помощников святого. После этого слава Адриана и его проповеди стали распространяться по бедным пригородам Риваресвилля как лесной пожар. Сперва среди молодых ребят, потом в ряды 'чистых' стали вступать взрослые. Тут и там начали образовываться общины.

Бертран улыбнулся.

- Власти не сразу поняли, что происходит. Этим циникам просто в голову не могло прийти, что какие-то наивные дурачки, толкующие между собой о добре и милосердии могут представлять для них серьезную угрозу. Даже наоборот, снижение уличной преступности без затрат из казны они воспринимали как благо. Первые звоночки для них начались, когда 'чистые' стали помогать семьям неправедно обиженных хозяевами и режимом. Потом стали намного меньше доносить. Прекратили давать взятки.

Лицо Бертрана потемнело.

- Адриана застрелили на улице, прямо перед людьми, которые его слушали. Власти хотели этим напугать людей, но вышло наоборот. Пригороды вспыхнули. Начались бунты, горели полицейские участки. Восстание захлестнуло центральные районы. Заполыхали виллы богачей и чиновников.

Бертран вздохнул.

- Первое восстание было жестоко подавлено. Движение ушло в подполье. За найденную книжечку с проповедями святого Адриана или за его изображение бросали в тюрьму. За привлечение в Движение новых членов - расстреливали. Но 'чистых' становилось все больше и больше. И однажды режим рухнул, потому что ему попросту перестали подчиняться. Это случилось уже на моей памяти.

Серж кивнул.

- Очень интересный экскурс в историю Вашей планеты. Немного приторный, правда...

Рожин поразмыслил и решил эту мысль не развивать.

- Только я пока не понял, какое отношение это имеет ко мне.

Бертран сделал останавливающий жест.

- Я не сказал о важном нюансе. Адриан никогда не говорил от себя. В каждой своей проповеди он сообщал слушателям, что только передает великие истины, которые ему открыл некий мудрый человек праведной жизни, которого Адриан называл Учителем, и который, по словам Адриана, перевернул его жизнь.

Бертран опять сложил руки в замок.

- Еще до победы Движения мы, последователи Адриана, стали восстанавливать биографию нашего вождя. И нам удалось довольно точно установить момент его преображения. Момент, разделяющий жизнь юного богатого бездельника, прожигающего ночи в компании доступных девушек и таких же спесивых лоботрясов - сынков богатеев, и житие праведника, мученика за веру и людей. Это день, когда после очередной безобразной пьяной выходки его забрала полиция. Семья узнала о случившемся только наутро и ночь будущий святой Адриан провел в камере. На свободу Адриан Овьедо по прозвищу Собрино вышел совсем другим человеком.

Серж разинул рот. Бертран внимательно посмотрел на Сержа.

- Хотите что-то сказать?

- Нет-нет, рассказывайте дальше, пожалуйста.

- Ты для этого и прилетел?

- Для чего - для этого?

- Рассказать мне о Боге, о добре, об искуплении. Чтобы я изменился.

Собрино вцепился в рукав Сержа. Рожин открыл было рот, но Собрино добавил:

- Значит, я буду жить? Ведь, если я сейчас умру, всё потеряет смысл - твоё появление, мое раскаяние. Ведь это не может быть напрасно?

Дрожа и обливаясь потом, Собрино вскарабкался на колено Сержа и уставился на того безумным взглядом.

- Значит, я выживу?

- Да, ты выживешь, Собрино, ты выживешь, - пробормотал Серж, не зная куда деваться от жуткой неловкости.

- Я выживу, - сказал Собрино, переставая трястись, - И изменю свою жизнь. Я посвящу её проповеди добра и служению людям.

'Завтра ты забудешь об этом разговоре и о моем существовании', - подумал Серж.

Внезапно дверь лязгнула. Серж и Собрино разом повернули головы. В проеме появилась черная квадратная фигура. Руки Сержа стукнулись друг о друга запястьями - активировались магнитные наручники.

- Серж Рожен, на выход.

Сердце Сержа оборвалось. 'Значит, семейка Овьедо опоздала. Не сложилось. Ну что ж, несколько часов я прожил с надеждой.'

- Куда Вы, учитель? - шепотом проговорил Собрино.

Серж обернулся к нему и вдруг, сам того от себя не ожидая, улыбнулся.

- Теперь уже на встречу с нашим общим Отцом, полагаю. Живи, парень, и не принимай мои слова близко к сердцу.

- Иди давай, - полицай ткнул Сержа между лопаток.

- Я Вас не забуду! - раздалось вслед.

Сердце Сержа защемило. Не глядя, он прошел по извилистым коридорам, подчиняясь тычкам в спину и вздрагивая на каждом повороте. Наконец, охранник открыл дверь и втолкнул его в большую комнату, где стояли два человека. При его появлении оба обернулись.

- Привет, Рожен, сволочь, - мрачно процедил приземистый толстяк со злыми глазами-буравчиками под густыми бровями.

- Привет, Риттер, - изумленно промямлил Серж.

Бертран покачал головой и продолжил.

- После победы в наши руки попали документы полиции. Из них следовало, что эту ночь восемьдесят шесть лет назад в одной камере со святым Адрианом провел один человек. Иностранец, арестованный за шпионаж.

- Водички можно? - внезапно севшим голосом произнес Серж, - Что-то в горле пересохло.

Бертран поднял правую руку с вытянутым указательным пальцем.

- Его звали Серж Рожен. Как Вас.

Священник пододвинул к Сержу графин с насаженным на него стаканом и откинулся на спинку стула.

- Разумеется, мы решили побольше узнать о судьбе человека, которого основатель нашей церкви называл своим наставником, перевернувшим его жизнь. В результате дальнейших секретных расследований было выяснено, что Рожин - участник карательного похода на Амальтею, а затем - военный инвалид с серьезными неврологическими проблемами и авантюрист, промышлявший мелкой контрабандой. В общем, профессиональный преступник.

Серж слегка скривился.

- Ну уж...

- А это не так? - жестко уточнил брат Бертран.

Серж нахмурился и махнул рукой. Бертран покачал головой и продолжил.

- Но и это еще не всё. Адриан упоминал, что Учителя расстреляли. Эта версия - часть нашей официальной агиографии. Она очень правдоподобна. За десятилетия диктатуры без суда и следствия убиты тысячи людей - и имоланцев, и инопланетчиков. Но в результате дальнейших поисков неожиданно обнаружилось, что через неделю после расстрела Учителя на Имоле некий Серж Рожин чудесным образом объявился на веселом Фомальгауте живым и невредимым. И продолжил занятие своим беззаконным ремеслом.

Бертран помолчал.

- Документы диктатуры о личности Учителя с самого начала были засекречены. В них оказалось посвящена только небольшая группа лиц во главе Движения. Большая часть этой группы не поверила в подлинность документов. Эти люди говорили, что прежняя власть изъяла подлинные данные и заменила поддельными с целью дискредитации Движения. Но по какой-то причине не успела или раздумала их использовать. Вы меня слушаете?

Серж застыл с запрокинутым стаканом.

- Мне показалось, самое интересное Вы уже сказали. Или нет?

Бертран отрицательно помотал головой.

- До самого последнего времени мы были уверены, что Серж Рожен, Учитель он или нет, давно скончался. Ведь с момента его встречи с Адрианом минуло больше восьмидесяти лет, - продолжил Бертран, - Но пару недель назад совершенно случайно до одного из посвященных дошла информация, что на транспорте, летящем на Имолу, находится человек по имени Серж Рожен. По его запросу была проведена проверка, в результате которой выяснилось, что через пять лет после отлета Рожена с Имолы, корабль, на котором он летел, при прохождении межзвездного прыжка угодил во временной туннель, из которого вышел через восемьдесят лет, в то время как на корабле прошли считанные секунды. То есть, Рожен не только жив, но и находится практически в том же возрасте, в котором, если верить документам времен диктатуры, встречался с Адрианом.

Рожин в третий раз налил воды в стакан, поднес к губам и вдруг прыснул, расплескивая воду. Сотрясаясь от сдерживаемого смеха, Серж с трудом поставил стакан на стол и уже тогда дал волю хохоту. Брат Бертран молча неодобрительно наблюдал за ним, не пытаясь остановить. Наконец, Серж прохохотался и с безумной улыбкой посмотрел на священника.

- Так вы боитесь, что люди узнают, кто учил вашего святого, и потеряют веру?

- По-Вашему это смешно? - поинтересовался брат Бертран, - Впрочем, о чем я спрашиваю профессионального жулика и военного преступника. Карателя. Что для Вас вера...

Рожин решительно замотал головой.

- Не-не-не. Ваш источник врет. В казнях я не участвовал. Служил водителем транспорта. Да и, вообще, я был плохим солдатом.

- Как контрабандист Вы больше преуспели? - с сарказмом уточнил брат Бертран.

Серж пожал плечами.

- На хлеб хватает. Но заметьте - мое занятие не связано ни с насилием, ни с причинением кому-либо прямого материального ущерба. Я просто помогаю людям в тех случаях, когда государство им мешает. Как я понял, Вы как минимум признаете, что не всякую власть следует слушаться и не любые законы выполнять.

Офицер с надписью 'Нуньес' на кармане черной форменной рубашки воровато огляделся и быстро протянул Сержу идентификационный браслет.

- Я вас не видел - вы меня не видели, - сказал Нуньес, обращаясь к одному Риттеру, - Если этот парень второй раз попадется, я не при чем. А лучше будет, если он свалит с планеты в ближайшие шесть часов.

- Я об этом позабочусь, - хмуро заверил Риттер.

Неприметная коричневая дверь из помещения, где сидел Нуньес, вела прямо наружу - в пустой переулок с припаркованным автомобилем. Риттер сел за руль, Серж - рядом.

- Спасибо, - поблагодарил Серж.

-Хренибо, - огрызнулся Риттер, - Говорили мне, что с тобой нельзя связываться. Всё, что от тебя требовалось, это не вылезать из международного сектора. Нахрена ты в город попёрся?

Серж только пожал плечами. Риттер сплюнул.

- На взятку ушел весь твой гонорар.

Серж вздохнул.

- И немного больше, - добавил Риттер.

- Я отработаю, - пообещал Рожин.

- Нет! - Риттер стукнул кулаком по рулю, - На этом всё. Долетаем до Фомальгаута и разбегаемся.

Серж посмотрел на пробегающие мимо кусты. На пустую утреннюю улицу, заваленную застарелым мусором. Пару раз глубоко вдохнул и выдохнул.

- Всё равно - спасибо.

- Так Вы уедете? - неприязненно спросил брат Бертран.

- Это насчет Вашего предложения? - переспросил Серж, - Хорошо. Возьму Ваши грязные деньги и свалю отсюда навсегда в какое-нибудь приятное место.

Рожин потянулся как кот с довольным видом.

- Грязные деньги? - Бертран приподнял брови.

- А какие же? - ухмыльнулся Серж, - Напоказ-то Вы сорняки тягаете голыми руками. Но откуда-то есть десять миллионов на взятку. Стало быть, либо это деньги, специально выделенные из бюджета на темные делишки. Либо у вашего Синода есть собственные тайные источники доходов. Разумеется, незаконные.

- Жизнь сложнее идеальных схем, - недовольно возразил брат Бертран.

- Как часто я это слышал, - Рожин рассмеялся.

- Легко изрекать благочестивые истины, когда на тебе нет ответственности за миллионы людей! - рассердился Бертран.

Рожин кивнул, внезапно посерьезнев.

- И это я слышал.

Бертран посмотрел на него долгим взглядом. И неожиданно кивнул.

- Да! Сейчас у меня есть положение и большие возможности. И немалые средства, которыми я могу распоряжаться. Но Вы думаете, я хотел этого?

Серж пожал плечами.

- Думаете, мне это интересно?

Бертран побагровел, дернул щекой.

- Послушайте меня! Когда я принял священнический сан, основной привилегией, на которую я мог рассчитывать, была бессудная пуля в подвале охранки. Единственной моей целью было нести слово Божье и учение святого Адриана людям. Но мне было также ясно, что при Риваресах свободно это делать я не могу. Движению поневоле пришлось стать революционным обществом. А у такой организации должно быть руководство из сильных и волевых людей!

- И Вы, конечно, оказались одним из них, - улыбнулся Серж.

- Да! - Бертран отчаянно закивал головой, - И я понимал, что должен взять на себя этот труд, хотя он сильно отличался от проповеди любви и милосердия, о которых я мечтал. И мне пришлось стать властным, хитрым, осторожным, подозрительным. Часто даже жестоким. А что было делать? Движение оказалось наводнено агентами охранки. Некоторым удавалось пробиться наверх, где вред от них становился колоссальным. Их надо было выявлять и безжалостно карать...

- И, наверняка, при этом страдали невиновные, - холодно заметил Серж.

Бертран посмотрел на него с ужасом. Старческие щеки священника затряслись.

- Да! - воскликнул он, - Да, и они мне снятся по ночам! Но это было необходимо! Понимаете? И будь проклят Риварес, из-за которого приходилось творить мерзости! И мы мечтали - искренне, страстно - как только диктатура падёт, мы сможем стать теми, кем собирались, придя в Движение.

Серж с деланной досадой хлопнул себя по колену.

- Но реальность опять обманула Ваши мечты. Что тут будешь делать!

В глазах Бертрана бушевала ненависть. Его голос загремел.

- Нам досталась планета, разрушенная и изгаженная тремя поколениями диктаторов! Не только с изуродованной природой. Оказались исковерканы души миллионов людей. Почти девятьсот тысяч силовиков из дюжины служб, умеющих только воевать с собственным народом и между собой. Тьма люмпенов, прозябающих в трущобах, никогда не имевших нормальной работы и живущих только редкой поденщиной, воровством да проституцией жен и дочерей. Мы просто не могли остаться в стороне.

- Любопытно-любопытно, - пробормотал Серж, - И поняв свою великую ответственность, Вы заняли место ненавидимого Вами Ривареса?

- Нет! Нет! - Бертран в отчаянии замахал руками, - У нас демократия, разделение властей, свободные выборы!

- А вы тогда кто?

Бертран осекся.

- Мы? Мы - Синод. Совет высших иерархов Церкви чистых святого мученика Адриана.

Мы лишь определяем общую политику правительства, а также выступаем морально-этическим фильтром на пути во власть нечистоплотных карьеристов и эгоцентриков.

- Ага, - кивнул Серж, - Стало быть, снаружи - демократия, закон, а на деле...

- Еще раз нет, - с досадой, но уже успокоившись, устало возразил брат Бертран, - статус и полномочия Синода прописаны в Конституции.

Священник встал, заложил руки за спину и подошел к окну.

- Что-то подобное я припоминаю из курса земной истории, - усмехнулся Рожин, - Теократическая псевдореспублика. Не помню только, кончилось ли это где-нибудь хорошо.

- С чего Вы, вообще, решили, что я должен перед Вами оправдываться? - тихо и раздраженно поинтересовался Бертран.

- Я решил? - изумился Серж.

Бертран резко обернулся к нему. Их взгляды на мгновение встретились. Серж прищурился, как от яркого света и отвел глаза.

Бертран молчал. Потом поднял голову и тяжелым изучающим взглядом посмотрел на собеседника. Серж поежился.

- Собирайтесь, скоро Ваш рейс, - наконец, сказал Бертран.

Серж облегченно вздохнул, пожал плечами.

- Да чего мне собираться-то? Я только прилетел.

Он встал со стула и поднял с пола рюкзак. Бертран тоже поднялся.

- А если бы я отказался? - вдруг спросил Серж.

- Тогда не получили бы десять миллионов.

- И всё?

Бертран помолчал.

- Некоторые.... В общем, есть люди, которые рассматривают и другой вариант решения проблемы.

Бертран многозначительно поглядел на Сержа. Серж вздрогнул.

- Не понимаю, зачем меня убивать? - спросил он в недоумении, - Какая разница, буду я живой или мертвый, когда ваши прихожане узнают, что учитель их святого - мелкий контрабандист?

- Они опасаются не только этого, - медленно проговорил Бертран.

- А чего же? А-а-а.... - протянул Серж с веселым удивлением, - Что я попробую потеснить их на вершине власти?

- А Вас такая перспектива не привлекает?

- Какая? Стать живым богом в вашем халифате? - Серж прыснул, - Постоянно находиться среди людей, которые знают, что это по моей милости они живут в гибриде детского лагеря и кружка анонимных алкоголиков? Благодарю покорно.

- Это откуда у Вас такие представления о нашей жизни? - насупился брат Бертран.

- Да так, пообщался кое с кем за время полета сюда, - сказал Серж и тут же хлопнул себя по губам, - Черт бы побрал мой длинный язык. Теперь Вы прикажете своим держимордам прошерстить моих попутчиков, выявите недовольного и ему попадет.

- Обещаю, что этого не будет, - заверил брат Бертран, - И, боюсь, Вы сильно сгущаете краски. Да, наши граждане, возможно, не располагают той безграничной свободой, которой наслаждаются жители разнузданного Фомальгаута. У нас нет проституции, запрещены азартные игры, не одобряется тунеядство. И да, мы заботимся о духовном здоровье наших граждан.

Бертран перевел дух и продолжил.

- У нас никто не голодает, нет безработицы, бесплатные образование и медицина. Нет прежнего вопиющего контраста роскоши и нищеты. Преступность по сравнению с временами диктатуры упала в разы.

- Ладно, ладно, - Серж поднял руки, - Вы меня успокоили. Мои действия привели только к самым наилучшим результатам.

- Ваши действия? - Бертран раздраженно хмыкнул, - При чем тут Вы, вообще?

- То есть? - Серж удивленно посмотрел на священника.

Священник уселся обратно за стол и указал Рожину напротив себя. Серж пожал плечами и сел.

- Обстоятельства детства Адриана, гибель родителей у него на глазах, усыновление этим упырем - его дядей. Проблемы взросления в обстановке паучьей грызни кланов, - Бертран усмехнулся, - Его внутреннее перерождение несложно объяснить с точки зрения банальной психологии. Нужен был только толчок - ночь в тюремной камере. Добавьте к этому, что на момент встречи с Учителем в крови Адриана был коктейль из алкоголя, кокаина и еще бог знает какой наркотической дряни. Добавьте серьезную травму головы. Припомните потрясение от предательства приятелей и избиения в полиции. С этой точки зрения, вообще, неважно, что ему вещал Учитель, да и был ли он вообще.

- И был ли сам Адриан, - в тон ему добавил Серж.

Священник откинулся на спинку стула и скривился.

- Не было бы Адриана - пришел бы другой. Главное, что общество, уставшее от гремучей смеси цинизма и лицемерия, было готово к его приходу. Ведь, в сущности, в записях Кобейна - детский лепет. Реальное учение создано оппозиционными интеллектуалами, примкнувшими к Движению уже после смерти Адриана. Они смогли из груды противоречивых свидетельств сотворить великое послание, проникнутое Святым Духом! Учение, которое завоевала умы и преобразило души народа Имолы. Вот истинное чудо! А не доморощенные откровения кающегося грешника.

- Вы сейчас договоритесь, брат Бертран, что Вам не нужен и сам...

- Последний вопрос, Рожен, - властно перебил его Бертран, - По нашим данным Вы не прилетали на яхте 'Зизи' на Фомальгаут. Не было Вас на ней. Но до Фомальгаута Вы добрались. Как Вы туда попали? Что произошло?

Серж присвистнул.

- Подожди, а как ты меня нашел? - вдруг встрепенулся Рожин.

- Твой новый дружок сообщил, - недовольно буркнул Риттер, глядя на дорогу, - Такой жулик с грязными волосами - Марван или Мурван... Ругался, что долго пришлось нас искать.

- Мерван, - пробормотал Серж и выпучил глаза, - Что ж я делаю? Останови машину. Я выхожу.

- Что?? - Риттер в изумлении уставился на Рожина, - Рехнулся? Ты понял, что я тебя из-под расстрела вытащил?

- За это спасибо. Никогда не забуду. Останови.

Риттер сплюнул в сердцах.

- Псих. Самоубийца. Делай как знаешь. Ждать не буду. От таких как ты, вообще, лучше держаться подальше.

И резко затормозил.

Серж подошел к коричневой двери и постучал. Дверь открыл Нуньес и безумным взглядом уставился на Рожина.

- Что Вы здесь делаете??

- Оказываю Вам встречную услугу. В той камере, где я только что был, умирает младший Овьедо. Я такое уже видел - в армии. Если его сейчас не отправить в больницу, точно кони двинет. И тогда Вам, как дежурному смены - капут.

- Риттер меня не дождался, - Рожин печально улыбнулся, - Я его не виню. Он и так дохрена сделал. Родичи Собрино задали мне пару вопросов, удостоверились, что никакой я не шпион, а честный контрабандист, и доставили на Фомальгаут грузовым бортом одной из своих компаний. Видать, и мафии знакомо чувство благодарности. Даже бабок дали на пару недель. Вот теперь действительно всё - до донышка.

- Учителя расстреляли, - медленно проговорил Бертран, - Так говорил святой Адриан. Если бы Вас спасли Овьедо...

Серж развел руками.

- На Вас не угодишь. Какую правду Вы еще от меня хотите?

Бертран дернул щекой.

- Вам не обязательно было выходить из машины. Вы могли позвонить.

Серж пожал плечами.

- Я не знал номера Нуньеса.

- Могли найти номер в инфосети по дороге.

- Номер чего? Я даже не знал толком, где меня держали. И потом, если бы я позвонил, точно ли Нуньес стал бы со мной говорить?

- Вы могли...

Серж шумно выдохнул и махнул рукой.

- Знаете, мне плевать, верите Вы мне или нет.

Бертран закрыл глаза, опустил голову и застыл. Серж подождал пару минут, обошел стол и осторожно коснулся плеча священника.

- Брат Бертран, вы спите?...

- А? Да, наверно. Знаете, мне приснилось... - брат Бертран открыл глаза, вздрогнул и уставился на Сержа, будто впервые увидел.

Опустил руку в глубокий карман длинного одеяния и достал карточку.

- Ваш билет на рейс до Фомальгаута.

- Почему Фомальгаут? - удивился Серж, - Опять Фомальгаут?

- Ворота посадки - напротив входа в отделение. Делаете из этой двери пятнадцать шагов - и Вы уже в шлюзе, - то ли ответил, то ли проинструктировал священник, - Посадка уже закончилась, только Вас ждут. Поторопитесь.

- А регистрация?

- Просто перейдите коридор и садитесь на корабль. Деньги будут в Королевском банке Фомальгаута на счете на Ваше имя.

Серж пожал плечами и взял карточку. Сделал шаг к двери. Взялся за ручку.

- Стойте!

Серж услышал стук падающего стула и быстро обернулся. Брат Бертран стоял в шаге от него.

- Скажите - Вы Учитель? - хрипло спросил священник и повторил, акцентируя каждое слово, - Вы - Учитель?

Серж отпрянул и уткнулся спиной в дверь. Он смотрел на священника с удивлением и жалостью. Рука Бертрана бессильно опустилась.

- Идите. И... прощайте.

Рожин открыл дверь, неуверенно кивнул, вышел и стал шепотом считать шаги. На пятнадцатом Серж уткнулся в стандартно красивую стюардессу с приклеенной улыбкой и протянул ей карточку. Женщина провела по карточке сканером и изящным жестом пригласила Сержа внутрь.

- Надо же - не обманули, - пробормотал Серж, входя в шлюз, - Так, может, и с деньгами не наколют - чем черт не шутит?

Бертран дождался, когда шлюз закрылся, и закрыл дверь. Постоял пару минут, глядя в стену. Снял трубку допотопного телефона и набрал номер.

- Да, это он. Уже летит... Да, Вы меня правильно поняли, - раздраженно сказал Бертран, - Какие слова вам еще нужны? Выполняйте.

Бертран положил трубку и дрожащей рукой прикоснулся к стулу, на котором только что сидел Рожин.

...Через полгода десять миллионов Сержа Рожина сгорели при крахе Межгалактической компании.

URBIS INFERNUS

1.

Сежу Балабола догнали незнакомые пацаны и сообщили, что отвезут к Ругеру Страшному. О его желании парни не спрашивали. Балабол крепко пожалел, что давеча не пошел к пахану Гопе личным певцом.

Через пять дней певец упрекнул себя, что посмеялся над предложением глупого трактирщика из придорожного заведения.

Через десять дней Сежа раскаялся, что полжизни назад сбежал из нищей деревушки на берегу озера, променяв выковыривание из сети склизких рыбешек на опасное, но веселое ремесло бродячего певца.

На исходе второй декады Сежа проклял день, когда тридцать лет назад родился на свет.

На самом-то деле бойцы Страшного отнеслись к нему с полным уважением, хорошо кормили и пальцем не трогали. Просто Сежа обладал богатейшим воображением, как и положено певцу.

Поздним вечером двадцать первого дня Сежа добрался до стоянки с великим множеством крутых пацанов, камелов, догсов и кэтсов. Проведя через посты и между костров, Сежу аккуратно сняли с камела и бережным тычком в спину втолкнули в шатер великого пахана.

2.

Сежа грыз ногу дикого пигса.

- Что ты слышал о бродяге Вечном? - спросил Сежу Ругер Страшный.

Великий пахан сидел на горке из ковров, наряженный в черный жилет и штаны из кожи гипа, могучий как лефан, чернокудрый, бровастый и оскаленный. На мохнатой груди Ругера болтался голый блестящий нож, длинным лезвием едва не достающий до скрещенных ног.

По левую руку от великого пахана в клетке из толстых ветвей каменного оука полулежал волосатый грязнуля в ветхих обносках со следами былой мощи в изможденных членах. Сежа догадался, что это Хмет - единокровный брат Ругера, его пленник и неразлучный спутник.

Справа от Ругера в отсвете факелов еле различался человек в свободной выцветшей одежде, сам - будто до костей выгоревший на солнце, с бледным лицом, глазами как давно потухший костер, и бессильно висящими пепельными патлами.

- Конечно, - вытерев рукавом жирный рот, с достоинством подтвердил певец, - В странствиях я не раз слышал истории о колдуне, помнящем Прошлые времена. В паре мест мне даже говорили, что их деды или отцы видели Вечного своими глазами. Но что в тех рассказах - правда, а что пьяная болтовня, не знаю.

- И что ты думаешь об этих слухах?

Сежа важно пожал плечами.

- С Прошлых времен минули бессчетные годы. Никто не может жить так долго. С другой стороны...

- Чуть больше тысячи лет, - прозвучал глухой бесстрастный голос бледного.

- Что? - не понял Сежа.

- Прошлые времена прекратились десять столетий назад, - пояснил бесцветный человек, - С ними в одну ночь покончила великая война.

- Смотри, Сежа, - с белозубой улыбкой сказал Ругер, - это и есть олдец Вечный. Внимательно выслушай его рассказ. И ты, Вечный, постарайся, - обернулся Ругер к колдуну, - Пусть твоя история проникнет певцу в сердце и печенку. И я послушаю её еще раз. Она мне нравится. В ней много крови, смерти, прошедшей славы и утраченного могущества. И обещание величия.

- Ты, в самом деле, видел времена богов? - Сежа изумленно уставился на бесцветного.

Вечный издал странный харкающий звук. Сежа не сразу понял, что это смех.

- Над чем ты потешаешься?

Колдун прокашлялся.

- Не принимай на счет, славный Балабол. Просто я слышу вопрос о богах полжизни. И всякий раз не могу понять, во что людям сложнее поверить: что их предки могли построить древние города, или что они оказались настолько безумны, чтобы своими руками их разрушить. Хотя нынешним не по силам даже представить, что умели люди Прошлых времен.

- А что они умели? - с любопытством поинтересовался Сежа.

Безгубая щель под носом волшебника раздвинулась в подобии улыбки.

- Почему-то больше всего изумляет умение летать. Хотя, по-моему, компы и генная инженерия - куда как удивительнее.

- Что ты сейчас пробормотал? - недоуменно переспросил Сежа.

- Ничего, - Вечный вяло махнул рукой, - Не обращай внимание.

- Значит, ты говоришь, древняки построили не боги, а люди? И ты - один из тех строителей?

Колдун медленно помотал головой.

- Без толку объяснять тебе, чем я занимался. Могу назвать свое прежнее ремесло, но для нынешних это пустое сотрясение воздуха. Скажу только, что в своем городе я не был ни первым, ни последним. В том мире надо было сильно постараться, чтобы умереть с голоду. Дома ломились от груд одежды и утвари. Вода, свет и тепло приходили в любое жилище по щелчку пальцев. Виды удовольствий, доступных каждому, не поддавались счету и осмыслению. Врачеватели лечили самые страшные недуги, а умнейшие из них замахнулись на саму смерть.

- Ты рассказываешь о мире счастливейших людей, олдец, - с дрожью в голосе прошептал певец, - Но почему же тогда боги его уничтожили? Из зависти?

Вечный опять издал харкающие звуки.

- А вот это что-то новое! Молодец, певец, такого варианта я еще не слышал. Только ты меня невнимательно слушал. Повторяю: древние города уничтожили не боги, а те же люди, которые их строили и которые в них жили.

- Но... зачем? - опешил Сежа.

Колдун покачал головой.

- Ты назвал их счастливейшими. Но счастье - понятие относительное. Жители древних городов имели много, да мало что ценили. Как голодный о рыбьем хвосте, они горевали о вещах, о которых ты и не слыхивал. А в своих воображаемых несчастьях винили насельников других земель, удаленных от них на сотни переходов. Чужаки из дальних окраин, в свою очередь, обвиняли их в тех же кознях против себя.

- Как могут навредить друг другу люди, живущие так далеко друг от друга? - удивился Сежа.

Вечный вздохнул со скрипом и свистом и усмехнулся. Лицо цвета пепла будто треснуло как маска шамана от неосторожного сгиба.

- Могущество людей сделало прежний мир маленьким - не спрашивай, как именно, иначе мы не закончим до утра. Мой рассказ - про другое. Так что слушай внимательно, и не переспрашивай без крайней необходимости.

Итак, люди из разных городов, удаленных на непредставимые нынче расстояния, не могли договориться, и готовились к войне. При этом каждая сторона вражды знала, что у другой есть страшное оружие, способное за считанные мгновения испепелить целый город.

Сежа охнул. Вечный остановился, слегка приподнял уголки темной щели под носом, и продолжил.

- Так вот, зная об этом сильные люди того куска суши, где мы сейчас находимся - его тогда называли Страной, решили построить город под землей - убежище на случай великой войны. Место они выбрали в районе нынешних Проклятых земель.

Сежа недоуменно пожал плечами.

- Кто делает убежище в Проклятых землях?

- Это правильный вопрос, - волшебник покачал головой, - Но перепутана причина со следствием. Эти земли и стали проклятыми из-за великой войны. В тех краях находился главный город Страны, из которого управлялись несколько сотен других древних городов.

- Сотен? - Сежа ударил себя по колену, - Прости, колдун, но тут я тебе никак не могу поверить. Ни у какого племени не может быть силы, чтобы держать в постоянном повиновении сотни других. Никакая земля не прокормит столько воинов. Никакой пахан не справится с такой бандой.

- Попридержи язык, певец! - прикрикнул Ругер.

Певец в ужасе обернулся на великого пахана. С ледяным ужасом в печенке он почувствовал, что допустил смертельную ошибку. И с удивлением услышал харканье позади себя.

- Не сердись на певца, великий пахан, - со смехом проскрипел колдун, - Не всем дано понять величие твоих планов.

3.

- Сильные люди Страны, знали: если война случится, враг нанесет удар в самую сердцевину столицы, - продолжал рассказывать Вечный, - Поэтому убежище решили строить не слишком близко к центру великого города, и не слишком далеко от него. Чтобы не оказаться на самой наковальне под ударом огненного молота, но и чтобы успеть добраться до убежища, пока конец света не начался.

Сежа многого не понимал, но слушал молча. Певец не решался пошевелить рукой, чтобы стереть холодный пот, щекочущий висок. Между тем голос колдуна звучал все глубже, будто со дна колодца, где вместо воды темнела немыслимая древность.

- Через десять лет после начала строительства сильные возвели под землей целый город - с обширными жилыми зонами, с электростанциями, водопроводами, машинами по очистке воды и воздуха, складами с запасами еды, одежды и всего нужного для жизни, заводами, гидропонными установками на десятки квадратных километров, обширными рекреациями и искусственным лесом. Блогер, имя которого я давно забыл, назвал его Urbis Infernus. На мертвом языке это значило одновременно и 'Подземный город' и 'Город Зла'.

Волшебник усмехнулся.

- Я знаю, певец, ты не понял в моей последней фразе ни единого слова. Но я так и не придумал, как объяснить нынешним чудеса Прошлых времен. У вас ничего этого нету и неизвестно, будет ли уже когда-нибудь. Так что просто прими как данность. Инфернус предназначался для жизни в нем без выхода на поверхность сотни тысяч человек на протяжении поколений. Для такой жизни, которая не снилась самым сильным и богатым из тех, кого ты знаешь.

Строилось убежище в строжайшей тайне. Однако в те времена информация распространялась как пожар в сухом лесу. Так же узнал о Городе и я, хотя еще не догадывался, что моя жизнь с ним переплетется намертво. Видишь ли, певец, многие жители столицы проявляли болезненное любопытство к проекту, как будто с его окончанием мир должен немедленно провалиться в тартарары.

Вечный уставился невидящим взглядом в пустоту и с мрачной улыбкой добавил:

- Так и случилось.

- Прости меня, Вечный, - набравшись смелости, решился подать голос Сежа, - Но я вот чего не могу понять. Ты говоришь, что Инфернус построили в Проклятых землях недалеко от великого города - главного над другими древними городами. Но в Проклятых землях нет древнего города, тем более такого большого. Если бы он был, я бы слышал о нем.

- Ты прав, его нет, - кивнул Вечный, - Потому что его стер с лица земли огненный молот. Люди, дома, машины, деревья - все оказалось раздавлено, расплавлено, перемешано и размазано по земле толстым слоем грязного стекла. Не помню, говорил ли я тебе, что я там жил?

4.

- Прошло больше тысячи лет, но я до сих пор хорошо помню тот день, - скрипя как несмазанная ось, глухо вещал Вечный, - О начавшейся войне сообщили на рассвете. Никому не понадобилось объяснять, что это значит. Некоторые бросились в бомбоубежища, но те, кто поумней, понимали, что в городе спасения нет и под землей. Не мешкая, на своем фордике я помчался прочь от центра, где жил, надеясь убежать от стремительно летящей смерти. Это оказалось непросто. Все выезды из города запрудили потоки беглецов. Тебе сложно, певец, представить размеры столицы. Мне понадобилась уйма времени, только чтобы выехать из города. Но и там меня ожидала мучительно медленная езда по забитым транспортом магистралям. У многих сдавали нервы. Люди выскакивали из машин, ползущих в пробке, и бежали вдоль медленного потока, на ходу бросая сумки и теряя детей. Автомобили, оставшиеся без водителей, сталкивали в кюветы. Я видел драки без видимых причин, искаженные ужасом лица, слышал плач и ругань, горящие остовы машин. Нетерпеливые пытались обогнать поток в самых неожиданных местах - и срывались с мостов, сбивали людей, врезались в другие автомобили. Ракеты еще не долетели, а счет смертей уже пошел на сотни. Чудом мне удалось найти окольный путь. Впервые за это бесконечное утро у меня появилась надежда. И в том момент, когда я уже решил, что спасся, из зеркала заднего вида мне в глаза полыхнул ослепительный свет. За миг до этого механический голос в радиоприемнике заскрежетал и умолк. А еще через мгновение чудовищная сила оторвала все четыре колеса от земли и с размаху швырнула железную коробку со мной во чреве в круглый холм на повороте. Перед потерей сознания я успел увидеть, как зеленая трава на холме вспыхнула, будто сухие листья в костре.

Вечный замолчал.

- Не знаю, сколько времени продолжалось мое первое беспамятство. Возможно, мгновения, может быть, часы. Я даже не знаю точно, в самом ли деле приходил в себя. В мою память врезалось, как я будто бы почувствовал всем телом нестерпимую боль, открыл глаза, обернулся и посмотрел в сторону центра столицы. На месте тысяч домов вдалеке сияло огромное слепящее зарево. Чуть ближе полыхал красный пожар в обе стороны до горизонта. Казалось, горело все, что может гореть и что не может - завалившиеся от центра строения, скрученный, почти завязанный в узел дорожный мост, асфальтовая дорога. Совсем рядом, искрясь, тлела земля. Я безуспешно попытался вдохнуть, почувствовал дикую боль и исчез.

Лицо колдуна потемнело, дыхание участилось, руки задрожали. Мгновение спустя он улыбнулся.

- Какой ужасный инструмент - память. Она нам дана как великий дар, отличает людей от животных, но может стать проклятьем, если хранит воспоминания вроде моих. Однажды, много лет спустя, пытаясь вспомнить этот день и последующие во всех подробностях, до мельчайших ощущений, я перестарался и умер - в очередной раз. Сердце не выдержало одних воспоминаний. Так что теперь буду краток и немногословен.

Вечный вдохнул и выдохнул.

- Итак, в этот день и последующие я умирал несколько раз. Сознание возвращалось ко мне, с ним приходила боль, боль убивала мозг и сердце. Я переставал быть. Потом выныривал из небытия и все повторялось снова. Что происходило вокруг - не знаю, все чувства глушило немыслимое страдание. В какой-то момент я остался на поверхности реальности чуть дольше, и тогда проклял и этот мир, и его бога, и каждый атом мироздания. И опять умер. Наконец, однажды, я почувствовал дождь на лице. Он обжигал. Я открыл глаза и увидел только тусклые пятна. Не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой, мучаясь ноющими болями, я то засыпал, то бодрствовал в полном недоумении о происходящем, лежа на грязном оплывшем сидении разбитого автомобиля со снесенной крышей. Зрение возвращалось. Как-то я смог дотянуться до чудом сохранившегося зеркальца заднего вида. Оттуда на меня посмотрел зеленый безволосый череп, обтянутый кожей с красно-желтыми шарами в глазницах. От неожиданности я заорал и из моего горла извергся еле слышный сип. Через день я почувствовал чудовищный животный голод. Он оказался не менее ужасен, чем предыдущая боль. Воя, я вывалился из машины, в грязи обполз ржавый остов, пока не обнаружил за ним чудом сохранившийся островок зеленой травы, и сожрал ее до единой былинки. И впал в милосердное беспамятство.

Вечный опять улыбнулся.

- Не буду тебе рассказывать, что я ел в следующие дни. Скажу лишь, что в один прекрасный день смог из четвероногого животного превратиться в прямоходящее. Я встал на две ноги и впервые смог рассмотреть холм, в который врезалась моя машина. И охнул. Волна взрыва снесла с холма землю, и обнажила бетонный купол, изображения которого я неоднократно видел в компьютерной сети. Холм оказался верхней частью подземного города.

5.

- Я кричал, стучал в двери. Но они не впустили меня.

Рассказчик надолго замолчал. Сежа тихонько тронул Вечного за плечо и подавился его быстрым взглядом. Колдун расцепил едва различимые губы.

- Я не помню момент, когда понял, что стал бессмертным. Он затерялся в невыносимой боли бесчисленных смертей и воскресений в первые дни после взрыва. Каким-то образом мой организм научился регенерировать, при необходимости извлекая энергию, влагу и необходимые вещества прямо из воздуха. Почему это случилось? Откуда мне знать! Возможно, тайну разгадало бы скрупулёзное научное исследование. Но когда это, наверно, самое удивительное за всю историю превращение человеческого существа произошло, оставшимся людям стало уже совсем не до него. Однажды, намного позже, я подумал - а вдруг это просто статистика? Действительно, разве странно, что среди миллиардов людей, убитых за один день проникающей радиацией, ударной волной, испепеляющим пламенем, а в следующие несколько лет радиационным заражением, голодом, климатическими возмущениями и эпидемиями, нашёлся один, кого все эти напасти сделали не убиваемым? И что удивительного в том, что им оказался не великий ученый, не лидер с железной волей и не гениальный поэт, а обычный обыватель?.. Впрочем, певец, не надо понимать мои слова буквально. Я столько раз умирал, мое тело столько раз гнило, иссыхало, плоть столько раз сползала с костей, что от того скромного бухгалтера, с ипотекой и страховкой в нем вряд ли что-то осталось. Я не уверен даже, человек ли я все еще.

Вечный закинул голову и издал глухой отрывистый смех, от которого у Сежи похолодели чресла. Между тем, колдун продолжил свой рассказ.

- Я отыскал несколько входов в убежище. Массивные 'парадные' ворота с въездом для тяжелого транспорта и четыре небольшого размера двери неподалеку. Я провел долгие дни у каждой из них. Уходил в поисках пищи и опять возвращался. Вопил и сипло шептал. Уговаривал, убеждал, торговался и угрожал. Просил, умолял, плакал и унижался. Во мне не осталось ни капли достоинства. Кто может меня судить за это? Все вокруг - обгоревшая земля, искореженные остовы машин, трупы людей, сам воздух, полный нескончаемой гари - источало убийственную отраву. Несколько раз меня настигало спасительное безумие, но рассудок возвращался снова и снова.

Укрывшиеся в убежище не подавали никаких признаков присутствия, но я знал, что они там и видят меня, чувствовал, как наблюдают за мной. Смотрят на метаморфозы бесконечно дохнущего и оживающего мертвеца, на безобразное голое тело в гноящихся язвах и заплатах младенческой кожи. Слышат умоляющее сипенье и хриплые проклятия. Камень заплакал бы кровью от невыносимой жалости. Но они не открыли.

Однажды, то ли проснувшись, то ли очнувшись, то ли воскреснув после очередной смерти, я, наконец, понял, что пора уходить. Я смертельно устал умирать.

И я ушел.

6.

Вечный опять замолчал. Неожиданно цепким и сильным движением поднес к губам кувшин и жадно напился. Вытер серым рукавом безгубый рот. Улыбнулся.

- Спустя несколько недель одиноких блужданий я, наконец, встретил других выживших, - Вечный хрипло рассмеялся, - И они убили меня! Не знаю, кем я болванам привиделся - ожившим зомби или пришельцем из ада. Потом меня еще много раз убивали. Пару раз пулями - пока еще в ходу оставалось огнестрельное оружие. Потом тупым столовым ножом. Потом заточенными камнями. За долгие века я застал безумие постапокалиптической войны, когда люди продолжали уничтожать жалкие ошметки уже убитой цивилизации. Пришедшие за ним эпидемии. Смерть тысяч людей от голода, от непрерывных сырых сумерек и неурочной зимы, и от вездесущего яда, которым постепенно стало все - воздух, воды, трава, все живое и неживое. Как-то я смог пережить времена, когда стало модным людоедство. Избежал когтей и зубов диких зверей. Видел утративших речь и разум. Встретил новые поколения, одичавшие до полуживотного состояния. Через боль, страх, голод и унижение веками учился быть не жалким рабом и не диковинным уродцем, а опасным колдуном и советчиком сильных. Те крохи знаний, которые остались в моей голове, через несколько поколений оказались немыслимым сокровищем.

Вечный вздохнул.

- Странное дело, но однажды отчаянье от окружающего одичания пробудило во мне состраданье. Я пытался напомнить небольшой общине, к которой примкнул, хотя бы что-то из древних знаний. Тогда я с удивлением понял, что даже обыкновенные плуг и коса требуют некоторого уровня технологии, какого у нынешних уже не было. Я все чаще вспоминал Urbis Infernus, где в целости и сохранности утаиваются от мира достижения науки и техники Прошлых времен, способные осчастливить тысячи людей. В мучительных снах мне являлся каменный великан, глубоко закопавшийся в землю и выставивший наружу только лысый железобетонный череп, внимательные глаза и чуткие уши. Я ждал, когда же он, наконец, исполнившись жалости, выйдет из подземного укрывища и принесет впавшим в ничтожество братьям свет цивилизации.

Но шли десятилетия, века, а о подземном городе не доходило ни слуху, ни духу. Я чутко прислушивался к вестям из Проклятых земель. Оттуда доходили странные слухи - о шестиногих тигерах, плотоядных лопухах и ядовитом сиреневом тумане. Но о живом древнем городе в центре пустыни и мудрецах, несущих людям знание - ничего. Под защитой радиоактивной пустыне они спокойно пересидели постъядерные войны, добившие цивилизацию. Безучастно наблюдали последующее впадение человечества в каменный век. Когда разум все же взял свое, и люди на поверхности снова стали отличаться от животных, отгородились о них примитивными фокусами, вызывающими суеверный страх.

Пепельное лицо колдуна почернело от гнева. Посох угрожающе взметнулся.

- Так же как проклятые инферны отвергли меня, они оставили без помощи все человечество!

Рыжий пацан, до того молча и незаметно сидевший между Ругером и Вечным молниеносным движением выхватил палку из рук рассказчика.

- Спокойно, Куня, все нормально, - Ругер забрал посох у пацана и вернул Вечному, - лепи дальше, олдец.

Вечный быстро глянул на пахана:

- А это, собственно, всё. Поняв, что Инфернус не собирается отворять сокровищницы для людей, я стал ждать, когда на поверхности земли появится человек достаточно сильный и великий, чтобы открыть их снаружи. И я его дождался.

- Он перед тобой, певец, - волшебник протянул руку в сторону Ругера.

7.

Воцарилось долгое молчание, которое прервал Страшный.

- На что похож рассказ Вечного, скажи? - обратился он к Сеже.

- На безлунную ночь, заставшую одинокого путника посреди леса, - немедленно ответил Сежа, - Его слова темны и невнятны. Как угрожающие тени за деревьями, как рык хищника в чаще, как холодное прикосновение к открытой коже. Они вселяют страх и оцепенение, желание упасть на колени перед ужасом и величием минувшего.

- Именно так, - с досадой покачал головой великий пахан, - И понять их дано лишь певцу и великому пахану. А простые пацаны не приучены много шевелить мозгами. Чтобы заставить их пойти за мной, рассказ о Городе-под-землей должен греметь как песня алчности и славы. У колдуна нет для нее слов. Но они есть у тебя, - Ругер ткнул пальцем в Балабола.

Сежа похолодел. Ему показалось, что суровый взгляд Ругера повалил его навзничь.

- Ты проедешь на белом камеле по стоянкам паханов - от предгорий до моря - и в каждой споешь песнь о несметных богатствах, которые в подземных норах хранят карлики-колдуны - выродившиеся отпрыски великого народа. Я соберу великое войско и возьму Город и все его богатство. А ты пойдешь со мной, увидишь все своими глазами, а потом напишешь свою лучшую песню - о Великом походе Ругера Страшного.

Из лежащей в клетке кучи вонючего тряпья раздался неожиданно сильный смех.

- Не упусти фарта, лабух, седлай белого и рви когти! - захлебываясь гоготом, прокричал Хмет, - Когда браткин замут обломится и бойцы по твоей голимой разводке отъедут ни за чих, в натуре от ответки не отмажешься. Тебя будут чикать по куску, а кэтсы хавать.

- Спасибо, брат, - насмешливо поблагодарил Хмета Ругер, - Я непременно дам Балаболу верных пацанов в сопровождение. Нельзя такого ценного человека отправлять в опасный путь без охраны.

Ругер повернулся к Сеже.

- Теперь можешь отдохнуть, славный Балабол. Куня Огонек проводит тебя в твой шатер. Там тебя ждет добрая еда, хмельное питье и теплая женщина. Отдохни - завтра тебе петь новую песню моим бойцам.

- Благодарю, великий пахан.

Еле стоящий на ногах Сежа с достоинством поклонился и пошел к выходу.

- Постой, Балабол!

Сежа обернулся.

- Тебя что-то тревожит, - сказал Страшный, - Спрашивай.

- От великого пахана ничего не скрыть, - вздохнул Сежа, - Я не могу понять, почему ты не убьешь Хмета? Зачем держишь так близко жаждущего твоей смерти?

Ругер улыбнулся.

- Мне нравится твой вопрос, Балабол. Видишь ли, жизнь пахана полна смертельной опасности. У него полно врагов и в степи, и в его собственной стоянке. Но на толстых коврах паханского шатра, обгладывая жирное мясо с толстой ноги дикого пигса, очень легко расслабиться и пропустить удар. Хмет помогает мне помнить, где я и сколько змеиных волосков между мной и смертью. И вот еще что...

Ругер вынул из миски обгрызенную кость и швырнул в клетку. Из тряпья высунулись две грязных жилистых руки, среди сплошной волосни сверкнули желтые зубы, впившиеся в добычу.

- Когда я это вижу, вспоминаю, что великую славу и великий позор нередко разделяет один обглоданный мосол.

- Я хаваю на этом душняке, - не выпуская кости изо рта, мрачно прошамкал Хмет, - чтобы по мазе хватило тяму порвать тебе фуфел.

Великий пахан расхохотался. Хмет бросил кость, схватил обеими руками прутья решетки, выпучил глаза и загоготал вслед за Ругером.

8.

Балабол и Вечный шли по лагерю между затухающих костров. Занималась утренняя заря.

- Разве ты не слышал, что Хмет -лучший советчик Ругера? - спросил Вечный Сежу.

- Я знаю, - сказал Сежа, - Но как понять эту шутку, ведь Хмет желает его гибели?

- Ты прав, - кивнул колдун, - но Ругер может выслушать его, а поступить наоборот.

- Ловко! - порадовался Балабол.

- Да, - согласился Вечный, - Но Хмет тоже не дурак, и потому может дать дельный совет, чтобы Ругер сделал иначе.

- Но как же тогда поступает Ругер?

- Разумеется, внимательно слушает доводы, а выводы делает сам, - не оборачиваясь, ответил Вечный, - Но ты же не о Хмете хотел спросить великого пахана? А о чем?

Сежа остановился в нерешительности, махнул рукой.

- Ты говорил, что подземные люди сохранили умения Прошлых времен. Как же ты надеешься, что Страшный сокрушит их могущество?

- Не забывай, певец, инферны десять веков просидели в своем убежище. Они тысячу лет не воевали. В то время как на поверхности все это время шла почти непрерывная бойня. Последний мужик, ковыряющий землю мотыгой, знает о войне больше самого ученого из них.

- Еще вопрос, Вечный, - сказал чуть погодя Балабол, - Скажи мне, какие именно несметные богатства хранит Подземный город: золото и серебро, выделанные шкур сноуфоксов, кованые мечи из рейла? Как мне объяснить славным пацанам, что их там ждет?

Вечный покачал головой.

- В Инфернусе парни найдут невиданные виды одежды, оружия и утвари - из стали, алюминия и пластика, удивительные машины, искусных мастеров, способных их создавать, женщин, каждая из которых прекрасней первой красавицы наземного мира.

Колдун ухмыльнулся.

- Но если хочешь знать, что говорить, то лучше обещай то, что им будет понятно. Когда парни войдут в Инфернус и увидят, что найденное в сотни раз желанней и удивительней обещанного, вряд ли они на тебя рассердятся.

...- Полы шатров Золотого города устланы шкурами сноуфоксов в пять слоев, - вечером пел Сежа у большого костра разинувшим рот пацанам, - Женщины там мягки и толсты как пигсы. Рабы хорошо обучены и послушны без побоев. А запасов съестного столько, что даже в конце зимы трупы замерзших не едят, а сжигают.

9.

Полгода Балабол в богатом плаще и в сопровождении угрюмой рослой охраны объезжал на белом камеле стоянки паханов. За накрытыми полянами Сежа пел о Золотом городе под землей и о славном Ругере Страшном, готовящем великий поход и созывающем славных пацанов, ищущих славы и богатства.

Через три декады после отъезда певца к стоянке Ругера потянулись первые добровольцы. Еще пять декад спустя тонкие ручейки слились в огромный нескончаемый поток. Ехали и известные опытные паханы с кодлами в сотню бойцов, и малые недавно сбившиеся шайки с безусыми наглецами во главе. Приходили и по одиночке пацаны, за душой имеющие только заточенное перо, быстрое поджарое тело да алчный блеск в глазах.

Рубщики не успевали закалывать пигсов и камелов, чтобы накормить прибывших. Дым от костров сливался в одну темную тучу над стоянкой.

Всех приходящих привечал Ругер, но за малейшее непослушание, воровство, драку или убийство наказывал одинаково. Немало непонятливых поплатилось за удаль не к месту.

К середине весны, убив непослушных, собрав припасы и разделив войско на сотни во главе с умелыми командирами, Страшный объявил о начале похода.

10.

Две декады войско шло по пустыне, сберегая запасы и питаясь пойманными рэтсами. Пацаны скучали. Пока Великий поход казался скучнее, чем ожидалось. На двадцать первый день пустыня развлекла парней - авангард подвергся нападению. Из-за холма на пацанов с гиканьем выскочили голые люди с перьями в космах и с каменюками в грязных руках. Неожиданность сыграла роль - трое бойцов умерло, не успев прославить имя ни одним подвигом. На призыв авангарда прибежала подмога. Увидев приближающуюся сотню в кожанах, голые обратились в бегство. Иных из них убили, а двоих - жутко худых и с язвами на волосатых ногах - притащили к Страшному в шатер.

- Осторожно, пацаны, чушкарь лягается, - предупредил сопровождающий, вталкивая голого внутрь.

- Отвечай, грязнуля, - приказал Ругер младшему из голышей, - Кто вы такие, и зачем напали на моих людей?

Голый перепуганно вытаращил глаза, а потом что-то быстро и жалобно затараторил. Старший злобно оскалился и от души пнул первого под колено.

- Кто-нибудь понял, что он бормочет? - спросил Ругер у присутствующих.

Все отрицательно покачали головами.

- Вилы, Ругер! - загоготал из клетки Хмет, - Чушканы походу пацанской фени не втыкают.

- Или делают вид, что не понимают, - уточнил Вечный.

- О чем ты? - поинтересовался Ругер.

- Я удивлялся, почему инферны не проявляет к нам интереса. Но теперь все встало на места. В Прошлые времена так прощупывали вражескую армию. На дальних подступах посылали малую группу солдат завязать стычку, и в процессе боя выясняли, как воюет неприятель и на что он способен.

- Понтуешь, Пыльный? - рассмеялся командир авангарда малой пахан Шура Тигер, - Думаешь, кто-то здесь не знает, что такое разведка боем?

- Так ты считаешь, это солдаты Подземного города? - усомнился Ругер, - Что-то не похожи они на полубогов.

Колдун отрицательно покачал головой.

- Нет, конечно. Инфернам нет нужды рисковать самим и раскрываться раньше времени. Для разведки они используют какое-то подчиненное племя. Самых никчемушных воинов, кого не жалко.

- Может, так, может, и нет, - покачал головой Ругер, - Возможно, это просто местные жители, принявшие кодлу Тигера за чужое племя, вторгшееся в их охотничьи угодья. Но если ты прав, следует их изловить и убить всех до одного.

- Увы, Страшный, - посетовал Шура, - Если б ты раньше сказал. Ребята не знали, что надо зажмурить всех, и покоцали только отставших.

- Этих, - Ругер кивнул за спину на пленных, - хорошенько допросить. Может, когда их догсы погрызут, заговорят по-нашему.

- Некому базарить, братка, черти ласты склеили, - насмешливо просипел из клетки Хмет.

Паханы обернулись - голыши тихо лежали на земле с распухшими синими языками.

- Поскреби коготь на ветке у старшого, - добавил Хмет, - Ставлю свою кичу против твоей тупой репы, Ругер, он отходом мокнет.

Тигер побелел:

- Пацаны...

- Не печалься о парнях, смелый Тигер, - успокоил его Ругер, - Сам Сежа споет на их тризне. Страшный подпалит их погребальный корабль. О чем еще мечтать бойцу?.. И чего теперь нам ожидать, Вечный? - Ругер обернулся к олдецу.

- Теперь жди нападения, великий пахан, - коротко ответил колдун, - Я не знаю точно, когда и как именно это произойдет. Но догадываюсь, что очень скоро, и, наверняка, надо готовиться к неожиданностям.

Страшный кивнул, велел удвоить посты и каждый вечер строить вокруг лагеря двойное ограждение из камней.

10.

Третьим полуднем после набега голых на войско налетели невиданные птицы без перьев с каменными клювами и размахом крыльев в три человеческих роста. Птицы обрушились на пацанов с неба с жутким криком. Ошеломленные пацаны пытались стрелять в страшил из луков, но пули отскакивали от серой ячеистой кожи. Даже копья пробивали ее не с первого раза. Птахи громко орали и долбали пацанов в темя, одним ударом проламывая черепа. Некоторых они хватали огромными когтистыми лапами, поднимали в воздух и бросали оземь.

Пока пацаны сумели прийти в себя и поубивали много страшил, полегла четверть войска. Остальные птицы улетели, прихватив человечьи трупы.

К вечеру, когда великий пахан в задумчивости наблюдал за подготовкой погребальных костров, к Страшному подошел малой пахан Киля Коготь с друганами.

- Половина моих пацанов зажмурилась, - сказал Киля, - Иных даже проводить по-людски нельзя - их сожрали большие дятлы. Как мне базарить с оставшимися?

Страшный пожал плечами.

- Скажи им, что теперь на их долю приходится вдвое больше навара.

Коготь отрицательно помотал головой.

- Жмурам хабар не нужен, Страшный. Мы сваливаем.

- Это верно, мертвым добыча ни к чему, - кивнул Страшный и воткнул Киле перо в глаз.

- Он был плюшевый, парни - не знал, как со своими же пацанами разговаривать, и хотел вас лишить славы и богатства, - дружелюбно улыбаясь, пояснил Ругер позеленевшим Килиным друганам, - Ступайте и выберите себе нового пахана. Эту падаль оставьте мне. Мои догсы и кэтсы проголодались.

- Дятлов наслал Город? - спросил Ругер у Вечного, когда Килины бойцы шли, - Как это возможно?

- Ничего особенного, - бесстрастно ответил колдун, - В Прошлые времена приручали птиц, в том числе и боевых.

Ругер гневно посмотрел на волшебника и вытащил окровавленный нож из трупа.

- И это только начало? Куда ты привел меня с моим войском, Пыльный?

Вечный не дрогнул ни одним мускулом, только посерел больше обычного. Ругер расхохотался и хлопнул его по плечу.

- Купился, Вечный! Поверил, что я напуган первым же обломом? Ты до сих пор не понял меня, олдец. Чем сильнее враг, тем больше слава! Я рад, что наконец-то встретил противника, достойного моего величия.

Дохлых птиц-страшил Страшный велел освежевать и завялить. Войско двинулось дальше.

11.

Через пять дней после битвы с долбодятлами пацаны наткнулись на огромное болото. Над зеленой жижей вились несметные тучи гнуса. Вернувшиеся разведчики сообщили, что у болота нет конца в обе стороны. Если идти вперед - твердая земля в двух днях пути. На другом берегу никого нет.

- Скажи, Вечный, - обратился Страшный к олдецу, - болото тоже городские устроили?

- Удивлюсь, если это не так, великий пахан, - пожал плечами колдун,- Так делали и в старину. Строили стены на много переходов. Рыли рвы и заселяли их мерзкими тварями.

Олдец поймал мошку и протянул Ругеру.

- Гляди, великий пахан, у кровососа десять ног. В природе у насекомых столько не бывает. Инферны вывели их на устрашение непрошенным гостям.

- Почему на другом берегу нет засады?

Вечный покачал головой.

- Я не силен в военном деле, великий пахан. Но вероятно, враги думают, что топь непроходима.

- Значит, надо пройти болото насквозь, - заключил Ругер.

- Не все пацаны умеют плавать, великий пахан, - заметил малой пахан Кутя Культя.

- Вот и хорошо, если попадут в трясину, быстрее отмучаются.

- Камелы, догсы и кэтсы не пройдут, - усомнился старый пахан Олдя Зверь.

- Догсов и кэтсов пусть несут на спинах. Камелов придется оставить. Жаль. Обратно досюда всю добычу придется тащить волоком, - посетовал Страшный, - Даю отдыха один день и одну ночь. Послезавтра утром выдвигаемся.

Когда войско зашло в болото, гнус обрушился на пацанов. Переход длился три дня. Иные отбиваясь от мошкары, оступились и утонули. Иных насекомые заели до смерти. Иные, добравшись до берега, потеряли крови сил столько, что не могли идти.

Ругер велел пересчитать людей. Когда ему сообщили результат, задумался. Позвал Вечного. Опалил его испепеляющим взглядом.

- Твои соплеменники хитроумны. Я не терял столько бойцов ни в одном бою, сколько в переходе через эту лужу.

- Инферны учатся по старым книгам, великий пахан, - спокойно заметил олдец, - Но у них нет твоего опыта и храбрости твоих бойцов.

Голос Страшного еле заметно дрогнул.

- Если все так старо, колдун, как ты говоришь, подскажи, что будет дальше? Я хочу быть готовым.

Вечный развел руками.

- Прости, великий пахан, но откуда мне знать? Тысяча лет прошла. В Инфернусе сменилось тридцать поколений. Это уже совсем другие люди. Я даже представить не могу, как они мыслят. Единственное, что могу сказать - будь бдителен. Следующая атака не будет похожа на предыдущую.

Ругер покачал головой и выслал на разведку самых ногастых следопытов.

12.

Быстроногие разведчики вернулись и сообщили, что на несколько переходов вперед нет никаких признаков людей. Есть только рогатый лес из неведомых каменных деревьев, да пустыня с зыбучими песками. Да еще круглая яма без дна, из которой валит горячий дым. Да еще хвостатые прямоходящие твари с телом как у человека, но звериной башкой и огромными нижними лапами, одну тварь пацаны поймали и зажарили. И еще много всяких мерзостей и чертовщины.

Через два дня сразу несколько разведчиков слегли, мучаясь внутренностями. Следующим утром их нашли мертвыми и почерневшими с неимоверно раздувшимися животами. На погребальном костре они лопались с противным пукающим звуком.

Еще через пару недобрых ночей то же случилось с третью оставшегося войска. Бойцы плакали и кричали, забыв пацанскую гордость и мужество. Над лагерем стоял смрадный запах, как в огромном старом нужнике. Померли храбрый Шура Коготь и мудрый Олдя Зверь и много других славных паханов и пацанов.

- Я бы на твоем месте, великий пахан, отделил заболевших от здоровых, - посоветовал Ругеру Вечный, - Так делали в Прошлые времена во время эпидемий.

Хмет загоготал из клетки.

- Втираешь пацанам кинуть корешей на отъезде, Пыльный? Добро. Замути, как трет бивень, Ругер, и наутро полкодлы свалит.

Колдун пожал плечами.

- Если ты этого не сделаешь, великий пахан, ты потеряешь все войско целиком.

После долгого раздумья Страшный велел всем здоровым уйти из лагеря и неподалеку построить другой, и запретил приближаться к больным товарищам.

- Не по понятиям, великий пахан, - не согласился седой авторитетный пахан Гуля Шкелет, - Твои отец и дед так не поступали.

- Что делать, если старые понятия для новых дел не подходят?- угрюмо парировал Ругер, - Ты хочешь остаться в прошлом, Шкелет?

Если новые времена таковы - они не по мне, - гордо ответил Гуля.

- Будь по-твоему, - сказал Ругер и перерезал Гуле глотку, - Ты - в прошлом, Гуля.

Через неделю новые случаи болезни прекратились. Из заболевших не выжил никто. В здоровом лагере все уцелели. Пацаны настаивали, чтобы пойти в мертвый лагерь, вынести оттуда умерших и проводить их в пламя как положено - с братскими объятиями. Но Вечный отсоветовал Ругеру и это делать.

- Иначе жертвы окажется бессмысленными. Спали зачумленную стоянку целиком.

Страшный глядел на огромный костер, скрестив руки, с мрачной улыбкой на лице.

- Чему радуешься, Страшный? - угрюмо спросил Ругера молодой пахан Ромик Одноглаз.

Другие паханы напряглись, решив, что Ромик сейчас умрет. Но Ругер лишь ласково потрепал Ромика по щеке и погасил длинным ногтем его единственное око.

- Ничего ты не видишь, слепец, - печально пожурил Страшный Ромика, - Разве я радуюсь? Я улыбаюсь мыслям о том, что сделаю с колдунами из подземной берлоги, которые наслали на пацанов такую ужасную и подлую смерть. До сих пор меня вела к Городу жажда славы, теперь к ней прибавилась ненависть. Обещаю вам и тем, кто ушел в небо с дымом - ни один проклятый кудесник не останется в живых. И очень многие из них будут умолять меня о великой милости - быстрой смерти.

13.

Прошло еще много дней, отмечая пройденный путь погребальными пепелищами. Однажды разведчики вернулись с известием, что в трех переходах впереди из земли торчит круглый купол.

- Это он, Urbis Infernus, - спокойно констатировал Вечный, - Я привел тебя к нему, великий пахан.

Страшный расспросил разведчиков, как укреплены подходы к куполу, и сколько колдунов они видели около него. Разведчики заявили, что колдунов не заметили ни одного, и укреплений на земле никаких нет. Вокруг купола - пусто и тихо.

Лица слышавших это посерели. Ругер медленно оглядел паханов, дрожа от ярости:

- Мандраж отпечатан на ваших рожах, как пинок на заднице. Чем вы напуганы, бакланы? Больше не верите мне? Разве тень Ругера Страшного стала короче?

Воцарилось недоброе молчание. Седовласый Боба Новый выступил вперед и ответил за всех.

- Спору нет, Ругер, тень твоя длинна. Но как быть, если врага нет, а его тень уже убила семерых из десяти? Перо не коцает дым, а угоревших насмерть - без счета.

Балаболу показалось, что одного из паханов в руке блеснул нож. Певец покосился на Вечного. Колдун шевелил губами, будто бормоча заклинания на неведомом языке.

'Накамлай мне жизнь, кудесник, - подумал Сежа, - О большем не прошу.'

Но олдец не колдовал и не молился. Он шептал самому себе:

'Как я мог так обмануться? Меня сбила с толку уверенность Ругера. Я устал ждать и поторопился. Решил, что нашел нового Аттилу. А теперь они просто перебьют друг друга, не дойдя до купола, и меня вместе с ними. Не из-за чего - просто от страха, вызванного ничем.'

- Погодите! - вдруг закричал Вечный, - Этот страх не настоящий!

Все обернулись к нему.

- Поясни, колдун, - сурово приказал Ругер.

- Поглядите на себя, - быстро, боясь потерять внимание паханов, заговорил олдец, - Посмотрите друг на друга. Здесь собрались храбрейшие верхнего мира. Не боящиеся не ни боли, ни смерти. Не отступившие перед тяготами и опасностями великого похода. Сами посудите, как таких могут испугать тишина и отсутствие врага?

Паханы переглянулись. На лицах некоторых появились глупые улыбки.

- Город наслал на нас звук, которого не слышат уши, - продолжал колдун, - Он неслышно проникает в самую душу и поселяет там страх. Но это не ваш страх - это отражение ужаса инфернов перед вами. Надо преодолеть его в себе, не думать о нем, сделать последнее усилие над собой и Город падет!

Ругер пристально посмотрел на Вечного и скомандовал:

- Паханы, поднимайте сотни! Мы идем на штурм.

14.

...На четвертом ярусе под землей бег Ругера замедлился. Еще через пару поворотов он остановился. Недоумение на лице Страшного сменилось удивлением, удивление растерянностью, растерянность ужасом. Широко раскрыв глаза, великий пахан пнул горку ржавчины, освещенную чадящим факелом, и воззрился на Вечного.

- Везде только пыль, гниль и засохший звериный помёт. Что это - морок? Последняя шутка колдунов? Где твои мудрые полубоги и несметные богатства, олдец?

- Может быть, на нижних этажах? - неуверенно предположил Сежа.

- Не надо себя обманывать, - отозвался Вечный.

Он стоял как истукан, уставившись невидящим взглядом в пыльный пол.

- Здесь давным-давно пусто. Подземного города нет, - он медленно пожал плечами, - Возможно, его, вообще, никогда не было.

Ругер изумленно разинул рот.

- А кто же тогда укокошил две трети моего воинства?

- Мутанты иногда - просто мутанты, - без эмоций в голосе ответил Вечный, - Дикари - всего лишь, дикари, и ничего больше. Болезнь - только болезнь, - олдец сделал паузу, - Страх - просто страх.

Сежа заржал как сумасшедший. От хохота он согнулся пополам, и, не разгибаясь, рывком помчался в темноту коридоров.

- Проклятый колдун! - заорал Ругер и взмахнул тесаком, - Заманил в трухлявый сарай среди мертвой пустыни и погубил мою армию!

Вечный зажмурился и услышал хрип Ругера. Открыл глаза и увидел затухающие конвульсии великого пахана на клинке Хмета. Скривившись, братоубийца стряхнул дергающегося Ругера с пера и вытер лезвие о рухнувший труп.

- Ну не медли, заканчивай со мной, - тоскливо попросил олдец, - сил нет ждать.

Хмет ухмыльнулся.

- Не очкуй, бивень. Я мочу для хабара и пацанской чести. Или за личный косяк. Был бы ты в натуре мозговитый олдовый жиган, может, и нашелся резон тебя приморить. Но по раскладу выходит, ты - просто клоун зажившийся. А в чем мне навар валить на глушняк болтливого деда, не вкуриваю.

Вечный пожал плечами.

- Не настаиваю.

- Без базара фартануло мне через тебя, - добавил Хмет, убирая клинок в Ругеров кожаный чехол, - Кабы не твое гонево гастрольное и не нынешний кипеж, я на рывке с кичи не выломился и Ругера не мочканул. Теперь я выведу кодло из непонятки, а авторитетные люди за это меня коронуют.

Хмет оглядел зал.

- А, может, и здесь с пацанами закантуюсь. Древняк без фуфла, хаза серьезная. Мужиков заведем - грязь ковырять. А что пустыня, так долбодятлы летают - значит, и человек жить может.

- Только знаешь, Пыльный, - добавил он, помрачнев, - как втыкаю, сколько фартовых пацанов , кто бы мне в бригаду мазёво встал, с твоей бодяги наглухо усохли, мне так хреновеет. Так что канай отсюда скорей, пока я тему не сменил.

Не дожидаясь второго приглашения, Вечный покинул комнату с мертвым старым паханом и живым новым и побежал по коридорам. В закутках и проходах, мимо которых он спешил, в прыгающем свете чадящих факелов разъяренные пацаны тыкали клинками в сгнившее трепье, пинали труху и в отчаяньи дрались друг с другом. Поднявшись на уровень, Вечный наткнулся на Балабола. Певец сидел, прислонившись к стене, и заливисто хохотал.

- Сежа... - тихо окликнул певца Вечный.

Балабол поднял к нему лицо, протянул в его сторону руку с вытянутым указательным пальцем, погрозил им, и зашелся в хохоте еще сильней. Отдышавшись, певец произнес:

- А ведь Ругер не ошибся: об этом походе я напишу такую песню, какую еще свет не видывал!

- Слушай, певец, слушай внимательно, - медленно заговорил Вечный, - Компьютеры. Мобильные устройства. Автомобили. Самолеты, Роботы. Генная инженерия. Информационные технологии. Сети. Телевидение. Электроэнергия, бумажные книги, асфальтовые дороги, аэропорты, торговые центры, кино, эскалаторы, метро.

Певец смахнул грязным рукавом слезы с глаз.

- Ты чего такой мрачный, старичок? Возмездие случилось, - Сежа хихикнул, - хоть и без твоего участия. Обидчики мертвы, - Балабол опять издал смешок, - давным-давно, косточки в прах рассыпались. Что же ты щебечешь по-птичьи с таким лицом, будто родное пепелище оплакиваешь?

Голос Вечного сорвался на крик:

- Цветные карандаши, английские скрепки, говорящие куклы! Удобная обувь и одежда, подогреваемые тротуары! Уличное освещение! Вай-фай в кафе! Сборные домики! Всего этого больше нет, но это было! Ты слышишь, певец?! Было!

Внезапно Сежа посерьезнел.

- Слышу, Вечный, слышу. Может, все, что ты бормочешь, когда-то и имело смысл, но теперь это только ветерок на развалинах. Слышал, как в древних городах через щели воет? Вот - оно. Ты лучше беги, олдец, беги. Не порти мне песню. Как я завтра буду петь о бессмертном, если сегодня бессмертный кони двинет?

Вечный отшатнулся и помчался по переходам наверх. Наконец, он выбежал к выходу и остановился под тусклым солнцем.

- Ну хорошо, а дальше - куда? - пробормотал Вечный про себя, - Куда идти, когда идти больше некуда?

Он представил одинокий путь назад через пустыню - хоронясь от Хметовой орды и диких зверей. Теперь - безо всякой сверхцели, только для выживания. Несколько недель без запасов еды и воды по бесплодной пустыне, убегая от надвигающейся холодной и голодной зимы. Вечный понял, что не дойдет. Значит, надо вовремя зарыться в бархан, чтобы изможденное тело не сожрали животные, иссыхать и мучиться до весны, пока не пойдут дожди и не пробьется зеленая трава, которую можно жевать.

От этих тоскливых мыслей Вечный пригорюнился и тихонько завыл.

ЮВЕЛИР

Заключенный боязливо застыл на пороге. Внешность выдавала в нем лагерного старожила с печатью долгого дурного питания и застарелого окаменевшего страха в чертах лица. Седоватая щетина на морщинистом подбородке и впалых щеках неряшливо топорщилась. Длинная кирпичного цвета шея торчала из несоразмерно широкого воротника пожелтевшей черно-белой робы. В руке гефтлинг сжимал такую же полосатую шапку.

Весенний ветер, ворвавшись через открытое окно, пахнул ему в лицо цветочной свежестью, взъерошил пачку бумаг, заставил сидящего за столом слегка поморщиться и открыть глаза.

Офицер в серой форме с похмельным одутловатым лицом и красной сеткой вокруг зрачков поднял голову, отложил карандаш. Вопросительно глянул на вошедшего.

- Заключенный Розенфельд?

- Так точно, герр комендант! - гефтлинг торопливо кивнул, сжав шапку в руке.

- Вы просили о разговоре со мной, - несмотря на яркое солнце, комендант зябко поежился и прикрыл окно, - Что Вам нужно?

- У меня очень важная информация для Вас.

- Садитесь, - комендант кивнул на стул.

Заключенный торопливо, но при этом осторожно уселся на край стула.

- Говорите.

- Герр комендант, - голос заключенного дрогнул, - Я узнал, что лагерь ликвидируется в связи с приближением войск союзников. Вместе со всем контингентом.

Выражение расслабленной усталости на лице коменданта омрачилось легкой тревогой.

- Откуда Вам известно?

- У меня - свои источники.

- Бауэр! - крикнул комендант.

В кабинет поспешно вошел громила с низким лбом и засученными рукавами. Комендант указал на Розенфельда.

- Этого - расстрелять. Немедленно, здесь же, во дворе комендатуры.

- Есть, герр Майер! - громила вытянулся и протянул сильную руку бывшего портового грузчика к гефтлингу.

- Нет! Вы не понимаете, меня нельзя убивать!

Гефтлинг часто заморгал от ужаса, нижняя челюсть мелко затряслась. Это выражение Майер видел слишком часто. Оно ему давно наскучило. Комендант нетерпеливо махнул рукой от себя и опять прикрыл глаза.

- Вы не понимаете! Я - инопланетянин!

Бауэр сгреб вырывающегося гефтлинга в охапку и потащил в выходу.

- Что? - комендант очнулся, по бледным губам пробежало подобие улыбки, - Бауэр, погодите! Да пустите же его. Что Вы сказали?

- Я - инопланетянин.

Комендант поглядел на Розенфельда с изумленным интересом.

- Такого я еще не слышал. Бауэр, оставьте нас. Садитесь, Розенфельд.

Гефтлинг с глазами, еще не утратившими выражения смертного ужаса, плюхнулся на стул.

- Итак, - сказал комендант, - Повторите, что Вы сейчас сказали.

- Я - инопланетянин, - захлебываясь, затараторил гефтлинг, - Не землянин. Не человек. Разумное существо другого биологического вида. Представитель другой цивилизации, далеко обогнавшей человечество в развитии.

Комендант помотал головой, сдерживая ухмылку.

- Хорошо, Розенфельд. Очень хорошо. И как Вы попали сюда, наш инопланетный гость?

- Прилетел на межзведном корабле. Я, собственно, и сейчас там нахожусь. Я лежу в специальной капсуле, транслирующей мое сознание в это тело, а все ощущения, им испытываемые, обратно в мой мозг. Лучше вряд ли смогу объяснить - в вашем языке нет нужной терминологии, да я и не специалист...

- Так Вы - шпион? Прилетели выведывать наши секреты?

Розенфельд испуганно отшатнулся.

- Нет, что Вы! Что за странная мысль? Сами подумайте, какие секреты я могу выведать в этом ужасном лагере?

- Тогда зачем Вы здесь?

- Я - в некотором смысле.... турист...

- Турист??

Майер на секунду оцепенел и расхохотался так, что чуть не рухнул вместе с креслом.

- Хотел бы я посмотреть то место, для которого мой лагерь - курорт!

- Да нет, все наоборот, - Розенфельд протестующе поднял руки и тут же испуганно убрал их на колени, - Как я уже говорил, наша цивилизация намного развитей Вашей. Дело в том, что наш мир абсолютно, тотально безопасен. Опять же, долго объяснять как это устроено. Но там - на нашей планете - разумному существу совершенно ничего не угрожает. У нас нет физических страданий, болезней, смерти от старости или несчастного случая. Никто не может причинить вред не только другим, но даже себе. Все попытки и инциденты такого рода пресекаются в зародыше специальными механизмами - вездесущими и всевидящими. И большинство принимает это как само собой разумеющееся. Но есть некоторые, немногие - такие как я.

- Какие - такие?

- Которым этого не достаточно. Вы можете себе представить мир, в котором невозможно испытать сладостного освобождения от боли, почувствовать восторг ухода от опасности, в котором нет ни палящей жары, ни обжигающего холода?

- Но ты не холоден и не горяч, - задумчиво пробормотал комендант.

- Что, герр комендант? - испуганно переспросил Розенфельд.

- Апокалипсис... Ничего, давайте дальше.

- Да, дальше, - радостно затряс головой Розенфельд, - Такая жизнь пресна. Вы не представляете, каково это - изо дня в день видеть только здоровых, безмятежно наслаждающихся жизнью, довольных всем существ, не знающих ни голода, ни боли, ни унижения?

- Не представляю, - голос коменданта стал ниже и глуше, - В послевоенной Германии в голодных и униженных недостатка не было... Ну так вернемся к Вашему повествованию. Вы отправились на Землю, чтобы увидеть все это?

Офицер нарисовал в воздухе неопределенную дугу позади себя.

- Нет, не увидеть, - на лице Розенфельда появилось восторженная улыбка, - Почувствовать, испытать! Нюхать, осязать, чувствовать кожей...

- И давно Вы здесь?

- В Ваших единицах времени - три месяца. Здесь, в лагере. На Земле - шесть лет.

- То есть, Ваш дух вселился в тело еврея Розенфельда, заключенного моего лагеря?

- Можно и так сказать.

Комендант усмехнулся.

- И почему Вы выбрали именно этот... гм.. объект для воплощения?

Розенфельд помотал головой.

- Он не первый, и не единственный. Я вселялся в разные тела. Я становился пожилым мелким клерком, которого бьет сумасшедшая жена. Проституткой в гамбургском припортовом притоне. Прокаженным в лепрозории. Умирающим солдатом в госпитале в Лейпциге. Все это было захватывающе, невыносимо прекрасно. Но каждый раз быстро приедалось. Мне хотелось все более сильных ощущений, большей опасности, более мучительных страданий...

Лицо коменданта помрачнело.

- И Вы решили, что в концлагере найдете все это.

- Да! Да! - на глазах Розенфельда выступили слезы, - Это... Это настоящее волшебство! Я не испытывал такой боли, такого плотского ощущения жизни, таких эмоций, как этот человек - унижение, страх, сожаление, ужас! А еще постоянная смерть кругом и возможность собственной гибели! Да, Розенфельд с его навыками оценщика ювелирных изделий сумел стать нужным администрации лагеря, для него эта опасность была невелика, но все же, все же...

- Так что же Вас тогда не устраивает, господин турист? Вы получили, что хотели.

Заключенный смешался.

- Две недели назад что-то произошло. Я не смог вернуться в свое тело.

Лицо Розенфельда посерело.

- Я не знаю, что случилось. Какое-то повреждение. Причем, с телом все в порядке - иначе я бы заметил. И с кораблем - тоже. Он так построен, что без проблем выдержит прямое попадание авиационной бомбы - останется пригоден и как жилище, и как транспортное средство. Судя по всему, повреждены какие-то внешние устройства. Они принимают и передают сигнал, но не реагируют на команду о выходе из тела реципиента. Возможно, дело в этих бомбежках, которые участились в последнее время.

- Да, Вы знаете, у нас тут война идет, - пробормотал комендант с еле заметной интонацией насмешки, - Ну так в чем проблема? Насколько я понимаю физиологию процессов, которые Вы только что описали, могу предположить, что если это тело умрет, Вашим устройствам неоткуда будет принимать сигналы, и спящая красавица проснется автоматически. Могу Вам помочь прямо сейчас.

Комендант открыл ящик стола и с улыбкой вытащил вальтер.

- Нет! Нет! - Розенфельд отпыргнул вместе со стулом на метр назад, - Вы не понимаете! - лицо Розенфельда плаксиво скривилось, он поник, - Не понимаете... Это устройство - для вселения в другие тела - оно предназначено не для этого, не для межпланетного туризма. В нем нет защиты от смертельного шока. Мое настоящее тело куда нежнее, беззащитнее человеческого. Наш вид тысячи лет ничего подобного не испытывал. В общем, если Розенфельд умрет, то с большой вероятностью умру и я. Нервная система не выдержит.

Комендант хмуро молчал.

- Самое досадное, - сказал Розенфельд, - Что корабль находится всего в нескольких километразх отсюда. Если бы я мог к нему подойти, я бы проник в него снаружи, отключил апаратуру и разбудил свое настоящее тело. Но у меня нет возможности выйти из лагеря и добраться до него!

Заключенный наклонился к Майеру и доверительно прошептал.

- Сначала я просто решил подождать, когда нас освободят американцы. Месяц, два - продолжать наслаждаться мучительной жизнью этого тела. Но вчера я узнал о ликвидации лагеря и понял, что дальше тянуть нельзя.

- Видите ли, господин Розенфельд... - перебил его Майер.

Лицо заключенного исказилось.

- Нет, нет, не надо меня больше называть этим именем! Оно не мое. У него запах смерти.

Комендант пожал плечами.

- А как Вас зовут?

Гефтлинг растерянно приподнял брови.

- Вы не сможете этого произнести.

- Хорошо. Тогда буду называть Вас Микромег. Вы читали Вольтера?

Гефтлинг помотал головой.

- Неважно. Так вот, господин Микромег, правильно ли я понял, что если Вы отсюда выйдете, еврей, в теле которого Вы сейчас находитесь, участь остальных заключенных лагеря не разделит.

- Наверно, - гефтлинг пожал плечами, - Я особо и не думал об этом.

Майер развел руками.

- В таком случае ничем не могу помочь. Расовая теория утверждает, что вредные еврейские наклонности передаются с кровью, и наша задача - ликвидировать еврейскую кровь. Если этого нельзя сделать, не убив Вас, мне придется выбрать Вашу смерть.

- Вы смеетесь? - Розенфельд истерично рванулся к коменданту, ударился грудью о столешницу, - Это не игра, герр комендант! Это не игра!

- А Вы только сейчас об этом догадались, господин инопланетянин? - Майер прищурился, - Вы думали, у нас тут такой Луна-парк для скучающих космических обывателей? Это же так захватывающе - кровь, грязь, боль, смерть?

Комендант с некоторым усилием встал. Заложив руки за спину, медленно вышел из-за стола. До Розенфельда донесся тяжелый дух многодневного перегара. Майер задумчиво покачался на каблуках. И сбоку двинул заключенному в зубы.

Гефтлинг булькнул, от неожиданности отскочил назад вместе со стулом. С трудом удержал равновесие. Майер повернулся к нему всем телом, широко расставив ноги, и ударил еще раз. Гефтлинг с грохотом упал, прикрывая лицо руками.

Майер отшвырнул стул. Он стал пинать извивающееся полосатое тело на полу.

- Что?... Что Вы делаете? - сумел произнести между ударами Розенфельд.

Его разинутый беззубый рот кровоточил.

- Что я делаю? - процедил Майер между ударами, - Избиваю еврея Розенфельда и этим доставляю Вам удовольствие. Это же именно то, зачем Вы сюда прибыли, не так ли? Вот так, например.

Майер пнул гефтлинга ниже ребер, вызвав у того новый сдавленный стон.

- Делаю то, что мне, в отличие от Вас, удовольствия никогда не доставляло, - приговаривал Майер между ударами, тяжело дыша, - Я учился на фармацевта, а стал охранником, палачом, убийцей. Потому что не было другого выхода. Я творил мерзости и заставлял других творить мерзости, потому что только так можно было спасти страну, нацию, расу!

Комендант распалялся все больше. Он уже почти кричал.

- И даже теперь, когда все это оказалось напрасным, мне придется убить всех заключенных, потому что даже это лучше для меня, для моих подчиненных, для моей страны, чем если хоть один из них расскажет, что здесь происходило на самом деле!

- Вы сможете!... Сможете!.. - прохрипел гефтлинг захлебывался кровью и воздухом.

- Что я смогу? - комендант остановился и недовольно поглядел на скрючившегося на полу заключенного, - Ну говорите, Розенфельд, не испытывайте мое терпение.

- Вы сможете убить Розенфельда, если захотите, - хлюпая разбитыми губами, прошептал гефтлинг.

Майер пожал плечами.

- Я это и так знаю.

Розенфельд сел на пол, со свистом выдыхая воздух с красными пузырями и держась за грудь.

- Я хотел сказать - у Вас есть выход. Я пришел Вам его предложить. Вы поможете мне добраться до корабля - я говорил, он совсем рядом. Я вернусь в свое тело, а после этого можете пристрелить Розенфельда, растоптать его сапогами, отгрызть ему голову. А потом я увезу Вас отсюда.

- Куда? - изумленно прошептал комендант.

- Куда хотите.

Гефтлинг перестал свистеть и задыхаться.

- Я понимаю Ваше состояние. Я знаю, что с Вашими коллегами сделали в Бухенвальде и в других местах. Уверен, Вы тоже в курсе. В Германии у Вас нет шансов. Я бы рекомендовал Аргентину, там к немцам, в стом числе и к бывшим нацистам относятся лояльно.

- Откуда Вы знаете?

Гефтлинг вздохнул.

- Я же сказал, кто я. Я знаю очень много. Решайтесь, герр комендант. У нас очень мало времени.

Он смотрел на Майера снизу вверх, но не как заключенный. Этот взгляд комендант тоже видел не раз. Когда с ним пытались договориться.

Розенфельд вышел из комендатуры с туго связанными за спиной руками. Майер остановил заключенного перед автомобилем и открыл дверцу. Кинул на переднее сиденье саквояж. Положил ладонь на лысый череп еврея и вдавил на заднее сиденье.

- Штандартенфюрер!

Комендант обернулся. К нему спешил высокий белокурый офицер в серой шинели.

- Что Вам, Шульц?

Офицер открыл рот, осекся, глянув на гефтлинга.

- Это труп. Говорите.

- В тридцати километрах - американский прорыв! - взволнованно доложил офицер.

- Значит, лагерь пора ликвидировать, - спокойно сказал Майер, - Прямо сейчас. Доверяю командование операцией Вам, штурмбаннфюрер.

Шульц удивленно поглядел на коменданта.

- А Вы, герр Майер?

- У меня важное дело. Связанное с этим телом.

Шульц заглянул в салон. Лицо штурмбанфюрера омрачилось. Губы сжались в бледную нитку.

- Это Розенфельд, ювелир. Я узнал его. Что этот еврей Вам пообещал?

Майер выпрямился.

- Полет на Луну, Дитрих. Знаете такую идиому из жаргона нашего контингента?

Рука Шульца как бы невзначай опустилась к кобуре.

- Вы не можете...

- Вы, в самом деле, ничего не понимаете?- тихо сказал комендант, - Все кончено, Дитрих. Все кончено.

На лице Шульца появилось выражение глубокого омерзения, будто он заметил, что вступил в дерьмо. Штурмбанфюрер убрал руку с кобуры.

- Вот так в трудный момент выясняется, кто в Движении из шкурных соображений. Я бы, не задумываясь, пристрелил Вас сейчас, но знаю, какая жалкая жизнь Вас ожидает. Вы же понимаете, что через год - ладно пять, да хоть десять! - мы вернемся в Париж и возьмем Москву. И тогда - да еще раньше, Вы пожалеете, что струсили, поймете, что продешевили, опрометчиво показав свое истинное лицо. Можете ехать со своим евреем и своим саквояжем к американцам, русским, к чертовой матери. Сделаем все без Вас в лучшем виде...

Ворота лагеря скрылись далеко позади. Автомобиль подпрыгивал на ямах и разбрасывал мелкую весеннюю грязь.

Комендант хмуро глядел на неухоженную дорогу, придерживая руль левой рукой. Правая время от времени подносила ко рту фляжку с коньяком.

- Герр комендант, - раздался слабый голос с заднего сиденья, - Может быть, сейчас, когда нас никто не видит, Вы развяжете мне руки? Я их уже не чувствую, а они нам с Вами еще пригодятся. Для того, чтобы разблокировать корабль, требуются некоторые манипуляции.

На губах коменданта появилась злая ухмылка.

- Разумеется, я полностью доверяю Вам и Вашей верности нашему соглашению, дорогой Микромег. Но что, если Розенфельд на мгновение возьмет тело под контроль? Тогда мне придется Вас убить. Кстати, а что думает обо мне Розенфельд?

С заднего сиденья послышалось только тяжелое дыхание.

- Вряд ли Вы отключили его сознание полностью. Вам ведь нужны его знания и опыт. Значит, Вы в курсе его размышлений. Ну, не трусьте, пришелец. Это же его мысли, а не Ваши.

Сзади раздался звук, как будто сдулся воздушный шарик.

- Он считает Вас зверем, герр комендант, - глухо сказал гефтлинг, - И Ваших подчиненных считает зверями. Бешеными животными.

Майер моргнул, вытер слезящиеся глаза рукой в перчатке.

- Какое странное совпадение. А мы считаем животными его самого и ему подобных. Не находите это забавным, господин Микромег? Как только люди стали относиться друг к другу как к мыслящим волкам и крысам, к нам прилетел настоящее разумное существо иного биологического вида. Ну, что Вы молчите, Микромег?

- Я же объяснил Вам, - ответил гефтлинг, - В сущности, я потому и прилетел сюда.

Майер отхлебнул коньяка, закашлялся.

- А Вам не приходило в голову, Микромег, что на самом деле Вы ниоткуда не прилетали? Вы - еврей Розенфельд, не выдержавший страданий и спятивший от ужаса и безысходности. Вообразивший себя инопланетянином, который находится в концлагере Третьего рейха по доброй воле и исключительно ради развлечения. Способным в любой момент покинуть истерзанное тело заключенного и переместиться в другое сильное, здоровое и свободное. Или вовсе никуда не перемещаться, а обратиться в бесплотный дух. И перестать быть узником, перестать быть евреем. Это ведь очень вероятно и логично. В моем лагере многие сошли с ума - и узники, и охранники.

Сзади послышалась возня. Пассажир пытался размять затекшие члены.

- Судя по обещанию господина штурмбаннфюрера, - заметил он, ворочаясь, - других узников - в Вашей версии психически здоровых - сейчас расстреливают из пулеметов и добивают из табельного оружия. А я в личном автомобиле коменданта удаляюсь от лагеря со скоростью сорок километров в час. Так кто из нас сумасшедший?

Майер рассмеялся.

- Мне нравятся люди, не теряющие чувство юмора в самых сложных ситуациях.

- Не называйте меня человеком.

Голос сзади показался Майеру рассерженным.

- Я не человек. И у меня нет никакого желания им быть.

Майер оглянулся с любопытством, так что чуть не съехал с дороги.

- Похоже, Вы очень горды своей расой и своим миром, Микромег , - пробормотал он, выправляя руль, - В таком случае я расскажу Вам немного про наш.

Майер выдохнул, наполнив кабину густым коньячным духом, тут же смешавшимся с парами бензина.

- Среди разнообразия земной фауны есть одно животное - родственник кошки, но больше похожее на крупную собаку, - начал он медленно, - Полосатое как тигр, с острыми ушами, с изогнутым дугой как у послушного унтерменша позвоночником. У гиен острые зубы и зоркие глаза, но сами они не охотятся. Они следят, когда хищник - тигр, лев, леопард поймает и загрызет зебру или антилопу. Сначала гиены ждут, когда хищник утолит инстинкт охоты и убийства. Потом - когда он насытит свое брюхо. И только когда тигр или лев, довольный и сытый, зевая, уходит на ночлег, в ночной тьме выползают они - обгрызать обрывки мяса и жил с обглоданных костей. Так вот, судя по Вашему рассказу, это и есть ваше место в мире.

- Это справедливо, герр комендант, - тихо сказал Микромег.

Майер оглянулся с ироничной улыбкой.

- Что-то представитель высшего разума слишком быстро согласился с положением пожирателя падали. Это трусость, Микромег. Мне кажется, Вы позорите свою расу.

- Когда тигр издыхает, - так же тихо проговорил Микромег, - его останки тоже достаются гиенам. И если он еще не умер, но одряхлев, не смог найти хорошего убежища, он может достаться гиенам и в этом случае. Я не возражаю против расположения нашей расы наверху пищевой цепочки.

Майер стянул с правой руки перчатку, взял ее за пальцы, слегка развернулся назад и хлестнул пассажира по глазам.

- А? Что?? - взвизгнул тот от неожиданности.

- Просто мне показалось, дорогой Микромег, - доверительной интонацией произнес комендант, - что Вы немножко утратили контроль. Розенфельд не по делу разговорился. Я решил Вам помочь.

Автомобиль остался около покосившегося указателя перед глубокой воронкой от авиабомбы. Комендант и его спутник брели по уже совсем безлюдным заброшенным местам. Впереди, шатаясь от слабости, показывая путь, шел инопланетянин с тяжелым саквояжем. На кистях Микромега виднелись сине-красные вмятинами от веревок. За ним с лопатой и изрядно опустевшей фляжкой нестроевым шагом плелся Майер.

Комендант запрокинул голову и принял в себя оставшиеся капли коньяка. Поморщился. Не глядя, отшвырнул фляжку назад. Встал, будто наткнувшись на неожиданную мысль.

- Пришелец! - проревел он в спину Микромегу, - Стоять!

Инопланетянин остановился. Вопросительно обернулся к Майеру.

- А почему Вы уверены, что я Вас не прикончу, когда мы сядем в Ваш аппарат, и просто не заберу его себе?

- А я разве не сказал? - удивленно поинтересовался пришелец, - Вы не сможете им воспользоваться. В случае моей смерти вся аппаратура самоуничтожится.

- Это почему же?

- Защита от попадания высокотехнологичного оборудования представителям низшей расы.

- Как Вы сказали? Низшей?

Майер насупился. Свел брови к переносице и уставился в землю. Потом махнул лопатой.

- Что встали, идите!

Микромег пожал плечами и пошел дальше.

-Так значит, Вы, все-таки, предполагали, что Вас здесь могут убить? - задумчиво бормотал Майер в спину пришельцу, - Странно, что за десяток лет, что Вы здесь торчите, этого не случилось. Вы же омерзительны, инопланетянин. И, наверно, в любом обличии. Вы мне не нравитесь даже больше...

- Шесть лет, - спокойно поправил Микромег, - Я здесь шесть лет. Я говорил.

Некоторое время комендант шёл, опустив голову вниз.

- Погодите? С тридцать девятого?

Штандартенфюрер запнулся.

- То есть, с Вас все и началось? Вы все это начали, гиены занебесные. Вот это все - безнадежную войну на два фронта. Поклонение ничтожному крикуну с дурацкой челкой. Веру в призрачную победу, которой скормили лучшую часть нации. Вы заморочили нам мозги. Чтобы потом обжираться нашими бедами. Вы нас до этого довели?

Майер рванулся и схватил гефтлинга за горло. Почти невесомое тело Розенфельда колыхнулось в полосатой робе.

- Да что Вы, нет, конечно нет!

Микромег выглядел не испуганным, а, скорее, удивленным,

-Вы же разумный человек. Видели все своими глазами. Люди все сделали сами, своими руками. Этим они для нас и хороши - их не надо ни к чему подталкивать. Вы умеете сами превращать свою жизнь в ужас и кошмар. Никакая внешняя сила - тем более инопланетная, вам для этого не нужна. Я только воспользовался... Только приобщился...

- Сами? Своими руками? - повторил Майер.

- Да, потому я и прилетел. Вы еще строили планы в счастливом неведении. Еще только готовились начать свою гекатомбу. А я уже видел на вашей планете будущее золото военных страданий, бриллианты предсмертного ужаса, изумруды голодных мук, невиданное сокровище для стонущего от скуки бессмертного разума. И все это в мегамасштабах!

Майер мрачно слушал, помахивая лопатой.

- Вы все время пропускаете такое удовольствие как власть над людьми. Как будто это Вас не интересует. Не верю.

Инопланетянин пренебрежительно отмахнулся.

- Она нужна для достижения других целей. Но сама по себе не интересна. Как все, что достается слишком просто. Вы не представляете, как вы, люди, примитивны и манипулируемы.

Он хмыкнул.

- Хотя, отчего же? После Гитлера-то могли бы и представить.

Майер остановился и отвернулся от Микромега. Пару секунд он стоял спиной к инопланетянину, заложив руки с лопатой за спину. Его щека ритмично дергалась, нижняя губа слегка дрожала. Внезапно он обернулся, застав спутника врасплох. Тот отпрянул, вопросительно уставившись на коменданта.

- Скажите, Микромег, а в Вашем космосе есть евреи?

- Евреи?

Майер кивнул.

- Ну да, евреи. А что Вы так смотрите? Евреи есть везде. Их не может не быть. У турок евреями были армяне. Я думаю, свои евреи есть даже и у китайцев, и у индусов. Они могут по-разному называться - коммунистами, левыми, социал-демократами, католиками. Они могут иначе выглядеть, но они обязательно есть. Везде, где есть здоровое тело, непременно заведутся паразиты. Живущие за его счет, ненавидящие его, заражающие стыдными болезнями, разрушительными идеями, извращениями, слабоумием. Которые делают его слабым. Чтобы удобнее было пожирать. И тело перестает быть здоровым, оно болеет, становится добычей для окружающих хищников. Или, может, паразиты были, но ваша раса с ними справились? И после этого вы покорили звезды?

Майер помолчал. Пристально посмотрел на гефтлинга.

- Или все случилось наоборот? Что-то в Вашем описании Ваш заоблачный мир не очень похож на Асгард с чертогами Валхаллы, на рай героев и богов. Это больше смахивает на мечту торгашей и вырожденцев. И, может быть, Вы и есть зажравшийся космический еврей. От пресыщения извращениями ищущий грязь погрязнее в самой вонючей дыре Вселенной? Так Вы, все-таки - еврей, пришелец?

- У Вас богатое воображение, герр Майер, - спокойно сказал Розенфельд.

После выхода из комендатского автомобиля с ним случилась удивительная метаморфоза. Гефтлинг выпрямился, как будто даже стал выше ростом. Его взгляд из испуганно бегающего превратился в спокойный и уверенный. По губам Розенфельда бродила улыбка. Он оглядел поле. Ветерок шевелил остатки волос по сторонам желтой головы.

- Расслабьтесь, Ганс. Через считанные часы мы с Вами будем в Южной Америке. Я оттуда полечу к себе домой, а Вы продадите связки золотых часов из своего саквояжа, и этого Вам хватит, чтобы начать заново. Вы еще не старый человек, у Вас вся жизнь впереди.

- Спасибо, Розенфельд.

- Пока не за что.

- Боюсь, другой возможности поблагодарить не представится.

- Что?

Инопланетянин обернулся. Дуло вальтера смотрело ему прямо в лоб.

- Вы меня хорошо позабавили напоследок. Меня очень развлекла Ваша безумная попытка сохранить или хотя бы продлить свою жизнь. Это было настолько нагло, что даже вызвало некоторое уважение. Это так не похоже на Ваших соплеменников, как бараны покорно идущих под нож. Но, к моему искреннему сожалению, пора заканчивать. Если это Вас немного утешит, скажу, что я Вас переживу очень ненадолго. Сдаваться я не собираюсь.

- Майер, не говорите чепухи, никто сейчас не умрет - ни Вы, ни я. Мы уже пришли, - Микромег смотрел на коменданта с сочувственным превосходством, - Мой корабль - вон под этим камнем. Камень маскировочный. Если не хотите поворачиваться ко мне спиной - хорошо. Дайте лопату. Я сам сейчас откопаю.

Майер посмотрел на гефтлинга. Пожал плечами, швырнул ему лопату и отступил на пару шагов. Розенфельд уверенно подошел небольшому холмику и воткнул лезвие. Через несколько секунд блеснуло что-то металлическое. Розенфельд обернулся и победно глянул на Майера.

- Что мне делать в этой Аргентине? - растерянно пробормотал Ганс Майер, - Продавать микстуры, как отец-аптекарь? Я уже и не помню, как их готовят.

- Да Вы не беспокойтесь, Ганс, - весело сказал Микромег, - Я не собираюсь оставлять Вас надолго. Вы для меня очень удачное приобретение.

- То есть?

- Вы имеете опыт руководства людьми - причем весьма экстремального руководства, замечу. При этом сегодняшний день показал, что у Вас гибкое мышление, Вы способны усваивать новое. Вы молоды, энергичны. У Вас есть воля и хватка.

- Но зачем я Вам?

Розенфельд кинул еще пару лопат. Майеру показалось, что он уже видит обширную блестящую поверхность. Сердце коменданта бешено заколотилось. Он почувсвовал головокружение.

- У меня большие виды на Землю. Здесь можно, говоря земным языком, делать очень хорошие гешефты. В моем мире миллионы таких как я, которые будут не прочь испытать что-то подобное моему опыту.

Микромег повернулся к Майеру. Как бы невзначай шагнул в его сторону.

- И этот куш у меня в руках! Войны, эпидемии, нищета, голод - и все естественное, без малейшей фальши! Настоящие, качественные страдания, боль, ужас! Вы даже не представляете, какой Луна-парк мы с Вами устроим из этой планеты! Да-да, именно вместе.

Микромег увлеченно вещал, размахивая лопатой, как торжественным жезлом. Его лицо побагровело. Зрачки расширились как у кокаиниста.

- Покорить Землю особого труда не составит - технические уровни не сопоставимы. Ваше оружие против нашего - просто детские игрушки! Но ведь завоеванным надо еще управлять? А кто с этим справится лучше местных? Вы вытянули выигрышный билет, Майер! Должность оберкапо всей Земли - каково, а?? А??!

Майер выстрелил три раза подряд. Тело Розенфельда несколько раз дернулось и застыло.

Раздался грохот. Поверхность земли совсем рядом с Майером встала на дыбы, повернулась и сильно ударила плашмя по рукам, животу и голове...

Кто-то кричал над правым ухом. Майер услышал, но не смог разобрать слова. Он открыл глаза и увидел странные шнурованные ботинки, покрытые пылью, и правее - коричневые форменные штаны в пятнах грязи.

Комендант с трудом приподнялся. В голове гулко загудело. Боль, пульсируя, пробежала от виска к виску, чувствительно ударила в лобную кость изнутри. Майер выпрямился, сидя, пытаясь удержать равновесие.

Расплывчатые тени перед ним также приобрели вертикальное положение. Через фильтр из слез и пыли они показались Майеру инопланетянами.

- Бросай оружие!

Майер хотел отшвырнуть вальтер, но тот просто выпал из его руки в нескольких сантиметрах от ноги. Ганс Майер отпихнул его сапогом в сторону теней. Неожиданно резкость усилилась. Тени превратились в троих военных в чужой форме - Майер предположил, что американской. Обмундирование одного из них выглядело чуть иначе, чем у двух других. Внешность этих двоих показалась Гансу символичной - один был негр, другой - носат и рыжеволос. Теперь уже бывший комендант обратился к первому.

- Да я и не собирался стрелять. Вы будете смеяться, офицер - извините, не могу разобрать Вашего звания, но именно сегодня я остро почувствовал родство со всем человечеством.

Майер поглядел на заходящее солнце.

-Сколько я тут провалялся?

- Вы - Ганс Майер, штандартенфюрер СС?

Американец говорил на немецком чисто, лишь с каким-то необычным выговором. Майер осторожно кивнул. В голове опять больно загудело.

- Да, это я.

- Подойдите с поднятыми руками.

Майер поднял руки, с трудом встал и, качаясь, пошел к американцам.

- Я сдаюсь.

Офицер бросил что-то солдатам на английском. Те коротко переглянулись и ни слова не говоря, медленно отошли за пригорок. Майер разглядел квадратный подбородок под каской и арийские зелено-голубые глаза.

- Ваше предки - из Германии? Из какой части? - спросил Майер, - Вы хорошо говорите по-немецки.

Офицер пристально смотрел Майеру в лицо, будто пытаясь разглядеть что-то необычное. Он молчал.

-Похоже, я контужен, офицер. Мне нужен медицинский осмотр.

- Медицинский осмотр? - переспросил американец.

Его красивые брови удивленно изогнулись.

- Мы были в лагере. Там еще оставались живые, когда мы вошли. Ваши подчиненные так торопились успеть до нашего прихода, что поливали бензином умирающих кричащих людей. Вы - нелюдь, бешеное животное.

Майер хмыкнул и отрицательно замотал головой.

- Да нет, Вы ошибаетесь, я - человек.

- На колени, руки за голову.

Майер опустился в грязь и закинул руки за голову. По его лицу блуждала безумная улыбка. Ноги в коричневых штанах обошли его и остановились позади. Раздался щелчок взводимого курка.

- Если бы Вы знали, офицер, какую услугу я только что оказал всему...

Выстрела он не услышал.